«Великий Гэтсби» – так называется роман американского писателя Фитцджеральда. Книга на самом деле очень популярна среди читателей – и была всегда популярна. Так почему же? Очень хочется в этом разобраться. Этот роман вышел в свет 10 апреля 1925 года, в тот век, который принято называть «Веком джаза».

«Великий Гэтсби» - в чём-то сентиментальная любовная история, в чём-то детектив, и развязка в романе трагическая. Довольно интересные, местами странные образы той эпохи постоянно мелькают на страницах романа, погружая читателя в то время. Очень бурное, но в тоже время незабываемое. До «великой депрессии» в США осталось не так много времени, когда богатые молодые люди просто стрелялись – потому что оказались банкротами.

Но в 1920-х годах экономика США стремительно развивалась, потому что США – это единственная страна в мире, которая не пострадала ни от последствий первой мировой войны, ни от последствий второй мировой войны. Почему-то больше всех страдала всегда Россия, потом СССР. Многие биографы Фитцджеральда пишут о том, что его жена, прототип героини романа «Ночь нежна» в этот период заболела тяжёлой формой психического заболевания. Сам писатель бесконечно переживал по этому поводу, да и сам часто ложился в больницу с туберкулёзом.

Стоит иметь ввиду, что у Фитцджеральда были ещё и внутренние противоречия, потому что он хотел в своё время очень попасть на фронт первой мировой войны, чтобы защищать демократию, но не попал. Разочарование в жизни, болезнь жены, дало роману трагический подтекст.Стоит заметить, что слово «джаз» ничего не имеет к весёлому (чаще) музыкальному направлению того периода. В понимании биографов Фитцджеральда «джаз» означает какую-то философскую глубину, какое-то нервное напряжение, царящее в атмосфере того времени вплоть до трагизма, какое-то предчувствие грядущего разлада. Это подчёркивал сам Фитцджеральд: «Когда говорят о джазе, то имеют ввиду прежде всего ситуацию в больших городах, когда к ним приближается линия фронта…а стало быть, давайте жить, пока живы, веселиться, а завтра за нами придёт смерть». В статье «Эхо джазового века», Фитцджеральд писал: «События 1919 года сделали нас, скорей всего, циниками, чем революционерами… для джазового века было характерно, что мы совсем не интересовались политикой».

Роман начинается с рассказа Ника Каррауэя, которому отец дал совет не судить о других людях плохо, если они не обладают такими же чертами характера, или такими же материальными преимуществами, как и он. «Если тебе захочется осудить кого-то, вспомни, что они не обладают такими преимуществами, как и ты» - Фитцжеральд. Итак, Джей Гэтсби… он довольно богат. Но не настолько богат, как хотелось бы Джею.

На образ Джея, возможно, повлиял рассказ Хэмингуэя «Молодой богач», который, естественно, читал Фитцджеральд Но он и без этого приобрёл какую-то свою известность среди читателей.Стоит отметить, что «очень богатый человек» - это социально-психологический тип, оказавший влияние на целое, а, может, и не на одно поколение. Но откуда может быть интерес к очень богатым людям у людей, которые, возможно, с ними никогда и не сталкивались по жизни?

Наверное, роман Фитцджеральда «Великий Гэтсби» нельзя назвать сатирическим, или каким-то обличающим – иначе писатель вывел бы на суд читателя какие-то или реальные или вымышленные «пороки» того общества, которым он так интересовался. Но, вполне вероятно, Фитцджеральд заинтересовался именно этой прослойкой людей, далёких от искусства, потому что, скорей всего, внутренне предчувствовал их крах в 1929 году.

Возможно, это извинит писателя, который, будучи сам человеком творческим, вывел на сцену не художника, ни писателя, ни артиста, а просто «очень богатого человека». Кстати, возможно, Фитцджеральд как-то хотел предупредить крах – хотел, чтобы общество присмотрелось к опыту СССР, и чтобы мирным, не революционным путём изменило ситуацию в экономике. Ник начинает свою историю с воспоминаний, не только о себе, но и родных. Но прибавляет при этом: «Гэтсби себя оправдал под конец. Не он, а то, что над ним тяготело – та ядовитая пыль, что вздымалась вокруг его мечты, - вот что заставило меня на время утратить интерес к людским скоротечным печалям и радостям впопыхах».

Ник закончил Йельтский университет в 1915 году, завёл собаку, и поселился в Уэст-Эгге. Напротив, как известно, располагалась усадьба Гэтсби. В Америку из Франции вернулись его родственники – муж и жена Том и Дэзи Бьюккенен. Молодые люди – Том, Дэзи, подруга Дэзи и Ник встречаются в неформальной обстановке, и Том на вопрос Дэзи «кто такой Гэтсби» хотел ей его представить как ближайшего соседа. Таинственный Гэтсби продолжал волновать Ника почему-то. Случай, когда он увидел Гэтсби ночью на балконе, встревожил его, но он тут же об этом забыл.Но между Ником и самим Гэтсби в последствии завязываются приятельские отношения, когда они оба разобрались, что являлись некогда товарищами по полку. Гэтсби решает приоткрыть Нику тайну своего внутреннего и внешнего мира настолько, насколько это возможно.

Гэтсби приглашает Ника на свою виллу. «Вначале восьмого я, одетый в белый фланелевый костюм, вступил на виллу Гэтсби, но почувствовал себя неуютно среди множества незнакомых людей», - так описывал Ник начало вечера. Из знакомых Ник на вечере встречает Джордан Бейкер, и проводит с ней много времени. Тайна Гэтсби и то, чем он себя окружил – эстрадными певцами, танцорами, эмигрантами из России – всё это подхлёстывает к нему интерес и Джордан и Ника, которые за этот вечер очень понравились друг другу.

Особняк Гэтсби каждый день был полон событий – множество гостей, великолепные ужины, новые женщины, всё это привлекало к нему внимание и составляло эффект загадочности. Но тревожная нота стала закрадываться в некоторых репликах посетителей особняка. «Он бутлегер, - шептались дамы, попивая его коктейли и нюхая его цветы». Надо сказать, что бутлегер – «подпольный торговец спиртным во время сухого закона в США в 1920-х гг.». Но в широком смысле – эти люди торговали всем от музыкальных записей, до цветов или, возможно, даже автомобилей. Происхождение состояния Гэтсби и его мотивы для общества, которое любило у него гостить, так и остались неясными.

Наверное, стоит отметить, что главным героям романа – 30 лет на момент действия повести. Все отношения разворачиваются между молодыми людьми своего времени. И, наверное, в романе главное обстоятельство – загадочный роман Дэзи и самого Гэтсби. Оказалось, что у них уже были отношения задолго до встречи в особняке Гэтсби. Возможно, любовь к Дэзи отчасти объясняла все поступки Гэтсби. Наверное, Гэтсби пытался увести Дэзи у Тома, но трагический случай – когда любовники, уезжая из отеля Плаза сбили на смерть женщину на дороге, помешал мечтам Гэтсби осуществиться. Наверное, или трагическая случайность, или роковая ошибка – муж погибшей убивает Гэтсби в конце у бассейна. И тем, что главные герои, знавшие Гэтсби разъезжаются в разные стороны, показатель невозможности их отношений в дальнейшим.

Мне Гэтсби показался не то, чтобы нерешительным, скорей всего, действительно загадочным, и любящим слегка прихвастнуть. На это есть намёк в книге в сцене, в которой он демонстрирует Нику орден «из маленькой Черногории», хотя, вполне вероятно, награда, полученная на фронте первой мировой войны, тогда составляла для молодого человека всё его личное счастье. На мой взгляд, это история о невозможном – о том, что Гэтсби и Дэзи никогда не были бы вместе, а Ника с Джордан в итоге ждало разочарование в их отношениях. Том и Дэзи были всё-таки людьми безответственными. Как их характеризует автор, «беспечными». Если бы Дэзи любила Гэтсби, она бы вышла за него замуж тогда, когда он был беден.

Но прошло время. Гэтсби на своей славе, возможно, где-то и приторговал нажил себе состояние, и создал о себе какую-то таинственную легенду, сумел привлечь общество, и Дэзи побежала за ним только потому, что он не только богат, но и обладает какой-то славой. Тогда ей стал не нужен Том. Кстати, здесь речь не идёт об отношениях с разницей в возрасте. Здесь идёт речь об отношениях именно погодок – людей, которым 30. Причём, всем. Наверное, Дэзи характеризует одно слово: «безответственность». Даже по отношению к своей дочке, которой она, вероятней всего, и не занималась. Но надо сказать, что отношения Ника и Джордан под напором событий тоже не выдержали, и дали трещину. Наверное, величие и мотив поступков Гэтсби в том, что он каким-то своим способом пытался привлечь внимание возлюбленной – Дэзи. Но, видимо, молодой человек не знал иных способов покорения женского сердца, как вымышленное, или реальное всё-таки богатство. На самом деле, в этом основная трагедия Гэтсби. А, возможно, и молодых людей во многом – пытаясь покорить женщину, они выставляют перед ней всё своё богатство (чем-то напоминает образ Златогора из оперы «Пиковая дама» Чайковского). Но ведь это не всегда факт. Наверное, если бы Гэтсби знал как привлечь внимание Дэзи, он бы отбил её у Тома ещё тогда. Но это, в принципе, грустно.

Но, вполне вероятно, события развивались бы по-другому, если бы не роковая случайность – гибель Миртл в аварии по вине Гэтсби. Возможно, этим Фитцджеральд хотел подчеркнуть бесцельность существования поколения тридцатилетних. Для них жизнь означала веселье, но до того момента, когда роковое стечение обстоятельств не заставляло их задумываться всё-таки о тех человеческих ценностях, которые они должны были бы нести в себе.

Текст: Ольга Сысуева

«Если мерить личность её умением себя проявлять, то в Гэтсби было нечто воистину великолепное, какая-то повышенная чувствительность ко всем посулам жизни... Это был редкостный дар надежды, романтический запал, какого я ни в ком больше не встречал».

Ник Каррауэй принадлежит к почтенному зажиточному семейству одного из небольших городков Среднего Запада. В 1915 г. он закончил Йельский университет, затем воевал в Европе; вернувшись после войны в родной городок, «не мог найти себе места» и в 1922 г. подался на восток - в Нью-Йорк, изучать кредитное дело. Он поселился в пригороде: на задворках пролива Лонг-Айленд вдаются в воду два совершенно одинаковых мыса, разделённые неширокой бухточкой: Ист-Эгг и Уэст-Эгг; в Уэст-Эгге, между двумя роскошными виллами, и притулился домик, который он снял за восемьдесят долларов в месяц. В более фешенебельном Ист-Эгге живёт его троюродная сестра Дэзи. Она замужем за Томом Бьюкененом. Том баснословно богат, учился в Йеле одновременно с Ником, и уже тогда Нику была весьма несимпатична его агрессивно-ущербная манера поведения. Том начал изменять жене ещё в медовый месяц; и сейчас он не считает нужным скрывать от Ника свою связь с Миртл Уилсон, женой владельца заправочной станции и ремонта автомобилей, что расположена на полпути между Уэст-Эггом и Нью-Йорком, там, где шоссе почти вплотную подбегает к железной дороге и с четверть мили бежит с ней рядом. Дэзи тоже знает об изменах мужа, это мучает ее; от первого визита к ним у Ника осталось впечатление, что Дэзи нужно бежать из этого дома немедленно.

Летними вечерами на вилле у соседа Ника звучит музыка; по уик-эндам его «роллс-ройс» превращается в рейсовый автобус до Нью-Йорка, перевозя огромные количества гостей, а многоместный «форд» курсирует между виллой и станцией. По понедельникам восемь слуг и специально нанятый второй садовник весь день удаляют следы разрушений.

Скоро Ник получает официальное приглашение на вечеринку к мистеру Гэтсби и оказывается одним из весьма немногих приглашённых: туда не ждали приглашения, туда просто приезжали. Никто в толпе гостей не знаком с хозяином близко; не все знают его в лицо. Его таинственная, романтическая фигура вызывает острый интерес - и в толпе множатся домыслы: одни утверждают, что Гэтсби убил человека, другие - что он бутлегер, племянник фон Гинденбурга и троюродный брат дьявола, а во время войны был немецким шпионом. Говорят также, что он учился в Оксфорде. В толпе своих гостей он одинок, трезв и сдержан. Общество, которое пользовалось гостеприимством Гэтсби, платило ему тем, что ничего о нем не знало. Ник знакомится с Гэтсби почти случайно: разговорившись с каким-то мужчиной - они оказались однополчанами, - он заметил, что его несколько стесняет положение гостя, незнакомого с хозяином, и получает в ответ: «Так это же я - Гэтсби».

После нескольких встреч Гэтсби просит Ника об услуге. Смущаясь, он долго ходит вокруг да около, в доказательство своей респектабельности предъявляет медаль от Черногории, которой был награждён на войне, и свою оксфордскую фотографию; наконец совсем по-детски говорит, что его просьбу изложит Джордан Бейкер - Ник встретился с нею в гостях у Гэтсби, а познакомился в доме своей сестры Дэзи: Джордан была её подругой. Просьба была проста - пригласить как-нибудь Дэзи к себе на чай, чтобы, зайдя якобы случайно, по-соседски, Гэтсби смог увидеться с нею, Джордан рассказала, что осенью 1917 г. в Луисвилле, их с Дэзи родном городе, Дэзи и Гэтсби, тогда молодой лейтенант, любили друг друга, но вынуждены были расстаться; его отправили в Европу, а она через полтора года вышла замуж за Тома Бьюкенена. Но перед свадебным обедом, выбросив в мусорную корзину подарок жениха - жемчужное ожерелье за триста пятьдесят тысяч долларов, Дэзи напилась, как сапожник, и, сжимая в одной руке какое-то письмо, а в другой - бутылку сотерна, умоляла подругу отказать от её имени жениху. Однако её засунули в холодную ванну, дали понюхать нашатырю, надели на шею ожерелье, и она «обвенчалась как миленькая».

Встреча произошла; Дэзи увидела его дом (для Гэтсби это было очень важно); празднества на вилле прекратились, и Гэтсби заменил всех слуг на других, «которые умеют молчать», ибо Дэзи стала часто бывать у него. Гэтсби познакомился также и с Томом, который выказал активное неприятие его самого, его дома, его гостей и заинтересовался источником его доходов, наверняка сомнительных.

Однажды после ланча у Тома и Дэзи Ник, Джордан и Гэтсби с хозяевами отправляются развлечься в Нью-Йорк. Всем понятно, что Том и Гэтсби вступили в решающую схватку за Дэзи. При этом Том, Ник и Джордан едут в кремовом «роллс-ройсе» Гэтсби, а сам он с Дэзи - в темно-синем «фордике» Тома. На полпути Том заезжает заправиться к Уилсону - тот объявляет, что намерен уехать навсегда и увезти жену: он заподозрил неладное, но не связывает её измены с Томом. Том приходит в неистовство, поняв, что может одновременно лишиться и жены, и любовницы. В Нью-Йорке объяснение состоялось: Гэтсби говорит Тому, что Дэзи не любит его и никогда не любила, просто он был беден и она устала ждать; в ответ на это Том разоблачает источник его доходов, действительно незаконный: бутлегерство очень большого размаха. Дэзи потрясена; она склонна остаться с Томом. Понимая, что выиграл, на обратном пути Том велит жене ехать в кремовой машине с Гэтсби; за ней в отставшем темно-синем «форде» следуют остальные. Подъехав к заправке, они видят толпу и тело сбитой Миртл. Из окна она видела Тома с Джордан, которую приняла за Дэзи, в большой кремовой машине, но муж запер её, и она не могла подойти; когда машина возвращалась, Миртл, освободившись из-под замка, ринулась к ней. Все произошло очень быстро, свидетелей практически не было, машина даже не притормозила. От Гэтсби Ник узнал, что за рулём была Дэзи.

До утра Гэтсби пробыл под её окнами, чтобы оказаться рядом, если вдруг ей понадобится. Ник заглянул в окно - Том и Дэзи сидели вдвоём, как нечто единое - супруги или, может быть, сообщники; но у него не хватило духу отнять у Гэтсби последнюю надежду.

Лишь в четыре утра Ник услышал, как подъехало такси с Гэтсби. Ник не хотел оставлять его одного, а поскольку в то утро Гэтсби хотелось говорить о Дэзи, и только о Дэзи, именно тогда Ник узнал странную историю его юности и его любви.

Джеймс Гетц - таково было его настоящее имя. Он его изменил в семнадцать лет, когда увидел яхту Дэна Коди и предупредил Дэна о начале бури. Его родители были простые фермеры - в мечтах он никогда не признавал их своими родителями. Он выдумал себе Джея Гэтсби в полном соответствии со вкусами и понятиями семнадцатилетнего мальчишки и остался верен этой выдумке до самого конца. Он рано узнал женщин и, избалованный ими, научился их презирать. В душе его постоянно царило смятение; он верил в нереальность реального, в то, что мир прочно и надёжно покоится на крылышках феи. Когда он, привстав на вёслах, глядел снизу вверх на белый корпус яхты Коди, ему казалось, что в ней воплощено все прекрасное и удивительное, что только есть в мире. Дэн Коди, миллионер, разбогатевший на серебряных приисках Невады и операциях с монтанской нефтью, взял его на яхту - сначала стюардом, потом он стал старшим помощником, капитаном, секретарём; пять лет они плавали вокруг континента; потом Дэн умер. Из наследства в двадцать пять тысяч долларов, которое оставил ему Дэн, он не получил ни цента, так и не поняв, в силу каких юридических хитросплетений. И он остался с тем, что дал ему своеобразный опыт этих пяти лет: отвлечённая схема Джея Гэтсби облеклась в плоть и кровь и стала человеком. Дэзи была первой «девушкой из общества» на его пути. С первого раза она показалась ему головокружительно желанной. Он стал бывать у неё в доме - сначала в компании других офицеров, потом один. Он никогда не видал такого прекрасного дома, но он хорошо понимал, что попал в этот дом не по праву. Военный мундир, служивший ему плащом-невидимкой, в любую минуту мог свалиться с его плеч, а под ним он был всего лишь молодым человеком без роду и племени и без гроша в кармане. И потому он старался не упускать времени. Вероятно, он рассчитывал взять что можно и уйти, а оказалось, обрёк себя на вечное служение святыне. Она исчезла в своём богатом доме, в своей богатой, до краёв наполненной жизни, а он остался ни с чем - если не считать странного чувства, что они теперь муж и жена. С ошеломительной ясностью Гэтсби постигал тайну юности в плену и под охраной богатства...

Военная карьера удалась ему: в конце войны он был уже майором. Он рвался домой, но в силу недоразумения оказался в Оксфорде - любой желающий из армий стран-победительниц мог бесплатно прослушать курс в любом университете Европы. В письмах Дэзи сквозила нервозность и тоска; она была молода; она хотела устроить свою жизнь сейчас, сегодня; ей нужно было принять решение, и чтобы оно пришло, требовалась какая-то сила - любви, денег, неоспоримой выгоды; возник Том. Письмо Гэтсби получил ещё в Оксфорде.

Прощаясь с Гэтсби в это утро, Ник, уже отойдя, крикнул: «Ничтожество на ничтожестве, вот они кто! Вы один стоите их всех, вместе взятых!» Как он потом радовался, что сказал эти слова!

Не надеясь на правосудие, обезумевший Уилсон пришёл к Тому, узнал от него, кому принадлежит машина, и убил Гэтсби, а затем и себя.

На похоронах присутствовали три человека: Ник, мистер Гетц - отец Гэтсби, и лишь один из многочисленных гостей, хотя Ник обзвонил всех завсегдатаев вечеринок Гэтсби. Когда он звонил Дэзи, ему сказали, что она и Том уехали и не оставили адреса.

Они были беспечными существами, Том и Дэзи, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за свои деньги, свою всепоглощающую беспечность или ещё что-то, на чем держался их союз, предоставляя другим убирать за ними.

Для нее стань самым бойким и хоть шляпу золотую надевай в угоду ей,

Прыгай выше всех и только сил, конечно, не жалей,

И тогда она воскликнет: «Мальчик в шляпе золотой,

Я хочу, чтобы ты был мой!»

Томас Парк д’Инвильер

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2015

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешенияправообладателя запрещается.

В юные годы, когда я более внимательно воспринимал окружающий меня мир и прислушивался к мнению других людей, отец дал мне совет, к которому я вновь и вновь обращался в течение всей своей жизни.

– Если когда-нибудь тебе захочется кого-то критиковать, – сказал он, – вспомни, что далеко не все люди в мире обладают теми преимуществами, которые дарованы тебе.

Больше он не сказал ничего, однако мы никогда особо с ним не откровенничали, и я понял, что в его словах заключается куда более глубокий смысл. В результате я стал проявлять сдержанность в суждениях. Эта привычка позволяла мне открывать в людях любопытнейшие черты характера и вызывать их расположение. В то же время именно из-за нее я не раз становился жертвой занудливых и прилипчивых субъектов. Люди с нестандартным мышлением быстро подмечают в человеке эту особенность и привязываются к ее обладателю. Поэтому в колледже, помимо своей воли оказавшись хранителем сокровенных тайн весьма сумасбродных и зачастую непредсказуемых людей, я несправедливо прослыл «политиканом». Я вовсе не напрашивался на роль отца-исповедника; заметив, что вот-вот начнутся излияния, я часто делал вид, что хочу спать, что я занят важным делом, или же просто начинал откровенно подтрунивать над собеседником. Причина подобного моего поведения заключалась в том, что потаенные «откровения» молодых людей или, по крайней мере, форма, в которой они преподносятся, всегда грешат неким скрытым плагиатом или явным искажением или утаиванием фактов. Сдержанность в суждениях несет в себе негасимую надежду на лучшее. Я до сих пор боюсь упустить нечто важное, если забуду – как напыщенно выразился мой отец и как я не менее напыщенно повторяю за ним, – что при рождении люди далеко не в равной мере наделяются способностью следовать нравственным устоям.

Похваставшись, таким образом, своей терпимостью, я должен признать, что она имеет свои пределы. Поведение человека может основываться на различных мотивах – от твердокаменной непоколебимости до слюнтяйского малодушия, однако в какой-то определенный момент мне становится все равно, чем человек руководствуется в своих поступках. Когда я минувшей осенью вернулся с Востока, мне казалось, что я хочу видеть окружающий мир одетым в военную форму и стоящим навытяжку. Меня больше не влекли захватывающие путешествия в потаенные уголки людских душ. Исключением был лишь Гэтсби, чьим именем названа эта книга. Гэтсби, воплощавший все, что я откровенно презирал. Он обладал какой-то непостижимой восприимчивостью, обостренной чувствительностью к тому, что сулила ему жизнь, словно был своего рода сложным сейсмографом, регистрирующим землетрясения на десятки тысяч километров. Эта чуткость не имела ничего общего с напускной впечатлительностью, которую принято возвышенно именовать «артистическим складом характера». Это был выдающийся дар следовать надежде, романтический порыв, которого я никогда ни в ком не встречал и вряд ли когда-нибудь встречу. Нет, в самом конце Гэтсби повел себя достойно. Именно то, что довлело над ним, та мерзость и низость, пыльным облаком клубившиеся вокруг него и душившие его мечты, – вот что на время заглушило во мне интерес к мелочным людским печалям и сиюминутным восторгам.

Три поколения моей довольно состоятельной семьи жили в городе на Среднем Западе, где снискали себе определенную известность. Семейство Каррауэев представляет собой нечто вроде клана, и, согласно преданию, мы происходим от герцогов Баклю, однако родоначальником моей линии является брат деда, обосновавшийся здесь в 1851 году. Он нанял человека, который вместо него отправился на Гражданскую войну, а сам основал дело по оптовой торговле скобяными изделиями, которым теперь управляет мой отец.

Я никогда не видел этого своего предка, однако полагают, что я на него похож, судя главным образом по довольно реалистичному портрету, который украшает контору отца. Я окончил Йельский университет в 1915 году, ровно через четверть века после отца. Чуть позже я принимал участие в Первой мировой войне; этим термином принято называть очередное переселение тевтонских племен. Разгром варварских полчищ настолько увлек меня, что по возвращении домой я оказался в некоторой растерянности. Средний Запад, некогда представлявшийся мне уютным центром мироздания, теперь казался задворками Вселенной, поэтому я решил отправиться на Восток и заняться изучением биржевого дела. Все мои знакомые так или иначе были связаны с биржевыми операциями, и я полагал, что маклерство вполне сможет прокормить еще одного одинокого мужчину. На семейном совете мои дядюшки и тетушки долго обсуждали мое решение, словно речь шла о выборе престижной частной школы. Наконец они с мрачным видом нерешительно изрекли нечто вроде: «Н-ну… да… отчего бы и нет…» Отец согласился в течение года помогать мне материально, и после некоторых проволочек весной 1922 года я отправился на Восток, как мне тогда казалось – навсегда.

Идеальным вариантом было бы найти жилье в городе, но близилось лето, а я только что прибыл из края широких лужаек и тенистых деревьев, так что когда один из моих сослуживцев предложил снять на паях дом в ближайшем пригороде, эта мысль пришлась мне весьма по душе. Он нашел дом – довольно обшарпанное «бунгало» с крытой толем крышей – за восемьдесят долларов в месяц. Однако в самый последний момент фирма откомандировала его в Вашингтон, так что «на лоно природы» я отправился один. Я завел собаку и пробыл ее хозяином всего несколько дней, пока она не сбежала, купил подержанный «додж» и нанял служанку-финку, которая убирала за мной постель и готовила мне завтрак, орудуя у электрической плиты и бормоча что-то, наверное, весьма мудрое, по-фински себе под нос.

Первые пару дней я чувствовал себя одиноким, пока однажды утром у дороги меня не остановил какой-то человек, появившийся здесь позже меня.

– Вы не подскажете, как попасть в поселок Уэст-Эгг? – растерянно спросил он.

Солнце пригревало все сильнее, листва распускалась с фантастической быстротой, словно при ускоренной киносъемке, и я почувствовал знакомую с детства уверенность, что летом жизнь начинается заново.

Надо было так много прочитать и не упустить возможности вдоволь надышаться здешним свежим воздухом. Я купил дюжину руководств по банковскому делу, кредитным операциям и страхованию капиталовложений. Они стояли на книжной полке, сверкая алыми и золотыми корешками, словно только что отчеканенные монеты, обещая открыть мне заветные тайны, ведомые лишь Мидасу, Моргану и Меценату. Но я не собирался ограничивать свой круг чтения лишь этими фолиантами. Во время учебы в колледже во мне открылся дар литератора – в течение года я написал для университетской газеты серию весьма напыщенных и вместе с тем довольно тривиальных передовиц. Теперь я хотел возобновить свои литературные опыты и вновь сделаться специалистом узкого профиля, так называемым всесторонне образованным человеком. Это не игра слов и даже не парадокс – ведь в конечном итоге на жизнь лучше всего смотреть из одного-единственного окошка. Так она видится шире и полнее.

Волею случая мне выпало снять дом в одном из наиболее примечательных уголков Северной Америки. Он представляет собой вытянутый, покрытый буйной растительностью остров к востоку от Нью-Йорка, где наряду с другими диковинами природы можно увидеть два необычных геологических образования. В тридцати километрах от города два огромных «яйца», два мыса, имеющих совершенно одинаковые очертания и разделенных небольшой бухточкой, выдаются в самый освоенный и оживленный участок океана в Западном полушарии – в пролив Лонг-Айленд. Оба они – не идеальной овальной формы, поскольку, подобно колумбову яйцу, сплющены в том месте, где стыкуются. Их почти идеальное сходство, должно быть, постоянно сбивает с толку пролетающих над ними чаек. Что же до бескрылых существ, то их глазам предстает куда более удивительное явление – полное несоответствие и разительный контраст во всем, за исключением формы и размера.