Собака, все равно как и лисица и кошка, подбирается к добыче. И вдруг замрет. Это у охотников называется стойкой.
Собака только стоит и указывает, а человек при взлете стреляет. Если же собака при взлете бежит, это не охота. За одной побежит – другую спугнет, третью, да еще и с лаем пустится по болоту турить – охотнику так ничего и не достанется.
Учил я Ромку, чтобы не гонять, и не мог научить.
– Некультурен! – сказал мне однажды егерь [Егерь – это немецкое слово, значит “охотник”.] Кирсан.
– Как же быть с некультурностью? – спросил я.
Кирсан очень странно ответил:
– Некультурность у собак надо ежом изгонять.
Нашли мы ежа. Я пустил Ромку в тетеревиные места, и скоро он стал по тетерке. Я позади Ромки стал, а Кирсан с ежом сбоку. Приказываю:
– Вперед!
Ромка с лапки на лапку: раз, два, три…
Ту-ту-ту! – вылетела.
– Назад! – кричу Ромке.
Ничего не помнит, ничего не слышит. Бросился. И тут-то Кирсан на прыжке сбоку прямо в нос ему ежа. Ромка опомнился, взвизгнул – и на ежа. А еж ему своими колючками еще здорово поддал. И мы на Ромку и приговариваем:
– Помни ежа, помни ежа!
С тех пор, когда птица взлетает, я говорю негромко:
– Ромка, помни ежа!
Он и опомнится.
Однажды я спросил Кирсана:
– Как это вы, Кирсан Николаевич, пришли к такой догадке, чтобы некультурность ежом изгонять?
– С себя самого перевел, Михайло Михайлович, – ответил Кирсан. – В детстве соседям окна бил из рогатки. Раз поймали меня и говорят: “Этого мальчишку надо взять в ежовые рукавицы!” И взяли. А потом это с себя я на собак перевел с большой пользой.
Сказки для детей:
- Жил в одной деревне человек по имени Нга Чаун, выдумщик и хвастун. Рассказывая однажды своему приятелю о том, как он […]...
- Как только зацвела омела, ласточка догадалась, какая в ней таится опасность для пернатых; и, собрав всех птиц, она стала их […]...
- Раньше голубь клал яйца прямо на земле. Но однажды лиса съела все Голубиные яйца. Жалуется голубь: – Груду яиц снес, […]...
- Однажды некий купец поймал в лесу соловья и принес его домой. Заказал он прекрасную клетку из золота, украсил ее драгоценными […]...
- Это было давно. Тогда на нашей земле птицы еще не умели петь, а только кричали и разговаривали человеческим языком. Только […]...
- Однажды Иисус, сын Марии, будучи еще ребенком, вылепил из глины маленьких птиц. Увидев это, другие дети, не умевшие лепить птиц, […]...
- Деревенские воробьи привыкли питаться зерном и, как только созревают хлеба, стаями слетаются на тока. Однажды один крестьянин рассыпал на току […]...
- Мы ведь знаем, что крапивник подлая птица – хуже, много хуже даже летучей мыши, – что он просто отъявленный обманщик, […]...
- Жила-была на Руси ворона, с няньками, с мамками, с малыми детками, с ближними соседками. Прилетели гуси-лебеди, нанесли яичек; а ворона […]...
- Жили-были умный барин с умной барыней. Уж такие они были до птиц охочие, что, заслышав, как поет какая-нибудь птаха, с […]...
- Собрались однажды попугай и ракушка каури строить себе дом и поспорили, чей дом получится лучше. Каури строила себе жилище целиком […]...
- Летели две птички, Собой “невелички. Как они летели, Крылышки блестели, Как они летели – В книжку залетели. *** К нам, […]...
- Когда я был пионером, я считал себя крупным знатоком зверей и птиц. Потому что прочитал три тома великого ученого Брема. […]...
- ЗАГАДКА ЭлИзабет, Лиззи, Бэтси и Бэсс Весною с корзинкой Отправились в лес. В гнезде на березе, Где не было птиц, […]...
- В доме бродит Домовой. В речке ходит Водяной. Леший водится в лесах. А Небесный – в небесах. Прямо в небе […]...
- Ждет гостей высокий клен – Дом на ветке укреплен. Краской выкрашена крыша, Есть крылечко для певцов… В синем небе щебет […]...
- Однажды к пророку Сулейману пришел один человек и попросил: – Научи меня понимать язык зверей и птиц. – Хорошо, – […]...
- Приходил я в первый класс По одной из трех дорог. Приходилось каждый раз Выбирать одну из трех. Первая из них […]...
- Собралась Весна красна в гости в северные края. Всю зиму она провела вместе с перелетными птицами на теплом юге, а […]...
- Когда мать вселенной Эйнгана создала землю, она забыла сделать зверей, птиц и рыб. Сотворила долины и горы, леса и пустыни, […]...
- Невежда в физике, а в музыке знаток, Услышал соловья, поющего на ветке, И хочется ему иметь такого в клетке. Приехав […]...
- “Приятель дорогой, здорово! Где ты был?” “В Кунсткамере, мой друг! Часа там три ходил; Все видел, высмотрел; от удивленья, Поверишь […]...
Едут, а Ивашка Приметлев и говорит:
Ух, хороша девица, жаль мне, что там оставили. Оглянулся Ивашка Приметлев, а девица рядом сидит.
Я здесь, Ивашка, - отвечает.
Подъехали близко к дому, к тому царству, где света нет, а тьма тьмущая. Ивашка Приметлев выпустил в небо одну звездочку.
Вышел на крыльцо один солдат и увидел звездочку, побежал к царю. А царь не верит солдату: он думал, уж погиб Ивашка Приметлев. И приказал царь отрубить голову своему верному солдату.
Ивашка Приметлев выпустил в небо другую звездочку. Эту звездочку увидел другой солдат, побежал к царю. Царь опять не поверил и отрубил голову своему верному солдату. Ивашка Приметлев выпустил в небо месяц ясный.
Вышла на крыльцо царица, диву далась, царя позвала.
Смотри, смотри, это месяц всходит!
Царь помолился, хотел поднять мертвых солдат, да поздно.
А Ивашка Приметлев приехал, выпустил красное солнце, и осветилось всё царство кругом.
Потом он женился на той красивой девице, что с собою привез, и взял у старого царя всё его царство. Вот и сказке конец.
МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК
Жили-были старик со старухой. Не было у них детей. Старик утром пошел поле пахать, старуха стала лучину колоть. Колола, колола - отрезала себе палец. Завернула его в платочек и положила на шесток, сама стала блины печь. Когда испеклись блины, старуха говорит:
Эх, был бы у нас сын, отнес бы отцу блины.
Тут откуда ни возьмись спрыгнул с шестка Мальчик с пальчик и говорит:
Мама, давай блины отнесу.
Обрадовалась старуха, завернула в платок блины и отдала мальчику. Он взял их, отнес в поле и отдал отцу.
Смотри, сынок, как бы волк тебя не поймал.
Не поймает, - сказал Мальчик с пальчик.
Шел, шел - навстречу ему волк.
Мальчик с пальчик, я тебя съем!
Не трогай меня, волк, а то тебе хуже будет.
Волк взял и проглотил мальчика.
Немного погодя волку опять захотелось есть.
«Пойду, - думает, - украду из коровьего стада теленка». Только стал подходить к стаду, Мальчик с пальчик кричит из живота:
Смотри хорошенько, пастух! Волк теленка унесет! Услышал пастух и отогнал волка.
Волк пошел к отаре овец, чтобы унести овцу.
Мальчик с пальчик кричит:
Смотри, зорче, пастух! Волк идет, овцу унесет!
Отогнали волка. Беда пришла волку. И говорит он:
Мальчик с пальчик, выходи из моего живота.
Отнеси под окно отцу - выйду!
Отнес волк к дому и говорит:
Ну, Мальчик с пальчик, выходи: мы под окнами твоего отца.
Мальчик с пальчик говорит:
Положи голову на подоконник - выйду.
Встал волк на задние лапы, положил голову на подоконник и говорит:
Ну, Мальчик с пальчик, выходи!
Вышел Мальчик с пальчик, схватил волка и закричал:
Отец, неси скорее топор, убей волка! А то он всех овец у нас пожрет!..
Прибежал отец и убил волка.
БЫТОВЫЕ СКАЗКИ
ЕЖОВЫЕ РУКАВИЦЫ
У богатого купца было три дочери. Старшие вышли замуж, а младшую, хоть она и красивее сестер, никто не берет. Очень капризная она была, не слушалась ни отца, ни матери, что ей вздумается, то и делала. Ну женихи и боялись к ней свататься - кому нужна капризная жена?..
Решил посвататься к младшей купцовой дочке один бедный парень. Послал он к купцу свою мать. Пришла старуха, поговорила о том о сем, а потом сказала, что сын хочет жениться.
Только бедные мы, - говорит. - Захочешь ли с бедняками родниться?
Купец подумал и говорит:
Богатые женихи отказались от моей дочери, отдам за бедного - деваться некуда. Одно только условие: если у твоего сына есть ежовые рукавицы, пусть сватается, а нет - так и согласия моего нет.
Нету у нас ежовых рукавиц, - опечалилась старушка. - Суконные были - и те порвались.
Вернулась старушка домой, сыну рассказала о купцовом условии и о том, как она ему ответила.
Эх, матушка! - сын говорит. - Да есть у меня ежовые рукавицы, только ты не знаешь об этом. Поди скажи, что есть.
Ну долго ли, коротко ли - осенью сыграли свадьбу. А перед свадьбой парень заказал в кузнице острый топорик. Ходит с ним, не расстается. Днем за кушаком топорик торчит, ночью под подушку его кладет. Молодая жена спрашивает:
Зачем тебе этот топорик?
Погоди, увидишь, - отвечает парень.
Сели они однажды обедать, а кошка вспрыгнула на лавку и лапу за мясом протягивает.
(М. Пришвин)
Ровно двенадцать лет тому назад, в 1926 году, я приехал в Сергиев (ныне Загорск) и несколько дней потерял там в напрасных по-исках квартиры: никто не хотел пускать меня с пятью охотничьими собаками. Мне пришлось купить кое-какой домик с пустырём и тут устраиваться на долгое житьё. Тара-совна, соседка моя справа, держала коз. Сосед слева был драч. К нему приводили старых и увечных лошадей, он их колол, сам поль-зовался мясом, шкуры отдавал хозяевам, а кости растаскивали чужие собаки. (Теперь это давно покончено, сосед служит сторожем на бойне).
Заборов между нашими участками никаких не было. Множество обглоданных со-баками и обветренных костей белелось на моём участке. Козы Тарасовны паслись и у меня и у соседа-драча, где часто их обижали шальные собаки. Из-за этих коз и собак отношения соседей были невозможные. Немедленно я обставил весь свои участок хорошим забором на дубовых столбах, кости выбросил, пустырь распахал и отделил коз от собак.
В то время у меня были такие охотничьи собаки: Ярик — ирландский сеттер; Кента —немецкая легавая, континенталь; дети Кенты — годовые щенки Нерль, Дубец и гончий Соловей. Все эти собаки, свободно разгуливая на обгороженном участке, время от времени вы-капывали лошадиные кости, возились с ними, ворчали друг на друга.
Заметив кость у со-бак, я немедленно отнимал её и швырял через забор обратно к соседу. Мало-помалу таким образом были уничтожены все следы прошлого беспорядка, после чего мы купили петуха, и всё пошло хорошо: петух закричал, и дом наш начал жить.
В летнее время, между весенней и осенней охотой, я писал свои рассказы под единственной липой на огороде, возле забора, на простом столике с врытыми в землю ножками. Над столиком у меня висела трапеция; попи-сав, я кувыркался, подтягивался, поливал огурцы, тут же пил чай, опять писал, и так жизнь проходила, как мне желалось. Одно было неважно, что собаки мне очень мешали писать.
Это понятно, что я был для них при-тягательным центром: они возле меня то иг-рали, то ссорились и пыль поднимали ужас-ную. Надо бы их разогнать, но как-то всё не мог собраться круто расправиться с дру-зьями, тем более что глядеть на игры их мне иногда бывало интересней, чем даже писать. Пылища при играх душила меня, при ссорах обиженные жались к моим коленкам. Я дол-жен судить, наказывать виновных. Так по сла-бости запускал отношения с собаками, а по-том злился, и это больше всего мешало моим занятиям.
Случилось однажды: Кента недалеко от липы выкопала из-под земли лошадиное ко-пыто, давно обглоданное, без всяких признаков какой-нибудь съедобности, голое копыто из рогового вещества, с железной заржавевшей подковой, с «конскими», пробитыми через «венец» и снаружи загнутыми гвоздями.
Увидев такую дрянь, я хотел было швырнуть её соседу через забор, но меня остановило страшное выражение глаз умной Кенты. Она глядела на старое, выветренное копыто с тем суеверным страхом, с каким глядят дети и необразованные люди на непонятные вещи. Поведение Кенты обратило внимание всех собак, и все они медленно и с опаской стали к ней подходить.
Увидев близко от себя собак, Кента оскалила зубы, порычала, собаки за-мерли на месте. Немного поколебалась Кента и, разинув пасть так сильно, что даже мне стало страшно, захватила копыто и с ним за-лезла ко мне под столик, легла в львиной позе, а копыто положила между передними лапами.
Собаки медленно, как загипнотизированные, двинулись к столику, дошли до какой-то невидимой черты, распределились по ней полукругом, и, созерцая копыто, легли в тех же позах, как и обладательница открытого сокровища. При малейшем движе-нии кого-нибудь вперёд за установленную черту Кента злобно рычала, и нарушитель границы, поджав хвост, возвращался назад.
Вскоре я убедился, что организация спокойствия вокруг моего письменного стола — не случайное и не временное дело. Будь копы-то хоть сколько-нибудь съедобным, напряжён-ность собак была бы слишком велика и при первой оплошности Кенты началась бы грыз-ня, да, наконец, сама Кента стала бы грызть копыто, и в конце концов оно было бы, как обыкновенная обглоданная и обветренная кость. Возможно, что для собачьего носа от вещества копыта, недоступного даже для собачьих зубов, исходил какой-то животный соблазнительный дух, и только благодаря такой «духовности» власть Кенты над другими собаками осуществлялась в полной тишине, спокойствии и неограниченной длительности.
У моих собак нет ни малейшего сомнения в существовании бога: бог — это я. И всё сущее на земле, в том числе и копыто, про-изошло от меня. Бог дал, и бог взял. Так вот, окончив работу, я беру копыто и уношу с собой. На другой день вместе с бума-гами и книгами я захватываю с собой из дому хранимое в особом плетёном ящичке копыто.
Никого я из собак не обижаю и пе-редаю власть им всем по очереди. Выбрав очередного верховного властителя, я уклады-ваю его под столом возле моих ног, и все другие собаки, хорошо усвоив порядок, укла-дываются возле столика, полукругом, принимая те самые львиные позы, благодаря кото-рым можно мгновенно вскочить и выхватить копыто у зазевавшейся Кенты. Так, уложив собак, я открываю сейф, вынимаю сокровище, очередной счастливец начинает властвовать, а я в тишине занимаюсь своими рассказами о повадках животных.
Прошло двенадцать лет. Все собаки мои описаны: Ярик, Кента, Нерль, Дубец, Соловей. Множество книжек о них для взрослых, для детей разошлось по нашей стране, и некоторые начинают перебираться за границу. Мало того: встречаются охотники, называю-щие этими моими именами собственных собак. И сколько дружеских писем, сколько друзей!
Всё это, конечно, очень хорошо, и одно толь-ко плохо: всех описанных собак нет уже на свете; они создали мне дружбу с людьми и ушли навсегда. Кента умерла от сердечной болезни, и вскоре за ней внезапно от той же наследственной болезни погибли Нерль и Дубец. Соловей умер, как умирают только са-мые лучшие гонцы-мастера: на всём ходу за лисицей старика хватил паралич. Рассказы-вать о конце Ярика мне пока тяжело.
Так вот кончились мои собаки, и от знаменитого сейфа осталась только плетёная коробочка вятской работы. Копыто же не только про-пало, но я о нём даже забыл. По всей ве-роятности, кто-нибудь из моих домашних, пе-ребирая мои хлам, выбросил эту дрянь на помойку.
На днях сижу я под своей липой, за тем же самым столиком. Четырёхмесячный щенок, пойнтер, блестящей, черной масти, Осман, возится со своей матерью Ладой и сибирской лайкой Бией, принимает участие в этой непрерывной возне иногда даже молодой гончий, чрезвычайно поратый (поратость - прыть, сила в беге) англо-русский Трубач.
Пыль висит в воздухе, нечем дышать. Вдруг игра обрывается, и Лада начинает копать, быстро работая передними лапами. Сын её Осман ей смешно подражает. Остальные со-баки стоят в недоумении. И вот с тем же странным выражением, как было у Кенты, Лада глядит вниз и грозным оскалом зубов и рычанием отгоняет собак. Осман один толь-ко не слушается, но за это здорово ему по-падает; обиженный бросается к моим ногам и визжит.
Так вновь было откопано и появилось на свет знаменитое копыто с железной подковой. И опять, конечно, я заключаю его в сейф, и каждый день назначаю очередных собак верховными властителями. В тишине органи-зованного мирка я пишу о своих новых соба-ках, но, признаюсь, чего-то мне не хватает.
Да, никогда не вернуть теперь мне любимую Кенту, и только теперь мне стала вполне по-нятна примета старых охотников, что настоя-щая собака у охотника бывает только одна. Вот кто-то постучал в калитку. Разве в своё время Кента, услыхав стук, могла броситься к воротам и оставить на произвол судьбы таинственное сокровище?! Она бы только ры-чала в ответ на стук у ворот. А Лада опрометью летит к воротам и увлекает всех со-бак за собой.
Мне удалось задержать только маленького Османа, показать ему рукой на копыто, вообще, дать понять, что пока нет никого, он легко может захватить власть. Мне было очень забавно представить себе, как этот маленький Осман с помощью копыта будет управлять большими собаками. Осман понял меня и начал тихонечко подходить. Од-нако, вспомнив недавнюю трёпку за это ко-пыто, он остановился и пытался, не пересту-пая ногами, как-нибудь безопасно дотянуться хоть носом: понюхать и, если не страшно, остаться, а если окажется плохо, бежать.
— Вперёд! — приказываю.
Посунулся.
— Смелее!
Задрожал. Вытянулся, насколько возмож-но, и, по-видимому, достиг носом недоступной нам атмосферы копыта. Однако, втянув в се-бя воздух собственности, он вдруг весь опал, поджал под себя свои прутик, бросился назад и спрятался в высоком картофельнике.
Собаки вернулись. Лада хватилась. Но я кончил работу и спрятал сокровище в сейф. Вот когда только опомнился от страха Осман, высунул голову из зелени и забрехал.
ЕЖОВЫЕ РУКАВИЦЫ
(М. Пришвин)
Собака, всё равно как и лисица и кошка, подбирается к добыче. И вдруг замрёт. Это у охотников называется стойкой.
Собака только стоит и указывает, а человек при взлёте стреляет. Если же собака при взлёте бежит, это не охота. За одной побежит — другую спугнёт, третью, да ещё и с лаем пустится по болоту турить — охот-нику так ничего и не достанется.
Учил я Ромку, чтобы не гонять, и не мог научить.
— Некультурен! — сказал мне однажды егерь Кирсан.
— Как же быть с некультурностью? — спросил я.
Кирсан очень странно ответил:
— Некультурность у собак надо ежом изгонять.
Нашли мы ежа. Я пустил Ромку в тетеревиные места, и скоро он стал по тетёрке.
Я позади Ромки стал, а Кирсан с ежом сбоку. Приказываю:
— Вперёд!
Ромка с лапки на лапку: раз, два, три...
— Ту-ту-ту! — вылетела.
— Назад! — кричу Ромке.
Ничего не помнит, ничего не слышит. Бро-сился. И тут-то Кирсан на прыжке сбоку прямо на нос ему ежа. Ромка опомнился, взвизгнул — и на ежа. А ёж ему своими колючками ещё здорово поддал. И мы на Ромку и приговариваем:
— Помни ежа, помни ежа!
С тех пор, когда птица взлетает, я гово-рю негромко:
— Ромка, помни ежа!
Он и опомнится.
Однажды я спросил Кирсана:
— Как это вы, Кирсан Николаевич, пришли к такой догадке, чтобы некультурность ежом изгонять?
— С себя самого перевёл, Михайло Михайлович, — ответил Кирсан. — В детстве соседям окна бил из рогатки. Раз поймали меня и говорят: «Этого мальчишку надо взять в ежовые рукавицы!» И взяли. А потом это с себя я на собак перевёл с большой пользой
ХРОМКА
(М. Пришвин)
Плыву на лодочке, а за мной по воде плывёт Хромка — моя подсадная охотничья уточка. Эта уточка вышла из диких уток, а теперь она служит мне, человеку, и своим утиным криком подманивает в мой охотничий шалаш диких селезней.
Куда я ни поплыву, всюду за мной плывёт Хромка. Займётся чем-нибудь в заводи,скроюсь я за поворотом от неё, крикну: «Хромка!» — и она бросит всё и подлетает опять к моей лодочке. И опять, куда я, туда и она.
Горе нам было с этой Хромкой! Когда вывелись утята, мы первое время держали их в кухне. Это пронюхала крыса, прогрызла дырку в углу и ворвалась. На утиный крик мы прибежали как раз в то время, когда крыса тащила утёнка за лапку в свою дыр-ку. Утёнок застрял, крыса убежала, дырку забили, но только лапка у нашего утёнка осталась сломанная.
Много трудов положили мы, чтобы выле-чить лапку: связывали, бинтовали, примачи-вали, присыпали — ничего не помогло: утё-нок остался хромым навсегда.
Горе хромому в мире всяких зверушек и птиц: у них что-то вроде закона — больных не лечить, слабого не жалеть, а убивать. Свои же утки, куры, индюшки, гуси — все норовят тюкнуть Хромку. Особенно страшны были гуси. И что ему, кажется, великану, такая безделушка — утёнок, — нет, и гусь с высоты своей норовит обрушиться на каплюшку и сплюснуть, как паровой молот.
Какой умишко может быть у маленького хромого утёнка? Но всё-таки и он своей головёнкой величиной с лесной орех сообразил, что единственное спасание его — в человеке. И нам по-человечески было жалко его: эти беспощадные птицы всех пород хотят лишить его жизни, а чем он виноват, если крыса вывернула ему лапку?
И мы по-человечески полюбили маленькую Хромку.
Мы взяли её под защиту, и она стала ходить за нами и только за нами. И, когда выросла она большая, нам не нужно было ей, как другим уткам, подстригать крылья. Другие утки — дикари — считали дикую при-роду своей родиной и всегда стремились туда улететь. Хромке некуда было улетать от нас. Дом человека стал её домом. Так Хромка в люди вышла.
Вот почему теперь, когда я плыву на ло-дочке своей на утиную охоту, моя уточка и сама плывёт за мной. Отстанет, снимается с воды и подлетает. Займётся рыбкой в заводи, заверну я за кусты, скроюсь и только крикну: «Хромка!», вижу — летит моя птица ко мне.
ЖУРКА
(М. Пришвин)
Раз было у нас — поймали мы молодого журавля и дали ему лягушку. Он её проглотил. Дали другую — проглотил. Трётью, чет-вёртую, пятую, а больше тогда лягушек у нас под рукой не было.
— Умница! — сказала моя жена и спросила меня: — А сколько он может съесть их? Десяток может?
— Десять, — говорю, - может.
— А ежели двадцать?
— Двадцать, — говорю, — едва ли...
Подрезали мы этому журавлю крылья, и стал он за женой всюду ходить. Она коро-ву доить — и Журка с ней, она в огород — и Журке там надо, и тоже на полевые кол-хозные работы ходит с ней и за водой. Привыкла к нему жена, как к своему собствен-ному ребёнку, и без него ей уж скучно, без него никуда. Но только ежили случится — нет его, крикнет только: «Фру-фру!», и он к ней бежит. Такой умница.
Так живёт у нас журавль, а подрезанные крылья его всё растут и растут.
Раз пошла жена за водой, к болоту, и Журка за ней. Лягушонок небольшой сидел у колодца и прыг от Журки в болото. Журка за ним, а вода глубокая, и с берега до ля-гушонка не дотянешься. Мах-мах крыльями Журка и вдруг полетел. Жена ахнула — и за ним. Мах-мах руками, а подняться не может. И в слёзы, и к нам: «Ах-ах, горе какое! Ах, ах!» Мы все прибежали к колодцу. Видим, Журка далеко, на середине нашего болота сидит.
— Фру-фру! — кричу я.
И все ребята за мной тоже кричат:
— Фру-фру!
И такой умница! Как только услыхал он это наше «фру-фру», сейчас мах-мах крылья-ми и прилетел. Тут уж жена себя не помнит от радости, велит ребятам бежать скорее за лягушками. В этот год лягушек было мно-жество, ребята скоро набрали два картуза. Принесли ребята лягушек, стали давать и считать. Дали пять — проглотил,. дали де-сять — проглотил, двадцать и тридцать, — да вот так и проглотил за один раз сорок три лягушки.
БОРЕЦ И ПЛАКСА
(М. Пришвин)
Почему-то вышло так в Московском зоо-парке, что беременности медведицы Плаксы никто не заметил и оставили её зимовать без всяких приготовлений для родов; даже солом-ки ей не подстелили. Проморгали граждане! Огромный бурый медведь Борец устроился жить в углублении стены, в нише, а самка его, Плакса, легла открыто напротив, у другой стены.
Выбрав себе место повыше, хотя и под открытым нёбом, Плакса выгадала: зимой при первой же оттепели в нишу набе-жала вода, Борец там подплыл. Посреди медвежьей площадки росло большое дерево, обитое железом, чтобы медведи, когда им захо-чется почесаться, не портили кору.
Борец теперь, при крайней своей беде, отодрал всё железо, слупил кору и принялся таскать её к себе в мокрую берлогу. Драл он с дерева, сколько лишь мог только надрать, забрался на самую верхушку; свалился оттуда на бетонный пол, ушибся, долго тёр ушибленное место лапой, сердился, ворчал и, наконец, от-нёс последний материал в берлогу и лёг на корьё.
Вот наступили и самые роды. Служащие Зоопарка, никак не ожидавшие такого собы-тия, поспешили сверху свалить Плаксе огром-ную вязанку соломы. Конечно, она очень обра-довалась подстилке и скоро на ней отлично устроилась. А Борец тоже почему-то не ос-тался равнодушным — медленно направился к гнезду.
Наблюдатели очень встревожились, опасаясь, что Борец хочет отнять у Плаксы и задавить медвежат. Плакса, конечно, сразу же обратила внимание на поведение супруга и допустила его дойти только до середины площадки. Внезапно она встала, быстро по-дошла к нему и дала ему такую затрещину по морде, что огромный медведь свалился и закрыл побитую голову лапами.
Тогда медведица вернулась к медвежатам, легла, но глаз своих, ни на мгновенье не сводила с побитого мужа. Отдохнув немного, Борец не встал, а пополз на брюхе: подвинется на полшага, взглянет на неё, прочтёт в глазах запреще-ние и опять ляжет, а потом опять жуликом подастся на полшага вперёд, дальше, да так вот и подобрался к самой берлоге.
Так он обманул бдительность Плаксы покорностью, готовностью от одного только её косого взгля-да ткнуться рылом и закрыть себе морду ла-пами. Она до того успокоилась что, наконец, решилась обернуться к малышам и, не глядя на разбойника, принялась их облизывать.
Вот тут-то, выждав благоприятный момент, Борец молниеносно вскочил, сгрёб передними лапами солому и, высоко держа над собой коп-ну, на одних задних лапах быстро промчал её к себе в берлогу, постелил поверх сырого, неприятно колючего корья и успокоенно лёг. Поди-ка медведица, подойди теперь к нему! Куда тут!
Ободранное дерево и теперь стоит. Плакса на том же месте, где родила, теперь играет с молодым медведем. Очень часто кто-нибудь из публики спрашивает, зачем это медведям понадобилось ободрать это дерево. Тогда, бывает, кто-нибудь станет рассказывать о семейных повадках медведей и после рассказа выведет:
— Нечего сказать, отцы! Вот так отцы!
Сначала спой, - говорит коробейник.
Голубь опять спел свою песню, взял горсть крючков и полетел домой. Дома говорит:
Патькай, открой рот - ложку меду положу.
Открыла сестра рот, голубь положил ложку меду. Затем подлетел к мачехе:
Открой рот, и тебе ложку меду положу.
Мачеха открыла рот, голубь бросил в него горсть иголок - Мачеха и подавилась. Сел голубь к отцу на плечо и говорит:
Отец, открой рот, ложку меду положу!
Открыл старик рот, голубь бросил ему горсть крючков. И старик умер.
А голубь все летает, летает. Хочется сестре поймать голубя, но никак не поймает. Тогда пошла она к ворожее, рассказала все как было.
Ты, дочка, возьми клей, намажь им подоконник, ноги голубя и прилипнут, - говорит ворожея. - Он может превратиться и в змею, и в лягушку, а ты все равно не оставляй брата.
В кого только ни превращался голубь, даже в веретено. Взяла сестра его и разломила пополам. Половинки веретена тотчас исчезли, а вместо них появился братик, живой и здоровый.
Сестра с братом и до сих пор живут.
БЫТОВЫЕ СКАЗКИ
богатого купца было три дочери. Старшие вышли замуж, а младшую, хоть она и красивее сестер, никто не берет. Очень капризная она была, не слушалась ни отца, ни матери, что ей вздумается, то и делала. Ну, женихи и боялись к ней свататься - кому нужна капризная жена?..
Решил посвататься к младшей купцовой дочери один бедный парень. Послал он к купцу свою мать.
Пришла старуха, поговорила о том о сем, а потом сказала, что сын хочет жениться.
Только бедные мы. Захочешь ли с бедняками родниться?
Купец подумал и говорит:
Богатые женихи отказались от моей дочери, отдам за бедного - деваться некуда. Одно только условие: если у твоего сына есть ежовые рукавицы, пусть сватается, а нет - так и согласия моего нет.
Нету у нас ежовых рукавиц, - опечалилась старушка. - Суконные были, и те порвались.
Вернулась старушка домой, сыну рассказала о купцовом условии и о том, как она ему ответила.
Эх, матушка! - говорит сын. - Да есть у меня ежовые рукавицы, только ты не знаешь о том. Поди скажи, что есть.
Ну, долго ли, коротко ли - осенью сыграли свадьбу. А перед свадьбой парень заказал в кузнице острый топорик. Ходит с ним, не расстается. Днем за кушаком топорик торчит, ночью под подушку его кладет.
Молодая жена спрашивает:
Зачем тебе этот топорик?
Погоди, увидишь, - отвечает парень.
Сели они однажды обедать, а кошка вспрыгнула на лавку и лапу за мясом протягивает.
Не трожь, - говорит парень кошке тихим голосом. - Не то я проучу тебя как следует.
А кошка опять за мясом тянется. Вынул парень топорик и отрубил кошке лапу.
Не послушалась, - говорит, - пеняй на себя!
«Попался мне муженек, - думает жена. - Слова поперек ему не скажи!..»
В другой раз так было. Жена корову доила, а рядом собака увивалась. Парень говорит собаке тихим голосом:
Иди в конуру, не мешай.
А собака по-прежнему возле коровы крутится. Вынул парень топорик и отрубил собаке хвост.
«Ну и муженек у меня, - думает жена. - Лучше делать так, как он скажет».
Курица в огород полезла. Говорит ей парень тихим голосом:
Не лезь куда не следует.
А курица не слушает. Парень взял топорик и отрубил ей голову.
Я люблю, - говорит, - чтоб меня с первого слова слушались, такой у меня характер.
Молодая жена все это слышит и видит. Думает про себя: «Надо не капризничать, делать то, что муж велит, а то и мне голову отрубит». И стала она ласковой да послушной, мужу ни в чем не перечит, а муж голоса на нее никогда не повысит. Так и жили.
Пригласил однажды купец всех своих зятьев с дочерьми в гости. Угощение им приготовил.
Желаю, - говорит, - посмотреть, ладно ли вы живете.
Вот сели за стол. Старший зять жену просит:
Подай мне пирога с рыбой.
Сам возьмешь, руки не отвалятся, - жена отвечает.
Средний зять жену просит:
Подай мне пирога с кашей.
А жена отвечает:
Погоди, сама сначала наемся.
Ну-ка, жена, поклонись мне в ноги, поднеси рюмку вина да поцелуй покрепче.
Как он просил, так она и сделала, проворно и с охотой. Старшие зятья только рты открыли от удивления.
Ну, зятек, - купец говорит, - не зря хвалился, что у тебя есть ежовые рукавицы. В мире жить - богатым быть!
Все свое наследство купец после смерти оставил младшему зятю.
Как мужик перехитрил барина
аботал у одного барина батрак. Всю жизнь на него спину гнул, а как старость пришла, велел барин его прогнать. За долгую работу гроша ломаного ему не дал. Потужил старик да и пошел куда глаза глядят.
И вот идет однажды по дороге, и нагоняет его барин на паре лошадей. Поравнялись, барин и кричит кучеру:
Стой, стой!
Остановил кучер лошадей, барин слез с тарантаса и спрашивает старика:
Скажи мне, старичок, что на свете всего милее?
Старик говорит:
Милее сна ничего на свете нет.
Барин подумал и говорит:
Правильно! Ты, видно, умный человек.
Вынул из кармана пять рублей и отдал старику, а сам сел в тарантас и велел трогать. Не узнал барин своего батрака, а кучер знай себе помалкивает. Ехали они, ехали, барин и кричит кучеру:
Поворачивай-ка назад! Спросим старика, кто на свете всех умнее.
Подкатили к старику, барин и спрашивает:
Скажи-ка, старина, кто на свете всех умнее?
Старик отвечает:
Из тысячи бар найдешь человека три умных, из попов - одного, а мужики почти все умные: дураков среди них мало.
Почему же умных больше среди мужиков? - спрашивает барин.
Вот почему, - отвечает старик. - Помещики сами ничего не умеют делать, без мужиков пропали бы.
Барин отвернулся от старика, сел в тарантас и уехал. Ехали, ехали, барин опять кричит кучеру:
Поворачивай назад!
Зачем? - спрашивает кучер.
Обидел меня старик. Если он считает, что я глупый, то я его накажу.
Кучер повернул лошадей. Старик видит, что барин возвращается, и догадался, что не зря. Смотрит - перед ним на озимых лежит сосна. Ее бурей свалило, а лежит она на своих сучьях. Старик измазал лицо грязью, шапку вывернул наизнанку, залез под сосну, будто держит ствол на спине. Барин подъехал, но не узнал старика, и говорит:
Эй, земляк, не проходил ли здесь старик?
Проходил, барин. Через тот лес пошел. Чего-то очень торопился. Я бы показал вам, куда он направился, да некогда: вот сосну поддерживаю, а то упадет и испортит озимь, а я голодным останусь.
Барин думал, думал и говорит:
Мы уж устали взад-вперед ездить. Давай я сосну пока подержу, а ты, земляк, верни старика. Возьми мою лошадь и поезжай верхом.
Старик сел на лошадь и поскакал. А барин влез под сосну и подпирает ее. Вдруг возвращается старик.
Ты почему вернулся? - барин спрашивает.
Старик отвечает:
Давай и вторую лошадь, я старика на нее посажу, а то вдруг он пешком не захочет.
Барин говорит:
Ну что ж, правильно, бери и вторую лошадь.
Взял старик вторую лошадь и поскакал. Барин ждал, ждал под сосной, измучился. А старик не возвращается. Барин и думает; «Эх, видно, обманул меня проклятый старик.
Ежовые рукавицы
Эх, что не говори, а нормальному мужику обычно и по улицам трудно пройти! Останешься тут спокойным. Девушки нынче какие у нас? Модели! Как на подбор! Ножки длинные, шортики коротенькие, кофточки вообще ничего не прикрывают, в пупках бриллиантики поблескивают. Красавицы! Нежные все, хрупкие. Таких на руках всю жизнь носить, или в витрине под стеклом держать, пылинки сдувать. Не налюбуешься!
Пока с работы домой дойдешь, семь потов сойдет, сердце из груди вылететь хочет. На каждой третьей жениться готов. С каждой второй – вечерок провести.
Эх, девушки, девушки, что ж вы с нами делаете?
Кого из друзей не спрашивал, всем нравятся стройненькие, подтянутые, худенькие. И не важно: блондинка ли она, брюнетка. Главное, чтоб весело с ней было, не скучно.
И я таким был, пока...
Но об этом по порядку.
Возвращаюсь я как-то поздно ночью домой. Мелкий дождик накрапывает. А машина, как назло, заглохла в самом что ни есть глухом месте города. Попробовал завести. Чуть с места тронулся, дорога скользкая, влетел в гравий. Загряз по полной, ни вперёд, ни назад. Буксует, зараза, и всё.
Вышел я на дорогу. Ну, думаю, влип. Сыро, холодно, сверху моросит, и людей ни одной живой души. Где-то вдалеке одинокий фонарь тускло светит. Помощи неоткуда ждать, и самому машину не вытолкать.
Уже совсем отчаялся, когда послышались голоса. В мою сторону компания направилась. И слышу, что парни навеселе: бранились в три этажа, языки заплетались.
Я с дуру обрадовался. Как- никак, подмога будет. Но не тут–то было.
Парни, а их было трое, увидев меня, обступили со всех сторон и ножички достали.
- А ну, гони ключи и бабки, козел, не то порвём, как Тузик тряпку! – дохнул перегаром мне в лицо один из них.
Меня окатило холодным потом. Но отдавать что-либо им я не собирался.
И тут внезапно ко мне на помощь рванулся незнакомец, что появился незаметно из темноты. Неудачные грабители еще не успели что-то понять, а уже лежали в глубоком нокауте на дороге.
- Ты как, не пострадал? – поинтересовался незнакомец.
- Вроде бы – нет!
Мой спаситель молча обошел машину, затем двумя руками ухватился за неё и через пару секунд вытянул на проезжую часть.
- Ну, ты даешь! – с восхищением выдохнул я. – Ну, и сила!
- Да чего там! Привычно! – скромно махнул рукой незнакомец и собрался уходить.
- Постой! Давай хоть подвезу домой. Выручил же ты меня. Даже не знаю, что б я делал.
Незнакомец возражать не стал и сел в машину.
- Я – Макс. А тебя как зовут? – спросил я, закрывая дверцу.
- Женя! – произнес тот, откидывая на спину капюшон дождевика.
Я обомлел. Рядом со мной сидела очень красивая девушка. Слово за слово, разговорились. А в скором времени и встречаться стали.
Зашел я к ней однажды на работу. Забыл сказать, она у меня мастер кузнечного дела. Фигурные решетки куёт, мечи, подсвечники...
Стоял и любовался своей ненаглядной. Она в спецовочных рукавицах, да в комбинезончике, да от горна горячего разрумяненная, такая соблазнительная! Двумя руками железный прут гнет, что ту соломинку. Молотом по наковальне размахнется, а грудь восьмого размера колыхнется...
Эх, хорошо-то как на такой груди спать! На одну ляжешь, как говорится, другой укроешься, не жизнь - рай!
Я с тех пор ни на кого больше не смотрю. А зачем? Я ж за своей Женечкой, как за каменной стеной. Всё для неё готов сделать: и прибрать, и наготовить, и посуду перемыть. Пусть моя радость отдохнет.
Мужики смеются, мол, она меня в ежовых рукавицах держит.
А вот и нет! Это для вас они ежовые. А для меня - мягче лебяжьего пуха. Потому что люблю я свою зорьку ненаглядную всей душой!
