– Когда говорят «патологоанатом», то сразу представляешь себе человека, который в рабочем процессе практически не встречается с живыми людьми, это так?

– Обыватели и даже некоторые медицинские работники порой не совсем правильно представляют нашу специальность. Когда говорят «патологоанатом», сразу в голову приходят умершие, патологоанатомические вскрытия и так далее.

На самом деле большая часть нашей работы – это работа с живыми людьми.

В этом плане мы принципиально ничем не отличаемся от рентгенологов, врачей клинической лабораторной или ультразвуковой диагностики. Мой основной рабочий инструмент – микроскоп. Вот передо мной лежат стекла с гистологическими препаратами, направления на исследование, это все живые люди, которым была сделана гастроскопия и взята биопсия. Потом все эти материалы принесли нам, чтобы мы поставили диагноз.

– То есть даже коллеги-врачи не вполне представляют, чем вы занимаетесь?

– Знаете, когда люди, не имеющие отношения к медицине, не понимают, что мы делаем, это не задевает. Если человеку интересно, я всегда готов рассказать о своей работе. А вот когда некоторые коллеги не в курсе нашей работы – это напрягает очень сильно. Некоторые специалисты даже не очень понимают разницу между гистологией и цитологией.

Цитологи в России – это врачи клинической лабораторной диагностики, а гистологи – это патологоанатомы. И те, и другие занимаются морфологией, основной смысл кроется в принципе метода. Цитологическое исследование можно провести где-то в течение 40 минут и выдать ответ. Цитологи изучают клетку и по ней могут предположить, а иногда и поставить, диагноз.

У нас принципиально другая работа. Мы по тканям должны поставить точный диагноз. То есть цитолог только предположил, что это опухоль, а мы не просто подтвердили, но и определили какая именно. Например, сказать, что это рак – недостаточно. Рак – понятие планетарного масштаба, и злокачественных опухолей огромное количество. От понимания того, какая именно опухоль, зависят и лечение и прогнозы. И есть коллеги, которые не очень это понимают. Особенно напрягает, когда звонит доктор и спрашивает, готов ли результат. И на ответ, что не готов, просит сказать «хотя бы предварительно». Это говорит о том, что он вообще понятия не имеет, чем мы тут все занимаемся.

Специфика нашей работы такова, что мы либо скажем, либо не скажем. Да, порой, исследование занимает много времени, иногда уходит до 5 суток. Но это связано с предварительной подготовкой препарата. Нельзя просто взять и сделать стекло. Материал нужно обработать, провести по спиртам, залить в парафин, приготовить блок, блок порезать, наклеить на стекло, депарафинировать, покрасить, накрыть покровным стеклом, отдать врачу и он уже начинает его изучать. Технология сама по себе достаточно длинная. И этот этап мы должны пройти весь, полностью. Пока мы в микроскоп не увидели, мы ничего не скажем.

– А бывает, что надо все-таки довольно быстро понять, что происходит?

– Бывают и срочные биопсии, когда человек лежит на операционном столе, и хирург должен понять, какой объем оперативного вмешательства провести. Удалить часть органа или попытаться спасти жизнь, но операция может быть калечащей? И вот здесь хирургам помогаем мы. Они берут кусочек ткани, приносят сюда и в течение 15 минут мы должны сказать – это злокачественный процесс или доброкачественный. В таких случаях длительной подготовки не проводится, кусочек ткани замораживается до низких температур, быстро режется на микротоме и окрашивается. Точный диагноз поставить можно не всегда, но чаще всего нам это удается. Это очень большая ответственность.

Возвращаясь к вопросу о коллегах, хочу сказать, что докторов, которые не понимают суть нашей работы, к счастью, мало. Все же врачи нас любят, ценят и уважают. Особенно онкологи, хирурги, гинекологи и эндоскописты. Эти специальности в принципе без патологической анатомии обойтись не могут.

Один день патологоанатома

– Думаю, не ошибусь, если скажу, что для большинства людей решение стать патологоанатомом, мягко говоря, выглядит странно. Что повлияло на ваш выбор профессии?

– Мне изначально была интересна гистология, то есть наука о тканях, из которых построено тело человека. Но потом в процессе обучения в институте мне стало любопытно, а что происходит, когда человек заболевает. Ведь у каждой болезни должна быть какая-то структурная основа. Мне было интересно найти ее, узнать, что повредилось у человека, почему он заболел.

На третьем курсе меня увлекла патанатомия, ведь все здоровые органы и ткани выглядят одинаково, а вот больные – совершенно по-разному. Меня никогда не смущала та сторона моей профессии, которая предполагает работу с умершими людьми. Это ведь тоже довольно интересно: человек жил, чем-то болел и в итоге умер. Поставить диагноз, разобраться, что такого происходило с ним, может быть, его лечили неправильно, может быть, все делали верно, но почему-то это не принесло желаемого результата. Где случился сбой? К тому же, хотелось пользу людям приносить.

– Как проходит рабочий день у вас?

– Начинается он где-то в 8 утра. Я заведующий, поэтому много административно-хозяйственных дел. Помещение отделения достаточно большое, 3000 квадратных метров, вот я с самого утра хожу, смотрю, где что сделать, починить, подмазать, решить и так далее. Непосредственно врачебной работой мне заниматься некогда, но иногда удается отвлечься на биопсии.

А вообще день патологоанатома построен так: сотрудник приходит на работу, изучает документацию, если есть умершие, то принимает решение о вскрытии. В 9 утра мы уже начинаем вскрытия, заканчиваем в 12–13 часов, выдаем медицинские свидетельства о смерти, а дальше занимаемся всей остальной работой: составляем протоколы вскрытий, изучаем биопсийные препараты, пишем заключения, ставим диагнозы.

На самом деле, у нас нет жесткого разделения, кто что делает. Все происходит параллельно: один проводит вскрытия и пишет протоколы, другой занимается гистологической работой и смотрит доставленный материал, третий идет принимать этот материал. Все что у человека отщипнули, отрезали, удалили или само отделилось, все несут сюда, в патологоанатомическое отделение. И этот материал нужно подготовить, чтобы он был удобоварим для гистологического исследования. Вот этим непосредственно и занимается врач-патологоанатом.

Рабочий день у нас короткий, пятичасовой. Отпуск большой, шесть недель. Еще нам молоко дают, так как наша работа считается вредной из-за постоянного контакта с химическими веществами, которыми мы обрабатываем ткани для гистологического исследования.

Несмотря на эту вредность, обычно патологоанатомы живут очень долго. Может это с формалином связано, может, мы консервируемся. Тем не менее, у нас, как и у врачей других специальностей, есть риск заражения инфекционными заболеваниями от своих «пациентов», в том числе, туберкулезом, гепатитом или ВИЧ-инфекцией.

Бывает, сначала привозят жену, а через несколько часов – мужа

– Угнетает ли вас то, что вы ежедневно сталкиваетесь со смертью?

– Вы знаете, а мы, по большому счету, со смертью и не сталкиваемся. Реаниматологи, хирурги, терапевты, онкологи – вот кто действительно «смотрит смерти в лицо». Они лечат пациентов, некоторые из которых, в итоге, умирают у них на руках. Вот это – столкнуться со смертью. Лично я не представляю как это! Может быть, это даже была одна из причин, почему я выбрал патологическую анатомию. Я не могу себе представить, что у меня на руках умирает человек.

Мы же имеем дело не со смертью, а с результатом, с умершим телом. Жалеть уже некого, только родственников.

Я вообще спокойно отношусь к смерти. Более того, став патологоанатомом, я убедился, что на этом все не заканчивается, какое-то существование души продолжается.

Был очень интересный случай. Я только пришел в отделение патологоанатомом, я же большую часть жизни работал гистологом. Начал заниматься вскрытиями. В течение месяца каждый день привозили умерших, вскрытий было много.

И вот однажды прихожу, никого не привезли, и на следующий день тоже. Я санитарам говорю, что странно, никого не привозят. Они мне в ответ совершенно спокойно, без эмоций, говорят: «Так конец месяца же».

Я сначала не придал этому значения. Потом стал замечать, что да, в конце месяца становится меньше умерших. Это не касается криминальных смертей, несчастных случаев. Зато как начинается месяц, картина кардинально меняется, как будто там есть канцелярия, которая ведет учет и давай план выполнять.

– Времена года тоже влияют?

– Да, люди стараются не умирать в ноябре и феврале. Вообще, на праздники, на собственные юбилеи, как правило, мало кто уходит. Для человека это очень значимое событие – отметить Новый год с семьей или день рождения. Он к нему готовится, ждет. А потом спокойно умирает. Дважды были такие случаи, когда сначала привозили жену, а через несколько часов мужа. И наоборот. Не смогли пережить уход любимого человека.

– Как родственники умерших воспринимают вашу работу? Как относятся к вскрытиям?

– По-разному. Бывают случаи, когда отказываются от тела, говорят, что не нужно. Я это не понимаю, как же так? Как они жить с этим дальше будут. Часто у людей складывается впечатление, что мы делаем что-то отвратительное, грязное, уродуем тела. В медицине вообще мало гламурной эстетики. Наверное, да, это не очень презентабельно и красиво, но мы действуем с полным уважением к телу умершего. И когда людям это объясняешь, тихо, спокойно, по-человечески, у абсолютного большинства меняется отношение. Иногда даже бывает человек яростно протестует, что не даст надругаться над телом, не позволит вскрывать, а потом благодарит. Говорит спасибо патологоанатому. Вы знаете, человеку свойственно винить себя, что чего-то не сделал, чтобы спасти своего родного человека. А когда он узнает причину смерти, то успокаивается.

– А не бывает протестов от верующих людей?

– Меня вопрос, как религия относится к патологоанатомическим исследованиям, всегда очень волновал. Я выяснил, что совершенно спокойно. И православие, и даже мусульманство. С православными священниками все было просто, к нам часто приходит отец Александр, очень интересный человек, вот я его как-то спросил об этом. Он ответил, что возражений со стороны церкви нет. С тем же вопросом я обратился к мулле. Он мне сказал, что когда писался Коран, то о вскрытиях и мыслей не было, поэтому прямого указания, что нельзя, нет. Так что все можно.

Ограничения касаются тех случаев, когда над умершим был проведен обряд, тогда к телу прикасаться нельзя. Тем более, это правило относится к воинам, павшим в бою – они должны быть погребены в той одежде, которая пропиталась их кровью.

Маленькие радости паталогоанатома

– Парадоксально, но почему-то среди паталогоанатомов больше женщин…

– Да, когда я только собрался в патанатомию, мне моя преподаватель сказала: «Дим, ну куда ты идешь, эта работа для женщин, обремененных семьей, зачем тебе это нужно? Мужчина должен идти в хирурги, выбирать что-нибудь героическое».

– Действительно, врачи вашей специальности находятся в тени коллег. Вас это не обижает?

– Совершенно не обижает. Это ведь, кому что нужно. Кому-то необходимо быть на коне, блистать в лучах славы, а другим это вовсе не обязательно. У нас тоже есть свои маленькие радости. На самом деле это очень непросто, по гистологической картине через микроскоп не только посмотреть, что там, а увидеть, понять и поставить диагноз. Диагнозы бывают исключительно сложные, и вот когда ты его выстрадаешь и поставишь, то испытываешь и гордость, и радость, и все, что хотите.

Да, может быть, этим особенно не прославишься, но для себя лично удовлетворение, безусловно, получаешь. На одном из моих прежних мест работы старшая сестра отделения говорила, что мы бойцы невидимого фронта. Наверное, так и есть.

– А хорошо ли обучают бойцов? Как преподают патологическую анатомию, в том числе вообще всем студентам, любых специальностей?

– У нас как раз неправильно поставлено преподавание патологической анатомии. Ее проходят на третьем курсе, когда студенты только освоили базовые специальности и еще ничего не понимают в медицине. А их как котенка кидают в воду, плыви куда хочешь, поэтому многие вещи студентам приходится просто заучивать наизусть, не понимая.

У нас в Российском национальном исследовательском медицинском университете им. Н.И. Пирогова, где я преподаю, есть совместная программа с медицинским факультетом миланского университета. У них методика обучения приближена к той, какой она должна быть. Студенты на 3 курсе весь год учат общую патологическую анатомию. А потом до самого конца, до 6 курса, каждый год встречаются с преподавателем патанатомии. Например, изучает студент кардиологию, к нему на занятия приходит патологоанатом и они несколько дней учат патанатомию болезней системы кровообращения. И так по каждой специальности. У нас этого нет вообще, у нас – выучил в течение года и забыл.

Это может прозвучать несколько самонадеянно и высокомерно, но на мой взгляд, в итоге у нас получаются хорошие фельдшеры, а не врачи. Это понимают многие ученые и преподаватели, но изменений пока нет. И так уже в течение десятилетий.

«Ординатор поставит мое сердце в шкаф? Не надо!»

– Ваша профессия повлияла на представление о жизни?

– Конечно, без профессиональной деформации личности не обходится. Действительно, начинаешь под другим углом смотреть на окружающих, на жизнь. Правда, хочется больше радости. Большинство коллег, с которыми я знаком, люди очень веселые и позитивные. Знаете, на самом деле работа патологоанатома не очень тяжелая в моральном плане. Да, нам приходится ежедневно общаться с родственниками умерших. Сложно оставаться безучастным к человеческой беде, пусть даже и чужой. Конечно, их горе отражается и на нас, и нервные клетки тратятся. Но все же это не основная часть нашей работы. Хватает других дел, чтобы восстановиться.

– Иногда можно услышать, что тот или иной ученый завещал тело науке, как вы к этому относитесь?

– Мы изнутри выглядим все одинаково. А смерть не красит никого. И тело ученого такое же, как и все остальные. Конечно, науке и практике медицинской тело человека нужно. Студентам, врачам клинических специальностей надо учиться, хирургам – практиковаться в выполнении операций. На собаках – это замечательно, на муляжах тоже, но ни один муляж не воспроизведет тело человекам таким, каким его создал Бог. Найти человеческое тело для этих целей не просто, но возможно.

А завещать свое тело? Предположим, что кто-то из моих коллег завещал себя науке. Я не представляю, как вообще к нему подойду. Если умирает кто-то из моих знакомых или коллег, я не буду вскрывать его тело, я попрошу коллегу, который не знал его при жизни. Потому что это морально очень тяжело. И со своим телом мне не хочется ничего подобного. Я учу ординаторов, аспирантов, а они потом мое сердце поставят в баночку на шкаф! Не надо!

– У патологоанатомов есть какие-то табу или «кодекс чести»?

– Знаете, сейчас много обсуждают врачебные ошибки. Умирает человек в больнице, и сразу возникает вопрос, а правильно ли его лечили, все ли сделали как надо? Затем тело этого пациента попадает на стол к патологоанатому. И ведь он может прикрыть своих коллег и написать, что хочешь. Конечно, такое возможно. Вот это, на мой взгляд, и есть вопрос профессиональной чести. Можно подтасовать все, но в приличных учреждениях этого не делают. В нашей больнице такого нет: администрация понимает, что проблему лучше поднять и озвучить. Если ее спрятать, то она вылезет еще не один раз. И потом – нас легко проконтролировать. Гистологические препараты могут храниться вечно. Пройдет 40 лет, а вы можете поднять стекла и увидеть, как все было на самом деле.

Еще один момент. Наверное, врачу-патологоанатому не стоит стесняться говорить, что он чего-то не знает. Особенно этим грешат молодые специалисты. Ну как же, я – патологоанатом, за мной слово в последней инстанции и я чего-то не знаю. С годами это проходит. Я чаще слышу от профессоров: «Я не компетентен в этом вопросе, научите меня, расскажите как надо». У нас очень разноплановая специальность, знать все нельзя. Так что абсолютно не стыдно чего-то не знать. А вообще, любой врач, наверное, должен руководствоваться одним принципом – делай то, что должен делать – помогай людям.

О работе в морге, «кодексе чести», о реакции людей на профессию и необычных просьбах близких покойного – в интервью Край.бай рассказала врач-патологоанатом Вилейского межрайонного отдела Минского областного патологоанатомического бюро 29-летняя Мария Каркотко.

– Мария, когда Вы решили, что будете патологоанатомом?

– Мне всегда были интересны исследования и лабораторные работы. Я поступила в медицинский университет и изначально хотела стать психиатром. На третьем курсе мы изучали патологическую анатомию, и когда пришла в научный кружок, поняла – это мое.

– Вспомните свою первую практику. Какие эмоции испытывала молодая девушка на первом вскрытии?

– Я проходила интернатуру в патологоанатомическом бюро в Боровлянах. Мне повезло: я была единственным интерном, поэтому все внимание опытных врачей досталось мне. Уже в первый день практики предстояло вскрыть труп. Это было мое боевое крещение. Нет, страха не было. За шесть лет учебы в университете я повидала не один десяток умерших. В момент первого вскрытия мне было интересно, потому что я выступала уже не в качестве зрителя, а как врач.

– Вскрывая труп, задумываетесь ли Вы о возрасте покойного?

– Всегда жалко молодых. В моей практике были такие случаи: вскрывала молодую женщину и парня. Очень тяжело морально. В такие моменты я думаю о том, как переживают их родственники, и переживаю вместе с ними. Впечатления остаются надолго.

– А как расслабляетесь?

– Обычно отдыхаю дома, люблю вязать, смотрю фильмы. Очень впечатляют артхаусные картины датского режиссера Ларса фон Триера. Его фильмы меня действительно расслабляют, заставляют о многом задуматься, вжиться в роль героев.

– Какие эмоции испытывает врач-патологоанатом при вскрытии тела?

– Страх, волнение и прочие чувства – в процессе их нет. Они свойственны обывателю, когда тот говорит или думает об этой профессии. Для патологоанатома тело умершего – материал исследования. И удовольствие от работы заключается не в том, чтобы покопаться в органах, а в том, чтобы изучить течение болезни от появления и до конечного результата. А если в процессе вскрытия или исследования выявляется редкая болезнь, интерес к профессии удваивается.

– Практически каждый день Вы встречаетесь с людьми, убитыми горем. В какой-то степени они ждут от Вас утешения. Вы жалеете людей?

– Я чувствую, когда люди переживают искренне. Несколько месяцев назад женщина скоропостижно умерла после операции. Ее муж очень сильно плакал. Увидев его состояние, я не смогла сдержать слез, потому что раньше никогда не видела, чтобы мужчины так плакали.

Вместе с тем, были моменты, когда поведение близких покойного меня удивляло. Однажды приехали родственники умершего и стали делить между собой, кто заберет его тело из морга и, соответственно, получит деньги на погребение. Возникло ощущение, что для них в тот момент деньги были важнее…

А вот еще один случай, после которого тоже остался неприятный осадок. Когда женщина умерла, ее сын был в тюрьме. Его отпустили, чтобы похоронить мать. Пришел к нам и, угрожая, стал требовать свидетельство о смерти. В итоге бросил мать и уехал без документа, а женщину хоронило государство.

– Из чего состоит рабочий день патологоанатома?

– В представлении обывателя патологоанатом – «мясник» в кровавом фартуке, который только и занимается тем, что вскрывает трупы. Это стереотип. На самом деле вскрытие занимает в нашей работе лишь 5%. Патологоанатом является полноценным участником лечебно-диагностического процесса. Мы исследуем операционный и биопсийный материал больных пациентов, в том числе фрагменты внутренних органов и тканей. Даем заключение, например, злокачественная у пациента опухоль или доброкачественная, и уже на основании этого врачи назначают соответствующее лечение. В процессе исследования секционного материала также изучаем ткани, фрагменты органов, чтобы сделать заключение о причине смерти.


Вот так выглядит материал для биопсийного исследования

– Есть ли у врачей-патологоанатомов какие-то принципы, «кодекс чести»?

– Например, мы никогда не вскрываем тела родственников и людей, которых хорошо знали при жизни. Есть еще одно правило: относится к умершему с уважением, как к живому человеку.

– Приходилось ли выполнять необычные или странные просьбы родственников умершего?

– Однажды делали пожилой женщине маникюр. Когда я работала в Слуцке, родственники попросили накрутить волосы покойной на бигуди. Многие просят надеть на умершего кольца или серьги. Были в нашей практике и странные просьбы. Однажды у нас просили ногти и воду, которой обмывали покойного. Те, кто просили ногти, пояснили, что собираются лечить родственника от алкоголизма.

– Не пугает ли Ваша профессия новых знакомых, когда те узнают, кем Вы работаете?

– У людей разная реакция: взрослые в основном реагируют спокойно, а вот молодежь обычно не скрывает эмоций: «Как ты в морге работаешь?!» Некоторые родственники до сих пор относятся к моей работе скептически. Я всегда говорю людям:чтобы понять патологоанатома, нужно быть патологоанатомом. У некоторых коллег из-за профессии даже не налаживалась личная жизнь. Когда их пассии узнавали, кем они работают, сразу же прекращали с ними отношения.

Мой супруг меня понимает. Он тоже медик – хирург, поэтому моя профессия его не пугает.


– Не возникало ли у Вас желания переквалифицироваться, например, на терапевта?

– Однозначно – никогда. Я не очень люблю общаться с пациентами. Когда мы распределялись, многие однокурсники были шокированы моим выбором, не понимали, как я решилась пойти в такую профессию. Но, спустя время, когда поработали врачами, изменили свое мнение, потому что сейчас им приходится дежурить по ночам, работать в выходные, не хватает времени на детей, отдых.

оглавление

    Введение…………………………………………………с. 2 – 3

    Основная часть…………………………………………..с. 3 – 9

2.1. Мой дедушка………………………………………..с.3 – 5

2.2. Наследие деда - наследие моей семьи……………..с.5 – 9

3.Вывод………………………………………………………с. 9 – 10

4. Список литературы……………………………………….с.10

5. Приложение……………………………………………….с.11 – 14

Введение

Великий классик Л.Н. Толстой сказал: «Страна, забывшая свою культуру, историю, традиции и национальных героев – обречена на вымирание».

Я позволю себе перефразировать это гениальное изречение в следующее: «Семья, забывшая свою культуру, историю, традиции и национальных героев – обречена на вымирание».

Семейные традиции и обычаи являются неотъемлемым атрибутом семейного счастья и благополучия. Некогда традиции были обязательной составляющей сплоченной семьи, отражая нравственную позицию всех её членов. Многие традиции переходят из поколения в поколение, полностью воспринимаясь молодой семьей современного общества. Приобщение детей с самого раннего детства к семейным традициям прививает им важность семьи и семейных взаимоотношений.
В каждой семье обязательно должны быть традиции, которые впоследствии дети перенесут во взрослую жизнь и свои семьи.

Выбор темы моей работы, поэтому и неслучаен : «Наследие деда - наследие моей семьи».

Актуальность моей работы, на мой взгляд, состоит в том, что при формировании характера человека важно, какие нравственные ориентиры стоят на его пути, какие маячки светят ему в житейском море.

Проблема , которую я вижу, - мир вокруг меня и мы становимся более жёсткими, менее добрыми, перестаём видеть и замечать красивое в обыденном, теряем связь поколений.

Решение данной проблемы заложено в гипотезе: истоки доброты, сострадания, красоты закладываются именно в семье, как большие реки начинаются с малых ручейков.

История страны складывается из судеб миллионов её граждан. Одной из их них является судьба моих дедов и их детей.

Цель исследования : сохранение культурного наследия моей семьи и передача его следующим поколениям.

Задачи:

1. Познакомиться с биографией своей семьи.

2. Изучить мир интересов и увлечений своей семьи.

3. Узнать больше о ретро - автомобилях.

Этапы исследования:

I . Подготовительный – определение области исследования и сбор информации.

II . Основной –

1) Обзор литературы, интернет – ресурсов, семейный архив.

2) Определение структуры реферата.

III . Заключительный - формулирование результатов исследования и выводов.

В своей работе использовала следующие методы:

    анализ специальной литературы по теме исследования,

    сравнительный анализ,

    наблюдение

Основная часть

Мой дедушка

Семья играет для нас очень важную роль. Самой природой заложено в человеке трепетное отношение и преданность к тем людям, с которыми он рос. У каждой семьи свои обычаи, свои традиции, своя история. Каждая частица этих знаний бережно передается из поколения в поколение с воспоминаниями бабушек и дедушек. Наша семья бережно хранит все самые дорогие для нас вещи: фотографии, старые книги, документы наших предков, вещи (у нас есть старый патефон и шкаф), иконы.

Но одной, самой дорогой ценностью для моей семьи, для мужчин в моей семье, является автомобиль «ГАЗ – 21» 1969 года выпуска. Этот автомобиль достался моей семье от дедушки, рано ушедшего от нас, по линии моего отца - Изосимова Игоря Дмитриевича.

Мой дедушка родился в сентябре 1940 года в деревне Емуртла Упоровского района. Окончив среднюю школу, поступил в сельскохозяйственный техникум, получил специальность инженера-технолога, отслужил в армии. Свою трудовую деятельность начал трактористом. В дальнейшем, после переезда в город Тюмень работал инженером на Судостроительном заводе, заместителем начальника Областного управления Коммунального хозяйства, в дирекции строящихся предприятий г. Тюмени, в объединении «Сибкомплектмонтаж».

Также дедушка окончил Партийную школу, был депутатом Тюменского областного Совета. Благодаря труду моего дедушки был построен Велижанский водозабор, очистительные сооружения, промышленные предприятия в областной столице и Тюменской области.

Его заслуги перед Тюменской областью были оценены. Он имел много благодарственных наград, награжден орденом «Дружбы народов», «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина».

Дедушка увлекался спортом (волейболом, легкой атлетикой), автомобилями, охотой. Автомобили – были его главным увлечением. Своего сына Александра (моего папу), дедушка тоже заинтересовал своим увлечением.

Наследие деда – наследие моей семьи

Ретро-машины - это отдельный подкласс автолюбителей, разбросанных по всему миру. Некоторые собирают марки, другие - модные гаджеты, а любители «старины» не могут и недели прожить без обсуждения (а иногда и, действительно, «собирания») моделей старых авто.

Уже в течение нескольких лет мой папа – Изосимов Александр Игоревич, инженер ОАО «Газпромдобыча Ямбург» и мой старший брат – Изосимов Игорь, выпускник нашей школы, занимаются реставрацией ретро - машин.

Папа- Изосимов Александр Игоревич

Брат – Изосимов Игорь

Первый автомобиль, над реставрацией которого упорно трудились мои папа и брат – ГАЗ – 21 «Волга». (Приложение 1)

В 1953-м году на Горьковском автомобильном заводе им. Молотова было принято решение о разработке полностью новой модели легкового автомобиля, который заменил бы на конвейере устаревшую, по меркам мировой автомобильной моды, легендарную М-20 « Победа ». Сильное влияние на разработку кузова новой модели оказали дизайнерские разработки « Форда » - «прародителя» ГАЗ а. Дизайн машины разрабатывал Лев Еремеев.

В 1958 году советская автомобильная экспозиция на международной Брюссельской выставке была удостоена “Гран-при”. В Бельгии “Волгу” окрестили “танком на колесах”. В Финляндии и Норвегии - “танком во фраке”. В Англии о “Волге” говорили как о “рабочей лошади”.

Везде, где она продавалась, машина зарекомендовала себя как исключительно надежная и неприхотливая.

Свой автомобиль мы называем «Белая молния», охотно катаемся на нём в летнее время года.

Мои папа и брат участвуют в ретро – парадах нашего города.

В 2013 году наша «Белая молния принимала участие в автопробеге Чемпионата России по автомобильному спорту «Упорово 2013», в автопробеге автоклуба «Ретро – Тюмень».


Мой папа общается с автолюбителями других городов и регионов, следит за любыми новинками ретро – индустрии, с этой целью автолюбители создали свой собственный сайт.

Не так давно был отреставрирован ещё один автомобиль – «ГАЗ – 69» 1970 года выпуска. (Приложение 2)


Конструкторские работы над ГАЗ-69 начались тоже на Горьковском автомобильном заводе под руководством Григория Моисеевича Вассермана в 1946 году.

При этом ГАЗ-69 в основном предназначался для армии, а пассажирский ГАЗ-69А - для народного хозяйства. Обе модификации оснащались брезентовым тентом с боковинами. Наш же автомобиль более позднего года выпуска, поэтому и боковину у него уже иные. Позднее, производство данных автомобилей перешло в город Ульяновск.

ГАЗ-69 «газик» больше признан армейским автомобилем, в основном предназначен для комсостава, а позднее для перевозки военного оружия.

На грунтовых дорогах, изобилующих кочками и ямами, машина нещадно прыгала, прямо как заупрямившийся козел. В результате к ней быстро прилепилось прозвище «козлик» и стало почти нарицательным.

В реставрации этого автомобиля, на момент отсутствия папы, большую часть работ выполнил мой старший брат Игорь.

У Игоря есть и своё увлечение. Он коллекционирует различные автомобили, интересующих его моделей, только в уменьшенном (игрушечном) виде.

В настоящее время мой папа и брат работают над реставрацией известной всему миру инвалидки, созданной Серпуховским мотоциклетным заводом.


В народе этот автомобиль - мотоколяску называли по-разному «жаба», «лягушка», она была в основном предназначена для людей-инвалидов, но после экранизации легендарного фильма Леонида Гайдая «Операция Ы и другие приключения Шурика», где гениальный актёр Евгений Моргунов сыграл так называемого «инвалида», в народе закрепилось и существует поныне прозвище «Моргуновка». (Приложение 3)

Конечно, возникает вопрос, а остальные члены моей семьи, т.е., я и моя мама Надежда Леонидовна, какую роль во всём этом выполняет мы?

Ответ очевиден! Мы с мамой являемся моральной поддержкой и надёжным тылом для наших мужчин. Мы умеем слушать и слышать мужскую половину нашей семьи.

Вывод

В нашем ХХІ веке – сложном, полном инноваций, трудно сохранить доверительные, тёплые отношения между детьми и родителями. Это ведь не только извечная проблема «отцов и детей», но и противостояние разных веков. И мне вдвойне отрадно осознавать, что мой папа и брат нашли общее, то, что их объединило, то, чем они вместе живут и дышат. Они бережно хранят и продолжают то, что начал мой дедушка – Изосимов Игорь Дмитриевич.

Я нисколько не сомневаюсь в том, что пройдёт время, и потомки нашей семьи продолжат дело, начатое нашим дедом, ведь семейные традиции и обычаи являются символом чего-то вечного, дают ощущение близости и сплоченности всех членов семьи. Не нужно забывать главного - то, как сложится жизнь ребенка, во многом зависит от того, как вы ему ее преподнесете. Если вы сможете донести до него всё прекрасное, что есть в этом мире, он попробует перенести это и в свою семью, и в мир, окружающих его людей.

Список литературы

    В. Зацепин, В. Цимбалюк. Мы и наша семья. Москва «Молодая Гвардия», 1988 с. 78

    Книга о «Газ-21 Волга». Большая книга о машине грёз,- Иван Падерин- 4-е издание, 2006г.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%9C%D0%97_%D0%A13%D0%90

    Семейные традиции .

    Семейные ценности.