Моя родословная

Среди пахучих полынных степей с бесконечными шляхами, седыми курганами, покрытыми чабрецом да алыми шапочками татарника, затерялся небольшой казачий хуторок Майорский. Он входил в юрт станицы Клетской. Тут-то в 1856 году и родился мой дед Иосиф Федорович Кузнецов - дед по матери.

С него начинаю потому, что он меня воспитывал. А когда-то, принимая его на широкие шершавые ладони, прадед мой, Федор Иванович, дончак с грудью Ильи Муромца, неодобрительно хмыкнул: «Ледащий казачишко будет. Кожа на ем дюже белая…» Но прадед ошибся. Вырос статный, голубоглазый казачонок, пытливо всматривающийся в окружавший его мир. Паренек тянулся к грамоте, но ни бумаги, ни карандашей в казачьем курене не было. Тогда он начал собирать свинцовые пломбы, которые иногда находил на отрезах сукна для казачьих шароваров и чекменей. Расплавив свинец, выливал через камышинки самодельные карандаши. А бумагу заменяли оструганные дощечки. Кто-то из грамотных казаков научил его азбуке. Но такое рвение к грамоте закончилось для мальчишки не лучшим образом: суровый отец, узнав, что тот научился читать, выгнал его из дома.

Ишь, сукин сын, больше батяни захотел знать! - заключил по-своему и отправил любознательного отрока в подпаски.

Я видел этого человека только раз в жизни, когда мы с дедом Осипом по дороге в Петербург ехали через хутор Майорский. Помню, распрягли лошадей. И вот из-под огромной вербы, стоящей среди просторного двора, поднялся широкогрудый старик в парусиновой рубахе.

Из погреба принесли огромный кувшин разведенного холодной водой портошного молока, которое на казачьих хуторах приготовляли из топленого, скисшего молока, накладывая его в казачьи портки. Там оно еще более скисало и приобретало острый вкус Наверное, способ приготовления был перенят еще от татар или иных степных кочевников. В казачьих станицах в жару и на покосах всегда пили этот чудесный, освежающий напиток, развозя его в больших глиняных кувшинах. Часто в кувшины добавляли кусок льда.

…Дед недолго пас табун в степи. Как-то по дороге в Петербург возвращался то ли с Кавказа, то ли из Новочеркасска донской генерал. Или это был Иловайский, представитель донской аристократии, или другой свитский генерал - дело не в этом. Шустрый мальчишка, подошедший к стану вельможи, понравился генералу, и он увез паренька в Петербург, предоставив ему беречь его парадный кивер. Но недолго паренек берег кивер генерала Иловайского - подрос, похорошел и сдали его в дворцовую мастерскую - швальню - вышивать золотом воротники и обшлага мундиров придворной знати да латать штаны императоров. Дед пережил троих императоров. Рассказывал, как он был на улице в марте 1881 года, когда на Екатерининском канале бомба разорвала Александра II. Говорил, бывало: «Красавец был царь!» Вспоминал, как жутко было в те дни на улицах, как сразу же, когда разнеслась весть об убийстве, начали закрывать магазины. А об Александре III говорил, что он был похож на огромного дворника. Как-то в Петербург приехали французский президент и немецкий кайзер. Александр III в это время где-то у пруда или речки сидел с удочкой. Ему доложили о приезде гостей. На это он спокойно ответил: «Когда русский император удит рыбу - Европа может подождать».

Бежали годы. Подошла русско-турецкая война 1876–1877 годов, и дед, скопив по пятачкам двадцать рублей, ушел с донской батареей под Плевну и Шипку. Оттуда, возвратясь на Дон, осел в станице Клетской, которую за частые половодья прозвали Донской Венецией. Вскоре дед женился на шустрой черноглазой казачке Евфимии, поразительно похожей на турчанку. Долгожданный сын-казак не родился - Евфимия подарила Осипу девчонку совершенной восточной красоты, где турецкие кровя, как говорили на Дону, ярко преобладали. Девчонка - моя мать - вытянулась стройной тростинкой, на которую заглядывалась вся станица. Когда ей стукнуло шестнадцать годков, дед решил подобрать в дом хорошего зятя, который бы заменил сына. Но странное дело - дед не взял казака в зятья, хотя по казачьей психологии иногородний, то есть не природный казак, не считался полноценным человеком. Самоучкой научившийся грамоте, дед всегда говорил мне: «Смотри, Колюшка, наука - это все. Перед человеком, который университет окончил, нужно стоять, держа руки по швам. Сидеть невежливо. Я вот мечтаю из тебя человека сделать. Ты первый в наших родах будешь, кто в университет пойдет. В Швейцарию пошлю. Есть там два города - в одном по-французски учат, а в другом - по-немецки» (дед имел в виду Цюрих и Лозанну).

Но война 1914 года помешала исполнить эту заветную мечту старого казака, который был на плохом счету у попов, так как не ходил в церковь, что в станице в те времена было просто немыслимо. Не раз поп Иоиль, настоятель Знаменской церкви, говорил щурясь:

А что это, Иосиф Федорович, вы в церковь не ходите? Не вижу вас там, не вижу…

Времени, батюшка, не хватает. Семья большая - работы много. Вот состарюсь, вырежу из орешника костылик и буду ходить к вечерне, - говорил, усмехаясь, дед.

Забегая вперед, скажу, какова была психология у казачьей молодежи. Когда в 1915 году я приехал на каникулы в станицу в форме Императорского лесного института (позже я был принят в Военно-медицинскую академию в том же Петрограде) - на плечах у меня было что-то непонятное казакам станицы: императорские вензеля и короны. И вот мой двоюродный брат по бабке Андрюшка Орлов, чуть младше меня, спрашивает:

Николай! Ты на кого же это учишься? На попа?

Нет! - говорю.

На ахвицера? - не отступает оторопевший Андрюшка.

Аль на царя?.. - шепчет в священном ужасе казачонок, смотря на мои студенческие наплечники и орлиные, фасонистые, накладные пуговицы. Вот каково было представление и умонастроение станичников, среди которых жила наша семья. Поп. Офицер. Царь… а дальше только недосягаемый Бог. И вот тут среди этого средневековья мой дед был как бельмо в глазу.

А теперь о моем отце. Это был человек изумительной доброты. Песельник и весельчак, помню, в компаниях он всегда был окружен смеющейся толпой. А песни пели казачьи, часто украинские, конечно, и русские. Отец прожил очень тяжелую молодость с мачехой, довольно долго служил в приказчиках у одного из торговых воротил Царицына - Свечина или Лапшина, Дед шил казакам залихватские фуражки, которые буквально шли нарасхват, а отец их продавал. Дела шли бойко, и семья преуспевала, имея возможность дать высшее образование трем моим сестрам. А я только начал высшую школу и ушел добровольцем на фронт. Но об этом позже.

Предки отца числились государственными крестьянами и, как с гордостью всегда подчеркивал он, никогда не были крепостными. Пришли они на Дон из Рязанской губернии, Зарайского уезда, села и волости Нижний Белый Омут. Мне всегда приятно было сознавать, что оттуда вышли академик И. П. Павлов, Сергей Есенин, предки Шолохова и много иных известных русских людей. Происходя из крестьян, с незапамятных времен осевших на Дону, отец мой на одном из станичных сходов был принят в казаки. Отсюда и я стал сыном казачьим.

Мать, первая красавица в станице, модница, народив пять детей, беззаботно прожила до самой революции, но всех детей воспитывал дед и бабка Евфимия, человек золотого сердца. В революцию она погибла где-то в Кубанских степях. О родине отца я почти ничего не знаю. Жил в станице его отец Иван Лаврентьевич со второй женой и тремя детьми от нее да дядя, кажется, портной. Ни они к нам, ни мы к ним не ходили. Зато всегда у нас полон дом был родни со стороны бабушки Евфимии Борисовны. Главным образом бывали ее сестры - круглая, как шар, Параня и миниатюрная, худенькая бабушка. Писана, похожая на нестеровскую монашку. Она была вдовой. Муж ее был убит под Шипкой, и казаки привели домой только его коня. Вот и все, что касается моей коротенькой родословной: генеалогическое дерево имеет мало веточек, но корни его идут с Дона-батюшки, Рязани и Турции. Не из палат каменных, не из кряжистых купеческих хором, а из вольных степей Донских и рязанских полей, из гущи народной. А посему и читателю нужно смотреть на мои скромные записки, как на записки о сломанной и сложной судьбе человека из народа, который свой отрыв от Родины, невольный, тяжело переживаемый, хочет осветить в ином аспекте, чем это делали авторы многих эмигрантских воспоминаний.

Из книги Пять портретов автора Оржеховская Фаина Марковна

Родословная героя Три карты, три карты, три карты Из баллады Томского 1 В Летнем саду, где много гуляющих, где степенные кормилицы тихо убаюкивают младенцев, а старшие дети играют в военную игру, мы впервые встречаем молодого офицера, Германа. Это не тот, кого описал в

Из книги Мемуарная проза автора Цветаева Марина

Из книги Том 4. Книга 1. Воспоминания о современниках автора Цветаева Марина

Из книги Казачья исповедь автора Келин Николай Андреевич

Моя родословная Среди пахучих полынных степей с бесконечными шляхами, седыми курганами, покрытыми чабрецом да алыми шапочками татарника, затерялся небольшой казачий хуторок Майорский. Он входил в юрт станицы Клетской. Тут-то в 1856 году и родился мой дед Иосиф Федорович

Из книги Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв. автора Лихачев Дмитрий Сергеевич

Родословная Долго не знала, с чего начать воспоминания, а потом решила особенно не мудрствовать, а начать прямо с рождения.Родилась я в городе Белосток Гродненской губернии 3 июля (20 июня по старому стилю) 1900 года. Город Белосток, основанный в 1320 году, имел свою большую

Из книги McCartney: День за днем автора Максимов Анатолий

Из книги Жизнь Владимира Ильича Ленина: Вопросы и ответы автора Перфилов В. А.

РОДОСЛОВНАЯ М. ШАГИНЯН ПРЕДСТАВЛЯЕТ И.Н.УЛЬЯНОВА КАК «ПОТОМКА СТЕПНЫХ КАЛМЫКОВ». ВСЛЕД ЗА НЕЙ Д.ВОЛКОГОНОВ И НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ АВТОРЫ УТВЕРЖДАЮТ, ЧТО БАБУШКА В.И.ЛЕНИНА, ТО ЕСТЬ МАТЬ ИЛЬИ НИКОЛАЕВИЧА УЛЬЯНОВА, БЫЛА «ДОЧЕРЬЮ КРЕЩЕНОГО КАЛМЫКА». ТАК ЛИ ЭТО? В произведениях

Из книги Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях автора Романов Борис Николаевич

1. Родословная Даниил Андреев так ощущал бессмертие и вечность, или распахнутость времени во все концы, что свою земную жизнь представлял лишь краткой частью пути. Когда и где этот путь начался? Сам он вспоминал себя в других мирах, под двумя солнцами, одно из которых, «Как

Из книги Косыгин автора Андриянов Виктор Иванович

РОДОСЛОВНАЯ Тихий переулок в самом центре Москвы, за старыми корпусами Московского университета. Из конца в конец, от Воздвиженки до Большой Никитской, по Романову пройдешь за пять-шесть минут. Но здесь лучше не спешить…Вот ротонда наугольного дома, характерного для

Из книги Неподдающиеся автора Прут Иосиф Леонидович

Моя родословная Совсем недавно, в перерыве работы над сценарием о Лефорте, который пишу вместе с моей Леночкой, я - составил свое генеалогическое древо.У каждого человека имеются мать и отец, две бабушки и два дедушки, четыре прабабушки и четыре прадедушки, восемь

Из книги На виртуальном ветру автора Вознесенский Андрей Андреевич

Моя родословная Моя первая книжка вышла во Владимирском издательстве. Владимирцы считали меня земляком, ибо мое детство прошло у бабушки в Киржаче Владимирской области. Когда я приехал выступать во Владимир, меня нашла редактор Капа Афанасьева и предложила

Из книги Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом автора Жуков Андрей Валентинович

Глава 1 Родословная … Когда в 1956 году советскому руководителю Н. С. Хрущеву доложили, что правительство ФРГ собирается назначить первым послом ФРГ в СССР представителя одной из ветвей древнего рода Унгернов, то его ответ был категоричен: «Нет! Был у нас один Унгерн, и

Из книги Записки простодушного автора Санников Владимир Зиновьевич

МОЯ РОДОСЛОВНАЯ Предки мои с обеих сторон - и Санниковы и Лагуновы - крестьяне прикамской Пермской губернии.Хранить память предков как-то не было принято. Глубже третьего-четвертого поколения родовая память не копала - если не было чего-то уж крайне необычного. У нас в

Из книги Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко автора Андреева Юлия

Родословная Все написанное и пока не написанное – часть меня самого, посему и отношусь как к самому себе. А.Валентинов Родители – мама, Эмма Яковлевна, и папа, Валентин Андреевич. Оба «советские служащие», преподаватели. Если задаться целью писать автобиографические

Из книги Территория моей любви автора Михалков Никита Сергеевич

Родословная Все мы сравнительно недавно стали интересоваться своей родословной. Были и такие времена, когда для многих лучше было если не вовсе забыть о ней, то, во всяком случае, помалкивать. И отец мой особо не распространялся на эту тему. Надо признаться, что такая

Из книги Сквозь время автора Кульчицкий Михаил Валентинович

Дословная родословная Как в строгой анкете - скажу не таясь - начинается самое такое: мое родословное древо другое - я темнейший грузинский князь. Как в Коране - книге дворянских деревьев - предначертаны чешуйчатые имена, и ветхие ветви и ветки древние упирались

КТО РАБОТАЕТ В КГБ

В начале пятидесятых годов, в маленьком сибирском городе в местный отдел КГБ - тогда он еще назывался МГБ - зашел сорокалетний человек, сказал, что он ненавидит существующий строй, не может дышать этим воздухом, не может больше лицемерить - и просит, чтобы его посадили.

Взволнованные гебисты принялись успокаивать его: «Зачем смотреть так мрачно, ведь не только же темные стороны в нашей жизни. И с чего вы взяли, что мы должны вас сажать, мы боремся с врагами, а вы просто путаник. Успокойтесь, идите домой, работайте, смотрите на жизнь без предвзятости - и вы увидите, что все не так плохо. И еще зайдете поблагодарить нас потом».

Прошло несколько месяцев, никто его не трогал, он начал успокаиваться - и действительно, после этого взрыва что-то переломилось в нем, и жизнь в СССР показалась не такой уж плохой. Через полгода он снова зашел в КГБ: «Товарищи, вы были правы, спасибо вам!» Его дружески похлопали по плечу - и той же ночью арестовали.

Этот эпизод очень характерен для гебистов.

Марксизм - во всяком случае, его советский вариант - был земной религией, и КГБ - своего рода монашеским орденом. Долгое время из всей массы советских функционеров он впитывал, с одной стороны, наиболее фанатичных, с другой - наиболее циничных и лицемерных. Несколько раз за свою историю этот орден резко обновлялся (сначала поколение, которому предстояло погибнуть, физически уничтожалось, позднее - просто выталкивалось на другую работу или на пенсию) - и тем не менее его сущность никогда не менялась.

Чтобы лучше понять психологию сотрудников КГБ - они сами всегда называют себя этим расплывчатым словом «сотрудник», - надо проследить, как и откуда они набирались.

Основу заложили большевики-подпольщики и те, кто до революции боролся с ними, чины царской политической полиции - «охранки», на вторых, впрочем, ролях - нечто вроде инженеров-специалистов при «красных директорах». Дзержинский понимал необходимость специалистов.

Партия хотела контролировать свою полицию - и «органы» все время пополнялись партийными функционерами. «Органы» - название, которое тоже они сами себе дали, сокращение от «органы государственной безопасности». В годы моего детства слово «органы» наводило ужас, сейчас оно кажется скорее смешным, ассоциируясь с половыми органами. Более молодое поколение гебистов говорит «комитет».

Что же касается контроля со стороны партии, то он не всегда удавался: было время, когда «органы» контролировали партию, а не наоборот. Да и сейчас партийные функционеры, попав на работу в «органы», начинают быстро проникаться их специфическим духом.

Комсомол (главным образом слой его высших функционеров) - один из основных поставщиков кадров КГБ. Сейчас существует, например, такая система. Когда ответственный комсомольский работник достигает определенного возраста (35 лет, кажется, ведь комсомол - организация молодежи), то его переводят на другую работу: наиболее отличившихся - в партаппарат, глуповатых и неповоротливых - в профсоюзы или Министерство культуры, золотую середину - в КГБ.

Поскольку КГБ должен проникать всюду, он хочет и может отовсюду впитывать сотрудников для себя: КГБ связан с милицией - они переманивают тех, кто им понравился там; присматриваются к тем, кто на срочной службе в войсках МВД и КГБ - и предлагают им «расти»; охотно берут бывших спортсменов; ищут специалистов в разных областях - биологов, математиков, лингвистов, инженеров-электриков. Под наблюдением одного такого инженера, довольно симпатичного молодого человека, я в ссылке на Колыме ездил осматривать строительство Колымской ГЭС.

Страна всегда была покрыта гигантской сетью внештатных осведомителей - одни работают по убеждению, другие - желая получить маленькие блага или возможность рассчитаться с кем-то, третьи - из страха. Те из них, кто показал себя наилучшим образом, переходят на постоянную службу.

И конечно - такова вообще человеческая природа - стараются брать своих: детей, братьев и сестер, дальних родственников, хороших знакомых и тех, в ком они инстинктивно чувствуют нечто родственное себе. Все эти потоки проходят через разного рода спецшколы и проникаются сильным кастовым духом.

И подобно тому, как сердце, вбирая кровь, разносит ее по всему телу, так и КГБ - сердце советской системы, - вбирая отовсюду «сотрудников», повсюду же проталкивает их - и уж конечно в торговые организации, в печать и на дипломатическую службу, чтобы они растекались не только по стране, но и по всему миру.

Это проникновение и соприкосновение с живой жизнью делают гебистов гораздо более информированными и более прагматичными, чем, скажем, советские идеологи. Но за последние двадцать лет - по мере снижения роли КГБ в системе - заметна тенденция превращения гебистов из фанатиков - или делающих вид фанатиков - в обычных чиновников, более или менее безразлично выполняющих свои обязанности.

Однако кастовая отгороженность от общества сильна. Она порождает не только чувство собственно превосходства, но и более бессознательное чувство отчужденности и обиженности. Я не встречал более уязвимых людей, чем гебисты - любая насмешка может вывести их из себя, в мгновение ока слетает напускная вежливость, некоторые стараются улыбаться, но видно, как внутри они страдают. Не все, конечно, как и не все, впрочем, пытаются насмешничать над сотрудниками «органов».

Можно сказать, что на работу в КГБ добровольно идут люди, жаждущие власти как своего рода компенсации за собственную незначительность, и часто люди, ущемленные в детстве неспособностью к учению, или трусостью, или садизмом, или другими столь же печальными качествами.

Как и все советские люди, они в глубине души восхищаются Западом. Гебист как-то говорил мне с восхищением:

Подумайте только, в Америке полицейский - уважаемый член общества, многие женщины рады выйти за него. А у нас какая умная баба пойдет за милиционера?!

Вы можете видеть их слабости, но вам не всегда удастся сыграть на них. Прежде всего потому, что вы ни с кем из них не имеете дела как с самостоятельным человеком - вы имеете дело с огромной машиной, и каждый из них - это только колесико, сцепленное с другими колесиками, и самостоятельно оно не может повернуться на миллиметр, только уже если вся машина становится слишком расхлябанной.

Но зато они постараются всячески сыграть на ваших слабостях. Они не столь уж тонкие психологи и ищут в человеке какую-то явную и понятную им слабость, чтоб уж вовсю давить - страх, ревность, зависть, склонность к деньгам, к женщинам, к мужчинам, к водке, к наркотикам. Ставка на самое дурное и примитивное происходит еще и потому, что их самих никак нельзя назвать сложными или добрыми натурами. Я помню, что мне, чтобы обмануть их, нужно было прикидываться много хуже, чем я есть на самом деле, - и они как-то даже по-детски раскрывались мне навстречу.

Помню, как начальник Магаданского управления КГБ уговаривал меня эмигрировать из СССР (так хотели, чтоб я уехал, что даже четыре месяца ссылки обещали скостить).

Что вам здесь пропадать, Андрей Алексеевич, - улыбаясь, говорил он. - Поедете на Запад, вот там жизнь, две машины себе купите, сходите в кабаре.

Часто я видел его озабоченным, особенно когда он рассказывал о коварстве американских империалистов и японских рыбаков - рыбаки ему досаждали в Охотском море, - а тут его лицо как бы даже засветилось изнутри. Видно было, что две машины и кабаре - его собственная мечта.

Но вот я уже полгода на Западе и, к стыду своему, не купил ни одной машины и даже не был в кабаре. Я думаю, гонорара за статью о КГБ мне не хватит на покупку машины, но тем более мой долг тогда - пропить его в кабаре.

Внешнее и внутреннее

Согласно статье 6 «Служба в милиции и особенности ее прохождения» Закона «О советской милиции», кандидат в милиционеры должен был быть безупречен во всех отношениях. В данном случае, особые приметы, препятствующие приему в органы советского МВД, являли себя сами – татуировки (любые) – были однозначно «табу»: при их наличии кандидат не подходил по моральным качествам. Даже если собиравшийся пойти в милиционеры не имел прежде проблем с законом (о судимых и речи при приеме в милицию не заходило). Состояние здоровья: кривых, косых, шепелявых, хромоногих-одноногих, и т.п. также в советские правоохранительные органы старались не брать.

В советскую милицию не набирали обладателей прошлого даже с погашенной (снятой) судимостью, хронически больных, инвалидов. Формально могли отказать человеку с видимым дефектом лица (к примеру, шрамом), ссылаясь на нормы закона.

Классический советский милиционер – отслуживший в армии парень с полученным прежде ПТУ-шным образовавнием, начавший после демобилизации свою карьеру с низов патрульно-постовой службы милиции (ППСм).

Сначала присмотреться, а потом взять

В КГБ СССР не существовало «особых примет», по которым человека «могли бы не взять» в спецслужбу – «комитет» и так не брал кого ни попадя, к будущему «контингенту» долго присматривались. Сегодняшний Президент РФ В. В. Путин, человек из рабочей семьи, безо всяких связей, по его же собственному признанию, пришел в приемную КГБ «с улицы». Владимиру сначала посоветовали получить высшее юридическое образование.

И это не единичный, а, скорее, характерный подход для подбора кадров в советский КГБ. Еще со времен Андропова в «комитет» старались не брать бывших сотрудников МВД – это тоже была своеобразная «особая примета» – после убийства в 1980 году майора госбезопасности сотрудниками милиции на станции московского метро «Ждановская» инерция неприятия в своих рядах сотрудников МВД в КГБ сохранялась довольно долго.

… Основной приметой для кандидатов «на вылет» в КГБ было – «зеленый»: к желающим послужить «в органах» в Советском Союзе (а желающих хватало) в любом случае присматривались на производстве, на комсомольской работе на предприятиях – чаще всего будущие потенциальные офицеры КГБ и не подозревали о таком «надзоре». Характерный пример: один из желавших послужить в «органах» был отправлен на производство, дослужился там до секретаря ВЛКСМ крупнейшего завода в одном из городов Липецкой области. Показал себя организатором и в принципе инициативным человеком. Потом его призвали послужить Отечеству на ином фронте. Сегодня одна из разработок бывшего секретаря завкома ВЛКСМ как сотрудника ФСБ вошла в книгу истории спецслужб региона – бывший комсомолец-активист разоблачил махинации с чеченским авизо. За эту уникальнейшую в истории российских спецслужб операцию он в свое время получил заслуженную награду от федерального руководства ФСБ РФ – на территории Липецкой области данные мошеннические действия ОПГ тогда так и не удалось осуществить!

«В джазе» есть и девушки

Особые приметы у девушек, принимаемых на службу в МВД и КГБ СССР, также разнились. Если в милиции представительницы слабого пола главным образом работали «в кадрах» или штабных подразделениях, и к ним предъявлялись, в принципе, те же общие требования, что и к кандидатам-мужчинам, то в органах госбезопасности активные чекистки подчас играли весьма важные роли. Их особые приметы – красота, харизма, креативное мышление вкупе со способностью обаять и расположить к себе, работали в интересах страны подчас не менее эффективно, чем оборонные промышленные предприятия.

Достаточно вспомнить такие имена, как Ольга Чехова и Ирина Алимова – по данным советских спецслужб, эти женщины, используя свое обаяние и неординарные способности, сделали очень многое для советской контрразведки.

А он мне, за это помог победить бюрократов.

Все фамилии, клички, явки и пароли изменены.

Этим летом исполнится 20 лет, как я переехал в ту берлогу, где и живу сейчас. Теперь я к ней привык, я с ней сросся. Квартира была не новая - «за выездом». Для тех, кому непонятен этот специфический термин, поясню – тут кто-то жил до меня. В этом случае предполагается, что между выездом предыдущих жильцов и въездом последующих, производится ремонт. Это к сведению людей, уже не заставших времена диалектического материализма.
Диалектический материализм на практике учит: то, что предполагается - совсем не обязательно должно быть выполнено. Короче, вид квартирки удручал. Определить изначальный цвет обоев было невозможно из-за их потертости и засаленности. Дверных ручек не было вовсе, по причине отсутствия всех дверей, за исключением входной. Собственно, запираться ни где не имело смысла, потому как вся сантехника тоже отсутствовала.
Справедливости ради нужно отметить, что порядок всё же кое-где был обозначен - на кухне листы отклеившегося с пола пластика, весёленького, ядовито-зелёного цвета, лежали сложенные в аккуратную стопочку в углу. Оголённый пол был уляпан засохшими пятнами чёрного клея….
В общем, не квартирка, а мечта прораба.
Все попытки убедить кого-либо из многообразия руководителей и начальников «поиметь совесть», отклика имели. Они солидарно «имели» мои требования около месяца. Непробиваемая ничем глухая стена.
И вдруг, в один день всё изменилось. День тот был субботой. Это важно.
Я никогда не относил себя к жаворонкам и был правоверной совой. Поэтому заверещавший дверной звонок в субботу, в 8 часов утра, вызвал двойственные чувства. С одной стороны хотелось от души обложить раннего гостя, а с другой стороны – спать. Я попытался выбрать последнее. Звонок тарахтел самым подлым образом. Моя борьба за право отсыпаться в выходной день была проиграна вчистую.
На пороге квартиры стояла группа серьёзных, представительных людей. Их было много, сразу я не увидел их всех. Они поздоровались и вошли в квартиру. Последним вошел начальник «Службы дома», по сегодняшнему – ДЕЗа. Был он весь какой-то суетливо-угодливый…

За несколько лет до этого произошла история, о которой я уже почти забыл, и уж никогда бы не подумал, что она аукнется таким неожиданным образом.
Демобилизовавшихся из армии срочников, пришедших становиться на учёт в военкомат, там уже ожидали сотрудники КГБ и МВД, приглашая на работу в свои ведомства.
Меня они своим вниманием обошли. Но моему братишке, с которым мы вернулись почти одновременно, такое предложение было сделано.
Поиски приличной работы с нашим среднетехническим образованием успеха не имели. Да и что толкового предложат «молодому специалисту», у которого за плечами ни единого дня работы, а только техникум и армия?
И тут брат вспомнил про предложение, сделанное ему в военкомате. Позвонил по оставленному телефону. Ему назвали адрес и что сказать надо. Пароль то есть. Он мне предложил пойти вместе. Я отнекивался:
- Тебя же звали, а не меня.
- Мне одному скучно.
- Тебя же одного приглашали. Я-то чего пойду? Без приглашения.
- Ну и что? Придём вместе. Подумаешь, дело какое…

В общем, уговорил. Пошли мы с ним вдвоём на явочную квартиру, предварительно выучив пароль. Явочная квартира находилась в центре Москвы. Обычный жилой дом, обычные квартиры. Вроде бы – все остальные квартиры я не проверял.
Вот и нужный этаж. Нужная квартира. Звонок.
На пороге несколько обескураженный серьёзный гражданин в штатском.
- Вы к кому?
- Николай Николаевич дома?
- Вообще-то мы ждали одного… -
с укоризной сказал он.
- А нас – двое!
- …
- Нет, если не нравится – мы уйдём.
- Ну, проходите….

Прихожая, кухня…. Всё, как в обычной жилой квартире. Подсознательно отмечаю – на окне кухни нет ни фикуса, ни кактуса. Ой, что это я?
Некоторая суета в квартире, какие-то люди солидного возраста быстро расходятся по комнатам. Нас разводят в разные двери. Успеваю заметить, что во всех комнатах обстановка сугубо канцелярская – массивный стол (один шт.) и рядом с ним 1 стул (один шт.). За столом человек. Кадровик. Внимательно, но скептически изучает мои документы. На лице застыл немой вопрос – ну и что я с тобой должен теперь делать? Спустя некоторое время он называет мне адрес, куда и к кому я должен явиться через несколько дней. Нет, записывать ничего не надо. Надо запоминать.

Встретившись на улице с братом, с удивлением выясняем, что следующие адреса у нас уже разные. Это вызывает апатию, но делать нечего – уже начали, нужно продолжать. Всё равно ничего лучшего пока нет.
Уже сейчас не помню, сколько пришлось пройти подобных квартир. В конце концов, в какой-то из них выдали направления на медкомиссию, в такую же подпольную поликлинику. Когда всё это было пройдено, состоялось последнее собеседование на очередной явочной квартире. Ну и вопросики.… Даже меня в краску вгоняют. Непривычно, что они звучат в отделе кадров, при приёме на работу: Значит, вы не женаты? А как часто бываете с женщиной? И как? Вам хватает? У вас одна постоянная женщина или несколько? А случайные связи бывают?…
В общем, видимо, соответствовал каким-то критериям и наше собеседование закончилось советом. Теперь мы вас будем проверять. И ваших родственников чуть-ли не до 7-го колена. Проверка может длиться до года, поэтому нужно куда-нибудь устроиться на работу, а когда мы всё проверим, и, если всё хорошо, мы скажем. Тогда сразу же увольняетесь и приходите к нам…
Вот такое напутствие. М-да…, вернулись к тому, с чего начали – к поискам работы.
Как раз в это время мне позвонил мой приятель Саша Невский. Ну, так вот ему повезло с именем и фамилией. Мы с ним ещё в техникуме вместе учились, а потом служили. Мама его работала где-то в Генеральном штабе СССР и он, не дождавшись окончания срочной службы, стал прапорщиком и отбыл в Москву. Какая разница где временно работать? Погоны же не надевать. В общем, рассказ о том, как я крепил оборону, достоен отдельного поста. Может быть, когда-нибудь…

Если о том, что понятия «армия» и «порядок» несовместимы, я знал ещё до Генштаба, по срочной службе, то почему-то рассчитывал, что в КГБ иначе. Не знаю уж, что там входило в обязательный комплекс моей тайной проверки, но я её ощущал периодически.

Текстильщики. Московский район, который регулярно насыщали лимитой ЗИЛ, АЗЛК, Микояновский мясокомбинат, Шарикоподшипник и т.д. Беспробудное пьянство, драки «стенка на стенку», приводы в милицию, суды отсидки. Кажется, я там был один, кто не только не сидел, но и не «приводился». Во всяком случае, один из немногих. Бабки, сидящие на лавочках у подъезда, знали всё про всех. Лучше любого КГБ.
Однажды, как обычно обмывали они всем косточки, сидя на лавочке, а неподалёку крутился какой-то человек. Подошел, подсел к ним. Послушал. Встрял в разговор. Бабки напряглись – человек-то незнакомый. Спросил про кого-то, потом стал мной интересоваться. Тут уже они возмутились. Обступили его, а он пытался ретироваться. Но не тут-то было, от наших бабок не сбежать. Вобщем, схватили они его и с радостными криками, что поймали «наводчика», поволокли его в милицию, благо отделение находилось в соседнем доме. Мужик, видимо, тоже занервничал – заорал благим матом, что он сам из милиции, майор Сидоров и стал размахивать какой-то красной книжицей. Бабульки на мгновение растерялись, но этого было достаточно, чтоб он выскользнул из их цепких рук и растворился. Правда, рукав они ему всё же оторвали….
Но возбуждение бабок не пропало. Жажда поиска истины их привела к начальнику отделения милиции. Тому пришлось выдержать их мощный напор: «Что случилось? По какому такому праву, Федька, твои милиционервы выспрашивают про нашего соседа, которого и пьяным-то мы никогда не видели? Неужто и он что-то натворил?!» Бедняга долго не мог понять вообще, о чем речь, но потом попытался их успокоить, что никто мной не интересовался. «Как это? Твой приходил, ещё майором Сидоровым назвался!». Выяснилось, что такого в отделении нет и никогда не было. Бабки до конца жизни были уверены, что чуть жулика не задержали….

Другой случай меня вообще в тупик поставил. С тех пор меня постоянно мучает вопрос: сколько в КГБ приходилось Плейшнеров на одного Штирлица? И сколько Штирлицев было провалено ими?
Связной…, нет – кадровик вышел на связь. Его интересовало место работы моей матери.
- Я же в анкете написал – ресторан «Рига», - удивился я.
- Это, который, при Рижском вокзале?
- Нет, я же там и адрес указал – Волгоградский проспект, дом 50…
- А у нас там числится ресторан «Родник»….
- Да его уже лет 5 назад, как переименовали!
- А у нас нет таких сведений…,
- ответил он смущенно-растерянно.

Не знаю, как они там работают…

Долго-ли, коротко-ли, но где-то через полгода меня торжественно попросили навестить очередную квартирку. Пароль был прежний.
- Ну, вот, - прозвучало удовлетворенное, - мы вас проверили. Вы нам подходите. Быстренько увольняйтесь и к нам. Вот необходимые бланки – заполняйте…
- Погодите! А что я должен буду делать? Кем вы меня берёте?
- Этого мы вам пока сказать не можем.
- Ну, как же так? Я даже не знаю, чем я буду заниматься!
- Ну, вот, к примеру – перегорела лампочка. Сменить сможете?
- Да. Но для этого не нужно было 4 года в техникуме учиться…
- А звонок на двери сможете заменить?
- Да, конечно. Но, опять-таки – 4 года в техникуме….
- Вот когда устроитесь к нам, дадите подписку, тогда и скажем.
- Но тогда будет поздно. У меня тогда уже не будет возможности отказаться, если меня что-то не устроит!
- Да, не будет.

Так мы и не сошлись. Они были жутко обижены – мы на вашу проверку такие средства потратили, а вы отказываетесь! Чем мы теперь их покроем?!
КГБ лишился ещё одного Плейшнера в своих рядах. С чувством глубокого удовлетворения от осознания собственной непогрешимости и незапятнаности биографии в веках, я пошагал по жизни дальше.

Итак, на пороге квартиры стояла группа серьёзных, представительных людей. Их было много, сразу я не увидел их всех. Они поздоровались и вошли в квартиру. Последним вошел начальник «Службы дома», по сегодняшнему – ДЕЗа. Был он весь какой-то суетливо-угодливый…
Компания рассредоточилась по квартире, все, как по команде, достали блокноты и ручки. На нас с матерью не обращали никакого внимания, как будто нас нет вовсе. С деловым видом они принялись осматривать квартиру, делая какие-то пометки в блокнотах. Через несколько минут они извинились и ушли, оставив нас с матерью в полном недоумении.
Далее происходило то, во что человек, знающий что такое Советский Союз, не поверит никогда.
Минут через 20 раздался новый звонок в дверь. На пороге стояли маляры с ведрами краски и валиками. Где-то через час все потолки в квартире были побелены. Не успев отойти этой неожиданности, мы вновь услышали звонок. На пороге стояли уже другие маляры, с клеем и обоями. Получив утвердительный ответ на вопрос устраивают ли нас эти обои, они приступили к поклейке. Они ещё клеили, когда раздался новый звонок – это пришли сантехники с новой(!) югославской(!) сантехникой. Они ещё не успели её установить, как пришла другая бригада рабочих, которые принялись красить кухню, туалет, ванную комнату….
За субботу и первую половину воскресенья был полностью сделан ремонт всей(!) квартиры, с установкой новой сантехники. Последним прибежал начальник службы дома. В буквальном смысле, восстановив дыхание, как будто он бежал марафонскую дистанцию, извиняющимся тоном он произнёс: «Вы извините, ДОК сегодня не работает, поэтому двери, которые им заказаны, будут только в понедельник. Лакированные…»
Это я потом, долго соображая что такое – ДОК, понял – деревообрабатывающий комбинат.
Забегая вперёд, скажу, что двери не подошли. Кто-то напутал с их размерами. Поэтому, в понедельник их увезли обратно, а нужные установили только во вторник.
В довершение ко всему, в понедельник я обнаружил в почтовом ящике открытку с телефонного узла о том, что мне необходимо зайти к ним и выбрать телефонный аппарат, который они мне установят сразу же и мой номер – ХХХ-ХХ-ХХ….
Несколько дней я пребывал в шоке. Я не мог понять, что же такого произошло, что машина, которую я безнадёжно пытался заставить работать, вдруг сама по себе…, как плотину прорвало!
Потом я просто с этим смирился, но всё равно, ещё долго ждал подвоха.

Правда раскрылась только через несколько лет.
Сидела у нас в подъезде консъержка. Старенькая бабушка, живущая в нашем же подъезде. Кто-то из близких родственников у неё работал на телефонном узле. Как только она меня видела, сразу же начинала мило улыбаться и заговорщески подмигивать. Иногда приставала со странными вопросами: «Как у Вас дела? Ох, и опасная у Вас работа!». Я долго не мог понять в чем дело и уже начал её всерьёз опасаться. Она-то мне и рассказала, что же тогда произошло.
При выписке со старого места жительства, в местном отделении милиции выдавали на руки какую-то форму для передачи в милицию по месту новой прописки, где указывались все те же данные, что и в паспорте, только ещё и место работы. Выписываться ездила мать и ей выдали на меня эту бумагу, в которой стояло, что я работаю на АЗЛК разнорабочим. Мать сначала возмутилась, но её убедили, что это никакой роли не играет. Она и забрала эту бумаженцию.
В военкомате я числился ещё как работник Генштаба. Меня это устраивало – ни на какие сборы и переподготовки меня не дергали. Соответствующая бумага ушла и в новый военкомат.
И, наконец, я принес для прописки справку с работы – Гостелерадио СССР.
Когда все три документа оказались в руках одной паспортистки, у неё возник вопрос – где же я работаю на самом деле? И она пошла к начальнику отделения милиции. Тот просто снял трубу телефона и позвонил коллеге на старое моё место жительства.
- Этот? Не помню. Такой, вроде не привлекался. Погоди, сейчас узнаю, - услышал он в ответ.
И через некоторое время:
- Где он работает сейчас – я не знаю. Но на него был как-то запрос от «соседей» по соответствующей форме. Так что думай сам…

Немая сцена. Машина завертелась.
Гоголь и Ильф с Петровым в гробу перевернулись. Им никогда бы не сочинить такого сюжета.

Спасибо тебе, КГБ! Однако времени много прошло – пора снова ремонт делать...