Ковпак герой войны. Ковпак Сидор Артемьевич - биография. Государственный деятель Дважды Герой Советского Союза. Суржик д.в., институт всеобщей истории ран

(1894-1986)

Папанин Иван Дмитриевич, советский полярный исследователь, родился 25 ноября 1894 г., умер 30 января 1986 г. После того как он провел ряд работ на Земле Франца-Иосифа и мысе Челюскин, ему было поручено руководство дрейфующей полярной станцией в Центральном полярном бассейне («Северный полюс 1»). Четыре тяжелых самолета под руководством полярного исследователя О. Ю. Шмидта, начавшие полет 21 мая 1937 г. с острова Рудольфа (Земля Франца-Иосифа), высадили участников экспедиции – П. П. Ширшова (гидробиолог), Е. К. Федорова (геофизик) и Э. Т. Кренкеля (радист) – вместе со всем их снаряжением (палатка, наблюдательная станция, радиостанция, запасы и т. д.) приблизительно в 20 км от полюса (89°25" с. ш. и 78°40" з. д.). Во время создания станции 42 человека находились на льдине около 3 км в окружности и 3 м толщиной.

6 июня самолеты стартовали в обратный полет. Льдина, образовавшая позднее треугольник с длиной сторон в 3-4 км, дрейфовала с переменной скоростью в южном направлении к Атлантике. 19 февраля 1938 г. после 274-дневного ледового дрейфа Папанин и его спутники были сняты с сильно подтаявшей льдины у восточного побережья Гренландии близ 70°46" с. ш. и 19°16" з. д. ледоколами «Таймыр» и «Мурман». Всего экспедиция прошла в дрейфе свыше 2 тыс. км.

Экспедицией Папанина были продолжены и существенно дополнены наблюдения над морскими течениями, ледовыми дрейфами и т. д. в центральной части Северного Ледовитого океана. В течение всего ледового дрейфа проводились постоянные измерения морских глубин: вблизи полюса измерили глубины 4290, 4374 и 4354 м, между 84 и 83° широты над подводным «порогом Нансена» – 3300–3500 м, вблизи Гренландии – 4220 м и, наконец, в гренландских прибрежных водах – около 200 м. Весьма ценным был вывод о том, что даже вблизи полюса имеются живые организмы. Измерения земного магнетизма и силы тяжести дали достоверные сведения о геофизических условиях в области дрейфа. Регулярные метеорологические наблюдения, результаты которых ежедневно передавались по радио через остров Рудольфа в международную службу погоды, привели к ценным выводам о структуре атмосферы и процессах, определяющих погоду Центральной Арктики. Эти передачи облегчили осуществление трансарктических полетов советских летчиков Чкалова и Громова, совершенных летом из Москвы в западную часть Соединенных Штатов (Портленд и Сан-Джасинто в Калифорнии, 9 тыс. и 10 тыс. км). Наблюдения экспедиции Папанина были продолжены в 1938-1940 гг. в восточной части Центрального Арктического бассейна экипажем ледокольного парохода «Седов». В его освобождении из льдов в начале 1940 г. Папанин принимал участие, будучи руководителем Главного управления Северного морского пути. С 1950 г. по образцу первой станции «Северный полюс» оборудовались все более лучшими вспомогательными средствами другие дрейфующие станции.

Восспоминания Эрнста Теодоровича Кренкеля о дрейфе станции «Северный полюс - 1».

Необходимость организации научно-исследовательской станции в районе Северного полюса вытекала из насущных потребностей науки и мореплавания в советском секторе Арктики.

По морям нашего сектора Арктики проходит кратчайший путь из европейской части России в Сибирь и Дальневосточный край. Путь морем от Санкт-Петербурга до Владивостока через Суэцкий канал составляет свыше 12600 миль, а по Северному морскому пути от Мурманска до Владивостока всего лишь 6230 миль, т. е. вдвое меньше. Важным преимуществом Северного морского пути является также то, что он пролегает по внутренним морям нашей страны и плавание по нему обеспечено от всякого вмешательства со стороны иностранных государств.

Освоение Северного морского пути в первой половине ХХ в. позволило доставлять в отдаленные и трудно доступные районы Крайнего Севера оборудование для новостроек и товары для зимовщиков и вывозить оттуда пушнину и полезные ископаемые. Из года в год увеличивался поток грузов. Веками скрытые в недрах Крайнего Севера богатства были поставлены на службу Родине.

Однако плавание по северным морям, большую часть года покрытым льдом, сопряжено с большими трудностями и риском. За три-четыре месяца короткой арктической навигации суда должны дойти до места назначения, разгрузиться, принять груз и вернуться в Архангельск или Владивосток. Малейшая задержка в пути влечет за собой тяжелые последствия. Корабль, остающийся в Северном Ледовитом океане на зиму, подвергается большим опасностям – он может быть увлечен дрейфом льдов на север и раздавлен.

Борьба за Северный морской путь – это борьба со льдом. По морям Арктики плавают мощные ледоколы и транспортные туда особой конструкции. Однако и они не всегда могут преодолеть толщу льдов. На помощь полярникам пришла наука, раскрывшая законы хаотического, на первый взгляд, движения необозримых ледяных полей Арктики.

Льды Северного Ледовитого океана создают огромный массив холодного арктического воздуха, который влияет на климат всего северного полушария и, в частности, на состояние льда на трассе Северного морского пути. Поэтому, чтобы знать погоду и состояние льда, на этой магистрали потребовалось создать десятки полярных станций для изучения метеорологического и ледового режима Арктики.

Первые полярные станции строились в устьях сибирских рек – в конечных пунктах следования морских транспортов, где происходили встречи речных и морских караванов, и обмен грузами. Теперь на месте этих станций выросли крупные северные порты. В годы первых сталинских пятилеток была создана целая сеть полярных станций на самых северных островах Северного Ледовитого океана.

Зимовщики полярных станций вели большую и кропотливую работу. Четыре раза в сутки со всех концов Арктики в Москву поступали сведения о погоде, движении льда и режиме моря. На основании этих сведений в марте-апреле каждого года, т. е. задолго до открытия навигации, ученые давали долгосрочные прогнозы состояния льда на всем протяжении Северного морского пути.

Из года в год прогнозы становились все более точными и очень помогали мореплавателям. В зависимости от предсказанного состояния льдов строился план морских перевозок. У наиболее тяжелых районов плавания стояли наготове мощные ледоколы и базировалась полярная авиация для дальних разведок и для проводки судов.

Несмотря на то, что зимовщики регулярно сообщали сводки результатов своих наблюдений и со временем накопились весьма обширные научные данные, вскрыть полностью режим арктических льдов не представлялось возможным. Действительно, синоптики ежедневно чертили свои изобары и изотермы, но они обрывались на последних полярных станциях, расположенных на Земле Франца-Иосифа, на Северной Земле, Новосибирских островах и острове Врангеля. О том, что творилось севернее их, можно было только строить предположения.

Экспедиции разных стран, побывавшие в районе полюса и на полюсе в начале XX в., установили лишь наличие в Центральном полярном бассейне больших океанических глубин и почти сплошного движущегося ледяного покрова, а также отсутствие в районе Северного полюса суши. Какова глубина океана на полюсе? Подвижен ли лед на самом полюсе и, если да, то откуда он происходит и куда уходит? Каков там режим погоды? Как зарождаются и проходят циклоны и антициклоны? Есть ли жизнь у Северного полюса? На все эти и многие другие вопросы иностранные экспедиции не ответили. Их предстояло разрешить советской науке.

Весной 1936 г. советским правительством был утвержден план экспедиции на Северный полюс, начальником ее был назначен О. Ю. Шмидт.

Закипела организационная работа. Определился личный состав будущей дрейфующей станции «Северный полюс». В нее вошли четыре человека. Начальником станции был назначен И. Д. Папанин, до этого в течение нескольких лет руководивший крупнейшими полярными станциями, научными работниками – гидробиолог и гидролог П. П. Ширшов, участник походов «Сибирякова» и «Челюскина», астроном и магнитолог Е. К. Федоров, не раз зимовавший вместе с Папаниным. Э. Т.Кренкеля утвердили радистом дрейфующей станции. К этому времени он имел немалый опыт работы на полярных радиостанциях Новой Земли, Земли Франца-Иосифа, Северной Земли, а также на радиостанциях «Сибирякова», «Челюскина» и различных судов, плававших в Арктике. Весть о назначении на станцию «Северный полюс» застала его на очередной зимовке на Северной Земле.

В распоряжение экспедиции было выделено четыре тяжелых четырехмоторных самолета. Этот летный отряд возглавлял прославленный полярный летчик М. В. Водопьянов.

Маршрут предстоявшей экспедиции пролегал через Землю Франца-Иосифа. Необходимо было организовать на самом северном острове этого архипелага – острове Рудольфа – технически оснащенную базу для самолетов. Эта ответственная задача была поручена Папанину.

Летом 1936 г. из Архангельска к Земле Франца-Иосифа вышел ледокольный пароход «Русанов», имевший на борту все необходимое для постройки радиостанции и радиомаяка и большие запасы авиационного горючего, а также команду из двадцати человек, которой предстояло создать базу. Проливы архипелага были забиты льдом, и, когда «Русанов» достиг острова Рудольфа, оказалось, что остров со всех сторон окружен тяжелыми ледяными полями. Берега острова Рудольфа представляют собой отвесную ледяную стену высотой от десяти до двадцати метров. Лишь на западной стороне имеется узкая прибрежная полоса, и именно с этой стороны путь к острову преграждали особенно тяжелые льды. Было принято рискованное решение выгрузиться на лед на расстоянии около полутора миль от острова и тракторами доставить весь груз на остров. Круглые сутки велась эта тяжелая, напряженная работа. В любую минуту ветер мог привести в движение сплоченные ледяные поля. Но, несмотря на все трудности, задача была блестяще решена – на острове Рудольфа была создана прекрасно оборудованная база для экспедиции.

Осенью 1936 г. началась подготовка сложного хозяйства экспедиции.

Участники экспедиции основательно изучили всю литературу о попытках достижения полюса. Отмечали недостатки, с тем чтобы их не повторять, использовали правильные решения того или иного вопроса.

Основная трудность заключалась в необходимости ограничивать вес снаряжения. Каждый самолет мог взять две с половиной тонны груза, следовательно, вес всего нашего снаряжения не должен был превышать десяти тонн. Мы отказались от обычной деревянной или фанерной тары. Все имущество было упаковано в легкие водонепроницаемые мешки. Горючее (керосин и бензин) находилось в резиновых бурдюках.

Продовольственный вопрос был решен с помощью работников научно-исследовательского института питания. Полярники получили готовый обед на полтора года. Чтобы приготовить различные супы, каши и кисели, надо было только вскипятить воду и бросить в нее те или иные твердые как камень плитки. Имелись в порошке молоко и яйца. Копчености, паюсная икра, сладости – все это было в изобилии представлено в пайке. Чтобы в случае необходимости удобнее было перетаскивать продовольствие с льдины на льдину, а также чтобы уберечь его от сырости, оно было запаяно в легкие жестяные ящики с ручками. В каждой упаковке находился полный набор продуктов питания в количестве, достаточном для четырех человек на десять дней.

Особое внимание было уделено жилью. Каркас прямоугольной и прямостенной палатки был сделан из дюралюминиевых труб. На этот каркас надевались три покрышки: легкая парусиновая, затем огромное шелковое стеганое одеяло на гагачьем пуху и, наконец, тяжелый водонепроницаемый черный брезент. Черный цвет палатки помог бы в случае поисков обнаружить полярников на льду; кроме того, черное притягивает солнечные лучи, и они могли использовать солнечное тепло как даровое отопление.

Палатка была предельно маленькой. В ней помещались четыре койки, по две одна над другой, столик, стол с радиоаппаратурой и научные приборы.

Как писал Э. Т. Кренкель «мы имели полное оборудование метеорологической станции, актинометры (приборы для изучения солнечной радиации), приборы для определения силы тяжести, химическую лабораторию, самописцы, фото- и киноаппараты, – словом, все необходимое для исследования Северного полюса, причем рассчитанное для работы в условиях Арктики.

Самым тяжелым предметом была наша гидрологическая лебедка. При помощи этой лебедки нам предстояло измерить глубину океана на полюсе и взять пробу грунта. Кроме того, ежедневно надо было, проводить ряд гидрологических работ по обширной, заранее разработанной программе: определять глубины, грунт, температуры на различных горизонтах, брать пробы на различных глубинах для определения химического состава воды, вылавливать микроорганизмы и определять скорости течений на различных глубинах.

В создание лебедки было вложено много труда и инженерной мысли. Была сконструирована система пружинных рычагов, автоматически останавливавшая лебедку в тот момент, когда груз достигал дна океана.

Особенно важными были проблемы радиосвязи. В такой экспедиции, как наша, от уверенной связи с землей зависела жизнь ее участников. Если бы в какой-либо из дней дрейфа радио перестало передавать наши координаты, то это бы означало, что мы затерялись, как песчинки, в огромной пустыне Ледовитого океана. Вот почему наша рация должна была работать бесперебойно и безотказно и на морозе, и при резких перепадах температуры. Вес ее не должен был превышать 500 килограммов.

Постройка радиостанции была поручена коллективу одной из ленинградских радиолабораторий, имевшему большой опыт по созданию небольших коротковолновых станций. Ленинградцы блестяще справились с этой задачей. Аппаратура оказалась настолько надежной, что за девять месяцев работы мне ни разу не пришлось вскрывать станцию для устранения неисправностей. Радиус действия нашей радиостанции был равен тысяче километров (до опорной базы на острове Рудольфа).

Нам было ясно, что в качестве основного источника электроэнергии придется использовать ветер. Хотя ветровой режим района Северного полюса не был известен, трудно было предположить, что там могут быть длительные периоды полного безветрия. Но на всякий случай мы взяли с собой резервный бензиновый двигатель и ручную динамомашину.

Много тысяч советских людей вложили свой труд и умение в подготовку нашей экспедиции. Позднее, во время нашего дрейфа, распаковывая ящики с продовольствием и снаряжением, мы часто находили дружеские записки скромных тружеников, руками которых было создано все то, чем мы располагали. Это было дыхание родины, чувство локтя, поддерживавшее нас. И единственным достойным ответом на этот огромный труд могло быть лишь успешное проведение экспедиции.

Кроме подготовки снаряжения мы занимались и вопросами личной подготовки. Каждый из нас был специалистом в своей области, но нужно было добиться взаимозаменяемости. В особенности это касалось астрономических вычислений и радиосвязи. При всех условиях мы должны были иметь возможность определить свои координаты и передать их по радио на материк. Поэтому Ширшов и Папанин учились делать астрономические определения, а Федоров – обращаться с радиостанцией. Ширшов, кроме того, освоил в одной из московских больниц самые необходимые приемы оказания первой помощи при обмораживании, сердечном припадке, переломах и т. д.

Наконец, после многомесячной подготовки, все было готово. В феврале 1937 г. в уединенном месте под Москвой мы провели испытание всего нашего снаряжения в полевых условиях. Правда, нас доставили на место не самолеты, а грузовики, но зато все остальное было почти как на полюсе. Было холодно. Мы стояли у огромной груды вещей и могли рассчитывать только на свои силы и возможности.

Испытания всего нашего хозяйства, за мелкими исключениями, дали отличные результаты. Я имел все основания быть довольным своей радиостанцией, так как мне удалось установить связь со многими городами Советского Союза и с радиолюбителями других стран. Перекрытые расстояния намного превысили радиус действия нашей станции.

Весна 1937 г. была сырой и промозглой. Синоптики задерживали разрешение на вылет. Наконец, 20 марта самолеты стартовали на полюс.

Наш груз был отправлен в Архангельск поездом, с тем чтобы облегчить взлет самолетов с размокшего московского аэродрома.

Первая посадка была совершена в семидесяти километрах от Архангельска, в селе Холмогоры – на родине великого русского ученого М. В. Ломоносова. Рано утром мы были уже в Архангельске и вскоре на грузовиках вернулись в Холмогоры с грузом. Весна преследовала нас и в Архангельске. Только через неделю мы смогли вылететь дальше.

Наш летный отряд помимо экспедиционных машин располагал еще одним более легким самолетом, который шел несколько впереди основной группы воздушных кораблей. Летчик Головин просматривал трассу, давал сведения о погоде и состоянии аэродромов.

Следующая посадка была произведена на полярной станции Новой Земли в проливе Маточкин Шар. Это уже была настоящая Арктика. Зимовщики на собачьих упряжках лихо подкатывали бочки с горючим к самолетам.

На следующий день скорость ветра временами превышала 30 метров в секунду. Силой ветра проворачивались винты холодных моторов. Намертво закрепленные машины дрожали мелкой дрожью. Не обошлось без повреждений, но они были быстро устранены механиками.

Распрощавшись с полярниками станции Маточкин Шар, мы вылетели на остров Рудольфа. Морозная и малооблачная погода благоприятствовала полету. Около полуночи, при сияющем солнце и безоблачном небе, мы подошли к Земле Франца-Иосифа. Гористые острова уходили вдаль, в туманную дымку. Наконец открылся и остров Рудольфа Издалека он был похож на облако или туман и представлял собой совершенно ровный, геометрически правильный пологий ледяной купол.

На самой макушке ледяного купола мы увидели посадочный знак и дымовые сигналы. Видны были также дымки из труб двух пыхтящих тракторов. Вот когда мы в полной мере оценили подготовительную работу по организации базы. Посадка на самом северном острове нашей Родины ничем не отличалась от посадки на удобном, хорошо оборудованном аэродроме.

Нас с нетерпением ждали. Пока мы радостно здоровались с друзьями, тракторы деловито растаскивали наши самолеты по местам, где для них были приготовлены крепления. На куполе острова были сосредоточены запасы горючего для наших самолетов. Внизу, в теплых домах, нас ожидали парадный обед и чистые койки. На крыльце дома сидел большой белый медведь, на вытянутых вперед лапах он держал хлеб, соль и огромный железный ключ с надписью: «Ключ от Северного полюса». Как выяснилось, этот медведь был убит зимовщиками за несколько дней до нашего прибытия и заморожен в такой позе.

Остров Рудольфа, открытый в 1873 г., имел некогда мрачную славу. В конце прошлого и начале нынешнего века [ХХ-го] он служил исходной точкой многочисленных неудачных экспедиций к Северному полюсу. На нем до сих пор сохранились развалины строений прежних экспедиций.

Полюс не давался человеку. Путь к нему преграждал дрейфующий на юго-запад лед, встречную скорость которого путешественники, пользовавшиеся единственным видом полярного транспорта тех времен – собаками, – не могли преодолеть.

Мы изучили описания всех предпринятых ранее экспедиций и, естественно, делали сравнения. Самая богатая экспедиция на полюс располагала 102 собаками. У нас было четыре четырехмоторных самолета общей: мощностью в шестнадцать тысяч лошадиных сил. Большинство прежних экспедиций было организовано на частные средства, которых обычно не хватало на приобретение необходимого снаряжения с учетом всех могущих возникнуть осложнений. Радиосвязи не было и в помине. Наша экспедиция была вооружена всем лучшим, что могла дать страна. Радио позволяло нам ежечасно иметь связь с родиной, пославшей нас на полюс.

Целый месяц мы пробыли на острове Рудольфа. Еще раз было осмотрено и проверено все снаряжение. Синоптикам предстояло «выпустить» нас на полюс. Метеорологические сведения, которыми мы располагали, были более чем скудными. Приходилось прогнозировать погоду по сообщениям с острова Шпицбергена и полярных станций, расположенных значительно южнее. Это осложняло задачу. Центральная часть Арктического бассейна хранила вековое безмолвие.

Наконец, наступил долгожданный день. Мощный 60-сильный «Сталинец» доставил нас на купол острова. Руководство экспедиции решило сначала вылететь на полюс на одном самолете, организовать там посадочную площадку и затем вызвать остальные три самолета с грузом. Первым должен был лететь флагманский самолет Водопьянова. На борту его находилось тринадцать человек: экипаж самолета, начальник экспедиции , кинооператор и наша четверка.

21 мая 1937 г. в 4 часа 50 минут дня предельно нагруженный самолет поднялся в воздух и, сделав два круга над базой, лег на курс.

Быстро скрылся из вида остров Рудольфа. Ледяной купол слился с общим фоном льда и неба. В начале пути под нами проплывали большие разводья и мелкобитый лед, но постепенно лед становился все более сплоченным и размеры полей возрастали. С самолета непрерывно наблюдали за характером ледяного покрова и фотографировали его.

Со сказочной быстротой мы пересекали невидимые пути прежних экспедиций. Здесь шел Нансен после неудачной попытки достичь Северного полюса. Здесь пролегал последний путь корабля Брусилова «Св. Анна», пропавшего без вести. Мы пролетели над могилами многих смельчаков, безуспешно штурмовавших Северный полюс. Это были страницы истории. И мы были горды тем, что нам, советским полярникам, предстояло открыть новую страницу истории завоевания Арктики.

Через шесть часов полета мы были над полюсом. Под нами белели все те же местами клубящиеся сплошные облака. Самолет, пробивая облачность, большими виражами пошел на снижение. Всех тревожила одна мысль: где нижняя граница облачности? А вдруг на полюсе туман и посадка невозможна?

И в этот момент в бортовой радиостанции замкнулись какие-то провода и радиограмма о том, что мы находимся над полюсом и идем на снижение, оборвалась на полуслове. Это было большим осложнением, но тогда нас больше всего волновала возможность посадки.

Лишь на высоте 200 метров под нами открылись ледяные поля Северного полюса. Теперь все зависело от мастерства Водопьянова. Чтобы посадить тяжелую машину на неподготовленную площадку, не зацепив ни одну торчащую льдину, требовалось большое искусство.

Толчок... Под крыльями проскакивают ощерившиеся льдины... Наконец машина встала. Мы высыпали на лед.

Грянуло «ура» в честь любимой Родины, и мы бросились в объятия друг к другу.

Полюс встретил нас не особенно ласково. Погода была далеко не майской: пятнадцать градусов мороза, противная поземка забивала одежду мельчайшим снегом, солнце едва просвечивало сквозь быстро несущиеся облака.

После первых минут радости и возбуждения каждый занялся своим делом. Федоров, установив свою аппаратуру, приступил к первому астрономическому определению. Надо было уточнить наши координаты. Я занялся срочной установкой своей радиостанции, так как у бортовой рации сгорел умформер, а связь с островом Рудольфа требовалась немедленно. Нетрудно было представить, что могли предполагать товарищи, оставшиеся на острове. Ведь связь с нами оборвалась буквально на полуслове.

К сожалению, с первым самолетом не удалось захватить всю нашу радиостанцию. С нами прибыла только аппаратура, необходимая для пуска станции и минимальной ее работы, всего один комплект аккумуляторов и небольшой двигатель для их зарядки. Непредвиденный выход из строя самолетной рации нарушил наш первоначальный план и нашу договоренность с радистами острова Рудольфа.

Установка и пуск станции заняли почти четыре часа. Наконец, в четвертом часу дня загудел маленький умформер нашей станции, но оказалось, что от долгого пребывания на морозе аккумуляторы сели. Потребовалось запустить бензиновый двигатель для зарядки аккумуляторов.

Проходит час за часом. Зарядка аккумуляторов, наши вызовы, затем слушание. Через полчаса опять зарядка, и все начинается сначала. Остров Рудольфа монотонно бубнит своим мощным радиомаяком. Там рассчитывали, что мы можем еще вернуться, и поэтому не выключали маяка. Это обстоятельство и помешало быстро установить связь: радиомаяк заглушал слабенькие сигналы нашего двадцативаттного передатчика.

Только в 21 час 30 мин. в эфире появились сигналы острова Рудольфа. С бешеной скоростью понеслись точки и тире нашего позывного. После первых минут радости и поздравлений перешли к делам. В шесть часов утра на остров Рудольфа ушла первая метеосводка:

«Северный полюс 22 мая 06 часов московского времени. Давление 761. Температура минус 12. Ветер 8 метров, западный (по гринвичскому меридиану), порывистый. Туман. Солнце просвечивает. Видимость 1 километр. Слабый снег».

Отныне синоптики могли давать достоверные сводки погоды на полюсе и составлять более точные прогнозы.

Вечер 23 мая принес нам огромную радость. Мы получили правительственную телеграмму за подписью товарищей Сталина, Молотова и других руководителей партии и правительства. Вот что было написано в телеграмме, оставшейся навсегда в памяти у тех, кто был тогда на далеком ледяном поле у Северного полюса:

«Начальнику экспедиции на Северный полюс товарищу О. Ю. Шмидту.

Командиру летного отряда товарищу М. В. Водопьянову.

Всем участникам экспедиции на Северный полюс.

Партия и правительство горячо приветствуют славных участников полярной экспедиции на Северный полюс и поздравляют их с выполнением намеченной задачи – завоевания Северного полюса.

Эта победа Советской авиации и науки подводит итог блестящему периоду работы по освоению Арктики и северных путей, столь необходимых для Советского Союза.

Первый этап пройден, преодолены величайшие трудности. Мы уверены, что героические зимовщики, остающиеся на Северном полюсе, с честью выполнят порученную им задачу по изучению Северного полюса. Большевистский привет отважным завоевателям Северного полюса!

И. Сталин, В. Молотов, К. Ворошилов, Л. Каганович, М. Калинин, А. Микоян, А. Андреев, А. Жданов».

Трудно найти слова, чтобы рассказать, с каким волнением и благодарностью слушали мы текст этой телеграммы. Родина высоко оценила наши заслуги. Выполнение правительственного задания по изучению Северного полюса стало для нас смыслом жизни.

А затем началась будничная работа. Надо было узнать толщину льдины. Целый день мы долбили кольцевую канавку, оставляя в середине ледяную бабку. Работа была тяжелой и неспорой. Лед постепенно становился все более сырым, и наконец хлынула бурлящая вода, вмиг затопившая шахту. Толщина льдины равнялась трем метрам десяти сантиметрам. Следовательно, возраст нашего ледяного поля был не менее двух лет.

Следующим делом было строительство снежного дома для радиостанции, так как в палатке было тесно, а наша большая палатка еще не прибыла.

Снежный покров льдины был твердым. С трудом вырезали лопатой кирпичи нужного размера и складывали стены. Крышу сделали из грузового парашюта, белый шелк которого хорошо пропускал свет.

Через несколько дней самолеты А. Д. Алексеева, И. П. Мазурука и В. С. Молокова прилетели на полюс, и мы получили все наше снаряжение.

Немедленно был поставлен неиссякаемый источник энергии – ветряк. Наша жилая палатка стала центром поселка. Вокруг нее расположились палатки летного состава.

Работали мы очень много. Каждый занимался своим прямым делом, но кроме того было много общих работ по устройству всего нашего хозяйства. Был проверен весь груз. Затем все продовольствие и горючее было разделено на несколько частей и развезено в разные стороны. Хранить все в одном месте было нельзя, приходилось считаться с возможными сжатиями и разрежениями нашего ледяного поля.

Рытье проруби, строительство снежных домов, варка пищи – все это требовало времени, и мы едва справлялись с этими мелкими, но нужными работами.

6 июня наступил день расставания с летчиками. В пять часов вечера состоялся митинг в честь подъема флага и торжественного открытия дрейфующей полярной станции «Северный полюс».

Взвились и заколыхались на ветру флаги: один – государственный, другой – с силуэтом товарища Сталина.

Мы стояли с обнаженными головами и пели «Интернационал» под гул прогреваемых моторов.

Последние минуты прощания, и вот самолеты идут на взлет, обдавая нас снежной пылью. Последним поднялся в воздух Водопьянов. Гул становится все слабее и, наконец, замирает.

Мы остались вчетвером на льдине.

На следующий день приступили к гидрологическим работам. У лунки соорудили деревянный помост и установили лебедку. Ширшов, вымазанный до ушей машинным маслом, сиял, как именинник. Груз, щуп и приборы скрылись под водой. Побежали стрелки счетчика. Быстро сматывался стальной тросик. Через 2 часа 40 минут лебедка автоматически остановилась. Глубина 4290 метров! Для проверки три раза приподняли груз на пятьдесят метров, и каждый раз трос останавливался на прежнем месте. Со дна подняли в стальном цилиндре пробу темного зеленовато-серого ила.

Под слоем холодной арктической воды, на глубине от 250 до 600 метров, были обнаружены положительные температуры с максимумом плюс 0,77 градуса, на глубине свыше 750 метров температура воды постепенно понижалась и на глубине 2930 метров равнялась минус 0,7 градуса.

Через десять дней мы настолько продвинулись к югу, что потребовалось вновь измерить глубину океана. Второй промер показал еще большую глубину – 4374 метра. Цвет грунта стал розовым.

В этот раз нам удалось четко нащупать верхнюю границу относительно теплой атлантической струи. Таким образом, было установлено, что ветвь Гольфстрима на известной глубине достигает Северного полюса. Ширшов извлекал с глубин планктон – микроорганизмы, живущие в морской воде, и маленьких медуз. Это было замечательное открытие. Оно опровергало существующее мнение о том, что район полюса является безжизненной пустыней.

Но планктоном не ограничивается жизнь на полюсе. В трещине ледяного поля мы видели двух маленьких рыбок. Было ясно, что рыбки являются потребителями планктона. Следовательно, должно было существовать и следующее звено – потребитель рыбок – тюлень. Через некоторое время мы увидели и тюленя. Охота была неудачной, но сфотографировать его все же удалось. Мы видели также трех чаек в районе полюса. А однажды у лагеря появилась медведица с двумя медвежатами. К сожалению, наша собака спугнула их, а я, погорячившись, начал стрелять чересчур рано и медведи скрылись в густом тумане.

Медведи на полюсе – этого никто не мог предполагать. Ближайшая земля от полюса – Гренландия – находилась в 700 километрах. Нашей медведице с медвежатами надо было совершить этот большой путь, да еще вернуться обратно. Но когда вскоре мы увидели тюленя, стало ясно, что медведи, путешествующие по дрейфующим полям к полюсу, обеспечены кормом.

Примерно с половины июня на полюсе началось относительное лето. 11 июня была первая положительная температура – плюс 0,3 градуса. Слабые заморозки чередовались с оттепелью.

Тепло брало верх и причиняло нам много неприятностей. Метели создавали сугробы мокрого, тающего снега. Дождь и туманы превращали снег в ледяную кашу. В конце концов стаял весь снег нашего ледяного поля, и мы оказались на голом льду, среди луж и больших озер.

Мы были озабочены сохранением нашей жилой палатки. Под ней снег не таял. По бокам мы обкладывали ее льдом, и со временем она стала возвышаться на ледяном пьедестале.

Озера становились все больше и соединялись между собой. Мы накачали резиновую лодку и совершали недалекие экскурсии по этим озерам. Глубина их местами достигала двух метров.

На ближайших ледяных буграх хранились наши запасные базы. Бесчисленное число раз нам пришлось перетаскивать их с места на место.

Большим событием в нашей жизни, как и в жизни всей страны, был перелет Чкалова через Северный полюс. За несколько дней до его вылета наша станция начала давать дополнительные метеосводки. Мы были извещены о вылете и немедленно установили наблюдение за работой радиостанции Чкалова.

19 июня в нашем районе была омерзительная погода: туман, мокрый снегопад, сплошная низкая облачность, температура плюс 0,5 градуса. Утром в 5 часов 50 минут над нами загудел самолет. Чкалов сообщил, что они летят при безоблачном небе, а под ними сплошная облачность. Чкалов должен был сбросить московские газеты и письма. Туман помешал этому, и мы слышали только гул самолета над нашей палаткой.

От всего сердца мы пожелали нашим летчикам счастливого выполнения сталинского задания.

В конце июня пришлось покинуть снежную хижину, где помещалась радиостанция. Ее стены стали, как кружева, и грозили обвалом. Пол превратился в сплошную лужу.

Радиомачты установили на новом месте. В углу жилой палатки на маленьком столике разместилась вся радиоаппаратура. Под столом были установлены аккумуляторы. Кабель от ветряка также был подведен к палатке. Через сутки аппаратура подсохла, и резко увеличилась слышимость всех радиостанций. Мы получили возможность регулярно слушать Москву.

Каждый из нас являлся корреспондентом какой-либо одной, а то и нескольких газет и журналов. Спрос на любые сведения о нашей работе был чрезвычайно велик. Мы охотно откликались на все требования корреспонденций и стали заправскими журналистами. Существовало лишь одно ограничение, но зато весьма существенное – ветер. Работа радиостанции зависела от зарядки аккумуляторов, т. е. от работы ветряка.

При ветре передавались многие тысячи слов, а когда ветер прекращался и не было известно, на какой срок придется растягивать заряд аккумуляторов, мы сокращали время передачи и приема. Были периоды безветрия, когда мы очень скупо расходовали электроэнергию, ограничиваясь передачей метеосводок четыре раза в сутки.

В каждой сводке приводились наши последние координаты. В случае необходимости поиски экспедиции начались бы к югу от нашего последнего местонахождения.

При сильном ветре мы чувствовали себя напряженно: приходилось считаться с возможностью сжатия и торошения льда. Спали по очереди, так как надо было часто выходить из палатки, обходить наши запасные базы и следить за состоянием льда.

28 августа 1937 г. исполнилось сто дней нашего пребывания на льду. В этот день мы находились на 87°09" северной широты на 1° восточной долготы.

Наше ледяное поле с переменной скоростью двигалось на юг. За сто дней льдина прошла по ломаной линии 550 километров со средней скоростью пять с половиною километров в сутки.

К концу августа температура воздуха стала понижаться. Приближалась долгая полярная ночь. Пурга засыпала образовавшиеся от таяния ямы и рытвины и выровняла поверхность льдины. Мы совершили несколько экскурсий за десять-двенадцать километров от лагеря. Дорога была нелегкой, часто встречались старые торосы. Мы попали в зону, где недавно проходило сжатие. Высота всторошенных ледяных громад достигала восьми метров. На многие километры, до горизонта, простиралось хаотическое нагромождение льда, следы титанических сжатий.

Вид этих торосов заставил нас стать еще бдительнее. Мы надеялись на трехметровую толщину нашей льдины, но и такой лед мог крошиться под напором соседних полей, как стекло.

5 октября мы провожали солнце. Оно скрылось на долгую полярную ночь. Последние светлые дни были использованы для строительства ледяных хижин. Наша основная палатка отлично противостояла сырости и ветрам, но зато все остальные палатки растрепались и пришли почти в полную негодность. Надо было подумать о пурге в полярную ночь, которая будет засыпать наши запасные базы.

Пришлось строить ледяные дома. Мы месили в проруби снежную кашу и лопатами накладывали ее между двумя досками, поставленными на ребро. Через пятнадцать минут можно было доски поднимать выше и накладывать следующий ярус. Так росли стены. Труднее всего было соорудить крышу, но мы вышли и из этого затруднительного положения. Двое держали на плечах согнутый лист фанеры, а остальные накладывали сверху тонкий слой ледяной каши. Фанеру держали довольно долго – мороз должен был прихватить крышу, но не настолько, чтобы фанерные листы безнадежно примерзли. Затем фанеру отдирали, а ледяная каша оставалась.

Полярная ночь принесла нам много новых хлопот. Стала замерзать прорубь у гидрологической лебедки. Расчистить ее сверху было делом нетрудным, но когда лед стал нарастать у нижнего края на глубине трех метров, мы вынуждены были отказаться от этой проруби. Пришлось перебираться на другое место.

Гидрологические работы стали проводить на ближайшей трещине, в одном километре от нашей палатки. Оставлять возле нее приборы было опасно из-за возможных сжатий. Поэтому каждый раз приходилось все ставить заново и после окончания работы убирать. Это осложняло работу.

Однажды, возвращаясь ночью во время пурги с гидрологической станции, мы с Папаниным долгое время плутали вокруг жилой палатки, не находя ее. Пришлось принять меры предосторожности: собрали все веревки и протянули линию, держась за которую можно было ходить в темноте.

Наблюдение за погодой, льдами и морем продолжалось и полярной ночью. Восточногренландское течение, направляющееся из Центрального арктического бассейна в широкий пролив между Шпицбергеном и Гренландией, выносит на юг огромные массы полярных многолетних льдов так называемого полярного пака. Существование дрейфа льда было известно раньше и доказано дрейфами многих судов и ледовых буйков, выброшенных на лед в разных местах Арктики. На побережье Гренландии находили плавник, выносимый в море сибирскими реками, и предметы домашнего обихода жителей северной Аляски.

Наша дрейфующая станция впервые дала возможность уточнить скорость дрейфа и провести систематические и всесторонние гидрологические работы.

Через семь месяцев дрейфа мы приблизились к северо-восточным берегам Гренландии. В связи с близостью суши следовало ожидать больших сжатий и торошений. Все хозяйство было приведено в полную готовность: усилили дежурство, внимательно следили за льдом, подготовили комплект аварийного снаряжения.

В течение целого месяца льдину несло вдоль восточных берегов Гренландии.

В конце января разразился страшный шторм. Целую неделю мы не имели возможности из-за пурги и шторма произвести астрономические наблюдения, и когда, наконец, их удалось произвести, то оказалось, что мы катастрофически продвинулись к югу. Из Москвы даже пришел запрос с требованием повторить наши последние координаты, так как предполагали ошибку в вычислениях.

Опасность состояла в том, что массив движущегося на юг льда достиг широт, где начинается область открытых водных пространств. Нас как бы выдвинуло на опушку ледяных полей. Шторм и волны с юга разрушали наше ледяное поле. Мы очутились на обломке поля размером 200 на 300 метров. Это случилось 1 февраля. От нас отрезало две базы и технический склад. Все необходимое для жизни удалось вовремя спасти.

Шторм продолжался, и вместе с ним ухудшалось наше положение. Льдина становилась все меньше.

Иногда появлялись разводья шириной до пятидесяти метров, и это говорило о том, что мы двигаемся к свободной ото льда воде.

Жилую палатку пришлось покинуть, так как ее затопило водой. Установив легкую палатку для радиостанции и жилья, мы тут же были вынуждены перенести ее, так как посередине палатки прошла новая трещина – откололась еще часть и без того малой льдины. Радиоаппаратура была установлена на нартах и кочевала с места на место в зависимости от обстановки.

6 февраля началось сжатие. С треском и скрипом массы льда налезали на нашу крохотную льдину. В десяти метрах от палатки вырастал и двигался на нас ледяной вал. Льдина ходила под нами ходуном.

8 февраля шторм разорвал и опрокинул нашу палатку и груженые нарты. С большим трудом мы кое-как закрепили остатки нашего имущества. На следующий день шторм стих, и мы впервые увидели на горизонте горы Гренландии. Вокруг нас было месиво наторошенного льда Кое-где чернели разбросанные предметы нашего снаряжения. Перебираясь через торосы и прыгая через трещины, нам удалось собрать часть имущества.

Вырыв в снегу яму и прикрыв ее брезентом, мы поселились в ней Было холодно, но зато не донимал ветер.

Во время шторма нам удавалось регулярно проводить метеорологические наблюдения и передавать их на материк. Теперь гидрологические наблюдения закончились – лебедку унесло в неизвестном направлении. Последняя глубина, которую нам удалось определить, равнялась 203 метрам.

Наш осколок ледяного поля продолжал движение на юг. Кругом был только мелкобитый, местами наторошенный лед. Когда усиливался ветер, мы напряженно ждали и были готовы ко всяким новым осложнениям. Были накачаны и приведены в готовность наши резиновые лодки. Все наши записи, карты, дневники были уложены в резиновый мешок, который в случае катастрофы был бы брошен в море, и, может быть, кто-нибудь подобрал бы его.

Но мы знали, что к нам на помощь спешат посланные Родиной корабли. Через несколько дней была установлена непосредственная связь с ледокольными пароходами «Мурманом» и «Таймыром».

И вот, наконец, наступило 19 февраля. Лавируя между льдинами, форсируя ледяные перемычки, к нам пробились ледоколы.

Незабываемые минуты встречи!

Десятки дружеских рук помогли нам перенести на корабли остатки нашего имущества.

Была передана последняя радиограмма – рапорт правительству.

«Безгранично счастливы рапортовать о выполнении порученного нам задания. От Северного полюса до 75° северной широты мы провели полностью все намеченные исследования и собрали ценный научный материал по изучению дрейфа льда, гидрологии и метеорологии, сделали многочисленные гравитационные и магнитные измерения, выполнили биологические исследования.

С первого февраля, когда на 74° наше поле разломилось на части, мы продолжали все возможные в этих условиях наблюдения. Уверенно работали, ни минуты не беспокоились за свою судьбу, знали, что наша могучая Родина, посылая своих сынов, никогда их не оставит. Горячая забота и внимание к нам партии, правительства и всего советского народа непрерывно поддерживали нас и обеспечили успешное проведение всей работы.

В этот час мы покидаем льдину на координатах 70°54" нордовой 19°48"вестовой, пройдя за 274 суток дрейфа свыше 2500 километров. Наша радиостанция первая сообщила весть о завоевании Северного полюса, обеспечивала надежную связь с Родиной и этой телеграммой заканчивает свою работу».

Тепло и радостно встретила нас Москва. Увитые цветами, окруженные толпами ликующих москвичей, наши машины медленно двигались к центру.

Наша экспедиция, как и все экспедиции и стройки нашей страны, была подлинно общенародным делом. В подготовке ее участвовали десятки учреждений и заводов. Работа нашей четверки являлась завершающим звеном огромного труда многих тысяч людей. Миллионы советских людей следили за нашей жизнью на льдине, тревожились за нас, тысячи радиолюбителей держали с нами связь... Вместе с нами, вместе с Москвой, радовался нашей победе весь советский народ.

И. В. Сталин в речи на приеме в Кремле работников высшей школы дал высокую оценку работе зимовщиков дрейфующей станции «Северный полюс», сказав, что «...Папанин и папанинцы в своей практической работе на дрейфующей льдине... опрокинули старое представление об Арктике, как устаревшее, и установили новое, соответствующее требованиям действительной науки...».

Значение исследовательской работы дрейфующей станции «Северный полюс» очень велико. Было опровергнуто прочно установившееся представление о том, что лед Центрального арктического бассейна представляет собой сплошное нагромождение торосов, доказано существование в районе полюса больших океанических глубин, установлено, что до полюса доходит теплое атлантическое течение, уточнены законы дрейфа льдов.

Наблюдениями зимовщиков дрейфующей станции были разбиты предположения о крайней бедности органической жизни в Центральной Арктике. Особенно большое практическое значение имеют метеорологические и магнитные наблюдения экспедиции. До начала работ дрейфующей станции о климатических особенностях Центрального полярного бассейна и о магнитном поле приполюсного района наука не имела никаких сведений.

Мы не могли не победить на полюсе. Ни трещины, ни сжатия не страшили нас, потому что каждый день и каждый час мы ощущали любовь народа, заботу Коммунистической партии и Советского правительства».

Список литературы

1. Э. Т. Кренкель Станция «Северный полюс» / Э. Т. Кренкель. – Русские мореплаватели. – Москва: Военное изд-во Министерства обороны СССР, 1953. – С. 435-450.
2. 300 путешественников и исследователей. Биографический словарь. – Москва: Мысль, 1966. – 271 с.

26 ноября 1894 года родился один из главных исследователей Арктики, пионер изучения и освоения Северного полюса Иван Дмитриевич Папанин. Он прожил довольно долгую жизнь - 91 год. Папанин ушел из жизни 30 января 1986 года, ровно 30 лет назад. За годы своей жизни Иван Папанин был удостоен множества наград, в том числе успел дважды стать Героем Советского Союза, также он был награжден сразу девятью орденами Ленина. Помимо этого, он имел звание контр-адмирала и научную степень доктора географических наук. Широкую известность он получил еще в 1937 году, когда возглавил экспедицию на Северный полюс. На протяжении 274 дней четверо бесстрашных работников станции «СП-1» дрейфовали на льдине и вели наблюдение за магнитным полем Земли, а также процессами, которые происходили в атмосфере Северного ледовитого океана.

Иван Дмитриевич Папанин родился в Севастополе. Его отец был матросом в порту, так что вся жизнь мальчика прошла рядом с морем, еще подростком он начал трудиться, закончив всего 4 класса начальной школы. Уже в 1908 году он пошел работать на Севастопольский завод по изготовлению навигационных приборов. По этому поводу позднее он чеховскими словами заметит: «В детстве у меня не было детства». В 1912 году Папанина как одного из лучших работников предприятия перевели на судостроительный завод в Ревеле (сегодня Таллинн), а в 1914 году призвали на военную службу. При этом Иван Папанин снова оказался в Крыму, так как его отправили служить на Черноморский флот. В 1918-1920 годах принимал участие в Гражданской войне на Украине и в Крыму (организация повстанческих отрядов и диверсий). С 1920 года был комиссаром оперативного управления при командующем морскими силами и силами Юго-Западного фронта. С ноября 1920 года выполнял функции коменданта Крымской ЧК, работал следователем. В 1921 году был переведен на работу в Харьков военным комендантом Украинского ЦИК, после чего с июля 1921 по март 1922 года работал секретарем Реввоенсовета Черноморского флота.

Через два года последовало повышение, и его перевели в Москву, где молодой чекист занимался вопросами почтовой связи, а позднее возглавил Центральное управление военизированной охраны. Со связью была связана и его работа в Якутии, где он руководил работами по возведению радиостанций. Еще находясь в столице, он успел в 1923-1925 годах пройти обучение на Высших курсах связи, именно после их окончания он и поехал в Якутию.

Деятельность Ивана Папанина в 1932-1935 годах также была связана с нахождением на самом краю земли. В 1932-1933 годах он являлся начальником полярной станции Бухта Тихая, которая находилась на Земле Франца-Иосифа, а в 1934-1935 году работал на станции, которая находилась на Мысе Челюскин. То есть работать ему приходилось в очень суровых условиях. Однако именно тогда Папанин, скорее всего, окончательно и бесповоротно влюбился в Арктику.

Позднее Ивана Дмитриевича ждали еще более сложные испытания. В 1937-1938 году произошло то, что и сделало Папанина знаменитым в нашей стране и мире. Он возглавил первую в мире дрейфующую станцию «Северный полюс». Научные результаты, которые были получены в уникальном дрейфе, были представлены им Общему собранию Академии наук СССР 6 марта 1938 года и получили очень высокую оценку специалистов. Работа дрейфующей станции действительно позволила собрать много важной и новой информации о суровом арктическом крае. За самоотверженный труд в тяжелых условиях Арктики все члены это знаменитой экспедиции были представлены к званию Героя Советского Союза. При этом Папанин вместе с радистом станции Кренкелем получил степень доктора географических наук.

В конце 1939 года - начале 1940-го Иван Папанин успешно организовал экспедицию по спасению из ледового плена после 812-дневного дрейфа ледокола «Георгий Седов». За удачную экспедицию по спасению ледокола, Иван Дмитриевич был второй раз представлен к званию Герой Советского Союза. Стоит отметить, что с 1939 по 1946 год он возглавлял Главсевморпуть. Должность начальника Главсевморпуть и уполномоченного Государственного комитета обороны по перевозкам на Севере Папанин занимал на протяжении всей Второй мировой войны. Его работа на посту начальника Главсевморпути была важна и в предвоенные годы, так как позволяла решить множество проблем с транспортировкой грузов по СМП. Первые годы на этом высоком посту он уделял большое внимание постройке в стране мощных ледоколов, развитию арктического мореплавания. В годы войны он успешно организовал прием и переправку на фронт военных грузов, которые приходили в СССР морем из США и Великобритании, за что в 1943 году получил звание контр-адмирала.

В послевоенные годы Папанин постепенно отошел от практики. На пенсию он вышел в 1949 году в связи с сердечным заболеванием (у него была стенокардия). При этом он не бросал заниматься теоретической научной деятельностью. С 1949 по 1951 гг. он являлся заместителем директора Института океанологии Академии наук СССР по экспедициям. Начиная с 1951 года и до конца своей жизни, Иван Дмитриевич Папанов возглавлял отдел морских экспедиционных работ в Президиуме АН СССР. Параллельно с этим, с 1965 года он являлся также директором Института биологии внутренних вод АН СССР, расположенном в поселке Борок. Также он являлся председателем Московского филиала Географического общества Советского Союза.

Иван Дмитриевич Папанин скончался 30 января 1986 года от хронической сердечной недостаточности в довольно преклонном возрасте - 91 год. Он был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище. За свою жизнь он успел стать почетным гражданином сразу четырех городов - родного Севастополя, а также Архангельска, Мурманска и Липецка и даже одной области - Ярославской. Его именем был назван мыс, расположенный на Таймыре, горы в Антарктиде и Тихом океане, а также остров а Азовском море. Также в честь Папанина были названы улицы в ряде городов Советского Союза.

Интересные факты биографии

Иван Дмитриевич Папанин - это академик без образования. В свое время он не получил даже среднего образования, мальчик проучился в начальной школе всего 4 года. Настоящей «школой жизни» для прославленного полярника стал завод. Лишь работая в Наркомате связи, Папанин окончил Высшие курсы связи. При этом отсутствие образования не помешало ему в 1938 году стать доктором наук, он получил эту степень за результаты, достигнутые в рамках работы станции «СП-1». В дальнейшем он смог стать академиком Академии наук СССР, а также заместителем директора Института океанологии АН СССР по экспедициям и директором Института биологии внутренних вод АН СССР. Не каждому дано добиться таких успехов и с должным образованием. То же самое можно сказать и о его воинском звании. Папанин стал контр-адмиралом в 1943 году. До этого он был лишь обычным матросом в годы Первой мировой войны и никакого специального военного образования не имел.

Полярник №1

Работа первой советской дрейфующей станции «СП-1» (Северный полюс-1) положила начало планомерному изучению высокоширотных районов полярного бассейна в интересах навигации, гидрологии и метеорологии. Начавшийся 6 июня 1937 года дрейф станции продолжался 9 месяцев (274 дня) и завершился 16 февраля 1938 года в Гренландском море. За это время льдина, на которой находилась станция, проплыла 2100 километров. Участники данной полярной экспедиции в неимоверно трудных условиях работы сумели собрать и систематизировать уникальный материал о природе высоких широт Северного Ледовитого океана. В этой экспедиции приняли участие руководитель Иван Папанин, радист Эрнст Кренкель, метеоролог и геофизик Евгений Федотов и гидробиолог и океанограф Петр Ширшов.

Пожалуй, ни одно событие в промежутке между двумя мировыми войнами не привлекало к себе столько внимания общественности, как дрейф «папанинской четверки» в Арктике. Первоначально они дрейфовали на огромной льдине, площадь которой достигала нескольких квадратных километров. Однако к моменту завершения экспедиции размеры льдины уже не превышали размеры волейбольной площадки. В тот момент весь мир следил за судьбой советских полярников, желая им только одного - возвращения из этой экспедиции живыми.

«Папанинцы»

Подвиг четверки «папанинцев» был увековечен в Советском Союзе по-разному. Так в 1938 году свет увидела серия почтовых марок, которая была посвящена экспедиции «СП-1». В том же году была выпущена книга «Жизнь на льдине» за авторством самого Папанина. Помимо этого, на протяжении нескольких лет все советские мальчишки играли в «папаницев» и покоряли Северный полюс, что нашло свое отражение в литературе тех лет (к примеру, в «Цветике-семицветике» Валентина Катаева, 1940 год). В 1995 году в России была выпущена памятная монета достоинством 25 рублей, которая была посвящена работе экспедиции «СП-1».

По материалам из открытых источников.

Иван Дмитриевич Папанин

Основные этапы биографии

1906–1915 гг. – ученик токаря, токарь, моторист в мастерских морпорта.

1915–1917 гг. – военная служба на Черноморском флоте.

1917–1920 гг. – служба в Красной гвардии: начальник мастерских бронесил, комиссар штаба морских и речных сил Юго-Западного фронта, организатор партизанского движения в Крыму.

1920–1923 гг. – комендант Крымчека.

1923–1932 гг. – начальник охраны Наркомата связи в Москве; учёба на высших курсах при Наркомате.

1925–1926 гг. – заместитель начальник строительства радиостанции на Алданских приисках в Якутии.

1931 г. – начальник почтового отделения на пароходе «Малыгин» в ходе экспедиции на Землю Франца-Иосифа

1932–1933 гг. – начальник полярной обсерватории в бухте Тихой (Земля Франца-Иосифа).

1933–1934 гг. – начальник полярной обсерватории на мысе Челюскина (полуостров Таймыр).

1936 г. – руководитель морской экспедиции пароходов «Русанов» и «Герцен» на о. Рудольфа (Земля Франца-Иосифа).

1937–1938 гг. – начальник первой дрейфующей станции «Северный полюс», награждение Золотой Звездой и двумя орденами Ленина.

1938–1946 гг. – заместитель начальника, начальник (с 1939 года) Главсевморпути.

1939 г. – руководитель морскими операциями в западном секторе Арктики; первое двойное прохождение по Севморпути на ледоколе «Сталин».

1939–1940 гг. – руководитель морской экспедиции на ледоколе «Сталин» по выводу из дрейфа парохода «Седов»; награждение второй Золотой Звездой и орденом Ленина.

1941–1945 гг. – уполномоченный ГКО по разгрузке транспортов в Архангельском и Мурманском портах; присвоение звания контр-адмирала.

1946 г. – Освобождён от должности начальника Главсевморпути в связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья.

1948–1951 гг. – руководитель отдела экспедиционных работ Института океанологии в Москве.

1951–1977 гг. – заведующий отделом морских экспедиционных работ Академии наук СССР.

1952–1977 гг. – директор Института биологии внутренних вод АН СССР в п. Борок Ярославской области (по совместительству).

1945–1977 гг. – руководитель Московского филиала Географического общества СССР (на общественных началах).

Начальник станции И.Д. Папанин

Иван Дмитриевич Папанин родился в 1894 году в Севастополе (ныне Украина), в бедной рабочей семье. Трудовую жизнь начал в 12 лет учеником токаря в мастерских военного порта. Быстро освоил это ремесло и стал квалифицированным рабочим. Через четыре года мог работать на любом станке, разобрать и собрать любой мотор.

В 1915 году Ивана призвали на военную службу в Черноморский флот, а в декабре 1917 года он вступил в отряд Красной гвардии. Вскоре стал начальником мастерских бронесил 58-й армии, затем – комиссаром штаба морских и речных сил Юго-Западного фронта.

В 1918 году немцы оккупировали Украину. Папанин выступал на кораблях с призывом увести боевые корабли из Севастополя, чтобы они не достались врагу. Вскоре два линкора и несколько миноносцев ушли в Новороссийск. В тяжелое лето 1919 года Папанину поручили отремонтировать повреждённые бронепоезда. Он организовал на заброшенной железнодорожной станции мастерскую и вскоре поезда ушли на фронт.

Когда белогвардейцы отступили в Крым, руководство фронта посылает Папанина для организации партизанского движения в тылу у Врангеля. На маленьком катере, с горсткой бойцов, он высаживается на скалы крымского побережья. Через месяц отряды партизан начали крепко беспокоить войска барона. Командующий Повстанческой армией, действовавшей в тылу врангелевских войск, А.В.Мокроусов решил послать Папанина в штаб Южного фронта к М.В.Фрунзе, чтобы доложить обстановку и получить деньги, оружие и боеприпасы. Иван Дмитриевич договорился с контрабандистами о доставке на фелюге из Крыма в Турцию. Его посадили в мучной мешок и пронесли мимо таможенной охраны. По пути у фелюги испортился мотор, и только Папанин смог его починить. Может быть, именно это способствовало тому, что контрабандисты доставили его в обусловленное место, а не выбросили за борт. Двенадцать дней пришлось идти посланнику пешком, чтобы добраться до штаба Южного фронта. Затем на катере с боеприпасами он добрался до крымского берега и вновь сражался в партизанском отряде. После освобождения полуострова Иван Дмитриевич служит комендантом Крымчека.

В 1923 году, демобилизовавшись из армии, Папанин стал работать начальником охраны Наркомата связи СССР в Москве. Однако спокойная жизнь тяготила его. И когда в 1925 году Наркомат принял решение об открытии первой стационарной радиостанции в Якутии, на развёртывающихся Алданских золотых приисках, Иван Дмитриевич попросил направить его на это строительство и стал заместителем начальника по вопросам снабжения. Задание было успешно выполнено, хотя добираться до Алдана от Транссибирской железной дороги пришлось на лошадях почти месяц по глухой тайге, где бродили остатки белогвардейских банд.

Станцию построили за год вместо двух, и Папанин, возвратившись в Москву, пошёл учиться в Плановую академию. Ведь за плечами у него было только четыре класса начальной школы. Но он не смог осилить полный курс академии.

В 1931 году в печати появились сообщения о том, что на Западе готовится большая экспедиция в Арктику на дирижабле «Граф Цеппелин». Правительство Германии обратилось с просьбой разрешить пролёт над Землёй Франца-Иосифа, Новой Землёй, Северной Землёй и Таймыром. Целью экспедиции было изучение распространения ледового покрова, уточнение географического положения островов.

Советское правительство дало согласие при условии, что в полёте примут участие наши учёные, а копии научных материалов и аэрофотоснимков будут переданы в СССР. Всего в экспедиции участвовало восемь научных сотрудников, в том числе два советских – Р.Л. Самойлович и П.А. Молчанов, а в состав экипажа включили радиста Э.Т. Кренкеля и инженера Ф.Ф. Ассберга. Вокруг полёта в мировой печати был поднят большой шум. «Интурист» вместе с Арктическим институтом стал организатором рейса ледокольного парохода «Малыгин» на Землю Франца-Иосифа, где в бухте Тихой он должен был встретиться с дирижаблем и обменяться с ним почтой. Были выпущены специальные марки, конверты, карточки и штемпеля, продажа которых покрывала расходы на морскую экспедицию. На «Малыгин» отрядили двух работников Наркомпочтеля, одним из которых оказался начинающий полярник Папанин. Он возглавил на судне отделение связи.

Иван Дмитриевич и его помощник К. Петров доставили в Архангельск 15 тысяч конвертов и марок. Все каюты на пароходе оказались занятыми, и пришлось потеснить киношников. 19 июля «Малыгин» двинулся по Двине к Белому морю. Командовал судном молодой, но достаточно опытный капитан Д.Т. Чертков, научную часть возглавлял заместитель директора Арктического института В.Ю. Визе, а его помощником являлся Н.В. Пинегин – художник, известный исследователь Арктики, участвовавший в 1912–1914 гг. в экспедиции Седова.

Среди пассажиров был знаменитый Умберто Нобиле, возглавлявший в 1928 году трагическую экспедицию на дирижабле «Италия». Теперь он помогал созданию в СССР новых дирижаблей и не упустил возможности побывать на Земле Франца-Иосифа, надеясь найти следы своих пропавших спутников. На пароходе были также корреспонденты ведущих газет «Правда», «Известия» и «Комсомольская правда».

25 июля «Малыгин» достиг бухты Тихой. Первая смена полярников, проработавшая здесь около года, с радостью приветствовала участников экспедиции. На следующий день, к обеду, сюда же прилетел дирижабль «Граф Цеппелин», сделавший посадку на поверхности бухты.

Рассказывает И.Д. Папанин:

«Шлюпка стояла наготове. Мы быстро снесли в неё всю нашу почту – восемь мешков – и спрыгнули сами. Вместе с нами в лодку спустились Нобиле, кинооператор и фотокорреспонденты. Мы быстро понеслись от причала к дирижаблю.

Дирижабль лежал на воде – огромная, всё время колыхавшаяся груда. Он реагировал на любой, даже очень слабый ветер. Процедура передачи почты была короткой. Мы погрузили им свою почту, немцы сбросили нам в лодку свою. Больше всего в тот день меня беспокоило, что немцы сбросили нам почту без расписки и в полном беспорядке. Вероятно, кроме меня, никому до этого дела не было, но я – то любил, чтоб всё было, как положено.

Как только почта была доставлена на «Малыгин», мы с Костей взялись за работу – разобрали её, вручили пассажирам, остальные письма остались ждать Большой земли». (Папанин, 1977).

Следует добавить, что мешки с корреспонденцией ему передал из гондолы дирижабля радист Э.Т. Кренкель. Так произошла первая встреча этих людей, через шесть лет первыми высадившимися на дрейфующей станции «Северный полюс-l».

История полёта дирижабля такова. 24 июля он стартовал из германского города Фридрихсгафена, через Берлин и Ленинград долетел до Земли Франца-Иосифа. 27 июля состоялась встреча с «Малыгиным». Произведя аэрофотосъёмку островов архипелага, воздушный гигант взял курс на Северную Землю, оттуда – на Таймыр, потом вновь повернул на север и пересёк по длинной оси Новую Землю. Далее – Архангельск, Ленинград, Берлин, где «Цеппелин» приземлился 31 июля, преодолев 31 тыс. километров.

Вновь слово И.Д. Папанину:

«Это был действительно выдающийся полёт, доказавший возможность применения дирижабля в Арктике для научных целей.

Однако история эта имела своё продолжение: немцы, как было обусловлено, передали Советскому Союзу материалы наблюдений, кроме… аэрофотосъёмки. Они сослались на то, что у них оказалась бракованная фотоплёнка. Как потом выяснилось – уже после войны, – и плёнка была хорошей, и аэрофотосъёмка отличной, но только всю плёнку руководитель полёта передал германскому Генеральному штабу. Хотя было это за два года до прихода Гитлера к власти, но, видимо, германская военщина активно собирала разведывательные данные. Материалы арктической аэрофотосъёмки были извлечены на свет и использованы фашистским Генштабом десять лет спустя, когда гитлеровские полчища вторглись в пределы нашей Родины и на Крайнем Севере тоже начались бои». (Папанин, 1977).

Такова версия Папанина. Рейс «Малыгина» был рассчитан на месяц, поэтому после встречи с дирижаблем он посетил ещё несколько островов Земли Франца-Иосифа. Папанин с удовольствием участвовал во всех высадках на берег. Север ему нравился, и он начал подумывать о будущем. В бухте Тихой Иван Дмитриевич детально осмотрел полярную станцию и пришёл к выводу, что её надо расширять и усовершенствовать. В беседах с начальником экспедиции В.Ю. Визе он поделился этими мыслями ипредложил свои услуги. Разговор решили отложить до Большой Земли.

Из воспоминаний участника рейса Н.В. Пинегина:

«С этим человеком я познакомился впервые в 1931 году в почтовой каюте на борту «Малыгина». Он обладал каким-то секретом сколачивать людей в тесные коллективы. Не успели ещё охотники высказать мечту о добыче шкур и других трофеев, как Папанин выстроил всех вожделевших медвежьей крови в шеренгу, выровнял, поправил опущенные подбородки, раздал оружие, по обойме патронов и объявил о правилах коллективной охоты, как будто сам всю жизнь до того только и делал, что охотился на белых медведей…

Когда мы стояли у северного берега Новой Земли, случилось с Папаниным происшествие, которое могло для другого окончиться плохо. Увлекшись охотой за дикими оленями, он зашёл в центральную часть острова. На обратном пути охотники, решив идти к берегу по прямому направлению, оказались отрезанными от него непроходимым ущельем и бурной рекой. Пришлось возвратиться назад больше чем на 20 км и только оттуда идти по направлению стоянки ледокола. На «Малыгине» необъяснимое отсутствие ушедших налегке охотников в течение двух суток вызвало немалую тревогу. В довершение всего навалился туман. «Малыгин» надрывался гудками. Когда туман рассеялся, на берегу показался человек, с трудом передвигавший ноги, за ним в отдалении ещё два. Впереди шёл Папанин, за его плечами, кроме рюкзака, виднелись две пары оленьих рогов и винтовки товарищей. Тяжело опустившись на стул, в коротких словах рассказал Папанин об изумительном переходе почти в сто километров. Его спутники выбились из сил совершенно – не могли даже ружей нести». (Пинегин, 1952).

…Визе сдержал своё слово и рекомендовал кандидатуру Папанина директору Арктического института Р.Л. Самойловичу и председателю Арктической комиссии при СНК СССР С.С. Каменеву. Папанин был назначен начальником полярной станции в бухте Тихой и через год вновь отправился туда на борту ледокольного парохода «Малыгин». Этой станции придавалось большое значение в программе Второго Международного полярного года, проводившегося в 1932–1933 годах. Предстояло превратить её в большую обсерваторию с широким спектром исследований. В начале 1932 года Папанин перебрался в Ленинград и был зачислен в штат Арктического института. Целые дни он проводил на складах Арктикснаба, отбирая необходимое снаряжение и оборудование, приглядывался к «кадрам». В коридорах института он познакомился с худощавым молодым человеком, выпускником физического факультета Ленинградского университета. Так началась его многолетняя дружба с Е.К. Фёдоровым, будущим академиком и начальником Госкомгидромета. Первой страницей в его полярной биографии стала зимовка в бухте Тихой.

Всего для работы на Земле Франца-Иосифа было отобрано 32 человека, в том числе 12 научных сотрудников. В основном это были молодые специалисты – выпускники Ленинградского университета и Московского гидрометеорологического института. Кроме того, Папанин взял с собой на зимовку жену, что было для тех времен редкостью.

Капитану Д.Т. Черткову пришлось совершить два рейса на «Малыгине» из Архангельска в бухту Тихую, чтобы завезти всё необходимое. Прибывшая первым рейсом бригада строителей немедленно принялась за работу. До этого на станции имелся только один дом и стоявший в отдалении магнитный павильон. Теперь предстояло построить ещё один жилой дом, радиостанцию, мехмастерскую, электростанцию, оснастить научные павильоны и метеостанцию. Кроме того, на острове Рудольфа – северной оконечности архипелага – построили ещё один дом, завезли туда аппаратуру и четырёх зимовщиков, создав филиал обсерватории. Руководил им К. Расщепкин.

Слово участнику второго рейса «Малыгина» Н.В. Пинегину:

«Рассматривая берег в бинокль, узнал я в группе людей коротенькую и подвижную фигуру начальника новой обсерватории и всей Земли Франца-Иосифа И.Д.Папанина. Он, видно, собрался к нам, но никак не мог оторваться. Встретив по дороге человека, вовлечён был в какое-то неотложное дело. Не раз делал несколько шагов по направлению к пристани и опять возвращался.

Шлюпка с начальником пришла только через полчаса. Он влез по шторм-трапу на палубу, заговорил, преодолевая усталую хрипоту в голосе:

– Здорово, братки!.. Что задержались? Мы вас тут ждём – беда. Досок не хватает. Эта прорва – ангар всё сожрал; стандарт за стандартом идёт, и конца не видно. Сколько привезли?

И когда узнал, завопил:

– Да, что вы, родные, зарезать меня хотите? Мне так на высокогорную станцию не хватит… Эх, мать честная!

Капитан оправдывался:

– Да ведь корабль не резиновый.

– А вы бы на палубу побольше, на палубу!… Ну, ладно, нечего плакать. Давайте лучше о разгрузке поговорим… Дело серьёзное… Пойдём в каюту, капитан, покалякаем…

Минут через сорок наш гость был опять на берегу. Там, вонзившись в цепочку конвейера из людей, передававших грузы, он подхватил какой-то ящик; минуту спустя я видел этого подвижного человека на стропилах, а ещё через пяток минут – среди переплётов ажурной башни на ветряке…

Я поехал на берег взглянуть на строительство в бухте Тихой. Мы осмотрели старый дом, новые просторные помещения для различных кабинетов и лабораторий, отдельно стоящие павильоны для различных научных работ. Всё сделано солидно, хозяйственно, предусмотрительно…

Работа была хорошо организована: спорилась необычайно. В общей массе работников не было возможности отличить учёных от грузчиков, плотников и маляров. Новый начальник сумел подобрать изумительно слаженную компанию. Даже повар был мобилизован на строительство, его заменила жена начальника, кормившая всю ораву…

Закончив научные работы, мы снова во второй половине сентября посетили бухту Тихую. На этот раз шлюпка с берега не задержалась. Папанин явился мигом. И сразу же заявил претензию на весь уголь, имеющийся в бункерах «Малыгина», за исключением необходимого ледоколу на обратный рейс.

– Нет, ты об этом не спорь. Как я могу доставить учёным удобства в работе, если топлива не хватит? А вдруг останемся зимовать ещё на год? Вот что, друг, – обратился Папанин ко мне. – Беда! Мешков, говорят, целых мало. Есть много – да рваные. Грузить уголь нечем. Так вот – помоги. Не в службу, а в дружбу: уговори своих барышень мобилизоваться на прорыв, мешки зашивать. Мы бы и сами сделали, да понимаешь: шитьё – дело не мужское. Пока мы будем иголками ковырять, вы угля тонн полсотни сожжёте. Уговори! Я их потом шоколадом, что ли, угощу». (Пинегин, 1952).

Взявшись за выполнение комплекса научных наблюдений по программе Международного полярного года, сотрудники обсерватории в бухте Тихой начали осваивать радиозондирование атмосферы. Молодому аэрологу И. Гутерману предстояло отладить регулярные запуски зондов с земли для установления границы между тропосферой и стратосферой. Изучением магнитного поля занимался Е.К. Фёдоров, особенностей распространения радиоволн – крупный специалист Б.Ф. Архангельский. Самым опытным научным сотрудником в обсерватории был биолог Л.И. Леонов, изучавший растительный и животный мир Земли Франца-Иосифа.

Когда стационарные наблюдения отладили, молодые учёные решили приступить к экспедиционным наблюдениям в отдалённых точках архипелага. Для этого весной и летом 1933 года организовали несколько походов на собачьих упряжках. Е.К. Фёдоров ещё в октябре 1932 года побывал с попутным промысловым судном «Смольный» на о. Рудольфа, а через полгода вместе с каюром Кунашёвым добрался туда на нартах, пройдя за 22 дня свыше 300 километров. По дороге они определили несколько астрономических пунктов, привязав к ним и уточнив очертания берегов и проливов. Вблизи о. Рудольфа открыли несколько маленьких островков, названный Октябрятами.

Из воспоминаний Фёдорова:

«Положение, высказанное Иваном Дмитриевичем при самой первой с ним встрече: «Чтобы наука не страдала», – решительно воплощалось в жизни в самых разнообразных формах. Сам он не имел какого-либо систематического образования. Однако, постоянно заходя во все лаборатории и систематически беседуя с каждым из нас, быстро разобрался в основных задачах и в смысле проводимых в обсерватории исследований. Он не стремился вникать в детали, но, будучи от природы умным и проницательным человеком, прежде всего хотел понять – насколько каждый специалист квалифицирован, интересуется своим делом, предан ему.

Убедившись, что все находящиеся под его началом научные работники – и пожилые, и молодые – стараются выполнить свои задачи как можно лучше, он уже не считал нужным вмешиваться в их работу, не пытался командовать, а обратил всё своё внимание на помощь им. Слесарная и столярная мастерские быстро выполняли наши заказы на всевозможные приспособления: строились различные устройства и будки для размещения датчиков приборов, удобные полки и крепления в лабораториях.

Наряду с основной работой, все без исключения сотрудники, и Папанин подавал пример, выполняли кое-какие обязанности по хозяйству». (Фёдоров, 1979).

Из воспоминаний профессора В.Ю. Визе:

«С этим замечательным человеком, большевиком и бывшим красным партизаном, я впервые познакомился в 1931 году, будучи начальником экспедиции на «Малыгине», на Землю Франца-Иосифа. В том году состоялась первая в Арктике встреча дирижабля «Граф Цеппелин» с ледоколом. В ознаменовании этого события в СССР были выпущены особые почтовые марки. Почтовые отделения имелись как на дирижабле, так и на «Малыгине», причём отделением на «Малыгине» заведовал И.Д Папанин. Арктика сразу захватила этого человека, в котором жажда необыкновенной деятельности била через край.

Мысль провести год в бухте Тихой, где произошла встреча «Цеппелина» с ледоколом, крепко засела в голову Ивана Дмитриевича. Глядя на скромную ещё тогда научно-исследовательскую станцию на Земле Франца-Иосифа, Папанин в мечтах уже видел её другой. По его мнению, здесь должен был стоять целый посёлок, где научным работникам были бы предоставлены все необходимые условия и удобства для их работы, где находились бы авиабаза с ангаром, ветряной двигатель, обеспечивающий посёлок электрической энергией, телефон, скотный двор и др.

С увлечением развивал Иван Дмитриевич перед малыгинцами свой план строительства на Земле Франца-Иосифа. «Бухта Тихая должна быть не только самой северной в мире станцией, но и самой лучшей. Она должна стать образцовой полярной обсерваторией», – таков был вывод Ивана Дмитриевича. Для таких людей, как Папанин, слово есть дело. Свой план строительства в бухте Тихой он осуществил полностью уже в следующем году.

Тогда как раз проводился Второй Международный полярный год. Широкая программа работ на Земле Франца-Иосифа, выдвинутая И.Д. Папаниным, пришлась как нельзя более кстати и необходимые кредиты на развёртывание станции в бухте Тихой в полярную обсерваторию были отпущены. Исключительная работоспособность Папанина, умение сплачивать вокруг себя коллектив и заражать его своим энтузиазмом сделали то, что через год станция на Земле Франца-Иосифа стала неузнаваемой». (Визе, 1946).

Вторая смена полярки в бухте Тихой была вывезена в конце лета 1933 года ледокольным пароходом «Таймыр» (по совпадению, именно экипаж «Таймыра» эвакуирует папанинскую четвёрку с дрейфующей станции «СП-1» через четыре с половиной года). После отчёта в Арктическом институте о проделанной работе Папанин побывал в отпуске, а затем вновь появился в кабинете В.Ю. Визе. Слово И.Д. Папанину:

«Так вот, – сказал Владимир Юльевич, – мы решили послать вас начальником полярной станции на мысе Челюскина. Согласны? – И, не дав мне возможности ответить, продолжал: – Там есть небольшая полярная станция. Но она не отвечает современным требованиям. В прошлом году ваш коллектив создал в бухте Тихой отличную обсерваторию. Такая же работа предстоит и на мысе Челюскина». (Папанин, 1977).

За четыре месяца предстояло подобрать коллектив станции из 34 человек, доставить в Архангельск сборные дома, научные павильоны, ангар, ветряк, вездеходы, радиостанцию и много другой всячины. С Папаниным согласились ехать Е.К. Фёдоров со своей молодой женой, гидролог Арктического института В.П.Мелешко, сотрудники обсерватории в бухте Тихой В. Сторожко и Ф. Зуев.

Экспедиция отправилась на мыс Челюскина в июле 1934 года на борту ледокольного парохода «Сибиряков», которым к тому времени командовал Ю.К. Хлебников, ранее служивший старшим помощником. У острова Диксона пришлось задержаться на две недели, поскольку путь к проливу Вилькицкого был закрыт льдами. Это дало возможность Папанину облазить местные склады и кое-чем разжиться для своей станции.

У мыса Челюскина также держался внушительный береговой припай, что позволило осуществить выгрузку прямо на лёд. Груз общим весом в 900 тонн пришлось перетаскивать на берег за три километра, на что ушло две недели. За это время к мысу подходили ледокол «Ермак» с пароходом «Байкал» и буксиром «Партизан Щетинкин», ледорез «Литке». Папанин сумел привлечь их экипажи к выгрузке. Примечателен такой эпизод: к Папанину подошли двое молодых людей с ледореза, представились гидробиологами и попросили осмотреть станцию. Папанин разрешил, но заодно предложил донести до стройки приличное бревно.

Параллельно с разгрузкой сезонная бригада строителей взялась за сооружение жилых домов, научных павильонов, складов и ветряного двигателя. В конце сентября всё было готово, оставалось только сложить печи. Поэтому, чтобы не задерживать корабль, Папанин оставил печника на зимовку, а остальных рабочих отпустил. Научные сотрудники приступили к круглосуточным наблюдениям с регулярной передачей сводок в Арктический институт, а остальные начали подготовку к весенним экспедициям: проверяли нарты и снаряжение, совершали ближние санные походы, закладывали промежуточные базы.

Из воспоминаний профессора В.Ю.Визе, руководителя похода «Литке» в 1934 году:

«Руководил строительством на мысе Челюскина И.Д. Папанин, новый начальник зимовки… На мысе Челюскина Папанин с такой же горячностью взялся за дело, как на Земле Франца-Иосифа. Вместе с ним, почти в полном составе, были его товарищи по зимовке в бухте Тихой. Работая самоотверженно, в период строительной горячки почти не зная сна, Папанин требовал такой же работы от своих подчинённых. И всё же при первом зове Папанина старые зимовщики, не колеблясь, снова последовали с Иваном Дмитриевичем, на зимовку на мысе Челюскина осталась его жена». (Визе, 1946).

Весной, когда морозы ослабли и наступил круглосуточный день, в дальний поход к озеру Таймыр отправились на собачьих упряжках Фёдоров, Либин и Сторожко. А Папанин с Мелешко двинулись вдоль пролива Вилькицкого. Их поход был с приключениями. В спешке Иван Дмитриевич забыл на станции защитные очки и получил снежную слепоту от яркого Солнца. Его спутнику пришлось нелегко. Погода испортилась, пошёл снег, началась пурга. Собаки с трудом тащили нарты, на которые Мелешко уложил начальника. Так они преодолели почти 60 км до станции, где больному пришлось пролежать с повязкой на глазах ещё неделю.

В пяти километрах от станции полярники построили небольшую избушку, где можно было отсиживаться в непогоду. Неожиданно она стала популярной и все по очереди уходили туда для отдыха и охоты. Следующая смена назвала эту избушку и приютивший её береговой выступ мысом Папанина.

Лёд в проливе пришёл в движение только в первые дни августа, но чистая вода установилась лишь в конце лета. Из Диксона вышел ледокольный пароход «Сибиряков» с новой сменой зимовщиков. Папанин был доволен проделанным: созданы современная обсерватория и радиоцентр, научные работники собрали ценные материалы. В жилом доме и павильонах царили чистота и уют, что было большой заслугой жён Папанина и Фёдорова. Галина Кирилловна исполняла обязанности метеоролога и библиотекаря, а Анна Кирилловна – геофизика и культорга. Тогда женщин на полярных станциях можно было пересчитать по пальцам одной руки: кроме упомянутых двух была ещё радистка Людмила Шрадер в Уэлене, вот и всё. Правда, вместе с мужем шла на «Челюскине» метеоролог Ольга Комова, но до о. Врангеля они так и не добрались.

Вскоре «Сибиряков» доставил новую смену, разгрузил продукты и отправился дальше на восток, к другим полярным станциям. Папанинцев он должен был забрать на обратной дороге. Конечно, тесниться двум сменам на одной станции было неразумно, старожилы стремились домой, к семьям, поэтому Папанин воспользовался проходом мимо мыса Челюскина парохода «Анадырь», идущего в Игарку, и уговорил его капитана П.Г. Миловзорова взять их с собой. Так завершилась работа Папанина на мысе Челюскина…

С этой экспедицией И.Д.Папанин справился успешно. Теперь он пользовался заслуженный авторитетом в Главсевморпути. Поэтому, когда решался вопрос о начальнике первой советской экспедиции на Северный полюс, а кандидатуру В.Ю.Визе отвели по возрасту и здоровью, правительственная комиссия остановилась на Папанине. Помимо опыта двух зимовок в Арктике повлияло, очевидно, и его чекистское прошлое, что особенно импонировало НКВД.

Слово самому Ивану Дмитриевичу:

«В один из дней вызвал меня к себе Влас Яковлевич Чубарь, которого я хорошо знал ещё по Гражданской войне, работе на Украине и в Крыму. Занимал он теперь высокий пост члена Политбюро ЦК ВКП(б), был заместителем председателя Совнаркома СССР и наркомом финансов. Широкоплечий, высокий, подтянутый, он усадил меня в кресло, вышел из-за стола, сел напротив.

– Иван, должен я сообщить тебе…

Мне сразу стало холодно. Я знал, что меня прочат в начальники полярной станции, да что там – только этой мыслью я и жил. И вот…

– Вчера было заседание Политбюро. Решено: начальник «Северного полюса» – ты». (Папанин, 1977).

Начались месяцы, наполненные беспрерывной вереницей забот. Список необходимых вещей всё увеличивался.

«Сначала в здании Главсевморпути на улице Разина я чувствовал себя неуютно: там текла многослойная жизнь, чреватая заботами, проблемами, неприятностями. Моё дело было одним из многих, и я порой чувствовал, что смотрят на меня с досадой – ходит, время отнимает. Насидевшись в приёмных начальников разных отделов, я взбунтовался… Пришлось потребовать: пусть мне дадут соответствующие полномочия. В итоге станция «СП-1» получила отдельный счёт в Госбанке, а я – полную свободу действий. Сразу же оговорюсь: я старался экономить государственные средства, где только мог. Бывало, торговался, чтобы необходимое нам на полюсе сделали таким же по качеству, но подешевле. Слышал немало упрёков в скупердяйстве». (Папанин, 1977).

На Ивана Дмитриевича возложили не только подготовку аппаратуры, снаряжения и продовольствия для дрейфующей станции, но и строительство в 1936 году авиабазы на острове Рудольфа, откуда самолёты должны были лететь на Северный полюс.

Папанин со свойственной ему решимостью вклинился в подборку коллектива станции. Но из своих спутников по предыдущим зимовкам ему удалось отстоять только Фёдорова. Кандидатуры Кренкеля и Ширшова были предложены начальником экспедиции О.Ю. Шмидтом, хорошо знавшим их по походам «Сибирякова» и «Челюскина». Папанин был честолюбив и впоследствии в запале нередко обзывал их «шмидтовцами». Была также подобрана кандидатура механика Мехреньгина, но позже от него пришлось отказаться из-за перегрузки самолётов.

Целый год коллектив будущей станции «Северный полюс» готовился к работе на льдине. Исключение было сделано только для Кренкеля, который в это время зимовал на Северной Земле. Папанин недолго перелистывал труды полярных исследователей. Он смело взялся за конструирование нового и переделку имеющегося снаряжения. Не желая «кланяться» перед Арктическим институтом, где на него были в обиде из-за Визе, Иван Дмитриевич отказался от помощи опытных снабженцев. Как выяснилось позднее, не все нововведения оказались удачными и на льдине участники нередко чувствовали неудобства и последствия просчётов.

«Немало хлопот доставил Иван Дмитриевич заводу «Каучук» заказом нашей жилой палатки. Кроили брезент, сшивали, примеряли хитро сконструированные оболочки на алюминиевый каркас. Требования были серьёзные. Дом должен быть тёплым, прочным, быстро собираться и разбираться и настолько лёгким, чтобы четверо человек могли его быстро перенести в собранном виде.

Много раз переделывали палатку, пока Иван Дмитриевич не был удовлетворён. Последним добавлением были многочисленные карманы по внутренним стенкам и тамбур, где можно снять обувь. Дом вышел замечательный». (Фёдоров, 1979).

Из воспоминаний И.Д. Папанина:

«Без освещения на льдине – никуда. Электричество в первую очередь нужно Кренкелю. Радиосвязь каждые три часа. Брать с собой батареи тяжело, да и ненадёжны они в мороз. Бензин, мазут – сколько же его потребуется! Как ни прикидывай, нужен ветряк. Ветряки неприхотливы, не страшен им мороз, редко ломаются. Но были они громоздки, тяжелы. Самый лёгкий – американский – весил 200 кг. Я прикинул: нам и 100 кг много, надо за счёт конструкции и за счёт материалов даже из этих ста половину убрать. Приходилось хитрить. Пятьдесят – цифра подходящая, но у неё один минус – она круглая, а этого конструкторы почему-то не любят. Поехал я в Харьков и Ленинград.

– Предельный вес ветряка – 53 кг.

На меня посмотрели с сожалением – рехнулся, мол. Всё-таки ленинградские умельцы поставили рекорд: создали ветряк весом в 54 кг по проекту харьковского конструктора, инженера Перли». (Папанин, 1977).

Институт инженеров общественного питания разработал набор сублимированных продуктов высокой калорийности и с большим количеством витаминов. Среди них были суповые кубики, сушёное мясо в порошке и кубиках, экстракты, сухари, пропитанные мясным соусом, рисовые пудинги. Весь запас продовольствия весил 1,3 т, но он вместил в себя много тонн мяса, овощей, фруктов. Все продукты упаковывались и запаивались в специальные жестяные бидоны, из расчёта один бидон на десять дней для четырёх человек. Вес каждого бидона – 44 кг. В экспедицию было взято 135 бидонов, половину которых оставили в резерве на о. Рудольфа.

Исходной точкой для вылета на полюс избрали остров Рудольфа – крайнюю северную точку Земли Франца-Иосифа. Отсюда до цели всего 900 км. Но там стоял только маленький домик, в котором зимовало трое полярников. Для воздушной же экспедиции предстояло построить основной и запасной аэродромы, жилые помещения, гараж для тракторов, склады для снаряжения. Плюс завезти сотни бочек с горючим.

По распределению обязанностей О.Ю. Шмидт и М.И. Шевелёв занимались воздушной экспедицией, а И.Д. Папанин – вопросами подготовки снаряжения дрейфующей станции и созданием опорной базы на о. Рудольфа. В феврале 1936 года лётчики Водопьянов и Махоткин вылетели на Землю Франца-Иосифа на двух самолётах Р-5, чтобы проложить воздушную трассу, осмотреть и изучить места промежуточных и конечной посадок. Как только от них было получено по радио положительное заключение, стартовала морская экспедиция.

И.Д. Папанин, начальник будущей авиабазы Я.С. Либин и коллектив строителей с необходимыми грузами отправились из Архангельска к о. Рудольфа на пароходах «Русанов» и «Герцен». Время было очень ранним, паковые льды встретили караван на полпути. До конечной цели добрался только «Русанов», а «Герцен» остановился в бухте Тихой. Грузы с него пришлось забирать дополнительным рейсом «Русанову».

Убедившись, что дела идут полным ходом – строятся дома, радиостанция, радиомаяк, мастерские, склады, машинное отделение, баня – Папанин отправился на материк. На острове остался Я. Либин и строители.

«Десять тонн грузов на четверых. Много ли? Одно радиохозяйство – 500 кг. У нынешних полярников, работающих на «СП», – те же 10 тонн, но на одного человека. Мы старались предусмотреть любую мелочь. Те же ламповые стёкла. Как мы их потом проклинали! Только поставишь – смотришь, оно треснуло. Или пpимycныe головки. Горючее в резиновых баулах, медикаменты, тетради для записей и дневников, лопаты, кирки, топоры, ломы, ружья, паяльные лампы, фанера, мыло, зажигалки, сани, шахматы, книги. Разве можно хоть что-то выбросить? А бельё, унты из собачьего меха, валенки с калошами, варежки, меховые комбинезоны? А высокие кожаные сапоги типа охотничьих? Как они потом пригодились!». (Папанин, 1977).

Коллектив будущей дрейфующей станции стал готовиться к генеральной репетиции. 19 февраля по улицам Москвы проехал ничем не примечательный грузовичок с тюками, ящиками, алюминиевыми трубами. Километрах в 15-ти от города машина остановилась в чистом поле, где её ждали папанинцы и О.Ю.Шмидт. День был морозный, ветер бросал в лицо колючий снег.

Слово И.Д. Папанину:

«Мы приехали испытать наше жильё, пожить так, как нам предстояло на льдине. Для начала на снегу разостлали брезент, на него второй, собрали лёгкий алюминиевый каркас, «одели» его парусиной, затем чехлом с двумя слоями гагачьего пуха. Сверху опять слой брезента и шёлковый чёрный (чтоб лучше нагревался солнцем) чехол с надписью на крыше: «СССР – дрейфующая станция Главного управления Северного морского пути». Габариты нашего домика: ширина – 2,5 м, длина – 3,7, высота – 2 метра. Итого жилая площадь 9,25 кв. метра. Внутри – две двухъярусные кровати, откидной столик. К палатке пристроили тамбур, чтобы ветер не выдувал тепло, когда открывали дверь. Пол сделали надувной, толщина воздушной подушки – 15 см. Такой подарок получили мы от московского завода «Каучук». Весил наш дом 160 кг, так что вчетвером мы могли его поднять и перенести…Само собой разумеется, палатка не отапливалась. Единственный источник тепла – двадцатилинейная керосиновая лампа». (Папанин, 1977).

Так прошло несколько дней. По предварительной договоренности к ним никто не заходил, связь с внешним миром поддерживали по радио. Воду топили из снега. Папанин собрал и записал все замечания своих товарищей, чтобы устранить недостатки в ближайшее время.

О высадке станции на Северном полюсе написано в первом разделе нашей книги, поэтому не будем повторяться.

На льдине Папанин ежедневно вёл дневник, обстоятельно описывая жизнь коллектива. Некоторым читателям может броситься в глаза, что начальник станции много внимания уделял вроде бы малозначительным событиям. Описывал, что он готовил на обед, как хранил продукты, ремонтировал аппаратуру, воспитывал пса Весёлого. Но из этих деталей складывалась жизнь станции.

Из дневника И.Д. Папанина:

«Пётр Петрович измерил глубину океана – 4290 м. Со дна он поднял ил – тонкий, зеленовато-серый. Снова открытие! Открытия следовали одно за другим. Пробирочек, колб у Петровича было много. Всё, вынутое им из воды, полагалось заспиртовать. Но вот беда, запас спирта остался на острове Рудольфа. У нас оказался бочонок с коньяком. Кто перепутал – трудно сказать. Чего не сделаешь во имя науки? Я обложился жестью, трубами, плоскогубцами, зажёг паяльную лампу и соорудил самогонный аппарат. Из двух литров коньяку получился литр спирта…

…Ничто не изматывало нас на льдине сильнее, чем гидрологические работы, настолько они были нудны и утомительны.

Лебёдка стояла над лункой, пробитой во льду. Линь – металлический, достаточно прочный, чтобы выдержать свой собственный вес. Умножьте площадь сечения на длину линя, потом на удельный вес железа – 5,7 грамма на кубический сантиметр. И это всё надо было опустить, да осторожно, чтобы не было рывков, иначе линь оборвётся. Потом – подъём. Тяжёлой атлетикой никто из нас не занимался… Мы ручки лебёдки крутили вдвоём, 15–20 минут кряду, без передышки. До крови сбивали руки, в глазах – чёрные круги, а ты крутишь, крутишь, крутишь, да ещё стараешься казаться бодрым… И никто не сетовал: к чему Ширшову столько станций, пожалел бы других, сделали чуток меньше. И хотя называли мы Петровича «главным эксплуататором», безропотно ему помогали…

В такой ситуации, в какой жили мы, в коллективе должен был быть человек со здоровым трудовым практицизмом. По штату, да и по возрасту – я был всех старше, – им положено быть мне. И какими только титулами не величали меня, посмеиваясь, мои друзья! Я был первым контрабандистом Северного полюса, первым парикмахером, первым паяльщиком, первым поваром – и так до бесконечности. Вместе со своими друзьями я долбил трёхметровый лёд, вертел «солдат-мотор» для радиосвязи, крутил лебёдку помногу часов подряд. Но одна из первейших обязанностей – следить за льдиной. Разводья начинаются обычно с мелочи – трещины, которую порой и не заметишь.

…Пришла телеграмма из политуправления Главсевморпути о том, что на льдине создаётся партийно-комсомольская группа, парторгом утвержден я. Состав её был таким:

Членов ВКП (б) – И.Д. Папанин – 25 %

Кандидатов в члены ВКП (б) – Э.Т. Кренкель – 25 %

Членов ВЛКСМ – Е.К. Фёдоров – 25 %

Беспартийных – П.П. Ширшов – 25 %. (Папанин, 1977).

В связи с созданием партийно-комсомольской группы регулярно стали проводиться её заседания. Папанин был аккуратен в этом отношении, и после каждой радиограммы с приказом обсудить очередную антипартийную организацию (шёл 1937 год), собирал свою группу и обсуждал.

Из дневника И.Д. Папанина:

«1 сентября. Непрерывная сырость дала себя знать, мы подхватили ревматизм. Развеселил нас доктор Новоденежкин с острова Рудольфа, к которому мы обратились за консультацией. То-то хохоту было, когда Эрнст зачитал рекомендации: принимать на ночь горячие ванны, после чего натирать суставы ихтиоловой мазью с какой-то смесью, спать в перчатках, утром мыть руки мыльным спиртом…

Кренкель предложил текст ответной радиотелеграммы: «Первое – ванна отсутствует, второе – состав мази неясен, третье – буде спирт обнаружится, хотя бы мыльный, употребим внутрь».

21 сентября. Четырёхмесячный юбилей нашего пребывания на дрейфующей станции «Северный полюс» мы отметили по-своему: умылись и переоделись. Вечером я побрился, нагрел чайник с водой, разделся до «малого декольте», как говорил Кренкель, и помылся. Петрович помогал. Хотя «на дворе» 20 градусов мороза, приходилось терпеть: по случаю праздника мы твёрдо решили привести себя в порядок.

Потом мы слушали по радио последние известия. Было приятно, в Москве о нас вспоминали, посылали нам слова, полные тепла, внимания и любви». (Папанин, 1938).

Тут надо учитывать, что Иван Дмитриевич не был научным специалистом, и ему нередко приходилось быть «на подхвате» – на кухне и в мастерской. Обидного в этом нет, без него двое молодых учёных не смогли бы выполнить обширную научную программу. Достаточно вспомнить, что одна гидрологическая станция отнимала у Ширшова до сорока часов непрерывной работы. И без подстраховки, без коллективного выкручивания глубинных приборов, без горячей пищи прямо у лунки он бы сгорел через пару месяцев.

В то же время Папанин формировал атмосферу коллектива. Вот как отзывался о нём Е.К.Фёдоров:

«Полностью лишённый какой-либо амбиции, он видел своё назначение не в том, чтобы командовать и распоряжаться, – что кому надлежит делать. Подбирая кадры, т. е. нас троих, он заранее заботился о том, чтобы в этом не было необходимости. Каждый из нас сам понимал, что нужно сделать, и старался изо всех сил.

Дмитрич помогал нам. И вместе с тем направлял и буквально лелеял то, что можно было бы назвать духом коллектива: всегдашнюю готовность прийти на помощь товарищу, сдержанность в отношении неудачного поступка или слова соседа, воспитание дружелюбия. Он, руководитель, прекрасно отдавал себе отчёт в необходимости постоянного поддержания и укрепления, как теперь говорят, совместимости всех немногих участников экспедиции и был совершенно прав, отдавая этой стороне жизни все свои большие духовные силы». (Фёдоров, 1979).

А вот дневниковые записи Е.К. Фёдорова тех дней:

«7 сентября. Выкрутили на «солдат-моторе» большую телеграмму Ивану Дмитриевичу. Он дорабатывается до сильной усталости и тогда неважно себя чувствует. Плохо спит.

22 сентября. Ивану Дмитриевичу постоянно кажется, что он меньше других работает, и поэтому он как-то стесняется спать во время полагающегося ему отдыха. Работает же очень много, в особенности, когда нужно помочь в наблюдениях, что-нибудь исправить или наладить по хозяйству.

13 октября. Иван Дмитриевич возится на кухне у своего верстака с очень трудной детально-коробочной гидрологической вертушкой, по существу, делает её заново, а в ней масса мелких деталей. Требуется точная подгонка. Для этого используется какой-то случайно найденный стальной штифт. Мёрзнет, заходит погреться.

15 ноября. Иван Дмитриевич сегодня немного скис. Простыл на кухне, изготовляя деталь вертушки. Перед обедом залез в мешок, смерил температуру. Повышенная. Болит горло. Застудил, видимо, голову. Сейчас он в мешке. Петя положил ему на голову пузырь с горячей водой…

Иван Дмитриевич вылезает из мешка..

– Дмитрич, зря ты выходишь сейчас. Сидел бы в мешке сегодня.

– Да ничего. Пока не кончу эту проклятую коробку, всё – равно не успокоюсь…

21 ноября. Яркое пламя поднималась у нашей палатки – испуганные, мы быстро пошли к лагерю. Подходя, заметили чёрную фигурку, бегающую на фоне пламени. Неужели пожар? Только что, сидя на нартах, мы с Эрнстом размышляли о том, как, в сущности, спокойно здесь жить. Теперь в голове бежали аварийные мысли. Подойдя, успокоились – пламя гасло и всё имело нормальный вид. Неугомонный Иван Дмитриевич выспался за день, вылез из мешка и стал пробовать что-то варить с помощью паяльной лампы, чтобы было скорее. Она-то и дала такое яркое пламя. Из кухни выходило облако пара». (Фёдоров, 1979).

Пролетели девять месяцев дрейфа на льду. Детали этой эпопеи описаны в первой главе. Обратимся к личным впечатлениям Папанина, относящимся к возвращению экспедиции:

«17 марта в четыре часа дня мы прибыли в Москву. Снова нас ждала дорога, усыпанная цветами.

И вот мы подъехали к Красной площади. Комендант Кремля попросил нас подождать. Быть может, он хотел, чтобы мы немного успокоились, пришли в себя. Мы ждали, и я лихорадочно думал, как много мне надо сказать Политбюро нашей партии, всем тем, кто посылал нас в трудный ледовый дрейф и кто поддерживал нас всю ледовую экспедицию.

Двери Георгиевского зала раскрылись. Мы увидели ослепительно сверкающий зал, длинные ряды красиво убранных столов. Со всех сторон к нам были обращены улыбающиеся, приветливые лица. Крики «ура». Я шёл, держа в руках древко с нашим знаменем, привезённым с полюса. За мной шли Ширшов, Кренкель, Фёдоров.

И вдруг раздался новый взрыв аплодисментов. В зал вошли члены Политбюро. Сталин обнял меня и крепко поцеловал…

После того, как отзвучали приветственные речи, Сталин спросил:

– Почему это Папанина в дружеских шаржах рисуют толстым? Он же худой!

Когда прилетел на льдину, во мне было 90 кг. А когда, возвратившись, встал на весы, оказалось 60. И никто не взвесит (нет таких весов), какого нервного напряжения стоила всем четверым наша жизнь на льдине…

Торжественная и сердечная встреча в Кремле с руководителями партии и правительства произвела на нас неизгладимое впечатление. На прощание И.В.Сталин сказал:

А теперь мы отправим вас отдохнуть вместе с семьями. Когда понадобитесь, мы вас вызовем.

И нас отправили в подмосковный санаторий.

В один из вечеров директор санатория сказал мне:

– Звонили из Москвы. Вас срочно вызывают в Кремль.

Из книги Знаменитые путешественники автора Скляренко Валентина Марковна

Иван Папанин (1894 г. – 1986 г.) Все взоры мира Сходятся на льдине, На черной точке, Горсточке людей, Что шлют в эфир - Безжизненный и синий - Надежду обессиленных ночей. Вс. Рождественский. «Папанинцы» В эту минуту мы оставляем льдину на координатах 70° 54? нордовой широты,

Из книги Скандалы советской эпохи автора Раззаков Федор

Иван Несдержанный, или Последний скандал хрущевской эпохи (Иван Пырьев) Кинорежиссер Иван Пырьев был одним из самых обласканных властями деятелей советской культуры. Начав свою режиссерскую карьеру в 1929 году, он за два последующих десятилетия (1930–1950) снял десять

Из книги Московские обыватели автора Вострышев Михаил Иванович

Создатель книжной империи. Издатель Иван Дмитриевич Сытин (1851–1934) Сто тридцать с лишним лет назад, 14 сентября 1866 года пятнадцатилетний малограмотный мальчик Ваня Сытин с пустые карманом и рекомендательным письмом явился из Нижнего Новгорода, где торговал вразнос

автора

5. Персидский царь Камбис или Кир - это Иван Грозный или Иван Молодой, а египтянка Нитетис - это Есфирь = Елена Волошанка ОТЕЦ, СЫН, ЛЮБОВНИЦА.В истории Есфири участвуют двое мужчин. Это - ОТЕЦ И СЫН. Причем в разных версиях молодая Есфирь = Елена Волошанка была женой или

Из книги Завоевание Америки Ермаком-Кортесом и мятеж Реформации глазами «древних» греков автора Носовский Глеб Владимирович

19.2. Здесь Ксеркс - это Иван Грозный, Масист - это его сын Иван, Артаинта - это Елена Волошанка = библейская Есфирь Рассказ Геродота на самом деле вполне понятен. Мы уже много раз сталкивались с различными описаниями знаменитой истории Есфири из XVI века на страницах

Из книги Пророк завоеватель [Уникальное жизнеописание Магомета. Скрижали Моисея. Ярославский метеорит 1421 года. Появление булата. Фаетон] автора Носовский Глеб Владимирович

2. Иван III и иван IV как два частичных дубликата в русской истории. Разгром Новгорода, взятие Казани и захват Царь-Града В книге «Библейская Русь» мы показали, что романовская история царя Ивана III Грозного (1462–1505) является в значительной степени отражением эпохи Ивана IV

Из книги Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Из записок судебного деятеля автора Кони Анатолий Фёдорович

Из книги Советские асы. Очерки о советских летчиках автора Бодрихин Николай Георгиевич

Лихобабин Иван Дмитриевич Родился 27 января 1916 г. в селе Ширяево Воронежской губернии. Окончил 7 классов, экстерном окончил рабфак и поступил в техникум советской торговли, одновременно занимаясь в аэроклубе. В 1940 г. окончил летное училище. На фронте Лихобабин с ноября 1941 г.

Из книги Долгоруковы. Высшая российская знать автора Блейк Сара

Глава 11. Иван Дмитриевич – князь-поэт Внук князя Ивана Алексеевича Долгорукова и Наталии Борисовны Долгоруковой, впоследствии постригшейся в монахини под именем Нектарии, Иван Дмитриевич, родился в Москве на Малой Дмитровке.Сам князь считал себя некрасивым и вот как

Из книги Санкт-Петербург. Автобиография автора Королев Кирилл Михайлович

Восстание декабристов, 1825 год Иван Якушкин, Николай Бестужев, Владимир Штейнгель, Иван Телешов В 1825 году скончался император Александр I, «царственный мистик», как его стали называть в последние годы жизни. Поскольку обе дочери императора умерли во младенчестве,

Из книги Российская история в лицах автора Фортунатов Владимир Валентинович

2.1.3. Первые московские князья (Даниил, Иван Калита, Симеон Гордый, Иван Красный) Возвышение Московского княжества началось с… кобылы. Кобыла дьякона Дудко, «млада и зело тучна», мирно пила воду из Волги, которая протекает через Тверь. Татарские воины, сопровождавшие посла

Из книги Внутренние войска. История в лицах автора Штутман Самуил Маркович

САПОЖНИКОВ Иван Дмитриевич (1831–1909) главный инспектор по пересылке арестантов и заведующий этапно-пересыльной частью Главного штаба (03.11.1896–21.06.1907)Генштаба генерал-лейтенант, генерал от инфантерии (1907) Происходил из дворян Тамбовской губернии. Воспитанник кадетского

Из книги Русские землепроходцы – слава и гордость Руси автора Глазырин Максим Юрьевич

Папанин Иван Дмитриевич. К Гренландии на льдине! Папанин И. Д. (1894–1986), полярный исследователь.1937–1938 годы. И. Д. Папанин возглавляет 1 (первую) научно-исследовательскую дрейфующую станцию «СП-1». Льдину несёт в сторону Атлантического океана 274 дня на 2500 км. Достигнут

Из книги Эпоха становления русской живописи автора Бутромеев Владимир Владимирович

Иван Дмитриевич Папанин

ПАПАНИН Иван Дмитриевич (14/26.11.1894-30.01.1986), арктический исследователь, географ, контр-адмирал. Родился в семье матроса. Возглавлял первую советскую дрейфующую станцию “Северный полюс-1” (1937 - 38). Начальник “Главсевморпути” (1939 - 46), во время Великой Отечественной войны уполномоченный ГКО по перевозкам на Севере. С 1951 начальник Отдела морских экспедиционных работ АН СССР. Директор Института биологии внутренних вод АН СССР (1952 - 72). Автор книг “Жизнь на льдине” (1938) и “Лед и пламень” (1977).

ПАПАНИН Иван Дмитриевич (1894-1986) - советский деятель культуры, ученый, полярный исследователь, доктор географических наук (1938), контр-адмирал (1943), Герой Советского Союза (1937, 1940).

Активный участник Гражданской войны в России в 1918-1922 гг. В 1923- 1932 гг. работал в Наркомате связи. В 1932-1933 гг. возглавлял полярную станцию в бухте Тихой на Земле Франца-Иосифа; в 1934-1935 гг. - полярную станцию на мысе Челюскина; в 1937-1938 гг. - первую дрейфующую станцию «Северный полюс» («СП-1»), Начальник Главсевморпути (1939- 1946); одновременно в 1941-1945 гг. - уполномоченный ГКО по перевозкам на Севере. В 1948-1951 гг. - зам. директора Института океанологии АН СССР; с 1951 г. - начальник Отдела морских экспедиционных работ АН СССР и одновременно в 1952-1972 гг. - директор Института биологии внутренних вод АН СССР. С 1945 г. - пред. Московского филиала Географического общества СССР.

Орлов А.С., Георгиева Н.Г., Георгиев В.А. Исторический словарь. 2-е изд. М., 2012, с. 380.

Иван Папанин. Фото на память. 1930-е годы.
Оригинал хранится в музее "Московский Дом фотографии".

Из энциклопедии

Папанин Иван Дмитриевич [р. 14(26).И. 1894, Севастополь], советский исследователь Арктики, дважды Герой Сов. Союза (27.6. 1937 и 3.2.1940), контр-адмирал (1943), доктор геогр. наук (1938). Чл. КПСС с 1919. В 1914 был призван на воен. службу во флот. В Гражд. войну участвовал в боях против белогвардейцев на Украине и в Крыму. В составе особого отряда был направлен в тыл армии Врангеля для организации партиз. движения в Крыму. В 1923-32 работал в Наркомате связи. В 1931 в качестве представителя этого Наркомата участвовал в арк тич. экспедиции ледокола «Малыгин» на Землю Франца-Иосифа. В 1932-33 возглавлял полярную экспедицию в бухте Тихой на Земле Франца-Иосифа, в 1934-35 - полярную станцию на мысе Челюскин, в 1937-38- первую дрейфующую станцию «Северный полюс» («СП-1»), работа на к-рой положила начало планомерному изучению высокоширотных районов полярного бассейна в интересах навигации, метеорологии, гидрологии. В 1939-46 П.- нач-к Главсевморпути, одновременно в годы Великой Отечеств, войны уполномоченный ГКО по перевозкам на Севере. В 1948-51 зам. директора Института океанологии АН СССР по экспедициям, а с 1951 нач-к Отдела мор. экспедиц. работ АН СССР, в 1952-72 одновременно директор Института биологии внутр. вод АН СССР. С 1945 пред. Моск. филиала Геогр. общества СССР. На 18-й Всесоюзной конференции ВКП(б) (1941) избирался членом Центр, ревизионной комиссии. Деп. Верх. Совета СССР 1-го и 2-го созывов. Награждён 8 орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, 2 орденами Красного Знамени, орденами Нахимова 1-й степени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, а также медалями. Именем П. назван мыс на п-ове Таймыр, горы в Антарктиде и подвод, гора в Тихом ок.

Использованы материалы Большой советской энциклопедии в 8-ми томах, т. 6

Для снабжения ГУЛАГа

Папанин Иван Дмитриевич (14.11.1894, Севастополь - 30.1.1986), полярник, государственный деятель, контр-адмирал (1943), доктор географических наук (1938), дважды Герой Советского Союза (27.6.1937, 3.2.1940). Участник Гражданской войны. В 1919 вступил в РКП(б). С 1931 руководил полярными экспедициями. В 1937-38 возглавлял первую советскую дрейфующую станцию "СП-1". Трагическая судьба станции была центром крупной пропагандистской кампании, развернутой для доказательства превосходства СССР над Западом. В 1937-50 депутат Верховного Совета СССР. В 1939-46 нач. Главсевморпути, игравшего важнейшую роль в снабжении лагерей ГУЛАГа . В 1941-52 член Центральной ревизионной комиссии БКП(О). Во Время Великой Отечественной войны одновременно уполномоченный Государственного комитета обороны по перевозкам на севере. С 1948 зам. директора Института океанологии АН СССР. С 1951 нач. отдела морских экспедиционных работ АН СССР. В 1951-72 директор Института биологии внутренних вод АН СССР. Автор мемуаров "Жизнь на льдине" (1938) и "Лед и пламень" (1977).

Использованы материалы из кн.: Залесский К.А. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. Москва, Вече, 2000

И.Д. Папанин. Таймыр. Фото Я.Халина.

...Если бы не случай

Имя Папанина никогда бы не вошло в историю мировых открытий, если бы не случай. В 1937 году он был назначен руководителем первой советской дрейфующей научной станции «Северный полюс».

В остальном его биография достаточно традиционна. Он родился в Одессе в бедной семье, дошел до должности судового механика, долго работал слесарем. Как и многие люди его поколения, Папанин был Участником гражданской войны. Затем работал на Севере и плавал на ледоколах. Во время экспедиции на «Графе Цеппелине» находился на ледоколе «Малыгин».

До экспедиции Папанина человек уже достиг Северного полюса. Первым туда добрался норвежец Роальд Амундсен, в 1926 году американец Берт и, наконец, в 1928 году итальянец Умберто Нобиле. Организация станции «Северный полюс» преследовала совсем иные цели. Исследователи должны были оставаться в районе полюса в течение многих месяцев и проводить разнообразные научные исследования.

Группа отважных полярников состояла из четырех человек: кроме Папанина в нее вошли гидролог и биолог Петр Петрович Ширшов, геофизик и астроном Евгений Константинович Федоров и радист Эрнст Теодорович Кренкель. Начальником экспедиции, а также поваром был утвержден Папанин. Всей научной программой этой уникальной экспедиции руководил известный полярник Отто Юльевич Шмидт.

Экспедицию снаряжали долго и очень тщательно: был специально сконструирован утепленный домик-палатка, создана уникальная радиоаппаратура, разработаны особые продукты питания, которые могли выдержать и сильный мо-роз в 50 градусов, и многомесячное хранение. Участники прошли разностороннюю подготовку. Например, П.П.Ширшов даже прошел курс медицинской подготовки, поскольку врача на станции не было.

В марте 1937 года грандиозная по тем временам воздушная экспедиция на четырех тяжелых бомбардировщиках конструкции А.Н.Туполева вылетела на север. 21 мая 1937 года экспедиция была высажена на льдину в районе Северного полюса. Целых две недели продолжалось оборудование научной станции, и только в начале июня самолеты улетели. Льдина начала медленно передвигаться к югу.

За время дрейфа был собран уникальный научный материал. Исследователи открыли огромный подводный хребет, пересекавший Северный Ледовитый океан, вели метеорологические наблюдения, ежедневно в одно и то же время Кренкель отправлял на Большую землю сводку погоды. Оказалось, что полярные районы густо заселены. Вопреки прогнозам, к полярникам приходили и белые медведи, и тюлени, и даже нерпы. Вода Ледовитого океана также оказалась насыщенной планктоном.

Двести семьдесят четыре дня продолжался дрейф этой научной станции. К февралю 1938 года размеры льдины сократились настолько, что полярников необходимо было снимать. Началась знаменитая эпопея их спасения. В это время станция находилась в Гренландском море и приближалась к теплым водам Атлантического океана.

Первым к дрейфующей станции отправился небольшой зверобойный корабль «Мурманец». Он отважно вошел во льды, но вскоре был зажат и Унесен в Атлантический океан. Вылетевший на номощь дирижабль «СССР-В6» разбился, врезавшись в гору около города Кандалакши. Во льды были направлены и две подводные лодки, Однако они не смогли бы всплыть в районе дрейфа.

Только 19 февраля к экспедиции смогли приблизиться два мощных ледокола - «Таймыр» и «Мурман». С борта «Таймыра» был спущен небольшой одномоторный самолет, который первым добрался до дрейфовавшей льдины. Его пилотировал известный полярный летчик Власов.

На следующий день к станции подошли ледоколы. Полярники перешли вначале на «Таймыр», а с него на борт подоспевшего к тому времени «Ермака» - дедушки русского ледокольного флота. Он и должен был доставить полярников в Ленинград. Однако внезапно капитан «Ермака» получил приказ следовать в Таллин. Все, кто находился на судне, недоумевали, зачем нужно было заходить в столицу Эстонии.

Лишь много лет спустя стало известно, что как раз в эти дни в Москве проходил печально известный процесс над Бухариным, и Сталин потребовал, чтобы встреча полярников состоялась после него. Действительно, встреча отважных героев превратилась во всенародное торжество. Они были удостоены государственных наград и стали Героями Советского Союза.

После этого Папанин работал начальником Северного морского пути, а после войны трудился в системе Академии наук.

Перепечатывается с сайта http://visserf.com/?p=35

Хождение из чекистов в полярники

Герои жестокого времени

Мало кто знает, что знаменитый полярник Иван Папанин был… чекистом именно в то время, когда на Крымском полуострове шло уничтожение десятков тысяч инакомыслящих. И все-таки легендарный крымчанин вошел в историю как создатель самого мощного в мире научно-исследовательского флота, который вывел СССР в бесспорные лидеры в изучении Мирового океана.

Иван Дмитриевич Папанин относился к категории людей, которых обычно называют самородками. Родился он 26 ноября 1894 года в Севастополе в семье портового матроса, которая вела полунищенское существование, не имея даже своего дома. Ютились в странном сооружении из 4-х стен, две из которых были трубами, старались заработать хоть какую-то копейку, помогая матери вытянуть семью. Особенно доставалось Ивану, старшему из детей. Учился мальчик отлично, был первым в классе по всем предметам, за что и получил предложение продолжить обучение за казенный счет. Но впечатления нищего и бесправного детства станут решающими при формировании его личности и характера.

Во главе партизанского движения

Самым ярким событием, по воспоминаниям самого Папанина, было для него восстание моряков на «Очакове» в 1905 году. Он искренне восхищался мужеством моряков, шедших на верную смерть. Именно тогда в нем сформировался будущий убежденный революционер. В это время он учится ремеслу, работает на заводах родного Севастополя. К 16-ти годам Иван Папанин - в числе лучших работников Севастопольского завода по изготовлению навигационных приборов. А в 18-летнем возрасте его как наиболее способного отобрали для дальнейшей работы на судостроительном заводе г. Ревеля (нынешний Таллинн). В начале 1915 года Иван Дмитриевич был призван во флот как специалист по технике. В октябре 1917-го вместе с другими рабочими перешел на сторону красногвардейцев и с головой ушел в революционную работу. Возвратившись из Ревеля в Севастополь, Папанин активно участвует в установлении здесь советской власти. После оккупации Крыма германскими войсками на основании Брестского мира Иван уходит в подполье и становится одним из руководителей большевистского партизанского движения на полуострове. Профессионалы революции Мокроусов, Фрунзе, Кун доверяют ему секретные и труднейшие задания. За эти годы он прошел все мыслимые трудности - «и огонь, и воду, и медные трубы».

В августе 1920 года в Крыму высадилась группа коммунистов и военных специалистов Красной Армии во главе с А. Мокроусовым. Их задачей была организация партизанской борьбы в Крыму. К Мокроусову присоединился и Папанин. Собранная ими повстанческая армия наносила Врангелю серьезные удары. Белогвардейцам пришлось отозвать с фронта войска. Чтобы уничтожить партизан, воинские части из Феодосии, Судака, Ялты, Алушты, Симферополя стали окружать лес. Однако партизанские отряды сумели вырваться из окружения и отступить в горы. Нужно было связаться с командованием, доложить об обстановке и согласовать свои планы со штабом Южного фронта. Было решено отправить в Советскую Россию надежного человека. Выбор пал на И. Д. Папанина.

В сложившейся ситуации попасть в Россию можно было только через Трапезунд. Удалось договориться с контрабандистами, что за тысячу николаевских рублей они переправят человека на противоположный берег Черного моря. Путешествие оказалось долгим и небезопасным. Ему удалось встретиться с советским консулом, который в первую же ночь отправил Папанина на большом транспортном судне в Новороссийск. А уже в Харькове его принял командующий Южным фронтом М. В. Фрунзе. Получив необходимую помощь, Папанин стал собираться в обратный путь. В Новороссийске к нему присоединился будущий известный писатель Всеволод Вишневский.

Стоял ноябрь, море беспрерывно штормило, но упускать время было нельзя. В одну из ночей десантники вышли в море на судах «Рион», «Шохин» и катере, где находился Папанин. Шли в темноте, с потушенными огнями, в условиях сильнейшего шторма. Катер долго кружил, разыскивая в темноте «Рион» и «Шохин», но, убедившись в бесполезности поисков, взял курс на Крым. В пути наткнулись на белогвардейское судно «Три брата». Чтобы команда не донесла о десанте, хозяина судна и его компаньона… взяли в заложники, а экипажу предъявили ультиматум: в течение 24 часов не подходить к берегу. Непрекращающийся шторм вымотал всех. В темноте подошли к селу Капсихор. Перетащили на берег весь груз. Пополнившись местными жителями, отряд Мокроусова и Папанина двинулся к Алуште, по дороге обезоруживая отступающих белогвардейцев. На подходе к городу красные партизаны соединились с частями 51-й дивизии Южного фронта.

Комиссар, которому было стыдно

После разгрома последней армии белого движения - армии Врангеля - Папанин назначается комендантом Крымской чрезвычайной комиссии (ЧК). Во время этой работы он получил благодарность за сбереженные конфискованные ценности.

Стоит ли говорить, что такое ЧК, особенно в Крыму. На эту организацию здесь была возложена чрезвычайно важная миссия - физически уничтожить остатки белых, цвет русского офицерства. Несмотря на обещания Фрунзе сохранить им жизнь после того, как они сложат оружие, были расстреляны, утоплены, закопаны заживо около 60 тысяч человек.

К сожалению, сложно проследить трансформацию мировоззрения Папанина за страшные годы революции. Но, несомненно, эти кровавые события оставили немало рубцов на его сердце. Как комендант ЧК, он видел и знал все, но ничего об этом не писал и не говорил нигде и никогда. Не написал, да и не мог написать, ибо в противном случае он был бы превращен в «лагерную пыль», как многие тысячи его соратников.

Конечно, Иван Дмитриевич, будучи веселым и доброжелательным по натуре человеком, совестливым и гуманным, не мог не задумываться о происходящем. Любопытно, что именно Папанин стал прообразом матроса Шванди в пьесе драматурга К. Тренева «Любовь Яровая». Он, конечно, сравнивал те идеалы, к которым призывали большевики, и то, что происходило в реальной жизни на его глазах и с его участием. Он сделал выводы и решился на неожиданный поступок, который можно объяснить только изменениями во взглядах на происходящее. Он всерьез решил отойти от политики и революции и заняться наукой.

Не получив специальных знаний, пройдя тернистый путь самообразования, он достигнет значительных научных высот. Таким образом, «первая» жизнь Папанина была отдана революции, а «вторая» - науке. Его идеалы утонули в потоках крови большевистского красного террора, и, осознавая свою вину и раскаиваясь, он решает отмежеваться от революционного насилия. Однако в течение следующих четырех лет Папанин не мог найти себе места в прямом и переносном смысле слова.

Судьба распорядилась так, что в будущем И.Д. Папанин будет обласкан Сталиным, находясь всегда у него на виду. Для Папанина «вторая половина» жизни значительно длиннее - целых 65 лет. Он становится военным комендантом Украинской ЦИК в Харькове. Однако волею судеб вновь попадает в реввоенсовет Черноморского флота в качестве секретаря, а в апреле 1922 г. переводится в Москву комиссаром Административного управления Главмортеххозупра. В следующем году, уже демобилизовавшись, переходит на работу в систему Народного комиссариата почт и телеграфов управляющим делами и начальником Центрального управления военизированной охраны.

Папанин постоянно меняет работу и место жительства. Его как будто что-то терзает, отчего-то болит душа, он ищет ей успокоения и такого занятия, где бы она обрела покой, получила возможность отрешиться на время от пережитого, одуматься и разобраться во всем. И таким местом стал для него Север. Здесь в 1925 году Папанин занялся строительством радиостанции в Якутии и проявил себя прекрасным организатором и просто человеком, которому можно доверять решение сложных вопросов и который никогда не подведет, даже находясь в труднейших условиях. Именно за эти качества Политбюро ЦК ВКП(б) назначило его в 1937 году начальником полярной станции СП-1.

Путь на Север - путь к себе

Для Советской России важнейшее значение имело открытие постоянной навигации судов по Северному морскому пути. С этой целью даже было создано специальное ведомство - Главсевморпуть. Но для эксплуатации пути необходимо было провести серию многоплановых научных исследований в Арктике: обозначить наличие подводных течений, пути дрейфа льдов, сроки их таяния и многое другое. Для решения этих вопросов необходимо было высадить научную экспедицию прямо на льдину. Экспедиция должна была работать на льду длительное время. Риск погибнуть в этих экстремальных условиях был очень велик.

Пожалуй, ни одно событие между двумя мировыми войнами не привлекало такого внимания, как дрейф «папанинской четверки» в Арктике. Научная работа на льдине продолжалась 274 дня и ночи. Вначале это было огромное ледяное поле в несколько квадратных километров, а когда папанинцев снимали с него, то размер льдины едва достигал площади волейбольной площадки. Весь мир следил за эпопеей полярников, и все желали только одного - спасения людей.

После этого подвига Иван Папанин, Эрнст Кренкель, Евгений Федоров и Петр Ширшов превратились в национальных героев, стали символом всего советского, героического и прогрессивного. Если посмотреть кадры кинохроники о том, как встречала их Москва, становится понятно, что означали эти имена в то время. После торжественного приема в Москве были десятки, сотни, тысячи встреч по всей стране. Полярникам присвоили звание Героя Советского Союза. У Папанина это была вторая подобная награда - первую он получил еще в начале дрейфа.

Было это в 1938 году, страшном для страны. В это время были уничтожены тысячи людей, в большинстве своем составляющих интеллектуальную элиту народа. Критерием для расправ служило одно - способность оказать не только активное, но и пассивное сопротивление тоталитарному режиму. Особенно целенаправленно расправлялись с теми, кто устанавливал советскую власть, с большевиками первого призыва. В этом ничего удивительного нет - старая гвардия первой могла выступить против ревизии марксистско-ленинского учения, а посему подлежала уничтожению. И Папанин оказался бы в числе этих жертв, если бы в 1921 году не ушел из ЧК.

Папанин прожил еще 40 лет, наполненных делами, событиями, людьми. После дрейфа в Арктике он становится первым заместителем, а затем и начальником Главсевморпути. На его плечи легли задачи огромной государственной важности. С началом войны он занимается строительством нового порта в Архангельске, который был просто необходим для приема судов, привозящих из США грузы по ленд-лизу. Подобными проблемами он занимается и в Мурманске, и на Дальнем Востоке.

После войны Иван Дмитриевич вновь работает в Главсевморпути, а затем создает научный флот АН СССР. В 1951 году его назначают руководителем Отдела морских экспедиционных работ при аппарате Президиума АН СССР.

Заслуги Папанина были по достоинству оценены. Такой «иконостас» наград, как у него, мало кто имел. Кроме двух званий Героя Советского Союза, 9 орденов Ленина и множество других орденов и медалей, не только советских, но и зарубежных. Ему также присвоено воинское звание контр-адмирала и ученое - доктора географических наук.

Наверное, выдающийся человек в любую историческую эпоху и при любых жизненных обстоятельствах способен реализовать потенциальные возможности. Внешняя канва событий, обрамление судьбы возможны различные, но внутренняя, решающая сторона остается постоянной. Во-первых, это касается усилий в достижении основных целевых установок, и, во-вторых, в способности оставаться человеком высоких нравственных принципов при любых исторических условиях. Жизнь Папанина яркое тому подтверждение.

Умер И.Д. Папанин в январе 1986 года. Его имя трижды увековечено на географической карте. Воды полярных морей бороздят корабли, названные в его честь. Он почетный гражданин Севастополя, родного города, в котором одна из улиц носит имя Папанина.

Сергей Ченнык

Здесь перепечатывается с сайта http://www.c-cafe.ru/days/bio/21/papanin.php

Сочинения:

Жизнь на льдине. Дневник. Изд. 7-е. М., 1977;

Лед и пламень. М., 1977.

Литература:

Люди бессмертного подвига. Кн. 2. Изд. 4-е. М., 1975.

Биологические процессы во внутренних водоемах [к 70-летию И. Д. Папанина]. М.-Л., 1965.

Кpемеp В. А. Иван Дмитриевич Папанин.- «Метеорология и гидрология», 1964.