Эрнст Глюк (Gluk) — (1652-1705), немецкий пастор, богослов и педагог. С начала 1670-х гг. был проповедником в Лифляндии. Перевел на латышский язык Библию, лютеранский катехизис, составил азбуку для латышских детей. Ему принадлежит перевод Библии на русский язык (в протестантском варианте). Ему принадлежат первые опыты (за сто лет до Ломоносова и Тредиаковского) в области русского стихосложения.

Эрнест Глюк родился 10 ноября 1652 года в Веттин близ Магдебурга (Саксония). Сын пастора, сам он изучал теологию в Вютенбергском и Лейпцигском университетах. Много времени Глюк уделял и изучению восточных языков. Молодым человеком в 1672 году он оказался в Лифляндии, в Берземе, где намеривался вести проповедническую деятельность. Общение со старообрядцами позволило Г. более ясно представить себе специфику рус. церковно-богослужебных книг.

Момент был выбран удачно. В 1672 году начинается самостоятельное правление шведского короля Карла XI (Видземе в то время принадлежала шведской короне), ознаменование и расцвет абсолютизма.
В 1673 году король приглашает Иоганна Фишера (1633-1705), до того работавшего в Германии, стать суперинтендантом (духовное лицо стоящее во главе округа) Видземе. В это время усиливалась активность лютеранских кругов, выступающих с широкой программой культурной деятельности, направленной и на религиозное просвещение. Особое значение приобретает задача быстрого и надежного перевода Библии. Фишер получает от шведских властей большую сумму в 7500 талеров для перевода Библии на латышский и эстонский языки. В 1675 году в Риге организуется типография во главе с Вилькеном. В этих условиях естественно было обратить внимание на теолога Глюка, который, приехав в Лифляндию, в течении пяти лет упорно изучал латышский язык. Но, видимо, в это время сам Глюк не был готов к выполнению этой задачи. Интересно, что слабым местом оказалась не знание латышского языка, но библейская экзегеза (толкование Библии), связанная с конкретным знанием древнееврейского и греческого языков. Именно этим был вызван отъезд Глюка в Германию, где он в Гамбурге у известного востоковеда Эзарда изучает древни языки. В 1683 году он возвращается в Лифляндию, в Ригу. С этого года он пастор в гарнизоне Даугавгривской крепости, с 1683 по 1702 года – в Алуксне (с 1687 года также пробст в Кокнесе). Но еще в 1681 году он принимает решение переводить Библию. Теперь Глюк был уже готов к выполнению этой задачи. За год до этого он перевел Большой катехизис.

Глюк полностью оправдал возлагавшиеся на него в связи с переводом Библии надежды. Начав работу в 1680 году он уже в 1683 году окончил перевод Нового завета, а в 1692 – дополнительная книга аспокрифоф. В 1694 году было закончено полностью печатание этого издания, и тогда же появился указ шведского короля о распространение латышской Библии. Книга была напечатана в количестве 1500 экземпляров, шестая часть их (250) была бесплатно роздана церквям, школам и важным персонам, остальные поступили в продажу. Само издание латышской Библии носило исключительный характер. Книга, напечатанная в рижской типографии Вилькена, насчитывала 2500 страниц, ничего подобного не печаталось в Латвии ни до этого, ни после (если не считать новых изданий Библии) – плоть до начала ХХ века.

Существенно, что Глюку помогали два студента – Витенс и Клемкенс.
Переводчикам было предоставлено особое помещение, выделялось продовольствие, их снабжали бумагой. Работа была организована рационально и протекала, видимо, без серьезных проблем.

Глюк в целом удачно выполнил свою задачу – и в плане аутентичности латышского текста к оригиналу, и в плане лингвистической точности. Перевод Библии на латышский язык был подвигом и главным делом жизни Глюка, для которого жизнь и труд существовали слитности. Просветительная деятельность Глюка не ограничивалась только переводом Библии. Известно, что в Алуксне, где он был пастором, им были организованы латышские школы, воспитанников которых он в качестве учителей посылал в церковные приходы, где он был пробстом. В эти же годы Эрнест Глюк создал одну русскую школу, одну немецкую, и несколько других школ.

В Мариенбурге в его доме жила в качестве воспитанницы (приемной дочери) или няньки детей Марта Скавронская, будущая жена Петра I и будущая русская царица Екатерина I.

Начинается Северная война. Русские войска входят на территорию Лифляндии, и начинают завоевывать замки. 6 января 1703 года плененный в Мариенбургу (Алуксне) и перевезенный в Псков, Глюк оказывается в Москве. Куда был направлен Б. П. Шереметьевым, и вскоре возглавляет школу Швимера в Новонемецкой слободе.

О московской жизни Глюка известно довольно много. Первые недели были тревожными. Глюка содержали как пленного на подворье костромского Итатьсвского монастыря (в Китай городе). Подьячему Т. Шишляеву предписывалось усиленно оберегать арестанта. Сам же Глюк поступил в ведение разрядного, а через две недели – Посольского приказа, «для государева дела». Указывалось при этом, что он «умеет многим школьным, математическим, и философскими науками на различных языках». Вторая московская «прописка» Глюка – немецкая слобода, двор пастора Фагеция. Здесь он был поселен (с конца января 1703 года) без караула, но под расписку пастора.

В феврале ему отдают, в научение первых русских учеников – троих братьев Вяселовских. Их велено было учить «с прилежным радением» , чтобы их научить не в продолжительном времени «немецкому, латинскому и другим языкам».

Третий и последний московский адрес Эрнеста Глюка , с которым в наибольшей степени связана его просветительная деятельность. На Покровке, где была открыта школа, в которой Глюк стал директором. Набираются учителя из среды московских и приезжих немцев, среди них и верный ученик и помощник Глюка, многому у него научившийся – Паулс.

В 1703 году школа становится первой московской гимназией (прекратила свое существование в 1715 году).
В школе Глюк переводит на русский язык Новый завет, лютеранских катехизис с ритуалом, молитвенник в рифмованных стихах. Сам Глюк так же писал стихи.

Глюк разрабатывает русскую азбуку для школ.

5 мая 1705 года Глюк умирает. Он был похоронен на старом немецком кладбище, недалеко от Марьиной рощи.

Вдова Глюка в 1711 году получила пенсию и была отпущена в Ригу.

В Сентябре 1741 года, советник коллегии Лифляндских и Эстляндских дел Эрнест Готлиб Глюк подал в Сенат челобитье о выдаче ему и потомкам его диплома на дворянство и герба.

Челобитчик самолично показал в Геролъдмейстерской Конторе, что ему от роду 43 года, что он природный Лифляндец и родился в Лифляндии, в крепости Мариенбурге. А отец его, Эрнест Глюк , был в этой крепости „препозитусом», и в прошлом-де 704 году, в бытность свою в Москве, умре. А мать его, „Крестина, была фон-Рекстернова роду, Лифляндскаго шляхетства». „И оной матери его, челобитчика, по указу Е. И. В. Императора Петра Великаго, за службу упомянутаго отца его, определено было денежнаго жалования его по 300 рублев повсягодно, да в общее владение с зятем его, контр-адмиралом Никитою Петровичем Вильбоим, в Лифляндии, в Дерптском уезде, деревня Айя, в которой, в прошлом 1740 году, оная мать челобитчика Крестина умре».

Эрнесту Готлибу Глюку проектирован был такой герб: „Золотой крылатый шар; на шаре стоящее Счастие или Фортуна».

Изготовленные герб и диплом почему-то не были конфирмованы, и только в 1781 году Сенат положил следующую резолюцию: „1745 года Марта 15 дня велено было сочиненный Глюку диплом предложить к подписанию Ея Императорскаго Величества, когда она изволит быть в Сенатe. А как на нынешнее время оной диплом уже не служит, то оное дело и отдать в Архив».

Myзeй Библии был oткpыт 18 нoябpя 1990 гoдa. Eгo фoнды cocтaвляют бeз мaлoгo 300 библий, дyxoвнaя литepaтypa, cбopники xopaлoв и пpoпoвeдeй и дpyгиe издaния peлигиoзнoгo xapaктepa нa лaтышcкoм и дpyгиx языкax, в тoм чиcлe фaкcимильныe издaния Библии в пepeвoдe Э.И.Глюкa. Ocнoвнaя экcпoзиция мyзeя пocвящeнa Эpнcтy Иoгaннy Глюкy (1654-1705), кoтopый в 1682-1702 гoдax был пacтopoм Aлyкcнeнcкoй oбщины и вoшeл в иcтopию кaк пepeвoдчик пepвoй Библии, издaннoй нa лaтышcкoм языкe. Библию oтпeчaтaли в 1694 гoдy в Pигe, в типoгpaфии Bилкeнa, в 1500 экзeмпляpax. Opигинaл Библии xpaнитcя в Aлyкcнeнcкoм цepкви.

Дyбы Глюкa нaxoдятcя pядoм c бывшим пacтopcким пoмecтьeм. Эти дepeвья пacтop Aлyкcнeнcкoй oбщины Э.И.Глюк пocaдил в 1685 гoдy, зaвepшив пepeвoд Hoвoгo Зaвeтa, и в 1689 гoдy - пo oкoнчaнии пepeвoдa Beтxoгo Зaвeтa. Boзлe дyбoв ycтaнoвлeн пaмятный кaмeнь.

Так туманно занималась заря русского школьного просвещения. Своеобразным эпизодом в ходе этого просвещения является школа Глюка. Саксонец родом, энтузиастический педагог и миссионер, получивший хорошее филологическое и богословское образование в немецких университетах, он пастором отправился в Лифляндию, в городок Мариенбург, выучился по-латышски и по-русски, чтобы перевести Библию прямо с еврейского и греческого текста для местных латышей, а для русских, живших в Восточной Лифляндии, с малопонятного им славянского на простой русский язык, хлопотал о заведении латышских и русских школ и для последних переводил на русский язык учебники. В 1702 г. при взятии Мариенбурга русскими войсками он попал в плен и был препровожден в Москву. Тогдашнее московское ведомство иностранных дел нуждалось в толмачах и переводчиках и добывало их всякими путями, приглашало на свою службу иноземцев или поручало им обучать русских иноземным языкам. Так, в 1701 г. директор школы в Немецкой слободе Швиммер был приглашен Посольским приказом на должность переводчика, и ему поручено было обучить языкам немецкому, французскому и латинскому 6 подьяческих сыновей, предназначенных служить переводчиками в этом приказе. И пастору Глюку, помещенному в слободе, отдано было для обучения языкам несколько учеников Швиммера. Но когда обнаружилось, что пастор может обучать не только языкам, но и «многим школьным и математическим и философским наукам на разных языках», ему в 1705 г. устроили в самой Москве целое среднее учебное заведение на Покровке, «гимназию», как она называется в актах. Петр оценил ученого пастора, в доме которого, замечу мимоходом, жила schones Madchen von Marienburq, как звали местные обыватели ливонскую крестьянку, впоследствии императрицу Екатерину 1. На содержание школы Глюка назначено было 3 тысячи рублей, около 25 тысяч на наши деньги. Глюк начал дело пышным и заманчивым воззванием к русскому юношеству, «аки мягкой и всякому изображению угодной глине»; воззвание начинается словами: «Здравствуйте, плодовитые, да токмо подпор и тычин требующие дидивины!» Тут же была напечатана и программа школы с перечнем преподавателей, все выписных из-за границы: учредитель вызывался обучать географии, ифике, политике, латинской риторике с ораторскими упражнениями, философии картезианской, языкам - французскому, немецкому, латинскому, греческому, еврейскому, сирскому и халдейскому, танцевальному искусству и поступи немецких и французских учтивств, рыцарской конной езде и берейторскому обучению лошадей. По сохранившимся и недавно изданным документам, идущим с начала 1705 г.; когда школа была утверждена указом, можно составить довольно обстоятельную историю этого любопытного, хотя и недолговечного общеобразовательного заведения. Ограничусь лишь немногими чертами. По указу школа предназначалась для бесплатного обучения разным языкам и «философской мудрости» детей бояр, окольничьих, думных и ближних и всякого служилого и купецкого чина людей. Глюк приготовил для своей школы на русском языке краткую географию, русскую грамматику, лютеранский катехизис, молитвенник, изложенный плохими русскими стихами, и ввел в преподавание руководства к параллельному изучению языков чешского педагога XVII в. Коменского, из которых Orbis pictus, Мир в лицах, обошел чуть ли не все начальные школы Европы. По смерти Глюка в 1705 г. «ректором» школы стал один из ее учителей, Паус Вернер; но за его «многое неистовство и развращение», за продажу школьных учебников в свою пользу ему от школы было отказано. Глюку предоставлено было приглашать учителей из иноземцев, сколько ему понадобится. В 1706 г. их было 10; они жили в школе на казенных меблированных квартирах, образуя застольное товарищество; кормила их за особое вознаграждение вдова Глюка; сверх того они получали денежное жалованье со столовыми от 48 до 150 рублей в год (384 - 1200 рублей на наши деньги); при этом все просили прибавки. Кроме того, при школе полагались слуги и лошади. Из пышной программы Глюка преподавались на деле только языки - латинский, немецкий, французский, итальянский и шведский, учитель которого преподавал и «гисторию», сын Глюка готов был излагать и философию всем охотникам «феологских сладостей», если таковые найдутся, а учитель Рамбур, танцевальный мастер, вызывался преподавать «телесное благолепие и комплементы чином немецким и французским». Курс состоял из трех классов: начального, среднего и верхнего. Ученикам обещано было важное преимущество: окончившим курс «в службу неволею взятья не будет», будут они приниматься на службу, когда пожелают, по состоянию и искусству. Школа объявлена была вольной: в нее записываются «своею охотою». Но принцип академической свободы скоро разбился о научное равнодушие: в 1706 г. в школе было только 40 учеников, а учителя находили, что можно прибавить еще 300. Тогда недоросли, дети «знатных чинов», в науке не состоящие, были оповещены указом, чтоб «они привожены были в тое школу безо всякого отбывательства и учились на своих довольствах и кормах». Но эта мера, кажется, не пополнила школы до желаемого комплекта. В первое время среди ее учеников являются князь Барятинский, Бутурлин и других знатных людей дети на своем содержании; но потом в школу вступают все люди с темными именами и большею частью в «кормовые ученики», на казенные стипендии в 90 - 300 рублей на наши деньги. Вероятно, это были в большинстве сыновья приказных людей, учившиеся по распоряжению начальства их отцов. Состав учащихся был очень пестр: в нем встречаются дети беспоместных и безвотчинных дворян, майоров и капитанов, солдат, посадских людей, вообще люд недостаточный; один ученик, например, жил на Сретенке у дьякона, нанимал угол со своею матерью, а отец его был солдат; учеников «безжалованных», своекоштных было меньшинство. В 1706 г. установлен был штат в 100 учеников, которым «давать жалованье определенное», увеличивая его с переходом в высший класс, «дабы охотнее учились, и в том стараться как возможно, чтобы поспешно учились». Для учеников, живших далеко от училища, учителя просили устроить общежитие, построив на школьном дворе 8 или 10 малых изб. Ученики считались своего рода корпорацией: их коллективные челобитья начальство принимало во внимание. В канцелярских бумагах немного указаний на ход преподавания в школе; но по указу о ее учреждении записавшиеся в нее могли учиться, «каких наук кто похочет». Очевидно, и тому времени не чужда была идея предметной системы. Школа не упрочилась, не стала постоянным заведением: ученики ее постепенно расползались, переходили кто в славяно-греко-латинскую академию, кто в медицинскую школу при московском военном госпитале, устроенном в 1707 г. на реке Яузе под руководством доктора Бидлоо, племянника известного лейденского профессора; иные были командированы для дальнейшей науки за границу или пристроились в московской типографии; многие из помещичьих детей самовольно разъехались по деревням, т. е. бежали, соскучившись по матерям и сестрам. В 1715 г. последние учителя, оставшиеся в школе, были переведены в Петербург, кажется, в открывавшуюся тогда морскую академию. После о школе Глюка вспоминали как о смешной затее мариенбургского пастора, бесполезность которой заметил, наконец, и Петр. Гимназия Глюка была у нас первой попыткой завести светскую общеобразовательную школу в нашем смысле слова. Мысль оказалась преждевременной: требовались не образованные люди, а переводчики Посольского приказа, и училище Глюка разменялось на школу иностранных корреспондентов, оставив по себе смутную память об «академии разных языков и кавалерских наук на лошадях, на шпагах» и т. п., как охарактеризовал школу Глюка князь Б. Куракин. После этой школы учебным заведением с общеобразовательным характером оставалась в Москве только греко-латинская академия, рассчитанная на церковные нужды, хотя еще не утратившая всесословного состава. Брауншвейгский резидент Вебер, в 1716 г. уже не заставший школы Глюка, очень одобрительно отзывается об этой академии, где училось до 400 студентов у ученых монахов, «острых и разумных людей». Студент высшего класса, какой-то князь, сказал Веберу довольно искусную, заранее выученную латинскую речь, состоявшую из комплиментов. Любопытно его же известие о математической школе в Москве, что преподаватели в ней - русские, за исключением главного из них, англичанина, превосходно обучившего многих молодых людей. Это, очевидно, знакомый уже нам эдинбургский профессор Фарварсон. Значит, заграничные учебные посылки не были совсем безуспешны, дали возможность снабдить школу русскими преподавателями. Но успехи добывались нелегко и небезгрешно. Заграничные ученики своим поведением приводили в отчаяние приставленных к ним надзирателей; учившиеся в Англии нашалили так, что боялись воротиться в отечество. В 1723 г. последовал одобрительный указ, приглашавший шалунов безбоязненно воротиться домой, во всем их прощавший и милостиво обнадеживавший в безнаказанности, обещавший даже награды «жалованьем и домами».

Вести Сегодня, 15.07.2013

Спроси, кто такой пастор Глюк, и всякий мало-мальски начитанный человек ответит, что это тот, кто перевел Библию на латышский и воспитал российскую императрицу Екатерину I.

Мало кто скажет, что Глюк — это еще и большой русский просветитель, основатель первой в России гимназии. И уж совсем мало кто скажет, что Глюк — автор учебника по грамматике русского языка… Знай наших!

Пастор, которому не сиделось на месте

Выход ливонца Глюка на российскую историческую авансцену был молниеносным! В 1702 году русские войска под командованием фельдмаршала Шереметева стремительно продвигались по Лифляндии, опустошая все на своем пути, и в августе подошли к Мариенбургу (нынешний город Алуксне). Напуганные жители частью бежали, частью вышли за городские ворота навстречу русским, надеясь на милость победителей. Среди вышедших была и семья пастора Иоганна Эрнста Глюка.

Колоритное семейство заметил русский офицер, который согласился провести их к палатке самого фельдмаршала графа Шереметева. Решение граф принял быстрое: образованного и прекрасно говорившего по-русски пастора с семьей — в Москву, а приглянувшуюся графу приемную дочь пастора — в фельдмаршалскую походную постель.

Иоганн Эрнст Глюк родился в 1652 году в Саксонии в семье священника. Изучал богословие и восточные языки в двух университетах. Затем поселился у нас в Ливонии, проповедуя слово Божие. Выучил латышский и загорелся идеей сделать перевод Священного Писания для латышей. Впрочем, недостаточно хорошо зная древнееврейский и греческий, отправился в Гамбург для совершенствования этих языков.

В 1680 г. Глюк возвратился в Ливонию и в том же году был рукоположен в гарнизонные пасторы крепости Динамюнде (что в нынешней Болдерае). Через три года был назначен пастором в Мариенбурге, а потом и старшим священником (пробстом) всех восточных земель Ливонии, граничащих с Россией.

За пять лет титанических трудов пастор перевел Новый Завет на латышский язык. А еще через четыре года — и Ветхий Завет. При этом Глюк много сил отдавал и просветительской деятельности: учредил школу в Мариенбурге, школы для подготовки учителей при церковных приходах…

Попадание в десятку

Озабоченный проблемами просвещения, он посещает короля Швеции Карла XI, под властью которого в ту пору находилась Ливония. Знакомит его величество с проектом перевода на русский язык (!) шведских и немецких учебников и учреждения в Ливонии русских школ (!) для детей бежавших сюда русских староверов. Карл XI проявил неожиданный интерес к проектам, посмотрев на них, конечно же, с политической точки зрения, и лишь смерть короля помешала осуществлению тех проектов.

Но Глюка уже было не остановить. Он от своих планов не отказался. Для их реализации отправил в Москву письмо с предложением перевести на русский язык школьные учебники, используемые в Ливонии. А кроме того известил, что стал плотно заниматься переводом Библии, написанной на старославянском, на понятный современный русский язык.

Так что в 1702 г. при взятии Мариенбурга наш активный пастор был уже хорошо известен в России. А посему, когда его доставили в Москву, царь Петр повелел направить Глюка для «государева дела» в Посольский приказ, при котором существовала «немецкая школа», где русских юношей обучали европейским языкам, готовя к государственной службе.

Ректором этой школы был выходец из Саксонии Николай Швиммер. Он отдал Глюку в обучение «на пробу» шестерых учеников. И их обучение пошло так успешно, что уже через год Глюк сменяет Швиммера на посту ректора.

И вот здесь следует отметить немаловажный момент. Если Швиммер обучал своих учеников лишь иностранным языкам, то Глюк решил значительно расширить программу обучения. В письме к начальнику Посольского приказа графу Ф. А. Головину Глюк пишет, что может обучать не только латинскому, немецкому, еврейскому и иным восточным языкам, но также философии, географии, геометрии и «иным математическим частям». И даже врачеванию, «в котором также искусен». И вот тут наш пастор со своим письмом попадает прямо в десятку!

Неподнятая целина

Надо признать, что в самом начале XVIII века центрами образования в восточнославянских землях были нынешняя Украина и Белоруссия. А вот на Руси с образованием было плохо. Именно с образованием.

В Москве ежегодно издавалось 2,5 тысячи букварей, 3 тысячи Часословов и 1,5 тысячи Псалтырей. Конечно же, на 15-миллионное население России этого количества книг было мало, но грамотность на Руси была. Увы, переписи не проводилось, поэтому истинного положения никто не знает. Однако в монографии А. И. Соболевского «Образованность Московской Руси XV — XVII вв.» приводится официальный документ, из которого следует, что из 22 бояр не знали грамоты четверо, из 22 стольников — 8, из 115 князей и детей боярских могли подписать свое имя 47 человек, прочие крестики проставили. И это российская элита. Что касается низов, то там была неподнятая целина…

Что касается образования, то его своей молодежи Россия вовсе не давала. Потому что некому было его давать. А в самом начале петровских реформ образование так и вовсе опустилось до нуля. И вот почему.

Петр затеял революционный поворот от церковного образования к мирскому. Старая образовательная система враз оказалась непригодной, а новой еще не было, ее нужно было создавать с нуля. Для лучшего понимания тогдашней ситуации современные историки приводят такой доходчивый пример: представим себе, что с 1 января 2014 г. в России кириллический алфавит решили заменить на латинский или на арабский. Теософию и хиромантию с френологией решили сделать первостепенными науками, а математику и физику с биологией признать бесполезными. Каким при этом станет уровень образованности населения в первое десятилетие?

Правда, некоторые историки вспоминают, что в конце XVII в. в России уже «было время первых, правда, редких уроков практической арифметики и геометрии». Возможно, и было. Но надо вспомнить, что в Европе это было время Декарта, Ферма, Ньютона, Лейбница… В соответствии с образованностью народа было налажено на Руси и издательское дело. В середине XVII века в России издавалось в год в среднем 11 изданий, тогда как в Голландии — 80 изданий, в Англии — 100, а в Германии — 450.

Глюк — кузнец кадров для государства Российского

Начальник Посольского приказа граф Ф. А. Головин со вниманием прочел письмо Глюка, после чего в марте 1704 года ректор с учителями и учениками был переведен из Немецкой слободы на улицу Маросейку — в просторные палаты недавно умершего боярина В. Ф. Нарышкина, не оставившего потомства. Дом № 11 в наши дни так и стоит на том же самом месте…

Палаты, однако, находились в плачевном состоянии: нужно было менять окна, потолки, полы, двери, печи, трубы. На это ушел год.

25 февраля 1705 г. новое учебное заведение, вошедшее в историю как Гимназия пастора Глюка, было официально открыто. В школу принимали «охочих до учения недорослей всякого состояния». К этому времени в палатах на Маросейке трудились восемь учителей-иностранцев и 30 учеников. Обучение было бесплатным, на содержание школы Глюку выдавалось ежегодно 3 тысячи рублей.

Из дошедшей до нас программы обучения видно, что главное место в ней отводилось не только изучению иностранных языков, но и общеобразовательным предметам. А именно: географии, философии, истории, арифметике, алгебре, геометрии, тригонометрии. А кроме того, в школе обучали танцам, фехтованию, верховой езде, а на десерт — «комплиментам», наверное, для успешного продвижения по службе и покорения дамских сердец… Все эти предметы были обязательны для всех учеников.

До наших дней дошло и расписание занятий, из которого можно узнать, что жившие при школе ученики вставали в 6 часов утра, день начинался с молитвы и чтения богословских книг. А потом с 9 утра и до 7 часов вечера гимназисты изучали естественные науки, штудировали латынь, овладевали правописанием, изучали иностранные языки, математику, читали Вергилия и Корнелия, совершенствовались в риторике и так далее… Столь беспощадно ректор Глюк ковал высокообразованные кадры для государства Российского.

Но в неутомимой деятельности на благо российского просвещения Глюк не ограничивался только организацией преподавания. Он много трудился также над переводами учебников. Сам составил учебник географии на русском языке и (только не упадите со стула!) написал учебник русской грамматики! Он таки и Библию сумел перевести со старославянского на повседневный русский! Правда, после смерти пастора перевод «был утрачен»…

Столица оказалась круче

Скончался Эрнст Глюк в мае 1705 года. Похоронили его на лютеранском кладбище в Марьиной роще. В 30-х годах XX в. кладбище было уничтожено, хотя могила пастора Глюка уже и тогда была затеряна…

После ухода такого требовательного наставника, как Глюк, гимназия стала постепенно утрачивать общеобразовательный характер. Она распалась на четыре языковые школы — латинскую, немецкую, французскую и шведскую. Многие ученики ушли. И вскоре школа окончательно перестала существовать.

Тем не менее в самые трудные для реформируемой России годы из ее стен вышли около 250 хорошо и широко образованных воспитанников, свободно владевших несколькими языками. Как правило, они сразу же попадали на государственную службу.

Заслуги ректора Глюка были высоко оценены российским правительством, не были забыты и его потомки, тоже отменно служившие государству. Императрица Елизавета возвела весь род пастора в российское дворянство. Так ливонские Глюки вошли в анналы русской элиты.

А вот «гимназией номер один» со временем стала совсем другая школа. Старейшей русской гимназией стала считаться Академическая гимназия, основанная в 1726 году в столичном Санкт-Петербурге. Первым ее инспектором был немец Готлиб Байер из Кенигсберга, при нем в гимназии было только 18 учеников, да и те в бега подавались…

И тогда президент Академии наук граф Разумовский поручил управление гимназией М. В. Ломоносову. Тот первым делом завел в ней пансион на 40 талантливых воспитанников, набираемых со всей России и учившихся бесплатно. Дела сразу же пошли в гору, а имя Михайлы Васильевича Ломоносова постепенно придало столичной гимназии первостепенное звучание…

Дом на Маросейке

Школа пастора Глюка на Маросейке позже стала дворцом князя Кантемира, затем досталась фельдмаршалу Репнину… В середине XIX века здесь разместились богадельня и училище для бедных девиц. В начале прошлого века здание расширили и надстроили, основав в нем Елизаветинскую женскую гимназию на 600 учениц, но уже не бедных, а наоборот.

Потом палаты не раз меняли свой экстерьер, но кое-что из прошлой жизни все же сохранили: во дворе и сейчас можно увидеть оконные наличники и консоли XVII века — точно такие же, как и во времена Эрнста Глюка… Сейчас на Маросейке, 11, размещается средняя школа № 330 c углубленным изучением математики, физики и информатики.

Библия и дубы

В городе Алуксне есть единственный в Европе (а может, и в мире) музей Библии. Там хранится экземпляр самого первого на латышском языке Священного Писания, переведенного пастором Эрнстом Глюком. Это толстенный фолиант весом четыре килограмма, в котором 4874 страницы.

В честь начала работы пастор посадил возле своего дома дуб. После окончания перевода, в 1689 году, посадил второй. Оба исторических дерева-великана сохранились. Их так и зовут — дубы Глюка. Около них установлен мемориальный камень.

Марта из Мариенбурга

Когда Глюк с семейством шел к фельдмаршалу Шереметеву, за ними шагала их служанка Марта — рослая, плотная девица. Семнадцать лет назад пастор взял на воспитание оставшуюся без родителей годовалую девочку, вырастил, а потом сделал служанкой. Однако не предполагал, что на нее станет заглядываться его собственный сын. Не долго думая, пастор выдал девку замуж за шведского драгуна Иоганна Крузе. Но его отправили на войну, и бывшая воспитанница вернулась в дом пастора…

Шереметев статную девицу заприметил уже издалека… Потом хвастался «трофеем» перед гостями. Но и светлейшему князю Меншикову она понравилась. И Шереметев уступил. Потом Марта понравилась и самому Петру. А уж он-то забрал ее у светлейшего не спрашивая. И уже никому не уступал, сделав нашу землячку из Алуксне государыней-императрицею.

Резиденция пастора Глюка

Жилой дом (улица Маросейка, 11) построен в начале XVII века.


Строилось это здание для давным-давно забытого голландца Рутца. Но прославилось оно лишь при Петре Великом, когда тут открылась гимназия пастора Эрнста Глюка из Саксонии. К своим добропорядочным ученикам он обращался с такими воззваниями: «Здравствуйте плодовитые, да токмо подпор и тычин требующие дидевины! По указу державнейшего нашего Монарха полюбится мне термиточию словесам вас с изъяснении разума вашего обучити. Врата умудрения ныне отпираются!.. Понеже младая юность, аки воск преобразится, часто в злобу превратится… Десница готова немощных водити, плавающим помогати и всяким заблудящимся светило подносити…»

А давняя служанка пастора Марта в это время была уже царицей, Екатериной Алексеевной, женой Петра Великого.

Кстати сказать, пастор Глюк был одним из таинственнейших москвичей. Россией он заинтересовался в 1680-е и, будучи человеком образованнейшим и способным, выучил русский язык и принялся переводить на него европейские учебники и богословские трактаты. Не таился, но особо и не афишировал свой труд. Лишь спустя пятнадцать лет после начала этой редкой по тем временам деятельности он направил русскому правительству письмо. В то время перечень переведенной им литературы выглядел весьма внушительно.

Как же отреагировало это самое правительство? Увы, никак. И жить бы Глюку в опостылевшей Саксонии, если б не имперские амбиции Петра и не его воинственность. В 1702 году, во время войны Глюк был пленен российскими войсками. Тут-то письмо и вспомнилось. И пригодилось.

В соответствии с царским указом, следовало явленного пастора Глюка, «который умеет многим школьным, и математическим, и философским наукам на разных языках, взять для своего великого государя дела с женою его и с детьми и с челядями в государственный посольский приказ».

Поначалу к Глюку относились настороженно. Подозревали его в шпионаже, а также в том, что этот лютеранин посредством своих переводов хочет провести духовную экспансию – обратить православных «в папскую религию». Но назад пути не было: саксонцы еще больше наших соотечественников подозревали Глюка в шпионаже, но уже в пользу России.

Однако в скором времени к пастору привыкли, да и сам он как-то обрусел. Преподавал в своей гимназии, и никому до него, по большому счету, дела не было.

А гимназия, кстати, была учреждена царским указом. Сам Петр распорядился, чтобы обучали здесь детей «Для общей всенародной пользы учинить на Москве школу на дворе В. Ф. Нарышкина на Покровке, а в той школе бояр и окольничих и думных и ближних и всякого служилаго и купецкаго чина детей их, которые своей охотою приходить и в школу ту записываться станут, учить греческого, латинского, итальянского, французского, немецкого и иных розных языков и философской мудрости».

Это, по сути, была первая гимназия в России.

Как же к ней относились современники? Увы, не всегда положительно. Один из них, генерал Христофор-Герман Манштейн свысока отзывался о пасторе Глюке и его начинании: «Человек этот, обладавший познаниями и сведениями в такой только мере, как любой деревенский священник, сумел, однако же, прослыть за гениальную личность, потому что знал основательно русский язык. Петр I обратил на него внимание и поручил ему основать школы, в которых молодые дворяне могли бы получать образование. Глюк предложил ему устроить школу по образцу тех, какие он видел в лифляндских городах, где молодые люди обучаются латинскому языку, катехизису и другим предметам учения. Император одобрил этот проект, назначил значительную сумму денег для платы учителям и дал в Москве большой дом… Тогда Глюк вызвал несколько студентов богословия лютеранского вероисповедания и при обучении в своей новой школе следовал во всем правилам шведской церкви, а для того чтобы нисколько не уклониться от них, перевел даже несколько лютеранских гимнов весьма плохими русскими стихами; учеников своих он заставлял петь эти гимны с большим благоговением при начале и при окончании занятий.

Подобный порядок был до того смешон и успех этого нововведения так жалок, что Петр I не мог вскоре не заметить этого. Поэтому он закрыл школу и снова предоставил обучение детей родителям».

А историк В. Ключевский делал свои выводы: «Гимназия Глюка была у нас первой попыткой завести светскую общеобразовательную школу в нашем смысле слова. Мысль оказалась преждевременной: требовались не образованные люди, а переводчики Посольского приказа, и училище Глюка разменялось на школу иностранных корреспондентов, оставив по себе смутную память об „академии разных языков и кавалерских наук на лошадях, на шпагах“ и т.п., как охарактеризовал школу Глюка князь Б. Куракин».

Так что пастора-подвижника остается только пожалеть.


А после в рутцевых палатах жили своей тихой жизнью Елизаветинская женская гимназия (ее окончила Мария Ильинична Ульянова), Усачевско-Чернявское рукодельное заведение, Маросейская богадельня, детское училище Валицкой, где воспитывался Ходасевич. Здесь же он встретил свою первую любовь, о чем охотно писал в мемуарах: «В то время (лет восьми) стал я ходить в детское училище Л. Н. Валицкой, на Маросейке. В классе, состоявшем поровну из мальчиков и девочек, поражал я учительниц прилежанием и добронравием. Смирение мое доходило до того, что даже на переменах я не бегал и не шумел с другими детьми, а держался где-нибудь в стороне. Только уроки танцев выводили меня из неподвижности. С необычайной тщательностью выделывал я свои па, а когда доходило дело до вальса, воображал себя на балу и предавался сладостным мукам любви и ревности. Эти муки были небеспредметны. Сердце мое было уязвлено моей одноклассницей, Наташей Пейкер, в самом деле – прелестной девочкой. Не думаю, чтобы я танцевал с ней больше двух или трех раз: до такой степени я перед нею робел, столь недоступной она мне казалась».

Размещался здесь и комитет Человеколюбивого общества. В 1900 году он вошел в хронику происшествий. «Московский листок» сообщал: «1 мая легковой извозчик крестьянин Савелий Колобанов, стоя у дома комитета Человеколюбивого общества, на Маросейке, стал свою лошадь кормить сахаром, причем она откусила ему палец на правой руке. Пострадавшего поместили в Яузскую больницу».

Вот так была вторично опозорена эта во всех отношениях достойная организация. Первый же раз был почти за сотню лет до происшествия с Колобановым: тогда Александр Сергеевич Пушкин публично заявил, что «Московский английский клуб» звучит так же абсурдно, как и «Императорское человеколюбивое общество».


А еще в конце прошлого века дом, о котором идет речь, славился незамысловатым и дешевеньким кафе «Под сводами». В действительности, кафе называлось несколько иначе – чебуречная «Элеонора». «Под сводами» – народное название. И оно было значительно точнее. Никакой Элеоноры здесь никто и никогда не видел. Тетушек, которые тут остограммивались, могли звать Наташками, Машками, Ленками, Аньками, но никак уж не Элеонорами. Для кафе «Под сводами» такое имя было бы чересчур гламурным. А своды – были. Подлинные своды, выжившие со времен московского средневековья.

За десятилетия свого существования кафе ни разу не менялось. Тот запах – подгоревших в скверном масле чебуреков, та же витрина, те же железки под витриной, и по ним с той же легкостью скользили, казалось бы, насквозь пропитанные салом подносы терракотового цвета… И массивная кованая решетка, преграждающая путь потенциальному лукавому посетителю, решившему сбежать с каким-нибудь салатом раньше, чем дойдет до кассы.

Впрочем, лукавый посетитель и не собирался никуда бежать. Он, облаченный в грязно-серое пальто на два размера больше, чем надо, вовсе презирал закуски. Он покупал стакан дешевой водки и полстакана «напитка лимонного» – чтобы запить. Молча подходил к высокому круглому столику, вливал в себя эти жидкости и так же молча уходил.

Правда, бывало, что не уйдет, а качнется, в отчаянии сделает пару ненужных шагов и рухнет под столик на тоненькой ножке. Тогда заботливые люди с мойки поднимут посетителя, по-птичьи раскорячив ему руки, и выведут на пыльный воздух Маросейки. Но пока посетитель будет валиться на спину, он на мгновение увидит сводчатый средневековый потолок.

Алкоголь в кафе был исключительно отечественный и бюджетный. Собственно, «алкоголь» – громко сказано. Пиво и водка, каждого – всего по одному лишь виду. Иногда – так называемый коньяк, тоже весьма дешевый. Правда, он не имел никакого отношения к истинному коньяку: с него болела голова, и брали его исключительно командировочные, не знакомые с укладом здешних мест, и студенты, выбравшиеся кутнуть из находящейся в соседнем переулке Исторической библиотеки.

Тут не бывало ни «Распутина», ни «Абсолюта», ни ликеров, ни текил, ни ромов, ни шампанского, ни колы, ни импортного пива и вообще ничего импортного не бывало. Зато водки, пива и «лимонного» хватало, чтобы все взалкавшие нашли в «Элеоноре» свое счастье.

Взалкавшие были довольны, некоторые из них даже закусывали – чебуреками, селедкой с винегретом, свеклой с майонезом (кстати, свекла тут всегда была практически сырая, но вряд ли потому, что так полезнее). Но большинство – не закусывали.

Иногда из мойки, располагавшейся в колоритнейшей средневековой нише, приходил работник в перепачканном халате и в «вареных» джинсах (сваренных на кухне много-много лет тому назад, когда такое было еще в моде). Работник убирал посуду со столов, чуть пританцовывал, обменивался с постоянными клиентами короткими, но смачными приветствиями.

Кстати, посетители кафе делились строго на две части. Первые прекрасно понимали, куда шли. Они уверенно шагали к кованой решетке у витрины, знали, где взять сальный терракотовый поднос и сколько стоит стакан незатейливой водки. Вторые входили сюда в первый раз, прочитав многообещающую вывеску – «Элеонора». Они недоуменно озирались, брезгливо шмыгали носами, наконец, пугались до смерти какого-нибудь постоянного клиента и убегали, даже не украв со стойки блюдечко со свеклой.


По соседству с бывшей глюковской гимназией расположено еще одно достойное внимания здание. Правда, в историческом плане дом №13 был несколько скромнее, чем дом №11. Из достойного упоминания – всего лишь «Союз русских граждан немецкой национальности» («привет пастору Глюку»), созданный в августе 1917 года и просуществовавший всего-навсего двенадцать месяцев.

Зато сегодня как раз дом №13 – уникальный. Здесь на стене висит мемориальная доска со скромной надписью: «Всем, кто жил в этом доме, ушел и не вернулся». И годы, к которым относится посвящение: «1941-1945» и «1937-1952».

Под доской – скромный, но всегда ухоженный горшок с цветами.

Ничего подобного в Москве более нет. Только жильцы по адресу «улица Маросейка, дом №13» сами, безо всяких инициатив сверху, создали свое, особое место памяти.

Так что мемориал этот – еще и памятник рубежа восьмидесятых – девяностых, когда Анатолий Рыбаков публиковал своих «Детей Арбата», в кинотеатрах на ура шел фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние», а газеты каждый день публиковали списки репрессированных в далекие сталинские годы.


А вот дом №9 – вполне равноправный сосед бывшему заведению пастора Глюка. Здесь, к примеру, находилось Малороссийское подворье – своего рода посольство Украины (тогда – Малороссии) в Москве, в честь которого вся улица и получила свое имя.

По-хорошему, улицу следовало бы назвать Малороссийкой. Но москвичи тогда были людьми ленивыми, и выговаривать заковыристое слово никто, конечно, не хотел. Так и появилась Маросейка – сокращенный вариант.

Затем посольство переехало, а на его месте разместились владения «нежинского грека Ивана Павловича сына Бубуки». Предприимчивый Бубуки сдавал свой дом внаем, и в 1820-е тут проживал весьма известный деятель – сенатор и почетный опекун Московского Опекунского совета, а также тесть поэта Дельвига Михаил Салтыков. Господин Салтыков и сам слыл остроумцем и пиитом – он даже входил на правах «почетного гуся» и «природного члена» в литературный кружок «Арзамас».

Дмитрий Свербеев говорил о сенаторе: «Замечательный умом и основательным образованием, не бывав никогда за границей, он превосходно владел французским языком, усвоив себе всех французских классиков, публицистов и философов, сам разделял мнения энциклопедистов и, приехав в первый раз в Париж, по книгам и по планам так уже знал все подробности этого города, что изумлял этим французов. Салтыков, одним словом, был типом знатного и просвещенного русского, образовавшегося на французской литературе, с тем только различием, что он превосходно знал русский язык».

Сам Александр Сергеевич Пушкин ценил Салтыкова необычайно и писал как-то Дельвигу: «Кланяйся от меня почтенному, умнейшему Арзамасцу, будущему своему тестю – а из жены сделай Арзамаску – непременно».

Кстати, именно Пушкину выпала через несколько лет печальная обязанность сообщить «Арзамасцу» о том, что его любимый зять умер в Петербурге «гнилою горячкою».

«Вчера ездил я к Салтыкову объявить ему все – и не имел духу», – сокрушался поэт.

А в середине позапрошлого столетия в доме №9 разместился один из известнейших московских гастрономов – магазин купца А. Д. Белова. Современник писал: «На доме Хвощинского красуется золотая вывеска, отмеченная свиной головой: такова странная эмблема гастрономии, которою отличил ее купец Белов. Лет 30-40 назад эта свиная голова торговала на всю Москву почти без конкуренции, а ее собственник… покупал дома в Москве».

Впрочем, не будем повторяться. История про магазин Белова уже излагалась в книге «Прогулки по старой Москве. Арбат». Ведь на Арбате у Белова тоже был свой магазинчик.

(сегодня 316-я годовщина)

Подробное описание:

Иоганн Эрнст Глюк немецкий лютеранский пастор и богослов, педагог и переводчик Библии на русский язык. 25 августа 1702 года в ходе Северной войны и входа русских войск в Шведскую Ливонию, пастор Глюк был пленен и перевезен в Псков, а 6 января 1703 года доставлен в Москву. Его держали как пленного в Китай-городе, в подворье Ипатьевский монастыря. Затем он был поселен в доме пастора Фагеция в Немецкой слободе, без караула, под расписку пастора. В Москве ему отдают в научение первых русских учеников для обучения немецкому, латинскому и другим языкам. В под школу Глюка был отведен дом на ул. Маросейка. Были приглашены иностранные учителя. Петр I поощрял это начинание. Он ввел в школе физическую подготовку как предмет, в которую входили: фехтование, верховая езда, гребля, парусное дело, стрельба из пистолета, танцы и игры. В цар­ском указе говорилось, что школа открывается для «общие всенародные пользы», для обучения детей «всякого служи­лого и купецкого чина людей… которые своею охотою приходить и в тое школу записываться станут». Однако после смерти Глюка в школе изучались лишь иностранные языки, а в 1715 году она была и вовсе закрыта. За время её существования было обучено 238 человек.