В полном разгаре страда деревенская
Начальная строка одноименного стихотворения (1863) Н. А. Некрасова (1821-1877).
Шутливо-иронически о пике бурной деятельности, самозабвенной работы.
Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. - М.: «Локид-Пресс» . Вадим Серов . 2003 .
Смотреть что такое "В полном разгаре страда деревенская" в других словарях:
См. В полном разгаре страда деревенская. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. М.: «Локид Пресс». Вадим Серов. 2003 …
- (деревенская) иноск.: полевые работы (тяжелые) Ср. В полном разгаре страда деревенская. Доля ты! русская долюшка женская! Вряд ли труднее сыскать... Некрасов. Страда … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона
СТРАДА, страды страды, мн. страды, жен. 1. Тяжелая летняя работа в период косьбы, жнитва и уборки хлеба. «В полном разгаре страда деревенская.» Некрасов. 2. перен. Тяжкий труд, борьба (книжн.). «Вся жизнь крестьянина есть сплошная страда.»… … Толковый словарь Ушакова
страда - ы, ж. Напряженная летняя работа в поле, пора такой работы; напряженная деятельность (переносн.). Не только мужики здесь преданы труду, Но даже дети их, беременные бабы Все терпят общую, по их словам, страду. // Некрасов. Стихотворения // … Словарь забытых и трудных слов из произведений русской литературы ХVIII-ХIХ веков
Нареч. к нещадный. [Онисим] начинает нещадно хлестать лошадей. Серафимович, В пути. Зной нестерпимый; равнина безлесная, Нивы, покосы да ширь поднебесная Солнце нещадно палит. Н. Некрасов, В полном разгаре страда деревенская … Малый академический словарь
1) лю, лишь; прич. наст. палящий; прич. страд. прош. палённый, лён, лена, лено; несов., перех. 1. (несов. опалить). Держа над огнем, обжигать, удалять волосяной покров, пух и т. п. Палить гуся. □ На льду реки развевается красное пламя: мужики… … Малый академический словарь
А, м. 1. Косьба. Тарас и косит и поет… Стога растут. Покос к концу подходит. И. Никитин, Тарас. Луговину уже скосили и убрали. Покос шел в лесу. Вересаев, В юные годы. Через три недели трава уже выросла для покоса и была такая густая, что косилки … Малый академический словарь
Треплюсь, треплешься; сов. (несов. растрепываться). 1. Прийти в беспорядок, стать торчащим в разные стороны, спутанным. Слышится крик у соседней полосыньки, Баба туда растрепалися косыньки, Надо ребенка качать! Н. Некрасов, В полном разгаре… … Малый академический словарь
Ая, ое; солон, солона, солоно. 1. Содержащий соль и имеющий придаваемый ею характерный вкус (о влаге). Соленые волны. □ На этом взморье диком Крутая зыбь мутна и солона. Бунин, Гальциона. Сильный ветер дул с той стороны, где сидела Елена, мелкие… … Малый академический словарь
Из стихотворения «Неизвестному другу» (1866) Н. А. Некрасова (1821 1877). Иносказательно: о народе, который терпит то, что нетерпимо для людей с развитым гражданским чувством, чувством собственного достоинства (ирон., неодобр.). Сам поэт не раз… … Словарь крылатых слов и выражений
Книги
- Малое собрание сочинений , Некрасов, Николай Алексеевич. Николай Алексеевич Некрасов - одна из самых интересных и значимых фигур в истории русской поэзии. Он вошел в литературу с новыми поэтическими темами, ритмами и созвучиями, предложил новый…
- Николай Некрасов. Малое собрание сочинений , Некрасов Н.. Николай Алексеевич Некрасов - одна из самых интересных и значимых фигур в истории русской поэзии. Он вошел в литературу с новыми поэтическими темами, ритмами и созвучиями, предложил новый…
Стихи Некрасова, посвящённые судьбе женщины-крестьянки, наполнены мотивами скорбного сочувствия, удивления и восхищения ежедневным её подвигом. Назвать эту долю счастливой поэт, конечно, не может, но минуты счастья и радости бывают даже в такой трудной жизни, какую описал автор, например, в поэме «Мороз, Красный нос». Если в крестьянской семье умели трудиться и стремились обеспечить достаток, то удавалось достигать благополучия.
Героиня поэмы Дарья жила в мире и согласии со своим мужем Проклом, не боялась тяжкого труда, растила детей. Однако после неожиданной, ранней смерти мужа крестьянка остаётся наедине с бедой и трудностями, которые не по плечу одинокой женщине. Пахать и сеять, работать в поле, косить траву, жать и молотить рожь, заготавливать зимой дрова – это и сильному мужчине в одиночку непросто. Поэтому Дарья чувствует, что она обречена, что семья теперь познает и нужду, и голод, и тоску непреодолимую. Жизнь молодой крестьянки заканчивается трагически: утомлённая непосильным трудом, она засыпает и замерзает в лесу, куда поехала одна, чтобы нарубить дров.
Русские женщины, воспетые Некрасовым, не были слабохарактерными и беззащитными, несмотря на то, что часто оставались бесправными в условиях крепостного права или же традиционного семейного уклада. Однако поддаваться унынию крестьянки считали грехом, они старались не показывать никому своей усталости, избегали тяжких дум о несчастной доле, и только наедине с собой могли уронить скупые слёзы в жбан, утоляя жажду во время полевых работ, как это описано в стихотворении «В полном разгаре страда деревенская...».
Некрасов изображает трудовые будни крестьянки жёсткими штрихами:
Приподнимая косулю тяжёлую,
Баба порезала ноженьку голую -
Некогда кровь унимать!
И потому неутешителен вывод поэта:
Не мудрено, что ты вянешь до времени,
Всевыносящего русского племени
Многострадальная мать!
Поэт называет женщину терпеливой матерью, так как ей приходится превозмогать не только смертельную усталость от непосильного труда, но и жалость к малым, грудным детям, которых брали с собой в поле. Иногда трагедией оборачивалась необходимость бросать ребёнка из-за выездов в поле или на сенокос: дети гибли, как это случилось в семье Матрёны Тимофеевны, героини поэмы «Кому на Руси жить хорошо».
Матрёну Тимофеевну считали удачливой, а значит, счастливой, односельчане, которые отмечали и внешнюю красоту этой женщины, и силу характера, и её ум. Однако сама Матрёна рассказала о своей доле немало такого, чему не позавидуешь: и оговоры перенесла, и несправедливое, жестокое отношение к ней свекрови:
Что ни велят – работаю,
Как ни бранят – молчу...
Радость приносило рождение ребёнка, но материнство давало и новые испытания, так как никто не освобождал от повседневного крестьянского труда и в поле, и дома, и в лесу. И всё-таки именно Матрёна Тимофеевна заслужила уважение людей, потому что сумела побороться за будущее своей семьи, добилась возвращения домой отца семейства, своего мужа Филиппа, которого незаконно забрали в солдаты.
«Русская долюшка женская» трудна, тяжела, однако крестьянка, изображённая Н.А.Некрасовым, остаётся красивой как внешне, так и душой, своим внутренним миром, удивляя сильным характером, закалённой волей, способностью растить хороших детей, достойных граждан Отечества.
Рецензии
Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
Тут представлены:
- полный текст стихотворения Некрасова Н. А. "В полном разгаре страда деревенская...",
- подробный анализ стихотворения Некрасова Н. А. "В полном разгаре страда деревенская..."
- видео: Кубанский казачий хор исполняет песню "В полном разгаре страда деревенская".
Некрасов Н. А. "В полном разгаре страда деревенская..."
В полном разгаре страда деревенская...
Доля ты!- русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать.
Не мудрено, что ты вянешь до времени,
Всевыносящего русского племени
Многострадальная мать!
Зной нестерпимый: равнина безлесная,
Нивы, покосы да ширь поднебесная -
Солнце нещадно палит.
Бедная баба из сил выбивается,
Столб насекомых над ней колыхается,
Жалит, щекочет, жужжит!
Приподнимая косулю тяжелую,
Баба порезала ноженьку голую -
Некогда кровь унимать!
Слышится крик у соседней полосыньки,
Баба туда - растрепалися косыньки,-
Надо ребенка качать!
Что же ты стала над ним в отупении?
Пой, терпеливая мать!..
Слезы ли, пот ли у ней над ресницею,
Право, сказать мудрено.
В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,
Канут они - всё равно!
Вот она губы свои опаленные
Жадно подносит к краям...
Вкусны ли, милая, слезы соленые
С кислым кваском пополам?..
Анализ стихотворения Некрасова Н. А. "В полном разгаре страда деревенская..."
Творчество Николая Алексеевича Некрасова обращено к многострадальному русскому народу. В произведениях русского поэта живут образы простых крестьян. Эти люди, угнетённые и нищие, вызывают сочувствие в душе поэта.
Стихотворение «В полном разгаре страда деревенская» стало литературным гимном простой русской женщине. Детство поэта трудно назвать счастливым, ведь ему приходилось видеть страдания собственной матери, тяжело трудившейся и терпевшей жестокий нрав отца. Эти переживания нашли отклик в произведении, объединив её образ с похожими судьбами других матерей, измученных нищетой и беспросветностью крестьянского быта.
Произведение написано в жанре философской лирики. Это яркий пример «народной» поэзии. «Народность» стихотворного стиля Некрасова заключается в использовании «непоэтического» языка, насыщенного просторечиями и разговорными формами. Поэт не только заговорил на языке народа, но и заставил его звучать так благозвучно, что многие его стихи были положены на музыку.
Николай Алексеевич Некрасов написал стихотворение, чередуя трёхстопный и четырёхстопный дактиль, именно эти размеры и ритм придают звучанию напевность, схожесть с горестным причитанием.
Используя метафоры и эпитеты, автор красочно и правдиво описывает страдания русской женщины: «вянешь до времени, многострадальная, бедная, зной нестерпимый, губы опалённые», выражая свою жалость к ней при помощи уменьшительно-ласкательных суффиксов: «ноженьки, косыньки, долюшка».
Вся непростая судьба русской женщины прослеживается в этом коротком произведении: её безвременное увядание, непосильный труд, боль и кротость, с которой она переносит тяготы жизни. Не случайно и присутствие плачущего ребёнка, ведь доля крестьянских детей быта почти так же тяжела, как и жизнь их родителей. Что ждало их в будущем? Чаще всего – труд от зари и до темна, бедность, выживание, голод. Терпение, с которым женщина продолжает трудиться, несмотря на чудовищные условия, вызывает у поэта и восхищение, и душевный протест одновременно.
Пой ему песню о вечном терпении,
Пой, терпеливая мать!..
Так стоит ли терпеть? Это главный вопрос и идея произведения Некрасова.
Стихотворение заканчивается строками, пронизанными и острой жалостью и горькой иронией:
Вкусны ли, милая, слёзы солёные
С кислым кваском пополам?..
Несмотря на то, что стихотворение было написано и опубликовано уже после отмены крепостного права, оно нашло горячий отклик у читателей, ведь жизнь простого народа была по-прежнему тяжела.
Русский поэт обогатил искусство новыми поэтическими формами, особыми художественными приёмами, благодаря которым его поэтический стиль стал особенно узнаваем. В произведениях Николая Алексеевича Некрасова простой язык приобретает особенную грацию, становится частью искусства.
Свой поэтический талант Некрасов использовал, чтобы показать тяжёлую жизнь русского народа. В этом мы находим значение и роль поэзии Некрасова.
Кубанский казачий хор - "В полном разгаре страда деревенская..."
Стихотворение «В полном разгаре страда деревенская» написано в 1862 г. и опубликовано в «Современнике» № 4 за 1863 г. Было неоднократно положено на музыку.
Литературное направление и жанр
Стихотворение относится к жанру философской лирики. Это раздумья о тяжёлой доле русской женщины-крестьянки. Её труд не стал легче после отмены крепостного права.
Некрасов не понаслышке знал о трудной судьбе женщины. Его мать была несчастлива в браке. Дочь богатого украинского помещика, получившая хорошее образование, она играла на фортепиано и обладала прекрасным голосом, была мягкой и доброй. Мать Некрасова много натерпелась от мужа, человека грубого. Своих многочисленных детей она воспитывала нежно, привила всем любовь к литературе и к человеку независимо от его социального статуса.
Реалистическое описание крестьянки традиционно и типично. Её труд бесконечный, тяжёлый и бессмысленный, он сопряжён с болью и неудобствами. Жизнь её лишена смысла.
Тема, основная мысль и композиция
Тема стихотворения – судьба русской женщины, которую Некрасов называет матерью всего русского племени, тем самым возводя её образ к почти божественному.
Основная мысль: стихотворение проникнуто сочувствием к несчастной матери, к её бедному ребёнку и ко всему русскому народу, который, как и его мать, вынесет всё. Но стоит ли смиряться и терпеть?
Стихотворение состоит из 9 строф. Первые 2 строфы – это обращение к женской доле и к самой русской женщине.
Следующие 2 строфы описывают условия тяжёлого женского труда. Они похожи на библейские кары: нестерпимый зной, жалящие насекомые и непосильная работа.
Строфы 5 и 6 усиливают напряжение. Даже порезанная нога - не причина прервать работу. Только плач ребёнка заставляет женщину остановиться.
Строфа 7 – обращение лирического героя к матери. Она как будто забыла о своих материнских обязанностях, так что лирический герой с горечью призывает её качать ребёнка и петь ему о терпении.
Предпоследняя строфа о том, как крестьянка пьёт горький квас с потом и слезами, а последняя - это нежный вопрос к «милой», непрямой призыв к изменению безнадёжной ситуации. Лирический герой сочувствует своему народу.
Тропы и образы
Первая строчка стихотворения – это и время, и место действия, и само действие. Выражено это метафорой: страда деревенская в полном разгаре . Слово страда (тяжёлая сезонная работа) сразу отсылает к этимологически родственному слову страдание. Стихотворение начинается с того, что страдания – синоним доли русской женщины.
С помощью метафор описывается тяжесть этой доли: вянешь до времени, бедная баба из сил выбивается, слёзы и пот канут в жбан и будут выпиты . Последняя метафора близка к символу. Женщина наполняется горечью и солью слёз и пота, да ещё и делает это добровольно, невольно смешивая с традиционным освежающим напитком – кислым квасом. В резких и неприятных вкусах – тоже часть её мучения.
Женщина описана с помощью эпитетов: многострадальная мать, бедная баба, ноженька голая , жадно подносит губы опалённые , слёзы солёные .
Эпитеты характеризуют враждебную человеку природу: зной нестерпимый , равнина безлесная , ширь поднебесная , солнце нещадно палит, косуля тяжёлая , жбан, заткнутый грязной тряпицею.
Уменьшительно-ласкательные суффиксы приближают речь к песенной: косуля, ноженька, долюшка, косыньки, тряпица, квасок, полосынька .
В седьмой строфе – кульминация эпического сюжета стихотворения. Баба стоит над ребёнком в отупении. Это её истинное состояние, сопутствующее вечному терпению (недаром Некрасов срифмовал эти слова). Двойная тавтология в этой же строфе (терпеливо пой песню о вечном терпении ) привлекает внимание к главному: благодаря этому терпению русское племя всевыносящее , а мать его многострадальна (эпитеты).
Размер и рифмовка
Стихотворение написано дактилем. В семи трёхстишьях две строчки четырёхстопного дактиля чередуются со строчкой трёхстопного.
В двух последних четверостишьях тоже чередуется четырёхстопный и трёхстопный дактиль. Такой разностопный размер приближает стихотворение к народному причитанию. Это ощущение усиливается необычной рифмовкой. Рифмовка в трёхстишьях следующая: А’А’б В’В’б Г’Г’д Е’Е’д Ж’Ж’з И’И’з К’К’з. Два последних четверостишья связаны перекрёстной рифмовкой. Это вывод, которому требуется ритмическая чёткость. Дактилическая рифма чередуется с мужской, что характерно для народных песен.
- «Душно! Без счастья и воли…», анализ стихотворения Некрасова
- «Прощанье», анализ стихотворения Некрасова
- «Надрывается сердце от муки», анализ стихотворения Некрасова
Потемневшее от пыли голубое южное небо – мутно; жаркое солнце смотрит в зеленоватое море, точно сквозь тонкую серую вуаль. Оно почти не отражается в воде, рассекаемой ударами весел, пароходных винтов, острыми килями турецких фелюг и других судов, бороздящих по всем направлениям тесную гавань. Закованные в гранит волны моря подавлены громадными тяжестями, скользящими по их хребтам, бьются о борта судов, о берега, бьются и ропщут, вспененные, загрязненные разным хламом.
Звон якорных цепей, грохот сцеплений вагонов, подвозящих груз, металлический вопль железных листов, откуда-то падающих на камень мостовой, глухой стук дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, то пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузчиков, матросов и таможенных солдат – все эти звуки сливаются в оглушительную музыку трудового дня и, мятежно колыхаясь, стоят низко в небе над гаванью, – к ним вздымаются с земли все новые и новые волны звуков – то глухие, рокочущие, они сурово сотрясают все кругом, то резкие, гремящие, – рвут пыльный, знойный воздух.
Гранит, железо, дерево, мостовая гавани, суда и люди – все дышит мощными звуками страстного гимна Меркурию. Но голоса людей, еле слышные в нем, слабы и смешны. И сами люди, первоначально родившие этот шум, смешны и жалки: их фигурки, пыльные, оборванные, юркие, согнутые под тяжестью товаров, лежащих на их спинах, суетливо бегают то туда, то сюда в тучах пыли, в море зноя и звуков, они ничтожны по сравнению с окружающими их железными колоссами, грудами товаров, гремящими вагонами и всем, что они создали. Созданное ими поработило и обезличило их.
Стоя под парами, тяжелые гиганты-пароходы свистят, шипят, глубоко вздыхают, и в каждом звуке, рожденном ими, чудится насмешливая нота презрения к серым, пыльным фигурам людей, ползавших по их палубам, наполняя глубокие трюмы продуктами своего рабского труда. До слез смешны длинные вереницы грузчиков, несущих на плечах своих тысячи пудов хлеба в железные животы судов для того, чтобы заработать несколько фунтов того же хлеба для своего желудка. Рваные, потные, отупевшие от усталости, шума и зноя люди и могучие, блестевшие на солнце дородством машины, созданные этими людьми, – машины, которые в конце концов приводились в движение все-таки не паром, а мускулами и кровью своих творцов, – в этом сопоставлении была целая поэма жестокой иронии.
Шум – подавлял, пыль, раздражая ноздри, – слепила глаза, зной – пек тело и изнурял его, и все кругом казалось напряженным, теряющим терпение, готовым разразиться какой-то грандиозной катастрофой, взрывом, за которым в освеженном им воздухе будет дышаться свободно и легко, на земле воцарится тишина, а этот пыльный шум, оглушительный, раздражающий, доводящий до тоскливого бешенства, исчезнет, и тогда в городе, на море, в небе станет тихо, ясно, славно…
Раздалось двенадцать мерных и звонких ударов в колокол. Когда последний медный звук замер, дикая музыка труда уже звучала тише. Через минуту еще она превратилась в глухой недовольный ропот. Теперь голоса людей и плеск моря стали слышней. Это – наступило время обеда.
Когда грузчики, бросив работать, рассыпались по гавани шумными группами, покупая себе у торговок разную снедь и усаживаясь обедать тут же, на мостовой, в тенистых уголках, – появился Гришка Челкаш, старый травленый волк, хорошо знакомый гаванскому люду, заядлый пьяница и ловкий, смелый вор. Он был бос, в старых, вытертых плисовых штанах, без шапки, в грязной ситцевой рубахе с разорванным воротом, открывавшим его сухие и угловатые кости, обтянутые коричневой кожей. По всклокоченным черным с проседью волосам и смятому, острому, хищному лицу было видно, что он только что проснулся. В одном буром усе у него торчала соломина, другая соломина запуталась в щетине левой бритой щеки, а за ухо он заткнул себе маленькую, только что сорванную ветку липы. Длинный, костлявый, немного сутулый, он медленно шагал по камням и, поводя своим горбатым, хищным носом, кидал вокруг себя острые взгляды, поблескивая холодными серыми глазами и высматривая кого-то среди грузчиков. Его бурые усы, густые и длинные, то и дело вздрагивали, как у кота, а заложенные за спину руки потирали одна другую, нервно перекручиваясь длинными, кривыми и цепкими пальцами. Даже и здесь, среди сотен таких же, как он, резких босяцких фигур, он сразу обращал на себя внимание своим сходством с степным ястребом, своей хищной худобой и этой прицеливающейся походкой, плавной и покойной с виду, но внутренне возбужденной и зоркой, как лет той хищной птицы, которую он напоминал.
Когда он поравнялся с одной из групп босяков-грузчиков, расположившихся в тени под грудой корзин с углем, ему навстречу встал коренастый малый с глупым, в багровых пятнах, лицом и поцарапанной шеей, должно быть, недавно избитый. Он встал и пошел рядом с Челкашом, вполголоса говоря:
– Флотские двух мест мануфактуры хватились… Ищут.
– Ну? – спросил Челкаш, спокойно смерив его глазами.
– Чего – ну? Ищут, мол. Больше ничего.
– Меня, что ли, спрашивали, чтоб помог поискать? И Челкаш с улыбкой посмотрел туда, где возвышался пакгауз Добровольного флота.
– Пошел к черту! Товарищ повернул назад.
– Эй, погоди! Кто это тебя изукрасил? Ишь как испортили вывеску-то… Мишку не видал здесь?
– Давно не видал! – крикнул тот, уходя к своим товарищам.
Откуда-то из-за бунта товара вывернулся таможенный сторож, темно-зеленый, пыльный и воинственно-прямой. Он загородил дорогу Челкашу, встав перед ним в вызывающей позе, схватившись левой рукой за ручку кортика, а правой пытаясь взять Челкаша за ворот.
– Стой! Куда идешь?
Челкаш отступил шаг назад, поднял глаза на сторожа и сухо улыбнулся.
Красное, добродушно-хитрое лицо служивого пыталось изобразить грозную мину, для чего надулось, стало круглым, багровым, двигало бровями, таращило глаза и было очень смешно.
– Сказано тебе – в гавань не смей ходить, ребра изломаю! А ты опять? – грозно кричал сторож.
– Здравствуй, Семеныч! мы с тобой давно не видались, – спокойно поздоровался Челкаш и протянул ему руку.
– Хоть бы век тебя не видать! Иди, иди!.. Но Семеныч все-таки пожал протянутую руку.
– Вот что скажи, – продолжал Челкаш, не выпуская из своих цепких пальцев руки Семеныча и приятельски-фамильярно потряхивая ее, – ты Мишку не видал?
– Какого еще Мишку? Никакого Мишки не знаю! Пошел, брат, вон! а то пакгаузный увидит, он те…
– Рыжего, с которым я прошлый раз работал на «Костроме», – стоял на своем Челкаш.
– С которым воруешь вместе, вот как скажи! В больницу его свезли, Мишку твоего, ногу отдавило чугунной штыкой. Поди, брат, пока честью просят, поди, а то в шею провожу!..
– Ага, ишь ты! а ты говоришь – не знаю Мишки… Знаешь вот. Ты чего же такой сердитый, Семеныч?..
– Вот что, ты мне зубы не заговаривай, а иди!.. Сторож начал сердиться и, оглядываясь по сторонам, пытался вырвать свою руку из крепкой руки Челкаша. Челкаш спокойно посматривал на него из-под своих густых бровей и, не отпуская его руки, продолжал разговаривать:
– Ну, ну, – ты это брось! Ты, – не шути, дьявол костлявый! Я, брат, в самом деле… Али ты уж по домам, по улицам грабить собираешься?
– Зачем? И здесь на наш с тобой век добра хватит. Ей-богу, хватит, Семеныч! Ты, слышь, опять два места мануфактуры слямзил?.. Смотри, Семеныч, осторожней! не попадись как-нибудь!..
Возмущенный Семеныч затрясся, брызгая слюной и пытаясь что-то сказать. Челкаш отпустил его руку и спокойно зашагал длинными ногами назад к воротам гавани. Сторож, неистово ругаясь, двинулся за ним.
Челкаш повеселел; он тихо посвистывал сквозь зубы и, засунув руки в карманы штанов, шел медленно, отпуская направо и налево колкие смешки и шутки. Ему платили тем же.
– Ишь ты, Гришка, начальство-то как тебя оберегает! – крикнул кто-то из толпы грузчиков, уже пообедавших и валявшихся на земле, отдыхая.
– Я – босый, так вот Семеныч следит, как бы мне ногу не напороть, – ответил Челкаш.
Подошли к воротам. Два солдата ощупали Челкаша и легонько вытолкнули его на улицу.
Челкаш перешел через дорогу и сел на тумбочку против дверей кабака. Из ворот гавани с грохотом выезжала вереница нагруженных телег. Навстречу им неслись порожние телеги с извозчиками, подпрыгивавшими на них. Гавань изрыгала воющий гром и едкую пыль…
