Валерий брюсов. Анализ стихотворение Валерия Брюсова «Хвала человеку. Коллективный сборник «Книга раздумий»

2. Валерий Брюсов

Георгий Адамович о Валерии Брюсове

Сегодня речь у нас пойдет о Валерии Яковлевиче Брюсове, поэте, который родился в Москве в 1873 году и умер в Москве же в 1924 году. Один из главных критиков, может быть самый главный критик, русского зарубежья Георгий Адамович в 1950 годы писал: «Вся русская поэзия за последние четверть века столь многим обязана Брюсову, и так часто об этом теперь забывают.»

Литературная судьба Брюсова

Действительно, судьба Валерия Яковлевича Брюсова, если учитывать посмертную судьбу, сложилась не очень счастливо. Он был одним из самых популярных русских символистов – может быть только Бальмонт был более популярен, чем он – в начале 1900 годов. Он был признанным поэтическим мэтром. У него учились самые-самые разные поэты, ему подражали самые разные поэты от Николая Гумилева до имажиниста Вадима Шершеневича. Он был законодателем поэтических мод. Может быть чуть-чуть только упрощая, можно сказать, что в Москве это была главная фигура, если говорить о модернистах, если говорить о декадентах.

На его книги писались восторженные рецензии. Ему подражали. Однако, довольно скоро после его смерти и даже уже при жизни Брюсов начал чувствовать, что популярность его спадает. И, если два других символиста, о которых мы говорим в курсе наших лекций – Блок и Анненский – по-прежнему читаются, их строки знают наизусть, они трогают душу, если я позволю себе так ненаучно выразиться, то Брюсов почти забыт.

Он сам, по воспоминаниям своего младшего друга Владислава Ходасевича, говорил, что он хочет, чтобы в любой истории литературы, как бы она была подробна или, наоборот, неподробна, ему было посвящено хотя бы две строчки. И эти две строчки ему посвящены действительно в любой истории литературы. Однако говорить о нем, как о живом явлении, наверное, не приходится. И слова Адамовича, с которых я начал, справедливы. Действительно, и Брюсов почти забыт, и то какой вклад он внес в русскую поэзию тоже почти забыт. Так попробуем же хоть немножко восстановить справедливость и поговорить об этом безусловно замечательном поэте и, прямо скажем, великом литературном деятеле.

При этом все-таки некоторая справедливость будет сохранена и продолжена в нашей лекции. Хотя Брюсов писав в течении очень многих лет, мы сегодня поговорим только о начальном периоде его творчества. Впрочем, довольно долгом начальном периоде. Мы поговорим о десяти первых годах его творческой деятельности – с 1893 по 1903 год, когда, собственно говоря, он и сделал то главное, что он сделал как поэт и как литературный деятель, когда он написал свои лучшие стихи, когда он организовал символистов в некое единое движение. А дальше, хотя это было бы интересно и любопытно об этом тоже говорить, но дальше мы говорить уже не будем. Действительно, то что было дальше интересно, может быть, для истории литературы, но уже для сегодняшнего читателя, даже интересующегося поэзией серебряного века, не так интересно.

Начало творчества Брюсова

Брюсов был сыном московского купца, и как все почти поэты своего времени и более поздние, даже и модернисты, и об этом мы будем еще довольно много говорить, начинал с подражаний такому главному поэту эпохи, совсем уже, и кажется справедливо, забытому, Семену Яковлевичу Надсону, туберкулезному юноше, писавшему гражданские стихи.

И действительно, самые-самые разные поэты – от Мережковского до Гумилева того же – начинали с подражания Надсону.

В 1892 году в журнале «Вестник Европы» в сентябрьском номере появилась статья Зинаиды Венгеровой, которая называлась «Поэты-символисты во Франции». Это была статья-обзор. Венгерова была очень хорошей переводчицей и она была хорошим, как сейчас говорят, культуртрегером. Она написала статью, в которой шла речь о поэтах – о главных французских символистах – о Малларме, Рембо, Верлене и Метерлинке, и привела в своих переводах и на французском некоторые образцы их поэзии.

И для Брюсова это стало важнейшим событием. Сам в своем дневнике он говорил позже: «Это было целое откровение для меня.». Статья в «Вестнике Европы» была опубликована в 92 году, и уже через год, 4 марта 1893 года Брюсов вносит в свой дневник еще одну запись, где он говорит о том, что его путеводной звездой в тумане будет отныне являться декадентство. Мы уже с вами говорили о том что такое декаданс, декадентство. И сам он говорил о себе, что он рожден быть вождем декадентства в России. И хотя это запись совсем-совсем молодого человека, и окрашена она характерным для юности самолюбованием, несмотря на это она действительно содержит ту программу, которую Брюсов потом воплощал. Он должен был создать школу в России, он должен был ее возглавить, что, собственного говоря, и произошло.

И он очень рано понял еще одну вещь, о которой мы тоже говорили с вами в самой первой лекции, он говорил о том, что никакая новая школа в России невозможна, если не будут решены важнейшие проблемы – проблемы языка, на каком языке нужно говорить, на каком языке нужно передавать мироощущение новой эпохи.

И в своем дневнике он записывает (в этом же 1893 году): «Что, если я вздумаю на гомеровском языке вздумаю писать трактат по спектральному анализу? У меня не хватило бы слов и выражений. Нет, нужен символизм.» И вот Брюсов выбирает символизм как главное направление, выбирает французских поэтов как главный ориентир на своем пути и приступает к собственной деятельности.

При этом сразу нужно отметить одну вещь, на которую можно смотреть двояко. Это может казаться нам и, с одной стороны, неприятным, в поэте и, уж во всяком случае, непривычным в поэте. С другой стороны, это, собственно и обеспечило Брюсову то лидирующее место в русском символизме, которое он занял, а именно – он был чрезвычайно рациональным человеком. В этом есть некоторый парадокс: он, который писал символистские тексты, который сделал ставку на иррациональность, на магическую поэзию, при этом он был чрезвычайно рациональным человеком. Он очень умело действовал. Все время у меня на язык сегодня слова из современного лексикона. Это не случайно. Действительно, в наше такое деловое время Брюсов нашел бы себя тоже прекрасно. Можно употребить такое слово «менеджер». Он был гениальным, замечательным менеджером.

И первый сборник, который он выпустил, который он подготовил, назывался «Русские символисты». Их потом выйдет еще несколько, а первый вышел в феврале 1894 года. И, собственно говоря, участников этого сборника было двое. Это был сам Брюсов, и был привлеченный им, привлеченный его умением, а этим вообще Брюсов славился – он умел привлекать на свою сторону разных людей, так вот привлеченный его речами горячими его гимназический друг Ланг, который подписывался псевдонимом Миропольский. Они издают этот сборничек «Русские символисты» – сборник, который вызвал переполох в литературной среде, сборник, после которого некоторое время Брюсова, рациональнейшего человека, будут сопровождать обвинения в сумасшествии: забрать в желтый дом, идиот. Об этом сразу стали говорить. <Это был> сборник, который нарушал привычные представления о свойствах предметов и явлений, и который действительно очень часто пользовался тем методом, о котором мы еще довольно много будем говорить, когда мы будем говорить о модернистской поэтике – методом отброшенных ключей.

Брюсову нравилось шокировать читателя, пропуская логические звенья между цепями своих строк. Читатель, который хотел, он мог эти звенья достраивать. Мы сегодня увидим как это можно сделать на примере разбора одного стихотворения Брюсова. Но многие – те, кто не хотели или не умели этого делать, оказались совершенно в шоке.

Еще более интересно, может быть, отметить, что Брюсов замечательно имитировал в этом сборнике русский символизм, которого, собственно говоря, почти еще не было. Что я имею в виду? В этом сборнике кроме него и Ланга-Миропольского были опубликованы стихотворения еще нескольких человек, которых не существовало на самом деле. Это были фиктивные фигуры. Стихи за них написал сам Брюсов.

Виртуальные поэты Брюсова

При этом замечательно то, что Брюсов не просто пытался создать массовое движение, или впечатление массового движения, что <в нем есть> один поэт, другой третий, четвертый, пятый. Самое интересное состоит в том, что он попытался каждого из придуманных им поэтов наделить собственной поэтикой. Причем в каждом из этих поэтов можно угадать на кого Брюсов ориентировался. Один был русским Малларме, другой – русским Рембо, третий – русским Верленом. То есть Брюсов попытался создать ощущение, что вот и у нас в России тоже есть символизм. И это сработало, потому что поэты, которые начали писать стихи, ознакомившись с этим сборником «Русские символисты», получили образцы, которым они могли подражать. Это была традиция, с которой они могли работать.

В 1894 году, в конце лета Брюсов делает второй выпуск «Русских символистов», в котором уже десять авторов печатают по пять стихотворений. На самом деле опять восемь авторов были созданы самим Брюсовым. Он писал для них стихи. В 1894 году он выпускает этот сборник и одновременно он занимается бурной деятельностью по ознакомлению русского читателя с новейшей западной поэзией. В 1894 году выходит главная книга Поля Верлена, может быть, самого лучшего, самого интересного среди символистов, «Романсы без слов», переводит которую тоже Брюсов.

А в 1895 году он выпускает одновременно собственную книгу стихов, которая называется «Шедевры» (по-французски), и в этом, конечно, был некоторый эпатаж, и он выпускает третий выпуск «Русских символистов». И это, наверное, самый главный, самый известный сборник, где Брюсов эпатирует читателя так, как до этого никто не решался его эпатировать.

Самым интересным для нас будет разворот этого сборника «Русские символисты». На одной, на левой половинке в середине страницы была напечатана только одна строка. Это была строка, которую помнят, наверное, даже те, кто сегодня из Брюсова ничего не помнят, а вот эту строку помнят многие, впрочем, забыв уже, что автором этой строки является Брюсов. Это строка «О закрой свои бледные ноги.», которая вызывала немедленно вой критики, кучу подражаний. Сам Брюсов, немножко играя, объяснял, что речь идет о ногах Христа. В другой раз он давал другое какое-то объяснение. Но, конечно, самое главное для Брюсова было здесь подразнить гусей, раздразнить читателя.

На самом деле он был одним из первых... Вот мы будем говорить про футуристов, которые дразнили читатели, эпатировали читателя, и вообще на авангард можно смотреть на явление, в котором главным была провокация – главным было, с одной стороны, заинтересовать, с другой стороны, вызвать шоковую реакцию. Так вот молодой Брюсов, конечно, был авангардистом. Строка действительно была эпатажной, и она свою роль сыграла. Действительно, эту строку запомнили все и помнят все до сих пор.

Стихотворение «Творчество»

Вторым же стихотворением, может быть еще более важным, на другом развороте этого сборника «Русские символисты», 3-м выпуске, было стихотворение «Творчество», о котором поговорить более или менее подробно я как раз сейчас предполагаю.

Ну, понятно, что уже название этого стихотворения «Творчество» говорит о том, что это стихотворение программное. Датировано оно 1 марта 1895 года. Давайте я попробую прочитать это стихотворение, и мы попробуем на него взглянуть, попробуем увидеть в чем, собственно говоря, состояла суть брюсовского символизма.

«Творчество»

Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене.

Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине.

И прозрачные киоски, В звонко-звучной тишине, Вырастают, словно блестки, При лазоревой луне.

Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне... Звуке реют полусонно, Звуки ластятся ко мне.

Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене.

Анализ стихотворения «Творчество»

Очень много было крика, когда это стихотворение вышло. Особенно все ополчились на строки «Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне». И Брюсова обвиняли в том, что он сумасшедший, и в том, что он вероятно пьяный писал это стихотворение и поэтому у него в глазах все двоится.

Сейчас мы попробуем увидеть, что это стихотворение выстроено чрезвычайно рационально. Даже, я бы сказал, слишком рационально для символистского текста. И как раз тот ключ, ту краткую формулу, которую мы будем подбирать к творчеству каждого поэта, <в случае Брюсова> как раз и есть для меня, например, сверхрациональный символизм. Давайте попробуем увидеть как рационально, как сверхрационально устроен этот текст.

Я думаю, что его разбор удобно начать с простейшего наблюдения. А именно, первая и последняя строфы этого стихотворения соотносятся совершенно отчетливо. Первая строфа: «Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене.». Последняя строфа: « Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене.» Мы видим почти полный повтор с очень важной разницей. В первом случае у нас «несозданных созданий», а в последней строфе «созданных созданий».

Ну, и название «Творчество» подсказывает как мы должны читать это стихотворение. А именно, это стихотворение представляет собой то, что называют иногда громоздким словом автометаописание, то есть поэт описывает процесс творчества. Собственно говоря, стихотворение представляет собой описание рождения вот того стихотворения, с которым читатель и знакомиться. Вот он – отброшенный ключ. И мне кажется, что получив этот отброшенный ключ, мы сейчас с легкостью разберемся в кажущихся странными и нелогичными образах этого стихотворения.

Вот давайте начнем теперь с первой строфы. «Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене.». Я думаю, для начала нужно дать комментарий. Брюсов совершенно специально взял слово, которое звучит экзотично. Не очень, даже и в его время, люди знали что такое «латании». Латания – это род пальмы с широкими листами. И листья латаний действительно похожи на лопасти мельницы, например. И теперь мы можем представить себе картинку. Для анализа данного стихотворения это нам поможет.

Сидит поэт. Может быть, он сидит в полусне некотором: «Колыхаются во сне». И предположим перед ним растение – латания в горшке. Ходасевич, о котором мы уже говорили, как раз вспоминает, что у Брюсова стояли на окнах эти латании. За окном луна. Уже ночь. И осталось понять что такое эмалевая стена. Эмалевые стены были у печей. Получается весьма внятное описание: поэт сидит, он видит как колеблются, может быть от легкого ветерка, латании, тень от этих латаний падает на эмалевую стену. Вот, собственно говоря, что мы видим в первой строфе.

Что Брюсов делает во второй строфе? Я думаю мы сейчас с вами легко это поймем. «Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине.» Собственно говоря, Брюсов уже начал из мира реального – латаний – творить свою фантазию – «лопасти латаний на эмалевой стене». И вот он продолжает, он углубляет эту фантазию. Кажется, очень легко понять, что эти отражения латаний на эмалевой стене – они напоминают руки, они фиолетового цвета, потому что это тени, и вот возникает этот образ таких страшноватых магических, мистических фиолетовых рук. И дальше Брюсов делает очень простой, во всяком случае для нас, привыкших к чтению модернистских стихов, для современников это не так, они не были к этому привычны, он делает очень простой ход. Какой? Звуки, которые чертят. Довольно простой оксюморон. Звуки нельзя чертить. Вот он их чертит, и дальше возникает, продолжается та же самая игра – «в звонко звучной тишине». Тишина не может звучать, а у Брюсова она звучит.

Дальше строфа: «И прозрачные киоски, В звонко-звучной тишине, Вырастают, словно блестки, При лазоревой луне.» Здесь необходимо одно уточнение сделать. И вообще это важно для всего нашего курса будет, и вообще важно для чтения любого текста. Мы очень часто читаем глазами сегодняшнего человека. Вообще, корректное чтение предполагает, что мы забываем все современные значения слов и за значением каждого слова лезем в словарь того времени, потому что вот слово «киоск», которое привычно для нас как киоск, в котором продают, например, газеты – газетный киоск, в то время не имело этого значения, или оно было периферийным, а главным значением слова киоск было «беседка».

Таким образом, вырастают прозрачные беседки. Это, конечно, создание фантазии Брюсова. Но самое главное здесь, как кажется, это обратить внимание на расширение пространства. Вот он сидит в этой комнате. Вот он видит сначала тени, которые создают растения. Потом они кажутся ему эмалевыми руками, а вот теперь это пространство... оно захватывает, оно побеждает реальное пространство, и уже по всей комнате, или во всем видимом спектре вырастают эти самые киоски.

А дальше, собственно говоря, вот эти строки, которые и вызвали такое недоумение и оторопь у современников, которые, кажется, тоже будут нам понятными. «Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне...» – о чем идет речь? Понятно о чем идет речь. Речь идет как раз о тени. Вот есть реальный месяц, который всходит. Тень от этого месяца падает на ту же самую эмалевую печь, и мы видим две луны: месяц настоящий, месяц реальный и месяц или луна иллюзорная, которая отражается в печи.

И дальше идут торжествующие строки: «Звуке реют полусонно, Звуки ластятся ко мне.» Что происходит? Если в начале стихотворения поэт, лирический герой сидит в комнате, и жизнь, которая протекает в комнате, она ему не подвластна, то дальше он начинает из этой реальной жизни, из этого реального мира творить свой мир, воображаемый мир, символистский мир, скажем так, где, в этом мире, все абсолютно ему подчинено, где он абсолютно управляет всем, и, соответственно, звуки становятся покорны ему. И заканчивается стихотворение этой торжествующей констатацией: «Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене.»

Как видим, это стихотворение не просто продуманное. Оно сверхпродуманное, сверхрациональное. Еще раз повторяю. Брюсов, и в этом, может быть, отчасти причина его малой популярности сегодня, его символизм во многом был головным. Вот он придумал, он решил, что он будет вождем – он стал становиться вождем, он стал издавать эти сборники, он стал издавать эти книги. Оно поставил на символистскую поэтику – и он начал писать такие стихи, хотя он, как кажется, судя даже по этому стихотворению, был рожден совершенно для другого. Он был рожден, может быть, для сверхрациональных стихотворений. Недаром акмеисты потом попытаются сделать его своим союзником.

Но это сработало. Тогда эти стихи воспринимались как абсолютное откровение той малой частью публике, которой понравился Брюсов и которые символистов приняли, и были встречены воем, свистом, улюлюканьем широкой публикой, что, еще раз повторяю, авангардисты ранние и поздние делали совершенно сознательно. Они очень четко просчитывали, чтобы тираж все-таки продавался. Каких-то шагов они не совершали, уж совсем эпатажных, но на этой грани все время балансировали. Собственно говоря, задачей символистов, и Брюсова в том числе, было не только отобрать верных, но и отсечь ту публику, которая им для их деятельности не подходила. Всегда должен был быть вот этот фон.

Пародия В.С. Соловьева на творчество символистов

И даже самые-самые умные и тонкие люди эпохи были шокированы этими стихотворениями, были шокированы этим сборником. И одним из тех, кто был возмущен, был тот человек, о котором обязательно еще с вами будем говорить, когда будем говорить о Блоке и о Белом, во всяком случае упоминать его имя будем обязательно, это Владимир Соловьев, который написал очень едкую пародию, их было три, на символистов, собственно на Брюсова, и одну из которых можно здесь прочесть.

На небесах горят паникадила, А снизу - тьма. Ходила ты к нему иль не ходила? Скажи сама! Но не дразни гиену подозрения, Мышей тоски! Не то смотри, как леопарды мщенья Острят клыки! И не зови сову благоразумья Ты в эту ночь! Ослы терпенья и слоны раздумья Бежали прочь. Своей судьбы родила крокодила Ты здесь сама. Пусть в небесах горят паникадила, В могиле - тьма.

Надо сказать, Брюсов был страшно обижен на эту пародию. И такой реакции, хотя он сам ее отчасти провоцировал, такой реакции он не ожидал, и даже в течении некоторого времени он думал распустить символистов, чтобы перестать писать символистские тексты. Но все-таки он переборол себя. В 1896 году он написал еще одну книгу стихов, в которой господствует, в которой главным является другой символизм – не тот символизм, иррациональный, который он пытается создавать в сборнике «Русские символисты», а символизм так называемого парнасского типа, то есть французские символисты и предсимволисты – очень важные для него поэты: Леконт де Лиль – холодный и более близкий, наверное, более органичный для самого Брюсова.

Коллективный сборник «Книга раздумий»

И наконец, в 1899 году, то есть на границе веков, происходит очень-очень важное для Брюсова событие. Ему удается объединить не призрачные, не фантастические какие-то фигуры, а ему удается объединить действительно, пожалуй, главных московских поэтов-декадентов, поэтов, тяготеющих к символизму этого времени.

Он выпускает «Книгу раздумий» – коллективный сборник, в котором участвует он сам, в котором участвует такой друг-враг его многих лет и главный соперник на поэтическом Олимпе и, пожалуй, более популярный, чем он – Константин Бальмонт.

В котором участвует замечательно одаренный поэт Иван Коневской, который, к сожалению, утонул юношей. И он, знаете, стал такой фигурой очень важной, которая бывает почти в каждом движении: вот тот, кто подавал огромные надежды, кто наверное бы стал главным. Непонятно стал бы Коневской главным поэтом или нет, но вот такую роль, уже погибнув, он играл, на него они все ссылались: вот такой был замечательный филологический юноша, одаренный. И поэт Модест Дурнов.

Брюсов как литературый критик

И тогда же Брюсов, понимая, что завоевание литературных площадок и завоевание литературной сцены это не только стихи, но это еще и критика, он начинает всерьез заниматься литературной критикой. Он начинает много писать о поэтических сборниках, которые выходят. Почти все серьезные сборники им обозреваются. И вот с 1894 года он начинает и в 1924 году он заканчивает, то есть это такой большой-большой период его творчества.

И надо сказать, что Брюсов был замечательным литературным критиком – удивительно умным, удивительно тонким. У него было свойство, которое редко бывает у критиков. Может быть в силу своей некоторой холодности он умел быть объективным. Скажем, футуристы, которые над ним издевались, всячески пытались его унижать и даже в одном из своих манифестов назвали его не Валерием Брюсовым, а Василием Брюсовым, что для него было очень обидно, потому что он дорожил своим красивым именем Валерий Брюсов, а Василий – это к тому же был намек на его купеческое прошлое. Так вот, о них в своих критических статьях он пишет очень высоко – о тех, кто ему нравился. Скажем, о Хлебникове и Маяковском он пишет высоко и хвалит их стихи.

А кроме того, у него было еще одно свойство важное, как у критика, он не был критиком-импрессионистом. Опять это исходит, наверное, от рационального устройства его личности, он замечательно умел не просто говорить «это плохо», «а это хорошо», «а это не очень хорошо», а он замечательно умел расписывать, он умел объяснять почему это хорошо, а почему это плохо. И, надо сказать, что потом все те критики модернистские, из среды модернистских поэтов, которые пришли на смену Брюсову, скажем, Гумилев, о котором мы еще будем говорить, и обязательно будем еще говорить о Брюсове в связи с Гумилевым – невозможно обойти, так вот Гумилев учился у Брюсова как критик. Адамович, с которого мы начали, учился у Брюсова как критик. Может быть именно поэтому ему как раз и удалось более-менее объективно вспомнить о вкладе Брюсова в поэзию. Иногда на уровне строения фразы, на уровне строения рецензии видно, если положить рядом книгу избранных рецензий Брюсова и книгу Гумилева, и книгу Адамовича, видно как они оба усваивают брюсовские уроки. И именно брюсовская оценка той или иной книги стихов очень-очень много значила для любого поэта. В архиве РГБ, Российской государственной библиотеки сохранился архив Брюсова. И там один из наиболее интересных набор материалов – это книги, которые присылали Брюсову, в которых все без исключения просят написать рецензию, отреагировать, прочесть, написать письмо и объяснить стоит заниматься поэзией или не стоит.

Скажем, та же Ахматова, которая вложила не мало сил, прямо скажем, в то, чтобы утвердить антибрюсовский культ. Она в поздние годы Брюсова очень не любила. Так вот есть письмо начинающей Ахматовой Брюсову, где она пишет не больше не меньше как «нужно ли мне заниматься поэзией?». Таким авторитетом обладал Брюсов-критик.

Издательство «Скорпион»

И в 1900 году вместе с богачом, своим другом Сергеем Поляковым он создает главное символистское издательство «Скорпион», которое располагается в Москве и которое печатает два потока книг. С одной стороны, оно печатает русских символистов, и очень многие важные книги и самого Брюсова, и Бальмонта, и других символистов выходили именно в этом издательстве. С другой стороны, у «Скорпиона» была, даже если смотреть по сегодняшнему дню, очень хорошая серия зарубежных книг. Опять же, конечно, это были книги модернистов. Это были книги польского прозаика Пшебышевского, это был Верлен, это был Рембо, это был Малларме. Это были другие авторы, это был Метерлинк. Это были очень разные авторы. Брюсов очень умно вел политику издательства. Он заказывал переводы прекрасным переводчикам, кстати, Венгерова была одной из этих переводчиц, и сам переводил. И, таким образом, Брюсов решал две задачи. Он вписывал себя и символистов в западный фон. С другой стороны, он просто знакомил читателя с новейшей западной литературой. И коммерчески, между прочим, «Скорпион» был довольно удачным издателем.

27 марта 1903 года Брюсов читает лекцию, а потом это выходит статьей. Это становится одним из главных текстов раннего символизма. Он читает лекцию, которая называется «Ключи тайны», где он объясняет что такое символизм в его понимании. И очень важно, это будет важно и для дальнейших наших разговоров тоже, Брюсов говорит о том, что символизм – это, прежде всего, эстетическое искусство. Символизм не должен претендовать на то, чтобы религиозно преображать мир. По Брюсову это не есть задача символизма. Дальше мы увидим, что младосимволисты как раз делали ровно противоположное. Они считали, что весь мир должен быть религиозно преображен с помощью языка. Вот Брюсов так не считал, а <считал, что> главное – это эстетические открытия, эстетические держания, эстетические поиски в те области, в которые до сих пор поэзия не ходила.

И действительно в Брюсове поражает разнообразие его тем. Он не хотел ни одну тему оставить обойденной. Это касается самых-самых разных областей. Даже в эротической поэзии, где, казалось бы, этого делать не стоит или это делать, может быть, трудно, и самое главное никто этого никогда не делал, рационально к этому не подходил, эротика и поэзия совершенно, казалось бы, несовместимые вещи, так вот Брюсов очень легко садился и разные виды любви описывал в своих стихотворениях. Ходасевич говорил, что все это выдумано, ничего этого не было, а это просто было заполнение ниши. Эта тема была не затронутой, и вот Брюсов ее заполнял.

Книга стихов Urbi et orbi

И наконец, два последних важных события в биографии Брюсова, в биографии русского символизма и в биографии всей русской литературы, о которых нужно сказать, это, во-первых, <то, что> в 1903 году Брюсов выпускает свою лучшую главную книгу стихов, которая называется «Urbi et orbi», то есть латинское название, «Городу и миру», в котором он собирает свои главные, лучшие стихи, где главной, доминирующей является тема современного города. При этом современный город показан на фоне истории.

Две ведущие темы. <Это> история от самой древности. Книга, собственно, и называется поэтому «Urbi et orbi», и то как в нашей современной жизни отображаются отблески от этой истории. Это замечательно сделано. И, кроме того, именно к этой книге Брюсов пишет предисловие, которое становится программным текстом русского символизма. Мы еще будем об этом довольно много говорить. Брюсов говорит о том, что книга стихов – это совершенно особый жанр. Это потом окажет влияние на всех абсолютно поэтов после Брюсова. Это будет важно и для Блока, это будет важно и для Анненского, для Мандельштама, для Ахматовой – для всех это будет важно.

Но первым это сказал Брюсов: «Книга стихов должна быть не случайным сборником разнородных стихотворений», – пишет он, – «а именно книгой – замкнутым целым, объединенным единой мыслью, как роман, как трактат, книга стихов раскрывает свое содержание последовательно от первой страницы до последней»,– ну и так далее, и так далее.

Что это значило для Брюсова? Для Брюсова это значило, что книга оказывается такой моделью мира, в центре которой стоит поэт, поэт-демиург, но только не религиозный – эстетический демиург, поэт, преображающий действительность. Если рискнуть употребить такую не очень высокую метафору, поэт оказывается такой своеобразной мясорубкой, которая перерабатывает реальный мир во что-то новое, создается мир совершенно другой.

Журнал «Весы»

И последнее событие, о котором мы должны упомянуть, я обещал, что будет от 1893 до 1903, но все-таки одно событие 1904 года мы обязательно должны упомянуть – Брюсов создает главный символистский журнал. Вот он создал символистское издательство. Теперь он создает главный, безусловно самый лучший символистский журнал, который называется «Весы».

И это название, как всегда у символистов, играет разными оттенками. Главные среди них, пожалуй, два. Во-первых, это мистические весы – созвездие весов, конечно, оно подразумевалось. Небесные весы. А, с другой стороны, Брюсов считал себя, и заслуженно, считал себя в праве выступать в роли оценщика всей литературы модернистской и немодернистской, которая была в это время.

Журнал «Весы» печатал рецензии. Иногда убийственные, иногда, наоборот, хвалебные. И на новейшие театральные постановки, на книги, на выставки. Это был, в общем, главный журнал, может быть, не только о поэзии, но и о модернистском искусстве.

Вождь символистов

Что было с Брюсовым дальше? Дальше он продолжал писать стихи, он продолжал свою деятельность. Он был весьма заметной фигурой на литературном небосклоне. И за его внимание продолжали бороться начинающие поэты. Это замечательно показано на потрете главного художника-модерниста – на портрете Врубеля, которому Брюсов позировал: он вождь, он стоит в такой позе со скрещенными руками, как Петр I стоит «на берегу пустынных волн», создавая Петербург, вот Брюсов так же стоит, смотрит, и мы можем представить как у его ног войска колышутся. Действительно, Брюсов очень многих рекрутировал в русский символизм.

Но стихи, но рациональные его стихи чем дальше, тем больше блекли, тускнели. И, еще раз повторяю, сегодня, может быть, мы можем вспомнить две или три, хорошо если четыре строки этого поэта. Но все-таки давайте не будем забывать об очень большой и очень важной роли Брюсова и как первого русского поэта-символиста и как организатора литературной жизни, и как вождя той школы, той великой, может быть, последней великой школы поэтической в русском искусстве, в русской культуре, <школы>, которую мы называем символизмом.

Литература

1. Гиндин С.И. Валерий Брюсов // Русская литература рубежа веков. (1890-е - начало 1920-х годов). Кн. 1. М., 2001.
2. Гречишкин С., Лавров А. Биографические источники романа Брюсова "Огненный ангел" // Ново-Басманная 19. М., 1990.
3. Гаспаров М. Л. Брюсов-стиховед и Брюсов-стихотворец // Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М., 1995.
4. Лекманов О.А. Ключи к «Серебряному веку». М.: Rosebud Publishing, 2017. C. 34–46.

В начале двадцатого века в русской литературе появилось масштабное и оригинальное явление «символизм», пришедшее в Россию из Франции. Валерий Брюсов , русский поэт, приветствовал это новаторство, стал участником модного направления и создателем многих произведений в жанре «символизм».

В 1897 году Брюсов женился на Иоанне Рунт, которая стала не только спутницей на всю жизнь поэту, но и другом, ближайшим помощником, музой.

Как известно, любовная лирика русских поэтов безгранична в своем выражении эмоций и волнений. Творцы художественного слова вкладывают в описание любви невероятное количество оттенков этого всепоглощающего чувства.

В октябре 1900 года Валерий Брюсов написал стихотворение «Люблю одно». При прочтении этого произведения читатель представляет картину, на которой автор бродит по улицам своего родного города, мечтает, размышляет, и, как настоящий творец слова, выражает всю гамму своих чувств в строках стиха.

Построение сюжета самое незамысловатое: на протяжении четырех строф стиха герой бесцельно гуляет по улицам и мысленно описывает свои ощущения. Улицы города наполнены шумной толпой, но автор подчеркивает, что он идет один, в прекрасном расположении духа, и сейчас у него часы безделий, он может позволить себе послоняться, просто помечтать.

Далее идет описание пьянящего весеннего вечера. Как известно, у влюбленных обостряются чувства, весь мир представляется удивительным и гармоничным. И вот, каждый год поэт восхищается весной, ее вечно новой красотой, и багровым вечером, и сумраком.

В продолжение вечера автор решил приобщиться к проходящим мимо людям. Он смотрит в лица идущих навстречу и пытается разгадать, о чем они думают, что их волнует. А сам о себе говорит так: то полон грустью, то богомолен, то влюблен. Целая палитра чувств посещает его за короткий промежуток времени.

В последнем четверостишье автор объясняет нам, почему именно на улицах у него вспыхивают эти эмоции: мечтать и думать он привык под грохот экипажей, а в стенах дома более располагающая обстановка для того, «уловить господень лик» . На фоне контрастов современного города поэт воссоздал притягательный мир счастливого влюбленного человека.

Лирический герой Брюсова одинок, но не в понимании любовного одиночества, а в данный момент времени описываемого события. В любви, этом прекрасном светлом чувстве, он видит смысл своего существования. Любовь – это дар, который приходит свыше, это самое возвышенное, светлое, искреннее чувство, переворачивающее все в душе человека.

Любовная лирика стихотворения соединила в себе поэзию любви с поэзией окружающего мира, передающего возвышенную одухотворенность чувства автора.

Четко очерченная, строгая композиция стиха выстроена двухсложным ямбическим стихотворным размером, а созвучия концов стихов – перекрестной рифмой.

Кроме отображения творческого порыва и чувственного восприятия, автор постарался каждое явление и предмет заменить на красивые, необычные метафоры и эпитеты : шумные улицы, святые безделья, часы картин, новое изумленье, встречать синеву, вечер пьяный, огонь багряный, жить сумраком, смотреть в тайны, полон грустью, вольный грохот, теснина стен, уловить лик .

Описывая душевный подъем, автор говорит о торжестве гармонии любви на фоне яркого городского пейзажа. Лирика Брюсова многообразна и многогранна. Соответствие риторики и смысла дает право называть его произведения как творчество «живописного слова» .

Поэт Брюсов убежден, что каждый человек приходит в наш мир с главной целью – научиться любить. Не каждому из нас удается встретить настоящую любовь, но если это произошло, то лучшей судьбы для себя не пожелать. В стихотворении «Люблю одно» автор описал удивительный мир радости и гармонии, двери в который открывает для нас любовь.

• «Юному поэту», анализ стихотворения Брюсова
• «Сонет к форме», анализ стихотворения Брюсова
• «Грядущие гунны», анализ стихотворения Брюсова

Валерий Яковлевич Брюсов

Как долго о прошлом я плакал,
Как страстно грядущего ждал,
И Голос — угрюмый оракул —
«Довольно!» сегодня сказал.

«Довольно! надежды и чувства
Отныне былым назови,
Приветствуй лишь грезы искусства,
Ищи только вечной любви.

Ты счастием назвал волненье,
Молил у страданий венца,
Но вот он, твой путь, — отреченье,
И знай: этот путь — без конца!»

Валерий Брюсов

«Отреченье» — стихотворение, написанное в 1896 году и относящееся к раннему творчеству Брюсова. Оно входит в последнюю часть сборника «Me eum esse» («Это - я»), увидевшего свет на закате девятнадцатого столетия. В этой книге лирический герой представлен в роли отстраненного мечтателя, человека, пытающегося максимально далеко держаться от жизни реальной. Современный ему мир он считает ничтожным, грязным и недостойным внимания. Подобными мыслями пропитано и «Отреченье». Некий Голос, «угрюмый оракул», призывает лирического героя навсегда забыть о прошлых надеждах и чувствах, отказаться от них в пользу материй более возвышенных. На первый план должны выйти «грезы искусства» и поиски «только вечной любви». Путь человека творческого преподносится как путь отречения, не имеющий конца. В строках этих, написанных 23-летним Брюсовым, явно просматривается юношеский максимализм. Позже период, к которому относится создание сборников «Chefs d’oeuvre» («Шедевры») и «Me eum esse», сам Валерий Яковлевич назовет декадентским.

Тематически «Отреченье» пересекается с одним из самых известных произведений Брюсова «Юному поэту» . Обратите внимание на первый совет оттуда:

…не живи настоящим,
Только грядущее - область поэта.

Теперь посмотрим на начало анализируемого текста:

Как долго о прошлом я плакал,
Как страстно грядущего ждал…

В раннем творчестве Брюсов провозглашал борьбу с патриархальным миром, одряхлевшим, устаревшим, доживающим последние дни. У ненавистных современников он не искал поддержки. В предисловии к «Chefs d’oeuvre» Валерий Яковлевич писал, что сборник этот завещан «вечности и искусству». Примечателен и третий завет из стихотворения «Юному поэту»:

…поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.

Его можно соотнести со следующими словами из «Отреченья»: «…Приветствуй лишь грезы искусства…».

Впоследствии взгляды Брюсова на поэтическое творчество претерпят сильнейшие изменения. В разные годы Валерия Яковлевича будут питать различные источники вдохновения: то мифологические сюжеты, то урбанистические мотивы, то Великая Октябрьская революция. Всех в рамках маленькой статьи и не перечислишь. Стоит отметить, что уже в начале двадцатого века к реальности Брюсов становится гораздо ближе. Его лирический герой перестает жить лишь мечтами и грезами, спускаясь с небес на грешную землю.

Введение

1 Брюсов В.Я. символист

1.2 Образ города в раннем творчестве В.Я. Брюсова

4 Образ города в позднем творчестве В.Я. Брюсов

Заключение

Библиография

Введение

В русской литературе существует несколько сквозных тем, к которым обращаются многие писатели, поэты, вне зависимости от эпохи, в которую они живут, вне зависимости от направления, в русле которого они создают свои произведения. Москва ли это Н.М. Карамзина, К.Н. Батюшкова, А.И. Герцена, А.С. Грибоедова или Петербург А.Н. Радищева, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, город активно входит в прозу и поэзию XVIII - XIX веков. Но каждый из писателей и поэтов привносит в раскрытие "вечной" темы что-то свое, уникальное, неповторимое.

В начале XX столетия тему города затронули поэты Серебряного века: В.Я. Брюсов, А. Белый, А.А. Блок и др.. Возникая как фон произведения, место действия героев и событий, город превращается в средство писательского замысла, приобретая тем самым свою художественную образность и становясь полноправным действующим лицом. Наиболее ярко это проявилось в творчестве В.Я. Брюсова - известного поэта, писателя, литературного критика, историка, философа, переводчика, теоретика русского символизма.

Валерий Яковлевич Брюсов одним из первых поэтов XX века, обратившихся к теме города и оказавших существенное влияние на последующих поэтов-урбанистов. Творчество Брюсова как родоначальника урбанизма в русской поэзии XX века вызывает немалый интерес у исследователей.город брюсов стихотворение урбанист

Изучением его творчества занимались Д. Максимов, К. Мочульский, М. Шаповалов, Н.Бурлаков, С. Гиндин и т.д. О нем написано много работ, в которых рассматриваются разные аспекты деятельности Брюсова: Брюсов-критик; Брюсов-переводчик; Брюсов-историк; Брюсов-прозаик и т.п. Целый ряд исследователей: Т.Анчугова, Л.Протасова, Т.Ковалева раскрывают специфику языка Брюсова. Круг исследований расширяется в монографиях Н. Бурлакова, М. Шаповалова, Д. Максимова. Эти авторы рассматривают жизненный и творческий путь писателя в целом, обращается внимание и на тему города, поскольку она является одним из основных мотивов поэзии В.Я. Брюсова.

В данных работах выявляются основные черты брюсовского города, подчеркивается значимость Брюсова как поэта-урбаниста, приводятся факты обращения поэта к данной теме, выявляется его отношение к городу.

Н. Бурлаков связывает город Брюсова с местом его рождения, с Москвой. Опираясь на биографию поэта, он выделяет этапы его творчества.

В исследовании В. Волошина город Брюсова рассматривается с позиции приятия-неприятия его поэтом. Волошин выделяет два типа города в брюсовской поэзии: Старый Город и Новый Город. Старый Город, существовавший при Брюсове, самим поэтом отвергается. Брюсов хочет построить Новый Город. "Город Будущего он строит по образцу и подобию Старого Города. Но, не постигнув законов Старого Города, в Городе Будущего он обречен на то же незнание и непонимание". М. Волошин считает, что Брюсов не певец, а враг города, и заявляет в своём труде: "Такому яростному врагу города не подобает имя "поэта города".

Традиционной же точкой зрения выражена в работах К. Мочульского, М. Шаповалова, К. Чуковского, С. Гиндина и т.п. Эти ученые видят в Брюсове певца города и приводят в доказательство наиболее значимые его урбанистические произведения. К. Чуковский, делая обзор современной ему русской поэзии, останавливается на В. Брюсове как на одном из "городских" поэтов. Автору статьи удается убедить читателя в том, что только город - преобладающее начало в творчестве В.Брюсова.

Итак, можно сделать вывод, что творчество В. Брюсова интересовало и интересует многих литературоведов. Но на наш взгляд, данная тема раскрыта недостаточно полно. В рассмотренной нами критической литературе не прослежена вполне отчетливо специфика и эволюция образа города в поэзии В. Брюсова.

Цель настоящего исследования - проследить эволюцию образа города в поэзии В. Брюсова.

Основными задачами являются:

раскрыть своеобразие художественного изображения города в творчестве поэта;

выявить функционирование образа города в ранней, зрелой и поздней поэзии В. Брюсова;

знакомство и анализ стихотворений В.Я.Брюсова.

Предметом нашего исследования являются стихотворения В.Брюсова разных периодов. В работе также используются малоизвестные источники, письма и статьи поэта, воспоминания о нем современников и другие материалы.

Глава 1. Образ города в русской литературе

1 Брюсов В.Я. символист

Однажды В.Я. Брюсов воскликнул: "Я не хочу прошлого! Я хочу будущего, будущего! Только разве прошлое других людей, давно отошедших, прошлое иных веков. Его я люблю!" И поэт нашел область, соединяющую в себе черты давних столетий и знаки меняющегося грядущего. Так был воспринят им город. В его поэзии начинают появляться картины городской жизни с ее шумами, грохотом, движением людских толп и быстро мчащихся экипажей, с ее соблазнами и противоречиями. В.Я.Брюсов становится одним из первых поэтов-урбанистов в русской поэзии ХХ века.

Сам по себе урбанизм является направлением в искусстве, а следовательно, и в поэзии, изображающим жизнь больших современных городов. В отличие от живописи и архитектуры урбанистическая поэзия направлена на отражение жизни крупных капиталистических городов с их огромным населением, шумной техникой, с контрастами роскоши и нищеты с помощью образного поэтического слова. В урбанистической поэзии важно, чтобы читатель ярко себе представлял описываемые поэтом картины городской жизни.

Как урбанизм связан с различными областями в искусстве, так и урбанистическая поэзия связана с различными течениями и литературными группами, которые по-своему воспринимали город. В.Брюсов изображает капиталистический город, его неисчерпаемый "яростный людской поток" как "воплотившийся в земные формы бред" ("Конь блед").

В разработке этой темы Брюсов опирается на традиции своих предшественников: А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Н.А. Некрасова, Ф.М. Достоевского из русской литературы. Также в урбанизме поэта прослеживается влияние французских символистов: А. Рембо, П.Верлена, Э. Верхарна. Тема города к началу XX века была уже не новой. Она активно вошла в произведения великих классиков XVIII - XIX веков: Н.М. Карамзина, А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Н.А. Некрасова и др..

Вслед за Гоголем, Достоевским, Брюсов воспринимает тему города как остро-социальную, обнаженную внутренние конфликты общественной жизни.

Следует отметить, что на формирование Брюсова как поэта-урбаниста оказала влияние и окружающая его среда, тот микроклимат, в котором он жил. В.Брюсов родился в Москве, на Цветном бульваре, в доме, который даже своим внешним нескладным устройством напоминал, своими мезонинами, пристройками, полутемными комнатами, скрипучими деревянными лестницами напоминал о нравах и привычках едва ли не дореформенного торгового мещанства. Остановка, окружавшая молодого Брюсова, отражала и более поздний уклад. Брюсов вырос в большом капиталистическом городе, который в то время в значительной мере уже потерял свою старозаветность. Уже тот факт, что город являл собой как старые, так и новые явления, отражал в сознании молодого поэта какую-то двойственность отношения к нему.

Даже в облике и характере Брюсова-старшеклассника, бородатого, некрасивого, преисполненного юношеского самомнения, чудаковатого, погруженного в свои мысли, поражающего учителей способностями и знаниями, одинокого среди товарищей, угадывалось зарождение какой-то непривычной породы людей, возбужденных реальностями и видениями по-новому развернувшейся городской жизни. Брюсову открылась искривленная душа буржуазного города, мир ночных ресторанов, домов терпимости и картежных страстей. Еще в ранней юности он соприкоснулся с этой стихией, переболел духовными болезнями горожанина.

Валерия Брюсова называют вождем русского символизма. Для его творчества были характерны беззаветная преданность своему призванию поэта, страстное служение литературе, невзирая на общественный строй. Он утверждал, что мастерство - важнейший элемент художественного творчества.

В 1894-1895 гг. вышли три сборника стихотворений "Русские символисты". Как выяснилось позже, автором большинства стихотворений был Брюсов, выступивший под разными псевдонимами, чтобы создать впечатление существования большого объединения поэтов-единомышленников. Мистификация удалась - читатели и критики заговорили о русском символизме.

Первые стихотворения Валерия Брюсова были опубликованы в 1894-1895 годах и сразу привлекли внимание читателей своей необычностью, дерзостью, экзотичностью. Молодой поэт стремится увидеть необычное в повседневном, зафиксировать преходящие чувства в ярких образах. Отсюда непривычные слова, странные картины, необычные сравнения:

"Фиолетовые руки

На эмалевой стене

Полусонно чертят звуки

В звонко-звучной тишине". ("Творчество").

В своих поэтических сборниках начала XX века В. Брюсов затрагивает множество исторических тем: древняя Ассирия, Египет, Греция, Рим, средневековье и Возрождение, наполеоновская эпоха. Обращаясь к героям истории, Брюсов пытается найти в их мыслях и поступках то, что созвучно современности.

Героев Брюсова объединяет целеустремленность, преданность избранному пути, вера в свое историческое предназначение. Брюсова привлекает сила ума и духа, позволяющая встать над будничными заботами, открыть неведомое. Но они всегда одиноки, они не способны на самопожертвование, в них нет чувства служения людям.

Разъединенность героев с окружающими людьми, отчужденность приводят Брюсова к некоторой картинности, риторичности, холодности стихов. Посвящая свои стихи "всем богам", автор, по существу, остается безразличным к содержанию их дела.

Брюсов всегда тяготел к урбанистической лирике - был певцом города, который представлялся ему центром цивилизации и вместе с тем неким спрутом. Брюсов предчувствовал, что на этот город-спрут обрушится Рок. Это предчувствие поэта символически выражено в стихотворении "Конь блед":

Темой одиночества, жизненного неустройства, беззащитности и слабости человека окрашены строки, посвященные городской жизни. В воображении поэта все чаще возникает "близ яркой звезды умирающий город". "Унылый и усталый мир" близится к концу. За роковой чертой возможна либо рабская покорность установленным порядкам, либо взрыв стихийных сил протеста.

Брюсов ощущает обреченность цивилизации. Он считает приближающуюся революцию неизбежной, исторически закономерной, поэтому в нем нет страха, нет ненависти. Силы будущей революции представляются ему стихией, валом, который движется "по еще не открытым Памирам". Будущий мир станет "общим даром идущих поколений". Но как будет он построен, на каких основах, кто будет тот "вольный человек", который будет в нем жить, - все это для Брюсова в высшей степени туманно и неопределенно.

Современный город с бурно развивающейся промышленностью, со всеобщей механизацией вызывает опасения поэта. "Стальной", "кирпичный", "стеклянный", с "железными жилами" город властвует над людьми, являясь средоточием порока: злобы, нищеты, разврата. В поэтическом мире Валерия Брюсова город, совмещая в себе все ужасы цивилизации, сам наносит себе страшный удар:

"Коварный змей с волшебным взглядом!

В порыве ярости слепой Ты нож, с своим смертельным ядом,

Сам подымаешь над собой." ("Городу")

Город своей масштабностью, мнимым величием притягивает человека:

Ты - очарователь неустанный,

Ты - не слабеющий магнит. ("Городу")

Но в то же время нельзя сказать, что Брюсов полностью отвергает город, в котором сосредоточены пороки, все отталкивающие стороны современной цивилизации. Поэт также понимает, что город - центр существующей науки и индустрии:

"Горят электричеством луны

На выгнутых длинных стеблях;

Звенят телеграфные струны

В незримых и нежных руках…" ("Сумерки")

И все же, развивая урбанистическую тему, поэт находится как бы на перепутье, пытаясь понять, кто же вмешается в процесс механизации жизни, кто бросит вызов порочности современной цивилизации? Ответом на эти вопросы служит лирика Валерия Брюсова, в которой тот, раскрывая существующие проблемы (и упадок жизни, и отсутствие в ней страсти, борьбы, энергии, духовного начала), ищет пути выхода из создавшейся ситуации. Такой точкой опоры для современного города станет сильная личность, которая все преодолеет, и жизнь вновь наполнится энергией борьбы, устремится к обновлению, станет способной к изменению мира, вызовет прогресс мировой науки, искусства, индустрии. И в итоге произойдет расцвет цивилизации, которая достигнет небывалых вершин:

"Но чуть заслышал я заветный зов трубы,

Едва раскинулись огнистые знамена,

Я - отзыв вам кричу, я - песенник борьбы,

Я вторю грому с небосклона. Кинжал поэзии!

Кровавый молний свет,

Как прежде, пробежал по этой верной стали,

И снова я с людьми, - затем, что я поэт.

Затем, что молнии сверкали." ("Кинжал")

Таким образом, в брюсовской поэзии урбанистическая тема перекликается с поиском яркой, сильной личности, способной не только к перерождению и собственному возрождению, но и к изменению современной цивилизации, к преодолению мнимых, пустых взаимоотношений мира с искусством.

Итак, подводя итог развитию городской темы в поэзии Валерия Брюсова, нужно отметить двойственное отношение поэта к современному городу - продукту существующей цивилизации. Поэт, видя все ужасы, страхи, которые несет город, одновременно пытается найти во всеобщем хаосе урбанистической жизни яркую индивидуальность, необыкновенную личность, которая приведет мир к обновлению.

Таким образом, можно сказать, что В. Брюсов, испытывая страх за судьбу и жизнь города, все же верит в победу разума и добра:

"Я люблю большие дома

И узкие улицы города,

В дни, когда не настала зима,

А осень повеяла холодом.

Пространства люблю площадей,

Стенами кругом огражденные, -

В час, когда еще нет фонарей,

А затеплились звезды смущенные.

Город и камни люблю,

Грохот его и шумы певучие, -

В миг, когда песню глубоко таю,

Но в восторге слышу созвучия.

("Я люблю большие дома...")

2 Образ города в раннем творчестве В.Я. Брюсова

Образ города в поэзии В.Брюсова возникает уже в первых его книгах: "Юношеское", 1892-1894гг., "Шедевры", 1894-1896гг., "Это - я", 1896-1897гг.. Здесь город еще не становится главным объектом художественного изображения, не развертывается во всю ширину. Наоборот, поэт бежит от него:

Эта светлая ночь, эта тихая ночь,

Эти улицы, узкие, длинные!

Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,

Прохожу тротуары пустынные. "Все кончено…", 1895

Для лирического героя данного стихотворения узкие длинные улицы и "тротуары пустынные" являются местом, усиливающим ощущение разлуки с любимой. В городе он чувствует себя одиноким, брошенным, но бегство из него тоже невозможно.

На улицах брюсовского города еще появляются несчастные в любви герои: пережившая ее безрадостный опыт девушка ("Туманные ночи", 1895) и женщина-проститутка ("Фантом", 1894). Город здесь становится свидетелем любовных переживаний героев, но бесчувственным, он только равнодушно смотрит на них и на происходящие события. Так нашему взору предстает еще одна картина:

Три женщины, грязные, пьяные,

Обнявшись, идут и шатаются,

Дрожат колокольни туманные,

Кресты у церквей наклоняются. "Подруги", 1895.

Эта яркая зарисовка с натуры близка некрасовскому петербургскому пейзажу, изображающему обездоленный городской люд, пропивающий с горя последние гроши. Городская обстановка раннего Брюсова накаляется присутствием еще одного немаловажного героя - сумасшедшего, в ужасе скользящего по городу, окруженного своими бредовыми видениями:

Я встречаю нагие тела,

Посинелые в рыхлом снегу,

Я минуты убийств стерегу

И смеюсь беспощадно с угла. "Сумасшедший", 1895

Сумасшедший радуется, что горят дома и весь город пылает в огне, а он стоит за углом и любуется придуманной самим же картиной. В своем сознании он убегает из города в "неживые леса", видя в них выход из быстро меняющегося городского окружения. Итак, в представленных ранних стихах В.Я. Брюсов отрицательно воспринимает город, он еще начинает "вдыхать его ядовитые пары", не понимая, что можно дышать полной грудью.

В постижении другого образа города Брюсов обращается к символизму. Он пишет стихотворение о городе, которым сам восторгается:

Тянется шея - беззвучная, черная Яуза. "Ночью", 1895.

Здесь город, доведенный до неузнаваемости в фантастическую картину. Москва уподобилась самке страуса с раскрытыми грязными крыльями, а речка Яуза стала тонкой шеей большой птицы. Стихотворение "Ночью" - яркий пример метаморфоз Брюсова, которые будут сопровождать образ города на всем протяжении его урбанистической поэзии. Лирический герой раннего Брюсова полон впечатлениями городского быта. Природа заслонена от него городскими образами, и он, вопреки общепринятым литературным традициям, бурно от нее отмежевывается.

Это было на улице, серой и пыльной,

Где деревья бульвара склонялись бессильно.

<…> Мы стояли с тобой молчаливо и смутно.

Волновалась улица жизнью минутной. "На бульваре", 1896

Здесь городская улица начинает проявлять какие-то чувства к своим героям, к двум влюбленным. Она не просто присутствует, она - "волнуется". Город поворачивается лицом к героям, а В.Я. Брюсов к городу.

Итак, говоря о начальном периоде творчества Брюсова, следует отметить, что, несмотря на декадентский индивидуализм молодого поэта, общей основой его ранней лирики все-таки является ее урбанистический характер. Находясь в "зачаточном состоянии", город не лишен своей яркости. Его улицы с равнодушного созерцания своих прохожих наполняются чувством сострадания. В городе раннего Брюсова много неясностей, недосказанности, туманности. Он часто затушеван вечерним и ночным светом, при котором разлука любимых становится еще трагичнее, а узкие длинные улицы приобретают серый цвет, что тоже пагубно влияет на его героев. Герои раннего Брюсова связаны с городом как местом пребывания и существования в нем. Особый акцент делается на их субъективных переживаниях.

3 Образ города в зрелом творчестве В.Я. Брюсова

Вершиной своего поэтического творчества сам В.Я.Брюсов считал сборник стихотворений "Венок". В "Венке" ярко расцветает гражданская лирика Брюсова, начавшая проявляться ещё в сборнике "Граду и миру". Брюсов поёт "гимн славы" "грядущим гуннам", прекрасно понимая, что они идут разрушить культуру современного ему мира, что мир этот обречён и что он, поэт, - его неотрывная часть. Брюсов, происходивший из русского крестьянства, находившегося под "барским гнётом", был хорошо знаком с сельской жизнью. Крестьянские образы возникают ещё в ранний - "декадентский" - период брюсовской лирики. На протяжении 1890-х годов поэт обращается к "крестьянской" теме всё чаще. И даже в период поклонения городу у Брюсова иногда возникает мотив "бегства" с шумных улиц на лоно природы. Свободен человек лишь на природе, - в городе он лишь ощущает себя узником, "рабом каменьев" и мечтает о будущем разрушении городов, наступлении "дикой воли". Брюсов сам ощущает себя рабом буржуазной культуры, культуры города, и его собственное культурное строительство является сооружением той же тюрьмы, что представлена в стихотворении "Каменщик". Схоже по духу с "Каменщиком" и стихотворение "Гребцы триремы" (1905).

Важную роль в сборнике В.Я. Брюсова "Венок" играет поэма "Конь блед", написанная в 1903 году, которую так ценил А. Белый. Подчёркивая философско-исторический смысл поэмы, Брюсов писал К.И.Чуковскому: "Это - НЕ Париж, НЕ Лондон, НЕ Нью-Йорк. Это город Будущего, город "Земли" (название трагедии Брюсова)". Это и другие урбанистические стихотворения Брюсова, даже впрямую и не связанные с темой Петербурга, оказали значительное влияние на русскую поэзию начала века и, в частности, на ее "петербургскую" линию. В данной поэме перед читателем предстаёт полная тревоги, напряжённая жизнь города. Город своими "грохотами" и "бредом" стирает надвигающийся лик смерти, конца со своих улиц - и продолжает жить с прежней яростной, "многошумной" напряжённостью.

Эпиграфом к поэме служат строки из "Апокалипсиса", откровения апостола Иоанна Богослова: "И се конь блед и сидящий на нем, имя ему Смерть". По "Апокалипсису", на землю прибудут четыре вестника, среди которых будет конь блед, олицетворяющий собой саму смерть.

Данная поэма В.Я. Брюсова является призывом, предупреждением скорого конца. На улицах города кошмар: "буря", "адский шепот", "грохот", "рокот колес" - все это создает неприятную атмосферу.

Улица была - как буря. Толпы проходили,

Словно их преследовал неотвратимый Рок.

Души опьяневших, пьяных городом существ.

В этом отрывке автор дает нам представление о месте события. На улицах города не только техника, но и люди. Это люди, опьяненные городом, постепенно теряющие свою душу. Но в эту "бурю" врывается "чужой", "заглушая гулы, говор, грохот карет", будто действительно звук "г", умело использованный автором стихотворения, заглушает мирские звуки, порожденные суетой:

И внезапно - в эту бурю, в этот адский шепот,

В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.

И в великом ужасе, скрывая лица,- люди

Брюсов акцентирует не "великий ужас" людей перед "всадником смерти" (хотя мотив такой есть), а восторг перед ним "женщины, пришедшей сюда для сбыта красоты своей", и сумасшедшего, "бежавшего из больницы". Отражена конечная степень трагизма: гибель воспринимается спасением. Женщина, "плача, целовала лошадиные копыта" у "коня блед". А когда он пропал, проститутка и безумный "все стремили руки за исчезнувшей мечтой

Мчались омнибусы, кебы и автомобили,

Был неисчерпаем яростный людской поток.

Видение было, пусть даже воспоминания о нем смыли "людские волны", но вестник Смерти посетил землю, а это значит, что автор хочет предупредить о неминуемой кончине города, буржуазных отношений и человека-лирика в руках общества. Кольцевая композиция стихотворения позволяет судить о том, что прибытие посланника на землю не заставило задуматься о времени, о жизни, о смерти, потому что все стало на круги своя: Мчались омнибусы, кебы и автомобили, Был неисчерпаем яростный людской поток.

Таким образом, В.Я. Брюсов выступает здесь противником городской цивилизации, поэтом-"антиурбанистом", который желает изменить город в лучшую сторону, придать его жителям духовности и нравственности. В настоящий же момент город находится в опасности, именно поэтому эпиграф взят Брюсовым из "Апокалипсиса".

1.4 Образ города в позднем творчестве В.Я. Брюсова

Творчество В.Я. Брюсова 1912 - 1924 годов характеризуется как "затихание" его урбанистической поэзии. Городские стихотворения данного периода становятся уже не столь яркими и притягательными, как в зрелый период его творчества. Они приобретают второстепенный характер. В эти годы Брюсов пишет сборники: "Семь цветов радуги" (1912-1915), "Девятая камена" (1915-1917), "Последние мечты" (1917-1919гг.), "Миг" (1920-1921), "Меа" (1922-1924) и другие. Нельзя сказать, что он отрекается от города. У него встречаются яркие произведения о городе. Так, он создает два стихотворения о Петербурге: "У канала" и "Петербург". Брюсов с любовью и нежностью описывает его жизнь, что иногда кажется, что это не он:

Так близко Невский, - возгласы трамваев,

А серый снег, за теплый день растаяв,

Плывет, крутясь, вдоль темных берегов.

Так странно: там - кафе, улыбки, лица.

Здесь - тишь, вода и отраженный свет.

Все вобрала в водоворот столица,

На все вопросы принесла ответ. "У канала", 1912.

Поэт видит контрасты города: шум и тишину, суету и спокойствие, разногласия и гармонию. Он видит, ощущает его природу: Люблю я зыбкость полусонных вод.… Люблю следить волны унылый ход. ("У канала", 1912).

Пейзажные зарисовки Брюсова полны лиризма и спокойствия, а то время как раньше они были более динамичными. Брюсов, как и Пушкин в "Медном всаднике", восторгается северной столицей:

Но Петроград огнями залит,

В нем пышной роскоши рассвет,

В нем мысль неутомимо жалит,

В нем тайной опьянен поэт. "Петербург", 1912г.

Брюсов как поэт-урбанист ратует за создание новых городов, с новыми людьми, но тут же видит возмездие человеку за то, что рост цивилизации пагубен для природы:

Воля проснется природы,

Грозно на дерзких восстанет,

Рухнут прозрачные своды,

Железо обманет … . "Земля молодая", 1913г.

Но рост цивилизации пагубен и для самого человека. В стихотворении "Электрические светы" (1913г.) поэт хорошо это показывает:

Залив сияньем современность,

Ее впитали мы в себя,

Всю ложь, все мишуру, всю бренность,

Преобразили мы, любя … .

Это стихотворение написано от лица "электрических светов", которые чувствуют свою власть над городом и его обитателями. Они гордятся своим всемогуществом. Поэт ощущает на себе давление городской современности.

Как видим, тема возмездия продолжается и в поздний период творчества Брюсова. Поэт не мог оставаться невидящим и равнодушным по отношению к происходящему в современном городе. Здесь проплывают трамваи, "шумит, пыля, авто", и "люди, словно стая птиц, где каждая - никто!". Люди становятся безликими, ничего не значащими, влекомыми гудком паровозов, бегом толпы и зовом автомобиля: "И снова манит безотчетно" "призыв протяжный и двухнотный автомобильного гудка" ("Зов автомобиля", 1917г.). 1917 год принес изменения. Теперь героями города становятся солдаты, большевики, бывшие "каменщики" и рабочие; появляются и новые его атрибуты: листовки, лозунги, красные флаги:

На улицах красные флаги,

И красные банты в петлице,

И праздник ликующих толп. "На улицах", 1917г.

Сейчас изображается уже Москва с ее главным центром - Кремлем и Красной площадью. Город этого периода связан с революционными событиями и изменениями. На улицах революционной Москвы появляются три старухи, те три женщины, которые возникли в творчестве поэта задолго до двух революций, еще в ранний период его поэзии:

И, когда в Москве трагические

Залпы радовали слух,

Были жутки в ней - классические

Силуэты трех старух. "Парки в Москве", 1920г.

Эти герои, как и сумасшедший, проститутка и рабочие, проходят через всю урбанистическую поэзию В. Брюсова. Они помогают поэту показать изменения не только города, его эволюцию, но и изменения в самом человеке, от которого зависит атмосфера города.

В конце 1923 года город становится очагом для Брюсова, его кровом:

Здесь полнит память все шаги мне,

Здесь, в чуде, я - абориген,

И я, храним, звук в чьем-то гимне,

Москва! В дыму твоих легенд. "У Кремля", 1923г.

В этих строках чувствуется некая усталость поэта. Однако отдыхает он в городе.

Сплав, пылав, остывает … Но, с гор вода, -

Годы, дни, жизнь, и, ужас тая,

В шелест книг, в тишь лесов, в рокот города,

Выкрик детской мечты: - это - я! "Это я", 1922г.

Книги, леса и город - вот, где Брюсов с самого начала и до конца своего творческого пути.

Таким образом, в поздний период его творчества В.Брюсов подводит итоги своей поэтической деятельности. И город не остается упущенным их внимания поэта, хотя и отходит на дальний план. Город Брюсова стал тем образом, который постоянно присутствовал в сознании поэта, независимо от того, входил он в его стихотворения или нет. Он стал его домом. Это подтверждают такие слова Брюсова: "Мне казалось, что теперь, в последний период моей жизни, я вернулся в Дом отчий". Как видим, поэт принял город, к которому так противоречиво относился на протяжении всей урбанистической поэзии.

Глава 2. Образ города в произведениях Брюсова В.Я.

В 1894-1895 гг. вышли три сборника стихотворений "Русские символисты". Как выяснилось позже, автором большинства стихотворений был Брюсов, выступивший под разными псевдонимами, чтобы создать впечатление существования большого объединения поэтов-единомышленников. Мистификация удалась - читатели и критики заговорили о русском символизме. Стихи Брюсова начала девяностых годов носят на себе следы самых разнообразных влияний. "Влияние Пушкина и влияние "старших" символистов причудливо сочетались во мне,- признавался сам поэт,- и я то искал классической строгости пушкинского стиха, то мечтал о той новой свободе, какую обрели для поэзии новые французские поэты". К этому нужно добавить еще сильнейшее влияние романтиков, в частности Г. Гейне. Для Брюсова, великого труженика, работа всегда была главным смыслом жизни. Теперь он прославляет труд и в стихах. И поэтическое, литературное творчество он - как бы в полемике с поэтами романтико-идеалистического склада - представляет в виде напряженного труда, в образе вспашки поля, а поэтическую мечту - в образе вола, тянущего тяжелый плуг.

В его стихах о городе все сильнее звучат социальные мотивы, все больше внимания уделяется судьбе обездоленных городских низов. В это время Брюсов создает свое знаменитое стихотворение "Каменщик" - о рабочем, который вынужден воздвигать тюрьму, где будет томиться в заключении, может быть, его же сын. Случайный мимолетный разговор прохожего с рабочим, возводящим стену, явился сюжетной основой для знаменитого стихотворения "Каменщик". За скупыми резкими словами: "-Эй, берегись! под лесами не балуй...Знаем все сами, молчи!", обращенными к прохожему, пытающемуся просвещать рабочего, встает образ уже не просто угнетенного и подавленного народа, а народа, набирающего силу, готового подняться на борьбу со своими врагами. Это было явное осознание классового противостояния в современном обществе, приближение к пониманию тех общественных коллизий, которые проявились в грандиозном размахе революции 1905 года. Каменщик прохожему отвечает сухо, ведет себя грубо. Он осознает, что возможно в тюрьме будет сидеть его сын. Можно сказать, будто он строит "для него". Стихотворение написано в виде диалога, но Брюсов не забывал о композиции. Способ рифмовки АБАБ. Здесь присутствует женская рифма: лопатой - богатый. Мужская: белом-делом. Риторическое восклицание: "Тех он, кто нес кирпичи". Верная лопата-метафора. Частица "эй" придает разговору простоту. Каменщик-это обращение.

Каменщик

Каменщик, каменщик в фартуке белом,

Что ты там строишь? кому?

Эй, не мешай нам, мы заняты делом,

Строим мы, строим тюрьму.

Каменщик, каменщик с верной лопатой,

Кто же в ней будет рыдать?

Верно, не ты и не твой брат, богатый.

Незачем вам воровать.

Каменщик, каменщик, долгие ночи

Кто ж проведет в ней без сна?

Может быть, сын мой, такой же рабочий

Тем наша доли полна.

Каменщик, каменщик, вспомнит, пожалуй.

Тех он, кто нес кирпичи!

Эй, берегись! под лесами не балуй...

Важную роль в сборнике В.Я. Брюсова "Венок" играет поэма "Конь блед", написанная в 1903 году, которую так ценил А. Белый. Подчёркивая философско-исторический смысл поэмы, Брюсов писал К.И.Чуковскому: "Это - НЕ Париж, НЕ Лондон, НЕ Нью-Йорк. Это город Будущего, город "Земли"". Это и другие урбанистические стихотворения Брюсова, даже впрямую и не связанные с темой Петербурга, оказали значительное влияние на русскую поэзию начала века и, в частности, на ее "петербургскую" линию. В данной поэме перед читателем предстаёт полная тревоги, напряжённая жизнь города. Город своими "грохотами" и "бредом" стирает надвигающийся лик смерти, конца со своих улиц - и продолжает жить с прежней яростной, "многошумной" напряжённостью. Эпиграфом к поэме служат строки из "Апокалипсиса", откровения апостола Иоанна Богослова: "И се конь блед и сидящий на нем, имя ему Смерть". По "Апокалипсису", на землю прибудут четыре вестника, среди которых будет конь блед, олицетворяющий собой саму смерть. Данная поэма Брюсова является призывом, предупреждением скорого конца. На улицах города кошмар: "буря", "адский шепот", "грохот", "рокот колес" - все это создает неприятную атмосферу.

"Улица была - как буря. Толпы проходили,

Словно их преследовал неотвратимый Рок.

Мчались омнибусы, кебы и автомобили,

Был неисчерпаем яростный людской поток.

Вывески, вертясь, сверкали переменным оком

С неба, с страшной высоты тридцатых этажей;

В гордый гимн сливались с рокотом колес и скоком

Выкрики газетчиков и щелканье бичей.

Лили свет безжалостный прикованные луны,

Луны, сотворенные владыками естеств.

В этом свете, в этом гуле - души были юны,

Души опьяневших, пьяных городом существ". ("Конь блед")

Но в эту "бурю" врывается "чужой", "заглушая гулы, говор, грохот карет", будто действительно звук "г", умело использованный автором стихотворения, заглушает мирские звуки, порожденные суетой:

"И внезапно - в эту бурю, в этот адский шепот,

В этот воплотившийся в земные формы бред,-

Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,

Заглушая гулы, говор, грохоты карет.

Показался с поворота всадник огнеликий,

Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах.

Но мгновенье было - трепет, взоры были - страх!

Был у всадника в руках развитый длинный свиток,

Огненные буквы возвещали имя: Смерть...

Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,

В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь". ("Конь блед")

Конь - вестник неминуемой смерти, но люди испытывали "мгновенный великий ужас". Само по себе это фантастическое явление завораживает. Более того, оно поражает своей несовместимостью с обычной, каждодневной городской обстановкой: "вывески, вертясь, сверкали переменным током", "сливались с рокотом колес и скоком выкрики газетчиков и щелканье бичей"... Исток драматизма впечатляющий: неостановимое движение "пьяных городом существ" - "несозвучный топот" вестника апокалипсического "конца света". Эта исходная ситуация оригинально развита. Они не наблюдали за временем, впустую проходит их жизнь. Горожане соблазнены, одурманены своей свободой но, на самом деле, закованы в цепи, создаваемые обществом, его устоями, мнениями, и не способны изменить что-либо и разрушить эти цепи. И лишь проститутке и сумасшедшему, людям, которые в обществе считаются "падшими", морально нечистыми, дано понять смысл этого послания:

"И в великом ужасе, скрывая лица,- люди

То бессмысленно взывали: "Горе! с нами бог!",

То, упав на мостовую, бились в общей груде...

Звери морды прятали, в смятенье, между ног.

Только женщина, пришедшая сюда для сбыта

Красоты своей,- в восторге бросилась к коню,

Плача целовала лошадиные копыта,

Руки простирала к огневеющему дню.

Да еще безумный, убежавший из больницы,

Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:

"Люди! Вы ль не узнаете божией десницы!

Сгибнет четверть вас - от мора, глада и меча!"

Брюсов акцентирует не "великий ужас" людей перед "всадником смерти" (хотя мотив такой есть), а восторг перед ним "женщины, пришедшей сюда для сбыта красоты своей", и сумасшедшего, "бежавшего из больницы". Отражена конечная степень трагизма: гибель воспринимается спасением. Женщина, "плача, целовала лошадиные копыта" у "коня блед". А когда он пропал, проститутка и безумный "все стремили руки за исчезнувшей мечтой":

"Но восторг и ужас длились - краткое мгновенье.

Через миг в толпе смятенной не стоял никто:

Набежало с улиц смежных новое движенье,

Было все обычном светом ярко залито.

И никто не мог ответить, в буре многошумной,

Было ль то виденье свыше или сон пустой.

Только женщина из зал веселья да безумный

Всё стремили руки за исчезнувшей мечтой.

Но и их решительно людские волны смыли,

Как слова ненужные из позабытых строк.

Мчались омнибусы, кебы и автомобили,

Был неисчерпаем яростный людской поток". ("Конь блед")

Видение было, пусть даже воспоминания о нем смыли "людские волны", но вестник Смерти посетил землю, а это значит, что автор хочет предупредить о неминуемой кончине города, буржуазных отношений и человека-лирика в руках общества.

Кольцевая композиция стихотворения позволяет судить о том, что прибытие посланника на землю не заставило задуматься о времени, о жизни, о смерти, потому что все стало на круги своя:

"Мчались омнибусы, кебы и автомобили,

Был неисчерпаем яростный людской поток".

Читая поэму В.Я. Брюсова "Конь блед", читатель чувствует что-то таинственное, что-то космическое. Город в данном произведении предстает страшной силой: надвигаются тучи, появляется всадник, людская толпа напугана. Видения не боятся лишь проститутка и сумасшедший. Это люди, которых современное автору общество отвергает. Именно "падшие" видят всю лживость мира, города, именно они протягивают к всаднику руки. Грозное для общества видение для них мечта. Сам автор видит пустоту города.

Стихотворение "Ночью" наиболее ярко отражает творчество В.Я. Брюсова.

Дремлет Москва, словно самка спящего страуса,

Грязные крылья по темной почве раскинуты,

Кругло-тяжелые веки безжизненно сдвинуты,

Тянется шея - беззвучная, черная Яуза.

Чуешь себя в африканской пустыне на роздыхе.

Чу! что за шум? не летят ли арабские всадники?

Нет! качая грозными крыльями в воздухе,

То приближаются хищные птицы - стервятники.

Падали запах знаком крылатым разбойникам,

Встанешь, глядишь…а они все кружат над покойником,

В небе ж тропическом ярко сверкают созвездия.

В этом стихотворении Брюсов словно уводит нас в иную реальность, в иное измерение, он противопоставляет Россию с Африкой и сравнивает Москву с самкой страуса. В данном случае самка спящего страуса является символом Москвы. Повторение звуков гр - кр - рск - кр напоминают нам крики страуса. Все это навевает мистический трепет. Брюсов выбрал необычайный для русской поэзии размер - с разным количеством ударных слогов в строчках. Он показывает красоту безобразного (грязные крылья, стервятники, падаль). Мы как будто находимся в нереальном мире, космосе, где царит тишина и покой. В первой строфе через страуса Брюсов проводит аналогию с Москвой, говоря "Грязные крылья по темной почве раскинуты, //Кругло-тяжелые веки безжизненно сдвинуты,//Тянется шея - беззвучная, черная Яуза", он имеет ввиду то, что Москву заполнила грязь и тени заняли все ее пространство. Она устала терпеть всю пошлость, которая заполонила все!

Заключение

Проведенная работа раскрывает своеобразие художественного изображения города на разных этапах творчества В.Я. Брюсова.

Обратившись к образу города в поэтических произведениях данного поэта и проследив его эволюцию, мы приходим к следующим выводам.

Наметившаяся в раннем творчестве тема города, хотя и отражает картины реальной городской жизни, все-таки навеяна символистскими пристрастиями поэта. Ночь, звезды, луна, мечты - свидетели происходящих на улице событий. Город раннего Брюсова полон намеков, он словно туманный. Отношение поэта к нему тоже пока неопределенное. Брюсов обращается к городу как к месту действия его героев и одновременно как к месту, от которого они все бегут.

Из произведений, относящихся к зрелому периоду творчества поэта, город дышит настоящим и будущим, отметая все старое. Брюсов не принимает старый город, подобно Н.Гоголю и Ф.Достоевскому, подчеркивая его закостенелость и замкнутость; это среда отчуждения для его героев. Но и в развивающейся цивилизации он видит пагубность технического процесса: человек в ней тоже наряду с машинами становится ее механизмом. В брюсовской урбанистической поэзии возникает образ "страшного мира" и тема возмездия современному городу. Образ города этого периода становится главным объектом изображения поэта. Это вершина урбанизма брюсовской поэзии.

В поздних стихотворениях Брюсова город отходит на задний план. Он теряется в потоке событий, постепенно превращаясь в воспоминания героев. Этот образ вдруг вспыхивает на улицах советского города яркими красками - красными флагами. Но теперь уже город не несет уже той наполненности и значимости, которые имел раньше. И все-таки Брюсов является крупным поэтом-урбанистом.

Дитя города, поэт не мог творить вне города. Весь его интеллект, психологический склад, понимание уровня жизни во всех измерениях связаны с городом, с постом цивилизации. Город конца XIX века породил Брюсова, и он в благодарность своему "родителю" пронес эту тему через все три десятилетия своего творческого горения. Брюсов явился поэтом, открывшим пути художественного постижения образа города в поэзии ХХ века.

Вслед за ним тема города раскрывается в поэзии А.Блока, А.Белого, С.Городецкого. По-новому вспыхивает она у В.Маяковского, современных поэтов: А.Вознесенского, И.Бродского, Е.Евтушенко и многих других.

Библиография

1.Ашукин Н. С. В. Брюсов в автобиографических записях, воспоминаниях современников и отзывах критики. - М., 1929

Брюсов В.Я. Избранное. Стихотворения. Лирические поэмы. -М.: Московский рабочий, 1983.

Брюсов Валерий, собрание сочинений в 7-ми томах, Т. 2, стихотворения 1909-1917, М.: Художественная литература, 1973

Брюсов Валерий, собрание сочинений в 7-ми томах, Т. 3, стихотворения 1918-1924, М.: Художественная литература, 1974

Брюсовские сборники. - Ставрополь, 1974, 1975, 1977.

6.Бурлаков Н.С. Валерий Брюсов. Очерк творчества. М.: Просвещение, 1975.

Валерий Брюсов среди стихов 1894-1924 М.: Советский писатель, 1990

8.Валерий Брюсов и Нина Петровская. Переписка 1904-1913.

Волошин М. Лики творчества. - Л., "Наука", 1988.

Гаспаров М.Л. Избранные статьи: о стихе, о стихах, о поэтах. - М.: Новое лит. Обозрение

Гаспаров М.Л. Брюсов-стиховед и Брюсов-стихотворец (1910-1920-е годы). // Гаспаров М.Л. Избранные труды. Том III. О стихе. - М.: Языки русской культуры, 1997

Гиндин С.И. Поэзия В.Я. Брюсова. М.,1973

13.Гинзбург Л.Я. О лирике.- Ленинград, 1974

Гречишкин С., Лавров А. Брюсов-новеллист. - В кН.: Повести и рассказы. - М.: Правда, 1988.

Иванов Вячеслав. Мысли о символизме // Труды и дни. 1912. N 1.

Казеева, Е. А. Эстетика и поэтика символизма в лирике В. Я. Брюсова 1892 - 1909 гг..

17.Лавров А. В. Русские символисты. - М., 2006

Литературное наследство: В. Брюсов. - М.: Наука, 1976.

19.Лосев А.Ф. Логика символа // Контекст. 1972: Литературно-теоретические исследования. - М., 1973.

20.Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. - М.: Искусство

21.Максимов Д.Е. Поэзия и позиция. - Л.: Советский писатель, 1969.

22.Максимов Д.Е. Русские поэты начала века: Очерки. - Л.: Советский писатель, 1986

Михайловский Б.В. Творчество В.Я. Брюсова. // Михайловский Б.В. Русская литература XX века: с девяностых годов XIX века до 1917 года.

Мочульский К. В. Брюсов. - Париж, 1962.

Рогов В.В. В. Брюсов - переводчик. // Брюсовские чтения 1963 года.

Сивоволов Б. М. Брюсов и передовая русская литература его времени. - Харьков: 1985.

27.Тимофеев Л., Венгров Н. Краткий словарь литературоведческих терминов. - М., 1963

Трифонов Н.А. Из переписки В.Я. Брюсова , 1993

29.Ходасевич В. Журн. "Серебряный век. Мемуары". (1990г.)

Шаповалов М.А. Валерий Брюсов. Годы и книги, 1991

Шаповалов М.А. Биография писателя. В. Брюсов. - М.: Просвещение, 1992.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Гиршман М.М .

Творческий путь В. Брюсова начинался в тяжелое для русской поэзии время, и в своем становлении он был тесно связан с путями развития русского символизма.

«Декадентов единит не стиль, но сходство и сродство мировоззрения, - писал в 1907 г., оглядываясь назад и осмысляя прошлое, В. Брюсов. - То мировоззрение, которое было дорого всем «декадентам», уже достаточно выяснено: это крайний индивидуализм». Однако для декадента Брюсова уже с первых поэтических опытов характера не отгороженность от мира, а, напротив, бурное движение навстречу ему.

Даже в размышлениях о декаденстве Брюсов проявляет такую энергию и бодрую жажду деятельности, что само это слово, говорящее об упадке и разложении, кажется в его устах каким-то решительно неуместным. Достаточно вслушаться в тон боевых приказов, которые он дает юному поэту: не живи настоящим! никому не сочувствуй! поклоняйся искусству! И в этом тоне и в следующем за поданными командами отзвуке битвы («Молча паду я бойцом побежденным...») слышно между прочим и то, как жизнь воюет с провозглашенными заветами.

«Все на земле преходяще, кроме созданий искусства», - провозгласил Брюсов в предисловии к первому изданию своего первого поэтического сборника, носящего подчеркнуто вызывающее название - «Шедевры». Но волшебная сила искусства получает у него «посюстороннее» истолкование в культе поэтического мастерства. В одном из первоначальных вариантов «Сонета к форме» сказано:

Так с формою божественность слита,
Так внешностью облечена мечта,
Так вечный дух охвачен властью тела.
Признай его! Создавши идеал,
Храни его для жизненного дела
И у богов оставь их пьедестал.

Сам В. Брюсов и близкие ему современники впоследствии неоднократно объясняли, что и «лопасти латаний на эмалевой стене», и даже «месяц обнаженный при лазоревой луне», и многие другие экстравагантные образы его ранней поэзир имеют реальное, даже бытовое обоснование. Но тем более важным является целенаправленное преображение этого быта, когда, например, вполне обычный белый подоконник комнаты поэта становится «седым». Так возникает в стихах Брюсова особенный и оригинальный «мир очарований», который связан с действительностью и одновременно отталкивается от нее.

Такое соотношение мечты и действительности выступает с предельной отчетливостью в стихах о природе во втором сборнике поэта «Me eum esse»:

Создал я в тайных мечтах
Мир идеальной природы,-
Что перед ним этот прах:
Степи, и скалы, и воды!..
Пускай же грозит океан неизменный,
Пусть гордо спят ледяные хребты:
Настанет день конца для вселенной,
И вечен только мир мечты...

Уже в ранней лирике Брюсова выявилась ведущая роль интеллектуального начала. Впоследствии оно не только окрепло, но и получило вполне своеобразные формы поэтического выражения. Интеллектуализм у Брюсова вовсе не означает господство в его лирике единой рационалистической концепции бытия. Попытки найти «единую истину», как и «единого Бога», приводят его к скептическому:

Поверишь ты, что стал
над Иорданом...
Но будет все лишь тенью,
лишь обманом.

А раз так, то вполне естественно попытаться, так сказать, количественно охватить это «все», ничему не предаваясь душой окончательно, ибо истин много:

Мой дух не изнемог во мгле противоречий,
Не обессилел ум в сцепленьях роковых.
Я все мечты люблю, мне дороги все речи,
И всем богам я посвящаю стих.

Это, так сказать, пространственный образ лирического «я», совмещающего все противоречия. Переведенный во временную перспективу, этот образ оказывается цепью непрерывных изменений, сплошной сменой принимаемых и отвергаемых обликов:

Довольно, довольно! Я вас покидаю! берите и сны и слова!
Я к новому раю спешу, убегаю, мечта неизменно жива!
Я создал, и отдал, и поднял я молот, чтоб снова сначала ковать.
Я счастлив и силен, свободен и молод, творю, чтобы кинуть опять.

И такое «неустанное стремление от судьбы к иной судьбе» становится основным лирическим лейтмотивом поэзии Брюсова.

Мечты и «чувства мира», к которым адресуется поэт, могут быть, по его мнению, предметом рационального познания, а затем предельно экспрессивного образного выражения. Так формируется излюбленная в интеллектуальной лирике Брюсова мысль - страсть. Для ее провозглашения необходимо громкое, возвеличивающее слово. И рядом с идеалом мастера становится оратор - глашатай «общих истин», возведенных в достоинство страсти. Интеллектуализм, ораторство, мастерство - вот три «кита» формирующейся поэтической системы Брюсова.

Его лирические переживания с неизменно присущими им рационализмом, напряженностью и завершенной отчетливостью стремятся отлиться в отчеканенные и застывшие «миги», в скульптурной изобразительности которых всегда просвечивает главенствующий облик брюсовской мысли-страсти. Ее всегдашние признаки - обобщенность и количественный гигантизм:

Я исчерпал до дна тебя,
земная слава,
В ту ночь изведал ты все
счастья дерзновенья...

В связи с этим на второй план отступает изобразительная и выразительная конкретизация: используются лишь самые общие слова - названия пейзажных примет или обозначения чувств, мыслей, поступков. Гораздо важнее утверждающая величие лексическая окраска: славянизмы, торжественные перифразы, витийственный пафос ораторского монолога от первого лица или обращения, мощь мерно следующих друг за другом ритмических ударов, звуковое нагнетание.

Опыты В. Брюсова в области пейзажной лирики малопродуктивны: в них общими словами в лучшем случае создаются книжные иллюстрации или аллегорические картинки. Совсем другое дело - город. - Это «вместилище антитез» с его огромными, но вместе с тем четкими н обозримыми границами, «застывшими громадами», «неподвижными зданиями» и наполняющей всю эту неподвижность жизнью, «где каждый миг роковой».

Брюсова по праву называют одним из основателей русского лирического урбанизма. Но перед нами не певец города, а скорее обличитель его. Аналитическая поэзия дает ему возможность показать, например, в поэме «Замкнутые» мертвящую пошлость размеренней и расчисленной буржуазно-городской жизни, эфемерность неразрывно связанных с пошлостью минутных выходов в мнимую свободу «там, где игорный дом, и там, где дом публичный!» И наконец, самый важный вывод этого художественного анализа - неизбежность предстоящих катастроф:

Но нет! Не избежать мучительных
падений,
Погибели всех благ, чем мы теперь
горды!
Настанет снова бред и крови и
сражений,
Вновь разделится мир на вражьих
две орды.
Борьба, как ярый вихрь, промчится
по вселенной
И в бешенстве сметет, как травы,
города,
И будут волны выть над опустелой
Сеной,
И стены Тоуэра исчезнут без следа.

Ощущение «воскресающего дня» пронизывает весь сборник «Венок», и звучит оно тем сильнее, что в отдельных стихах сборника выражен также и ужас повседневной пошлости или изнуряющего труда (см., например, «Каменщик»). Так закономерно возникают в творчестве Брюсова столь важные для русской поэзии гражданские стихи, подтвердившие, что

Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза,
И песня с бурей вечно сестры.

В революции видит Брюсов столь необходимое и желанное ему «общее содержание» жизни, освященное вековой исторической традицией:

Эта песнь душе знакома,
Слушал я ее в веках.
Эта песнь - как говор грома
Над равниной, в облаках.
Пел ее в свой день Гармодий,
Повторил суровый Брут,
В каждом призванном народе
Те же звуки оживут.

Однако проблема заключается еще и в том, чтобы сделать это общее содержание своим, что возможно лишь при органической близости с той исторической силой, которая призвана преобразовать мир. Без нее для поэта грядущая буря и близка, и вместе с тем постороння своими исторически-созидательными замыслами, так что взгляду открывается наиболее видимое и ощутимое«сжигающее» начало, отразившееся в широко известных стихах «Грядущие гунны», «Близким» и др.

Ораторский, волевой напев придает этим стихам какое-то сугубо действенное содержание, так что уничтожение здесь начинает походить на обычную у поэта готовность к очередному возрождению. Другое дело, что при всей энергии лирического переживания оно порой кажется приподнятым на какие-то искусственные котурны, в нем ощущается несколько нарочитая взвинченность. Она и в безмерности призывов к разрушению, и в такой же безмерной риторичности «счастливых» картин:

Свобода, братство, равенство, все то,
О чем томимся мы, почти без веры,
К чему из нас не припадет никто, -
Те вкусят смело, полностью, сверх меры.
Разоблаченный тайн святой родник
Их упоит в бессонной жажде знанья,
И красота осуществленный лик
Насытит их предельные желанья.

Однако ярко выраженное стремление приблизиться к подлинно революционным идеалам, воспеть роковые минуты мира помогает Брюсову преодолеть в конце концов этот эстетический «холодок». «Каждый раз, когда он слышал призыв к революции, - хорошо сказал А.В. Луначарский, - сердце его трепетало, как от соприкосновения с родной стихией».

Свержение самодержавия в феврале 1917 г. В. Брюсов приветствует как прекрасное и неожиданно быстрое свершение давней мечты. Он пишет М. Горькому: «Все мы ждали и верили, но верили, что жданное сбудется «когда-то», через годы, и вдруг, чуть не в один день, мечта стала простой правдой. Предвижу, конечно, разные опасности, но все же то, что есть, слишком хорошо, почти страшно». Привычная формула «мысль - страсть» приобретает теперь в творчестве Брюсова форму триединства «мысль - страсть - революция», которая воспринимается поэтом как органическое звено единой цепи всемирно-исторических событий.

Октябрьская революция превзошла самые пылкие мечты поэта, хотя во многом разошлась с ними. И все же Брюсов имел полное право обратиться к тем из своих собратьев, кто теперь устрашился гибели всех вековых устоев, с едкими, но справедливыми словами своей инвективы:

То, что мелькало во сне далеком,
Воплощено в дыму и в гуле...
Что ж вы коситесь неверным оком
В лесу испуганной косули!
Что ж не спешите вы в вихрь событий -
Упиться бурей, грозно странной?
И что ж в былое с тоской глядите,
Как в некий край обетованный?
Иль вам, фантастам, иль вам,
эстетам,
Мечта была мила как дальность?
И только в книгах да в лад с
поэтом
Любили вы оригинальность?

«Переворот 1917 г. был глубочайшим переворотом и для меня лично, - пишет В. Брюсов, - по крайней мере я сам вижу себя совершенно иным до этой грани и после нее».

Брюсову особенно близки те созидательные замыслы, которые нес с собой «торжественнейший час земли». Ведь еще в самом его преддверии Брюсов славил всегда стоящий рядом с его поэтической мечтой напряженный труд:

Единое счастье - работа,
В полях, за станком, за столом, -
Работа до жаркого пота,
Работа без лишнего счета, -
Часы за упорным трудом!

В одном из лучших стихотворений Брюсова - «Третья осень» - такое славословие новой жизни становится тем более убедительным и художественно достоверным, что вырастает оно из описания очень тяжелых послереволюционных будней:

Вой ветер осени третьей,

Просторы России мети,

Пустые обшаривай клети,
Нищих вали на пути;
Догоняй поезда на уклонах,
Где в теплушках люди гурьбой
Ругаются, корчатся, стонут.
Дрожа на мешках с крупой.

Но уже в этих тягостных картинах звучит не только уныние, и не случайно все строфы охвачены сквозным образом «ветра», а это один из самых распространенных в поэзии тех лет символов для выражения революционного духа эпохи. И синтаксический строй ораторского монолога с повторяющимися в каждой строфе обращениями и императивами, и ритмическая энергия дольника - все это воссоздает такое лирическое переживание, в котором главное - волевой напор и энергия жизненного движения.

Ключевые слова: Валерий Брюсов, русский символизм, критика на творчество Валерия Брюсова, критика на стихи Валерия Брюсова, анализ стихов Валерия Брюсова, скачать критику, скачать анализ, скачать бесплатно, русская литература 20 века