(Россия, Московская область, Щёлковский район, г. Фрязино, Шоссейная улица)

Основана в конце XVI в. боярином Б.Я. Бельским. С начала XVII в. она переходит во владение к князьям Трубецким, в 1781 г. имение приобретает генерал Г.И. Бибиков, в роду которого имение остаётся до 1811 г. Архитектурный ансамбль созданный при нём без особых изменений дошёл до наших дней.
Первое что попадается Вам на глаза, когда Вы подъезжаете к Гребнево — это две церкви, разные по цветовому и объёмно-планировочному решению, но одинаково прекрасные.
Наиболее высокая — зимняя Никольская церковь (1786—1823 гг. арх. Ольделли и Дерюгин) представляет собой редкий для той эпохи тип ярусного центрического храма «под звоном». Над колокольным ярусом, в аттиковом этаже находится помещение для механизма башенных часов.

Рядом стоящая летняя Гребневская церковь (1786—1791 гг. арх. Ветров) — ротондального типа, имеет крестообразный план, с овалом в средокрестии. Рукава креста обработаны портиками дорического ордера. Оба здания выстроены в стиле классицизма, имеют прекрасные пропорции и изысканный декор.
Через ограду церковного двора начинается территория усадебного комплекса. Главный дом — двухэтажное здание с антресолями, завершён фронтоном и соединён крытыми переходами с двусветными павильонами. Он стоит на центральной оси парадного двора, в организации которого участвуют четыре флигеля и главные проездные ворота в виде триумфальной арки. Парадный двор огромен, архитектурный ансамбль впечатляет своим размахом и монументальностью.
К сожалению, комплекс уже многие годы брошен на произвол судьбы, хотя предпринимались попытки его возрождения и реставрации. Кто знает, может быть, когда-нибудь мы увидим эту усадьбу в былом великолепии?..

1.
2. Главный дом усадьбы
3.
4.
5. Башня ограды
6. Парадные ворота
7. Гребнево. Портик Никольской церкви
8.

План усадьбы

1. Главный дом
2. 2-х эт. флигель
3. 1-эт. флигель
4. Ворота
5. Скотный двор
6. Конный двор
7. Каретник
8. Гребневская церковь
9. Никольская церковь
10. Башни ограды

Объект культурного наследия федерального значения

Усадьба Гребнево находится в собственности ОАО «Распорядительная дирекция Минкультуры России».
В качестве наглядного примера неэффективной методики привлечения инвесторов можно привести усадьбу «Гребнево». Начиная с 2009 г. усадьба находилась в хозяйственном ведении ФГУП «Распорядительная дирекция Минкультуры России», ведомственной структуре Министерства культуры РФ и Росимущества. В 2011 г., в связи с акционированием ФГУП, имущественный комплекс усадьбы «Гребнёво» передан в уставный капитал ОАО «Распорядительная дирекция Минкультуры России».
Охранные обязательства, заключенные дирекцией 16.02.2012г., определяют на период 2012—2016 гг. конкретные виды и сроки проведения работ по сохранению объекта культурного наследия. Однако визуальный осмотр усадьбы «Гребнево», состоявшийся в мае 2013 г., позволяет констатировать, что работы по сохранению данного объекта культурного наследия не проводились.
ВОСТОЧНЫЙ ФЛИГЕЛЬ, СГОРЕЛ СОВСЕМ НЕДАВНО!

Все это привело к тому, что на сегодняшний день пять пожаров, шестьдесят миллионов рублей, выделенные в период с 2008 г. по настоящее время на реставрацию объекта, и отсутствие управленческого решения со стороны собственника довели памятник федерального значения до руинированного состояния.
Особое беспокойство вызывают последние пожары: 25 июля 2013 г. огнём была практически полностью уничтожена кровля западного двухэтажного флигеля, второй пожар 29 июля затронул главное здание усадьбы, одноэтажный флигель к западу от триумфальных ворот.
Дирекция заключала договоры на проведение первоочередных противоаварийных работ на памятнике, и даже не с одной компанией. Но вот на состоянии памятника этот выяснившийся факт никак не сказался.
В частности, существует договор с ООО «Саунд Плюс», в соответствии с которым в 2010 г. в Гребнево якобы были проведены противоаварийные работы, обошедшиеся хозяевам в более чем 2 млн. рублей. Позже выяснилось, что у «Саунд Плюс» не было лицензии на реставрацию объектов культурного наследия.
Примерно в это же время Минкультуры Московской области провело свою проверку и определило, что в Гребнево в течение продолжительного времени не проводились работы по его сохранению.
«Памятник находится в аварийном, а частично — в руинированном состоянии».

Концепция создания механизма привлечения инвестиций в сохранение русской усадьбы как объекта культурного наследия//Мир искусств (Вестник международного института антиквариата) №1 (5), 2014, с. 67

Персоналии

КНЯГИНЯ A.Д. ТРУБЕЦКАЯ , 171. - 177., дочь князя Данилы Андреевича Друцкого, в первом браке была за Валахским выходцем майором Матвеем Андреевичем Херасковым (Хереско), умершим в 1754 году в должности коменданта города Переяславля, и имела от него трех сыновей, Александра, Петра и Михаила, из которых последний впоследствии прославился, как автор «Россиады», и назывался Российским «Омиром»; 10 Ноября 1755 года молодая вдова вступила в брак с вдовцом князем Никитой Юрьевичем Трубецким. На выбор князя Трубецкого имела решающее влияние та благосклонность, которую оказывал молодой майорше Фельдмаршал Миних. Анна Даниловна была интересной и бойкой дамой: она всюду ездила за армией; в известном положении отправилась под Очаков и разрешилась от бремени в лагерной обстановке, «на Коломенском острове, близ Днепровских порогов». Миних, «toujours amoureux de la belle princesse Troubetzkoi», тянул вверх её мужа и, закрывая глаза на его неспособность и упущения по службе, довел его до высокого поста генерала-прокурора. Княгиня Анна Даниловна разделяла почетное придворное положение своего мужа. В числе прочих «возлюбленных придворных персон» Петра III она, покинутая мужем, присягавшим в то время Екатерине, 28 июня 1762 года принимала участие в злополучной поездке низложенного Императора в Кронштадт.
От брака с князем Трубецким она имела, кроме 5 сыновей и 2 дочерей, умерших в младенчестве, 5 сыновей: Юрия, Алексея, Николая, Александра и Василия, и 5 дочерей: Анну (за А. И. Нарышкиным), Елену (за князем А. А. Вяземским) и Екатерину (монахиня).
Сумароков, умерший в 1779 году, написал наполненную общими местами эпитафию: «К надгробию её Сиятельства княгини Анны Даниловны Трубецкой»:

«Княгини Трубецкой зарыто тело в землю,
Пришли минуты к пей последнего часа,
Уже летит её душа под небеса,
Дом стонет, я, стеня, участие приемлю.
Гласят её друзья: Расстались мы с тобой;
Но всем cии пути предписаны судьбой;
Предписаны они, но всем они ужасны;
Однако, токи слез о мертвых нам напрасны;
Напрасны, но душа неволей токи лиет.
Весь дом умершей, тоскуя, вопиет:
О обща наша мать! уж нет тебя, уж нет.
Чтож делать? ведь, никто пути сего не минет,
Родится, поживет и свет он сей покинет.
Чтож делать, коль нельзя сего переменить?
А, если не дерзнем мы Бога сим винить,
Так он надеждой нам слез ток велит отерти;
А мы надеемся иметь живот по смерти.
Но как? о Боже мой! уходит то от дум;
Душа надеется, но весь мятется ум.
Безмерно вид такой ко представленью труден.
Но Бог и всемогущ, и щедр, и правосуден;
И можем ли о Нем мы это говорить:
Бог создал нас во прах созданье претворить?
Нет, мы сотворены Творца благодарить».

(С портрета, находящегося в Музее Императора Александра III)

М.М. ХЕРАСКОВ , 1753-1807, потомок валахских бояр Хереско, был младший сын Переяславльского коменданта майора Матвея Андреевича Хераскова от брака его с княжной Анной Даниловной Друцкой; родился в г. Переяславле 25 Октября 1755 г.; рано лишился отца (1754), а мать его, славившаяся красотою, вышла в 1755 г. за князя Н. Ю. Трубецкого, впоследствии генерала-фельдмаршала. Детство Хераскова прошло на Украине, а с 1740 г. в Петербурге, куда переселился его отчим, назначенный генерал-прокурором. В 1745 г. мальчик был отдан в Шляхетный кадетский корпус, где начал заниматься стихотворством, под руководством Сумарокова; в 1751 г. выпущен был поручиком в Ингерманландский полк, но в 1754 г. перешел в гражданскую службу (в Коммерц-Коллегию), а в следующем -определился асессором Конференции только что открытого Московского университета, в котором с 1761 по 1770 г. был директором, а с 1778 по 1802 г. - куратором. Долголетняя деятельность его в университете была чрезвычайно плодотворна; искренно любя просвещение, Херасков сразу сумел окружить себя молодыми людьми с литературными стремлениями (Богданович, Фонвизин, Домашнев, Санковский, Рубан и мн. др.), руководил их затеями и всячески их поддерживал. Женитьба (1760 г.) на Елизавете Васильевне Нероновой (ум. 1809), женщине доброй и с любовью к литературным занятиям, заслужившей ей прозвище «Российской де-ла-Сюз», еще более способствовала тому, что дом Хераскова сделался центром, в котором собирались все, имевшие отношение к литературе и просвещению. С 1770 по 1775 г. Херасков был вице-президентом Берг-Коллегии в Петербурге; здесь познакомился он и вскоре сошелся с Новиковым; оба они одновременно вступили в масоны, переселились в Москву и затем сошлись с известным профессором — масоном Шварцем. Получив (1778 г.) кураторство в университете, Херасков действовал в нем под влиянием и руководством этих замечательных людей, в то же время содействуя издательским предприятиям Новикова. Живя вместе со своим братом, князем Н. Н. Трубецким, главою московских масонов, Херасков — сочувствовал их просветительной и филантропической деятельности, но был далек от увлечения их теоретическими, отвлеченными учениям; практическая деятельность и занятия литературой привлекали его больше; тем не менее Императрица, узнавшая Хераскова во время московских коронационных торжеств, после Новиковской истории стала подозрительно относиться к Хераскову и держала его в немилости до самой своей смерти. Павел I произвел Хераскова в тайные советники, пожаловал ему 600 душ (1797 г.) и Аннинскую ленту (1799 г.); в феврале 1801 г. Херасков вышел в отставку, с чином действ., тайного советника, но в мае был снова назначен куратором университета. Окончательно покинув службу в 1802 г., Херасков жил в Москве, где и скончался 27 Сентября 1807 г.; погребен в Донском монастыре.
Выступив в печати в 1756 г., Херасков продолжал литературную свою деятельность до последних дней жизни, и количество им написанного чрезвычайно велико; последователь ложно-классических теорий, он пробовал свои силы во всех родах словесности: писал оды, басни, эпиграммы, песни, поэмы, трагедии, комедии, драмы, оперы, эпопеи, а также сказки, повести и даже «слезные» драмы. Произведения его доставили ему громкую славу, которой не пользовался до него ни один из наших писателей; но главным образом прославили его две эпические поэмы: «Россиада» (1779 г.) и «Владимир возрожденный» (1785 г.). При жизни Хераскову расточались похвалы, ему был как бы официально присвоен титул Poccийского Гомера и Виргилия; однако, он очень скоро сделался достоянием истории, но, по справедливым словам Дмитриева, следует признать, что Херасков, «честно и добросовестно поработал на писательском поприще, и история нашей литературы должна быть благодарна ему за многое». Херасков был человек очень деятельный, трудолюбивый, благожелательный, веселый и общительный; не лишенный некоторых странностей характера, он был, по своему времени, очень образован и горячо предан интересам литературы и пpocвeщeния, на ревностное служение которым и отдал всю свою долгую жизнь.

(С миниатюры, принадлежащей А. А. Львовой, в Москве)
Примечание:

Г.И. БИБИКОВ , 1746-1803, сын инженера-генерала-поручика Ильи Александровича Бибикова, начальника Тульского оружейного завода (ум. 6 апреля 1784 г.), от второго его брака с Варварой Никитичной Шишковой, был единокровный брат знаменитого Екатерининского деятеля и победителя Пугачева, Александра Ильича Бибикова (р. 1729 г., ум. 9 Апреля 1774 г.).
Умерь Г. И. Бибиков в Москве 16 июня 1803 года, в чине генерал — майора, и похоронен в Московском Новодевичем монастыре.
На памятнике его высечена следующая стихотворная эпитафия:

«Сей хладный камень покрывает
Прах тленный одного из редких тех мужей,
Каких Творец, как дар, на землю посылает
Для благоденствия, для радости людей.
Геройство, тонкий ум, небесна добродетель,
Чистейшей веры огнь в душе его горел;
Супруг, отец и друг, несчастных благодетель
Искал он вечности, искал и приобрел.
С его потерею все горести постигли
Супругу нежную и с ней двенадцать чад;
Она с потоком слез сей памятник воздвигла.
Дай, Боже, помощь им, лишенным всех отрад!»
Гавриил Ильич Бибиков был женат на Екатерине Александровне Чебышевой (ум. 1 Сентября 1833 г.).
Еще один портрет Г. И. Бибикова, в более молодых годах, в военной форме, не особенно хорошего письма, имеется в Москве у П. Д. Хрущова.

(С миниатюры, принадлежащей Великому Князю Николаю Михайловичу)

Н.А. Бондарева Усадьба Гребнево

Скудеет сокровищница русской архитектуры, развалинам и пепелищам нет конца и счета. Особенно незащищенной и хрупкой оказалась усадебная культура. «Чаще всего страдали дома, перестраивались, гибли. По подсчетам специалистов, их сохранилось не более одного процента», – с горечью отмечает искусствовед В.С. Турчин.
В пору своего наивысшего расцвета усадьба Гребнево могла соперничать с лучшими подмосковными имениями. Сегодня же на всем лежит печать разрухи и уныния, будто свершилось здесь недоброе предсказание или колдовство. Имение это кажется еще более загадочным, когда становится известной тесная связь членов масонского ордена Н.Н. Трубецкого, И. Шварца и М.М. Хераскова с его историей.
В окнах верхнего этажа главного дома сквозит небо, осыпается штукатурка и лепнина с его стен; растаяли, словно призраки, дремавшие на устоях боковых ворот сфинксы и львы; фруктовые сады и парки оделись в траур забвения. 16 лет угасания отделяют Гребнево от былого благополучия, когда здесь было многолюдно и радостно.
Село Гребнево на реке Любосивке (Любосеевке) с деревянной в нем церковью во имя Николая Чудотворца, построенной в 1585 г., находилось в «вотчине за Богданом Яковлевичем Бельским, что было прежде за Василием Федоровичем Воронцовым…», – из «Историко-статистического описания», составленного И.Ф. Токмаковым. С начала XVII в. и на протяжении полутора веков имением владели князья Трубецкие, с 1781 по 1811 гг. – генерал Г.И. Бибиков и его наследники, позднее – братья князья А.М. и С.М. Голицыны. Во второй половины XIX столетия поместье купил дворянин Ф.Ф. Пантелеев, затем – купцы 1-й гильдии М.И. и Ф.И. Кондрашевы, устроившие в усадьбе небольшое производство по выделке шелка. Последними владельцами перед Октябрьской революцией 1917 г. являлись купчиха А.М. Копцова, доктор Ф.Г. Гриневский.
Возникновение великолепного усадебного ансамбля (1780–1790-е), с разделением на несколько функциональных зон (жилая, церковная, хозяйственная и ландшафтная), связано с именем Г.И. Бибикова.
Жилая часть состоит из господского дома и двух пар флигелей (одно- и двухэтажных), далеко отнесенных друг от друга и стоящих на кромке ошеломляющего по размерам курдонёра. Все постройки расположены по правилам строгой симметрии. Замыкают парадный двор ворота в виде триумфальной арки (1818–1819), поставленные взамен готических.
Главный дом, некогда кирпичный и оштукатуренный, с применением в обработке фасадов белого камня, выдержан в стиле зрелого классицизма. Основной трехэтажный объем здания, украшенный портиком коринфского ордера, соединен с двусветными павильонами, расположенными на продольной оси здания; вместо привычных колоннад – крытые галереи.
Двухэтажные флигели, первоначально имевшие хозяйственное назначение и псевдоготический декор, после реконструкции 1818–1819 гг. оделись в ампирный наряд.
Это следующие владельцы усадьбы – Голицыны – пытались искоренить романтический дух ложной готики, насаждая в своем имении строгий и благородный Impair. При Голицыных на церковном дворе рядом с сооруженной Бибиковым летней церковью во имя Гребневской иконы Божией Матери (1786–1791, архитектор И.И. Ветров) появился монументальный теплый храм, во имя Николая Чудотворца (1817–1823, архитекторы И.И. Ольделли и Н.И. Дерюгин).
Оба храма принадлежат к эпохе расцвета русского классицизма, но если Гребневская церковь от самого подножия до венчающей ее фигуры ангела исполнена легкого изящества, то Никольская церковь – редкий для своего времени памятник «под звоном», подчеркнуто торжественна и наделена в меру массивными элементами декора.
Постройки хозяйственного двора сохранили ложноготическую декорацию. Им стилистически близка частично уцелевшая кирпичная ограда с живописными, в основном, руинированными башенками.
В Гребневе нет компактности и камерности, все подчинено обширным пространствам, во всем ощущается свобода и размах. Будь то огромный курдонер, украшенный встарь цветниками и вышпалерованными зелеными газонами, или громадный Барский пруд с системой протоков, каналов и шлюзов и восемью островами, два из которых казались настоящими материками. Большой остров вмещал регулярный парк с шестилучевой этуалью аллей в центре. Здесь же красовалась беседка, в которой хозяева и гости собирались на вечерние чаепития. Павильоны и мостики, в своих разнообразных ракурсах и сочетаниях рассчитанные на зеркальное отражение в воде, казались, в зависимости от времени года и суток, то эфемерными видениями, то чудесно нарисовавшейся явью.
Гребневский парк, имевший рядом с домом регулярную и пейзажную части, еще хранит сложный орнамент, образованный пересечением аллей, в основном, липовых и березовых. Его английская часть, поддавшись чарам природы, постепенно превратилась в густой лесопарк.
В архитектурном облике имения, кроме вышеупомянутых мастеров, оставили свой след архитекторы Д.И. Жилярди, С.В. Грязнов, И.Е. Толстой, Ф.К. Соколов, скульпторы Г.Т. Замараев и Т.Т. Рыбаков. В километре от имения М.Д. Быковский возвел больничный комплекс.
Усадьба Гребнево слыла очагом русской культуры, здесь жил и творил пасынок Н.Ю. Трубецкого – поэт и драматург М.М. Херасков, бывали Г.Р. Державин, Н.И. Новиков и В.А. Жуковский.
После 1919 г. в национализированной усадьбе размещался туберкулезный санаторий им. Семашко, затем Щелковский техникум электровакуумных приборов, подсобное хозяйство НИИ «Платан», Историко-культурный центр. После пожара 1991 г. вполне до того счастливая жизнь имения оборвалась, и Гребнево, обладающее уникальным архитектурным ансамблем, оказалось на грани гибели. Немалую тревогу и озабоченность вызывает и окружение поместья: новые микрорайоны Фрязина визуально вторгаются в исторический, веками складывавшийся ландшафт, вплотную подступают к границам парка.

Наталья Бондарева для книжного проекта «Русская усадьба. Из истории культурного наследия Подмосковья» М., 2007

С. Веселовский Подмосковная усадьба Гребнево

Это одна из старейших подмосковных усадеб. Свыше полутора столетий она принадлежала Трубецким. С 1772 г. Гребневом владела А. Д. Трубецкая (по первому браку Хераскова, мать поэта).
Поэт Херасков, летние месяцы проводивший в Гребневе, «связал на долгие годы свою судьбу с Московским университетом. Он руководил студенческим театром, издавал при университете первые московские журналы - «Полезное увеселение» (1760-1762) и «Свободные часы» (1763). Лишь 1770- 1775-е годы Херасков провел в Петербурге. В 1778 г. он вернулся в Московский университет, заняв должность его куратора (попечителя).
Сблизившись в Петербурге с Н. И. Новиковым, Херасков содействует его переселению в Москву.
Видная роль, которую играл Херасков в университете, большое литературное имя - все это ставило его в первые ряды литературной жизни Москвы. Друг Н. М. Карамзина И. И. Дмитриев вспоминает, что «по кончине Сумарокова (1777 г.) Херасков считался у нас первым поэтом...

Молодые поэты вменяли себе в обязанность стараться получить доступ к нему и заслужить его внимание». У Хераскова часто устраивались большие литературные собрания, домашние спектакли, его московский дом являлся «сборищем людей образованных и поэтов».
Трубецкой принимал близкое участие в работе «Типографической компании», выполнил для ее изданий ряд переводов. Подобно Хераскову, ему присущ был тот же круг культурных интересов. Как рассказывают современники, у Трубецкого постоянно собирались профессора Московского университета, поэты, художники, музыканты, артисты, много внимания уделялось домашнему театру. В летние месяцы все это происходило в Гребневе.
В начале 1770-х годов Херасков начал работать над крупнейшим своим произведением - эпической поэмой «Россияда». В ней он стремился показать героизм воинов Ивана IV, покоряющих столицу татарского ханства Казань. Плод восьмилетнего труда, «Россияда» была закончена и издана в 1779 г. Можно думать, что многие строки поэмы родились в Гребневе: по свидетельству жены поэта, он «все свои сочинения начинал писать при начале весны».

Мощные суровые леса, темной сенью окружавшие Гребнево, местами открытые холмистые поляны в пышных узорах цветов, узенькая речка Любосеевка, огибавшая в низкой лощине усадьбу, - все здесь тишиной и покоем располагало к творческому труду. Поэтической достопримечательностью Гребнева некогда являлся прозрачный студеный ключ, бивший в парке. Г. Р. Державин, посещавший Гребнево, вспоминает о нем в стихотворении «Ключ», обращенном к Хераскову. Как бы «сравнивая этот родник с Кастальским источником на Парнасе, воде которого приписывалось свойство вызывать вдохновение, Г.Р. Державин пишет:

Сгорая стихотворства страстью,
К тебе я прихожу, ручей:
Завидую пиита счастью,
Вкусившего воды твоей.
Да, честь твоя пройдет все грады,
Как эхо с гор сквозь лес дремуч:
Творца бессмертной Россияды,
Священный Гребеневский ключ,
Поил водой ты стихотворства.

«Россияда» упрочила у современников поэтическую известность Хераскова. Описывая Москву накануне Отечественной войны 1812 г., П. А. Вяземский вспоминает: «Знаменитый творец «Россияды», патриарх московской словесности, доживал тогда, посреди друзей и почитателей, славу долголетнюю и безмятежную. Успехи цветущие и успехи расцветающие искали в его благосклонном добродушии и одобрения и поощрения».
В 1781 г. Гребнево перешло к жене Г. И. Бибикова. Этот генерал екатерининского времени, как рассказывает его внучка, «владел пятью тысячами душ крестьян в разных губерниях. Числа десятин обладаемой им земли он, вероятно, сам не знал: в то время считалось только число душ человеческих, т. е. мужских, в женщинах души не признавали».
При Г. И. Бибикове в Гребневе был создан архитектурный ансамбль усадьбы, дошедший с некоторыми изменениями до нашего времени.
Бибиковы по своим родственным связям занимали довольно видное место в дворянской среде. Брат владельца усадьбы, А. И. Бибиков, был крупным военным и государственным деятелем. Сестра Бибиковых, Екатерина Ильинична, вышла замуж в 1778 г. за великого русского полководца М. И. Кутузова. Выросшая в военной среде, она нередко сопровождала его в походах.

Сыновья Г. И. Бибикова - Павел (убит в русско-турецкой войне 1806-1812 гг.) и Дмитрий состояли при М. И. Кутузове адъютантами. Д. Г. Бибиков участвовал в Отечественной войне 1812 г. и в Бородинском сражении потерял руку. Впоследствии он был киевским генерал-губернатором и описан Н. С. Лесковым в «Печерских антиках».
Представление о жизни Гребнева при Г. И. Бибикове дают рассказы его внучки Е. И. Раевской, которой посвящено не сколько стихотворений А. И. Полежаева: «Дом там был огромный, каменный, окруженный большими садами, среди которых выкопаны были огромные пруды с несколькими на них островами, а на островах также разбиты сады и выстроены беседки... Когда приезжали гости из соседства или из Москвы, тогда запрягали линейки, ездили всем обществом по широким дорожкам сада, на пароме переправлялись на острова и в беседке чай пили... У дедушки в селе Гребневе выстроен был в саду театр со сценой, кулисами и всякими приспособленными к ним декорациями. Тут играл оркестр из крепостных музыкантов; давались балеты, где фигурировали крепостные же танцовщицы, для обучения которых выписывались учителя музыки и балетмейстер». Знаменитый танцмейстер П. А. Иогель, выведенный Л. Н. Толстым в «Войне и мире», был приглашен из Франции Г. И. Бибиковым и начал свою работу в России с постановок балетов в Гребневе.

В свое время крепостной оркестр Г. И. Бибикова пользовался большой славой. Выдающийся русский ученый-агроном А. Т. Болотов пишет в своих «Записках»: «В особливости щеголял музыкою генерал Гаврило Ильич Бибиков». Дирижером этого оркестра был замечательный композитор Даниил Никитич Кашин, внесший большой вклад в русскую музыкальную культуру. В 1798 г. он получил вольную и смог широко развернуть свою творческую деятельность пианиста, дирижера, педагога, собирателя и пропагандиста русских народных песен. «Он подслушивал их и у ямщиков на большой дороге, и у русского мужика в поле, узнавал их в голосе Сандуновой», - писал современник о его сборнике «Русские народные песни». Богатейшие мелодии народных напевов питали творчество Кашина. Для него, вышедшего из недр народа, была дорога и близка его многовековая песенная культура - «он душою выражал звуки родные». Кашин написал несколько опер, увертюр. Широкое распространение в дни Отечественной войны 1812 г. имели его патриотические песни и гимны. Гребнево, свидетель детства и молодости этого выдающегося художника, является одним из интереснейших памятников музыкального Подмосковья.

Примечание: В современном написании Россияда — Россиада.
С. Веселовский, В. Снегирев, Б. Земенков Подмосковье. Памятные места в истории русской культуры XIV-XIX вв. М., 1962 с. 348-352

(урожденная Неронова) - жена известного писателя М. М. Хераскова, умерла в 1809 г. Она представляет в высшей степени любопытный тип одной из передовых русских женщин середины XVIII в. Воспитав свой вкус на богатой тогда литературе переводных романов, она пристрастилась к беллетристике и еще молодой девушкой попробовала свои силы на писательском поприще. В те времена, когда русская литература была бедна выдающимися писателями, когда и критика находилась еще в зачаточном положении, появление в литературе женщины-писательницы естественно должно было вызвать изумление, смешанное с благоговейным поклонением. Поэтому и Хераскова, одна из первых по времени наших писательниц, скоро и без труда завоевала себе почетное прозвание "Российской Де ла Сюзы". Еще девушкой она сотрудничала в журнале М. М. Хераскова, за которого и вышла замуж в 1760 г. Весьма возможно, что к писательской деятельности привлек ее именно Херасков, страстно любивший литературу и заметивший у молодой девушки литературные интересы; весьма вероятно также, что он был ее руководителем, быть может, исправлял даже ее стихи и орфографические ошибки, но едва ли он сочинял за нее. Между тем В. Майков заподозревает его в этом: "Хераскова - щегольская барынька, говорит он, да если бы писать ей, то у мужа не было бы и щей хороших: он пишет, она пишет а кто же щи-то сварит?" Но не все так скептически относились к Херасковой: до нас дошло ее письмо к А. П. Сумарокову, свидетельствующее, во-первых, о том почтении, с каким он относился к ней, а во-вторых, о малой образованности "Российской Де ла Сюзы": "писмо ваше я получила, пишет она, которое мне много чести делает; камиссию вашу я бы сахотою исполнила однако стихотворцы здешние столко упрямы что и самого опаллона непослушают; чтожь принадлежит до меня то я стану стараться быть достоинои того названия которым вы меня почтили, то есть "московской стихотворецои". Впрочем для нас совершенно безразлично, имела ли Х. серьезные права на титул "московской стихотворецы" или нет. Она любопытна для нас, как показатель умственных интересов того времени. Молодая женщина, не справляющаяся еще с орфографией, она глубоко интересуется литературой, искренно ее любит, поддерживает своего мужа в его литературных затеях. В этом отношении она совершенно подошла к нему по характеру. Немудрено, что их дом в Москве сделался центром, где охотно собирались молодые авторы, начинавшие свою деятельность под руководством Хераскова. По словам Дмитриева, Х. много помогала в этом отношении своему мужу: "она облегчала мужа во всех заботах по хозяйству, была лучшим его советником по кабинетским делам и душою вечерних бесед в кругу их друзей и знакомцев". За то эти "друзья и знакомцы", даже состарившись, не иначе, как "с умилением" говорили о добродушной, приветливой Херасковой. Нежно любя своего супруга, она принимала участие и в служебных делах его. Невзгоды, обрушившиеся на него с преследованиями масонства, сильно ее обеспокоили; она всеми силами старается помочь мужу: пишет письма к Державину, которого то просит заступиться за мужа, то благодарит за дружескую поддержку. Вообще, как человек, Х. была в высшей степени симпатична; ее миролюбие и добродушие видно хотя бы из того, что она с мужем 20 лет прожила неразлучно под одной кровлей с четой Трубецких. Узнав об этом, императрица Екатерина II, говорят, сказала: "не удивляюсь, что братья (Херасков и Н. Н. Трубецкой были сводные братья) между собой дружны, но вот, что для меня удивительно, как бабы столь долгое время в одном доме уживаются между собою". Литературой Х. занималась только в молодости, а потом всецело отдала себя хозяйству, вести которое было очень трудно вследствие стесненных материальных обстоятельств. Современники оставили нам несколько любопытных анекдотов касательно интимной жизни Херасковых; из этих анекдотов нетрудно понять характеры обоих супругов: с одной стороны, добродушный, беспечный старик, воодушевленный безграничной любовью к литературе, с другой - душой преданная ему жена, вся ушедшая под старость в заботы о том, как извернуться в стесненных обстоятельствах, и в то же время не имеющая сил сердиться на причуды своего мужа. Херасков скончался 27 сентября 1807 г., через 2 года, в сентябре 1809 г., сошла в могилу и жена его, осыпаемая до конца дней своих милостями Двора. Она получила полную пенсию мужа и была сделана в воспоминание его заслуг кавалерственной дамой. Детей у Херасковых не было. Х. сотрудничала в журналах: "Полезное Увеселение", "Вечера", "Аониды"; в них были напечатаны ее мелкие стихотворения (стансы, сонеты, басни, надписи к портретам) и некоторые переводные произведения.

Лонгинов: "Новиков и Моск. Мартинисты", М., 1867. - И. Дмитриев: "Взгляд на мою жизнь". - М. Дмитриев: "Мелочи из запаса моей памяти", М., 1869. - Сочинения Державина (акад.изд.). - "Дамский Журнал", 1830 г., 29. - Макаров: "Воспоминания о Хераскове, как драмат. писателе" ("Репертуар и пантеон", 1845 г., т. 9). - "Русск. Арх.", 1873 г., № 8. - Отрывки из переписки А. П. Сумарокова ("Отеч. Зап.", 1858 г.. № 2). - Кн. Н. Н. Голицын: "Библиографический словарь русских писательниц". - Руссов: "Библиогр. каталог российск. писательниц". - А. Н. Неустроев: "Указатель к русским повременным изданиям за 1703-1802 гг.", СПб. , 1898.

В. В. Сиповский.

{Половцов}

Хераскова, Елизавета Васильевна

(урожденная Неронова, супруга Мих. Матв. X., 1737-1809) - писательница, по отзыву Новикова - "Российская де ля Сюз". Ее труды: стансы "Взирая на поля, на злачные луга" ("Аониды", 1796, кн. I; перепеч. в "Дамском Журнале", 1830, ч. XXX, № 21); "Потоп, по расположению г. Геснера" ("Вечера", 1772); стансы "Не должен человек" ("Полезное Увеселение", 1760, ч. 2); стансы "Будь душа всегда спокойна" (ib.); молитва "К тебе Творец" (ib.); сонет "К чему желаешь ты" (ib., 1761,ч. 3); "Надежда", стихотв. (ib., ч. 4); "Новая сельская библиотека, или отборные повести, важные и любопытные, выбранные из наилучших древних и нынешних писателей" (СПб., 1779-81; перепечатана в "Дамском Журнале", 1830, ч. XXX, № 21); сонет "Только явится..." ("Полезное Увеселение", т. III). басня "Кошка и воробей" (ib.).

См. кн. Н. И. Голицын, "Библиографический словарь русских писательниц" (СПб., 1889); А. Н. Неустроев, "Указатель к русским повременным изданиям и сборникам за 1703-1802 г." (СПб., 1898).

Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига вторая Бердников Лев Иосифович

Покаяние господина де Барро

Покаяние господина де Барро

Этому поэту, ныне мало кому известному в России, суждено было повлиять на судьбы русского сонета самым решительным образом. О нем наш рассказ.

Французский стихотворец XVII века Жак Вале де Барро (1599–1673) слыл эпикурейцем, бравировавшим своим отчаянным безбожием. Законодатель Парнаса Николя Буало-Депрео назвал его Капанеем – легендарным гордецом и кощунником, которого поразил молнией громовержец Зевс и которому, согласно Данте, уготованы муки в горящем адовом песке. Говорили, что беззаконие – наследственное свойство семейства де Барро, ибо двоюродный дед нашего героя, Жоффре Вале, был еретиком и в 1574 году закончил свои дни виселицей.

C богоотступничеством Жака Вале связано много историй, давно уже перешедших в разряд литературных анекдотов. Рассказывают, к примеру, что однажды в дни великого поста де Барро с несколькими приятелями сидел в трактире и, как ни в чем не бывало, уплетал скоромный омлет с беконом, запивая его добрым бургундским вином. Вдруг разверзлись хляби небесные, хлынул проливной дождь, зловеще засверкали зарницы молний, оглушительные громовые раскаты ударили с такой силой, что окна в трактире разбились вдребезги. Убоявшись кары Всевышнего, приятели попрятались под стол, а невозмутимый Жак Вале бросил свою снедь в окно и театрально изрек: “Надо же, сколько шума из-за одного омлета!”. В другой раз он своим богохульством так шокировал двух католических монахов, что святые отцы опрометью выбежали вон из дома, где остановились на ночлег, только бы не слушать наглого святотатца. Репутация атеиста не раз выходила де Барро боком. Как-то туреньские крестьяне, чьи виноградники погибли от нежданного в этих краях мороза, приписали это бедствие каре Господней за безбожие их хозяина и чуть было не забросали его камнями.

Де Барро аттестовали “принцем либертенов”, и такая характеристика говорит о многом. Ведь отношение либертенов к вере было бы точнее назвать “озорным” безбожием, ибо слово “либертинаж” имело в XVII веке двойное значение: с одной стороны, “вольнодумство”, “свободомыслие”, с другой, – “игривость души”, “распущенность”. И в самом деле, среди части французской аристократической молодежи уже в первой трети XVII века становится модным афишировать свое презрение к религии и церкви, демонстративно кощунствовать и в то же время отдаваться своим низменным порочным инстинктам. Либертены не уставали повторять, что мораль и нравственность – пустые условности. Ортодоксы обвиняли их в скептицизме и неверии в разум, стремлении противопоставить религии материальное чувственное начало, и как только их ни чихвостили, обзывая то детерминистами, то материалистами, то атеистами.

Однако несмотря на богоборческие декларации либертенов, огульное их обвинение в атеизме все же не вполне корректно (его можно отнести лишь к некоторым радикалам), что подтверждают и признанные авторитеты того времени. Маркиза Франциаза де Ментенон сетовала, что либертены не верят в чудеса; Николя Буало-Депрео сокрушался по поводу их равнодушия к священным таинствам; а епископ Жак Бенинь Боссюэ корил их за отрицание некоторых христианских догматов. Но никто из сих мэтров не рискнул прямо уличать их в полном отрицании Бога. Даже иезуит отец Франсуа Гарасс, автор разоблачительной книги “Любопытная доктрина остромыслов нашего времени” (1623), проводил строгую границу между либертеном и атеистом: первого, по его мнению, можно и должно прощать; второй же достоин смерти, ибо отвращает от народа милость Божью и тем самым несет государству неисчислимые бедствия.

Следует также иметь в виду, что, несмотря на общие типологические черты, либертен либертену был рознь, каждый из них был своеобычен и по-разному углублялся в “вольнодумство”. Если говорить о де Барро, взгляды которого отличались эклектизмом и крайней непоследовательностью, в нем скорее угадывается деист, а не отрицатель существования Творца. Просто наш герой предпочитал не замечать его божественности, полагая, что и Создатель не замечает его. Провидением, однако, было определено, чтобы весь свой век либертен де Барро посвятил беспорядочному, стихийному поиску Бога и его места в собственной жизни. Ему суждено было пережить истинно “барочную” эволюцию. В течение многих лет он вел себя как завзятый безбожник – кощунствовал, роскошествовал, предавался порочным страстям, сочинял вакхические песни, озорные сальные сатиры и эпиграммы, а в конце, окидывая взором промелькнувшую, как сон, жизнь, пытался передать свое чувство смятения и раскаянья. И этот путь морального “восхождения” Жака Вале был весьма тернист…

Отпрыск знатного дворянского рода, де Барро сызмальства был отдан в иезуитский коллеж Ла-Флеш, что в провинции Анжу. Хотя программа коллежа отличалась завидной универсальностью (преподавались латинский и греческий языки, античная литература, катехизис на латинском языке, история, география, математика, естествознание, геометрия, фортификация и т. д.), менторы стремились внушить учащимся слепое преклонение перед авторитетами, нетерпимость к инакомыслию, другим религиям и конфессиям. При этом в ход шли явное запугивание, а также щедрые посулы за доносительство. Однокашниками Жака Вале по Ла-Флеш были великий Рене Декарт, Марен Мерсенн (1588–1648), в будущем блистательный математик, координатор научной жизни Франции, Денни Санген де Сен-Павен (1595–1670), известный поэт-либертен и содомит. И, как это ни парадоксально, все сии питомцы коллежа пришли к убеждениям, прямо противоположным тем, которые им так упорно втолковывали преподаватели-ортодоксы. Декарт, например, признавался: результатом его учения стало как раз понимание того, что для обнаружения истины надо отказаться от опоры на авторитеты и ничего не принимать на веру, пока это не будет окончательно доказано. И де Барро, несмотря на впечатляющие успехи в коллеже, вышел из него законченным скептиком. “Был одним из лучших умов XVII века, – говорит о нем современник, – …Узнав, что его ум способен на нечто значительное, они [иезуиты – Л.Б.] старались завербовать его в свой орден… Иезуиты ему вовсе не нравились, и он несколько раз с удовольствием порицал их”.

Существенную роль в жизни Жака Вале сыграл Теофиль де Вио (1590–1626), крупнейший и, пожалуй, самый популярный поэт своего времени (достаточно сказать, что сборник его лирики переиздавался в XVII веке 92 раза!). Он был старше нашего героя на девять лет, что не помешало им стать интимными друзьями. Маркиз Донасьен Альфонс Франсуа де Сад сказал об их “близких отношениях”: “Безнаказанное распутство этих двоих злодеев было беспримерным”, что в устах такого изощренного извращенца выглядит, впрочем, скорее, как похвала.

Они сблизились, когда взгляды Теофиля оформились вполне. Он принадлежал к “бунтарскому” крылу либертинажа (хотя в 1622 году по политическим резонам принял католицизм), и его не без оснований называли “главарем банды безбожников”. Идейным кумиром де Вио был итальянский ученый-материалист Джулио Ванини (1585–1619), автор труда “Об удивительных тайнах природы – царицы и богини смертных” (1616), который за “атеизм, кощунства, нечестие и другие преступления” был заживо сожжен в 1619 году. Вслед за Ванини Теофиль провозглашал, что “природа и есть Бог” и каждый должен следовать ее “естественным законам”. А это значит, что смысл жизни состоит в плотских удовольствиях. И он распространялся о несокрушимой силе страсти, причем особое значение придавал либидо – как он считал, высшему источнику наслаждения. Он смеялся над идеалистами, отрицал религию. Люди, мнилось де Вио, запутались, потеряли себя, гоняясь за суетными чинами и почестями, стремясь набить кошелек потуже; они забыли, что главное – ощущение радости мира, его гармонии, состояние внутренней свободы.

Подчеркнутое эпикурейство и “натурализм” Теофиля обрели яркое художественное воплощение в его поэзии (правда, в некоторых стихах слышны гомоэротические мотивы). Природу он ощущал необыкновенно тонко и великолепно передавал ее чувственную прелесть, то наслаждение, которое вызывали у него переливы света, игра водных струй, свежесть воздуха, пряные ароматы цветов. Любовным стихам де Вио чужды аффектация и манерность. В них звучат отголоски истинной страсти, горячих порывов воспламененной и упоенной красотой чувственности. В его лирике находит выражение захватывающее по своей эмоциональной силе личная драма поэта. И, действительно, финал де Вио был трагичен:

обвиненный вождями католической реакции в безнравственности и безбожии, он сначала был приговорен к аутодафе, а затем брошен в тюрьму и вскоре погиб после этого.

Обаяние личности Теофиля, его поэзия служили образцом совершенства для юного Жака Вале. Долгое время он находился в тени своего многоопытного старшего друга. Об общности их взглядов в то время свиде тельствует хотя бы тот факт, что “межд у сочинениями сего стихотворца были найдены латинские письма от Барро, в которых злочестие показывалось без закрытия”. Был, однако, эпизод в их отношениях, в котором поведение нашего героя даже сотоварищи-либертены называли не иначе, как гнусным. А произошло вот что: когда Жака Вале заподозрили в потворстве “атеисту” Теофилю и над ним нависла реальная угроза расправы, тот, дабы отвратить беду, задним числом состряпал от своего имени письмо, якобы убеждающее де Вио отойти от крайних взглядов и вернуться в лоно церкви. И пока Жак Вале полностью не убедился в собственной безопасности, он палец о палец не ударил для спасения друга, хотя Теофиль слал из тюрьмы своему “дорогому Тирсису” (так он звал Барро) письма с укорами. Понятно, что нравственная физиономия де Барро выглядит здесь весьма и весьма неприглядно. Но ведь действовал-то он во вполне либертенском духе: им верховодило неукротимое желание жить, и, ничтоже сумняшеся, он любыми средствами (в данном случае ценой предательства) сохранял главную ценность – собственную плоть, право на личную свободу и наслаждение. И понадобится долгое время нравственных поисков и борений, чтобы на смертном одре он помышлял лишь о спасении души и не страшился – ждал справедливого воздаяния за грехи…

Не знаем, повлияло ли на Жака Вале осуждение приятелей или он искренне сожалел о своем неблаговидном поступке, только после смерти Теофиля он все чаще говорит о дружбе как о драгоценном даре, украшающем человеческую жизнь. И друзья, знавшие его в это время, дают ему самую лестную характеристику: “Его стихи, песни и веселый его дух заставляли всякого снискивать его знакомство… Он прославился хорошими своими обычаями, был ласков, щедр”.

Впрочем, замену своему сексуальному партнеру де Барро (а его называли “вдова де Вио”) нашел почти сразу – им стал уже упоминавшийся Дени Санген де Сен-Павен, его бывший однокашник по Ла-Флеш, тоже талантливый поэт (между прочим, признанный мастер французского сонета), которого современные культурологи аттестуют “Оскар Уайльдом XVII века”. Их связь (правда, сопровождаемая частыми изменами Барро, который был к тому же бисексуалом) была весьма продолжительной.

В 1627 году Жак Вале устремляется в Италию, в старейшее учебное заведение Европы, основанное еще в XIII веке, – в Падуанский университет, где жадно внимает лекциям видного философа, профессора Чезаре Кремонини (1550–1631). Соперник Галилео Галилея (выведенного им в одном из сочинений под именем Симплицио), Кремонини был последователем учения Аверроэса, преданного католиками анафеме. Он настаивал на независимости научного знания от теологии, строго разделял и даже противопоставлял убеждения философа и христианина, и, понятно, имел крупные нелады с инквизицией. Он, между прочим, завещал, чтобы на его надгробии было выгравировано: “Здесь покоится весь Кремонини”, давая тем самым понять, что душа смертна.

Взгляды его отчасти повлияли на нашего студиозуса, которого называют еще учеником Пьера Гассенди (1592–1655) со свойственным этому философу эпикурейско-скептическим миросозерцанием. Это не вполне точно: Гассенди действительно представил философское оправдание эпикурейства, но его основополагающие труды (“Апология Эпикура” и “Жизнь и смерть Эпикура”) увидели свет, когда де Барро уже перевалило за 35, а к тому времени жизненные установки Жака Вале вполне сформировались. Кроме того, солидаризуясь с философом в том, что “единственная цель в жизни – счастье”, он весьма своеобычно трактовал понятие “наслаждение” – центральное в этике Гассенди. Для последнего оно состояло в “здоровом теле и спокойной душе”, а для де Барро – в безудержной и неуемной реализации животных страстей. Жаку Вале едва ли был близок тогда и постулат Гассенди о том, что разум познает Бога как совершеннейшее существо, Творца и руководителя вселенной. Рационализм вообще был ему органически чужд: неслучайно Блез Паскаль говорил о “бессмысленности” де Барро и сравнил его с “жестокими зверями”.

Как сказал о нем аббат Жан Батист Ладвока, “Де Барро вел роскошную жизнь”. Истый гурман, он, казалось, всем своим существом, каждой частицей плоти смаковал кушанья самые изысканные, предпочитал вина самых тонких букетов, цедя по капле драгоценную влагу. Его платье отличалось щегольством и отменным вкусом. Он настолько раболепствовал перед своими капризами, что несколько раз в году менял климатические зоны: зимой наезжал в Прованс, где благорастворенный воздух, а как распогодится, возвращался в свой Париж. Вместе с тем, это человек весьма “свободного разума”, не терпящий никаких обязательств, формальностей, а тем более крючкотворства. Известен такой его экстравагантный поступок (“парадоксов друг” Вольтер назвал его добродетельным). Служа судьей в Париже, де Барро разбирал одно дело, и стороны сильно докучали ему просьбами о скорейшем исходе процесса. Тогда наш герой с олимпийским спокойствием сжег все письменные материалы дела и выдал истцу и ответчику всю причитающуюся сумму, о которой была тяжба.

Если говорить о его амурных делах, то поражает обилие всякого рода сумасбродных связей, причем особами прекрасного пола служили ему не только сеньориты, но и сеньоры. Современники сравнивали его с Дон Жуаном Жана Батиста Мольера. И, действительно, сей комедийный искуситель, как и де Барро, – отъявленный богоборец, живет ради собственного удовольствия, не признает никаких законов; обладая способностью нравиться, он удовлетворяет свой гедонизм. Характерно при этом, что любовь для Дон Жуана – это завоевание, после которого жертва уже не представляет для него ни малейшего интереса.

У Жака Вале случилась, однако, длительная и стойкая любовная привязанность, одушевлявшая его жизнь и поэзию. Его избранницей стала Марион де Лорм (1613–1650). Она происходила из зажиточной семьи, и родители готовили ее к принятию монашеской аскезы, но все карты попутал де Барро. Он, блистательный тридцатипятилетний кавалер, очаровал и соблазнил юную провинциалку. Но нежданно-негаданно и она стала его Музой и владычицей сердца. Сколько любовных мадригалов, стансов, сонетов сложил он в честь Марион, где уподобляет ее красоту сиянию солнца, причем, согласно поэту, светилу весьма льстит такое сравнение и заставляет его сиять еще ярче! И нет в мире такого живописца, который мог бы запечатлеть неповторимое обаяние его возлюбленной. Сохранилось 35 лирических стихотворений де Барро, позволяющих проследить этапы их отношений. А складывались они вполне по-либертенски. Может быть, сластолюбие было врожденным свойством натуры Марион, или же, приняв к руководству гедонистические максимы де Барро, но она скоро поняла, что связь с одним мужчиной для нее явно недостаточна (даже если это был такой пылкий любовник, как Жак Вале), пустилась во все тяжкие, и ее галантам (среди коих был, между прочим, и могущественный кардинал де Ришелье) не было числа. Сама же де Лорм признавалась, что “за всю жизнь питала склонность к семи или восьми мужчинам, но не больше”. Кардинал Жан Франсуа Поль Рец де Гонди в выражениях не церемонился и назвал ее “продажной девкой”, а мемуарист Жедеон Таллеман де Рео уточнил: “Она никогда не брала деньгами, а только вещами”.

По мнению историков, Марион де Лорм – характерный тип французской кокотки. Де Барро же остро переживал измены ветреной подруги и писал об этом исполненные горечи стихи. А как радовался он, когда та в промежутках между новыми романами одаривала его мимолетной лаской! Сохранились стансы Жака Вале “О том, насколько автору сладостнее в объятиях своей любовницы, чем господину кардиналу Ришелье, который был его соперником”.

Предательство Марион еще более распалило нашего героя. Казалось, его плоть “урчала и облизывалась”, требуя все новых и новых самых изощренных удовольствий. Он “помрачен духом неблагочестия” и по-прежнему продолжает распутствовать, предаваясь порокам и беззакониям и истощив вконец свои духовные и физические силы. Закономерно, что его постигла тяжелая болезнь, приковавшая к постели, и он стал приготовляться к кончине (чего обычно так боялись либертены).

И тут произошло нечто чрезвычайное: на смертном одре сей вольнодумец пишет покаянный, обращенный к Богу сонет:

GRAND Dieu, tes jugements sont remplis d’?quit?;

Toujours tu prends plaisir ? nous ?tre propice;

Mais j’ai tant fait de mal, que jamais ta bont?

Ne me peut pardonner sans choquer ta justice.

Oui, mon Dieu, la grandeur de mon impi?t?

Ne laisse ? ton pouvoir que le choix du supplice;

Ton int?r?t s’oppose ? ma f?licit?.

Et ta cl?mence m?me attend que je p?risse.

Contente ton d?sir, puisqu’il t’est glorieux;

Ofense-toi des pleurs qui coulent de mes yeux;

Tonne, frappe, il est temps; rends-moi guerre pour guerre.

J’adore, en p?rissant, la raison qui t’aigrit.

Mais dessus quel endroit tombera ton tonnerre.

Oui ne soit tout couvert du sang de J?sus-Christ?

Приведем достаточно точный русский перевод этого сонета, выполненный Вячеславом Башиловым (правда, в отличие от оригинала, здесь не соблюдены две рифмы в катренах, а в некоторых стихах не вполне выдержан метр):

Как справедлив Твой приговор, Великий Бог!

Ты в благосклонности своей находишь счастье,

Но столько зла я сотворил, что Ты б не смог,

Не оскорбив себя, принять во мне участье.

Ты за великое безбожье покарать

Лишь казнью можешь душу, что смутилась.

В своем блаженстве я посмел попрать

Твои права и смерть приму как милость.

Во славу неба Твой раздастся страстный глас,

Пусть слезы оскорбят Тебя, текущие из глаз!

Войною за войну! Пора! Греми, рази, -

Я, погибая, славлю ум, Тебя дразнящий,

Но кровь Христа на всем, что Ты пронзил

Своею молнией гремящей!

Это стихотворение скоро признают не только лучшим текстом де Барро, но и одним из самых известных произведений французской поэзии XVII века и шедевром сонетного искусства. Но принадлежность сонета именно де Барро ставилась под сомнение. Так, Вольтер в своем “Веке Людовика XIV” приписал текст аббату де Лаво. Впрочем, сейчас авторство де Барро считается установленным и сомнений не вызывает. Поражает, однако, как удалось завзятому либертену передать с такой художественной выразительностью всю глубину душевного покаяния. Боль и острота чувства автора, удивительная страстность, мощная энергия и внутренняя сила сонета буквально завораживают.

Обращает на себя внимание его композиция. Обезоруженный тьмой собственных грехов и беззаконий, грешник (говорящее лицо сонета) сознает, что, несмотря на благость и щедрость Бога, он не может быть прощен (1-й катрен) и заслуживает лишь смерти (2-й катрен). И он не просит, а требует сурово покарать его (замечательно, что в терцетах наличествует ономатопея, передающая раскаты грома: “tonne, frappe”, “tombera ton tonnere”). Однако в заключительном стихе Божий гнев, усиленный метаниями молний, отступает перед кровью Христа, которая искупает грехи человечества и спасает кающегося. На особенность структуры стихотворения обратил внимание Бернар Лами в своем руководстве к красноречию “Искусство говорить” (1675), выдержавшем множество переизданий, и привел этот текст в качестве примера риторической фигуры уступления. Акцент делался тем самым на конечной “острой и благочестивой мысли” сонета, где достигалась желаемая развязка после “добровольного соглашения с тем, с чем можно было бы не согласиться”. Лами назвал сонет “восхитительным”.

Это знаковое стихотворение считается вершиной поэзии барокко. Оно увидело свет в 1668 г. в сборнике законодательницы французской элегии графини Анриетты де Ла-Сюз; затем в 1671 г. его опубликовал великий баснописец Жан де Лафонтен; в XVII веке текст печатали также Жан Николя Тралаж, Эдм Бурсо и др. Трудно перечислить всех авторов, славословивших в адрес художественных достоинств “покаянного сонета”. Достаточно назвать имена Шарля Батте, Жана Франсуа Мармонтеля, Дени Дидро, Жана Лерона Д’Аламбера. Как резюмировал в статье “Сонет” своего “Словаря древней и новой поэзии” (1821) Николай Остолопов, это “пример, приводимый во всех пиитиках как совершенный в сем роде образец”. А сколько поэтических откликов, подражаний, вариаций и даже пародий вызвал он во Франции! И не только во Франции – переложения и переводы этого сонета появились в нескольких странах Европы и Америки. Известны, по крайней мере, три переложения на английский язык (правда, выполненные в не сонетной форме).

Сонет де Барро называли “изрядным и набожным”. Многие при этом находили в нем смысловые аналогии с 50-м покаянным псалмом пророка Давида, который в католическом богослужении пелся во время воскресной литургии в ходе начальных обрядов мессы. Псалом был составлен Давидом, когда он каялся в том, что убил благочестивого мужа Урию Хеттеянина и овладел его женой Вирсавией; он выражал глубокое сокрушение в содеянном грехе и усердную молитву о помиловании. Близость сонета и сакрального текста тем более могла осознаваться современниками, что, согласно богословам, в этом псалме Давид провидел Искупителя-Христа, ибо совершенное оставление грехов будет только в Новом Завете, и, желая скорейшего освобождения от них, пророк молил о решительном очищении. Да и грешник мог войти в обитель праведных, только будучи очищен исповедью и покаянием. Как отмечает известный культуролог Виктор Живов, “грехи не преграждают герою путь к спасению. Напротив, они как бы способствуют излиянию Божественного милосердия… Где было много греха, там было еще больше благодати… Чем больше нагрешишь, тем больше Господь явит своего милосердия”.

Показательно, что английский издатель-просветитель Дж. Аддисон в своем журнале “Spectator” (1711) включил этот “благочестивый” сонет в состав письма из популярного (изданного 47 раз!) религиозного трактата английского проповедника Уильяма Шерлока “Практическое рассуждение касательно смерти” (1689). Важно то, что издатель посчитал текст де Барро образцовым раскаянием христианина перед кончиной. Он подчеркнул при этом, что сие покаяние исходит от отчаянного вольнодумца и либертена, что еще более усиливает эмоциональное воздействие текста на публику.

Однако вопрос об искренности и глубине веры автора “покаянного сонета” вызывал жаркие споры. Николя Буало-Депрео утверждал, что де Барро обращается к Всевышнему только в горячечном бреду. А Эдм Бурсо, развивая эту мысль, пояснял в своих “Новых письмах” (1697): “Де Барро… верил в Бога, лишь когда был болен… Есть ли в мире что-либо более сумасбродное, чем неверие в Бога, так как это слабость, состоящая в том, что взывают к Богу, не веря в него. А так как он не в большей степени является Богом, когда мы себя чувствуем плохо, чем когда мы чувствуем себя хорошо, то нет ни больше, ни меньше оснований верить в него в одно время, нежели в другое”. Но Пьер Бейль, автор “Исторического и критического словаря” (1697), в пространной статье о де Барро убедительно опроверг это мнение. “Г-н Бурсо прав, говоря, что это было бы последним сумасбродством обращать молитвы к Божеству, в которое вовсе не веришь. Но я не знаю, совершал ли де Барро когда-нибудь это безумство, – полемизировал он. – Апостол Павел, по-видимому, предполагал, что такое сумасбродство среди людей вовсе не встречается. Как, говорит он, будут они взывать к тому, в кого совершенно не верят?… Не будем считать, что де Барро впал в сумасбродство, приписываемое ему, что он взывал к Богу, не веря в него… Его привычка обращаться к Богу во время болезни – знак того, что либо в здоровом состоянии он вовсе не сомневался в существовании Бога… либо, самое большее, он ставил существование Бога под вопрос, причем, испытывая страх смерти, решал этот вопрос положительно. Склонность к наслаждению, когда здоровье восстанавливалось, возвращала его к первоначальному мнению, к прежним речам. Это не доказывает, что в действительности он был атеистом. Это доказывает лишь, что он либо отверг все догматы положительных религий, либо из гордости боялся насмешек по поводу того, что он утратил качества передового ума, раз он перестал говорить языком вольнодумца… Это приводит к мысли, что вольнодумцы, подобные де Барро, вовсе не убеждены в том, что они утверждают… Они знакомились с некоторыми возражениями, они ими оглушают их, они их высказывают, руководимые фанфаронством, и сами себя опровергают в момент опасности”.

По счастью, “покаянный сонет” не стал для Жака Вале предсмертным: он выкарабкался из болезни и прожил еще семь лет. Сперва он вновь стал рядиться в одежды вольнодумца и даже отрекся от этого сочинения. Однако постепенно и, возможно, неожиданно для себя самого, он начал понимать, что в этой его эстетически совершенной исповеди и заключена высшая правда, и вся его жизнь озарилась новым светом. Современники свидетельствуют: последние дни “освободившийся от всех своих заблуждений” де Барро провел в Шалоне, что на реке Саон, в своем маленьком домике. Он стал добрым христианином, и местный епископ очень любил беседовать с ним и весьма хвалил его нрав. Он проявил себя заботливым братом, оставив сестре и ее детям все свое состояние и назначив ей пожизненную пенсию. По мнению многих, он стал “почтенным человеком, …имел доброе сердце и душу, был честным, всегда готовым оказать услугу, милосердным, хорошим другом, великодушным и щедрым”. Находились, конечно, скептики, которые не верили в нравственное перерождение “принца либертенов”. Один такой зоил сочинил эпиграмму: “Де Барро, старик распутный, притворно показывает строгую перемену; он в том только себя ограничил, что больше уже не в силах делать”. Но то были единичные голоса. На самом же деле наш герой много времени проводил в молитве и обыкновенно просил у Бога забвения прошедшего, терпения в настоящем и милосердия в будущем…

Волею судеб свершилось так, что поэтический шедевр де Барро в 1732 году был переведен Василием Тредиаковским и напечатан в России. Именно с него начинается подлинная история русского сонета, освященная именами Александра Пушкина и Антона Дельвига, Вячеслава Иванова и Максимилиана Волошина. И символично, что первый сонет в русской печати – это сонет покаяния и милосердия.

Из книги Катынь. Ложь, ставшая историей автора Прудникова Елена Анатольевна

Глава 18 Без вины покаяние Джекоб едва сдержался, чтобы из свойственного всем журналистам ехидства не спросить: а должен ли русский народ покаяться за то, что он победил немцев во Второй мировой войне? Алексей Щербаков.

Из книги Мифы и легенды Китая автора Вернер Эдвард

Из книги Реконструкция всеобщей истории [только текст] автора

8.3.3. ПОКАЯНИЕ ИВАНА IV В КОНЦЕ ОПРИЧНИНЫ И ПОКАЯНИЕ ИВАНА III По версии, отнесенной в XV век, Иван III в конце концов кается, удаляет от себя жидовствующих, мирится со своей прежней женой Софьей. Этот уникальный эпизод, - покаяние царя как-то связанное с женой и с отказом от

автора Поньон Эдмон

Покаяние по тарифу Понимание сути прощения и способ отпущения грехов сильно изменились со времени возникновения христианской веры. К 1000 году в течение уже около двух веков существовал режим «покаяния по тарифу». Иначе говоря, каждому греху соответствовало

Из книги Повседневная жизнь Европы в 1000 году автора Поньон Эдмон

Покаяние Если вина была признана или доказана, то виновного в случае тяжелого проступка должно было постигнуть возмездие. Он должен был предстать перед капитулом босым, обнаженным по пояс, с подрясником, накинутым на левую руку, и рубашкой, привязанной за рукава вокруг

Из книги Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X-XV вв.) автора Мулен Лео

Покаяние и дисциплина Во всех этих случаях провинившийся раскаивается в грехах. Отметим при этом, что первоначально слово «покаяние» означало «раскаяние», «обращение (к Богу)», «удаление от греха», но не искупление своей вины. Слово «дисциплина» тоже претерпело

Из книги Запросы плоти. Еда и секс в жизни людей автора Резников Кирилл Юрьевич

Исповедь и покаяние Следует помнить, что в конце первого тысячелетия от Рождения Христова большинство христиан Европы были недавними язычниками. Это относится не только к недавним варварам, но к людям, говорившим на романских языках и по-гречески. Дохристианские

Из книги Еретики и заговорщики. 1470–1505 гг. автора Зарезин Максим Игоревич

Покаяние или наказание У Иосифа Волоцкого тоже не оставалось выбора. Основными вкладчиками в монастырь были удельные князья и их окружение. Социальная среда, которая создала Волоколамскую обитель и поддерживала ее в первый период существования, способствовали

Из книги Тайны земли Московской автора Молева Нина Михайловна

Власть и покаяние …Молодец Репин, именно молодец. Тут что-то бодрое, сильное, смелое и попавшее в цель… И хотел художник сказать значительное и сказал вполне ясно. Л. Н. Толстой - И. Е. Репину. 1885 Сегодня я видел эту картину и не мог смотреть на нее без отвращения. Трудно

Из книги Куликово поле и другие битвы Дмитрия Донского автора

КУЛИКОВСКОЕ ПОКАЯНИЕ Разгром Бегича потряс Орду. Мамай видел - он упустил время привести Русь к покорности. А великий князь в полной мере использовал предоставленную ему передышку, и запросто с ним уже не сладить. Властитель Орды постарался подбодрить своих воинов.

Из книги Начало России автора Шамбаров Валерий Евгеньевич

14. Куликовское покаяние Разгром Бегича потряс Орду. Мамай видел – он упустил время привести Русь к покорности. А великий князь в полной мере использовал предоставленную ему передышку, и запросто с ним уже не сладить. Властитель Орды постарался подбодрить своих воинов.

Из книги Книга 1. Библейская Русь. [Великая Империя XIV-XVII веков на страницах Библии. Русь-Орда и Османия-Атамания - два крыла единой Империи. Библейский пох автора Носовский Глеб Владимирович

20.4. Покаяние Ивана IV в конце опричнины и покаяние Ивана III Как мы говорили, Иван III покаялся, удалил от себя жидовствующих, примирился со своей прежней женой Софьей. Этот уникальный эпизод - покаяние царя, как-то связанное с женой и с отказом от ереси - ПОВТОРЯЕТСЯ ПОЧТИ В

Из книги Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России автора Дудаков Савелий Юрьевич

"ПЕРВОРОДНОЕ ПОКАЯНИЕ" Мы уже указывали, что переписка между Ясной Поляной и Иудиным прерывалась. Один из перерывов был связан с посылкой нового труда Бондарева "Первородное покаяние.Глас крови вопиет ко мне". В нем полностью пересматривается традиционное отношение к

автора Долин Антон Владимирович

Из книги Уловка XXI [Очерки кино нового века] автора Долин Антон Владимирович

Из книги Уловка XXI [Очерки кино нового века] автора Долин Антон Владимирович Об узниках Бастилии можно написать не один приключенческий роман. Например, среди них был шевалье де Жар, приговоренный к смерти за намерение переправить в Англию Гастона Орлеанского и королеву-мать. Он уже собирался положить голову на плаху, когда его помиловали, заменив казнь пожизненным заключением. В 1637 году в Бастилию доставили пажа Анны Австрийской Пьера де Лапорта, у которого обнаружили шифрованные письма к испанскому посланнику. На королеву пало подозрение в государственной измене. Ришелье помог ей выпутаться из трудной ситуации, но теперь было нужно, чтобы показания Лапорта совпадали с ее собственными. Как его предупредить? Фрейлина королевы Мария де Отфор отправилась в Бастилию под видом служанки знатной дамы, возлюбленной де Жара, и попросила его помочь королеве. Шевалье совершил чудо. Он сумел разузнать, что камера Лапорта находится под его собственной, но только двумя этажами ниже. Во время прогулки в тюремном дворе он сговорился с узниками с промежуточных этажей. Ночью каждый из них разобрал пол в своей камере, и Лапорту спустили драгоценное письмо с инструкциями королевы, привязав его к нитке, выдранной из рубашки.

В 1616 году в Бастилию заключили принца Конде. Арестовавший его Темин получил за этот подвиг маршальский жезл, но он хотел большего: стать комендантом Бастилии. (Комендант мог неплохо нажиться на содержании узников, присваивая часть денег, выделяемых на них из казны, или устанавливая свои цены на услуги для обеспеченных заключенных.) Темин заперся в крепости, несмотря на все приказы Марии Медичи, но лейтенант гарнизона впустил в Бастилию отряд Бассомпьера, который и выгнал оттуда самозванца.

Через пятнадцать лет Франсуа де Бассомпьер, дипломат и военачальник, снова оказался в Бастилии, но уже в камере. «Вереду 26-го числа 1631 года- вспоминал впоследствии сам Бассомпьер в своих мемуарах, - Трамбле посетил меня и сказал мне от имени короля, что Его Величество приказал арестовать меня не за какую-либо вину, так как считает меня своим верным слугой, но из опасения, чтобы меня не побудили совершить что-нибудь дурное, и что король приказал уверить меня, что я ненадолго останусь в Бастилии». Бассомпьер провел в Бастилии двенадцать лет. Его выпустили в 1643 году, после смерти кардинала. На вопрос короля, сколько ему лет, Бассомпьер ответил: «Пятьдесят; те десять лет, что я не мог служить Вашему Величеству, я не считаю». Заключение не подорвало здоровья маршала, он даже пополнел. Еще бы: в его распоряжении были два лакея и повар; известный сердцеед даже в тюрьме крутил романы: он сумел добиться любви Мари д"Этурнель, заключенной в Бастилию по подозрению в участии в заговоре.

При коменданте Трамбле впервые был составлен список заключенных в Бастилию с указанием их вины. Среди них были графы де Русси и де Сюз, поддерживавшие связи с гугенотами; аббат де Фуа и братья Ланглуа, выступавшие против осады Ла-Рошели; шевалье Гольмен, Варикур и Крамай, сохранившие верность Марии Медичи, и ее личный врач Вотье; принц де Марсильяк (ставший впоследствии герцогом де Ларошфуко и оставивший свои «Мемуары»): он помог герцогине де Шеврез бежать в Испанию и провел в камере всего неделю; английский шпион Монтегю. Согласно примечанию, маркиз д"Ассинье был заключен в тюрьму «для охранения интересов семейства кардинала». Этьен Паскаль (отец Блеза) чуть было не попал в Бастилию в 1638 году, осмелившись протестовать против задержек выплаты государственной ренты. Он сумел избежать заключения, уехав в Овернь.

Людовика XIII прозвали «Справедливым», потому что он не позволял эмоциям одерживать верх над законом. Казнь Монморанси - тому подтверждение. Пока шел суд, под стенами дворца архиепископа Тулузского день-деньской толпился народ. Когда король проезжал во дворец, толпа опускалась на колени, крича: «Пощады! Пощады!» Эти крики пробивались сквозь толстые стены из розового камня. Все придворные, королева и знатные родственницы Монморанси ежедневно просили короля о помиловании, но он заявил: «Пощады не будет, пусть умрет. Нет греха в том, чтобы предать смерти человека, который это заслужил. Я могу лишь пожалеть о нем, раз он по своей вине попал в беду». Единственная милость, оказанная герцогу, состояла в том, что его не связали, а палачу запретили к нему прикасаться. После казни духовник короля отец Арну сказал Людовику: «Сир, смертью герцога де Монморанси Ваше Величество преподало большой урок на земле, но Господь в милости своей сделал его великим святым на небесах». - «Ах, отец мой, - отозвался Людовик голосом, в котором звучали слезы, - я бы хотел способствовать его спасению более мягким способом…»

В 1641 году, когда военное счастье было на стороне французов, несколько крепостей в Артуа, удерживаемых испанцами, сдались королю и Ришелье. В Бапоме испанский гарнизон был отпущен с военными почестями, но по дороге на него напал господин де Сен-Прей, новый губернатор Арраса, который не знал, что вражеские войска в данном случае находятся под защитой французского короля. За несоблюдение законов войны Сен-Прея приговорили к смерти и казнили 9 ноября 1641 года, хотя он был «креатурой» Ришелье.

Не менее принципиальную позицию король занял и в вопросе о поединках. Со второй половины XVI века французские монархи только и делали, что издавали ордонансы о запрещении дуэлей. Понять их было легко: Франция постоянно вела войны то с внешним врагом, то с внутренним, и убивать друг друга почем зря, вместо того чтобы отдать жизнь за короля, было просто предательством (в среднем за год на дуэлях погибали 220 дворян). Но угрозы не помогали: никто не верил, что правительство и в самом деле пойдет на крайние меры. При этом с рыцарским поведением на дуэлях было давно покончено.

Фаворит Людовика XIII Шарль Альбер де Люинь имел многочисленных врагов, однако не отваживался встречаться с ними в честном бою, поручая защищать свою честь своим братьям Кадене и Бранту, лучше владевшим шпагой. Его опасения были обоснованны: далеко не все забияки вели себя по-мужски. Знаменитый дуэлянт Франсуа де Монморанси-Бут-виль, успевший к 25 годам сразиться на двадцати поединках, предложил одному своему сопернику снять шпоры, а когда тот нагнулся, проткнул его шпагой. Другой молодой повеса, Анри де Талейран де Перигор, граф де Шале, был оскорблен куплетами, задевавшими честь его жены. Встретив в Париже на Новом мосту своего обидчика - графа де Понжибо, чье имя упоминалось в куплетах, - Шале вызвал его и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же убил.

В июле 1619 года капитан гвардейцев королевы-матери де Темин вызвал на дуэль маркиза Анри де Ришелье (старшего брата епископа Люсонского), считая, что должность военного губернатора Анжера досталась тому незаслуженно. Темина подбил к этому проходимец Руччелаи, одно время оказывавший влияние на Марию Медичи, но потерявший ее доверие после возвращения Ришелье из ссылки. Противники нашли укромное место за городской чертой, обнажили шпаги и встали в позицию. Анри де Ришелье тотчас начал нападать, тесня врага, Темин отступал и после трех-четырех выпадов соперника вдруг бросился бежать. Анри погнался за ним, Темин укрылся за своим конем и, когда Анри подскочил ближе, ловким ударом поразил врага прямо в сердце. Когда епископу Люсонскому принесли записку, извещавшую его о смерти брата, он рухнул на пол, как подкошенный. Три дня и три ночи он лежал лицом к стене, не произнося ни слова, не прикасаясь к еде. Наконец на третьи сутки поднялся и отправился к королеве-матери. В тот же день Руччелаи прогнали с глаз долой, а военным губернатором Анжера стал дядя Ришелье по матери, Амадор де Ла-Порт. Но несчастье было непоправимым: со смертью маркиза род Ришелье по прямой линии пресекся.

Подобную драму пережил не только епископ Люсонский: единственный сын Франсуа де Малерба был убит на дуэли, и престарелый поэт умер от горя. Людовик XIII решил, что положение становится нетерпимым, и издал новый эдикт против дуэлей. Ришелье к тому времени уже стал кардиналом. Несмотря на свою личную трагедию, он советовал королю не карать дуэлянтов смертью, а ограничиться «административным взысканием»: лишать должностей и материальных благ, пожалованных короной, и только в случае смерти одного из участников поединка отдавать второго под суд. Он считал, что подобные меры окажутся более действенными, и имел на то основания. До сих пор казнили только изображения преступников, и тот же Франсуа де Монморанси-Бутвиль, приговоренный к повешению, нагло явился с друзьями на место казни, сломал виселицу, разбил свой портрет и удрал. Тем не менее парижский Парламент, на рассмотрение которому был отдан декрет, потребовал смертной казни для всех дуэлянтов. В таком виде эдикт и был принят в марте 1626 года.

Случай его применить представился очень скоро. В том же году уже упомянутый Бутвиль убил на дуэли графа де Ториньи, после чего уехал во Фландрию со своим другом и родственником графом де Шапелем. Однако друг Ториньи маркиз де Беврон поклялся отомстить и погнался за ними вдогонку вместе со своим оруженосцем Бюке. Людовик попросил эрцгерцогиню Изабеллу, правительницу Испанских Нидерландов, примирить противников. Те для виду обнялись и обещали забыть ссору, однако сразу же после этой сцены Беврон заявил своим врагам, что вызов остается в силе. Со своей стороны, король, не обманывавшийся относительно истинных намерений дуэлянтов, запретил Бутвилю появляться в Париже и при дворе. Тогда тот из принципа назначил Беврону время и место: два часа дня, Пляс-Рояль (практически под окнами дома, в котором одно время проживал Ришелье).

По обычаю каждому дуэлянту полагалось иметь двух секундантов. В те времена их обязанностью было не следить за соблюдением правил (которых не было), а драться самим. Секундантами Бутвиля стали де Шапель и Ла-Берт, а Беврон мог рассчитывать на Бюке и маркиза де Бюсси д"Амбуаза. Правда, оказалось, что маркиз серьезно болен: у него была горячка, и ему трижды пускали кровь из руки, а в самый день дуэли - еще и из ноги. Беврону совесть не позволяла отправлять на верную смерть хорошего друга, и он просил Бюсси отказаться от участия в дуэли, однако тот заявил: «Простите, сударь, даже если смерть возьмет меня за горло, я хочу драться».

Поединок начался. Обменявшись несколькими ударами, Бутвиль и Беврон выбили друг у друга шпаги и схватились врукопашную. У них были кинжалы, однако противники не пускали их в ход, поскольку им было важно сразиться, а не убить друг друга. И всё бы кончилось хорошо, но де Шапель сразил де Бюсси, едва державшегося на ногах, а Бюке тяжело ранил Ла-Берта. Беврон с Бюке тотчас уехали в Англию, а Бутвиль и де Шапель, узнав, что король в Париже, немедленно бежали в Лотарингию, которая тогда была заграницей. Они остановились переночевать на постоялом дворе, но поутру их арестовали именем короля и под конвоем отправили в Париж.

Бутвиль сразу во всем сознался, а де Шапель запирался и даже утверждал, будто не знает, где находится Пляс-Рояль. Беременная жена Бутвиля валялась в ногах у Людовика, принц Конде и герцог де Монморанси просили о заступничестве Ришелье, но тот сказал, что ничего не может поделать, поскольку сам принимал участие в разработке декрета о дуэлях. 21 июня 1627 года обоим дуэлянтам отрубили голову на Гревской площади. Охране был дан приказ: если кто-нибудь в толпе крикнет: «Пощады!» - немедленно арестовать крикуна.

Дуэль 1626 года отнюдь не стала последней. Миросозерцатель Рене Декарт неоднократно участвовал в поединках; о «подвигах» Сирано де Бержерака, который в 1620 году только появился на свет, известно всем. Каждый такой случай рассматривался властями с учетом конкретных обстоятельств. В 1631 году герцог де Шеврез вызвал герцога Анри де Монморанси (велевшего опубликовать против него обидные стихи) прямо во дворе Лувра; противников разняли гвардейцы; до убийства не дошло. В виде наказания Шевреза на две недели выслали в Дампьер - поместье недалеко от Парижа.

Историки любят повторять приписываемую Ришелье фразу о том, что на его красной сутане кровь не видна. Его часто обвиняли в том, что он сводил личные счеты, используя государственную карательную машину. Однако, когда исповедник призвал умирающего Ришелье простить своим врагам, тот ответил: «У меня не было других врагов, кроме врагов государства».

Вроде бы как здОрово иметь хороший дом, не задумываться о очерёдности покупок, когда твой ребёнок учится в престижном заведении, поддерживать здоровье своё и близких и прочие блага,которые могут дать только деньги, НО!, как не странно, есть люди, которые считают, что деньги в нашей жизни отнюдь не всё! Давайте поразмышляем и разберём основные критерии, по которым богатый желает и стремится быть богаче, а бедный вообщем то и не горюет, что беден, кроме того у него есть на это свой взгляд…

ПСИХОЛОГИЯ БЕДНОСТИ

Существует несколько основных распространенных причин такого поведения человека, при котором доступ к богатству для него перекрыт. Рассмотрим те, что наиболее типичны:

Пусть малооплачиваемая, но зато стабильная работа

Человек с психологией бедняка, как правило, выбирает низкооплачиваемую, но стабильную работу. В госучреждениях. Потому что государство всегда обеспечит. А если пойти в коммерческую организацию, то есть риски остаться на улице через какое-то время.
Человек абсолютно не верит в свои силы и в то, что его опыт и знания будут востребованы. В итоге, так и происходит. Идет на нудную, скучную работу, перестает осваивать новое, закисает и становится никому не нужным. Вместо того, чтобы расти и развиваться.

Боязнь перемен

Опять же, по причине остаться никому не нужным, человек с психологией бедняка боится перемен. Девиз — лучше иметь немного, чем рисковать и, возможно, потерять всё. Люди с психологией бедности никогда не откроют свой бизнес, не будут осваивать новые сегменты рынка, не пойдут получать второе высшее образование в 40 лет и ни за что не переедут в другой город в поисках новой жизни в 50!

Низкая самооценка

Характерная черта людей с психологией бедности. Да и откуда взяться высокой самооценке, если человек не живет, а прозябает — серая неинтересная работа, которую еще и страшно потерять, отсутствие в жизни ярких впечатлений, перемены мест и обоснованных рисков. Именно тех факторов, которые заставляют уважать себя за труды и возможности.
Человек с психологией бедняка не понимает, что богатство и хорошие перспективы раскрываются перед людьми деятельными, не боящимися рисковать и начинать все сначала.

Нежелание быть активным

Очевидно, что для того, чтобы добиться чего-то и получить хороший результат, необходимо постоянно в эту сторону прикладывать усилия. Например, рассматривать предложения об интересной и высокооплачиваемой работе с более широким кругом обязанностей по сравнению в предыдущим местом. И, таким образом, все время расти.

Человек с психологией бедности не желает и не умеет (потому что никогда и не пробовал) проявлять активность — боится искать новую работу, потому что считает уже заранее, что не справится, не подрабатывает, потому что уверен, что ничего не получится и денег все равно не будет. Человек пассивен, а потому и беден.

Все должны

Человек с психологией бедняка убежден, что ему должны достойно платить. Просто потому, что он качественно выполняет свою работу. И зарплата у него должна быть такая, чтобы хватало и на быт, и на отдых, и на детей, и на себя. Забывая при этом, что он сам согласился на работу с низкой оплатой. И теперь пеняет на скупердяя-шефа.

Человек перекладывает ответственность с себя на других. Какой смысл двигаться, если от меня все равно ничего не зависит? Делай — не делай, а результат один — ничего не получу.

Проще быть экономным

Бедняки тратят силы не на то, чтобы привлечь, а на то, чтобы удержать. Они тратят часы на посещение магазинов, сравнивая цены и делая покупки там, где дешевле. Они пишут и ходят в различные инстанции, добиваясь мизерного снижения оплаты за коммунальные услуги или одноразовой социальной помощи, которой едва ли хватает на один поход в магазин. Вместо того, чтобы эти же усилия эффективно потратить на заработок или поиск хорошей работы.

Присмотритесь к себе. Есть ли у вас хоть одно из перечисленных качеств? И избавляйтесь в срочном порядке, если что-то похожее обнаружится. Помните, что ваша жизнь и ваше благополучие, только в ваших руках!

ПСИХОЛОГИЯ БОГАТСТВА

О психологии богатства пишут все, кому не лень. Существуют миллионы книг. Популярные во всем мире авторы — Брайан Трейси, Клаус Джоул, Джон Кехо, Боб Проктор, Джо Витале — и их переписчики организуют тренинги и семинары по всему миру, на чем собственно и разабатывают миллионы.

В США известна уже полсотни лет. Может поэтому там миллионеров значительно больше, чем в любой другой точке планеты. Причем стать им может любой человек. Путь с нуля до миллионов на счету проделали многие.