Редакционную политику «Новой газеты» теперь будет определять Сергей Кожеуров. Основатель и бывший главред газеты Дмитрий Муратов сосредоточится на стратегии издания

Редакция ​«Новой газеты» (Фото: Сергей Мамонтов / РИА Новости)

По итогам выборов, прошедших в редакции «Новой газеты» в пятницу, 17 ноября, главным редактором издания был избран его гендиректор Сергей Кожеуров, сообщила РБК руководитель пресс-службы «Новой газеты» Надежда Прусенкова. Дмитрий Муратов, как и предполагалось, возглавил редакционный совет газеты.

Как сообщил РБК Сергей Кожеуров, редакционную политику издания он менять не намерен. «Новый главный редактор не значит, что будет новая редакционная политика. В качестве приоритетов в этой должности я вижу для себя продолжать говорить обо всем. То, чем мы занимались всегда. Я был первым главным редактором «Новой газеты», и моя главная задача, чтобы я не стал последним», — добавил он.

Всего на пост руководителя редакции претендовали три человека, все — действующие сотрудники издания: это один из основателей и первый главный редактор «Новой газеты» Сергей Кожеуров; шеф-редактор Алексей Полухин, пришедший в издание в 2003-м; редактор отдела «Политика и экономика» Кирилл Мартынов, ранее работавший, в частности, в Фонде эффективной политики Глеба Павловского и в «Росмолодежи».

Возглавлявший издание на протяжении 22 лет Дмитрий Муратов свою кандидатуру не выставлял. О намерении покинуть пост главного редактора «Новой газеты» он РБК в понедельник, 13 ноября. Свое решение Муратов объяснил необходимостью сменяемости власти. «Если мы за сменяемость власти снаружи, почему бы не руководствоваться теми же принципами внутри?» — заявил он в своем обращении к читателям, на сайте «Новой газеты» 14 ноября. Разговоры о «давлении сверху» Муратов назвал «банальной неправдой».

Процедура выборов руководителя «Новой газеты» раз в два года прописана в уставе редакции. Новый главный редактор избирается путем тайного голосования. Оно стартовало в редакции в 12 часов дня, сообщила РБК Прусенкова.

«В понедельник у нас прошли дебаты между кандидатами. Они вели агитационную кампанию. В день выборов в редакции была установлена избирательная урна, куда все сотрудники издания опускали заполненные бюллетени», — рассказала Прусенкова, добавив, что в голосовании приняли участие 129 сотрудников издания.

После подсчета голосов, которое завершилось в 14:15, победителем был признан Кожеуров. Параллельно с главным редактором был избран редакционный совет «Новой газеты». Это новый орган в структуре управления изданием, за советом будут закреплены стратегические вопросы, уточнял ранее РБК Муратов. Возглавив редакционный совет «Новой газеты», Муратов тем самым сохранит за собой ключевые вопросы, говорил источник РБК в «Новой газете». «Это стратегически важно, он все знает, держит все удары», — пояснил собеседник РБК.

Общественно-политическое издание «Новая газета» выходит в России с 1 апреля 1993 года. С 1995-го его возглавлял один из основателей Дмитрий Муратов. Учредитель «Новой газеты» — ЗАО «Издательский дом «Новая газета», которое, по данным СПАРК на октябрь 2017 года, на 100% принадлежит ООО «Информбюро». Его совладельцами на паритетных началах являются Дмитрий Муратов и Сергей Кожеуров.

Редакцией издания управляет АНО «Редакционно-издательский дом «Новая газета». В правление АНО входит экс-президент СССР Михаил Горбачев. В 2016 году редакция в качестве пожертвования от физических лиц получила 131,6 млн руб., доходы от издательской деятельности составили 34,5 млн руб., говорится в отчете АНО, опубликованном на сайте Минюста России.

Сейчас «Новая газета» выходит три раза в неделю — в понедельник, среду, пятницу. Тираж издания (по данным редакции) — 187 750 экземпляров. В октябре 2017 года, по данным Similarweb, на сайт «Новой газеты» заходили 11,5 млн раз. Из них 61% трафика пришелся на Россию.

Ежегодно в преддверии годовщины катастрофы на Чернобыльской АЭС мы вспоминаем о Чернобыле и о ликвидаторах. Город Припять и его жители до сих пор оставались как бы за кадром. Сегодня ТАЙМЕР исправляет это упущение.

Воспоминаниями о событиях тех дней с ТАЙМЕРОМ поделилась некогда жительница Припяти, сотрудник Чернобыльского монтажного управления, а ныне председатель Суворовской районной организации «Союз. Чернобыль. Украина» Лидия Романченко.

Лидия и Николай Романченко у подъезда своего дома. Припять. 2006 год.

Мы позволим себе дополнять её рассказ небольшими комментариями, которые, на наш взгляд, позволят читателю лучше понять, что же происходило на Чернобыльской АЭС и вокруг неё в те страшные дни.

…о жизни в Припяти

Это был молодой город, молодой и населением (средний возраст жителей Припяти - 26 лет), и своим возрастом. Первый камешек города был заложен в 1970 году, а в 1973 году нам с мужем дали там квартиру и мы перебрались с детьми туда жить.

Газета «Радянська Украина», 1977 год. Мужчина с блокнотом в центре - Николай Романченко.

В 1973 году Припять состояла из двух микрорайонов, один из которых только начинался строиться. Всё остальное это был пустырь и лес. Но Припять быстро развивалась и расстраивалась. Жили мы очень хорошо! У нас всё было самое лучшее: лучшее медобслуживание, лучшее образование для наших детей, лучшие условия для жизни! У нас была не просто поликлиника, а медико-санитарная часть от Москвы. Она называлась МСЧ-126, диспансеризацию мы проходили не для галочки, а по-настоящему. Наших детей учили лучшие учителя, в каждой школе работало 5-6 Заслуженных учителей Украины или СССР. О нас заботились, мы были обласканы судьбой! Это был образцово-показательный город - город-сказка!

Припять. Май 1983 года.

…об аварии

За год до аварии у нас появился третий ребёнок. Поэтому я в то время находилась в декретном отпуске, а муж работал бригадиром строительной бригады на строительстве 5-го и 6-го блоков ЧАЭС. Когда произошла авария, мы спали и даже не знали, что что-то случилось. Утром 26 апреля я отправила старших детей в школу и осталась с малышом дома.

ОТ РЕДАКЦИИ. В это время на станции велась отчаянная борьба с локализацией последствий аварии: спешно (и, как впоследствии оказалось, напрасно) подавали воду для охлаждения разрушенного реактора №4, в аварийном режиме «гасили» остальные энергоблоки станции. Многие из сотрудников станции к тому моменту уже получили смертельные дозы облучения; в первых числах мая они в страшных муках умрут в московской клинике №6.

Четвёртый энергоблок Чернобыльской АЭС. Май 1986 года. Более низкое здание слева - машинный зал Чернобыльской АЭС.

Где-то около 8 утра мне позвонила соседка и сказала, что её соседка со станции не вернулась, там авария произошла. Я сразу же кинулась к своим соседям, кумовьям, а они с ночи уже «на сумках» сидят: им кум позвонил и рассказал об аварии. К часам одиннадцати наши дети прибежали домой и рассказали, что в школе забили все окна и двери, и их никуда не выпускали, а потом помыли вокруг школы территорию и машины, выпустили их на улицу и сказали бежать домой.

Наш друг-стоматолог рассказывал, что их всех ночью подняли по тревоге и вызвали в больницу, куда всю ночь возили людей со станции. Облучённых сильно тошнило: к утру вся больница была в рвотных массах. Это было жутко!

ОТ РЕДАКЦИИ: Тошнота - один из первых признаков острой лучевой болезни. После очищающих кровь капельниц многим из госпитализированных стало значительно лучше: убийственный характер полученных ими поражений начнёт проявляться лишь через много дней. Это состояние иногда называют «состоянием живого трупа»: человек обречён, но чувствует себя почти нормально.

К часам 12-ти к станции и в город начали въезжать БТРы. Это было жуткое зрелище: эти молодые ребята шли на смерть, она сидели там даже без «лепесточков» (респираторов), не защищены вообще были! Войска всё прибывали, всё больше становилось милиции, вертолёты летали. Телевидение нам отключили, поэтому о самой аварии, что именно произошло и каковы масштабы, мы ничего не знали.

ОТ РЕДАКЦИИ: В этот момент уже начались работы по ликвидации последствий аварии. Первыми в бой с аварийным реактором пошли вертолётчики . В образовавшийся после взрыва провал сбрасывали тонны песка и свинца, чтобы остановить доступ кислорода и прекратить горение реакторного графита - пожар, дым от которого выносил в атмосферу новые и новые порции радиоактивной грязи. Пилоты вертолётов летали практически без защиты, многие из них быстро переоблучились.

Об эвакуации

По радио сообщили, что к 15.00 всему населению необходимо быть готовым к эвакуации. Для этого нужно собрать с собой необходимые на три дня вещи и продукты и выйти на улицу. Мы так и сделали.

Мы жили почти на окраине города, и получилось так, что после того, как мы вышли, мы ещё больше часа простояли на улице. В каждом дворе было по 3-4 милиционера, которые делали поквартирный обход, они заходили в каждый дом и каждую квартиру. Тех, кто не хотел эвакуироваться, выводили силой. Подъезжали автобусы, люди загружались и выезжали. Вот так мы и уехали со 100 рублями в кармане и вещами и продуктами на три дня.

Эвакуация из припяти. Обратите внимание на практически полное отсутствие вещей.

ОТ РЕДАКЦИИ: Решение об эвакуации серьёзно запоздало из-за того, что долгое время считалось, что аварийный реактор хоть и пострадал, но в общем цел. А значит, радиоактивность в Припяти будет падать. Но уровни лишь увеличивались. И как только ранним утром 27 апреля стало ясно, что реактор разрушен, правительственная комиссия приняла решение об эвакуации города. Но многие из жителей Припяти, включая детей, успели сильно облучиться.

Нас увезли в село Марьяновка Полесского района, которого сегодня уже тоже нет на карте. Там мы пробыли три дня. К вечеру третьего дня стало известно, что радиационный фон растёт и в Марьяновке. Стало понятно, что ждать нам нечего и нужно самим что-то решать, ведь у нас на руках было трое детей. В тот же вечер на последнем автобусе из Полесского мы уехали в Киев, а оттуда муж меня с детьми отвёз к маме в село.

Я много лет была в санитарной дружине и чётко знала, что первым делом по приезду к маме надо помыться и постираться. Так мы и поступили. Мы с мамой вырыли яму, всё туда закинули и залили всем, что было.

Было сложно, но выхода не было. Мне ещё повезло, что у меня мама была - было куда ехать. Другим, кому некуда было ехать, было ещё сложнее. Их расселяли по гостиницам, пансионатам, санаториям. Детей отправляли в лагеря - родители их потом по всей Украине месяцами искали.

А мы выжили благодаря соседям и родственникам. Я порой проснусь, выхожу на улицу, а на пороге дома уже стоит молоко, хлеб, кусочек сыра, яйца, масло. Так мы и прожили там полгода. Было очень сложно и страшно, ведь мы не знали, что с нами будет. Когда уже какое-то время прошло, я стала понимать, что обратно мы уже не вернёмся, и сказала об этом маме. А мама (никогда не забуду) сказала: неужели этой сказки среди леса больше не будет? Я говорю: не будет мама, больше не будет (с трудом сдерживает слёзы) .

Вот так все эвакуированные полгода и мыкались, кто, где как мог, кому как повезло.

Об облучении и его последствиях

После аварии радиационное облако долго стояло над Припятью, потом рассеялось и пошло дальше. Мне говорили, что если бы тогда пошёл дождь, то эвакуировать было бы уже некого. Нам очень повезло!

ОТ РЕДАКЦИИ. Дождя над Припятью и всей Зоной вообще не было потом ещё долго: тучи разгоняли искусственно, чтобы не допустить смыва радиоактивной пыли в притоки Днепра.

Нам же никто ничего не говорил, какой уровень радиации, какую дозу мы получили, ничего! А мы же пробыли до эвакуации в этой зоне 38 часов. Мы насквозь были всем этим пропитаны! И всё это время нам никто не оказывал никакой помощи. Хотя у нас в городе было много сандружин, а в каждом управлении на складе лежали ящиками, на каждого члена семьи, антидоты, калий-йод, респираторы и одежда. Всё это было, только никто не воспользовался этим. Нам йод принесли только на второй день, когда его пить было уже бесполезно. Вот мы и развезли радиацию по всей Украине.

Пункт дозиметрического контроля на выезде из 10-километровой зоны вокруг ЧАЭС

Вообще по радиационной обстановке людей нужно было вывозить до какого-то пропускного пункта там мыть, переодевать, пересаживать в другой транспорт и везти дальше, где на определенном расстоянии должен был находиться следующий пропускной пункт, где снова нужно было замерять радиационный уровень, и снова всех мыть и переодевать. Но этого никто не делал! Нас вывозили в вещах, с собой мы вывозили вещи, некоторые вообще на машинах выезжали, а этого делать было нельзя! Мы выезжали, в чём были, вещи вывозили, кто мог на машинах уезжали.

ОТ РЕДАКЦИИ. «Самоэвакуация» из Припяти и других близких к станции населённых пунктов любыми способами, в том числе и пешком, началась уже утром 26 апреля - несмотря на все меры по предотвращению утечки информации о том, что именно происходило на АЭС.

У медиков на этот счёт были строгие указания о том, что можно писать, а что нельзя. Все те, кто были в курсе, что происходит и чем это нам грозит, давали подписку о неразглашении.

В итоге мы все инвалиды! Сегодня многих уже нет в живых, а из тех, кто ещё жив большинство страдает заболеваниями щитовидной железы, желудочно-кишечного тракта. С годами увеличивается количество онкозаболеваний, неврологических и кардиологических осложнений.

О возвращении в Припять

В августе 1986 года нам разрешили вернуться в Припять. Но только за вещами. Когда мы приехали нас встретил не цветущий молодой город, а серый бетонный забор и колючая проволока. Так теперь выглядит наш город-сказка. И тогда я поняла, что больше здесь никто и никогда жить не будет.

ОТ РЕДАКЦИИ. Даже сегодня радиоактивный фон в Припяти составляет от 0,6 до 20 микрозивертов в час, что, соответственно, в 3-100 раз выше нормы.

Нас выгрузили в центре и разрешили пойти в свои квартиры, но не больше чем на 2-3 часа. Как сейчас помню: всю землю в Припяти, весь верхний слой, сняли. На площади, в центре, стояли баки с землёй, и вот в одном из этих баков цвела такая одинокая красная роза. И больше ни живой души: ни собак, ни котов, ни людей. Идёшь по городу и слышишь свои шаги… это невозможно передать словами. И я тогда мужу сказала, что больше никогда сюда не вернусь, не смогу ещё раз это пережить (плачет).

Возвращение в Припять. Ненадолго. 2006 год.

ОТ РЕДАКЦИИ. В первые месяцы после эвакуации Припять была полна брошенными домашними животными: их шерсть отлично впитывала радиацию, и забирать с собой зверей не разрешали. Впоследствии собаки одичали, сбились в стаи и стали нападать на людей. Была организована специальная операция по их отстрелу.

Нашу квартиру пытались взломать, но не смогли, только дверь перекосили. Мы зашли в квартиру собрали кое-какие вещи, в основном документы. И сняли наш звоночек и люстру, так нам хотелось хоть кусочек от той прекрасной жизни до аварии увезти с собой в новую жизнь.

ОТ РЕДАКЦИИ. Вывозить разрешали далеко не всё, и каждый вывозимый предмет подлежал обязательному дозиметрическому контролю.

Об отношении

Это только по телевизору показывали, как встречают эвакуированных. На самом деле нас никто не встречал с распростёртыми объятиями. Нас боялись и обижали часто. Мы выживали как могли. А сколько было случаев, когда люди ехали к родственникам, а у них перед носом двери закрывали, потому что считали их заразными, и люди оставались на улице. Всё это было и это было жутко! Далеко не все смогли с этим справиться.

О новой жизни

Когда эвакуированным начали давать жильё, нам дали квартиру в Теплодаре, но так как там не оказалось четырехкомнатных квартир, нас направили в Одессу. А Одессе дали трёхкомнатную квартиру на семью из пяти человек. У меня тогда такая обида за всё это была, и такой крик души! Я взяла и написала письмо Горбачёву, копия письма, кстати, до сих пор дома хранится. А через три дня мне пришло уведомление, что моё письмо дошло до адресата. Перед новым годом нам дали четырёхкомнатную квартиру на посёлке Котовского.

Новый 1987-й год мы встречали в новой квартире. Вокруг одни коробки, муж скрутил какой-то стол, нашёл веточку сосны на улице, мы её кое-как украсили, накрыли стол, наполнили бокалы и вдруг гаснет свет. Поначалу такая тишина гробовая повисла, и вдруг все начинают реветь. Дети так плакали, что мы не знали как их успокоить. Это был какой-то переломный момент, момент полного осознания, что теперь всё будет по-другому. Вот такой у нас был первый Новый год новой жизни. Сегодня у нас большая семья: трое детей, трое внуков.

О социальных гарантиях

До 90-х годов нас (эвакуированных) вообще не воспринимали как пострадавших от аварии. Никто и ничего даже слышать не хотел ни о каких последствиях катастрофы. И всё это несмотря на то, что люди болели: теряли ни с того ни с сего сознание, падали прямо на улице, мучились страшными головными болями. У детей шла кровь носом.

Дети Лидии Романченко. 1986 год.

Позже нас всё-таки признали. А сейчас как-то так складывается, что эвакуированных опять стараются откинуть. Даже госпожа Королевская заявила, что ликвидаторам аварии на ЧАЭС будут пенсию поднимать, а эвакуированным - нет. Но ведь мы инвалиды - такие же как и ликвидаторы! Среди нас нет ни одного здорового человека. В законе ясно сказано, если человек пробыл в Зоне один рабочий день (8 часов) до 31 июля, он считается ликвидатором, а мы пробыли там 38 часов! Но с годами нас пытаются отодвинуть. И нам становится обидно, ведь ликвидация начиналась именно с нас.

Лидия Романченко сегодня

С социальными гарантиями сейчас вообще сложно, и это касается не только чернобыльцев. Но нам в этом плане очень повезло, так как большим подспорьем для нас является наша городская программа, в рамках которой город оказывает материальную помощь 200 чернобыльцам. Программа работает уже 8 лет, и мы с её помощью пытаемся оказать помощь наиболее нуждающимся - инвалидам первой группы. Также у нас есть городская программа оздоровления, а с прошлого года, по аналогии с городской программой, такая же программа заработала и в Одесской области. Проблем у нас очень много, не всегда всё удаётся решить, но мы стараемся. Сложно, люди разные, кто-то понимает, а кто-то нет, но мы стараемся помочь всем, если не материально, то хотя бы советом или какой-то поддержкой.

О мечтах

Если я доживу, и у меня будет здоровье, я очень хочу на 30-ю годовщину аварии поехать в Припять и снять фильм о нашем городе-сказке. Хочу всё заснять: каждый сантиметр, каждый кирпичик, каждый листочек, чтобы больше к этому никогда не возвращаться. Для меня это очень тяжело, но я мечтаю это сделать!

Давайте попробуем восстановить хронологию событий того, как это было.

1. На 25 апреля 1986 года руководством станции было запланирована остановка реактора для проведения профилактических работ. Очень часто во время таких остановок проводятся всяческие дополнительные испытания оборудования - в этот раз было запланировано испытание т.н. "выбега ротора турбогенератора". Этот режим был придуман для того, чтобы ротор турбогенератора мог снабжать станцию элеткроэнергией в случае аварийного обесточивания.

Тут следует сказать еще вот что. Режим "выбега ротора турбогенератора" до этого испытывался на ЧАЭС уже три раза - в 1982, 1983 и 1984 году - все они по тем или иным причинам закончились неудачно - напряжение при выбеге падало быстрее, чем обычно и т.д.
Да и в целом, реактор типа РБМК, который использовался на ЧАЭС, является не слишком удачной конструкцией, так как имеет серьезные недостатки в системе контроля тепловыделения и в системе замедляющих модулей (графитовых блоков) - проще говоря, реактор имеет тенденцию перегреваться.

Итак, испытания реактора проводились 25 апреля 1986 года, мощность реактора была понижена до 50%, и, в соответствии с программой испытаний, была полностью отключена аварийная защита реактора. Затем, в результате этих испытаний, реактор вышел из-под контроля, начал перегреваться, замедляющие графитовые стержни не поступили в реактор с нужной скоростью, в результате чего произошел взрыв.

2. 26 апреля в 1:42 ночи на пульт дежурного ВПЧ-2 по охране ЧАЭС поступил сигнал о пожаре на станции. Пожарные выехали к станции на ЗИЛ-131, пожарный караул Владимира Правика.

3. В это же время из Припяти на помощ Правику выезжает караул 6-й пожарной части, который возглавлял Виктор Кибенок. Пожару сразу же была присвоен так называемый "номер три" - самая высокая степень сложности и опасности. Из экипировки у пожарных была только стандартные брезентовые робы-боёвки, рукавицы и каски. Звенья газодымозащитной службы были экипированы обычными противогазами КИП-5, из-за чего не смогли активно действовать и были сняты с работ в первые 4 минуты из-за высоких температур.

Ничего не были известно о высочайших уровнях радиации (тысячи рентген в час) в зоне возгорания - эта информация появилась только в 3:30 утра, да и то в виде предположений - из имеющихся военных дозиметров, рассчитанных на 1000 рентген, один вышел из строя, а другой оказался недоступным из-за возникших завалов.

4. 4 часа утра. Пожар локализован на крыше машинного зала 4-го энергоблока. Сделать это было непросто, так как при строительстве вместо термостойкого материала крыша была залита горючим битумом.

5. 6 часов утра, пожар был полностью потушен. Руководство по тушению пожара взял на себя Леонид Правик; он умрет в Москве 11 мая от высочайших доз радиации, полученных на пожаре.

6. Примерно в это же время стали появляться первые официальные отчеты об аварии. В донесении, представленном ниже можно увидеть сознательное преуменьшение последствий взрыва, особенно что касается эвакуации населения - ведь об уровнях радиации стало известно уже через несколько часов после аварии.

7. 8 часов утра. От директора ЧАЭС поступает запрос председателю правительственной комисии на эвакуацию населения города Припять - разрешения не последовало.

7. 8-9 утра, Припять. Среди жителей города начинают появляться какие-то неясные слухи о том, что на станции что-то произошло. По тревоге была поднята милиция и врачи, в школах города начали забивать окна и двери и мыть прилегающую территорию. По словам очевидцев - в городе отключили телевидение.

8. Около 12 часов дня через город поехали БТР-ы в сторону станции, а также полетели вертолеты. По свидетельства очевидцев - у солдат не было никакой защиты, даже респираторов-"лепестков".

9. 15 часв дня. К этому времени было, наконец, официально зафиксировано, что реактор полностью разрушен, и в атмосферу поступают огромные количества радиоактивных веществ.

9. Примерно в это же время американские спутники фиксируют радиоактивные выбросы из разрушенного реактора - отчасти, именно эти доказательства, а также замеры радиоактивного фона и движения радиоактивных облаков по всему миру вынудили СССР в итоге признать весь масштаб катастрофы, а не врать про "небольшую аварию в машинном зале Четвертого энергоблока".

10. 26 апреля, 23.00. Обсуждение в правительственной комисии возможной эвакуации города. В это время было принято решение подтянуть к городу эвакуационный транспорт, а окончательное решение принять утром 27 апреля в зависимости от радиационной обстановки.

11. В ночь на 27 апреля к городу стали стягивать транспортные колонны - более 1200 автобусов, 360 грузовых автомобилей, два дизель-поезда. Очевидцам из близлежащих населенных пунктов эта ночь запомнилась бесконечными транспортным потоком в сторону Припяти.

12. 27 апреля, 7 утра. Решение об эвакуации города во второй половине текущего дня наконец принято.

13. В 13 часов дня по местному радио прозучало сообщение об эвакуации. Кто-то из местных жителей сделал любительское видео о днях 26 и 27 апреля в Припяти, в конце ролика можно услышать это сообщение и увидеть кадры эвакуации жителей.

14. 13.20-13.50 - сотрудниками милиции был осуществлен обход всех домов в городе. Позже, уже после эвакуации жителей, обход будет осуществлен еще раз - будут найдены 20 человек, кто решил остаться.

15. 14.00 - были поданы автобусы к местам сбора.

16. 14.00-16.30. Проведение эвакуации - колонны из 20 автобусов и 5 грузовых машин в сопровождении ГАИ выезжали из города с интервалом в 10 минут.

17. Решения об эвакуации населения тридцатикилометровой зоны начли приниматься 2 мая 1986 года.

На следующий день после аварии на Чернобыльской АЭС, 27 апреля 1986 года, началась эвакуация населения. Только из города Припять выселили около 50 тысяч человек. Население оповестили об эвакуации по радио в 12 часов дня, а через два с половиной часа город опустел. Полтора дня Припять жила обычной жизнью, не зная об аварии и о радиационной опасности. «Четвертая Власть» пообщалась с научным сотрудником лаборатории ЛВЛ Национального центра радиационной медицины НАНУ Галиной Задорожной. На момент аварии ей было 18 лет, и она жила в Припяти.

Галина Задорожная рассказывает о тех днях 30 лет назад как будто с легкостью. По ее словам, это связано с тем, что прошло много времени. На момент аварии все происходило иначе, но паники среди населения, говорит она, не было.

- Расскажите, какой Припять была до аварии?

Это был молодой, красивый, очень чистый город. У нас в основном жила молодежь. Средний возраст – 28-29 лет. В Припяти, по тем временам, снабжение было намного лучше, чем в других городах. Ко мне друзья приезжали, чтобы что-то купить в магазинах. Я не знаю, как это точно называлось, но город снабжался «по первому списку». Городки, которые строили при станциях, они в советские времена обеспечивались лучше. Народ у нас в основном работал на станции, либо же в садиках, школах, магазинах. Также был радиозавод «Юпитер». Туда было устроиться очень сложно. В Припяти мне нравилось, в Киев я переезжать не хотела. Просто так сложилось.

– А в Припяти были институты, какие-то вузы, куда вы могли поступить?

Мне тогда было 18, я закончила школу, была на распутье. У нас там работало медицинское училище и какое-то ПТУ, а если кто-то собирался поступать в институт, то нужно было уезжать. Высших учебных заведений не было.

- Вы помните день, когда произошла авария? Расскажите о нем.

– В тот день, в субботу утром, мы с подругой собрались идти на базар. Там же рядом белорусская граница и по выходным из Беларуси привозили разные товары. Приходим, а базара нет. Улицы помыты и там, где бордюры – большая пена, даже выше бордюра. Видимо, мыли асфальт с каким-то дизраствором, как я уже потом поняла. Нас это насторожило, мы ведь еще ничего тогда не знали. Мы пошли назад домой. Потом, кажется, нам сказала соседка, что на станции случилась авария, но о радиации никто толком не знал. Что может дать школьный курс физики? Мы подумали, что просто случилась авария, пожар, потому что нам сказали, что были жертвы. Тем не менее, телефонной связи в этот день уже не было. Выехать из города или въехать, как оказалось, было нельзя. Автобусы не ездили. В Прияпти, несмотря на это, шла обыкновенная жизнь. Все гуляли, ходили в магазины, был теплый, хороший день.

- Вы или кто-то из ваших знакомых видел взрыв?

Взрыв мы видели лично сами. Никто ведь не предупреждал, что выходить из дома нельзя. Лишь только в субботу пришла медсестра, сообщила, что на станции случилась авария, а у жителей нет йодной профилактики. Она раздала какие-то таблетки и сказала, что их нужно принять. По всем квартирам она прошлась. Потом, после похода на базар, моя подруга еще пошла в парикмахерскую делать химическую завивку в Доме культуры «Юбилейный». Сделала прическу. Вечером мы пошли гулять и увидели красное зарево над станцией, слышали хлопки.

- Когда началась эвакуация, как вы о ней узнали, были сирены какие-то или еще что-то?

– Никаких сирен, ничего такого. В воскресенье утром к нам зашла соседка и сказала, что будет эвакуация. Что на улице стоят автобусы и все готово. Официально нам никто ничего не говорил. Потом по радио объявили, что начинается эвакуация и нужно уезжать. Все было лишь на слуху. Никто не мог ничего объяснить. Тем не менее, паники не было. Это уже потом всем стал интересен Чернобыль. В 1987 году я пришла работать в Центр радиоционной медицины. Тогда все стало иначе: на работу приходишь – толпа людей из разных областей. Приезжали меряться на радиацию.

- Эвакуация из Припяти проводилась насильно или по собственному желанию?

Выезжал, кто хотел. Никого не заставляли, но люди уже были готовы к отъезду. Были ведь слухи, что случилась авария, есть радиация и нужно уезжать. Мы настолько доверяли государству, что нам сказали, то мы и сделали. Сказали по радио, что временная эвакуация, - все, мы готовы. Понимали конечно, что если уже не выпускают из города, не впускают, позвонить нельзя, значит, что-то не так. Все же видели это зарево. Но мы надеялись, что город отмоют, и через какое-то время мы вернемся. Я вообще родом из Чернобыльского района. Я – 1968 года рождения, Припять – 1970 года. Получается, что малой родины у меня нет. Тогда же народ ехал добровольно, не паниковал. Мы сели в автобус, с собой взяли документы, деньги, что-то переодеться, попить, поесть. Все.

- Был какой-то контроль вещей, которые вы с собой брали? Может быть, что-то брать запрещали?

Да, был дозиметрический контроль на выезде. Смотрели и транспорт, и в автобусе. У меня прицепились к туфлям, что они радиоактивные. Пришлось их снять и выбросить. Туфли были новые. Одежду не проверяли.

- Куда вас вывозили?

Из Припяти выехала колонна, которой не было видно ни конца, ни края. Медленно ехали. Нас повезли в Полесский район. Возили по селам, там было так: приезжаем, местная власть выходит и говорят, что они могут взять определенное количество людей. Все 50 тысяч конечно не могли сразу принять в одном Полесском районе. Потом или колонну так направили, или водитель такой попался, но мы начали ехать в Киев. В час ночи мы приехали в столицу. Некоторые семьи с детьми оставались в селах под Киевом – в Старых Петровцах, Новых Петровцах. Остальные приехали на автостанцию «Полесье», нас там выгрузили. Дальше – куда хочешь, туда и езжай. Нас никуда не определили. До утра мы с мамой досидели в коморке у милиции, а потом поехали в Беларусь. Там были родственники. Деваться больше было некуда.

Летом мы приезжали несколько раз в Киев, в областную администрацию ходили, спрашивали: куда нам определиться, мы нигде, нам некуда идти. Там на месте все решалось, звонили, например, в Полтавскую область, спрашивали: примете чернобыльцев? Кто принимал, кто нет. Потом так сложилось, что нам дали квартиру на Харьковском массиве. Осенью 1986 года. Мы пришли в эту квартиру, у нас ничего не было. Сумка и все. Начали все понемногу покупать. Тогда благо, что дали материальную помощь. Причем, неплохую по тем временам, 4 тысячи рублей.

- После аварии вы были в Припяти?

– В 1986 году нас еще раз пустили в город. Давали пропуск, и можно было вернуться, взять какие-то вещи. Мы с мамой съездили, что-то даже взяли. Каждому давали респиратор «Лепесток». Они конечно не защищают, но они были. Кстати, 27 апреля, во время эвакуации, не давали никаких средств защиты. В общем, в эту поездку через несколько месяцев желающих пускали в квартиру. Нам дали около двух часов. В нашей квартире было все также, как мы и оставили. Только электричества не было.

Во второй раз мы ездили в Припять 21 апреля 2016 года, у меня на работе был технический тур. Нас привезли в центр. Дали возможность поснимать отель «Полесье», Дом культуры «Энергетик», детскую площадку показали. Кстати, эти карусели, это колесо обозрения знаменитое, они же не работали, их только собирались запустить на первое мая в 1986 году.

Спустя 30 лет я бы свой дом не нашла в этих зарослях Припяти. Проспект Ленина сейчас - это узенькая полоска, он совсем другой.

30 лет я там не была, хотя поехать давно хотела.

Общалась Виктория Ищенко