Углубляясь в историческую даль вопроса о сюжете (от фр. — содержание, развитие событий во времени и пространстве (в эпических и драматических произведениях, иногда и в лирических)) и фабуле, мы обнаруживаем теоретические рассуждения по этому поводу впервые в «Поэтике» Аристотеля. Аристотель не употребляет сами термины «сюжет» или «фабула», но проявляет в своих рассуждениях интерес к тому, что мы сейчас подразумеваем под сюжетом, и высказывает целый ряд ценнейших наблюдений и замечаний по этому поводу. Не зная термина «сюжет», как и термина «фабула», Аристотель употребляет термин, близкий к понятию «миф». Под ним он понимает сочетание фактов в их отношении к словесному выражению, живо представленному перед глазами.

При переводе Аристотеля на русский язык иногда термин «миф» переводится как «фабула». Но это неточно: термин «фабула» латинский по своему происхождению, «ГаЬи1аге», что значит рассказывать, повествовать, и в точном переводе означает рассказ, повествование. Термин «фабула» в русской литературе и литературной критике начинает использоваться примерно с середины XIX века, то есть несколько позднее, чем термин «сюжет».

Например, «фабула» как термин встречается у Достоевского, который говорил, что в романе «Бесы» он воспользовался фабулой известного «Нечаевского дела», и у А. Н. Островского, который считал, что «под сюжетом часто разумеется уж совсем готовое содержание... со всеми подробностями, а фабула есть краткий рассказ о каком-нибудь происшествии, случае, рассказ, лишенный всяких красок».

В романе Г. П. Данилевского «Мирович», написанном в 1875 году, один из персонажей, желая рассказать другому забавную историю, говорит: «...И ты сию комедиантскую фабулу послушай!» Несмотря на то что действие романа происходит в середине XVIII века и автор следит за речевой достоверностью этого времени, он использует недавно появившееся в литературном обиходе слово.

Термин «сюжет» в его литературоведческом смысле был широко введен в употребление представителями французского классицизма. В «Поэтическом искусстве» Буало читаем: «Вы нас, не мешкая, должны в сюжет ввести. // Единство места в нем вам следует блюсти, // Чем нескончаемым, бессмысленным рассказом // Нам уши утомлять и возмущать наш разум». В критических статьях Корнеля, посвященных театру, также встречается термин «сюжет».

Усваивая французскую традицию, русская критическая литература использует термин сюжет в аналогичном смысле. В статье «О русской повести и повестях Н. В. Гоголя» (1835) В. Белинский пишет: «Мысль — вот предмет его (современного лирического поэта) вдохновения. Как в опере для музыки пишутся слова и придумывается сюжет, так он создает по воле своей фантазии форму для своей мысли. В этом случае его поприще безгранично».

Впоследствии такой крупный теоретик литературы второй половины XIX века, как А. Н. Веселовский, положивший начало теоретическому изучению сюжета в русском литературоведении, ограничивается только этим термином.

Расчленив сюжет на составные элементы — мотивы, проследив и объяснив их происхождение, Веселовский дал свое определение сюжета: «Сюжеты — это сложные схемы, в образности которых обобщились известные акты человеческой жизни и психики в чередующихся формах бытовой действительности.

С обобщением соединена уже и оценка действия, положительная и отрицательная». И далее делает заключение: «Под сюжетом я разумею схему, в которой снуются разные положения — мотивы».

Как видим, в русской критике и литературной традиции довольно долгое время употребляются оба термина: «сюжет» и «фабула», хотя и без разграничения их понятийной и категориальной сущности.

Наиболее подробная разработка этих понятий и терминов была сделана представителями русской «формальной школы».

Именно в работах ее участников были впервые отчетливо разграничены категории сюжета и фабулы. В трудах формалистов сюжет и фабула подвергались тщательному изучению и сопоставлению.

Б. Томашевский в «Теории литературы» пишет: «Но недостаточно изобрести занимательную цепь событий, ограничив их началом и концом. Нужно распределить эти события, нужно их построить в некоторый порядок, изложить их, сделать из фабульного материала литературную комбинацию. Художественно построенное распределение событий в произведении именуется сюжетом».

Таким образом, фабула здесь понимается как нечто заранее заданное, как какая-нибудь история, происшествие, событие, взятое из жизни или произведений других авторов.

Итак, в течение довольно продолжительного времени в русском литературоведении и критике применяется термин «сюжет», берущий свое начало и заимствованный у французских историков и теоретиков литературы. Наряду с ним употребляется и термин «фабула», довольно широко используемый начиная с середины XIX века. В 20-е годы XX века значение этих понятий терминологически разделяется в пределах одного произведения.

На всех этапах развития литературы сюжет занимал центральное место в процессе создания произведения. Но к середине XIX столетия, получив блестящее развитие в романах Диккенса, Бальзака, Стендаля, Достоевского и многих других, сюжет как будто начинает тяготить некоторых романистов... «Что мне кажется прекрасным и что хотел бы я создать, — пишет в одном из писем 1870 года великий французский стилист Гюстав Флобер (романы которого прекрасно организованы сю- жетно), — это книга, которая почти не имела бы сюжета, или такая, по крайней мере, в которой сюжет был бы почти невидимым. Самые прекрасные произведения те, в которых меньше всего материи... Я думаю, что будущность искусства в этих перспективах...»

В желании Флобера освободиться от сюжета заметно стремление к свободной сюжетной форме. Действительно, в дальнейшем в некоторых романах XX века сюжет уже не имеет такого доминирующего значения, как в романах Диккенса, Толстого, Тургенева. Жанр лирической исповеди, воспоминаний с углубленным анализом получил право на существование.

А вот один из самых распространенных сегодня жанров — жанр детективного романа, сделал стремительный и необычайно острый сюжет своим основным законом и единственным принципом.

Таким образом, современный сюжетный арсенал писателя так огромен, в его распоряжении столько сюжетных приемов и принципов построения и расположения событий, что это дает ему неисчерпаемые возможности для творческих решений.

Усложнились не только сюжетные принципы, невероятно усложнился в XX веке сам способ повествования. В романах и повестях Г. Гессе, X. Борхеса, Г. Маркеса основой повествования становятся сложные ассоциативные воспоминания и размышления, смещение разных, далеко отстоящих по времени эпизодов, многократные интерпретации одних и тех же ситуаций.

События в эпическом произведении могут сочетаться разными способами. В «Семейной хронике» С. Аксакова, в повестях Л. Толстого «Детство», «Отрочество», Юность» или в «Дон Кихоте» Сервантеса сюжетные события связаны между собой чисто временной связью, так как последовательно развиваются одно за другим на протяжении длительного периода времени.

Такой порядок в развитии происходящих событий английский романист Форстер представил в короткой образной форме: «Король умер, а затем умерла королева». Подобного типа сюжеты стали называться хроникальными, в отличие от концентрических, где основные события концентрируются вокруг одного центрального момента, связаны между собой тесной причинно-следственной связью и развиваются в короткий временной период. «Король умер, а затем королева умерла от горя» — так продолжал свою мысль о концентрических сюжетах тот же Форстер.

Разумеется, резкую грань между сюжетами двух типов провести невозможно, и такое разделение является весьма условным. Наиболее ярким примером романа концентрического можно было бы назвать романы Ф. М. Достоевского.

Например, в романе «Братья Карамазовы» сюжетные события стремительно разворачиваются в течение нескольких дней, связаны между собой исключительно причинной связью и концентрируются вокруг одного центрального момента убийства старика Ф. П. Карамазова. Самый же распространенный тип сюжета — наиболее часто используемый и в современной литературе — тип хроникально-концентрический, где события находятся в причин- но-временной связи.

Сегодня, имея возможность сравнивать и изучать классические образцы сюжетного совершенства (романы М. Булгакова, М. Шолохова, В. Набокова), мы с трудом представляем себе, что в своем развитии сюжет проходил многочисленные стадии становления и вырабатывал свои принципы организации и формирования. Уже Аристотель отметил, что сюжет должен иметь «начало, которое предполагает дальнейшее действие, середину, которая предполагает как предыдущее, так и последующее, и финал, который требует предыдущего действия, но не имеет последующего».

Писателям всегда приходилось сталкиваться со множеством сюжетных и композиционных проблем: каким образом вводить в разворачивающееся действие новые персонажи, как увести их со страниц повествования, как сгруппировать и распределить их во времени и пространстве. Такой, казалось бы, необходимый сюжетный момент, как кульминация, был впервые по-настоящему разработан лишь английским романистом Вальтером Скоттом, создателем напряженных и увлекательных сюжетов.

Введение в литературоведение (Н.Л. Вершинина, Е.В. Волкова, А.А. Илюшин и др.) / Под ред. Л.М. Крупчанова. — М, 2005 г.

1. Имя числительное как часть речи. 2. Морфолого-синтаксические признаки имен числительных. 3. Формирование имен числительных в истории русского языка. 4. Лексико-грамматические разряды имен числительных. 5. Употребление собирательных числительных. 6. Склонение имен числительных.

Имя числительное как часть речи

Имя числительное - часть речи, обозначающая абстрактное понятие числа (Семь не делится на два ) или в сочетании с существительными определенное количество предметов: четыре стола, девять студентов, пятнадцать книг, триста пятьдесят две страницы).

Морфологическими признаками числительного являются отсутствие категории числа (за исключением слов два, оба, полтора, тысяча, миллион, миллиард ), а также категории рода (лишь числительные один, одна, одно, оба; два, две;, обе имеют родовые различия). Как и все именные части речи, числительные обладают категорией падежа, но их склонение отличается разнообразием парадигм и другими особенностями.

В синтаксическом отношении числительные характеризуются сочетаемостью только с существительными, с которыми они образуют неразложимые сочетания, выступающего в роли одного члена предложения: Под окном росли два тополя; Она воспитывала троих детей: двух мальчиков и девочку. В отличие от существительных при числительных никогда не может стоять определение–прилагательное.

Отмеченные признаки отличают имена числительные от других слов, имеющих количественное значение, таких, например, как двойка, тройка, пятерка, семерка, десятка, сотня и т. п. Все эти слова являются существительными. Семантика их более конкретна; кроме названий цифр, они имеют и другие значения: так, пятерка - это и школьная отметка, и денежный знак, и игральная карта и т. п. Все эти слова относятся к женскому роду, имеют формы множественного числа, при них могут употребляться согласованные определения: учился на пятерки, получил сотни писем, лучшая тройка нападающих, вынул из кошелька новую десятку и т.д. Не относятся к разряду числительных и слова дважды, трижды и т.п.: отсутствие форм словоизменения и обстоятельственное значение характеризует их как наречия.

Как часть речи имя числительное сформировалось относительно поздно - примерно к XIV–XV вв. одновременно с разрушением категории двойственного числа. В древнерусском языке эпохи ранних письменных памятников счетные слова не обладали теми признаками, которые позволили бы выделить их в особый лексико–грамматический разряд. Так, названия чисел от 1 до 4 были прилагательными: они изменялись по родам и падежам и согласовались с существительными (одинъ, одьна, одьно, дъва - муж. р., дъв h - женск. и ср. р.; трие, четыре – мужск. род; три, четыре – женск. и ср.род). После этих слов существительные стояли в форме разных чисел: после одинъ, одьна, одьно употреблялось единственное число (одинъ столъ, одьна стена, одьно село ), после дъва, дъв h - двойственное число (дъва стола, дъв h стен, дъв h сел h ), после три (трие), четыре(четвери) - множественное число (трие столи, четыри стены, три села).

Названия чисел от пяти до десяти , а также слова съто и тысяча были существительными, т. е. они обладали всеми грамматическими свойствами, присущими существительному как части речи. Они не изменялись по родам, а относились к определенному роду (слова пять, шесть, семь, восемь, девять, тысяча - к женскому роду, а десять и съто - к среднему), но могли изменяться по числам, зависимые от них слова–определения согласовывались с ними, а существительные стояли при них в форме родительного падежа множественного числа, т.е. в этих сочетаниях счетные слова управляли существительными (пять воловъ, семь селъ, съто св h чь).

Полагают, что существование двух противопоставленных групп названий чисел (от 1 до 4 и от 5 до 10) отражает древнюю пятеричную систему счисления. 18

Древнерусские счетные слова обладали конкретным значением (подобно существительным пятерка, семерка и т.п.), т. е. и в семантическом плане отличались от современных имен числительных. Лишь постепенно количественные слова становятся отвлеченными названиями чисел, утрачивают категории числа и рода, изменяют свою синтаксическую сочетаемость, т.е. приобретают признаки особой части речи, отличные как от имени существительного, так и от имени прилагательного. Этот процесс завершается примерно к XV веку, но еще позднее формируются современные парадигмы склонения числительных.

Однако особенности количественных слов, свойственные им в древнерусском языке, наложили отпечаток на их дальнейшую судьбу и определили своеобразие их структуры и функционирования в современном русском языке.

Имя числительное – часть речи, выражающая грамматическое значение количества: один, сто, сорок. Числительное отвечает на вопрос СКОЛЬКО?

Грамматические признаки числительных :

1 - изменяются по падежам,

2 – не изменяются по числам (исключение – один –по грамм. св-вам приближается к прил.),

3 – нет категории рода (исключение – полтора, два, оба – имеют формы ж.р. – общего рода (м.р. и ср.р.) – полтора, два, оба ) У слова Один 3 родовые формы: одна, /ин/о.

4 – нет категории одушевленности/неодушевленности (лишь числительные – один, два, оба, три, четыре согласуются по одуш/неодуш. С именами сущ. м.р.: вижу три стола, но трех слонов).

5 – сочетается с сущ-ми, числительные (кроме один, а так же дробных числительных)в форме И.п. и В.п. управляют сущ-ми, требуя формы Р.п. ед. или мн.ч.; в формах основных косвенных падежей согласуются с существительными в форме падежа: двух столов, двум столам . Сочетание числительного с существительным является неделимым членом предложения.

По СОСТАВУ имена числительные бывают:

1 – простыми (непроизводными): два, десять .

2 – сложными (производными): пятнадцать, шестьсот.

Грамматические разряды имен числительных (по школе):

1 – Количественные – обозначают количества и отвечают на вопрос СКОЛЬКО? Пять,тридцать .

2 – Порядковые – обозначают порядок перечисления предметов и отвечают на вопрос КОТОРЫЙ? Пятый, тридцатый .

Академическая грамматика считает необходимым различать слова типа сто и сотый .

Грамматические отличия этих слов : 1 – разное категориальное значение (сто -обозначает количество, сотый – признак предмета); 2 – слова типа сотый , подобно прил., изменяются по родам, числам и падежам, для слов типа сто хар-на лишь категория падежа. 3 – падежные окончания слов типа сотый так же как и у прил. пятый-мятый 1 склонение, у слов типа сто особые системы склонения. 4 – в составных порядковых числительных типа сто тридцать пятый склоняется лишь последний компонент, в числительных типа сто тридцать пять склоняются все компоненты: ста тридцати пяти. 5 – сочетание порядкового числительного с сущ-м не является единым членом предложения.

Числительные могут обозначать целые и дробные числа, кл-во предметов как целостную, собирательную совокупность. В связи с этим принято разграничивать 3 грамматических разряда числительных:

1 – количественные : три, двадцать . Количественные бывают простыми и составными: два, пять, двенадцать.

2 – дробные : две третьих . – это особая группа составных числительных, обозначающих дробные величины. По грамматическим признакам дробные числительные отличаются от собственно количественных:



Собственно количественные числительные не сочетаются с вещественными и собирательными именами существительными, а дробные сочетаются: две трети молока .

В конце дробного числительного всегда стоит существительное или субстантивированное прилагательное, поэтому дробные числительные сочетаются с сущ-ми по образцу существительных: всегда управляют формой Р.п. и никогда не согласуются с существительными.

3 – собирательные : трое, пятеро . Все они производны от количественных существительных: два-двое . Собирательные числительные употребляются в сочетаниях: 1 –с сущ., обозначающими лиц муж. пола: пятеро солдат . 2 – с сущ. люди, дети, ребята : пятеро детей. 3 – с сущ., обозначающими детенышей животных: пятеро котят, семеро козлят . 4 - с предметными сущ-ми pluralia tantum типа сани, ножницы: двое саней, трое ножниц .

К именам числительным примыкают неопределенно-количественные слова: много, немного, мало, сколько, несколько, столько.

Не относятся к именам числительным слова: сотня, дюжина, десяток, масса, тьма и др . (сущ.)

СКЛОНЕНИЕ ИМЕН ЧИСЛИТЕЛЬНЫХ :

Количественное числительное один склоняется по образцам имен прилагательных разных типов: один, одного, одним, одному .

У числительных оба, два, три, четыре особые падежные окончания:

И.п. оба обе два, две три четыре

Р.п. обоих обеих двух трех четырех

Д.п. обоим обеим двум трем четырем

В.п. И.п. или Р.п.

Т.п. обоими обеими двумя тремя четырьмя

П.п. (об) обоих обеих двух трех четырех

Числительные от пяти до двадцати и тридцать склоняется по 3 склонению (как ночь.) У числительных сорок, девяносто, сто формы В.п. и И.п. совпадают, а во всех других падежах окончание – а: сорока, девяноста, ста.



У числительных от пятидесяти до восьмидесяти и от двухсот до девятисот склоняются оде части:

И.п. пятьдесят двести триста пятьсот

Р.п. пятидесяти двухсот трехсот пятисот

Д.п. пятидесяти двумстам тремстам пятистам

Т.п. пятьюдесятью двумястами тремястами пятьюстами

П.п. (о) пятидесяти двухстах трехстах пятистах

Усоставных количественных и дробных числительных склоняются все компоненты: пятьдесят два, с пятьюдесятью двумя . Исключения – дробные числительные типа два с четвертью , восемь с половиной, у которых последний компонент не изменяется: о восьми с половиной .

Склонение собирательны х числительных напоминает склонение разных типов имен прил-х: И.п. двое, пятеро, в формах остальных падежей употребляются окончания мн.ч. прил-х: двоих, пятерых .