Васи́лий Васи́льевич Сапо́жников (27 ноября (9 декабря) 1861 года, Пермь - 11 августа 1924 года, Томск) - российский ботаник и географ, путешественник. Министр народного просвещения в правительстве А. В. Колчака (1918-1919).
Образование
Окончил Пермскую гимназию, естественное отделение физико-математического факультета Московского университета (1884), был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию по кафедре анатомии и физиологии растений. Магистр ботаники (1890; тема диссертации: «Образование углеводов в листьях»). Доктор ботаники (1896; тема диссертации: «Белки и углеводы зеленых листьев как продукты ассимиляции»).
Научно-педагогическая деятельность
Преподавал естественную историю в Александровском коммерческом училище и химию в Алексеевском пехотном юнкерском училище, читал лекции по физиологии растений на Лубянских женских курсах. С 1890 года - приват-доцент Московского университета. В 1891-1892 гг работал в Германии и Швейцарии. С 1893 года преподавал в Томском университете: экстраординарный профессор, с 1901 года - ординарный профессор, с 1916 года - заслуженный ординарный профессор. В 1906-1909 и 1917-1918 гг - ректор Томского университета. Также преподавал в Томском технологическом институте, участвовал в организации Сибирских высших женских курсов.
Автор трудов по физиологии растений (накопление в листьях в процессе фотосинтеза белков наряду с углеводами) и географической характеристике природы Алтая и Семиречья. В своих работах применял географический метод в гляциологии.
Путешественник
Предпринял научные экспедиции в Русский Алтай, Семиречье, Саяны и в Монгольский Алтай , во время которых собрал обширный гербарий, подробно описал растительность и флору Алтая, исследовал его оледенение, открыв много новых ледников и определив высоту главных вершин. Его именем были названы два пика в горах Тянь-Шаня, а также один из ледников Южного Алтая. Во время экспедиций много фотографировал, фотоработы Сапожникова использованы как в его книгах, так и других исследованиях в области географии и геологии (его научное наследие составляет 10 тысяч фотопластинок и около 1 000 цветных диапозитивов). Также занимался активной картографической деятельностью.
В 1895 году преодолел 1 000 вёрст вьючного пути по Алтаю, в частности, исследовав Катунский и Берельский ледники; установил, что они оказались значительно больше по размерам, чем ранее считалось. Во время путешествий 1897, 1898, 1899 годов изучил истоки Катуни вместе с главными хребтами Алтая, сделал множество открытий, составив точные карты самых больших современных ледников. В 1911 году вновь посетил Русский Алтай - Катунские и Чуйские белки, положив начало систематическим наблюдениям за режимом ледников.
В 1902 году путешествовал по Семиречью - исследовал Тянь-Шань, по поручению Русского географического общества изучал Джунгарский Алатау - маршрут составил 2000 вёрст караванного пути. В результате путешествия был собран большой гербарий, коллекции млекопитающих, пресмыкающихся, птиц, рыб и насекомых. В 1904 году предпринял второе путешествие в Семиречье. В 1905, 1906, 1908 и 1909 годах совершил путешествия в Монгольский Алтай , открыл и исследовал мощную группу ледников в истоках реки Цаган-гол. В 1912-1914 годах продолжал совершать ботанико-географические экспедиции по Семиречью. В 1916 году посетил занятую российскими войсками во время Первой мировой войны Турецкую Армению, описал степи Армянского нагорья, луга суходольные и сырые, солончаки и редкие лесные насаждения.
В отзыве о работах В. В. Сапожникова В. Л. Комаров позже писал: "Описание пути… даёт чрезвычайно богатый материал для знакомства с пройденной страной. Изложение, живое и интересное, передаёт всю прелесть непосредственных впечатлений и позволяет мысленно воспроизводить за автором всё им виденное".
Политическая деятельность
Придерживался либеральных политических взглядов. Член Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы).
После свержения большевистской власти в Сибири, с 19 июня 1918 года заведовал отделом просвещения Западно-Сибирского комиссариата. С 1 июля 1918 года - управляющий министерством народного просвещения Временного Сибирского правительства. Был заместителем П. В. Вологодского на посту члена Директории. С 4 ноября 1918 года - министр народного просвещения Временного Всероссийского правительства. С 18 ноября 1918 года - министр народного просвещения Российского правительства, действовавшего при Верховном правителе А. В. Колчаке. При его содействии в 1918 году был открыт Иркутский университет и учреждён Институт исследования Сибири в Томске. 2 мая 1919 года был уволен от занимаемой должности и отошёл от политической деятельности.
Последние годы жизни
Продолжил научно-педагогическую деятельность в Томском университете, был деканом организованного им физико-математического факультета. Уже летом 1920 года посетил с экспедицией Южный Алтай, в 1921 году руководил одной из партий экспедиции Сибревкома, занимавшейся изучением горностепных пастбищ Алтая. Кроме того, выполнял поручение Госсолина (Государственный солончаковый институт) по описанию солончаков Алтая. В последний раз участвовал в экспедиции на Алтай в 1923 году.
Названы в честь Сапожникова виды растений
Achnatherum saposhnikovii (Roshev.) Nevski
Achoriphragma saposhnikovii (A.Vassilieva) Soják
Aconitum saposhnikovii B.Fedtsch.
Allium saposhnikovii Nikitina
Artemisia saposhnikovii Krasch. ex Poljakov
Astragalus saposhnikovii Schischkin
Betula saposhnikovii Sukaczev
Bromus saposhnikovii Schischkin
Draba sapozhnikovii A.L.Ebel
Dracaena saposchnikowi Regel
Draco saposchnikowii Kuntze
Draconia saposhnikovii (Krasch. ex Poljakov) Soják
Ermania saposhnikovii A.N.Vassiljeva
Gentiana saposhnikovii M.G.Pakhomova
Gentianella saposhnikovii (Pachom.) Czerep.
Linaria saposhnikovii Nikitina
Nepeta saposhnikowi Nik. & Plotn.
Neuroloma saposhnikovii (A.Vassil) Botsch.
Oligosporus saposhnikovii (Kraschen. ex Poljakov) Poljakov
Oreoblastus saposhnikovii (A.N.Vassiljeva) Czerep.
Oxytropis saposhnikovi Krylov
Parrya saposhnikovii A.N.Vassiljeva
Potentilla saposhnikovii Kurbatski
Pyrethrum sapozhnikowii Sosn.
Salix saposhnikovii A.K.Skvortsov
Senecio saposhnikovii H.Kraschen. & N.Schipcz.
Stipa saposhnikowii (Roshev.) Kitag.
Отец Сапожникова, Василий Макарович (1834-?), из солдатских детей, воспитывался в Пермских батальонах военных кантонистов, куда затем в 19 лет поступил рядовым. Через 2 года "по способности к наукам" был переведен в учителя с унтер-офицерским званием.
В 1859 г. был определен учителем 2-го разряда в Пермское училище военного ведомства, а в 1866 г. за выслугу лет был произведен в коллежские регистраторы и назначен письмоводителем в том же училище.
Затем был утвержден секретарем Пермской военной прогимназии.
В 1869 г. был награжден орденом Святого Станислава III степени и произведен в губернские секретари.
Мать Сапожникова, Екатерина Дмитриевна (дев. Житкова, во втором браке Сунгурова, умерла 1914 г.), была родом из небогатой купеческой семьи, проживавшей в Чистополе Казанской губернии. После пожара семья разорилась, и ей пришлось работать в швейной мастерской.
Она старалась дать детям хорошее образование, в том числе и музыкальное. В семье, помимо Сапожникова, было еще 10 детей, но большинство их умерло в раннем детстве. До зрелого возраста дожили только три брата: Василий, Авксентий и Алексей.
Брат Сапожникова, Алексей (1868-1935 гг.), стал ординарным профессором Михайловской артеллерейной академии и Петербургского института путей сообщения, генерал-лейтенантом. При советской власти был профессором Военно-технической академии. Арестовывался в 1919 г., но был вскоре освобожден по ходатайству А.М. Горького и личному указанию В.И. Ленина. В 1930 г. был вновь арестован, работал в закрытой лаборатории НКВД, в 1933 г. освобожден. Скончался в Москве.
Другой брат Сапожникова, Авксентий (1867-1901 гг.), был художником, учеником И.Е. Репина.
В 1878 г. семья Сапожниковых распалась. Отец уехал на родину, где он некоторое время учительствовал и вскоре умер.
Мать с младшими сыновьями переехала в Омск.
Сапожников окончил Пермскую гимназию (1880 г.) и по совету преподавателя истории и географии Н.Я. Гурьянова поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета.
В 1884 г. окончил университет со степенью кандидат естественных наук. Среди профессоров, у которых Сапожников учился в университете, были зоолог А.П. Богданов, физик А. Столетов, химик В.В. Марковников, физиолог растений К.А. Тимирязев.
В физиологической лаборатории Тимирязева Сапожников работал все свободное время. Под руководством К.А. Тимирязева он выполнил первое научное исследование по геотропизому корней, которое явилось его кандидатским (дипломным) сочинением и побудило к изучению фотосинтеза.
С 1885 г. Сапожников был оставлен при кафедре ботаники на 2 года для приготовления к профессорскому званию с содержанием в 600 руб. в год. В апреле 1887 г. этот срок был продлен еще на один год без содержания.
В 1886-1893 гг. преподавал естественную историю в Александровском коммерческом училище, с сентября 1887 г. - химию в Московском пехотном юнкерском училище. С 1886 г. читал лекции по физиологии растений на Лубянских женских курсах. Число уроков и лекций доходило до 38 часов в неделю. В 1890 г. защитил диссертацию "Образование углеводов в листьях и передвижение их по растению", выполненную в лаборатории профессора К.А. Тимирязева, и был удостоен степени магистра ботаники. В своей работе он впервые рассчитал накопление и траты крахмала и сахара в листьях. Путем сравнения веса усвоенной углекислоты и получившихся от усвоения углеводов он пришел к выводу, что содержание углеводов превышает количество усвоенной углекислоты, поэтому необходимо искать другие продукты ассимиляции. В том же году был принят в число приват-доцентов Московского университета. Читал некоторые разделы курса физиологии растений.
В 1891 г. он отправляется на 3 месяца в Германию для ознакомления с западноевропейской наукой и новыми методами преподавания. Посетив в Берлине профессора ботаники С. Швенденера и в Лейпциге профессора ботаники В. Пфеффера, он в 1892 г. остановился в университетском городке Тюбингене, где занялся исследованиями в лаборатории профессора Х. Фехтинга.
В 1892 г. он снова отправился в Тюбинген. При помощи количественных методов Сапожников выполнил работу по докторской диссертации "Белки и углеводы зеленых листьев как продукты ассимиляции", которую он защитил в совете физико-математического факультета Казанского университета (1896 г.). В своей работе он выдвинул гипотезу, согласно которой образование углеводов происходит через синтез белковых соединений, являющихся промежуточным звеном. Его физиологического исследования в сокращенном виде публиковались в немецком журнале и получили высокую оценку, особенно английских ученых.
Будучи за границей, он, побывав в горах Швейцарии и Северной Италии, совершил восхождения на ледники, что предопределило его интерес к гляциологии и положило начало всей дальнейшей научной деятельности Сапожникова как географа.
С 1893 г. - экстраординарный, с 1901 г. - ординарный профессор по кафедре ботаники Томского университета, куда он перевелся после отъезда из Томска С.И. Коржинского.
Кафедру ботаники Сапожников возглавлял более 30 лет.
В 1906-1909 гг., 1917-1918 гг. был ректором Томского университета. В 1916 г. был утвержден в звании заслуженного ординарного профессора. С 1902 г. по совместительству преподавал в ТТИ, где читал курс ботаники. Одно время заведовал Ботаническим садом и ботаническим кабинетом, а после Гражданской войны еще и ботаническим музеем и лабораторией. В 20-е преподавал на рабфаке. В 1922-1924 гг. - декан физико-математического факультета.
При Сапожникове, ректоре Томского университета, в 1907 г. было завершено строительство нового здания анатомического театра, заложенного весной 1904 г.
Летом 1907 г. он по вызову министра народного просвещения выезжал в Петербург для "личного доклада: о некоторых строительных нуждах университета", где поставил и вопрос об открытии физико-математического и историко-филологического факультетов. Тогда же Сапожников добился в Министерстве народного просвещения согласия на переоборудование второго студенческого общежития под госпитальные клиники.
Сапожников выступал решительным сторонником высшего женского образования в Сибири. По инициативе Сапожникова и ряда других профессоров в сентябре 1909 г. в Томске было создано Общество для доставления материальных ценностей для Высших сибирских женских курсов, которые были открыты осенью 1910 г.
В 1911 г., когда при курсах было создано физико-математическое отделение, Сапожников стал директором курсов, которые называли Сибирским женским университетом. В 1913 г. был восстановлен институт вольнослушательниц на медицинском, а позже и на юридическом факультетах.
В 1917 г. занимался организацией историко-филологического и физико-математического факультетов. В университете Сапожников читал курс ботаники студентам медицинского факультета. Свои лекции он, свободно ориентируясь в новейших достижениях ботаники, строил как увлекательный рассказ о жизни растительного мира.
Сапожников обладал сильным и приятным голосом (баритоном), природным даром красноречия, способностью коротко и выразительно излагать любую сложную мысль. За высокое педагогическое мастерство и увлеченность его называли "сибирским соловьем" и "златоустом". В ходе преподавания много внимания уделял демонстрации живых экспонатов и растений, которые даже в трескучие морозы доставлялись из Ботанического сада в аудитории на специально оборудованных санях.
Он, одним из первых в России, демонстрировал на лекциях собственноручно изготовленные диапозитивы, которые сам раскрашивал. С приездом в Сибирь научные интересы Сапожникова сосредоточились в области общей и ботанической географии. На это его побудили стремление исследовать природные богатства Сибири и отсутствие в Томске необходимых условий для занятий биохимией растений.
Будучи неутомимым и смелым путешественником, он в 1895-1923 гг. совершил более 20 экспедиций на Алтай, в Саяны, Семиречье, Западную Монголию (Монгольский Алтай), на Зайсан, в Турецкую Армению.
Автопортрет с проводником Матаем на Белухе. 1898. (
Первым взошел на седло главной вершины Алтая - Белухи, определил высоту этой горы и ряда других вершин.
Он открыл целый ряд новых крупных ледников в Чуйских белках и в горах Укока.
Всего, по его законченным исследованиям, в Русском Алтае насчитывается 40 ледников. Им были собраны значительные коллекции по флоре и отчасти по фауне. В результате этих экспедиций появились его работы "По Алтаю" (1897 г.) и "Катунь и ее истоки" (1901г.). Первая из них была удостоена серебряной медали Русского географического общества (РГО), а за вторую Сапожников был "всемилостивейше пожалован серебряный закусочный прибор из Кабинета Его Императорского Величества", состоящий из 15 предметов (1901 г.).
В январе 1901 г. за "обширные исследования в Алтае, пролившие столько света на эту горную страну" Сапожников был награжден Императорским Русским географическим обществом медалью им. Н.М. Пржевальского.
В 1900 г. он временно прервал исследования и по заданию ТТИ на полгода отправился в Данию, Германию и Францию для изучения микробиологии, применительно к брожению, чтобы подготовиться к курсу, предложенному ему ТТИ. По возвращении занялся проблемой сибирского виноделия на базе сибирских дикорастущих плодовых деревьев и кустарников и разработал технологию приготовления вина.
В 1902 г. он предпринял экспедицию в Семиречье и Тянь-Шань с участием немецкого геолога, членом Гамбургского общества, доктора М. Фридрихсена, ботаника В.Ф. Семенова и трех студентов (А.П. Велижанин, Н.А. Князев, Н.В. Попов). В Тянь-Шане были открыты не только новые ледники, но и целые горные цепи. Одна из вершин была М. Фридрихсеном названа в честь Сапожникова.
В 1903 г. Сапожников совместно с известным энтомологом и инженером А.А. Мейнгардом предпринял поездку в Западный Саян и опубликовал дневник "В Усинский край". В поездке участвовали студенты, учитель В.Ф. Семенов, немецкий геолог М. Фридрихсен и два брата Гаттенбергеры.
В 1904 г. он продолжил исследования Джунгарского Алатау при участии В.Ф. Семенова и двух братьев Гаттенбергеров. За две Семиреченские экспедиции им были собраны обширные коллекции по флоре и фауне. Описание этих путешествий было опубликовано в двух выпусках "Очерков Семиречья".
Особую ценность представляли оригинальные карты тех мест, составленные М. Фридрихсеном по данным инструментальных съемок Сапожникова и напечатанные в Германии.
В мае - августе 1905 г. он предпринял экспедицию в юго-восточную часть Алтая, в частности на плоскогорье Укок и горную группу Кийтын.
С 1906 по 1909 гг. Сапожников предпринял 4 экспедиции в Западную Монголию, примыкающую к Сауру, русскому Алтаю и Саянам. В экспедиции принимали участие студенты В.В. Обручев и Л.А. Уткин, Чернавин, Годнев, а два последних раза - дочь Сапожникова Татьяна. Была пройдена большая часть высоких перевалов Монгольского Алтая, из которых только немногие были известны ранее, а своей съемкой и съемкой студента Обручева Сапожников дал материалы для новой карты.
Им были открыты ледники, собранные в трех узлах: Табын-Богдо-Ола близ русского Укока, Мустау вблизи оз. Даингол и Чигиртей-Бзау-куль возле оз. Бзау-куль.
В горах Табын-Богдо-Ола им были обнаружены большие ледники, образующие сложный узел в группе вершин, достигающих высоты Белухи. В результате этих экспедиций Сапожниковым был написан большой том "Монгольский Алтай в истоках Иртыша и Кобдо" (1911 г.), который был удостоен золотой медали им. П.П. Семенова-Тян-Шанского Русского географического общества и диплома почетного члена Берлинского общества землеведения.
Фото - Алтай. (фото из архива А.А. Познякова, снятое с дагерротипа В.В. Сапожникова)
В 1911 г. он совершает пятое путешествие по Алтаю, где более подробно обследует ледники Белухи и чуйских белков. Им был издан путеводитель "Пути по Русскому Алтаю" (1912 г.).
В 1912-1915 гг. были продолжены работы в Семиречье. Эти экспедиции главным образом проводились для изучения растительного мира. Среди сопровождавших Сапожникова были будущий директор Ботанического института АН СССР Б.К. Шишкин, В.С. Генина, Т.К. Триполитова и его дочери - Татьяна и Нина. Обследования Семиречья увязывались с планами правительства России отыскать районы, наиболее пригодные и перспективные для заселения, и финансировались Переселенческим управлением.
Эту же цель преследовала и экспедиция, совершенная Сапожниковым в одиночку в 1916 г. в только что завоеванные территории Турецкой Армении от местечка Саракамыш до городов Эрзерума и Битлиса.
Даже в Гражданскую войну Сапожников не прекращал своих исследований.
Летом 1921 г. Сапожников командировался на Алтай. В 1922 г. он вместе с Е.В. Никитиной и дочерью Кирой провел ботанико-географическую экспедицию на р. Чая и в район с. Нарым на Оби, а в 1923 г. совершил свою последнюю экспедицию в пределы Алтайской губернии и Ойротской автономной области.
Фото - Экспедиция Сапожникова (фото из архива А.А. Познякова, снятое с дагерротипа В.В. Сапожникова)
Во время своих путешествий Сапожников собирал обширные гербарные материалы, которые поступали в ботанический кабинет университета. Кабинет являлся научным ботаническим центром. Он собирал также зоологические и отчасти петрографические коллекции. Всего им опубликовано в России и за рубежом более 90 работ. Сапожников считается одним из лучших русских путешественников-фотографов (научное наследие Сапожникова - 10000 фотопластинок и около 1000 цветных диапозитивов).
Он принимал активное участие в работе Общества естествоиспытателей и врачей при Томском университете, избирался товарищем председателя (1896 г., 1903 г.) и председателем правления общества (1910 г.) и оставался им до конца жизни. На заседаниях общества он сделал свыше 20 докладов и сообщений.
В 1904 г. участвовал в качестве представителя от Министерства финансов в работе съезда маслоделов в Омске.
C 1906 г. входил в состав правления "Сибирского товарищества печатного дела".
До 1907 г. являлся членом дирекции Томского отделения Императорского Русского музыкального общества. В 1907 г. Сапожников был членом Томского комитета общественной помощи голодающим в местностях, постигнутых неурожаем.
В 1907 г. Сапожников был избран председателем Общества вспомоществования учащимся.
В декабре 1916 г. он принял участие в работе съезда Русского ботанического общества в Москве.
В 1917 г. он основал Томское отделение Русского ботанического общества и стал его первым председателем.
Сапожников был одним из активных членом Общества попечения о начальном образовании, страстным популяризатором научных знаний, стоял у истоков чтения в Сибири публичных лекций. Помимо Томска, он читал их в Красноярске, Иркутске, Омске, Барнауле, а также в Самаре и Перми.
С 1912 г. он был членом правления Томского отдела Всероссийской лиги для борьбы с туберкулезом. Сапожников неоднократно принимал участие в российских съездах естествоиспытателей и врачей, ботанических съездах. Одно время его избирали председателем педагогического совета женской гимназии О.В. Миркович в Томске.
В 1907 г., 1909 г., 1915 г. и 1916 г. был выборщиком членов Государственного совета. Придерживаясь либеральных взглядов, Сапожников был членом кадетской партии. Входил в состав Сибирской областной думы от профессионального союза Забайкальской железной дороги.
В мае 1918 г. выезжал в Петроград для обсуждения в Наркомпросе РСФСР некоторых вопросов академической жизни. Во время Гражданской войны с поста ректора Томского университета в июне 1918 г. Сапожников был приглашен заведовать отделом народного образования в Западно-Сибирском комиссариате.
C 1 июля он являлся управляющим, с 4 ноября 1918 г. по 2 мая 1919 г. - министром народного просвещения Временного Всероссийского правительства.
Сапожников возглавлял Омскую делегацию на Уфимском Государственном совещании (сентябрь 1918 г.) и был избран в качестве заместителя П.В. Вологодского на посту члена Уфимской директории. При его содействии был открыт Иркутский университет и учрежден Институт исследования Сибири в Томске. Был директором института с 1919 г.
В начале мая 1919 г. Сапожников вернулся к научно-педагогической деятельности в Томском университете. В 1920 г. был избран представителем ТГУ в избирательную коллегию по избранию членов Академии наук по ботанике. В 1921 г. выезжал в Петроград для участия в работе ботанического съезда. С конца 1923 г. руководил работами Комиссии по районированию Кузнецко-Алтайской области.
В январе 1923 г. он в составе комиссии, в которую вошли также Н.В. Вершинин и Н.М. Анастасиев, по поручению совещания ректоров вузов Сибири обследовал состояние Омского медицинского института.
Фото - На леднике (фото из архива А.А. Познякова, снятое с дагерротипа В.В. Сапожникова)
Сапожников умер от рака легких на 63-м году жизни. По воспоминаниям современников, он был мягким, жизнерадостным, общительным и остроумным человеком, умевшим расположить к себе людей и оказать им помощь в трудную минуту.
У студентов он пользовался большим доверием и нередко выручал их деньгами. Часто читал лекции, сборы от которых шли в фонд помощи студентам.
Он был весьма популярен среди населения Сибири. Особенно его любило коренное население Алтая - ойроты-алтайцы. Сапожников бегло говорил по-алтайски.
Любил танцевать, веселиться. Разбирался в театре, музыке и живописи. Вместе с тем он был чрезвычайно целеустремленным и трудолюбивым человеком, посвятившим себя служению науке. За все время работы в Томском университе он ни разу не воспользовался отпуском по личным делам, отдавая все свободное от занятий время экспедициям, написанию книг.
К концу жизни Сапожников состоял почетным членом 11 научных обществ и учреждений, в том числе Русского ботанического общества, Берлинского географического общества, Берлинского общества землеведения, Русского географического общества. Кроме того, он являлся членом Московского общества любителей естествознания, этнографии и антропологии, а также членом Русского географического общества, Московского общества испытателей природы, Московского географического общества, Государственного солонцового института в Москве, Общества изучения Сибири, почетным членом Географического института в Ленинграде.
В. В. Сапожников
По русскому и монгольскому Алтаю
ОТ РЕДАКТОРА
В конце XIX и начале XX веков уже закончились крупнейшие исследования Пржевальского, Потанина, Козлова, Обручева, Грумм-Гржимайло, Певцова, Позднеева и других русских путешественников по изучению Центральной Азии, но окраинные районы азиатской части самой России и прилегающие к ней части Китая были менее изучены, чем отдаленная Внутренняя Азия.
Снаряженные для исследования Тибета, Китая или Монголии экспедиции проходили через пограничные районы, не останавливая своего внимания на них; эти экспедиции торопились в заманчивые дали пустынь Центральной Азии, или, возвращаясь из них, стремились скорей вернуться домой после тяжелых многолетних странствований. Иначе трудно себе объяснить, почему остались неизученными такие интересные в географическом отношении районы, как Русский и Монгольский Алтай, пограничная Джунгария и другие окраинные территории России и сопредельных стран.
Эти районы были в основном изучены местными, сибирскими, учеными: Клеменцом, Ядринцевым, Крыловым, Сапожниковым, Обручевым и другими; из них В. В. Сапожникову удалось в течение ряда лет изучить Русский и Монгольский Алтай и сделать там крупные географические открытия.
Профессор Томского университета, "крупный ученый и блестящий исследователь" {Очерки по история русской ботаники. Изд. Московского о-ва испытателей природы. М., 1947, стр. 232.}, ученик К. А. Тимирязева, В. В. Сапожников начал свои исследования в Русском Алтае в 1895 г. и продолжал их в течение 1897--1899 г. Напомним, что до него в высокогорном Алтае были только Ледебур (в 1826 г.), Геблер (в 1835 г.) и Ядринцев (в 1880 г.), которые видели лишь концы Катунского и Берельского ледников. В. В. Сапожников изучил весь Горный Алтай, открыл три ледниковых центра с рядом крупных ледников, первый установил значительное распространение древнего оледенения, определил высоту Белухи и других вершин Катунских и Чуйских альп и первый взошел на седло Белухи. На основании своих исследований он составил систематическое описание Горного Алтая. За эти работы он был назван академиком В. Л. Комаровым "известным знатоком Русского Алтая". Написанные хорошим художественно-литературным языком две книги: "По Алтаю" и "Катунь и ее истоки", а также ряд предварительных сообщений В. В. Сапожникова открыли для ученых и широкой публики красоты Горного Алтая.
Большую услугу оказал В. В. Сапожников туристам тем, что написал путеводитель "Пути по Русскому Алтаю" (1-е издание в 1912 г., 2-е в 1926 г.), непревзойденный на сегодня по точности описания маршрутов.
Естественным переходом в изучении окраин Сибири было для В. В. Сапожникова исследование Монгольского Алтая, связанного орографически с Русским Алтаем в одну горную страну. Положение со знаниями о Монгольском Алтае было еще хуже, чем с Русским -- через него прошел только Потанин с Рафаиловым в 1876 г. {Г. Н. Потанин. Путешествия по Монголии. Географгиз, 1948 г., стр. 32--61, посвященные средней части Монгольского Алтая.} Другие путешественники, ехавшие в Центральную Азию, проходили вдоль Монгольского Алтая и почти ничего не дали в части описания Монгольского Алтая, а иногда даже приводили неверные сведения.
Исследования Монгольского Алтая, проведенные в 1905--1909 гг., позволили В. В. Сапожникову открыть крупнейший центр оледенения Табын-богдо-ола (Пять священных вершин) с большим количеством крупных ледников и общей площадью современного оледенения в 150 кв. км; как и на Русском Алтае, признаки древнего оледенения оказались также значительны, и древние ледники достигали до 100 км длины. Определение высот, полуинструментальная и маршрутная съемка дали возможность создать заново карту западной части Монгольского Алтая, которая в течение долгого времени была самой достоверной и детальной. Об этих исследованиях Э. М. Мурзаев пишет, что "именно ему [В. В. Сапожникову] наука обязана первыми достоверными данными о современном и былом оледенении [Монгольского Алтая], а также географией горного узла Табун-богдо" {Э. M. Mурзаев, Непроторенными путями, очерк "По земле монголов". Географгиз, 1948 г., стр. 126.} и что "книга "Монгольский Алтай" до сих пор представляет ценный и наиболее полный труд по Западной части Монгольского Алтая" {Э. M. Mурзаев. Географические исследования Монгольской Народной Республики. Академия наук СССР, 1948 г., стр. 100.}.
Таким образом, В. В. Сапожников смог за 8 лет работы в Русском и Монгольском Алтае сделать столько же крупных географических открытий, как и крупнейшие экспедиции в Центральной Азии.
И прав был другой путешественник по Алтаю акад. П. П. Сушкин, констатируя, что "путешествия В. В. Сапожникова знаменуют собой целую эпоху в исследованиях Алтая" {П. П. Сушкин. Птицы Советского Алтая и прилежащих частей Северозападной Монголии. Академия наук СССР, 1938, т. 1, стр. 22.}.
В настоящее издание включены, по предложению Государственного издательства географической литературы, все три сочинения В. В. Сапожникова, относящиеся к Алтаю, как Русскому, так и Монгольскому: "По Алтаю", "Катунь и ее истоки" и "Монгольский Алтай в истоках Иртыша и Кобдо"; все эти работы стали библиографической редкостью.
При подготовке сочинений В. В. Сапожникова к печати произведены некоторые сокращения текста дневников экспедиций, в особенности не относящегося к Горному и Монгольскому Алтаю; в связи с этим исключен ряд глав, содержащих данные о Ближнем Алтае, Чуйском тракте, Туве, и сокращены части текста, касающиеся начала и конца экспедиций, некоторых разъездов и эпизодов; для связи текста в этих случаях сокращенное изложение материалов дневников ведется в третьем лице и заключено в прямые скобки.
Менее всего сокращена первая книга "По Алтаю", в которой описание путешествия отличается особенной выразительностью и свежестью впечатлений. Систематические описания бассейна Катуни и Монгольского Алтая, как наиболее важные в географическом отношении, сохранены полностью.
Книга "По Алтаю" является дневником экспедиции 1895 г.; книга "Катунь и ее истоки" содержит дневники экспедиций 1897--1899 гг. и систематическое описание бассейна Катуни. Мы объединили дневники путешествий 1895 г. и 1897--1899 гг. в главах I--VIII, а систематическое описание и очерк флоры Русского Алтая даны в главах IX--XII. В главах XIII--XXIV помещены дневники путешествий 1905--1909 гг. по Монгольскому Алтаю, а в главах XXV--XXIX -- систематическое описание Монгольского Алтая, включая растительность и фауну.
При объединении трех книг В. В. Сапожникова в одном томе настоящего издания, мы, естественно, должны были укрупнить главы дневников и изменить их наименования, подчеркнув в последних наиболее существенные открытия в описываемой части пути.
Фотографии в книгах В. В. Сапожникова составляют неотъемлемую часть текста, являясь документальным, а не только иллюстративным материалом, и переплетаются с описанием пути; поэтому, по возможности, воспроизводятся иллюстрации первых изданий. Все помещенные в книге фотографии сняты В. В. Сапожниковым; по его же фотографиям сделаны заставки и концовки. Целый ряд фотографий помещается впервые.
В. В. Сапожниковым были составлены на основании оригинальных съемок карты ледниковых узлов Русского и Монгольского Алтая; эти карты, являвшиеся в известной степени схемами, были в свое время новинкой в картографии Алтая и документальным подтверждением исследований В. В. Сапожникова. Мы приводим эти схемы, которые значительно облегчают чтение текста; в настоящее время эти схемы уже устарели, недостаточно точны, так как последующие исследования внесли в них значительные дополнения.
Забытая поэтесса Серебряного века Мария МоравскаяМоравская Мария Магдалина Франческа Людвиговна родилась в 1889 году
| Самые близкие зданья Стали туманно-дальними, Самые чёткие башни Стали облачно-хрупкими. И самым чёрным камням Великая милость дарована — Быть просветлённо-синими, Легко сливаться с небом. Там, на том берегу, Дома, соборы, завод, Или ряд фиалковых гор? Правда? — лиловые горы С налётом малиново-сизым, С вершинами странно-щербатыми, Неведомый край стерегут. Нева, расширённая мглою, Стала огромным морем. Великое невское море Вне граней и вне государств, Малиново-сизое море, Дымное, бледное, сонное, | Возникшее чудом недолгим В белую ночь. Воздушные тонкие башенки Чудного восточного храма, И узкие башни-мечети И звёздные купола. Таинственный северный замок И старая серая крепость, И шпиль, улетающий в небо Розоватой тонкой стрелой. У серых приречных ступеней, Вечно, вечно сырых, Нежнее суровые сфинксы Из дальней, безводной пустыни. Им, старым, уже не грустно Стоять на чужой земле, Их, старых, баюкает бережно Радужно-сизый туман. 1916 |
Нескончаемый поэтический фейерверк, взорвавшись над Россией на рубеже 19 и 20-го столетий, дал миру огромное количество имён — ярких, «разноцветных», взлетевших выше других. Эти имена образовали контур, абрис этого фейерверка, названного позже Серебряным веком русской поэзии.
А потом пришли войны и революции, и праздник закончился. Многие уехали — долго и мучительно приживались на новом месте, что-то писали, что-то издавали, оставив нам стихи и воспоминания. Многие разделили судьбу страны, что-то писали, что-то издавали, долго и мучительно привыкали к новым условиям.
А некоторые просто исчезли в никуда — растворились в различных советских конторах и учреждениях, растворились в эмиграции, где уже ничего не писали, ничего не издавали, и только скудные сведения об их частной жизни вне поэзии доходили на родину.
А ещё были такие, кто уже не ждал от жизни ничего и сводил с нею счёты.
Мария Моравская — одно из «потерянных» имён Серебряного века, случайно увиденное в какой-то статье. Вот о ней я и хочу вам рассказать, собрав информацию по крупицам, буквально по слову, по строчке, по абзацу, по обронённому упоминанию в контексте вроде этого:
Сколь обширным и разнообразным было поле женской поэзии в начале XX века. Сколько имён ещё известно пока лишь номинально, по поводу чего-либо: Надежда Львова, Лидия Лесная, Паллада Богданова-Бельская, Анна Радлова, Аделаида Герцык, Мария Моравская…
Холодно Я жду неожиданных встреч, — Ведь еще не прошел апрель, — Но все чаще мне хочется лечь И заснуть на много недель… Мосты, пароходы, все встречное, Как с видами мертвый альбом, И с набережной приречной Все тянет ледяным холодком. Я жду неожиданных встреч, Но так сер северный апрель… И все чаще мне хочется лечь И заснуть — на много недель.Стихотворение «Белая ночь», которое предваряет рассказ о Моравской, на мой взгляд, самое удачное из того, что мне удалось прочитать. В нём, безусловно, присутствует поэтическое мироощущение и интересный образный ряд.
Другие тексты, увы, мне кажутся беспомощными и не дотягивают до лучших образцов поэзии Серебряного века. В этом смысле я согласна с матерью Александра Блока Александрой Андреевной — «По-моему, это не поэзия».
Поэтому предлагаемый читателям рассказ — это, скорее, история литературы, чем сама литература.
***
Забытая поэтесса Серебряного века Мария Моравская, как её часто называют, забыта, да не совсем. Просто её имени многие не замечают… в сборниках стихотворений для детей, появившихся в России в 90-х годах уже прошлого века.
Мария Моравская родилась в Польше. Мать умерла, когда девочке было два года, отец женился вторично — на сестре матери, и семья переехала в Одессу. Отношения с тёткой-мачехой складывались непросто, и 15-летняя Мария покинула родительский дом, уехав в Петербург, где зарабатывала на жизнь уроками.
Некоторое время она училась на Высших женских курсах, увлекалась политикой, в частности, польскими проблемами и социалистическими идеями. Даже дважды (в 1906-м и 1907) подвергалась аресту и сидела в тюрьме.
Шутка
Моравская очень рано и ненадолго вышла замуж, а первые её стихотворения были напечатаны в газете ещё в Одессе.
В 1910 Мария познакомилась с Волошиным, сотрудничала в литературном журнале «Аполлон», через год вошла в «Цех поэтов», пользовалась покровительством Зинаиды Гиппиус, посещала литературные собрания у Вяч. Иванова.
В одном из писем к Чуковскому Гиппиус назвала Моравскую «чрезвычайно талантливой особой».
Первый «Цех поэтов», (1911-1914) объединил тогдашних акмеистов. В него входили Гумилев, Городецкий, Кузьмины-Караваевы, Ахматова, Лозинский, Пяст, Нарбут, Зенкевич, Мандельштам.... А с 1915-го Моравская сближается с Адамовичем, Ивановым, сотрудничая с «Новым журналом для всех».
Моравская печаталась в различных журналах — «Вестник Европы», «Ежемесячный журнал», «Журнал журналов», «Заветы», «Современный мир», «Русская мысль».
В 1914 вышел её первый сборник поэзии «На пристани». Второй сборник — «Стихи о войне» (1914) был подвергнут острой критике. Через год вышли ещё две книги Марии — «Прекрасная Польша», посвящённая Адаму Мицкевичу, и сборник «Золушка думает» («памяти Елены Гуро», оказавшей значительное влияние на творчество Моравской). Второй сборник вызвал насмешливые отклики («Золушка совсем не думает», — называлась одна из рецензий).
| Золушка Я Золушка, Золушка, — мне грустно! Просит нищий, и нечего подать… Пахнет хлебом из булочной так вкусно, Но надо вчерашний доедать. Хозяйка квартирная, как мачеха! (Мне стыдно об этом говорить). Я с ней разговариваю вкрадчиво И боюсь, опоздав, позвонить. На бал позовут меня? Не знаю. Быть может, всю жизнь не позовут… Я Золушка, только городская, И феи за мною не придут. | *** Умирай, Золушка, умирай, милая, Тут тебе не место на улицах города, Тут надо быть смелой, дерзкой и гордой, Тут нужна сила, пойми, сила! Умирай, Золушка, нет воскресенья. Романтичной тенью незачем бродить. Наберусь мужества, наберусь терпенья, — Может, удастся её пережить? |
Сотрудничество в детских журналах «Тропинка» и «Галчонок», стихи для детей «Апельсинные корки» (1914) и книга рассказов «Цветы в подвале» (1914) принесли Моравской известность и на этом поприще.
В 1910-х Марию считали одной из самых талантливых поэтесс, а М. Волошин предрекал ей роль второй Черубины де Габриак (Е. Дмитриевой)
… Я ещё не получила письма от Моравской - очень хочу её видеть, прочла несколько её стихов Маковскому, он в восторге, хочет её печатать; так что это уже её дело.
Аморя, по-моему, ей ничего не даст, ей нужен возврат в католичество, или через него. Диксу её стихи не понравились.
А у меня чувство — что я умерла, и Моравская пришла ко мне на смену, как раз около 15-го, когда Черубина должна была постричься. Мне холодно и мертво от этого. А от Моравской огромная радость!
(15 октября 1909 года, в ходе мистификации, поэтесса Черубина де Габриак должна была исчезнуть, якобы постригшись в монахини. Сергей Маковский — художественный критик и поэт, создатель журнала «Аполлон». Аморя — домашнее имя Маргариты Васильевны Сабашниковой, первой жены Волошина. Дикc — псевдоним Бориса Алексеевича Лемана, поэта, критика, педагога).
В стихотворениях Моравской - стремление к одиночеству, мечты о прекрасном Принце, понимание несбыточности надежд, отсюда — стремление к бегству.
Уехать, улететь, уплыть… Даже в названиях стихотворений звучат эти мотивы — «Уехать», «На пристани», «Уходящие поезда», «В крылатый век», «Пленный».
| Уходящие поезда Туман мутный над городом встал Облаком душным и нетающим. Я пойду сегодня на вокзал, Буду завидовать уезжающим. Буду слушать торопливые прощанья, Глядеть на сигналы сквозь туман И шёпотом повторять названья Самых далёких стран! Заблестит над рельсами зелёный сигнал, Как яркая южная звезда… Я пойду сегодня на вокзал Любить уходящие поезда. | Запылённая мечта Я купила накидку дорожную И синее суконное кепи, И мечтала: увижу безбрежные, Безбрежные моря и степи! И висит, покрываясь пылью, Моё кепи на раме зеркальной. Но теперь помертвели, остыли Все мечты о дороге дальней. Разве долго мечтать я бессильна, Разве я изменила просторам? Со стены моя шапка пыльная Глядит на меня с укором… |
Из книги M. A. Бекетовой «Александр Блок и его мать»:
Александр Александрович всегда находил, что мать его работает и добросовестно, и талантливо. Между прочим, он очень ценил её отзывы о разных литературных произведениях. Иногда он поручал ей писать рецензии на пьесы, которых ему приходилось рассматривать целые груды…
Вот образчик рецензий Александры Андреевны, единственный из уцелевших её работ этого рода. Не знаю, для чего понадобилась эта рецензия, но интересно то, что на ней есть пометка, сделанная рукой Александра Александровича. Рецензия написана на сборник стихов поэтессы Моравской, одно время (незадолго до войны) прошумевшей в Петербурге. Главные темы сборника касаются стремления на юг, тут и мысли о Крыме, и хождение на вокзал... Вот рецензия.
По-моему, это не поэзия. Но тут есть своеобразное. Очень искренно выказан кусок себялюбивой мелкой души. Может быть, Брюсов и А. Белый думают, что стремление на юг, в котором состоит почти всё содержание — это тоска трёх сестёр и вообще по Земле Обетованной. Они ошибаются. Это просто желание попасть в тёплые страны, в Крым, на солнышко. Если бы было иначе, в стихах бы чувствовалась весна, чего абсолютно нет. Да и вообще ни весны, ни осени, ни зимы, никакого лиризма. Я очень добросовестно прочла всю тетрадь. Это только у женщин такая способность писать необычайно лёгкие стихи без поэзии и без музыки.
Пометка Блока: «7 июня 1913 года о стихах Моравской. Очень, очень верно».
Речь идёт о рукописной книге стихов, которую Иванов-Разумник отправлял на просмотр некоторым литераторам, в том числе Брюсову (его предисловие к стихам Моравской «Объективность и субъективность в поэзии» сохранилось в архиве поэта).
Польская Богородица Не веря, склоняю колени пред Ней, — Преданья так нежно, так ласково лгут… С тех пор, как у Польши нет королей, Её Королевою Польской зовут. Душа отдыхает, вот здесь, у придела, Где статуя Девы, где свечи ей жгут… Цвета Богородицы, синий и белый, Низводят мне в душу печаль и уют. Я верю, я знаю — наш разум мятежный В молчанье копьё преклонит перед ней, Оставит Марию, как памятник нежный Великих надежд и великих скорбей.Произведения Моравской анализировали Брюсов, Гизетти, Парнок и многие другие. Сравнивая творчество Надежды Львовой, Анны Ахматовой и Марии Моравской, литературный критик Гизетти в статье «Три души» (1915) очень положительно отзывается о возможностях дальнейшего роста Марии.
Из отзывов о лирике Марии Моравской — «Тонкий голосок капризной девочки» (Луковский), «Это жалость к себе самой» (Парнок).
«У меня кукольный стиль, трагических жестов мне не простят», — говорила о себе Моравская.
Немного жалости
Жалят меня жала мельче иголки,
Оставляют ранки на долгий срок.
Меня волнуют срубленные ёлки
И заблудившийся щенок.
Утром я плакала над нищенкой печальной,
И была колюча каждая слеза!
Разве так уж страшно быть сентиментальной,
Если жалость давит глаза?
Среди скупых сведениях о поэтессе существует упоминание о её дружеских отношениях с выдающимся мордовским скульптором Степаном Эрьзя.
В 1917 Мария Моравская уехала в Японию, а оттуда в США. Там она сотрудничала с американскими журналами, печатая в них на английском языке короткие рассказы, статьи и очерки.
В 1927 в Нью-Йорке на английском языке был издан её роман «Жар-птица» о петербургской жизни 1910-х, вышедший в Нью-Йорке и Лондоне.
Марию Моравскую с детства сжигала страсть к путешествиям, видимо, унаследованная ею от отца. Это звучит во многих ее стихах, написанных как для детей, так и для взрослых.
Постоянный мотив позднего творчества Моравской - тоска по России: «Живёшь, как мёртвая, мёртвая для поэзии, потому что тут ведь стихов писать не стоит».
Совершенно неожиданно имя Марии Моравской всплыло в воспоминаниях поэтессы Маргариты Алигер о Корнее Чуковском «Долгие прогулки» (1973-1974), отрывок из которых связан с её книгой очерков «Чилийское лето», опубликованной в 1965 в журнале «Новый мир»: Прочитав в «Новом мире» мои очерки «Чилийское лето», он вручил мне номер со своими замечаниями, всеми до одного учтёнными мною впоследствии, при отдельном издании книжки о путешествии в Чили. Высказав мне все свои замечания и соображения, он в заключение сказал: «Знакомо ли вам имя Марии Моравской?»
Да, я помнила такое имя и милые стихи моего детства, подписанные этим именем. Но при чём тут Чили?
— Так вот, представьте себе — она эмигрировала после революции, и след её совершенно затерялся. Я, пожалуй, и о существовании её забыл, хотя помнил, что она была талантлива и книга её «Апельсиновые корки» мне в своё время очень понравилась. И вдруг несколько лет назад я получил от неё письмо из Чили. Судьба забросила её туда, она вышла замуж за почтальона и с ним доживает свой век. Как было бы интересно вам её повстречать. Представляете — рафинированная петербургская барышня, поэтесса, подруга поэтов, завсегдатай «Бродячей собаки», и вот какой финал — супруга чилийского почтальона!
Разговор Алигер с Чуковским мог произойти не ранее 1965 — времени публикации «Чилийского лета» в «Новом мире». Фраза Чуковского «И вдруг несколько лет назад я получил от неё письмо из Чили» опровергает дату смерти Марии Моравской — 1947 год. О прошедших двух десятилетиях так не скажешь.
И ещё одно свидетельство — книга Павла Николаевича Лукницкого «Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой». В «Указателе имён» значится Моравская Мария Людвиговна (1889-1958) — поэтесса, участница первого Цеха поэтов. Эта дата смерти подтверждает рассказ Корнея Чуковского.
В крылатый век
Я доживу до старости, быть может,
И не коснусь подножки самолёта, —
Как будто он не мною прожит —
День торжества над Тягою земной!
Я доживу до старости, быть может,
Не видя сверху башни — ни одной!
И вниз земля не уплывёт от взора,
И не забьётся сердце в такт мотору,
Надоблачного не увижу кругозора,
Ни на миг от земли не оторвусь…
Какая грусть, Боже, какая грусть!
vilavi.ru ›sud/050408/050408.shtml
«Апельсинные корки»
Горько жить мне, очень горько, —
все ушли, и я один...
Шебаршит мышонок в норке,
я грызу, вздыхая, корки, —
съел давно я апельсин.
Час я плакал длинный-длинный,
не идет уже слеза.
Соком корки апельсинной
я побрызгаю глаза.
Запасусь опять слезами,
буду плакать хоть полдня, —
пусть придут, увидят сами,
как обидели меня.
