«Война не окончена, пока не захоронен последний солдат»

Накануне очередной годовщины Победы поисковые отряды возвращаются на поля сражений, чтобы найти и захоронить всех погибших.
На несколько дней к поисковому отряду "Обелиск-Вязьма" присоединился и мой 15-летний любитель-историк.

Район окружения наших армий под Вязьмой продолжает скрывать останки тысяч безымянных бойцов ожидают погребения. До сих пор не найдены документы штабов окруженных армий, дивизий и полков, в том числе и списки личного состава. Где-то в тайниках скрыты Боевые Знамена частей, оружие и военное имущество.
Вяземская катастрофа 1941 года, когда в окружение попали 4 армии, 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк РГК сегодня остается вызовом и для историков, и для поисковиков. Наши солдаты, отчаянно сражавшиеся в окружении, сдерживали на Вяземском направлении крупные силы вражеских армий, принимая на себя силу удара, направленного на Москву. Без мужества и героизма наших солдат не было бы Победы.

По мнению военных историков, командующие фронтами приказ на отвод войск получили с большим запозданием, пока разбирались в обстановке, потеряли время. Приказ на выход из окружения генералы Лукин, Болдин и Ершаков получили уже после того, как окружение состоялось. Никаких сил для деблокады не было, окруженные войска помощи извне не получили, даже авиационной поддержки. Решение на прорыв кольца было уже запоздалым и практически без шансов на успех. Не хватало боеприпасов, ГСМ и продовольствия. Тем не менее окруженные войска сделали все от них зависящее, чтобы вырваться из окружения.
Под Вязьмой у села Богородицкое на месте прорыва из окружения установлен мемориал павшим воинам и мирным жителям. Считается, что в районе села Богородицкое полегли 19 тысяч советских воинов.
Военный историк Лев Лопуховский в своей книге "Вяземская катастрофа " приводит воспоминания участника Богородицкого прорыва окружения, ополченеца А.А. Леляичева:
«Село Богородицкое. Первый бой 1286-го полка. Дело было к вечеру. 1-й батальон (700 человек) двинулся в наступление. Часа в 2 дня вышли на опушку леса. Немцы начали стрелять, много потерь, оглушило полковника, многих ранило. От леса до деревни Орлянка часа в четыре вечера не доходя 0,5 км убило командира отделения Силуянова. Вошли в Орлянку вечером. Богородицкое поле. Жители рассказывали, что они подавали сигналы о том, что немцы ждут прорыва, но наши не видели эти сигналы. Атака была страшной. Пулеметом сразу много было убито. Дана команда: уничтожить пулемет. Все происходило в кромешной тьме. Команда — „Вперед!“ — и голос умолк (убит). Пулеметчик охотился и уничтожал поднявшихся. Пережить это страшно. Стоило мне крикнуть: „Товарищ лейтенант!“, как на голос строчил пулемет, стрелял на шорох. Пулемет замолк (пулемет немцев вел огонь с колокольни, пока не был уничтожен разведчиками капитана Казанова из 2-й сд. — Л.Л.). Стал искать живых. Погибли: Перегудов, Лануман, Родштейн, командир взвода Быстров (казах), друзья с электролампового завода Гришин Николай, Пикин Павел и человек 25 других.
<…> Доложил политруку Курбатову о гибели товарищей. Вместе с ним шли на прорыв к Богородицкому, поле усеяно трупами. Команда политрука: „Ложись!“, а затем — „Отходи!“ Раненых взять нельзя, мертвых захоронить тоже. Отошли. От села отошли оставшиеся 300 человек из 3 тысяч, среди них был политрук Курбатов. Подъехал командир полка. Отдал приказ „Вперед!“, и поехал к деревне Пекарево, там был прорыв, но командир полка Бовда попал в плен (по предположениям и слухам). Оставшиеся спустились в лощину уже в малом количестве, половина раненых, ранен и политрук Курбатов..» .
Удалось прорваться остаткам 91-й сд и нескольким сотням человек 2-й сд.
Далее Лопуховский цитирует дневник немецкого генерала фон Бока:
«Несколько раз советские минометы нанесли удар по Пекарево и району позади наших позиций. Почти до середины дня продолжался неослабевающий артиллерийский огонь противника по нашим опорным пунктам. Около 15.00 противник крупными силами продолжил наступление и атаковал силами неустановленной численности Жекулино. По приказу командира роты мы позволили противнику подойти ближе, чтобы потом внезапно и наиболее эффективно использовать даже легкое оружие. На скопление сотен транспортных средств, конных повозок, обозов и т. д. безжалостно обрушился огонь наших тяжелых орудий и танков. Чтобы отбросить назад советские войска, приблизившиеся к позициям, пришлось предпринять контратаку совместно со штурмовыми орудиями. При этом развернулись сильные ближние бои, которые были достаточно опасными, поскольку 3-й взвод остался почти без боеприпасов. Несмотря на это, удалось уничтожить большую часть войск противника и взять в плен около 150 пленных. Только так удалось удержать свою позицию.
<…> Однако русские продолжают атаковать с криками „ура!“ в направлении Дороховки (здесь наступали части 166-й сд. — Л.Л.). Наши пулеметы без перерыва стреляют по наиболее близко подошедшим подразделениям и наносят противнику тяжелейшие потери. Особенно сильно действует фланговый огонь приданного тяжелого пулеметного взвода по наступающему противнику. Казалось, что наступление противника подавлено. Но около 18.00 доложили, что противник прорвался в центре и контратака успеха не имела. Осознавая опасность, командир роты сам вернул некоторые отошедшие назад танки. Подразделения роты стреляют со всех орудий, чтобы остановить штурмующие войска. Но пришлось отойти несколько назад, чтобы прикрыть позиции тяжелого пулеметного взвода, минометной группы и противотанковых орудий. В момент крайней опасности наконец-то подошли танки и, атаковав противника, продвинулись до передовой позиции. Группами по 20-40 человек советские солдаты, спрятавшись в домах и садах, яростно отстреливаются.
Около 19-20 часов прорвавшиеся на участке 2-го взвода силы противника численностью около 80 человек попытались продвинуться в направлении Леонтьева. Но остатки 2-го взвода с четырьмя танками атакуют их и после короткого ближнего боя закрывают брешь. Спустя некоторое время, около 21.30, русские вновь атакуют. В бой вступили связисты, водители, мотоциклисты. После того как на помощь прибыло еще 3 танка, удалось восстановить позади фронт обороны. Все, что шевелилось или попадалось на глаза, уничтожалось. Боеприпасы заканчивались, когда их доставили на двух танках. 30-40 русских погибли и столько же, в большинстве тяжело раненные, взяты в плен. 80-100 русских солдат лежали перед и между нашими позициями. Многие большевики, которые еще бродили по населенному пункту, были ликвидированы в течение ночи.
Еще дважды противник с криками „ура!“ пытался атаковать слабые места наших позиций. Пришлось отойти назад до западной окраины Пекарева, чтобы дождаться подхода резервной 8-й роты. Используя огонь штурмового орудия и наших тяжелых пулеметных групп, и эти атаки удалось отразить»

Сопротивление окруженных под Вязьмой войск продолжалось с 7 до 13 октября.
Окруженные советские войска в первые дни сковали 28 фашистских дивизий, 14 из них не смогли высвободиться для дальнейшего наступления до середины октября.
Сражение в районе Вязьмы завершилось. 13 октября немцы занимались очисткой котла.
Лопуховский в своей книге "Вяземская катастрофа " приводит выдержки немецкого отчета о боевых действиях 8-го ак:
«Наступил мороз и выпал первый снег. Бесконечные потоки русских пленных шли по автостраде на запад. Полные ужаса были поля, сплошь покрытые трупами у очагов последних боев. Везде стояли массы оседланных казачьих лошадей, валялось имущество, пушки, танки»
14.10.41: «<…> Противник, окруженный войсками 4-й и 9-й армий западнее Вязьмы, полностью уничтожен. Четыре советские армии в составе 40 стрелковых и 10 танковых дивизий или полностью уничтожены, или полностью пленены.
По предварительным данным, взято в плен свыше 500 000 человек, захвачено 3000 орудий, 800 танков, много другой военной техники <…> ».

Лопуховкий пишет, что отдельные части, подразделения и просто группы советских воинов продолжали попытки вырваться из кольца в различных направлениях.
В лесах даже после зачистки, проведенной немцами, осталось много солдат и офицеров, в том числе и раненых. Местные жители оказывали помощь воинам, оказавшимся на оккупированной территории, прятали их от немцев. Как выяснилось позднее, во многих населенных пунктах удалось организовать подпольные госпитали, где работали врачи и медсестры, которые не бросили своих раненых. Население снабжало госпитали продуктами. После излечения большая часть раненых, как правило, включилась в активную партизанскую борьбу с оккупантами.
До 14 октября в лесах южнее Вязьмы продолжали вести бои остатки 24-й армии. И еще до 20 октября немцы не могли высвободить несколько своих дивизий для наступления на Москву.
"Наиболее инициативные командиры и политработники, потеряв связь с командованием, не растерялись. Они сколачивали из отдельных подразделений и частей и одиночных бойцов вполне боеспособные группы. Так, полковник Смирнов из 30-й армии сколотил группу, которая в течение двух недель дралась с противником. Установив связь со штабом 29-й армии, группа выполняла его приказы. Эта группа не уклонялась от встречи с противником, совершала смелые налеты на его колонны, громила узлы связи, вела разведку. Она вышла из окружения в составе 1870 человек. Все бойцы и командиры были вооружены, имели 14 станковых и 33 ручных пулемета, 6 120-мм минометов, 3 76-мм пушки, 19 машин и 36 повозок ."

Стученко А.Т. Завидная наша судьба. М.: Воениздат, 1964.
«Наступал рассвет. День решили пробыть в лесу — привести себя в порядок, попытаться связаться с армией генерала Ершакова. Две пешие разведпартии уходят на поиски. Организовали охранение… Приказал начальнику штаба взять на учет и оформить всех примкнувших к нам товарищей. Их уже более шестисот, причем люди продолжают прибывать и в одиночку, и группами. Они из разных родов войск, с разных должностей — от рядового до генерала… Возвратилась разведка и доложила о тяжкой судьбе армии генерала Ершакова. С разведчиками пришли несколько командиров и красноармейцев этой армии. Они рассказали о тяжелом бое, который разгорелся здесь недавно. Мы побывали на этом страшном месте. Развороченная земля усеяна трупами наших и немцев. Здесь же исковерканные повозки, орудия, машины. Раненые лошади с низко опущенными головами бродят по мертвому полю. А вокруг зловещая тишина. Уцелевшие группы бойцов и командиров уже ушли, чтобы пробиться к своим.
Во второй половине дня наблюдатели донесли, что к лесу со всех сторон движутся гитлеровцы на мотоциклах, автомашинах и в пеших боевых порядках. Было также замечено, что минометные батареи противника занимают огневые позиции. Таким образом, мы оказались еще раз окруженными… Я начал организовывать прорыв. План был прост: с наступлением темноты внезапно атаковать немцев на одном из наиболее выгодных направлений и бегом преодолеть занятую ими зону. Чтобы не растерять людей, решил пробиваться колонной, построенной по двадцать человек в ряд с интервалами в три-пять шагов между бойцами. По моему сигналу первые два ряда и все фланговые, подойдя к опушке леса, должны открыть огонь из автоматов и с криком „Ура!“ броситься вперед. Для удобства управления расположился со своими заместителями и помощниками в центре первых трех рядов.
Уже стало смеркаться, когда мы были готовы к броску.
И вдруг через громкоговорители с немецкой стороны раздались слова: „Рус! Сдавайсь! Ви ест окружены крупными немецкими частями. Вам капут. Сдавайсь!“
В первую минуту все растерялись. В такой ситуации могла возникнуть паника. Понимая это, я громко скомандовал: „Вперед, товарищи! Огонь! Ура!“ Вся масса людей, будто очнувшись, бросилась вперед, открыв шквальный автоматный огонь. Через час мы уже приводили себя в порядок на лесной поляне. Потерь почти не было. Внезапность и быстрота сделали свое дело»

Выстоять под Москвой в 1941 г. позволило мужество наших солдат, сражавшихся даже в безвыходной ситуации, которые своей кровью исправляли ошибки командования.
«<…> Благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска, дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, главные силы противника были задержаны в самые критические для нас дни. Мы выиграли драгоценное время для организации обороны на Можайской линии. Кровь и жертвы, понесенные воинами окруженной группировки, не оказались напрасными. Подвиг героически сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в общее дело защиты Москвы, еще ждет своего описания».
Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. 2-е доп. изд. М.: АПН, 1974.

Пока сын бродил в лесах с поисковиками, мы посетили мемориал на Богородицком поле и попытались найти памятник сожженым жителям деревни Пекарёво.

5 февраля 1942 г. фашисты сожгли деревню и её жителей. В огне погибло 26 человек.
Поисковиками записаны воспоминания Клавдии Михайловны Титовой, чудом оставшейся в живых.
В один из февральских вечеров партизаны пришли в деревню и устроили здесь засаду: назавтра сюда должны были приехать гитлеровцы за продуктами. Они были перебиты партизанами, которым помогали и деревенские подростки. Среди них был Сергей Ковалёв. Партизаны ушли из деревни, а на следующий день сюда нагрянули каратели. Они ворвались в дом Ковалёвых и на месте расстреляли всю семью. Всех Титовых выгнали во двор. Мать и брат Клавдии Михайловны были убиты сразу (позже в теле матери насчитали семь пулевых ран, в теле брата - одиннадцать). Клавдия Михайловна, увидев смерть близких, от ужаса уронила в снег маленькую дочку, наклонилась над ней - очередь прошла выше. Затем фашисты подожгли дома Ковалевых и Титовых. Всех остальных жителей согнали в два сарая и подожгли. Из племени выбралась лишь А.И.Лукьянова, две её девочки сгорели вместе со всеми. Сожжена была вся деревня. Лёжа в снегу, Клавдия Михайловна стала свидетельницей посредствующих потрясающих событий. Она видела, как из домов вытаскивали немощных стариков и бросали их в огонь. Семью Маякиных погнали в сарай. Малолетний Павлик сначала спрятался, затем услышав крики горящих людей бросился на голос матери. Его прошили пулями, затем бросили в пылающее пламя. Погиб председатель колхоза Исаев и его семья, семья Камшилиных, Семёновых и все остальные. Федотова Матрёна, пришедшая к Камшилиным из Вязьмы, была опознана по обгоревшей броши на груди и длинной косе, чудом уцелевшей под рухнувшей балкой. Клавдия Михайловна с дочкой на руках сумела добраться до Всеволодкина. Через несколько дней жители окрестных деревень пришли на пепелище похоронили останки погибших.

Увы, на сегодняшний день памятника не существует... Дорожный указатель - это все, что осталось...
По указателю в поле идет проселочная дорога, мы смогли проехать по ней метров 300 - 400, дальше пошли через заболоченное поле пешком. На холме на лесной опушке нашли только запущенную оградку без опознавательных знаков... Вот так вот у нас "никто не забыт" (((((((((((((

Уже вернувшись домой, перечитывая документы по Вяземской истории, наткнулась на данные, что "советские воины и добровольцы-ополченцы из Москвы, попавшие в плен в ходе операции, содержались в немецком пересыльном лагере № 184 в Вязьме. Смертность в лагере доходила до 300 человек в день". На территории лагеря было 40 рвов размером 4х100 метров, по площади равным примерно четырём футбольным полям, в которых захоронено, по разным данным, от 70 до 80 тысяч человек. “эксгумационные работы на месте захоронения узников концлагеря затруднены тем, что на местах захоронения в настоящее время находятся различные объекты народного хозяйства: частные огороды, асфальтовые дороги, машиностроительный завод и мясокомбинат ”.

Честно говоря, стало жутко от того, что мы тоже ехали по этим дорогам...

"Война не окончена... "
Для поисковиков еще много работы... И для всех нас - тоже... Мы все в неоплатном долгу перед теми, кто отдал свою жизнь за эту Победу. В долгу и перед павшими, и перед живыми... И мы должны окончить эту войну, это дело чести.
С ДНЕМ ПОБЕДЫ!


* * *

Вновь обращаю внимание на то, что в данном случае Лукин уже заслуживал расстрела перед строем армии. Как за фактический отказ от попытки вырваться из окружения, за разложение воинской дисциплины и самовольный роспуск частей, так и за неисполнение приказа Ставки о руководстве прорывом из окружения четырьмя армиями, приказа № 270 от 16 августа 1941 г. и т. д. Мне лично очень трудно понять одну вещь - неужели среди всего командного состава не нашлось ни одного более или менее приличного человека, чтобы немедленно расстрелять Лукина и всю его камарилью как настоящих предателей и изменников Родины?! Куда глядели Особый отдел, военный прокурор, военный трибунал?! Ведь на кону-то стояли жизни вверенного им целого миллиона человек, и особенно судьба столицы!

Так вот и спрашивается, не эту ли подлинную, крайне неприглядную правду об истинном происхождении трагедии Вяземского «котла» имел в виду Лукин, изрядно осмелевший после убийства Сталина, который в эйфории победы и по причине инвалидности Лукина - в плену ему ампутировали ногу - просто сжалился над ним и не поставил к стенке?! Не из-за этого ли Лукин так лихо сваливал всю вину на Конева и Буденного?! Ведь самый лучший способ сокрыть свое предательство - свалить вину за трагедию на других! Никто не спорит, что и они были виноваты, но они были виноваты за дубовое руководство боевыми действиями. А вот за то, что произошло в окружении, - за это должен был ответить лично Лукин и только у расстрельной стенки. Ведь только под Вязьмой было угроблено 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий! Немцы всего 28 дивизиями окружили 37 наших дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий! А через несколько дней тевтоны оставили всего 14 дивизий и наши 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк резерва Главнокомандования и полевые управления четырех армий безропотно, как бараны, сдались, не будучи побежденными! Более того. Кто-либо может вразумительно объяснить, а при чем тут Сталин и Ставка, если решение, выраженное в приказе Лукина, даже не было сообщено в Ставку, если на последние запросы Ставки Лукин вообще не находил нужным отвечать?!

Может быть, хватит с маниакальным фанатизмом все валить на Сталина и на Ставку?! Может быть, пора, наконец, хоть что-то спросить с наших «доблестных» генералов и маршалов военной поры?! Сколько же можно очернять Верховного Главнокомандующего, Ставку и Генштаб во главе с мудрейшим асом маршалом Шапошниковым, и выставлять их виновными по любому поводу, а чаще всего, и без повода?!

Примечания:

Halford J. MacKinder. The Round World and the Winning of the Peace. Foreign Affairs, July 1943.

Более подробно по этому вопросу см. прекрасную, великолепно аргументированную рассекреченными документами СВР, ГРУ, МИД, Фонда Сталина, Коминтерна и иными ранее абсолютно неизвестными документальными материалами книгу Юрия Тихонова «Афганская война Сталина. Битва за Центральную Азию». М., 2008.

Лопуховский Л. Вяземская катастрофа 41-го года. М., 2007, с. 557.

Мухин Ю. И. Если бы не генералы. Проблемы военного сословия. М… 2006. С. 198–204.


пакет для вакуумной упаковки.

Есть немало страниц, на которых не любили останавливать свое и читательское внимание увешанные орденами авторы "воспоминаний и размышлений". Хоть и было о чем поразмыслить, да как-то вспоминать не хотелось. Причины понятны - страницы эти страшны и позорны.

Одна из таких малознакомых историй - история про Вяземский "котел". Мало кто знает, насколько страшнее она, чем, например, битва на Волге.

Из любого учебника истории, даже советского, известно, что под Сталинградом Вермахт потерял Паулюса, состоящую из двадцати двух дивизий. Так вот, Красная Армия под Вязьмой понесла потери несколько большие. В окружение попала группировка в составе трех армий, потери составили, по самым скромным подсчетам, 380 000 человек убитыми, 600 000 военнослужащих РККА попали в плен. Количество дивизий, угодивших в Вяземский "котел" и прекративших свое существование, равно 37. Девять танковых бригад, тридцать один артиллерийский полк резерва Главного командования разгромлены полностью.

Но и это еще не все. Вяземская катастрофа имела свои последствия: уничтожение столь крупной военной группировки открыло немецким войскам прямую дорогу на Москву, которую пришлось срочно перекрывать силами ополченцев и курсантов, плохо обученных и столь же плохо вооруженных. Почти все они погибли, добавив пятизначные цифры в скорбную копилку потерь нашего народа в войне.

Бои под Вязьмой начались в октябре 1941 года. О том, что немецкий генштаб планирует крупное наступление, советское командование догадывалось, однако ожидало его между 19-й и 16-й армиями, где и были сосредоточены силы, в дальнейшем попавшие в Вяземский "котел". Это было ошибкой, удары противник нанес южнее и севернее, от городов Рославля и Духовщины, обойдя оборонительные позиции советских войск Западного фронта и окружив их. В результате такого классического охватного маневра была создана высокая концентрация войск на узких участках фронта, и немцам удалось прорвать растянутую оборону советских войск.

Маршал Г.К. Жуков, командовавший Западным фронтом с 10 октября 1941 года, в своих мемуарах представлял Вяземский "котел" как не очень значительный эпизод своей героической биографии, указывая на то, что окруженная группировка долгое время сковывала вокруг себя войска противника. Это действительно было так. Потерявшие снабжение, связь и командование советские дивизии сражались до последнего. Только продолжалось это недолго, и вскоре по дорогам запылили многотысячные колонны пленных. Судьба их не просто печальна, она страшна. В лагерях погибла от голода, холода и болезней большая часть наших солдат и офицеров, а те, кто выжил, были заклеймены позором плена и в своем большинстве после войны опять попали в лагеря, на этот раз советские.

Сражение под Вязьмой произошло семьдесят два года назад, а останки многих тысяч воинов, защитивших нашу Родину, по сей день лежат в безвестных могилах, по ним ездят автомобили, ходят люди, не знающие правды. Долгое время считалось, что лучше ее забыть.

Да, Вяземский "котел" стал позором, и не единственным за войну, но не на павших героев и не на умерших в плену он ложится. Они и в большинстве своем честно выполнили свой Те, кто не хотел говорить правду о войне и запрещал это другим, знали, чей это позор.

Нам же, живущим сегодня, нужно помнить о своих дедах и прадедах, не вернувшихся с войны.

День радости, поздравлений и, конечно, воспоминаний, которымиисторик, москвовед Юрий Николаевич Александров поделился в интервью:

«Я был взят в армию в 1939 году, когда началась война. К этому времени я уже был в университете и, собственно говоря, никаких других целей, кроме как опять вернуться за эту скамью, которую я оставил тогда, у меня не было. Я считал, что отслужу два года и вернусь. Но это было наивно, потому что 1 сентября Германия напала на Польшу. Началась Вторая мировая война.

Служил я в Монголии до 1941 года. Тогда к нам в Монголию приехал генерал-полковник, по-моему, Городовиков, по внешности напоминавший Буденного, который тоже в это время был на Западном фронте. И нас всех переориентировали на Запад. Я лично был очень рад. К тому времени я был в рядах нашей бригадной газеты, а попал я в 8-ю мотобронебригаду. Я старался в танковую часть попасть под влиянием «Трех товарищей». Это известный фильм был, и, конечно, наивный, я считал, что мое место тоже в танке.

Мы поехали на запад. Когда мы ехали, я думал, что это поближе к Москве, и все-таки год я уже отслужил. Это май 1941 года. Когда мы подъезжали к Москве, мы не приблизились, ехали каким-то боковым путем, южнее. И в это время мне попалась газета, в которой Лозовский сообщал от Информбюро, что никакой переброски войск с востока на запад нет.

Для нас это был совершенный нонсенс, поскольку мы ехали именно с востока на запад. Далее до 1941 года я был в военной части как солдат, не хотел никакого выдвижения, потому что даже младший командный состав служил три года, а не два. А я рассчитывал на два.

Последнее время я служил уже в нашей бригадной газете «За Родину». Там было три человека, я работал редактором. Так началось мое вхождение в печать. Так что у меня колоссальный опыт журналистской работы.

Жуков совещается с командирами. (wikipedia.org)

Как сложилось мое участие в Вяземском «котле»? Дело в том, что «котел» был не один, их было два. Нас выбросили из вагонов в Оше. Задача была защитить Москву, поскольку мы все-таки были кадровой частью. Причем я попал в часть, участвовавшую в Халхин-Голе под командованием Жукова, с которым я встречался как дневальный. Он пришел как раз к нам, и я докладывал ему о нашем взводе.

После того, как нас высадили в Оше, мы направились по Минскому шоссе. Здесь было много эпизодов. Были бои. Задача была оседлать шоссе, дабы не дать немцам продвинуться по направлению к Москве. Здесь я принимал участие в очень тяжелой атаке, потому что немцы укрепили подходы к шоссе и пришлось выбивать их оттуда. Причем это была первая атака. Я даже не знаю, рассказывать об этом или нет. Это вообще совершенно странно. Я потом тоже участвовал в атаках, но такой я просто не помню. Такой не было.

Почему? Прежде всего потому, что я не знал, как надо бежать, хотя представлял все-таки, что лучше так. Я бежал прямо на этот пулемет…

Нет, я не был неумехой. Просто это у меня был первый бой. И я бежал прямо к этому самому пулеметчику. А пулеметчик стрелял веерно. Я бежал в каком-то огневом треугольнике. Никакого чувства страха я тогда не испытывал. Я не пытался упасть, а просто бежал прямо — надо было снять этого пулеметчика.

Вообще, мое место было, конечно, там, на Минском шоссе. Как я вообще оттуда выбрался, не знаю. Это судьба. Это случай. Даже мы не стреляли, когда бежали. А высокая стояла рожь, трудно было бежать, путался в этой ржи, но все-таки когда мы подбежали поближе, начали стрелять, и я не знаю кто, но пулеметчика мы сняли и смогли выполнить приказ — оседлать эту дорогу. Кроме того, мы захватили в плен двух немецких офицеров, которые нагло ехали, просто как по своей родной Германии. Я такого не видел. Они как раз подъехали к тому месту, где мы уже поставили барьер на шоссе, и свернули на поле. Потом они подняли руки, и у них в машине мы нашли очень важные документы: стратегические карты, целый ряд других. Я лично не видел, не забирал их вещи. Потом пришли из Особого отдела и покончили с этими людьми.


Советские солдаты, попавшие в плен под Вязьмой. (wikipedia.org)

Это был первый «котел», из которого я вышел, точнее выплыл, поскольку надо было выбираться на другую сторону Днепра. Это, по-видимому, было недалеко от Дорогобужа, потому что когда мы туда подошли вечером (это было очень поздно), берег был почти пуст. Но было видно, что там была мясорубка. Это сразу бросалось в глаза. Был приказ каждому выбираться самостоятельно. Я волжанин сам, поэтому для меня вода — родная стихия. Я сапоги снял, взял винтовку и остальное обмундирование и переплыл через Днепр. Он там узкий, это Соловьевская переправа.

Ну, а дальше — Вязьма. Тут засосала нас эта воронка страшная. Дело в том, что мы к этому времени уже заняли другую диспозицию, и надо было выбираться из этого второго «котла», главного, основного, потому что именно в это время был приказ у немцев, которые колебались какое-то время, потому что Гитлер предполагал, что нужно основной удар, как я знаю по документам уже немецким, нанести на юг, туда, где были полезные ископаемые, а генералы Центральной группы считали, что необходимо двигаться на Москву, и это, якобы, решит всю войну. В это время мне даже дали однодневный отпуск для того, чтобы я мог поехать в Вязьму, потому что там меня ждала мать. И это было свидание, о котором без слез рассказывать сложно. Мы долгое время тогда не встречались, но это было позже.

И мы пошли с этим передовым отрядом на прорыв. Я шел сзади, в арьергарде. Впереди шли командиры, у которых были компас, карты. Они шли по определенному маршруту. Я замыкал эту колонну. И поскольку я, наверное, пять или шесть суток вообще не спал, я заснул на ходу. И когда я открыл глаза, оказалось, что я вообще один. Тогда я решил, что буду идти на восток. Ориентировался по Большой Медведице, Полярной звезде.

Шел на восток. Там довольно много сел. Я ориентировался на то, что были «звучащие» села, где были слышны звуки губной гармоники (значит, там немцы), и были «молчащие» села. Вот в одно из «молчащих» сел я и вошел.

Там была женщина с ребенком на руках. Она, увидев меня, сразу сказала: «Залезайте на печку». Я пытался хотя бы развернуть портянки: у меня сапог был пробит миной, уже начиналось обморожение, я провалился в канаву. И только я залез на печку, открылась дверь и вошли двое полицейских. Они были в черной форме, с белыми повязками и фашистским знаком.

И они меня взяли, вытащили из этой хаты и потащили дальше. Рядом была дорога, где шла длиннейшая лента пленных. Ужасно было смотреть на это. Меня впихнули туда же. Спустя несколько дней нас повели. Мы ночевали прямо на снегу. Так я попал в Рославль, где действовал пересыльный лагерь для советских военнопленных и гражданских лиц дулаг-130. То, что я там увидел, не поддается описанию.


Пленные красноармейцы. (wikipedia.org)

Но все же я бежал из этого лагеря. Потом опять попал к немцам, был в Клинцах. Опять бежал…

И все-таки мне удалось повоевать на советской стороне. Дело в том, что я видел начало войны и видел ее конец. Должен сказать, что я был еще и в штрафном батальоне. Это счастье, потому что я не попал в лагерь. Ведь за то, что ты был в немецком плену, тебя ждало… в общем, ты оказывался вообще вне закона.

Заканчивал я войну взятием Кенигсберга, был награжден медалью «За отвагу». Это самая дорогая награда, которая была у меня в годы Отечественной войны. После этого я попал в госпиталь. Оттуда нас повезли опять в Монголию. То есть я вернулся туда же, откуда все началось. Там я еще принимал участие в войне с Японией. Это был уже 1945 год».

2 октября силы группы армий «Центр» перешли в наступление на направлениях Духовщина - Вязьма и Рославль - Вязьма. В первый же день немцы прорвали оборону Красной Армии на обоих этих направлениях и вклинились на глубину до 30 километров. К вечеру немецкие танковые дивизии нанесли удар по второй линии обороны Резервного фронта. Были нанесены воздушные удары по штабу Западного фронта, что привело к утрате управления войсками.

3 октября немцы продвинулись в полосе обороны Западного фронта на 50 километров, Резервного – на 80 километров. Командование Западного фронта пыталось ликвидировать прорыв, нанеся контрудар силами созданной оперативной группы, однако он был отражен и результатов не достиг.

4 октября на рославлевском направлении немецкие танковые армии разбили соединения Резервного фронта и вышли на рубеж Ельня - Спас-Деменск - Мосальск. К вечеру противник глубоко охватил группировку Западного и Резервного фронтов с севера и с юга.

5 октября Ставка утвердила решение командующего войсками Западного фронта об отводе войск на Ржевско-Вяземский рубеж.

6 октября приказ об отходе был отдан. Однако отвести войска в обстановке непрерывных боев и хаоса утраты управления полностью не удалось.

7 октября завершилось окружение частей Западного и Резервного фронтов. В котел попали 19 стрелковых дивизий, 4 танковые бригады 19-й, 20-й, 24-й, 32-й армий. Потери убитыми и ранеными Красной Армии превысили 380 тысяч человек; в плен попало свыше 600 тыс. человек.

Окруженные войска вели ожесточенные бои до 13 октября. Часть из них 12 октября смогла вырваться из окружения и с боями вышла на Можайскую линию обороны. Героическое сопротивление наших войск сковало значительные силы противника, не дав ему продвинуться к Москве. Таким образом потери наших армий нельзя считать совершенно бессмысленными, однако Вяземский котел стал для Красной Армии одной из самых серьезных катастроф в период Великой Отечественной войны.