В каком городе родился пастернак. Увлечение музыкой и философией. Обращение к эпосу

Великое, истинное искусство - это то, что называется Откровение апокалипсиса Святого Иоанна, и то, что добавляет к нему что-то. Этот вопрос о сущности искусства представлен Юрию Живаго во время празднования погребального ритуала. Пастернак, работая над романом, кажется, в одиночестве исполняет то, что было бы задачей Церкви: оно приносит жертву памяти опустошенной России, избирает всех, кто был убит, подвергнут пыткам, забыт и лишен религиозных похорон. И как и в похоронном бюро, роман в конечном счете говорит об их бессмертии, о своей «жизни, которая не стареет».

Но как можно говорить об искусстве в обычном смысле, если его первой моделью является Апокалипсис, то есть видение нового неба и новой земли, Книга, продиктованная Святым Духом? У Пастернака есть ответ: он намеревается искусство как символическую деятельность, и по этой причине он может сказать этот парадокс: «Хотя Бах был композитором, его работы действительно вереницы бессмертия». Пастернак совершенно не связан с отношением подозрений к духу, проявляемому художниками во вдохновении. Для него Душа, Жизнь, Дар, Христианство, Реализм принадлежат к одной и той же реальности.

Душа, Жизнь, Христианство, Реализм сходятся в том, что они - прежде всего дар и воля дара, бесконечная щедрость. Жизнь как дар от Творца и как дар другим, Пастернак говорит бесконечно, в стихах и в прозе. В даре я, в создании чего-то, что дается неисчерпаемо, именно имитация Христа, имитацио Кристи, которая находится в пределах досягаемости художника. Это творчество и сила вместе творить чудеса. Пастернак понимает истину христианства как «лирическую истину» для него знакомой. Но вопрос в том, что на протяжении столетий не палка, а музыка подняли человека над зверем и подняли его: музыка, непреодолимая сила разоружившейся истины, сила притяжения его пример.

И здесь мы вернулись к «музыке, которая сопровождает жизнь», из которой мы ушли. Таким образом, христианство Пастернака лежит в истории, в нашей «современности», главной характеристикой которой является формирование новой, чрезвычайно крутой фазы христианства. Это новое лицо веры неожиданно по сравнению с традиционной религиозной культурой русского православия, «верой отцов» с ее интимным архаичным, аскетическим, эрмитовым вкусом. Эти две формы веры, Пастернака и традиции, в отличие от знаковой живописи иконы, «созерцания в цвете», по сравнению с воздушными импрессионистическими зарисовками от истины, такими как интерьер православной церкви или монашеская ячейка по сравнению с открытым пространством, к пейзажу, в котором, однако, что-то, что можно сравнить с теофанией для персонажей романа и самого поэта.

Вид, рассматриваемый как литургический праздник. Когда дело доходит. Вы могли бы продолжить список контрастов, которые относятся ко многим объектам веры, так сказать, к ее мелодичности. Но то, что сильно придает христианская мысль Пастернака православной традиции, - это отношение к образу, поэзии, как к самому глубокому знанию смысла. Новинка - одно из ключевых слов христианского мышления Пастернака. Он чувствует себя как несколько других, как до, так и после него, этого евангельского мотива. Потому что «вещи прошлого ушли».

Среди «вещей первого» есть расы, классы, народы, всякое обобщение и синтез, которые заменяют уникальность человека и его дар. Среди «вещей первого» есть посредственность и «диаволерия повседневной жизни». В прошлом мы свободны от тысяч вещей, и нам нечего бояться. Счастье и бесконечность нового - и пагубность, презрение ко всему, что не нова, как облачная, тупая, бесполезная, является основной темой последних писем Пастернака. Убедительность и убедительность этих слов о той новизне, которая появилась раз и навсегда, поразила читателя: они приложили энергию прямого свидетельства.

И в то же время они были суждением о всем, что появилось как «новое», обо всех «нововведениях», «нововведениях», «нововведениях», из которых наша цивилизация полна. Они были суждением о «новизне», обещанной революцией и которая какое-то время очаровала главного героя, пока он не узнал «старость». В этой новинке «Новинка» отсутствует, нет ничего живого, свободного и чудесного. Он «отправился», прежде чем он появится, как поздний «заложенный» языческий Рим. По словам Пастернака, в нем нет жизни, потому что есть сострадание, первый дар Святого Духа.

Он называет сострадание, что Данте называет любовью, то есть Принципом Вселенной. Сострадание управляет Вселенной. Любовь, которая движет солнцем и другими звездами. Жизнь, новизна, дар, свобода, будущее - это основные и взаимозаменяемые слова христианского опыта Пастернака. И в их богословии все они - имена Христа. Все это, чья возможность «в этом мире» сомневается в наших современниках, не только возможна, говорит Пастернак, не только ждет нас в «другой жизни»: они составляют «музыку» этой реальности и строят жизнь Человек, жизнь вселенной, история.

Христианское положение Пастернака из-за его глубокой враждебности к «преданности» и «спиритуализмам» всех видов, к условным символизмам, «мистическим» туманностям и ритуалам из-за его незаинтересованности в доктринальном аспекте, нередко понимается как гуманистическая редукция формально «правильного» христианства. Христос для Пастернака не является образцом «святой жизни» или примером «совершенного человека»: Христос - это сама Жизнь, «Жизнь всех», Тот, кто дал мировое бессмертие. Это в истинном смысле мистическое, таинственное, которое наполнено, как мы знаем, Святым Духом.

Но все это - Жизнь, Дар, Новизна, Будущее, Свобода - это не что иное, как дискурс о Духе, который «дует туда, где ему нравится», и в первую очередь Церковь свидетельствует о животворном действии Живого Дающего. Святой Дух - это личное выражение такого дара, этого бытия-любви. О новом творении и его связи с первым творением как первом спасении от небытия: «Это новое начало по отношению к первому, оригинальному начало спасительного спасения Бога, которое отождествляется с одной и той же загадкой творения».

Тщательный читатель Пастернака признает эти утверждения, выраженные на строгом доктринальном языке, который на языке интимной правды Пастернак хочет общаться без позы без страха Мы не можем назвать его христианскую мысль иначе, чем поэтическая пневматология. Это свидетельство другого Консольера также слышало нас, читателей запрещенных манускриптов Пастернака, циркулирующих в самиздате, которые мы часто ничего не знали о доктрине Церковь, и мы повторили ее как долгожданную новизну: «Все прошло раньше».

Смерть и зло и инстинкт честность уже была осуждена. Могу сказать, что то, что нам сказал Пастернак, было особой определенностью. Определённость бесконечно далека от фанатизма. Сам Борис Леонидович говорил о себе как о неразрешенном, нерешительном, часто потерянном человеке. Его уверенность была на другом уровне, а также его верности. Есть ли в мире вещи, достойные верности? Будьте верны бессмертию, верны Христу! В течение года он добрался до нас в Москве, где он работает директором Итальянского культурного центра при московском посольстве, но он друг и ласковый сотрудник, и на самом деле он здесь, как куратор выставки и докладчика.

Итак, это самое обстоятельство - это обстоятельство каждого человека, обстоятельство Марии в доме Назарета, обстоятельство такого человека, как Пастернак, чьи стихи, письма которых читались в молитвах по лаврам, и для нас сегодня одинаковы: силы, которые двигают сердце человека, - это те же силы, которые могут измениться, которые меняют историю. Пастернак, Повествовательные работы, Милан.

Встреча немного похожа на весну для Пастернака, она повторяется каждый год, и каждый год это чудо. Итак, давайте вернемся к публикации доктора Зиваго. Переписка Объединения из Москвы в конце 1950-х годов, после публикации романа на Западе, после присуждения Нобелевской премии его автору и противоречия, вызвавшего все это, объяснила, что Пастернак был исключен из Союза писателей, «Из-за серьезности политических размышлений, вызванных его отношением». Бадат, не за что-то, что он сделал, а за размышления, которые пробуждали в других, и снова, за размышления, которые не вызвали от чего-то, что он сделал, но от его отношения.

Это совершенная формулировка идеи социалистического реализма или объективного врага, то есть идеальная формулировка разрушения реальности во имя ее идеологической переинтерпретации, во имя презумпции человека о возможности заменить реальность и ее бесконечную сложность схема. Здесь Пастернак - это полная противоположность этому сокращению, в котором потеряна реальность, и в которой теряется наше собственное существование, его значение теряется, его контуры теряются. Это противоположность, Пастернак, этого сокращения, для которого индивидуальная жизнь больше не имеет никакой ценности и переполнена, в конечном счете, со смертью и потерей памяти, с такой важной памятью, как ранее упоминалась Ольга Седакова.

Пастернак - это полная противоположность всем этим контрастам, в которых мы все еще живем, между абсолютным разумом и истиной личности, между обществом и индивидом, между историей и человеком. Чтобы определить все его бытие и его работу, в нем есть страсть к истине, к абсолютной истине, которая не противопоставлена ​​ценности личности, а требует этого, установив абсолютную ценность человека и жизни бетон, который всегда многообразен и таинственен. Пастернак пишет о жизни, а не о жизни. Поскольку итальянский критик всегда писал в 1950-х годах, у Зиваго есть реальная жизнь, целое, человек, а не ритуал гуманитарных наук, который сегодня моден, что является обязанностью противодействовать иррациональным событиям его собственная рациональная культура, нет человека печального и печально известного человеческого достоинства, сегодня мы бы сказали ценности, есть человек с его достоинством, что совсем другое.

Поэтому давайте не будем смотреть на образцы Пастернака, давайте не будем сузить его до наших схем: политическая приверженность, разъединение, прогрессия против декаданса, историзм против близости. Эти схемы также могут дать нам иллюзию доминирующей реальности, но потеряют вкус и чувствительность к ее неожиданностям, то есть мы потеряем ту самую реальность, которая является именно сюрпризом. Как сказал современный писатель Пастернака, еврейского происхождения, Исаак Бабель, «вы знаете все, но что вам нужно, если у вас всегда есть очки на носу и осень в вашей душе?» Здесь искусство Пастернака, его величие, именно в преодолении этих контрастов, которые стремятся инкапсулировать жизнь в том или ином направлении, и пусть жизнь убегает с ее неприводимым смыслом: это искусство для Пастернака, открытие реальности в ее таинственной и многообразной сложности.