Речь, сознание, общение. Функции речи

Обычно в учебниках психологии речь рассматривают в контексте с мышлением. В самом деле, «всякое слово обобщает», поскольку ядро значения слова - понятие, а понятие - форма существования мысли. Членораздельная речь - это специфически человеческий способ формирования, формулирования и передачи мыслей с помощью средств языка. Исторически речь также возникла вместе с мышлением в процессе общественно-трудовой деятельности, практики (хотя, как будет показано далее, мышление и речь имеют генетические корни, в филогенезе и онтогенезе сначала выполняют разные функции и до определенного момента были автономны в своем развитии). Но речь все же выходит за пределы соотношения с мышлением. В значении слова, кроме понятия, присутствуют эмоциональные и волевые компоненты, вообще играющие значительную роль на всех уровнях языковой системы. Таким образом, речь коррелирует с сознанием в целом.

У речи одна первичная и основная функция, ее назначение - служить средством общения. Функция общения (или, как часто ее называют, коммуникативная) включает в себя (в качестве граней, которыми она поворачивается к нам в разных случаях или в разных аспектах рассмотрения) функции сообщения, обмена мыслями в целях взаимопонимания, экспрессивную (выразительную) и воздейственную (побудительную). «Речь в подлинном смысле слова является средством сознательного воздействия и сообщения, осуществляемых на основе семантического содержания речи; в этом специфика речи в подлинном смысле слова, речи человека».

Многие лингвисты и психологи говорят о двух основных функциях речи - как средства общения и как формы существования мысли, сознания. Но тогда они же вынуждены признать, что эти две функции «формируются одна через другую и функционируют одна в другой»

Терминологическая триада: язык, речь, речевая деятельность

До сих пор мы употребляли слова «язык» и «речь» в не терминологическом значении, а в их бытовом понимании, на уровне обыденного сознания. Настала пора разграничить строго эти понятия, как это давно принято в лингвистике и психолингвистике. Будем исходить из того, что существуют наблюдаемые и представляемые объекты. О реальном существовании последних мы можем говорить тогда, когда они так или иначе входят в состав непосредственно наблюдаемых нами объектов. Воспользуемся для наглядности примером из геометрии. Точка в геометрии - представляемый объект, мы представляем ее как идеальную окружность в бесконечном уменьшении. Однако мы видим, наблюдаем линии, каждая из которых состоит из множества точек, что доказывает объективное существование точки, хотя и опосредованно. Запомним этот пример.



В качестве носителей языка мы можем непосредственно наблюдать и иметь дело с таким объектом, как текст. Тексты могут быть письменными или устными, заготовленными и продуманными или спонтанно созданными, их величина не лимитирована (в этом широком понимании любое отдельное высказывание может быть текстом). Далее назовем текст речью. В таком узкотерминологическом значении «речь» не может обозначать процесс, деятельность, способность к этой деятельности (ср. «У животных речь отсутствует»), она обозначает только готовый результат усилий по созданию текстов (говорение, написание, печатание и т. п.), развернутый во времени (устная речь) или в пространстве (письменная речь). Итак, «речь» = «текст». При общении на любом языке происходит обмен текстами.

Акты создания текстов (акты говорения, письма) и акты восприятия текстов (акты адекватного понимания) называют речевыми действиями. Система речевых действий есть речевая деятельность.

Текст-речь является продуктом акта порождения речи и объектов, на который направлен акт восприятия, понимания. Следовательно, речь (текст) служит целям общения. Но в каком случае возможно общение? Очевидно, в том, когда любой текст является равно понятным для говорящего и слушающего, в идеале - для всех носителей данного языка. Это, в свою очередь, предполагает, что текст должен состоять из определенных общезначимых элементов (единиц), которые функционируют по столь же общим правилам (правилам грамматики). Если мы «извлечем» эти общие элементы и выведем единые правила путем изучения достаточно большого числа разнообразных текстов, то получим язык как систему элементов, связанных между собой определенными формально-содержательными отношениями, язык как систему закономерностей, по которым строится любой текст (реальный или потенциальный). Выделенная нами языковая система («язык» в терминологическом понимании) обеспечивает взаимопонимание при «обмене текстами» между его носителями.

Элементы «языковой системы» описаны в толковых словарях, а правила построения текстов из них даны в грамматиках данного «языка».

Таким образом, мы имеем дело с триадой: язык (языковая система), речь (текст), речевая деятельность. Язык в этой триаде выступает как представляемый объект, возникающий в результате абстрагирования и обобщения реальных свойств текстов как наблюдаемых объектов. Вспомним пример с геометрической точкой. Языковая система, так же как и точка, является представляемым объектом, но любой текст (который мы видим или слышим) содержит единицы этой языковой системы и составлен по ее правилам.

Здесь возникает важный вопрос: значит ли это, что языковая система данного языка не имеет самостоятельного, отдельного существования, что реально существуют только тексты, а сама система есть представляемый объект, конструируемый исследователем-лингвистом?

Ответ зависит от выбранного нами подхода. При выборе узколингвистического подхода ответ будет положительный; при этом языковая система выступает как сугубо абстрактный объект, не имеющий отдельного существования, подобно тому, как не имеют отдельного существования, например, законы музыкальной гармонии.

Ситуация, однако, меняется, если мы избираем психолингвистический подход. В этом случае невозможно отрицать, что каждый индивид обладает некоторой внутренней системой, которая позволяет ему строить и воспринимать тексты на данном языке. Такую систему естественно считать языковой системой в психолингвистическом смысле, причем ее самостоятельное существование безусловно.

Но и в этом случае не может быть в качестве отдельного объекта «языковой системы вообще»: существуют языковые системы отдельных носителей языка (индивида), а выделение и изолирование в них общего, обусловленного социально, в виде отдельной системы, дает нам абстрактный объект, объект теории, который мы и изучаем по грамматикам и словарям.

Кроме двух названных подходов - лингвистического и психолингвистического, для психологии большой интерес представляет нейролингвистический подход, который включает в рассмотрение материальный субстрат психолингвистической «языковой системы»: те неврологические механизмы (прежде всего механизмы мозга), которые делают возможной речевую деятельность, акты говорения и понимания.

<Возникшее в московской психолингвистической школе понятие «языковое сознание» можно, по мнению А.А. Леонтьева, сопоставить с понятием «образ мира», которое существует в отечественной психологии, поскольку «образ мира» представляет собой отображение в психике индивида предметного мира, опосредованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающееся сознательной рефлексии (А.А. Леонтьев 1988). Языковое же сознание понимается как совокупность структур сознания, в формировании которых были использованы социальные знания, связанные с языковыми знаками (Тарасов 1988) или как образы сознания, овнешняемые языковыми средствами: отдельными лексемами, словосочетаниями, фразеологизмами, текстами, ассоциативными полями и ассоциативными тезаурусами как совокупностью этих полей. Образы языкового сознания интегрируют в себе умственные знания, формируемые самим субъектом преимущественно в ходе речевого общения, и чувственные знания, возникающие в сознании в результате переработки перцептивных данных, полученных от органов чувств в предметной деятельности». (Тарасов, 2000, 3)>

<По мнению Т.Н. Ушаковой, ставший модным и широко используемым в психолингвистическом сообществе термин «языковое сознание» нуждается в уточнении. Для нее понятие языковое сознание представляется интересным: во-первых, потому, что «оно укореняет связь лингвистического явления (языка) с психологическим феноменом (сознанием). Это важно на фоне попыток разделения и установления искусственных границ между психологическими процессами, семантикой с одной стороны, и языковыми средствами выражения мысли человека, с другой, т.е. в более общем плане - между психологией и лингвистикой. Одновременно оно выхватывает как бы центральное звено всей психолингвистики, обнаруживает её средоточие. Во-вторых, понятие языкового сознания важно для уточнения психологического определения самого сознания, поскольку выделяется близкая, но особая область, обладающая своими чертами и спецификой» (Ушакова 2003).> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)



<Социальная психология и социология интересуются в этом плане тремя основными проблемами. Это: а) то, что обычно называется национальной психологией и сводится, как правило, к описательной характеристике некоторых стереотипов самооценки этноса или оценки его представителями других этносов: французы считаются легкомысленными, немцы – аккуратисты, русские – агрессивны или подчёркнуто гостеприимны; б) то, что связано с социальной дифференциацией форм общения в том или ином национальном коллективе и различием этой дифференциации в разных национально-культурных общностях; в) круг вопросов, связанных с устойчивыми национальными традициями, обычаями и т.д., рассматриваемыми как часть национальной культуры.> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)

<Всё большее место занимают вопросы национально-культурной специфики общения в работах по теории и методике обучения иностранным языкам, в частности русскому как иностранному. Таким образом, интересующая нас проблематика как бы разорвана на отдельные фрагменты, изучаемые разными науками. В нашем представлении национально-культурная специфика речевого общения складывается из системы факторов, действующих на разных уровнях организации процессов общения и имеющих разную природу. Попытаемся дать их наиболее общую классификацию.> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)

<1. Факторы, связанные с культурной традицией.

Они соотнесены прежде всего с а) разрешёнными и запрещёнными в данной общности типами и разновидностями общения (табу на любое общение в течение того или иного времени, табу на общение с определённым лицом или на обращение к нему – невестка у некоторых народов Северного Кавказа не имеет права первой обратиться к свёкру); б) со стереотипными, воспроизводимыми актами общения, входящими в фонд национальной культуры данного этноса или в субкультуру какой-то группы внутри него. При этом данный акт может быть, так сказать, функционально оправдан (скажем, ему может придаваться магический смысл), а может быть чисто традиционным; в) с теми или иными этикетными характеристиками «универсальных» актов общения. Во всех этих случаях как воспроизводимое целое выступает не отдельное высказывание, а комплекс вербального и невербального поведения, соотнесенный с той или иной определённой ситуацией и нормативный для неё. Этикета (в широком смысле) нет вне взаимного общения в группе: «односторонность» этикетного поведения означает лишь, что этикет в той или иной ситуации предусматривает «нулевую реакцию» других участников общения.> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)

<Особую проблему составляют г) ролевые и социально-символические особенности общения, связанные со специфичной для данной общности системой ролевых и статусных отношений. Далее, культурная традиция отражается в д) номенклатуре и функциях языковых и текстовых стереотипов, используемых в общении, а также е) в организации текстов.> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)

<Факторы, связанные с социальной ситуацией и социальными функциями общения. Они соотнесены с функциональными «подъязыками» и функциональными особенностями, а также с этикетными формами.> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)

<Факторы, связанные с этнопсихологией в узком смысле, т.е. с особенностями протекания и опосредования психических процессов и различных видов деятельности. Они соотнесены преимущественно с психолингвистической организацией речевой деятельности и других видов деятельности, опосредованных языком (перцептивная, мнемическая и т.д.). Кроме того, эти факторы отражаются в номенклатуре, функциях и особенностях протекания проксемических, паралингвистических (неязыковые особенности речи – громкость, паузы и т.п.) и кинесических (жестикуляция) явлений.> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)

< Факторы, определяемые спецификой языка данной общности.

Что такое этнонсихолингвистика? Это область психолингвистики, изучающая национально-культурную вариантность (т.е. действие перечисленных факторов) в: а) речевых операциях, речевых действиях и целостных актах речевой деятельности; б) языковом обонянии, т.е. когнитивном использовании языка и функционально эквивалентных ему других знаковых систем:, в) оpганизации (внешней и внутренней) процессов речевого общения.> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)

<Культура фиксируется в слове, в словосочетании, в понятии. Существуют две точки зрения по вопросу о том, как в слове проявляется культура. Согласно лингвистическим представлениям, культурный компонент значения слова – это его экстралингвистическое содержание. В лингвистике предполагается, что оно прямо и непосредственно отражает обслуживаемую языком национальную культуру. При этом семантические доли, в которых фиксируется лексический фон – ореол всевозможных непонятийных представлений носителей культуры – якобы, входят в значение слова.> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)

<В отечественной психолингвистике несколько иное представление о фоновых знаниях. Тут предполагается, что фоновые знания существуют не в форме семантических долей слов и словосочетаний (которые описываются лингвистом), а в форме многочисленных логических импликаций и пресуппозиций.Фоновое знание не является языковым, оно – пресуппозициональное (то, которое лежит за словом). Фоновое знание – это принадлежность глубинного уровня сознания, это внутренняя идеальная модель внешнего материального мира или его фрагмента. Тем самым в психолингвистике разводятся два уровня сознания: языковое и неязыковое. Языковое – это вербальное, логически осознаваемое и эксплицитное (внешне выраженное). Неязыковое – невербальное, смысловое, неосознаваемое и имплицитное (внешне невыраженное).> (http://psycholing.narod.ru/monograf/jaz-soz2004.htm)

Речь - это специфически человеческий способ формирования и формулирования мыслей с помощью языковых средств. Сложность овладения речью состоит в как можно более полном и совершенном овладении знаками языковой структуры.

Язык - это система вербальных знаков, относительно независимая от индивида, служащая для целей коммуникации, формирования и формулирования мыслей, закрепления и передачи общественно-исторического опыта. Язык - это некоторая максимально возможная система знаков, из которой каждый пользующийся этой системой использует для себя в силу своих возможностей конкретную долю.

Язык - это многоуровневая система со своими требованиями и ограничениями по всем уровням - от фонетического и графического до грамматического и семантического. Все эти требования и ограничения составляют нормы, правила использования вербальных знаков, которым пользующиеся знаками (информанты) обучаются как в естественных условиях - с помощью родителей, в семье, так и в специальных учебных условиях - в школе, на курсах, по справочникам, словарям.

Сложности перехода от общих языковых норм к их конкретному использованию привели к тому, что речевые процессы очень поздно достигают своих максимально возможных вершин. По исследованиям Б.Г. Ананьева Ананьев б. Г. Психология человека. Избранное. -спб., 1998. -с.119, наилучшие речевые результаты фиксируются в возрасте 35-40 лет. До этого речевые навыки развиваются и совершенствуются, проходя определенные периоды овладения функциями и формами. Сравните, например, речь дошкольника и младшего школьника, речь подростка и речь взрослого человека с достаточно высоким уровнем образования. Сравнение может идти по линиям правильности использования вербальных знаков, их разнообразия, выразительности, точности, логической соотнесенности, уместности в различных ситуациях, понимания даже разрушенных текстов, а также понимания подтекста, легкости конструирования из отдельных вербальных элементов различных конструкций и т.д.

Язык как система, как норма, регулирующая поведение людей, и речь как конкретный процесс использования языковых знаков в своем совместном проявлении отражают особенности отражения объективного мира данной этнической общностью. Действительно, сетка лингвистических координат, с помощью которой называются объекты реального мира, может принимать самые разнообразные, порой противоречивые формы. Например, обилие падежей в языках финно-угорской группы (до 16 падежей) заставляет задумываться о преимуществах тех или иных языковых систем и, что еще шире, о связи систем языкового сознания в целом.

В 30-е годы XX в. американские этнографы Б. Уорф и Э. Сепир выдвинули теорию о прямой связи языков с мышлением и образом жизни целых народов. На богатом фактическом материале, полученном в результате наблюдений за языком, речью и поведением индейцев Северной Америки, был сделан вывод о том, что языки формируют представление о мире, образ мира и образ адекватных действий. Если, предположим, в языке индейского племени навахо очень много глаголов и глагольных образований и очень мало существительных, обозначающих конкретные объекты, это племя можно отнести к числу очень подвижных, ведущих бродячий образ жизни, меняющих стабильные условия. Это, действительно, так, и многочисленные языковые доказательства дали возможность авторам создать теорию лингвистической относительности, которая до сих пор широко обсуждается на проводящихся научных собраниях.

Безусловно, языковые категории - временные , падежные, родовые, залоговые, навязанные ребенку в его речевом развитии взрослыми, определяют его чувственное представление о мире, заставляют его выбирать соответствующие формы поведения. Но и сама жизнь, все увеличивающиеся контакты с носителями других языковых структур, невербальные способы отражения действительности существенно влияют на языковые структуры, особенно подвижные лексические.

Поиски единого для человечества языка с единой системой существенных признаков продолжаются и в наши дни. В каждой стране есть свои неформальные объединения сторонников языка эсперанто, который, по мысли его создателя Л. Заменгофа, должен служить общению и взаимопониманию народов. Сравнение фраз на языке эсперанто с их русским переводом показывает, что основой эсперанто является мертвый латинский язык с очень значительными романо-германскими оттенками. Например: Homo eso socialus zoa - Человек - общественное существо; Kvi volo edere eus debeto laborere - Кто хочет есть, тот должен работать.

А.Н. Леонтьев показал в кн.: Леонтьев Д.А. Очерки психологии личности. -М., 1997. -с.229, что сознание человека неразрывно связано с деятельностью и представляет собой как бы преломленное через призму языковых значений отражение действительности. Критерии при выборе языковых значений могут быть весьма разнообразны: краткость или полнота, важность или дополнительность, собственный угол зрения или универсальность, частота или единичность. Как можно дать одинаковое определение слова «воздух» для химии, физики, живописи, метеорологии, медицины? Это все равно что требовать только одной карты для описания местности. Многочисленные клинические речевые патологии, различные уровни овладения языковой системой, ситуационные варианты вплоть до измененных состояний сознания, например, бредовых, галлюцинаторных, убедительно доказывают реальность множественных критериев. Но они же доказывают и реальность некоторых универсальных характеристик, которые делают возможным сам процесс взаимодействия людей и конечный эффект его - понимание. Универсальные, общечеловеческие признаки языкового знака могут быть выделены только при систематическом сравнении их в разных языках и закреплении результатов в семантических типах (с греч. Semantikos - обозначающий) или семантических множителях, т.е. элементарных смысловых единицах, использующихся для описания смысла слов. Семантические типы - это не что иное, как набор самых важных, частных и существенных признаков, которые выделяют, дифференцируют объекты и явления реального мира. Постепенно, по мере познания более тонких и разнообразных признаков, включая собственные субъективные предпочтения, происходит более глубокое и разнообразное отражение действительности. Сравните: Пушкин - великий русский поэт. Но он же поэт, убитый на дуэли Дантесом. Он же - выпускник знаменитого Царского лицея. Он же - друг Пущина и Дельвига, он же - отец четырех детей и муж первой красавицы Петербурга. Разнообразие и иерархия признаков семантического характера составляют те зоны значения знаков, которые классик русской психологии Л.С. Выготский называл объединенными двумя психическими процессами: мышлением и речью. Каждый информант - пользователь данной системы вербальных знаков выбирает те признаки, которые важны для него в конкретной ситуации. Информационная полнота, удовлетворенность взаимодействием, понимание возможны только при нахождении нужных признаков. Так, понять очень искаженные признаки, выбранные ребенком, может только его близкий взрослый, но другие участники коммуникации на это будут уже не способны. Нужен перевод на общепонятную систему знаков, т.е. систему признаков этих знаков, хотя бы самых элементарных. Все мы оказываемся в такой ситуации, когда мы пытаемся обменяться информацией с носителями других языковых систем. Чаще всего мы призываем на помощь богатую сферу невербального взаимодействия, невербальные знаки: рисуем, жестикулируем, пользуемся разнообразной мимикой, разыгрываем сцены. Иногда это помогает, если ситуация достаточно проста и предполагает какой-то выбор. Но в сложных ситуациях очень легко принять желаемое за действительное. История сохранила в памяти трагический эпизод из войны персидского царя Дария с древними скифами, когда на подступах к врагам Дарий получил от них послание, на котором были нарисованы мышь, лягушка и 7 стрел. Подумав немного, Дарий торжественно объявил своему войску о победе без боя. Он прочитал послание в свою пользу типа «Скифы отдают нам свою землю (мышь) и свою воду (лягушка) и складывают перед нами свое оружие (колчан со стрелами)». Персы шумно отпраздновали свою победу и в ту же ночь были разбиты. Оказывается, текст послания надо было понять в виде предупреждения: «Персы, если вы не способны подобно мышам схорониться в земле или подобно лягушкам надеть лягушачью кожу и ускакать в болото, вы будете поражены нашими стрелами».

Л.С. Выготский постоянно подчеркивал в кн.: Реан А. А., Розум С. И., Бордовская Н. В. Педагогика и психология. -СПб., 2000. -с.72 связь языковых (речевых) процессов с мышлением в общих зонах значения языковых знаков, а также постоянное развитие и совершенствование этих зон от ребенка к взрослому, от профессионала к непрофессионалу, от монолингва, говорящего на одном языке, до полилингвиста, свободно переключающегося от одной системы знаков на другую.

Являясь непосредственным воплощением мышления, язык вмещает в себя все познавательное богатство человека в индивидуальном и общественном аспекте и закрепляет в материальной форме его индивидуальное и общественное сознание. При таком подходе язык можно понимать как систему, в которой закодировано восприятие мира, как культуру данного народа.

Франц. CONSCIENCE LINGUISTIQUE, англ. LINGUISTIC CONSCIOUSNESS. В пределах структурной лингвистики постулат о тождестве языкового оформления сознания с самим сознанием стал общим местом уже в 1950-х гг., если не раньше. Разумеется, можно много спорить о том, насколько человек как личность адекватен своему сознанию - как свидетельствуют современные философы, психологи, лингвисты, культурологи и литературоведы, скорее всего нет. Но никто до сих пор не привел серьезных доказательств в опровержение тезиса, что наиболее доступным и информационно насыщенным способом постижения сознания другого человека является информация, которую носитель исследуемого сознания передал при помощи самого распространенного и древнего средства коммуникации - обыкновенного языка. Как заметил психолог Дж. Марсия, «если хотите что-нибудь узнать о человеке, спросите его. Может быть, он вам что-нибудь и расскажет» (Marcia:1987, с. 54). Иными словами, снова и снова возникает вопрос, терзающий теоретическое сознание XX века: действительно ли верен тезис «loquor ergo sum» - «говорю, значит, существую»?

Дальнейшей ступенью в развитии концепции языкового сознания было отождествление его уже не с устной речью, а с письменным текстом как якобы единственным возможным средством его фиксации более или менее достоверным способом. Рассматривая мир исключительно через призму сознания, как феномен письменной культуры, как порождение Гутенберговой цивилизации, постструктуралисты уподобляют самосознание личности некой сумме текстов в той массе текстов различного характера, которая, по их мнению, и составляет мир культуры. Поскольку, как не устает повторять основной теоретик постструктурализма Ж. Деррида, «ничего не существует вне текста» (Derrida: 1976, с. 158), то и любой индивид в таком случае неизбежно находится «внутри текста», т. е. в рамках определенного исторического сознания, насколько оно нам доступно в имеющихся текстах. Весь мир в конечном счете воспринимается Дерридой как бесконечный, безграничный текст, как «космическая библиотека», по определению Винсента Лейча, или как «словарь» и «энциклопедия», по характеристике Умберто Эко.

Специфика новейшей, постмодернистской трактовки языкового сознания состоит уже не столько в его текстуализации, сколько в его нарративизации, т. е. в способности человека описать себя и свой жизненный опыт в виде связного повествования, выстроенного по законам жанровой организации художественного текста. Таким образом, здесь выявляются две тесно связанные друг с другом проблемы: языкового характера личности и повествовательного модуса человеческой жизни как специфической для человеческого сознания модели оформления жизненного опыта. В данном случае эта специфичность, отстаиваемая теоретиками лингвистики, литературоведения, социологии, истории, психологии и т. д., в ходе своего обоснования приобретает все черты роковой неизбежности, наглухо замуровывающей человека в неприступном склепе словесной повествовательности наподобие гробницы пророка Мухаммеда, вынужденного вечно парить без точки опоры в тесных пределах своего узилища без права переписки с внешним миром.

Существенную роль в теоретическом обосновании текстуализации сознания и сыграл Жак Лакан, выдвинувший идею текстуализации бессознательного, которое традиционно связывалось прежде всего со сновидением. Это было очень важным моментом в оформлении нового представления о сознании человека, поскольку к тому времени уже было ясно, что своим рационально аргументированным дискурсивным полем оно не исчерпывается. Поэтому и получил такое распространение тезис Лакана, подхваченный затем постструктуралистами и постмодернистами, что сновидение структурировано как текст, более того, «сон уже есть текст».

«Сновидение подобно игре в шарады, в которой зрителям предполагается догадаться о значении слова или выражения на основе разыгрываемой немой сцены. То, что этот сон не всегда использует речь, не имеет значения, поскольку бессознательное является всего лишь одним из нескольких элементов репрезентации. Именно тот факт, что и игра, и сон действуют в условиях таксемического материала для репрезентации таких логических способов артикуляции, как каузальность, противоречие, гипотеза и т. д., и доказывает, что они являются скорее формой письма, нежели пантомимы» (Lacan:1977, с. 161).

Сама субъективность как таковая, с точки зрения Лакана, полностью реляционна, т. е. исходит исключительно из практики взаимоотношений субъектов (или, в интериоризированном состоянии, из практики соотношения представления о себе и других) и выявляется в результате действия принципа различия, посредством оппозиции «другого» по отношению ко «мне». Фактически субъективность здесь характеризуется как действие означающей системы, существующей до индивида и определяющей его культурную идентичность. Таким образом, субъект полагается лишь лингвистически, само его порождение и существование предопределяется и поддерживается речью, дискурсом. Иными словами, вне языка быть человека не может.

Языковое сознание в современной постструктуралистской интерпретации понимается как принципиально нестабильное, динамически подвижное образование, способное существенно видоизменяться в зависимости от того языкового материала, с которым оно сталкивается и который в той или иной мере обязательно принимает участие в его конституировании. Иными словами, каждый текст (при общей текстуализации мира текстом может быть и новая жизненная ситуация, прочитывая которую, индивид может счесть для себя необходимым сменить форму ролевого поведения, чтобы вписаться в другие условия - нормы существования) предлагает воспринимающему сознанию определенную речевую позицию, тем или иным образом конституирующую его воображаемую связность и целостность.

Именно из этого исходил Истхоуп, предлагая свое объяснение отличия модернистского романа от реалистического: «Роман по мере того, как он выстраивает нечто связно воспроизведенное - характер, рассказ или «то, что происходит», - обеспечивает позицию для говорящего субъекта (теперь уже читателя) как субъекта высказывания; по мере того, как он участвует в процессе конструирования - через язык, стилистические эффекты с целью создать ощущение характера, через повествование, - он порождает читателя как субъекта акта высказывания. Решающим является тот факт, что в классическом реалистическом романе, где высказывание выдвигается на первый план за счет акта высказывания, читателю предлагается позиция субъекта высказывания, в то время как позиция субъекта акта высказывания отвергается. Модернистский же текст, нацеленный на демонстрацию процесса своего собственного акта высказывания, разрушает стабильность читателя как субъекта высказывания-результата» (Easthope:1988, с. 137).

Отличное определение

Неполное определение ↓