Максимилиа́н Алекса́ндрович Воло́шин (фамилия при рождении — Кирие́нко-Воло́шин ; 16 мая1877, Киев, Российская империя — 11 августа1932, Коктебель, Крымская АССР, РСФСР, СССР) — русскийпоэт, переводчик, художник-пейзажист, художественный и литературный критик.
Максимилиан Кириенко-Волошин (родился 16 (28) мая 1877 года в Киеве, в семье юриста, коллежского советника).
Вскоре после рождения сына у родителей Волошина произошёл разрыв отношений, Максимилиан остался с матерью, Еленой Оттобальдовной (урождённой Глазер, 1850—1923), родственные и творческие отношения с ней поэт поддерживал до конца её жизни. Отец Максимилиана умер в 1881 году.
Раннее детство прошло в Таганроге и Севастополе.
Свое среднее образование Волошин начал в 1-й Московской гимназии.
Когда они с матерью переехали в Крым в Коктебель (1893), Максимилиан пошёл в Феодосийскую гимназию (здание сохранилось, ныне в нём Феодосийский Государственный Финансово-Экономический Институт (ФГФЭИ)). Пешеходный путь из Коктебеля в Феодосию составляет около семи километров по гористой пустынной местности, поэтому Волошин жил на съемных квартирах в Феодосии.
С 1897 по 1899 год Максимилиан учился в Московском университете, был отчислен «за участие в беспорядках» с правом восстановления, продолжать обучение не стал, занялся самообразованием. В 1900-х много путешествовал, занимался в библиотеках Европы, слушал лекции в Сорбонне. В Париже он также брал уроки рисования и гравюры у художницы Е. С. Кругликовой.
Вернувшись в начале 1903 года в Москву, легко становится «своим» в среде русских символистов ; начинает активно публиковаться. С этого времени, живя попеременно то на родине, то в Париже, много делает для сближения русского и французского искусства; с 1904 годаиз Парижа регулярно посылает корреспонденции для газеты «Русь» и журнала «Весы», пишет о России для французской прессы.
23 марта 1905 года в Париже стал масоном получив посвящение в масонской ложе «Труд и истинные верные друзья» № 137 (ВЛФ). В апреле того же года перешёл в ложу «Гора Синайская» № 6 (ВЛФ).
В апреле 1906 года женится на художнице Маргарите Васильевне Сабашниковой и поселяется с ней в Петербурге. Их сложные отношения отразились во многих произведениях Волошина.
В 1907 году Волошин принимает решение об отъезде в Коктебель. Пишет цикл «Киммерийские сумерки». С 1910 года он работает над монографическими статьями о К. Ф. Богаевском, А. С. Голубкиной, М. С. Сарьяне, выступает в защиту художественных групп «Бубновый валет» и «Ослиный хвост» (хотя сам стоит вне литературных и художественных групп).
22 ноября 1909 года между Волошиным и Н. Гумилёвым состоялась дуэль на Чёрной речке. Секундантом Гумилева стал Евгений Зноско-Боровский. Секундантом Волошина был граф Алексей Толстой. Причиной дуэли была поэтесса Елизавета Дмитриева, с которой Волошин сочинил весьма успешную литературную мистификацию — Черубину де Габриак. Её он просил о ходатайстве для вступления в антропософское общество, их переписка длилась всю жизнь, до смерти Дмитриевой в 1928 году.
Первый сборник «Стихотворения. 1900—1910» вышел в Москве в 1910 году, когда Волошин стал заметной фигурой в литературном процессе: влиятельным критиком и сложившимся поэтом с репутацией «строгого парнассца». В 1914 году выходит книга избранных статей о культуре — «Лики творчества»; в 1915 — книга страстных стихотворений об ужасе войны — «Anno mundi ardentis 1915» («В год пылающего мира 1915»). В это время он всё больше внимания уделяет занятиям живописью, пишет акварельные пейзажи Крыма, выставляет свои работы на выставках «Мира искусства».
13 февраля 1913 года Волошин в Политехническом музее прочитал публичную лекцию «О художественной ценности пострадавшей картиныРепина». В лекции им была высказана мысль, что в самой картине «таятся саморазрушительные силы», что именно её содержание и художественная форма вызвали агрессию против неё.
Летом 1914 года, увлечённый идеями антропософии, Волошин приезжает в Дорнах (Швейцария), где вместе с единомышленниками более чем из 70 стран (в том числе Андрей Белый, Ася Тургенева, Маргарита Волошина и др.) приступает к постройке Гетеанума — храма святого Иоанна, символа братства народов и религий.
В 1914 году Волошин пишет письмо Военному министру России Сухомлинову с отказом от военной службы и участия «в кровавой бойне» Первой мировой войны.
осле революции Максимилиан Волошин окончательно осел в Коктебеле, в доме, построенном в 1903—1913 годах его матерью Еленой Оттобальдовной Волошиной. Здесь он создал множество акварелей, сложившихся в его «Коктебельскую сюиту». М. Волошин часто подписывает свои акварели: «Твой влажный свет и матовые тени дают камням оттенок бирюзы» (о Луне); «Тонко вырезаны дали, смыты светом облака»; «В шафранных сумерках лиловые холмы»… Эти надписи дают некоторое представление об акварелях художника — поэтических, прекрасно передающих не столько реальный пейзаж, сколько настроение, им навеваемое, бесконечное неутомительное разнообразие линий холмистой «страны Киммерии», их мягкие, приглушенные краски, линию морского горизонта — какой-то колдовской, все организующий прочерк, облака, истаивающие в пепельном лунном небе. Что позволяет отнести эти гармоничные пейзажи к Киммерийской школе живописи.
В годы Гражданской войны поэт пытался умерить вражду, спасая в своём доме преследуемых: сперва красных от белых, затем, после перемены власти, — белых от красных. Письмо, направленное М. Волошиным в защиту арестованного белыми О. Э. Мандельштама, весьма вероятно, спасло того от расстрела.
В 1924 году с одобрения Наркомпроса Волошин превращает свой дом в Коктебеле в бесплатный дом творчества (впоследствии — Дом творчества Литфонда СССР).
9 марта 1927 года зарегистрирован брак Максимилиана Волошина с Марией Степановной Заболоцкой (1887—1976), которая став женой поэта, разделила с ним трудные годы (1922—1932) и была его опорой. После смерти поэта она сумела сохранить его творческое наследие и сам «Дом поэта», что является ярким примером гражданского мужества.
Волошин скончался после второго инсульта 11 августа 1932 года в Коктебеле и был похоронен на горе Кучук-Янышар вблизи Коктебеля. Свой дом Волошин завещал Союзу писателей.
Творчество Максимилиана Александровича имело и имеет большую популярность. Среди людей, на которых повлияли его труды, были Цветаева, Жуковский, Ануфриева и многие другие.
Библиография
- Волошин М. Автобиография. // Воспоминания о Максимилиане Волошине. — Сборник, сост. Купченко В.П., Давыдов З.Д. — М., Советский писатель, 1990 — 720 c.
- Волошин М. О самом себе. // Воспоминания о Максимилиане Волошине. — Сборник, сост. Купченко В.П., Давыдов З.Д. — М., Советский писатель, 1990 — 720 c.
- Волошин М. Стихотворения. 1900—1910 / Фронтисписы и рис. в тексте К. Ф. Богаевского; Обл. А. Арнштама. — М.: Гриф, 1910. — 128 с.
- «Лики творчества» (1914)
- Волошин М. Anno mundi ardentis. 1915 / Обл. Л. Бакста. — М.: Зерна, 1916. — 70 с.
- Волошин М. Иверни: (Избранные стихотворения) / Обл. С. Чехонина (Худ. б-чка «Творчество». N 9-10) — М.: Творчество, 1918. — 136 с.
- Волошин М. Демоны глухонемые / Рис., заставки и фронт. автора; Портр. поэта на обл. К. А. Шервашидзе. — Харьков: Камена, 1919. — 62 с.
- Волошин М. Усобица: Стихи о революции. — Львов: Живое слово, 1923. — 24 с.
- Волошин М. Стихи о терроре / Обл. Л. Голубева-Багрянородного. — Берлин: Кн-во писателей в Берлине, 1923. — 72 с.
- Волошин М. Демоны глухонемые / Обл. Ив. Пуни. Изд. 2-е. — Берлин: Кн-во писателей в Берлине, 1923. — 74 с.
- Волошин М. Пути России: Стихотворения / Под ред. и с предисл. Вяч. Завалишина. — Регенсбург: Эхо, 1946. — 62 с.
- Максимилиан Волошин — художник. Сборник материалов. — М.: Советский художник, 1976. — 240 с. илл.
Живописные работы
- «Испания. У моря» (1914)
- «Париж. Площадь Согласия ночью» (1914)
- «Два дерева в долине. Коктебель» (1921)
- «Пейзаж с озером и горами» (1921)
- «Розовые сумерки» (1925)
- «Холмы, иссушенные зноем» (1925)
- «Лунный вихрь» (1926)
- «Свинцовый свет» (1926)
М аксимилиан Волошин, поэт, художник, литературный критик и искусствовед. Его отец, юрист и коллежский советник Александр Кириенко-Волошин, происходил из рода запорожских казаков, мать – Елена Глазер – из обрусевших немецких дворян.
Детство Волошина прошло в Таганроге. Отец умер, когда мальчику было четыре года, и мать с сыном перебрались в Москву.
«Конец отрочества отравлен гимназией», – писал поэт, которому учеба была не в радость. Зато он с упоением отдавался чтению. Сначала Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Гоголь и Достоевский, позднее – Байрон и Эдгар По.
В 1893 году мать Волошина приобрела небольшой участок земли в татарско-болгарской деревушке Коктебель и перевела 16-летнего сына в гимназию в Феодосии. Волошин влюбился в Крым и пронес это чувство через всю жизнь.
В 1897 году по настоянию матери Макс поступил в Московский университет на юридический факультет, но проучился недолго. Примкнув к Всероссийской студенческой забастовке, был отстранен от занятий в 1899 году за «отрицательное мировоззрение и агитационную деятельность» и выслан в Феодосию.
«Мое родовое имя Кириенко-Волошин, и идет оно из Запорожья. Я знаю из Костомарова, что в XVI веке был на Украине слепой бандурист Матвей Волошин, с которого с живого была содрана кожа поляками за политические песни, а из воспоминаний Францевой – что фамилия того молодого человека, который возил Пушкина в цыганский табор, была Кириенко-Волошин. Я бы ничего не имел против того, чтобы они были моими предками».
Автобиография Максимилиана Волошина. 1925 г.
В последующие два года Волошин совершил несколько путешествий в Европу. Он посетил Вену, Италию, Швейцарию, Париж, Грецию и Константинополь. А заодно передумал восстанавливаться в университете и решил заняться самообразованием. Странствия и ненасытная жажда познания окружающего мира стали тем двигателем, благодаря которому и раскрылись все грани дарования Волошина.
Все видеть, все понять, все знать, все пережить
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Он изучал литературу в лучших европейских библиотеках, слушал лекции в Сорбонне, посещал уроки рисования в парижской мастерской художницы Елизаветы Кругликовой. Кстати, заняться живописью он решил, чтобы профессионально судить о чужом творчестве. В общей сложности он пробыл за границей с 1901 по 1916 год, живя попеременно то в Европе, то в Крыму.
Более всего он любил Париж, куда и наведывался часто. В этой Мекке искусства начала ХХ века Волошин общался с поэтом Гийомом Аполлинером, писателями Анатолем Франсом, Морисом Метерлинком и Роменом Ролланом, художниками Анри Матиссом, Франсуа Леже, Пабло Пикассо, Амедео Модильяни, Диего Риверой, скульпторами Эмилем Антуаном Бурделем и Аристидом Майолем. Интеллектуал-самоучка удивлял современников своей разносторонностью. На родине легко вошел в круг поэтов-символистов и художников-авангардистов. В 1903 году Волошин начинает отстраивать в Коктебеле дом по собственному проекту.
«…Коктебель не сразу вошел в мою душу: я постепенно осознал его как истинную родину моего духа. И мне понадобилось много лет блужданий по берегам Средиземного моря, чтобы понять его красоту и единственность…».
Максимилиан Волошин
В 1910 году вышел первый сборник его стихов. В 1915-м – второй – об ужасах войны. Он не принял Первую мировую, как позже не принял и революцию – «космическую драму бытия». В Советской России выходят его «Иверия» (1918) и «Демоны глухонемые» (1919). В 1923 году начинается официальная травля поэта, его перестают издавать.
С 1928 по 1961 год в СССР не было издано ни одной его строчки. А ведь кроме поэтических сборников, творческий багаж Волошина-критика содержит 36 статей о русской литературе, 28 – о французской, 35 – о русском и французском театре, 49 – о событиях французской культурной жизни, 34 статьи о русском изобразительном искусстве и 37 – об искусстве Франции.
После революции Волошин постоянно живет в Крыму. В 1924 году он создал «Дом поэта», напоминающий своим обликом одновременно средневековый замок и средиземноморскую виллу. Здесь бывали сестры Цветаевы, Николай Гумилев, Сергей Соловьев, Корней Чуковский, Осип Мандельштам, Андрей Белый, Валерий Брюсов, Александр Грин, Алексей Толстой, Илья Эренбург, Владислав Ходасевич, художники Василий Поленов, Анна Остроумова-Лебедева, Кузьма Петров-Водкин, Борис Кустодиев, Петр Кончаловский, Аристарх Лентулов, Александр Бенуа...
Максимилиан Волошин. Крым. В окрестностях Коктебеля. 1910-е
В Крыму по-настоящему раскрылся и дар Волошина-художника. Живописец-самоучка оказался талантливым акварелистом. Свою Киммерию, однако, писал не с натуры, а по собственному методу законченного изображения, благодаря которому из-под его кисти выходили безукоризненные по форме и свету виды Крыма. «Пейзаж должен изображать землю, по которой можно ходить, – говорил Волошин, – и небо, по которому можно летать, то есть в пейзажах… должен ощущаться тот воздух, который хочется вдохнуть полной грудью…»
Максимилиан Волошин. Коктебель. Закат. 1928
«Почти все его акварели посвящены Крыму. Но это не тот Крым, который может снять любой фотографический аппарат, а это какой-то идеализированный, синтетический Крым, элементы которого он находил вокруг себя, сочетая их по своему произволу, подчеркивая то самое, что в окрестностях Феодосии наводит на сравнение с Элладой, с Фиваидой, с некоторыми местами в Испании и вообще со всем тем, в чем особенно обнаруживается красота каменного остова нашей планеты».
Искусствовед и художник Александр Бенуа
Макс Волошин был поклонником японской гравюры. По примеру японских классиков Хокусая и Утамаро свои акварели он подписывал строками своих же стихов. Каждый цвет для него имел особое символическое значение: красный – это земля, глина, плоть, кровь и страсть; синий – воздух и дух, мысль, бесконечность и неизвестность; желтый – солнце, свет, воля, самоосознанность; лиловый – цвет молитвы и тайны; зеленый – растительного царства, надежды и радости бытия.
Максимилиан Александрович Волошин (настоящая фамилия Кириенко-Волошин; 1877-1932) родился в Киеве в семье юриста, мать, Елена Оттобальдовна, урожденная Глазер, занималась переводами. После смерти мужа Е. О. Волошина с сыном переезжает в Москву, а в 1893 - в Крым.
В 1897 он поступает на юридический факультет Московского университета (окончил два курса), в это время начинает печатать в журнале «Русская мысль» библиографические заметки. Участвовал в студенческих беспорядках, чем привлек к себе внимание полиции (установление слежки, перлюстрация писем). Совершает первые поездки за границу, чтобы, по его словам, «познать всю европейскую культуру в ее первоисточнике».
Осенью 1900 уезжает в Среднюю Азию и в «степях и пустынях Туркестана, где водил караваны верблюдов» (на изысканиях по строительству Оренбургско-Ташкентской железной дороги) испытывает жизненный перелом: «возможность взглянуть на всю европейскую культуру ретроспективно - с высоты азийских плоскогорий». Печатает статьи и стихи в газете «Русский Туркестан». Весной 1901 - опять во Франции, слушает лекции в Сорбонне, входит в литературно-артистические круги Парижа, занимается самообразованием, пишет стихи.
Вернувшись в начале 1903 в Москву, легко становится «своим» в символистской среде; начинает активно публиковаться. С этого времени, живя попеременно то на родине, то в Париже, много делает для сближения русского и французского искусства; с 1904 года из Парижа регулярно посылает корреспонденции для газеты «Русь» и журнала «Весы», пишет о России для французской прессы.
В апреле 1906 женится на художнице М. В. Сабашниковой и поселяется с ней в Петербурге, в том же доме, где была знаменитая «башня»-салон Вячеслава Иванова (их сложные отношения отразились во многих произведениях Волошина); летом 1907, после разрыва с женой, в Коктебеле пишет цикл «Киммерийские сумерки».
Первый сборник «Стихотворения. 1900-1910» вышел в Москве в 1910, когда Волошин стал заметной фигурой в литературном процессе: влиятельным критиком и сложившимся поэтом с репутацией «строгого парнассца». В 1914 выходит книга избранных статей о культуре - «Лики творчества»; в 1915 - книга страстных стихотворений об ужасе войны - «Anno mundi ardentis 1915» («В год пылающего мира 1915»). В это время он все больше внимания уделяет занятиям живописью, пишет акварельные пейзажи Крыма, выставляет свои работы на выставках «Мира искусства».
После Февральской революции поэт практически живет постоянно в Крыму, составляет сборник избранного «Иверни» (М., 1918), переводит Верхарна, создает цикл стихов «Неопалимая купина» и книгу философских поэм «Путями Каина» (1921-23), где встает образ поруганной, измученной родины - «России распятой». Уже с середины 1900-х в Коктебеле у Волошина собираются его друзья, литературная молодежь, и дом его превращается в своеобразный центр художественно-артистической жизни.
Свой дом Волошин завещал Союзу писателей.
Отроком строгим бродил я
По терпким долинам
Киммерии печальной,
И дух мой незрячий
Томился
Тоскою древней земли.
Максимилиан Александрович Волошин (псевдоним.; настоящая фамилия Кириенко-Волошин) (1877-1932), - русский поэт, художник, литературный критик, искусствовед.
Край одиночества,
Земля молчания...
Сбылись пророчества,
Свершились чаянья.
Родился 16 мая 1877 в Киеве, предки по отцу - запорожские казаки, по матери - обрусевшие в 17 веке немцы. В три года остался без отца, детство и отрочество прошли в Москве. В 1893 мать приобрела земельный участок в Коктебеле (близ Феодосии), где Волошин в 1897 окончил гимназию.
Здесь душно в тесноте... А там — простор, свобода,
Там дышит тяжело усталый Океан
И веет запахом гниющих трав и йода.
Поступив на юридический факультет Московского университета, втянулся в революционную деятельность, за причастность к Всероссийской студенческой забастовке (февраль 1900), а также за «отрицательное миросозерцание» и «склонность ко всякого рода агитациям» был отстранен от занятий. Во избежание иных последствий, отправился осенью 1900 рабочим на строительство Ташкентско-Оренбургской железной дороги. Этот период Максимилиан Волошин называл позднее «решающим моментом в моей духовной жизни. Здесь я почувствовал Азию, Восток, древность, относительность европейской культуры».
Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
В зеленых сумерках таинственно-печален.
Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
Кто знает путь богов — начало и конец?
С 1899 Максимилиан Волошин путешествовал по Европе, побывал в Италии, Швейцарии, Франции, Германии, Австрии, Греции, Испании. В 1899-1907 и 1913-1916 жил в Париже, в 1907-1913 — попеременно в Петербурге и Коктебеле, с 1917 — в Коктебеле.
Священных стран
Вечерние экстазы.
Сверканье лат
Поверженного Дня!
Занимался в Луврской школе музееведения, Школе Ф. Колароссии, мастерских Д. Уистлера и Е. С. Кругликовой (с 1901). Слушал лекции в Сорбонне, посетил многие библиотеки Европы. В 1906 женился на художнице В. М. Сабашниковой.
К этим гулким морским берегам,
Осиянным холодною синью,
Я пришла по сожженным лугам,
И ступни мои пахнут полынью.
Сотрудничал в альманахах «Северные цветы», «Гриф», журналах «Весы», «Золотое руно», «Аполлон», газетах «Русь», «Русская художественная летопись», «Утро России». С 1910 работал над монографическими статьями о К. Ф. Богаевском, Е. С. Кругликовой, А. С. Голубкиной, М. С. Сарьяне. Выступал в прессе в защиту художественных объединений «Бубновый валет» и «Ослиный хвост». Опубликовал брошюру «О Репине» (1913), пропагандируя отказ от натурализма в искусстве.
В 1910 Максимилиан Волошин выпустил первый поэтический сборник («Стихотворения. 1900-1910». М., 1910). Издал сборники стихотворений Anno mundi ardentis (М., 1915), «Иверни» (М., 1918), «Демоны глухонемые» (Харьков, 1919), «Усобица» (Львов, 1923), «Стихи о терроре» (Берлин, 1923); сборник статей о культуре «Лики творчества» (М., 1914). Переводил стихи В. Гюго, П. Верлена, Ш. Бодлера, О. Барбье, Г. Гейне, Э. Верхарна, рассказы Г. Флобера, О. Мирбо.
В 1910-20-х Максимилиан Волошин выполнил множество пейзажей Крыма, Франции, Испании. Писал преимущественно по памяти. Участвовал в выставках объединений «Мир искусства» (1916-1924), «Жар-цвет» (1924-1929), Художественного общества им. К. К. Костанди (1925-1929). Провел персональные выставки в Москве и Ленинграде (обе — 1927)
В 1920-х работал уполномоченным Крымского ревкома по охране памятников истории и культуры Крыма, выступал с лекциями по искусству, с чтением своих стихов. С 1923 дом Волошина в Коктебеле имел статус бесплатного Дома творчества.
Максимилиан Волошин умер в Коктебеле; похоронен на холме Кучук-Енишар. В доме-мастерской Волошина организован музей.
Кара-Даг в облаках
И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной,
И запах душных трав, и камней отблеск ртутный,
И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц —
Мутят сознание. И зной дрожит от крика...
И там — во впадинах зияющих глазниц —
Огромный взгляд растоптанного Лика.
Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель...
По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.
По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
И лежит земля страстная в черных ризах и орарях.
Старинным золотом и желчью напитал
Вечерний свет холмы. Зардели, красны, буры,
Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры.
В огне кустарники, и воды как металл.
Я вновь пришел — к твоим ногам
Сложить дары своей печали,
Бродить по горьким берегам
И вопрошать морские дали.
Каменья зноем дня во мраке горячи.
Луга полынные нагорий тускло-серы.
И низко над холмом дрожащий серп Венеры,
Как пламя воздухом колеблемой свечи...
И ночи звездные в слезах проходят мимо,
И лики темные отвергнутых богов
Глядят и требуют, зовут... неотвратимо.
В морщине горной, в складках тисненых кож
Тускнеет сизый блеск чешуи морской.
Вот холм сомнительный, подобный вздутым
ребрам.
Чей согнутый хребет порос, как шерстью,
чебром?
Кто этих мест жилец: чудовище? титан?
На грани диких гор ты пролил пурпур гневный,
И ветры - сторожа покинутой земли -
Кричат в смятении, и моря вопль напевный
Теперь растет вдали.
И мой суровый Коктебель
Созвучен с вашею улыбкой,
Как свод руин с лозою гибкой,
Как с пламенем зари - свирель.
Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты изникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.
...А в глубине мерцать залив
Чешуйным блеском хлябей сонных,
В седой оправе пенных грив
И в рыжей раме гор сожженных...
Равнина вод колышется широко,
Обведена серебряной каймой.
Мутится мысль, зубчатою стеной
Ступив на зыбь расплавленного тока.
Припаду я к острым щебням, к серым срывам
размытых гор,
Причащусь я горькой соли задыхающейся волны,
Обовью я чебром, мятой и полынью седой чело.
Здравствуй, ты, в весне распятый, мой
торжественный Коктебель!
И в небе числа звезд.
Отливают волны розовым глянцем,
Влажные выгибая гребни,
Индевеет берег солью и сланцем,
И алеют щебни.
И пусть кругом грохочут глухо громы,
Пусть веет вихрь сомнений и обид, —
Явь наших снов земля не истребит!
Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни,
И море древнее, вздымая тяжко гребни,
Кипит по отмелям гудящих берегов.
Над синевой зубчатых чащ,
Над буро-глинистыми лбами
Июньских ливней темный плащ
Клубится дымными столбами.
Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты изникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.
Дрожало море вечной дрожью
Из тьмы пришедший синий вал
Победной пеной потрясал,
Ложась к гранитному подножью,
В гранитах скал — надломленные крылья.
Под бременем холмов — изогнутый хребет.
Земли отверженной застывшие усилья.
Уста Праматери, которы
А груды валунов и глыбы голых скал
В размытых впадинах загадочны и хмуры.
В крылатых сумерках — намеки и фигуры...
Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал,
Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит
В багровой тьме закатов незакатных...
Закрыт нам путь проверенных орбит!
И стали видимы средь сумрачной сини
Все знаки скрытые, лежащие окрест:
И письмена дорог, начертанных в пустыне,
И в небе числа звезд.
Здесь был священный лес. Божественный гонец
Ногой крылатою касался сих прогалин.
На месте городов ни камней, ни развалин.
Свивши тучи в кудель и окутав горные щели,
Ветер, рыдая, прядет тонкие нити дождя.
Море глухо шумит, развивая древние свитки
Вдоль по пустынным пескам.
Уж много дней рекою Океаном
Навстречу дню, расправив паруса,
Мы бег стремим к неотвратимым странам.
Я поклоняюсь вам, кристаллы,
Морские звезды и цветы,
Растенья, раковины, скалы
(Окаменелые мечты
Безмолвно грезящей природы),
Стихии мира: Воздух, Воды,
И Мать-Земля и Царь-Огонь!
Окрестные холмы вызорены
Колючим солнцем. Серебро полыни
На шиферных окалинах пустыни
Торчит вихром косматой седины.
Испания. Пейзаж с кипарисами. 31,6х47,4 Бумага, акварель
Щедро лентами одеты
С этой южной пестротой:
В них живет испанский зной,
В них сокрыт кусочек света.
Из недр изверженным порывом,
Трагическим и горделивым,
Взметнулись вихри древних сил —
Над зыбкой рябью вод встает из глубины
Пустынный кряж земли: хребты скалистых
гребней,
Обрывы черные, потоки красных щебней -
Пределы скорбные незнаемой страны.
Я вижу грустные, торжественные сны -
Заливы гулкие земли глухой и древней,
Где в поздних сумерках грустнее и напевней
Звучат пустынные гекзаметры волны.
Твоей тоской душа томима,
Земля утерянных богов!
Дул свежий ветр... Мы плыли мимо
Однообразных берегов.
Я к нагорьям держу свой путь
По полынным лугам, по скату,
Чтоб с холма лицо обернуть
К пламенеющему закату.
Искры света в диске наклоненном -
Спутники стремительно бегут,
А заливы в зеркале зеленом
Пламена созвездий берегут.
Все так же пуст Эвксинский понт
И так же рдян закат суровый,
И виден тот же горизонт,
Текучий, гулкий и лиловый.
На бурый стелется ковер
Полдневный пламень, сух и ясен,
Хрусталь предгорий так прекрасен,
Так бледны дали серых гор!
Моя земля хранит покой
Как лик иконы изможденный.
Здесь каждый след сожжен тоской,
Здесь каждый холм — порыв стесненный
Влачился день по выжженным лугам.
Струился зной. Хребтов синели стены.
Шли облака, взметая клочья пены
На горный кряж. (Доступный чьим ногам?)
Чей голос с гор звенел сквозь знойный гам
Цикад и ос? Кто мыслил перемены?
Окаменелые лики Земли акварелей поэта провоцируют зрителя на вчитывание форм, повинуясь игре собственного воображения, в как бы случайные изображения очертаний горизонта, облаков и ряби волн. Тем самым пейзажи становятся эквивалентами самой природы, выступают как оспаривание художником ее приоритета. При всей несомненной символистичности поэтики мастера в такого рода установке на делегирование зрителю полномочий формотворчества можно усмотреть след авангарда в поисках органической формы. В дневнике 1909 года (2 января, Париж) он писал: «Наш путь лежит через вещество и через формы его. Те, кто зовут к духу, зовут назад, а не вперед»7. Вещество камня, его визуализация звали Волошина к освобождению от фигуративности при сохранении гностической многозначности акта этого освобождения. Складчатая фактура гор в пейзажах обладает собственной орнаментальной выразительностью. Разрушение грани природы и культуры вело к одушевлению неорганического и минерализации антропоморфного — древняя история словно оказалась зашифрованной в арабесках каменных скал, а последние словно обрели некое подобие таинственных изваяний. Вспоминается художник Павел Филонов, в творчестве которого отчетливо прослеживается интерес и к органической форме, и к инволюции вида: собаки с человеческими глазами и кристаллообразные фигуры людей зовут назад, к праистории. Истоки бытия Волошина обозначены не столь по-филоновски непреклонно. Однако и он совершает инволюционное восхождение к истокам: в антропоморфной окаменелости ландшафта трудно не заметить его окликнутость мифом об Атлантиде, которому поэт отдал дань в своих стихах. Ностальгия по античным прообразам, просачивающаяся сквозь каменистую почву волошинской Киммерии, выступает как оборотная сторона утверждения незримых следов ушедшей цивилизации. Об этом свидетельствует выраженная тектоника горных пейзажей, выстроенных наподобие древних руин (ил. 5). Таким образом, не просто камень как часть природы является объектом неявного портретирования Волошина — но и камень как материал, циклопические сооружения из огромных каменных глыб, созданные отчасти утопией человека, а отчасти — божественной волей.
Ассоциациями крымского пейзажа с архитектурой полны и искусствоведческие статьи поэта, в частности — его эссе о Константине Богаевском, с которым Волошина связывала многолетняя дружба, духовная близость и общая эмоциональная привязанность к крымской земле. В той части, где описывается повлиявшая на кристаллизацию творческой индивидуальности художника природа Киммерии, текст в равной мере приложим и к творчеству самого автора эссе. Но особенно это вербальное описание пейзажа интересно тем, что оно встраивается в акварельные серии Волошина и дает пример словно вывернутого наизнанку экфрасиса, представляя литературную параллель изобразительного ряда. Последний выступает как ведущее начало, и слово идет за ним. И главное в этих описаниях — незримые очертания древних строений, мифопоэтический образ Атлантиды: «Карадаг … его собственные зубцы и пики, видимые из глубины керченских степей, являются порталом какой-то неведомой фантастической страны, о которой можно составить представление по пейзажам Богаевского»8. Акварели Константина Богаевского из коллекции Мамонтовых как раз воспроизводят эту проекцию архитектурных фантазий на основе коктебельского пейзажа (ил. 16, 17).
Миф об Атлантиде сквозит и в диалоге камней с водой — последняя составляет важнейшую часть крымских зарисовок. Вода наделена таким же мифологическим потенциалом смыслопорождения, что и камень: отражая небо с бегущими по нему антропоморфными облаками, вода соединяет нижний и верхний миры, утверждая господство вертикали человеческого духа. Мотив зеркального отражения в заливе — еще одна дань символистскому прошлому — в этих акварелях достигает емкой иероглифичности, соединяя в единое целое разрозненные части изображения. Венцом этого круговращения выступает изредко появляющееся светило: тусклый диск на раскаленном полуденном небосводе или его отраженные спутники в синеватой тьме ночного залива (ил. 1).
Наконец, третьим компонентом пейзажных акварелей выступает робкий персонаж растительного мира — тонкое деревце, куст или очертания кроны, всегда помещенные на переднем плане и решенные предельно графично (ил. 12, 15). Заостренная скромность вегетативного звена биологической эволюции контрастирует с грандиозной вневременностью гор и моря. Дионисийство Волошина парадоксально: в смятых складках земли содержится больше следов вакхического экстаза, чем в свидетелях циклического водоворота жизни. Водно-каменная стихия тем самым словно актуализируется, приближая к настоящему отдаленные периоды истории планеты. Трудно не усмотреть в этом скрытую метафору революционных потрясений России, произведших тектонический разлом времен и народов. И хотя едва ли Волошин сделал это осознанно — следы эпохи тем более настоятельно требуют прочтения современным зрителем.
Волошин стоял над схваткой — в этой позиции его достойная уважения роль в русской культуре ХХ века, в этом же порой усматривается и его слабость. Однако характер его мифопоэтического языка разобличает в нем дитя своего времени — времени, активно отрекающегося от своих прежних идолов и столь же активно создающего новую утопию на основе древних мифов. И в этом строительстве стихотворное слово — слово произнесенное и изобразительное слово — слово, переданное рукой акварелиста, оспаривают первенство.
Годом своего духовного рождения М. А. Волошин считал 1900-й - "стык двух столетий", "когда явственно стали прорастать побеги новой культурной эпохи, когда в разных концах России несколько русских мальчиков, ставших потом поэтами и носителями ее духа, явственно и конкретно переживали сдвиги времен". "То же, что Блок в шахматовских болотах, а Белый у стен Новодевичьего монастыря", Волошин "переживал в те же дни в степях и пустынях Туркестана, где водил караваны верблюдов". Вдохновленные Вл. Соловьевым эсхатологические чаяния нового века явились исходным толчком странствий духовно гостеприимного поэта, художника, литературно-художественного критика по различным историческим эпохам и культурам. Эллинская древность и Рим, европейское средневековье и Возрождение, культура Востока и новейшие достижения искусства Запада - все манит и влечет Волошина, его творческий гений хочет "все видеть, все понять, все знать, все пережить". "Поэт, соблазненный всеми облачениями и всеми масками жизни: порхающими святыми барокко и штейнеровскими идолослужениями, загадками Маллярмэ и каббалистическими формулами замков, неотмыкающими ключами Апокалипсиса и дендизмом Барбэ д"0рвильи", - таким представал он Илье Эренбургу.
М. А. Кириенко-Волошин родился в Киеве в семье юриста. Его детские и отчасти гимназические годы прошли в Москве, там же он поступил на юридический факультет (занятия были прерваны из-за участия в студенческих волнениях, добровольной "ссылки" в Среднюю Азию, а затем отъезда в Париж). В 1893 г. мать поэта, Елена Оттобальдовна, приобрела земельный участок в Коктебеле. Пустынный суровый берег Восточного Крыма, хранящий множество культурных напластований (тавры, скифы, печенеги, греки, готы, гунны, хазары), легендарная Киммерия древних - все это оформилось в своеобразную неповторимую киммерийскую тему в поэзии и живописи Волошина. Построенный в 1903 г. в Коктебеле дом постепенно превратился в один из уникальных культурных центров - колонию для людей искусства. В разное время здесь жили: А. Н. Толстой, М. И. Цветаева, В. Я. Брюсов, И. Г. Эренбург, Андрей Белый, А. Н. Бенуа, Р. Р. Фальк, А. В. Лентулов, А. П. Остроумова-Лебедева и многие, многие другие.
В 1903 г. Волошин быстро и легко знакомится с кругом московских символистов (В. Я. Брюсов, Андрей Белый, Ю. К. Балтрушайтис) и петербургских художников "Мира искусства", в 1906 - 1907 гг. он близок к петербургскому литературному салону - "башне" Вяч. Иванова, в 1910-е годы примыкает к редакции журнала "Аполлон". Миролюбивый и открытый для общения, он, однако, остро ощущал свою обособленность в любой литературно-художественной среде. Редактор "Аполлона" С. К. Маковский вспоминал, что поэт всегда "оставался чужаком по своему складу мышления, по своему самосознанию и по универсализму художнических и умозрительных пристрастий".
В культурной ориентации Волошина важное место занимает Франция. Весной 1901 г. он отправился в Европу учиться "художественной форме - у Франции, чувству красок - у Парижа, логике - у готических соборов, средневековой латыни - у Гастона Париса, строю мысли - у Бергсона, скептицизму - у Анатоля Франса, прозе - у Флобера, стиху - у Готье и у Эредиа". В Париже он входит в литературные и художественные круги, знакомится с европейскими представителями нового искусства (Р. Гилем, Э. Верхарном, О. Мирбо, О. Роденом, М. Метерлинком, А. Дункан, О. Рэдоном). О новейшем искусстве Франции читатель узнавал из корреспонденции Волошина в "Руси", "Окне", "Весах", "Золотом руне", "Перевале". Его переводы познакомили русскую публику с творчеством X. М. Эредиа, П. Клоделя, Вилье де Лиль Адана, Анри де Ренье.
Первая публикация восьми его стихотворений, подвергшихся редакторской правке П. П. Перцова, появилась в августовском номере "Нового пути" за 1903 г. 3. Н. Гиппиус, для которой критерием истинной поэзии были стихи-молитвы, увидела в Волошине "поэта-коммивояжера", "отличающегося необыкновенной легкостью". В 1906 г. поэт предложил издать книгу стихов "Годы странствий" М. Горькому, в последующие годы то сборник "Звезда-полынь", то "Ad Rosam" анонсировался издательством Вяч. Иванова "Оры". Ни один из этих планов не был реализован. Наконец, в 1910 г. издательство "Гриф" выпустило в свет "Стихотворения" - итог десятилетней поэтической деятельности (1900 - 1910). В. Я. Брюсов сравнил их с "собранием редкостей, сделанных любовно просвещенным любителем-знатоком". "Живопись, - заметил Вяч. Иванов, - учила его видеть природу; книги о тайном знании - ее слышать; творения поэтов - петь... Таково было великолепное ученичество ученика мудрецов и художников, не научившего странника в миру" одному - таинству Жизни". М. Кузмин указал на "своеобразную таинственность переживаний" и "большое мастерство, не похожее на приемы других художников". В качестве недостатков сборника назывались замкнутость в тесном кругу своих переживаний, перегруженность стиха, пристрастие к слишком красочным эпитетам.
Три последующих сборника: "Anno mundi ardentis. 1915" (1916), "Иверни" (1918) и "Демоныь глухонемые" (1919) - отразили эпоху социальных катаклизмов (первая мировая война. Февральская и Октябрьская революции). Теперь судьбы мира и судьба России выдвигаются поэтом на первый план. Стараясь понять происходящее, он часто обращается к историческим и мифологическим параллелям. Его поэтический голос обретает пророческий накал. Известна мужественная и гуманная позиция Волошина во время гражданской войны: он спасает людей от жестокости расправ, невзирая ни на их убеждения, ни на принадлежность к белым или красным. Белый, посетивший поэта в 1924 г. в Коктебеле, писал: "Я не узнаю Максимилиана Александровича. За пять лет революции он удивительно изменился, много и серьезно пережил... с изумлением вижу, что "Макс Волошин стал..Максимилианом"; и хотя все еще элементы "латинской культуры искусств" разделяют нас с ним, но в точках любви к современной России мы встречаемся, о чем свидетельствуют его изумительные стихи. Вот еще "старик" от эпохи символизма, который оказался моложе многих "молодых"
