Событие, рассказ о котором ниже сего предлагается вниманию читателей, трогательно и ужасно по своему значению для главного героического лица пьесы, а развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России.
Это составляет отчасти придворный, отчасти исторический анекдот, недурно характеризующий нравы и направление очень любопытной, но крайне бедно отмеченной эпохи тридцатых годов совершающегося девятнадцатого столетия.
Вымысла в наступающем рассказе нет нисколько.
Глава вторая
Зимою, около Крещения, в 1839 году в Петербурге была сильная оттепель. Так размокропогодило, что совсем как будто весне быть: снег таял, с крыш падали днем капели, а лед на реках посинел и взялся водой. На Неве перед самым Зимним дворцом стояли глубокие полыньи. Ветер дул теплый, западный, но очень сильный: со взморья нагоняло воду, и стреляли пушки.
Караул во дворце занимала рота Измайловского полка, которою командовал блестяще образованный и очень хорошо поставленный в обществе молодой офицер, Николай Иванович Миллер (впоследствии полный генерал и директор лицея). Это был человек с так называемым «гуманным» направлением, которое за ним было давно замечено и немножко вредило ему по службе во внимании высшего начальства.
На самом же деле Миллер был офицер исправный и надежный, а дворцовый караул в тогдашнее время и не представлял ничего опасного. Пора была самая тихая и безмятежная. От дворцового караула не требовалось ничего, кроме точного стояния на постах, а между тем как раз тут, на караульной очереди капитана Миллера при дворце, произошел весьма чрезвычайный и тревожный случай, о котором теперь едва вспоминают немногие из доживающих свой век тогдашних современников.
Глава третья
Сначала в карауле все шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке. Государь Николай Павлович был здоров, ездил вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая спокойная ночь. В кордегардии тишина. Капитан Миллер приколол булавками свой белый носовой платок к высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского кресла и сел коротать время за книгой.
Н. И. Миллер всегда был страстный читатель, и потому он не скучал, а читал и не замечал, как уплывала ночь; но вдруг, в исходе второго часа ночи, его встревожило ужасное беспокойство: пред ним является разводный унтер-офицер и, весь бледный, объятый страхом, лепечет скороговоркой:
– Беда, ваше благородие, беда!
– Что такое?!
– Страшное несчастие постигло!
Н. И. Миллер вскочил в неописанной тревоге и едва мог толком дознаться, в чем именно заключались «беда» и «страшное несчастие».
Глава четвертая
Дело заключалось в следующем: часовой, солдат Измайловского полка, по фамилии Постников, стоя на часах снаружи у нынешнего Иорданского подъезда, услыхал, что в полынье, которою против этого места покрылась Нева, заливается человек и отчаянно молит о помощи.
Солдат Постников, из дворовых господских людей, был человек очень нервный и очень чувствительный. Он долго слушал отдаленные крики и стоны утопающего и приходил от них в оцепенение. В ужасе он оглядывался туда и сюда на все видимое ему пространство набережной и ни здесь, ни на Неве, как назло, не усматривал ни одной живой души.
Подать помощь утопающему никто не может, и он непременно зальется…
А между тем тонущий ужасно долго и упорно борется.
Уж одно бы ему, кажется, – не тратя сил, спускаться на дно, так ведь нет! Его изнеможденные стоны и призывные крики то оборвутся и замолкнут, то опять начинают раздаваться, и притом все ближе и ближе к дворцовой набережной. Видно, что человек еще не потерялся и держит путь верно, прямо на свет фонарей, но только он, разумеется, все-таки не спасется, потому что именно тут на этом пути он попадет в иорданскую прорубь. Там ему нырок под лед и конец… Вот и опять стих, а через минуту снова полощется и стонет: «Спасите, спасите!» И теперь уже так близко, что даже слышны всплески воды, как он полощется…
Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычайно легко. Если теперь сбежать на лед, то тонущий непременно тут же и есть. Бросить ему веревку, или протянуть шестик, или подать ружье, и он спасен. Он так близко, что может схватиться рукою и выскочить. Но Постников помнит и службу и присягу; он знает, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.
С другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное: так и ноет, так и стучит, так и замирает… Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, – так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей… Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. «Иль сбежать, а?.. Не увидят?.. Ах, господи, один бы конец! Опять стонет…»
За один получас, пока это длилось, солдат Постников совсем истерзался сердцем и стал ощущать «сомнения рассудка». А солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично понимал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которою сейчас же последует военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть даже и «расстрел»; но со стороны вздувшейся реки опять наплывают все ближе и ближе стоны, и уже слышно бурканье и отчаянное барахтанье.
Владыко — епископ, которому подполковник Свиньин рассказывает историю спасения утопающего часовым Постниковым. Владыко оправдывает наказание Постникова Свиньиным и лицемерно обнаруживает торжество высшей божественной справедливости, проявление провидения в отвратительной истории с Постниковым. Владыков в рассказе «Человек на часах» воплощает официозное начало в православии эпохи Николая I, освящая мерзкие действия власть имущих. Владыко — реальное историческое лицо, митрополит Московский Филарет (Дроздов), отрицательное отношение к которому высказано еще в нескольких произведениях Лескова.
Кокошкин — петербургский обер-полицмейстер; выступает как спаситель и благодетель подполковника Свиньина и его подчиненного капитана Миллера, парадоксально совмещая роль милосердного благодетеля и неправедного сановника. Желая уберечь от неприятностей Свиньина и Миллера, Кокошкин награждает за спасение утопающего не подлинного спасителя Постникова, а офицера. Кокошкин — реальное историческое лицо.
Миллер Николай Иванович — капитан Измайловского полка, ротный командир рядового Постникова, рассказывающий его историю. Гуманный Миллер противопоставлен службисту Свиньину, лишенному сострадания к несчастному Постникову. Доброта Миллера из рассказа «Человек на часах» бессильна против жестокого, железного следования букве воинского устава. Миллер — реальное лицо, знакомый Лескова, от которого писатель узнал рассказанную в «Человеке на часах» историю.
Офицер — офицер инвалидной команды, охраняющей царский дворец; свидетель спасения утопающего часовым Постниковым, он выступает в функции ложного спасителя, ложного героя. Офицер приписывает себе спасение утопающего, надеясь получить награду; однако сбивчивость рассказа вызывает недоверие у полиции. Желание подполковника Свиньина избежать недовольства государя за воинский проступок Постникова (покинувшего ради спасения человека свой пост возле царского дворца) и стремление обер-полицмейстера Кокошкина угодить государю, отличив военного, служащего в охране дворца, приводят к награждению Офицера.
Постников — рядовой Измайловского полка; после долгих колебаний между соблюдением устава и человеческим долгом спасает от смерти утопающего, покидая свой пост возле царского дворца. Выступает в парадоксальной роли военного преступника и героя одновременно. Вместо награды за спасение человека, которую получает офицер, Постников, чудом избегший жесточайшего наказания шпицрутенами, приговаривается подполковником Свиньиным к двумстам ударам розгами. История этого героя рассказа «Человек на часах» свидетельствует о жестокости и абсурдности армейских порядков в эпоху Николая I, основанных на беспрекословном исполнении всех положений воинского устава в любых ситуациях. Абсурдность ситуации усугубляется благодаря уверенности Постникова в справедливости наказания и радости, что экзекуция оказалась не столь жестокой.
Свиньин — подполковник Измайловского полка, батальонный командир, в подчинении у которого состоит Постников. Этот герой рассказа «Человек на часах» представлен в противоречивой роли одновременно спасителя и палача Постникова: желая избежать неприятностей, он скрывает проступок-подвиг Постникова, но лично отдает приказ о его наказании. Свиньин — истовый службист, в котором верность предписаниям устава подавляет доброту и сострадание.
Эта история могла случиться только в России, так как истории с такими необычными и порой абсурдными финалами случаются обыкновенно только здесь. Рассказанная история напоминает анекдот, но вымысла в ней нет вовсе.
Глава вторая
В 1839 году зима выдалась теплая. В районе крещения уже вовсю звенела капель, и, казалось, что наступила весна.
В то время караул во дворце держал Измайловский полк, которым командовал Николай Иванович Миллер – это был человек надежный, хоть и гуманный по своим взглядам.
Глава третья
В карауле все было спокойно – государь не болел, а караульные исправно выполняли свои обязанности.
Миллер никогда не скучал в карауле – он любил читать книги и всю ночь проводил за чтением.
Однажды к нему прибежал перепуганный караульный и сказал, что случилась беда.
Глава четвертая
Солдат Постников, который в то время стоял в карауле около часов услышал крики утопающего. Сначала он долго боялся покидать свой пост, но затем все же решился и вытащил утопающего.
Глава пятая
Постников вывел утопающего на набережную и сам поспешно вернулся на свой пост.
Другой офицер воспользовался этим случаем – он приписал спасение утопающего себе, так как за это его должны были наградить медалью.
Глава шестая
Постников во всем признался Миллеру.
Миллер рассудил так: раз в Адмиралтейскую часть утопающего отвез на своих санях инвалидный офицер, то, значит, о происшествии станет быстро всем известно.
Миллер стал действовать быстро – он сообщил подполковнику Свиньину о случившемся.
Глава седьмая
Свиньин был очень требовательным человеком в плане дисциплины и дисциплинарных нарушений.
Он не отличался гуманностью, но и не был деспотом. Свиньин всегда действовал по уставу, так как хотел достичь высот в своей карьере.
Глава восьмая
Свиньин приехал и опросил Постникова. Затем он упрекнул Миллера в его гуманности, отправил Постникова в карцер и стал искать выход из сложившейся ситуации.
Глава девятая
В пять утра Свиньин решился поехать лично к полицмейстеру Кокошкину и посоветоваться с ним.
Глава десятая
Кокошкин в это время еще спал. Слуга его разбудил. Выслушав Свиньина, Кокошкин отправил за инвалидным офицером, утопленником и за приставом Адмиралтейской части.
Глава одиннадцатая
Когда все собрались, утопающий рассказал, что он хотел сократить путь, но сбился и попал в воду, было темно и он не рассмотрел своего спасителя, скорее всего это был инвалидный офицер. Свиньин был поражен рассказом.
Глава двенадцатая
Инвалидный офицер подтвердил рассказ. Кокошкин еще раз переговорил со Свиньиным и отправил его восвояси.
Глава тринадцатая
Свиньин рассказал Миллеру, что Кокошкин сумел все уладить и теперь пора выпустить Постникова из карцера и наказать его розгами.
Глава четырнадцатая
Миллер попытался убедить Свиньина не наказывать Постникова, но Свиньин не согласился. Когда рота была построена, Постникова вывели и высекли розгами.
Глава пятнадцатая
Свиньин потом лично навестил в лазарете Постникова, чтобы убедиться в том, что наказание выполнено добросовестно.
Глава шестнадцатая
Рассказ о Постникове стал быстро распространятся, затем к нему присоседились и сплетни об инвалидном офицере.
Глава первая
Событие, рассказ о котором ниже сего предлагается вниманию читателей, трогательно и ужасно по своему значению для главного героического лица пьесы, а развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России.
Это составляет отчасти придворный, отчасти исторический анекдот, недурно характеризующий нравы и направление очень любопытной, но крайне бедно отмеченной эпохи тридцатых годов совершающегося девятнадцатого столетия.
Вымысла в наступающем рассказе нет нисколько.
Глава вторая
Зимою, около Крещения, в 1839 году в Петербурге была сильная оттепель. Так размокропогодило, что совсем как будто весне быть: снег таял, с крыш падали днем капели, а лед на реках посинел и взялся водой. На Неве перед самым Зимним дворцом стояли глубокие полыньи. Ветер дул теплый, западный, но очень сильный: со взморья нагоняло воду, и стреляли пушки.
Караул во дворце занимала рота Измайловского полка, которою командовал блестяще образованный и очень хорошо поставленный в обществе молодой офицер, Николай Иванович Миллер (впоследствии полный генерал и директор лицея). Это был человек с так называемым «гуманным» направлением, которое за ним было давно замечено и немножко вредило ему по службе во внимании высшего начальства.
На самом же деле Миллер был офицер исправный и надежный, а дворцовый караул в тогдашнее время и не представлял ничего опасного. Пора была самая тихая и безмятежная. От дворцового караула не требовалось ничего, кроме точного стояния на постах, а между тем как раз тут, на караульной очереди капитана Миллера при дворце, произошел весьма чрезвычайный и тревожный случай, о котором теперь едва вспоминают немногие из доживающих свой век тогдашних современников.
Глава третья
Сначала в карауле все шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке. Государь Николай Павлович был здоров, ездил вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая спокойная ночь. В кордегардии тишина. Капитан Миллер приколол булавками свой белый носовой платок к высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского кресла и сел коротать время за книгой.
Н. И. Миллер всегда был страстный читатель, и потому он не скучал, а читал и не замечал, как уплывала ночь; но вдруг, в исходе второго часа ночи, его встревожило ужасное беспокойство: пред ним является разводный унтер-офицер и, весь бледный, объятый страхом, лепечет скороговоркой:
– Беда, ваше благородие, беда!
– Что такое?!
– Страшное несчастие постигло!
Н. И. Миллер вскочил в неописанной тревоге и едва мог толком дознаться, в чем именно заключались «беда» и «страшное несчастие».
Глава четвертая
Дело заключалось в следующем: часовой, солдат Измайловского полка, по фамилии Постников, стоя на часах снаружи у нынешнего Иорданского подъезда, услыхал, что в полынье, которою против этого места покрылась Нева, заливается человек и отчаянно молит о помощи.
Солдат Постников, из дворовых господских людей, был человек очень нервный и очень чувствительный. Он долго слушал отдаленные крики и стоны утопающего и приходил от них в оцепенение. В ужасе он оглядывался туда и сюда на все видимое ему пространство набережной и ни здесь, ни на Неве, как назло, не усматривал ни одной живой души.
Подать помощь утопающему никто не может, и он непременно зальется…
А между тем тонущий ужасно долго и упорно борется.
Уж одно бы ему, кажется, – не тратя сил, спускаться на дно, так ведь нет! Его изнеможденные стоны и призывные крики то оборвутся и замолкнут, то опять начинают раздаваться, и притом все ближе и ближе к дворцовой набережной. Видно, что человек еще не потерялся и держит путь верно, прямо на свет фонарей, но только он, разумеется, все-таки не спасется, потому что именно тут на этом пути он попадет в иорданскую прорубь. Там ему нырок под лед и конец… Вот и опять стих, а через минуту снова полощется и стонет: «Спасите, спасите!» И теперь уже так близко, что даже слышны всплески воды, как он полощется…
Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычайно легко. Если теперь сбежать на лед, то тонущий непременно тут же и есть. Бросить ему веревку, или протянуть шестик, или подать ружье, и он спасен. Он так близко, что может схватиться рукою и выскочить. Но Постников помнит и службу и присягу; он знает, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.
С другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное: так и ноет, так и стучит, так и замирает… Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, – так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей… Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. «Иль сбежать, а?.. Не увидят?.. Ах, господи, один бы конец! Опять стонет…»
За один получас, пока это длилось, солдат Постников совсем истерзался сердцем и стал ощущать «сомнения рассудка». А солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично понимал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которою сейчас же последует военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть даже и «расстрел»; но со стороны вздувшейся реки опять наплывают все ближе и ближе стоны, и уже слышно бурканье и отчаянное барахтанье.
– Т-о-о-ну!.. Спасите, тону!
Тут вот сейчас и есть иорданская прорубь… Конец!
Постников еще раз-два оглянулся во все стороны. Нигде ни души нет, только фонари трясутся от ветра и мерцают, да по ветру, прерываясь, долетает этот крик… может быть, последний крик…
Вот еще всплеск, еще однозвучный вопль, и в воде забулькотало.
Часовой не выдержал и покинул свой пост.
Николай Семёнович Лесков
«Человек на часах»
Зима в Петербурге 1839 года была с сильными оттепелями. Часовой Постников, солдат Измайловского полка, стоял на посту. Он услышал, что в полынью попал человек и взывает о помощи. Солдат долго не решался оставить свой пост, ведь это было страшным нарушением Устава и почти преступлением. Солдат долго мучился, но в конце концов решился и вытащил тонувшего. Тут мимо проезжали сани, в которых сидел офицер. Офицер стал разбираться, а тем временем Постников быстро вернулся на свой пост. Офицер же, поняв что произошло, доставил спасённого в караульню. Офицер доложил, что он спас утопающего. Спасённый ничего сказать не мог, так как от пережитого потерял память, да толком и не разобрал, кто его спасал. Дело было доложено подполковнику Свиньину, усердному служаке.
Свиньин посчитал себя обязанным доложить обер-полицмейстеру Кокошкину. Дело приобрело широкую огласку.
Офицер, выдавший себя за спасателя, был награждён медалью «за спасение погибавших». Рядового Постникова было приказано высечь перед строем двумя сотнями розог. Наказанного Постникова на той же шинели, на которой его секли, перенесли в полковой лазарет. Подполковник Свиньин приказал дать наказанному фунт сахару и четверть фунта чаю.
Постников ответил: «Много доволен, благодарю за отеческую милость». Он и на самом деле был доволен, сидя три дня в карцере, он ожидал гораздо худшего, что мог ему присудить военный суд.
Зимой 1839 года в Петербурге случились частые и долгие оттепели. На своем посту возле расположения воинской части находился часовой его Величества Измайловского полка рядовой Постников. Вдруг часовой услышал, доносящиеся с реки крики о помощи попавшего в полынью и тонущего человека. Оставление поста считается в армии грубейшим нарушением воинского Устава и влечет за собой серьезное наказание, как за совершенное преступление. Поэтому часовой Постников долго подвергался терзающим его душу сомнениям, решив, наконец, спасти утопающего человека. Он быстро подбежал и помог выбраться утопающему из полыньи.
Но случилось так, что в то же самое время мимо проезжал какой-то офицер на санях, который стал подробно расспрашивать о случившемся, а солдат Постников быстро вернулся на свой пост. Офицеру все стало ясно, и он распорядился доставить спасенного человека в караульную часть. Офицер там доложил, что спас утопающего в полынье человека. А пострадавший в то время был не в состоянии что-либо рассказать, так как был в таком ужасном состоянии, что и сам не понял, кто именно его спасал. О случившемся было подробно доложено подполковнику Свиньину, старательному служаке.
Подполковник, в свою очередь, решил подробно доложить обо всем обер-полицмейстеру Кокошкину, после чего об этом событии стало известно в широких кругах.
Выдававший себя за героя "офицер-спасатель" с почестями был награжден медалью "За спасение погибавших", а рядовой Постников получил наказание - его высекли перед строем двумястами розог! На той же шинели, которая была под ним во время порки, отнесли в лазарет полка. Подполковник Свиньин, от чувства сострадания приказал выделить Постникову целый фунт сахару и четверть фунта чаю.
Дословный ответ солдата Постникова был таковым: " Много доволен, благодарю за отеческую милость". Солдат, ожидавший более сурового наказания, действительно был несказанно рад тому, что трое суток ареста в карцере ничто, по сравнению с тем, что он мог получить по приговору военного суда.
