В творческой лаборатории державина пересказ. Гавриил Романович Державин: краткая биография. "На взятие Измаила"

Молодость

Карьера писателя

Конармия

Творчество

Арест и расстрел

Семья Бабеля

Исследователи творчества

Литература

Библиография

Издания сочинений

Экранизации

(первоначальная фамилия Бобель ; 1 (13) июля 1894, Одесса - 27 января 1940, Москва) - русский советский писатель, журналист и драматург еврейского происхождения, известный своими «Одесскими рассказами» и сборником «Конармия» о Первой Конной Армии Будённого.

Жизнеописание

Биография Бабеля, известная во многих подробностях, всё же имеет некие пробелы, связанные с тем, что автобиографические заметки, оставленные самим писателем, во многом являются приукрашенными, изменёнными, или даже «чистым вымыслом» с определённой целью, соответствовавшей политическому моменту того времени. Тем не менее, устоявшаяся версия биографии писателя такова:

Детство

Родился в Одессе на Молдаванке в семье бедного торговца Маня Ицковича Бобеля (Эммануила (Мануса, Мане) Исааковича Бабела ), родом из Белой Церкви, и Фейги (Фани ) Ароновны Бобель. Начало века было временем общественных беспорядков и массового исхода евреев из Российской империи. Сам Бабель выжил во время погрома 1905 года (его спрятала христианская семья), а его дед Шойл стал одним из трёхсот убитых тогда евреев.

Чтобы поступить в подготовительный класс одесского коммерческого училища Николая I, Бабель должен был превысить квоту на студентов-евреев (10 % в черте оседлости, 5 % за её пределами и 3 % для обеих столиц), но несмотря на положительные отметки, дававшие право на обучение, место было отдано другому юноше, чьи родители дали взятку руководству училища. За год образования на дому Бабель прошёл программу двух классов. Помимо традиционных дисциплин, он изучал Талмуд и занимался музыкой.

Молодость

После ещё одной неудачной попытки поступить в Одесский университет (вновь из-за квот) он оказался в Киевском институте финансов и предпринимательства, которую закончил под своей первоначальной фамилией Бобель . Там он встретил свою будущую жену Евгению Гронфейн, дочь богатого киевского промышленника, которая бежала с ним в Одессу.

Свободно владея идишем, русским и французским языками, Бабель первые свои произведения писал на французском языке, но они до нас не дошли. Затем он отправился в Петербург, не имея на это, по собственным воспоминаниям, права, так как город находился вне черты осёдлости. (Недавно обнаружен документ, выданный петроградской полицией в 1916 году, который разрешал Бабелю проживать в городе на время учёбы в Психоневрологическом институте, что подтверждает неточность писателя в его романтизированной автобиографии). В столице ему удалось поступить сразу на четвёртый курс юридического факультета Петроградского психоневрологического института.

Первые рассказы на русском Бабель опубликовал в журнале «Летопись» в 1915. «Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и «Мама, Римма и Алла» привлекли внимание, и Бабеля собрались судить за порнографию (1001-я статья), чему помешала революция. По совету М. Горького, Бабель «ушёл в люди» и переменил несколько профессий.

Осенью 1917 года Бабель, отслужив несколько месяцев рядовым, дезертировал и пробрался в Петроград, где в декабре 1917 года пошёл работать в ЧК, а затем в Наркомпрос и в продовольственных экспедициях. Весной 1920 г. по рекомендации М. Кольцова под именем Кирилла Васильевича Лютова был направлен в 1-ю Конную армию в качестве военного корреспондента Юг-РОСТа, был там бойцом и политработником. С нею он воевал на румынском, северном и польском фронтах. Потом работал в Одесском губкоме, был выпускающим редактором 7-ой советской типографии, репортёром в Тифлисе и Одессе, в Госиздате Украины. Согласно озвученному им самим мифу в автобиографии, в эти годы не писал, хотя именно тогда начал создавать цикл «Одесских рассказов».

Карьера писателя

Конармия

В 1920 году Бабель был назначен в 1-ю Конную армию, под командованием Семёна Будённого и стал участником Советско-польской войны 1920 года. Всю кампанию Бабель вёл дневник («Конармейский дневник» 1920 год), который послужил основой для сборника рассказов «Конармия», в котором насилие и жестокость русских красноармейцев сильно контрастирует с интеллигентностью самого Бабеля.

Несколько рассказов, которые позже вошли в сборник «Конармия», были опубликованы в журнале Владимира Маяковского «Леф» в 1924 году. Описания жестокости войны были далеки от революционной пропаганды того времени. У Бабеля появляются недоброжелатели, так Семён Будённый был в ярости от того, как Бабель описал жизнь и быт красноармейцев и потребовал казни писателя. Но Бабель находился под покровительством Максима Горького, что гарантировало публикацию книги, которую, впоследствии, перевели на многие языки мира. Климент Ворошилов в 1924 г. жаловался Дмитрию Мануильскому, члену ЦК, а позже главе Коминтерна, что стиль произведения о Конармии был «неприемлемым». Сталин же считал, что Бабель писал о «вещах, которые не понимал». Горький же высказал мнение, что писатель, наоборот, «украсил изнутри» казаков «лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев».

Знаменитый аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес писал про «Конармию»:

Творчество

В 1924 году в журналах «Леф» и «Красная новь» опубликовал ряд рассказов, позднее составивших циклы «Конармия» и «Одесские рассказы». Бабель сумел мастерски передать на русском языке стилистику литературы, созданной на идише (особенно это заметно в «Одесских рассказах», где местами прямая речь его героев является подстрочным переводом с идиша).

Советская критика тех лет, отдавая должное таланту и значению творчества Бабеля, указывала на «антипатию делу рабочего класса» и упрекала его в «натурализме и апологии стихийного начала и романтизации бандитизма».

В «Одесских рассказах» Бабель в романтическом ключе рисует жизнь еврейских уголовников начала XX века, находя в обиходе воров, налётчиков, а также мастеровых и мелких торговцев экзотические черты и сильные характеры. Самым запоминающимся героем этих рассказов является еврей-налётчик Беня Крик (его прототип - легендарный Мишка Япончик), по выражению «Еврейской энциклопедии» - воплощение бабелевской мечты о еврее, умеющем постоять за себя .

В 1926 году выступил редактором первого советского собрания сочинений Шолом-Алейхема, в следующем году адаптировал для кинопостановки роман Шолом-Алейхема «Блуждающие звёзды».

В 1927 году принял участие в коллективном романе «Большие пожары», публиковавшемся в журнале «Огонёк».

В 1928 Бабель опубликовал пьесу «Закат» (поставлена во 2-м МХАТ), в 1935 - пьесу «Мария». Перу Бабеля принадлежит также несколько сценариев. Мастер короткого рассказа, Бабель стремится к лаконизму и точности, сочетая в образах своих персонажей, сюжетных коллизиях и описаниях огромный темперамент с внешним бесстрастием. Цветистый, перегруженный метафорами язык его ранних рассказов в дальнейшем сменяется строгой и сдержанной повествовательной манерой.

В последующий период, с ужесточением цензуры и наступлением эпохи большого террора Бабель печатался всё меньше. Несмотря на свои сомнения относительно происходящего, не эмигрировал, хотя имел такую возможность, навещая в 1927, 1932 и 1935 годах свою жену, проживавшую во Франции, и родившуюся после одного из этих визитов дочь.

Арест и расстрел

15 мая 1939 Бабель был арестован на даче в Переделкино по обвинению в «антисоветской заговорщической террористической деятельности» и шпионаже (дело № 419). При аресте у него изъяли несколько рукописей, которые оказались навсегда утраченными (15 папок, 11 записных книжек, 7 блокнотов с записями). Судьба его романа о ЧК остается неизвестной.

На допросах Бабеля подвергали жестоким пыткам. Военной коллегией Верховного Суда СССР он был приговорён к высшей мере наказания и расстрелян на следующий день, 27 января 1940. Расстрельный список был подписан лично Иосифом Сталиным. В числе возможных причин неприязни Сталина к Бабелю называют то, что он был близким другом Я.Охотникова, И.Якира, Б.Калмыкова, Д.Шмидта, Е.Ежовой и других "врагов народа".

В 1954 году посмертно реабилитирован. При активном содействии Константина Паустовского, весьма любившего Бабеля и оставившего о нём тёплые воспоминания, после 1956 года Бабель был возвращён в советскую литературу. В 1957 году был издан сборник «Избранное» с предисловием Ильи Эренбурга, который назвал Исаака Бабеля одним из выдающихся писателей XX века, блестящим стилистом и мастером новеллы.

Семья Бабеля

Евгения Борисовна Гронфейн, с которой он сочетался законным браком, в 1925 году эмигрировала во Францию. Его другая (гражданская) жена, с которой он вступил в отношения после расставания с Евгенией - Тамара Владимировна Каширина (Татьяна Иванова), их сын, названный Эммануилом (1926), позже стал известен в хрущёвское время как художник Михаил Иванов (член «Группы девяти»), и воспитывался в семье отчима - Всеволода Иванова, считая себя его сыном. После расставания с Кашириной Бабель, выезжавший заграницу, на некоторое время воссоединился с законной супругой, которая родила ему дочь Наталью (1929), в замужестве - американский литературовед Натали Браун (под чьей редакцией было издано на английском языке полное собрание сочинений Исаака Бабеля).

Последняя (гражданская) жена Бабеля - Антонина Николаевна Пирожкова, родила ему дочь Лидию (1937), с 1996 года проживала в США. В 2010 году в возрасте 101 года приезжала в Одессу и смотрела макет памятника мужа. Скончалась в сентябре 2010 года.

Влияние

Творчество Бабеля оказало огромное влияние на литераторов так называемой «южнорусской школы» (Ильф, Петров, Олеша, Катаев, Паустовский, Светлов, Багрицкий) и получило широкое признание в Советском Союзе, его книги переведены на многие иностранные языки.

Наследие репрессированого Бабеля в чём-то разделило его судьбу. Его начали снова печатать лишь после «посмертной реабилитации» в 1960-х годах, тем не менее, его произведения подвергались сильной цензуре. Дочь писателя, американская гражданка Натали Бабель (Браун, англ. Natalie Babel Brown , 1929-2005) сумела собрать малодоступные или неопубликованные произведения и издать их с комментариями («The Complete Works of Isaac Babel», 2002).

Исследователи творчества

Одним из первых исследователей творчества И.Э.Бабеля был харьковский литературовед и театральный критик Л.Я.Лифшиц

Литература

Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917. - М.: РИК «Культура», 1996. - 492 с. - 5000 экз. - ISBN 5-8334-0019-8
Воронский А., И. Бабель, в его кн.: Литературные портреты. т. 1. - М. 1928.
И. Бабель. Статьи и материалы. М. 1928.
Русские советские писатели-прозаики. Биобиблиографический указатель. т. 1. - Л. 1959.
Белая Г.А., Добренко Е.А., Есаулов И.А. "Конармия" Исаака Бабеля. М., 1993.
Жолковский А. К. , Ямпольский М. Б. Бабель/Babel. - М.: Carte blanche. 1994. - 444 с.
Есаулов И. Логика цикла: "Одесские рассказы" Исаака Бабеля // Москва. 2004. № 1.
Крумм Р. Создание биографии Бабеля - задача журналиста.
Могултай . Бабель // Удел Могултая. - 17 сентября 2005 года.
The enigma of Isaac Babel: biography, history, context / edited by Gregory Freidin. - Stanford, Calif.: Stanford University Press, 2009. - 288 p.

Память

В настоящее время в Одессе проводится сбор средств горожан на памятник Исааку Бабелю. Уже получено разрешение городского совета; монумент будет стоять на пересечении улиц Жуковского и Ришельевской, напротив дома, где он когда-то жил. Торжественное открытие планируется в начале июля 2011-го года, ко дню рождения писателя.

Библиография

Всего Бабелем написано около 80 рассказов, объединённых в сборники, две пьесы и пять киносценариев

Цикл статей «Дневник» (1918) о работе в ЧК и Наркомпросе
Серия очерков «На поле чести» (1920) на основе фронтовых записок французских офицеров
Сборник «Конармия» (1926)
Еврейские рассказы (1927)
«Одесские рассказы» (1931)
Пьеса «Закат» (1927)
Пьеса «Мария» (1935)
Неоконченный роман «Великая Криница», из которого была опубликована только первая глава «Гапа Гужва» («Новый мир», № 10, 1931)
фрагмент повести «Еврейка» (опубликован в 1968 г.)

Издания сочинений

Избранное. (Предисл. И. Эренбурга). - М. 1957.
Избранное. (Вступ. ст. Л. Поляк). - М. 1966.
Ибранное: для юношества/Сост., предисл. и коммент. В. Я. Вакуленко. - Ф.: Адабият, 1990. - 672 с.
Дневник 1920 (конармейский). М.: МИК, 2000.
Конармия И.Э. Бабель. - Москва: Детская литература, 2001.
Собрание сочинений: В 2 т. - М., 2002.
Избранные рассказы. Библиотека Огонька, М., 1936, 2008.
Собрание сочинений: в 4 т. / Сост., прим., вступ. ст. Сухих И. Н. - М.: Время, 2006.

Бабель Исаак Эммануилович, биография которого представлена в статье, - прозаик, переводчик, драматург, очеркист. Настоящая его фамилия - Бобель, также он известен под псевдонимами Баб-Эль и К. Лютов. Этот человек был расстрелян большевиками в 1940 году. В 1954 году был посмертно реабилитирован Исаак Бабель.

Биография его начинается 30 июня (12 июля) 1894 года. Именно тогда Исаак Эммануилович родился в Одессе. Отцом его был Эммануил Исаакович Бобель.

Детство, период обучения

В годы раннего детства будущий писатель проживал в Николаеве, около Одессы. В возрасте 9 лет он поступил в местное Коммерческое училище им. графа Витте. Через год перевелся в Одесское коммерческое училище имени Николая I. Бабель окончил его в 1911 году. К этому времени относится его обучение игре на скрипке. Уроки Бабелю давал П.С. Столярский, известный музыкант. Также будущий писатель увлекался произведениями французских авторов. По настоянию своего религиозного отца в то же время Бабель серьезно занялся изучением древнееврейского языка. Он читал еврейские священные книги. Исаак Эммануилович получил звание почетного гражданина после успешного завершения обучения в Одесском коммерческом училище. Тогда же он подал заявление о приеме на экономическое отделение Киевского коммерческого института. Бабель был принят в институт и в течение нескольких лет проживал в Киеве. Обучение он закончил с отличием в 1916 году, получив звание кандидата.

Первое напечатанное произведение, жизнь в Саратове

В киевском журнале "Огни" было напечатано первое произведение Бабеля - рассказ "Старый Шлойме". После того как разразилась русско-германская война, Исаак Эммануилович был зачислен в ополчение, однако не принимал участия в военных действиях.

В 1915 году Бабель был зачислен на четвертый курс Петроградского психоневрологического института (юридический факультет). Однако он не окончил это учебное заведение. В 1915 году Бабель некоторое время находился в Саратове. Здесь он создал рассказ под названием "Детство. У бабушки", после чего вернулся в Петроград.

Первая встреча с М. Горьким

Встреча с Максимом Горьким произошла осенью 1916 года в редакции журнала "Летопись". В ноябре 1916 года в этом журнале были опубликованы два рассказа Бабеля - "Мама, Римма и Алла" и "Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна". В этом же году в "Журнале журналов", петроградском издании, появился цикл очерков, объединенных под названием "Мои листки".

В созданной в 1928 году "Автобиографии" Исаак Эммануилович, говоря о первой встрече с Горьким, отмечал, что всем обязан ей и до сих пор произносит имя этого писателя с благодарностью и любовью.

Жизнь Бабеля "в людях"

И.Э. Бабель, биография которого отмечена дружбой с М. Горьким, писал, что тот научил его очень важным вещам, а затем, когда выяснилось, что несколько его юношеских опытов были случайной удачей, что пишет он плохо, Максим Горький отправил его "в люди". Бабель отметил в "Автобиографии", что он "ушел в люди" на 7 лет (1917-24 гг.). В это время он был солдатом, находился на румынском фронте. Бабель также работал в иностранном отделе ЧК переводчиком. В 1918 году его тексты публиковались в газете "Новая жизнь". В этом же году летом Исаак Бабель принимал участие в продовольственных экспедициях, организованных Наркомпродом.

В период с конца 1919 по начало 1920 года проживал в Одессе Исаак Бабель. Краткая биография писателя дополняется новыми важными событиями. Писатель служил в Госиздате Украины, где заведовал редакционно-издательским отделом. Весной 1920 года под именем Лютова Кирилла Васильевича, корреспондента Югроста, Исаак Эммануилович отправился в Здесь он пробыл несколько месяцев. Писатель вел дневники, а также публиковал свои очерки и статьи в газете "Красный кавалерист". После перенесенного тифа, в конце 1920 года, Исаак Эммануилович вернулся в Одессу.

Новые публикации, жизнь в Москве

В 1922-1923 гг. Бабель начал активно публиковать свои рассказы в газетах г. Одессы ("Моряк", "Известия" и "Силуэты"), а также в журнале "Лава". Среди этих произведений необходимо отметить следующие рассказы: "Король", включенный в цикл "Одесские рассказы", и "Гришук" (цикл "Конармия"). Практически весь 1922 год прожил в Батуми Бабель. Биография его отмечена также посещением других грузинских городов.

В 1923 году писатель установил связи с московскими литераторами. Он начал публиковаться в "Красной нови", в "Лефе", в "Прожекторе", а также в "Правде" ("Одесские рассказы" и новеллы из "Конармии"). Еще будучи в Одессе, Исаак Эммануилович познакомился с Владимиром Маяковским. Затем, после того как Бабель окончательно перебрался в Москву, он свел знакомство со многими находившимися здесь писателями - с А. Воронским, С. Есениным, Д. Фурмановым. Отметим, что первое время Исаак Эммануилович жил в Сергиевом Посаде (под Москвой).

"Конармия"

В середине 1920-х годов вхождение его в литературу было сенсационным. Созданные Бабелем новеллы "Конармии" отличались необыкновенной даже для того времени прямотой и остротой изображения зверств и кровавых событий периода Гражданской войны. При этом его произведения характеризуются редким изяществом слова, изысканностью стиля. Бабель, биография которого свидетельствует о том, что он был знаком с Гражданской войной не понаслышке, с особой резкостью передает ее кровавые события. В них оказались вовлечены три культурных слоя, вряд ли до этого пересекавшиеся в отечественной истории. Речь идет о евреях, русской интеллигенции и народе. Эффект этого столкновения формирует нравственный и художественный мир прозы Бабеля, полный надежды и страданий, прозрений и трагических ошибок. "Конармия" сразу же вызвала очень острую полемику, в рамках которой столкнулись различные точки зрения. В частности, командарм Первой Конной С.М. Буденный воспринял это произведение как клевету на красных. А вот А. Воронский и М. Горький считали, что глубина изображения людских судеб в коллизиях времен Гражданской войны, правда, а не пропаганда - вот основная задача писателя.

"Одесские рассказы"

Бабель в своих "Одесских рассказах" изобразил романтизированную одесскую Молдаванку. Ее душой стал Беня Крик, "благородный" бандит. В книге весьма колоритно, лирически и иронико-патетически представлен быт одесских торговцев и налетчиков, мечтателей и мудрецов. Он изображен, словно уходящая эпоха. "Одесские рассказы" (пьеса "Закат" стала вариантом сюжетов второй книги) являются одним из самых значительных событий отечественной литературы середины 20-х годов прошлого века. Они оказали большое влияние на творчество ряда писателей, среди которых - И. Ильф и Е. Петров.

Путешествия по СССР и зарубежные поездки

С 1925 года Исаак Эммануилович много ездит по СССР (юг России, Киев, Ленинград). Он собирает материалы о недавних событиях Гражданской войны, служит секретарем сельсовета в деревне Молоденово, расположенной на Москве-реке. Летом 1927 года впервые отправляется за границу Бабель. Биография его отмечена сначала после чего - в Берлин. Выезды за рубеж с этого времени становятся практически ежегодными до 1936 года. В 1935 году Исаак Эммануилович представил доклад в защиту культуры на парижском Конгрессе писателей.

Встречи с Горьким

Много раз Бабель встречался с Максимом Горьким, который внимательно следил за его творчеством и всячески его поддерживал. После того как умер сын Горького, Алексей Максимович пригласил Исаака Эммануиловича к себе в Горки. Здесь он прожил с мая по июнь 1934 года. В этом же году, в августе, Бабель произнес речь во время I Всесоюзного съезда советских писателей.

Бабель: биография и творчество второй половины 1930-х гг.

Во второй половине 1930-х годов работа Исаака Эммануиловича связана в основном с литературной обработкой творчества других писателей. В частности, Бабель работал над следующими киносценариями: по произведению "Как закалялась сталь" Н. Островского, по поэме "Дума про Опанаса" Вс. Багрицкого, а также над сценарием фильма о Максиме Горьком. Также он создал адаптацию произведения Тургенева для кинематографа. Речь идет о сценарии фильма под названием "Бежин луг" для С.М. Эйзенштейна. Этот фильм, надо сказать, был запрещен и уничтожен как "идейно порочный". Однако это не сломило такого писателя, как Исаак Бабель. Биография и творчество его свидетельствуют о том, что он не гнался за славой.

В 1937 году Исаак Эммануилович сообщил в печати об окончании работы над пьесой о Г. Котовском, а спустя два года - над сценарием "Старая площадь". При жизни писателя, однако, не было опубликовано ни одно из этих произведений. Осенью 1936 года вышел последний сборник его рассказов. Последнее выступление Бабеля в печати - это новогодние пожелания, которые были опубликованы 31 декабря 1938 года в "Литературной газете".

Арест, расстрел и реабилитация

Биография Бабеля по датам продолжается тем, что 15 мая 1939 года на московской квартире Исаака Эммануиловича, а также на его даче, расположенной в Переделкино (где он находился в это время), был произведен обыск. Во время обыска изъяли 24 папки с его рукописями. Впоследствии они не были найдены в архивах ФСК. 29-30 июня, после ряда непрерывных допросов, Бабель дал показания. Впоследствии в нескольких заявлениях он отказывался от них. В речи, произнесенной на суде, Исаак Эммануилович попросил предоставить ему возможность завершить свои последние произведения. Однако ему не суждено было это сделать. Исаака Эммануиловича приговорили к расстрелу. 27 января 1940 года был казнен Бабель. Краткая биография его завершается тем, что тело писателя в тот же день было кремировано в Донском монастыре.

Через 14 лет, в 1954 году, Исаак Эммануилович был полностью реабилитирован, поскольку в его действиях не обнаружили состава преступления. После этого споры вокруг его судьбы и творчества возобновились. Они не прекращаются и по сей день. Бабель, биография и творчество которого были нами рассмотрены, - писатель, с произведениями которого, безусловно, стоит познакомиться.

БАБЕЛЬ, ИСААК ЭММАНУИЛОВИЧ (1894–1940), русский советский писатель. Родился 1 (13) июля 1894 в Одессе на Молдаванке, в семье торговца-еврея. В Автобиографии (1924) Бабель писал: «По настоянию отца изучал до шестнадцати лет еврейский язык, Библию, Талмуд. Дома жилось трудно, потому что с утра до ночи заставляли заниматься множеством наук. Отдыхал я в школе». Программа Одесского коммерческого училища, в котором учился будущий писатель, была очень насыщенной. Изучались химия, политэкономия, законоведение, бухгалтерия, товароведение, три иностранных языка и другие предметы. Говоря об «отдыхе», Бабель имел в виду ощущение свободы: по его воспоминаниям, на переменах или после занятий ученики уходили в порт, в греческие кофейни или на Молдаванку «пить в погребах дешевое бессарабское вино». Все эти впечатления легли позднее в основу ранней прозы Бабеля и его Одесских рассказов .

Писать Бабель начал в пятнадцать лет. В течение двух лет писал по-французски – под влиянием Г.Флобера , Г.Мопассана и своего учителя французского языка Вадона. Стихия французской речи обострила ощущение литературного языка и стиля. Уже в первых своих рассказах Бабель стремился к стилистическому изяществу и к высшей степени художественной выразительности. «Я беру пустяк – анекдот, базарный рассказ, и делаю из него вещь, от которой сам не могу оторваться... Над ним будут смеяться вовсе не потому, что он веселый, а потому, что всегда хочется смеяться при человеческой удаче», – объяснял он впоследствии свои творческие устремления.

Рано выявилось и главное свойство его прозы: соединение разнородных пластов – как языка, так и изображаемого быта. Для его раннего творчества характерен рассказ В щелочку (1915), в котором герой за пять рублей покупает у хозяйки квартиры право подсматривать жизнь проституток, снимающих соседнюю комнату.

Окончив Киевский Коммерческий институт, в 1915 Бабель приехал в Петербург, хотя и не имел права на жительство за чертой оседлости. После того как его первые рассказы (Старый Шлойме , 1913, и др.), опубликованные в Одессе и в Киеве, остались незамеченными, молодой писатель уверился в том, что только столица может принести ему известность. Однако редакторы петербургских литературных журналов советовали Бабелю бросить писательство и заняться торговлей. Так продолжалось больше года – до тех пор, пока он не пришел к Горькому в журнал «Летопись», где и были опубликованы рассказы Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна и Мама, Римма и Алла (1916, № 11). Рассказы вызвали интерес у читающей публики и у судебных органов. Бабеля собирались привлечь к уголовной ответственности за порнографию. Февральская революция спасла его от суда, который уже был назначен на март 1917.

Бабель служил в Чрезвычайной Комиссии, в качестве корреспондента газеты «Красный кавалерист» находился в Первой Конной армии, участвовал в продовольственных экспедициях, работал в Наркомпросе, в Одесском губкоме, воевал на румынском, северном, польском фронтах, был репортером тифлисских и петроградских газет.

К художественному творчеству вернулся в 1923: в журнале «Леф» (1924, № 4) вышли рассказы Соль , Письмо , Смерть Долгушова , Король и др. Литературный критик А.Воронский писал о них: «Бабель не на глазах читателя, а где-то в стороне от него уже прошел большой художественный путь учебы и потому покоряет читателя не только «нутром» и необычностью жизненного материала, но и... культурностью, умом и зрелой твердостью таланта...».

Со временем художественная проза писателя оформилась в циклы, давшие названия сборникам Конармия (1926), Еврейские рассказы (1927) и Одесские рассказы (1931).

Основой для сборника рассказов Конармия послужили дневниковые записи. Первая Конная, показанная Бабелем, отличалась от красивой легенды, которую сочинила о буденновцах официальная пропаганда. Ему не простили очернительства. Горький, защищая Бабеля, писал, что тот показал бойцов Первой Конной «лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев». Буденный же назвал Конармию «сверхнахальной бабелевской клеветой». Тем не менее творчество Бабеля уже рассматривалось как значительное явление в современной литературе. «Бабель не был похож ни на кого из современников. Но прошел недолгий срок – современники начинают понемногу походить на Бабеля. Его влияние на литературу становится все более явным», – писал в 1927 литературный критик А.Лежнев.

Попытки разглядеть в революции страсть и романтику обернулись для писателя душевной тоской. «Почему у меня непроходящая тоска? Потому, что (...) я на большой, непрекращающейся панихиде», – писал он в дневнике. Своего рода спасением стал для Бабеля фантастический, гиперболизированный мир Одесских рассказов . Действие рассказов этого цикла – Король , Как это делалось в Одессе , Отец , Любка Казак – происходит в почти мифологическом городе. Бабелевская Одесса населена персонажами, в которых, по словам писателя, есть «задор, легкость и очаровательное – то грустное, то трогательное – чувство жизни» (Одесса ). Реальные одесские уголовники Мишка Япончик, Сонька Золотая Ручка и др. в воображении писателя превратились в художественно достоверные образы Бени Крика, Любки Казака, Фроима Грача. «Короля» одесского преступного мира Беню Крика Бабель изобразил защитником слабых, своеобразным Робином Гудом. Стилистика Одесских рассказов отличается лаконичностью, сжатостью языка и в то же время яркой образностью, метафоричностью. Требовательность Бабеля к себе была необычайна. Один только рассказ Любка Казак имел около тридцати серьезнейших редактур, над каждой из которых писатель работал несколько месяцев. Паустовский в своих воспоминаниях приводит слова Бабеля: «Стилем-с берем, стилем-с. Я готов написать рассказ о стирке белья, и он, может быть, будет звучать, как проза Юлия Цезаря».

В литературном наследии Бабеля насчитывается около восьмидесяти рассказов, две пьесы – Закат (1927, впервые поставлена в 1927 режиссером В.Федоровым на сцене Бакинского рабочего театра) и Мария (1935, впервые поставлена в 1994 режиссером М.Левитиным на сцене Московского театра «Эрмитаж»), пять киносценариев, среди которых Блуждающие звезды (1926, по мотивам одноименного романа Шолом-Алейхема), публицистика.

«Очень трудно писать на темы, интересующие меня, очень трудно, если хочешь быть честным», – писал он из Парижа в 1928. В 1937 Бабель написал статью Ложь, предательство и смердяковщина , прославляющую показательные процессы над «врагами народа». Вскоре после этого признался в частном письме: «Очень плохо живется: и душевно, и физически – не с чем показаться к хорошим людям». Трагедия героев Одесских рассказов воплотилась в новелле Фроим Грач (1933, опубл. в 1963 в США): заглавный персонаж пытается заключить «договор чести» с властью, но погибает.

В последние годы жизни писатель обратился к теме творчества, которое осмысливал как лучшее, на что способен человек. Об этом написан один из его последних рассказов – притча о волшебной силе искусства Ди Грассо (1937).

Бабель был арестован 15 мая 1939 и, обвиненный в «антисоветской заговорщической террористической деятельности», расстрелян 27 января 1940.

Тема нашего урок ― жизнь и творчество Гавриила Романовича Державина.

Тема: Русская литература XVIII века

Урок: Г.Р. Державин. Жизнь и творчество

Люди XVIII века строили судьбу в соответствии с тем, какой должна быть жизнь. Все эти представления они находили в книгах.

Петр Великий строил свою жизнь в соответствии с тем представлением об отце народа, каким представлялось в классицистической драме. Державин строил свою жизнь в соответствии с тем представлением, которое показывали книги.

У Державина есть, написанные им мемуары, которые являются и его автобиографией, и памфлетом (поучением). Он считал свою жизнь неким образцом. Державин считал свои ошибки поучительными. Реальные события жизни поэта были яркими, наполненными и взлетов, и падений.

Гавриил Романович родился в семье мелкопоместных дворян в родовом имении Сокуры под Казанью 14 июля 1743 года, где провёл детство. Он рано лишился отца, отставного майора Романа Николаевича. Взлет в жизни Державина всегда заканчивался падением. Он добивался офицерского чина и попадал под суд; дважды становился губернатором, после чего попадала в опалу. Он был министром при Александре I, что закончилось окончательной отставкой. Державин потерял во время Пугачевского бунта целое состояние, но выиграл около 40 тыс. рублей в карточной игре. В конце жизни, когда вице-канцлер, бывший министр, фаворит сразу трех царей окончательно ушел со службы и поселился в своей деревне, началась реальная жизнь поэта. У людей того времени не было такой роли в тех сценарий, которые играли его предшественники. Поэты могли играть роль лишь придворных, а не отдельных, сформировавшихся поэтов. Роли поэта, который не участвует в придворной жизни, который погружен в мелочи своего существования, до Державина русская литература не знала. Никто из его современников не представлял себе, что существует место просто поэта, а не придворного, наставника или советника. Державин сам создал для себя эту роль и сам ее сыграл в этом огромном спектакле.

Державин превыше всего ставил ум и разум. Он всегда следовал классическому образцу. Он – писатель, который всегда лично обращался к предмету и выражал свое отношение, проповедовал. Державин всегда ориентировался на триединство времени, места и действия. Все эти признаки классицизма связаны с тем, что именно в эпоху Державина происходит то, что происходило несколько веков раньше в Европе. Державина можно также считать и поэтом русского Ренессанса. В средневековой Европе, личность человека впервые заинтересовала самого человека, и уважение человека стало рассматриваться как главное. Уважения Бога уступило место человеку. Человек превыше всего с его мелкими человеческими подробностями, житейскими переживаниями, с какими - то бытовыми вещами. Он оказывается в центре внимания искусства, и это делает классициста Державина поэтом русского Ренессанса.

Жизнь Державина и была его творчеством, а стихи поэта были только средством. Со временем оказалось, что именно творчество является главным в жизни поэта. Все его итоги и выводы остались на бумаге. Определенные итоги своей бурной карьеры Державин подвел в нескольких сточках стиха:

«Правило жить»

«Утешь поклоном горделивца, Уйми пощечиной сварливца, Засаль подмазкой скрып ворот, Заткни собаке хлебом рот,- Я бьюся об заклад, Что все четыре замолчат.»

Всю жизнь Державину не хватало умения ладить с людьми. Эти правила жизни, которые он вывел в самом конце, не могли ему помочь в то время. Он жил далеко от столицы. Все, что он писал, он адресовал людям, а не себе. Державин постоянно обращался к кому-то со стороны, к какому-то читателю, который был очень далеко. Это были послания императрице, фаворитам, вельможе. За конкретным адресатом, которому должен был предназначаться классицистический текст, чувствуется другой адресат. Автор мог обращаться к Богу, к царю, к герою. Державин всегда говорил от своего имени, но за тем, что он говорил, стояло живое человеческое чувство. Державин мог находиться на службе не более двух лет, потому что постоянно вступал в конфликты с чиновниками. Он заваливал императрицу письмами с просьбой спасти 800 тыс. рублей. Но императрица привыкла к воровству и давно смирилась, не видя в воровстве чего-то особенно зазорного. Она сама дарила дома своим фаворитам, не особо следила за царской казной. Державин постоянно пытался добиться справедливости, что всякий раз раздражало его покровителей. Стихи, которые рождались во время ухода поэта от дел, каждый раз становились все более важными и интересными. Державин для нас – первый поэт, которого мы можем читать без объяснений и комментариев. Конечно же, у Державина встречаются слова, которые нам могут быть непонятны.

«Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень веществ…»

«Глагол времен! металла звон! Твой страшный глас меня смущает; Зовет меня, зовет твой стон, Зовет - и к гробу приближает. Едва увидел я сей свет, Уже зубами смерть скрежещет, Как молнией, косою блещет, И дни мои, как злак, сечет»

(«На смерть князя Мещерского»)

«Река времен в своем стремленье Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей. А если что и остается Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрется И общей не уйдет судьбы.»

(«Река времен в своем стремленье…»)

Державин писал длинные тексты, которые трудно запомнить. Но отдельные строчки – запоминаются. Другие авторы очень часто брали Державинские строчки для названия своих книг. Державин создал нечто такое, что до него не существовало. Он считал своим предназначением видеть то, что не чувствовали другие и уметь это передать. Автор часто писал о смерти. Одной из его первых од является ода «На смерть князя Мещерского». Державин писал о бренности человеческого существования. Державин часто провоцировал своего читателя.

Одним из первых поэтов, кто обратил свой взор на ипостась Державина, был Пушкин. Сам Александр Сергеевич вспоминает, как он относился к Державину в юности:

"Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не позабуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, написавшую "Водопад"... Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвисли: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел "Воспоминания в Царском Селе", стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом... Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять... Меня искали, но не нашли..." На выпускном лицейском вечере Пушкин читал стихи, и Державин после прочтения текста, бросился обнимать молодого поэта. В своем романе в стихах «Евгении Онегине» Пушкин написал: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил…».

Существует представление, что поэты враждуют и конкурируют друг с другом. Они не дружат в жизни, они всегда оставались и остаются соперниками, стараясь, превзойти друг друга. Последовательность и связь поколений связано с отталкиванием, иногда, непримиримой. Державин благословил Пушкина, но Пушкин никогда не подражал Державину. Ломоносов спорил с утверждениями Феофана Прокоповича. Феофан спорил с древними авторами. Место Державина в литературе определяется не тем, что он благословил Пушкина, а тем, что он сделал вопреки своих предшественников.

«Я связь миров, повсюду сущих, Я крайня степень вещества; Я средоточие живущих, Черта начальна божества; Я телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю, Я царь - я раб - я червь - я бог! Но, будучи я столь чудесен, Отколе происшел? - безвестен; А сам собой я быть не мог. Твое созданье я, создатель! Твоей премудрости я тварь, Источник жизни, благ податель, Душа души моей и царь! Твоей то правде нужно было, Чтоб смертну бездну преходило Мое бессмертно бытие; Чтоб дух мой в смертность облачился И чтоб чрез смерть я возвратился, Отец! - в бессмертие твое» (ода «Бог»)

Державина никогда не имел, какого либо отношения к точным наукам. Но и он ставил под сомнение акт Божественного творения мир и человека. «А сам собой я быть не мог…» (ода «Бог»). В Ломоносове поэт и ученый сочетались. Поэзия для Ломоносова была не целью, а лишь средством. Для Державина поэзия служила средством карьерного роста, но постепенно становилась для него целью и смыслом.

Ломоносов в своих стихах пытается развивать свои научные взгляды.

7 октября 1803 года был уволен в отставку и отстранён от всех государственных постов («уволен от всех дел»). В отставке поселился в своём имении Званка в Новгородской губернии. В последние годы своей жизни занимался литературной деятельностью. Державин скончался в 1816 году в своём доме в имении Званка. Гавриил Романович Державин и его вторая супруга Дарья Алексеевна (умерла в 1842 году) похоронены в Спасо-Преображенском соборе Варлаамо-Хутынского монастыря близ Великого Новгорода. (Детей Г. Р. Державин не имел ни от первого, ни от второго брака.)

1. Макогоненко Г. П. Русское просвещение и литературные направления XVIII в. // Русская литература. Л., 1959.

2. Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века.― М.:2000

3. История русской литературы XVIII века: учебник для вузов / Павел Александрович Орлов. – Москва: Высшая школа, 1991.

1. Проанализируйте поэзию Г.Державина.

3. *Составьте кроссворд на тему: «Жизнь и творчество Г.Р. Державина».

Введение

2. Пейзажная лирика Державина

5. Анакреонтические стихи

6. Драматические произведения

Заключение

Введение

В последней трети XVIII века в поэзии, как и в драматургии, произошли большие сдвиги.

Устойчивость поэтических принципов классицизма охранялась сложившейся жанровой системой. Поэтому дальнейшее развитие поэзии не могло осуществляться без нарушений, а затем и разрушений канонических форм жанровых образований. Эти нарушения стали допускать, как было отмечено, сами писатели-классицисты (Ломоносов, Сумароков, Майков, Херасков и молодые поэты из его окружения). Но настоящий бунт в царстве жанров совершил Гавриил Романович Державин.

Молодой поэт учился у своих именитых предшественников: правилам версификации у Тредиаковского, поэтической практике у Ломоносова и Сумарокова. Но так уж сложилась биография Державина, что с самых первых его шагов в поэзии наставницей ему была сама жизнь.

Действительно, поэт увидел истинную природу - мир многозвучный и многоцветный, в его вечном движении и изменениях, безгранично раздвинув рамки поэтического (от самых высоких сюжетов до воспевания пивной кружки). Главными же врагами Державина были все те, кто забывал "общественное благо", интересы народа, предавшись сибаритству или ласкательству при дворе.

1. Ода в творчестве Г.Р. Державина

В "Оде на день рождения ее величества, сочиненной во время войны и бунта 1774 года" поэт, обращаясь к Екатерине, утверждал: "Враги, монархиня, те ж люди",- и призывал ее к милости. В своих биографических "Записках", созданных уже в конце жизни, Державин, вспоминая о Крестьянской войне, отметил крайнее раздражение народа против правительственных войск и симпатии к Пугачеву простых солдат.

Несмотря на то что в местах, охваченных пугачевщиной, Державин пробыл около трех лет, его неумение ладить с начальством сослужило ему плохую службу, он оказался совершенно обойденным наградами и в конце концов, помимо своего желания, "выпущен в статскую".

Но и гражданская служба была полна потрясений. Будучи советником экспедиции доходов, Державин слишком честным и прямолинейным исполнением служебного долга вызвал ненависть своего начальника, одного из наиболее влиятельных екатерининских вельмож, князя Вяземского.

Обласканный Екатериной II после появления "Фелицы" (1783) и отправленный губернатором в Олонецкую губернию, он рассорился там с наместником Тутолминым, когда тот в своем описании края исказил положение крестьян. В штыки была встречена начальством и губернаторская деятельность поэта в Тамбове (1786-1788). Державин много сделал для просвещения дворянской молодежи, охотно предоставляя для занятий собственный дом. В "Записках" мы читаем: "У губернатора в доме были всякое воскресенье собрания, небольшие балы, а по четвергам концерты, в торжественные же, а особливо в государственные праздники - театральные представления из охотников, благородных молодых людей обоего пола составленные. Но не токмо одни увеселения, но и самые классы для молодого юношества были учреждены поденно в доме губернатора". В открытой Державиным типографии стала печататься первая в России губернская газета - "Губернские ведомости".

В 1791 году Державин стал личным секретарем Екатерины II по принятию прошений. Но близость к императрице также не содействовала служебной карьере поэта, который "лез" к государыне с делами, когда она вовсе не склонна была ими заниматься. Больше того, стихотворец и монархиня глубоко разочаровались друг в друге: став вхожим во дворец, Державин увидел изнанку придворной жизни и "не собрался с духом и не мог таких ей тонких писать похвал, каковы в оде Фелице и тому подобных сочинениях, которые им писаны не в бытность его еще при дворе: ибо издалека те предметы, которые ему казались божественными и приводили дух его в воспламенение, явились ему, при приближении ко двору, весьма человеческими и даже низкими и недостойными великой Екатерины, то и охладел так его дух, что он почти ничего не мог написать горячим чистым сердцем в похвалу ее". Державин при этом с осуждением замечает в "Записках", что Екатерина II управляла государством больше по "своим видам, нежели по святой правде", а сам он ей "правдою своею часто наскучивал".

С произведениями своих литературных наставников (Ломоносова, Сумарокова, Тредиаковского, Хераскова) Державин познакомился еще в Казанской гимназии. Ломоносовские мотивы звучат в стихотворении "Монумент Петра Великого" (1776)-оно даже по названию перекликается с "Надписью к статуе Петра Великого" Ломоносова. Державин воспевает Петра как просвещенного монарха.

Свое восхищение Ломоносовым Державин выразит в 1779 году в "Надписи" к его портрету:

Се Пиндар, Цицерон, Вергилий - слава Россов,

Неподражаемый бессмертный Ломоносов,

В восторгах он своих, где лишь черкнул пером,

От пламенных картин поныне слышен гром.

В оде "На великость" из них, обращаясь к "народам" и "царям", поэт провозглашает, что истинная "великость" заключается в служении людям. Резко звучала "Ода на знатность", легшая потом в основу знаменитого стихотворения "Вельможа". Державин, вслед за Кантемиром и Сумароковым, утверждает внесословную ценность человека:

Нет той здесь пышности одежд,

Царей и кукол что равняет,

Наружным видом от невежд,

Что имя знати получает.

Я строю гусли и тимпан;

Не ты, сидящий за кристаллом

В кивоте, блещущий металлом,

Почтен здесь будешь мной, болван.

Переломным моментом в творчестве Державина явился 1779 год. Поэт вспоминал впоследствии: "Он в выражении и стиле старался подражать г. Ломоносову, но, хотев парить, не мог выдержать постоянно, красивым набором слов, свойственного единственно российскому Пиндару велелепия и пышности. А для того с 1779 года избрал он совсем другой путь". Главная заслуга Державина заключалась в сближении поэзии с жизнью. В его произведениях впервые перед русским читателем предстали картины сельской жизни, современные политические события, природа средней полосы, придворный и усадебный быт. Главным предметом изображения стала человеческая личность - не условный, вымышленный герой, а живой современник, с реальной судьбой и лишь ему присущими чертами. Поэт заговорил в стихах о самом себе, раскрыл страницы собственной биографии - все это для русской литературы было ново и совершенно необычно. Рамки классицизма оказались тесными для Державина, и, сохранив характерное для данного направления представление о прямом воспитательном воздействии искусства, он в своей творческой практике полностью отверг учение о жанровой иерархии. Низкое и высокое, печальное и смешное соединились в одном и том же произведении, отразив жизнь в ее единстве контрастов.

Черты новизны обнаруживаются, прежде всего, в стихотворении "На рождение в Севере порфирородного отрока" (1779). По теме - это поздравительная ода, написанная по случаю дня рождения наследника, будущего императора Александра I. По форме шутливая песенка, где удачно используется сказочный мотив о поднесении феями подарков царственному младенцу. В отличие от привычного для оды четырехстопного ямба, она написана хореем, придающим ей плясовой ритм. В сниженном плане изображаются традиционные для оды античные божества: Борей у Державина - "лихой старик", с "белыми власами и с седою бородой", нимфы "засыпают... с скуки", сатиры греют руки у костра. Вместо обобщенной картины природы в стихотворении - конкретная пейзажная зарисовка русской зимы: "иней пушистый", "метели", "цепи льдисты" на быстрых водах. Державин в известной мере все же следует здесь за Ломоносовым: образ царя-младенца дан слитно с образом матери-России:

Сим Россия восхищенна

Токи слезны пролила,

На колени преклоненна,

В руки отрока взяла.

Царевич представляет собой соединение всех совершенств, необходимых земному богу. Гении ему приносят

Тот обилие, богатство,

Тот сияние порфир;

Тот утехи и приятство.

Тот спокойствие и мир...

Будь страстей твоих владетель,

Будь на троне человек! -

отражен взгляд Державина на личность монарха: царь, прежде всего человек, и только человек. Поэт высказывает здесь и свой творческий принцип - он собирается изображать не человека вообще, а человека со всеми присущими ему качествами.

В стихах "На рождение в Севере..." обнаруживается прямая полемика с Ломоносовым. Кроме отмеченного в них хорея (вместо четырехстопного ямба), шутливого тона в зарисовке мифологических персонажей (сатиры и нимфы), отметим, что Державин начинает свои стихи строкой (с небольшим изменением) из известной оды 1747 года Ломоносова ("С белыми Борей власами" - у Державина, "Где с белыми Борей власами" - у Ломоносова).

К романтическому жанру элегии тяготеет философская ода "На смерть князя Мещерского" (1779). Тема скоротечности бытия, неизбежности смерти, ничтожности человека перед лицом вечности давно знакома русской литературе (вспомним хотя бы памятник XVI века "Прение Живота и Смерти"). И поэт перекликается с этими мотивами, когда говорит о трагическом законе бытия:

Ничто от роковых когтей,

Никая тварь не убегает;

Монарх и узник - снедь червей,

Гробницы злость стихий снедает;

Зияет время славу стерть:

Как в море льются быстры воды,

Так в вечность льются дни и годы;

Глотает царства алчна смерть

С большой эмоциональной силой пишет Державин о внезапном приходе смерти, приходе всегда неожиданном для человека, опять-таки следуя в данном случае средневековым мотивам:

Не мнит лишь смертный умирать

И быть себя он вечным чает;

Приходит смерть к нему, как тать,

И жизнь внезапну похищает.

"Как сон, как сладкая мечта", проходит молодость. Все житейские радости, любовь, пиршества обрываются смертью; "Где стол был яств, там гроб стоит".

Судьба князя Мещерского, "сына роскоши, прохлади нег",- конкретное воплощение этой трагической коллизии человеческого бытия. Но и в этом стихотворении Державин сумел сочетать два разных плана восприятия мира и соединить две разные художественные манеры. Во второй части стихотворения звучат эпикурейско-горацианские мотивы, особенно отчетливо выраженные в заключительной строфе:

Жизнь есть небес мгновенный дар;

Устрой ее себе к покою

И с чистою твоей душою

Благословляй судеб удар.

В отличие от первой части, близкой благодаря обилию риторических вопросов и риторических восклицаний ораторской речи, вторая звучит элегически спокойно и напоминает дружескую беседу с читателем. Новаторский характер стихотворения проявляется и в том, что автор в качестве одного из героев стихотворения изображает себя.

Программным произведением Державина, заставившим читателей сразу заговорить о нем как о большом поэте, была "Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым мурзою, издавна проживающим в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге". Ода была напечатана 1783 году в журнале "Собеседник любителей российского слова". По словам В.Г. Белинского, "Фелица" - одно из "лучших созданий Державина. В ней полнота чувства счастливо сочеталась с оригинальностью формы, в которой виден русский ум и слышится русская речь. Несмотря на значительную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне. Олицетворяя в себе современное общество, поэт тонко хвалит Фелицу, сравнивая себя с нею и сатирически изображая свои пороки".

"Фелица" - наглядный пример нарушения классицистской нормативности, прежде всего благодаря сочетанию оды с сатирой: образу просвещенного монарха противопоставляется собирательный образ порочного мурзы; полушутя, полусерьезно говорится о заслугах Фелицы; весело смеется автор над самим собой. Слог стихотворения представляет, по словам Гоголя, "соединение слов самых высоких с самыми низкими".

Образ Фелицы у Державина отличается многоплановостью. Фелица - просвещенная монархиня и в то же время - частное лицо. Автор тщательно выписывает личные привычки Екатерины, ее образ жизни, особенности характера:

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом.

Новизна стихотворения заключается, однако, не только в том, что Державин изображает частную жизнь Екатерины II, новым сравнительно с Ломоносовым оказывается и сам принцип изображения положительного героя. Если, например, образ Елизаветы Петровны у Ломоносова предельно обобщен, то здесь комплиментарная манера не мешает поэту показать конкретные дела правительницы, ее покровительство торговле и промышленности, она - тот "бог", по словам стихотворца,

Который даровал свободу

В чужие области скакать,

Позволил своему народу

Сребра и золота искать;

Который воду разрешает

И лес рубить не запрещает;

Велит и ткать, и прясть, и шить;

Развязывая ум и руки.

Велит любить торги, науки

И счастье дома находить.

Фелица "просвещает нравы", пишет "в сказках поученья", но на "любезную" ей поэзию она смотрит как на "летом вкусный лимонад". Оставаясь в рамках дифирамба, Державин следует правде и, может быть, сам того не замечая, показывает ограниченность Екатерины-писательницы, которая стремилась развивать литературу в духе охранительных идей.

Державин, как и его предшественники, противопоставляет современное царствование предыдущему, но делает это опять-таки предельно конкретно, с помощью нескольких выразительных бытовых деталей:

Там с именем Фелицы можно

В строке описку поскоблить...

В этой оде поэт соединяет похвалу императрице с сатирой на ее приближенных, резко нарушая чистоту жанра, за которую ратовали классицисты. В оде появляется новый принцип типизации: собирательный образ мурзы не равен механической сумме нескольких отвлеченных "портретов" (такой принцип типизации был характерен для сатир Кантемира и даже для "Рецептов" Новикова). Державинский мурза - это сам поэт с присущей ему откровенностью, а порой и лукавством. И вместе с тем в нем нашли свое отражение многие характерные черты конкретных екатерининских вельмож. Нововведением Державина явилось также включение в оду образца натюрморта - жанра, который потом блестяще предстанет и в других его стихотворениях: Там славный окорок вестфальской, Там звенья рыбы астраханской, Там плов и пироги стоят...

Новаторский характер произведения увидели его современники. Так, поэт Е.И. Костров, приветствуя "творца оды, сочиненной в похвалу Фелице, царевне Киргизкайсацкой", отметил, что "парящая" ода уже не доставляет эстетического удовольствия, а в особую заслугу Державина поставил "простоту" его стиля:

Наш слух оглох от громких лирных тонов...

Признаться, видно, что из моды

Уж вывелись парящи оды.

Ты простотой умел себя средь нас вознесть!

Сам Державин тоже в полной мере осознавал новизну "Фелицы", отнеся ее к "такого рода сочинению, какого на нашем языке еще не бывало".

Важное место в творчестве Державина занимают гражданско - обличительные стихотворения, среди которых особенно выделяются "Вельможа" (1794) и "Властителям и судиям" (последняя редакция - 1795 год).

Положив в основу "Вельможи" раннюю оду "На знатность", Державин сделал попытку нарисовать социальный портрет человека, стоящего близко к трону и назначенного выполнять волю государя.

Ода основана на антитезе: идеальному образу честного и неподкупного государственного деятеля противопоставляется собирательный портрет царского любимца, грабящего страну и народ. Как сатирик и обличитель Державин необычайно изобретателен. Тема вельможи начинается с краткой и едкой, афористически звучащей характеристики:

Осел останется ослом,

Хотя осыпь его звездами;

Где должно действовать умом.

Он только хлопает ушами.

Эта характеристика сменяется горестным размышлением автора о слепоте счастья, возносящего на недосягаемую высоту глупца, не имеющего никаких заслуг перед государством:

О! тщетно счастия рука,

Против естественного чина,

Безумца рядит в господина

Или в шутиху дурака.

Обличительная характеристика вельможи, забывающего о своем общественном долге, дальше конкретизируется в двух контрастных картинах, предвосхищающих "Размышления у парадного подъезда" Н.А. Некрасова. Державин рисует, с одной стороны, роскошный быт "второго Сарданапала", живущего "средь игр, средь праздности и неги", с другой - униженность зависящих от него людей. В то время, когда вельможа еще "покойно спит", в его приемной толпятся просители: "израненный герой, как лунь, во бранях поседевший", вдова, что "горьки слезы проливает с грудным младенцем на руках", "на костылях согбенный, бесстрашный старый воин". И заключает оду сатиру гневное обращение к сибариту с требованием проснуться и внять голосу совести.

В своей позитивной программе Державин следует за Кантемиром и Сумароковым, утверждая внесословную ценность человека:

Хочу достоинства я чтить, Которые собою сами Умели титлы заслужить Похвальными себе делами.

Говоря далее о том, что "ни знатный род, ни сан" не делают человека лучше, чем он есть, Державин остается, однако, в рамках дворянского мировоззрения, когда знакомит читателя со своей концепцией общественного устройства:

Блажен народ! - где царь главой,

Вельможи - здравы члены тела,

Прилежно долг все правят свой,

Чужого не касаясь дела.

Идеальной формой правления для поэта остается крепостническая сословная монархия. Стихотворение "Властителям и судиям" Екатерина II восприняла как якобинские стихи. Державин довольно точно перелагает текст 81-го псалма. Вот как звучит это библейское песнопение в современном переводе: "Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд: доколе будете вы судить неправедно и оказывать лицеприятие нечестивым? Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость; избавляйте бедного и нищего, исторгайте его из рук нечестивых. Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются. Я сказал: вы - боги, и сыны Всевышнего - все вы; но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей. Восстань, Боже, суди землю, ибо ты наследуешь все народы". Но то, что выглядит в псалме эпически-спокойным, зазвучало у Державина гневным обличением. Здесь "отразились взгляды Державина на задачи власти и было выражено глубокое неудовлетворение ею. Державин выступил с критикой правительствующего Сената, осудил "земных богов", плодящих на земле лихоимство и насилие. В глазах читателя это стихотворение имело самый радикальный характер".

Стихотворение звучит как прямое, гневное обращение поэта к "земным богам". Царь в образе "земного бога" прославлялся в русской поэзии еще со времен Симеона Полоцкого. Державин же первым не только сводит "земных богов" с пьедесталов, но и нелицеприятно их судит, напоминая им об их обязанностях перед подданными. Стихотворение воспринимается как патетическая ораторская речь: Не внемлют! видят - и не знают! Покрыты мздою очеса: Злодействы землю потрясают, Неправда зыблет небеса.

Ничтожность царей, их человеческая слабость становятся особенно ощутимы благодаря антитезе "царь - раб":

И вы подобно так падете,

Как с древ увядший лист падет!

И вы подобно так умрете,

Как ваш последний раб умрет!..

В конце переложения поэт призывает Всевышнего покарать "царей земли".

2. Пейзажная лирика Державина

Небольшое стихотворение "Ключ" (1779) открывает пейзажную лирику Державина с характерным для нее многообразием красок и звуков.

Ты чист - и восхищаешь взоры,

Ты быстр - и утешаешь слух,-

пишет поэт, обращаясь к источнику, и рисует водопад утром, днем, ночью. Уже здесь он прибегает к аллитерации, одному из излюбленных своих приемов впоследствии:

И рощи дремлют в тишине:

А ты один, шумя, сверкаешь.

Внесение в поэзию личностного начала было смелым, но необходимым шагом, подготовленным самой логикой художественного развития. В стихах Державина раскрывается во всей полноте и противоречиях образ его современника, человека естественного, с его падениями и взлетами.

Вслед за Горацием Г.Р.Державин называл поэзию "говорящей живописью". Блестящие образцы пейзажа, натюрморта, портрета дал Державин в своих произведениях.

Отдельные детали, разбросанные в стихотворениях, помогают читателю достаточно ясно представить внешний облик людей, о которых пишет поэт. Так, у той же Екатерины II - "небесно-голубые взоры и по ланитам нежна тень", "тихая поступь", "коричные власы" ("Изображение Фелицы"); у Орлова - "жилистая рука", которой он "шесть коней на ипподроме вмиг осаждал" ("Афинейскому рыцарю"). Наглядно можно представить холодную красавицу Милену,

Белокурую лицом,

Стройну станом, возвышенну,

С гордым несколько челом.

Или крепостную девушку Дашу: "статна, черноока и круглолица"

Вместе с тем Державин не отказывается и от классицистского принципа изображения внешности человека: многие его портреты отличаются обобщенностью и направлены не на выявление индивидуального, и для описания их используются словесные штампы; таково, например, раннее стихотворение "Невесте", адресованное Екатерине Яковлевне Бастидон, невесте поэта:

Лилеи на холмах груди твоей блистают,

Зефиры кроткие во нрав тебе даны,

Долинка на щеках - улыбка зорь весны;

На розах уст твоих сады благоухают.

Пейзаж у Державина многокрасочен и динамичен. Примером этому может служить начало стихотворения "Водопад":

Алмазна сыплется гора

С высот четыремя скалами,

Жемчугу бездна и сребра

Кипит внизу, бьет вверх буграми;

От брызгов синий холм стоит,

Далече рев в лесу гремит.

Яркостью красок отличается пейзаж в стихотворениях "Ключ; "Радуга", "Облако". "Осень во время осады Очакова", "Утро" и: многих других.

Интерес Державина к живой природе выражается, в частности, точном описании животных. Наблюдательность поэта сказалась в изо£ ражении ласточки ("Ласточка") и павлина ("Павлин"), любимого па (шуточное стихотворение "Милорду, моему пуделю"):

Осанист, взрачен, смотришь львом,

Подобно гордому вельможе;

Обмыт, расчесан, обелен,

Прекрасен и в мохнатой роже.

Велик, кудряв, удал собой:

Как иней - белыми бровями,

Как сокол - черными глазами...

Справедливо определение поэзии Державина как "говорящей живописи". Он действительно придает большое значение не только колористической, но и звуковой стороне своих стихов - их "сладкогласию" и звукоподражательности. В "Рассуждении о лирической поэзии или об оде" он пишет: "Знаток тотчас приметит, согласна ли поэзия музыкою в своих понятиях, в своих чувствах, в своих картинах и, наконец, в подражании природе. Например, свистит ли выговор стиха и ток музыки при изображении свистящего или шипящего змия подобно ему; грохочет ли гром, журчит ли источник, бушует ли лес, смеется роща - при описании раздающегося гула первого, тихо-бормочущее течения второго, мрачно-унылого завывания третьего и веселых отголосков четвертой". Этот принцип подражания природе со стороны акустики находит выражение во многих произведениях поэта. Так, например, картина осенней природы в оде "Осень во время осады Очакова: оживает благодаря упоминанию о шуршащих листьях:

Шумящи красно-желты листьи

Расстлались всюду по тропам.

Подбор шипящих и свистящих звуков позволяет передать шел ее высохших листьев. Блестящие примеры звукоподражания найдем стихотворениях "Соловей во сне", "Мой истукан" и других.

Среди изобразительных средств Державина особенно богата его эпитетика. "Эпитеты Державина разнообразны. Самые употребительные эпитеты - чувственные, и среди них первое место принадлежит зрительному эпитету... С помощью зрительных эпитетов Державин рисует картины природы, описывает животных, делает бытовые зарисовки, дает портреты людей. И не просто перечисляет все увиденное им, но, как художник, насыщает свои полотна цветом", - пишет Н.Б. Русанова. Любимый эпитет поэта - "золотой". "Иногда, стремясь как можно точнее передать краски, - указывает исследовательница, - поэт использует сложные эпитеты, составленные из сочетания не только двух (черно-зелены), но и трех (лазурно-сизо-бирюзовы) красок. При этом, сочетая цвета, он тщательно продумывал их подбор. Как правило, вторая часть эпитета ярче первой и направлена на то, чтобы оживить краску, сгустить и сделать ее ярче: бело - румяный, черно-багровый, красно-желтый, сребро - розовый и т. д.".

Яркая и разнообразная палитра эпитетики Державина ("живописца природы", по меткому определению поэта И.И. Дмитриева) использовалась для передачи резких контрастов и мягких переливов красок в картинах природы, для воспроизведения в конкретно-чувственной форме и "ужасов", и "красы" ее. Воздействие цветовых определений в приведенном отрывке усиливается и наличием эпитетов, раскрывающих настроение поэта.

С помощью зрительных, цветовых эпитетов Державину удается конкретизировать внешний облик человека. Так, если его предшественник Ломоносов смог заметить у своих героев лишь глаза небесные, светлые и пресветлые, а также "зрак прекраснее рая", то Державин разглядел очи голубые богини красоты, страстные взоры Сафо, Дашу чернооку, яхонтовые взоры Варюшки, жадные глаза бриллиантщика младого и полный искр соколий взгляд русских девушек. Он разглядел черные, как у сокола, глаза пуделя Милорда, желтоглазого сыча, солнцеокого осетра.

Державин не только прекрасно "видел" природу, но и хорошо ее "слышал". Поэтому не удивительно, что в его поэзии жизненный мир оказался и многоцветным и многозвучным. Оптимистический по преимуществу настрой творчества поэта привел к преобладанию "громких" звуковых эпитетов над "тихими" (как и "ярких" над "бледными"). Державин слышит резкий трубный звук, веселый глас, пылкий тон. Но шумящие, гремящие бранные звуки не заглушили для него роя жужжащих пчел, тихоструйного согласья волшебного звука арфы, скорбного стона.

Немало у Державина эпитетов метафорических: бледная зависть, сизый гром, хрупкий лист, горькие и сладкие слезы, черствое сердце, сладкий сон, смрадный позор.

3. Стихотворения военно-патриотического цикла

Значительное место в творчестве Державина занимает героико-патриотическая тема. Боевые подвиги русского народа поэт прославлял, начиная с 80-х годов, когда шла русско-турецкая война, и кончая победами над Наполеоном. Это такие стихотворения, как "Осень во время осады Очакова" (1788), "На взятие Измаила" (1790), "На возвращение графа Зубова из Персии" (1797), "На победы в Италии" (1799), "На переход Альпийских гор" (1799), "Снигирь" (1800), "Атаману и Войску Донскому" (1807), "Заздравный орел" (1791 - 1801), надпись "Фельдмаршалу графу Александру Васильевичу Суворову" (1795), надгробие "На смерть графа Суворова" (1800) и др. Главным героем этого цикла является "росс" - обобщенный образ русского воинства. Следуя вначале в значительной степени ломоносовской традиции, Державин в эмоционально приподнятой манере, с использованием многих славянизмов рисует картины боя, в которых проявляет чудеса храбрости росс - "исполин", "твердый и верный", чья "твердокаменная грудь" смело противостоит врагу:

Огонь, в волнах неугасимый,

Очаковские стены жрет,

Пред ними росс непобедимый

И в мраз зелены лавры жнет;

Седые бури презирает,

На льды, на рвы, на гром летит,

В водах и в пламе помышляет:

Или умрет, иль победит.

Связь с творчеством Ломоносова Державин при этом подчеркивает сам, взяв в качестве эпиграфа к стихотворению "На взятие Измаила" слова из оды своего предшественника. В нем Державин также изображает подвиги росса:

Твои труды - тебе забавы;

Твои венцы - вкруг блеск громов:

В полях ли брань - ты тмишь свод звездный,

В морях ли бой - ты пенишь бездны,-

Везде ты страх своих врагов!

В раскрытии военно-патриотической темы поэт, однако, не ограничивается использованием традиционных средств. Процесс сближения творчества с жизнью находит отчетливое выражение и в этих произведениях Державина. Так, мотивы народной солдатской песни помогают ему создать в стихотворении " Заздравный орел "(1791) предельно живые образы русских солдат: О! исполать, ребяты, Вам, русские солдаты! Что вы неустрашимы, Никем непобедимы: За здравье ваше пьем.

Своеобразно стихотворение "Атаману и Войску Донскому" (1807), в котором доблесть атамана Платова и его войска воспета в былинном духе и ошутимо воздействие недавно изданного "Слова о полку Игореве". Вот отрывок, близкий к картине бегства князя Игоря из плена:

В траве идешь - с травою равен,

В лесу - и равен лес с главой,

На конь вскокнешь - конь тих, не нравен,

Но вихрем мчится под тобой.

По камню ль черну змеем черным

Ползешь ты в ночь - и следу нет,

По влаге ль белой гусем белым

Плывешь ты в день - лишь струйки в след.

Но наиболее самостоятелен Державин при изображении Суворова, которого глубоко чтил как полководца и был с ним в дружеских отношениях. Поэт не боится снизить образ полководца, рисуя его человеческие черты - простоту, доступность, уважение к солдату, а порой показывая и чудачества. О спартанском образе жизни Суворова рассказывается в стихотворении "Фельдмаршалу графу Александру Васильевичу Суворову". Оказывается, "что в царском пышном доме"

По звучном громе

Марс почиет на соломе,

Что шлем его и меч хоть в лаврах зеленеют,

Но гордость с роскошью повержены у ног.

Суворов как неповторимая человеческая личность раскрывается в лирическом стихотворении "Снигирь". Несмотря на особенности жанра ("Снигирь"-эпитафия), Державин не побоялся показать человека, выглядевшего в глазах дворянского общества странным и даже смешным

Суворов - "вождь", "богатырь", привыкший "быть всегда первым в мужестве строгом" - неотделим от солдат. Таков он в названной эпитафии, таков он и в оде "На переход Альпийских гор".

4. Цикл религиозно-философской лирики

Ряд стихотворений поэта образует цикл религиозно-философской лирики. Удивительная способность русского человека "жить на земле с глазами, устремленными к небу" во многом определила картину мира русской литературы. Потому в ней всегда была развита система жанров духовной поэзии: од, стихотворных переложений библейских псалмов, молитв. Творчество Г.Р Державина дает яркие образцы всех этих жанров. Это естественно. Поэт вырос в религиозной культуре, был воспитан на ценностях Вечной Книги. В воспоминаниях о детстве Державина есть интересный эпизод: когда поэту было два года, на небе "явилась комета <.>, увидев оную и показав пальцем, быв у няньки на руках, первое слово сказал: "Бог"3. Много лет спустя именно так была названа поэтом ода, сделавшая его всемирно известным. По мнению Д. Андреева, с оды Державина "Бог" началась и великая русская литература. Это высказывание поэта, несомненно, верно в том смысле, что именно здесь оказались впервые четко сформулированы любимые вопросы русской литературы: что такое Бог? Как связаны Бог и человек? Что ждет человека после смерти? Сейчас они кажутся совершенно естественными, тем более для поэта, творца слова. Но век XVIII был во многом столетием других вопросов: как будет развиваться Россия? Как сделать народ более просвещенным? Каким должен быть идеальный монарх? Как известно, Державин был одним из сподвижников Екатерины как в области просвещения, так и в области государственного устройства. Причем в царствование Екатерины эти две области оказались связаны между собою теснее, чем когда бы то ни было. Как отметил В. Ходасевич, всякая "культурная деятельность, в том числе поэтическая, являлась прямым участием в созидании государства". Нельзя век XVIII назвать атеистическим. Но, по признанию религиозных деятелей, "так возвышенно - бурно, так приподнято - восторженно раскрывалась Россия в своем величии, что повода и времени не было серьезно подумать о душе - трезвенно и покаянно ощутить себя заблудшим детищем Святой Руси". Государственный поэт Державин о душе заговорил. Потому, вероятно, трудно согласиться с мнением В. Сиповского: "Холодом веет и от его оды "Бог". Нарисовав под влиянием библейского миросозерцания величественный образ Бога - Иеговы, мстителя и судии, далекого от людей и творения, - он, в попытках умом определить его сущность, столько привел различных философских толкований сущности Божества, что ясности понимания нет; есть лишь красивый набор человеческих идей о Боге, идей противоречивых, взаимоуничтожаемых одна за другой. Быть может, это привлечение различных гипотез о Боге сделано было Державиным сознательно, с целью показать бессилие человеческого ума, - но как бы то ни было, это знаменитое произведение его скорее философское, чем поэтическое. В нем больше ума, надуманности, чем чувства, настроения". Спор о том, насколько искренна эта ода, ведется уже два столетия. Вот только несколько высказываний исследователей творчества поэта:

А. Мицкевич: "Поэт, желая изобразить Верховное Существо, поступает как Спиноза, начинает перечислять, чем оно не есть, чтобы показать, чем оно должно быть. Поэтому он повторяет тысячу раз, что Бог, никогда не имел начала и никогда не будет иметь конца, тянет подобный ряд отрицаний и, в поисках - идеала величия, геометрическим языком изображает безграничность пространства и времени".

А. Георгиевский: "Если тускла его мораль, то сильна энергия его фантазии. И благодаря этой необычной энергии фантазии поэзия Державина становится на путь мифологизации <...> чрез чудную же, играющую красками природу; чрез солнце и звезды постигает поэт и Верховного Владыку мира..."

Н. Сретенский: "Поэтическое воодушевление и талант Державина помогли ему выйти победителем из нелегкой задачи совмещения искреннего чувства с рассудочным дидактизмом, в этом редкая ценность од "Бог" и "Бессмертие души".

Я. Грот (об оде "Бог"): "...причины ее беспримерного успеха должно искать в силе ее лирического полета, глубине религиозного убеждения и величии начертанных в ней образов".

В этом контексте важными представляются два момента. Во-первых, воспоминания Державина о том, как создавалась знаменитая ода: "Автор первое вдохновение или мысль к написанию сей оды получил в 1780 году, быв во дворце у всенощной в Светлое Воскресенье, и тогда же, приехав домой, первые строки положил на бумагу; но будучи занят должностью и разными светскими суетами, сколько ни принимался, не мог окончить оную, написав однако в разные времена несколько куплетов. Потом с 1784 года, получив отставку от службы, приступал было к окончанию, но также по городской жизни не мог; беспрестанно однако, был побуждаем внутренним чувством, и для того, чтоб удовлетворить оное, сказав первой своей жене, что он идет в польские свои деревни для осмотрения оных, поехал и, прибыв в Нарву, оставил свою повозку и людей на постоялом дворе, нанял маленький покой в городе у одной старушки немки, с тем чтобы она и кушать ему готовила; где запершись, сочинял оную несколько дней, но, не докончив последнего куплета сей оды, что было уже ночью, заснул перед светом; видит во сне, что блещет свет в глазах его, проснулся, и в самом деле воображение так было разгорячено, что казалось ему вокруг стен бегает свет, и с сим вместе полились потоки слез из глаз у него; он встал и ту ж минуту, при освещающей лампаде, написал последнюю сию строфу, окончив тем, что, в самом деле, проливал он благодарные слезы за те понятия, которые ему вверены были...""

Во-вторых, размышления поэта о жанровой природе оды. В "Рассуждении о лирической поэзии или об оде" Державин выделяет в оде именно лирическое начало - "огнь, жар, чувство", особенно важные при создании оды духовной, в которой "удивляется поэт премудрости Создателя, в видимом им в сем великолепном мире чувствами, а в невидимом - духом веры усматриваемой; хвалит провидение, славословит благость и силу его; исповедует перед ним свое ничтожество и согрешение".

Неоднократно отмечалось, что в центре оды "Бог" - мысль о том, что бесконечный в пространстве и времени таинственный Бог сотворил по своему образу и подобию человека, который, будучи смертным, имея завершение в пространстве и времени, подобен Создателю и связывает мир Бога с миром земли. Поэтому именно человеку, в отличие от других существ, дано право и возможность постичь Бога:

Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает...

Е. Эткинд отметил, что в оде "Бог" Державину удалось выразить наименее словесно выразимое - понятия Бесконечности и Вечности, что достигнуто соединением "абстрактного с конкретным, метафизического с физическим, духовного с материальным":

Как искры сыплются, стремятся,

Так солнцы от Тебя родятся;

Как в морозный, ясный день зимой

Пылинки инея сверкают,

Вратятся, зыблются, сияют,

Так звезды в безднах под Тобой...

Таким образом, идея оказывается воплощенной в стиле с редкой адекватностью. "Божественно" гармонична и композиция оды: она принадлежит как Богу, так и человеку в равной степени. Первая часть - пять строф - рассказ о Боге. В строфе I делается попытка определения Бога по отношению к пространству, времени и движению. В строфе II описывается процесс постижения Бога и открывается невозможность этого; строфа III повествует о Создателе мира, о Его непостижимом даре Слова. Строфа IV является признанием того, что Бог есть начало всего живого на земле, источник жизни. Наконец, строфа V - восхищение величием Бога, по законам которого живут все существующие миры. Вторая часть оды - пять строф - принадлежит человеку. В строфе I поэт как один из человечества признает свое полное ничтожество перед величием Творца; во II - осознает себя созданием Бога; в строфе III постигает ту истину, что именно ему Бог доверил стать связующим звеном между собой и всеми живыми существами. Строфа IV - радость открытия того, что человек - любимое творение Господа и ему дарована жизнь вечная. Строфа V - гимн человека Богу. Державинский "Бог" - это и песнь Творцу, и попытка человека проникнуть в тайны мироздания, и осуществление вечной мечты о возможности увидеть Бога.

От оды "Бог" закономерным был шаг к постижению того звена, которое связывает Бога и человека. Об этом рассказывает ода "Христос", основная идея которой прослеживается уже в эпиграфе: "Никтоже приидет ко Отцу, токмо мною". В оде Державин обратился к образу Христа, что не было характерно для поэзии XVIII века и оказалось в центре внимания поэтов только начиная с Пушкина. И в этом смысле ода "Христос" очень важна, так как обозначила путь русской литературы от Бога абстрактного, далекого - к Богу живому и близкому.

Ода построена на риторических вопросах: "Кто Ты?", уже заключающих в себе загадку, тайну, при открытии которой "ужас, мрак" пробегают человеческие "кости". Державину в оде удалось слить с "невозможностью возможность", соединив в описании Христа божественное и земное:

Ты Бог, - но Ты страдал от мук!

Ты человек, - но чужд был мести!

В оде "Христос" нарушен главный закон создания оды, в которой все "элементы поэтического слова оказывались <...> использованными, конструированными под углом ораторского действия". Ода заканчивается обращением к Христу, близким к молитве и ее напевной интонации:

О Всесвятой! Превечный Сый!

Свет тихий Божиския Славы!

Пролей свои, Христе! красы

На дух, на сердце и на нравы,

И жить во мне не преставай;

А ежели я уклонюся

С очей Твоих и затемнюся,

В слезах моих вновь воссияй!

В оде "Водопад" Державин обращается к теме скоротечности бытия и задает вопрос, что такое вечность, кто из людей имеет право на бессмертие. Великолепная картина водопада, которой открывается стихотворение, заключает в себе аллегорию: водопад - быстротекущее время, а волк, лань и конь, приходящие к нему, - знаки таких человеческих качеств, как злоба, кротость и гордость.

Большинство человеческих судеб бесследно исчезает в вечности, и лишь немногие остаются в памяти потомства. Чтобы решить, кто достоин бессмертия, Державин сопоставляет два типа деятелей - Потемкина и Румянцева. Могущественный царский фаворит Потемкин, власть которого при жизни была беспредельна, не заслужил в народной памяти права на бессмертие, так как он искал "ложной славы". Иное дело - Румянцев, который

Пользу общую хранил,

Был милосерд в войне кровавой

И самых жизнь врагов щадил.

Служение "пользе общей", соблюдение долга перед человечеством - вот в чем смысл жизни отдельного человека, таков вывод Державина. Таким образом, тема скоротечности бытия, впервые затронутая в стихах "На смерть князя Мещерского", получает новое философское осмысление.

"Вечные" вопросы бытия стали предметом осмысления еще одного жанра духовной поэзии Г.Р. Державина - молитвы. Знаменитая молитва поэта "Непостижимый Бог, всех тварей сотворитель" появилась в первой редакции под заглавием "Перевод с молитвы г. Вольтера" и явилась вольным переводом "Молитвы", заключающей "Поэму о естественном законе" Вольтера. Она напоминала христианскую молитву своей структурой, как и другие произведения поэта в этом жанре: "Кто может, Господи, Твои уставы знать?", "Боже Создатель", "О Боже, душ Творец бессмертных", "О Боже! чту Твоих пределов светозарность". Все молитвы поэта пронизывает одно глубокое чувство - благодарности к Творцу, восхищения им:

И небо и земля, и воздух и моря,

И сердце и судьбы в

Твоих руках, Царя...

ода державин лирика аллитерация

Потому структура державинских молитв может быть выражена в простой схеме: лирический герой (я) - Создатель (Он). Весь мир лирического героя принадлежит Богу, который называется "Средоточием, Согласьем, Любовью, Источником жизни, блага, счастья". Человеку необходимо положиться на милосердие Создателя, молиться и взывать, плакать и желать одного - "с Творцом слиянну быть!". Желание слиться с Творцом, понять Его замысел определяет поэтику еще одного жанра духовной поэзии Державина - стихотворных переложений библейских псалмов и подражаний псалмам. Как известно, книга псалмов царя Давида пользовалась огромной популярностью на Руси. "Едва ли еще какая-нибудь книга была в таком большом употреблении и имела столько влияния. Она употреблялась 1) как книга богослужебная, 2) как книга учебная, 3) как книга назидательная для чтения домашнего, 4) как книга спасительная в некоторых особых случаях жизни". Для Державина Псалтырь не была лишь источником создания поэтического переложения. В ней он видел большее - искал ответа на мучившие его вопросы, переживал, радовался. Переложения псалмов, по замечанию Л.К. Ильинского, стали "летописью настроений" поэта, который на основе библейского текста создает свое, уникальное и неповторимое творение. В переложения древнего текста проникают реалии державинского века, создавая неповторимый художественный эффект.

Так, в стихотворном переложении псалма 90 уже в заглавии "Победителю" заложено обращение к конкретному лицу. В основу текста положена только идея псалма - Бог помогает праведнику: "Он возлюбил Меня, избавлю его, потому что он позвал имя Мое". В переложении псалма конкретный человек, князь Потемкин, побеждает не абстрактных, а конкретных врагов русского народа

Конкретное историческое содержание определяет название произведения "На преодоление врага" (1811) и более, конечно, отвечает тексту переложения, нежели самого псалма. Державин тоже поет песнь Богу, но уже по случаю конкретного исторического события:

С высокой пал наш враг стремнины,

Весь мир Творцу поет хвалебный лик:

Велик! велик! велик!

В переложении "Проповедь" по образу библейского царства благоденствия создается картина жизни государства российского, каким его мечтает видеть Державин:

Насажденны в дому

Бога Доблести из тли взойдут:

Честность, мудрость, вера строга

В царстве русском процветут.

А пока - "Злодействы землю потрясают, Неправда зыблет небеса". И поэт-гражданин обращается к сильным мира сего со своей политической и человеческой программой:

Ваш долг есть: сохранять законы,

На лица сильных не взирать,

Без помощи, без обороны

Сирот и вдов не оставлять...

("Властителям и судиям")

Разочарованный в земных богах, уставший от борьбы с неправдой, Державин ищет пристанища у Отца Небесного. Вся его духовная поэзия - незримая лестница, где на каждой новой ступени лирический герой постигает идею природы божественного, очищается от грехов и поднимается наверх: "Кто может, Господи, Твои уставы знать?" (1775), "Непостижимый Бог, всех тварей Сотворитель" (1776), "Успокоенное неверие" (1779), "Властителям и судиям" (1780), "Бог" (1784), "Христос" (1814). Поднимается, чтобы там, на вершине, понять, что постичь Бога невозможно.

5. Анакреонтические стихи

Большой раздел поэзии Державина составляют анакреонтические стихи, над которыми он работал преимущественно в 90-х годах, а в 1804 году издал отдельной книгой. Обращение поэта к анакреонтике отразило тот новый интерес к античности, который в конце XVIII века возник у русских литераторов.

В сборнике широко представлены излюбленные мотивы анакреонтики: радость любви, застольное веселье, женское очарование, красота природы. С замечательным мастерством изображает поэт юную девичью прелесть в грациозном стихотворении "Русские девушки" (1799):

Как сквозь жилки голубые

Льется розовая кровь,

На ланитах огневые

Ямки врезала любовь;

Как их брови соболины,

Полный искр соколий взгляд,

Их усмешка - души львины

И орлов сердца разят.

Державин начинает и "цыганскую" тему в русской литературе.

Традиционно анакреонтическими считаются стихотворения: "К Эвтерпе" (где поэт советует красавице наслаждаться жизнью, пока молода), "Спящий Эрот", "Анакреон у печки", "Купидон", "Люси", "К женщинам". Другие не стали лишь образцами интимной лирики. Для них, как и для творчества поэта в целом, характерна гражданская направленность. Так, в стихотворениях "Дар", "Клире", "К самому себе", "Желание", "Тончию", "Тишина", "Свобода" Державин рассказал о своем разладе с царским двором. В песне "Венец бессмертия" (1798) он создает образ свободолюбивого поэта, который царским милостям предпочитает личную независимость.

В стихотворении "Клире", написанном по мотивам первой оды Анакреонта, своеобразно решен вопрос о соотношении в поэзии гражданских и личных мотивов. На первый взгляд Державин, в отличие от Ломоносова, в "Разговоре с Анакреоном" отдает предпочтение любви:

Так не надо звучных строев.

Переладим струны вновь;

Петь откажемся героев,

А начнем мы петь любовь.

Но поэт отказывается от "звучных строев" не потому, что его лира не способна к торжественной похвале ("гром от лиры раздавался, и со струн огонь летел"), а потому, что "герой, которого он хочет воспеть,- в царской опале. Поневоле отрекаясь от "звучных строев", т. е. от похвалы кому-либо другому, кроме Румянцева и Суворова, поэт остается независим, верен себе". Анакреонтические произведения Державина представляют собой не дословные переводы или подражания античным оригиналам, а их переработку и переделку на русский лад. Для этого поэт обращается к русским песням и сказкам, использует народную лексику. Имена античных богов часто заменяются славянскими. Державин предупреждает своих читателей в предисловии к "Анакреонтическим песням": "Инде упомянуты мною в них славянские божества, вместо иностранных, для примечания, что можем и своею мифологиею украшать нашу поэзию: Лель (бог любви), Зимстрела (весна), Лада (богиня красоты), Услад (бог роскоши)".

Образы народной поэзии присутствуют, например, в песне "Амур и Псишея". Образ перевитых цветами, связанных ими Амура и Псишеи восходит к хороводной ("Заплетися, плетень...") и свадебным песням. В "Приношении красавицам" автор дарит "золотые песни Леля" девушкам, которые зимой ездят в санях, а летом ходят по "лугам и муравам". Народную песню напоминает стихотворение "Даше приношение", хотя там и упоминаются Аполлон и другие античные божества.

Ты со мной вечор сидела,

Милая, и песню пела:

"Сад нам надо, сад, мой свет".

Я хоть думал: денег нет,

Но, любя, как отказаться?

Стал ходить и домышляться,

Как тебе в том пособить.

Как бы саду быть.

И размер этой песни, и лексика ("вечор", "мой свет" и т.д.), и включение пословици поговорок ("но как утро вечера хитрее, буду завтра я умнее") указывают на сознательную ориентацию Державина на фольклор. В сказочной манере описывается сад, о котором мечтает герой:

Рыбы ходят по прудам,

Птицы райски по кустам,

Лани белы, златороги,

Через желтые дороги,

Через холмы скачут, скользки,

И коты кричат заморски.

Образ лани или оленя с золотыми рогами встречается и в народных песнях:

В той ли траве ходит белый олень,

Белый олень, золотые роги.

К фольклорной традиции примыкает песня "Стрелок", в которой сюжетная ситуация анакреонтических произведений - бой с Амуром - заменяется поединком с лебедью белой. Влияние народной поэзии нет сомненно в "Шуточном желании", представляющем собой подражание анакреонтовой оде "К девушке своей", но напоминающем скорее балагурную народную песню, недаром эта "ода из тех пьес, которые были напечатаны в песенниках". Сказочные мотивы использованы в "Любушке": автор не хочет быть "оборотнем" и "невидимкой или змеем в терем к девушкам летать", а предпочитает обвиться "монистой золотою" вокруг белой шеи своей возлюбленной. Создавая "Анакреонтические песни", Державин ставил перед собой еще одну важную задачу: "По любви к отечественному слову... показать его изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся"1. Эту задачу он блестяще осуществил.

6. Драматические произведения

Успехи русского театра вдохновили Державина на создание драматических произведений, которые, однако, по сравнению с его стихотворениями не отличались высокими литературными достоинствами и не имели успеха. Он написал трагедии: "Ирод и Мариамна", "Евпраксия", "Темный", "Атаба... или Разрушение Перуанской империи" (последняя не закончена). Жанр одного из своих драматургических произведений- "Пожарский, или Освобождение Москвы" - он определяет как "героическое представление". Державин создал и комедию "Кутерьма от Кондратьев". Он попробовал свои силы также в модном жанре комической оперы - "Дурочка умнее умных", "Рудокопы", "Грозный, или Покорение Казани", "Добрыня".

Опера "Добрыня" относится к популярному во второй половине XVIII века жанру "драмы с голосами". В ней разговорная прозаическая речь чередуется со стихотворными ариями, дуэтами, ансамблями и хорами, сопровождаемыми оркестром и нередко танцами. Создавая это произведение, Державин ставил довольно серьезную задачу: написать оперу, которая бы не служила "забавою только дворов и то единственно при торжественных случаях", а была бы "прямо народная". "Все действия, - указывает поэт, - взяты частью из истории, частью из сказок, частью из народных песен". Однако о народности и историзме "Добрыни" можно говорить чисто условно: обратившись к временам князя Владимира, Державин наделил своих героев чертами средневековых рыцарей, а пьесе в целом придал сентиментальный колорит. Это и понятно, так как источник державинской оперы - не былины, а "сказка богатырская" из сборника Левшина "Русские сказки": "О князе Владимире, Тугарине Змеевиче и Добрыне Никитиче", носившая характер волшебно-авантюрной повести. Добрыня и князь мало чем напоминают былинных героев. Добрыня у Державина рыцарь "богатырского" ордена, основанного, как и в сказке Лёвшина, самим князем. "Железный, каменный, никем не победимый" князь в отличие от былинного Владимира Красное Солнышко имеет нежное, чувствительное сердце. Этот сентиментальный герой "страстно целует руку" у своей дамы сердца и даже падает в обморок. Герои действуют в рыцарской обстановке: проводятся турниры, упоминаются герольды, главная героиня оперы Предела живет в "готическом златоверхом тереме" и на арфе наигрывает меланхолические мелодии. В то же время некоторые частные детали говорят о том, что все же Державин обращался и непосредственно к народному творчеству.

Вступление Державина на поприще драматической поэзии было, конечно, заблуждением, но так как она в последний период его жизни более всего занимала его и он обнаружил в ней изумительную производительность, то мы, по обязанности биографа, должны рассмотреть хоть в главных чертах и эту отрасль его деятельности вместе с побуждениями, обратившими его к ней, и степенью достигнутого им успеха.

Мы знаем, что он, еще, будучи тамбовским губернатором, а потом и поселившись опять в Петербурге, написал по разным случаям несколько сочинений для представления на театре. Но особенно предался он этому роду поэзии с 1804 года. Успех в лирике казался ему слишком легким и дешево приобретенным. К новому направлению его могло способствовать и жалкое состояние, в каком находился тогда русский театр. В последнее время только и явилось на нем одно замечательное произведение, именно "Ябеда" Капниста; но, запрещенная после первых представлений в царствование Павла, эта комедия еще и при Александре долго не могла быть играна и разрешена была только в продаже. Шаховской еще не начинал своего авторского поприща; русская сцена, за редкими исключениями, которыми обязана была Ильину и Крылову, пробавлялась либо старинными пьесами Княжнина и Фонвизина, либо плохими переводами и переделками. Между последними особенно посчастливилось волшебно-комической опере "Русалка", заимствованной из немецкой пьесы "Das Donauweibchen", производившей фурор в Вене и Берлине. Один из усердных переводчиков для тогдашнего театра нашего, Краснопольский, переложил ее на русские нравы с превращением Дуная в Дон. Эта переделка в первый раз явилась на сцене осенью 1803 года в великолепной обстановке и при Участии лучших артистов. Несмотря на нелепость своего содержания, "Русалка" сделалась надолго любимою пьесой петербургской публики и давалась через день. Везде слышались арии, напр., "Мужчины на свете, как мухи, к нам льнут".

Незадолго перед тем дебютировавшая Катерина Семеновна Семенова приводила слушателей в восторг.

В июле 1804 года Державин писал Капнисту: "Теперь вкус здесь на шуточные оперы, который украшены волшебными декорациями и утешают более глаза и музыкою слух, нежели ум. Из них одну, "Русалкой" называемую, представляли почти всю зиму беспрерывно и теперь представляют, но не так, как прежде, в единстве времени и никогда не менее 5 актов, напротив того по частям. Первую часть давали зимой, ныне зачали вторую, а там третью, четвертую и так далее, дондеже вострубит труба Ангела и декорация света сего, переменясь, представит нам другое зрелище. Вы спросите меня, как это делается? ибо где есть связь, там должен быть план, начало и конец. Но вы ошибаетесь. Представьте себе сонные грезы. Без всякого соображения и последствия, что видят, то и бредят. Вот в коротких словах описание нынешнего театра".

Уверенный в многосторонности своего поэтического таланта, уже и прежде пробовав его в сочинениях драматической формы, Державин захотел принять участие в возвышении русской сцены своими собственными трудами. За полгода перед письмом, откуда заимствованы, только, что приведенные строки, именно 30-го января 1804 года, он писал к А. М. Бакунину: "Теперь хочу попытаться в драматическом поле, и вы бы меня обязали, если бы из Метастазиевых опер некоторые выписки или планы их вкратце сообщили, дабы я, с расположением и духом его познакомясь, мог надежнее пуститься в сие поприще, ибо таковые важные лирические пьесы, кажется, мне более других свойственны".

Из этих слов нам становится понятно, под каким влиянием написаны Державиным два больших драматических сочинения его с музыкой, хорами и речитативами: "Добрыня" (в пяти актах) и "Пожарский" (в четырех). Оттуда и сходство их, по характеру и составу, с подобными же произведениями Екатерины II, которая в свое время равным образом прилежно вчитывалась в Метастазио.

Заимствование как ею, так и Державиным сюжетов из сказочного мира и отечественной истории было согласно с общим направлением, которое тогда из западной литературы стало переходить и к нам. В первой из названных пьес Державина видно старание обильно пользоваться элементом народной поэзии, хотя вместе с тем обнаруживается, на каком низком уровне тогда еще находилось у нас изучение старины и древней словесности. Одним из главных источников служили Державину только что изданные Ключаревым "Древние русские стихотворения" (былины), а также собрания сказок Попова и Чулкова, давно ему знакомые. Между тем, однако, пьеса на каждом шагу представляет несообразности: рядом с заимствованиями из русских былин беспрестанно упоминаются рыцари, и Добрыня на самой сцене посвящается в это звание. Героиня оперы, Прелепа, по образцу французской комедии, имеет наперсницу Способу, с которою любезничает плутоватый слуга Добрыни Тороп. Прелепа росла в Холмограде, священном для всего Севера месте, куда, по словам Татищева, ездили на богомолье северные короли. Там-то Прелепа воспитывалась вместе с Добрынею в училище волшебницы Добрады. Когда же Владимир захотел жениться, то она привезена была в Киев со многими другими девицами, и на нее пал выбор князя. Но вот в лице Тугарина является Змей Горыныч и утверждает, что был в связи с нею. Владимир вызывает его на поединок и побеждает клеветника, но Тугарин с помощью какого-то письма успевает подкрепить свое обвинение, и суд произносит над Прелепою приговор. Наконец, однако, открывается ее невинность, и Владимир, узнав историю ее детства, благословляет ее на брак с Добрынею; в то же время и Тороп женится на Способе. Действие беспрестанно прерывается хорами, дуэтами и пляскою. Местами только талант автора проявляется в удачных стихах.

Такие же странности замечаются и в Пожарском, "героическом представлении", оконченном в 1806 году, следовательно, за год до появления на сцене известной трагедии Крюковского на тот же сюжет, имевшей огромный успех. При тогдашнем положении России естественно было, что писатели считали своею задачей возбуждать в обществе патриотическое настроение. Нам уже известно, с каким благоговением Державин смотрел на Пожарского, "великого", по его словам, "каковых история мало представляет". Форму оперы избрал он потому, что согласно с господствовавшим в то время взглядом видел в ней высший род драматического творчества, соединявший в себе все отрасли искусства и потому способный сильнее всякого Другого представления действовать на зрителей. Среди козней, направленных против Пожарского Трубецким и Заруцким, Марина, сходно с народным поверьем, является у Державина чародейкой и хочет завлечь в свои сети Пожарского, который в самом деле колеблется, но наконец выходит победителем из борьбы со своею страстью. И тут перед глазами зрителей действует волшебство, являются амуры, сильфиды, нимфы, сатиры.

Скоро, однако, Державин захотел испытать свои силы и трагедии. На это поприще увлек его успех Озерова: он считал для себя возможным достигнуть первенства во всех отраслях поэзии. 23-го ноября 1804 года была в первый раз представлена трагедия "Эдип в Афинах", и публика, отвыкшая посещать русский театр, приняла ее с таким восторгом, какому давно не было примера. Здесь Екат. Сем. Семенова дебютировала в трагедии. По окончании пьесы зрители единодушно требовали автора, но он уклонился от этой чести. Высшее общество стало ездить на представления "Эдипа". Напечатав пьесу, Озеров посвятил ее Державину при письме, написанном в непомерно хвалебных выражениях; никто еще так не превозносил Державина, как Озеров, "желая принести дань удивления и восторга тому великому гению, который явил себя единственным соперником Ломоносова". "Вдохновенным песням вашей музы, - говорит трагик, - я обязан живейшими наслаждениями в жизни". Это посвящение вызвало со стороны Державина не менее напыщенное послание; в приложенном письме объяснено, что он замедлил ответом, потому что хотел присоединить к нему и замечания "некоторого общества приятелей, которое, предприняв рассмотреть сие творение, думало приметить несравненные красоты его и некоторые погрешности". Упоминаемое здесь общество приятелей состояло, конечно, из последователей Шишкова, сделавшихся несколько лет спустя членами известной Беседы. Естественно, что многое у Озерова не могло им нравиться. Еще более недостатков находили они в его "Дмитрии Донском", представленном в первый раз в начале 1807 года. Свои замечания об этой трагедии Державин открыто высказал при дворе. Он находил, между прочим, что этой трагедии недостает исторической верности, и был недоволен тем, что тут без всякого основания Дмитрий Донской выставлен влюбленным в небывалую княжну, которая одна-одинешенька прибыла в стан и, вопреки всем обычаям тогдашнего времени, шатается по шатрам княжеским да рассказывает о любви своей к Дмитрию. Это дошло до Озерова. Уже и прежде оскорбленный нападками на "Эдипа", он стал громко приписывать зависти критику поэта, говорил о том даже императрице и прекратил знакомство с Державиным. Тогда-то лирик решился проучить молодого трагика и сам принялся сочинять трагедии. Первая из них носила заглавие "Ирод и Мариамна". Она была предпринята вследствие вызова, с которым Российская академия в конце 1806 года обратилась к русским писателям, приглашая желающих написать трагедию в стихах. Премию составляла сумма в 500 руб., присланная в академию неизвестным. Она присуждена была Хераскову за трагедию "Зореида и Ростислав". Что касается Державина, то он не представил своего труда на конкурс, а напечатал его от себя с посвящением Российской академии. Предварительно он сообщал свою трагедию на просмотр А. С. Хвостову, к которому обратился по этому поводу с посланием.

Вольтер, при издании своей "Мариамны", заметил, что богатый сюжет этой трагедии заслуживал бы разработки по более обширному плану, и вот что руководило Державина в избрании им предмета для своего труда. Входить в разбор как этого, так и остальных драматических сочинений его мы не считаем нужным; суд о них уже произнесен и современниками, и потомством. Мерзляков остроумно называл их "развалинами Державина". Разумеется, что в каждом из них встречаются отдельные места, замечательные то по лирической силе своей, то по счастливой мысли, но вообще они страдают недостатком живости действия, скроены по мерке так называемой ложноклассической драмы; кроме того, язык диалога в них большею частью тяжел и неправилен.

С тех пор, как явилась трагедия "Ирод и Мариамна", драматическая производительность Державина становится изумительною. Вслед за тем он написал трагедии "Евпраксия", "Темный" и "Атабалибо, или Разрушение перуанской империи". Действие "Евпраксии" вращается около героического поступка рязанской княгини, бросившейся из терема с ребенком на руках при виде приближавшегося Батыева войска. Вероятно, поводом к сочинению этой трагедии послужило также приглашение Российской академии, напечатанное в начале 1808 года, в течение которого она была написана. Преосвященный Евгений, получив ее на просмотр и собираясь переписать ее для себя, дал о ней такой отзыв в письме к поэту: "Монологи Евпраксии весьма характерны, и патриотизм разлит во всей трагедии разительнейшими чертами, которые могут пристыдить нас в нынешнее время". При трагедии "Темный" Державин излагает условия, признаваемые им необходимыми в этом роде сочинений; таковы соблюдение единств, любопытная завязка, естественность в ходе действия, нечаянный и поразительный конец. Особенную важность придавал он сохранению исторической истины. "Все действующие лица, - говорит он, - суть не вымышленные, а подлинные исторические и имеют каждое приличные им свойства". Вообще он хвалился соблюдением исторической верности в своих трагедиях. "Атабалибо", вероятно, плод чтения "Инков" Мармонтеля и "Гишпанцев в Перу" Коцебу, писалась в последнее время жизни Державина и осталась неоконченного. По словам Аксакова, который читал ее вслух в его доме, "эта трагедия с хорами и великолепным, неисполнимым на сцене спектаклем, была любимым произведением Державина".

После четырех названных трагедий он успел в немногие годы написать еще оперы: "Иоанн Грозный, или Покорение Казани", "Дурочка умнее умных" и "Рудокопы", последние две в народном вкусе. Возвращение его от трагедий к опере объясняется тем высоким понятием, какое он имел об этом последнем роде как венце искусства. Он мечтал о возможности придать исторической опере такое же значение, какое у древних греков имела трагедия с хорами, и действовать посредством ее на возбуждение патриотизма. Екатерина II, по его мнению, вполне понимала превосходство оперы и ее воспитательное значение. "Мы видели и слышали, - говорит он, - какое действие имело героическое музыкальное представление, сочиненное ею в военное время под названием "Начальное правление Олега". В этих-то мыслях он написал в 1814 году оперу "Грозный". Зрелище покорения Казанского царства, казалось ему, подходило к обстоятельствам России после торжества над Наполеоном; французов сравнивал он с кровожадными татарскими ордами, а вождя их уподоблял волшебнику, который более обманом и обаянием, нежели истинным искусством, хотел устрашить своих соперников.

Но и этим еще не ограничивалась деятельность Державина в области драматической поэзии; в то же время он успел перевести в стихах "Федру" Расина, также несколько опер из Метастазио, одну из де Беллуа и проч. В заключение упомянем и о маленькой комедии-шутке "Кутерьма от Кондратьев", написанной им для своего домашнего театра и основанной на том, что у него было три служителя этого имени, отчего нередко происходили забавные недоразумения. Многие подозревали в этой пьесе затаенный намек на тогдашних министров, которые, по замечанию Державина, не знали своих должностей и кто из них первый.

В пример выдающихся мыслей и метких наблюдений, рассеянных в драмах нашего поэта, приведем из "Евпраксии" несколько стихов, показывающих, как верно он уже понимал одну всеми сознанную в наше время черту русского народного характера. Батый говорит своему приближенному, Бурундаю:

О русской храбрости твоя хвала мне тщетна.

Их каменная грудь народам всем приметна;

Россиян победить оружием не можно,

А хитростью, - и я берусь за то не ложно:

Примеры многие я рассказать бы мог.

И самый Святослав погиб в стану врасплох.

Пройдет лишь грозна брань, - веселие их свойство,

Беспечность стихия, пиры и хлебосольство.

Средь мира брань ковать у них заботы нет.

Сколь крат внезапно им нанес союзник вред!

К сожалению, этот же отрывок может служить образчиком дурного языка и однообразного размера трагедий Державина. О том, как сам он между тем высоко ценил свои драматические сочинения, нам достаточно известно из рассказов С. Т. Аксакова. Из переписки поэта мы знаем также, что он любил рассылать их в рукописи своим друзьям и почитателям: Дмитриеву, Карамзину, Капнисту, А. С. Хвостову, Евгению Болховитинову. Особенно дорожа советами знаменитого актера И. А. Дмитревского, он и ему сообщал на просмотр свои тетради. При чтении их тот отмечал на полях места, требовавшие объяснений. Эти заметки очень тревожили Державина, и когда Дмитревский, возвращая ему рукопись, в присутствии его перевертывал листок, то поэт с беспокойством заглядывал вперед и пробегал глазами страницы. Видя это, уклончивый старик говорил ему: "Ваше высокопревосходительство, будьте совершенно спокойны: эти замечания делаю я не для вас, но, вы знаете, на театре всегда бывают прощелыги, готовые придираться к авторам: от них-то я хочу предостеречь вас". К числу литераторов, к которым Державин обращался со своими драматическими трудами, принадлежали, еще молодые в то время люди, Гнедич и П. А. Корсаков (впоследствии издатель "Маяка" и переводчик с голландского). Первый в 1810 г. читал у Державина перед собранием гостей его перевод "Федры", а последний, по его поручению, позднее (1813) сличал этот перевод с подлинником и указал ему места, требовавшие изменений. Вскоре после издания четырех томов своих стихотворений Державин думал уже и о напечатании трагедий "Ирод и Мариамна", "Евпраксия" и "Федра". Выше мы видели, что первая была действительно издана при жизни поэта; другие же остались не напечатанными. Об издании их переписывался он в 1809 г. с известным московским издателем Бекетовым, который отвечал ему, что "поставит себе за честь и удовольствие напечатать их в своей типографии" и просил заказать хорошие рисунки для гравирования заглавных листов. Дело, однако, на том и остановилось.

Желание Державина видеть свои трагедии поставленными на сцену далеко не осуществилось. Единственная его пьеса, игранная на петербургском театре, была "Ирод и Мариамна". Сомневаясь, чтобы она могла иметь успех, князь Шаховской, тогдашний директор театра, долго не соглашался принять ее, отзываясь автору недостатком денег для постановки его произведения с надлежащим блеском. Наконец, однако, он согласился, и 23 ноября 1808 года трагедия Державина была представлена с хорами, положенными на музыку Давыдовым. Главные роли, Ирода и Мариамны, были исполнены Яковлевым и Каратыгиною. Благодаря этим двум талантам успех превзошел все ожидания, и представление повторено несколько раз. Кн. Шаховской был тем более доволен, что ученица его Валберхова, игравшая Соломию, была хорошо принята публикою. По рассказу Жихарева, Державину очень хотелось видеть на сцене и "Евпраксию"; чтобы заставить князя Шаховского принять пьесу, он вызывался даже взять на себя издержки ее постановки. Шаховской, боясь неудачи, упорствовал, но наконец, уступил убеждениям Дмитревского, с тем, однако, чтобы в трагедии сделаны были некоторые изменения и сокращения. Державин соглашался на это; но Дмитревский, опасаясь, что пьеса все-таки не будет иметь успеха на театре, объяснил автору, что ему выгоднее поставить ее у себя дома, так как тогда декорации и костюмы останутся в его руках. Державин послушался этого совета.

7. Эпиграммы и басни Державина

В 1805 году граф Хвостов, печатавший в своем "Друге просвещения" хвалебные стихи в честь Державина, просил его дать в этот журнал что-нибудь из своих произведений.

Уклоняясь от появления в журнале, издававшемся очень небрежно и не пользовавшемся уважением публики, поэт отвечал, что так как он готовит полное издание своих "кропаний", то боится набить читателям оскомину. При этом он упомянул, что не мог отделаться от одного петербургского журналиста и передал ему "некоторую мелочь, по лоскуткам у него валявшуюся", т. е. надписи на разные случаи и несколько басен; в письме к гр. Хвостову он прибавил, что считает себя в этом роде весьма неискусным и тяжелым.

Хотя, действительно, этот отдел его стихотворений не представляет, вообще говоря, особенных достоинств, но так как он довольно обширен и притом не лишен исторического интереса, то мы должны несколько остановиться и на нем. В своем месте было уже замечено, что Державин с самого начала своей литературной деятельности писал иногда эпиграммы и басни. В позднейшее время, готовя полное собрание своих сочинений, он намерен был отвести целый том этому роду стихов, но не успел выполнить своего плана. Между рукописями его мы нашли две тетради, из которых одна содержала до 25 басен, а другая около 200 разных мелких сочинений, как-то эпиграмм, надписей к портретам, эпитафий и т. п. Они знакомят нас с разными подробностями тогдашней литературы, а также со взглядами поэта на некоторые современные лица и события. Из ранних стихотворений его в этом роде мы имели уже случай узнать его отношение к Сумарокову. Есть у него несколько эпиграмм и на других современных писателей. Особенно любил он потешаться насчет Николева, Струйского, графа Хвостова и бывшего сослуживца своего Эмина. С последним соперничал он когда-то в анакреонтической поэзии. Одну из таких пьес Эмин начал стихами:

Недавно в темну ночь,

Окончив день пристойно,

Прогнав заботы прочь,

Я спал себе спокойно.

По этому поводу Державин, сочинив впоследствии эпиграмму на комедию Эмина, кончил стихом:

Лишь день один в свой век

Умел провесть пристойно.

Переписываясь с графом Хвостовым, Державин сначала говорил ему любезности насчет его неутомимой и плодовитой музы, но вскоре, как мы видели, нашел нужным сдерживать его Пегаса, а позднее написал на него даже несколько эпиграмм. Племянник Суворова и благодаря этому родству камер-юнкер, а потом и граф, Хвостов еще с 90-х годов прошлого столетия начал предаваться метромании, печатая свои стихи в "Новых ежемесячных сочинениях" княгини Дашковой. В своих одах он тщился и, как ему самому казалось, успевал не уступать знаменитому лирику. Между прочим, он также написал оду "Бог" и спрашивал Державина:

Как нравится тебе моя о Боге ода?

В эпиграмме, послужившей ответом на этот вопрос, Самохвалов хвастает, что хотя он не срисовывал описанного Горацием коня, а все-таки, -

Где быть бы голове, намалевал там хвост.

Как смотрел Державин на журнал "Друг просвещения", где ему так усердно курили фимиам, видно из эпиграммы его по случаю перемены в 1806 г. цвета обертки на книжках этого издания:

В одежде красной был в год прошлый сей журнал,

И просвещение нам суриком блистало;

Но ныне голубым он стал:

Неужель нам вранье приятнее в нем стало?

Особенною картинностью и изобретательностью в описании разных неизящных образов и звуков отличается эпиграмма на Скрыплева (Хвостова), начинающаяся так:

Скрипит немазанна телега

В степи песчанистой без брега

И с золотом везет навоз...

Рядом с этой эпиграммой может быть поставлена другая, "На Рифмоплета", также замечательная пластичностью выражений:

Видал ли, рифмоплет, на рынке ты блины

Из гречневой муки, холодные, сухие,

Без соли, без дрождей, без масла спечены,

И, словом, черствые и жесткие такие,

Что в горло могут быть пестом лишь втолчены?

Не трудно ль - рассуди - блины такие кушать,

Не казнь ли смертная за тяжкие грехи?

Увы! твои стихи.

Во время приятельских сношений с Державиным Хвостов успел вовлечь его даже в поэтическую с собой переписку, в которой лирика представляет Волхов, а собеседник его является под именем речки Кубры, омывавшей имение его во Владимирской губернии. В ответ на приветствия сиятельного стихотворца в "Друге просвещения" было напечатано "Послание Волхова к Кубрз":

Напрасно, Кубра дорогая,

Поешь о славе ты моей;

Прелестна девушка младая!

Мне петь бы о красе твоей.

Таким образом, мы видим, что литературные отношения Державина к гр. Хвостову были в разное время неодинаковы; по взаимной личной приязни обоих эти отношения были для первого довольно затруднительны и потому со стороны его не всегда искренни. Его эпиграммы на бездарного приятеля оставались, разумеется, в рукописи. Гораздо прямее были его отношения к двоюродному брату певца Кубры, Александру Семеновичу Хвостову, некогда сослуживцу Державина при князе Вяземском. Он принадлежал к одному литературному кружку со Львовым и Хемницером, сам писал очень немного, но слыл человеком с талантом и вкусом и был известен как острослов и эпикуреец. Когда однажды гр. Хвостов упрекнул его за леность, то он отвечал:

Лениться жребий мой, и жребий неизбежен:

Скажи, любезный друг, что в том, что ты прилежен?

Иногда однофамильцы не на шутку ссорились, как увидим ниже, когда речь будет о Беседе; теперь упомянем только о другом менее серьезном случае. Однажды между ними завязался спор о том, позволительно ли в русских стихах рядом с ямбом и хореем вставлять пиррихий, стопу, Состоящую из двух слогов без ударения. Граф Хвостов, обвиняемый в употреблении его, справедливо приводил, что пиррихий неизбежен и часто встречается у всех наших поэтов, начиная с Ломоносова. Находя, что он прав, Державин написал его противнику несколько шуточных стихов, в которых заметил, что граф

Гордясь победою своей, Пиррихьем вновь звучит, как скриплою телегой.

Александр Семенович Хвостов отвечал стихами же, хотя и плохими, но любопытными по выраженному в них взгляду на стихотворство его родственника; они кончаются так:

Желал бы только я, чтоб граф за сто красот

И Ломоносова, и ваших

Один хоть путненький дал мыслям оборот

Во все течение своих лет и лет наших.

Державин очень дорожил советами Александра Семеновича и между прочим сообщил ему на просмотр в 1808 году свою трагедию "Ирод и Мариамна" при особом послании, на которое тот отвечал:

Державина прияв веленье,

Отнынь я критик и пиит;

Певца Фелицы одобревье

Кого, кого не возгордит?

В другой раз он так защищал нашего поэта от нападений критиков:

Удары волн бывают ли ужасны?

Пигмеев замыслы Ираклу не опасны;

Дым Этны пламенной Олимп беспечно зрит;

Зоилов слабый крик Омира не страшит.

Певца Фелицы лавр средь дерзка вранов гласа

Растет и высится в честь росского Парнаса.

Есть у Державина, между прочим, эпиграммы на Кострова ("Хмельнина") как переводчика Гомера, не Каченовского ("надутого и хромоногого историка") и на Воейкова. Последний провинился тем, что вместе с Каченовским очень резко напал в "Вестнике Европы" на сочинение Станевича, одного из самых усердных поклонников Шишкова. Нельзя также оставить без внимания эпиграмм Державина на Карамзина (о чем уже было Упомянуто) и на Жуковского (по поводу ссоры, о которой будемговорить позднее), а рядом с ними - и саркастического ответа его на следующий отзыв Сергея Глинки, напечатанный в "Русском вестнике" 1809 г. по поводу нового издания сочинений нашего поэта: "В третьей части находятся анакреонтические оды, бывшие уже в печати, с прибавлением некоторый новых, в сем роде сочинений. Анакреон и Сафо несомненно полюбовались бы многими из сих песен. Должно, однако, признаться, что есть между ими и такие, на которые бы Грации желали накинуть покров...

В своем ответе на этот отзыв Державин обращается к защите русских Граций:

Велит вам, Грации, надернуть покрывало

На песенки мои шутливые мудрец.

Знать, его не прельщало яблоко Эдема,

его мать не из ребра Адама, отец его не из глины:

Не любопытен он, как деды его были.

Но вы, Грации, идете, конечно по стопам своей прабабушки:

Сквозною дымкой вы те песенки закрыли

И улыбнулися на запрещенный плод.

Вот, стало быть, оправдание самого поэта против того обвинения, которое, как мы видели, взводил на него не один Глинка за некоторые из его анакреонтических песен.

К одному роду поэзии с эпиграммами можно отнести те стихи Державина, в которых он высказывает свои размышления о вынесенных им уроках жизни или разочарованиях, напр., "Доказательство талантов"

Мысль о своих заслугах и неудачах сильно занимала престарелого поэта. Об этом свидетельствуют две его эпитафии самому себе:

Сребра и злата не дал в лихву

И с неповинных не брал мзды,

Коварством не вводил в ловитву

И не ковал ничьей беды;

Но, верой-правдой вержа злобу,

В долгу оставил трех царей.

Приди вздохнуть, прохожий, к гробу,

Покоищу его костей.

Здесь лежит Державин, который поддерживал правосудие;

Но, подавлен неправдами, пал, защищая законы.

Восстань со кресел куриальных,

Неопытный боярский сын,

И пышным древом предков дальних

Не дмись, случайный властелин!

Здесь поэт обращается, конечно, к молодым сотрудникам Александра I, и преимущественно к Кочубею. В последнем куплете отрывка они названы юными патрициями.

Эти же лица, с придачею к ним еще Аракчеева, Сперанского и молодого полководца Каменского, доставили пищу позднейшим басням Державина. В первую эпоху его литературной деятельности, встречающиеся у него стихотворения этого рода еще не имеют никакого применения к современным обстоятельствам и лицам, и сюжеты их заимствованы просто из эзоповского и федрова аполога. Позднее, и особенно в царствование Павла, в баснях Державина заметна уже историческая основа, намерение представить иносказательно какую-нибудь черту времени или особенность лица. Таковы, напр., басни "Корабль и игла", "Струя и дом", "Хозяйка". Все басни, написанные им в царствование Александра I, имеют сатирическое значение: "Аист" представляет Аракчеева; "Жмурки" - молодого государя с его сотрудниками; тут ясно и нравоучение: "не надо допускать класть на себя повязку"; басня "Лашманы" доказывает необходимость единства власти; "Выбор министров" - иметь предметом избрание хотя и шумливой, но горячей в заботе об общем благе трудолюбивой пчелы (самого Державина), помимо паука и муравья; "Паук" метит на Кочубея или Сперанского. В басне "Старые и молодые голуби" выставляется вообще ненадежность молодых деятелей и в особенности произносится порицание молодым военачальникам, кажется, по поводу битвы при Аустерлице или неудач в турецкую кампанию 1810 года. На это указывает нравоучение басни:

Без стариков вождей, да не узнав и броду

Соваться в воду, -

Опасно по одной теорьи воевать.

В басне "Бойница и водопад" русские солдаты, под начальством старого полководца, хотя и "простого человека, не мудреца и не героя", оказывают чудеса храбрости:

Какой бы нам извлечь из притчи сей совет?

Ум опытный лишь зрит и отвращает вред.

Своими баснями в царствование Александра Державин оправдал поговорку: "что у кого болит, тот о том и говорит". В литературном отношении всем им недостает отделки; хотя в них и заметно стремление к простоте и народности, но язык басен Державина вообще небрежен и неправилен. Крылов тогда еще не являлся на сцену.

Заключение

Как никто из поэтов XVIII века, Державин сумел обогатить рифму, метрику, строфику русского стиха. В русской поэзии до Державина использовался ограниченный круг рифм. "Фактически активный запас рифм 40-60-х годов определяется всего лишь несколькими сотнями созвучий, причем особенно узок рифменный репертуар высоких жанров, где можно выделить несколько десятков сочетаний, переходящих из произведения в произведение от одного поэта к другому".

Державин отказался от рифменных стандартов. Он значительно расширил число сочетаний в окончаниях стихов и разрушил жанровые градации в использовании рифмы. "Разрушая прежнюю художественно-жанровую стилистику, Державин вводит в одно стихотворение и ассонансы, и усечения, и приблизительные рифмы, и заударные диссонансы... Рифмовка Державина всегда точно связана с содержанием (в широком смысле) и целиком зависит от контекста. Державинская рифма - подлинно "раба" содержания. В зависимости от контекста один и тот же тип рифмы может приобретать разные функции, - но всегда определенно-выразительные".

Оригинален Державин в области метрики. Он использует самые разнообразные размеры, нередко допускает "смешение мер".

Исторической заслугой Державина явилось введение им в поэзию "обыкновенного поэтического слова". Державину стали узки рамки трех стилей, установленные Ломоносовым. Он снял их и открыл широкую дорогу просторечию. "Тем самым Державин ввел в поэзию русский разговорный язык и энергично содействовал укреплению национально-демократических основ нашего литературного языка".

Гоголь писал о слоге Державина: "Все у него крупно. Слог у него так крупен, как ни у кого из наших поэтов. Разъяв анатомическим ножом, увидишь, что это происходит от необыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми, на что бы никто не отважился, кроме Державина. Кто бы посмел, кроме него, выразиться так, как выразился он в одном месте о том же величественном муже, в ту минуту, когда он все уже исполнил, что нужно на земле.

Державин охотно употребляет народные формы глаголов- пужать, пущать; деепричастий - блистаючи, побеждаючи, улыбаючись; деепричастия прошедшего времени иногда употребляет в сокращенной форме: наклонишись, сшед; у него встречаются народные слова - вёдро, издевка, растабары, помочь, тазать, шашни, шлендать.

Рядом с народными речениями Державин нередко ставит славянизмы, причем, по наблюдению Я.К. Грота, "часто церковнославянское слово является у Державина в народной форме и, наоборот, народное облечено в форму церковнославянского". Державин пользуется словами вой (воины), воскликновение, живот (жизнь), зерцало, клас (колос), собор (собрание), тысяща и др., а также и такими уже для его времени архаизмами, как заразы (соблазны), позор (зрелище), прохлада (наслаждение, нега), правы (законы) и т. д. Иностранных слов у Державина мало и только те, которые в его время вошли в основной словарный фонд русского языка: аромат, глянец, маскарад, монумент, обелиск, эхо и др.

Державин создал новые слова, не все из них привились, но некоторые вошли в русский язык. Так, в "Фелице" он образовал глагол от имени героя романа Сервантеса "Дон Кихот": "не донкишотствуешь собой", после чего появилось и прочно вошло в нашу речь слово "донкихотство".

Значительное место в языковом новаторстве Державина занимает словообразование. Особенно охотно создает он сложные имена прилагательные (чаще всего эпитеты для обозначения цвета) и сложные причастия, образуя их с помощью различных суффиксов: кораблегибельный позор, огнепернатый шлем, вкусноспелые плоды, веселорезвая Эрата, солнцеокий осетр и т.д.

Особой заслугой поэта следует признать художественное исследование им диалектики бытия макро- и микрокосма. Отсюда излюбленный поэтический прием поэта - антитеза. Ему порой удается выявить диалектическую связь противоречий в их единстве.

Обновлению поэзии способствовал "забавный русский слог" Державина. Соединяя слова "высокие" и "низкие", он освобождал отечественную поэзию от сковывавших пут теории "трех штилей", открывал дорогу развитию реалистического языка.

Расширяя объект поэзии (от пивной кружки до космических явлений), Державин все больше и больше сводил ее с жизнью, стал, по словам Белинского, "первым живым глаголом нашей поэзии русской".

Воспроизводя в поэзии мир многоцветный (в некоторых стихах поэта мы сталкиваемся с настоящим пиршеством красок, например в стихотворении "Павлин") и мир многозвучный (поэт слышал и грохот пушек, и журчание струй жемчужных, и шелест сухих листьев), Г.Р. Державин прокладывал новые пути ее развития.

Место поэта в отечественной литературе точно определил Белинский: "С Державина начинается новый период русской поэзии, и как Ломоносов был первым ее именем, так Державин был вторым. В лице Державина поэзия русская сделала великий шаг вперед".

Список использованной литературы

1.Бабкин Д.С. А.Н. Радищев: Литературно-общественная деятельность

2.Баевский B.C. История русской поэзии. 1730-1980. Смоленск, 1994.

Грот ЯК. Жизнь Державина. М., 1997.

Гуковский ГА. Русская литература XVIII века. М., 1999.

Демин А.С. Русская литература второй половины XVII - начала XVIII века: Новые художественные представления о мире, природе, человеке. М., 1977.

Западов А.В. Гаврила Романович Державин. М., 1958.

7.Западов А.В. Мастерство Державина. М., 1958. С. 207.

8.История русской литературы: В 10 т. М.; Л., 1941. Т. 3-5.

9.История русской литературы: В 3 т. М.; Л., 1958. Т. 1.

История русской литературы: В 4 т. Л., 1980. Т. 1.

Калачева СВ. Эволюция русского стиха. М., 1986.

Левицкий А. Оды "Бог" Хераскова и Державина// Гаврила Державин

Москвичева Г.В. Русский классицизм. М., 1978.

Орлов П.А. История русской литературы XVIII века. М., 1991.

Панченко А.М. Истоки русской поэзии// Русская силлабическая поэзия XVII- XVIII вв. Л., 1970.

Розанов Е. Духовные стихотворения Державина//Державин Г.Р

Серман ИЗ. Русский классицизм: Поэзия, драма, сатира. Л., 1973.

Смирнов А.А. Литературная теория русского классицизма. М., 1981.

Тынянов Ю.Н Ода как ораторский жанр// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

Ходасевич В.Ф. Державин. М., 1988.

Эткинд Е. Две дилогии Державина// Гаврила Державин. 1743-1816. Норвичские симпозиумы по русской литературе и культуре. Т. IV. Вермонт

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.