Порой для поднятия настроения достаточно увидеть картинки с изображением любимых домашних животных, фото смеющихся детей, а также посмотреть на забавного персонажа. Именно таким позитивным и добрым является смешное зеленое существо Ам Ням. Кто он такой? И как нарисовать Ам Няма поэтапно?
Познакомьтесь с Ам Нямом
Ам Ням - веселый положительный персонаж популярной мобильной игры Cut the Rope. Он напоминает рисованного забавного лягушонка с большими глазами и смешным хохолком в форме перевернутой капли. По сюжету игрового приложения его приносят под дверь в большой запечатанной коробке. Зверушка любит сладости и просто обожает конфеты. Для того чтобы их заполучить, малыш вынужден выполнять разного рода трюки, кувырки и подпрыгивания, а также использовать помощников и разнообразные предметы.
Он испытывает постоянное чувство голода и нуждается в том, чтобы его регулярно кормили сладким. А для этого игрокам мобильного приложения необходимо перерезать веревки, на которых закреплены круглые двухцветные леденцы. Причем делать это нужно таким образом, чтобы конфеты сами падали зеленому существу в рот. Получив конфетку, малыш восторженно улыбается и громко чавкает. Но как нарисовать Ам Няма поэтапно? Об этом вам расскажем в подробностях.
Что нужно для рисования Ам Няма?
Для того чтобы нарисовать веселого персонажа игры, а с недавнего времени и мультипликационного мини-сериала с одноименным названием, вам понадобятся:
- лист белой бумаги (от размера не зависит, поэтому можно использовать как блокнот, так и обычную тетрадь в клеточку);
- простой карандаш (набросок всегда лучше делать карандашом, дабы своевременно стереть лишнее);
- ластик;
- цветные карандаши, краски, фломастеры или разноцветные ручки (как кому угодно).
Кладем лист бумаги на твердую поверхность (стол, табурет, большую папку с жестким каркасом), берем в руку карандаш и далее выясняем, как нарисовать Ам Няма поэтапно.
Шаг 1. Рисуем Ам Няму глаза
Начинаем рисовать персонажа с определения его местоположения. А будет он располагаться в центре, сверху, снизу, слева, справа, решать вам. Для этого поставьте на листке бумаги небольшую зазубрину карандашом. Далее, перед тем как нарисовать Ам Няма, изобразите на утвержденном вами месте круг (т. к. персонаж имеет округлую форму).
Разделите его пополам горизонтально и вертикально (эти линии необходимо делать почти незаметными, поэтому не нужно сильно давить на карандаш). В первой половине круга (сверху) рисуем два больших овала (без соединительной перепонки посередине). Дорисовываем к ним по две короткие линии (по обеим сторонам), а в центре прорисовываем два зрачка. Дальше мы расскажем, как нарисовать Ам Няма (картинки с его изображением можно увидеть ниже) полностью.
Шаг 2. Рисуем Ам Няму рот
Удлиняем боковые линии «нямчика» (протягиваем их в стороны) и соединяем (это и будет будущий рот). Над глазами сверху рисуем удлиненный зеленый чубчик с закругленным концом. Верхняя часть «нямыча» готова.
Шаг 3. Рисуем Ам Няму туловище
Следующим шагом того, как нарисовать Ам Няма поэтапно, будет прорисовка туловища персонажа Cut the Rope. С этой целью отступаем по 1-2 мм от начала рта инопланетяшки и оттуда спускаем по две линии (под наклоном) вниз и намечаем туловище нашего симпатяги. Дальше на одной параллели с глазами рисуем две ноги.
Шаг 4. Рисуем задние ноги и зубы
На предпоследнем этапе рисуем четыре зуба Ам Няму с небольшим расстоянием между ними. Затем проводим по две линии от туловища смешного персонажа и отводим в бок. Получаются две задние ноги.
По окончании готового героя останется лишь раскрасить в зеленый цвет. Не забудьте также стереть лишние линии. Для полноценного эффекта можно рядом дорисовать круглую двухцветную конфету на веревочке. Также можно придумать, как нарисовать Ам Няма верхом на горе сладостей.
В этой статье мы будем учиться как нарисовать Ам Няма — главного героя одноименного мультфильма и мобильной игры Cut The Rope. Он милый зверек и очень сильно любит есть конфеты, а когда их не получает, то сильно расстраивается.
Ам Ням изображается достаточно просто, поэтому в рамках данной статьи мы разберем только два примера. В первом он будет веселым, а во втором грустным.
Веселый пример
Итак, пришло время перейти к примеру, который демонстрирует как нарисовать Ам Няма поэтапно. Как говорилось ранее, в этом примере наш зверек будет довольным и счастливым.
На первом этапе мы должны изобразить большие глаза с двумя черными точками внутри. Чтобы персонаж получился милым, зрачки должны быть расположены максимально близко к друг другу.
Выше глаз рисуем короткий хохолок, который повернут в правую сторону. Здесь всё достаточно просто и какие-то дополнительные объяснения не требуются.
Нам нужно дорисовать верхнюю часть туловища нашего Ам Няма. Не считая глаз и хохолка, верхняя часть туловища должна быть похожа по форме на мяч из Американского футбола. Если вы не любитель Американского футбола, то достаточно взглянуть на картинку ниже и вам сразу станет понятно какую форму туловища должен иметь наш персонаж.
Рисуем четыре зуба, торчащие из верхней части тела. Они имеют обычную треугольную форму, но с округленным концом.
Теперь нам нужно нарисовать лапки и нижнюю часть тела. Задние лапы у него раздвинуты в разные стороны, а передние стоят перед ним. Лапы у него достаточно короткие.
Заключительные этап — это раскрашивание нашего героя в зеленый цвет.
Для лучшего усвоения изученного материала рекомендуем посмотреть видеоурок, в нем вы сможете увидеть живой процесс рисования и, возможно, вам это поможет нарисовать своего Ам Няма.
Грустный пример
В этот раз мы рассмотрим грустный пример, который покажет нам как нарисовать Ам Няма карандашом. Поэтому, готовьте ластик и чистый лист, мы приступаем к рисованию!
Рисуем глаза. Вообще, данный пример достаточно сильно похож на предыдущий, но некоторая вещь, которая их отличает всё же есть, мы поговорим о ней чуть позже.
Теперь рисуем хохолок повернутый в правую сторону.
А вот теперь мы наконец-то подошли к отличительному признаку. Если в прошлый раз рот был радостный и тянулся вверх, то на этот раз нам нужно опустить его вниз, чтобы получилась небольшая волна.
Подрисовываем коротенькие ноги.
Раскрашиваем в зеленые цвета и рисунок готов!
Конфета
Не менее важным элементом является конфета! Поэтому, мы просто обязаны, хотя бы кратко рассказать как нарисовать конфету Ам Няма.
Изображается она очень легко, поэтому мы не будем поэтапно разбирать как же ее нарисовать. Достаточно взглянуть на картинку ниже и срисовать ее.
Черный контур и спирали красного и желтого цвета, все просто!
Родился 2 февраля 1909 г. в деревне Алексеевка Рославльского уезда Смоленской губернии (ныне – в составе Брянской области). Рано остался без родителей: в 1916 году умер отец, а в 1918 году – мать. Закончил Тюнинскую школу и техникум. В середине 1920-х годов переехал в Смоленск и поступает в Смоленский педагогический институт. Н.И. Рыленков входит в университетский кружок. В это же время в газете «Рабочий путь» публикуется его первое стихотворение «Толока», вышедшее без ведома молодого автора под названием «Взаимопомощь». С середины 30-х годов до начала Великой Отечественной войны выходит в свет 6 поэтических книг, первая из которых «Мои герои» вышла в 1933 году. Наиболее значительным является итоговый сборник «Березовый перелесок», в нем определились основные темы поэзии Н.И. Рыленкова, которым он сохранил верность на протяжении всего творческого пути: русское искусство, русская природа, русская история.
С первых дней Великой Отечественной войны – на фронте: Н.И. Рыленков – командир взвода в саперном батальоне, военный корреспондент фронтовой печати. Историческая тема вбирает в себя с этого времени и военную тематику. За два года, с 1943 по 1945 год, он публикует 4 сборника стихов: «Прощание с юностью», «Синее вино», «Отчий дом» и «Смоленские леса».
Сразу после освобождения Смоленска возвращает в родной город. Активно участвует в жизни писательской организации, являясь ее председателем, избирался делегатом ряда съездов советских писателей. В послевоенные годы выходит более 30 поэтических и прозаических книг Рыленкова. В середине 50-х годов обращается к прозе. Одна из книг, привлекшая читательское внимание – повесть о событиях Отечественной войны 1812 года «На старой смоленской дороге». В 60-е годы Рыленков обращается к жанру лирической прозы; выпускает книгу о писательском мастерстве, том очерков, эссе и литературных портретов «Душа поэзии», прозаические сборники «Сказка моего детства» и «Дорога уходит за околицу». В 1962 году завершает работу над литературным переложением «Слова о полку Игореве», в это же время плодотворно занимается переводческой деятельностью. Смоленску, его земле и труженикам посвящает Рыленков многие произведения. В 1969 опубликованы последние прижизненные сборники «Снежница» и «Журавлиные трубы».
Награжден орденами Ленина (14.02.1969), Трудового Красного Знамени (28.10.1967), медалями. В 1994 году ему посмертно было присвоено звание "Почетный гражданин города-героя Смоленска".
Память Н.И. Рыленкова увековечена в городе. Его стихи выбиты на входе в Сквер памяти героев и на памятнике Скорбящей Матери в парке Реадовка , на домах, где он жил (ул. Твардовского, д. 17 ; Запольный пер., д. 4 ), учился и работал установлены мемориальные доски. Именем Н.И. Рыленкова названа одна из улиц в Смоленске.
Похороны Н.И. Рыленкова (фотографии А.А. Стукалова из фондов ГАСО)
Годы жизни: 1909 - 1969.
Русский советский поэт.
Своя песня
Что дар поэта? - Опыт поколений,
Заговоривший ясным языком.
Николай Рыленков
Судьба отнюдь не баловала Николая Рыленкова, рано осиротевшего и с великими трудами пробивавшего дорогу к знаниям, как бы завещанную ему отцом, который мечтал видеть своего сына учителем.
В одной из автобиографических повестей писателя говорится о том, как горько было ему, что он плохо помнит реальные черты отцовского лица. Но зато отец навсегда запомнился ему в величавом облике сельского труженика тех далеких лет - «идущим с обнаженной головой и с севалкой на груди вдоль нивы, окруженным золотистым сиянием разбрасываемого зерна».
Давно ушли в прошлое подобные картины, но исходящая от них поэзия самоотверженного истового труда, как свет угасших звезд, всю жизнь питала творчество поэта. И одно из трогательнейших воспоминаний о матери тоже связано с вековым занятием крестьянки: «Ее ровной н тонкой пряже дивились и завидовали все соседки... Правда, к весне все ее пальцы были изрезаны суровой ниткой».
Повесть, откуда взяты эти строки, называется «Сказка моего детства», и если поначалу такой заголовок может показаться читателю сентиментальным, то детали, подобные только что приведенным, обнаруживают всю многозначность этого названия: речь идет о времени, безвозвратно ушедшем в прошлое, увиденном сквозь горько-сладостную дымку воспоминаний о невозвратной поре досиротской жизни автора.
Николай Иванович Рыленков принадлежал к тому поколению рабочих и крестьянских детей, «первенцев поры суровой», которому посчастливилось уже в трудные послереволюционные годы получить возможность приобщиться к подлинной высокой культуре.
Правда, образование будущего писателя и по семейным обстоятельствам, и по причине перестроек в школах несколько затянулось (родившийся в 1909 году, Рыленков закончил Смоленский педагогический институт в 1933-м), но в эти годы ему все шире открывался огромный мир знаний. И юношески-восторженное, влюбленное отношение к сокровищам науки и искусства, к поэзии человеческой мысли он сохранил на всю жизнь:
Любые даты в жизни спутав,
Мы не забудем день и час,
Когда к подъездам институтов
Мы подходили в первый раз.
А как мы книги в руки брали,
Тот лучший дар из всех даров,
Как прилежаньем покоряли
Мы стариков профессоров.
(«Друзьям», 1958)
«Молодой учительский басок», «в углах библиотеки старые дубовые шкапы» - обо всем этом будет впоследствии упомянуто в многочисленных стихах Рыленкова о школе в Тюнине, где были поддержаны его «пробы пера».
Позже, уже печатая стихи в газетах, он работал сельским учителем, волостным статистиком, секретарем, председателем сельсовета. Познакомившийся с ним тогда критик А.В. Македонов вспоминает, как поразили его «в этом... однолетке и разнообразие его начитанности, и замечательная память на стихи, и безграничная любовь к ним, и широта его литературного кругозора и вкуса». [Добрая душа: Книга о Николае Рыленкове. Воспоминания, стихи, статьи, рецензии. М.: Сов. Россия, 1973, с. 143. ]
Уже в эту пору Рыленков был замечен наиболее авторитетным тогда в Смоленске писателем - Михаилом Исаковским , который, по выражению Николая Ивановича, «подхватывал каждую удачную строчку» в его стихах, но в то же время «беспощадно высмеивал... пристрастие к цветистости, к словесным вычурам».
По переезде же в Смоленск в 1930 году молодой поэт оказался в одном из важнейших центров тогдашней литературной жизни. Можно спорить о правомерности выдвинутого впоследствии А.В. Македоновым термина «смоленская школа» применительно к творчеству ряда поэтов, выходцев из этих мест. Однако остается непреложным фактом то, что литературная жизнь здесь била ключом. Правда, клуб поэтов «Арена», о котором Рыленков слышал еще в Тюнине, уже распался, но вокруг местных газет «Рабочий путь» и «Юный товарищ», журналов «Наступление» [«Это было наше смоленское литературное небо, там в первых полетах крепли наши крылья»,- передает одна из мемуаристок позднейшие слова Рыленкова об этом журнале (Добрая душа: Книга о Николае Рыленкове. Воспоминания, стихи, статьи, рецензии, с. 74). ] и «Западная область» объединялась большая и активно работавшая группа литераторов, душой которой был Исаковский. Быстро набирал силу Александр Твардовский , стремительно прошедший путь от своих первых незрелых поэм к «Стране Муравии».
Перед Николаем Рыленковым, принадлежавшим к следующему за Исаковским поколению и тесно соприкасавшимся в конце 20-х и начале 30-х годов с Твардовским, стояла реальная опасность попасть под влияние кого-либо из них, поскольку их успех и популярность явственно обозначились уже тогда.
Как будто памятью об этих соблазнах навеяно позднейшее стихотворение Рыленкова «Варакушка» (1953) - об «эхо-птице», которая «то иволге вторить станет... то соловью подтянет, не дотянув чуть-чуть»:
Недаром у нас говорится:
Не всяк соловей в гаю.
Уж лучше ты будь синицей,
Да песенку пой свою!
Конечно, «своя песенка» давалась нелегко. В ранних стихах Рыленкова порой отчетливо звучат есенинские интонации («Я ни о чем сегодня не жалею, а завтра станет многого мне жаль. Ну что ж! Мне будет засветить отрадно воспоминаний первую звезду»). Позже в стихах на злободневные политические темы, частично вошедших в первую книгу поэта «Мои герои» (1933), ощущалось ученическое копирование агитационных приемов Маяковского .
Однако уже к середине тридцатых годов молодой поэт начинает отдавать явное предпочтение традиционным темам лирики - природе, любви, сосредоточенному размышлению.
Вечерний ветер, тише вей,
Заря ясна, чиста.
Росы напился соловей
С кленового листа.
Росы напился соловей,
Я сдерживаю вздох...
И вот посыпался с ветвей
Серебряный горох.
И вот посыпался с ветвей
В лесную тишину,
И я зажал в руке моей
Горошину одну.
(«Вечерний ветер, тише вей...», 1939)
В ту пору подобные стихи нередко оказывались не в чести у критики. Простодушно игнорировалось то, что если эта лирика и не говорила о крупных, центральных событиях эпохи, зато обращалась к важнейшим для каждого человека проблемам и переживаниям. Впоследствии Твардовский заметил, говоря о любовной теме: «То, что столь существенно для отдельного человека, что часто определяет его судьбу, коверкая ее или награждая наивысшей человеческой радостью, не может не составлять живейшего интереса для всех». (И это утверждение тем важнее, что сам-то Твардовский почти не отдал дани этой вечной теме и был тут судьей крайне беспристрастным.)
Несмотря на неодобрительные отзывы критики, Рыленков продолжал разрабатывать свои «неблагодарные» темы, дерзая обращаться даже к столь «скомпрометированному» жанру, как романс:
Серебряной звездой летит в ладони детство,
Мерцает и звенит, спеша уверить всех,
Что жить нам - не устать, глядеть - не наглядеться
На этот первый снег, на этот первый снег.
(«Первый снег», 1940)
Уже в стихах Рыленкова этих лет ощутима большая поэтическая культура, чутье слова, отточенная техника, позволяющие нарисовать яркие картины самой «заурядной» действительности:
Не оторвешь подошв горячих от земли,
На дерево взгляни - стоит, как вырезное.
Медлительных минут мохнатые шмели
Едва-едва ползут, отяжелев от зноя.
(«Не оторвешь подошв
горячих от земли...», 1939)
Ненавязчивая аллитерация («МЕдлительных МИнут МОхнатые шМЕли») придает строке певучее, виолончельное звучание.
Вообще примечательна тяга поэта к изображению простого, глубоко демократического быта, «небоязнь» сугубо прозаических деталей: «На рассвете проснуться и, выпив стакан молока, торопливо пройти на крыльцо через темные сени...»; а один из его первых опытов в форме сонета начинается весьма необычными для этого вида стихов строчками:
На огородах срублена капуста.
Еще с утра, упруги и сочны,
Морозцем первым пахнущие вкусно,
В большие груды свалены кочны.
Рыленковские пейзажи по своей точности напоминают и стихи Бунина , которыми он увлекался, и... записи в «волшебной книге» Демьяна Сидоровича, деревенского «летописца», выведенного в повести самого Рыленкова:
Еще дороги не пылят
И подорожник мягче шелка,
Еще во ржи перепелят
Скликает громко перепелка.
(«Еще дороги не пылят...», 1938)
«Простые краски, точные слова»,- как вскоре скажет сам поэт, размышляя о картинах Левитана.
Достаточно примечательна и другая грань творчества Рыленкова этой поры: обращение в ряде стихов и поэм к отечественной истории («Великая Замятня», «Отрок с уздечкой», «Свадьба Марины Мнишек»). Как бы в предвиденье близящихся суровых испытаний, взор поэта выхватывает из исторической дали людей, самоотверженно боровшихся с поработителями.
Как известно, в годы Великой Отечественной войны лирическая поэзия пережила бурный расцвет, сделавшись голосом и собеседником миллионов людей, проникнувшись их чувствами, мыслями и заботами. Она раскрыла все свои возможности, о которых можно сказать позднейшими (1963) стихами Рыленкова:
Как монотонно лес шумит в тиши,
Роняя тени спутанные наземь,
Но погоди, подумай, не спеши,
Не попрекай его однообразьем.
Его на грани лета и весны
Гроза не раз крылом своим зацепит,
И ты услышишь струнный звук сосны,
И ропот дуба, и осины лепет.
А собственный драматический опыт Рыленкова в пору военной грозы делал его строки особенно убедительными. Вспоминая пережитое в первые же ее месяцы, поэт скажет:
Горе шло дорогами всеми,
Задыхавшимися в пыли.
Потеряв и дома и семьи,
Мы Москву свою берегли.
(«Апрель», 1942)
Сказанные в знаменитой толстовской эпопее слова - «Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея» - наполнились в том горестно-памятном 1941 году живейшим смыслом для многих, в особенности для тех, кто вырос на этой земле.
Примечательно, что самые проникновенные, самые памятные произведения «о страде неимоверной кровью памятного дня» родились в русской советской поэзии у выходцев со Смоленщины - Александра Твардовского и Михаила Исаковского (первый и героя своего, знаменитого Василия Теркина, сделал смоленским уроженцем).
Свой собственный вклад в поэзию тех лет Рыленков оценивал трезво, скромно, но без ненужного самоуничижения:
Может быть, стихи мои историк
Не запишет в летопись войны.
Может быть, во дни торжеств народных,
Где оркестров полыхает медь,
О привалах, о кострах походных
Будут строки не мои греметь.
Но, один оставшись, мой ровесник
Их откроет, словно свой дневник,
Про себя прочтет и скажет - есть в них
Дым войны, что в душу мне проник...
(«Как полынь, мне хлеб разлуки горек...», 1943)
Действительно, многие строки его военных стихов выразили и всю боль первых месяцев войны, когда «путем разлуки шли мы на восток... когда под небом родины суровым был встречный ветер горек, как упрек», и до предела обострившееся чувство любви к родной земле («Небо русское расписное распахнулось передо мной... Солнце жизни моей, Россия...»), и невозможность примириться с тем, что в местах, где ты рос, теперь враг: «у околиц ходит лихо, по-немецки говорит».
Беспощадно трезвая школа войны укрепила уже зарождавшуюся и прежде у Рыленкова неприязнь к трескучей, пустопорожней фразе, риторике:
Ни клятв, ни громких слов отныне
Мы всуе не произнесем. ...
И на губах, спаленных жаждой,
Нет - значит нет и да - есть да!
Мы узнаем друг друга в песнях,
Что кровью сердца скреплены...
От слов, заученных и пресных,
Мы отвратились в дни войны.
(«От слов,
заученных и пресных...», 1945)
В автобиографической поэме «Апрель» (1942) жена героя рассказывает ему при долгожданной встрече, как, прочитав на оккупированной земле советскую листовку, «сквозь сетку плотную дождя увидела зубцы кремлевских башен».
Наиболее очевидный, напрашивающийся для любого читателя, смысл этого образа - тот, что героиня как бы воочию увидела далекую Москву, твердыню, о которую разбился грозный вал гитлеровского нашествия.
Но ведь и в Смоленске есть свой Кремль, выстроенный знаменитым русским мастером Федором Конем, которому Рыленков много лет спустя посвятил строки:
Он тут такую крепость возведет,
Что станет в бедах родине опорой.
(«Мастер Федор Конь в Смоленске», 1963)
Пожалуй, возникшее перед глазами героини видение тем особенно и значительно, что тут, как сказано у другого поэта, «образ входит в образ».
Есть в поэме «Апрель» и более скромный, но столь же волнующий момент подобного душевного озарения, когда герой получает, наконец, весточку - телеграмму о пропавшей семье:
Словно окна дома родного,
Засветились в наплыве тьмы
Три таких долгожданных слова:
«Женя Батюшкове детьми».
Этот зримый образ определенно близок только что рассмотренному. Окна обычного дома оказываются в явственном, хотя я нисколько не навязчивом, родстве с самыми величавыми символами народной славы.
Той же лирической проникновенностью отмечены и стихи Рыленкова, посвященные уже обозначившейся в последние годы войны победе. В «Сотворении мира» (1944) ее черты сливаются с традиционным образом весны, но в то же время «молодой весны гонцы», если вспомнить тютчевское выражение, нисколько не походят на условно-аллегорические фигуры и уподоблены реальным героям тех дней:
Вновь берега ручьев и речек
Ветрам нахлынувшим тесны.
В тумане вышел март-разведчик
Искать дорогу для весны.
Он знал, что здесь, по Приднепровью,
Следы войны еще свежи,
Что пахнут порохом и кровью
Боев недавних рубежи.
Примет привычных нет в помине,
Он должен сам везде пройти,
Чтоб где-нибудь на вражьей мине
Не взорвалась весна в пути.
Эти заботы и опасения, эта будничность поведения «условного» персонажа («присел он на краю воронки, теплом летучим дорожа»), роднящие март с намерзшимся за зиму, трудно пролагающим путь на Запад бойцом, окрашивают все повествование совершенно неповторимым образом.
Так и «июль золотобровый» впоследствии, как заправский колхозный бригадир, вздыхает, глядя па свое трудовое воинство:
Сидели русые подростки
У догоревшего костра.
И он не знал, что делать с ними,
Как выводить их на прокос,
Таким над плесами речными
Ловить бы солнечных стрекоз.
И сам поэт в послевоенном творчестве похож на своих героев, снова вернувшихся в родные края, к прерванной войной жизни и привычному труду. «Автопортрет» Рыленкова (окончательный вариант - 1957) улыбчив и привлекателен полнейшим отсутствием какой- либо напыщенности и позы:
Как Лель из зеленой дубравы,
Не шел я в венке из цветов.
Весной не играл на свирели,
А в поле за плугом ходил,
В дубраву, где иволги пели,
Пегаску в ночное водил.
«На старой Смоленской дороге» - так называлась историческая повесть Рыленкова об Отечественной войне 1812 года.
На свою «старую Смоленскую дорогу» вроде бы вернулся поэт и после войны - к прежним дорогим темам «традиционной» лирики.
Однако прочтем одно из его стихотворений 1946 года:
Снова нам весна глядит в глаза,
Для раздумий не дает отсрочки.
Говорят, что первая гроза
На деревьях разбивает почки.
Говорят, что от второй грозы
По земле течет теплынь густая
И шумят поемные низы,
Молодой травою зарастая.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но, припомнив всех, кто с нами рос,
Ты, в походах дальних возмужавший,
Помолчишь и скажешь: сколько ж гроз
Пронеслось над молодостью нашей!
Сколько раз наш путь в густом дыму
Озаряли беглые зарницы,
И не время ль расцвести всему,
Что на дне души у нас хранится!
К сожалению, в первые послевоенные годы не все благоприятствовало этому долгожданному расцвету. «Заученные и пресные» слова, потесненные в дни военных гроз, снова объявились на литературных нивах. Среди пошедших, было, в рост «хлебов» густо заголубели идиллические «васильки». К сожалению, и Рыленков, который сам жил в городе, встававшем из развалин с великим напряжением, знал трудную жизнь деревни этих лет, и не сумел в стихах «Пастух», «Агроном», «На покосе», «Здесь живет учительница», «Девушки идут в клуб» противостоять тому поверхностно-благостному отображению жизни, которое получило тогда распространение в литературе. Недаром впоследствии поэт не без горечи писал: «...гляжу за грань годов и взять с собой хочу не все из нажитого».
Со второй половицы пятидесятых годов обозначается новый подъем рыленковской поэзии, когда само время способствовало укреплению и развитию ее лучших черт, все большей углубленности и художественной свободе.
В годы войны Рыленков говорил, что его юность погибла под развалинами и должна быть «погребена по воинскому уставу». Однако какой молодой дерзостью дышит стихотворение «За это чувство все отдашь...» (1904):
Рука сжимает карандаш,
Как ветку тополиную.
Он тоже соками набух
И тоже полон свежести.
Не удивлюсь я, если вдруг
Листок на нем прорежется.
Полемизируя с критикой, все еще порой упрекавшей его в однообразии («Говорят, в моих стихах троп и стежек очень много»), поэт отстаивал свою творческую позицию, найдя для ее выражения сильный и убедительный образ:
Их, как струны лиры, я
День за днем перебираю.
(«Ответ», 1963)
Однако это занятие совсем не равнозначно монотонному «наигрыванию» излюбленной мелодии! Пролагаемая рыленковским Пегаской борозда заметно углубляется.
Повесть «Волшебная книга» завершалась историей героической гибели сельского летописца и многозначительным эпизодом: автору достается драгоценная реликвия - «обгорелый обломок карандаша, того самого карандаша, каким Демьян Сидорович делал свои последние записи».
Суровый почерк этого «карандаша», кажется, ощутим в целом ряде стихов поэта. Так, например, Рыленков всегда питал пристрастие к сонету, но, признаться, его прежние произведения такого рода нередко казались продиктованными скорее пылким стремлением «объездить» этого непокорного коня, сравнительно редко ныне встречающуюся форму. В сонетах же последнего периода творчества ясно ощущаешь, что их строки диктует чувство, мысль, опыт - свой, народа, предшествующих поколений.
Такова «Надпись на старинной книге» (1958):
Я видел на веку немало перемен,
В круговороте дней страстей кипела пена.
Я знал земных владык величие и плен,
И вот я говорю: не преклоняй колена!
Таков сонет «Душа стремится вглубь, к первоосновам.,.» (1965):
Туда, где стыдно жить на всем готовом,
Где совесть отпущенья не дает,
Коль промолчишь, воды набравши в рот,
Пред ложью, что святым прикрылась словом.
Рыленковский Пегаска вовсе не беззаботно бродит по идиллически безмятежным лугам и лесам, а честно тянет нелегкую поклажу проблем и забот напряженного, трудного века:
За все, за все с нас спросит
время строгое,
Ему не скажешь,
стоя в стороне,
Что с чистым сердцем
выходил в дорогу я,
А заблуждался -
по чужой вине.
Нам отговорки
не к лицу лукавые,
Не для того
мы спор вели с судьбой,
И выше всех
ценю святое право я -
Быть самым строгим
для себя судьей.
(«За все, за все с нас спросит...», 1963)
И даже самые уединенные лирические тропинки, по которым порой бродит рыленковская муза, в конце концов выводят нас на ту же «старую смоленскую дорогу» - к раздумьям о судьбе народа, мира, человечества, столь свойственным великой русской поэзии, всегда бывшим для нее необходимейшим условием полноценного существования.
Вот очень характерное для Рыленкова стихотворение (1966):
Что есть гражданственность? -
не надо вопрошать,
А надо ею жить,
как воздухом дышать.
Гражданственно все то,
в чем разум века светит,
Чем совесть
зову времени ответит,
Чему дается власть
и в бедах возвышать.
Что есть гражданственность? -
не надо вопрошать.
«Гражданственно все то, в чем разум века светит» - этой глубокой и мудрой формуле был верен поэт и в своих литературных привязанностях, и в собственной работе.
В одном из последних стихотворений Рыленков писал:
Не сетуй, что перо
В руке все тяжелее,
Не капелька чернил,
А жизнь висит на нем.
Этот же «вес» пережитого, передуманного ощутим и в прозе поэта. По большей части она состоит из повестей и рассказов автобиографического характера, рисующих обстановку детства и юности будущего писателя, людей тогдашней деревни, рвущуюся к знаниям молодежь двадцатых годов («Сказка моего детства», «Мне четырнадцать лет». «Дорога уходит за околицу», «Волшебная книга» и др.).
Про «волшебную книгу» Демьяна Сидоровича ходили всякие легенды. В ней было множество записей о погоде и разнообразных природных явлениях, и сам «летописец» говаривал донимавшим его расспросами односельчанам: «Волшебная книга - она у всех перед глазами, только не всяк ее читать умеет».
И знакомясь с этой повестью, где скуповатые, но точные записи героя о «тех неуловимых признаках приближения весны, какие бывают заметны только очень опытному глазу», сменяются картинами пробуждения природы, написанными уже самим автором, вспоминаешь его многочисленные пейзажные стихи и готов уже видеть в таком родстве с извечной крестьянской наблюдательностью один из истоков писательской судьбы самого Рыленкова.
Демьян Сидорович уподобляет волшебной книге природу, но с не меньшим основанием ей можно уподобить и жизнь вообще, которая тоже ведь «у всех перед глазами, только не всяк ее читать умеет» - умеет видеть смысл и красоту самых будничных занятий и, как выразился Гоголь, «простое величие простых людей» - все то, что составляет жизнь народа, его историю.
Повесть же «На озере Сапшо» примыкает к весьма распространенному в 50-60-х годах «деревенскому очерку», к той его разновидности, для которой характерны такие произведения, как «Деревенский дневник» Ефима Дороша, сочетавший злободневные публицистические раздумья о проблемах сельского хозяйства, современной культуры и т. д. с портретами современников, лирическими зарисовками, экскурсами в далекое прошлое.
В повести Рыленкова тоже налицо все эти элементы. Лирический, подобный тополиной ветке карандаш, рисующий красоту мест, овеянных воспоминаниями о жившем здесь знаменитом путешественнике Пржевальском, сменяется деловитыми и острыми записями в духе Демьяна Сидоровича, который в свою книгу все «досконально» заносил. Вот, к примеру, как едко охарактеризован устами очевидцев устроенный в местном поселке «праздник»: «Соберут начальники на жаре людей, а сами взберутся на грузовую машину и начнут пастухам да дояркам рассказывать, как надо кормить и доить коров. И себя уморят и других».
Немало в прозаическом наследии Рыленкова и поэтических зарисовок русской природы, тяготеющих к жанру стихотворений в прозе. Примечательно завершаются «Синие глаза зимы»: «...по первопутку меня всегда тянет в деревню. И первый зазимок для меня - как письмо оттуда, из глубины России».
Та же лирическая струя преобладает в статьях и очерках, посвященных дорогому авторскому сердцу Смоленску, судьбе всего этого многострадального и стойкого края, о котором так проникновенно сказано в известном стихотворении Николая Рыленкова (1954):
Всегда задумчива, скромна,
Как верба у ручья,
Моя родная сторона,
Смоленщина моя.
Обожжена, как верба та,
Не раз грозой была.
Казалось: нету ни листа,
А смотришь - ожила!
Но эта сыновняя привязанность к Смоленщине, к родной среднерусской природе, к ее певцам никогда не приводила к сужению рыленковских интересов, к какой-либо «местнической» или эстетической ограниченности. Та широта кругозора, какая обозначилась у него с юных лет, неизменно сохранялась и в дальнейшем.
Кто вправду любит Родину свою,
Тому любовь глаза не затуманит,
Тот свысока глядеть в чужом краю
На любящих иную даль - не станет,-
писал он за несколько месяцев до кончины. И в его сочинениях нетрудно найти и стихи о дальних, «экзотических» краях (например, о Грузии), и пространное эссе «Коктебельская элегия», полное давнего и вдумчивого интереса к поэтическому миру Максимилиана Волошина , казалось бы бесконечно чуждого ему по своей литературной судьбе, окружению, творческим позициям, и статьи об Ахматовой и Пастернаке .
Николай Рыленков ушел из жизни рано, в 1969 году, едва достигнув шестидесяти лет.
Он навсегда остался верен взятому на себя еще в молодости «обязательству»:
Только помни под небом просторным
Вечный долг свой полям и лесам...
(«Вновь калина над речкой уснувшей...», 1936)
Как бы вспоминая эти слова, он уже на склоне лет писал: «Про свои долги не позабыл я, только заплатить не все успел». Убежденный в правильности своих творческих принципов, поэт, однако, продолжал считать себя должником, особенно оглядываясь на происходящее вокруг:
О Родина, ты еще мало воспета,
Как робкая ласточка вьется мой стих,
Когда за ракетой несется ракета
В небесные дали с просторов твоих.
(«Космонавты», 1962)
Но это уже шло от его человеческой скромности и естественного восторга перед подвигами соотечественников. Только что приведенные строчки нуждаются в «поправке», в корректировании словами, которые были сказаны самим поэтом в стихах, посвященных Юрию Гагарину, и сделались афоризмом:
А где ж, поэзия, твой космос?
- Да в человеческой душе.
В исследовании этого необъятнейшего космоса Николаем Рыленковым сделано немало.
А.М. Турков
Турков, А. Своя песня: [жизнь и творчество Н.И. Рыленкова] / А. Турков // Рыленков, Н.И. Собрание сочинений: в 3 т. / Н. И. Рыленков; сост.: Е.А. Рыленкова. - М. , 1985. – Т.1. - С. 3-16.
Предлагаем также литературу по теме из фонда Канавинской ЦБС:
Произведения:
- Рыленков Н.И.
Собрание сочинений
: в 3 т. / сост.: Е.А. Рыленкова, А.М. Турков. - Москва: Современник, 1985.
Т. 1: Стихотворения (1924-1949); Поэмы . - 448 с.
Т. 2: Стихотворения (1950-1969); Поэмы . - 527 с.
Т. 3: Повести, рассказы . - 544 с. - Рыленков Н.И. Волшебная книга : повести. - Москва: Советская Россия, 1964. - 352 с.
- Рыленков Н.И. Лирика / сост. А. Туркова. - Москва: Детская литература, 1981. - 175 с. : ил. - (Поэтическая библиотечка школьника).
- Рыленков Н.И. Отчий край . - Москва: Советская Россия, 1977. - 384 с.
- Рыленков Н.И. Сказка моего детства : повести, стихи. - Москва: Детская литература, 1965. - 333 с.
- Рыленков Н.И. Сказка моего детства : повести, стихи / худож. Ю. Игнатьев. - Москва: Детская литература, 1976. - 335 с. : ил. - (Школьная библиотека).
Николай Иванович Рыленков (2.02.1909 – 23.06.1969) – русский поэт, прозаик, переводчик, один из основателей смоленской поэтической школы. Николай Рыленков родился в деревне Алексеевка Рославльского уезда Смоленской губернии, рано остался без родителей. Закончил Смоленский педагогический институт, о чем на фасаде его здания установлена мемориальная доска работы скульптора А. Г. Сергеева.
Прибыл в Смоленск в середине 20-х годов. Здесь Рыленков входит в университетский кружок, в газете «Рабочий путь» публикует первое стихотворение «Толока», вышедшее без ведома молодого автора под названием «Взаимопомощь» (14.11.1926 г.). С середины 30-х годов до начала Великой Отечественной Войны выходит в свет 6 поэтических книг, первая «Мои герои» (1933 г.). Наиболее значительным является итоговый сборник «Березовый перелесок» (1940 г.), в нем определились основные темы поэзии Рыленкова, которым он сохранил верность на протяжении всего творческого пути: русское искусство, русская природа, русская история.
С 1934 года Рыленков – Делегат I съезда советских писателей от Смоленской писательской организации. С первых дней Великой Отечественной Войны – на фронте: командир взвода в саперном батальоне, военный корреспондент фронтовой печати. Историческая тема вбирает в себя с этого времени и военную тему. С 1943 по 1945 года публикует 4 сборника стихов: «Прощание с юностью», «Синее вино», «Отчий дом» и «Смоленские леса». Сразу после освобождения Смоленска возвращается в родной город. Активно участвует в жизни писательской организации, являясь долгие годы её председателем, избирался делегатом ряда съездов советских писателей.
В послевоенные годы выходит более 30 поэтических и прозаических книг Рыленкова. В 1969 году опубликованы последние прижизненные сборники «Снежница» и «Журавлиные трубы».
В середине 50-х годов возвращается к прозе. Одна из книг, привлекшая наиболее читательское внимание, – повесть о событиях Великой Отечественной Войны «На Старой смоленской дороге».
В 60-е годы обращается к жанру лирической прозы: выпускает книгу о писательском мастерстве, том очерков, эссе и литературных портретов «Душа поэзии» и «Дорога уходит за околицу».
В 1962 году завершает работу над литературным переложением «Слова о полку Игореве». В 50-60-е годы плодотворно занимается переводческой деятельностью. Смоленску, его земле и труженикам посвящает многие произведения, свой труд соизмеряет с трудом землепашца, хлебороба.
В последние годы жизни разрабатывает новый для себя жанр эпитафии. Стихи Рыленкова выбиты на камне в Кутузовском саду у крепостной стены (сквер Памяти Героев) и на памятнике Скорбящей матери в Реадовке. На фасаде зданий в Запольном переулке, дом 4 и по улице Нахимсона, дом 16 – мемориальные доски (скульптор А. Г. Сергеев).
Библиография:
О творчестве Н.И.Рыленкова:
А. В. Македонов «Очерки советской поэзии» – Смоленск, 1960 г.
Л. С. Доброхотова, В. А. Крюкова, Ю. В. Пашков «Николай Иванович Рыленков» – рекомендательный указатель литературы – Смоленск, 1969 г.
Г. С. Меркин «Лирика Н. И. Рыленкова» – Смоленск, 1971 г.
Е. И. Осетров «Муза в березовом перелеске» – Смоленск, 1971 г.
В. А. Звездаева «Николай Рыленков» – Смоленск, 1994 г.
