Значение посошков иван тихонович в краткой биографической энциклопедии. На заре российской экономической мысли

ПОСОШКОВ Иван Тихонович (1652-1726) родился в 1652 г. в семье ремесленника-серебряника в подмосковном селе Покровском. Его отец был из крестьян, что находились в ведении Оружейной палаты и работали в различных мастерских Государева двора. Занимался различными ремеслами, торговлей, стал крупным промышленником и землевладельцем. В 1694-1696 гг. работал над денежным станком для подношения Петру I, а в 1697 г. демонстрировал царю "огнестрельные рогатки". Имел винокуренный завод, серный прииск, искал нефть, пытался завести фабрику игральных карт, работал фонтанным и водочным мастером. К концу жизни покупал дома, деревни, земли в Новгороде и Петербурге. Наряду с предпринимательством занимался публицистикой, отзываясь на все острые вопросы эпохи. В 1701, после поражения русского войска под Нарвой, составил записку для Петра I "О ратном поведении", предложив меры по созданию боеспособной армии. Свои взгляды на вопросы просвещения, этики, церковные проблемы Посошков изложил в 1703-1710 в записках, обращенных к митрополиту Стефану Яворскому, предлагал создать патриаршую академию, учить детей духовенства, печатать учебники с опровержением ереси, считал необходимым упрощение церковнославянского алфавита.

Свою предпринимательскую и изобретательскую деятельность Посошков сочетал с литературной, оставив несколько проектов и три полемических сочинения, в которых выдвинул ряд предложений по подъему народного хозяйства России. К концу жизни Посошков написал книгу "О скудости и богатстве", где обобщается изложенное в других сочинениях. Она была закончена в 1724 г. и предназначалась для Петра I. Возможно, эта книга и вызвала арест автора и привела к трагедии в жизни И.Т. Посошкова. Подобные труды в XVIII веке предназначались, как правило, одному, самому главному читателю - царю-батюшке, с желанием донести до него все "неправды" и "неисправности" и предложить меры, какими можно было бы помочь искоренению зла. Не зря в посвящении автор просит императора не открывать его имени, боясь, что ябедники и обидчики "не попустят мне и малого времени на свете жить, и потому буду я сам себе убийца". Слова оказались пророческими. Вряд ли сам Петр I успел прочитать книгу. Скорее всего, она попала в руки царских приспешников, которые и усмотрели в ней угрозу "слову и делу государеву". В августе 1725 г. Посошков был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, где 1 февраля 1726 г. скончался.

"Книга о скудности и богатстве" общая характеристика

Основное сочинение Посошкова, доставившее ему громкую посмертную славу, закончено им в 1724 году, когда автору было уже 72 года. Оно посвящено преимущественно экономическим проблемам, как показывает выразительное его название - "Книга о скудости и богатстве, си есть изъявление, отчего приключается напрасная скудость, и от чего собогобзоватое (обильное) богатство умножается".

В нем содержится множество предложений или проектов, касающихся различных сторон государственной и общественной жизни. Содержание книги шире того, что сказано в заголовке, так как наряду с экономическими темами в ней обсуждаются вопросы административного устройства, суда, законодательства, просвещения, говорится о положении крестьянства. Книга делится на 9 глав, в которых речь идет о духовенстве, о воинских делах, о правосудии, купечестве, о художестве (то есть о ремесле и промышленности), о разбойниках, о крестьянстве, о земляных делах, и в последней главе - о царском интересе или о государственных финансах.

"Книга о скудости и богатстве" была итогом всей литературной деятельности Посошкова. Он воспользовался для нее предшествующими своими сочинениями. Из первой своей работы, "Доношения о ратном поведении", он перенес в нее указание на изобретенные им огнестрельные рогатки, имеющаяся в ней глава "О духовности" близка по содержанию к письмам автора Стефану Яворскому, из "Завещания отеческого" перенесен целиком раздел о суде, здесь же изложено последнее его "Доношение о деньгах". В книге нашел отражение богатый жизненный опыт автора, отличное знание законодательства, он часто ссылается на Уложение 1649 года и на Петровские указы и подвергает их критике. Автор предназначал "Книгу о скудости и богатстве" для поднесения Петру I, как это явствует из заключительных слов: "утаянно от зрения людского трелетным трудом восписав, твоему царскому величеству предлагаю".

В сохранившихся списках "Книги о скудости и богатстве", относящихся к середине XVIII века, имеются любопытные, живо составленные заметки, сделанные внимательным читателем и внесенные последующим переписчиком в текст книги. Против слов Посошкова о предании смертной казни за богохульство стоит: "Осмотрись, старичок, и эту речь вонми: несть грех, побеждающий Божие человеколюбие". В другом месте, где рекомендуется ввести единую указную цену на товары, вероятно, тому же лицу принадлежат следующие слова: "Старичок, нельзя одной цены уставить, веть товару имя одно, да доброта не одна. Ину пору уж и ты врешь!"

В особом красноречивом доношении, обращенном к Петру, сохранившемся лишь в черновиках, отдельно от книги, Посошков высказывает основную мысль, пронизывающую "Книгу о скудости и богатстве" и говорит о задачах, которые он имел в виду. Его "книжица" должна служить к процветанию и обогащению страны, и в особенности должна содействовать осуществлению права и справедливости. Он видел "во владущих судиях, такс в подвластных многое множество содевающееся неправды и всяких неисправностей" и решил предложить свою книгу "пред очи" царя. Проведение в жизнь его предложений должно увеличить государственные доходы, но он смотрит дальше, обещает больше, чем обогащение царской казны, он имеет в виду "всенародное богатство". Наряду с народнохозяйственными задачами он обещает осуществление "правды" и искоренение обид и вражды, "высокомнимые дворяня могут претвориться в кроткие овчата и будут иметь любовь с простым народом". Эти возвышенные задачи и привели его к разработке обширной программы преобразований.

Корни экономических воззрений Посошкова лежат в окружающей реальной действительности, которую он воспринимал и оценивал в соответствии со своими идеалами. Взгляды Посошкова оригинальны, экономические предложения полны жизненного и практического смысла.

По своим политическим взглядам Посошков был сторонником монархии. Вместе с тем он критически относился к системе и порядкам управления в России, видел в них препятствие к устранению скудости и умножению богатства в стране.

У Посошкова нет свойственного представителям меркантилизма Западной Европы отождествления богатства с деньгами. Он считал, что богатство общества воплощается не только в драгоценных металлах, но и в материальных благах. Посошков различает богатство вещественное и невещественное. Под вещественным богатством он разумел богатство государства (казны) и богатство парода, под невещественным - "истинную правду", т.е. законность, правовые условия, хорошее управление страной.

Задачей экономической политики государства Посошков ставил "всенародное обогащение". Он писал:". в коем царстве люди богаты, то и царство то богато, а в коем будут убоги, то и царству тому не можно слыть богатому". Рост народного богатства выгоден и народу и государству - такова основная мысль Посошкова по этому поводу. Его высказывания носили прогрессивный характер и выходили за рамки меркантилистских представлений о богатстве.

Целью книги, по его словам, было показать причины напрасной скудости государства и умножения богатства. Посошков был убежден, что предложенный им план преобразований позволит превратить Россию в богатую культурную и могучую державу. Он уверял царя, что если его рекомендации будут осуществлены, то "вся наша великая Россия обновитца как в духовности, тако и во гражданстве и не токмо одна царская сокровища наполнятца, жители Российские обогатятца и прославятся". Он надеялся, что с улучшением жизни исчезнут вражда и обиды, а высокородные дворяне с любовью будут относиться к простому народу.

Экономические взгляды Посошкова отражали идеи меркантилизма, хотя он не был знаком с трудами западных экономистов своего времени. Не имея специального образования, Посошков самостоятельно пришел к идеям меркантилизма, которые господствовали тогда на Западе. Поэтому он по праву считается выдающимся меркантилистом России. Идеи Посошкова отражают специфику и особенности России, а потому имеют немало отличий от западных.

Петр I тоже был приверженцем меркантилизма, и его реформы в значительной мере были реализацией этого учения, но относительно ряда важных проблем управления экономической жизнью взгляды Посошкова не совпадали с идеями Петра, а иногда явно противоречили им.

К оригинальным идеям Посошкова относится разделение богатства на вещественное и невещественное. Под первым он подразумевает богатство государства (казны) и народа, а под вторым - эффективное управление страной и наличие справедливых законов. Рассуждения Посошкова о невещественном богатстве конкретизировались им в требовании реформы управления, поскольку именно реформа создает возможности для устранения скудности государства и умножения богатства в стране. (В настоящее время, когда признано, что наука является непосредственной производительной силой, нетрудно оценить прогрессивность подобных взглядов, имевших место почти 300 лет назад.)

Принципы Посошкова об улучшении управления экономикой исходили из решающей роли государства в руководстве хозяйственными процессами. Он был решительным сторонником строгой регламентации хозяйственной жизни. Основным рычагом такой регламентации должны быть царские указы, которые он считал самым важным средством осуществления экономических пре образований. Среди его многочисленных рекомендаций назовем лишь две: заставлять всех людей работать, причем работать прилежно и производительно, уничтожать праздность во всех ее видах; решительно бороться с непроизводительными затратами, осуществлять строжайшую экономию во всем; бороться с роскошью, излишествами в жизни людей.

Для уничтожения скудости и достижения богатства в стране наибольшее значение имеют два следующих наставления Посошкова: заставить всех людей работать, причем прилежно и производительно, уничтожить праздность во всех ее видах; решительно бороться с непроизводительными затратами, осуществлять строжайшую экономию во всем.

Требование бережливости во всем, экономного расходования материальных благ и денег красной нитью проходит через всю книгу Посошкова.

Исходя из общегосударственных интересов, он решительно восстает против хищнического отношения к естественным богатствам страны и излагает наиболее целесообразные, с его точки зрения, принципы их эксплуатации.

Посошков, подобно будущим классикам буржуазной политэкономии А. Смиту и Д. Рикардо, связывает источник богатства с трудом. В его рекомендациях подразумевается, что труд является источником увеличения богатства. По его мнению, никто не имеет права жить без работы и даром есть хлеб. И надо не просто работать, а труд должен быть с "прибытком" (на современном языке - с прибылью). Посошков устанавливает явную связь между ростом богатства и производительностью труда, что еще раз подчеркивает его восприятие труда как важного источника богатства.

Внеэкономическая форма принуждения для Посошкова, так же, как и для его современников, и особенно российских, была естественной формой трудовой дисциплины. Вместе с тем он весьма убедительно обосновывал преимущества сдельной оплаты труда по сравнению с повременной. В качестве стимула для повышения производительности труда он рекомендовал выдавать рабочим государственных предприятий более высокую зарплату и критиковал крохоборство управляющих, которые устанавливали рабочим крайне низкую зарплату (5 коп. в день): "Они мнят тем учинить великому государю прибыль, что мастеровых людей не кормят, а они тем великий убыток делают. А и во всяких делах правители наши за кроху умирают, а где тысячи рублев пропадают, то ни во что поставляют, и неданием полного кормления у русских людей охоту и к мастерству прилежание тем пресекают и размножится доброму художеству не допускают".

Что же касается многочисленных рекомендаций Посошкова о строжайшей экономии и борьбе с роскошью и излишествами, то здесь надо особо подчеркнуть, что эти понятия он не ограничивал сферой быта, а рассматривал их в более широком смысле с позиций интересов общества. Ярким примером в этом отношении является его проект против хищнического отношения населения к естественным богатствам. Образно говоря, он ратовал за сохранение экологии. Он выступал против хищнического истребления молодого леса, молодой рыбы, сбора незрелых орехов и других подобных мер, наносящих вред природе и обществу. Автор проекта обоснованно доказывал, что правильные принципы использования природных богатств способствуют их умножению, а вредные - истреблению.

"Книга о скудости и богатстве", как и предшествующие сочинения Посошкова, проникнута глубоким патриотическим чувством. Автор охвачен страстным стремлением добиться преуспевания нашей родины, не уступающей ни в чем другим странам.

посошков русский экономист книга

Книга Посошкова проникнута горячей любовью к родине и желанием охранять нашу страну от всяких посягательств иностранцев как в экономической жизни, так и в военных делах. Независимая, сильная и зажиточная страна - вот идеал Посошкова. Однако он не имеет в виду таких изменений, которые бы разрушили социальные и политические основы крепостнической империи и в своих конкретных проектах остается в рамках петровского государства, в котором "возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры".

Посошков, Иван Тихонович

Писатель Петровского времени, род. под Москвой в 1652 или 1653 г., умер 1-го февраля 1726 г. в Петербурге. Отец его был оброчным крестьянином подмосковного дворцового села Покровского, которое теперь входит в черту города Москвы. Село это состояло в ведении Оружейной Палаты и жившие в нем крестьяне работали в различных мастерских Государева двора. Этим путем, по-видимому, Посошков и приобрел свои разнообразные технические познания - по иконописи, гравированию и черчению, оружейному делу и в особенности по столярному ремеслу, чеканке денег и винокуренному производству. Пользуясь своими знаниями, Посошков занимался различными промышленными делами, которые доставили ему под конец жизни некоторый достаток. Сначала он держал в Лихвинском уезде (ныне Калужской губернии) винокуренный завод. В это же время он много путешествовал и посетил не только ближайшие к гор. Лихвину города (Алексин, Чернь, Мценск), но и ездил в степи, был в Пензе, Ломове, Инсаре и в понизовых городах на Волге. В 1692 г. вместе с своим братом и матерью выкупил из залога родовой дом в Москве за p. Яузой (принадлежавший его деду с материнской стороны) и в том же году или несколько позднее переселился в Москву. В 1693 (или 1694) г. строитель Московского Андреевского монастыря (в Пленицах) о. Авраамий пригласил II-ва делать модель станка для чеканки денег, которую хотел преподнести Государю. Когда в 1696 г. этот Авраамий подал Петру I свои обличительные тетради, в которых порицались его потешные походы, и был арестован, то он оговорил на следствии, в числе других своих друзей, и братьев Ивана и Романа Посошковых. Посошкову, удалось, однако, оправдаться, что он "никаких слов, что в тетрадях написано, не говорил", и избегнуть ссылки. Затем он поступил на службу в Оружейную Палату, денежного дела мастером, когда именно, неизвестно. - В "Книге о скудости и богатстве" П. рассказывает, что в 1700 г., когда Петр I повелел делать круглые медные деньги, и "никто из русских людей, ни из иноземцев не сыскался такой человек, чтобы те инструменты к такому делу состроить", а иноземец, мастер золотого дела (Ю. Фробус), предлагал выписать мастеров из-за моря, - тогда Посошков взял эту работу на себя и "все то денежное дело установил" (Сочин., 213). Может быть, в связи с этой работой и состоялось его назначение "уставным денежного дела мастером". В 1704 году П. задумал заняться производством игральных карт и просил правительство отдать ему на откуп это дело за плату 2000 p. в год; основанием к этому ходатайству он указал необходимость изменить рисунки карт, оскорблявшие религиозное чувство, как, напр., рисунок треф, имеющий сходство с крестом. Прибыльщик Курбатов, заведовавший Оружейной Палатой, отнесся очень сочувственно к этому предложению, так как оно обещало прибыль казне, и выдал П-ву и двум купцам, вошедшим с ним в компанию, 200 p. на "новозаводство картного промысла". (К этому случаю, по-видимому, и относится запись в книгах Оружейной Палаты 1704 г. о выдаче мастеру П. денег "на дело печатного и обрезного станов и иных к ним инструментов"). Дело это, однако, почему-то расстроилось, и в следующие три года, до 1707 г., П. состоял на казенной службе в Москве водочным мастером. Оставив это место, он в начале 1708 г. подал прошение о зачислении его на службу из жалованья "для строения водок" в Петербурге и в прочих городах Ингерманландской губернии. Решение по этому делу зависело от князя A. Д. Меньшикова, как ингерманландского губернатора, и потому ландрихтер Корсаков обратился к нему с предложением принять Посошкова, причем заметил, что он "до нынешнего (1708) года был у такого водочного строения на Москве, на Каменном мосту, а ныне свободен". Меньшиков, по какому-то недоразумению, написал на докладе Корсакова 21-го марта 1708 г. резолюцию: "Посошков прилучился в ратуше в воровстве: того ради выбрать к тому иного, кого пристойно". Недоразумение, однако, немедленно было разъяснено, и в следующем же 1709 г. или в начале 1710 г. П., согласно его желанию, назначен был водочным мастером в Новгороде. Он долгое время занимал эту должность и ему оказывали такое доверие, что не "считали его" в течение 16 лет. В это же время, он, по-видимому, занимался мелкой торговлей. В 1717 г. он купил от подьячих князя Меньшикова (Ждановых) за 400 p. дом в Петербурге, на Петербургской стороне в нынешней Церковной улице (тогда Малой Никольской, что от Мытного двора). В следующие годы он приобрел в Новгородском уезде в Устрицком погосте Бежецкой пятины, полдеревни Закаресенье, крестьян душ 20, за 200 p., от дворянина Л. Завалишина, и в том же погосте деревню Матвееву, а в октябре 1719 г. в Кашинском уезде сельцо Марьино от дьяка И. Степанова. Став владельцем поместья в Устрицком погосте, П. в июле 1719 г. подал князю Д. М. Голицыну челобитную о дозволении ему построить винокуренный завод и, получив разрешение, заоброчил у причта погоста часть церковной земли и построил на ней "винные заводы". Вдобавок к подряду поставки водки с этого завода новгородская камерирская контора отдала ему на откуп "устрецкий таможенный мелочной сбор с винной продажи" (с 1721 по 1724 г.). В 1721 или 1722 г. П. купил в Новгороде на Торговой стороне два двора с деревянным строением, один на Ильинке улице у купецкого человека, за 50 p., а другой у подьячего за 150 p. В августе 1723 г. он купил от помещицы С. Е. Лупандиной за 50 p. пустошь Типолово, находившуюся близ раньше купленных им деревень. Сосед - помещик С. Ф. Линев вошел в стачку с продавщицей, и П. подал на него челобитную в суд, жалуясь, что он "явною своей стачкой и ябедническим вымыслом хочет ту пустошь у меня отбить и за себя укрепить... и с той пустоши людей тех и крестьян сбил и своим хлебом ее засеял" (Госуд. Архив). Чем кончилась эта тяжба, - неизвестно, но в 1725 г. заведовавший поместьем и заводом П-ва племянник его А. Михайлов писал, что помещик Линев приказал своим крестьянам "где ни изловят его, да убить до смерти". - Летом 1725 г. П. затеял новое предприятие и подал прошение в мануфактур-коллегию о разрешении "завести коломинковую и полотняную фабрику в Новгороде своим коштом", причем просил отпустить к нему с Екатерингофской мануфактуры, "ради размножения оных фабрик", двух мастеров, коломинкова дела мастера и ткача, уступить несколько казенных инструментов и представить некоторые льготы в повинностях, по примеру других фабрикантов. В начале июня 1725 г. он приехал в Петербург из Новгорода и только что подал это прошение, как 26-го августа 1725 г. взят был под караул в канцелярию тайных розыскных дел. Вместе с ним был арестован и маленький сын его Иван: "и письма из того дому взяты в помянутую канцелярию и разбираны": "Важная криминальная вина", за которую был арестован Посошков, кажется, состояла в "Книге о скудости и богатстве", которую он, судя по сохранившемуся черновику его прошения, в августе 1724 г. представил Петру В. Пять месяцев он томился в заключении; 26-го января 1726 года протопоп Исаакиевского собора напутствовал его в вечную жизнь; тогда же он продиктовал записку о своих кредиторах и должниках. 1-го февраля 1726 г. он скончался и погребен на Выборгской Стороне, близ церкви св. Сампсония Странноприимца, где погребали колодников Тайной канцелярии. Сложного "криминального дела" канцелярия выяснить не успела, но разрешила еще при жизни П. дело по жалобе на него полковника киевского гарнизона Роде, второго мужа его дочери. Роде жаловался на своего тестя, что он будто бы не исполнил своего обещания дать приданое своей дочери, и Тайная канцелярия удовлетворила эту жалобу, решив 9-го января 1726 г. отдать дочери П-ва все его недвижимое имение, кроме дворов петербургского и новгородского.

От Государя и его приближенных Посошков, "мизирный крестьянин", стоял очень далеко, хотя он не раз, конечно, видел Петра I и в Москве, и в Петербурге. В 1700 г. в Преображенском, на сержантском дворе, он лично рассказал государю о своем проекте устройства для улучшения стрельбы огнестрельных рогаток; Петр одобрил его мысль; Посошков сделал модель такой рогатки и представил ее в 1701 г. при особом письме о ратном поведении боярину Ф. А. Головину. Но в это время Петр приступил к преобразованию войска по иноземным образцам и изобретение самоучки было ему уже не нужно. Около этого же времени Посошков, узнав, что правительство крайне нуждается в сере для порохового дела, объявил князю В. A. Голицыну о найденном им серном прииске: Голицын обещал, было, ему "великое награждение", но затем дал награды только 50 р. (Скуд. и бог., стр. 150). Хорошо знал Посошков прибыльщика Курбатова, под начальством которого служил мастером в Оружейной Палате: Курбатов дал ему субсидию на новозаводство картного промысла, но это предприятие расстроилось и в 1709 г. Посошков даже остался без дела, хотя Петр так нуждался в дельных работниках. Живя в Новгороде, П. хорошо познакомился с новгородским митрополитом Иовом: представил ему список своего "Зеркала" и доношений С. Яворскому, и митрополит "много разглагольствовал" с ним о разных предметах. Сохранились два рекомендательных письма, данных П-ву митрополитом Иовом: одно к петербургскому вице-губернатору Я. Н. Корсакову (1712 г.), другое - к князю Я. Ф. Долгорукову (24-го февраля 1713 г. "Странник". 1861, т. I). Но о разговоре его с князем Я. Долгоруким мы, к сожалению, ничего не знаем. В 1719 г. П. написал доношение Петру "о новоначинающихся деньгах", в котором критиковал новую мелкую низкопробную серебряную монету (чеканенную по, указу 14-го февраля 1718 г.), указывая, что она облегчает подделку ("такие деньги весьма к воровству способны"). Для подания этого письма Посошков два раза приходил к кабинет-секретарю А. В. Макарову, но "за жестокими караульщики" не мог к нему проникнуть, а вслед за тем Макаров с государем уехал на лекарственные воды в Олонецкую губернию; П. отдал письмо курьеру кабинет-секретаря и ему не удалось узнать, дошло ли оно до Петра (251, 255). Последняя попытка обращения к государю - представление "Книги о скудости и богатстве" - окончилась, как указано выше, трагически - смертью в заключении.

В практической своей деятельности Посошков, как видно из вышеизложенного, не имел особенного успеха, несмотря на то, что он был искусным техником, умным, предприимчивым человеком и бережливым, хозяином; после ряда неудач, лишь под конец жизни он после долговременной усердной работы, приобрел некоторый достаток. Отчасти на это влияли общие условия времени, на которые он жаловался в своих сочи нениях, заметив: "у меня вымыслов пять-шесть было пожиточных, а покормиться мне не дали, и все те вымыслы пропали ни за что" (сочин. I, 149). Но главным образом неуспех его практической деятельности обусловливался тем, что умственные его интересы часто перевешивали заботу о материальном достатке. Сочинения его показывают, как увлекался он изучением священного писания, как близко к сердцу принимал религиозно-нравственные вопросы, как много размышлял об общественных неустройствах, об искоренении всякой "неправды и неисправностей". "От юности своей - искренно говорит он - был таков: лучше ми какову пакость на себя нанести, нежели видя что неполезно молчати" (то же, 215), Не имея сил умолчать, исполненный "презельной горячести" к общему благу, он пишет ряд докладных записок - проектов и три обширных полемических сочинения; пишет, к ущербу для своих дел, "иногда и нужду свою домовную презрев".

Большая часть сочинений П-ва посвящена вопросам церковным и религиозно-нравственным. По своему образованию и главным умственным интересам он был вполне человеком допетровской России: он был на 20 лет старше Петра и молодость его прошла в последние годы царствования Алексея Михайловича; его пытливый ум нашел себе пищу в наиболее важном вопросе умственной жизни его времени, вопросе об истинном православии, который незадолго перед тем был так остро поставлен раскольниками. Интерес его к этому вопросу усилился вследствие личной его близости к раскольникам: его родная сестра была ярой раскольницей и, "ходя по домам, иных с истинного пути совращала и к своему зловерию присоединяла"; заражен был расколом и его свояк; и сам П., по его признанию, "изначала хрома недугом раскольничи болезни", хотя этот недуг его касался, кажется, единственно двуперстного крестосложения. Он не раз встречался и с расколоучителями и вел с ними "разглагольства" о двуперстии и вообще о расколе. Стремясь выяснить истину, П. начал усердно изучать священное писание и достиг замечательных результатов, особенно если принять во внимание, что он не получил какого бы то ни было правильного образования. Он был самоучкой в полном смысле слова; "ей, неученый есмь человек, к сему же и земледелец есмь", скромно замечает он в первом письме к митрополиту Стефану Яворскому, прося извинить "несложность писания". Несмотря на это он вполне овладел всей церковной письменностью того времени. Прения с раскольниками постоянно побуждали его к дальнейшим трудам в этой области. Он ходил "в раскольничьи сонмища", учился "прелести раскольничьей", чтобы затем ее опровергать, "много поискал в Божественном писании" и даже сличал новопечатные книги с древними рукописными в патриаршей книгохранильнице и на печатном дворе. Плодом этого изучения было обширное полемическое сочинение против раскольников, законченное в конце 1708 г.: "Зеркало очевидное ", или "Зеркало, сиречь изъявление очевидное и известное на суемудриа раскольнича, в нем же чрез святое евангелие и апостольскую проповедь и чрез многая Божественная писания ясно вся их блядословная дела означишася" (вар.: "главизна изъявися"). В печатном издании сокращенная редакция его занимает 270 страниц. Обличения раскольничьих заблуждений о четырехконечном кресте, двуперстии, таинствах, антихристе и проч. начинаются сводом цитат из книг священного писания и отцов церкви, причем часто приводятся свидетельства из книг, которые особенно почитались раскольниками (Кирилла Иерусалимского. О вере, Сборник); эти цитаты, так же как церковно-славянский язык изложения, свидетельствуют об обширной начитанности П. в церковной литературе того времени; собственные рассуждения его часто обнаруживают большой здравый смысл; им придают оживление народные пословицы и картинные сравнения; большей частью, однако, вся сила обличений и речи заключается в резкой нетерпимости и в грубости выражений. Он полагает на основании правил св. Антиохийского собора, что православному не только нельзя есть и пить с раскольниками, но нельзя и "иного какого содружия или сожития с ними имети", и "на пути поздравитися с ними недостоит , понеже враги суть Христовы" (118); одобряет строгие меры патриарха Никона: "добре учини, еже совращающих церковь повеле пожигати" (233). Укоряя противников в ругательствах и хулении, он борется с ними главным образом их же оружием: "о отчаянные главы, како вас земля подъемлет? невозможно бо вас проклятыми, яко же и прочиих, прежде бывших еретиков, нарещи, но трепроклятыми , понеже вы превышили есте не токмо Аригена, но и Нестория, и Македония, и Ария. Вси бо сии пред вами яко младенцы диавольстии быша. Вы же явистеся самыми верными и совершенными диавольскими воинами" (138); "Истинну о вас Апостол глаголет, еже нарицает вас скотом несмысленным" (61). В послесловии П. старается оправдать "унизительность" и "суровость" своей речи: "ревность бо моя, подвиже мя на такое жестокословие. Вы не на суровость словес смотрите, но зрите разума тех словес". Он оправдывается тем, что он в разуме и художестве младенец, в чине земледелец, простец и книжные премудрости не научен и выражает надежду, что его простая речь "простым людям будет поемна". Сочинение его, однако, весьма поправилось и ученым людям. Справщики московского печатного двора, получив от Посошкова его "Зеркало" тотчас по его окончании, послали рукопись, умолчав об имени автора, в начале 1709 г. святителю Димитрию Ростовскому, который как раз в это время заканчивал свой труд против раскола: "Розыск". Св. Димитрий чрезвычайно удивился достоинствам сочинения неизвестного автора; он собственноручно написал на рукописи два хвалебных четверостишия и писал справщику Феологу: "книжица та воистину благопотребна, великое раскольником обличение и постыждевие. Когда бы та книжица прилучилася прежде написания моей, много бых от нее почерпнул. Я свою помощию Божией окончил. Прошу честности твоей возвестити мне, кто тоя книжице писец?" Не получив ответа на этот вопрос, Димитрий вновь настойчиво спрашивал об имени автора: "Просих и прошу: не утайте ми творца тоя книжицы. Кто писа столь то дивно? Жив ли он? Зело книжица та благопотребна правоверным". Св. Димитрий находил нужным только "мало нечто местами поисправити и приочистити" и, по-видимому, не замедлил заняться этим делом. Результатом его работы, по соображениям Е. Прилежаева, и явилась сокращенная редакция сочинения П-ва, под названием "Зеркало безыменного творца, на раскольников обличение". Эта редакция отличается от пространной, главным образом, тем, что в ней опущена последняя обширная глава (23-я), составляющая почти треть всей книги, и посвященная всецело полемике не с раскольниками, а с протестантами; опущена и другая глава (2-я) о лжи; другие главы также сокращены; оставшийся материал распределен за большее число глав, а именно 26, вместо 23 глав первой редакции; в начале помещены вирши, написанные св. Димитрием Ростовским. Проф. Царевский полагает, что краткая редакция есть дело самого автора, а не Димитрия, так как она представляет почти сплошной перифраз редакции пространной.

Не меньше, чем раскольничья и люторская ереси, против которых направлено было "Зеркало очевидное", тревожила Посошкова общая "духовная нужда": несоблюдение в жизни и совершенное незнание элементарных оснований христианского учения. Учащавшиеся встречи с иноземцами показывали, что православный народ в знании религии уступал еретикам иноземцам и даже басурманам. "Простые" и "малоученые", мы "живем чуть не подобны бессловесным" и не можем дать отповеди иноверцам: "аще и от басурман кто вопросит нас, то им и ответу дать не умеем, а что и станем говорить, лишь на стыд всем нам и на поругание православным". П. скорбел об этом и как православный христианин, и как патриот: "я мню, что и на Москве разве сотый человек знает, что то есть христианская вера, или кто Бог, или что воля его, и как ему молитися... А в поселянех, ей, и тысящного человека не обрящешь". Не видя ни откуда помощи, он решился по "ревности, вложенной в него от Бога", обратить на это внимание высшей духовной власти и в 1704 г., подал доношение митрополиту Стефану Яворскому, в котором молил его озаботиться, чтобы "от неразумия люди Божии напрасно не погибали", и составить и напечатать наставления о вере и о духовном и о гражданском благочинии. Чрез некоторое время (между 1704 и 1708 гг.) Посошков подал второе доношение митрополиту, заклиная его не оскорбиться на его простоумие и необычное дерзновение. Ревнуя о том же распространении в народе правильных понятий о вере и об искоренении ересей, он указывал, что для этого надо прежде всего дать народу новых достойных священников: "Древнее, государь, у нас в России обыкновение посвящатися в пресвитерство из самого простоумия". Даже московские священники не могут наставить в вере, "а сельских уже и почитать в дело нечего; те и мало церковные службы отправляют, но пекутся паче о пашне земли своей, да о сенокосах... и едва тии сельские священники хлеба напашут, да вина накурят, да лише пьют и в пьянстве столь бывают неугожи, что и сказать иное странно... Ей, государь, от неученых и пьяных священников благочестивая наша вера обругана". Ввиду этого П. предлагал для просвещения духовенства устроить "академию великую, всех наук исполненную", и в городах, во всех епархиях и в главных обителях построить училища и затем строжайше воспретить, чтобы без училищного свидетельства отнюдь в пресвитеры и в дьяконы никого не посвящать. Вместе с тем, чтобы дать возможность священникам заботиться единственно о духовных делах, П. предлагал "так учинить, чтобы церковные служители питались от церкви, а не от земледельства" С другой стороны, он, повторяя мысль первого своего доношения митрополиту, просил "напечатать такие особые малые книжицы и распустити их в народ", изъяснив в них главные начала веры.

Не дождавшись от митрополита поучений о вере и ободренный успехом своего "Очевидного зеркала", Посошков, тотчас по окончании этого труда, сам решается приняться за составление одного из тех религиозно-нравственных сочинений, которые он намечал в своих доношениях. После того, как святитель Димитрий Ростовский вполне одобрил "Зеркало", ему нечего уже было смущаться тем, что он неученый человек, земледелец, и надо было заботиться о том, чтобы "избегнуть вины за закопание таланта". В 1719 или 1720 г. он закончил свое второе сочинение "Завещание отеческое к сыну своему, со нравоучением, за подтверждением Божественных писаний". Оно не менее обширно, чем "Зеркало", и вместе с приложенным к нему алфавитным указателем библейских наречений заключает в себе 388 печатных страниц большого формата. Разъясняя главные основания религии в их приложении к жизни, П. подробнейшим образом наставляет, как должен вести себя православный христианин во всех обстоятельствах жизни. Он говорит особо об отроческом житии и о брачном житии, о молитве дома и в церкви, дает особые наставления рабам, мастерам, купцам, солдатам, офицерам, крестьянам, приказным, инокам, архиереям. Все сочинение проникнуто полемическим характером и останавливается преимущественно на тех сторонах современности, которые резко противоречили идеалу благоверия и духовного и гражданского благочиния; современность в нем отражается в резких и живых чертах и этой своей стороной "Завещание отеческое" представляет драгоценный материал для характеристики общества XVII и начала XVIII века. Рядом с отрицательной картиной общества этой эпохи, весьма любопытны также и положительные взгляды П-ва, как одного из лучших представителей того же самого общества. В "Завещании" ярко выразилось типичное для XVII века, исключительно религиозное миросозерцание, идеал строго духовного жития. Идеал этот требовал не только христианской, евангельской жизни, но и полумонашеского устава: постоянной молитвы, частого покаяния, воздержания и жертв. Плотская любовь мужа и жены допускается, лишь как неизбежное зло, при условии строгого воздержания и соблюдения церковных правил. Новобрачным предписывается трехдневное воздержание во славу Святыя Троицы; весь первый день они должны "проводить в духовных песнях" (21, 23). Это "духовное житие", монашеское мировоззрение резко противоречило новому "светскому житию", светскому мировоззрению, которое лежало в основе петровской культурной реформы. П. Н. Милюков с этой точки зрения метко противопоставляет "Завещание отеческое", оконченное в 1719 - 1720 гг., "Юности честному зерцалу", изданному в 1717 г. Посошков знает о новом светском мировоззрении и для сильнейшего обличения его с единственно доступной ему церковной точки зрения, тесно сливает его с учением "еретика проклятого, Мартина Лютера". "Ныне мнози из русского народа, говорит он, научившася от иноземцев, от правые своея древния веры в лютерское зловерие начинают склонятися и от всескверного Мартина Лютера уставленные, слабые, и роскошные, и весьма развращенные законы начинают принимати" (3). По этим новым "законам" светского жития, или по Мартинову толкованию: "еже есть на свете, то все чисто и свято... и греха ни в чем несть" (136). Это житие - "роскошное, легкостное и сладостное" (135) и представляет полную противоположность "узкому и прискорбному пути, иже вводит в царство небесное" (39); по новому учению можно "до полунощи, иное же и до самого света, в скакании и танцовании без сна проводити... и пить с музыками и карты играти" (4). Значительная часть "Отеческого Завещания" посвящена резкой полемике с лютеранством и повторяет главу о лютерах "Зеркала очевидного". Вся сила полемики здесь, также, как в "Зеркале", состоит в резкости порицания. Особенно упрекает он Мартина Лютера в "блудной скверне", называет его волком адским (вместе с Кальвином), законопреступником, ростригой, еретиком проклятым, сластолюбцем, уподобляет его "самому диаволу" (126), говорит, что "в лютерском законе сокровен великий яд адского аспида" (136), учеников его уподобляет "бессловесным свиньям" и проч. (138). Лютер отвечает и за атеиство, и за учение "проклятого Каперника, Богу суперника": "О презельного лютерского безумия: тягостную землю подъяша на воздух, от кентра земного, идеже была от Бога сотворена, вознесоша на высоту небесную и со звездами ю уравниша и планетой ю нарекоша"... (129).

Староцерковное мировоззрение Посошкова тесно связано с крайним суеверием. Он вполне верит в лечебную силу колдунов и шептунов, и запрещает пользоваться ими в беде и в болезни, но только потому, что они помогают "дьявольской силою". Господа ради П. просит сына не верить ни в какие приметы и встречи, но тут же советует, как бы для того, чтобы парализовать вредное влияние встреч, непременно, выходя из дому, перекреститься и первым трем встречным нищим раздать три пенязя. (143, 144). Вера в силу дьявола составляет важный пункт мировоззрения Посошкова и обосновывает необходимость постоянно помнить о Боге, молиться и креститься. Примерами из житий он показывает, как человеку всюду грозит бесовская прелесть; небрежную молитву перехватывают "воздушные демоны". "Диавол вельми естеством тонок и проницателен есть, иже сквозе железо проходит", но утешение в том, что он "в человека без диры внити не может" и прикасается и вредит только тому, кто не соблюдает заповедей Божьих и приказаний своего духовного отца (54).

Другая характерная черта религиозных воззрений Посошкова состоит в пристрастии к внешней, обрядовой стороне религии. Проф. Царевский полагает даже, что он в этом отношении "далеко заходит в область староверческого направления", что он "с нe меньшим упорством гонялся за обрядом, как и за одушевлявшим его смыслом, в регламентации выражений внешнего богопочтения и нравственных поступков постоянно переходил в древнерусскую крайность точнейших и подробнейших предписаний". П. Н. Милюков точно также упрекает П-ва в крайнем пристрастии к обряду, и в том, что он разделял отчасти народный фетишизм. Упреки эти несколько преувеличенны. Действительно, давая наставления о том, как исправлять утреннее правило, П. подробно говорит, какие следует читать молитвы, сколько класть поклонов после каждой молитвы и какие класть поклоны, земные или до пояса, смотря по празднеству дня. Но если обратить внимание на общий смысл 4-й главы, в которой изложены эти наставления в связи с общими религиозными поучениями, то нельзя не признать, что П. никак не преувеличивал значения этих обрядностей и не настаивал на их регламентации. Свое утреннее правило он описывает только в качестве примера: "правило свое настоящее исправляй, елико уставлено будет от отца твоего духовного или и от своего изволения " (62). Он останавливается на числе поклонов не потому, чтобы придавал им исключительное значение, а потому, что он во всем любил порядок и правила; точно так же, как, рассуждая о необходимости в канцеляриях писать уписисто, чтобы не было лишней истраты бумаги, он говорит, что на странице следует писать по 40 строк, а в записных книгах не меньше 50 (175). Если, говоря о кратких молитвах пред образами разных святых, П. упоминает (только упоминает), что св. Власию надо молиться о благополучении, а св. Варваре - об избавлении от нечаянной смерти и болезни (75), то это еще не дает оснований для обвинения в народном фетишизме. Вся 4-я глава, напротив того, представляет собой горячую и убежденную проповедь против фетишизма и против обрядности, не осмысленной верой и разумением. Если П. предписывает Божьему образу ставить свечу больше, чем образам святых угодников, и класть тем и другим различные поклоны, то он настаивает на этом с полемической целью, протестуя против воззрений многих людей "в простом народе", "иже образу Божию поклон творят в пояс, Николая же чудотворца образу, такожде и иных святых образам поклоны творят до земли и свечи бóльшие и множае их наставляют" (95). Настойчивое требование сознательной молитвы, разумной обрядности, и, главное, доминирующая во всей книге проповедь евангельских истин: непротивления злу, христианской любви и смирения показывает, что Посошков возвысился над староверческим обрядовым пониманием религии. Он требует непременно "внимания и богомыслия" при чтении молитв. "Егда бо речеши "Отче наш иже еси на небесех", тогда мысль свою возведи на небо и умными своима очима зри самого Бога на херувимах сидящего" (62). Таким образом объясняет он строфа за строфой главнейшие молитвы и предостерегает: "о чем молитися языком, а ума своего в ту молитву не простреши и мысли своея на небо к самому Богу не возведеши, то ты будеши яко бездушный бубен : что гремиши, того и сам не ведаеши" (99). Бог - столь же метко объясняет он дальше - "не от языка, не от гортани требует молитвы, но от сокрушенного сердца и чистого ума, возведенного на небо пред самого Бога" (111). Настойчиво высказывается П. против особого поклонения чудотворным иконам: "Ты, сыне мой, не ищи особливого образа чудотворного, но веждь, яко всяким образом силен есть Бог чудеса творити по вере" (94). Вся чудеса по вере молящегося бывают. "Сие бо людие не от великого разума творят, еже единого изображения, единого и именования, един образ нарицают чудотворным, а другой такового же изображения нарицают нечудотворным... Бог ни краски, ни дерево, ниже художество прославляет, но прославляет образ за первообразное, и за надписание имени Его святого" (91).

В своей воодушевленной проповеди евангельской морали Посошков нередко обнаруживает черты своего века. "Желание освежить и согреть жизнь верой - как замечает П. Н. Милюков - постоянно (вернее "не раз") вступает у него в бессознательный компромисс с житейской практикой "Домостроя" и с религиозным мировоззрением киевского Патерика. Говоря о брачной жизни, он находит, что "то добро и свято, еже бы оба из воли и из любви сошлись", как уже требовал петровский закон; он находит, что невесты не лошади, чтобы их сватать по нескольку одновременно. Но, однако, знакомиться с невестой он не дозволяет, а разрешает только взглянуть за нее ненароком, где-нибудь у церкви или на переходе. В воспитании детей он безусловно становится за сторону ветхозаветной педагогии". Черты XVII века обнаруживаются и в крайне жестокой нетерпимости Посошкова к раскольникам и иноверцам. Тут он совершенно забывает о своей евангельской морали и требует, чтобы упорствующих в расколе "предавали огню" (308). В "Книге о скудости и богатстве", требуя смерти богохульникам, он ссылается на закон Моисея. Любопытно, что в одном из списков книги, кто-то в приписке против этих слов вспомнил о законе Христа: "осмотрись, старичок, и эту речь вонми: весть грех побеждающ Божие человеколюбие" (62).

Религиозно-нравственная проповедь в "Отеческом Завещании" переплетается с предположениями о реформе различных церковных и гражданских порядков.Уже в первых своих доношениях Стеф. Яворскому П. предлагал пользоваться для борьбы со злом обоими этими средствами. Наряду с изданием поучений для народа он проектировал меры для исправления священников. Борясь с расколом увещаниями в "Зеркале", он в то же время, для совершенного искоренения "адских волков, врагов Христовых", обращался к церковной власти и в третьем письме к митрополиту Стеф. Яворскому (напис. до 1710 г.) предлагал завести по всем приходам церковные книги: родильные, крестильные, исповедальные и проч., чтобы обнаружить всех, уклоняющихся от таинств.

Вскоре по окончании "Отеческого Завещания" П. принимается за третье свое большое сочинение, "Книгу о скудости и богатстве", которую посвящает всецело той теме, которой касался в своих доношениях и в своем религиозно-нравственном труде, а именно - реформе церковных и гражданских уставов. П. работал над ним в преклонном возрасте, три года, 68-70 лет от роду, будучи к тому же занят "многосуетными" промышленными делами. Он предназначал свой труд лично для самого Государя, решив довести до его сведения о всей той "неправде", о всех тех "неисправностях", которые он видел кругом, и о тех мерах, какими можно было бы помочь злу. Он не скрывал от себя опасность, какой грозила ему откровенная, резкая речь о всех общественных и государственных неустройствах. Не раз он сам пугался своей смелости и оговаривался: "Не постави, Господи Боже мой, сего моего словесе в осуждение, еже дерзнул поносительно на пастырей своих писати" (10), или "страшен ми сей глагол, что дерзнул о таком деле великом писати, но презельная моя горячесть понудила мя на сие дело" (215). Он просил Петра никому не открывать его имени: сильные люди, ябедники и обидчики, "не попустят мне и малого времени на свете жить и потому буду я сам себе убийца".

Толчок к составлению "Книги скудости и богатства" дала, по-видимому энергичная преобразовательная деятельность Петра I.

Ho первые мысли об общих реформах, однако, явились у него очень рано, в самом начале преобразовательной деятельности Петра I. Это ясно видно из одной неизданной, хранящейся в Государственном Архиве, рукописи П., написанной, по всей видимости, до первого его доношения митр. Стеф. Яворскому, т. е. до 1704 г. От этой записки уцелело только начало (м. б. она и не была окончена), указывающее, что П. тогда уже задумывал работу, по широте содержания одинаковую с "Книгой о скудости и богатстве". "Аще кто восхощет - так начинает ее П. - умными очима воззрети на житие наше православно российское и на вся поведения и дела наша, то не узрит ни во единой какой-любо вещи здравого дела ". Указав прежде всего на то, что около благочестивой веры нет забрала твердого и пастырей бодрых, которые поражали бы волка, грядуща до стада Христова ("днесь мы вси не токмо от самых волков, но и от малейших волченят оборониться не можем"), П. говорил, что точно также "ниже во гражданском, ниже в поселянском, ни в воинском, ни в судейском, ни в купецком, ни в художном, ниже в самых скитающихся на улицах нищих, - и не вем такого дела или вещи какой, еже б пороку в ней не было. Несть в нас целости от главы, даже и до ногу, и живем мы всем окрестным государствам в смех и в поношение. Вменяют они нас вместо мордвы, а и чуть что и не правда их, понеже все у нас худо и непорядочно". Тут же, в этом широком вступлении П. указывает и на возможность "за помощию Божией вся неисправы исправити", все "кривины исправити и насадити правду, что всем во удивление будет". Преобразовательные стремления Петра в то время, когда П. писал свою записку, очевидно, еще не вполне определились, а личный характер царя был ему неизвестен, и поэтому для осуществления коренных реформ П. предлагает "великому государю" прежде всего избрать, так сказать, диктатора: "избрать на такое дело разумного и желательного человека и власть имеющего таковую, чтоб ему никто из великих людей противен не был, но и духовного чина на его б волю склонялися".

"Книга о скудости и богатстве" писалась много лет спустя после этой записки - в 1721 -1724 гг., когда Петр I энергично проводил свои реформы, склоняя всех на свою волю, явившись как бы тем самым "разумным и желательным человеком", которого ожидал П. К его преобразовательной деятельности П. относится весьма сочувственно, хотя и не потому, чтобы он ценил самые его реформы, но потому что в указах его узнавал "явного правдолюбца", видел ту же "презельную горячесть" к общему благу, которая заставляла самого П. трудиться под своими книгами, "нужду свою домовную презрев". "Видим мы вси, - писал он, - как великий наш монарх о сем трудит себя, да ничего не успеет, потому что пособников по его желанию немного: он на гору аще и сам - десять тянет, а под гору миллионы тянут: то како дело его споро будет? И аще кого он и жестоко накажет, ажно на то сто готово" (95). "Откуду ни посмотришь, - нет у великого государя прямых радетелей, но все судьи криво едут" (92). За "явное правдолюбив" Петра П. даже закрывал глаза на те стороны его деятельности, которые должны были оскорблять его старомосковское церковное мировоззрение, и многих людей того же образа мыслей сделали ярыми ненавистниками Петра I. П. не мог не знать, что Петр является главным виновником распространения в России нового светского мировоззрения, против которого, как против люторской ереси, боролся П. в "Отеческом Завещании", что Петр вводит ненавистные ему "вечеринки с богомерзкими танцами", что он весьма близок к нечестивым иноверцам, хотя, входя в церковь, как бы прямо следуя "Отеч. Завещанию", снимает парик. Ради общего блага он делал уступку своей строгой морали, подобно тому, как сыну своему разрешал, не имея содружия с нечестивыми иноземцами, знаться с ними "легкостно, ради каковы потребы гражданские" (188).

Высоко ценя в Петре В. его "явное правдолюбие", его добрые намерения, он находит его преобразовательную деятельность совершенно безуспешной. Сочувственно говоря о тяжких трудах Петра, он нигде не хвалит тех или других из его реформ и особенно настаивает на том, что изданные им указы не достигают цели: "Се бо колико новых статей издано, а немного в них действа, ибо всех их древностная неправда одолевает" (96). Он как будто бы даже совсем не знает о многих законах Петра, так как, рассуждая о тех вопросах, которые Петр пытался уже разрешить так или иначе, он не говорит ни слова о соответствующих указах (как напр. о сенате, коллегиях, майорате, военной реформе), хотя и пользуется многими из введенных Петром новых иностранных терминов. Вполне сочувствовал П. также и главному основанию всей преобразовательной деятельности Петра - заимствованиям у иностранцев. Он признает, что у иностранцев "все их житейские уставы весьма добры, кроме веры" ("Зеркало", гл. 23), и нередко указывает на заслуживающие подражания добрые немецкие порядки. Ho, сознавая необходимость заимствования y иностранцев их добрых житейских уставов, П., однако, по реформам Петра не понял всего, их превосходства и необходимости прежде каких бы то ни было рассуждений внимательно ознакомиться с иноземной жизнью. Об этой жизни он знает чрезвычайно мало для серьезного человека, жившего в Петербурге, переполненном иностранцами в петровское время: или он приезжал сюда лишь на короткое время, или избегал знакомства с иноземцами, как ненавистными ему еретиками. Об иноземных уставах он судит только по неопределенным слухам, как напр. о цехах и о патентах. "Слух есть про иноземцев", "а сказывают про иноземцев", - так он сам указывает источники своих сведений. При этом, наравне с немецкими уставами, он рекомендует и турецкие, обнаруживая тем самым малое свое знакомство с теми и другими. Так, советуя при составлении нового Уложения заимствовать статьи из немецких судебников, он находит необходимым перевести также и "турецкий судебник и прочие их судебные и гражданского устава порядки переписать" и принять из них "сличные нам", причем даже замечает, что, как слышно, "всякому правлению расположено у них (басурман) ясно и праведно , паче немецкого правления " (75).

Столь малое знакомство с иноземными порядками, также как строго церковное мировоззрение клало резкую грань между П. и Петром I с его ближайшими сотрудниками, которые основывались в своей деятельности на знакомстве с западной жизнью и усвоили вместе с иноземными учреждениями также и иноземное светское мировоззрение. Главным источником преобразовательных планов Посошкова является критика русской действительности, основанная на широком знакомстве с ней. Во многих случаях, когда злу можно было помочь лишь коренной реформой, по урокам запада, как делал Петр, П. в своих проектах не выходит из круга идей Уложения царя Алексея Михайловича и ограничивается мерами, бессилие которых выяснилось еще в предшествовавшем веке. В этом отношении, также как по своему миросозерцанию, он является вполне человеком XVII века; стремление к реформам и смутное сознание превосходства иноземных уставов не противоречит этой характеристике, так как московская Русь также постоянно реформировала старые порядки и училась, сколько могла, у иноземцев. В противоположность западникам : Петру и его ближайшим сотрудникам, П. был типичным московским прогрессистом.

Эти черты Посошкова важны для изучения как московской культуры, так и общества петровской эпохи. Как видно из не так давно открытых проектов разных лиц петровского времени, он был типичным представителем особой сильной партии сторонников петровской реформы, которые одинаково с ним сохраняли церковное мировоззрение, понижали настоятельность реформ, но лишь понаслышке были знакомы с Западом, и в обсуждении реформ поэтому исходили из критики русской современности. Проекты неизвестного автора "12-ти статей", Ив. Филиппова, вице-губернатора В. Ершова и других во многом сходятся с проектами Посошкова, а некоторые наблюдения и предложения их поразительно с ними совпадают. "Книга скудости и богатства, однако, значительно превосходит все эти проекты богатством и разносторонностью содержания, литературным талантом и в особенности оригинальными теоретическими рассуждениями.

"Книга о скудости и богатстве , сие есть изъявление, от чего приключается напрасная скудость и от чето гобзивитое богатство умножается" закончена была 24-го февраля 1724 г. (В доношении Петру об этой книге Посошков называет ее несколько иначе: "Книгой скудости и богатства"). Содержание ее весьма сбивчиво распределено на 9 глав: этому числу глав, "трикратному трикратию", придается символическое значение, также как трехлетнему писанию книжицы. Цель ее - полное преобразование, обновление России. По исполнении предложенных в ней мер "вся наша великая Россия -говорит П. - обновится как в духовности , так и в гражданстве ". Автор рассуждает в ней 1) о суде и управлении, полицейских мерах и финансах (налогах и пошлинах, регалиях соляной, винной и монетной), 2) и в особенности о торговле и промышленности (гл. IV и V о купечестве и о художестве), 3) о крестьянах и помещиках (гл. VI - VIII), о духовенстве и войске (гл. II). В общих чертах книга обсуждает два предмета: 1) всенародное обогащение, составляющее истинное царственное богатство, а в связи с этим и пополнение царской казны (царский интерес) и 2) истребление всякой неправды и неисправностей. Эти два предмета: "богатство" и "правда" Посошков сознательно объединяет под общим заглавием ("Книга скудости и богатства"), так как в "истинной правде" видит "невещественное богатство" и находит, что "без насаждения правды" нельзя "народ весь обогатить" (стр. 1-3).

О "закоренелой древней неправде", о недостатках суда и управления П. пишет особенно горячо не только потому, что бесправие составляло вопиющее зло времени, но и потому, что ему не раз в жизни пришлось потерпеть от неправды. Он приводит несколько ярких примеров из собственной жизни. Вот, например, в 1719 г. подает он челобитную о разрешении построить винокуренный завод кн. Д. М. Голицыну; это, по отзыву П., один из лучших правителей, и к тому же лично знающий челобитчика. И что же? "неведомо ради чего" П. берут под караул и держат целую неделю: "А я, кажется, и не последний человек, и он, князь Д. М., меня знает, а просидел целую неделю ни за что. Кольми же паче коего мизирного посадят, да и забудут" (49). - В 1721 г. один полковник в Новгороде, в канцелярии провинциального суда без всякой вины П-ва, бранит его скверной бранью, называет вором и "похваляется посадить его на шпагу". П. подает челобитную, но не может сыскать суда. "Как же, - заключает он свой рассказ, - сыщет суд, кто мизирнее меня? Только что о обидах своих жалуйся на служивый чин Богу" (35). Эта неправда, по мнению П., гибельно влияет на все народное благосостояние. "В немецких землях, - говорит он, - вельми людей берегут, а наипаче купецких людей: и того ради у них купеческие люди и богаты зело. А наши судьи нимало людей не берегут, и тем небрежением все царство в скудость приводят" (71). И пока не устроится в России прямое правосудие, то "никакими мерами от обид богатым нам быть, яко и в прочих землях, невозможно, такожде и славы добрые нам не нажить: понеже все пакости и непостоянство в нас чинится от неправого суда и от нездравого рассуждения и от нерассмотрительного правления и разбоев... И крестьяне, оставя свои домы, бегут от неправды, и российская земля во многих местах запустела, и все от неправды и от нездравого и от неправого рассуждения" (87). Ввиду этого "правосудное установление - самое есть дело высокое" (22), "паче всех художеств, на свете сущих" (69). Но как же установить правосудие, как же искоренить застарелую неправду, столь красноречиво описанную? Необходимы радикальные реформы. Принятые Петром I меры недостаточны: "Се бо колико новых статей издано, а немного из них действа: ибо всех их древностная неправда одолевает" (96). Нужно совершенно изменить обветшавшие и искаженные неправыми судьями древние уставы (82), учинить "всем делам новый регул" (95): "не токмо суда весьма застарелого не рассыпав его и подробну не рассмотря не исправить, но и хоромины ветхие не рассыпав всея, и не рассмотря всякого бревна, всея гнилости из нее не очистити" (96). Московская Русь, в лице П-ва, требует от Петра I радикальной реформы и тут же сознается в своем бессилии указать ее основания. Обсуждая с полной уверенностью в своих силах вопросы церкви, нравственности, торговли и промышленности, П. в начале главы о правосудии сознается: "мой ум не постигает сего, како бы прямое правосудие устроити" (46). И это никак не потому, чтобы ему эта область была мало знакома: ему не раз приходилось судиться и вести дела в приказах, и из той же главы о правосудии, как и из "Отеч. Завещания" видно, что он досконально знал следственный и судебный процессы его времени, как и канцелярские порядки. Он понимал, что исправить эти порядки трудно, что нужен какой-то "новый регул", хотя и не сознавал, что этот регул можно найти только за границей. С оговорками о своей мизирности и простоте, П., всецело держась порядка старого судопроизводства, дает подробную инструкцию судье, в особенности настаивая на том, чтобы он был нравственным, богобоязненным человеком. Нравственное увещание поддерживается угрозой великих штрафов и жестоких казней: "невозможно правому суду установитися, аще сто, другое судей не падет: понеже у нас на Руси неправда весьма застарела... Аще бо коя и земля вельми задернет и дондеже того терния огнем не выжгут, то не можно на ней пшеницы сеяти: тако и в народе злую застарелость злом надлежит и истребляти" (86). Жестокими казнями надо вывести также и лжесвидетельство на суде: лжесвидетелям отсекать голову и на колы ставить при входе в канцелярию "и колико лжесвидетелей ни явится, всех рядом головы на коле тыкать" (57). - Для улучшения личного состава судей П. предлагает заменить "для начала" высокородных судей низкородными: потому что за людей из низких чинов, если они согрешат, никто упрашивать не будет, и они будут больше бояться: "высокородные же на уложенные уставы мало смотрят; но как кто восхощет, так и делать будет по своей природной пыхе" (86).

Недостаточность этих мер была вполне ясна для Посошкова; он говорит, что "ни милостью, ни жесточию, ни изменными судьями (т. е. переменой судей), ни иными каковыми вымыслы самые правды учинить невозможно" (87). Он понимает, что дело не в новых людях, а в новых порядках, и сам отрицает значение предшествующих своих рассуждений: "аще и самые жесточайшие казни высшим и нижним судьям чинити, а древнего уложения не изменить, и всем делам нового регула не учинить, то не можно правде в приказных делах установитися" (95). Тут, не будучи в силах наметить основания "нового регула", П., имея в виду старое, испытанное средство - земский собор, предлагает прибегнуть к "народосоветию", "многонародному совету", к "самому вольному голосу народа". Необходимо созвать выборную комиссию для пересмотра старого Уложения и всех статей и указов и для сочинения нового судебника, избрав по 2 - по 3 человека из всех чинов, от духовенства, гражданства и высокого чина, приказных людей, дворянства, купечества, боярских людей, фискалов, а также и из крестьян. Кроме русских законов, комиссия должна воспользоваться также немецкими судебниками и турецким (75, 76). Пункты, сочиненные выборными людьми, должны быть "освидетельствованы всем народом самым вольным голосом". Каким путем должно быть произведено это освидетельствование, П. не говорит и спешит оправдаться от возможного обвинения, яко бы он "самодержавную власть народосоветием снижает", объясняя, что в таком деле обойтись "без многосоветия и без вольного голоса никоими делы невозможно, понеже Бог никому во всяком деле совершенного разумения не дал, но разделил в малые дробинки, комуждо по силе его" (76, 77). При составлении нового пространного Уложения, как П. надеется, будут рассмотрены и "моего малосмыслия объявленные дела" (78). Хотя П. говорит определенно о "судебнике" и о "судебной книге", но, кажется, он по-старому тесно соединяет суд с управлением и под судебником разумеет собрание законов, также, как он часто называет всяких управителей судьями. По-видимому, его выборная комиссия должна была не только составить уложение о наказаниях и устав судопроизводства, но и обсудить реформы всего государственного управления. По крайней мере, он несколько раз говорит, что нужно вообще "изменить древние порядки" (95), что "древние уставы все обветшали и исказились" (87), что прямого правосудия не будет, "аще суду и всякому правлению , како его правити, совершенного основания письменного не учинить" (79), "аще прежде не сочинить всяким великим и малым делам расположения недвижимого сочинением особливым" (87). Предоставляя "многонародному совету" реформу суда и управления, Посошков мог проектировать только одно учреждение: "особливую канцелярию, в которой бы правитель был самый ближний и верный царю" и как "око Царево, верное око, за всякими правителями смотрел властительно" (80). Наряду с изложенными соображениями об общей государственной реформе, особенный интерес представляют общие рассуждения П-ва о народном и царственном богатстве и о купечестве. Если речи его о радикальной реформе всех обветшавших древних уставов важны для истории общества петровского времени, то рассуждения его по основным вопросам политической экономии весьма любопытны для начальной истории этой науки и для характеристики личности П-ва, его ума. Вез малейшего влияния зарождавшейся в то время на Западе экономической науки, он самостоятельно выясняет некоторые главные начала народного хозяйства, "заслужив себе славу, как выражается Брикнер, первого русского писателя-экономиста. Рассуждения его но этим вопросам, конечно, кратки и элементарны; но столь же элементарны были опыты первых западных писателей-экономистов, и такие элементарные суждения требуют во всякой зарождающейся науке больших усилий мысли. Ясность суждений и меткость языка его весьма замечательны; "сила таланта, как замечает А. Миклашевский, становится еще более очевидной, при сравнении книги его с бедными по мысли и языку произведениями так называемых меркантильных теоретиков особенно немецких". Истинное государственное богатство, как метко разъясняет П., состоит не в финансах, а в благосостоянии народа, и государство должно пещись прежде всего о богатстве народа. а не о фискальных своих интересах. "Собранию царских сокровищ", "царскому интересу" он посвящает особую, последнюю главу, а в остальных рассуждает о "всенародном обогащении". "Не то царственное богатство - говорит он,―еже в царской казне лежащие казны много, ниже то царственное богатство, еже синклит Царского Величества в златотканых одеждах ходит, но то самое царственное богатство, ежели бы весь народ по мерностям своим богат был самыми домовыми внутренними своими богатствы, а не внешними одеждами или позументным украшением" (2); "Сие дело невеликое и весьма нетрудное, еже царская сокровища наполнити богатством..., но то великое многотрудное есть дело, еже бы народ весь обогатить" (3). "В коем царстве люди богаты, то и царство то богато; в коем царстве люди будут убоги, то царству тому не можно слыть богатому" (71). Он несколько раз различно повторяет эту мысль и близко подходит к знаменитой формуле физиократов: pauvre paysan - pauvre royaume - pauvre roi: "крестьянское богатство - царственное, а нищета крестьянская - оскудение царственное". Однако, "крестьянскому богатству" - pauvre paysan - он не придает такого первенствующего значения, как физиократы, хотя и говорит, что при правильном расположении налогов "земля" была бы "самым габзовитым (изобильным) данником великому монарху и никогда измены бы ему не было" (8). Он настаивает на необходимости заботиться о благосостоянии всех классов и все же особенное значение придает торговле, "купечеству", защищая купечество от неосмысленных людей, гнушающихся им, и говоря, что им всякое царство богатится и украшается (6, 112). При этом, подобно меркантилистам, он обращает особенное внимание на внешнюю торговлю и считает, одинаково с ними, важнейшей задачей торговой политики поощрение вывоза продуктов промышленности и ограничение привоза иностранных товаров, и мечтает о возможности скорого торжества русской промышленности над иностранной. Весьма заботится при этом П. о выгодном торговом балансе, обнаруживая ясное понятие об отношении между привозом и отпуском товаров; он настаивает на поощрении отечественной промышленности для того, чтобы при покупке иностранных продуктов "деньги из царства вон не выходили", и объясняет, что если табак у нас заведется и размножится, то "те все деньги, кои за него за море идут, все останутся у нас в Руси; а если за море отпускать, то будут деньги и к нам от них возвращаться" (132). С общей точки зрения народного хозяйства П. ценит экономическое значение времени, ценит потерю рабочих сил, требует мер против нищих и лентяев-лежебоков. Как настоящий экономист-теоретик, П. говорит о тесной связи между богатством и государственным устройством, определяя "правду", как "невещественное богатство" (см. выше).

Практического значения разнообразные проекты П-ва не имели. Как свободный мыслитель, он развивал широкие и смелые планы реформ, не соображаясь с наличными средствами государства, и требуя таких глубоких и разносторонних преобразований, какие не под силу были даже и Петру Великому. Рядом с важными реформами, он часто придает большое значение и мерам малосущественным, как, например, установлению различных форменных одежд для всех классов. В бюрократической опеке и регламентации, свойственных эпохе, он доходит до крайних пределов. Среди различных проектов П-ва обращают на себя внимание многие его мысли, которые далеко опережали время и осуществлены были или много десятилетий спустя, или не исполнены и до сих пор, составляя очередные задачи нашего времени. Еще в 1840-х годах, "Книга о скудости и богатстве" печаталась с большими цензурными затруднениями, так как в ней идет речь о возможности освобождения крестьян. "крестьянам помещики не вековые владельцы, того ради они не весьма их берегут, а прямый их владетель Всероссийский Самодержец, а они владеют временно" (183). Для своего времени П. находил необходимым совершенно и навсегда отделить крестьянские земли от помещичьих и точно определить размеры крестьянских повинностей. Лишь через 70 лет правительство сделало первую слабую попытку ограничения помещичьей власти в этом направлении законом о числе барщинных дней. Военные писатели удивляются мыслям П-ва по военному делу, также далеко опережавшим свое время: "Нельзя не подивиться сметливости П-ва: он, вопреки мнениям лучших тактиков своего времени, восстает против бессознательных действий плотно сомкнутого строя и высказывает мысль об одиночном развитии солдата, - мысль, которую стали осуществлять не только у нас, но и во всей Европе, еще в слишком недавнее время" ("Военн. Сборн." 1859). Рассуждения П. о рациональном лесном хозяйстве весьма замечательны потому, что даже на Западе наука лесоводства развилась позднее появления его книги: в наблюдениях и предложениях его о рыболовстве Брикнер указал целый ряд совпадений с научным исследованием Бэра и с рыболовным уставом 1859 г. Из многих мыслей П., которые и в наши дни, 180 лет спустя после появления "Книги о скуд. и бог.", не потеряли своего жизненного значения, указать достаточно на его проект всеобщего обязательного обучения: "Паки немалая пакость крестьянам чинится и оттого, что грамотных людей у них нет... Я чаю, не худо бы было так учинить, чтобы не было и в малой деревне безграмотного человека, положить им крепкое определение, чтобы безотложно детей своих отдавали учить грамоте, и положить им срок года на три или на четыре" (176).

Сочинения Посошкова в XVIII веке были довольно широко распространены в списках; в настоящее время известно 6 списков "Книги скудости и богатства". В 1752 г. книга эта была переписана для Академии Наук по предложению Ломоносова, который, видимо, интересовался Посошковым и в 1756 г. предложил Академии снять копии также с рукописи трех его доношений митроп. Стефану Яворскому. В 1772 г. Новиков упомянул о П-ве, как авторе "Книги скудости и богатства", в "Опыте историч. словаря о росс. писателях". В 1793 и 1815 гг. впервые напечатаны были две небольших записки П-ва, а главные его сочинения впервые появились в 1842, 1863 и 1873 гг.

Записка "О ратном поведении ", 22-го августа 1701 г., напечатана в книге: "Россиянин прошедшего века, или предложение Ивана Посошкова боярину Ф. А. Головину 1701 г.; с присовокуплением Отеческого завещательного поучения посланному для учения в дальние страны юному сыну, писанное в 1708 г.". Иждивением Ф. Розанова. М. 1793. Вторично по автографу П-ва напечатана Погодиным в Сочинениях П-ва, 1842 г. Второй автограф первоначальной, неполной редакции издан С. А. Белокуровым в "Чт. Общ. Ист. и Древн. Росс.", 1888 г., кн. 2, и в его "Матер. для русск. истории", М. 1888 г., стр. 522. (Это издание, между прочим, важно тем, что восстанавливает пробел рукописи, напечатанной Погодиным: стр. 265 "амалики").

Три письма или доношения митроп. Стефану Яворскому. Первое из них, 1704 г., о необходимости составить и издать поучение о вере для народа, напечатано впервые К. Калайдовичем, под названием "Доношение Ивана Посошкова", в сборнике "Русские Достопамятности", изд. Общ. Ист. и Древн. Росс., ч. I., М. 1815. Вновь издано М. Погодиным, в "Сочинениях И. П-ва". М. 1842 г. - Второе доношение, об устройстве академии и епархиальных училищ и других мерах для улучшения священного чина (напис. до 1708 г.) и третье , о заведении церковных приходских книг для искоренения расколов и ересей (напис. до 1710 г.), впервые напечатаны вместе с первым доношением, в 1899 г. в "Изв. Отд. русск. языка и словесн. Импер. Акад. Наук", т. IV, кн. 4, стр. 1411 (и отдельно): "Сборник писем И. Т. Посошкова к митр. Стефану Яворскому, сообщил В. И. Срезневский". Раньше они были известны по подробному обзору их содержания в статье Е. Прилежаева: "О двух неизд. сочин. П-ва"-"Христ. Чтение" 1878 г., №№ 1, 2 и по выдержкам в статье А. Брикнера: "Мысли П-ва о религии и церкви"-"Русск Вестн." 1878 г., № 6.

"Книга о скудости и богатстве " напечатана в изд. "Сочинения Ив. Посошкова, изданы на иждивении М. Обид. Ист. и Древн. Росс. M. Погодиным". M. 1842 г. Здесь же помещены, как помянуто выше, Записка о ратном поведении и первое доношение митр. Стефану Яворскому. Кроме того, здесь помещено ошибочно приписанное П-ву небольшое "Отеческое завещательное поучение посланному для обучения в дальние страны юному сыну" (напеч. раньше в помянутом выше изд. Розанова 1793 г.) Что оно не могло быть написано П-вым, выяснил Брикнер в ст. "О некоторых сочинениях, приписываемых П-ву"-"Русск. Вестник", 1874 г., № 8, стр. 798.

"Зеркало очевидное "" в его сокращенной редакции, под заглавием "Зерцало безыменного творца, на раскольников обличение", напечатано M. Погодиным во 2-й части "Сочинений Ив. Посошкова". M. 1868 г. В приложении Погодин напечатал записку 1725 г. М. Аврамова, ошибочно приписав ее П-ву, и в предисловии сам оговорил свою ошибку. (Эта записка под названием: "Два неизвестные проекта П-ва" раньше была издана И. К. Куприяновым: "Отеч. Зап." 1856 г., № 3, т. CV, стр. 59-73).―Полная редакция "Зеркала" издана пока не вполне: "Зеркало очевидное И. Т. П-ва. Редакция полная, по рукописному списку, хранящемуся в библ. Казанской духовной академии. Изд. проф. А. Царевский. Вып. I, Каз. 1898 (глава I - XIV). Продолжение, выпуск II, глава XV - XVIII в приложении к "Правосл. Собеседнику" 1904 г., №№ 1-4. Обозрение ее и обширные выписки из 23-й главы против протестантов помещены в исследованиях А. А. Царевского и Е. М. Прилежаева (см.).

"Завещание отеческое " по неполной рукописи, содержащей только первые 6 глав, напечатано A. H. Поповым: "Завещание отеческое к сыну, Сочин. И. Посошкова", M. 1873 г. Полная редакция все 9 глав изданы комиссией для описания Архива Свят. Правит. Синода: "Завещание Отеческое, сочин. И. Т. Посошкова, новое изд., дополненное вновь открытой половиной Завещания", под редакцией Е. М. Прилежаева, СПб. 1893 г.

" Письмо о денежном деле ", поданное правительству до 1701 г., известно единственно из слов П-ва о нем в доношении о ратном поведении (Сочинения, 1843 г., стр. 291).-"Доношение о новоначинающихся деньгах " 1718 г., известно также единственно по сообщению П-ва о нем в "Книге скуд. и бог." (Сочинения, 1843 г., стр. 250, 255. См. выше, в тексте). Цитированное в тексте по рукописи Госуд. Арх. доношение, написанное до 1704 г. (о поправлении всех неисправ) известно было доселе лишь по краткому и неопределенному сообщению П. Пекарского о "собственноручном представлении П-ва к неизвестному лицу о необходимости распространения в русском народе сведений о благочестивой вере" ("Зап. И. Акад. Наук" т. V, кн. 1, 1864 г., стр. 242). Пекарский так обозначил ее содержание, потому что Посошков после широкого вступления о реформах вообще рассмотрел в этой, явно неоконченной, записке только первый из намеченных им вопросов, а именно вопрос о том, как "уплести" оплот благочестивые веры добрым мастерством, дабы сквозь его скважин не было". Это доношение, вместе с несколькими неизданными и отчасти цитированными в этой статье бумагами П-ва из Госуд. Архива, печатается мной в "Изв. Отд. рус. яз. и слов. Импер. Акад. Наук" 1904 г. Хранящаяся в библиотеке Академии Наук "Книга о размерении земли пашенной". Списана при Академии Наук 1755 г. (Каталог Соколова 1818 г. № 105) совершенно неправильно приписывается П-ву и представляет собой "книгу сошного письма XVII века".

Биографические сведения о П-ве извлекаются в значительной части из его сочинений. Весьма важный материал дают его деловые бумаги, сохранившиеся в делах Тайной канцелярии Госуд. Архива и напечатанные Г. В. Есиповым ("Иван Посошков" в "Русском Слове", 1861 г., № 6), и Погодиным, по копиям Пекарского, в предисловии ко 2-й части сочинений П-ва. На основании этих данных и некоторых других составлен биографич. очерк П-ва М. Погодина в предисловии ко 2-ой части его "Сочинений". Весьма обстоятельная биография, основанная главным образом на тщательном пересмотре того же материала, помещена в предисловии Е. М. Прилежаева к "Отеч. Завещанию" (см. выше).

Библиография, касающаяся П-ва, чрезвычайно обширна. "Список статей о П-ве" (83 № помещен И. С. Ремезовым в "Мат. для ист. нар. просв. в России. Самоучки". СПб. 1886 г. Обстоятельные библиографические указания, с обзором всех сочинений и биографией, приведены в помянутом предисловии Е. Прилежаева к "Отеч. Завещанию". Укажу здесь лишь главнейшие труды: A. Брикнер, Иван Посошков, ч. I: П-в, как экономист. СПб. 1876 г. (перепечатка из "Журн. Мин. Нар. Просв." 1875 г., № 9, 10, 1876 г., №№ 1-5, 7). Его же, Мнения Посошкова, М. 1879 г. (из статей: Мнения П-ва о войске, о судопроизводстве и законодательстве: "Русск. Вестн." 1879 г., №№ 3, 6). Его же, Iwan Possoschkow, Ideen und Zustände in Russland zur Zeit Peters des Grossen. Leipzig. 1878 г. - A. Царевский, Посошков и его сочинения, M. 1883 г. - H. H. Обручев, Обзор рукоп. и печ. пам., относ. до военного искусства в России - "Воен. Журн." 1853 г., № 5 и отд.; К. Кемниц, Предположения о лучшем устройстве русск. войска, сделанные в нач. XVIII стол.- "Военн. Сборник", 1859 г., № 4; Е. П. Карнович. Крестьяне и помещики по идеям И. П-ва, русского мыслителя в нач. XVII в.-"Соврем." 1858 г., № 10, прилож. IV. - И. Т. Тарасов, Иван Посошков - "Юридич. Вестн." 1880 г. № 10, стр. 179; В. И. Семевский. Крестьянский вопрос в России, СПб. 1888 г., стр. 182―183.―ΐ. Н. Пыпин, Истор. русск. литер., т. III, изд. 2, 1902 г., стр. 211; П. Н. Милюков, Очерки по ист. русск. культ., ч. III, вып. 2, 1903 г., стр. 197. - Н. П. Павлов-Сильванский, Проекты реформ в зап. соврем. Петра В., 1897 г., гл. V, VI.

Н. П. Павлов-Сильванский.

{Половцов}

Посошков, Иван Тихонович

Известный русский экономист, один из тех самоучек-начетчиков московской церковной письменности, которые, крепко придерживаясь старых национальных начал, тем не менее, ясно понимали, что Россия должна идти вперед и что только в полном развитии ее сил заключается спасение. Биографические сведения относительно П. крайне скудны. Род. он в с. Покровском, близ Москвы, около 1670 г. В документах имя его встречается в первый раз по делу строителя Андреевского м-ря Аврамия, который подал Петру "тетради" о причинах недовольства в народе. По этому делу были привлечены к ответу, в числе "друзей и хлебоядцев давних", между прочими, и крестьяне "Ивашка да Ромашка П.". На этот раз П. удалось выпутаться из дела. Затем П. ведет деятельную жизнь пионера нарождающейся русской промышленности, а иногда занимает и официальное положение (у водочных дел). Он пытается делать изобретения по военной части, вообще много работает, пишет, успевает сделаться сравнительно состоятельным человеком, но видного положения среди сотрудников Петра не приобретает и умирает при Екатерине I, 1 февраля 1726 г., в Петропавловской крепости. Причина ареста точно не выяснена, но, по-видимому, погибель П. была вызвана именно сочинением его: "Книги о скудости и богатстве, сие есть изъявление, от чего приключается скудость, и от чего гобзовитое богатство умножается" - сочинением, составляющим главное основание его славы. По силе языка, по массе затронутых вопросов, по богатству мысли сочинение это дает полное право назвать П. первым русским экономистом. Многое из того, о чем говорил П., составляло вопросы дня и так или иначе обсуждалось и другими современниками Петра; но для составления о том целого трактата, и притом при отсутствии знакомства хотя бы с начатками западно-европейской экономической науки, требовался недюжинный талант, сила которого становится еще более очевидной при сравнении книги П. с бедными по мысли и по языку произведенияии так называемых меркантильных теоретиков, особенно немецких. Сочинение П. не имеет узкоэкономического характера. Это целая программа переустройства русского государства, включающая и такие мероприятия, которые не получили осуществления и до настоящего времени. П. представляет собой оригинальное сочетание меркантильных идей с каноническими идеями Запада - сочетание тем более любопытное, что оно создалось вне всяких литературных западно-европейских влияний. П. - прежде всего искатель христианской правды, а затем националист, сторонник демократической централизации на почве абсолютного монархич. принципа. Вера в абсолютизм у него так велика, что даже деньги он находит возможным чеканить не сообразуясь с реальной стоимостью металла. Он мечтает и о том, что государство в состоянии установить "естественную, справедливую цену", причем рекомендует решить вопрос очень просто: "Буде кто взял цену не противонастоящия излишнюю, взять штрафу, да высечь батоги или плетьми, чтобы впредь так не делал". Он сознает, что главным источником благосостояния является земля, но склонен придавать большое значение обилию денег, Он понимает, что удовлетворение одним фискальным целям не может служить основанием разумной государственной политики и что только на почве развития промышленности возможно процветание государства. Забота правительства должна быть направлена на развитие национальных производительных сил. В России много нетронутых естественных богатств; когда у нас разовьется самостоятельное производство предметов насущной необходимости, иностранцы будут к нам "ласковее, прежнюю свою гордость всю отложат и за нами станут гоняться". Способы поощрения отечественной промышленности: тариф, организация складочных торговых мест, развитие цехового строя, привлечение иностранных мастеров для обучения русских, развитие в народе грамотности и пр. Посошков настаивает на урегулировании отношений помещиков к крестьянам, обосновывая свое мнение тем, что "крестьянам помещики не вековые владельцы, того ради не весьма их берегут, а прямой их владелец Всероссийский Самодержец". Он скорбит о плохом возделывании земли, об истреблении лесов, о вреде разделов, настаивает на необходимости межевания, восстает против подушного налога: "Во исчислении душевном, - говорит он, - не чаю проку быти, понеже душа вещь неосязаемая и умом не постижимая, и цены не имущая; надлежит ценить вещи грунтованные", и притом так "казну собирать, чтобы и царства не разорять". Он противник множественности налогов: "Многие вымышленники, хотя сборы пополнить вымыслили поземельные, подушные, хомутейные, банные, прикольные, с судов водяных, посаженные, мостовые, пчельные, кожные, покосовшинные и с подводчиков десятые и называют то собрание мелочными сборы: обаче ни теми поторжными сборы наполниться казна не может, токмо людям трубация великая: мелочной сбор мелок он и есть". По его мнению, следует установить единый "государственный правдивый сбор, иже с Христова воплощения уставленный, т. е. десятинный", да и с товара установить единую пошлину, "ибо и с вола едина кожа содирается". Относительно соли П. того мнения, что "вельми пригоже ей быть в свободном торгу". Кроме того П. принадлежат "Завещание отеческое" - домострой XVII в. и "Зерцало суемудрия раскольнича", рассматривающее причины возникновения раскола. Сочин. П. изданы Погодиным (т. 1-й, М., 1842; 2-й, M., 1863), "Завещание отеческое" - Е. Прилежаевым (СПб., 1893). См. Брикнер, "Иван П." (СПб., 1876); Алексей Царевский, "П. и его сочинения" (М., 1883); Н. Павлов-Сильванский, "Проекты реформ в записках современников Петра Великого" (СПб., 1897).

Биографический словарь

) - первый русский экономист-теоретик, также публицист , предприниматель и изобретатель . Основное сочинение - социально-экономический трактат «Книга о скудости и богатстве » (1724, опубликован в 1842 году).

Сторонник военных и экономических преобразований Петра I . Придерживался меркантилистских взглядов. Выступал за развитие промышленности и торговли, реформу налоговой системы (сокращение и упорядочение налогов) и денежного обращения (предлагал сделать его основой медные деньги , вместо серебра и золота), рациональное использование природных ресурсов, увеличение исследований месторождений полезных ископаемых . Впервые выступил с инициативой законодательной регламентации повинностей крепостных крестьян. Репрессирован (1725). Умер в Петропавловской тюрьме .

Биография

О Посошкове известно очень мало . Первое упоминание о нём в документах встречается по делу строителя Андреевского монастыря Аврамия, который подал императору Петру I документы, в которых раскрывались причины недовольства в народе. По этому делу были привлечены к ответу, среди прочих, и крестьяне «Ивашка да Ромашка П.». В последующие годы Посошков много работает, успевает сделаться состоятельным человеком, однако высокого места среди петровских сподвижников он не получил. Посошков скончался в Петропавловской крепости, причиной его ареста был, вероятнее всего, написанный им «Трактат о скудости и богатстве», выступавший за ограничение дворянского землевладения. Кроме того, Посошкову принадлежат «Завещание отеческое» и «Зерцало суемудрия раскольнича».

Книга о скудости и богатстве

Полное название этой книги - «Книга о скудости и богатстве, сие есть изъявление от чего приключается скудость, и от чего гобзовитое богатство умножается», она принадлежит к числу выдающихся произведений не только русской, но и мировой экономической литературы. Трактат поднимал весьма глубоко проблемы, которые на более низком уровне обсуждались в окружении Петра I, а также частично поднимались в трудах западных экономистов, хотя трактат создавался абсолютно независимо от них. Трактат представляет собой соединение меркантилистской теории с идеями Запада. Он требует ограничения крепостного права на позициях абсолютизма: «крестьянам помещики не вековые владельцы, того ради не весьма их берегут, а прямой их владелец - Всероссийский Самодержец». Посошков предлагал ограничивать цены посредством наказания для завышающих цены: «буде кто взял цену не противонастоящие излишнюю, взять штрафу да высечь батогами или плетьми, чтобы впредь так не делал». Он противник множественности налогов, по его мнению, следует установить единый «государственный … сбор…, то есть десятинный», и с товара установить единую пошлину.

Не сводя богатство к деньгам, Посошков различал богатство вещественное и невещественное. Под вещественным он подразумевал богатство государства (казны) и богатство народа. Что в настоящее время можно отождествить с валовым продуктом. Под невещественным – «истинную правду», т. е. законность, правовые условия, хорошее управление страной – те ценности, которые сегодня мы называем «институтами». Поэтому Посошкова можно назвать предтечей российского институционализма. Источником богатства он называл производительный труд, а причинами скудости – отсталость сельского хозяйства, недостаточное развитие промышленности, неудовлетворительное состояние торговли. Для уничтожения скудости и достижения богатства Посошков предлагал два условия: 1) уничтожить праздность и заставить всех людей прилежно и производительно работать; 2) решительно бороться с непроизводительными затратами, осуществлять строжайшую экономию.

Являясь идеологом купечества, Посошков много места в своем сочинении отводил вопросам внутренней торговли. В стремлении сделать купечество монополистом в торговле он предлагал запретить дворянам и крестьянам заниматься торговлей и высказывался за «установленную цену», регулируемую сверху системой надзора и контроля, т. е. в данном вопросе отстаивал устаревшие взгляды. Посошков внимательно относился к внешней торговле, организация которой должна была защитить русское купечество от иностранной конкуренции и способствовать приумножению денег в стране, считал необходимым ввозить только то, что не производится в России. Ограничение ввоза предметов роскоши должно было сохранить, по его мнению, деньги в стране. Он предлагал прекратить вывоз из страны промышленного сырья и вывозить за границу лишь готовые изделия. Оригинальны взгляды Посошкова на деньги: он отстаивал номиналистическую теорию денег.

Вклад в экономическую науку

В лице Посошкова русская экономическая мысль конца XVII - начала XVIII в. прочно стояла на уровне мировой экономической мысли того времени.

И. Т. Посошков был первым последовательным институционалистом в истории экономических учений. Он пишет о невещественном богатстве страны - наборе гражданских основ - институтов, способствующих здоровому функционированию экономики и общества.

Он впервые поднимает вопрос о вещественном богатстве, как не о денежной массе, находящейся в стране, а о материальных благах, находящихся в руках государства и народа. Что в настоящее время можно отождествить с валовым продуктом.

Особенно большое внимание Посошков уделял вопросам развития русской промышленности, проблемы которой и в настоящее время являются актуальными. В числе мер, направленных на её развитие, он предлагал строить заводы за государственный счёт и передавать их затем в частные руки.

Поддерживая идеологию купечества, Посошков вместе с тем выражал и интересы крестьянства. Не требуя открыто отмены крепостного права, он стремился ограничить власть помещиков определенными рамками. Заслуга И. Т. Посошкова состоит в том, что он сумел правильно, в пределах своей эпохи, понять основные задачи России.

Взгляды экономиста, изложенные в книге «О скудости и богатстве» являлись новаторскими не только в России, но и на международной арене, что делает И. Т. Посошкова выдающимся экономистом и в настоящее время, так как он впервые поднимал вопросы, исследовал процессы и явления, являющиеся актуальными и в современном обществе.

Напишите отзыв о статье "Посошков, Иван Тихонович"

Примечания

Литература

• Павлов-Сильванский Н. П. // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. -М ., 1896-1918.
• Погодин М. П. Предисловие //
• Кафенгауз Б. Б. И. Т. Посошков. Жизнь и деятельность. - М.: Изд-во АН СССР, 1951. - 204 с.
• Гловели Г.Д. Меркантилистская геокультура и «прозельная горячесть»: наследие Ю. Крижанича и И. Посошкова в контексте мир-системного подхода // Историко-экономические исследования. Иркутск. 2014. Т. 15. № 2. С. 239-269.
• Платонов Д. Н. Иван Посошков. - М.: Экономика, 1989. - 142 с.
• Пашков А. И., Экономические взгляды И. Т. Посошкова, «Изв. АН СССР. Отделение экономики и права», 1945, № 4
• История русской экономической мысли, т. 1, ч. 1, М., 1955;
• Мордухович Л. М.Главные этапы истории экономических учений, т. 1, М., 1970.

Отрывок, характеризующий Посошков, Иван Тихонович

В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г"ишка, т"убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport"a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня. Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.

Иван Тихонович Посошков (1652-1726)

Видный экономист и публицист. Родился в семье ремесленника-ювелира из подмосковного села Покровское, занимался различными ремеслами, затем стал Купцом, предпринимателем, владел землей. Его «Книга о скудости и богатстве» являлась выдающимся произведением экономической мысли и публицистики первой трети XVIII в. И хотя она распространялась в рукописи (впервые была напечатана только в 1842 г.), среди передовой интеллигенции имела большой успех. В ней И. Т. Посошков выступил как идеолог нарождающейся буржуазии, предлагая меры для поощрения торговли и промышленности. Причем, по его мнению, занятие торговлей - это привилегия купечества. Дворянам и крестьянам торговать должно быть запрещено. Защищал идею ограничения крепостного права, установления законом размеров крестьянских повинностей. Вопросы образования рассматривал как составную часть своих общественно-экономических проектов.

Постоянно занимался самообразованием. Его произведения «Письмо о денежном деле», «О ратном поведении», «Зерцало очевидное», «Завещание отеческое», «Книга о скудости и богатстве» проникнуты чувством глубокого патриотизма, желанием сделать Россию сильной, промышленно развитой. Особые надежды он возлагал на «купецких людей». В «Книге о скудости и богатстве», сочинении «Завещание отеческое» (1705) И. Т. Посошков изложил прогрессивные идеи о необходимости обучать народ грамоте, создавать школы, печатать книги на русском языке, упростить церковнославянский алфавит. По его мнению, надо издать закон, обязывающий помещиков учить крестьян, потому что грамотные крестьяне принесут больше пользы и помещику и государству.

В «Завещании» И. Т. Посошков подробно останавливается на вопросах обучения и воспитания. Большое место в работе отведено нравственному, патриотическому, трудовому воспитанию. Он считал, что воспитывать человека надо с малых лет, ибо если «в юности научится злу, то в старости добрым человеком не будет». Родители должны следить, чтобы сын «никогда праздней не был». «Украшать себя надо не золотом и серебром, а храбростью... правдивым и твердым словом, а также книжным учением».

Хотя проекты Посошкова не были направлены ни против абсолютизма, ни против основ крепостничества, они носили прогрессивный характер, поэтому были истолкованы как опасные для государства, и после смерти Петра I Посошков был заключен в Петропавловскую тюрьму-крепость, где и умер.

Из «Книги о скудости и богатстве»

(Печатается по изданию: Посошков И. Т. Собр. соч. М., 1951. Впервые опубликовано в 1842 г. Сторонник петровских реформ, И. Т. Посошков, представляя в 1724 г. Петру I свою «Книгу о скудости и богатстве», просил сохранить его имя в тайне. Однако этого не было сделано, и после смерти Петра I И. Т. Посошков погиб в застенках Петропавловской крепости как лицо, опасное государству. В книге И. Т. Посошков показал необходимость просвещения крестьян, что могло бы оказать, по его мнению, благотворное влияние на уровень развития экономической и социальной жизни России. В главах, опубликованных в «Антологии», изложены мысли об обучении народа грамоте. )

О ДУХОВНОСТИ

И во всех епархиях построить бы школы пространные и в те школы собрать всех поповых и дьяконовых и дьячковых и пономарских детей, от градских церквей и от уездных, от десятилетних. И буде которые отцы добром их в школы отпустить не похотят, то брать бы их и неволею и учить грамматике и всякого книжного разума.

И положить о сем недвижимый предел: буде кой человек школьного учения не принял и грамматического разумения не научился, таковых бы отнюдь во пресвитеры (Священнослужитель. ) и в дьяконы не посвящати. Такие причетники церковные пожелают пресвитерства, то будут и три-дцатилетные, в школы и без понуждения приходя учитися и учением своим будут поспешати, и таковые люди года и в два-три научиться могут, понеже себя ради будут поспешати и с охотою учится имут. И которой из них учение грамматическое твердо приимет, а летами своими юне, то таковых надлежит и риторики поучить или и философии. И тии не токмо во пресвитерской сан, но во архиерейство будут годны и учителями могут застати.

И таковым способом вся Россия может умудритися не весьма многими леты. И сие преславное дело трудно токмо начати да основа-ти, а тамо будет оно уже и само правитися понеже и учение грамматическое и прочих наук умным и острым людям вельми охотно и любезно бывает.

А аще сие утвердитися, еже во пресвитерство неучившихся в школах не посвящати, то не можно будет того миновати, еже бы желающему пресвитерства не поучитися в школе, то я чаю, что друг друга будут учением своим и предваряти.

А егда грамотники и всякого благоразумия научатся и книг божественного писания начтутся, то не то что раскольнику, но и лютору и римляну могут отпор дать и уста их заградить, понеже все они от истинного христианства совратились, и бродят все, яко козлята, по непроходимым дебрям и по неудобным восшествия стремнинам. И тако в далекие пути зашли, что и возвратитися к прежнему благочестию не могут...

А ныне истинно таковых пресвитеров много, что не то, чтобы кого от неверия в веру привести, но и того не знают, что то есть речение вера, и не до сего ста, но есть и таковые, что и церковные службы, како прямо отправити, не знают. Да и знать не по чему: печатного двора справщики (Корректор )от многого питья и от роскошного житья утыли и не хотят ясного изъявления о всяком церковном служении напечатать, чтобы всякой мог разумети, как что отправляти. Но токмо той пресвитер мало-мало и может прямо отправляти, кой довольное время побудет в городе при соборе или при разумном пресвитере и подначальстве, то тот то лише может по надлежащему службу церковную отправити. А буде кой под началом не много побыл, тот ничего по книгам отправить не может.

А по прямому делу надлежало было о всяком служении напечатать в тех же служебных книгах ясно, дабы и простолюдин мог разу-мети, как что отправити, а ныне многие наугад отправляют, как тому промыслитса. И сие стало не весьма добро, что так деется, и того ради и во градах в церквах многое несогласие бывает, а о сельных и дивить нечего.

И ради совершенного в церковных служениях исправления о всякой службе надлежит в тех же служебных книгах напечатать мелкою печатью тонкостное расположение, как моя служба или действо какое начать и как отправить и совершить. И аще обо всем будет ясно напечатано, то во всех церквах не токмо во градских одних, но и в засельских всякое служение отправлятися имать согласно.

И ради всесовершенного исправления не можно пробыть, еже б не напечатать тонкостного расположения о всяком священнодействии, а в совершенные школы послать учителей иноческого чина и мирского, кои грамматического учения искусны, и других учителей к ним, кои книжного разумения искусны и церковного круга навычны и кои в божественном писании силу знающий, еже непоемые речения могли рассуждати.

И грамматические учителя бы учили своего учения грамматического до обеда, или рещи, до полудни... бы те другие учителя, иже божественного писания искусны, учили б их страху божию и книжному чтению и церковному обхождению.

И все школьники читали бы книги неспешно, но с самым вниманием, дабы чтомое мог разумети и памятствовати. И кой ученик невнятно будет читати, то той читатель, кой ко чтению и вразумлению книжному приставлен, непрестанно их понуждал и вразумлял, как их вразумительно читать и чего не дознают, толковал бы им. И кои книги кто читает, от тех бы книг спрашивал их по одинкам и внимал бы, каково кто памятно сказывает, и той учитель в памятную б книгу записывал, кто каков есть.

И буде кой ничего сказать не помнит, и тому чинил бы наказание и велено бы ему в другой ряд прочести. И буде и в другой ряд прочтет, а что читал, не помнит, то яве есть, еже тот во пресвитер-ство не будет годен.

А чаю не худо бы и летописных книг дать им почитать, чтобы обо всем знали, что досюль бывало...

А в день недельный велели бы им чинить между собою доспы-тания от священных писаний. А учителя оба бы слушали и внимали, кто каков в разуме и в разумении Святого писания, и каково что разсуждает, все бы то впредь для памяти записывали, а и того смотрели бы, кто к какому делу склонен, к духовному ли или к светскому...

И егда куды потребуют пресвитера, то из тыих бы учеников отсылать на пресвитерство не по Отечеству, не по богатству, ниже по прошению прихожан, но по разуму и по истинному священства достоинству. И достоинство бы того школьника подписывали оба тыи учителя, еже он годе во пресвитерской сан...

И аще коея церкви попов сын возжелает отцу своему наследником быть, а по свидетельству учителей своих явится к тому чину негоден, то, аще и заручная о нем челобитная будет, отказать ему...

А кой из них будет понарочитее, тово можно в дьяконство вчинить. А в пресвитерство отсылать самых достаточных и в писании рассудительных и во нраве кротких, чтобы он был свет миру, а не тьм...

И аще священный чин от таковых неключимств исправится, то яко новый свет в России воссияет. И такс их надлежит изучити, чтобы во время исповедания детей своих духовных паче всего научали о благочестии и о благоверии, како в нем твердо стояли, дабы блазни люторские и римлянские не склонялися и с раскольниками бы никакого разглагольства не знаючи, не разговаривали.

И о сем всех бы своих детей духовных увещевали, чтобы они детей своих юных, не токмо градские, но и поселянские, учили бы грамоте и всякому благонравию научили их, а по улицам играть и без дела шататися не попускали с великим и твердым запрещением...

О КРЕСТЬЯНСТВЕ

Паки немалая пакость крестьянам чинится и от того, что грамотных людей у них нет. Аще в коей деревне дворов двадцать или тридцать, а грамотного человека ни единого у них нет, и какой человек к ним не приедет с каким указом или и без указу да скажет, что указ у него есть, то тому и верят и оттого приемлют себе излишние убытки, потому что все они яко слепые ничего не видят, не разумеют. И того ради многие, и без указу приехав, пакости им чинят великие, а они оспорить не могут, айв поборах много с них излишних денег емлют, и оттого даровой приемлют себе убыток.

И ради охранения от таковых напрасных убытков, видится не худо б крестьян и поневолить, чтоб они детей своих, кои десяти лет и ниже, отдавали дьячкам в научные грамоты и, науча грамоте, научили бы их и писать. И чаю, не худо бы так научить, чтобы не было и в малой деревне без грамотного человека. И положить им крепкое определение, чтобы безотложно детей своих отдавали учить грамоте, и положить им срок года на три или на четыре. А буде в четыре года детей своих не научат, такоже, кои ребята и впредь подрастут, а учить их не будут, то какое ни есть положить на них и страхование.

А егда грамоте и писать научатся, то они удобнее будут не токмо помещикам своим дела править, но и к государственным делам угодны будут. Наипаче же в сотские и в пятидесятские вельми будут пригодны и никто уже их не изобидит и ничего с них напрасно не возьмет.

А чаю, не чудо указ послать и в низовые городы, чтобы у мордвы детей брать и грамоте учить отдавать, хотя бы и насильно. А егда научатся, то и самим им слюбится потому, что к ним паче русских деревень, приезжие солдаты и приставы и подьячие, овогда с указом, овогда ж и без указу, и чинят, что хотят, потому что они люди безграмотные и беззаступные. И того ради всяк их изобижает и чего никогда в указе не бывало, того на них спрашивают и правежем правят.

А егда дети их научатца грамоте, то грамотные будут у них владетелями и по-прежнему в обиду их уже не дадут, и будут свою братию от всяких напрасных нападок оберегать.

А иные выучат грамоте, познают святую христианскую веру, возжелают и креститися, то те грамотники мало-помалу иных свою братию к христианской вере приводить будут.

Завещание отеческое (отрывки)

(Печатается по изданию: Посошков И. Т. Собр. соч. М., 1951. Впервые опубликовано в Петербурге в 1893 г. «Завещание отеческое» написано не позднее 1705 г. В нем И. Т. Посошков, с одной стороны, излагает в духе «Домостроя», как воспитывать детей сегодня («в великой грозе», в духе религиозности и покорности), с другой стороны, в «Завещании» многие страницы посвящены светскому образованию, нравственности, элементам буржуазной идеологии. )

ОТЕЧЕСКОЕ ЗАВЕЩАНИЕ СЫНУ ОБ ОТРОЧЕСКОМ ЖИТИИ

Глава 1

1. В начале отрочества своего, сыне мой, паче всех наук прилежи книжному научению, не токмо славянскому одному, но и греческому, или латинскому, или хотя польскому, понеже и на польском языке много таковых книг есть, кои у нас на славянском языке не обретаются; а и к науке польский язык иных языков поемнее. И аще латинскому поучитися, обаче не все их книги приемли: кои обрящеши на разврат благочестивой нашей веры или к каковому греху приводящие, тыи весьма от себя отревай. И во все храни себя опасно, дабы тебе в чесом не поползнутися, и благочестия не погубити, и ери-тиком бы не быти...

7. Ты, сыне мой, не токмо единого блудного греха бойся, но и от всякого зла удаляйся. Так жить навыкай, еже бы тебе никого, старого или малого, или богатого или убогого человека, ничем же бы оскорбити. Но ко всем буди любителей и всякому человеку отвечай и глаголи кротостно; а сурово никаковому человеку, кроме причины, не глаголи, понеже сурово слово воздвигает гнев...

8. И аще ты, сыне мой, поедеши на коне, блюдись того, дабы ты какого человека, богатого или убогого, конем своим не потеснити и с дороги бы пешеходные не стиснути в грязь; и аще и не по пешеходной дороге поедеши и въедеши в грязь, то ты коня своего удерживай, дабы конь твой тихо ступал, дабы ты никакого человека не обрызгати грязью. И не токмо человека люби, но и скот милуй. Аще и курицу на пути наедеши, в песке роющуюся, не потесни ее: аще можно, объедь ю; и аще сие дело и не велико есть, обаче ты храни, понеже и она тварь есть божия. И аще какую скотину, или и пса на пути наедеши спяща или и не спяща, да распростершися по земли лежаща, не досаждай и ей, но такоже объеди ю, дабы и псу досаждения какого не учинити ти. Тебе от того трудности великой не будет, еже ее поберечь и объехать или обойти, а она, аще бессловесна есть, обаче ей любо будет...

10. Такожде и по пашне насеянной на коне отнюдь не езди, понеже тою своею ездою; насеявшему ниву великую обиду учиниши: егда конь на кое место ступит, то не токмо колос повредит, но из корени изторгнет. И егда обрящеши где насеянный горох, или репу, или и иное что съедомое, не моги обиды учинити насеевшему, но токмо самую малую часть возьми, дабы той господин богу на тя жалобы не принес.

Так, сыне мой, опасно живи, дабы ты не токмо человекам, но и скотом мил бы ты был. И всякое дело первее к себе приложи и помысли о нем, угодно ль оно будет тебе, аще кто тако сотворит, яко ты кому хочеши сотворити. И аще тебе оно угодно, то и инем твори без сумнения; а аще же оно тебе самому не угодно явится, то ты такового дела людем отнюдь творити не замышляй...

13. Сыне мой, аще в совершенный возраст еще и не приспеши, а начнет в тебе возжигатися пламень похотения блудного, то ты немедленно оженись законным браком, дабы тебе в беззаконие не впас-ти и чистоты бы своей телесной осквернением блуда не погубити...

14. О избирании невесты. Еще же тебе, сыне мой, сказу ю и за-вещеваю: егда невесту будеши себе избирати, то и красоты преизлиш-ней не ищи, да не введеши женнею красотою иных человеков в соблазн, и да не будеши чужим грехам виновен. А аще же искать будеши красоты духовной, а не телесной, то есть смирения и страха божия, и по той духовной красоте аще получиши и телесную красоту...

Глава 3

9. ...Аще бо со младенчества детей своих научите себя бранить и бить, то в возрасте бойтеся, чтобы вам от них до смерти убиенным не быть. Вельми бо, вельми зло, еже младым детям чинить потачка: всякое бо зло и безумство родится от родителевые потачки...

11. Егда же коего сына отдати во училище, книжного ради научения, то и тогда ни малой воли ему не давай, но в великой грозе держи его. И приставь к нему приставника верного, старика или старуху, чтоб ему не попускали с ребятами играть, а наипаче не попускали бы с ними вместе спать или и сидеть на одине; так тем приставникам твердо накажи, дабы из очей своих ни на мал час не выпускали. А егда повозмужают и за двенадцать лет которой сын переступит, то блюди твердо, дабы с девицами и со женами ни малого кощунания не чинил; и спать с ними, аще и в свойстве кая будет, не попускай; ниже со строки на особности попускай ему спати, дабы он в самой младости и прежде возмужания в блуд не впал. И того ради все бы твои дети спали во очесех наших; и в ночи надзирайте их, дабы кто из них не изшол во иную храмину ночевать. А наипаче не попускайте на чужие дворы, аще и к свойственникам, ходить ночевать, но всегда бы ночевали во очесех ваших.

12. Егда же книжного учения славенского крепко навыкнуть, и грамматику славенскую изучить кой, такоже и писать добре научится, и, выкладке цифирной научив до деления, поучи его и латинской грамоте и языку, или греческому, или хотя польской грамоте и языку, а потом поучи его и художеству, к каковому он свойствен будет. И каковому художеству, тягостному или к легкостному, научиши, то как твое хотение будет. А сего учения не моги отложити, еже бы тебе его не научить рисовать и в размере силу знать, чтобы он всякое дело прежде начинания делати, мог его нарисовати по размеру. И аще в размере будет силу знати, то ко всякому мастерству будет ему способно; и аще и командиром у какова дела будет, то он может всякое дело насквозь видети: ко всякому бо художеству рисовальное дело присутственно и зело потребно. К сему же понуждай его потребное и непотребное рисовати, чтоб он навыкал тому рисованию досконале... дабы никогда празден не был и дней бы своих не терял даром.

13. И при том порядке обучай его и нужду всякую терпети. Одеждами драгоценными не украшай его, и не токмо драгоценными, но и в мягкие одеяния не облачай его, кроме праздничных дней; но даждь ему платье носить самое расхожее или и грубое, дабы он навыкал терпению. И аще придет на него скудость или бедство какое, то не он гнушатися и земледельного одеяния. То бо наше неразумие, еже детей своих преизлишне украшати и во всем их нежити; но надлежит детей своих украшати украшением духовным, а ризное украшение никакого добра не принесет, кроме пакости: от украшения бо навыкают дети гордости и вящее присвоение к блуду. Егда бо девицы или и замужние жены узрят младого отрока во убранстве добром, то зря на них паче уязвляются. А аще кой отрок и млад, да в суровом одеянии будет, к тому же аще во уборстве, к тому же аще не попустите с ними ни шутить и никаких разговоров перебивочных говорить, то на такового не восхотят и воззрить. И буде узрите или уведомитеся от кого, еже сын ваш с девицами или с молодицами будет шутить, то ты и ребра ему сокруши, без всякого милосердия накажи его, дабы впредь ни мало к ним не приближался, дабы он в блуд не впал и тела своего и с душою не осквернил. И такового ради охранения надлежит до самой женитьбы водить детей во одеждах не уборных и не красных.

Егда же оженится, то тогда можно уже и получше одежду учинить ему. Обаче и тогда выше меры свое отнюдь не давай им носити, но со уятием, дабы в том излишние траты пожиткам твоим не было, а наипаче царственному богатству излишней траты не было...

14. Нам не золотом, не серебром, но паче подобает нам себя украшати в воинском деле храбростию, в судейском деле - правосудием, в купечестве - праведным и неподвижным словом и товаром нелестным, мастеровым же людям - в тщательном художестве... к тому же украшатися книжным учением, грамматическим и риторским, и философским разумом. И аще в нас будут, то на весь свет будем мы славны, а и на оном свете не без похвалы будем.

И ты, сыне мой, всячески тщися детям своим одежды чинить не от высоких цен: елико себя ради, паче же - ради царственного пополнения, дабы наше Российское царство, от излишнего наряду, не отончевало. И тоя ради царственной прибыли, детям своим обшивных пуговиц, ни шелковых, ни шерстяных, ни самых золотных не покупай, понеже обшивные пуговицы - перевод деньгам...

16. ...И аще обыкнут твои дети одежды носить грубые, и яди ясти суровые, и пьянственна Питья, а паче заморскаго, пить не будут, а к тому аще обучиши их в ежедневных трудах пребывати, то вельми будут здравы и долголетны, и в разуме и " во всяких своих делах будут тверды.

И тако детей своих крепко держи, еже бы никакого дела своим изловом, без вашего ведения, не делали, но все бы житие свое и дела их были по вашей воле: понеже самоволие и в совершенном мужестве человеков вреждает, колми же паче в юности. Аще бо здраво посмотрит, то всякие пакости содеваются в народе, тако и гражданские и житейские, от самоволия. К сему же ты, сыне мой, детей своих всему тому обучай, чесому аз повелех тебе обучатися и навыкати. И к каковому чину будет он склонен, то ты те статьи и предлагай пред него.

И обедая в людях, избирай себе куски из блюда худшие или кои тебе ближние; а от дальнего края не взимай, да не будеши мерзок посадившему тя за стол; и за столом сидя, не ускори прежде господина или честньшего тя гостя ясти. И сие творя, всем любезен будеши.

И сего ради ты, чадо мое, не моги и близ себя допустити само-умничества, но во всяком деле, не токмо в духовном или во гражданском, но и в правлении, употребляй совета, ово ж и от посторонних людей.

23. А без совета, наипаче без женнего, отнюдь ничего не твори...

О ГРАЖДАНСКОМ ЖИТИИ

Глава 5

1. Живи ты, чадо мое, никого не обижай и ничего чужого не желай, но буде доволен своим си имением. Аще и весьма беден будеши, в том и тщися пребывати, и богатства временного не весьма ищи но паче ищи вечного, чем тебе в бесконечные веки жить. Богатство бо временное ничто же есть, и аще кто его и получит, не всякому оно на пользу, но вящши бывает на погибель. Ибо от богатства приходит гордость, тщеславие, чревообъедение, сластолюбие, вещелюбие, всякая роскошность непотребная. От излишнего изобилия и в блуд паче впадают, и блудницы их паче любят, нежели убогих. Богатии же паче и обижают убогих и маломощных; и не токмо они сами, но и люди их многих обидят. И сего ради ты, сыне мой, не весьма ищи богатства. Добро богатство бывает тому, кой человек может им владеть Авраамеки; а аще кто тако держати его не может, то лучше жить в посредности или и в самом убожестве. Богатство бо, и кроме вышеупомянутых страстей, и прежде получения, пакости наводит на человека: ибо кои человецы желательно его ищут и хотят вскоре обогатитися, то впадают в великие напасти и погибают...

О пропитании книг и о почитании их. Егда будеши, сыне мой, книги читати, то читай их неборзостно и с прилежным вниманием. И держи при себе бумагу и чернила, и кая те.речь понравится, записывай именно, в коей книге и в коей части... пользу бо великую себе и людям получиши от тоя записки. И никогда празден, сыне мой, не сиди: либо какое художественное дело делай, либо книги читай...

11. О земледелъстве. А аще, сыне мой, и весьма оскудееши, и, от той великой скудоты, чем пропитатися не возможеши, то и тогда, сыне мой, во отчаяние, ни во уныние не вдавайся, и ни к каковому воровству и неправедному делу не касайся, и к воровским людям и к разбойникам не прилепляйся, и с мошенниками, ни со обманщиками, и ни с каковыми людьми неключимыми не снимайся, но... иди в земледельную работу. И аще цену, велику или малу, возьмеши, работай всею правдою, без лености и без лукавства: не дань к вечеру гони, но дело к концу приводи. И какую работу работать ни будеши, работай не так, каков обычай имут поденщики, но работай так, как ты можеши про себя работать...

Русским реформатором, придерживающимся модели полицейского управления, был И.Т. Посошков (1652-1726). Его основной труд _ «Книга о скудости и богатстве» (1724). Многие мысли Посошкова опередили свое время. Так, он считал возможным разделить крестьянские и помещичьи земли и точно определить размеры крестьянской повинности. Лишь спустя несколько десятилетий, при Екатерине II, правительство сделало робкую попытку ограничить число барщинных дней. В военном деле Посошков протестует против бессознательного действия плотно сомкнутого строя и высказывает мысли об одиночных действиях солдата. К этому же выводу в свое время пришел и А.В. Суворов, но осуществить подобное удалось лишь после Крымской войны 1854-1855 гг. Рассуждения Посошкова о рациональном ведении лесного хозяйства появились чуть ли не на 100 лет раньше науки о лесоводстве. Предложения по рыболовству в дальнейшем найдут отражение в уставе, принятом в 1859 г.

Известный историк XIX в. М. Погодин писал: «Многие важные политические меры, которыми прославились царствования Екатерины II и Александра II, были предложены уже Посошковым». Он пытался стать помощником реформаторов России, верил в прогресс страны, в счастье ее народа: «Без сомнения могу сказать... вся наша великая Россия обновится как в духовности, так и в гражданственности».

И.Т. Посошков жил на рубеже XVII и XVIII вв. Земля и двор его были в приходе Николая Чудотворца в Котельниках. По происхождению Посошков - московский крестьянин, но еще отец и дед его занимались ремеслом. В наши дни ученые-историки обнаружили много новых документов, уточняющих и раскрывающих по-новому стиль жизни и интересы Посошкова. В учебниках по истории экономических учений он представлен как ремесленник-ювелир, серебряных дел мастер, а также как талантливый писатель. Но не менее интересна деятельность И.Т. Посошкова в общегосударственном плане - как организатора денежного обращения в стране, реформатора отечественной промышленности и торговли.

Программа И.Т. Посошкова, разработанная на основе глубокого исследования состояния России и преобразовательной деятельности Петра I, выражала интересы нарождающейся торговой и промышленной буржуазии России. И.Т. Посошков был не только экономистом-теоретиком, он и внес большой вклад в практику совершенствования русских денег, а также в проведение монетной реформы конца XVII - начала XVIII в. и в реорганизацию денежной системы России.

Интересы И.Т. Посошкова были весьма широки: он занимался оружейным делом, изобретательством, имел винокуренные заводы. Будучи купцом и предпринимателем, являлся также энергичным хозяйственником и общественным деятелем. Но основная специальность Посошкова -денежное дело. Им были написаны «Письмо о денежном деле», «О ратном поведении», «Донесение о новоначи-нающихся деньгах».

Деятельность Посошкова в денежном деле приходится на время проведения коренной реформы русской денежной системы и перестройки монетного дела в конце XVII - начале XVIII в. Сведения о занятиях Посошковым денежным делом подтверждаются документами Преображенского приказа, посвященными следствию по делу игумена Андреевского монастыря Авраамия. Денежное дело, которое было возложено на Посошкова, состояло в налаживании чеканки первых русских монет: медных монет механического производства, с 1704 г. - самых крупных серебряных монет Петровского времени - рублей.

Еще одно свидетельство - запись в приходно-расходной книге приказа Большой казны за 1703 г.: «Медного денежного двора уставному мастеру Ивану Посошкову 100 руб.». Если принять во внимание, что оклад работников денежного двора равнялся 35 руб. в год, то 100 руб. могли платить только за особые заслуги. Эти заслуги состояли в налаживании механической чеканки на медном денежном дворе приказа Большой казны, который первым начал регулярную чеканку меди, и на Кадашевском монетном дворе, находившемся в введении приказа Воинских морских дел. На Кадашевском монетном дворе чеканили золото и серебро, а затем и медные деньги.

Деятельность Посошкова по совершенствованию денежного обращения в России обусловила специфику его экономических воззрений. Большое внимание он уделял общегосударственным вопросам. Первым опытом рассмотрения Посошковым макроэкономических государственных вопросов было «Завещание отеческое к сыну», написанное в 1719 г. для своего сына Николая. Это произведение занимает промежуточное место между «Зерцалом» и «Книгой о скудости и богатстве». В нем еще много рассуждений богословского характера, но уже поставлены вопросы управления, военного дела, хозяйствования, судопроизводства.

Объектом изучения Посошкова были макроэкономические и хозяйственные вопросы. Главный вопрос его учения - государственное хозяйство. За полвека до А. Смита и его труда «Исследование о природе и причинах богатства народов» Посошков писал о государственном хозяйстве в своей «Книге о скудости и богатстве» и в других ранних произведениях.

«Книгу о скудости и богатстве* И.Т. Посошков написал на восьмом десятке лет. Книга была написана для Петра I. Дошла ли эта книга до Петра и прочел ли он ее, неизвестно. После смерти Петра И.Т. Посошков был арестован и через 5 месяцев скончался в Петропавловской крепости. Следует отметить, что причины ареста Посошкова в архивных документах не указаны, но, по всей видимости, арест был связан с книгой.

«Книга о скудости и богатстве» выдвинула Посошкова в ряды виднейших представителей мировой экономической литературы. Цель книги - выяснить причины экономической отсталости страны и определить, как можно достичь ее процветания, каковы условия «всенародного обогащения». Посошков, как и все русские экономисты, в отличие от западных меркантилистов, не отождествляет богатство с деньгами. Богатство государства Посошков, как Ю. Крижанич и А.Л. Ордин-Нащокин, видел в создании таких условий в стране, при которых путем обогащения всего народа будет обеспечен непрерывный рост государственных доходов. В богатстве всего народа страны видит Посошков могущество государства.

Не обогащение господствующих классов, а повышение материального благосостояния всего народа, по его мнению, создает прочную экономическую основу государства. При богатом народе «царские сокровища с излишеством наполняются», а в случае надобности всегда можно легко будет взять «прибавочный побор». По мнению Посошкова, полезнее заботиться об увеличении материальных благ, в чем и состоит богатство, чем об увеличении денег, обогащении казны. Богатство, по мнению Посошкова, может быть вещественное и невещественное. Вещественное богатство - это богатство народ, невещественное богатство - это «праведные*, справедливые законы. От «праведных» законов зависит рост вещественного богатства. Говоря о богатстве народа и о «праведных» законах, Посошков предлагал избавить народное хозяйство от бесчисленных налогов.

В книге Посошкова много внимания уделено вопросу о деньгах. Посошков считал, что в России царь по своему усмотрению может устанавливать покупательную силу денег, но только медных, разменных денег. Покупательная сила денег, с точки зрения Посошкова, не зависит от их металлического содержания и может быть установлена «по изволению его императорского величества». «У нас не вес имеет силу, но царская воля», - писал Посошков. Он считал возможным снижать вес медных денег. А когда дело касалось внешних торговых операций и престижа русских денег, здесь он выступал за полноценные деньги.

Своей теорией денег Посошков по существу оправдывал финансовую политику Петра I, который для финансирования войн прибегал к чеканке неполноценных денег. Посошков был глубоко убежден, что ценность денег устанавливается государственной властью. Этот взгляд Посошкова на ценность денег находится в прямой связи с его воззрениями на характер государственной власти. Посошков был убежденным сторонником неограниченного самодержавия, апологетом модели полицейского управления.

В делах Адмиралтейской канцелярии есть «Запись об устном доношении» Посошкова в Золотую палату от 16 октября 1706 г. Из этого документа следует, что Посошков, дабы пресечь появление фальшивых денег, предлагал ввести новые деньги. На изготовление «образцовых медных денег» Посошкову было выдано 10 руб., о чем тут же есть расписка самого Посошкова.

В 1718 г. Посошков подал Петру I «доношение», о котором он сам упоминает в главе IX «Книги о скудости и богатстве». В «доношении» Посошков высказался против понижения пробы серебряных русских денег, славившихся на мировом рынке особой чистотой металла. Кроме международного престижа. Посошков руководствовался еще и тем соображением, что низкопробные деньги будут «вельми к воровству способны и самое денежным ворам (фальшивомонетчикам) предводительство будет».

Как самодержавие, так и весь феодально-крепостнический строй не вызывали у Посошкова критических замечаний. Однако он объективно оценивал положение крестьянства. Крепостное право как таковое Посошков критике не подвергал. Он признавал обязательность крепостного труда на помещика. Тем не менее в главах «о крестьянстве» и «земляных делах» Посошков представил яркую картину весьма тяжелого труда крестьян. Он предложил программу по улучшению положения крестьян в рамках крепостного права. Среди причин бедности крестьян Посошков особо выделял произвол помещиков над крестьянами. Он требовал от царя оградить крестьянство от насилия помещиков. Большой интерес представляют высказывания Посошкова о приобщении крестьян к грамоте. Распространение грамотности среди крестьян, по мысли Посошкова, сыграет большую роль в деле ограничения самовластия, своеволия, вымогательства царских слуг.

Посошков высказывался даже за принудительное обучение крестьянских детей грамоте. Вместе с тем он не игнорирует и интересы помещиков, и нужды государственного аппарата. «А еще грамоте и писать научатца, то они удобнее будут не токмо помещикам своим дела править, но и к государственным делам угодны будут. Наипаче же в соцкие и пятидесятские велми пригодны будут и никто уже их не изобидит и ничего них напрасно не возьмет». Посошков требовал от царя такой же заботы по отношению к крестьянству и купечеству, какую царь проявляет к дворянству. И хотя Посошков отнюдь не покушался на основы политического и экономического господства дворян, предлагаемые им меры значительно ослабили бы помещичий гнет. Для своего времени его программа по крестьянскому вопросу была очень прогрессивной.

Заслуга Посошкова состоит в том, что он правильно понял современные ему основные задачи России, а также боролся за осуществление их. Его, например, волновало морально-нравственное состояние общества. В «Завещании отеческом к сыну» Посошков выступал как моралист, превозносивший добросовестное отношение к труду и своим обязанностям. Он утверждал, что только труд и добросовестное исполнение своих обязанностей составляет отличительные качества истинного гражданина. Стремление к легкой наживе, поучал Посошков, до добра не доводит: «Работай всею правдою, без лености, без лукавства: не день к вечеру гони, но Дело к концу приводи...»

Как было отмечено, из всех видов хозяйственной деятельности наибольшее значение Посошков придавал торговле. Он писал: «Торг великое дело! Купечеством всякое царство богатица, а без купечества никакое и малое государство быть не может». Он выражал недовольство тем, что к торговле стремятся различные слои общества независимо от сословной принадлежности. Торговля, по его мнению, должна быть привилегией лишь представителей купеческого сословия. В то же время он считал возможным вступление в купеческое сословие представителей зажиточного крестьянства.

Посошков ратовал за то, чтобы русское купечество монополизировало всю торговлю в стране. В сословие купцов должен быть закрыт путь не только «иночинным» людям, но и иноземным купцам. Посошков - сторонник «торга» праведного, «святого», без обмана. Он также придавал большое значение внешней торговле, считая, что торговля с иностранцами должна носить организованный характер и производиться по соизволению купеческого «командира», по заранее установленным ценам, по согласию всего «комланства», т. е. специальной организации русского купечества в виде единой торговой компании с предоставлением ей монопольного права вести торговлю с другими странами. Именно в годы работы Посошкова над книгой Петр [ издал указ об учреждении компаний для торговли с заграницей, который так и не вошел в действие.

Посошков стремился устранить конкуренцию в торговле и этим обеспечить высокую прибыль купцам. В отношении внутренней торговли Посошков предлагал установить одинаковые цены на товары, «чтобы она, какова в первой лавке, такова была и в последней». «Установленная цена» должна была назначаться государством или «купеческим правлением». Соблюдение торговли по «установленным ценам» должно было обеспечиваться строгой системой надзора за торговцами.

Одним из важнейших средств достижения благосостояния в стране он считал развитие отечественной промышленности, создание крупных предприятий для насыщения внутреннего рынка. У И.Т. Посошкова нет понятия «мануфактура», но есть много категорий, описывающих тогдашние промышленные формы. Это - «мастерские домы», «дворы», «мельницы». Все эти термины имеют «домовный» характер. Дело в том, что исходя из конкретно-исторических данных, принципиальная разница между домохозяйствами города и деревни отсутствовала, а «индустриализация» в России приобрела специфические черты. Отраслевое обособление не получило четкого выражения, как во многих странах Запада мануфактурного периода. Условия хозяйствования были таковы, что русская мануфактура во многих случаях походила на расширенное домохозяйство. На ее территории было сосредоточено не только основное промышленное производство, но и большое подсобное хозяйство вплоть до сельскохозяйственных угодий, где трудились семьи рабочих и стали появляться социальные объекты - столовые, общежития, школы, детские сады. Такие «мануфактурные гнезда», или «фабрики-поместья», - характерная форма крупного производства на новом месте или в деревне. Эти огромные мануфактурные комплексы находились на самообеспечении, а большое подсобное хозяйство было экономически оправдано.

В развитии отечественной промышленности особую роль Посошков отдавал государству, рассматривая насаждение и развитие отечественной промышленности как важное средство сохранения и приумножения денег в стране. Он предлагал увеличить строительство новых предприятий за счет расширения государственного субсидирования. Он рекомендовал Петру I «ради царственного обогащения» строить промышленные предприятия на средства казны «в тех городех, где хлеб и харч дешевле» и отдавать их на оброк, «чтобы люди богатились, а и царская казна множилась». Развивать отечественную промышленность он считал нужным для того, чтобы избавиться от затрат на покупку иностранных товаров, чтобы удовлетворить внутренний спрос и вывозить готовые товары и изделия за границу. В связи с этим он советовал оказывать купцам финансовую помощь для постройки предприятий, предоставлять купцам из ратуши ссуды за невысокий процент.

Посошков ратовал зато, чтобы из России вывозили не сырье, а готовый продукт: «Чем им лен да пеньку продавать, лучше нам продавать им готовые полотна и канаты, и нитки, и брать у них за те полотна ефимки и иные потребные нам вещи... Сие бо велми нужно, еже кои материалы, где родятся, тамо бы они и вдело происходили».

Противопоставляя высоким ценам «на сырье и съестные припасы» за границей их относительную дешевизну в России, Посошков писал: «Я чаю, что мочно нам на всю Еуропу полотен наготовить и перед нынешнею ценою гораздо уступнее продавать им мочно». В установлении низких цен на промышленную продукцию, продаваемую за рубежом, Посошков видел действенное орудие в конкурентной борьбе за завоевание европейского рынка.

Как и Ю. Крижанич, он рекомендовал создать в России государственную цеховую организацию ремесла (своего рода отраслевые министерства), объясняя все недостатки ремесленничества в России отсутствием государственного контроля за деятельностью ремесленников, и предлагал ряд конкретных мер по улучшению ремесленного производства в стране. Как и Ю. Крижанич, он ратовал за формирование рынка профессиональной рабочей силы, в связи с чем призывал императора организовать перевод нужных книг по различным ремеслам, открыть специальные технические школы, пригласить иностранных специалистов и мастеров, чтобы они обучали русских людей мастерству. Он рекомендовал установить фиксированный срок ученичества, до окончания которого категорически, под угрозой отдачи в солдаты, запретить ученикам уходить от мастера, а над всеми мастерами, в свою очередь, учредить институт надзирателей, которые бы контролировали работу мастеров. В функции старшего надзирателя входил также контроль за качеством продукции. Посошков предлагал ввести обязательное клеймение продукции мастерами и надзирателями, а за продажу недоброкачественной вещи подвергать высокому штрафу мастера, надзирателя и купца, продавшего такой товар.

Оригинальны были его рассуждения о введении сдельной оплаты труда вместо существовавшей повременной. Он предлагал применявшуюся тогда обязательную трехмесячную работу крестьян в Петербурге и в других местах перевести на урочную систему, ибо «смотреть на ту их работу моркотно, потому что гонят день к вечеру, а не работу к отьделке». После выполнения урока хотя бы в один месяц крестьяне должны считаться выполнившими свою повинность. Он советовал применять урочную систему даже на казенных предприятиях: «надобно такожде учинить, чтобы всякая работа давать им уроками ж. А месячное им жалованье надлежит отъетавить и давать по заделию коегождо их, то всякие дела скорее будут делатися».

Посошков призывал поощрять на государственном уровне отечественных изобретателей и новаторов в промышленности и даже ввести своего рода защиту патентов в стране, издав соответствующий закон о патентах. По этому поводу он писал так: «Следует гражданский устав учинить, чтобы за вымысел нового какова мастерства или промысла отнюдь иным не попускать вступать, пока жив тот вымышленник».

Посошков, как и его предшественники, коснулся правовых аспектов управления хозяйством страны. Таковы, например, его предложения о нововведениях в составление нового Уложения.

Составление Уложения он считал нужным поручить «многонародному совету», который историки обычно сравнивают с сословно-представитсльным средневековым учреждением - Земским собором. «И к сочинению тоя судебныя книги, - говорит Посошков, - избрать человека два или три из духовного чина самых разумных и учитывая людей и в божественном писании искусных, такожде и от гражданства, кои в судебных и во иных правительных делал искусны, от высокого чина, кои не горды и ко всяким людям нисходительны, и от ниских чинов, кои не высокоумны, и от приказных люден, кои в делах разумны, и от дворянства, кои разумны и правдолюбивы, и от купечества, кои во всяких делах перебыва-лись, и от солдат, кои смыслены и в службах и в нуждах натерлися и правдолюбивые, и из людей боярских, кои за делы ходят, и из фискалов». «А мнитца мне, - прибавляет Посошков, - не худо бы было выбрать и из крестьян, кои в старостах и в соцких бывали и во всяких нуждах перебывались и в разуме смысленные».

Всесословность предлагаемого им «многонародного совета» очевидна. Он предусматривает в его составе представителей от духовенства и гражданских чинов и перечисляет администраторов и судей, лиц высоких и низких чинов, дворян, купечество и солдат, и даже указывает на новую при Петре должность тайного надзора и сыска - «фискалов». Особо следует отметить, что он считает необходимым участие крестьян из числа наиболее опытных в общественных делах, побывавших в старостах и в сотских, а также из боярских людей, т. е. холопов, из категории вотчинных управителей и приказчиков.

Посошков был сторонником абсолютной монархии. «У нас самый властительный и вцелых монарх, а не ористократ, ниже демократ», - говорит он. «Царь наш не купец, но самодержавный повелитель, как чему повелит быть, тако и подобает тому быть неизменно, и ни мало ни направо, ни налево неподвижно. Яко бог всем светом владеет, тако и царь в своем владении имеет власть».

В представлении Посошкова монарх - это православный государь, осуществляющий волю Божию, власть которого имеет божественное происхождение. Церковный характер его взглядов на происхождение власти и государства становится ясным из таких его суждений: «Мы же монарха своего почитаем яко бога и честь его опасно храним и волю его всеусердно исполняем», «всем суд един, и то стало быть суд божий». Подобные высказывания мы встречали у властелинов древневосточных царств. У Посошкова ярко выражена мысль об «общем благе» и «народной пользе» как задаче государственной власти. Достаточно вспомнить приведенные выше его высказывания: следует «пещись о всенародном обогащении», «самое царственное богатство, еже бы весь народ... богат был». Государство должно наблюдать, чтобы «ничто нигде даром не пропадало и никакие б люди хлеба даром не ели, но все бы трудились и плод приносили». Он много говорит об установлении правосудия. В результате осуществления его предложений, говорил он, «вражды и обиды все истребятся».

В отношении центральных государственных учреждений Посошков предлагал завести «особливую канцелярию, в которой бы правитель был самой ближней и верной царю, еже бы он был око царево, верное око, иже бы над всеми судьями и правителями был вышний». Он должен наблюдать за коллегиями и судебными учреждениями и принимать жалобы от просителей; доступ к нему для челобитчиков должен быть свободный.

Основная управленческая мысль Посошкова как идеолога модели управления полицейским государством заключается в следующем: «Государство тот же большой дом, где у каждого свои определенные обязанности. И его благополучие зависит от согласия всех живущих в нем людей. Правитель - глава дома, отец «семьи сословий». В семье все должно строиться на повиновении главе. Так и в государстве, все люди беспрекословно подчиняются царю».