Тема дисгармонии, доведенной до абсурда из-за вмешательства человека в законы развития общества, с блестящим мастерством и талантом раскрыта Михаилом Булгаковым в повести "Собачье сердце". Эта идея реализуется писателем в аллегорической форме: незатейливый, добродушный пес Шарик превращается в ничтожное и агрессивное человекообразное существо. Именно этот эксперимент профессора Преображенского и положен в основу повести.
Профессор Преображенский, немолодой уже человек, живет уединенно в прекрасной благоустроенной квартире. Гениальный хирург занимается прибыльными операциями по омоложению. Но профессор задумывает улучшить саму природу, он решает посоревноваться с самой жизнью и создать нового человека, пересадив собаке часть человеческого мозга. Для этого эксперимента он выбирает уличного пса Шарика.
Вечно голодный горемычный пес Шарик по-своему неглуп. Он оценивает быт, нравы, характеры Москвы времен нэпа с ее многочисленными магазинами, трактирами на Мясницкой "с опилками на полу, злыми приказчиками, которые ненавидят собак", "где играли на гармошке и пахло сосисками". Наблюдая жизнь улицы, он делает умозаключения: "Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь"; "Повар попадается разный. Например, - покойный Влас с Пречистенки. Скольким жизнь спас". Увидев Филиппа Филипповича Преображенского, Шарик понимает: "Он умственного труда человек...", "этот не станет пинать ногой". I
И вот профессор совершает главное дело своей жизни - уникальную операцию: он пересаживает псу Шарику гипофиз человека от скончавшегося за несколько часов до операции мужчины. Человек этот - Клим Петрович Чугункин, двадцати восьми лет, судился три раза. "Профессия - игра на балалайке по трактирам. Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена (алкоголь). Причина смерти - удар ножом в сердце в пивной". В результате сложнейшей операции появилось безобразное, примитивное существо, целиком унаследовавшее "пролетарскую" сущность своего "предка". Булгаков так описывает его внешность: "Человек маленького роста и несимпатичной наружности. Волосы у него на голове росли жесткие... Лоб поражал своей малой вышиной. Почти непосредственно над черными ниточками бровей начиналась густая головная щетка". Первые произнесенные им слова были ругань, первое отчетливое слово: "буржуи".
С появлением этого человекообразного существа жизнь профессора Преображенского и обитателей его дома становится сущим адом. Он устраивает дикие погромы в квартире, гоняется (по своей собачьей сущности) за котами, устраивает потоп… Все обитатели профессорской квартиры в полной растерянности, о приеме пациентов даже речи быть не может. "Человек у двери мутноватыми глазами поглядывал на профессора и курил папиросу, посыпая манишку пеплом..." Хозяин дома негодует: "Окурки на пол не бросать - в сотый раз прошу. Чтобы я больше не слышал ни одного ругательного слова. В квартире не плевать! С Зиной всякие разговоры прекратить. Она жалуется, что вы в темноте ее подкарауливаете. Смотрите!" Шариков же говорит ему в ответ: "Что-то вы меня, папаша, больно утесняете... Что вы мне жить не даете?"
"Неожиданно появившееся... лабораторное" существо требует присвоить ему "наследственную" фамилию Шариков, а имя он себе выбирает - Полиграф Поли-графович. Едва сделавшись неким подобием человека, Шариков наглеет прямо на глазах. Он требует от хозяина квартиры документ о проживании, уверенный, чтов этом ему поможет домком, который защищает "интересы трудового элемента". В лице председателя домкома Швондера он тут же находит союзника. Именно он, Швондер, требует выдачи документа Шарикову, утверждая, что документ самая важная вещь на свете: "Я не могу допустить пребывания в доме бездокументного жильца, да еще не взятого на воинский учет милицией. А вдруг война с империалистическими хищниками?" Вскоре Шариков предъявляет хозяину квартиры "бумагу от Швондера", согласно которой ему полагается в профессорской квартире жилая площадь в 16 квадратных метров.
Швондер также снабжает Шарикова "научной" литературой, дает ему на "изучение" переписку Энгельса с Каутским. Человекоподобное существо не одобряет ни того, ни другого автора: "А то пишут, пишут... Конгресс, немцы какие-то..." Вывод он делает один: "Надо все поделить". Причем он даже знает, как это сделать. "Да какой тут способ, - отвечает Шариков на вопрос Борменталя, - дело не хитрое. А то что же: один в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках пропитание ищет".
Полиграф Полиграфович быстро находит себе место в обществе, где "кто был ничем, тот станет всем". Швондер устраивает его заведующим подотделом очистки города от бродячих животных. И вот он предстает перед изумленным профессором и Борменталём "в кожаной куртке с чужого плеча, в кожаных же потертых штанах и высоких английских сапожках". По всей квартире разносится вонь, на что Шариков замечает: "Ну, что ж, пахнет... известно: по специальности. Вчера котов душили-душили..."
Нас уже не удивляет, что он взялся за преследование бродячих собак и кошек, несмотря на то, что сам вчера принадлежал к их числу. Последовательно "развиваясь", он пишет донос-пасквиль на своего создателя - профессора Преображенского. Шарикову чужды совесть и мораль. У него отсутствуют нормальные человеческие качества. Им движет лишь подлость, ненависть, злоба...
В повести профессору удалось обратное превращение Шарикова в животное. Но в реальной жизни шариковы победили, они оказались живучими. Именно поэтому мы говорим сегодня о таком явлении, как шариковщина. В основе этого социального слоя - самоуверенные, наглые, убежденные в своей вседозволенности, полуграмотные люди (если они вообще достойны звания людей). Этот новый социальный класс стал опорой тоталитарного государства, в котором поощрялись клеветничество, доносы, просто серость. Воинствующая посредственность - вот основа шариковщины. В повести Шариков вновь превращается в собаку, а в жизни он прошел длинный и, как ему казалось, славный путь, и в тридцатые - пятидесятые годы продолжая травить людей, как когда-то, по роду службы, - бродячих котов и собак.
Собачье сердце в союзе с человеческим разумом - главная угроза нашего времени. Именно поэтому повесть, написанная в начале века, остается актуальной и в наши дни, служит предупреждением грядущим поколениям.
«Собачье сердце» — одно из знаменитейших произведений М. А. Булгакова. Эта повесть стала этапной в творческой эволюции писателя. О важности для Булгакова «Собачьего сердца» свидетельствует и тот факт, что он добивался возвращения арестованной рукописи наряду с личными дневниками. Вместе с «Роковыми яйцами» «Собачье сердце» открывает многие темы, нашедшие свое воплощение в последующих произведениях писателя, — эволюции и революции, стремления к познанию окружающего мира и опасности непредвиденных результатов научных экспериментов, нравственнойответственности человека за совершенные поступки, нераздельности реального и мистического. В повести мы обнаруживаем и острую сатиру на современную писателю действительность, и элементы фантастики, и мистику, и психологическую достоверность, и философские взгляды писателя. Именно в «Собачьем сердце» завершается процесс перехода М. А. Булгакова от фельетонности к «высокому творчеству». В этом произведении писатель поднимается на вершину сатирической фантастики. Если сатира констатирует, то сатирическая фантастика предупреждает общество о грядущих опасностях и катаклизмах. Булгаков воплощает свою убежденность в предпочтительности нормальной эволюции перед насильственным методом вторжения в жизнь. Он говорит о страшной разрушительной силе самодовольного агрессивного новшества. Эти темы вечны, и они не утратили своего значения и теперь. Большинство исследователей творчества М. А. Булгакова склоняются к тому мнению, что источником сюжета для повести «Собачье сердце» послужил реальный исторический факт — социальная революция в России. Действительно, «экспериментом» и «опытом» называли революцию и общественное переустройство, последовавшее за ней, многие русские писатели и философы. Однако Булгаков мыслил гораздо шире: его герой профессор Ф. Ф. Преображенский не копия с «вождя мирового пролетариата», а один из тех «вечных» образов «ученых-творцов», рискнувших посягнуть на тайны мироздания. Основа повествования — внутренний монолог Шарика, вечно голодного, горемычного уличного пса. Он очень неглуп, по-своему оценивает жизнь улицы, быт, нравы, характеры Москвы времен НЭПа. Перед его глазами каждый день мелькают многочисленные магазины, чайные, трактиры на Мясницкой «с опилками на полу, злыми приказчиками, которые ненавидят собак», «где играли на гармошке и пахло сосисками». Весь продрогший, голодный пес, к тому же ошпаренный, наблюдает жизнь улицы и делает умозаключения: «Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь», «Повар попадается разный. Например, — покойный Влас с Пречистенки. Скольким жизнь спас.» Шарик сочувствует бедной барышне-машинистке, замерзшей, «бегущей в подворотню в любовниковых фельдеперсовых чулках»:»Ей и на кинематограф не хватает, на службе с нее вычли, тухлятиной в столовой накормили, да половину ее столовских сорока копеек завхоз украл…". В своих мыслях — представлениях Шарик противопоставляет бедной девушке образ торжествующего хама — нового хозяина жизни: «Я теперь председатель, и сколько не накраду — все на женское тело, на раковые шейки, на Абрау-Дюрсо.» «Жаль мне ее, жаль. А самого себя мне еще больше жаль,» — сетует Шарик. Увидев Филиппа Филипповича Преображенского, Шарик понимает: „он умственного труда человек…“ ,»этот не станет пинать ногой». И вот Шарик живет в роскошной профессорской квартире. Начинает звучать одна из ведущих, сквозных тем творчества Булгакова — тема Дома как средоточия человеческой жизни. Большевики изничтожили Дом как основу семьи, как основу общества. Обжитому, теплому, казалось, вечно прекрасному дому Турбиных («Дни Турбиных») писатель противопоставляет распадную Зойкину квартиру (комедия «Зойкина квартира»), где идет яростная борьба за жилплощадь, за квадратные метры. Но вот профессор совершает главное дело своей жизни — уникальную операцию: он пересаживает псу Шарику человеческий гипофиз от скончавшегося за несколько часов до операции мужчины 28 лет. Человек этот — Клим Петрович Чугункин, был трижды судим: «Профессия — игра на балалайке по трактирам. Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена (алкоголь). Причина смерти — удар ножом в сердце в пивной». В результате сложнейшей операции появилось безобразное, примитивное существо — нелюдь, целиком унаследовавшее «пролетарскую» сущность своего «предка». Первые произнесенные им слова были ругань, первое отчетливое слово:»буржуи". А потом — слова уличные: «не толкайся!» «подлец», «слезай с подножки» и.т.п. Это был омерзительный «человек маленького роста и несимпатичной наружности. Волосы у него на голове росли жесткие … Лоб поражал своей малой вышиной. Почти непосредственно над черными ниточками бровей начиналась густая головная щетка». Так же безобразно-вульгарно он и «принарядился». Чудовищный гомункулус, человек с собачьим нравом, «основой» которого был Клим Чугункин, чувствует себя хозяином жизни. Он нагл, чванлив, агрессивен. Конфликт между профессором Преображенским, Борменталем и человекообразным Шириковым абсолютно неизбежен. Жизнь профессора и обитателей его квартиры становится сущим адом. Усмешка жизни в том, что едва встав на задние конечности, Шариков готов утеснить, загнать в угол породившего его профессора. И вот уже это человекообразное существо требует от профессора документ о проживании, уверенный, что в этом ему поможет домком, который «интересы защищает». Шариков наглеет с каждым днем. К тому же он находит союзника — Швондера. Именно он, Швондер, требует выдачи документа Шарикову, утверждая, что документ — самая важная вещь на свете. Формализм и бюрократия 30-х годов, кстати, преследует нашу страну и по сей день. Страшно то, что бюрократической системе наука профессора не нужна. Ей ничего не стоит кого угодно назначить человеком. Любое ничтожество, даже пустое место — взять и назначить человеком. Ну, естественно, оформив это соответствующим образом и отразив, как положено, в документах. Нужно отметить что Швондер, председатель домкома, несет не меньшую ответственность, чем профессор, за человекообразного монстра. Швондер поддержал социальный статус Шарикова, вооружил его идейной фразой, он его идеолог, его «духовный пастырь». Парадокс в том, что, помогая утвердиться существу с «собачьим сердцем», Швондер и себе копает яму. Натравливая Шарикова на профессора, домком не понимает, что кто-то другой легко может натравить Шарикова на самого же Швондера. Человеку с собачьим сердцем достаточно указать любого, сказать, что он враг, и Шариков его унизит, уничтожит и.т.д. Швондер, аллегоричный «черный человек», снабжает Шарикова «научной» литературой, дает тому на «изучение» переписку Энгельса с Каутским. Звероподобное существо не одобряет ни того, ни другого автора: «А то пишут, пишут… Конгресс, немцы какие-то…» Вывод он делает один: «Надо все поделить». Так Шариков инстинктивно «учуял» главное кредо новых хозяев жизни, всех Шариковых: грабь, воруй, растаскивай все созданное, а также главный принцип так называемого социалистического общества — всеобщая уравниловка, называемая равенством. Шариков, поддерживаемый Швондером, все более распоясывается, хулиганит открыто. На слова измученного профессора, что он найдет для Шарикова комнату, чтоб тот съезжал, отвечает: «- Ну да, такой я дурак, чтобы съехать отсюда, — очень четко ответил Шариков» и предъявил ошарашенному профессору бумагу Швондера, что ему полагается в профессорской квартире жилая площадь в 16 метров. Вскоре «Шариков присвоил в кабинете профессора 2 червонца, пропал из квартиры и вернулся поздно, совершенно пьяный». Звездным часом для Полиграфа Полиграфовича явилась его «служба». Исчезнув из дома, он предстает перед изумленным профессором и Борменталем эдаким молодцом, полным достоинства и уважения к себе, «в кожаной куртке с чужого плеча, в кожаных же потертых штанах и высоких английских сапожках». Страшный, неимоверный запах котов сейчас же расплылся по всей передней. Ошарашенному профессору он предъявляет бумагу, в которой говорится, что товарищ Шариков состоит заведующим подотделом очистки города от бродячих животных. Итак, булгаковский Шарик совершил головокружительную карьеру: из бродячих собак — в санитары по очистке города от бродячих собак /и кошек, естественно/. Что ж, преследование своих — характерная черта всех Шариковых. Они уничтожают своих, словно заметая следы собственного происхождения… Следующий ход Шарикова — явление в пречистинскую квартиру вместе с молодой девушкой. «Я с ней расписываюсь, это — наша машинистка. Борменталя надо будет выселить… — крайне неприязненно и хмуро пояснил Шариков». Конечно, негодяй обманул девушку, рассказывая о себе небылицы. Он вел себя с ней столь безобразно, что в пречистенской квартире вновь вспыхнул грандиозный скандал: доведенные до белого каления профессор и его помощник стали защищать девушку… Последний, заключительный аккорд шариковской деятельности — донос-пасквиль на профессора Преображенского. Нужно отметить, что именно тогда, в тридцатые годы, донос становится одной из основ «социалистического» общества, которое правильней было бы назвать тоталитарным. Шарикову чужды совесть, стыд, мораль. У него отсутствуют все человеческие качества, кроме подлости, ненавести, злобы… Хорошо, что на страницах повести чародею-профессору удалось обратное превращение человека-монстра в животное, в собаку. Хорошо, что профессор понял, что природа не терпит насилия над собой. Увы, в реальной жизни Шариковы оказались более живучими, ползущими из всех щелей. Самоуверенные, наглые, полуграмотные, они довели страну до глубочайшего кризиса, ибо «швондеровская» теория «большого скачка социалистической революции», глумливое пренебрежение законами развития эволюции могло породить только Шариковых. Внешне шариковы ничем не отличаются от людей, они всегда среди нас. Их нелюдская сущность только и ждет, чтобы проявиться. И тогда судья, в интересах карьеры и выполнения плана по раскрытию преступлений, осуждает невиновного, врач отворачивается от больного, мать бросает свое дитя. Все самое высокое и святое превращается в свою противоположность, потому что в них проснулся «нелюдь» и втаптывает их в грязь. Приходя к власти, «нелюдь» старается лишить человеческого всех вокруг, потому что нелюдями легче управлять, у них все человеческие чувства заменяет инстинкт самосохранения. Собачье сердце в союзе с человеческим разумом — главная угроза нашего времени. Именно поэтому повесть, написанная в начале века, остается актуальной и в наши дни. Она служит предупреждением грядущим поколениям. Сегодняшний день так близок ко вчерашнему… На первый взгляд кажется, что внешне все изменилось, что страна стала другой. Но сознание, стереотипы, образ мышления людей не поменяются ни за десять, ни за двадцать лет. Пройдет не одно поколение, прежде чем Шариковы исчезнут из нашей жизни, прежде чем люди станут другими, прежде чем не станет пороков, описанных Булгаковым в его бессмертном произведении. Показывая, как происходит эволюция Шарикова, как он постепенно становится все наглее и агрессивнее, Булгаков заставляет читателя, весело смеющегося над комическими ситуациями и остроумными репликами, ощутить страшную опасность шариковщины, этого нового социального явления, которое начало зарождаться в 20-е годы. Революционная власть поощряет стукачество, доносительство, высвобождая самые низменные инстинкты некультурных и необразованных людей. Она дает им ощущение власти над людьми умными, культурными, интеллигентными. Шариковы, дорвавшиеся до власти, представляют страшную угрозу обществу. Булгаков касается в своей повести и причины их появления. Если Шариков возник в результате научного опыта профессора Преображенского, то подобные люди с собачьим сердцем могут появиться в результате того рискованного эксперимента, который именовался в нашей стране строительством социализма, эксперимента, огромного по масштабам и очень опасного. Попытка создать новое справедливое общество, воспитать свободного и сознательного человека революционными, то есть насильственными методами, по мнению писателя, была изначально обречена на неудачу. Ведь стремление «до основания» разрушить старый мир с его вечными общечеловеческими нравственными ценностями и построить жизнь на принципиально новой основе — это значит насильственно вмешаться в естественный ход вещей. Последствия этого вмешательства будут плачевными. Это понимает Филипп Филиппович, когда горестно размышляет о том, почему его блестящий научный эксперимент породил настоящего монстра, который стал представлять смертельную опасность для всех окружающих. Это произошло потому, что исследователь нарушил законы природы, а этого делать ни в коем случае нельзя.
Еще Гоголь писал о тяжкой доле сатирика, чья жизнь проходит не среди рыцарей без страха и упрека и прекрасных дам, а среди всяких уродов.
Читая повесть сатирика Булгакова, мы видим таких чудовищ (к тому же без надежды найти аленький цветочек). Причем интересно, что во многих произведениях Булгакова события начинаются с того, что некий гений совершает некое открытие, которое способно изменить жизнь человечества.
Так и в повести «Собачье сердце»: профессор Преображенский, гений сексуальной революции, в поисках более радикального средства для своих денежных клиентов производит эксперимент, давший внезапный и потрясающий результат. В мир вошел Полиграф Полиграфович Шариков, торжествующий хам. Никем иным, кроме хама, этот мутант и не мог быть, ведь его исходный материал — бродячий пес и мертвый трактирный завсегдатай. Но, в конце концов, с помощью воспитания это существо могло бы приобрести не только вид человека, но и качества человека.
Однако кто мог бы привить «новообразованию» человеческие качества. Господин Преображенский занимается не самым необходимым на тот момент, а самым выгодным делом в медицине. Мы не увидим его с книгой. Газеты он прописывает не читать. Рассуждает о пропавших галошах, нечистом парадном, разрухе в клозете. Интеллектуал!
Тогда из нездоровых сырых подвалов, из страшных бараков переселяли семьи рабочих, «уплотняя» людей с излишками жилплощади. Христианин должен был бы приветствовать улучшение жизни «братьев своих», врач тоже. Но во всем этом неприятном, но необходимом процессе Преображенский увидел лишь ущемление своих удобств. Он хотел спать в спальне, обедать в столовой, принимать пациентов в смотровой, а гостей в гостиной.
Как неприятно поразило его то, что Полиграф Полиграфович начал притязать на комнату в этой квартире! Никак не могу отделаться от мысли, что именно это стало чуть ли не главной причиной его уничтожения.
Воспитанием человекопса занялись другие люди. Швондеры умеют приспособиться к господствующей идее эпохи. Возможно, они даже не притворяются. Возможно, они даже в самом деле готовы отдать свою жизнь этому делу. Как у Крылова: «Услужливый дурак опаснее врага»... Но свое они в мутанта вложили — примитивизм мысли.
Прошли годы. В стране все та же разруха. В мир пришли уже внуки Преображенских и Швондеров. Сбылась идея Шарикова все разделить поровну, и каждый получил бумагу с названием «ваучер» (почти собачье название!). Швондеры-внуки пошли в парламенты и объясняют теперь, как было все плохо раньше, забыв, что во всей этой кутерьме участвовали их дедушки. Получается, что Шарикова можно получить без помощи дворняжки — из обычного homo sapiens, если опять некому будет заняться его воспитанием. В этом смысле повесть М. А. Булгакова — серьезное предупреждение всем нам.
Решение вечных проблем человеческого бытия в лирике А. А. Ахматовой: мотивы памяти, жизни и смерти
Анна Андреевна Ахматова является художником истинно философского склада, так как именно философские мотивы составляют идейно-содержательное ядро всей её поэзии. Какой бы темы ни касалась поэтесса, какую бы форму не использовала в создании своих поэтических образов, на всем лежит отпечаток глубоких авторских размышлений.
Однако обращает на себя внимание тот факт, что термин «философская» применительно к поэзии Ахматовой литературоведами вводится весьма осторожно. Так, анализируя категорию памяти, Е. С. Добин замечает: «Память стала у Ахматовой, я бы сказал, философской величиной. Если бы это слово не было обесценено критиками, усматривающими подчас «философию» в самой немудреной сентенции. В то же время в ученом мире настойчиво поддерживается представление о несомненной важности исследования данного лирического пласта. А. И. Павловский по этому поводу утверждает: «О философской стороне лирики Ахматовой... всерьез не писали. Между тем она представляет собой несомненный интерес». При этом нередко философской объявляют только позднюю ахматовскую поэзию, исключая мыслеобразующие факторы более раннего периода. Такова позиция В. Озерова. «Но, отдавая должное этим действительно новым и проникновенным стихам, – подчеркивал критик, – невозможно выделить или – тем более – противопоставить их поздней философской лирике А. Ахматовой».
Всё вышесказанное свидетельствует о том, что обозначенный пласт лирики А. Ахматовой до сих пор остается «белым пятном» в ахматоведении, поэтому считаем необходимым остановится на анализе основных философских мотивов поэтессы.
Ее взгляд на мир был своеобразен и достаточно последователен. Как акмеистка, в свой ранний период она была противницей растворения живого, вещно-телесного и материального мира в тех мистических категориях, которые были свойственны символистам. Ахматова признавала мир реально и объективно существующим. Он был для нее конкретным и многоцветным, его следовало переносить в строчки стихов, стараясь быть при этом точным и правдивым. Поэтому она считала пригодным для художественного изображения буквально все, что составляет повседневную жизнь и окружает человека: полночный свод, крохотная былинка, ромашка или лопух. То же и в чувстве – любая из человеческих эмоций может быть художественно исследована, закреплена в слове и передана будущим столетиям. Власть и могущество искусства представлялись ей огромными и вряд ли даже обозримыми. Ахматова любила передавать это удивление читателю, когда имела возможность еще раз убедиться в фантастической нетленности человеческой культуры, в особенности такого хрупкого и невечного материала, каким является слово.
Конечно, в большей степени ранняя любовная лирика глубоко интимная. Однако уже в ней намечаются тенденции погружения и углубления в мир размышлении об основах человеческого бытия. Впервые мы слышим их в стихотворении «Я научилась просто, мудро жить…»:
Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Лирическая героиня размышляет о тленности и скоротечности жизни. В этом стихотворении Ахматова использует прием описания внутреннего мира героя через окружающую природу. Умильно мурлыкающий пушистый кот, огонь, загоревшийся на башне лесопильни, отражают ясное и «мудрое» мировосприятие героини, а приметы осени (поникшая гроздь рябины, шуршащие лопухи) – светлую меланхолию и печаль, связанную с осознанием тленности всего сущего. Все стихотворение – это как бы ответ на вопрос: как должен жить человек? Можно даже вывести формулу: природа, вера и уединение.
Переломным в творчестве А. А. Ахматовой можно назвать стихотворение «Все расхищено, предано, продано». Оно свидетельствует об окончательном переходе автора от психологии любовного «романа в стихах» к философским и гражданским мотивам. Личная боль и трагедия израненной души А. Ахматовой сливаются с судьбой всего русского народа. Видя озлобленность и несправедливость эпохи, автор пытается указать выход, путь к возрождению духовности. Так появляются мотивы веры в бессмертие и в высшую справедливость, мотив христианского всепрощения, а также надежда на светлое и чудесное в будущем, на вечное обновление жизни и победу духа и красоты над слабостью, смертью и жестокостью.
В более поздний период творчества в центр своего художественного миропонимания А. Ахматова помещает мысль о необходимости гармонии между миром и человеком, обществом и человеком, человеком и временем. При этом поэтесса «не абстрагируется от предметной реальности, а выходит на новый уровень художественной изобразительности, концентрирует действие, наслаивает на него диалоги со своими оппонентами, монологи-обращениея к миру, времени, народу» .
Все чаще и чаше А. Ахматова задумывается над проблемами современности. Трагедия современности, по мнению поэтессы, заключается в прерванной связи времен, в забвении предшествующей эпохи:
Когда погребают эпоху
Надгробный псалом не звучит,
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит...
И матери сын не узнает,
И внук отвернется в тоске.
В этих условиях задача поэта – не только констатировать роковой разрыв времен, но и «своею кровью» склеить «двух столетий позвонки».
Основой для связи прошлого и настоящего у Ахматовой становится память не только как нечто в человеке, позволяющее соотнести его с историей, но и как глубоко нравственное начало, противопоставленное забвению, беспамятству и хаосу. Так мотив памяти становится своего рода призмой, сквозь которую преломляются ключевые идеи и образы ее поэзии.
Недаром фигурирует это слово в названиях многих стихотворений: «Память о солнце в сердце слабеет...»; «Голос памяти»; «Тяжела ты, любовная память...»; «Из памяти твоей я выну этот день...»; «Памяти друга»; «И в памяти, словно в узорной укладке...»; «И в памяти черной, пошарив, найдешь...»; «Подвал памяти».
Подчеркнем, что в поэзии Ахматовой семантика «памяти» охватывает широкое смысловое пространство, все проявления памяти: от памяти, как индивидуального, «психофизиологического» дара, до памяти, как исторической и нравственной категории. Не случайно К. Чуковский, Ю. Левин, В. Топоров, считали мотив памяти основополагающим для творчества Ахматовой.
В ранней лирике память реализуется как естественное, органичное свойство человеческого сознания, позволяющее поэту художественно запечатлевать мир («Я вижу все. Я все запоминаю»), воплощать прошлое, как длящееся и эмоционально переживаемое бытие, – в настоящем. Ее «механизмы» служат сюжетным каркасом «лирических новелл».
У поздней Ахматовой мотив памяти становится той семантической основой, которая скрепляет и разрозненные эпизоды одной человеческой судьбы, и эпизоды судьбы народа, которая воссоединяет распавшуюся связь времен, то есть служит цели «собирания» мира воедино.
Охарактеризуем основные тенденции реализации мотива памяти в стихотворениях А. А. Ахматовой.
В стихотворении «Смуглый отрок бродил по аллеям» поэтесса говорит о Пушкине и о его времени, при этом смыслообразующим концептом является мотив памяти. Для Ахматовой память – это то, что противостоит распаду, смерти, забвению. Память синонимична верности.
В стихотворении «Смеркается, и в небе темно-синем…» память выступает катализатором радостей бытия.
И если трудный путь мне предстоит,
Вот легкий груз, который мне под силу
С собою взять, чтоб в старости, в болезни,
Быть может, в нищете - припоминать
Закат неистовый, и полноту
Душевных сил, и прелесть милой жизни.
Стихотворение помечено 1914-1916 годами. В то время Ахматовой не было и тридцати лет. Легким утешительным грузом представлялось то, что будет сохранено в памяти. Хотелось, чтоб память обернулась лишь благодетельной стороной. Лишь хранительницей безоблачного, отрадного, что можно почерпнуть из бытия. Память – верный спутник, «ангел-хранитель» существования.
Но память не только хранительница. Она открывает вещи по-новому, переоценивает. Память – мудрая сестра жизни, делящая ее ношу.
Как белый камень в глубине колодца,
Лежит во мне одно воспоминанье.
Я не могу и не хочу бороться:
Оно – веселье и оно – страданье.
И поэт дорожит этой двойственностью. В отдалении времени печаль очищается, и хочется ее сохранить: «Чтоб вечно жили дивные печали, ты превращен в мое воспоминанье».
Память становится утешительницей всех скорбящих и своего рода «законом сохранения явлений», но только явлений пережитых, прошедших сквозь чувство.
Как будто все, с чем я внутри себя
Всю жизнь боролась, получило жизнь
Отдельную и воплотилось в эти
Слепые стены, в этот черный сад...
Е. С. Добин назвал ахматовскую категорию памяти «аналогом народно-сказочной «живой воды». Это дар возвращения жизни явлениям, событиям, чувствам, отошедшим в прошлое.
Память осмыслена Ахматовой как некая обобщающая образная категория. Это – непрерывная жизнь души. Ее можно назвать стихийно творящей стороной духа, ежеминутно оживляющей прошедшее. Но помимо этого у памяти есть и вторая сторона – драматическая. Не так уж, оказывается, легок груз памяти. И не только «полноту душевных сил и прелесть милой жизни» он в себя включает. По мысли Ахматовой, память разнолика и довольно часто следы прошлого остаются, как рубцы от ран.
О, кто бы мне тогда сказал,
Что я наследую все это:
Фелицу, лебедя, мосты,
И все китайские затеи,
Дворца сквозные галереи
И липы дивной красоты.
И даже собственную тень,
Всю искаженную от страха,
И покаянную рубаху,
И замогильную сирень.
Однако еще трагичнее, когда «опустился железный занавес смены времен и преградил дорогу животворящей памяти о прошлом».
И, раз проснувшись, видим, что забыли
Мы даже путь в тот дом уединенный,
И, задыхаясь от стыда и гнева,
Бежим туда, но (как во сне бывает)
Там все другое: люди, вещи, стены,
И нас никто не знает – мы чужие.
Мы не туда попали...
Для Ахматовой здесь память – зеркало бытия, освещает трагедийную сторону необратимого течения жизни, но при этом потери усиливают ощущение ценностей пережитого, ценностей бессмертных.
Таким образом, память становится как бы сквозной нитью бытия. В ней проецируются бесконечные связи со временем и окружением. Непрерывной линией соединяются ступени восхождения и нисхождения человека. Фиксируется добытое и утерянное, достигнутое и исчезнувшее. Е. С. Добин отмечает, что «ахматовская память – не лента кадров, на которых просто запечатлены куски прошлого. Это синтетическая деятельность души, анализирующая, сопоставляющая, оценивающая, которая в равной мере она находится в сфере чувств и в сфере мыслей. Память – аккумулятор опыта и переживаний».
Стоит отметить, что мотив памяти, являясь в творческой концепции А. А. Ахматовой ведущим, тем не менее приближен к таким вечным категориям, как жизнь, смерть, любовь, я и мир, я и мы.
Наиболее ярко в позднем творчестве поэтессы раскрывается мотив смерти, так или иначе присутствующий во многих её стихотворениях: похороны, могилы, самоубийства, смерть сероглазого короля, умирание природы, погребение всей эпохи.
Смерть трактуется у Ахматовой в христианских и пушкинских традициях. В христианских – как закономерный акт бытия, в пушкинских – как заключительный акт творчества. Творчество для Ахматовой – это ощущение единства с творцами прошлого и современности, с Россией, с ее историей и судьбой народа. Поэтому в стихотворении «Поздний ответ», посвященном Марине Цветаевой, звучит:
Мы с тобою сегодня, Марина,
По столице полночной идем,
А за нами таких миллионы,
И безмолвнее шествия нет,
А вокруг погребальные звоны
Да московские дикие стоны
Вьюги, наш заметающей след.
В некоторых произведениях Ахматовой, посвященных мотиву смерти, возникает образ лестницы:
Будто там впереди не могила
А таинственной лестницы взлет.
Так в произведениях поэтессы намечается тема бессмертия. Этот мотив появляется в стихах о победе и в дальнейшем усиливается. Показательно, например, стихотворение «И комната, в которой я болею», заканчивающееся строчками:
Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,
И смертный уничтожит сон.
В поздних стихах мотив бессмертия раскрывается в стихах о музыке:
И слушатель тогда в своем бессмертье
Вдруг начинает верить безусловно.
Но особенно ярко этот мотив раскрыт в стихотворении о собственном болезненном состоянии на исходе жизни:
Недуг томит три месяца в постели,
И смерти я как будто не боюсь.
Случайной гостьей в этом страшном теле
Я, как сквозь сон, сама себе кажусь.
При этом стоит отметить, что в поздней лирике Ахматовой наиболее устойчивый мотив – прощание со всем прошлым, даже не с жизнью, а именно с прошлым: «На прошлом я черный поставила крест…». В стихотворении «На Смоленском кладбище» она как бы подытоживает прошедшую эпоху. Здесь главное – ощущение великого водораздела, пролегшего между двумя веками: прошлым и нынешним. Ахматова видит себя стоящей на этом берегу, на берегу жизни, а не смерти:
Вот здесь кончалось все: обеды у Данона,
Интриги и чины, балет, текущий счет…
В этих строках речь идет о мнимом человеческом существовании, ограниченном пустой быстротекущей минутой. В одной этой фразе схвачена суть мнимой, а не подлинной человеческой жизни. Эта «жизнь», утверждает Ахматова, равна смерти. Подлинная жизнь появляется у неё, как правило, тогда, когда в стих входит ощущение истории страны, народа.
Одними из лучших произведений периода 1950-60-х годов является стихотворение «Приморский сонет», в котором, по мнению исследователей, «классическая прозрачность формы, «легкость», ощутимая в словесной фактуре почти физически, свидетельствует о побежденном страдании, о постижении высшей гармонии природного и человеческого бытия».
«Приморский сонет» – это произведение о смерти, в котором Ахматова подводит итог жизни. Лирическая героиня воспринимает смерть без трагического надрыва: не в качестве избавления от нестерпимых жизненных мук (ср. с «Реквиемом»), а как «зов вечности», «нетрудную дорогу», напоминающую одно из самых дорогих ей на земле мест – «аллею у царскосельского пруда»и. Близость смерти («Здесь все меня переживет, / Все, даже ветхие скворешни») создает у нее особое экзистенциальное настроение, при котором мир – в самых будничных проявлениях – воспринимается как «Богом данный дворец», а каждый прожитый миг – как подарок.
Подводя итоги, считаем важным заметить, что лирику Ахматовой, несомненно, можно считать философской. Поэтессе свойственно не перечисление общеизвестных истин, а тяга к глубокому действенному познанию человеческой сути и мирозданья. В ее творчестве «сплавлены разрозненные крупицы материального и душевного, разнокалиберные явления выстроены вместе, в слитности и созвучии». Мотив памяти, являясь сквозным, смыслообразующим, а также мотивы жизни и смерти позволяют Ахматовой «выйти далеко за пределы непосредственно видимого горизонта и охватить обширные пространства переживаний, заглянув в неведомые края чувств и мыслей».
Поэзия женской души. Ее считали совершенством. Ее стихами зачитывались, Ее гор-боносый, удивительно гармоничный профиль вызывал сравнения с античной скульптурой. На склоне лет она стала почетным доктором наук Оксфорда. Имя этой женщины-Анна Ахматова. «Ахматова -жасминный куст, обугленный туманом серым», - так сказали о ней современники. По утверждению самой поэтессы, огром¬ное влияние на нее оказали Александр Пушкин и Бенжамен Констан - автор нашумевшего романа XIX века «Адольф». Именно из этих источников черпала Ахматова тончайший психологизм, ту афо-ристическую краткость и выразительность, которые сделали ее ли-рику объектом бесконечной любви читателей и предметом исследований нескольких поколений литературоведов.
Я научилась просто, мудро жить, -
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтобы унять ненужную тревогу.
Таков итог этой мудрой страдальческой жизни.
Она родилась на рубеже двух веков - девятнадцатого, «желез-ного» по определению Блока, и двадцатого - века, равного которо-му по страху, страстям и страданиям не было в истории человече-ства. Она родилась на грани веков, чтобы соединить их живой трепетной нитью своей судьбы.
Большое влияние на ее поэтическое становление оказало то, что Ахматова детские годы провела в Царском Селе, где сам воздух был пропитан поэзией. Это место стало для нее одним из самых дорогих на земле на всю жизнь. Потому что «здесь лежала его (Пушкина) треуголка и растрепанный томик Парни». Потому что для нее, семнадцатилетней, именно там «заря была самой себя алее, в апреле запах прели и земли, и первый поцелуй. ». Потому что там, в парке, были свидания с Николаем Гумилевым, другим трагическим поэтом эпохи, который стал судьбой Ахматовой, о котором она потом напишет в страшных по своему траги¬ческому звучанию строчках:
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне…
Поэзия Ахматовой - поэзия женской души. И хотя литература общечеловечна, Ахматова могла с полным правом сказать о своих стихах:
Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить.
В ее произведениях есть много личного, чисто женского, того, что Ахматова пережила своей душой, чем она и дорога русскому читателю.
Первые стихи Ахматовой - это любовная лирика. В них любовь не всегда светлая, зачастую она несет горем. Чаще стихотворения Ахматовой - это психологические драмы с острыми сюжетами, основанными на трагических переживаниях. Лирическая героиня А шатовой отвергнута, разлюблена. Но переживает это достойно, с г рдым смирением, не унижая ни себя, ни возлюбленного.
В пушистой муфте руки холодели.
Мне стало страшно, стало как-то смутно.
О, как вернуть вас, быстрые недели
Его любви, воздушной и минутной!
R рой ахматовской поэзии сложен и многолик. Он - любовник, брат, друг, предстающий в различных ситуациях. То между Ахматовой и ее возлюбленным возникает стена непонимания й он уходит от нее; то они расстаются оттого, что им нельзя видеться; то она оплакивает свою любовь и скорбит; но всегда Ахматова любит.
Все тебе: и молитва дневная,
И бессонницы млеющий жар,
И стихов моих белая стая,
И очей моих синий пожар.
Но поэзия Ахматовой - это не только исповедь влюбленной женской души, это и исповедь человека, живущего всеми бедами и страстями XX века. А еще, по словам О. Мандельштама, Ахматова «принеслав русскую лирику всю огромную сложность и психологи-ческое богатство русского романа XX века»:
Проводила друга до передней,
Постояла в золотой пыли,
С колоколенки соседней
Звуки важные текли.
Брошена! Придуманное слово -
Разве я цветок или письмо?
А глаза глядят уже сурово
В потемневшее трюмо.
Самой главной любовью в жизни А. Ахматовой была любовь к родной земле, о которой она напишет после, что «ложимся в нее и становимся ею, оттого и зовем так свободно своею».
В трудные годы революции многие поэты эмигрировали из России за рубеж. Как ни тяжело было Ахматовой, она не покинула свою страну, потому что не мыслила своей жизни без России.
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда».
Но Ахматова «равнодушно и спокойно руками замкнула слух», чтобы «этой речью недостойной не осквернился скорбный дух».
Любовь к Родине у Ахматовой не предмет анализа, размышлений. Будет Родина - будут жизнь, дети, стихи. Нет ее - нет ничего. Ахматова была искренним выразителем бед, несчастий своего века, старше которого она была на десять лет.
Ахматову волновали и судьба духовно обедневшего народа, и тревоги российской интеллигенции после захвата власти в стране большевиками. Она передала психологическое состояние интел-лигентов в тех нечеловеческих условиях:
В кругу кровавом день и ночь
Болит жестокая истома…
Никто нам не хотел помочь
За то, что мы остались дома.
Во времена сталинизма Ахматова не была подвергнута репрес-сиям, но для нее это были тяжелые годы. Ее единственный сын был арестован, и она решила оставить памятник ему и всем людям, которые пострадали в это время. Так родился знаменитый «Реквием». В нем Ахматова рассказывает о тяжелых годах, о несчастьях и страданиях людей:
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Несмотря на всю тяжесть и трагическую жизнь, на весь ужас и унижения, пережитые ею во время войны и после, отчаяния и рас-терянности у Ахматовой не было. Никто никогда не видел ее с поникшей головой. Всегда прямая и строгая, она была человеком, отличающимся большим мужеством. В своей жизни Ахматова зна¬ла славу, бесславие и снова славу.
Я - голос ваш, жар вашего дыханья,
Я - отраженье вашего лица.
Таков лирический мир Ахматовой: от исповеди женского сердца, оскорбленного, негодующего, но любящего, до потрясающего душу «Реквиема», которым кричит «стомильонный народ».
Когда-то в юности, ясно предчувствуя свою поэтическую судьбу, Ахматова проронила, обращаясь к царскосельской статуе А. С. Пушкина:
Холодный, белый, подожди,
Я тоже мраморною стану.
И, наверное, напротив ленинградской тюрьмы - там, где она хотела-должен стоять памятник женщине, держащей в руках узелок с передачей для единственного сына, вся вина которого была только в том, что он был сыном Николая Гумилева и Анны Ахматовой - двух великих поэтов, не угодивших властям.
А может, вовсе и не нужно мраморных изваяний, ведь есть уже нерукотворный памятник, который она воздвигла себе вслед за сво¬им царскосельским предшественником - это ее стихи.
