ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ «ПАМЯТНИКА» В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Творчество Горация оказало огромное влияние на мировую, и в частности, на русскую литературу . В русской классической поэзии Гораций был частым гостем. в одном из своих стихотворений перечисляет его среди своих любимых поэтов: «Питомцы юных Граций, с Державиным потом чувствительный Гораций является вдвоем…». Древнеримский поэт свой первый сборник од из трех книг завершает гордым утверждением собственного бессмертия - знаменитым "Памятником":

Царственных пирамид выше поднявшийся.

Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой

Не разрушат его, не сокрушит и ряд

Нескончаемых лет, - время бегущее.

Нет, не весь я умру, лучшая часть меня

Избежит похорон. Буду я вновь и вновь

Восхваляем, доколь по Капитолию

Жрец верховный ведет деву безмолвную.

Назван буду везде - там, где неистовый

Авфид ропщет, где Давн, скудный водой, царем

Был у грубых селян. Встав из ничтожества,

Первым я приобщил песню Эолии

К италийским стихам. Славой заслуженной,

Мельпомена, гордись, и, благосклонная,

Ныне лаврами Дельф мне увенчай главу.

Кто же продолжил традиции Горация в нашей литературе? До 1836г. были опубликованы следующие варианты переводов этой оды:

За исключением Державина и Пушкина, все остальные переводят ее, сохраняя все реалии античного поэта, - топонимы, весталок, Капитолий. Местоимение «Я» в этих переводах означает именно Квинта Горация Флакка. В этом нет ничего удивительного. Словесность появилась в России, как констатировал сам Пушкин, «вдруг в XVIII столетии, подобно русскому дворянству, без предков и родословной».

В двадцатые годы XIX в. сама ода отходит в разряд анахронизмов . Культурный пласт, на котором поставлен «Памятник», был архаичен уже для современников Пушкина. Л. Пумпянский удивляется: «Как вернулся Пушкин к Горацию после того, как …усвоил новую поэму, новый роман? Уже в этом «Памятник» Пушкина есть загадка».

В большинстве случаев исследователи-литературоведы обращают внимание на тематические связи между этими произведениями. В меньшей степени исследованы взаимосвязи в их лингвистической структуре и текстуре. Чтобы их выявить, для наглядности приведем тексты трех поэтов в табличной форме. Жирным шрифтом отмечены соответствия (по крайней мере, между двумя текстами) точные или почти точные (ср. Превыше пирамид - выше пирамид; воздвигнул – воздвиг ). Курсивом выделены синонимичные или гипонимичные лексические единицы – слова и обороты (крепче меди - металлов тверже ). Смысловые противопоставления и корреляты выделяются подчеркиванием (венчай - не требуя венца) .

Как и у предшественников, структура коммуникативных актов в художественном тексте Пушкина строится по схеме Я – Я: в четырех строфах десять раз сказано: "я", "я", "мой", "я", "обо мне", "меня", "я", "я пробуждал", "восславил я". В пятой "я" отсутствует совсем - есть только "веленье Божие" и Муза" . Но Муза у Пушкина – это alter ego поэта.

Общая схема построения текста, которую можно назвать схемой Горация – Ломоносова, остается у Державина той же, во многом совпадают части о посмертной славе и финальное следствие, но можно видеть и отличия в заполнении некоторых “слотов”. Если Ломоносов сразу вводит в текст концепт “бессмертие”, то Державин использует его, как вывод в финале. В переводе Ломоносова будущая слава поэта связана с римскими реалиями. Державин также связывает с географическими названиями свою будущую славу, но поскольку это уже не перевод, а подражание, он использует реалии русские.

Реки, перечисленные в "Памятнике" Державина, находятся на большом расстоянии друг от друга. Это не случайно: географическая масштабность была характерна для оды XVIII века .

Слух прóйдет обо мне от Белых вод до Черных,

Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал.

Но Державин не ограничивается топонимами, а говорит уже про "род славянов" и о "народах неисчетных"; стихи эольски сменились русским слогом. Далее, подчеркивая свои заслуги перед троном, он гордится и тем, что мог “истину царям с улыбкой говорить”. С этой целью он расширяет последнюю строфу Ломоносова (в его стихотворении уже не 16, а 20 строк). Обращение к Музе, с одной стороны, повторяет Ломоносова, а с другой – поднимает тему презрения и равнодушия к клевете и непониманию, продолженную Пушкиным.

В “Памятнике” Пушкина можно насчитать 12 цитат и созвучий со стихами Ломоносова и Державина только предикативного или фразового характера. К ним можно добавить заимствования и использование отдельных слов, словосочетаний и их синонимов. Наконец, весьма существенный интертекстуальный характер имеют смысловые противопоставления и корреляты. Можно видеть, что в наибольшей степени текст Пушкина пересекается с текстом Державина и, в том числе, в тех случаях, когда текст самого Державина основан на связях с текстом Ломоносова. Таким образом, наблюдаем эстафету интертекстуальных соответствий Л > Д > П. Примером могут служить строки:

Я буду возрастать повсюду славой (Л) > И слава возрастет моя (Д) > И славен буду я (П).

Обращает на себя внимание обилие точного цитирования. Повторяются не только отдельные слова, понятия, словосочетания, но часто целые фразы. Так, Пушкин сохраняет заглавную державинскую фразу Я памятник себе воздвиг (Д, П). Фразу Державина Слух прóйдет обо мне (Д) Пушкин вначале взял в неизмененном виде, но потом отказался от славянизма “прóйдет” и, в соответствии с ритмом ямба, обозначил перестановку сверху цифрами 1 и 2 : Слух обо мне пройдет (П). Используя слова всяк и доколь , употребленные Державиным, Пушкин по сути охотно прибегает к синтаксическим конструкциям, вводимым этими словами: Всяк … в народах неисчетных (Д) > всяк сущий в ней язык (П).

В целом, как уже было отмечено, “в начале первых трех строф Пушкин дословно или почти дословно повторяет Державина” , но заканчивает эти строфы по-своему. Таким образом, используя тему своих предшественников, Пушкин заканчивает ее собственной “ремой”, придавая строфам и стихотворению в целом неожиданный и новый смысл.

Помимо этого, в стихе Ломоносова важным для Пушкина оказалось слово “лирой”, которое Державин не использовал, а Пушкин употребил дважды: Алцейской лирой (Л) > заветной лире, лирой (П). Не отступая от канона, Пушкин сохраняет общую схему Горация – Ломоносова – Державина. При этом отличия настолько существенны, что они как раз и стали материалом для многочисленных исследований и споров.

В частности, “посчастливилось” такой детали, как “Александрийскому столпу”. Однозначно отнести это название к Александровской колонне перед Зимним дворцом мешает грамматическая форма прилагательного, которая указывает на то, что слово образовано от названия города Александрия, где, действительно, возвышалась “колонна Александрийская”, или “столб Александрийский”. Это название Пушкин мог вспомнить по ассоциативной связи и использовать его, чтобы избежать слишком конкретных политических аллюзий , но сохраняя при этом возможность двойного толкования. Другая возможность отождествить Александрийский столп с Александровской колонной связана с сравнением с Александрией Петербурга, как искусственного города, символа могущества новой империи.

Пушкин, с одной стороны, следуя традиции XVIII века, в своем стихотворении перечисляет не гидронимы, а этнонимы, которые выступают как будущие адресаты его поэзии:

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

При этом Пушкин, возможно, придавал этому списку этнонимов одновременно географический и даже “символически космический смысл: в его стихотворении “гордый внук славян” (которым мог быть и живущий в России поляк) представляет Запад, финн – Север, тунгус – Восток и калмык – Юг”.

Гораций разделял государственную политику Августа, Ломоносов - Петра I, Державин - Екатерины II. Для поэтов процветание государства было гарантом посмертной славы их поэзии…”. Как писал сам Пушкин, "Век Екатерины - век ободрений; Державину покровительствовали три царя". Но судьба самого Пушкина разошлась с судьбами государства. По мнению Л. Пумпянского, речь идет о "великом кризисе русского государства: Пушкин отказывается вручить свое бессмертие совечности русского государства и связывает его с бессмертием - а может, и смертностью? - поэзии самой. Это одна из самых грустных строк русской поэзии".

Итак, можно видеть, что переклички и созвучия не ограничиваются только Ломоносовым и Державиным. Пушкину были известны и другие переводы Горация: В. Капниста (1805), А. Востокова (1806), С. Тучкова (1816). Таким образом, как отмечают исследователи, видимо, Пушкину нужна была “"игра со многими участниками". …круг "участников" принципиально не замкнут, сознание читателя должно быть открыто к разным ассоциативным ходам”, к узнаванию не только Горация и Державина, но и стихов на данную тему самого Пушкина, что имеет, на наш взгляд, принципиальный характер, так как Пушкин здесь подводит итоги своего обращения к теме на протяжении двадцати лет.

СОЛОВЕЙ Татьяна Григорьевна -

учитель-методист гимназии им. И.Сельвинского, г. Евпатория, Республика Крым

Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

С некоторых пор уроки, посвящённые творчеству А.Н.Островского, я начинаю с рассказа о том, как искала в Москве дом-музей драматурга. Когда направлялась туда, не думала, что поиски окажутся столь сложными: адрес известен: Малая Ордынка, д.9/12, станция метро «Третьяковская» - ничего мудрёного. Тем более на выходе из метро, над эскалатором висела огромная надпись «Дом-музей Островского». Но всё получилось неожиданно сложным и непредсказуемым. Стоило мне выйти из метро и поинтересоваться у прохожих, в какую сторону пойти, чтобы выйти к дому Островского, как оказалось, что никто этого не знает, мало того, никто не знал даже, кто такой Островский. Только однажды кто-то переспросил: «Это тот, который “Как закалялась сталь написал?”» Битых двадцать минут я крутилась у станции метро, переспросила, наверно, человек двадцать разных возрастов, мужчин и женщин - и всё безрезультатно. Тогда я решила искать наугад. И так вышло, что сначала прошла всю Большую Ордынку, и там тоже тщетны были мои расспросы о музее. Даже милиционеры ничего вразумительного не могли мне сказать… Пришлось вернуться к исходному пункту и пойти по параллельной улице, которая, на счастье, оказалась той самой, а дом Островского в двух шагах от станции метро…

О памятнике Ахматовой в Петербурге

18 декабря 2006 года, в год сорокалетия со дня смерти Анны Ахматовой, в Петербурге, на набережной Робеспьера, напротив здания печально известной бывшей тюрьмы «Кресты» (ныне следственного изолятора), был открыт памятник поэтессе, ставшей своеобразным символом Серебряного века. Место для этого памятника указала она сама в поэме «Реквием»:

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,

Но только с условьем - не ставить его

Ни около моря, где я родилась

(Последняя с морем разорвана связь),

Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание чёрных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь

И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век

Как слёзы струится подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали,

И тихо идут по Неве корабли.

Бронзовый мечтатель

«БРОНЗОВЫЙ МЕЧТАТЕЛЬ»

«Бронзовый мечтатель » - памятник Пушкину-лицеисту - давно стал одной из визитных карточек «города муз» - Царского Села, города, где происходило становление Пушкина-поэта.

Мысль о памятнике родилась в среде лицеистов ещё в 1860 году, накануне 50-летия Лицея. Лицеисты мечтали воздвигнуть памятник на свои средства, но потом оказалось, что этих средств слишком мало для создания достойного памятника. Была объявлена подписка, но, поскольку все памятники представляли собой многофигурные композиции, стоимость их была очень высока. И начавшийся было успешно сбор средств приостановился.

Вернулись к мысли о памятнике накануне 100-летия поэта, в 1899 году. Инициаторами были жители Царского Села. Начался сбор денег, объявили конкурс на лучшую скульптуру. Конкурсный проект памятника представили скульпторы М.А. Чижов, P.P. Бах, Л.В. Позен и В.А. Беклемишев. Император Николай II избрал эскиз Роберта Романовича Баха (1859-1933), скульптора, академика, преподавателя школы Императорского общества поощрения художеств. Фигуру отлили из бронзы в мастерской Н. Штанге. Участие в сооружении памятника принимал представитель инициативной группы, известный поэт и педагог И.Ф. Анненский. Им были выбраны стихи поэта, высеченные на пьедестале. Бах сумел передать состояние поэтического вдохновения поэта. «Бронзовый мечтатель» - истинно романтический памятник Пушкину.

История создания

Стихотворение Державина, написанное в 1795 году, относится к зрелому периоду творчества поэта (со второй половины 1790-х – до начала 1800-х годов). Это было время подведения итогов жизни и творчества, когда поэт настойчиво стремится осмыслить пройденный им путь, определить свое место в истории общества и литературе. Созданные им в то время стихотворения становятся своеобразными поэтическими манифестами. К ним, помимо «Памятника», относятся стихотворения «Мой истукан» (1794), «Лебедь» (1804), «Признание» (1807), «Евгению. Жизнь Званская» (1807).

Показательно, что пора подведения итогов поэтической жизни Державина ознаменовалась вольным переводом оды римского поэта Горация «К Мельпомене». До него к этому произведению уже обращался другой русский поэт – Ломоносов, сделав первый перевод стихотворения на русский язык. Перевод Ломоносова был достаточно точным, отражающим основные идеи и образы оригинала. В дальнейшей истории русской литературы стихотворение Горация чаще всего не переводилось на русский язык, а служило основой для создания собственного стихотворения-«памятника». Именно такой вольный перевод-переложение впервые был сделан Державиным, который блестяще продолжил дело Ломоносова.

Жанровые особенности

По своим формальным признакам стихотворение Державина, как и Ломоносова, является одой. Но это особая жанровая разновидность оды, которая берет свои истоки от стихотворения Горация и получает название «Памятник».

Квинт Флакк Гораций – величайший поэт древности, имя которого прошло через века и стало известно во многих странах. Он родился в 65 году и умер в 8 году до н.э. В эти годы Древний Рим переживал важ­нейший перелом в своем историческом развитии – падение республи­ки и установление империи. Многие стихотворения Горация прослав­ляют государственных деятелей и выражают гордость поэта за те достижения, которые сделали Римскую империю крупнейшим и самым развитым во всех отношениях государством древнего мира той эпохи. Такие стихи были созданы им в жанре оды и составили целых три кни­ги, ставшие широко известными читателям. Размышляя о пришедшей к нему поэтической славе и о дальнейшей судьбе своего творчества, Го­раций многие произведения, вошедшие в его собрание од, посвящает теме поэзии и поэтического бессмертия. До нас дошли не все оды Го­рация, но самой известной среди них стала ода «К Мельпомене». В древ­негреческой мифологии Мельпомена – одна из девяти муз, покрови­тельница трагедии. Эта ода вошла в последнюю из трех книг сборника од под номером 30 и оказалась таким образом завершающей не только третью книгу од, но и весь сборник, поскольку явилась своего рода по­этическим итогом творчества поэта.

В дальнейшем эта ода стала широко известна не только в древне­римской литературе, но получила распространение во многих евро­пейских странах, где она была переведена на национальные языки. Так начала складываться традиция жанра поэтического «памятника». Не обошла ее и русская литература. Ведь трудно представить себе поэта, который не мечтал бы о поэтическом бессмертии, не пытался оценить свое творчество и определить, что в нем явилось самым важным, самым значительным его вкладом в развитие литературы и культуры и собст­венного народа, и народов мира.

Первый перевод оды Горация на русский язык, сделанный Ломоно­совым, достаточно точно передает ее содержание и особенности стиля. Безусловно, Державин знал его и, создавая свое стихотворение, опи­рался на опыт великого предшественника. Но державинский «Памят­ник» – это оригинальное произведение, в котором писатель выдвигает собственные критерии оценки поэтического творчества.

Основные темы и идеи

Главная тема стихотворения – прославление истинной поэзии и ут­верждение высокого назначения поэта. Оно является подлинным гим­ном поэзии. Основная тема стихотворения задается уже в первой стро­фе: творчество становится своеобразным памятником его создателю, причем этот «чудесный» памятник оказывается прочнее и долговечнее любых «рукотворных монументов» – такова сила поэтического искус­ства. Следует отметить, что эта мысль является продолжением горацианского образа. Сопоставим эти строки (текст Горация дается в перево­де С. Шервинского):

Создал памятник я, бронзы литой прочней,

Царственных пирамид выше поднявшийся.

Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой

Не разрушат его, не сокрушит и ряд

Нескончаемых лет - время бегущее.

(Гораций. «К Мельпомене»)

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,

Металлов тверже он и выше пирамид;

Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,

И времени полет его не сокрушит.

(Державин. «Памятник»)

Оба автора отмечают, что поэтический памятник необыкновен­но прочен («бронзы литой прочней» и «металлов тверже»), а силы по­эзии оказываются даже могущественнее законов природы («Ни сне­дающий дождь, ни Аквилон лихой не разрушат его», Аквилон – у древних римлян так назывался сильный северный или северо-­восточный ветер, а также божество, олицетворяющее этот ветер; «Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный»). Этот «памятник» выше пирамид – традиционного образа могущества созидательной силы. Но что еще важнее – он оказывается неподвластен времени.

Эта тема бессмертия поэта получает свое развитие в следующей строфе, причем опять державинский образ сходен с горацианским: «Нет, не весь я умру, лучшая часть меня избежит похорон» (Гораций); «Так! – весь я не умру, но часть меня большая, от тлена убежав, по смер­ти станет жить...» (Державин).

Но далее возникает существенное отличие. Гораций подчеркивает, что залог его поэтического бессмертия в мощи и неколебимости Рима. Державин прочность своей славы видит в уважении к своему отечеству, мастерски обыгрывая общность корня в словах «слава» и «славяне»: «И слава возрастет моя, не увядая, доколь славянов род вселенна будет чтить». Интересно в этой связи также отметить, что пишущий о себе самом, поэте и придворном екатерининской России, Державин орга­нично переносит горацианский образ широты распространения поэтической славы («Назван буду везде - там, где неистовый Авфид роп­щет», Авфид - река в южной части Италии, где родился Гораций) на российские реалии:

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,

Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал...

Гораций ставит себе в заслугу то, что он был реформатором нацио­нальной системы стихосложения: впервые начал использовать в латин­ской поэзии достижения древнегреческой («Первым я приобщил пес­ню Эолии к италийским стихам», Эолии - Греции). Для Державина оказывается важнее другое: он не только отмечает свое новаторство, особенно в области поэтического языка и жанров, но и ставит пробле­му взаимоотношений поэта и власти:

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетелях Фелицы возгласить,

В сердечной простоте беседовать о Боге

И истину царям с улыбкой говорить.

Свои заслуги Державин видит в том, что сделал русский слог «забав­ным», то есть простым, веселым, острым. Поэт «дерзнул... возгласить» не о подвигах, не о величии - о добродетелях императрицы, то есть гово­рить о ней, как о простом человеке - поэтому и звучит слово «дерзнул».

Последняя строфа стихотворения, как и у Горация, - традицион­ное обращение к Музе:

О Муза! возгордись заслугой справедливой,

И презрит кто тебя, сама тех презирай;

Непринужденною рукой неторопливой

Чело твое зарей бессмертия венчай.

Эти строки свидетельствуют о том, что Державин не надеется на еди­нодушное одобрение современников, но сохраняет черты достоинства и величия на пороге бессмертия.

В целом можно заключить, что перед нами вполне оригинальная трактовка, опирающаяся на возникшую за полвека до нее ломоносов­скую оду, но и развивающая в то же время общеевропейскую культур­ную традицию. Интересно при этом отметить тот факт, что, хотя вари­ант Державина не претендовал на дословность перевода, а, напротив, выставлял напоказ свою автобиографическую установку, по смысловой направленности он ближе к горацианскому источнику. В сопоставлении с ломоносовским стихотворение Державина поражает оригиналь­ностью поэтических образов, отталкивающихся от первоисточника - оды Горация. Это скорее вольное переложение, в котором наличеству­ют определенные реминисценции, используются общие поэтические мотивы и образы, но с наполнением их конкретными реалиями собст­венной жизни.

Художественное своеобразие

Стихотворение Державина, созданное в жанре оды, вернее особой ее разновидности, соответствует этому высокому жанру по стилю. Оно написано ямбом с пиррихием, который придает его звучанию особую торжественность. Интонация и лексика здесь очень торжественны, ритм медленный, величественный. Его помогают создать многочис­ленные ряды однородных членов, синтаксический параллелизм, а так­же наличие риторических восклицаний и обращений. Созданию высо­кого стиля способствует и подбор лексических средств. Автор широко употребляет возвышенные эпитеты (чудесный, вечный, быстротечный, в народах неисчетных, возгордись заслугой справедливой ). В стихо­творении присутствует много славянизмов и архаизмов, что также под­черкивает его торжественность (воздвиг, тлен, доколь, дерзнул, славя- нов род, презрит чело и др.).

Значение произведения

Стихотворение Державина продолжило традицию осмысления по­этом своего творчества и подведения итогов, заложенную Ломоносо­вым. При этом Державин утвердил жанровый канон стихотворения-памятника». Затем он получил блестящее развитие в творчестве Пуш­кина, также обратившегося к горацианскому первоисточнику, но сопорой на державинское стихотворение. После Пушкина стихотворе­ния в жанре «памятника» продолжали писатель ведущие русские по­эты, например такой великолепный и самобытный лирик, как А.А. Фет. Не исчезла эта традиция и в последующие эпохи. При этом каждый из авторов по-своему определяет роль поэта и назначение поэзии, опираясь не только на литературную традицию, но и на свои творческие открытия. И всякий раз, когда какой-либо поэт, в том чис­ле и наш современник, осмысливает свой вклад в поэзию и свои взаимоотношения с обществом, он вновь и вновь обращается к этой замечательной традиции, ведя живой диалог со своими великими предшественниками.