13.04.2019

Экономические рукописи 1857. Производство. средства производства и производственные отношения. производственные отношения и отношения общения. формы государства и формы сознания в их связи с производственными отношениями и отношениями общения. правовые от

Предисловие
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РУКОПИСИ 1857--1861 ГОДОВ. Часть первая
БАСТИА И КЭРИ
ВВОДНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
ГЛАВА XIV: О ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЕ
ВВЕДЕНИЕ
I.	ПРОИЗВОДСТВО, ПОТРЕБЛЕНИЕ, РАСПРЕДЕЛЕНИЕ, ОБМЕН (ОБРАЩЕНИЕ)
	1.	ПРОИЗВОДСТВО
	2.	ОБЩЕЕ ОТНОШЕНИЕ ПРОИЗВОДСТВА К РАСПРЕДЕЛЕНИЮ, ОБМЕНУ, ПОТРЕБЛЕНИЮ
		а)	Потребление и производство
		b)	Распределение и производство
		с)	Наконец, обмен и обращение. Обмен и производство
	3.	МЕТОД ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
	4.	ПРОИЗВОДСТВО. СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА И ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ. ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ОТНОШЕНИЯ ОБЩЕНИЯ. ФОРМЫ ГОСУДАРСТВА И ФОРМЫ СОЗНАНИЯ В ИХ ОТНОШЕНИИ К ОТНОШЕНИЯМ ПРОИЗВОДСТВА И ОБЩЕНИЯ. ПРАВОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ. СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
КРИТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ (черновой набросок 1857--1858 годов) Первая половина рукописи
II. ГЛАВА О ДЕНЬГАХ
А) НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ ПРУДОНИСТСКОЙ КОНЦЕПЦИИ "РАБОЧИХ ДЕНЕГ". ДЕНЬГИ КАК НЕОБХОДИМЫЙ РЕЗУЛЬТАТ РАЗВИТИЯ ТОВАРНОЙ ФОРМЫ ПРОДУКТА
	1) Непонимание прудонистами внутренней связи между производством, распределением и обращением и первенствующей роли отношений производства
		а) Иллюзии прудониста Даримона: ошибочное отождествление денежного обращения с кредитом и преувеличение роли банков в регулировании денежного рынка
		б) Ошибочное объяснение кризисов привилегированным положением золота и серебра. Вопрос об обратимости банкнот в золото и серебро. Невозможность революционизировать буржуазные производственные отношения посредством банковских и денежных реформ
	2) Связь теории обращения Прудона с его ошибочной теорией стоимости. Возникновение денег как необходимый результат развития обмена
		а) Иллюзия прудонистов о возможности устранить пороки буржуазного общества посредством введения "рабочих денег"
		аа) Несовместимость "рабочих денег" с ростом производительности труда
		bb) Несовместимость "рабочих денег" с реальным различием между стоимостью и ценой товаров
		б) Превращение продукта в товар, а стоимости товара в деньги в процессе обмена
		в) Развитие в деньгах противоречий, присущих товарной форме продукта и основанному на ней капиталистическому способу производства. Возможность кризисов
		г) Несовместимость "рабочих денег" с товарной формой продукта
	3) Общая характеристика буржуазного общества в отличие от докапиталистических общественных формаций и от будущего коммунистического общества
	4) Овеществление общественных отношений в условиях буржуазного общества
	5) Развитие денежной формы стоимости в результате развития обмена. Общественный характер производства в буржуазном обществе в отличие от общественного характера производства при коммунизме
	6) Благородные металлы как носители денежного отношения
		а)	Золото и серебро в сопоставлении с другими металлами
		b)	Колебания соотношения стоимостей различных металлов
		Б)	товарно-денежное обращение
	1) Взаимообусловленность обращения товаров и обращения денег
	2) Три основных функции денег в товарно-денежном обращении и возникающие между ними противоречия
		а)	Деньги как мера стоимостей)
		b)	Деньги как средство обращения
		с)	Деньги как материальный представитель богатства (накопление денег)
		аа) К вопросу о соотношении между меновой стоимостью и ценой. Противоречия между функциями денег как меры стоимостей и как средства обращения
		bb) Выход денег за рамки простого обращения в их функции материального представителя богатства. Деньги как самоцель. Деньги как средство платежа. Пepexoд к деньгам как капиталу
III. ГЛАВА О КАПИТАЛЕ
Отдел первый.
А) ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЕНЕГ В КАПИТАЛ
	1) Простое обращение товаров в системе производственных отношений буржуазного общества. Буржуазное равенство и буржуазная свобода
	2) Капитал как господствующее отношение буржуазного общества
	3) Переход от простого обращения товаров к капиталистическому производству
		а) Обращение и проистекающая из обращения меновая стоимость как предпосылка капитала
		б) Меновая стоимость, проистекающая из обращения, предпосылающая себя обращению, сохраняющаяся в нем и умножающая себя посредством труда
	4) Два различных процесса в обмене между капиталом и трудом
		а) Вводные замечания
		б) К вопросу о расчленении исследования о капитале. Капитал и современная земельная собственность. Переход от земельной собственности к наемному труду. Рынки
		в) Обмен между капиталом и рабочей силой
		г) Процесс труда, включенный в капитал
Б) ПРОЦЕСС ТРУДА И ПРОЦЕСС УВЕЛИЧЕНИЯ СТОИМОСТИ
	1) Превращение труда в капитал
	2) Самовозрастание стоимости как необходимое условие капиталистического производства
	3) Прибавочный труд как источник прибавочной стоимости. Историческое предназначение капитала
	4) Проблема возникновения прибавочной стоимости в истории буржуазной политической экономии. Буржуазное богатство как посредник между меновой стоимостью и потребительной стоимостью
	5) Влияние роста производительной силы труда на величину прибавочной стоимости. Уменьшение прироста относительной прибавочной стоимости по мере увеличения производительной силы труда
B) АБСОЛЮТНАЯ И ОТНОСИТЕЛЬНАЯ ПРИБАВОЧНАЯ СТОИМОСТЬ
	1) О возрастании стоимости капитала. Ошибки и неясности у Рикардо в этом вопросе
	2) Постоянный и переменный капитал
		а) Сохранение стоимости постоянного капитала в процессе производства
		б) Сохранение потребительной стоимости постоянного капитала посредством нового живого труда
	3) Соотношение между постоянным и переменным капиталом
		а) Различная роль постоянного и переменного капитала в образовании нормы прибыли
		б) Норма прибыли и норма прибавочной стоимости
		в) Рост постоянной части капитала по отношению к его переменной части как выражение роста производительности труда
	4) Двоякая тенденция капитала: к расширению применяемого живого труда и к сокращению необходимого труда
Отдел второй. ПРОЦЕСС ОБРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА
А) ВОСПРОИЗВОДСТВО И НАКОПЛЕНИЕ КАПИТАЛА В ПРОЦЕССЕ ЕГО ОБРАЩЕНИЯ
	1) Переход капитала из процесса производства в процесс обращения. Единство и противоречие между процессом сохранения стоимости примененного капитала, процессом увеличения его стоимости и процессом реализации стоимости произведенного продукта
	2) Стремление капитала к безграничному развитию производительных сил. Границы капиталистического производства. Перепроизводство
	3) Отрицание перепроизводства буржуазными экономистами. Неудачная попытка объяснения его у Прудона. Как это возможно, что рабочий в цене покупаемого им товара оплачивает прибыль и т.д. и тем не менее получает свою необходимую заработную плату
	4) Процесс капиталистического накопления
		а) Превращение прибавочного труда в капитал как специфическая особенность капиталистического накопления
		б) Образование общей нормы прибыли и ее влияние на заработную плату рабочего. Реализация прибавочной стоимости в обмене между капиталистами
		в) Пропорции капиталистического накопления. Обесценение капитала во время кризисов
		г) Полагание капитала в качестве денег в их различных функциях "Капитал вообще" как экономическая категория
		д) Образование добавочного капитала. Превращение условий капиталистического производства в результаты самого наемного труда. Воспроизводство отношения между трудом и капиталом
	5) Первоначальное накопление капитала
		а) Исторические предпосылки капитала и их отношение к уже существующему капиталистическому производству
		б) Личные услуги как противоположность производительного наемного труда
Б) ФОРМЫ, ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ ПРОИЗВОДСТВУ
	1) Природные и экономические предпосылки присвоения индивидом объективных условий труда. Различные формы общины
		а) Первоначальная собственность работающих индивидов на природные условия их труда
		б) Азиатская форма собственности
		в) Античная форма собственности
		г) Германская форма собственности, ее отличие от азиатской и от античной форм собственности
		д) Ограниченный характер производственных отношений общинного строя. Богатство в древнем мире, в буржуазном обществе и при коммунизме
		e) Путаница у Прудона по вопросу о происхождении собственности. Действительные предпосылки возникновения собственности. Рабство и крепостничества
		ж) Причины разложения общины и покоящейся на ней собственности
	2) Исторический процесс возникновения капиталистических производственных отношений
		а) Разложение докапиталистических форм отношения работника к объективным условиям труда
		б) Отделение объективных условий труда от самого труда. Первоначальное образование капитала
Примечания
Указатель имен


ИЛЛЮCTPАЦИИ
	Обложка тетради М, содержащей "Введение"
	Обложка VII тетради рукописи "Критика политической экономии"
	24-я страница IV тетради рукописи "Критика политической экономии"
КРИТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ (черновой набросок 1857--1861 годов) Вторая половина рукописи
III. ГЛАВА О КАПИТАЛЕ окончание
Отдел второй. ПРОЦЕСС ОБРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА окончание
В) КРУГООБОРОТ И ОБОРОТ КАПИТАЛА
	1) Обращение капитала и обращение денег
	2) Процесс производства и процесс обращения как моменты обращения капитала
	3) Превращение продукта в деньги в процессе оборота капитала
	4) Издержки обращения. Всеобщие условия производства в их отличии от особенных условий производства
	5) Обращение как момент процесса капиталистического производства
	6) Влияние обращения на определение стоимости. Отличие капиталистического способа производства от всех прежних способов производства. Выравнивание условий обращения для различных капиталов
Г) БУРЖУАЗНЫЕ ТЕОРИИ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ И ПРИБЫЛИ
	1) Непонимание Рикардо и другими буржуазными экономистами происхождения прибавочной стоимости. Смешение прибавочной стоимости с прибылью
	2) Уэйкфилд об условиях капиталистического производства в колониях
	3) Отождествление Мальтусом количества труда и "стоимости труда"
	4) Теория Кэри об удешевлении капитала для рабочего. Уэйкфилд о противоречии между рикардовской теорией наемного труда и рикардовской теорией стоимости
	5) Бездействующий капитал в трактовке Бейли. Рост производства без предшествующего возрастания капитала
	6) Трактовка капитала у Уэйда. Капитал как общественная сила Смешение буржуазными экономистами вещественной стороны капитала с его общественной формой
	7) Теория Рикардо как отражение классовых антагонизмов капиталистического общества
	8) Социальная природа капиталистического способа производства в понимании буржуазных экономистов
		а) Формулировка цели капиталистического производства у Чалмерса
		б) Различия в продолжительности оборота капитала. Неравенство во времени, необходимом для производства различных товаров
		в) В понятии свободного рабочего заложен паупер. Ложность мальтусовской теории перенаселения. Избыточное население и избыточный капитал при капитализме
		г) Взгляд А.Смита на труд рабочего как на жертву. Антагонистический характер труда в эксплуататорских обществах и действительно свободный труд при коммунизме
	9) Трактовка прибыли и капитала в буржуазной политической экономии
Д) КРУГООБОРОТ И ОБОРОТ КАПИТАЛА (ОКОНЧАНИЕ РАЗДЕЛА В)
ОСНОВНОЙ И ОБОРОТНЫЙ КАПИТАЛ
	1) Оборачивающийся и фиксированный капитал
	2) Издержки обращения. Время обращения и рабочее время. Оборот капитала и увеличение стоимости капитала
	3) Шторх об обращении капитала. Оборотный капитал как общая характеристика капитала. Год как мера оборотов оборотного капитала
	4) Различие между основным и оборотным капиталом в трактовке буржуазных экономистов
	5) Постоянный и переменный капитал. Конкуренция. Соотношение между прибавочной стоимостью, временем производства и временем обращения
	6) Пребывание одной части капитала в фазе производства, а другой его части в фазе обращения. Смена форм и обмен веществ в процессе обращения капитала
	7) Различие между временем производства и рабочим временем. Путаница у Шторха относительно "средств ускорения обращения"
	8) Малое обращение как процесс обмена между капиталом и рабочей силой вообще. Капитал и воспроизводство рабочей силы
	9) Троякое определение, или троякий способ, обращения. Время оборота совокупного капитала, разделившегося на оборотный и основной капитал. Средний оборот такого капитала. Влияние основного капитала на совокупное время оборота капитала. Обращающийся основной капитал
	10) Развитие основного капитала как показатель развития капиталистического производства
		а) Система машин как адекватная капитализму форма средств труда
		б) Разложение капитала как господствующей формы производства с развитием буржуазного общества)
		в) Рост производства средств производства в результате роста производительности труда. Свободное время в капиталистическом обществе и при коммунизме)
	11) Исторический взгляд Оуэна на промышленное (капиталистическое) производство
	12) Формы капитала и природные факторы. Разное об основном и оборотном капитале
	13) Обращение и возмещение основного и оборотного капитала
	14) Ф.М.Иден о свободном труде в буржуазной обществе как о скрытой форме пауперизма
	15) Взаимосвязь обращения и воспроизводства основного и оборотного капитала. Стоимость основного капитала и его эффективность
Отдел третий. КАПИТАЛ КАК ПРИНОСЯЩИЙ ПЛОДЫ (ПРОЦЕНТ, ПРИБЫЛЬ, ИЗДЕРЖКИ ПРОИЗВОДСТВА и т.д.)
А) ПРЕВРАЩЕНИЕ ПРИБАВОЧНОЙ CTOИMOCTИ В ПРИБЫЛЬ
	1) Норма прибыли и сумма прибыли. Падение нормы прибыли
	2) Капитал и доход. Издержки производства. Прибавочная стоимость и прибыль
	3) Машины, их стоимость и их значение для увеличения прибавочного труда. Резюме общих положений о прибавочной стоимости
	4) Изменение в соотношении составных частей капитала
Б) ДОБАВЛЕНИЕ К ГЛАВАМ О ДЕНЬГАХ И О КАПИТАЛЕ
	1) Выписки и заметки по разным вопросам, относящимся к теории стоимости, теории денег, и другим
	2) Выписки по вопросам возникновения и развития промышленности и наемного труда
	3) Выписки и замечания по вопросам, относящимся к накоплению капитала, к норме и распределению прибыли, и по некоторым другим
	4) Деньги как мера стоимостей. Путаное представление об идеальной денежной единице-мере
	5) Деньги как средство обращения, как всеобщий товар контрактов и как предмет накопления. Стоимость денег и ее изменение
	6) К вопросу об определении стоимости товара трудом
	7) Машины и прибавочный труд. Капитал и прибыль
	8) Фактические данные к вопросу о влиянии введения машин на соотношение между необходимым и прибавочным трудом
	9) Отчуждение условий труда от труда с развитием капитала
	10) Разные выписки о деньгах, колониях, о сбережении сырья в результате улучшения его переработки, о ростовщичестве, кредите, производительном потреблении и т.д.
	11) Фантазии Прайса и Прудона. Взгляды Таунсенда и Галиани
	12) Разное
	13) Процент и прибыль
	14) Превращение купца в промышленного капиталиста. Особенности торгового капитала. Размер процентной ставки)
	15) Разное о деньгах
	16) Две нации могут обмениваться согласно закону прибыли таким образом, что обе получают прибыль, но одна из них постоянно обделяется
	17) Еще о деньгах
	18) Капитал, приносящий прибыль, и капитал, приносящий проценты
	19) Выписки из рецензии на книгу Макларена
I.	СТОИМОСТЬ
УКАЗАТЕЛЬ К СЕМИ ТЕТРАДЯМ (к первой части)
ПЕРВЫЙ НАБРОСОК УКАЗАТЕЛЯ
	I)	СТОИМОСТЬ
	II)	ДЕНЬГИ
	III)	КАПИТАЛ ВООБЩЕ
ВТОРОЙ НАБРОСОК УКАЗАТЕЛЯ
ФРАГМЕНТ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ТЕКСТА ВТОРОЙ ГЛАВЫ ПЕРВОГО ВЫПУСКА "К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ" И HAЧАЛО TPEТЬЕЙ ГЛАВЫ
ГЛАВА ВТОРАЯ. ДЕНЬГИ (окончание)
	2) Деньги как средство обмена (окончание: Переход от денег как средства обмена к деньгам как средству платежа)
	3) Деньги как международное платежное и покупательное средство, как мировая монета
	4) Благородные металлы как носители денежного отношения
	5) Проявление закона присвоения в простом обращении
	6) Переход к капиталу
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. КАПИТАЛ начало
А)	ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА
	1) Превращение денег в капитал. Выведение этого превращения из отношения самостоятельно обособившейся меновой стоимости к потребительной стоимости
ДОБАВОЧНЫЕ ЗАМЕТКИ
	Эстетическое свойство золота
	Неизменная стоимость денег
	Деньги как деньги (мировая монета и т.д.)
	Форма собственности
РЕФЕРАТЫ К МОИМ СОБСТВЕННЫМ ТЕТРАДЯМ
НАБРОСОК ПЛAHA ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЫ ("К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ"
	I.	ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА
	II.	ПРОЦЕСС ОБРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА
	III.	КАПИТАЛ И ПРИБЫЛЬ
IV РАЗНОЕ
Примечания
Указатель имен
Указатель цитируемой и упоминаемой литературы
Указатель русских переводов цитируемых книг
Предметный указатель

Настоящее издание воспроизводит семь экономических рукописей К.Маркса, которые ранее были опубликованы в 46 томе Сочинений К.Маркса и Ф.Энгельса (части I и II). Некоторые изменения по сравнению с 46 томом внесены благодаря работе, проведенной Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС по дальнейшему всестороннему изучению этих рукописей при подготовке их к публикации в Полном собрании сочинений К.Маркса и Ф.Энгельса на языках оригиналов (МЭГА), осуществляемой совместно с Институтом марксизма-ленинизма при ЦК СЕПГ. В частности, в целом ряде случаев была уточнена расшифровка текста рукописей, усовершенствован научно-справочный аппарат и пересмотрена датировка двух последних рукописей. Теперь время написания представляется в следующем виде: 1) "Бастиа и Кэри" (июль 1857 г.); 2) "Введение" (август 1857 г.); 3) "Критика политической экономии" (черновой набросок 1857--1858 гг.) (октябрь 1857 -- май 1858 г.); 4) "Указатель к семи тетрадям", составляющим рукопись "Критика политической экономии" (июнь 1858 г.); 5) фрагмент первоначального текста второй главы первого выпуска "К критике политической экономии" и начало третьей главы (август -- октябрь 1858 г.); 6) "Рефераты к моим собственным тетрадям" (лето 1861 г.); 7) Набросок плана главы о "Капитале вообще" (лето 1861 г.).

Экономические рукописи 1857--1861 гг. отражают важнейший период исследований Маркса в области политической экономии, начавшийся с середины 1850 г., вскоре после переезда Маркса в Лондон.

Сороковые годы XIX века были важным этапом в развитии марксистской экономической теории. Именно в этот период в таких своих работах, как "Экономическо-философские рукописи 1844 года", "Святое семейство", "Положение рабочего класса в Англии", "Немецкая идеология", "Нищета философии", "Наемный труд и капитал", "Речь о свободе торговли", "Манифест Коммунистической партии", Маркс и Энгельс разработали свое диалектика-материалистическое понимание истории, распространили диалектический материализм на познание человеческого общества. Это позволило им уже в сороковые годы выступить с последовательной критикой буржуазного общества. В названных выше работах Маркс и Энгельс разработали свое учение о классовой борьбе; они вскрыли сущность классовых антагонизмов в капиталистическом обществе, показали, что социализм есть неминуемый результат действующих в буржуазном обществе экономических законов, что капитализм не вечен, что он сам создает себе могильщика в лице рабочего класса; они показали неизбежность периодических кризисов перепроизводства в буржуазном обществе, являющихся выражением непримиримых противоречий капитализма.

Из материалистического понимания истории вытекала исключительная роль экономической теории во всей системе марксизма. Вот почему Маркс, сформулировав в сороковые годы основные положения диалектика-материалистического понимания истории, свое главное внимание уделяет исследованию современного ему капиталистического общества. В работах сороковых годов Маркс уже приступил к детальной разработке своей экономической теории. В этих работах были созданы необходимые предпосылки и развиты отдельные элементы будущей теории стоимости и прибавочной стоимости, которые требовали дальнейшего углубления и развития для того, чтобы составить цельное экономическое учение. Здесь не был еще осуществлен тот скачок от буржуазной трактовки обмена труда на капитал, который знаменовал бы собой революционный переворот в политической экономии. В работах второй половины сороковых годов Маркс лишь подошел к свершению самого переворота в политической экономии,

Поэтому когда Маркс после поражения революций 1848--1849 гг. поселился в Лондоне -- этом весьма удобном "наблюдательном пункте" для изучения буржуазного общества -- и получил возможность возобновить свои занятия политической экономией, он, по его собственным словам, приступил к делу опять с самого начала, пополняя, развивая и углубляя те экономические познания, которых он достиг в сороковые годы. До июля 1857 г. работа Маркса заключалась главным образом в собирании и критическом освоении огромного литературного материала по экономическим вопросам, а также в непосредственном изучении всех сколько-нибудь значительных событий и фактов современной Марксу экономической жизни Англии и других стран.

О масштабах научных исследований Маркса в пятидесятые годы свидетельствуют многочисленные тетради с выписками из работ буржуазных экономистов, из официальных документов и периодической прессы. С особенной тщательностью Маркс штудировал вновь труды А.Смита и Д.Рикардо. С 1850 по 1853 г. Маркс заполнил 24 тетради выписок, пронумерованные им самим римскими цифрами от I до XXIV. К указанному периоду относится также еще ряд тетрадей с выписками, не пронумерованных Марксом. Кроме того, в это же время и позже Марксом было заполнено несколько тетрадей, содержащих группировку цитат по определенным темам (в особенности по проблемам денег) с краткими комментариями Маркса к некоторым из этих цитат. Это была как бы первичная обработка накопленного материала.

В письмах, относящихся к этому периоду, Маркс рассказывает о своих экономических занятиях. "С 9 часов утра до 7 часов вечера я бываю обычно в Британском музее, -- сообщал он 27 июня 1851 г. Вейдемейеру. -- Материал, над которым я работаю, так дьявольски обширен, что, несмотря на все напряжение, мне не удастся закончить работу раньше, чем через 6--8 недель. К тому же, постоянно возникают всевозможные практические помехи, неизбежные при тех нищенских условиях, в которых здесь приходится прозябать. Но "вопреки всему, всему" дело быстро двигается к концу. Надо же когда-нибудь во что бы то ни стало кончить" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т.27, с.489).

Первые теоретические результаты этих своих исследований Маркс имел уже в самом начале 1851 г. Об этом свидетельствуют два его письма к Энгельсу (от 7 января и 3 февраля), в которых Маркс подверг критике теорию земельной ренты Рикардо, опиравшуюся на мальтусовский "закон" убывающего плодородия почвы, и рикардовскую теорию денежного обращения, исходившую из количественной теории денег. Эти письма Маркса, так же как и его критический комментарий к работе Рикардо "О началах политической экономии и налогового обложения", содержащийся в IV и VIII тетрадях с выписками, характеризуют те успехи в исследовании капиталистического способа производства, которых Маркс достиг в начале пятидесятых годов.

Особое внимание в своих статьях и письмах пятидесятых годов Маркс уделял проблеме экономических кризисов, рассматривая их как провозвестников революционной ситуации. Ожидание кризиса, разразившегося в 1857 г., и нового революционного подъема, связанного с кризисом, заставило Маркса форсировать свои экономические занятия. В феврале 1855 г. Маркс сообщал Энгельсу о том, что он "перечитывал свои собственные тетради по политической экономии -- если не с целыю обработки материала, то, во всяком случае, с целью овладеть им и иметь в готовом для обработки виде" (Маркс К., Энгельс Ф.Соч. 2-е изд., т.28, с.363).

Летом 1857 г. Маркс дважды приступал к изложению своей экономической теории и оба раза прерывал эту работу.

Написанный в июле 1857 г. незаконченный набросок о вульгарных экономистах Бастиа и Кэри свидетельствует о том, насколько далеко Маркс в это время уже продвинулся в своей критике буржуазной политической экономии. Если в предыдущих работах Маркса только еще намечалось деление буржуазных экономистов на два основных течения, то здесь дана совершенно четкая характеристика классической школы в буржуазной политической экономии и ее вульгарного направления, свидетельствующего о деградации буржуазной экономической мысли.

Бастиа и Кэри являли собой пример вульгарных экономистов, доказывавших "гармонию производственных отношений там, где экономисты-классики наивно обрисовывали их антагонистичность" (наст. изд., ч. I, с.4). Маркс мастерски анализирует экономические условия, породившие взгляды этих двух экономистов, и показывает, что "совершенно различная, даже противоположная национальная среда, в условиях которой пишут Кэри и Бастиа, вызывает у них тем не менее одинаковые устремления" (там же). Эти вульгарные экономисты считали капиталистическое производство вечным естественным идеалом гармонического развития общества, а антагонистические противоречия буржуазного общества они пытались объяснить наличием в нем феодальных пережитков или результатом вредных влияний извне. Этим антиисторическим и откровенно апологетическим взглядам Маркс противопоставил свое учение об общественно-экономической формации, согласно которому действие экономических законов в более развитых капиталистических странах отличается от действия этих законов в менее развитых капиталистических странах лишь формой проявления.

Другой незаконченный набросок -- знаменитое "Введение" -- был написан Марксом в конце августа 1857 г. Впоследствии Маркс отказался от опубликования "Введения", не желая предвосхищать те общие выводы, которые должны были явиться итогом всего исследования.

"Введение" показывает, что к осени 1857 г. Марксом уже были детально разработаны методологические основы его экономической теории. Маркс исходит здесь из основных выводов открытого им еще в сороковые годы материалистического понимания истории, прежде всего -- из положения о примате общественного производства. При этом в отличие от буржуазных экономистов, объявлявших капиталистическое производство вечным и рассуждавших о производстве вообще, Маркс говорит во "Введении" об общественно-определенном производстве, о современном буржуазном производстве как о предмете своего исследования.

Критически проанализировав во "Введении" деление буржуазными экономистами предмета политической экономии на производство, распределение, обмен и потребление, Маркс показал, что все эти моменты представляют собой части единого целого, между которыми имеет место взаимодействие. Рассматривая производство только с его вещественной стороны, буржуазные экономисты (в их числе и экономисты-классики) объявляли собственным предметом политической экономии отношения распределения. Анализ диалектического единства всех моментов общественного производства позволил Марксу преодолеть ограниченность буржуазной политической экономии в понимании предмета своего исследования и от форм распределения, являющихся лишь выражением форм производства, перейти к рассмотрению производственных отношений в качестве подлинного предмета экономической науки.

Во "Введении" Марксом впервые дана характеристика научного метода восхождения от абстрактного к конкретному как метода политической экономии, а также критика идеалистического понимания этого метода Гегелем. Диалектика-материалистическая интерпретация Марксом метода восхождения от абстрактного к конкретному предполагает, что конкретное, выступая в качестве исходного пункта теоретического анализа, в конце исследования предстает как единство многообразного, как синтез многих определений. Научные абстракции в теории Маркса неразрывно связаны с конкретной действительностью как со своей предпосылкой, а ход абстрактного мышления, восходящего от простейшего к сложному, в общем и целом соответствует действительному историческому процессу.

Исходя из своего понимания предмета и метода политической экономии, Маркс во "Введении" дал первую разработку структуры своего будущего экономического труда, охватывающую все важнейшие стороны буржуазного общества. "Расчленение предмета, -- писал там Маркс, -- очевидно, должно быть таково: 1) Всеобщие абстрактные определения, которые поэтому более или менее присущи всем формам общества...

2) Категории, которые составляют внутреннюю структуру буржуазного общества и на которых покоятся основные классы. Капитал, наемный труд, земельная собственность. Их отношение друг к другу. Город и деревня. Три больших общественных класса. Обмен между ними. Обращение. Кредит (частный). 3) Концентрированное выражение буржуазного общества в форме государства... "Непроизводительные" классы. Налоги. Государственный долг. Публичный кредит. Население. Колонии. Эмиграция. 4) Международные отношения производства. Международное разделение труда. Международный обмен. Вывоз и ввоз. Вексельный курс. 5) Мировой рынок и кризисы" (наст. изд., ч. I, с.46).

Осенью 1857 г. разразился сильнейший экономический кризис, побудивший Маркса самым энергичным образом заняться непосредственной разработкой своей экономической теории. В то же самое время Марксом был собран настолько обильный материал по проблеме кризисов, что наряду с серией статей в "New-York Daily Tribune" он хотел даже написать совместно с Энгельсом специальную работу на эту тему. Для этой цели Маркс завел специальные "регистрационные книги", в которых отмечал развитие кризиса в крупнейших капиталистических странах. Но вскоре все основное внимание Маркса было поглощено подведением итогов его экономических исследований пятидесятых годов. Маркс очень спешил с этой работой, полагая, что углубление экономического кризиса может привести к революционной ситуации. "Я работаю, как бешеный, ночи напролет над подытоживанием своих экономических исследований, -- писал он Энгельсу 8 декабря 1857 г., -- чтобы до потопа иметь ясность по крайней мере в основных вопросах" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т.29, с.185). В тот же самый день жена Маркса в своем письме к другу и соратнику Маркса и Энгельса Конраду Шрамму следующим образом описывала ход работы Маркса: "Вы легко можете себе представить, какое приподнятое настроение у Мавра. Вновь вернулась вся его прежняя работоспособность и энергия, так же как бодрость и веселость духа... Днем Карл работает, чтобы обеспечить хлеб насущный, ночами -- чтобы завершить свою политическую экономию. Теперь... эта работа стала необходимой потребностью времени" (там же, с.531).

С октября 1857 по май 1858 г. Марксом была создана обширная -- объемом свыше 50 печатных листов -- рукопись, которой он дал название "Критика политической экономии" и которая представляет собой первый черновой набросок будущего "Капитала". Этой рукописи принадлежит исключительно важное место в истории марксизма. Здесь впервые Маркс разработал свою теорию стоимости, а на ее основе -- теорию прибавочной стоимости, этот "краеугольный камень экономической теории Маркса" (Ленин), совершив тем самым, по словам Энгельса, свое второе великое открытие, которое вместе с открытием материалистического понимания истории превратило социализм из утопии в науку.

Рукопись 1857--1858 гг. непосредственно вводит читателя в самый метод исследования, применяемый Марксом, в его творческую лабораторию, дает возможность шаг за шагом проследить процесс создания Марксом его экономического учения. Впоследствии Маркс изложил свою экономическую теорию в "Капитале", но, как отмечал сам Маркс, "способ изложения не может с формальной стороны не отличаться от способа исследования. Исследование должно детально освоиться с материалом, проанализировать различные формы его развития, проследить их внутреннюю связь. Лишь после того как эта работа закончена, может быть надлежащим образом изображено действительное движение" (Маркс К., Энгельс Ф.Соч. 2-е изд., г. 23, с.21). В рукописи "Критика политической экономии" и зафиксирован процесс исследования Марксом капиталистического способа производства, процесс рождения новой теории.

Рукопись 1857--1858 гг. открывается "Главой о деньгах", обозначенной у Маркса римской цифрой II. Это объясняется тем, что главе о деньгах Маркс собирался предпослать главу, которой. он сначала хотел дать название "Стоимость" (на последней странице рукописи 1857--1858 гг. под арабской цифрой 1 содержится набросок начала этой главы), а впоследствии -- в работе "К критике политической экономии" -- дал название "Товар"...

Отдел второй. ПРОЦЕСС ОБРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА ОКОНЧАНИЕ

В) КРУГООБОРОТ И ОБОРОТ КАПИТАЛА

1). ОБРАЩЕНИЕ КАПИТАЛА И ОБРАЩЕНИЕ ДЕНЕГ

Мы видели, что истинная природа капитала выявляется только в конце второго кругооборота.

То, что мы теперь должны рассмотреть, -- это сам кругооборот или оборот капитала. Первоначально казалось, что производство лежит по ту сторону обращения, а обращение по ту сторону производства. Кругооборот капитала -- обращение, выступающее как обращение капитала, -- охватывает оба момента. В нем производство оказывается конечным и исходным пунктом обращения и vice versa. Самостоятельность обращения низведена теперь до простой видимости, так же как и потусторонность производства.

Денежное обращение исходило из бесконечного множества пунктов и возвращалось к бесконечному множеству пунктов. Пункт возвращения отнюдь не выступал как исходный пункт. В обороте капитала исходный пункт выступает как пункт возвращения, а пункт возвращения -- как исходный пункт. Сам капиталист есть исходный пункт и пункт возвращения. Он обменивает деньги на условия производства, производит, реализует стоимость продукта, т.е. превращает его в деньги, а затем начинает процесс сначала. Денежное обращение, если рассматривать его само по себе, с необходимостью угасает в деньгах как в неподвижной вещи. Обращение капитала все снова и снова воспламеняется из самого себя, расчленяется на свои отдельные моменты и представляет собой perpetuum mobile. Полагание цен в сфере денежного обращения было чисто формальным, поскольку стоимость предпослана независимо от денежного обращения. Обращение капитала представляет собой полагание цен не только формально, но и реально, поскольку это обращение полагает стоимость.

Там, где стоимость сама выступает как предпосылка внутри обращения капитала, она может быть лишь стоимостью, положенной другим капиталом. Отрезок пути, пройденного деньгами в ходе денежного обращения, оказывается строго отмеренным, а те обстоятельства, которые ускоряют или замедляют обращение денег, представляют собой внешние толчки. Капитал в своем обороте увеличивает себя сам и удлиняет свой путь, а быстрота или медленность оборота сама составляет имманентный момент пути, проходимого капиталом. Капитал качественно видоизменяется в процессе оборота, а совокупность моментов оборота капитала сама представляет собой моменты его производства -- как воспроизводство, так и новое производство капитала.

{Мы видели, что в конце второго кругооборота, т.е. кругооборота прибавочной стоимости, которая была использована как добавочный капитал, -- отпадает иллюзия, будто капиталист обменивается с рабочим чем-то помимо некоторой части собственного овеществленного труда рабочего, правда, в рамках способа производства, основанного уже на самом капитале, та часть отдельного капитала, которая представляет сырье и орудие, выступает для этого отдельного капитала в качестве стоимости, предпосланной этому капиталу, и точно так же предпосланной живому труду, который покупается капиталом. Эти две статьи расхода отдельного капиталиста [сырье и орудие] оказываются положенными чужим капиталом, т.е. опять-таки капиталом, но только другим. То, что для одного капиталиста есть сырье, является продуктом другого капиталиста. То, что для одного есть продукт, для другого является сырьем. Орудие одного есть продукт другого и может даже служить сырьем для производства другого орудия. Таким образом, то, что в отдельном капитале выступает как предпосылка, как то, что мы назвали постоянной стоимостью, есть не что иное как предполагание капитала капиталом, так что капиталы в различных отраслях производства взаимно полагают друг друга как предпосылку и условие. Каждый из капиталов, рассматриваемый сам по себе, сводится к мертвому труду, обособившемуся в качестве стоимости по отношению к живому труду. В конечном счете ни один из капиталов не содержит ничего кроме труда -- помимо не имеющего стоимости природного вещества. Наличие многих капиталов не должно здесь нарушать рассмотрение предмета. Наоборот, отношение многих капиталов выяснится после того, как будет рассмотрено то общее, что имеют между собой все капиталы.}

Оборот капитала есть вместе с тем становление капитала, его рост, его жизненный процесс. Если что-либо и следовало бы уподобить кровообращению, то не формальное обращение денег, а полное содержания обращение капитала.

Если обращение во всех пунктах предполагает производство и представляет собой обращение продуктов (идет ли речь о деньгах или о товарах), которые повсюду исходят из процесса производства, в свою очередь являющегося процессом капитала, -- то само денежное обращение определяется теперь обращением капитала, в то время как прежде оно как будто протекало наряду с процессом производства. К этому пункту мы еще вернемся.

ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА И ПРОЦЕСС ОБРАЩЕНИЯ КАК МОМЕНТЫ ОБРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА

Если мы рассмотрим теперь обращение, или оборот, капитала как целое, то в качестве двух крупных различий внутри обращения выступают два момента: процесс производства и само обращение, оба -- в качестве моментов обращения капитала. Длительность пребывания капитала в сфере процесса производства зависит от технологических условий этого процесса, и пребывание капитала в этой фазе непосредственно совпадает с развитием производительных сил, -- как бы ни была различна продолжительность процесса производства в зависимости от вида производства, его предмета и т.д. Продолжительность процесса производства есть здесь не что иное, как рабочее время, необходимое для изготовления продукта (неверно!) 2. Чем меньше это рабочее время, тем больше, как мы видели, относительная прибавочная стоимость. Безразлично, скажем ли мы, что для данного количества продуктов требуется меньше рабочего времени, или что в течение данного рабочего времени может быть изготовлено больше продуктов. Для определенного количества капитала сокращение продолжительности того времени, в течение которого он пребывает в процессе производства, изъят из обращения в собственном смысле, занят в деле, -- совпадает с сокращением рабочего времени, необходимого для изготовления продукта, с развитием производительных сил, с применением как сил природы и машин, так и природных сил общественного труда, совпадает с концентрацией рабочих, с комбинированием и разделением труда. Итак, с этой стороны в процесс обращения капитала как будто не приходит никакой новый момент. Однако если относительно отдельного капитала принять во внимание то обстоятельство, что часть его, состоящая из сырья и орудия (из средств труда), представляет собой продукт чужого капитала, то окажется, что скорость, с которой капитал может возобновить процесс производства, определяется также развитием производительных сил во всех других отраслях производства. Это становится совершенно ясным, если представить себе, что один и тот же капитал производит свое сырье, свои орудия и свои конечные продукты. Если рассматривать различные капиталы, то продолжительность пребывания капитала в фазе процесса производства сама становится моментом обращения. Однако мы еще не имеем здесь дела со многими капиталами. Значит, этот момент сюда еще не относится.

Второй момент есть тот промежуток времени, который протекает от превращения капитала в продукт до превращения его в деньги. От скорости, с которой преодолевается этот промежуток времени, т.е. от его продолжительности, очевидно, зависит, как часто капитал в течение определенного отрезка времени может снова начинать процесс производства, процесс увеличения своей стоимости.

Если капитал -- состоящий первоначально, предположим, из 100 талеров -- совершает четыре оборота в год (пусть прибыль каждый раз составляет 5% от капитала) и если новая стои- мость не капитализируется, то это то же самое, как если бы капитал вчетверо большего размера с той же самой нормой прибыли, равный, допустим, 400 талерам, совершал в течение одного года один оборот, принося каждый раз 20 талеров.

Скорость оборота -- при прочих равных условиях производства -- заменяет, таким образом, массу капитала. Иными словами, если вчетверо меньшая стоимость четыре раза реализуется в качестве капитала в течение того же самого периода, за который вчетверо больший капитал реализуется в качестве капитала только один раз, то прибыль -- производство прибавочной стоимости -- меньшего капитала будет по меньшей мере такого же размера, как у большего капитала. Мы говорим: по меньшей мере. Она может быть и большей, так как сама прибавочная стоимость может быть снова применена в качестве добавочного капитала.

Например, предположим, что капитал в 100 талеров всякий раз дает прибыль (здесь для подсчета предвосхищается эта форма прибавочной стоимости) в 10%, сколько бы он ни совер- шил оборотов в течение года. Тогда [если капитал совершает 4 оборота в год] к концу первого квартала он был бы равен 110 талерам, к концу второго квартала -- 121 талеру, к концу третьего квартала -- 133,1 талера, а к концу последнего оборота -- 146,41 талера; в то же время капитал, равный 400 талерам и совершающий один оборот в год, был бы равен лишь 440 талерам. В первом случае прибыль [полученная в течение года] была бы равна 46,41 талера, а во втором -- только 40 талерам. (То обстоятельство, что предпосылка данного примера неправильна в той мере, в какой капитал при каждом увеличении приносит неодинаковую норму прибыли, не имеет значения для этого примера, так как речь здесь идет не о том, насколько в первом случае больше прибавочная стоимость, а лишь о том, что она вообще -- и это действительно имеет место -- в первом случае больше 40 талеров.)

С законом возмещения скорости массой и массы скоростью мы уже однажды встречались при рассмотрении оборота денег. Этот закон в такой же степени господствует в производстве, как и в механике. К этому обстоятельству следует вернуться при рассмотрении выравнивания нормы прибыли, цен и т.д. Нас интересует здесь следующий вопрос: не приходит ли [в процесс самого обращения] некий момент определения стоимости, не зависящий от труда, не исходящий от него непосредственно, а вытекающий из самого обращения?

{То обстоятельство, что кредит выравнивает различия в обороте капитала, -- сюда еще не относится. Но сам вопрос о выравнивании различий в обороте капитала сюда относится, так как он исходит из простого понятия капитала, рассматриваемого в общем {виде}.}

Более частый оборот капитала в течение данного промежутка времени походит на более частое повторение урожаев в течение сельскохозяйственного года в южных странах по сравнению с северными. Мы здесь полностью абстрагируемся, как уже было сказано выше, от различий во времени, в течение которого капитал должен находиться в фазе производства, в производительном процессе увеличения стоимости. Подобно тому как зерно, будучи брошено в землю в виде семени, лишается своей непосредственного потребительной стоимости, обеспечивается в качестве непосредственной потребительной стоимости, так и капитал обесценен в период времени от завершения процесса производства до его обратного превращения и деньги, а затем снова в капитал. {Та скорость, с которой капитал из денежной формы снова может перейти в форму условий производства -- среди этих условий производства фигурирует не сам рабочий, как при рабстве, а обмен с ним, -- зависит как от скорости и непрерывности процесса производства прочих капиталов, доставляющих данному капиталу сырье и орудия, так и от наличия рабочих, и с этой точки зрения относительно избыточное население создает наилучшие условия для капитала.}

{Совершенно независимо от процесса производства капитала a скорость и непрерывность процесса производства капитала b выступают в качестве момента, обусловливающего обратное превращение капитала a из денежной формы в форму промышленного капитала. Таким образом, продолжительность процесса производства капитала b выступает в качестве момента скорости процесса обращения капитала a . Продолжительность фазы производства одного определяет скорость фазы обращения другого. Одновременность этих двух фаз есть условие того, что обращение капитала a не задерживается: его собственные элементы, на которые он должен быть обменен, одновременно вступают в процесс производства и выбрасываются в процесс обращения.

Например, в последней трети XVIII века ручное прядение было не в состоянии поставлять сырье для ткачества в требовавшемся количестве, или, что то же самое, прядение не могло с требуемой одновременностью, с одинаковой скоростью провести лен или хлопок через процесс производства, осуществить их превращение в пряжу. Следствием этого было изобретение прядильной машины, которая за то же самое рабочее время дает несравненно большее количество продукта, или, что то же самое, требует несравненно меньше рабочего времени для изготовления того же самого количества продукта, несравненно более короткого пребывания сырья в процессе прядения. Все те моменты капитала, которые при рассмотрении капитала соответственно его общему понятию выступают в нем в неразвернутом виде, приобретают самостоятельную реальность и проявляются только тогда, когда капитал выступает реально, в виде многих капиталов. Таким образом, та внутренняя живая организация, которая существует в рамках конкуренции и посредством нее, только тогда и получает более широкое развитие.}

Если мы рассмотрим оборот капитала в целом, то обнаружим в нем четыре момента; или, если рассматривать два больших момента -- процесс производства и процесс обращения -- как два момента в обороте капитала, то каждый из них в свою очередь выступает двояко. При этом мы можем исходить или из обращения или из производства, поскольку теперь уже установлено, что обращение само есть момент производства, ибо лишь посредством производства капитал становится капиталом; а производство есть лишь момент обращения, если само обращение рассматривать как процесс производства в целом.

Четырьмя моментами оборота капитала являются: I) Действительный процесс производства и его продолжительность. . II) Превращение продукта в деньги. Продолжительность этой операции. III) Превращение денег в надлежащих пропорциях в сырье, средства труда и труд, словом -- в элементы производительного капитала. IV) Обмен части капитала на живую рабочую силу можно считать особым моментом, и его следует считать таковым, так как рынок труда управляется иными законами, нежели рынок продуктов и т.д. Самым главным является здесь народонаселение, но не абсолютное, а относительное. Момент I здесь, как уже сказано, не рассматривается, так как он совпадает с общими условиями возрастания стоимости. Момент III может быть принят во внимание лишь в том случае, когда речь идет не о капитале вообще, а о многих капиталах. Момент IV относится к разделу о заработной плате и т.д.
...

Карл МАРКС (1818--1883)

Великий немецкий философ, экономист и политический мыслитель, основоположник научного коммунизма. Родился в Трире (Германия), в семье адвоката. В 1835--1841 гг. учился на юридическом факультете Боннского, затем Берлинского университета. С 1842 г. -- редактор демократической "Рейнской газеты". В 1843 г. переехал в Париж, где познакомился с представителями социалистического и демократического движения. В 1844 г. началась дружба Маркса с Ф.Энгельсом. В 1845 г. Маркс переехал в Брюссель. В период революционных событий в Европе 1848--1849 гг. участвовал в работе международной организации "Союз коммунистов" и вместе с Энгельсом написал ее программу "Манифест Коммунистической партии" (1848). В 1848--1849 гг. Маркс и Энгельс издавали в Кельне "Новую Рейнскую газету". После поражения революции Маркс выехал в Париж, а в 1849 г. переехал в Лондон, где прожил до конца жизни. Карл Маркс был организатором и лидером 1-го Интернационала (1864--1876). В 1867 г. вышел главный труд Маркса -- "Капитал" (т.1); работу над следующими томами он не завершил, их подготовил к изданию Энгельс (т.2, 1885; т.3, 1894). В последние годы жизни Маркс активно участвовал в формировании пролетарских партий.

Научные труды и публикации Маркса сформировали в философии диалектический и исторический материализм, в экономике -- теорию прибавочной стоимости, в политике -- теорию классовой борьбы. Эти направления стали основой коммунистического и социалистического движения и получили название "марксизм". Маркс исследовал развитие капитализма и выдвинул положение о неизбежности его гибели и перехода к коммунизму в результате пролетарской революции. Он стремился объединить рабочее движение разных стран и вел решительную борьбу против прудонистов, лассальянцев, бакунистов. В личности Маркса слились черты гениального мыслителя, осуществившего революционный переворот в общественных науках, и несгибаемого революционного борца, способствовавшего превращению рабочего движения в могучую силу общественного прогресса. Идеи Маркса оказали значительное влияние на социальную мысль и историю общества со второй половины XIX века до наших дней.

"ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РУКОПИСИ 1857–58 гг."

работа К. Маркса, известная на языке оригинала под назв. "Grundrisse der Kritik der politischen Oekono-mie" (В., 1953, M., 1939). Представляет собой первый из трех вариантов "Капитала". В "Э. р." Марксом изложена большая часть его фундаментальных полит-экономич. открытий, причем в непосредств. связи с их предпосылками. "Э. р." знакомят с творч. лабораторией как положительных, так и филос. исследований Маркса и дают по ряду вопросов даже больше, чем окончат, вариант "Капитала". "Э. р." – подготовит. работа не только для "Капитала", но косвенно и для "Диалектики", к-рую Маркс не успел написать (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2, изд., т. 32, с. 456). "Э. р." заключают в себе огромное, в известный период мало изучавшееся богатство идей по диалектич. логике, философии человека, теории отчуждения, науч. коммунизму, истории, эстетике и т.п. По характеристике самого Маркса, "Э. р." – это предпринятая им "...для уяснения вопросов самому себе..." (там же, т. 13, с. 5) "...к р и т и к а экономических категорий, или... система буржуазной экономии, критически представленная", – итог 15-летних исследований (там же, т. 29, с. 449). "Э. р." включают в себя знаменитое "Введение" ("Тетрадь „М“", впервые опубликовано на языке оригинала в "Neue Zeit", 1902–03, а в рус. переводе – в 1922) (см. тамже, т. 12, с. 709–38) и "Критику политич. экономии" (редакц. назв.). Последняя, состоит из "Главы о деньгах" (см. Архив Маркса и Энгельса, т. 4, 1933) и "Главы о капитале". Первая полная публикация на рус. яз. всех "Э. р." – К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 46, ч. 1–2 (1969).

Политэкономич. открытия Маркса, представленные в "Э. р.", суть следующие: абстрактный и конкретный труд (в разработке этих понятий хорошо видна роль понятия отчужденного труда); стоимость рабочей силы, или способности к труду, как понятие вместо лжепонятия "стоимость труда"; постоянный и переменный капитал, сущность произ-ва прибавочной стоимости и мн. др.

Филос. содержание "Э. р." обнаруживает результаты нового изучения работ Гегеля и более глубокого, чем в 40-х гг., раскрытия их рацион, смысла. Руководящий ориентир для филос. изысканий Маркса – идея о совпадении субъективной диалектики с объективной, логики мышления – с логикой предмета. Это совпадение обосновывается тем обстоятельством, что "... как объективные, так и субъективные условия... представляют собой лишь две различные формы одних и тех же условий" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 46, 4.2, с. 347). С т. зр. монизма предметной деятельности весь историч. процесс осмысливается Марксом как развитие обществ. человека, как произ-во человеком своего предметного мира культуры и посредством этого – самого себя: "... в качестве конечного результата... выступает само общество, т.е. сам человек в его общественных отношениях... Сам непосредственный процесс производства выступает здесь только как момент... Условия и предметные воплощения процесса производства сами в одинаковой мере являются его моментами, а в качестве его субъектов выступают только индивиды..." (там же, с. 222). Последовательно преодолевая субстанциализм, Маркс показывает, что по сути дела производит. силы и обществ. отношения являются "... различными сторонами развития общественного индивида..." (там же, с. 214), хотя в отчужденной форме их соотношение выглядит крайне извращенно.

Основанием критики Марксом форм превращенных послужило строгое разграничение им понятий опредмечивания и овеществления (см. тамже, ч. 1, с. 103– 108; ср. К. Магх, Grundrisse ..., S. 78, 81–82). Из разделения самой деятельности вырастает наделение производит. сил и производств. отношений самостоятельностью и отчуждение их в виде "второго" социального мира наряду с индивидами. Взаимное дополнение частичных деятельностей, их интеграция и связь выступает подобно природному отношению независимо от индивидов (см. К. Маркс, в кн.: Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 46, ч. 1, с. 101, 460–61). Эксплуатация – не что иное, как количеств. аспект отношения утилизации, или полезности, ставшего всеобщим. В "системе всеобщей полезности" все низводится до роли служебного средства и ничто не признается как само по себе высшее, т.е. ценное по своей собственной сущности (см. тамже, с, 386–87).

В "Э. р." Маркс перерабатывает понятие отчуждения и придает ему более строгий смысл, чем в работах 40-х гг. "Отчуждение условий труда от труда... лежит в основе капиталистического способа производства..." (там же, ч. 2, с. 512). В коммунизме "...с предметных моментов производства совлекается форма отчуждения" (там же, с. 347) благодаря превращению труда в самодеятельность, выступающую "...уже не как труд, а как полное развитие самой деятельности..." (там же, ч. 1, с. 281). В коммунизме, понимаемом в смысле Gemeinschaft (общность), обществ. отношения не противостоят индивидам как самостоят. бытие, а в качестве их собственных общностных отношений подчинены их собственному общностному контролю (ср. там же, с. 105). Коммунизм – никоим образом не община (Gemeinde) неразвитых, еще не обретших личностные способности индивидов, и не иерархии, коллективность, где человек – средство по отношению к целому; коммунизм есть коллективность, для к-рой развитие человека – самоцель (см. тамже, с. 476). Пока такая коллективность не сложилась, овеществл. отношения прогрессивнее и поэтому предпочтительнее, чем община или добурж. иерархич. коллективность (см. тамже, с. 105–06; см. также историч. разделы в статьях Коммунизм, Коммунистический труд).

В "Э. р." Маркс высказывает также принципиально важные идеи о природе идеального, о категориях цель и средство, о свободном времени и т.д. Значение "Э. р." в совр. исследованиях возрастает.

Лит.: Маркс К. и Энгельс Ф., Письма, Соч., 2 изд., т. 29 (указат.); Леонтьев Л. Α., О предварит. варианте "Капитала" Маркса, М.–Л., 1946; Батищев Г. С, "Капитал" как философское произведение, в сб.: "Капитал" Маркса, философия и современность, М., 1968.

Г. Батищев. Москва.

В “Экономических рукописях 1857-1859 годов” Маркс уже гораздо подробнее рассматривает исторические формы собственности. Самая ранняя из них обозначена здесь как “азиатская форма собственности, связанная с господством “племенных” форм общественной жизни и с сельской общиной. Видимо, под понятием “азиатская собственность” Маркс разумел как древнейшие формы доклассового общественного быта, так и более поздние азиатские деспотические государства 6. В качестве фактических: примеров здесь фигурируют: древние Мексика, Перу, кельты, славяне, племена Индии, Греции, евреи, германцы, американские индейцы.

В Предисловии к изданной в те же годы работе “К критике политической экономии” (1859) Маркс вместо исторических экскурсов об эволюции собственности излагает в самом общем выражении свои мысли о зависимости всех сторон общественной жизни от “способа производства материальной жизни” и об общих стадиях, . исторического развития. Этнографических примеров в этой работе не приводится.

Очень интересно отметить быструю реакцию Маркса на появление первой же этнографической работы, претендующей на широко обобщающую концепцию,-книги Адольфа Бастиана “Человек в истории”. Это яркое подтверждение того, с каким вниманием Маркс следил за движением научной мысли. Его суждение об этом сочинении было резким, по вполне справедливым.

В I томе “Капитала” (1867), чисто экономическом исследовании, далеком от этнографических тем, Маркс однако, находит немало поводов сослаться для сопоставления на этнографический материал, и не только в общей форме (“охотничьи народы”, “дикари” и пр.), и на конкретные факты, например, на общинные формы быта в Индии -и других восточных странах, в Дунайских княжествах 7.

С 1860-х годов Маркс обнаруживает живой и pacтущий. интерес к России и к быту русского народа. Это вполне понятно, потому что бурные процессы буржуазного развития в пореформенной России, усиливающее обеднение крестьянства, кризис старых устоев деревенского быта-все это не могло не привлечь внимание мыслящих людей на Западе. Маркс начал даже изучать русский язык для того, чтобы читать в подлиннике русскую научную и публицистическую литературу. Он читал работы Чернышевского, Берви-Флеровского, Скалдина, Калачова, Даниельсона, Ковалевского и многих других 8. Вскоре он сделался прекрасным знатоком вопроса о русской общине и ее судьбах. В 1881 г. Mapкс по просьбе русских революционеров, переданной ему через Веру Засулич, в письме к ней изложил свое мнение о положении и о возможной судьбе крестьянок общины в России; само письмо было коротко, но подготовительные к нему черновики, показывающие, насколько серьезно относился Маркс к этому вопросу, заполнили свыше 20 страниц печатного текста 9.

В последние годы жизни Маркс продолжал изучать и общую этнографическую литературу; он читал сочинения Мэна, Тэйлора, Лёббока и др. 10

Даже в 1870-е годы этнография еще не заняла большого места в трудах основоположников марксизма. Хотя в “Анти-Дюринге” Энгельса (1878) и очень много говорится о первобытных и древних общинах, и говорится с таким знанием дела, которое явно основывалось прекрасном знании источников, в том числе, видимое этнографических (об Индии, славянских, кельтских, германских народах), но прямых ссылок на эти источники в книге нет. Работа Моргана, появившаяся за год перед тем, Энгельсу еще не была известна. 11

ВВЕДЕНИЕ

(Из экономических рукописей 1857–1858 годов)

I. ПРОИЗВОДСТВО, ПОТРЕБЛЕНИЕ, РАСПРЕДЕЛЕНИЕ, ОБМЕН (ОБРАЩЕНИЕ)

1. ПРОИЗВОДСТВО

a) Предмет исследования — это прежде всего материальное производство .

Индивидуумы, производящие в обществе, — а следовательно общественно-определённое производство индивидуумов, — таков, естественно, исходный пункт. Единичный и обособленный охотник и рыболов, с которых начинают Смит и Рикардо, принадлежат к лишённым фантазии выдумкам XVIII века. Это — робинзонады, которые отнюдь не являются — как воображают историки культуры — лишь реакцией против чрезмерной утончённости и возвращением к ложно понятой естественной жизни. Ни в малейшей степени не покоится на таком натурализме и contrat social Руссо , который устанавливает путём договора взаимоотношение и связь между независимыми от природы субъектами. Это — иллюзия, и всего лишь эстетическая иллюзия больших и малых робинзонад. Это, скорее, предвосхищение «гражданского общества», которое подготовлялось с XVI века, а в XVIII веке сделало гигантские шаги на пути к своей зрелости. В этом обществе свободной конкуренции отдельный человек выступает освобождённым от естественных связей и т. д., которые в прежние исторические эпохи делали его принадлежностью определённого ограниченного человеческого конгломерата. Пророкам XVIII века, на плечах которых ещё всецело стоят Смит и Рикардо, этот индивидуум XVIII века — продукт, с одной стороны, разложения феодальных общественных форм, а с другой — развития новых производительных сил, начавшегося с XVI века, — представляется идеалом, существование которого относится к прошлому; он представляется

им не результатом истории, а её исходным пунктом, потому что, согласно их воззрению на человеческую природу, соответствующий природе индивидуум представляется им не исторически возникшим, а данным самой природой. Это заблуждение было до сих пор свойственно каждой новой эпохе. Стюарт, который во многих отношениях, в противоположность XVIII веку, как аристократ, больше стоит на исторической почве, избежал этого заблуждения.

Чем больше мы углубляемся в историю, тем в большей степени индивидуум, а следовательно и производящий индивидуум, выступает несамостоятельным, принадлежащим к более обширному целому: сначала ещё совершенно естественным образом он связан с семьёй и с семьёй, развившейся в род; позднее — с общиной в различных её формах, возникшей из столкновения и слияния родов. Лишь в XVIII веке, в «гражданском обществе», различные формы общественной связи выступают по отношению к отдельной личности просто как средство для её частных целей, как внешняя необходимость. Однако эпоха, которая порождает эту точку зрения — точку зрения обособленного одиночки, — есть как раз эпоха наиболее развитых общественных (с этой точки зрения всеобщих) связей. Человек есть в самом буквальном смысле ζωον πολιτικον , не только животное, которому свойственно общение, но животное, которое только в обществе и может обособляться. Производство обособленного одиночки вне общества — редкое явление, которое может произойти с цивилизованным человеком, случайно заброшенным в необитаемую местность и динамически уже содержащим в себе общественные силы, — такая же бессмыслица, как развитие языка без совместно живущих и разговаривающих между собой индивидуумов. На этом можно больше не останавливаться. Этого пункта можно было бы вовсе не касаться, если бы нелепости, вполне понятные у людей XVIII века, не были снова всерьёз привнесены в новейшую политическую экономию Бастиа, Кэри, Прудоном и т. д. Прудону и другим, конечно, приятно дать историко-философское объяснение происхождению какого-либо экономического отношения, исторического возникновения которого он не знает, путём создания мифов о том, будто Адаму или Прометею данная идея явилась в готовом и законченном виде, а затем она была введена и т. д. Нет ничего более сухого и скучного, чем фантазирующее locus communis .

Таким образом, если речь идёт о производстве, то всегда о производстве на определённой ступени общественного

развития — о производстве общественных индивидуумов. Может поэтому показаться, что для того, чтобы вообще говорить о производстве, мы должны либо проследить процесс исторического развития в его различных фазах, либо с самого начала заявить, что мы имеем дело с определённой исторической эпохой, например, с современным буржуазным производством, которое, в сущности, является нашей подлинной темой. Однако все эпохи производства имеют некоторые общие признаки, общие определения. Производство вообще — это абстракция, но абстракция разумная, поскольку она действительно выделяет общее, фиксирует его и потому избавляет нас от повторений. Между тем это всеобщее или выделенное путём сравнения общее само есть нечто многократно расчленённое, выражающееся в различных определениях. Кое-что из этого относится ко всем эпохам, другое является общим лишь некоторым эпохам. Некоторые определения общи и для новейшей и для древнейшей эпохи. Без них немыслимо никакое производство; хотя наиболее развитые языки имеют законы и определения, общие с наименее развитыми, всё же именно отличие от этого всеобщего и общего и есть то, что составляет их развитие. Определения, которые действительны для производства вообще, должны быть выделены именно для того, чтобы из-за единства, которое вытекает уже из того, что субъект, человечество, и объект, природа, — одни и те же, не было забыто существенное различие. В забвении этого заключается, например, вся мудрость современных экономистов, которые доказывают вечность и гармонию существующих социальных отношений. Они доказывают, например, что никакое производство невозможно без орудия производства, хотя бы этим орудием была только рука, что никакое производство невозможно без предшествующего, накопленного труда, хотя бы этот труд был всего лишь сноровкой, которую рука дикаря приобрела и накопила путём повторяющихся упражнений. Капитал есть, между прочим, также и орудие производства, и прошлый, объективированный труд. Стало быть, капитал есть всеобщее, вечное естественное отношение. Это получается потому, что отбрасывают как раз то специфическое, что одно только и делает «орудие производства», «накопленный труд», капиталом. Вся история производственных отношений представляется поэтому, например у Кэри, лишь фальсификацией, злонамеренно учинённой правительствами.

Если не существует производства вообще, то не существует также всеобщего производства. Производство есть всегда особая отрасль производства, например земледелие, животноводство, мануфактура и т. д., или оно есть совокупность их. Однако

политическая экономия — не технология. Отношение всеобщих определений производства на данной общественной ступени к особенным формам производства надлежит развить в другом месте (впоследствии).

Наконец, производство не есть только особенное производство. Однако всегда имеется определённый общественный организм, общественный субъект, действующий в более или менее обширной совокупности отраслей производства. Отношение научного изложения к реальному движению опять-таки сюда ещё не относится. Производство вообще. Особые отрасли производства. Производство как совокупное целое.

Стало модой изложению политической экономии предпосылать общую часть, и как раз такую, которая фигурирует под заглавием «производство» (смотри, например, Дж. Ст. Милля ) и где рассматриваются общие условия всякого производства.

Эта общая часть состоит или должна якобы состоять:

1) Из условий, без которых производство невозможно. Следовательно, это означает на деле не что иное, как указание существенных моментов всякого производства. Это, однако, сводится фактически, как мы увидим, к немногим очень простым определениям, которые превращаются в пространную плоскую тавтологию.

2) Из условий, которые более или менее способствуют производству, как например, прогрессирующее и стагнационное состояние общества у Адама Смита. Чтобы эти моменты, имеющие у Смита в качестве aperçu свою ценность, поднять до научного значения, были бы необходимы исследования о состоянии производительности по периодам, в ходе развития отдельных народов, исследования, которые лежат вне рамок нашей темы; поскольку же эти исследования относятся к ней, они должны быть изложены в главах о конкуренции, накоплении и т. д. В общей же постановке ответ сводится к общему положению, что промышленная нация достигает высшего уровня своего производства в тот момент, когда она вообще находится на высшей точке своего исторического развития. И действительно, высокий уровень промышленного развития народа имеет место до тех пор, пока главным для него является не прибыль , а добывание . Поэтому янки стоят выше англичан. Или же, например, известные расовые особенности, климат, естественные условия, как-то: близость к морю, плодородие почвы и т. д., более благоприятны для производства, чем другие. Это опять ведёт к тавтологии, что богатство тем легче

создаётся, чем в большей степени имеются налицо его субъективные и объективные элементы.

Однако всё это вовсе не то, о чём действительно идёт речь у экономистов в этой общей части. Производство, наоборот, — смотри, например, Милля , — в отличие от распределения и т. д., должно изображаться как заключённое в рамки независимых от истории вечных законов природы, чтобы затем при удобном случае буржуазные отношения совершенно незаметно протащить в качестве непреложных естественных законов общества in abstracto . Такова более или менее сознательная цель всего этого приёма. При распределении, напротив, люди якобы позволяют себе в действительности всякого рода произвол. Не говоря уже о грубом разрыве между производством и распределением и о их действительном отношении, с самого начала должно быть ясно, что, каким бы различным ни было распределение на различных ступенях общественного развития, о нём, так же как и о производстве, могут быть высказаны общие положения, и все исторические различия опять-таки могут быть смешаны и стёрты в общечеловеческих законах . Например, раб, крепостной, наёмный рабочий — все получают известное количество пищи, которое даёт им возможность существовать как рабу, как крепостному, как наёмному рабочему. Завоеватель, живущий за счёт дани, или чиновник, живущий за счёт налогов, или земельный собственник — за счёт ренты, или монах — за счёт милостыни, или левит — за счёт десятины, — все они получают долю общественного продукта, которая определяется другими законами, чем доля раба и т. д. Два основных пункта, которые все экономисты ставят под этой рубрикой, — это: 1) собственность, 2) её охрана юстицией, полицией и т. д. На это следует весьма кратко ответить:

играет значительную роль. Мы здесь ещё вовсе не касаемся вопроса о том, растёт ли богатство лучше при той или другой форме собственности. Но что ни о каком производстве, а стало быть, ни о каком обществе, не может быть речи там, где не существует никакой формы собственности, — это тавтология. Присвоение, которое ничего не присваивает, есть contradictio in subjecto .

ad 2) Охрана приобретённого и т. д. Если эти тривиальности свести к их действительному содержанию, то они скажут больше, чем знают их проповедники. А именно, что каждая форма производства порождает свойственные ей правовые отношения, формы правления и т. д. Грубость и отсутствие понимания в том и заключается, что органически между собой связанные явления ставятся в случайные взаимоотношения и в чисто рассудочную связь. Буржуазным экономистам мерещится только, что при современной полиции можно лучше производить, чем, например, при кулачном праве. Они забывают только, что и кулачное право есть право и что право сильного в другой форме продолжает существовать также и в их «правовом государстве».

Когда общественные отношения, соответствующие определённой ступени производства, только возникают или когда они уже исчезают, естественно происходят нарушения производства, хотя в различной степени и с различным результатом.

Резюмируем: есть определения, общие всем ступеням производства, которые фиксируются мышлением как всеобщие; однако так называемые общие условия всякого производства суть не что иное, как эти абстрактные моменты, с помощью которых нельзя понять ни одной действительной исторической ступени производства.

2. ОБЩЕЕ ОТНОШЕНИЕ ПРОИЗВОДСТВА К РАСПРЕДЕЛЕНИЮ, ОБМЕНУ, ПОТРЕБЛЕНИЮ

Прежде чем продолжать дальнейший анализ производства, необходимо обратить внимание на те различные рубрики, которые ставят рядом с ним экономисты.

Первое поверхностное представление: в процессе производства члены общества приспособляют (создают, преобразуют) продукты природы к человеческим потребностям; распределение устанавливает пропорцию, в которой каждый индивидуум принимает участие в произведённом; обмен доставляет ему те

определённые продукты, на которые он хочет обменять доставшуюся ему при распределении долю; наконец, в потреблении продукты становятся предметами потребления, индивидуального присвоения. Производство создаёт предметы, соответствующие потребностям; распределение распределяет их согласно общественным законам; обмен снова распределяет уже распределённое согласно отдельным потребностям; наконец, в потреблении продукт выпадает из этого общественного движения, становится непосредственно предметом и слугой отдельной потребности и удовлетворяет её в процессе потребления. Производство выступает, таким образом, исходным пунктом, потребление — конечным пунктом, распределение и обмен — серединой, которая, в свою очередь, заключает в себе два момента, так как распределение определяется как момент, исходящий от общества, а обмен — от индивидуума. В производстве объективируется личность, в личности субъективируется вещь; в распределении общество принимает на себя, в форме господствующих всеобщих определений, опосредствование между производством и потреблением, в обмене они опосредствуются случайной определённостью индивидуума.

Распределение определяет отношение (количество), в котором продукты достаются индивидуумам; обмен определяет те продукты, в которых индивидуум требует часть, доставшуюся ему при распределении.

Производство, распределение, обмен, потребление образуют, таким образом, правильный силлогизм: производство составляет в нём всеобщность, распределение и обмен — особенность, а потребление — единичность, замыкающую собой целое. Это, конечно, связь, но поверхностная. Производство якобы определяется всеобщими законами природы, распределение — общественной случайностью, оно может поэтому влиять на производство более или менее благоприятно; обмен находится между ними обоими как формально общественное движение, а заключительный акт — потребление, которое рассматривается не только как конечный пункт, но также и как конечная цель, лежит, собственно, вне экономики, за исключением того, что оно, в свою очередь, оказывает обратное воздействие на исходный пункт и вновь даёт начало всему процессу.

Противники политико-экономов, — будь то противники из среды этой самой науки или вне её, — упрекающие их в варварском разрывании на части единого целого, либо стоят с ними на одной и той же почве, либо ниже их. Нет ничего более банального, чем упрёк, будто политико-экономы обращают слишком большое внимание на производство, рассматривая его как

самоцель. Распределение, мол, имеет такое же большое значение. В основе этого упрёка лежит как раз представление экономистов, будто распределение существует как самостоятельная, независимая сфера рядом с производством. Или делают упрёк, что эти моменты якобы не охватываются в их единстве. Как будто бы этот разрыв проник не из действительности в учебники, а наоборот, из учебников — в действительность, как будто здесь дело идёт о диалектическом примирении понятий, а не о понимании реальных отношений!

a) [Производство и потребление]

Производство есть непосредственно также и потребление. Двоякое потребление — субъективное и объективное: индивидуум, который развивает свои способности в процессе производства, в то же время расходует, потребляет их в акте производства, точно так же, как естественный акт создания потомства представляет собой расходование жизненных сил. Во-вторых: производство есть потребление средств производства, которые используются, изнашиваются, а отчасти (как например, при сжигании) вновь распадаются на основные элементы. Точно так же обстоит дело с потреблением сырого материала, который не сохраняет своего естественного вида и свойств, а наоборот, утрачивает их. Поэтому акт производства, во всех своих моментах, есть также акт потребления. Однако со всем этим экономисты соглашаются. Производство, как непосредственно идентичное с потреблением, потребление, как непосредственно совпадающее с производством, они называют производительным потреблением . Эта идентичность производства и потребления сводится к положению Спинозы: «determinatio est negatio» . Однако это определение производительного потребления даётся только для того, чтобы отделить потребление, идентичное с производством, от собственно потребления, которое, наоборот, понимается как уничтожающая противоположность производства. Итак, рассмотрим собственно потребление.

Потребление есть непосредственно также и производство, подобно тому как в природе потребление химических элементов и веществ есть производство растения. Что, например, в процессе питания, представляющем собой одну из форм потребления, человек производит своё собственное тело, — это совершенно ясно; но это же приложимо и ко всякому другому виду потребления, который с той или другой стороны, каждый в своём роде, производит человека. Это — потребительное производство. Однако, говорит политическая экономия, это идентичное

с потреблением производство есть второй вид производства, вытекающий из уничтожения продукта первого. В первом производитель овеществляет себя, во втором — персонифицируется произведённая им вещь. Таким образом, это потребительное производство, — хотя оно есть непосредственное единство производства и потребления, — существенно отличается от собственно производства. Непосредственное единство, в котором производство совпадает с потреблением и потребление — с производством, сохраняет их непосредственную раздвоенность.

Итак, производство есть непосредственно потребление, потребление есть непосредственно производство. Каждое непосредственно является своей противоположностью. Однако в то же время между обоими имеет место опосредствующее движение. Производство опосредствует потребление, для которого оно создаёт материал, без чего у потребления отсутствовал бы предмет. Однако и потребление опосредствует производство, ибо только оно создаёт для продуктов субъекта, для которого они и являются продуктами. Продукт получает своё последнее finish только в потреблении. Железная дорога, по которой не ездят, которой не пользуются, которая не потребляется, есть железная дорога только δυνάμει , а не в действительности. Без производства нет потребления, однако и без потребления нет производства, так как производство было бы в таком случае бесцельно. Потребление создаёт производство в двояком отношении:

1) Тем, что только в потреблении продукт становится действительно продуктом. Например, платье становится действительно платьем лишь тогда, когда его носят; дом, в котором не живут, фактически не является действительным домом. Таким образом, продукт, в отличие от простого предмета природы, проявляет себя как таковой, становится продуктом только в потреблении. Потребление, уничтожая продукт, тем самым доводит его до finishing stroke , ибо продукт есть продукт не как овеществлённая деятельность, но лишь как предмет для действующего субъекта.

2) Тем, что потребление создаёт потребность в новом производстве, стало быть, идеальный, внутренне побуждающий мотив производства, который является его предпосылкой. Потребление создаёт побуждение к производству, оно создаёт также и предмет, который воздействует на производство, определяя его цель. И если ясно, что производство предоставляет

потреблению предмет в его внешней форме, то точно так же ясно, что потребление полагает предмет производства идеально , как внутренний образ, как потребность, как побуждение и как цель. Оно создаёт предметы производства в их ещё субъективной форме. Без потребности нет производства. Но именно потребление воспроизводит потребность.

Этому соответствует со стороны производства то, что оно:

1) доставляет потреблению материал, предмет. Потребление без предмета не есть потребление. Таким образом, с этой стороны производство создаёт, порождает потребление.

2) Однако производство создаёт для потребления не только предмет, — оно придаёт потреблению также его определённость, его характер, его завершённость. Как потребление завершает продукт как продукт, точно так же производство завершает потребление. Прежде всего , предмет не есть предмет вообще, а определённый предмет, который должен быть потреблён определённым способом, опять-таки предуказанным самим производством. Голод есть голод, однако голод, который утоляется варёным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки, это иной голод, чем тот, при котором проглатывают сырое мясо с помощью рук, ногтей и зубов. Не только предмет потребления, но также и способ потребления создаётся, таким образом, производством, не только объективно, но также и субъективно. Производство, таким образом, создаёт потребителя.

3) Производство доставляет не только потребности материал, но и материалу потребность. Когда потребление выходит из своей первоначальной природной грубости и непосредственности, — а длительное пребывание его на этой ступени само было бы результатом закосневшего в природной грубости производства, — то оно само, как побуждение, опосредствуется предметом. Потребность, которую оно в нём ощущает, создана восприятием последнего. Предмет искусства — нечто подобное происходит со всяким другим продуктом — создаёт публику, понимающую искусство и способную наслаждаться красотой. Производство производит поэтому не только предмет для субъекта, но также и субъект для предмета.

Производство поэтому создаёт потребление: 1) производя для него материал, 2) определяя способ потребления, 3) возбуждая в потребителе потребность, предметом которой является созданный им продукт. Оно производит поэтому предмет потребления, способ потребления и побуждение к потреблению. Точно так же потребление порождает способности производителя, возбуждая в нём направленную на определённые цели потребность.

Идентичность потребления и производства проявляется, следовательно, трояко:

1) Непосредственная идентичность: производство есть потребление; потребление есть производство. Потребительное производство. Производительное потребление. Экономисты называют то и другое производительным потреблением, но делают ещё одно различие: первое фигурирует как воспроизводство, второе — как производительное потребление. Все исследования относительно первого являются исследованиями о производительном или непроизводительном труде; исследования относительно второго — исследованиями о производительном или непроизводительном потреблении.

2) То, что каждое из них выступает как средство для другого и одно опосредствуется другим, что находит своё выражение в их взаимной зависимости. Это — движение, благодаря которому они вступают в отношения друг к другу, выступают как настоятельно необходимые друг для друга, но в котором они остаются тем не менее ещё внешними по отношению друг к другу. Производство создаёт материал как внешний предмет для потребления; потребление создаёт потребность как внутренний предмет, как цель для производства. Без производства нет потребления, без потребления нет производства. Это положение фигурирует в политической экономии в различных формах.

3) Производство — не только непосредственно потребление, а потребление — непосредственно производство; производство также — не только средство для потребления, а потребление — цель для производства, т. е. в том смысле, что каждое доставляет другому его предмет: производство — внешний предмет для потребления, потребление — мысленно представляемый предмет для производства. Каждое из них есть не только непосредственно другое и не только опосредствует другое, но каждое из них, совершаясь, создаёт другое, создаёт себя как другое. Потребление прежде всего завершает акт производства, заканчивая продукт как продукт, поглощая его, уничтожая его самостоятельно-вещную форму; повышая посредством потребности повторения способность, развитую в первом акте производства, до степени искусства; оно, следовательно, не только тот завершающий акт, благодаря которому продукт становится продуктом, но и тот, благодаря которому производитель становится производителем. С другой стороны, производство создаёт потребление, создавая определённый способ потребления и затем создавая побуждение к потреблению, самоё способность потребления как потребность. Эта последняя, указанная в пункте 3, идентичность многократно разъясняется в политической

экономии в отношении спроса и предложения, предметов и потребностей, потребностей естественных и созданных обществом.

Поэтому для гегельянца нет ничего проще, как отождествить производство и потребление. И это делается не только социалистическими беллетристами , но и самыми прозаическими экономистами, например Сэем, в той форме, что если рассматривать народ или также человечество in abstracto, то его производство будет его потреблением. Шторх, указывая на ошибку Сэя, напомнил , что народ, например, не потребляет свой продукт целиком, но создаёт и средства производства, основной капитал и т. д. Кроме того, рассматривать общество как один-единственный субъект значит рассматривать его неправильно, умозрительно. У одного субъекта производство и потребление выступают как моменты одного акта. Здесь нужно подчеркнуть лишь самое важное, что если рассматривать производство и потребление как деятельность одного субъекта или отдельных индивидуумов, они во всяком случае выступают как моменты процесса, в котором производство есть действительно исходный пункт, а поэтому также и господствующий момент. Потребление как необходимость, как потребность, само есть внутренний момент производительной деятельности, однако последняя есть исходный пункт реализации, а потому и её господствующий момент — акт, к которому снова сводится весь процесс. Индивидуум производит предмет и через его потребление возвращается опять к самому себе, но уже как производящий и воспроизводящий себя самого индивидуум. Потребление выступает, таким образом, как момент производства.

Но в обществе отношение производителя к продукту, поскольку он уже изготовлен, чисто внешнее, и возвращение продукта к субъекту зависит от отношения последнего к другим индивидуумам. Он не вступает в непосредственное владение продуктом. Точно так же непосредственное присвоение продукта не составляет его цели, если он производит в обществе. Между производителем и продуктом встаёт распределение , которое при помощи общественных законов определяет его долю в мире продуктов; следовательно, распределение становится между производством и потреблением.

Стоит ли распределение, как самостоятельная сфера, рядом с производством и вне его?

b) [Производство и распределение]

Если обратиться к обычным сочинениям по политической экономии, то прежде всего бросается в глаза, что всё в них даётся в двойном виде. Например, в распределении фигурируют

земельная рента, заработная плата, процент и прибыль, в то время как в производстве в качестве его факторов фигурируют земля, труд, капитал. Относительно капитала с самого начала ясно, что он определяется двояко: 1) как фактор производства, 2) как источник дохода, как фактор, определяющий известные формы распределения. Процент и прибыль фигурируют поэтому как таковые также и в производстве, поскольку они представляют собой те формы, в которых увеличивается, возрастает капитал, следовательно, представляют собой моменты производства самого капитала. Процент и прибыль как формы распределения предполагают капитал как фактор производства. Они — способы распределения, которые имеют своей предпосылкой капитал как фактор производства. Они суть также способы воспроизводства капитала.

Заработная плата представляет собой также наёмный труд, рассматриваемый под другой рубрикой: та определённость, которую труд имеет здесь как фактор производства, выступает там как определение распределения. Если бы труд не был определён как наёмный труд, то и тот способ, которым он участвует в продуктах, не выступал бы в качестве заработной платы, как, например, при рабстве. Наконец, земельная рента — если взять сразу наиболее развитую форму распределения, в которой земельная собственность принимает участие в продуктах, — предполагает крупную земельную собственность (собственно говоря, крупное сельское хозяйство) в качестве фактора производства, но не землю как таковую, так же как заработная плата не имеет предпосылкой труд как таковой. Отношения распределения и способы распределения выступают поэтому лишь оборотными сторонами факторов производства. Индивидуум, принимающий участие в производстве в форме наёмного труда, участвует в продуктах, в результатах производства, в форме заработной платы. Структура распределения полностью определяется структурой производства. Распределение само есть продукт производства — не только по содержанию, ибо распределяться могут только результаты производства, но и по форме, ибо определённый способ участия в производстве определяет особую форму распределения, форму, в которой принимают участие в распределении. Полнейшая иллюзия, когда в производстве говорят о земле, в распределении — о земельной ренте и т. д.

Поэтому экономисты, как Рикардо, которых чаще всего упрекали в том, будто они обращают внимание лишь на производство, рассматривали распределение как единственный предмет политической экономии, ибо они инстинктивно избрали

формы распределения в качестве наиболее точных выражений, в которых фиксируются факторы производства в данном обществе.

По отношению к отдельному индивидууму распределение выступает, конечно, как общественный закон, обусловливающий то его положение в производстве, в рамках которого он производит и которое поэтому предшествует производству. Индивидуум не имеет с самого начала ни капитала, ни земельной собственности. С самого рождения в силу общественного распределения ему предназначен наёмный труд. Однако это предназначение само есть результат того, что капитал, земельная собственность существуют как самостоятельные факторы производства.

Если рассматривать целые общества, то представляется, будто распределение ещё с одной стороны предшествует производству и определяет его в качестве как бы предэкономического факта. Народ-завоеватель разделяет землю между завоевавшими и устанавливает таким образом известное распределение и форму земельной собственности, а тем самым определяет и производство. Или он обращает побеждённых в рабов и делает таким образом рабский труд основой производства. Или народ путём революции разбивает крупную земельную собственность на парцеллы и, следовательно, этим новым распределением придаёт производству новый характер. Или законодательство увековечивает земельную собственность в руках известных семей или распределяет труд как наследственную привилегию и фиксирует его таким образом в кастовом духе. Во всех этих случаях — а все они являются историческими — кажется, что не распределение организуется и определяется производством, а, наоборот, производство организуется и определяется распределением.

Распределение в самом поверхностном понимании выступает как распределение продуктов и, таким образом, представляется дальше отстоящим от производства и якобы самостоятельным по отношению к нему. Однако прежде чем распределение есть распределение продуктов, оно есть: 1) распределение орудий производства и 2) — что представляет собой дальнейшее определение того же отношения — распределение членов общества по различным родам производства (подчинение индивидуумов определённым производственным отношениям). Распределение продуктов есть, очевидно, лишь результат этого распределения, которое заключено в самом процессе производства и которое определяет организацию производства. Рассматривать производство независимо от этого заключающегося

в нём распределения есть, очевидно, пустая абстракция, в то время как распределение продуктов, наоборот, дано само собой вместе с этим распределением, составляющим с самого начала момент производства. Рикардо, который стремился понять современное производство в его определённой социальной организации и который является экономистом производства par excellence , именно поэтому объявляет не производство, а распределение подлинным предметом современной политической экономии. Отсюда ещё раз очевидны нелепости экономистов, которые изображают производство в качестве вечной истины, изгоняя в то же время историю в область распределения.

В каком отношении к производству находится это определяющее его распределение, есть, очевидно, вопрос, который относится к самому производству. Если скажут, что, по крайней мере, поскольку производство должно исходить из известного распределения орудий производства, распределение в этом смысле предшествует производству и образует его предпосылку, то на это следует ответить, что производство действительно имеет свои условия и предпосылки, которые образуют собой его моменты. Последние могут сначала выступать как естественно возникшие. Самим процессом производства они превращаются из естественно выросших в исторические, и если для одного периода они выступали естественными предпосылками производства, то для другого периода они были его историческим результатом. В самом процессе производства они постоянно изменяются. Например, применение машин изменило распределение как орудий производства, так и продуктов. Современная крупная земельная собственность сама есть результат как современной торговли и современной индустрии, так и применения последней к сельскому хозяйству.

Все намеченные выше вопросы сводятся в конечном счёте к тому, каким образом общеисторические условия воздействуют на производство, а также к отношению между производством и историческим развитием вообще. Вопрос, очевидно, относится к рассмотрению и развитию самого производства.

Однако на вопросы, поставленные выше в столь тривиальной форме, можно дать столь же краткий ответ. При всех завоеваниях возможен троякий исход. Народ-завоеватель навязывает побеждённым собственный способ производства (например, англичане в этом столетии в Ирландии, отчасти в Индии); или он оставляет старый способ производства и довольствуется данью (например, турки и римляне); или происходит

взаимодействие, из которого возникает новое, синтез (отчасти при германских завоеваниях). Во всех случаях способ производства, будь то победителей, будь то побеждённых, будь то возникший из соединения обоих, определяет то новое распределение, которое устанавливается. Хотя последнее выступает как предпосылка для нового периода производства, само оно опять-таки продукт производства — и не только исторического вообще, но определённого исторического производства.

Например, монголы при опустошении России действовали сообразно с их способом производства, пастбищным скотоводством, для которого большие необитаемые пространства являются главным условием. Германские варвары, для которых земледелие при помощи крепостных было обычным способом производства, так же как и изолированная жизнь в деревне, тем легче могли подчинить этим условиям римские провинции, что происшедшая там концентрация земельной собственности уже совершенно опрокинула прежние отношения земледелия.

Существует традиционное представление, будто в известные периоды люди жили исключительно грабежом. Однако, чтобы можно было грабить, должно быть налицо нечто для грабежа, стало быть производство. И способ грабежа опять-таки определяется способом производства. Например, stock-jobbing nation не может быть ограблена таким же способом, как пастушеский народ.

В лице раба похищается непосредственно орудие производства. Однако затем производство той страны, для которой он похищается, должно быть организовано так, чтобы допускалось применение рабского труда, или (как в Южной Америке и т. д.) должен быть создан соответствующий рабскому труду способ производства.

Законы могут увековечить какое-либо средство производства, например землю, в руках известных семей. Эти законы только тогда получают экономическое значение, когда крупная земельная собственность находится в гармонии с общественным производством, как, например, в Англии. Во Франции велось мелкое земледелие, несмотря на крупную земельную собственность, поэтому последняя и была разбита революцией. А увековечение парцелляции, например путём законов? Вопреки этим законам, собственность снова концентрируется. Влияние законов, направленных к закреплению условий распределения, и их воздействие этим путём на производство следует определить особо.

c) Наконец, обмен и обращение

Обращение само есть лишь определённый момент обмена или обмен, рассматриваемый в целом.

Поскольку обмен есть лишь опосредствующий момент между производством и обусловленным им распределением, с одной стороны, и потреблением, с другой стороны, а потребление само выступает как момент производства, постольку и обмен, очевидно, заключён в производстве как его момент.

Ясно, во-первых, что обмен деятельностей и способностей, который совершается в самом производстве, относится прямо к нему и составляет его существенную сторону. Во-вторых, то же самое верно и относительно обмена продуктов, поскольку он есть средство для производства готового продукта, предназначенного для непосредственного потребления. Постольку сам обмен есть акт, входящий в производство. В-третьих взаимный обмен между самими предпринимателями по своей организации так же всецело определяется производством, как и сама производственная деятельность. Обмен выступает независимым и индифферентным по отношению к производству только в последней стадии, когда продукт обменивается непосредственно для потребления. Однако 1) не существует обмена без разделения труда, будь последнее первобытным или уже результатом исторического развития, 2) частный обмен предполагает частное производство, 3) интенсивность обмена, его распространение, так же как и его форма, определяются развитием и организацией производства. Например, обмен между городом и деревней; обмен в деревне, в городе и т. д. Обмен, таким образом, во всех своих моментах или непосредственно заключён в производстве, или определяется этим последним.

Результат, к которому мы пришли, заключается не в том, что производство, распределение, обмен и потребление идентичны, а в том, что все они образуют собой части целого, различия внутри единства. Производство господствует как над самим собой во всей противоположности своих определений, так и над другими моментами. С него каждый раз начинается процесс снова. Что обмен и потребление не могут иметь господствующего значения — это ясно само собой. То же самое относится к распределению как к распределению продуктов. В качестве же распределения факторов производства оно само есть момент производства. Определённое производство обусловливает, таким образом, определённое потребление, распределение, обмен и определённые отношения этих различных моментов друг к другу . Конечно, и производство в его односторонней форме

определяется, со своей стороны, другими моментами. Например, когда расширяется рынок, т. е. сфера обмена, возрастают размеры производства и становится глубже его дифференциация. С изменением распределения изменяется производство, например с концентрацией капитала, с различным распределением населения между городом и деревней и т. д. Наконец, нужды потребления определяют производство. Между различными моментами имеет место взаимодействие. Это бывает во всяком органическом целом.

3. МЕТОД ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ

Когда мы рассматриваем данную страну в политико-экономическом отношении, то мы начинаем с её населения, его разделения на классы, распределения населения между городом, деревней и морскими промыслами, между различными отраслями производства, с вывоза и ввоза, годового производства и потребления, товарных цен и т. д.

Кажется правильным начинать с реального и конкретного, с действительных предпосылок, следовательно, например в политической экономии, с населения, которое есть основа и субъект всего общественного процесса производства. Между тем при ближайшем рассмотрении это оказывается ошибочным. Население — это абстракция, если я оставлю в стороне, например, классы, из которых оно состоит. Эти классы опять-таки пустой звук, если я не знаю основ, на которых они покоятся, например наёмного труда, капитала и т. д. Эти последние предполагают обмен, разделение труда, цены и т. д. Капитал, например, — ничто без наёмного труда, без стоимости, денег, цены и т. д. Таким образом, если бы я начал с населения, то это было бы хаотическое представление о целом, и только путём более близких определений я аналитически подходил бы ко всё более и более простым понятиям: от конкретного, данного в представлении, ко всё более и более тощим абстракциям, пока не пришёл бы к простейшим определениям. Отсюда пришлось бы пуститься в обратный путь, пока я не пришёл бы, наконец, снова к населению, но на этот раз не как к хаотическому представлению о целом, а как к богатой совокупности, с многочисленными определениями и отношениями. Первый путь — это тот, по которому политическая экономия исторически следовала в период своего возникновения. Экономисты XVII столетия, например, всегда начинают с живого целого, с населения, нации, государства, нескольких государств и т. д., но они всегда заканчивают тем, что путём анализа выделяют некоторые определяющие

абстрактные всеобщие отношения, как разделение труда, деньги, стоимость и т. д. Как только эти отдельные моменты были более или менее зафиксированы и абстрагированы, стали возникать экономические системы, которые восходят от простейшего — как труд, разделение труда, потребность, меновая стоимость — к государству, международному обмену и мировому рынку. Последний метод есть, очевидно, правильный в научном отношении. Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного. В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действительный исходный пункт и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и представления. На первом пути полное представление испаряется до степени абстрактного определения, на втором пути абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного посредством мышления. Гегель поэтому впал в иллюзию, понимая реальное как результат себя в себе синтезирующего, в себя углубляющегося и из самого себя развивающегося мышления, между тем как метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его как духовно конкретное. Однако это ни в коем случае не есть процесс возникновения самого конкретного. Простейшая экономическая категория, например меновая стоимость, предполагает население — население, производящее в определённых условиях, — а также определённые формы семьи, общины или государства и т. д. Она не может существовать иначе, как абстрактное, одностороннее отношение уже данного конкретного живого целого. Напротив, как категория, меновая стоимость ведёт допотопное существование. Поэтому для сознания (а философское сознание именно таково), для которого постигающее в понятиях мышление есть действительный человек и поэтому только постигнутый в понятиях мир как таковой есть действительный мир, — движение категорий выступает как действительный (хотя, к сожалению, и получающий некоторый толчок извне) акт производства, результатом которого является мир; и это — здесь мы опять имеем тавтологию — постольку правильно, поскольку конкретная целостность, в качестве мысленной целостности, мысленной конкретности, действительно есть продукт мышления, понимания; однако это ни в коем случае не продукт понятия, размышляющего и саморазвивающегося вне созерцания и представления, а переработка созерцания и представлений в понятия. Целое, как оно представляется в голове в качестве мыслимого

целого, есть продукт мыслящей головы, которая осваивает мир исключительно ей присущим образом — образом, отличающимся от художественного, религиозного, практически-духовного освоения этого мира. Реальный субъект остаётся, как и прежде, вне головы, существуя как нечто самостоятельное, и именно до тех пор, пока голова относится к нему лишь умозрительно, лишь теоретически. Поэтому и при теоретическом методе субъект, общество, должен постоянно витать в нашем представлении как предпосылка.

Однако не имело ли место также независимое историческое или естественное существование этих простых категорий до существования более конкретных категорий? Ça dépend . Например, Гегель правильно начинает философию права с владения как простейшего правового отношения субъекта. Но никакого владения не существует до семьи или до отношения господства и подчинения, которые суть гораздо более конкретные отношения. Напротив, было бы правильно сказать, что существуют семьи, роды, которые ещё только владеют , но не имеют собственности . Более простая категория выступает, таким образом, как отношение первичных семейных или родовых сообществ к собственности. В более развитом обществе она выступает как более простое отношение развившегося организма. Однако конкретный субстрат, отношение которого есть владение, постоянно предполагается. Можно представить себе единичного дикаря владеющим. Но тогда владение не есть правоотношение. Неверно, будто владение исторически развилось в семью. Наоборот, оно всегда предполагает эту «более конкретную правовую категорию». Но, между тем, здесь имеется та доля истины, что простые категории суть выражения отношений, в которых может реализоваться менее развитая конкретность до установления более многостороннего отношения или связи, идеально выражающейся в более конкретной категории, в то время как более развитая конкретность сохраняет эту же категорию как подчинённое отношение. Деньги могут существовать и исторически существовали раньше капитала, раньше банков, раньше наёмного труда и т. д. С этой стороны можно, стало быть, сказать, что более простая категория может выражать собой господствующие отношения менее развитого целого или подчинённые отношения более развитого целого, т. е. отношения, которые исторически уже существовали раньше, чем целое развилось в ту сторону, которая выражена в более конкретной категории. В этом отношении ход абстрактного

мышления, восходящего от простейшего к сложному, соответствует действительному историческому процессу.

С другой стороны, можно сказать, что имеются весьма развитые и всё-таки исторически менее зрелые общественные формы, где имеют место высшие экономические формы, например кооперация, развитое разделение труда и т. д., но не существует никаких денег, например в Перу. Точно так же в славянских общинах деньги и обусловливающий их обмен или совсем не выступают, или играют незначительную роль внутри отдельных общин, но зато выступают на границах последних, в сношениях с другими общинами; вообще ошибочно принимать обмен внутри одной и той же общины за первоначально конституирующий элемент. Напротив, вначале обмен возникает чаще между различными общинами, чем между членами одной и той же общины. Далее: хотя деньги начали играть известную роль очень рано и всесторонне, однако в древности они выступают как господствующий элемент только у односторонне определившихся наций, у торговых наций. И даже в наиболее развитой древности, у греков и римлян, полное развитие денег, которое составляет предпосылку современного буржуазного общества, отмечается только в период разложения. Таким образом, эта совершенно простая категория исторически выступает в своей полной силе только в наиболее развитых состояниях общества. Она отнюдь не проникает во все экономические отношения; например, в Римской империи, в период наибольшего её развития, основу составляли натуральные подати и повинности. Денежное хозяйство было там вполне развито, собственно, только в армии, оно никогда не охватывало весь процесс труда в целом.

Итак, хотя более простая категория исторически может существовать раньше более конкретной, но в своём полном интенсивном и экстенсивном развитии она может быть присуща как раз более сложной общественной форме, в то время как более конкретная категория была полнее развита при менее развитой общественной форме.

Труд кажется совершенно простой категорией. Представление о нём в этой всеобщности — как о труде вообще — является также весьма древним. Однако «труд», экономически рассматриваемый в этой простой форме, есть столь же современная категория, как и отношения, которые порождают эту простую абстракцию. Монетарная система, например, определяет богатство ещё совершенно объективно, как вещь, существующую в деньгах . По сравнению с этой точкой зрения было большим прогрессом, когда

мануфактурная или коммерческая система перенесла источник богатства из предмета в субъективную деятельность, в коммерческий и мануфактурный труд, однако сама эта деятельность всё ещё понималась ограниченно, как деятельность, производящая деньги. Этой системе противостоит физиократическая система, которая признаёт в качестве труда, создающего богатства, определённую форму труда — земледельческий труд, а самый объект она видит уже не в денежном облачении, а в продукте вообще, во всеобщем результате труда. Этот продукт, однако, соответственно ограниченному характеру деятельности, всё ещё рассматривается как продукт, определённый природой, как продукт земледелия, продукт земли par excellence.

Огромным достижением Адама Смита явилось то, что он отверг всякую определённость деятельности, создающей богатство; у него — просто труд, не мануфактурный, не коммерческий, не земледельческий труд, а как тот, так и другой. Вместе с абстрактной всеобщностью деятельности, создающей богатство, признаётся также всеобщность предмета, определяемого как богатство; это — продукт вообще или опять-таки труд вообще, но уже как прошлый, овеществлённый труд. Как труден и велик был этот переход, видно из того, что Адам Смит сам ещё время от времени возвращается к физиократической системе. Могло бы показаться, будто таким путём найдено лишь абстрактное выражение для простейшего и древнейшего отношения, в котором люди, при всякой общественной форме, выступают как производители. Это верно с одной стороны, но неверно — с другой.

Безразличие к определённому виду труда предполагает весьма развитую совокупность действительных видов труда, ни один из которых не является более господствующим. Таким образом, наиболее всеобщие абстракции возникают вообще только в условиях богатого конкретного развития, где одно и то же является общим для многих или для всех элементов. Тогда оно перестаёт быть мыслимым только в особенной форме. С другой стороны, эта абстракция труда вообще есть не только духовный результат конкретной совокупности видов труда. Безразличие к определённому виду труда соответствует общественной форме, при которой индивидуумы с лёгкостью переходят от одного вида труда к другому и при которой какой-либо определённый вид труда является для них случайным и потому безразличным. Труд здесь, не только в категории, но и в действительности, стал средством создания богатства вообще и утратил свою специфическую связь с определённым индивидуумом.

Такое состояние в наиболее развитом виде имеет место в самой современной из существующих форм буржуазного общества — в Соединённых Штатах. Таким образом, лишь здесь абстракция категории «труд», «труд вообще», труд sans phrase , этот исходный пункт современной политической экономии, становится практически истинной. Итак, простейшая абстракция, которую современная политическая экономия ставит во главу угла и которая выражает древнейшее отношение, имеющее силу для всех общественных форм, выступает, однако, только в этой абстракции практически истинной как категория наиболее современного общества. Можно было бы сказать, что то, что в Соединённых Штатах является историческим продуктом, — это безразличие к определённому виду труда, — у русских, например, есть врождённая склонность. Однако прежде всего существует огромная разница в том, варвары ли могут быть ко всему приспособлены или же цивилизованные люди сами себя ко всему приспособляют. И потом, у русских этому безразличию к какому-либо определённому виду труда практически соответствует традиционная прикованность к вполне определённой работе, от которой они отрываются только вследствие внешнего воздействия.

Этот пример труда убедительно доказывает, что даже самые абстрактные категории, несмотря на то, что они — именно благодаря своей абстрактности — имеют силу для всех эпох, в самой определённости этой абстракции представляют собой в такой же мере продукт исторических условий и обладают полной значимостью только для этих условий и внутри их.

Буржуазное общество есть наиболее развитая и наиболее многосторонняя историческая организация производства. Поэтому категории, выражающие его отношения, понимание его организации, дают вместе с тем возможность проникновения в организацию и производственные отношения всех отживших общественных форм, из обломков и элементов которых оно строится, частью продолжая влачить за собой ещё непреодолённые остатки, частью развивая до полного значения то, что прежде имелось лишь в виде намёка и т. д. Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намёки более высокого у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно. Буржуазная экономика даёт нам, таким образом, ключ к античной и т. д. Однако вовсе не в том смысле, как это понимают экономисты,

которые смазывают все исторические различия и во всех общественных формах видят формы буржуазные. Можно понять оброк, десятину и т. д., если известна земельная рента, однако нельзя их отождествлять с последней.

Так как, далее, буржуазное общество само есть только антагонистическая форма развития, то отношения предшествующих формаций встречаются в нём часто лишь в совершенно захиревшем или даже шаржированном виде, как, например, общинная собственность. Поэтому, если правильно, что категории буржуазной экономики заключают в себе какую-то истину для всех других общественных форм, то это надо принимать лишь cum grano salis . Они могут содержать в себе эти последние в развитом, в искажённом, в карикатурном и т. д., во всяком случае в существенно изменённом виде. Так называемое историческое развитие покоится вообще на том, что новейшая форма рассматривает предыдущие как ступени к самой себе и всегда понимает их односторонне, ибо лишь весьма редко и только при совершенно определённых условиях она бывает способна к самокритике; здесь, конечно, не идёт речь о таких исторических периодах, которые сами себе представляются как времена распада. Христианская религия лишь тогда оказалась способной помочь объективному пониманию прежней мифологии, когда её самокритика была до известной степени готова, так сказать, δυνάμει. Так и буржуазная политическая экономия лишь тогда подошла к пониманию феодального, античного и восточного обществ, когда началась самокритика буржуазного общества. Поскольку буржуазная политическая экономия, не впадая в мифологию, не отождествляла себя начисто с прошедшим, её критика прежнего, именно феодального общества, с которым ей непосредственно приходилось ещё бороться, походила на критику, с которой христианство выступало по отношению к язычеству или протестантизм — по отношению к католицизму.

Как вообще во всякой исторической, социальной науке, при развитии экономических категорий нужно постоянно иметь в виду, что как в действительности, так и в голове дан субъект — в данном случае современное буржуазное общество — и что категории выражают поэтому формы бытия, условия существования, часто только отдельные стороны этого определённого общества, этого субъекта, и что поэтому оно также и для науки возникает отнюдь не только тогда, когда о нём как таковом впервые заходит речь. Это соображение следует иметь в виду,

потому что оно сразу же даёт решающие основания для расчленения предмета. Например, ничто не кажется более естественным, как начать с земельной ренты, с земельной собственности, так как ведь она связана с землёй, этим источником всякого производства и всякого бытия, и с земледелием, этой первоначальной формой производства во всех более или менее прочно сложившихся обществах. Однако нет ничего более ошибочного. Каждая форма общества имеет определённое производство, которое определяет место и влияние всех остальных производств и отношения которого поэтому также определяют место и влияние всех остальных производств. Это — общее освещение, в котором исчезают все другие цвета и которое модифицирует их в их особенностях. Это — особый эфир, который определяет удельный вес всего сущего, что в нём обнаруживается. Например, пастушеские народы (народы, занимающиеся исключительно охотой и рыболовством, находятся вне того пункта, откуда начинается действительное развитие). У них спорадически встречается известная форма земледелия. Этим определяется земельная собственность. Она коллективна и сохраняет эту форму в большей или меньшей степени, смотря по тому, в большей или меньшей степени эти народы держатся своих традиций; например, общинная собственность у славян. У народов с оседлым земледелием — эта оседлость уже большой прогресс, — где земледелие преобладает, как в античном и феодальном обществе, сама промышленность, её организация и соответствующие ей формы собственности имеют в большей или меньшей степени землевладельческий характер; промышленность или целиком зависит от земледелия, как у древних римлян, или, как в средние века, переносит принципы организации земледелия в города и в городские отношения. Даже капитал — поскольку он не есть чисто денежный капитал, — в средние века, в виде традиционных орудий ремесла и т. д., имеет тот же землевладельческий характер.

В буржуазном обществе дело обстоит наоборот. Земледелие всё более и более становится только одной из отраслей промышленности и совершенно подпадает под господство капитала. Точно так же и земельная рента. Во всех формах общества, где господствует земельная собственность, преобладают ещё естественные отношения. В тех же, где господствует капитал, преобладают общественные, исторически созданные элементы. Земельная рента не может быть понята без капитала, но капитал вполне может быть понят без земельной ренты. Капитал — это господствующая над всем экономическая сила буржуазного общества. Он должен составлять как исходный, так и конечный

пункт, и его следует разобрать раньше земельной собственности. После того, как то и другое рассмотрено в отдельности, должно быть рассмотрено их взаимоотношение.

Таким образом, было бы недопустимым и ошибочным брать экономические категории в той последовательности, в которой они исторически играли решающую роль. Наоборот, их последовательность определяется тем отношением, в котором они находятся друг к другу в современном буржуазном обществе, причём это отношение прямо противоположно тому, которое представляется естественным или соответствует последовательности исторического развития. Речь идёт не о том положении, которое исторически занимают экономические отношения в различных следующих одна за другой общественных формах. Ещё меньше речь идёт об их последовательности «в идее» (Прудон ), этом извращённом представлении исторического процесса. Речь идёт об их расчленении внутри современного буржуазного общества.

Чистый вид (абстрактная определённость), в котором в древнем мире выступают торговые народы — финикийцы, карфагеняне, — имел место как раз в силу самого преобладания земледельческих народов. Капитал, как торговый или денежный капитал, выступает в такой именно абстракции там, где капитал ещё не стал господствующим элементом общества. Ломбардцы и евреи занимали такое же положение по отношению к земледельческим обществам средневековья.

Другим примером различного положения, которое одни и те же категории занимают на различных ступенях общественного развития, служит следующее: одна из последних форм буржуазного общества, joint-stock companies , выступает также и в начале последнего в виде больших привилегированных и наделённых монополией торговых компаний.

Само понятие национального богатства проскальзывает у экономистов XVII века в том виде — это представление отчасти сохраняется и у экономистов XVIII века, — что богатство создаётся только для государства и что мощь последнего зависит от этого богатства. Это была ещё та бессознательно-лицемерная форма, в которой само богатство и его производство провозглашались как цель современных государств, а последние рассматривались лишь как средство для производства богатств.

Расчленение предмета, очевидно, должно быть таково: 1) Всеобщие абстрактные определения, которые поэтому более

или менее подходят ко всем общественным формам, однако в выше разъяснённом смысле. 2) Категории, которые составляют внутреннюю организацию буржуазного общества и на которых покоятся основные классы. Капитал, наёмный труд, земельная собственность. Их отношения друг к другу. Город и деревня. Три больших общественных класса. Обмен между ними. Обращение. Кредит (частный). 3) Концентрированное выражение буржуазного общества в форме государства. Рассмотрение его в отношении к самому себе. «Непроизводительные» классы. Налоги. Государственный долг. Государственный кредит. Население. Колонии. Эмиграция. 4) Международные условия производства. Международное разделение труда. Международный обмен. Вывоз и ввоз. Вексельный курс. 5) Мировой рынок и кризисы.

4. ПРОИЗВОДСТВО. СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА И ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ. ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ОТНОШЕНИЯ ОБЩЕНИЯ. ФОРМЫ ГОСУДАРСТВА И ФОРМЫ СОЗНАНИЯ В ИХ СВЯЗИ С ПРОИЗВОДСТВЕННЫМИ ОТНОШЕНИЯМИ И ОТНОШЕНИЯМИ ОБЩЕНИЯ. ПРАВОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ. СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Заметки в отношении тех пунктов, которые следует здесь упомянуть и которые не должны быть забыты.

1) Война раньше достигла развитых форм, чем мир; способ, каким на войне и в армиях и т. д. известные экономические отношения, как наёмный труд, применение машин и т. д., развились раньше, чем внутри гражданского общества. Также и отношение между производительными силами и отношениями общения особенно наглядно в армии.

2) Отношение прежнего идеалистического изложения истории к реалистическому. Особенно так называемая история культуры , которая целиком является историей религий и государств. (При случае можно также сказать кое-что о различных существовавших до сих пор методах изложения истории. Так называемый объективный. Субъективный (моральный и прочие). Философский.)

3) Вторичные и третичные , вообще производные, перенесённые , непервичные производственные отношения. Роль, которую играют здесь международные отношения.

4) Упрёки по поводу материализма такого рода понимания; отношение к натуралистическому материализму .

5) Диалектика понятий производительные силы (средства производства) и производственные отношения , диалектика,

границы которой подлежат определению и которая не уничтожает реального различия.

6) Неодинаковое отношение развития материального производства, например, к художественному производству . Вообще понятие прогресса не следует брать в обычной абстракции. В вопросах современного искусства и т. д. эта диспропорция ещё не так важна и не так трудна для понимания, как в сфере самих практических социальных отношений. Например, сравнительное состояние образования в Соединённых Штатах и в Европе. Но собственно трудный вопрос, который надлежит здесь разобрать, заключается в следующем: каким образом производственные отношения, как правовые отношения, вступают в неравное развитие. Следовательно, например, отношение римского частного права (к уголовному и публичному праву это относится меньше) к современному производству.

7) Это понимание представляется результатом необходимого развития . Однако правомерность случая (так же как, между прочим, и свободы). (Влияние средств сообщения. Всемирная история существовала не всегда; история как всемирная история — результат.)

8) Исходный пункт, естественно, — природная определённость ; субъективно и объективно; племена, расы и т. д.

Относительно искусства известно, что определённые периоды его расцвета отнюдь не находятся в соответствии с общим развитием общества, а следовательно, также и с развитием материальной основы последнего, составляющей как бы скелет его организации. Например, греки в сравнении с современными народами, или также Шекспир. Относительно некоторых форм искусства, например эпоса, даже признано, что они в своей классической форме, составляющей эпоху в мировой истории, никогда не могут быть созданы, как только началось художественное производство, как таковое; что, таким образом, в области самого искусства известные значительные формы его возможны только на низкой ступени развития искусств. Если это имеет место в пределах искусства в отношениях между различными его видами, то тем менее поразительно, что это обстоятельство имеет место и в отношении всей области искусства ко всему общественному развитию. Трудность заключается только в общей формулировке этих противоречий. Стоит лишь определить их специфику, и они уже объяснены.

Возьмём, например, отношение греческого искусства и затем Шекспира к современности. Известно, что греческая мифология составляла не только арсенал греческого искусства, но и его почву. Разве тот взгляд на природу и на общественные

отношения, который лежит в основе греческой фантазии, а потому и греческого {искусства}, возможен при наличии сельфакторов, железных дорог, локомотивов и электрического телеграфа? Куда уж Вулкану против Робертса и К°, Юпитеру против громоотвода и Гермесу против Crédit Mobilier ! Всякая мифология преодолевает, подчиняет и формирует силы природы в воображении и при помощи воображения; она исчезает, следовательно, вместе с наступлением действительного господства над этими силами природы. Что сталось бы с Фамой при наличии Принтинг-хаус-сквер? Предпосылкой греческого искусства является греческая мифология, т. е. природа и сами общественные формы, уже переработанные бессознательно-художественным образом народной фантазией. Это его материал. Но не любая мифология, т. е. не любая бессознательно-художественная переработка природы (здесь под природой понимается всё предметное, следовательно, включая и общество). Египетская мифология никогда не могла бы быть почвой или материнским лоном греческого искусства. Но, во всяком случае, какая-то мифология. Следовательно, отнюдь не такое развитие общества, которое исключает всякое мифологическое отношение к природе, всякое мифологизирование природы, которое, стало быть, требует от художника независимой от мифологии фантазии.

С другой стороны, возможен ли Ахиллес в эпоху пороха и свинца? Или вообще «Илиада» наряду с печатным станком и тем более с типографской машиной? И разве не исчезают неизбежно сказания, песни и музы, а тем самым и необходимые предпосылки эпической поэзии, с появлением печатного станка?

Однако трудность заключается не в том, чтобы понять, что греческое искусство и эпос связаны с известными формами общественного развития. Трудность состоит в том, что они ещё продолжают доставлять нам художественное наслаждение и в известном отношении служить нормой и недосягаемым образцом.

Мужчина не может снова превратиться в ребёнка, не впадая в ребячество. Но разве его не радует наивность ребёнка и разве сам он не должен стремиться к тому, чтобы на более высокой ступени воспроизводить свою истинную сущность? Разве в детской натуре в каждую эпоху не оживает её собственный характер в его безыскусственной правде? И почему детство человеческого общества там, где оно развилось всего прекраснее, не должно обладать для нас вечной прелестью, как никогда не повторяющаяся ступень? Бывают невоспитанные дети и старчески умные дети. Многие из древних народов принадлежат к этой категории. Нормальными детьми были греки. Обаяние, которым

«Введение», над которым Маркс работал с конца августа до середины сентября 1857 г., представляет собой неоконченный набросок «общего введения» к задуманному им большому экономическому произведению, в котором Маркс предполагал исследовать всю совокупность проблем капиталистического способа производства и вместе с тем подвергнуть критике буржуазную политическую экономию. Основные пункты плана этого большого произведения указаны Марксом уже в самом «Введении». В процессе дальнейших исследований Маркс неоднократно менял свой первоначальный план и в соответствии с новыми его вариантами создал «К критике политической экономии» и «Капитал». Упомянутая рукопись 1857–1858 гг. явилась как бы черновым наброском обоих этих произведений. «Введение» было обнаружено в бумагах Маркса в 1902 году. В 1903 г. оно было опубликовано на немецком языке в Берлине, в журнале «Neue Zeit»; на русском языке впервые издано в 1922 г. в Петрограде в книге: К. Маркс. «К критике политической экономии». — .

«ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РУКОПИСИ 1857–1859 гг.»

«ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РУКОПИСИ 1857–1859 гг.» – произведение К.Маркса , которое представляет собой подготовительные материалы к «Капиталу» . Впервые увидели свет в Москве в 1939 на немецком языке (Marx К. Grundrisse der Kritik der politischen Ökonomie). Ha русском языке были напечатаны в 1968–69 в т. 46, ч. 1–2 собрания Сочинений К.Маркса и Ф.Энгельса. Развивая свое понимание способа материального производства, Маркс показал, что производство, распределение, обмен, потребление представляют собой единое целое, которое назвал общественно-экономической формацией. Маркс выявил двойственный характер труда при товарном производстве, провел различие общественного разделения труда как производства меновых стоимостей и технического разделения труда внутри отрасли. Коммунизм представал как общество, в котором отсутствует разделение общественного труда. В этих рукописях Маркс анализировал основания докапиталистических цивилизаций, разрабатывал проблему отчуждения , характеризовал основные черты коммунистического общества, где развитие личности является самоцелью, преодолевается отчуждение труда. В работе выявляется единство Марксовой политэкономии, философии, философской антропологии. В методологическом плане здесь впервые изложен метод восхождения от абстрактного к конкретному, единство логического и исторического методов в ходе научного исследования.
М.А.Хевеши

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль . Под редакцией В. С. Стёпина . 2001 .

Смотреть что такое "«ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РУКОПИСИ 1857–1859 гг.»" в других словарях:

- “ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РУКОПИСИ 1857 1859 гг.” произведение К. Маркса, которое представляет собой подготовительные материалы к “Капиталу”. Впервые увидели свет в Москве в 1939 на немецком языке (Marx K. Grundrisse der Kritik der politischen Цkonomie) … Философская энциклопедия

"ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РУКОПИСИ 1857 - 1859 ГОДOB - (первоначальный вариант Капитала), совокупность 7 работ К. Маркса, содержащих детальную разработку методологич. основ экон. теории и написанных, по его свидетельству, не для печати, а для уяснения вопросов самому себе. Впервые полностью… …

Исторически определённый обществ. способ присвоения людьми предметов производительного и непроизводительного потребления. С. всегда связана с вещью (объектом присвоения), но она не сама вещь, а отношение между людьми по поводу вещи.… … Философская энциклопедия

- (от греч. искусство, мастерство, умение), система искусств. органов деятельности общества, развивающаяся посредством историч. процесса опредмечивания в природном материале трудовых функций, навыков, опыта и знаний, путём познания и… … Философская энциклопедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Капитал (значения). Эта статья должна быть полностью переписана. На странице обсуждения могут быть пояснения … Википедия

- (франц. urbanisation, от лат. urba nus городской, urbs город), историч. процесс повышения роли городов в развитии общества, который охватывает социальнопроф., демографич. структуру населения, его образ жизни, культуру, размещение… … Философская энциклопедия

ЗАКOНЫ НАРОДОНАСЕЛЕНИЯ - ЗАКOНЫ НАРОДОНАСЕЛЕНИЯ, внутренние, существенные, устойчивые, постоянно повторяющиеся взаимосвязи объективных процессов развития народонас. Действие 3. н. обусловлено законами обществ. развития в целом и прежде всего экон. законами. В связи с… … Демографический энциклопедический словарь

МАРКС - (Marx) Карл (5.5.1818 14.3. 1883), основоположник научного коммунизма, диалектич. и историч. материализма, науч. политэкономии, основатель и руководитель первых междунар. пролетарских орг ций, учитель и вождь международного пролетариата.… … Демографический энциклопедический словарь

Рейтинг: