В конце XIX столетия колониальные интересы России и Великобритании столкнулись в Центральной Азии. И хотя влияние России было здесь менее выражено, но и быть просто наблюдателем в Центральной Азии русские не хотели. Однако отправлять в качестве начальника исследовательского отряда бывшего каторжника и сибирского сепаратиста даже для царского правительства было большой смелостью.
Имя Григория Потанина известно в России не так широко, как имена Николая Пржевальского или Петра Семенова-Тян-Шанского. Однако его походы в Монголию, Алтай и Тибет обогатили науку новыми открытиями и свершениями.
Сирота казацкая
На свет будущий путешественник появился в станице Ямышевская крепость. Мать его рано умерла, а отец - хорунжий казачьего войска - за провинность был посажен в тюрьму. И осиротевший одиннадцатилетний Гриша был отправлен на учебу в Омский кадетский корпус. Именно там во время учебы Потанин увлекся географией.После окончания учебы в 1852 году Потанин был направлен на службу в казачий полк Семипалатинска, откуда спустя год отправился в свой первый поход в Заилийский край. В 1855 году молодого офицера перевели на Алтай, а в 1856 году - в штаб казачьего войска в Омске.
Но служба в армии была Григорию не по душе. Окончательно уволиться он решил после встречи с Семеновым-Тян-Шанским, вернувшимся в Омск из очередной экспедиции. Потанин удивил ученого знаниями азиатской флоры, и тот поддержал офицера в его желании учиться в университете. Сославшись на болезнь, Григорий подал в отставку.
Вернувшись в 1862 году в Омск, Григорий принял активное участие в делах «Общества независимости Сибири», ставившего целью отделение Сибири от России. Хотя мечты о странствиях и путешествиях по-прежнему жили в душе бунтаря. В 1863 году Потанин по рекомендации Семенова-Тян-Шанского попадает в экспедицию астронома Карла Струве в Южную Сибирь. Своей целью Струве ставил топографическую съемку местности и составление карт. Потанина же больше интересовали природа и этнография тех мест. В долине Черного Иртыша, на озере Зайсан-Нор и в Тарбагатайских горах Григорий собрал обширный гербарий и написал массу заметок о быте казахов, вошедших в монографию «Поездка по Восточному Тарбагатаю летом 1864 года Карла Струве и Григория Потанина».
Отрубил Алтай от Тянь-Шаня
По возвращении из экспедиции Потанин получил должность губернского секретаря в Томске и продолжил деятельность в «Обществе независимости Сибири». Арест последовал с роковой неизбежностью. Как «главный злоумышленник» он был приговорен Сенатом к 15 годам каторжных работ. Но император Александр II смягчил приговор до 5 лет с последующей пожизненной ссылкой. После трехлетнего содержания в Омском остроге, в 1868 году Потанин был подвергнут гражданской казни и выслан на Свеаборгскую каторгу. Спустя три года его отправили в Тоть-му, а потом в город Никольск Вологодской губернии. Но даже находясь в ссылке, Потанин не прекращал оппозиционной деятельности, печатаясь в провинциальных газетах.Вероятно, покровители из Русского географического общества предоставили Потанину выбор - политика или наука. Григорий выбрал второе, и ученые написали ходатайство о помиловании путешественника. В 1874 году император удовлетворил его.
Весной 1876 года Потанин, как знаток Южной Сибири, по заданию Русского географического общества был послан в экспедицию в Монголию. Вместе с ним в поход отправилась его супруга Александра, занимавшаяся этнографией и иллюстрировавшая увиденное.
Достигнув уже знакомого ему озера Зайсан, Потанин пересек границу Монгольского Алтая и пришел в монгольский город Кобдо. Оттуда отряд двинулся на юго-восток вдоль северных склонов Монгольского Алтая, открыв короткие хребты Батар-Хайр-хан и Сутай-Ула.
В июле отряд подошел к владениям монастыря Шара-Сумэ на южном склоне Алтая. Увидевшие их монахи сразу же обвинили гостей в осквернении святой земли, разоружили и бросили в темницу. Однако Потанин знал, что буддисты не приемлют насилия, и был спокоен. И действительно, вскоре путников выпустили. Монахи предложили даже вернуть русским оружие, но при условии, что они пойдут той дорогой, где за ними можно будет следить.
Буддисты хотели убедиться, что иноземцы уйдут с их земли. Но предложенный маршрут лежала в стороне от мест, ради которых и затевалась экспедиция. Махнув рукой на оружие, Потанин нашел проводника, и ночью отряд ушел из монастыря, не попрощавшись.
Преодолевая каменистые версты Джунгарской Гоби, ученый обнаружил, что это даже не пустыня, а степь с параллельными Монгольскому Алтаю грядами, обособленными от Тянь-Шаня.
На юге Джунгарской Гоби путешественники открыли два параллельных хребта Мэ-чин-Ула и Карлыктаг - самые восточные отроги Тянь-Шаня. Главным результатом той экспедиции стал вывод о независимости горных систем Алтая и Тянь-Шаня. Фактически Потанин стал первым, кто всерьез стал изучать экосистему Монгольского Алтая.
По дороге в Тибет
Летом 1879 года Потанин отправился в новую экспедицию в Монголию и Туву. Его отряд проследовал дальше района озера Убсу-Hyp, где ученые и его сподвижники занялись изучением уникальных озерных групп края. В результате было доказано, что озеро Убсу-Hyp - самый большой водоем Монголии.В сентябре того же года отряд достиг центральной части Тувинской котловины. Потанин нанес на карту очертания главного хребта и его северных отрогов, а также уточнил картографическое изображение верховьев Енисея. В 1880 году экспедиция вернулась в Иркутск. Вся собранная за эти две экспедиции информация была отражена Потаниным в его монографии «Очерки Северо-Западной Монголии».
В свою третью экспедицию в 1884 году Потанин отправился уже в Тибет. По большей части связано это было с возросшим в регионе русско-английским соперничеством. Средства на экспедицию были выделены Русским географическим обществом и городским головой Иркутска. Официально Потанину предписывалось дополнить работу Пржевальского, неофициальная часть была строго засекречена.
Экспедиция морем прошла до порта Чи-фу, откуда к концу года, посетив Пекин, добралась до города Ганьсу, лежавшего на границе с Тибетом. В этом регионе путешественники целый год собирали информацию как научного, так и иного характера. В апреле 1886 года отряд добрался до бессточного озера Кукунор, а потом, повернув на север, дошел до истоков реки Жо-шуй. Проследив все течение реки (900 километров), отряд вышел к бессточному озеру Гашун-Нур, и путешественники нанесли на карту его расположение.
Фото из книги Потанина Г. Н. "Тангутско-Тибетская окраина Китая и центральная Монголия"
По результатам тибетского похода Потанин написал обширную работу «Тангутско-Тибетская окраина Китая и Центральная Монголия». И хотя статья изобиловала географическими сведениями, другая часть собранной информации ушла в военное ведомство.
В 1892 году Потанин снова отправился изучать Восточный Тибет. Однако в этот раз ученый избрал иной маршрут, проложив его через провинцию Сычуань, граничившую с Тибетом южнее Ганьсу. Оттуда отряд планировал идти прямиком на Тибетское нагорье. Однако уже на границе с Тибетом жена Потанина Александра, сопровождавшая его в походах, потеряла сознание и лишилась речи. Потанин решил прервать экспедицию и повернул на Пекин. Однако спасти супругу он не успел - в пути Александра скончалась. Товарищи Потанина, геологи Березовский и Обручев, продолжили научное задание, тогда как он сам, убитый горем, похоронил жену в Кяхте и вернулся в Петербург.
Последняя экспедиция Григория Потанина на горный хребет Большой Хинган на северо-востоке Китая состоялась в 1899 году и преследовала сугубо научные цели. После чего ученый сосредоточился на научной и преподавательской деятельности.
Революцию 1917 года Григорий Николаевич воспринял в штыки и во время Гражданской войны активно призывал к борьбе против красных. Однако возраст не позволил ему вести активную политическую деятельность. 30 июня 1920 года в клинике Томского университета Григорий Потанин скончался и был захоронен на Преображенском кладбище города.
Глава XV. СОТРУДНИКИ Г. Н. ПОТАНИНА В ПУТЕШЕСТВИЯХ
Роль и значение сотрудников в больших экспедициях. Александра Викторовна, жена и помощница Г. Н. Потанина. Ее молодость, образование, выход замуж за ссыльного, участие в экспедициях, занятия и литературные труды. М. М. Березовский, охотник и орнитолог, его занятия, наклонности и научные труды. Геодезист А. И. Скасси. Правоверный буддист Б. Р. Рабданов. Монгол Сантан-джимба. Хара-егур Лобсын
Путешественники, изучающие далекие страны, редко являются совершенно одинокими, сопровождаемыми только слугами и рабочими, набираемыми из местного населения. В большинстве случаев в состав экспедиций, кроме ее начальника и главы, входят еще сотрудники той или другой специальности, благодаря работе которых результаты путешествия дополняются и увеличиваются.
В мало изученных странах для путешественника работы так много, что он один справиться с нею не может. Для составления хорошей карты необходимо вести все время маршрутную съемку местности, периодически определять географические координаты, т. е. широту и долготу некоторых пунктов (городов, селений, скрещений дорог, переправ через реки и пр.), чтобы составляемая карта могла быть присоединена к существующим соседних стран и правильно нанесена на сетку меридианов и параллелей. Затем необходимо изучать фауну и флору страны, т. е. ее животных и растения, а для этого составлять коллекции, охотиться за животными, снимать шкурки, препарировать скелеты, искать насекомых, моллюсков, собирать и сушить растения. Эти зоологические и ботанические сборы и наблюдения требуют столько времени и внимания, что один человек выполнить те и другие полностью не может. Столько же времени и сил нужно уделить на геологические наблюдения - составление коллекции горных пород, слагающих местность, изучение условий их залегания и отношения друг к другу, чтобы составить геологическую карту и выяснить строение исследованной страны. Население последней также требует внимания и изучения; его быт, жилище, одежда, язык, верования, обряды, предания, народный эпос, весь строй его жизни и экономические сношения и условия должны быть обследованы и записаны. Если в стране имеются могилы, памятники, вообще какие-нибудь признаки более древнего населения, они, в свою очередь, требуют специального изучения, часто связанного с раскопками. Такого же специального изучения требуют пути сообщения, гидрографическая сеть, т. е. реки и озера, климат данной страны и т. д.
Вот почему в состав экспедиций в большинстве случаев входит несколько человек, между которыми и распределяется работа; от их подготовленности и усердия зависит общий итог научных достижений путешествия.
Г. Н. Потанин никогда не путешествовал в одиночестве. Во всех экспедициях во Внутреннюю Азию, кроме последней, его сопровождала жена - Александра Викторовна, которая помогала ему в метеорологических наблюдениях, в сборе и сушке растений, в сборе мелких животных и в наблюдениях над бытом народностей. Почти во всех экспедициях принимал участие геодезист-топограф, который вел маршрутную съемку и определение широт и долгот. В нескольких экспедициях большую роль играл охотник М. М. Березовский, на долю которого выпадала часть наблюдений и коллектированья по зоологии. Археолог Адрианов во второй монгольской экспедиции, два студента в последней Хинганской принимали участие в работах. Присоединение геолога, имевшего самостоятельные задачи и маршруты, к последнему китайскому путешествию, которое из-за смерти жены Потанин преждевременно закончил, дало в результате особые исследования, не связанные с работами Потанина.
Наконец, переводчики, проводники и спутники из местных жителей, как Сантан-джимба, санчуанцы, тангуты, хара-егуры, тоже так или иначе вносили свою долю в результаты экспедиции.
Настоящая глава и посвящена характеристике главнейших сотрудников Г. Н. Потанина. Среди них на первое место нужно поставить его жену Александру Викторовну. Она была одной из тех русских женщин, которые во второй половине XIX века сопровождали своих мужей в далеких путешествиях, делили с ними все труды и опасности и помогали в работе.
Александра Викторовна родилась 25 января 1843 г. в семье священника Виктора Николаевича Лаврского, который окончил Московскую духовную семинарию, затем преподавал в Астраханской семинарии, был протоиереем в г. Горбатове и долгое время в Нижнем-Новгороде, где умер в 1861 г. Мать Александры Викторовны также происходила из духовного звания. В детстве Шура была болезненным, нервным ребенком. Семейная обстановка была невеселая; отец, молчаливый и мрачный, был поглощен делами и мало занимался семьей; мать, озабоченная то семьей, то родными, отдавалась молитве и хозяйству. Александра росла одинокой, так как брат Валериан был много старше ее, а ее другие два брата - Константин и Леон - моложе. Она рано начала помогать матери в хозяйстве, а образование получила домашнее,- женских гимназий и даже епархиальных училищ в те годы еще не было. Старший брат возбудил в ней интерес к естествознанию, которым сам увлекался; они вместе занимались физическими опытами, собиранием коллекций и гербария. Знакомая отца, помещица Юрьева, не имея детей, полюбила Александру и часто увозила ее к себе погостить, занималась с ней французским языком и снабжала книгами для чтения. Младший брат Константин был товарищем детских игр, а позже, поступив в университет, делился в письмах к Александре впечатлениями новой среды и новых интересов, которыми жило студенчество.
В 1861 г., по смерти отца, Александра, в возрасте 18 лет, сделалась по обычаю в среде духовенства «невестой с местом», т. е. место священника в приходе города, которое занимал ее отец, могло быть занято только лицом, которое женится на дочери. Такое грубое насилие и принудительное соединение судьбы двух лиц из-за места возмутили Александру, и она упросила своего брата Валериана, уже бывшего священником, занять место отца, а сама осталась жить у него и открыла домашнюю школу. В 1866 г. в Нижнем открылось женское епархиальное училище, и Александра Викторовна поступила туда воспитательницей; жизнь ее пошла однообразно и тихо за рукоделием и чтением книг. Она была застенчивая и замкнутая, но в ней жила беспокойная мысль и горячая жажда знаний. Она была общей любимицей учениц, а у сослуживцев пользовалась уважением как чрезвычайно прямой, честный и отзывчивый на все хорошее человек.
В этом училище Александра Викторовна прослужила восемь лет и уже начала терять надежду на перемену своей жизни, когда судьба свела ее с Потаниным; последний жил в ссылке в г. Никольске Вологодской губ., и туда же был сослан ее брат Константин Лаврский из Казани, инициатор устройства студенческой столовой и редактор либеральной «Камско-Волжской газеты». Александра Викторовна приехала со своей матерью из Нижнего, чтобы повидаться с братом, который сдружился с Потаниным. Гости прожили в Никольске неделю у Лаврского, и Потанин почти каждый день бывал у них.
Иногда все уходили за город в лес, и горожанка Александра Викторовна восхищалась близостью к природе и завидовала ссыльным; она считала себя узницей в худших условиях в стенах епархиального училища.
После отъезда гостей началась, как мы уже упоминали, деловая переписка между Лаврской и Потаниным по поводу организации последним метеорологических наблюдений в Никольске; постепенно она перешла в интимную и закончилась тем, что Александра Викторовна с матерью и сестрой приехала опять в Никольск и вышла замуж за Григория Николаевича. Она осталась у него до конца срока его ссылки, а затем переехала с ним в Петербург и готовилась принять участие в первом путешествии в Монголию в 1876 г.
По отзыву писателя Ядринцева, друга Потанина, Александра Викторовна в то время была высокой сухощавой блондинкой с подстриженными волосами и тонким, певучим голосом. Она была скромная, застенчивая, одевалась очень просто; в обществе была молчалива, мнения и суждения ее были сдержанны, но метки и остроумны. Она отличалась тонкой наблюдательностью, давала весьма удачные характеристики и определяла людей сразу. Эти качества оказались очень ценными для путешественницы; ее знание жизни и проницательность имели большое значение для Потанина, отличавшегося недостатком практичности и чрезвычайной доверчивостью.
В путешествиях Александра Викторовна обнаружила замечательную выносливость и неутомимость, хотя перед первой экспедицией казалась слабой и малокровной. В ее слабом теле оказался большой запас нервной энергии, воли и способности преодолевать трудности. Она ездила на равных условиях с членами экспедиции мужчинами, качаясь целый день на верблюде или сидела в седле на лошади, которая шла шагом под палящим солнцем, под дождем или в морозные дни под холодным ветром. Вечером ночевала в общей палатке или юрте, согреваясь у огонька, довольствуясь скудной и грубой походной пищей, и спала на земле на тонком войлоке. При ночевках в юртах кочевников ей приходилось мириться с их нечистоплотностью, с насекомыми, с немытым котлом для супа и чая, с чашкой, которую не моют, а вылизывают. На китайских постоялых дворах она ночевала на жестком и горячем кане рядом с мужчинами, иногда вместе с погонщиками и носильщиками, в тесноте, тяжелом воздухе и шуме, довольствовалась пищей китайца. А в этих условиях после дневного перехода, откладывая отдых, нужно было помогать мужу в ведении дневника, в записи наблюдений, в приведение в порядок собранных за день коллекций, аккуратном раскладывании растений в листы гербария или перекладывании их в сухую бумагу.
Присутствие женщины среди членов экспедиции всегда привлекало большое внимание местного населения, особенно в Китае, где женщина, не говоря уже об обычаях, стеснена в значительной степени и в свободе передвижения своими изуродованными ногами. Это особенное внимание часто было тягостно. Чтобы уменьшить его, пришлось отказаться от женского костюма, вообще не удобного для верховой езды, и носить полумужской.
Во время трудных переходов в горах Александра Викторовна получила жестокий ревматизм, особенно мучивший ее в последнее путешествие.
Случались и ночевки под открытым небом, например при больших безводных переходах через Гоби, когда останавливались на несколько часов, не разбивая палаток, а также зимой на снегу во время путешествия по Урянхайской земле. Бывали дни, когда в экспедициях кончались запасы хлеба и сухарей и приходилось прибегать к корням, выкапываемым из нор полевых мышей. Износившиеся европейские костюмы приходилось заменять туземными.
Особенно мучителен был описанный в XIII главе переезд через Монголию из Кяхты в Калган в начале последнего путешествия в тряском экипаже на переменных лошадях. После этой поездки у Александры Викторовны в Пекине начались приступы сердечной болезни, которая и свела ее в могилу в возрасте всего 50 лет. А длинный переезд в телеге из Пекина в Си-ань-фу по скверным дорогам зимой, с ночевками в холодных комнатах постоялых дворов, когда приходилось мерзнуть днем в телеге и вечером в комнате, согреваясь и отравляясь у жаровни с углем, не досыпая из-за того, что приходилось вставать в 3-4 часа утра в ожидании выезда, способствовал развитию этой болезни.
Помимо того, что Александра Викторовна постоянно помогала Григорию Николаевичу в работе и поддерживала в нем бодрое настроение, ее присутствие в составе нескольких экспедиций увеличивало их значение еще и потому, что она как женщина имела доступ в семейный быт местного населения, часто строго замкнутый для постороннего мужчины. Она бывала в гостях у жен монгольских князей и китайских чиновников, у китайских мусульман; наблюдала их быт и нравы, беседовала с ними и записывала свои наблюдения. Это дало ей материал для самостоятельных литературных работ, которые она писала во время перерывов между путешествиями и печатала в сибирских и центральных журналах и газетах. Ее отдельные очерки, содержавшие путевые впечатления, характеристики жизни и быта различных народностей Азии, описания празднеств в монастырях Монголии и городах Китая являются хорошим дополнением к отчетам Потанина, в которых этой стороне путешествия часто уделено мало внимания.
Александра Викторовна была первой русской женщиной, проникшей в глубь Центральной Азии и Китая; ее присутствие в составе экспедиций Потанина особенно оттеняло их мирный характер, в отличие от военного облика экспедиций Пржевальского и Певцова. Она не только помогала Григорию Николаевичу в его трудах и разделяла его лишения, но и служила ему огромной и ничем не заменимой поддержкой, удваивая, таким образом, его силы и энергию. Вот почему, несмотря на ослабевшее здоровье, несмотря на советы врача в начале последнего путешествия в Пекине, она не осталась там, а поехала дальше, чтобы не лишить своего мужа этой поддержки.
Географическое отделение Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, высоко ценившее заслуги Александры Викторовны как путешественницы, собрало и издало ее статьи, как бывшие в печати, так и рукописные, в виде отдельного сборника, дополненного ее подробной биографией и портретом. Этот сборник был напечатан в 1895 г., и мы пользовались им не раз при составлении нашего описания жизни и путешествий Г. Н. Потанина. В сборнике имеются очерки, касающиеся бурят, монголов, широнголов, китайцев, описание религиозных плясок в монастыре, театральных представлений и религиозных празднеств, быта монастырей Утая и Гумбума, странствования по Урянхаю и камланья шаманки, встречи с монгольскими князьями и их семьями, общая характеристика Тибета и подробная история бурятского мальчика, отданного в русскую школу в половине XIX века.
Михаил Михайлович Березовский, сотрудник всех экспедиций Потанина во Внутреннюю Азию, кроме последней, был уроженцем Сибири, но учился в гимназии в Петербурге. По окончании ее поступил в Медицинскую академию и в Технологический институт, но в обоих оставался недолго и курса не кончил. Он был затем преподавателем в войсковом казачьем училище в Уральске, после чего одно время пытался организовать в Смоленской губернии завод растительного масла, но потерпел в этом неудачу. В начале 1876 г., узнав о том, что организуется экспедиция в Монголию, он явился к Потанину и предложил свои услуги, заявив, что умеет ковать железо, кроить и шить одежду, варить обед и стрелять, так что может снабжать экспедицию дичью. Такие разносторонние качества человека побудили Потанина принять его с целью приспособить к коллекционированию по зоологии. Сам Потанин стрелять не умел, так что его личные зоологические сборы были бы ограничены пресмыкающимися, земноводными, рыбами, моллюсками и насекомыми.
Березовский быстро научился у чучельщика Коломийцева, участника первой монгольской экспедиции Потанина, снимать и препарировать шкурки млекопитающих и птиц для коллекций, а кроме того был полезен и в других отношениях; он был мастер на все руки, умел варить, жарить и печь, чинить одежду и обувь, седла и сбрую. Постепенно он сделался не только прекрасным чучельщиком, но и орнитологом и вел наблюдения над жизнью птиц в местностях, изучавшихся экспедицией. Он определил под руководством зоолога Богданова всю коллекцию птиц, собранную им во время монгольских экспедиций. Во время следующего путешествия Потанина на окраину Тибета Березовский часто отделялся от экспедиции на целые месяцы, чтобы изучить птиц и коллекционировать в определенном районе долгое время, а не мимоходом, и провел еще целый год в Китае после выезда Потанина, изучая фауну птиц в горной системе Цзин-линь-шаня и нагорья Амдо. Птиц, вывезенных из этого путешествия, он описал совместно с орнитологом Бианки в особом труде.
В следующую экспедицию Потанина в Китай Березовский выехал годом раньше, в 1891 г., и коллекционировал в системе Цзин-линь-шаня, в провинции Сычуань и на окраине Тибета, продолжая работу и после ликвидации экспедиции (в связи со смертью Александры Викторовны) до конца 1894 г. В г. Хойсяне он организовал метеорологическую станцию, а во время разъездов вел маршрутную съемку и определения широт и долгот.
Березовский обладал прекрасной памятью и большой наблюдательностью. Проводя время большей частью в одиночестве, среди туземцев, он прекрасно выучил китайский язык, а живя подолгу в бельгийских миссиях, хорошо усвоил и французский. Свой костюм он сменил на китайский и вполне довольствовался китайской пищей; он говорил, что китайцы единственный народ на земле, который сумел создать истинно народную демократическую кухню - здоровую, сытную и дешевую.
В 1887 г., возвращаясь из экспедиции после годичного пребывания в Хой-сяне, он решил совершить проезд из провинции Гань-су в Пекин на лодке по Желтой реке. Этот путь был к тому же дешевле сухопутного. Группа китайцев, сплавлявшая по реке какой-то товар из Ланьчжоу в Куку-хото, приняла Березовского в свою компанию на лодку; он спал и ел вместе со своими спутниками. По окончании этого путешествия он говорил, что оно обошлось ему баснословно дешево.
Березовский не был женат; во время промежутков между экспедициями он жил одиноко в меблированных комнатах в Петербурге и большею частью сам готовил себе пищу. По возвращении из последней экспедиции в Китай он также жил в Петербурге, обрабатывая материалы по орнитологии Восточной Азии в Зоологическом музее Академии наук. В 1910 г. Потанин застал его в Петербурге, в доме литераторов на Карповке, где жили на иждивении литературного фонда престарелые и хронически больные писатели. Березовский поправлялся после кровоизлияния в мозг, но вскоре после этого умер, по всей вероятности, при повторении этой болезни.
Путешествуя больше отдельно от экспедиции и оставаясь целые месяцы в одном и том же районе или даже селении, в одиночестве среди местного населения, Березовский имел возможность делать много наблюдений относительно образа жизни, быта, нравов и обычаев разных племен Западного Китая и восточной окраины Тибета, т. е. собрать богатый географический и, особенно этнографический, материал. К сожалению, он этого не сделал, свои наблюдения не использовал и кроме определения птиц во время монгольских путешествий и описания (совместно с Бианки) птиц первого китайского путешествия никаких научных трудов не оставил. Он не любил писать, всякое писание было для него мукой. Потанин однажды застал его в Петербурге за письменной работой - составлением небольшого отчета о своей коллекции птиц. Весь пол его комнаты был покрыт листами исписанной бумаги. Написав лист, Березовский перечитывал его, находил, что что-нибудь передано не точно, не ясно, не наглядно, бросал этот лист на пол и начинал новый, в котором оказывался такой же дефект в другом месте. Так он исписал десятки листов, пока не добился вполне удовлетворившего его результата, к которому не только в письменной работе, но и во всякой другой он всегда стремился.
Сотрудничество Березовского в двух китайских экспедициях Потанина.принесло им мало непосредственной пользы, так как он большею частью путешествовал отдельно от остальных. Гораздо полезнее для первой монгольской экспедиции был топограф П. А. Рафаилов и для первой китайской - геодезист А. И. Скасси. Они ехали все время вместе с Потаниным, вели маршрутную съемку, определяли широты и долготы, давали в результате карты всей пройденной местности и делили с остальными членами экспедиции все трудности и невзгоды.
Потанин в своих воспоминаниях ничего не говорит о Рафаилове и не много слов посвящает Августу Ивановичу Скасси. Этот хорошо образованный геодезист до китайской экспедиции уже с 1870 г. выполнил большие съемочные работы в,Туркестане и на Памире и был опытным Путешественником. Он, несомненно, много помогал Потанину в организации каравана и руководстве его движением: во всяком случае, Потанин, как мы видели, отметил, что успешным переходом через Гоби от реки Эдзин-гол на север без всяких потерь экспедиция была обязана Скасси, его распорядительности и опытности в заготовке сена и воды и в распределении времени между движением и- отдыхом в пустыне.
В противоположность Березовскому, Скасси и в Китае упорно хотел сохранить свой облик культурного европейца. Он долго путешествовал в своем костюме и ставил заплатку на заплатку на свои изношенные сапоги, не желая сменить их на китайские башмаки. Так как ему пришлось делать визиты китайским мандаринам, он, чтобы скрыть эти заплаты, оставался во время этих визитов в новеньких калошах, т. е. совершал большое неприличие с европейской точки зрения. В конце концов и ему пришлось надеть плисовые китайские сапоги, затем сшить себе брюки из тибетского красного сукна и, наконец, даже надеть китайскую шубу.
В последней китайской экспедиции Потанина участвовал Будда Рабданович Рабданов, бурят из Агинской степи в Восточном Забайкалье. Он окончил три класса гимназии в Чите и говорил хорошо по-русски, особенно охотно декламировал стихи русских поэтов. Он служил переводчиком бурятского языка при областном правлении. С буддизмом он познакомился из бесед с ламами и сделался убежденным буддистом. До своего участия в экспедиции Потанина он побывал в Монголии, совершив поездку в монастырь Табын богдо-сумэ в средней части Большого Хингана. В экспедиции Потанина он согласился принять участие в качестве переводчика без всякого вознаграждения, только ради того, чтобы познакомится со страной, в которой господствующей религией является буддизм.
В Пекине он имел возможность увидеть богдыхана во время проезда последнего в какой-то храм в центре города. Хотя при этом Рабданову, смешавшемуся с тысячной толпой, выдерживавшей напор полицейских, намяли бока и он получил три удара бичом по спине, он все же испытал полное удовлетворение, увидев эту живую святыню буддистов, почитавшуюся четырьмястами миллионов душ.
Путь из Си-ань-фу в Сы-чуань Потанин и его жена совершили на носилках, а молодые члены экспедиции должны были ехать поверх вьюков на мулах. Рабданов был довольно тучен, и этот способ передвижения ему не улыбался; он предпочел весь этот путь сделать пешком, что оказалось полезным для его здоровья.
В Сы-чуани, как упомянуто в главе XIII, Потанин вместе с Рабдановым посетили священную гору О-мей-шань. Рабданов так увлекся буддийским богослужением, что потихоньку встал ночью, ушел в храм, где происходило ночное «моление за человечество», и принял в нем живое участие, расхаживая по храму с руками, поднятыми к небу, и с заунывным пением «о-ми-то-фо».
После экспедиции Рабданов посетил Петербург в качестве делегата по земельному вопросу от забайкальских бурят; пользуясь досугом, он составил там собрание бурятских пословиц. Позже он вместе с бурятом Доржиевым, прожившим в Лхассе около 20 лет, побывал в Париже, где в музее Гинэ они организовали буддийское богослужение, о котором писали газеты. Рабданов был удовлетворен тем, что пропаганда буддийского учения достигла французской столицы. Ко всем, владевшим пером, он обращался с просьбой пропагандировать это учение.
Сантан-джимба, монгол-широнгол из местности Сан-чуань в провинции Гань-су, играл большую роль в первом путешествии Потанина на окраину Тибета. Как было отмечено в главе X, он был опытный путешественник, разъезжавший с миссионерами по юго-восточной Монголии, сопровождавший Гюка и Габэ в их экспедиции из Пекина в Лхассу и потом еще двух иностранцев - через Монголию в Кяхту. В караване Потанина Сантан-джимба ввиду его возраста уже не нес определенной работы, а скорее являлся советчиком, руководителем рабочих при вьючке, уходе за животными, устройстве лагеря. Особенно большую пользу он приносил как человек, получивший во время предшествующих экспедиций большой опыт по сношениям с китайскими властями. Он способствовал престижу русской экспедиции тем, что держал себя при сношениях с китайскими чиновниками с достоинством, без всякого подобострастия и низкопоклонства.
Присутствие этого почтенного старика в составе экспедиции обусловливало еще то, что местные жители - монголы в Ордосе, широнголы в Сан-чуани, тангуты в Амдо не боялись наниматься рабочими в караван иностранца, заморского чорта, и уезжать с ним на целые месяцы далеко от своей родины.
Хара-егур Лобсын, участник трех экспедиций Потанина, являлся одним из тех бездомных людей, которые привыкли бродить из монастыря в монастырь на поклонение святым. До экспедиции он побывал уже в какой-то священной местности в бассейне реки Ян-цзе, к югу от городов Да-цзянь-лу и Литана, название которой, как он говорил, в переводе значит «Куриная нога». Потанин нанял его в рабочие в районе поселений мирных тангутов, шира- и хара-егуров в северной цепи Нань-шаня, и он прошел с караваном по Эдзин-голу, через Гоби и Хангай в Кяхту. Отсюда он должен был вернуться на родину, вместе с другими рабочими каравана, нанятыми в Нань- шане, но в Урге заболел, отстал от товарищей, вернулся в Кяхту и жил там. Когда Потанин прибыл в этот город, в начале второй экспедиции в Китай, Лобсын явился к нему и просил взять его опять на службу. Он проделал всю эту экспедицию до Да-цзянь-лу на окраине Тибета, вернулся вместе с Рабдановым в Кяхту и поселился в Агинской степи Восточного Забайкалья в доме отца Рабданова. Когда Потанин организовал в этой степи свой караван для экспедиции в Хинган, Лобсын опять предложил свои услуги и был взят как верный и услужливый человек. Кроме родного тюркского языка он знал монгольский, китайский и тибетский и понимал русскую речь. Он отличался также необыкновенно острым зрением единственного глаза (другой был покрыт бельмом) и с большого расстояния определял точно юрту, скот, камень, дерево. По цвету степи и окраске трав он издали определял свойства воды в озере, которое виднелось впереди, пресное оно или соленое, а также определял по цвету трав проходимость болота. В степи он умел очень быстро находить потерянную вещь и был особенно полезен в последнем путешествии.
Из книги Петр Великий. Его жизнь и государственная деятельность автора Иванов И МГлава VI. Сотрудники Петр Великий постоянно нуждался в даровитых и обученных деятелях. В письме к своей жене царь говорит: “Левшою не умею владеть, в одной руке принужден держать шпагу и перо, а помощников сколько, сама знаешь”. Но все же он не был одинок “в трудах
Из книги Леся Украинка автора Костенко АнатольВ ПУТЕШЕСТВИЯХ: МИНСК, ПЕТЕРБУРГ, ТАРТУ, РИГА В ту осень (1899) много времени и энергии поглотили общественные культурно-просветительные дела, прежде всего лекции в Литературно-артистическом обществе. 7 октября в присутствии 120 человек Леся прочла реферат на тему «Два
Из книги Грязь. M?tley Cr?e. Откровения самой скандальной рок-группы в мире автора Страусс НейлГлава 6. Никки «Нежные воспоминания о путешествиях с “Van Halen”, “AC/DC”, “Iron Maiden” и другими знаменитыми заморскими странниками» Когда мы покинули тур Оззи, чтобы отыграть несколько собственных концертов, заодно способствуя продвижению «Ratt» ради собственного удовольствия,
Из книги Жизнеописание святого Франциска Ассизского автора Яковелли Анаклето Из книги Бизнес есть бизнес: 60 правдивых историй о том, как простые люди начали свое дело и преуспели автора Гансвинд Игорь Игоревич Из книги Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность автора Обручев Владимир АфанасьевичПЕРЕЧЕНЬ КНИГ, В КОТОРЫХ ОПИСАНЫ ПУТЕШЕСТВИЯ Г. Н. ПОТАНИНА 1. «Путешествие на озеро Зайсан и в речную область Черного Иртыша до озера Марка-куль и горы Сары-тау летом 1863 г.» «Зап. Русск. геогр. общ. по общ. географии», т. I, 1867 г., стр. 363-428.2. «Зимняя поездка на озеро Зайсан (зимой
Из книги Охота на рыжего дьявола. Роман с микробиологами автора Шраер-Петров ДавидГЛАВА 20 Гормоны, микробы и сотрудники госбезопасности Опять я остался без работы. Я решил на этот раз вернуться к врачебной практике. Еще работая врачом-лаборантом в больнице № 53, наблюдая тяжелейшие случаи диабета, осложненные присоединившейся инфекцией, я прокручивал
Из книги Константин Коровин вспоминает… автора Коровин Константин АлексеевичОчерки о путешествиях 3 часть
Из книги Орел и решка [Вокруг света за пару дней] автора Бута Елизавета МихайловнаРоссийские программы о путешествиях Путешествовать - значит развенчивать чужие заблуждения о других странах. Олдос Хаксли На протяжении нескольких десятилетий главной и единственной программой о путешествиях на советском телевидении был «Клуб путешественников».
Из книги Сибирь. Монголия. Китай. Тибет [Путешествия длиною в жизнь] автора Потанина Александра ВикторовнаА. В. Адрианов. К биографии Г. Н. Потанина Это было уже очень давно. Более сорока лет тому назад. Осенью 1874 года я приехал в Петербург для поступления в Медико-хирургическую академию.Теперь я не помню, кто меня надоумил познакомиться с Ядринцевым, «нашим сибиряком»,
Из книги «Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1 автора Мартынов А. П.Предисловие ко II изданию «Путешествия Г. Н. Потанина по Монголии и Тибету» Монголия до последнего времени была провинцией Китайской империи; ее население, отличающееся от остальных частей Китая языком и образом жизни, хотя и управлялось своими наследственными
Из книги Служба внешней разведки. История, люди, факты автора Антонов Владимир СергеевичА. B. Потанина. ИЗ ПУТЕШЕСТВИЙ ПО ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ, МОНГОЛИИ, ТИБЕТУ И
Из книги автораГлава 2 Внутренняя агентура. Секретные сотрудники Техника политического розыска основывается на выработанных повсеместно в течение многих лет приёмах, и поэтому она укладывается в определённые формы. Главным фактором розыска являлся «секретный сотрудник».Секретным
Из книги автораГлава 8 Плеве и его сотрудники В 1903 году в Кишинёве начался известный процесс о погроме. Обвинялись типичные уличные хулиганы. Защитником выступал известный Шмаков. Гражданские истцы были представлены целым созвездием тогдашней адвокатуры. Во главе их Карабчевский,
Я люблю родину и сознательно, и инстинктивно,
а потому я сделался сибирским автономистом
Потанин Григорий Николаевич
21 сентября (3 октября) 1835, станица Ямышевская Семипалатинской области – 30 июня 1920, Томск
Лидер и один из главных теоретиков сибирского областничества, выдающийся путешественник, географ, этнограф, ботаник, специалист по восточному эпосу, почетный гражданин Сибири.
Родился в семье потомственного офицера Сибирского казачьего войска Н.И. Потанина. В 1846 г. поступил в Сибирский кадетский корпус (Омск), в котором подружился с Ч. Валихановым. Заметное влияние па формирование мировоззрения юного Потанина оказали преподаватели корпуса И.В. Ждан-Пушкин, Н.Ф. Костылецкий и Г.В. Гонсевский.
После окончания корпуса в 1852 г. в чине хорунжего служил в Семипалатинске. В конце 1853 г. в составе 8-го казачьего полка Потанин участвовал в основании города Верного (ныне Алматы). В 1856 г. был переведен в Войсковое правление (Омск).
Находясь на военной службе, Григорий Николаевич занялся изучением местного края, работал в архивах. Постоянно бывая в семье Капустиных, познакомился с петрашевцем С.Ф. Дуровым и известным путешественником П.П. Семеновым (впоследствии Семенов-Тян-Шанский). Последний убедил Потанина в необходимости продолжения образования и помог ему освободиться от военной службы. Весной 1858 г. Потанин вышел в отставку по болезни в чине сотника. В поисках денег для поездки на учебу в петербургский университет был вынужден обратиться к родственникам, жившим в Томске.
В Томске Потанин познакомился со ссыльным М.А. Бакуниным, известным идеологом демократического федерализма. В рекомендательном письме Бакунина своим сестрам с просьбой о помощи «сибирскому Ломоносову» содержится прекрасный портрет молодого Потанина: «Он – человек дикий, наивный, иногда странный и еще очень юный, но одарен самостоятельным, хотя и не развитым умом, любовью к правде, доходящей иногда до непристойного донкихотства, – вообще он не успел еще жить в свете, вследствие чего говорит и делает странные дикости, но все это со временем оботрется. Главное, у него есть ум и сердце. Он все отдаст отцу, который со своей стороны не держит его при себе, а желает только, чтоб он сделался человеком. Потанин так горд, что ни за что в мире не хотел бы жить за счет другого. В нем три качества, редкие между нами, русскими: упорное постоянство, любовь к труду и способность неутомимо работать и, наконец, полное равнодушие ко всему, что называется удобствами и наслаждениями материальной жизни».
В марте 1859 г. Потанин приехал в Петербург и поступил вольнослушателем естественно-исторического отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. Здесь, в 1860 г., он познакомился с Н.М. Ядринцевым, вместе с которым в том же году организовал первое в столице сибирское землячество, занимавшееся изучением Сибири.
«Три года, проведенные мною и Ядринцевым в Петербурге, были, может быть, самые важные в пашей жизни, это были годы нашего политического воспитания. В эти годы определилась наша индивидуальность, было указано особое место в общественной деятельности», – вспоминал об этом времени Потанин. В Петербурге друзьями были намечены главные сибирские вопросы: отмена уголовной ссылки в Сибирь; предоставление краю экономической и политической автономии; открытие сибирского университета для формирования местной интеллигенции.
В 1859-1860 гг. в журнале «Русское слово» Потанин опубликовал несколько работ о Сибири: «Полгода в Алтае», «Отрывок из истории провинциального кадетского корпуса», «Заметки о Западной Сибири». В Лондоне, в герценовском «Колоколе», была напечатана статья Потанина «К характеристике Сибири».
Во время обучения на 3-м курсе университета Григорий Николаевич принял участие в студенческих волнениях 1861 г. В октябре был заключен в Петропавловскую крепость по обвинению «в крайней дерзости против полиции, в возбуждении толпы к неповиновению и в подстрекательстве к беспорядкам». Освобожден 7 декабря 1861 г. и на год был выслан на родину под надзор полиции.
Летом 1862 г., совершая научную экскурсию на Урал, Потанин выполнил задание Центрального комитета партии «Земля и воля» по организации там ее отдела. По возвращении в Омск поступил младшим переводчиком в главное управление Западной Сибири, принимал активное участие в обсуждении нового положения о казачьем войске.
В том же году стал членом Императорского Русского Географического общества. В составе экспедиции астронома К.В. Струве в 1863 г. он совершил в качестве переводчика и натуралиста путешествие к устью реки Кокбекты, впадающей в озеро Зайсан, в следующем году – к подножию Тарбагатая.
В октябре 1864 г. Потанин был прикомандирован к Томскому губернскому совету по крестьянским инородческим делам. С 1865 г. принимал активное участие в издании неофициальной части «Томских губернских ведомостей».
27 мая 1865 г. Потанин был арестован вместе с Н.М. Ядринцевым за распространение радикальных прокламаций «Патриотам Сибири» и «Сибирским патриотам» и отправлен и Омск в распоряжение следственной комиссии. Три года находился под следствием сначала и тюрьме, а затем на гауптвахте. В это время Потанину удалось добиться разрешения работать с материалами местных архивов и издать книгу «Материалы для истории Сибири» (М., 1868).
Как «злоумышленник», 20 февраля 1868 г. был приговорен Сенатом к 15 годам каторжных работ. 19 апреля 1868 г. приговор Потанину был смягчен и заменен лишением всех прав состояния и ссылкой в каторжные работы на 5 лет в одну из крепостей Финляндии с последующим поселением в одной из северо-восточных губерний Европейской части Российской Империи. 15 мая 1868 г. на плацу Омской крепости над Потаниным был совершен обряд гражданской казни. В 1868-1871 гг. Григорий Николаевич находился на каторжных работах в Свеаборгской крепости (Финляндия), в исправительной роте.
В декабре 1871 г. он был освобожден и в 1872 г. отправлен на жительство сначала в Тотьму, а потом в Никольск Вологодской губернии. В ссылке вместе с Ядринцевым сотрудничал в казанской «Волжско-Камской газете», на страницах которой появляются их многочисленные статьи по областнической тематике.
24 июля 1874 г. по ходатайству П.П. Семенова Потанин был полностью помилован с возвращением всех прав и разрешением проживать в любом городе России и с 1876 по 1902 г. жил в Петербурге.
Во второй половине 70-х-начале 90-х гг. осуществил экспедиции в Среднюю Азию, Тибет, Монголию и Китай, став всемирно известным путешественником, этнографом, фольклористом. Большую помощь в путешествиях ему оказывала жена и помощница в исследовательской работе А.В. Потанина.
В своих изысканиях Потанин исходил из идеи, выработанной областниками: развитие мировой культуры состоит в синтезе азиатских и европейских форм и возрождении на этой основе народов Востока, посредническую же роль в этом процессе должна сыграть просвещенная Сибирь, ее народы. Этим проникнуты труды Потанина «Очерки Северо-Западной Монголии» (СПб., 1881-1883), «Тангуто-Тибетские окраины Китая и Центральная Монголия» (СПб., 1893).
За свои путешествия в 1886 г. Потанин был награжден Константиновской золотой медалью Императорского Русского Географического общества, а в 1887 г. ему была назначена пожизненная пенсия.
С 1893 г. Григорий Николаевич занимался обработкой собранных материалов по фольклору. Полученные результаты он обнародовал в своих работах: «Восточные основы русского былинного эпоса» (журн. «Вестник Европы», 1896, т. 2) и «Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе» (М., 1899). Для изучения европейского эпоса Потанин побывал в Париже, знакомясь с редкими изданиями и рукописями. В результате он создал оригинальную теорию о существовании в глубокой древности в Центральной Азии широко распространенного культа солнца, воплотившегося в яркий грандиозный эпос, разнесенный впоследствии переселявшимися народами по всему миру.
После смерти Н.М. Ядринцева в 1894 г. Потанин возглавил сибирское областническое движение.
С сентября 1902 г. и до конца своих дней Григорий Николаевич жил в Томске. В 1903 г. он организовал и в течение полутора лет вел воскресное иллюстрированное приложение к газете «Сибирская жизнь». В начале 1905 г., воспользовавшись рескриптом Николая II о возможности введения земства в Сибири, Потанин взял в свои руки руководство земской кампанией. Ему удалось па время примирить представителей разных идейно-политических направлений – эсеров, либералов и др., создав «Проект основных положений Сибирского областного союза» и обсудив его на съезде Союза 28-29 августа 1905 г. в Томске.
В начале 1905 г. Потанин был арестован за активное участие в революционных событиях, но вскоре был освобожден.
В 1905 г. томичи торжественно отметили 70-летний юбилей Потанина. Совет Томского Технологического института на своем заседании 21 сентября 1905 г. избрал его почетным членом института, однако, в связи с отрицательной характеристикой Департамента полиции МВД Министерство народного просвещения не утвердило избрание, Оно было утверждено только 7 апреля 1917 г.
В 1907 г. в работе «Областническая тенденция в Сибири» он изложил историю сибирского областнического движения и разработал его теорию.
В межреволюционный период Потанин занимался культурно-просветительской деятельностью: был одним из учредителей Высших Женских курсов в Томске, председателем «Общества попечения о народном образовании в Томске», членом совета Общества изучения Сибири, создателем Томского литературно-драматического общества и др.
Празднование 80-летия Потанина в 1915 г. превратилось в грандиозный всесибирский праздник. В здании Общественного собрания (ныне Дом офицеров) не хватило места не только желающим, но даже приглашенным, толпы стояли на улице. 15 сентября 1915 г. Томская городская дума приняла решение избрать Потанина почетным гражданином города. Такое же решение было принято в Омске и Красноярске.
Революционные события 1917 г. вновь вернули Потанина к активной политической жизни. Приветствуя свержение самодержавия, он глубоко чувствовал опасность, которая исходила от рвущихся к власти большевиков. 18 июля 1917 г. «Сибирская жизнь» опубликовала его статью «Областничество и диктатура пролетариата», в которой Потанин заявил о своей позиции: «Строй, который нам готовят большевики, не па тех ли началах построен, как только что низвергнутый монархический строй? Если бы проекты Ленина осуществились, русская жизнь снова очутилась бы в железных тисках, в ней не нашлось бы места ни самостоятельности отдельных личностей, ни для самостоятельности общественных организаций. Опять мы бы начали строить жизнь своего отечества, а кто-то другой думал за нас, сочинял для нас законы и опекал бы нашу жизнь». Слова, ставшие пророческими...
В декабре 1917 г. Чрезвычайным Сибирским областным съездом, решившим не признавать советскую власть, Потанин был избран председателем Временного Сибирского областного совета. В начале 1918 г. отказался от этого поста. 26 января 1918 г. большевики разогнали Сибирский областной совет, подвергнув аресту всех его членов.
Временным Сибирским правительством 5 июля 1918 года Потанину было присвоено звание Почетного гражданина Сибири. Авторитет Потанина был настолько велик, что сначала Временное Сибирское правительство летом 1918 г., а затем Сибревком в декабре 1919 г. назначали ему персональные пенсии.
Григорий Николаевич скончался в клинике Томского университета и был похоронен на Преображенском кладбище.
В 1956 г. его прах по просьбе Академии наук СССР был перенесен в Университетскую рощу. В 1958 г. на могиле Потанина был установлен памятник работы скульптора С.И. Данилина. На рубеже 50-60-х годов на карте Томска появилась улица Потанина.
Однако настоящее обретение духовного и научного наследия Потанина только начинается. К 160-летию со дня рождения великого сибиряка в 1990 г. в Томске появился еще один памятник Потанину – деревянная скульптура, выполненная Л.А. Усовым. Она была установлена в Театральном сквере. 29 июня того же года на доме по ул. Белинского, 80 была открыта мемориальная доска, посвященная Потанину. «Здесь, в доме Ф.К. Зобнина, в 1919 году жил Григорий Николаевич Потанин» – гласит текст доски. В 1990 и 1995 гг. в Томском государственном университете проходили «Потанинские чтения». Появились переиздания трудов Потанина по областничеству, публикуются архивные материалы.
Никиенко О.Г.,
зав. ИКО ТОУНБ им. А.С. Пушкина
Материалы: http://oblastnichestvo.lib.tomsk.ru/page.php?id=8
По воле сердца
Во все времена Павлодарское Прииртышье прославляли талантливые и выдающиеся личности, проявившие себя во многих сферах общественно-политической, научной и культурной жизни общества. Среди таковых и Григорий Николаевич Потанин – неутомимый исследователь Центральной Азии, который был не только путешественником, но и занял достойное место в учёном мире, раскрыл в себе черты писателя, журналиста, общественного и политического деятеля.
Григорий Николаевич Потанин родился 22 сентября 1835 года в посёлке Ямышевском на Иртыше. Отец его был хорунжий Сибирского казачьего войска, попавший под суд и разжалованный в рядовые за служебное столкновение с начальством. Мать Григория Николаевича умерла в то время, когда отец его находился в тюрьме, и семья разорилась.
Детство своё, до поступления в Омский кадетский корпус, Потанин провёл в Пресновке и воспитывался в семье Эллизена – командира бригады, стоявшей в городе. Полковник Эллизен хорошо относился к разжалованному хорунжему Потанину. Он устроил его на работу по надзору за постройкой новой церкви и помог воспитать сына.
В 1852 году, окончив Омский кадетский корпус и произведённый в офицеры, семнадцатилетний Потанин не оставил своих начатых в корпусе занятий. Он был назначен в казачий полк в Семипалатинск. Весь свой досуг и служебные командировки в Копал, в Заилийский край и в китайский город Кульджа Потанин использовал для сбора этнографических материалов. В то же время он увлекался ботаникой и собирал гербарий.
На своё скудное жалование, которое составляло только 72 рубля в год, Потанин выписывал «Записки» Географического общества и покупал необходимые для составления гербария книги и справочники.
Судьба Григория Николаевича резко изменилась после встречи с русским географом Петром Петровичем Семёновым, который, возвращаясь из своей экспедиции в Тянь-Шань, был проездом в Омске.
В это время Потанин также находился в Омске, куда был отозван из полка для службы в контрольном отделении казачьего войскового правления.
Семёнов услышал о Потанине от Чокана Валиханова, с которым встречался в доме Гутковского – заведующего киргизским отделом Западно-Сибирского губернаторства.
Пётр Петрович заинтересовался молодым казачьим офицером, собирающим гербарий и затрачивающим свое скудное жалованье на покупку научных книг. Он разыскал Потанина, осмотрел собранный им гербарий и удивился его обширности. В свою очередь он поразил офицера-любителя тем, с какой легкостью дал каждому растению не только русское, но и латинское названия; попутно он прочитал ему целую лекцию по систематике растений. Видя исключительные способности Потанина к исследовательской работе и его любовь к ботанике, Семёнов посоветовал ему, во что бы то ни стало, отправиться для получения высшего образования в Петербург и пообещал в этом свою помощь.
Встреча с известным столичным учёным произвела на Потанина глубокое впечатление и открыла перед ним новые горизонты. Всеми силами стал стремиться Григорий Николаевич в Петербург, чтобы поступить в университет.
После долгих хлопот ему, наконец, разрешили выйти в отставку под предлогом болезни. Теперь можно было проделать далёкий путь в Петербург. Но для долгой дороги у Потанина не было денег. Наконец, ему удалось устроиться бесплатно при караване золота, отправлявшемся в далёкую столицу. Это был первый «караванный путь», который проделал Потанин от города Барнаул, где находилась единственная на всю Сибирь золотоплавня, до далёкого Петербурга.
В Петербурге Григорий Николаевич поступил в университет, но закончить образование ему так и не удалось. В 1862 году, когда Потанин перешёл уже на третий курс, университет закрыли в связи со студенческими волнениями.
Пришлось прервать обучение и по рекомендации Петра Петровича Семёнова поступить в экспедицию Струве, направлявшуюся для астрономического определения географических координат различных пограничных пунктов в долине Чёрного Иртыша, на озеро Зайсан и в Тарбагатайские горы.
Струве вёл астрономические наблюдения и маршрутную съёмку, Потанин собирал гербарий и записывал местные легенды, пословицы и песни. В этой экспедиции Потанина заинтересовал зимний лов рыбы, который он подробно описывает в своих дневниках.
Это первое научное путешествие было для Потанина как бы подготовкой к тем большим самостоятельным экспедициям, которые впоследствии прославили его имя. Конечно же, никакие лекции в университете не могли дать ему такой практической географической подготовки, как эта длившаяся два сезона работа в экспедиции.
Вернувшись из экспедиции, Григорий Николаевич ненадолго задержался в Омске. Он решил переехать в Томск, в наиболее культурный город тогдашней Сибири. Томск лежал на главном Сибирском тракте. Через него шли обозы с товарами, отправляемыми на восток, и чайные обозы из Китая на запад.
Здесь, в отличие от большинства сибирских городов, были гражданские учебные заведения, издавалась газета.
Первое время, после приезда в Томск, Потанин служил в губернском совете, но вскоре занял место преподавателя естественной истории в гимназии.
Будучи сам сибиряком и наблюдая жизнь различных классов сибирского населения, Потанин не мог не задуматься над причинами, препятствующими экономическому и культурному росту Сибири.
Потанин, живший в Сибири 1860-х годов, видел зло, искренне хотел бороться с ним, однако, не имея достаточного политического кругозора, вместо того, чтобы стремиться приобщить Сибирь к общероссийскому революционно-демократическому движению и совместно с передовыми, прогрессивными силами центральных областей России бороться за свержение царского самовластия, он увлёкся идеей «автономной Сибири» и принял участие в томском кружке молодёжи так называемых «сибирских патриотов».
Встревоженные развивающимся революционным движением 1860-х годов, жандармы в стремлении кружка «сибирских патриотов» к насаждению просвещения и поднятию культуры в Сибири усмотрели «опасные мысли».
Жандармы приняли меры. Потанин был арестован, отправлен в Омскую тюрьму и после полугодового следствия приговорён к пяти годам каторги. Три года он пробыл в Омской тюрьме в ожидании судебного приговора из Московского отделения сената и потом для отбывания наказания переведен в крепость Свеаборг, при которой находилась арестантская рота с каторжным отделением.
Научная работа Потанина была прервана на восемь лет.
Со своей будущей женой путешественник познакомился в Никольске, где отбывал ссылку после освобождения из тюрьмы. В то время к его товарищу по ссылке, студенту Лаврскому приехала из Нижегородской губернии сестра. Лаврский познакомил с нею Потанина. Это была Александра Викторовна. Молодые люди сдружились, и когда Александра Викторовна уехала обратно в Нижегородскую губернию, где она была воспитательницей в училище, между ними завязалась переписка, которая закончилась тем, что Лаврская согласилась стать женой Потанина.
Она вернулась в Никольск, и они повенчались.
Жили Потанины в крохотной кухоньке, в которой едва помещались кровать и стол. С этого момента Александра Викторовна становится верным спутником и помощником Григория Николаевича в его экспедициях.
Путешествия по Монголии принесли Потанину большую известность в учёном мире. Его отчёты о проведённых экспедициях, написанные в Петербурге и изданные Географическим обществом, составили четыре объёмистых тома и обилием научного материала привлекли всеобщее внимание. Впервые в них было дано подробное описание северо-западной Монголии, её природы, населения, экономики.
К отчётам были приложены таблицы высот и географических координат ряда пунктов, что давало возможность исправить старые карты, изобилующие ошибками и белыми пятнами. В дополнение к отчётам были привезены из путешествий ценнейшие коллекции растений (как натуралист Потанин больше всего увлекался ботаникой), млекопитающих, птиц, рыб, пресмыкающихся, ракообразных, моллюсков, насекомых, горных пород и даже воды из солёных озёр. Но самыми ценными были, конечно, этнографические материалы. Впервые были описаны многие народности, ранее неизвестные вовсе или известные только по именам. Собранные Потаниным произведения народного эпоса: сказки, легенды, пословицы и загадки различных монгольских племён, урянхайцев и киргизов едва уложились в два больших тома.
Одна из важных особенностей путешествий Потанина — его экспедиции носили исключительно миролюбивый настрой. Путешествуя с женой в гражданской одежде, не имея военного конвоя, который неизбежно вызвал бы настороженное отношение со стороны народов местного населения, Потанин глубоко входил в жизнь отдельных племён. Подолгу живя среди них, зная местные языки, он проявлял бесконечное терпение и такт, как истинный гуманист. Подходя к людям любой народности, Потанин всюду находил друзей, которые обеспечивали ему сбор исторических и этнографических сведений, знакомили со своей религией и обычаями. Немало в этом помогла Григорию Николаевичу и Александра Викторовна, которая как женщина имела доступ в семейный быт изучаемых племён, бывала в гостях у жен монгольских князей и китайских чиновников, знакомясь с положением женщины в Центральной Азии и собирая материалы о семейном укладе.
В своих путешествиях Григорий Николаевич становится универсальным учёным. Он обладал удивительной разносторонностью, начитанностью и трудолюбием. Его отчёты, составляющие несколько объёмистых томов, по богатству и новизне собранных материалов одинаково интересны и для географа и для ботаника, зоолога, геолога, климатолога, экономиста. Но больше всего Потанин сделал, конечно, для историко-этнографического изучения Центральной Азии.
Путешествия Потанина обогатили науку подробными сведениями о малоизвестных или совсем не изученных странах и их населении. За свою жизнь он исследовал части Северной, Восточной и Центральной Монголии, Северного Китая с Ордосом и У-тай-шанем, восточную окраину Тибета и примыкающие к ней части Южного Китая и Восточного Нань-шаня.
Народные племена, с которыми приходилось встречаться Потанину и которые изучил он, составляют длинный перечень: здесь и тюрки (тюркские народы Русского Алтая, урянхайцы, казахи и киргизы, узбеки, котоны), и монгольские племена – халхасцы, дюрбюты, дархаты, буряты, торгуты, ордосские монголы, кукунорские и наньшанские салары, широнголы, хара-и шира-егуры; здесь и тангуты, дунгане и китайцы.
В Томске, где Потанин провёл последние годы своей жизни, им были написаны книги, являющиеся результатом анализа многих сотен собранных им самим легенд и сказаний, а также обширной, очень тщательно изученной им фольклорно-этнографической литературы по азиатскому эпосу.
Глубоким стариком, почти потеряв зрение, Потанин продолжал работать. Сам писать уже он не мог и диктовал своим друзьям, которые добровольно взяли на себя труд его литературных секретарей. Так была создана его последняя книга о «Сыне неба Северной Азии».
До конца дней Григорий Николаевич оставался человеком неутомимого труда.
Он прожил 85 лет и умер в Томске 30 июня 1920 года.
За свою работу в области географической науки Григорий Николаевич получил высшую награду
Русского Географического общества – Константиновскую медаль.
В 1959 году Павлодарскому историко-краеведческому музею было присвоено имя Григория Николаевича Потанина. В фондах этого музея хранится немало важных фотографий и документов, связанных с жизнью и деятельностью человека, стремящегося всеми силами успеть показать другим, насколько может быть удивителен, разнообразен, и порой даже опасен, окружающий мир.
По материалам книги
Ю.Н. Бессонова «По внутренней Азии».
Надежда МАЙБА,
член Павлодарского Дома географии, географ, экскурсовод.
Фото из фондов Павлодарского областного историко-краеведческого музея им. Г.Н. Потанина.
(бинарной
) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Potanin »
.
на сайте IPNI
Григо́рий Никола́евич Пота́нин (22 сентября (4 октября) , Ямышевская крепость , Семипалатинский округ, Омская область , Российская империя - 30 июня , Томск , РСФСР) - русский географ , этнограф , публицист , фольклорист , ботаник , один из основателей сибирского областничества .
Биография
Мать его рано умерла, а отец - хорунжий Сибирского казачьего войска , выпускник Омского войскового казачьего корпуса , разведчик - за провинность был посажен в тюрьму. Осиротевший одиннадцатилетний Гриша был отправлен на учёбу в Омск . В 1852 году Григорий Потанин окончил Омский (Сибирский) кадетский корпус , где подружился с будущим известным казахским учёным и путешественником Чоканом Валихановым . С по 1858 годы был на военной службе в Семипалатинске и Омске, принимал участие в походе в Заилийский край . Выйдя в отставку, приехал в Томск, где благодаря хлопотам и расположению М. А. Бакунина добыл средства на осуществление задуманной им поездки в Петербург .
После отбытия наказания был выслан в город Никольск Вологодской губернии.
В этом же году женился на Александре Викторовне Лаврской, которая до самой своей смерти в 1893 году участвовала в качестве этнографа и художника во всех его экспедициях.
В 1888 году император назначил члену-сотруднику Географического общества Г. Н. Потанину за его труды по географическим экспедициям пожизненную пенсию в 800 руб.
Первая монгольская экспедиция (1876-1878)
Вторая монголо-тувинская экспедиция (1879-1880)
Вторая экспедиция Потанина, в которой участвовали натуралист и географ А. В. Адрианов и топограф П. Д. Орлов, началась в июне 1879 года из села Кош-Агач походом на восток к озеру Убсу-Нур . Закончилась экспедиция в Иркутске .
Всё добытое в эти две поездки было переработано Потаниным и обнародовано географическим обществом в четырёхтомных «Очерках северо-западной Монголии», вышедших в 1883 году .
Первая китайско-тибетская экспедиция (1884-1886)
В состав третьей экспедиции в китайскую провинцию Ганьсу вошли топограф А. И. Скасси , зоолог M. M. Березовский и жена Потанина - этнограф . Средства на экспедицию были даны отчасти географическим обществом, отчасти городским головой Иркутска В. П. Сукачёвым . Экспедиция отправилась морем в Чи-фу , а оттуда, через Пекин , две северные провинции Китая и Ордос , дошла до Ганьсу к концу . Следующий год был посвящён изучению восточной окраины Тибета ; обратный путь в Россию был совершён в 1886 году через хребет Наньшань и всю центральную Монголию. Богатейший материал, собранный трудами членов экспедиции, помещён в разных специальных журналах, главным образом в издании географического общества: «Тангутско-тибетская окраина Китая и центральная Монголия» ().
Вторая китайско-тибетская экспедиция (1892-1893)
Богатство собранных результатов побудило географическое общество снарядить четвёртую экспедицию под начальством Потанина, в - , для продолжения изучения той же восточной окраины Тибета . В её состав вошли M. M. Березовский и геолог Владимир Обручев , средства же отчасти были даны географическим обществом, отчасти Александром Сибиряковым . Потанин вновь избрал путь через Пекин, откуда выступил в декабре 1892 года на запад и через Ордос прошёл в китайскую провинцию Сычуань . Оттуда Потанин предполагал подняться на Тибетское нагорье , но болезнь его жены заставила его поспешно идти назад. На обратном пути в Пекин Григорий Николаевич посетил некоторые местности, до тех пор неизвестные европейцам. После смерти жены Потанин вернулся в Петербург. Его товарищи Березовский и Обручев, каждый самостоятельно, продолжили работы в Центральной Азии.
Последняя экспедиция (1899)
Томский период жизни
Потанин участвовал во многих культурно-просветительских мероприятиях Томска, возглавлял Совет Общества попечения о начальном образовании, входил в Совет томского Музея прикладных знаний и был его хранителем, организовывал Сибирский студенческий кружок, Томское общество изучения Сибири, литературно-драматическое общество, литературно-артистический кружок, разрабатывал проект создания Томского научно-художественного музея Сибири. В 1915 году был удостоен звания Почётный гражданин Томска .
Почётный гражданин Сибири
Потанин активно выступал за создание Сибирской областной думы .
Память
Своими работами о природе, жизни и быте народов Центральной Азии, зарисовками исследуемых мест Потанина внесла ценный вклад в географическую науку. Она стала первой женщиной, принятой в члены Русского географического общества . В 1887 году за научный труд «Буряты» Александра Викторовна была удостоена Большой золотой медали РГО . В горах Монгольского Алтая есть ледник Александрин , названный в честь путешественницы.
Племянник Александры Викторовны, Аркадий Валерианович Лаврский , сын священника, религиозного публициста Валериана Викторовича Лаврского , стал известным русский минералогом, впоследствии - профессором по кафедре минералогии Томского государственного университета .
Мария Георгиевна Васильева
Зимой 1917/1918 годов М. Г. Васильева оставила Потанина, который к тому времени уже тяжело болел .
Другие родственники
Дядя по отцу - Дмитрий Ильич Потанин - был женат на родной сестре знаменитого томского купца-миллионера Ф. А. Горохова .
Названы в честь Потанина
В честь Потанина названы:
- один из хребтов Наньшаня
- самый крупный ледник в горном узле Таван-Богдо-Ула на Алтае ,
- астероид 9915 Потанин
- улицы в сибирских городах, в том числе - в Новосибирске, Омске, Петропавловске , а также в южной столице Казахстана Алма-Ате и нынешней столице Астане , улица в городе Семипалатинске
- посёлок в Челябинской области, входящий в черту города Копейска .
Потанину было присвоено звание почётного члена Русского географического общества, почётного гражданина города Томска и поставлен памятник в Томске. В честь Потанина названа школа и установлен памятник в селе Чёрное Павлодарской области Республики Казахстан. Павлодарский областной историко-краеведческий музей имени Г. Потанина назван в его честь.
Виды растений
|
|
|
Напишите отзыв о статье "Потанин, Григорий Николаевич"
Литература
- Томск от А до Я. Краткая энциклопедия города / Под ред. д-ра ист. наук Н. М. Дмитриенко. Томск: Изд-во НТЛ, 2004. 440 с.: ил. ISBN 5-89503-211-7 .
Примечания
Ссылки
- (Основная работа Потанина по областничеству)
- О экспедициях Г. Н. Потанина и М. М. Березовского в Китай и Монголию.
Отрывок, характеризующий Потанин, Григорий Николаевич
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n"ai pas L"honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
