Волостной писарь

Изначально писцы вели дела крупных землевладельцев, царей; вели хронику при храмах и городах, переписывали различные тексты включая священные писания. Позже из профессии писца развились такие сферы деятельности как журналистика , бухгалтерия , юриспруденция .

Древний Египет [ | код ]

Полковой писарь [ | код ]

Волостной писарь [ | код ]

Писарь обязан был составлять ведомости о видах на урожай, о движении народонаселения, о числе рогатого скота и лошадей, отчеты о взыскании податей и различных платежей, доклады о поставке лошадей в войска, о проведении рекрутского набора, о призыве запасных солдат на службу, ответы на запросы по розыску различных лиц, в том числе государственных преступников, сведения о нищенстве и т. д.

В обязанности писаря входила и подготовка дел для слушания в волостном суде . Поэтому нередко от него зависели судьбы крестьян, и часто коррумпированные волостные писари использовали эту должность как источник обогащения.

См. также [ | ]

Фридрих Шетцель (1859-1919)

В деле «Приговоры сельских обществ, баллотировочный список сельских и волостных лиц» за 1912 год имеются следующие сведения о службе Ф.Ф. Шетцеля волостным писарем Екатериненштадтского волостного правления: «Волостной писарь Федор Федоров Шетцель, 53 лет, состоит в должности с 10 августа 1907 года».

Фридрих Шетцель, о котором здесь пойдет речь, был последним волостным писарем г. Екатериненштадта.

По семейному преданию, мой дед был 5-м Фридрихом рода Шетцель, начиная с Фридриха 1-го.

Приехавшего в Россию по приглашению царицы Екатерины и основавшего вместе с соотечественниками главную колонию немецкого Поволжья - г. Екатериненштадт.

На самом деле, насколько возможно об этом судить сейчас, дело было не совсем так.

Вот, что пишет Роберт Ритчер в своей книге "Семейные <дела>":

"В мои молодые годы говорила мне моя мать, что в роду Риделей велась поколенная запись истории их рода со времени переселения в Россию, что она сама её читала у своего дяди Александра Риделя (видимо, её отец не очень этим
интересовался). Она называла мне имена предков и даты, но всё прошло мимо ушей: кого в молодости интересуют подобные пустяки? Много лет спустя, когда мать была уже тяжело больна, захотел я услышать
тот давний рассказ снова. Но она вдруг призналась, что в своё время не записала то, что знала , понадеявшись на память, а потом оказалось, что она почти всё забыла. Из того, что она ещё помнила, складывалась такая картина...Земская управа пригласила деда на должность управляющего волостным земельным участком (фондом), и он исполнял эти обязанности до 1917-го года .. .."

Думаю, что мой дед также был хорошо осведомлен о своих предках. Но никаких записей не осталось.

Поэтому, сопоставляя семейное предание с данными из других источников получил я следующую картину:

Фридрих 1-й был третьим сыном Адама Шетцеля, прибывшего в Россию в 1766 году из Пфальца. По переписи 1798г. ему было 20 лет.

А Фридрихом 2-м был старший сын его брата Георга. По переписи 1798г. ему было 2 года.

А закладывал Адам Шетцель с соплеменниками не г. Екатериненштадт, к обществу которого Шетцели не принадлежали никогда, а колонию на другом, правом берегу Волги - Гуссенбах.

Фридрихом 3-м был мой прадед, родившийся в 1830-м, а Фридрихом 4-м - старший сын проживавшего вместе с ним брата Мартина. Он родился, как и мой дед, в 1859-м.

Но, видимо, несколько раньше моего деда, который, таким образом, оказался 5-м.

6-м Фридрихом был уже старший сын моего деда.

Получается, что действительно, первенцев мужского рода в этой ветви потомков Адама Шетцеля называли Фридрихами. В полном соответствии с семейным преданием.

Но, начиная с 1796 года.

И согласно переписи 1898 года, материалы которой в Гуссенбахе, к счастью сохранились, числилось в этой семье на тот момент три Фридриха Шетцеля.

Глава семейства, 1830-го года рождения, Фридрих 3-й, его сын, родившийся в 1859-м, Фридрих 5-й и внук, родившийся в 1879-м - Фридрих 6-й.

Оказался же Фридрих 5-й в Екатериненштадте потому, что нанят был екатериненштадтским обществом исполнять обязанности волостного писаря.

Название этой должности может ввести в заблуждение. Но не стоит думать, что волостной писарь занимался переписыванием бумаг. Для этого у него были помощники.

Вот что писало "Восточное Обозрение" в 1900 г.:

"Чтобы дать читателю представление о размерах писчебумажной деятельности волостного правления, мы предложим его вниманию суховатую, но поучительную

опись "книгам" и "делам" (конечно, не всем), ведение которых лежит на обязанности волостного писаря и его помощников (1 -- 4). Посемейные списки (статистика

волостн. населения); подворные списки (статистика подворного хозяйства -- инвентаря, работников, даже нахлебников...); раскладочная книга податей и
повинностей (сложнейшая финансовая статистика и рядом с ней -- финансовая политика!); для записи переходящих сумм ("волость" играет роль казначейства,

выдающего жалованье участковому врачу, фельдшерам, акушерке, субсидии административно-ссыльным...); мирских сумм (отчетность волостного

"министерства финансов"); сделок и договоров (волостное правление фигурирует в данном случае в качестве нотариальной конторы по сделкам крестьян между

собою или крестьян с лицами других сословий); решений волостного суда: а) по делам гражданским, б) по маловажным проступкам; судимости крестьян;

прихода и расхода паспортов; разгона обывательских лошадей; состояние продовольственных запасов, подохранного имущества (без призору оставшегося

после умерших без наследников, пропавших без вести, ушедших на войну..; сюда же причисляются хранящиеся в "волости" вещественные доказательства);

пригульного скота; торговых свидетельств (имеется, правда, не во всех волостях); для записи призыва молодых людей на действительную службу; ополченцев I и II разряда;
местных запасных нижних чинов (на случай призыва, перечисления в ополчение и пр.); зап. ниж. чинов, отлучившихся из пределов волости; зап. ниж. чинов,

прибывших из других волостей. ...

Итак, волостной писарь соединяет в своем лице: финансиста, статистика, агронома, инженера-путейца, архитектора, нотариуса, судебного следователя ... ”

Источник:

А согласно семейному преданию Фридрих Фридрихович (была у него такая печать на двух языках Friedrich Schetzel - Фридрих Фридрихович Шетцель) пользовался большим уважением в городе. Имел солидную библиотеку, любил играть в шахматы, собирался дать высшее образованиям дочерям. Однако, умер в 1919 году, оставив вдову с двумя маленькими детьми в нищете, поскольку накопленные в банке деньги возвращать, естественно, никто не собирался.

Из тех фотографий жителей Екатериненштадта, что мне доводилось видеть, это чуть ли не единственная корпоративная. Могу вспомнить еще только фотографию Екатериненштадтских пожарных.

У меня нет фотографии деда. Но в то время, когда была сделана эта фотография, ему было около 50-ти. Как мне представляется, он мог быть одним из этих людей.

Попечительский совет Екатериненштадтской прогимназии.

Документ времён Временного правительства.
"Удостоверяется, что настоящий снимок есть гражданин с.Екатеринограда Эдуард Иванович Эмих. 27 июля 1917г."

http://oldsaratov.ru/photo/gubernia/7862

27 июля 1917г. Ф.Шетцель - секретарь Екатериноградского волостного комитета

"Затрудняюсь сказать, что представлял собой этот первый "постреволюционный" орган управления Екатериненштадтом. Я встречал упоминание о нем только в № 1 местной газеты "Колонист", где лаконично сообщалось, что 3 марта 1917 г. в Екатериненштадте был создан общинный комитет, взявший власть в свои руки. (Kolonist (Katharinenstadt), 1917, 9. April. )

Если сравнить фотографию, сделанную в наши дни, с известной фотографией памятника Екатерине, то становится очевидным - это одно и то же здание. (Форма 5-ти окон, вертикальные декоративные украшения, обрамляющие три централньых окна, две трубы)

А это кадр из документального фильма о Екатериненштадте, сделанный сотрудниками краеведческого музея, как я понимаю:

Кадр сопровождается словами:

"Без кровопролития были заняты: волостное управление, комитет общественной безопасности..."

1 ЭФ ГАСО Ф.935,Оп.1, д.1, лист 4

После Февральской революции 1917 года в Екатериненштадте возникла организация социалистов. Она состояла из учителей и других представителей интеллигенции, а также из рабочих. Поскольку Екатеринештадт далеко опережал другие немецкие колонии Поволжья по численности этих слоёв населения, вполне закономерно, что наиболее многочисленная и влиятельная социалистическая группа сформировалась именно в этом городе. Местныe социалисты были весьма умеренными и тяготели, в основном, к меньшевикам. Газета "Колонист", издававшаяся екатсриненштадтской группой с марта 1917 г., стала в мае органом Союза немцевсоциалистов Поволжья. В ЦК этой организации по началу также доминировали екатериненштадтцы.

В городе были сформированы местные городские и волостные органы власти Временного правительства. Среди всех выделялась милиция своим несоразмерно большим штатом. Возглавил милицию некий Фишер - студент, сын торговца. Помимо существовавших органов власти Временного правительства был создан Комитет общественной безопасности, который состоял из местных богачей, помещиков и кулаков. Председателем Комитета был Ф.Ф. Шеффер** - хозяин механических мастерских.
http://elsso.ru/cont/geo/reg/ro_6.html

Волгоградсикй архив:
Линевоозерское (Гуссенбахское) сельское управление Линевоозерской волости Камышинского уезда Саратовской губернии. Лицевая домовая книга домохозяев сельского общества за 1905г.

*Филиал государственного архива Саратовской области в городе Пугачёв
Адрес: 413700, Саратовская область, город Пугачёв, улица Бубенца, дом 73/3.
Телефон: 8-845-74-2-28-14, Сомова Ольга Вячеславовна, директор
Время работы архива:
понедельник - четверг 08:00 - 17:00, перерыв 12:00 - 13:00
пятница 08:00 - 16:00, перерыв 12:00 - 13:00

**Подпись на обороте фотографии не очень похожа на "Ф.Шеффер". Хотя, первые буквы совпадают.

***ВОЛОСТНЫЕ ПРАВЛЕНИЯ САМАРСКОГО, БУГУЛЬМИНСКОГО И НИКОЛАЕВСКОГО УЕЗДОВ САМАРСКОЙ ГУБЕРНИИ (1861 - 1917) 14 фондов, 880 ед. хр., 1826, 1866-1918 гг.

В архиве Немцев Поволжья:

№ фонда	Название фонда	Даты документов		Объем ед. хр.
№ фонда	Название фонда	Нач.	Кон.	Объем ед. хр.
Ф-341	Екатериненштадтский сельский сход,	1842	1917	489
Ф-355	Екатериненштадтское волостное правление , с. Екатериненштадт Екатериненштадтской волости, Николаевского уезда, Самарской губернии.	1763	1917	919
Ф-374	Екатериненштадтский волостной суд Екатериненштадтского волостного правления, с. Екатериненштадт, Екатериненштадтской волости, Николаевского уезда, Самарской губернии.	1877	1916	109

Ф-120

Земский начальник 1 участка МВД Николаевского уезда ,

г. Николаевск, Самарской губернии.

1891

1918

195

ОГУ «Государственный исторический архив немцев Поволжья в

г. Энгельсе» сообщает, что в фонде Ф-355 Екатериненштадтское волостное правление , с. Екатериненштадт, за 1763-1916 годы, в соответствии с заголовками описи присутствуют дела, в которых могут имеются сведения о службе Ф.Ф. Шетцеля волостным писарем Екатериненштадтского волостного правления. Это сведения о сельских и волостных должностных лицах за 1908-1916 годы .

Эта база данных содержит семейные деревья, представленные пользователями Ancestry, которые указали, что их родословные могут просматриваться всеми членами Ancestry. : https://search.ancestry.de/cgi-bin/sse.dll?db=pubmembertrees&rank=1&gsfn=Georg&gsln=Sch%C3%A4tzel&gskw=

С 1893-го по 1894 год работал писарем Черевковского сельского общества, с 1 января 1895 года по 8 мая 1900 года – писарем Ляховского волостного правления, затем, вплоть до смерти, служил письмоводителем одного из учреждений Ярославля, вероятно, относившегося к органам юстиции.

Дневник А. Е. Петрова определенным образом дополняет воспоминания уроженца Ляховской волости, крестьянина И. С. Карпова (1888–1986), опубликованные С. С. Гречишкиным и Г. В. Маркеловым в журнале “Новый мир” в 1992 году.

В конце XIX – начале XX веков ведение дневника не считалось чем-то оригинальным. Тем не менее если для представителей высших сословий русского общества оно было, как правило, юношеской интеллектуальной привычкой и почти обязательным элементом бытового поведения в более зрелые годы, то в крестьянской среде, где зачастую отсутствовала даже элементарная грамотность, а человеческая личность с ее эмоциями и размышлениями довольно жестко регламентировалась традиционными поло-возрастными поведенческими моделями, публикуемый памятник – явление достаточно редкое. Его ценность состоит в том, что автором является не государственный деятель, вельможа или военачальник, а юный волостной писарь, выходец из обыкновенной крестьянской семьи, занимавший скромное место в административно-бюрократическом аппарате дореволюционной России.

Несколько слов необходимо сказать о должности волостного писаря. Писарь являлся правой рукой волостного старшины, возглавлявшего волость: несколько крупных сел или до нескольких десятков деревень с населением не более девятнадцати тысяч человек. Должность волостного старшины была выборной, его выбирали на волостном сходе сроком на три года из числа наиболее уважаемых, авторитетных и зажиточных крестьян. Нередко волостным старшиной мог быть избран и неграмотный человек. В свою очередь, писарь волостного правления назначался уездным Присутствием по крестьянским делам. Срок его нахождения на должности был не ограничен. В этих условиях опытный писарь выходил на первые роли и нередко являлся фактическим руководителем волостного правления. От него требовались глубокие знания делопроизводства и тонкостей действующего законодательства. Все это приобреталось постепенно: сначала на должности сельского писаря, затем в качестве помощника волостного. Только после такой подготовки в течение нескольких лет можно было рассчитывать на успешную работу. Существовали и определенные ограничения. После активной работы в 70-е годы XIX века на этих должностях представителей революционеров-народников (известное “хождение в народ”) в волостные писари было запрещено принимать лиц дворянского происхождения и с высшим образованием.

Объем писарских обязанностей был чрезвычайно велик. В волостное правление постоянно поступали многообразные запросы и нередко противоречащие друг другу циркуляры самых разных ведомств: Казенной палаты, земских управ, полицейских управлений, Присутствия по крестьянским делам. Писарь обязан был готовить всевозможные справки: ведомости о видах на урожай, о движении народонаселения, о числе рогатого скота и лошадей, отчеты о взыскании податей и различных платежей, доклады о поставке лошадей в войска, о проведении рекрутского набора, о призыве запасных солдат на службу, ответы на запросы по розыску различных лиц, в том числе государственных преступников, сведения о нищенстве и т. д.

В обязанности писаря входила и подготовка дел для слушания в волостном суде. Поэтому нередко от квалификации писаря зависели судьбы людей, что накладывало на него дополнительную ответственность. Часто недобросовестные и нечистые на руку люди использовали эту должность как источник достаточно быстрого обогащения. Безусловно, она требовала особых нравственных качеств: честности, дисциплинированности, понимания нужд крестьянства, готовности прийти на помощь. К счастью, судя по дневниковым записям, таковым и являлся Андрей Егорович Петров.

Помимо знакомства с профессиональной деятельностью писаря, дневник дает нам возможность почувствовать тяготы жизни в деревне, удаленной на тысячи верст от столичных и губернских центров, интимные переживания и сентиментальные порывы юной томящейся души. Интересен его внутренний мир, гамма чувств, вызываемых повседневностью и службой. С другой стороны, документ наглядно демонстрирует нравственную позицию автора, который, бесспорно, является не безмолвным мелким чиновником, а гражданином, остро реагирующим на несправедливости со стороны волостного или уездного начальства в отношении местного крестьянства.

Три основных мотива проходят красной нитью через весь дневник.

Первый – это одиночество. Оторванный от родных и друзей, оказавшийся в условиях, когда рядом нет ни единой души, понимающей и разделяющей его переживания, Петров и начинает дневник, в котором ведет постоянный диалог с невидимым собеседником. Здесь, в Ляхове, в мезонине волостного правления, только дневнику он может доверить свои мысли и чувства. Отсутствие друзей и невозможность их найти среди окружающих переживаются им наиболее остро. Единственный человек, с которым писарь может поддерживать хоть какие-то дружеские отношения – земский учитель Евтюков, посматривает на него свысока. Если что-то их иногда сближает, то это совместные возлияния.

Второй мотив – всепоглощающее стремление найти спутницу жизни, мечты о женитьбе. Заметим, не роман или мимолетная интрижка, а полновесная супружеская жизнь занимает все мысли автора. Петров отчетливо сознает свою ответственность за будущее семьи, ее содержание, воспитание детей. Его рассуждения по этому поводу содержат, наряду с определенными сомнениями, уверенность, что он справится с обязанностями главы семейства. Но осуществить мечту нелегко. На страницах дневника постепенно вырисовывается идеальный образ будущей невесты автора: “…умна, умеющая понимать книги бы по-моему. Работница, отчасти могущая сама питаться, отчасти с “городскими” манерами… не боящаяся нищеты, но не поклоняющаяся золотому тельцу, одним словом, одинаковых со мною взглядов только, и больше ничего… бесприданница – ладно, лучше еще”. Найти такую оказывается весьма сложным делом: автор ездит в Красноборск, Сольвычегодск, собирается даже в далекую Тотьму в поисках невесты, но тщетно. Неудача следует за неудачей.

Третий мотив – стремление найти достойное приложение своим силам, поиски цели и смысла жизни. Извечный вопрос русской интеллигенции “Что делать?” появляется на страницах дневника двадцать один раз: “О, Боже великий, что со мной, я терзаюсь о слове “жизнь” всеми сомнениями человека. Что думать прежде и что делать потом… нет или не нахожу в жизни цели, смысла?”

В записях Петрова отчетливо видны приметы эпохи рубежа двух столетий, его дневник включает в себя меткие психологические зарисовки, философские отступления, стихи. Но прежде всего он интересен читателю как исповедь автора, своеобразное зеркало, в котором тот внимательно разглядывает себя, иногда весьма беспощадно анализируя собственные действия и поступки.

Дневник позволяет нам, кроме всего прочего, взглянуть на жизнь и формирование мировоззрения того поколения, которое со всеми нерастраченными силами души бросилось в водовороты трех русских революций, стало носителем идей радикального переустройства общества. Автор дневника избежал этой судьбы, вероятно, исключительно из-за удаленности Ляхова и Черевкова от основных мест революционных событий, но нет сомнений, что в иных условиях и он влился бы в ряды борцов за “народное счастье”.

Уже в восемнадцать лет став сначала сельским, а затем волостным писарем, Петров тем самым сделал решительный шаг, отрывавший его от родной почвы: отойдя от традиционного жизненного пути крестьянина, он встал на новую, неизведанную доселе дорогу, которую в то время выбирали тысячи, – дорогу разночинца, пока еще полуинтеллигента, но уже зарабатывающего себе на жизнь умственным трудом. Именно в этот момент обозначилась драма всей жизни автора дневника, которую можно охарактеризовать как дуализм сознания: раздвоенность внутреннего мира, двойственность мировосприятия уже не крестьянина, но еще не вполне ощущающего себя разночинцем-интеллигентом человека, неоднозначное отношение к религии.

Любопытно, что раздвоенность внутреннего мира Петрова спровоцирована страстью к чтению. “Чтению предпочитаю все”, – отмечает он в 1895 году. Автор дневника читает И. Дмитриева, А. Пушкина, М. Лермонтова, А. Кольцова, Н. Некрасова, И. Сурикова, А. Фета, И. Тургенева, Л. Толстого. Он знаком с творчеством Сервантеса и Мольера, трудами философа-позитивиста О. Конта и естествоиспытателя Ч. Дарвина. Судя по записям, идеалом для него становится романтический герой Лермонтова. 2 мая 1895 года Петров записывает: “Иду я себе, холодный, как автомат, не обращая ни на кого внимания. Радости и горе мне нипочем, не принимаю никакого участия ни в праздниках, ни <в> торжествах, ни <в> похоронах”. Или там же: “… у меня железная воля, несокрушимая энергия…” Иногда он любуется собой со стороны, рассказывая о событиях от третьего лица и именуя себя N., как в дневниковой записи от 24 июля 1899 года, содержащей описание похорон своей сестры, когда он якобы действует быстро и решительно, высокомерно разговаривая со священником, свысока – со своими родственниками. На самом же деле автор дневника робкий и нерешительный человек, мечтающий о любви, заботливый сын и брат, отдающий практически все свое жалованье родителям, которые на эти деньги строят новый дом. Он любит комнатные цветы, играет на скрипке, переписывает стихи, пробует рисовать. Петров тонко чувствует красоту сельского пейзажа: “Как хороши показались мне стоящие суслоны хлебов, гряды овощей, гряды капусты! А эти холмы – то постепенные, то крутые с зрелым ячменем, и жница, распевающая песни!!” Поэтому читатель скорее увидит в нем Макара Девушкина из “Бедных людей” Ф. Достоевского, нежели лермонтовского Печорина. Вместе с тем пессимизм и скепсис, подчеркнутый индивидуализм и отъединенность героя дневника от окружающего мира – все это характерные черты человека эпохи декаданса, которая непосредственно предшествовала возникновению символизма, или неоромантизма, как нередко именовали его современники. Таким образом, эмоциональный строй личности Андрея Петрова в полной мере отвечает доминирующим настроениям своего времени. Это тем более любопытно, что формирование подобного психологического типа на рубеже XIX – XX веков обычно связывают с интеллектуальной элитой, прежде всего с определенным кругом поэтов и художников. Между тем дневник волостного писаря красноречиво свидетельствует о наличии, условно говоря, декадентских настроений и в иных социальных средах.

Двойственность восприятий выразилась и в том, как автор дневника смотрит на окружающий мир. Он мечтает уехать в город, в деревне для него плохо все: “В избу заглянешь: духота, грязь, ругань… Младшие… рваные, грязные…”, “Сам я деревенский, но терпеть не могу своих”. В традиционных развлечениях деревенской молодежи волостной писарь не участвует, народные песни для него “тарабарщина”. В то же время, уже живя и работая в Ярославле, Петров считает свое положение канцелярского служащего непрочным, временным, а единственным источником стабильности и прочности – крестьянское хозяйство. В письмах 1903–1904 годов брату, который остался в деревне, он пишет: “Моя надежда тоже больше на дом… Приехал новый пристав и привез своих писарей. Куда я?”; “Ты, живя, умножаешь свое богатство… Я живу – к старости силы теряются, и не могу больше работать… А Боже сохрани заболеть… Что тогда? Придется домой приехать”.

Так же обстоит дело и с отношением автора дневника к религии. С одной стороны, он подвергает сомнению необходимость религиозных убеждений (“Без веры мне ничего”), критикует деятельность местных священников. С другой, посещает церковь, подчеркивая, что обязан это делать, цитирует в своем дневнике Священное Писание, в его комнате висит икона. Он преисполнен религиозного чувства в день Алексея, человека Божьего, ругает себя за неправильное поведение во время Великого поста, с нетерпением ожидает наступления Пасхи.

Ярким подтверждением двойственности мироощущения Петрова служит и его язык. С одной стороны, это язык интеллигента, насыщенный множеством иностранных слов: элемент, резюме, суррогат, эгоизм, экспромт, солидарность, прогресс, феномен, идиллия и т. д., причем только в одном случае неправильно употребляет слово “суррогат”. С другой стороны, писарь выступает и как носитель народной речи, полной пословиц и поговорок, причем даже таких, которые отсутствуют в словаре В. И. Даля или справочнике М. И. Михельсона. Например, “И через золото меды льются” или “В мире, что в море – что-либо деется”. Всего на страницах дневника отмечено около двадцати пословиц. В рукописных сборниках стихов та же картина: со стихами русских поэтов-классиков соседствуют тексты таких народных песен, как “Камаринская” и “Возле речки, возле мосту”.

Увы, дуализм сознания не мог не привести к традиционной беде русского человека – автор все чаще и чаще отмечает: “Пьянствовал два дня…”, “Вчера опять стукнули с учителем…”, “Напился до положения пальта (sik!) и самого себя”. Все больше им недовольно как местное, так и уездное начальство. И как результат – увольнение от должности в 1900 году. Однако к чести Петрова он сумел взять себя в руки. Отправившись сначала в Архангельск, а потом в Ярославль, волостной писарь начинает новую жизнь. То, о чем он мечтал, но не мог осуществить в Ляхове, сбылось: жизнь и работа в городе, долгожданная женитьба, новые друзья. В 1904 году, приехав в деревню в отпуск, Петров торжествующе записывает в дневнике: “И вернулся победителем!” Но, к сожалению, его жизнь не становится безоблачной. Один за другим следуют удары судьбы: умирают жена, сестра и мать, болен брат. Последняя запись в дневнике относится к 1906 году. Петров полон радужных планов – он вновь собирается жениться. Казалось бы, жизнь опять обретает устойчивость. В 1907 году у него рождается дочь. Но в следующем году жизнь тридцатичетырехлетнего Андрея Егоровича неожиданно обрывается, он умирает от болезни сердца.

Так завершился круг жизни несомненно одаренного выходца из крестьянской среды, стремившегося к счастью, мечтавшего о лучшем будущем, задумывавшегося и о нашем времени: “А ведь будет же начало 2000-го года? <…> Вот бы дожить, да чтоб не терять жизни, силы, взглядов… Интересно, до чего дойдут еще люди?”

Дневник хранится в Красноборском собрании (№ 111), Древлехранилища Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН куда поступил в 1970 году от дальних родственников автора. Он представляет собой одиннадцать тетрадей (из них шесть – сшитых, пять – несшитых) и двадцать отдельных листов. Для тетрадей использована бумага со штемпелем “Фабрики наследников Сумкина № 8”, листы размером 180 x 225 мм. В некоторых тетрадях нарушена первоначальная последовательность листов, отдельные листы утрачены. При подготовке текста к публикации хронологическая последовательность записей нами восстановлена. Дневник не имеет заглавия. Записи выполнены чернилами, один лист заполнен грифельным карандашом. Почерк менялся от легко читаемого до крайне неразборчивого в зависимости от условий, в которых делались записи, эмоционального состояния автора, раскрываемой темы. В некоторых случаях А. Е. Петров допускал сокращения, опускал окончания слов, имена и фамилии заменял инициалами. При публикации текста нами восстановлены окончания слов и личных имен, раскрыто большинство инициалов. Подобное вторжение в оригинал обозначено угловыми скобками. Нечитаемые места текста обозначены пометой “нрзб.” в квадратных скобках. Там, где имеются пропуски слов, отчего фраза становится трудной для понимания, вставлены слова-связки, редко – словосочетания, позволяющие восстановить смысл текста. Они помещены в угловые скобки. Имена собственные даются в транскрипции автора.

Орфография и пунктуация приближена к современной, стилистические особенности, характеризующие речь автора, оставлены без изменений. Слова, подчеркнутые автором, обозначены нами курсивом.

Примечания:

Одноклассное училище Министерства народного просвещения – начальное образовательное учреждение с трехгодичным сроком обучения. Подобные училища создавались как образцовые, эталонные, преподавание в них поручалось наиболее подготовленным и опытным учителям. Выпускники этих учебных заведений выгодно отличались высоким уровнем знаний от своих сверстников, закончивших начальные земские училища или церковно-приходские школы. Наиболее способные из них могли рассчитывать на должности в местной или земской администрации.

Ляховская волость располагалась в верхнем течении Северной Двины, в пятнадцати верстах от Черевкова и ста двадцати верстах от уездного города Сольвычегодска. До 1893 года входила в состав Черевковской волости на правах сельского общества. В настоящее время Ляхово относится к Черевковскому сельскому округу Красноборского района Архангельской области.

См.: Карпов. И. С. По волнам житейского моря // Новый мир. 1992. № 1. С. 7–76.

Письма А. Е. Петрова родным и письмо вдовы с извещением о его смерти см. в Приложении.

Кроме дневника, в Красноборском собрании имеется ряд других документов из архива А. Е. Петрова: рукописный сборник стихов русских поэтов (№ 110), рукописный лечебник (№ 112), шесть писем А. Е. Петрова родителям и брату из Ярославля в Черевково 1902–1906 годов и письмо вдовы с известием о его смерти (1908 год) (№ 114).

"Дневник волостного писаря А. Е. Петрова" предоставлен для публикации в ХРОНОСе автором составителем Владимиром Щипиным. Ранее публиковался в журнале "Русская литература" №№ 2, 3, 2005.

Н. П. Никитина

Волостные писари в социальном пространстве псковской деревни второй половины XIX - начала XX в.1

Образ волостного писаря, как человека чуждого крестьянской среде, и в то же время, в силу своей грамотности, играющего значительную роль в крестьянском самоуправлении, нашёл отражение в ряде научных публикаций2. При этом стоит отметить, что работ, освещающих роль и место волостного писаря в социальном пространстве Псковской губернии нет, однако в Государственном архиве Псковской области имеется комплекс дел, сосредоточенный в различных фондах и позволяющий раскрыть данный вопрос.

Должность волостного писаря была учреждена в ходе реформы государственной деревни (1837-1841), известной как реформа П. Д. Киселёва. Ряд идей данной реформы, а именно организация волостного управления, нашли своё отражение в законодательных актах крестьянской реформы 1861 г. Именно в ходе преобразований в помещичьей (1861 г.), удельной (1863 г.) и государственной (1866 г.) деревне получило юридическое оформление крестьянское самоуправление - как на сельском, так и на волостном уровнях. В то же время данный орган оказался под контролем местной администрации, что позволяло современникам писать о нем как административном органе. В 1881 г. в г. Пскове вышла в свет брошюра «Волостное правление как орган земской статистики», в которой автор характеризовал волостное правление как исполнительный орган крестьянского самоуправления, указав при этом, что «по своим главным функциям оно скорее представляет орган администрации, действующей в крестьянской среде»3. В качестве доказательства автор указал на тот факт, что все свои решения в среде крестьян власть реализует через должностных лиц волостного самоу-

Никитина Наталья Павловна - кандидат исторических наук, доцент, декан исторического факультета ПсковГУ.

правления - волостного старшину и писаря. Данные лица выступают также и в качестве посредника между земством, как органом всесословного местного управления, и сельскими сходами, как органами крестьянского самоуправления. Исходя из их данных обстоятельств, социальная роль волостного старшины и волостного писаря в крестьянской среде являлась крайне высокой.

Если волостной старшина, как представитель крестьянского самоуправления, являлся выборным должностным лицом, то волостной писарь нанимался на данную должность волостным сходом, и по сути не имел права участия в принятии решения распорядительным органом волостного управления - волостным сходом. Волостному старшине как руководителю исполнительного органа власти - волостного правления было сложно разобраться во всех бюрократических тонкостях своих обязанностей, поэтому делопроизводством занимался волостной писарь. Именно он постоянно присутствовал в волостном правлении, в то время как старшина преимущественно находился дома. Волостные правления вынуждены были выполнять все распоряжения различных правительственных и общественных учреждений. Член Тихвинского уездного комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности (Новгородская губерния) С. М. Беляк отмечал, что «в волостных правлениях ведутся дела из области ведения всех Министерств за исключением Иностранных дел и Морско-го»4. Учитывая одинаковый характер управления Псковской и Новгородской губерниями, возможно предположить, что подобная ситуация была характерна и для Псковской губернии.

Волостные писари в Псковской губернии вели большое количество книг по волостному делопроизводству, в их числе: - книга мирских сборов;

Книга переходящих сумм;

Книга запасного мирского капитала;

Общая окладная книга;

Подворная книга;

Книга для записи паспортов и билетов, выдаваемых на отлучку крестьянам;

Посемейные списки;

Книга опек;

Книга приговоров сельских и селенных сходов;

Книга приговоров волостного схода;

Книга семейных разделов;

Книга сделок и договоров;

Список лиц, избранных на волостной сход;

В ряде волостей заводились и особые книги. Так, в Спасо-Клинско-Локонском волостном правлении Холмского уезда дополнительно велась книга о разрешениях на постройки. Все книги требовалось пронумеровать и прошивать и вести записи без помарок.

Посемейные списки включали в себя данные о числе работников, о лицах призывного возраста, о выбывших из семьи лицах. При ведении посемейных списков волостной писарь должен был ежегодно проверять изменения в семейном положении домохозяйств, но не всегда это делалось. Некоторые писари изменения в семейном составе фиксировали в списках карандашом, а впоследствии на основе этого составляли новый список.

Сельские и селенные приговоры составлялись собственно в волостном правлении, т. к. далеко не каждое сельское общество имело собственного писаря, кроме того по сложившейся традиции делопроизводства они велись в волостном правлении. Естественно, что приговор составлялся не сразу. В дальнейшем крестьяне, принимавшие участие в сходе, должны были его подписать, что тоже делалось не всегда. Например, при ревизии Ломовского волостного правления То-ропецкого уезда в 1891 г. вице-губернатором Н. С. Брянчаниновым отмечалось, что не все крестьяне, указанные в приговорах, его под-писали5. Возможно предположить, что приговор был составлен недавно, и не все крестьяне смогли для его подписания прийти в волостное правление. Хотя не исключен и тот факт, что крестьяне были против составлен-

ного приговора и отказывались его подписывать. При ревизиях в волостных правлениях Псковской губернии довольно часто делалось замечание о необходимости проверки лиц, имеющих право голоса на сельском сходе. В ряде мест это действительно осуществлялось на сходах и закреплялось формулировкой следующего содержания: «.. .домохозяева общества, имеющие право голоса на сходе есть лица указанные ниже сего приговора.»6, или: «.признать самостоятельными домохозяевами нашего общества в каждом домохозяйстве представителя семьи старшего члена домохозяина имеющего право участия и голоса на селенных и сельских общественных сходах, а именно.»7. В других же волостях именно писарь осуществлял проверку лиц, имеющих право голоса по окладным книгам. Иногда волостной писарь выдавал подлинный приговор сельского схода на руки, а в книге приговоров фиксировалась копия.

В обязанности писаря входило и ведение бумаг по военно-конской повинности, комплекс которых был также достаточно велик и включал в себя наряды для рассыльных, маршруты, конверты для владельцев лошадей и жребии. Всё это должно было храниться в отдельном ящике.

В Российской империи второй половины XIX - начала XX в. часть нотариальных функций в среде крестьян выполняло волостное правление. В нём велись книги договоров и сделок, которые заключались между крестьянами одной волости. За совершение сделки взимался сбор в размере 5 коп. с каждого из договаривающихся, данный сбор шёл в пользу доходной части волостного бюджета8. Представление о нотариальной деятельности волостных правлений можно составить на основе материалов ревизии со стороны земских начальников и местной администрации. Так, в 1891 г. по поручению губернатора К. И. Пащенко вице-губернатором Н. С. Брянчаниновым была проведена ревизия ряда волостных правлений. В ходе данной проверки было указано, что в некоторых волостных правлениях отсутствуют книги приговоров и сделок, а ряду правлений высказаны замечания по ведению данных книг. Например, в Пожинском волостном правлении Торопецкого уезда были отмечены сле-

дующие недостатки: «в книге сделок и приговоров большей частью имеются подписи одной стороны, заключающей договор. По объяснению старшины, это происходит потому, что некому расписываться (в околодке все неграмотные)»9. Наличие таких замечаний свидетельствовало о том, что волостные писари, не обладающие знаниями о нотариальной деятельности, неаккуратно выполняли свои функции в отношении заключения договоров и сделок. Ещё одна причина такого положения, на наш взгляд, заключается в том, что в волостном правлении фиксировались договоры и сделки, заключаемые между крестьянами одной волости, и в случае нарушения договора они обжаловались именно в волостной суд, который принимал решения, основываясь на нормах обычного права. Возможно, поэтому волостное правление и не уделяло пристального внимания соблюдению всех норм, связанных с заключением сделки. Договоры крестьян из разных волостей или между крестьянами и представителями других сословных групп фиксировались уже у нотариусов.

Волостной писарь вел и канцелярию волостного суда, т. к. тот также являлся составным элементом волостного правления. В практике волостного судопроизводства в Псковской губернии велись следующие книги: входящих и исходящих бумаг, книга для записи жалоб словесных, книга решений волостного суда, протоколы волостного суда, алфавит справок о судимых лицах, книга штрафов и взысканий10. Очень редко волостной писарь получал за ведение документооборота по волостному суду дополнительную оплату. Такой факт удалось пока выявить только по Медовскому волостному правлению Холмского уезда, где волостной писарь кроме жалования (в размере 95 руб. в год) получал от председателя волостного суда ежемесячно 2 р. 50 коп.11 Любопытно, что в данной волости председатель суда и один из судей были грамотными людьми, и могли с успехом вести документацию сами, но предпочитали поручать это волостному писарю. Для ряда волостей Островского уезда, например, Жеребцовской, было характерно наличие отдельно волостного писаря и отдельно делопроизводителя волостного суда. Причём,

если жалование волостного писаря составляло 500 руб. в год, то жалование делопроизводителя - 360 руб.12 Такая разница вполне объяснима: если писарь пребывал в здании волостного правления ежедневно и помимо своих прямых должностных обязанностей постоянно готовил ответы на запросы буквально всех ведомств, то делопроизводитель волостного суда занимался только бумагами суда. Не редкой для Псковской губернии ситуацией было совмещение волостными писарями нескольких должностей. Так, писарь Богородицкого волостного правления Великолукского уезда дворянин Александр Иванов (24 года от роду) одновременно являлся ещё и сторожем, и разъездным13. С одной стороны, это возможно объяснить и удобством для волостного правления, т. к. квартира писаря довольно часто располагалась в здании волостного правления, а, следовательно, наём писаря на условиях совмещения мог быть одним из требований со стороны нанимателя, т. е. волостного схода, фактически не чем иным как обычаем. В то же время не исключено, что сами писари в условиях недостаточно высокого жалования ходатайствовали перед сходом о разрешении такого совмещения.

Периодически со стороны местной администрации осуществлялись ревизии волостных правлений. Так с 7 февраля по 11 марта 1884 г. Порховским уездным по крестьянским делам присутствием была проведена ревизия 14 волостных правлений. Материалы ревизии позволяют составить представление о компетентности и ответственности волостных писарей. Так, писарь Межницкого волостного правления Соловьёв «не вёл книг замечаний членов уездного присутствия, и не знал результатов, предыдущей ревизии»14. В Белецком волостном правлении писарь Кокорев «особенно аккуратно относился к ведению счетов сельских старост по окладным книгам»15. Очень часто в волостном делопроизводстве обнаруживалась чрезмерная «самостоятельность»: «что не волость, то новый порядок»16.

По мнению непременного члена Пор-ховского уездного по крестьянским делам присутствия (его имя в источнике не фигурирует), дела в Кривухинском волостном

правлении «ведутся крайне неудовлетворительно». Причину сложившегося положения проверяющий увидел в некачественном составе главных лиц волостного правления - писаря и старшины. Первый отличался «болезненным состоянием здоровья», а служил в этой должности, как это ни покажется странным, капитан Лебедев. Данное военное звание соответствовало VII чину табеля о рангах и давало ему, как минимум, право на личное дворянство. Удивительно, что человек с высоким военным чином служил в качестве вольнонаёмного служащего в крестьянском самоуправлении. Чем был вызван выбор такого рода деятельности Лебедевым, остаётся пока загадкой. Другим виновником «неудовлетворительного состояния канцелярии» Кривухинского волостного правления был объявлен волостной старшина, не способный к своему делу «и даже в нравственном отношении несостоятельствующий своему назначению»17. Подробности личных характеристик данных лиц в результатах ревизии не отражались. Порховское уездное по крестьянским делам присутствие приняло решение немедленно заменить писаря Лебедева более благонадежным. Что вкладывалось в понятие благонадежности, сказать сложно: то ли политические взгляды, то ли состояние здоровья. При этом присутствие требовало от волостного правления, чтобы писарю Лебедеву задержали жалование до тех пор, пока он не исправит недостатки по делопроизвод-ству18.

Среди волостных писарей имели место и факты пьянства, «безобразия», о чём, в частности упоминается в материалах Пор-ховского уездного съезда земских начальников19. А Псковский уездный съезд земских начальников прямо отметил, что писари «.. .ни в нравственном, ни в служебном отношении не отвечают своему назначению»20.

Не была редкостью в среде волостных писарей губернии и текучка кадров. Новый писарь, вновь назначенный на должность, иногда не получал старых дел, т. к. предыдущий писарь их отказывался передавать. Например, такая ситуация сложилась в Горской волости. Писарь Артамонов, по показаниям нового писаря Лунёва, не передал ему дела, и как итог - при ревизии данного правления

были выявлены значительные недостатки по канцелярии. Однако проверяющий был не склонен доверять подобным оправданием со стороны писаря Лунева. По его мнению, именно Лунёв был виновником беспорядков в делопроизводстве, т. к. тот сменил уже третье волостное правление, «доказал свою неспособность к делу и неуживчивость»21. Справки о писаре Лунёве проверяющий наводил через пристава, и выяснил, что писарь представил в волостное правление отзывы от волостных старшин и сельских старост с предшествующих мест службы. Выяснилось, однако, что данные бумаги были составлены без их ведома и согласия. Проверяющий предложил для более тщательного контроля за деятельностью писаря перевести его в ближайшее к городу волостное правление. Однако Порховское уездное по крестьянским делам присутствие пошло дальше и приняло решение о немедленном удалении его от должности за «неспособность к делу и грубое обращение с крестьянами»22. Любопытно, что сами крестьяне на грубость писаря не жаловались. Чем завершилось «дело» писаря Лунёва, сказать сложно, т. к. окончательное решение об удалении от должности принималось волостным сходом, а приговора Горского волостного схода по этому вопросу выявить пока не удалось.

Небрежное отношение к бумагам фиксировалось и в Ручьевском волостном правлении, где были нередки случаи потери казённых пакетов23. Таким образом, халатное отношение писарей к выполнению своих обязанностей являлось не редкостью. Волостной старшина Медведовской волости Великолукского уезда, например, просил уездное по крестьянским делам присутствие назначить нового писаря, т. к. «.старый положительно не исполняет.поручения»24.

Впрочем, за различные «упущения» по службе к волостному писарю могли быть применены разнообразные меры дисциплинарного взыскания, такие же, как для должностных лиц крестьянского самоуправления. Взыскания налагались государственными служащими, осуществлявшими контроль за крестьянским самоуправлением - мировыми посредниками, а после ликвидации в 1874 г. данного института - непременны-

ми членами уездных по крестьянским делам присутствиями, а затем земскими начальниками. Так, в 1864 г. мировой посредник 3-го участка Великолукского уезда на основании решения съезда мировых посредников сделал выговор старшине и писарю Дунянской волости «за упущения их в деле по найму в рекруты крестьянина Василия Павлова крестьянином деревни Шиловых-Нил Никитою Васильевым»25. В чём именно заключалось упущение, архивные документы не разъясняют, но возможно предположить, что это были какие-то неправомерные действия в отношении замены одного рекрута другим. Жалобы на это в условиях рекрутского набора поступали на рассмотрение съезда мировых посредников регулярно, а жалобщики нередко обвиняли волостного писаря и волостного старшину в нарушении очерёдности рекрутского призыва. С введением в 1874 г. всеобщей воинской повинности такие жалобы в отношении этих должностных лиц прекратились.

Объём делопроизводства по линии волостного правления постоянно увеличивался. К концу XIX - началу XX вв. в волостных правлениях Псковской губернии фиксируется уже наличие писаря и нескольких писцов. Например, в Остенском волостном правлении Псковского уезда в 1890-х гг. имелся один писарь и два писца, а уже в 1904 г. волостной старшина обратился к сходу с просьбой о найме уже 4-х писцов, - из-за увеличения делопроизводства по волостному правлению26. Земский начальник 2-го участка Островского уезда указывал на то, что при каждом волостном правлении имеется по три помощника писаря27. Таким образом, можно говорить об оформлении целой канцелярии при волостном правлении и возрастании роли писаря в крестьянской среде. Данный факт косвенно подтверждается и размером жалования волостного писаря, которое нередко превышало жалование волостного старшины.

Так, в Гласковском (иногда встречается написание Глазковском) волостном правлении Порховского уезда в 1880 г. жалование волостного старшины составляло 144 руб. в год, а волостного писаря - 180 руб.28 Ещё большей была разница в жаловании волост-

ного старшины и писаря в Михайловской волости Великолукского уезда, где в 1891 г. старшина получал 137 руб., а писарь - 220 руб. Размер жалования волостного писаря в Торопецком уезде доходил до 300 руб.29 В Воронецкой волости Опочецкого уезда волостной старшина получал 240 руб., волостной писарь 480 руб., а помощник волостного писаря - 240. Правда, здесь необходимо сделать небольшое уточнение. Иногда в жалование писаря входили затраты на канцелярские нужды и даже освещение. Например, такая ситуация имела место в Платиченском волостном правлении Холмского уезда, где жалование волостного писаря было ниже жалования волостного старшины: старшина получал 175 руб.20 коп. (сюда входили затраты и на лошадь, для поездок по делам волости), а волостной писарь - 130 руб. 44 коп. (с канцелярскими расходами и освещени-ем)30. Самая значительная разница в жаловании волостного писаря и старшины была в Псковском уезде, где писарь получал от 740 до 850 руб., а старшина от 180 до 400 руб. Но при этом с этих денег волостной писарь содержал своих помощников31. В Порховском уезде волостные сходы отпускали писарям по 60 руб. на наём помощников32. Такая ситуация позволяла волостному писарю действовать довольно гибко и при большом трудолюбии самому получать большую часть денег. В то же время такое положение дел устраивало и волостной сход, который выделял сумму под ответственность одного человека и под одну статью расхода. В конце XIX в. в Псковской губернии государственными служащими активно проводились ревизии волостных бюджетов, в ходе которых пристальное внимание уделялось расходованию мирских капиталов в соответствии с утверждённой сходом сметой.

Помимо жалования волостные писари обычно пользовались бесплатно служебной квартирой с отоплением, на помощников их такая коммунальная льгота не распространялась. Однако, по мнению Торопецкого уездного съезда, включение в жалование волостного писаря расходов на канцелярию и освещение «уменьшает получаемое ими жалование, совершенно не обеспечивающее их существование»33. По мнению земского на-

чальника 3-го участка Островского уезда, небольшой размер жалования волостного писаря не позволяет «.. .нанять или назначить лиц отвечающих хотя бы некоторым главным качествам порядочного волостного писаря, т. е. лица могущего не только писать, но и вести все сложное делопроизводство волостного правления»34. По мнению Порховского уездного съезда, значительно больший размер жалования волостного писаря по сравнению с жалованием старшины, ставил последнего «.в неловкое положение и роняло отчасти их значение перед крестьянами, привыкшими видеть в волостном писаре хозяина в кон-торе»35. В большинстве волостей Опочецкого и Новоржевского уездов волостному писарю помимо квартиры с освещением и отоплением предоставлялся и огород. Квартира волостного писаря нередко располагалась в здании волостного правления. В Жадрицкой волости Опочецкого уезда писарю помимо квартиры и огорода выделялось 15 четвертей хлеба. В Торопецком уезде земские начальники отмечали, что «.волостные сходы упорно отказываются увеличивать содержание лиц, служащих по крестьянскому управ-лению»36.

В 1892 г. Псковское губернское присутствие озаботилось вопросом об определении минимального размера жалования для волостных писарей, для чего попыталось выявить мнение по данному вопросу со стороны уездных съездов. Торопецкий уездный съезд предложил определять размер жалования должностным лицам крестьянского самоуправления в зависимости от количества надельных душ, входящих в состав общества. Само понятие «надельная душа» официально в документообороте не фигурировало, при сборе данных о денежных сборах или землепользовании использовалось понятие «ревизская душа», хотя последняя ревизия была проведена в 1858 г. По всей видимости, под надельной душой понималось количество лиц, на которых был осуществлён передел надельной земли. Минимальная сумма мирского сбора на содержание должностных лиц волостного правления, по мнению Торопецкого уездного съезда, должна была составлять 10 коп. с надельной души. Такая сумма позволила бы привлечь для работы

на должность волостного писаря достойных лиц37. Исходя из этого, возможно предположить, что должность волостного писаря не являлась верхом мечтаний для образованных людей и не была престижной. Так, Опочец-кий уездный съезд указывал, что на должность писаря шли в основном лица, не имеющие имущества, и единственным средством к обеспечению их существования являлось жалование. Кроме того, выполнение обязанностей волостного писаря требовало определённой подготовки, исходя из чего Опо-чецкий уездный съезд предлагал установить следующую вилку жалования для волостного писаря - от 360 до 600 руб., в зависимости от количества душ в волости38. Опочецкий уездный съезд, высказываясь за определение минимального жалования для должностных лиц крестьянского самоуправления, отмечал, что это позволило бы «устранить произвол схода в этом отношении, производящих известное давление на независимость действий этих должностных лиц»39. В материалах Опочецкого, Псковского, Великолукского, Островского уездных съездов упоминаются и должности помощника писаря, размер жалования которых предлагалось установить в два раза меньше жалования писаря.

Помимо этого присутствие предложило к обсуждению и вопрос о порядке назначения волостных писарей, предложив это осуществлять не волостным сходам, а земским начальникам40. Торопецкий, Опочецкий, Новоржевский, Псковский, Островский уездные съезды, т. е. большинство съездов губернии, высказались в поддержку данной инициативы присутствия. В Порховском уезде к этому времени уже сложилась практика назначения волостных писарей земскими начальниками. По мнению Порховского уездного съезда, это предоставляло возможность для подбора более качественного состава писарей, а кроме того, подобная практика способствовала тому, что писари дорожили своим местом и боялись его лишиться: остальные земские начальники будут знать о причинах увольнения от должности писаря и не предоставят ему должности в волостях своего участка.

О сроках службы волостных писарей говорить сложно, но все же отдельные примеры имеются. Так, писарь Коновов служил

в Платиченском волостном правлении более двух лет, писарь Чистов в Хворостьевском волостном правлении - более 2,5 лет, в Пожинском волостном правлении Холмско-го уезда писарь состоял на службе 9 лет, но как отмечалось в материалах ревизии, «имел плохой подчерк и небрежно вёл дела»41.

Роль волостного писаря в структуре крестьянского самоуправления была крайне велика. Так, земский начальник 3-го участка Островского уезда отмечал, что «при неграмотности большинства крестьянского населения и выборных должностных лиц успешность делопроизводства и аккуратность денежных отношений всецело зависит от личных качеств волостного писаря»42.

Писарь был важной фигурой в крестьянском волостном правлении, поскольку не только занимался составлением всех необходимых для крестьян документов, но и толковал законы.

Образ писаря в глазах крестьян был очень неприглядным, его часто обвиняли во взяточничестве. Например, волнение крестьян в Святых горах Опочецкого уезда в 1903 г. было вызвано тем, что волостной писарь, по их мнению, неверно составил приговор о раздаче хлеба. Пришедшие в волостное правление крестьяне Корневского общества требовали выдать им писаря, провести учёт

мирских волостных средств и переизбрать волостного старшину. При расследовании данного инцидента выяснилось, что здесь не обошлось и без подкупа крестьян: претендовавший на место волостного старшины Ларионов обещал крестьянам в случае избрания выдать 50 руб.

Писарь был для крестьян чужим человеком - «не из их среды». Для изменения такого положения земские деятели предлагали готовить кадры писарей из самих крестьян, обучая специально этому делу мальчиков из сельских школ, и они же отмечали, что волостные писари находятся под сильным влиянием полицейского ведомства.

Таким образом, волостной писарь занимал очень своеобразную статусную позицию в псковской деревне второй половины XIX - начала XX вв. Не будучи членом крестьянского общества, он в то же время, являясь одним из главных лиц волостного правления, обладал довольно высоким социальным статусом в деревне, как представитель власти. При этом стоит указать и на его низкую социальную позицию в отношении государственных чиновников, осуществлявших контроль за крестьянским самоуправлением. Волостной писарь, на наш взгляд, оказался фигурой чуждой как для крестьянства, так и для местных чиновников.

Примечания

Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, грант № 14-11-60001 «Социальное пространство псковской деревни в условиях модернизации».

Якимова И. А. Волостные писари в системе местного самоуправления на Алтае во второй половине XIX в. // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири: четвёртые научные чтения памяти проф. А. П. Бородавкина. Барнаул, 2003. С. 197-201; Безгин В. Б. Сельское общественное управление и его представители в оценке русских крестьян (вторая половина XIX - начало XX века) // МБ: Вопросы права и политики. 2013. № 2. [Электронный ресурс] // Ьйр://е-по1аЬепе. ш/1г/агис1е_514.Ы:т1 (дата доступа 22.05.2014).

Волостное правление как орган земской статистики. Псков, 1881. С. 1.

Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. XXV. Новгородская губерния. СПб., 1903. С. 384. ГАПО. Ф. 78. Оп. 1. Д. 69. Л. 39. ГАПО. Ф. 297. Оп. 1. Д. 81. Л. 21. Там же. Л. 45.

ГАПО. Ф. 297. Оп. 1. Д. 73. Л. 8 об. ГАПО. Ф. 78. Оп. 1. Д. 69. Л. 47 об. ГАПО. Ф. 78. Оп. 1. Д. 69 (1891). Л. 39 об. Там же. Л. 62 об.

ГАПО. Ф. 78. Оп. 1. Д. 150 (1892). Л. 40.

ГАПО. Ф. 297. Оп. 1. Д. 30. Л.43.

ГАПО. Ф. 202. Оп. 3. Д.9 Л. 1.

ГАПО. Ф. 202. Оп. 3. Д. 9 Л. 1; Ф. 202. Оп. 3. Д. 9 Л. 1.

ГАПО. Ф. 78. Оп. 1. Д. 69 (1891). Л. 118.

ГАПО. Ф. 202. Оп. 3. Д.9 Л. 2.

Там же. Л. 5 об.

ГАПО. Ф. 78. Оп. 1. Д. 150 (1892). Л. 18. Там же. Л. 21.

ГАПО. Ф. 202. Оп. 3. Д.9 Л. 3 об.

Там же. Л. 6 об. Там же. Л. 4.

ГАПО. Ф. 649. Оп. 1. Д. 6. Л. 77.