Героическая оборона брестской крепости. Ход обороны Брестской крепости

Часть 2

Как видим, это был не простой разведывательный полет, если
если задание Захарову давал Командующий авиацией ЗапОВО - это Наркомат обороны, а донесения от Захарова везде принимали пограничники - это Наркомат внутренних дел Берии.
Дать приказ Наркому Обороны Тимошенко и Наркому внутренних дел Берии об их взаимодействии мог только только И. Сталин, который хотел лично убедиться в намерениях Гитлера не позднее 18 июня 1941года.
Факт того, что этот разведывательный полет был проведен по указанию И. Сталина может подтвердить то, что Командующий ВВС Жигарев был в кабинете И. Сталина с 0.45 до 1.50 18 июня 1941года, где ему видимо было дано это задание, а тот уже дал соответствующую команду Копцу.
Получив подтверждение о громадном сосредоточении на границе немецких войск, И. Сталин 18 июня обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций.
Сведения об этом предложении И. Сталина Гитлеру есть в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск рейха Франца Гальдера. Среди других записей 20 июня 1941 года имеется следующая фраза:
«Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером».
Но Гитлер во встрече с Молотовым сразу отказывает.
Это видимо окончательно убедило И. Сталина, что рубикон перейден и тот решился начать войну.

18 июня, после авиаразведки, подтвердившей, что немецкие войска изготовились для нападения на СССР и отказа Гитлера в во встрече с Молотовым, в западные военные округа по указанию И. Сталина направлена телеграмма Генштаба о приведении в «полную боевую готовность» всех оставшихся частей этих округов и об отводе приграничных частей от границы.
О возможности нападения Германии и о приведении и о приведении войск в боевую готовность командующие округами с санкции И.Сталина были предупреждены телеграммой Генерального штаба от 18 июня 1941 года.
(История Великой Отечественной войны М.1965г Т.6. Стр 135).
Также согласно этой телеграмме командование западных округов обязано было вернуть все находящиеся вне своих расположений части, и в том числе Командующему Западным ОВО предписывалось вывести из Бреста расквартированные там три дивизии 4-ой армии на рубежи обороны вокруг города.
(Последнее сделано не было и эти дивизии, общей численностью около 35 тысяч человек были практически полностью уничтожены немцами в первые же часы войны. Они, как выразился один из историков. что называется были «намотаны» на гусеницы немецких танков).
А на приведение в полную боевую готовность и развертывание всех сил армий планом прикрытия государственной границы предусматривалось двое суток, что вполне хватило бы, чтобы в готовности встретить немецкое нападение 22 июня.
Надо отметить, что некоторые части военных округов начали приводиться в боевую готовность уже после 11 июня 1941 года (т.е. в процессе выдвижения войск к государственной границе), и эти даты фигурируют в ряде мемуаров-воспоминаниях участников войны и других документах о приведении оставшихся частей военных округов в «полную боевую готовность.
Вот некоторые из этих свидетельств:

Генерал-полковник танковых войск П.П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск Прибалтийского ОВО) вспоминал после войны:

« 16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность;
6 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А.В. Куркин);
19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И.Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли дзоты и огневые позиции артиллерии»;

В Сборнике боевых документов Великой Отечественной войны (выпуск 33), вышедшем в Воениздате в 1957 году, опубликовано донесение штаба 12 механизированного корпуса ПрибОВО о боевых действиях корпуса в период с 22 июня по 1 августа 1941 года. В нем говорится:
«18.06.41г. На основании директивы Военного совета Прибалтийского Особого военного округа по корпусу был отдан приказ за №0033 о приведении в боевую готовность частей корпуса, выступлении в новый район и сосредоточении…»;

Начальник штаба Одесского ОВО генерал- лейтенант М.В.Захаров привел свой округ в повышенную боевую готовность за несколько дней до 22 июня 1941г. (М.В. Захаров с 1959 года Маршал Советского Союза).
Генерал-лейтенант Захаров М.В. прибыл на свой полевой командный пункт в районе Тирасполя 21 июня 1941г. и взял на себя командование.
В ночь на 22 июня он рассредоточил авиацию округа по полевым аэродромам и поднял по тревоге войска округа, еще до получения в округе «Директивы №1» (об этой директиве будет сказано ниже).
Благодаря этим действиям войска Одесского ОВО избежали разгрома и организованно вступили в бой.
Маршал авиации А.И. Покрышкин, служивший перед войной в ВВС Одесского военного округа, вспоминает в своих мемуарах «Небо войны», что когда утром 22 июня вражеская авиация разбомбила постоянный аэродром его полка, там оказался уничтоженным единственный находившийся на аэродроме самолёт, не успевший накануне перелететь на запасной аэродром из-за поломки;

О том, что в военные округа 18 июня поступила телеграмма Генерального штаба свидетельствует и бывший заместитель начальника штаба Одесской ВМБ контр- адмирал Деревянко;

Начальник Главного управления погранвойск НКВД генерал Соколов в ночь на 22 июня находился на участке 87-го погранотряда Белорусского пограничного округа.
Все пограничные части и погранзаставы встретили войну в полной боевой готовности. Погранвойска в начавшейся войне сразу же сыграли роль можно сказать стратегическую. Они сутками на своих участках сдерживали натиск немцев в обстановке, давая возможность армейским частям организовать хоть какую-то оборону.
Из 485 атакованных погранзастав ни одна не отошла без приказа.
Из 19 600 пограничников, встретивших гитлеровцев 22 июня на направлении главного удара группы армий «Центр», в первые дни войны погибли более 16 тысяч;
- Есть один документ, косвенно свидетельствующий о направлении 18 июня 1941 года в адрес командования западных военных округов телеграммы Генштаба о приведении войск военных округов боевую готовность, о котором упоминает в своей книге О. Ю. Козинкин «Кто проспал начало войны?» (Полиграфиздат. 2011г).
«Это исследование, проведенное в первой половине 1950-х годов Военно-научным управлением Генерального штаба под руководством генерал-полковника А.П. Покровского.
Было задано пять вопросов участникам тех трагических событий, занимавшим перед войной командные должности в войсках западных округов (ответы на некоторые вопросы были опубликованы в «Военно-историческом журнале» в 1989г.).
Вопросы были сформулированы так:
1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?
2.С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?
3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?
4. Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах?
5. Насколько штабы были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?
«Военно-исторический журнал» опубликовал ответы только на первые два вопроса. Ответы же на третий вопрос не были опубликованы и публикация прекратилась».
Интересно почему?!
А ведь сама формулировка вопросов показывает, что соответствующие директивы Генштаба были...
Целый ряд наших военных историков оценивает, что полностью и вовремя приведение войск в боевую готовность состоялось только в Одесском военном округе, в Прибалтийском ОВО - примерно на 80 процентов, в Киевском ОВО - на 50 процентов, а Западный ОВО практически не выполнил соответствующие директивы Генштаба по приведению войск в боевую готовность..
Это косвенно подтверждают также немецкие историки и генералы.
Генерал Блюментрит (начальник штабы 4 армии группы армий «Центр») признал, что «….группа армий "Юг" сразу же натолкнулась на упорное сопротивление, и там развернулись тяжелые бои..».
Группе армии «Юг» противостояли Одесский ОВО и Киевский ОВО.
Вот что пишет немецкий историк фон Бутлар в своем очерке «Война в России» (книга «Мировая война 1939–1945 годы) :
«Критически оценивая сегодня пограничные сражения в России, можно прийти к выводу, что только группа армий «Центр» (которой противостоял Западный ОВО- sad39) смогла добиться таких успехов, которые даже с оперативной точки зрения представляются большими. Лишь на этом направлении немцам удалось разгромить действительно крупные силы противника и выйти на оперативный простор. На других участках фронта русские повсюду терпели поражение, но ни окружить крупных сил противника, ни обеспечить для моторизованных соединений достаточной свободы маневра немцы не сумели.
Группы армий «Север» (им противостоял Прибалтийский ОВО - sad39) и «Юг» (противостоял Одесский и Киевский ОВО-sad39) продвигались, как правило, тесня искусно применявшего маневренную оборону противника, и на их фронтах даже не наметилось никаких возможностей для нанесения решающих ударов».

Действительно многие наши части не только достойно встретили немецкие войска, но и смогли уже 22 июня на некоторых участках выбить их обратно. Это было в Одесском ОВО, на Украине, в Прибалтике, и на границе с Румынией.
А это возможно было сделать только в том случае, если войска были заранее подняты по тревоге, выведены и рассредоточены, заняли боевые порядки и изготовились к обороне и возможному удару немцев.
Но к сожалению это не относится к Западному ОВО.

Вот что пишет бывший начальник штаба 4-й армии (Зап. ОВО) генерал Сандалов:
«…войска Западного Особого военного округа, как и 4-й армии, входившей в его состав, не были приведены в боевую готовность и 21 июня занимали крайне невыгодное положение, которое не позволило отразить первые мощные удары врага и повлекло большие потери и серьезные поражения в приграничных сражениях
На участке протяженностью 80-100 километров севернее и южнее Бреста войск вообще не было, а в самом Бресте скопилось громадное количество войск». (Сандалов Л.М. 1941. На московском направлении.- М.: Вече, 2006).

Куда же смотрел наш Нарком обороны и начальник Генерального штаба, которые несут ответственность за планирование и дислокацию войск на территории страны? Или они не знали о таком расположении наших войск, что тоже не снимает с них ответственности.
В результате в первый же день войны войска под Брестом были окружены и разгромлена практически вся 4 армия Западного ОВО?
Или и здесь И.Сталин опять виноват?

Город Брест был взят немцами уже в 7 утра 22 июня.
Г.К. Жуков в своих мемуарах слукавил, написав: «Бронетанковым войскам группы Гудериана и 4-й немецкой полевой армии пришлось обойти город». (“ Воспоминания и размышления» М. АПН 1969г.).
Хотя о взятии Бреста было объявлено в сводке от 23 июня 1941года.

А вот героические защитники Брестской крепости защищали ее до 29 июня 1941 года, когда закончилась организованная защита крепости и остались только отдельные группы и одиночные бойцы, продолжавшие сопротивление. 23 июля был взят в плен последний защитник крепости- майор Гаврилов.

28 июня 1941года город Минск захвачен немцами.
В районе Белостока и Минска были уничтожены 11 стрелковых, 2 кавалерийские, 6 танковых и 4 моторизованные дивизии, погибли 3 комкора и 2 комдива, попали в плен 2 комкора и 6 командиров дивизий, ещё 1 командир корпуса и 2 командира дивизий пропали без вести.
Наши потери составили около 340 тысяч человек, это без учета потерь пограничных войск и войск НКВД, немцы захватили около 3300 танков, более 1800 орудий, около 250 неповрежденных самолетов на аэродромах.

4 июля 1941 года был арестован Командующий Западным фронтом- бывший Зап.ОВО (21 июня военные округа были преобразованы во фронты) Герой Советского Союза генерал армии Д.Г. Павлов.
6 июля арестованы: начальник штаба фронта генерал-майор В.Е.Климовских, заместитель командующего ВВС фронта генерал-майор авиации А.И.Таюрских, начальник артиллерии фронта генерал- лейтенант артиллерии Н.А.Клич, командующий 4-армией генерал-майор А.А Коробков, начальник связи фронта генерал майор войск связи А.Т. Григорьев, командир 9-ой авиадивизии Черных, командир 42 сд генерал-майор И.С. Лазаренко, командир 14 танковго корпуса генерал-майор С.И. Оборин и ряд других должностных лиц фронта.

К сожалению все наши исследователи и военные историки до настоящего времени не располагают копиями документов - телеграммы (от 18 июня и более ранних) Генерального штаба о приведении войск, по указанию И. Сталина, в боевую готовность. Но косвенные доказательства свидетельствуют, что такой документ был, и войска военных округов приводились в боевую готовность еще до 22 июня.

В исследовании целого ряда авторов: Ю.И. Мухин «Если бы не генералы» (Москва. Яуза. 2007г); А. Б. Мартиросян «Трагедия 22 июня: Блицкриг или измена?» Москва. 2006г.; О. Ю. Козинкин «Кто проспал начало войны?» (Полиграфиздат. 2011г) и др. приводятся доказательства того, что такие директивы направлялись в войска, и дается убедительный анализ, что Директива №1 от 21.06.41г. только дублирует и дополняет предыдущие распоряжения о приведении войск в боевую готовность.
Часть из этих косвенных доказательств приведена выше.
Есть еще очень важное доказательство того, что телеграмма Генерального штаба от 18 июня 1941 года о приведении войск военных округов в боевую готовность.
В протоколе закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР от 22 июля 1941 года есть такой эпизод.
Член суда А.М. Орлов оглашает показания подсудимого - начальника связи штаба Западного фронта генерал-майора А.Т. Григорьева на следствии:
«…и после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность».
Григорьев подтверждает: «Все это верно»…
Вот показания генерала армии Д.Г. Павлова на следствии:
«...благодаря своей бездеятельности я совершил преступления, которые привели к поражению Западного фронта и большим потерям в людях и материальной части, а также и к прорыву фронта, чем поставил под угрозу дальнейшее развертывание войны…
Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника».
Эти показания видимо можно считать достоверными, а не «выбитыми» под пытками, ввиду следующего.
В ходе следствия следователь постоянно пытался своими вопросами уличить генерала армии Д.Г.Павлова в «предательстве и измене».
Но Д.Г. Павлов не признал «измены» ни до суда, ни на суде. Это может говорить о том, что «недозволенных методов следствия» к нему не, видимо, не применялось, иначе он мог признать все, что угодно.
Ведь мы знаем из нашей истории, что репрессированные наши военные деятели вынуждены были признаваться после применения к ним таких методов, что они «японские, немецкие и прочие шпионы» и пр, чтобы избежать дальнейших издвательств над ними.
Павлов Д.Г., Климовских В.Е., Григорьев А.Т., Коробков А.А. были приговорены к расстрелу.
В обвинительном приговоре Военной Коллегии Верховного суда Союза ССР от 22 июля 1941 года, сказано:
«...Павлов и Климовских (нач.штаба) проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций частями Красной Армии, тем самым дезорганизовали оборону страны и создали возможность противнику прорвать фронт Красной Армии....».
Как видим никаких обвинений в предательстве нет.
Теперь вернемся в последние предвоенные дни и Директиве Генерального штаба №1 от 21 июня 1941года.
19 июня 1941 года запиской №2342/м Зам. Наркома Госбезопасности Б.З. Кобулов докладывает Сталину, Молотову о срочном выезде из СССР большой группы сотрудников посольства Германии, Италии Румынии и Венгрии.

Как пишет Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов: «...во второй половине дня 21 июня И.В.Сталин признал столкновение с Германией неизбежным... Это подтверждает и то, что к И.В.Сталину были вызваны московские руководители А.С.Щербаков и В.П.Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. “Возможно нападение немцев”- предупредил он».

К 21 июня уже не было никaких сомнений, что войнa грянет в ближaйшие чaсы. Как упоминалось выше, утром 21 июня один из aгентов ГРУ - "ХВЦ", он же Герхaрд Кегель, сотрудник гермaнского посольствa в Москве сообщил, что война начнется в ближайшие часы.
Также Н.Г. Кузнецов вспоминает, что «мне довелось слышать от генерала армии И.В.Тюленева - в то время он командовал Московским военным округом, что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В.Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО».

21 июня 1941 года вечером в кабинете И. Сталина проходит совещание.
Об этом свидетельствуют записи в Журнале посещений кабинета Сталина за 21 июня.
В 19.05 в кабинет Сталина, где уже находился Молотов, вошли семь человек: Ворошилов, Тимошенко, Кузнецов, Берия, Вознесенский, Маленков, Сафонов и началось это совещание. (По некоторым данным на этом совещании мог присутстовать и М.А. Воронцов).
С.К. Тимошенко и еще три человека вышли из кабинета И.Сталина в 20.15.
(Сафонов И.А.- в 1941г. начальник мобилизационно-планового отдела Комитета Обороны при СНК СССР; Вознесенский Н.А.- в 1941 г. - 1-й зам. пред. СНК СССР;
Капитан 1 ранга М.А. Воронцов - военно-морской атташе в Германии, вскоре он становится начальником Разведывательного управления Наркомата ВМФ).

Исходя из состава участников совещания и присутствия на нем Н.А.Вознесенского и И.А. Сафонова, речь на нем могла возможно идти об грозящем немецком нападении и организационных мероприятиях по проведению всеобщей мобилизации, введении военного положения в связи с грозящим нападением.
(Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г., с 23 июня была объявлена мобилизация военнообязанных 14 возрастов (1905-1918 гг. рождения)

Копия Указа Президиума Верховного Совета от 22 июня 1941г. о мобилизации военнообязанных по 14 военным округам (за исключением Среднеазиатского, Забайкальского и Дальневосточного)

В мемуарах Г.К. Жукова указано, что этим же Указом «вводилось военное положение в европейской части страны. Все функциии органов государственной власти в отношении обороны, сохранения общественного порядка и обеспечения безопасности страны переходили к военным властям».
Это неверно, военное положение в стране было объявлено отдельным Указом, но тоже 22 июня.
10 августа ГКО издал постановление о мобилизации военнообязанных 1890-1904 годов рождения и призывников 1922-1923 годов рождения
Всего к концу 1941 года было мобилизовано 14 миллионов человек.
В СССР практически мгновенно стала реализовываться давно разработанная концепция «перманенентной» мобилизации.
«К концу 1941 года. заново была сформирована 291 дивизия! Ни Сталин, ни Шапошников (назначенный после Жукова начальником Генштаба) понимали, что иначе Победы не видать!» (Исаев А. Краткий курс Истории Великой Отечественной войны. Наступление маршала Шапошникова. М, 2005.)
Таким образом фактически была создана вторая Красная армия. Но ей еще предстояло учиться воевать!
Ведь за первые пять месяцев войны наша армия потеряла только пленными около 4 млн.человек. Была практически полностью истреблена и захвачена в плен вся кадровая Красная армия, численность которой к июню 1941 года составляла около 4.5 млн.человек.
К счастью, как говорил маршал артиллерии Н.Н. Воронов, что «возможности нашего тыла были действительно неисчислимы»).

О совещании у И.Сталина 21 июня 1941 нет других сведений, кроме состава его участников.
Чем объяснить, что факт и тема этого совещания остались под завесой тайны до сих пор неизвестно.
Как предполагает О. Ю. Козинкин в своей книге «Кто проспал начало войны?» это потому, что «только упоминание об этом факте совещания вечером 21 июня разрушает легенду о вине Сталина в том, что армия не была приведена своевременно в полную боевую готовность».

Благодаря «Воспоминаниям и размышлениям» Г.К. Жукова, стойко укоренилась легенда о том, что только в ночь на 22 июня «упрямый и боявшийся Гитлера» И. Сталин, наконец, разрешил, в ответ на долгие уговоры Тимошенко и Жукова, привести войска приграничных округов в боевую готовность и подготовить соответствующую директиву Генерального штаба этим военным округам.

Вечером 21 июня 1941 года Г.К. Жуков получил сообщение от начальника штаба особого военного округа генерал-лейтенанта М А Пуркаева-начальника штаба Киевского военного круга о немецком перебежчике, который утверждал, что «немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня». (Немецкий перебежчик- ефрейтор 222-го полка 74-й пехотной дивизии Альфред Лисков-sad39).
Далее Г.К Жуков пишет:

«Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.
И.В. Сталин сказал: «Приезжайте с наркомом в Кремль» .
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
- А не подбросили ли немецкие генералы перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?- спросил он.
- Нет - ответил С.К.Тимошенко- Считаем, что перебежчик говорит правду.....».

Далее Г.К. Жуков рассказывает, что по настоянию Наркома С.К.Тимошенко, который сказал: «Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность» - И. Сталин попросил ее зачитать, но после прочтения Г.К. Жуковым ее текста, с ней не согласился, якобы сказав, что надо дать короткую директиву указав, что нападение может начаться с провокационных действий и войска не должны поддаваться на провокации.

После этого Г.К. Жуков и Н.Ф. Ватутин вышли в другую комнату и составили директиву. Затем И.Сталин ее прочитал, внес коррективы и передал С.К. Тимошенко для подписи.

С этой директивой Н.Ф. Ватутин, по словам Г.К. Жукова «немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы передать тотчас ее в округа.
Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941года. Копия директивы была передана Наркому ВМФ».
(Исходя из этого рассказа получается, что Н.Ф. Ватутин выехал в Генштаб еще до выхода С.К. Тимошенко и Г.К. Жукова из кабинета И.Сталина, т.е. еще до 22. 20 и уже подписанная директива передавалась целых два часа!!).

А теперь давайте сопоставим этот рассказ Г.К. Жукова с событиями, которые проходили в Кремле вечером 21 июня, согласно записям в Журнале посещений кабинета И. Сталина по времени.
Почему-то никто не обратил внимание на некоторые детали, а ведь они очень важны, когда речь идет о подготовке Директивы №1, по которой многие спорят, доказывая, что только эта директива, подготовленная по настоянию С.К. Тимошенко и Г. К. Жукова убедила И. Сталина привести в боевую готовность войска.
Совещание у И.Сталина началось в 19.05 21 июня. Нарком обороны С.К.Тимошенко, присутствовал на нем, но вышел из в кабинета в 20.15.
Согласно записи в Журнале, он опять вошел в кабинет И. Сталина в 20.50, уже вместе с Г.К. Жуковым.
Как пишет Г.К. Жуков, после разговора с Пуркаевым и сообщения о перебежчике, он позвонил Наркому (Вопрос- куда звонил и с кем говорил, если Нарком в это время был у И.Сталина в кабинете) и И.Сталину, от которого получил указание прибыть в Кремль вместе с Наркомом.
И. Сталина, думаю не очень удивило бы сообщение Г.К. Жукова о перебежчике. Ведь и до этого дня были такие перебежчики и не один.
Кроме того, у него ведь уже утром 21 июня, как и у Г.К. Жукова, была информация от нашего агента ХВЦ из посольства Германии о точном времени начала немецкого наступления.

По словам Г. К. Жукова получается, что Нарком обороны С.К. Тимошенко, выйдя из кабинета И.Сталина в 20.15, успел приехать в свой кабинет в Наркомате обороны (который находился в ту пору на втором этаже небольшого особняка на ул.Кирова, ныне ул.Мясницкая, недалеко от Наркомата ВМФ), выслушать по телефону доклад Г.К. Жукова, вновь выехать в Кремль (причем уже вместе с Г.К. Жуковым и Н.Ф. Ватутиным, которые находились в Генштабе, на ул. Фрунзе) и уже в 20.50 войти вновь в кабинет И.В. Сталина вместе с ними.
И это всего за 35 минут!!??
Просто какая-то телепортация во времени и пространстве!
(Впрочем, такая телепортация в мемуарах Г. К.Жукова бывает неоднократно, Например, когда он еще до 11 сентября 1941 года, командуя Резервным фронтом, уже 9 сентября 1941 года, в соответствии с его мемуарами, убыл командовать Ленинградским фронтом.

Далее по рассказу Г.К. Жукова, они все (С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, Н.Ф. Ватутин) вошли в кабинет И.Сталина, который встретил их один.
Опять, мягко говоря, неточность. В кабинете Сталина в это время шло совещание и он был не один.
Кроме того, в Журнале посещений нет записи о том, что Н.Ф. Ватутин был в кабинете И.Сталина, а значит он туда не входил.
Поэтому Г.К. Жукову не с кем было выходить в другую комнату и быстро составить там проект проект директивы.
(Если Н.Ф.Ватутин и был вместе с ними, то видимо только в приемной).
Вот такие странности и «забывчивость» Г.К. Жукова в его рассказе о подготовке Директивы №1.
В этой связи позволю себе сделать следущее предположение:
Разговора со И. Сталиным 21 июня вечером по телефону, о котором рассказывает Г.К. Жуков, у него вероятно не было.
С.К. Тимошенко находился с 19.15 на совещании в Кремле.
На этом совещании сам И.Сталин дал указание С.К. Тимошенко вызвать в Кремль Г.К. Жукова для рассмотрения вопросов по подготовке к отражению возможного немецкого нападения 22 июня и подготовки соответствующей директивы военным округам.
Г.К. Жукову хватило вполне 35 минут, чтобы приехать в Кремль из Генерального штаба на ул. Фрунзе.
С 20.50 и до 22.20 С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков были в кабинете И. Сталина, где и получили от него соответствующие указания о подготовке Директивы №1, а затем убыли вместе с С.К. Тимошенко к нему в кабинет в Наркомат обороны окончательно ее готовить.
То, что она не была окончательно подготовлена в кабинете И. Сталина, несмотря на слова Г.К. Жукова, что «...И. Сталин ее прочитал, внес поправки, и передал наркому для подписи подписи... и с этой директивой...Н.Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы передать тотчас ее в округа...», свидетельствуют воспоминания Наркома ВМФ
Н.Г. Кузнецова:

«..Вечером 21 июня я позвонил Наркому обороны. Нарком выехал,- сказали мне. Начальника Генерального штаба тоже не оказалось на месте.
Решил связаться с флотами. Поговорил сначала с командующим Балтийским флотом В. Ф. Трибуцем, затем с начальником штаба Черноморского флота И.Д. Елисеевым, с командующим на Севере А.Г. Головко.... Командные пункты развернуты, флоты уже в течение двух дней поддерживают оперативную готовность №2 (боевая готовность повышенная). На берег отпущено лишь ограниченное число краснофлотцев и командиров…
… Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С.К. Тимошенко:
- Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне…
Наши наркоматы были расположены по соседству. Мы с контр-адмиралом Алафузовым вышли на улицу… Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С.К. Тимошенко.
Маршал, шагая по комнате, диктовал. Было все еще жарко. Генерал армии Г.К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов блокнота для радиограмм....
...Семен Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну.
Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной - на трех листах.
Пробежав текст телеграммы, я спросил:
- Разрешено ли в случае нападения применять оружие?
- Разрешено.
Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:
-Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!
Тут уж некогда было рассуждать, удобно ли адмиралу бегать по улице..... Владимир Антонович побежал, сам я задержался еще на минуту, уточнил, правильно ли понял, что нападения можно ждать в эту ночь. Да, правильно, в ночь на 22 июня. А она уже наступила!..
Позднее я узнал, что нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов (здесь Нарком немного неточен, они были у И.Сталина с 20.50) к И. В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю. Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И. В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным.. Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью». (Кузнецов Н.Г. «Накануне».- М.: Воениздат, 1969г.).

Так что получается, что совсем не признание перебежчика - немецкого ефрейтора, как писал Г. К. Жуков, и его настойчивость с С.К.Тимошенко были причиной, побудившей И.Сталина начать действовать.

А теперь посмотрим, что собой представлял приказ-команда флоту о переводе флота из «повышенной БГ» в «полную». Который нарком ВМФ Кузнецов и передал на флоты после того, как нарком обороны СССР С.К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К. Жуков довели до него «Директиву №1».
Вот эта телеграмма:
«СФ, КБФ, ЧФ, ПВФ, ДВФ. Оперативная готовность №1 немедленно. Кузнецов».
Но кроме этого, уйдя от наркома С.К. Тимошенко после 23–00, Н.Г. Кузнецов тут же, до полуночи, начинает обзванивать флоты.
В журнале боевых действий Балтийского флота записано: «23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность №1».
В Севастополе: «Оперативная готовность №1 была объявлена по флоту в 01:15 22 июня 1941 года».
Флот встретил немецкое нападение в полной готовности и никакой внезапности немецкого нападения для него не было!
Вот текст Директивы №1 от 21 июня 1941 года.
Приводится по книге Г.К. Жукова «Воспоминания и размышления»:
«Директива ГШ №1 от 21.06.41.»
«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдОВО.
Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота
1.В течение 22–23 июня 1941 года возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, Приб. ОВО, Зап. ОВО, КОВО, Од. ОВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2.Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного,Киевского и Одесского округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
Приказываю:
а) в течение ночи на 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки
укрепленных районов на государственной границе;
б)перед рассветом 22 июня 1941 года рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность.
Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Эта директива как бы считается «подтверждением» того, что именно так, а не иначе приводились в боевую готовность войска западных округов и исключительно в ночь на 22 июня 1941 года.

Г.К. Жуков прямо пишет в своей книге: «...наконец, сегодня (21 июня-sad39) получено разрешение дать директиву о приведении войск приграничных военных округов в боевую готовность...», и тут же через несколько строк добавляет: «... Директива, которую в тот момент Генеральный штаб передавал в округа, могла запоздать...».

А нам, тем самым, это надо понимать, что никаких мероприятий по повышению боеготовности в этих округах никогда не проводилось, и только благодаря настойчивости Г.К.Жукова и С.К. Тимошенко, которые смогли убедить упирающегося и «боящегося» Гитлера и «провокаций» Сталина и привели, наконец, в боевую готовность войска западных округов.
Но из-за того, что приведение в боевую готовность состоялось так поздно, фактически за какие-то пару часов до нападения Германии на СССР, оно, конечно же, запоздало, и развертывание частей тоже запоздало.

И, соответственно, поражения Красной армии на начальном этапе войны, как и разгром войск на границе в первые дни, и разгром остатков дивизий в «спящих» казармах в том же Бресте, произошли исключительно по прямой вине «тирана» Сталина…
Вот такая простая логика!

А с передачей Директивы Генерального штаба действительно вышла задержка.
Нарком обороны и начальник Генерального штаба покинули Кремль не в полночь, а почти за два часа до ее наступления, в 22.20.
Но Директива, от которой зависела судьба страны, была отправлена через два часа, только в 00.30 22 июня, как пишет Г.К. Жуков. Но есть основания полагать, что она была отправлена еще позже.
Кроме того, если по словам Г. К. Жукова, он был совершенно уверен в том, что нападение неизбежно, почему он не поднял Генеральный штаб по тревоге сразу же по возвращении из Кремля? Хотя в своих мемуарах он пишет «в ночь на 22 июня 1941года всем работникам Генштаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на местах».
Но генерал армии С. М. Штеменко говорит:

"21 июня утром наш поезд прибыл к перрону Казанского вокзала столицы. Весь день ушел на оформление и сдачу документов а Генштабе. М. Н. Шарохин (Шарохин в 1941году Заместитель начальника Генштаба - sad39) добился разрешения для участников поездки отдыхать два дня: воскресенье - 22-го и понедельник - 23 июня. Но отдыхать не пришлось. В ночь на 22 июня, ровно в 2 часа, ко мне на квартиру прибыл связной и передал сигнал тревоги. А еще через полчаса я уже был в Генштабе" (С.М. Штеменко «Генеральный штаб в годы войны»).
Вспоминает маршал артиллерии Н.Д. Яковлев: «многие важнейшие Управления Наркомата обороны по тревоге вообще подняты не были в ночь на 22 июня».
Как это можно называть?!

Вот копия телеграммы войскам Западного ОВО, которая направлена Г.Д Павловым, на основании полученной Директивы №1 из Генерального штаба.
Как видим, эта копия полученной и расшифрованной в шифровальном отделе штаба Зап.ОВО Директивы №1, переданной из Генштаба, но подготовленная уже в штабе ЗапОВО к передаче в армии округа, на которой проставлены время ее получения в шифроргане штаба (22.6 01.45) и время передачи командующим армиями (22.6 02-25-0235) и исх№5203-5206.

Ниже фамилий Тимошенко и Жукова ставят свои подписи Павлов, Климовских и Черных. Зачеркнуты адреса: Военным Советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВо и телеграмма адресуется: «Командующим 3, 4 , 10 армий. Передаю приказ Наркома обороны для немедленного исполнения».

Но когда мною было проведено сравнение текста этой копии с текстом Директивы №1, приведенным по словам Г.К. Жукова в его книге «ввиду особой важности... полностью», и который, что называется стал «каноническим» и широко известным, то обнаружилось одно существенное отличие, на которое почему-то никто не обратил внимание.
Переданная шифровкой Директива№1 в Штаб ЗапОВО не соответствует «канонической» Директиве №1, приведенной в мемуарах Г.К. Жукова.

В приведенной выше шифровке - копии Директивы отсутствует пункт «г», имеющейся в «канонической» директиве, в котором предписано «противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава», а в пункте «в» изменена редакция:
Кроме того, в шифровке - копии директивы текст пункта «д» сохранен, но без наименования пункта.
Теперь возникает вопрос: Какой текст Директивы №1 считать каноническим? Текст, приведенный в книге Г.К. Жукова или текст, приведенный в копии - шифровки штаба ЗапОВО?

Если его изменил генерал армии Д.Г. Павлов после получения Директивы №1 из Генерального штаба, то он не имел права оставлять на измененной и передаваемой уже за тремя подписями своей шифровке подписи «Тимошенко» «Жуков». Однако. видим, они там были оставлены. Но ведь он написал: «Передаю приказ Наркома обороны для немедленного исполнения”
А приказы должны передаваться точно!

Или же Г.К. Жуков в своих мемуарах привел не совсем точный текст Директивы №1?
Что называется - информация к размышлению...

Очень важно время отправления шифровки штаба ЗапОВО в свои армии, когда в сложившейся обстановке была дорога каждая минута. В ЗапОВО шифровка из Генштаба поступила около 01.00.
За подписью Д.Г. Павлова шифровка штаба ЗапОВО была отправлена в 3,4, и 10 армии округа как видно из ее копии только в 02.25-02.35 22.6!
После отправки этой шифровки в армии до начала вторжения немцев оставался один час!?
А ведь в штабах этих армий ЗапОВО директиву тоже надо было расшифровать, составить собственные распоряжения и отправить в штабы армейских частей. Для этого также необходимо время. И когда части ее получили и расшифровали то, видимо, уже началось немецкое вторжение....
Кроме того, как пишет в своем докладе начальник 3-го отдела 10-й армии полковой комиссар Лось от 15 июля 1941г.:
«...Около 3 часов все средства связи были порваны. Полагаю, что противником до начала бомбардировки были сброшены парашютисты и ими выведены все средства связи....» (Н.Д. Егоров «Июнь 1941г. Разгром Западного фронта»).Москва. Яуза.2008г.
«А радиосредствами значительная часть приграничных округов не была обеспечена...” (Г.К. Жуков «Воспоминания и размышления»).
Вопрос - а где был опять Генштаб, зная такое состояние с обеспечением радиосвязью приграничных округов? Или опять виноват И.Сталин?
Таким образом, в некоторые части она вообще могла не поступить,
Теперь о содержании самой Директивы №1.

Директивные и приказные документы, как мы знаем, состоят из преамбулы, в которой дается краткое характеристика события и цели приказа или директивы и приказной части, в которой даются конкретные указания по выполнению поставленной цели.
В первом пункте преамбулы директивы №1 от 21 июня 1941 года, инициированной и санкционированной И. Сталиным и написанной начальником Генерального штаба Г.К. Жуковым и наркомом обороны С.К. Тимошенко, сказано:
«1. В течение 22 - 23. 6. 1941 г. возможно внезапное нападение немцев…»
Таким образом, говорить о внезапности нападения для наших войск нет никаких оснований!! Войска директивой предупреждаются об ожидаемом нападении!
Анализ этой «странной» директивы, как выразился Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов при ее прочтении вечером 21 июня 1941 года, провели в своих исследованиях целый ряд историков: военный историк- полковник А.Б. Мартиросян, Ю.И. Мухин, О.Ю Козинкин и др. и сделали выводы, что она лишь дублирует предыдущие распоряжения, которые как раз и предписывали командующим западных округов привести войска этих округов в полную боевую готовность.
Вот кратко их выводы:
Директива №1 от 21 июня всего лишь сообщала вероятную дату нападения Германии:
«1. В течение 22-23 июня 1941 года возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, Приб. ОВО, Зап. ОВО, КОВО, Од. ОВО».
Также данная директива в своей преамбуле предписывала частям БЫТЬ в полной боевой готовности, а не ПРИВЕСТИ части в полную боевую готовность.
Таким образом, директива № 1 подтверждает, что до неё в части приграничных округов уже ушли приказы и директивы о приведении частей в боевую готовность директивы Наркома и Генерального штаба от 12-13 июня, и телеграммы ГШ о приведении в полную боевую готовность от 18 июня.
Директива №1 самим содержанием своим говорит о том, что она вовсе не даёт команду на приведение частей западных округов в боевую готовность. Цель данной директивы- всего лишь сообщение достаточно точной даты и напоминание командованию округов «быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников»
Если бы Директива №1 от 21.06.41г. была единственным документом, приводящим войска западных округов в боевую готовность, то фраза «привести войска в полную боевую готовность» стояла бы только в «приказной» части и только в «единственном числе», но никак не в преамбуле;.
Фраза - «все части привести в боевую готовность» - лишь говорит командованию округов о приведении в боевую готовность тех частей, которые не должны были подниматься по тревоге ранее.
пункт в) «Директивы №1» говорит о том, что к этому моменту, к 21 июня, войска уже должны быть рассредоточены и замаскированы, т.е. выведены с мест постоянной дислокации, из гарнизонов. Поэтому и написано - «Войска держать рассредоточено и замаскировано».
Именно это предписывала Директива Генштаба №0042 для авиационных и воинских частей западных округов от 19 июня 1941 года (о которой указывалось выше и которая в Зап.ОВО была не выполнена).
- Пункт а) Директивы - «в течение ночи на 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе…».
Выполнить это указание, находясь к моменту поступления Директивы частям в местах постоянной дислокации (т.е. к полуночи) в течение ночи на 22 июня практически невозможно, в силу того, что эти места достаточно далеко расположены от укрепленных районов на госгранице.
Данное распоряжение предназначено для частей, какое-то время (несколько дней) назад уже убывших ближе к границе, к местам оборонительных рубежей, а не для спящих в брестских казармах».
Вот такие выводы из анализа директивы №1.
И действительно, ведь отдельные части военных округов не только отразили первый удар, но и смогли сами перейти в контрнаступление. Это возможно только в том случае если войска действительно уже заняли боевые порядки и изготовились к обороне и возможному контрудару заранее, получив соответствующие директивы о приведении их в полную боевую готовность.
Видимо. именно поэтому С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков долго и возились с этой «странной» Директивой №1, чтобы как-то скорреллировать ее с предыдущими распоряжениями.

Подводя итог этого анализа можно сказать, что Директива №1 всего лишь продолжает и уточняет перечень мероприятий по приведению войск в боевую готовность к отражению агрессии и возможного нападения, подтверждает директивы и приказы, отданные ранее, сообщает вероятную дату возможного нападения.
Как было указано выше факт существования телеграммы Генерального штаба от 18 июня 1941 года, с указанием привести войска ЗапОВО в полную «боевую готовность», подтвердил на следствии в июле 1941 года начальник связи этого округа генерал-майор Григорьев А.Т.

Но вот что пишет в своей книге Н.Д. Егоров («Июнь 1941г. Разгром Западного фронта»):
«Субботний день 21 июня близился к концу, но для подготовки к противодействию агрессии в Западном ОВО почти ничего предпринято не было....
С большинства аэродромов летчики и техники уехали в авиагородки к семьям На аэродромах остался только личный состав дежурных эскадрилий. Лишь в 3-й армии был приведен в боевую готовность 345-й стрелковый полк, расположенный в Августове....
Вечером 21-го генерал армии Д. Г. Павлов, генерал-лейтенант И. В. Болдин и другие командиры находились в Минске, в гарнизонном Доме Красной Армии, где давали оперету "Свадьба в Малиновке".
(Опять вынужден вернуться к мемуарам Г.К. Жукова, в которых говорится:
«После смерти И.Сталина появилась версия, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности. Последняя ночь была совершенно другой...»).
После окончания представления окружное командование разъехалось по домам. Примерно в 23 часа оперативным дежурным штаба ЗапОВО было получено приказание оперативного дежурного Генерального штаба РККА: Вызвать командующего и начальника штаба и ожидать особых указаний.
...В полночь 22 июня или чуть ранее Д. Г. Павлов прибыл в штаб округа. Одновременно с ним прибыли начальник штаба генерал-майор В. Е. Климовских, член Военного совета корпусной комиссар А.Я.Фоминых....
… Командующий 4-й армии генерал-майор А.А.Коробков доложил Д.Г.Павлову, что у него «войска готовы к бою». Боеготовность Брестского гарнизона Коробков обещал проверить.....
Вызванные в штаб округа командующий ВВС генерал-майор авиации И.И.Копец и его заместитель генерал-майор авиации А.И.Таюрский доложили, что вся авиации рассредоточена по полевым аэродромам согласно приказу НКО и приведена в боевую готовность.....
...Но в самом Бресте практически до открытия немцами огня не происходило ничего из того, о чем якобы докладывал Коробков.
Матчасть 22-й танковой дивизии находилась на своем месте в Южном военном городке, причем из танков были выгружены боеприпасы, а часть автотранспорта находилась на консервации (на колодках). На своих квартирах ночевали командир дивизии генерал В. П. Пуганов, его заместители полковой комиссар Илларионов...и многие другие. Также находились дома командир 42-й стрелковой дивизии частично располагавшейся в Брестской крепости, генерал-майор И.С.Лазаренко....».

Печальные последствия этого известны.
22-ая танковая дивизия была разгромлена в первые же часы войны. В этой дивизии находилось 357 танков, в том числе 176 новых танков «КВ» и «Т-34».
Брест был сдан немцам в 07.00 22 июня 1941г.
Штаб 4-ой армии направил в штаб ЗапОВО и Генштаб боевое донесени №5: «6 -я стрелковая дивизия вынуждена была к 7.00 22 июня 1941года отдать с боями Брест (ВИЖ. 1989г.№5).

Трагедия, произошедшая практически со всей авиацией ЗапОВО, которая якобы по приведенным выше словам была «рассредоточена по полевым аэродромам согласно приказу НКО и приведена в боевую готовность.....», также известна.

(Во времена Н.С. Хрущева Военная коллегия Верховного суда Союза ССР определением №4п-095Ю/57 от 31 июля 1957г., рассмотрев материалы дела на Павлова Д.Г. и других, нашла заключение Генерального прокурора СССР обоснованным и определила:
приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 22 июля 1941г. в отношении Павлова Д.Г. и других отменить по вновь открывшимся обстоятельствам, дело производством прекратить за отсутствием состава преступления…»
Таким образом получается, что командование ЗапОВО сделали все возможное, выполнили свой воинский долг и приказы вышестоящих начальников, но немцы оказались сильнее и умнее.
В общем - «так получилось» и никто не виноват!?).

Но и после 22 июня 1941 года трагедия разгрома наших войск продолжала развиваться, чему в значительной степени способствовали Директивы Генштаба №2 и №3 от 22 июня 1941года
Вот текст Директивы №2 от 22 июня 1941года:
«Военным Советам ЛВО, ПрибВО, ЗапВО, ОдВО
Копия: Народному Комиссару ВМФ

22 июня 1941 г. в 04 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке.

Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь п перешли нашу границу.

В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз
Приказываю:

1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.
Впредь, до особого распоряжения, наземными войсками границу не переходить.

2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.

Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск

Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100-150 км.

Разбомбить Кенигсберг и Мемель

На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать.
Тимошенко,Маленков,Жуков

22.6.41 г., 7.15"

Эта директива поражает как удивительно непрофессионально отработанной документ Генерального штаба, носит характер откровенного лозунга. содержащий такие изречения как:
"Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы" и пр.
Не указаны направления, районы и объекты, на поражении которых сосредоточить основные усилия, способы боевых действий при выполнении основных задачи и пр.

Авторами этого лозунга были Г.К. Жуков и С.К. Тимошенко, о чем Г.К. Жуков не без гордости заявляет в своих мемуарах:
«...я предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение....Не задержать, а уничтожить уточнил С.К. Тимошенко».

Этот пункт директивы свидетельствует о том о том, что никаких планов стратегических оборонительных операций к 22 июня 1941 года Генеральным штабом не предусматривалось и не разрабатывалось в принципе.
В противном случае эта директива дала бы команду на введение их в действие, а не пространный лозунг «обрушиться на вражеские силы».

Вся беспомошная «стратегия» и планы наших высших военных руководителей Наркомата обороны и Генерального штаба того времени к отражению нападения Германии свелись к этому - «обрушиться всеми силами».
(Г.М. Маленков подписал эту директиву как член Главного Военного Совета.
Но большого вреда от Директивы №2 не было, т.к. она не ставила никаких конкретных задач. Она была явно нереальной и поэтому не была проведена в жизнь. Это признал и сам Г.К. Жуков.
Директива №2 ушла в войска около 7.15 утра 22 июня 1941года.

Но из ее текста мы видим, даже ранним утром 22 июня И.Сталин продолжал делать все от него зависящее, чтобы остановить войну.
До тех пор, пока наши войска не перешли границу с Германией ответным ударом, он видимо считал, что ситуацию все еще можно урегулировать. Боестолкновения на границе все еще можно назвать «провокацией» отдельных немецких генералов, а потом ситуацию замять и перевести в дипломатические разборки.

Вот почему в директиве №2 появился запрет переходить границу с Германией.
Но вторжение немецких войск продолжалось стремительно.
Гораздо трагичнее по своим последствиям была Директива №3, которая фактически привела к гибели танковые и механизированные войска приграничных округов.
Поздним вечером 22 июня 1941 года в войска уходит Директива №3 также за подписью С.К.Тимошнко, Г.К. Жукова и Г.М. Маленкова.
В то время, когда практически было потеряно управление войсками, понесены громадные потери и войска повсеместно отступают эта директива Генштаба потребовала от войск перейти на главных направлениях к наступательным действиям, с целью разгрома ударных группировок врага и перенесению боевых действий на его территорию.
Приведу из этой Директивы только пункт 2, ввиду ее объемности:
«2. Ближайшей задачей на 23-24.6. ставлю:
а) концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить Сувалкинскую группировку противника и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки (терриория Польши- sad39).
б) мощными концентрическими ударами механизированных корпусов, всей авиацией Юго-Западного фронта и других войск 5 и 6 А окружить и уничтожить группировку противника наступающего в направлении Владимир- Волынский, Броды. К исходу 26.4 овладеть районом Люблин (территория Польши-sad39)....».
Невыполнимость и губительность этой директивы, а также громадные потери, понесенные нашими войсками в результате попыток ее выполнения. признаны даже в официальной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945гг» (т.2. Стр.30).

Чтобы как-то оградить себя к причастности к подготовке этой губительной директивы и возложить в очередной раз вину на И.Сталина и других, Г.К. Жуков в своих мемуарах придумал очередную «телепортацию» - о своем убытии 22 июня 1941 года на на Юго-Западный фронт.
Г.К. Жуков в течение 22 июня 1941 г. несколько раз был в кабинете И.В.Сталина, о чем свидетельствуют записи в Журнале посещений.
Он был в кабинете 22 июня два раза, второй раз - с 14.00 до 16.00.
Теперь обратимся к самому Г.В. Жукову.
В своей книге «Воспоминания и размышления» М.2003г. т.1 стр.268 Жуков пишет, привожу фрагментами:
«Приблизительно в 13 часов 22 июня мне позвонил И.В. Сталин и сказал:
.Политбюро решило послать Вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования... (Ставка Главного Командования была образована только 23 июня 1941г-sad39)
….. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь....
Я позвонил домой …..и минут через сорок уж был в воздухе.... (не вяжется как-то, в это время по записям в журнале он должен быть в кабинете И.В. Сталине - sad39).
….К исходу дня я был в Киеве, где меня ждал Н.С. Хрущев в ЦК КП(б)У. Он сказал, что дальше лететь опасно. Надо ехать на машинах..., мы выехали в Тернополь. На командный пункт (в Тернополь, где был КП командующего Юго-Западным фронтом-sad39) прибыли поздно вечером (даже не ночью!- sad39)..... Я тут же переговорил с Н.Ф. Ватутиным по ВЧ. Ватутин сказал, что И.В. Сталин одобрил проект директивы №3 и приказал поставить мою подпись....».
От Киева до Тернополя между прочим 430 км!. Дороги забиты, время военное...

Так что это тоже очередная небылица и придумана она для того, чтобы снять с себя ответственность за подготовку директивы. А подписал ее Г.К. Жуков якобы по указанию И.Сталина.

Это была одна из самых страшных ошибок нашего Верховного Командования в начальный период войны, приведшая к разгрому, окружению и пленению громадного количества наших войск. А ошибки мало кто хочет признавать.
Так что 22 июня 1941г. Г.В. Жуков находился в Москве, готовил и подписывл лично эту директиву.
На Юго-Западный фронт он направился 23 июня 1941г. в качестве представителя Ставки Главного командования (впоследствии переименована в Ставку Верховного Главнокомандования), которая и была создана в этот день - 23 июня 1941г.
Вот что рассказал об этом генерал-полковник А.П. Покровский в 1968 году, еще до выхода в свет мемуаров маршала Г.К. Жукова:
«…на Юго-Западном фронте побывал Жуков, в самые первые дни организовал там наступление с лозунгом: «Бить под корень! На Люблин!».
Из этого наступления ничего не получилось. Погибло много войск, мы потерпели неудачу. Жуков уехал в Москву. Правда, потом он говорил, что это наступление было организовано по приказанию Сталина…» («Беседа К.М. Симонова с бывшим начальником штаба Западного и Третьего Белорусского фронтов генерал-полковником Покровским А.П.. 26 мая 1968г.).
Здесь хочу привести слова В.М. Молотова, который ценил Г.К. Жукова, считал его и К.К. Рокоссовского нашими лучшими полководцами.
Но вот что он пишет о мемуарах Г.К. Жукова «Воспоминания и размышления»:
« ...Рецензию на эту книгу я писать отказался. В книге Жукова есть не объективные места. Там, где на фронте дела хорошо, это как будто заслуга Жукова и его предложение. Там, где мы терпели поражение и допускали ошибки, якобы виноват Сталин...»

Генерал армии М. А. Гареев дал вполне чёткое объяснение того, что готовил Генеральный штаб в случае нападения на СССР Германии - немедленное перенесение войны на территорию противника, немедленное наступление на напавшего врага, с нанесением мощных фланговых ударов:
«Идея непременного перенесения войны с самого ее начала на территорию противника… настолько увлекла некоторых руководящих военных работников (почему то он умолчал, кто эти руководящие работники - sad39) , что возможность ведения военных действий на своей территории практически не рассматривалась. Конечно, это отрицательно сказалось на подготовке не только обороны, но и в целом театров военных действий в глубине своей территории». (Гареев МА. «М.В. Фрунзе - военный теоретик.»- М., 1985).

Вот например, в Киевском ОВО Командармам 5, 6, 26 и 12-й армий еще 5 февраля 1941 г. приказом командующего округом № А/009 было предписано в первом полугодии отрабатывать только наступательные операции. В марте - апреле 1941года проведены учения стрелковых корпусов на тему «Наступательная операция», на 7- 10 мая во Львове была запланирована фронтовая наступательная игра под руководством командующего округом генерала Кирпоноса.
Когда стали разбираться по поводу причин, способствовавших катастрофе Западного фронта, то член Военного Совета ЗапОВО корпусной комиссар А. Фоминых в своей докладной записке от 17 июля 1941 г. указал:
« ...на всех предвоенных учениях всегда давались задания прорабатывать варианты наступательной операции при явном несоответствии реальных сил. Но откуда-то появлялись дополнительные силы и создавался, по-моему, искусственный перевес в пользу нас. Теперь при анализе совершившихся событий стало ясно, что отдельные работники Генерального штаба, зная, что в первый период войны превосходство в реальных силах на стороне Германии, почему-то проводили и разрабатывали главным образом наступательные операции и только в последнее время (в конце мая 1941 г.) провели одну игру по прикрытию границы, тогда как нужно было на первый период войны, с учетом внезапности нападения, разрабатывать и оборонительные операции».

Приведу оценку этих директив, данную нашим выдающимся полководцем Маршалом Советского Союза К.К. Рокоссовским в своей книге «Солдатский долг». :
- «Всем памятны действия русских войск под командованием таких полководцев, как Барклай-де-Толли и Кутузов, в 1812 г. А ведь как один, так и другой тоже могли дать приказ войскам «стоять насмерть» (что особенно привилось у нас и чем стали хвастаться некоторые полководцы!) Но этого они не сделали, и не потому, что сомневались в стойкости вверенных им войск. Нет, не потому. В людях они были уверены. Все дело а том, что они мудро учитывали неравенство сторон и понимали: умирать если и надо, то с толком. Главное же - подравнять силы и создать более выгодное положение. Поэтому, не ввязываясь в решительное сражение, отводили войска в глубь страны.
Сражение у Бородино, данное Кутузовым, явилось пробой: не пора ли нанести врагу решительный удар? Но, убедившись в том, что противник еще крепок и что имевшихся к этому времени собственных сил недостаточно для подобной схватки, Кутузов принял решение на отход с оставлением даже Москвы.
В течение Первых дней Великой Отечественной войны определилась, что пограничное сражение нами проиграно. Остановить противника представлялось возможным лишь где-то в глубине, сосредоточив для этого необходимые силы путем отвода соединений, сохранивших свою боеспособность или еще не участвовавших в сражении, а также подходивших из глубины по плану развертывания.
Войскам, ввязавшимся в бой с наседавшим противником, следовало поставить задачу: применяя подвижную оборону, отходить под давлением врага от рубежа к рубежу, замедляя этим его продвижение. Такое решение соответствовало бы сложившейся обстановке на фронте. И если бы оно было принято Генеральным штабом и командующими фронтами, то совершенно иначе протекала бы война и мы бы избежали тех огромных потерь, людских, материальных, которые понесли в начальный период фашистской агрессии».

Как видим из этих строк, К.К.Рокоссовский прямо ставит в вину Генеральному штабу его неспособность применительно к сложившейся обстановке избрать напрашивавшийся тогда самим ходом событий вариант активной стратегической обороны.
Кстати сказать, видимо немецкие генералы предполагали, что возможной стратегией наших войск при вторжении немецких войск и станет стратегическая оборона.
По воспоминаниям немецкого генерала Блюментрита: «Наполеоновская кампания в России 1812 года стала предметом нашего особого изучения. На столе фельдмаршала Клюге (Командующий 4 армии в группе армий «Центр»- sad39) всегда лежала кипа таких книг.
С большим вниманием Клюге читал отчеты генерала де Коленкура об этой кампании....».
Но этого не случилось, и вот что писал в своем дневнике генерал-полковник Гальдер, начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта:
« Русские не думают об отступлении а, наоборот, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу вклинившимся германским войскам.
При этом верховное командование противника, видимо, совершенно не участвует в руководстве операциями войск. Причины таких действий противника неясны...».

Впереди будет еще много горя, поражений и потерь, которые во многом были определены этим трагическим для нас началом войны.
Наши войска, хотя и отступали и несли просто громадные потери, но выдержали натиск вермахта.
Однако, чтобы активно противостоять ему и переломить чашу весов в свою сторону требовалось не только огромное количество техники и людей, но ещё знания и таланты полководцев, умение солдат воевать, а не только их храбрость и мужество, чего всегда в русской армии хватало.
А это умение солдат и искусство полководцев накапливалось через тяжелые поражения и неудачи, которые еще предстояло пережить.
Впереди будут бои под Ельней и Смоленском, Ржевско-Вяземская операция, одна их самых кровопролитных операций войны, в которой наши потери составили около 770 тысяч человек, сдача Харькова, Киева, Севастополя, Ленинградская блокада, выход немцев к Волге и другие потери и поражения.
Но придет и поражение немцев под Москвой и Сталинградская битва, Курская дуга, снятие Ленинградской блокады, операция «Багратион»... и, наконец - Знамя Победы над рейхстагом!

Еще хотелось бы остановиться на том, что с началом войны И.Сталин никуда не пропадал, не растерялся, не испугался, не впадал в прострацию, не скрывался от своих соратников и вообще не сделал ничего из того, в чем Н.С. Хрущев и многие другие его пытались обвинять.
С раннего утра 21 июня Сталин уже находился в Кремле и принимал все необходимые меры для приведения всех властных государственным структур, а также партийных органов в состояние полной боевой готовности. И все последующие дни июня И. Сталин находился в Кремле и вел прием в своем кабинете.
Об этом свидетельствуют соответствующие записи в Журнале посещений его кабинета.

В ночь на 30 июня 1941 года И.Сталин вместе с членами Политбюро посещает Генштаб, после чего удалился на дачу и весь день не появлялся в Кремле. В это же день к нему на дачу прибыли члены Политбюро и там был решен вопрос о создании Государственного Комитета Обороны, о чем было объявлено 1 июля 1941 года.
В одном из своих выступлений И.Сталин говорил, что ночь с 29 на 30 июня для него была самой тяжелой и памятной. В этому моменту был сдан Минск, управление войсками Западного фронта было полностью дезорганизовано.
Что касается того, почему не было выступления И. Сталина 22 июня, то дело обстояло следующим образом:
22 июня, когда Молотов был у Сталина, он ему поручил выступить по радио с обращением к советскому народу в связи с началом войны.
"Почему я, а не Сталин?" - вспоминал Молотов. Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина... Как политик он должен был выждать и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах" (Чуев Ф.И. "Сто сорок бесед с Молотовым". М., 1991).
Войну с Германией, несмотря на все усилия Советского правительства и И. Сталина отвести не удалось.
Вероломное нападение Гитлера и выдержанная позиция СССР, до самого конца не подавшегося на постоянные провокации Гитлера на наших границах, вынуждая нас первыми начать военные действия, чтобы обвинить СССР в агрессии, сразу же же привлекло к нам союзников в лице Англии и США.
Уже вечером 22 июня 1941 года вышло Обращение премьер-министра У. Черчилля к британскому народу в связи с нападением Германии на СССР:
« В 4 часа этим утром Гитлер напал на Россию... немецкие бомбы упали с неба на русские города, немецкие войска нарушили русские границы..., посол Германии, нанес визит русскому министру иностранных дел и заявил, что Россия и Германия находятся в состоянии войны…
...Никто не был более стойким противником коммунизма в течение последних 25 лет, чем я. Я не возьму обратно ни одного сказанного о нем слова.
Но все это бледнеет перед зрелищем, разворачивающимся сейчас.
Прошлое, с его преступлениями, безумствами и трагедиями, отступает. Я вижу русских солдат, как они стоят на границе родной земли и охраняют поля, которые их отцы пахали с незапамятных времен. Я вижу, как они охраняют свои дома; их матери и жены молятся- о, да, потому что в такое время все молятся о сохранении своих любимых, своих защитников…
Мы должны оказать России и русскому народу всю помощь, какую только сможем. Мы должны призвать всех наших друзей и союзников во всех частях света придерживаться аналогичного курса и проводить его так же стойко и неуклонно, как это будем делать мы, до самого конца».

Потери СССР Всего: около 962 человек погибло. Потери фашистской Германии Всего: 482 убитых, около 1 000 раненых.

Спецпроект "Города-Герои". Фото-архив Брестской крепости.

Оборона Брестской крепости (оборона Бреста) – одно из самых первых сражений между советской и немецкой армией в период Великой Отечественной войны .

Брест, был одним из пограничных гарнизонов на территории СССР, он прикрывал путь к центральной магистрали, ведущей в Минск. Именно поэтому Брест и оказался одним из первых городов, который подвергся атаке после нападения Германии. Советская армия в течение недели сдерживала натиск неприятеля, несмотря на численное превосходство немцев, а также поддержку со стороны артиллерии и авиации. В результате продолжительной осады, немцы все-таки смогли завладеть главными укреплениями Брестской крепости и разрушить их. Однако на других участках, борьба шла еще довольно продолжительное время – небольшие группы, оставшиеся после налета, оказывали сопротивление неприятелю из последних сил.

Оборона Брестской крепости, стала очень важным сражением, в котором советские войска смогли показать свою готовность защищаться до последней капли крови, несмотря на преимущества противника. Оборона Бреста вошла в историю, как одна из самых кровавых осад, ив то же самое время, как одно из самых великих сражений, показавших все мужество советской армии.

Брестская крепость накануне войны

Город Брест вошел в состав Советского Союза незадолго до начала войны - в 1939 году. К тому моменту, крепость уже утратила свое военное значение благодаря начавшемуся разрушению, и оставалась в качестве одного из напоминаний о былых сражениях. Брестская крепость была построена в 19 веке и являлась частью оборонительных укреплений Российской Империи на ее западных границах, однако в 20 веке она перестала иметь военное значение.

К моменту начала войны, Брестская крепость в основном использовалась для размещения в ней гарнизонов военнослужащих, а также ряда семей военного командования, госпиталя и хозяйственных помещений. К моменту вероломного нападения Германии на СССР, в крепости проживало порядка 8000 военнослужащих и около 300 семей командования. Оружие и припасы в крепости имелись, однако их количество не было рассчитано на проведение военных действий.

Штурм Брестской крепости

Штурм Брестской крепости начался утром 22 июня 1941 года одновременно с началом Великой Отечественной войны. Казармы и жилые дома командования, были первыми подвергнуты мощному артиллерийскому огню и ударам со стороны авиации, так как немцы хотели прежде всего уничтожить полностью весь командный состав, находившийся в крепости и тем самым ввести сумятицу в состав армии, дезориентировать ее.

Несмотря на то, что практически все офицеры погибли, оставшиеся в живых солдаты смогли быстро сориентироваться и создать мощную оборону. Фактор внезапности сработал не так, как рассчитывал Гитлер и штурм, который согласно планам должен был закончится к 12 часам дня, растянулся на несколько дней.

Советское командование еще до начала войны издало указ, согласно которому, в случае нападение военнослужащим необходимо немедленно покинуть саму крепость и занять позиции по ее периметру, однако сделать это удалось лишь единицам – большая часть солдат остались в крепости. Защитники крепости находились в заведомо проигрышном положении, однако даже этот факт не позволил им сдать свои позиции и позволить немцам быстро и безоговорочно завладеть Брестом.

Ход обороны Брестской крепости

Советские солдаты, которые вопреки планам не смогли быстро покинуть крепость, все же смогли быстро организовать оборону и в течение нескольких часов выгнать за территорию крепости немцев, которым удалось пробраться в ее цитадель (центральную часть). Солдаты также заняли казармы и различные постройки, находящиеся по периметру цитадели, чтобы наиболее эффективно организовать оборону крепости и иметь возможность отражать атаки противника со всех флангов. Несмотря на отсутствие командующего состава, очень быстро нашлись добровольцы из числа простых солдат, которые взяли на себя командование и руководили операцией.

22 июня было совершено 8 попыток прорваться в крепость со стороны немцев, однако они не дали результата. Более того, немецкая армия, вопреки всяческим прогнозам, понесла значительные потери. Немецкое командование решило сменить тактику – вместо штурма, теперь планировалась осада Брестской крепости. Войска, прорвавшиеся внутрь, были отозваны и рассортированы по периметру крепости для того, чтобы начать продолжительную осаду и отрезать советским войскам путь к выходу, а также сорвать поставки продовольствия и оружия.

Утром 23 июня началась бомбардировка крепости, после которой снова была произведена попытка штурма. Часть групп немецкой армии прорвались внутрь, но столкнулись с ожесточенным сопротивлением и были уничтожены – штурм снова провалился, и немцам пришлось вернуться к тактике осады. Начались протяженные бои, которые не стихали несколько дней и сильно вымотали обе армии.

Сражение продолжалось несколько дней. Несмотря на натиск немецкой армии, а также артобстрелы и бомбардировки, советские солдаты держали оборону, хотя им не хватало оружия и продовольствия. Через несколько дней были прекращены поставки питьевой воды, и тогда обороняющиеся приняли решение выпустить из крепости женщин и детей, чтобы те сдались немцам и остались живы, однако некоторая часть женщин отказалась покидать крепость и продолжала сражаться.

26 июня немцы предприняли еще несколько попыток прорваться в Брестскую крепость, удалось это сделать частично – несколько групп прорвались внутрь. Лишь к концу месяца немецкая армия смогла захватить большую часть крепости, убив советских солдат. Однако разрозненные и потерявшие единую линию обороны группы, все еще продолжали оказывать отчаянное сопротивление даже тогда, когда крепость была взята немцами.

Значение и итоги обороны Брестской крепости

Сопротивление отдельных групп солдат продолжалось вплоть до осени, пока все эти группы не были уничтожены немцами и не погиб последний защитник Брестской крепости. В ходе обороны Брестской крепости, советские войска понесли колоссальные потери, однако в то же самое время, армия проявила неподдельное мужество, тем самым показав, что война для немцев не будет такой легкой, как рассчитывал Гитлер. Обороняющиеся были признаны героями войны.

С 14 по 18 июня 1941 г. у западных берегов Крыма состоялось большое учение Черноморского флота. По сложившейся традиции задачей учения была отработка действий сухопутных войск и кораблей по высадке и отражению морского десанта. За учениями наблюдал заместитель наркома ВМФ адмирал И.С. Исаков, В своих мемуарах нарком ВМФ Николай Герасимович Кузнецов писал: «20 июня из района учений в Севастополь вернулся Черноморский флот и получил приказ остаться в готовности № 2».

Несколько иное написано в официальном совершенно секретном труде «Хроника Великой Отечественной войны Советского Союза на Черноморском театре»: «В продолжение 19 и 20 июня корабли производили прием топлива, продовольствия и боезапаса», и никаких сведений о переходе на боевую готовность № 2.

Наоборот, после учений, как обычно, сотни офицеров, краснофлотцев и старшин были отпущены в город. В Доме флота давался концерт для моряков, а в Театре имени Луначарского шел спектакль Погодина «Кремлевские куранты» в исполнении актеров симферопольского театра им. М. Горького, поскольку артисты самого Театра им. Луначарского были в отпусках и на гастролях.

Адмирал Исаков должен был, как положено, провести разбор учений и на три-четыре дня задержаться в Севастополе. Но по неведомым причинам он отказался участвовать в разборе и отправился на вокзал. О войне адмирал узнал в поезде.

В 0 ч 55 мин 22 июня телеграмма наркома о переходе на оперативную готовность № 1 ушла из Москвы во флоты и флотилии.

В штабе Черноморского флота в ночь с 21 на 22 июня дежурил начальник штаба контр-адмирал Н.Д. Елисеев.

Но, как позже писал оперативный дежурный по Черноморскому флоту Н.Т. Рыбалко, Елисеев заглянул к нему около 23 часов и сказал: «Я на несколько минут отлучусь домой». Появился он только во втором часу ночи уже с телеграммой от наркома.

В штабе Черноморского флота телеграмму получили в 1 ч 03 мин 22 июня, В 1 ч 15 мин командующий Черноморским флотом объявил готовность № 1. Причем вначале на всякий случай было решено сделать это тихо, через так называемых оповестителей. Большая часть командного состава Черноморского флота находилась поздно вечером в Доме флота на севастопольской набережной недалеко от Памятника затонувшим кораблям. Но многие командиры были дома или в других местах. Поэтому в 1 ч 55 мин по главной базе Черноморского флота был объявлен большой сбор. Завыли сирены, постепенно стали гаснуть огни на улицах и в домах. Но достичь полного затемнения не удалось; тогда командование флота решило отключить все электропитание города. Севастополь погрузился во тьму. Горели лишь огни Херсонесского маяка и Инкерманские створные огни.

Почему горят маяки?! - возмутился Рыбалко. Его помощник капитан-лейтенант Левинталь растерянно ответил:

Не знаю, не работает связь.

Рыбалко схватил трубку и связался с начальником гарнизона генерал-майором П.А. Моргуновым. Выяснилось, что у Моргунова уже был по этому поводу неприятный разговор с командующим флотом адмиралом Ф.С. Октябрьским. Командиру 35-й батареи и начальнику караула Сухарной балки начальник гарнизона приказал срочно выслать мотоциклиста и передать, чтобы створные огни и маяки были немедленно выключены.

Наконец ориентиры на подходах к Севастополю с моря - Херсонесский маяк и Инкерманские створные огни - погасли.

Около трех часов ночи дежурному сообщили, что посты СНИС и ВНОС, оснащенные звукоуловителями, слышат шум авиационных моторов. Рыбалко доложил об этом Елисееву.

Позвонил начальник ПВО полковник Жилин, спросил:

Открывать ли огонь по неизвестным самолетам?

Доложите командующему, - ответил начальник штаба.

Рыбалко доложил командующему флотом. И тут между ними произошел разговор, записанный дежурным.

Октябрьский: «Есть ли наши самолеты в воздухе?»

Рыбалко: «Наших самолетов нет».

Октябрьский: «Имейте в виду, если в воздухе есть хоть один наш самолет, вы завтра будете расстреляны».

Рыбалко: «Товарищ командующий, как быть с открытием огня?»

Октябрьский: «Действуйте по инструкции».

Подстраховавшись с подчиненными, Октябрьский решил подстраховаться и у начальства, напрямую обратившись не к своему непосредственному начальству наркому ВМФ Кузнецову, а сразу в генштаб к Жукову. Адмирал доложил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».

Георгий Константинович спросил адмирала:

Ваше решение?

Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.

Переговорив с Тимошенко, Жуков ответил Октябрьскому:

Действуйте и доложите своему наркому.

Пока Октябрьский, Жуков и Тимошенко обсуждали традиционный русский вопрос «Что делать?», в штабе флота Рыбалко и Елисеев конкретно решали, что ответить начальнику ПВО полковнику Жилину. В конце концов Елисеев отважился:

Передайте приказание открыть огонь.

Открыть огонь! - скомандовал Рыбалко начальнику ПВО.

Но Жилин также хорошо понимал весь риск, связанный с этим, и вместо того чтобы произнести краткое «Есть!», ответил:

Имейте в виду, вы несете полную ответственность за это приказание. Я записываю его в журнал боевых действий.

А тем временем германские самолеты уже были над городом. Внезапно включились прожекторы, и открыли огонь зенитные батареи Севастополя. Всего город защищали сорок четыре 76-мм зенитные пушки, подчинявшиеся флоту. Постепенно к огню береговых зениток стали подключаться и зенитные орудия на некоторых кораблях. Задержка в стрельбе на кораблях была связана с тем, что к трем часам ночи еще ни один корабль не перешел на боевую готовность N° 1. Сделано это было гораздо позже. Так, к примеру, флагманский корабль линкор «Парижская Коммуна» перешел на боевую готовность № 1 лишь в 4 ч 49 мин, то есть уже после вражеского налета.

В 3 ч 48 мин на Приморском бульваре взорвалась первая бомба, через 4 мин на берегу напротив Памятника погибшим кораблям взорвалась еще одна бомба. Но это полбеды. В штаб флота оперативному дежурному с постов связи, с батарей и кораблей доносили, что в лучах прожекторов видны сбрасываемые парашютисты. Генерал-майор Моргунов доложил, что недалеко от 12-й батареи береговой обороны сброшено четыре парашютиста.

Усилить охрану штаба! - последовала реакция Рыбалко.

Сработал критский синдром. В городе началась паника. Поднятые по тревоге моряки и сотрудники НКВД бросились искать парашютистов. Была слышна беспорядочная стрельба.

Наутро выяснилось, что никаких парашютистов нет, а на улицах только среди мирных жителей подобрали 30 человек убитыми и свыше 200 ранеными. Понятно, что это дело не двух бомб.

Тем не менее «критский синдром» продолжал действовать. Рано утром 22 июня Крымский обком партии (секретарь обкома Булатов) телеграфировал горкомам и райкомам партии о введении военного положения в Крыму: «…приведите в боевую готовность партаппарат, все средства воздушной обороны. Поднимите отряды самообороны, мобилизуйте для них автомашины, вооружите боевым оружием, организуйте сеть постов наблюдения за самолетами и парашютными десантами, усильте охрану предприятий, важнейших объектов…»

Но вернемся в Севастополь. К четырем часам утра вражеский авианалет кончился, а еще через 13 минут над городом появились наши истребители. Налет производили самолеты Хе-111 из 6-го отряда эскадрильи KG4, базировавшейся на аэродроме Цйлистрия в Румынии. По советским данным, зенитчики сбили два «Хенкеля», но на самом деле все германские самолеты вернулись на свой аэродром.

В начале пятого часа Октябрьский позвонил Жукову и бодро отрапортовал:

Вражеский налет отбит. Попытка удара по кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения.

С большим трудом подчиненным удалось убедить Октябрьского, что никакой попытки удара по кораблям не было, равно как и не было мифических парашютистов. Адмирал все еще сомневался, но в 4 ч 35 мин разрешил на всякий случай протралить фарватеры Северной и Южной бухт, а также входной фарватер к бонам.

Бригада траления немедленно приступила к работе, но ни одной мины обнаружено не было. А в тот же день вечером, в половине девятого, у входа в Северную бухту прогремел мощный взрыв - взорвался буксир «СП-12». К месту гибели буксира немедленно рванулись катера, но спасти удалось лишь пятерых из 31 члена экипажа.

В 1962 г. в своих мемуарах вице-адмирал И.И. Азаров написал о «СП-12»: «Это были первые жертвы войны от магнитно-донных мин, тогда еще нам неизвестных. Их ставила немецкая авиация при налете на Севастополь» {22} .

После войны в печати появились и другие легенды о германских магнитных минах и о том, как наши герои-моряки сумели распознать их действие и научились с ними бороться. Увы, на самом деле с первыми донными магнитными минами красные военморы познакомились еще в 1919 г. в боях на Северной Двине с английской речной флотилией. В СССР впервые магнитными минами занялось «Остехбюро» в 1923 г. Первая отечественная магнитная мина «Мираб» была принята на вооружение в 1939 г. Другой вопрос, что к началу войны наш ВМФ располагал всего лишь 95 минами «Мираб». А самое интересное, что немцы в 1940 г. продали СССР образцы своих магнитных мин. Но из-за системы советской тотальной секретности о минах «Мираб», равно как и о покупке германских магнитных мин руководство флота не соизволило известить даже командующих Балтийским и Черноморским флотами, я уж не говорю о простых минерах. И действительно, секреты закупленных еще в 1940 г. германских мин нашим морякам приходилось раскрывать уже в ходе войны, зачастую платя за это собственными жизнями.

Вновь вернемся в штаб Черноморского флота. Пока по всему Крыму ловили парашютистов, отрабатывая «критский вариант», в штабе флота царил «итальянский синдром». Неизвестные источники постоянно подбрасывали слухи о проходе итальянского флота через Дарданеллы и выходе оного в Черное море.

Действительно, в 12 часов дня 22 июня министр иностранных дел Италии Чиано ди Кортелашцо вызвал советского посла Н.В. Горелкина и сделал ему официальное заявление от имени итальянского правительства: «Ввиду сложившейся ситуации, в связи с тем, что Германия объявила войну СССР, Италия, как союзница Германии и как член Тройственного пакта, также объявляет войну Советскому Союзу с момента вступления германских войск на советскую территорию, т. е. с 5.30 22 июня» {23} .

Но этим все и ограничилось. Ни один итальянский боевой корабль даже не собирался идти в Проливы.

25 июня турецкий посол Хайдор Актай посетил МИД и передал Молотову вербальную ноту, где говорилось: «Турецкий посол имеет честь довести до сведения Народного комиссариата иностранных дел, что при наличии положения, созданного войной между Германией и СССР, Правительство Республики решило провозгласить нейтралитет Турции» {24} .