Афанасия Афанасьевича Фета - это изображение человека и природы в их тесной взаимосвязи, упоение автора красотой, что наводит его на философские размышления. Наделяя предметы окружающего мира признаками, свойственными человеку, он одушевляет все вокруг.

Стихотворение "Бабочка" напоминает лишь часть диалога, в котором все вопросы лирического героя скрыты, а представленная часть разговора - это ответ крылатого насекомого. Несколько фраз очаровательной героини раскрывают ее внешний облик, на который поневоле устремляются взгляды окружающих. "Воздушное очертание" дает ощущение легкости ее полета. Будто сотканные из тысячи разноцветных частиц крылья бабочки напоминают мягкий бархат. В конце стихотворения при помощи слова "сверкнув" подчеркивается ее яркий образ, привлекая внимание игрой радужных переливов на симметричных крыльях. Отсутствие подробного описания не лишает ее привлекательности. Этого становится достаточно, чтобы получить полное представление о героине произведения.

Обладательницу яркой внешности автор наделяет живой речью, чтобы более точно передать ощущение умиротворения, мечтательности, чувство беззаботности, отсутствие суеты, которые она принесла с собой. С другой стороны, бабочка внесла восторг, настроение бодрости благодаря своим движениям, будто ворвалась долгожданная весна, сметая на пути серые, холодные будни. С собой она приносит гармонию и красоту, скрашивая повседневные дни яркими красками. Проделав недолгий путь к цветку, с легкостью приземляется на него, чтобы отдохнуть, удивить своим очарованием и вновь упорхнуть. Ее недолгое пребывание наталкивает на мысль о существовании в мире коротких, но бесценных моментов, которые нужно помнить и беречь.

Порхание крыльев бабочки легко представляется благодаря чередованию длинных (нечетных) и коротких (четных) строк стихотворения. В эти моменты она восхищает великолепием, завораживает невесомостью, радует грацией. Существование ее сводится к недлительной демонстрации изящного тела. Но такое хрупкое создание олицетворяет энергию, которая живет внутри человека.

Повторы звуков Ш, Ж в словах стихотворения, которые участвуют в создании образа, помогают представить едва уловимые звуки крыльев. Желание улететь поскорее содержит и философские размышления поэта о быстротечности жизни, о том, что все меняется, нет постоянства.

Гармоничное сочетание темы красоты, единства природы и человека в стихотворении А. Фета вносит восхитительный образ бабочки, которая, создавая атмосферу умиротворения, напоминает и о быстротечности жизни.

4 класс кратко

Картинка к стихотворению Бабочка

Популярные темы анализов

  • Анализ стихотворения Гиппиус Любовь одна

    Зинаида Николаевна Гиппиус родилась в семье служащего, они постоянно переезжали, поэтому у них не было постоянного жилья. Когда отец умер от туберкулеза, они вынуждены были переехать в Крым, ведь у Зинаиды тоже оказался туберкулез.

  • Анализ стихотворения Некрасова Утро

    «Последние песни» - самый мрачный и самый жуткий поэтический цикл, написанный Некрасовым. Он был создан великим поэтом перед смертью, и можно сказать, что в последние дни ему жилось несладно. Некрасов был презираем при жизни,

  • Анализ стихотворения Брюсова Кинжал

    После публикации стихотворения «Кинжал» в 1903 году, в литературном обществе возникло много споров, касающихся данного произведения. В начале двадцатого века, уже окрепший в поэтическом слове Брюсов постепенно отстраняется от юношеских

  • Анализ стихотворения Жуковского Море 9 класс

    Романтизм в литературе в России всегда будет ассоциироваться с Василием Андреевичем Жуковским и с его излюбленным жанром элегии. Стихотворение «Море» полностью подходит под эти данные и является классическим примером

  • Анализ стихотворения Брюсова Первый снег

    Знаменитый и многими любимый поэт Александр Брюсов с самой юности был ярким сторонником символизма. Именно это направление привлекало поэта больше всех других. Поэтому вовсе не удивительно, что самые первые произведения

Не каждый любит отмечать юбилеи. Но всегда найдутся те, кто о них вспомнит. Вот и Владимир Маяковский , прогуливаясь в 1924 году возле памятника Александру Сергеевичу Пушкину на Тверском бульваре, ненароком вспомнил, что грядет 125 лет со дня рождения великого русского поэта, и решил написать ему посвящение – стихотворение «Юбилейное». Об анализе этого произведения и пойдет речь далее.

Стихотворение начинается в свойственной Маяковскому манере – диалогом. Это одна из излюбленных форм, ведь поэт неоднократно посвящал целые письма друзьям, любимым, просто знакомым. А уж в диалог мог вступать с кем угодно, даже с солнцем («Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче»).

Вот и в «Юбилейном» поэт запросто начинает диалог с Пушкиным, как с давним знакомым:

Александр Сергеевич,
разрешите представиться.
Маяковский.

Ситуация, по меньшей мере, странная, ведь когда-то Маяковский, будучи футуристом, вместе с остальными соратниками по перу в своем манифесте «Пощечина общественному вкусу» призвал «бросить Пушкина с Парохода Современности». Но сейчас обращается к нему дружески, называя «дорогой» , и приглашает к задушевному разговору одного великого поэта с другим.

Что могут обсуждать поэты? Весну, луну, поэзию, любовь. Маяковский, переживавший в 1924 году не лучшие времена в своей личной жизни, многое переосмыслил. Главное, что поняли поэт и его alter ego лирический герой стихотворения, что

Но поэзия -
пресволочнейшая штуковина:
существует -
и ни в зуб ногой.

Очевидно, только сейчас поэт понял, что лирика, которая была им «в штыки неоднократно атакована» нужна, особенно, когда нет возможности выразить свои чувства другим способом.

И вот тут-то он вспоминает, правда, с иронией, пушкинского Онегина, приводя его слова «я утром должен быть уверен, что с Вами днем увижусь я» в слегка искаженном виде, хотя многие современники Маяковского отмечали, что тот знал «Онегина» почти наизусть.

И вновь герой, как на исповеди, признается самому Пушкину, что у него тоже бывало всякое – «когда и горевать не в состоянии» . Поэтому, дескать, только он по-настоящему понимает, за что погиб Александр Сергеевич от руки «великосветского шкоды» , «сукина сына Дантеса» . Более того, он «один действительно жалеет, что сегодня нету вас в живых» .

Теперь, когда все точки над «и» в отношениях между ними расставлены, впору подумать и о вечности, ведь

После смерти
нам
стоять почти что рядом:
вы на Пе,
а я
на эМ.

Вот они-то уж воистину великие, потому что выстрадали свое право на народную память, а сейчас «страна моя поэтами нища» . Дальше следует довольно-таки циничное перечисление тех, кто достоин находиться на одной поэтической полке с ними – между М и П. В число таких попадают только «Некрасов Коля , сын покойного Алеши» и «Асеев Колька» . Странно слышать нелестную оценку творчества Сергея Есенина , которого поэт называет «балалаечником из хора» , хотя буквально через год, после гибели Есенина, Маяковский посвятит ему очень проникновенное стихотворение.

Посетовав, что «только вот поэтов, к сожаленью, нету» , Владимир Владимирович уверяет:

Хорошо у нас
в Стране Советов.
Можно жить,
работать можно дружно.

И если бы Пушкин жил именно сейчас, в ХХ веке, то стал бы «по Лефу соредактор» , а Маяковский бы ему «агитки доверить мог» и «рекламу б выдал гумских дам» . Только придется мастеру лирических произведений XIX века «бросить ямб картавый» , ведь «наши перья – штык» , да и «битвы революций посерьезнее «Полтавы» , а уж что касается любви, то она «пограндиознее онегинской любви» .

По мнению героя стихотворения, Пушкин бы пришелся ко двору сейчас, в ХХ веке, ведь он, африканец, тоже бушевал при жизни, только на него «навели хрестоматийный глянец» , а он, герой, любит поэта «живого, а не мумию» .

По иронии судьбы, на самого Маяковского потом, в советское время, действительно наведут хрестоматийный глянец, и он превратится в мумию, точнее говоря, в живой памятник. Как напишет потом Марина Цветаева , «двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта».

Возможно, именно поэтому поэт с иронией пишет в конце, что хотя и полагается по чину ему памятник при жизни, но он «заложил бы динамиту – ну-ка, дрызнь!» , потому что «ненавидит всяческую мертвечину» и «обожает всяческую жизнь» .

Самосадкина Екатерина

Выберите правильные варианты ответов. Для проверки выполненного задания нажмите кнопку «Проверить».

«России сердце не забудет...» К 209-летию со дня рождения А. С. Пушкина

6 июня – Пушкинский день России: день рождения «солнца русской поэзии», родоначальника русского литературного языка Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837).

В преддверии Пушкинского дня мы предлагаем вам необычный интерактивный диктант: в нем нет каверзных орфограмм и пропущенных знаков препинания.

1. После смерти нам стоять почти что рядом: вы на Пе, а я на эМ. Автор

2. О Александр! Ты был повеса, как я сегодня хулиган. Автор

3. Всех живучей и живее! Пушкин – в роли мавзолея? Автор

4. Смуглый отрок бродил по аллеям, у озерных глухих берегов… Автор

5. Не твоих ли звуков сладость вдохновляла в те года? Не твоя ли, Пушкин, радость окрыляла нас тогда? Автор

6. Давно ли перечитывали прозу Пушкина? Сделайте мне дружбу, – прочтите сначала все повести Белкина. Их надо изучать каждому писателю. Автор

7. Явление Пушкина есть доказательство, что дерево цивилизации уже дозрело до плодов и что плоды его не гнилые, а великолепные, золотые плоды. Автор

8. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русской человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет. Автор

9. Пушкина… убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха. Автор

10. А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа. Автор

11. Ай да Пушкин, ай да сукин сын! Автор

12. Пушкин! Он и в лесах не укроется: лира выдаст его громким пением. Автор

13. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» – «Да так, брат, – отвечает, бывало, – так как-то все...» Большой оригинал. Автор

15. Пистолетный выстрел, убивший Пушкина, разбудил душу Лермонтова. Автор

16. Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет. Автор

Двести шестнадцать лет со дня рождения Александра Пушкина и ровно восемьдесят пять, как ушел из жизни Владимир Маяковский.

Два необыкновенных поэта. Один – с неукротимым «негрским» темпераментом. Другой – с неуемной казацкой вольностью. И тот, и другой – «бич жандармов, бог студентов». Оба не вынесли оскорблений и погибли. И навсегда остались ровесниками.
Пророческими окажутся слова Велимира Хлебникова, произнесенные им за год до собственной кончины: «Люди моей задачи часто умирают тридцати семи лет».

Но в беспокойном 1912 году мало кто из молодых людей помышлял о смерти. Конечно, она была частой и модной «гостьей» в богемных салонах, на литературных вечерах, художественных выставках… Только принимали ее как данность, как образ печальной дамы, но связывать с ней судьбу и умирать взаправду было некогда – потому что юность рвалась в будущее и горела нетерпением покончить со старым миром, с его укладом, традициями, искусством; перекроить всё и вся на свой лад, по своему разумению и вкусу. Пафосной риторики и заготовленных лекал было предостаточно.

Так 18 декабря 1912 года в альманахе «Пощечина общественному вкусу» был опубликован под тем же названием манифест российских футуристов.

Под манифестом поставили подписи Давид Бурлюк, Велимир Хлебников, Алексей Крученых и Владимир Маяковский – самый младший в этой компании.


Справа налево: A. Крученых, Д. Бурлюк, B. Маяковский, Н. Бурлюк, Б. Лившиц

600 экземпляров скандального издания мгновенно разлетелись по Москве, стали бестселлером, поводом для полемических ристалищ – неотъемлемой части общественной жизни того времени, а главное – привлекли внимание к молодым авторам-реформаторам.

Надо отдать должное сочинителям манифеста: каждый из них был незаурядной личностью.
Хлебников и Крученых – «отцы» поэтической зауми, провозгласившие: «Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком, но и личным языком, не имеющим определенного значения (не застывшим), заумным. Общий язык связывает, свободный - позволяет выразиться полнее. Заумь пробуждает и дает свободу творческой фантазии, не оскорбляя ее ничем конкретным».
Коллективную декларацию Крученых подкрепил индивидуальным «образцом иного звука и словосочетания»:

дыр бул щыл
убещур
скум
вы со бу
р л эз

И ничтоже сумняшеся заявил: «…в этом пятистишии более русского национального, чем во всей поэзии Пушкина».
Поразительно, но сие, с позволения сказать, стихотворение вызвало жаркие споры и обсуждения. По мнению Владислава Ходасевича, дыр бул щыл «было исчерпывающим воплощением этого течения (футуризма – М.Г.), его началом и концом, первым криком и лебединой песней. Дальше идти было некуда, да и не нужно, ибо все прочее в том же роде было бы простым „перепевом “».

Итак, личности. Центральной фигурой русского футуризма, несомненно, являлся Давид Бурлюк – «лучший художник среди поэтов и лучший поэт среди художников», как он сам себя обычно величал.
На вид вальяжный господин с неизменной серьгой в ухе и декоративным татуажем на лице. В детстве младший брат Николай в драке выбил ему глаз, с тех пор Давид носил вставное стеклянное око, ставшее частью его творческого имиджа.

Отгородившись лорнетом, который якобы принадлежал наполеоновскому маршалу Даву, он с оскорбительным равнодушием взирал на публику, возмущенную его картинами на художественной выставке или негодующую на литературных чтениях, которые по обыкновению заканчивались скандалом после его заявлений вроде: «Толстой - светская сплетница, а Пушкин - мозоль русской жизни».

При этом Давид Бурлюк был талантливым и успешным «пиарщиком и промоутером» начала ХХ века. Нет сомнений в том, что именно он «открыл» Маяковского. По словам одного из основателей имажинизма, поэта Вадима Шершеневича, Маяковского «он поднес на блюде публике, разжевал и положил в рот. Он был хорошим поваром футуризма и умел “вкусно подать” поэта».

Бог весть, какая блажь нашла на Маяковского, но он с малолетства увлекся марксистскими идеями, в пятнадцатилетнем возрасте вступил в партию большевиков и – что вполне закономерно – был вскоре арестован за распространение политических прокламаций и одиннадцать месяцев провел в Бутырской тюрьме. Там он написал первую тоненькую тетрадь стихов, которую на выходе отобрали надзиратели.

Освободившись из заключения, юный бунтарь отказался от партийной деятельности и загорелся благородной мыслью «делать социалистическое искусство», а для достижения своей цели поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где познакомился с Давидом Бурлюком – «полифемом» - организатором футуристической группы «Гилея». Через три года неразлучную парочку Маяковский–Бурлюк исключат из училища за неподобающие публичные выступления.

Футуристы не могли, да и не желали существовать спокойно. Они обязательно должны были бурлить, творить поэзию и живопись, демонстрировать и эпатировать, рядиться в желтую кофту и малиновые сюртуки, вдевать пучки редиски в петлицы, досаждать общественному вкусу и непременно выбрасывать классиков за борт корабля современности… Юношеский максимализм правил бал!

За пять лет до Октябрьского переворота в том же номере альманаха со скандальным манифестом была напечатана составленная Велимиром Хлебниковым таблица «Взор на 1917 год», в которой он предсказал «падение государства».
Так и случилось.

Изменилось всё. Изменился и Маяковский.
Поэт Ярослав Смеляков пишет: «После Октябрьской революции, с первых дней её Маяковский идёт в передовых рядах борцов за социализм, он отдаёт советской власти и коммунистической партии весь свой многогранный талант. В одном из выступлений последних лет жизни поэт с гордостью отмечал, что советская цензура не вычеркнула у него ни одной строчки, – всё, что он написал, было нужно, полезно советскому строю, строительству социализма».

Кто тут отступил от истины?
Хорошо известно и много раз говорено о том, как действительно страстно предался Маяковский «деланию социалистического искусства» и какой травле подвергался. Была ли кампания «Довольно Маяковщины!» инициирована Л.Д. Троцким – вопрос недоказанный. Но то, что нашелся большой отряд критиков, фельетонистов, радетелей за чистоту «социалистической литературы», факт неоспоримый.

Поэта обвиняли в приспособленчестве, выискивали «нелады между Маяковским и революцией»; газетные статьи были нашпигованы штампами типа: «единственными строками Маяковского, имеющими к революции отношение, являются строки о революции до революции» – в поэме «Облако в штанах», все остальное объявлялось «малограмотной халтурой».

Профессор литературы (?) П. Коган в книге «Литература этих лет», вышедшей в 1924-1925 годах тремя изданиями, писал: «Маяковский слишком от прошлого, слишком индивидуален в старом буржуазном смысле этого слова».
В журнале «На литературном посту» появляется статья «Идти ли нам с Маяковским?». Автор, критик Зеленский, пишет: «Безвкусным, опустошённым и утомительным выходит мир из-под пера Маяковского». И далее подчеркивает, что «к новому пониманию революции можно прийти, уже перешагнув через Маяковского».
Вот же когда аукнулась, ударила бумерангом «Пощечина общественному вкусу»: «…Бросить... с парохода Современности»!

Что ж, ангажированная «критика отказывала в понимании и признании самым талантливым русским писателям». Еще Пушкин в стихотворении «Дельвигу» сетовал:

Бывало, что ни напишу,
Всё для иных не Русью пахнет.

Поэт и литературовед Георгий Чулков в книге «Жизнь Пушкина», изданной в 1938 году, пишет: «Поэта убили, когда он не успел осуществить и половины замыслов... Надо удивляться душевной твердости, с какою Пушкин продолжал свой великий труд в страшных условиях тогдашней семейной его жизни, подлых дворцовых интриг, журнальной ненависти и унизительной материальной нужды.

Пушкин продолжал, однако, обдумывать новые повести и драмы. Его к себе влекут и темы лирические – темы смерти, нравственной ответственности, творческого подвига, последнего смысла бытия. А в это время светская титулованная чернь изощрялась в своих сплетнях и глумлениях над честью поэта. Пушкина травили. Входя в салон, где тотчас же толпа светских поклонников окружала Наталью Николаевну, Пушкин чувствовал, что он для этих пустых и суетных людей не более как неловкий и смешной муж красавицы, и он заставлял вспоминать о себе как о поэте опасным огнем эпиграмм».

Накануне празднования 125-летия со дня рождения А.С. Пушкина Маяковский, прогуливаясь по Тверскому бульвару, остановился перед памятником поэту. Долго смотрел снизу вверх.


«Александр Сергеевич, разрешите представиться. Маяковский».

Стихотворение «Юбилейное» сметает прочь любую полемику со всеми аргументами о том, что Маяковский всегда принимал Пушкина в «штыки». Вероятно, так было когда-то, во времена «Пощечины» – поначалу, по юношеской браваде, по огульному разгуляйству… А потом, с годами, хлебнув несправедливости, непонимания, одиночества, поэт понял, что идти-то ему со своей болью, кроме как к чугунному человеку, больше некуда…

Вот – пустили сплетню, тешат душу ею.
Александр Сергеич, да не слушайте ж вы их!
Может я один действительно жалею, что сегодня нету вас в живых.
Мне при жизни с вами сговориться б надо.
Скоро вот и я умру и буду нем.
После смерти нам стоять почти что рядом!
Вы на Пе, а я на эМ.

Из воспоминаний от третьего лица: «Маяковский в Петроградском Пролеткульте при всех наших товарищах сознался, что Пушкина читает по ночам и оттого его ругает, что, быть может, сильно любит».

Я люблю вас, но живого, а не мумию.
Навели хрестоматийный глянец.
Вы, по-моему, при жизни – думаю – тоже бушевали.
Африканец!

Маяковский уверен, что Пушкину непременно нашлось бы достойное место в ХХ веке, и работа бы нашлась хорошая, как минимум «по Лефу соредактор».
Эх, Владимир Владимирович, с характером и вольнодумством Александра Сергеевича, в тридцатые годы вашего столетия определили бы его в расстрельный подвал Питерских «Крестов» либо вдавили в вечную магаданскую мерзлоту.
Но Маяковский верил в лучшее и убеждал своего «собеседника»:

Хорошо у нас в Стране Советов.
Можно жить, работать можно дружно.

«Никакой державный цензор так не расправлялся с Пушкиным, как Владимир Маяковский с самим собой, – писала Марина Цветаева. – Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый - поэт встал и человека убил».

…В своей рабочей комнате в Лубянском проезде Владимир Владимирович оставил письмо, адресованное «Всем»: «В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил».

Через год после смерти поэта Марина Цветаева напишет: «Пушкин с Маяковским бы сошлись, уже сошлись, никогда по существу и не расходились. Враждуют низы, горы – сходятся».