К концу Великой Отечественной войны все лидеры союзных государств – Черчилль, Рузвельт, де Голль – высоко оценивали роль Сталина в войне, сквозь зубы им восхищались и ставили в пример Гитлер и Геббельс. Весь мир знает сказанное Черчиллем уже после смерти Иосифа Виссарионовича: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой». Замечу, что к 5 марта 1953 года заканчивалась подготовка к испытанию водородной бомбы, взорванной через 4 месяца после смерти вождя, и велись полномасштабные работы над ракетой Р-7, с помощью которой был запущен в космос Юрий Гагарин, а ее модернизации до сих пор запускают все отечественные пилотируемые корабли.

Увы, уже полвека русофобы всех мастей утверждают, что Сталин приносил только вред Красной армии в 1941–1945 годах. Он де обезглавил Красную армию, он де заключил Московский договор 1939 года и тем развязал Вторую мировую войну, он де проигнорировал предупреждения разведчиков о времени начала войны.

ОБЕЗГЛАВЛИВАНИЕ АРМИИ

За два года (1938–1939) Красная армия получила 158 тыс. командиров, политработников и других военных специалистов. За три предвоенных года (1939–1941) военные училища окончили 48 тыс. человек, а курсы усовершенствования – 80 тыс. В первой половине 1941 года из училищ и академий в войска было направлено еще 70 тыс. офицеров. Всего на 1 января 1941 года списочная численность командно-начальствующего состава армии и флота составляла 579 581 человек. Кроме того, за четыре года (с 1937-го по 1940-й) было подготовлено 448 тыс. офицеров запаса.

Арестовано же в 1937–1938 годах было (по данным разных авторов) никак не более 10 тыс. командиров и политработников.

Весьма скромный некомплект командного состава (13% на 1 января 1941 года) был обусловлен вовсе не репрессиями, а троекратным за три года ростом численности и огромным ростом технической оснащенности Вооруженных сил.

Лжив тезис о том, что в 1937 году «расстреляли самых лучших, а на их место назначили бездарей и проходимцев». Если судить по такому формальному критерию, как уровень образования, то с 1937 по 1941 год число офицеров с высшим и средним военным образованием не только не сократилось, а в два раза возросло – со 164 до 385 тыс. человек. На должностях от командира батальона и выше доля комсостава без военного образования составляла накануне войны всего лишь 0,1%. Среди командиров дивизий по состоянию на 1 января 1941 года высшее военное образование имело 40%, среднее военное – 60%. Среди командиров корпусов соответственно 52 и 48%.

Другой вопрос, каков был «коэффициент полезного действия» тогдашнего военного образования, если в Военную академию им. Фрунзе в 1920-х – начале 1930-х годов принимали командиров с двумя классами церковно-приходской школы. К сожалению, в этих словах нет преувеличения. Именно с таким «образованием» поднялись на самый верх военной иерархии нарком обороны Ворошилов и сменивший его на посту наркома Тимошенко, командующий Киевским военным округом Жуков и сменивший его на этом посту Кирпонос. На таком фоне просто неприлично интеллигентно смотрится предшественник Жукова на должности начальника Генштаба Мерецков – у него было четыре класса сельской школы и вечерняя школа для взрослых в Москве.

«Гениальный стратег» маршал Тухачевский окончил лишь пехотное училище и более нигде не учился, а предпочитал учить других. Маршал Блюхер окончил 1 (один!) класс церковно-приходской школы и более нигде не учился.

Что же касается наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе и его заместителя Ивана Петровича Павлуновского, то они и военных училищ не заканчивали. Орджоникидзе в 1901–1905 годах учился в фельдшерской школе и, видимо, ее так и не закончил. А Павлуновский вообще нигде, кроме как в церковно-приходской школе, не учился. Зато Павлуновский еще ведал и мобилизационным управлением РККА. Вот эти славные дилетанты в 1920–1930-х годах и вершили судьбами Красной армии.

Замечу, что каждая гражданская война – это бедствие для армии, в руководство которой попадают горлопаны, «идеологи» и «партизаны». Вспомним, что в 1789–1793 годах в генералы во Франции попало несколько тысяч адвокатов, конюхов, художников и т.п. Они ораторствовали на митингах и заседаниях, успешно убивали собственных граждан в Вандее, Бретани, Лионе и Марселе. Но вот при осаде сильно укрепленной крепости Тулон за месяц сменилось три командующих. И тут-то на военном совете среди революционных генералов протиснулся тщедушный 24-летний капитан с оливковым лицом. «Вот здесь Тулон», – ткнул он пальцем в форт Эгильет в 8 км от города. «А парень не силен в географии», – захохотали генералы. Оценил парня лишь комиссар Огюстен Робеспьер, брат всесильного диктатора.

Тулон пал за один день. И по всей Европе замаршировали большие батальоны, ведомые «маленьким капралом». Но среди его маршалов не было ни одного революционного генерала. Генералы образца 1789–1793 годов были казнены, высланы из страны, отправлены в свои нахапанные за революционные годы поместья или, в лучшем случае, занимали административные должности в военном министерстве. А столицы Европы брали лейтенанты и рядовые, шедшие в атаку на форт Эгильет и на Аркольском мосту.

Так что все повторилось и в России. Устранение «героев Гражданской войны» стало не бедствием, а благом для РККА.

СТАЛИН ПРОСПАЛ ВОЙНУ

Хрущев и другие безбожно врали, что Сталина пришлось будить, чтобы сообщить о начале войны. Ну а затем он де 7 дней никого не принимал, запершись на даче. Но посмотрим журнал записей лиц, принятых Сталиным: 21 июня 1941 года с 18.27 до 23.00 он принял 13 человек. Берия находился в кабинете Сталина с 19.05 до 23.00, Ворошилов – с 19.05 до 23.00. Молотов вообще не покидал кабинета Сталина с 18.23 до 23.00.

Ну а 22 июня Сталин с 5.45 (!) до 16.45 принял 29 человек, среди которых практически все руководство СССР.

23 июня в 3.20 (!) вошли Молотов и Ворошилов, через 5 минут – Берия, еще через 5 минут – Тимошенко. Всего был принят 21 посетитель. Последний вышел в 1.25, то есть уже 24 июня.

Все желающие могут сравнить эти данные с дневником Николая II за первые недели Первой мировой войны.

Сталин получил несколько десятков сообщений советских разведчиков с датами начала войны с 15 мая по июль 1941 года, среди них было и 22 июня.

С точки зрения военной стратегии, план Барбаросса был авантюрой. За девять недель боевых действий вермахт должен был выйти на линию Архангельск–Казань, а далее вдоль Волги – до Астрахани.

На секунду предположим, что немцы пусть не за девять недель, а к концу года вышли на эту линию. Но и тогда это был бы не конец войны, а лишь ее новая фаза. Там бы немцы уперлись в «Восточный вал Сталина» (название мое), проходивший через Горький, Казань, Саратов, Сталинград и Астрахань. Уже в сентябре 1941 года там началось строительство укреплений. К концу 1941 года там было построено 39 тыс. огневых сооружений, 5,7 тыс. км невзрывных противотанковых заграждений, 15 тыс. землянок. Объем земляных работ составил 78 млн куб. м.

Замечу, что строительство УРов (укрепрайонов) шло не только вдоль Волги, но и вдоль реки Суры. Напомню, что Сура течет с юга на север параллельно Волге на расстоянии 300–450 км на протяжении 1200 км, и УР на ее берегах прикрывал волжские города Чебоксары, Казань, Ульяновск и Куйбышев.

По территории Чувашской АССР Сурский рубеж проходил вдоль Суры по линии село Засурское Ядринского района – деревня Пандиково Красночетайского района – село Сурский Майдан Алатырского района – Алатырь до границы с Ульяновской областью. В строительстве сооружения приняли участие десятки тысяч жителей Чувашской АССР. Сурский рубеж был построен за 45 дней.

Постановлением ГКО и приказом наркома ВМФ от 23 октября 1941 года Учебный отряд кораблей реки Волги был переформирован в Волжскую флотилию. А 6 ноября того же года были определены состав, организация и базирование ее сил.

Планировалось сформировать шесть бригад речных кораблей с включением в их состав 54 канонерских лодок, 30 бронекатеров, 90 катеров-тральщиков, сторожевых катеров и 60 катеров – морских охотников, а также 6 авиаотрядов (36 самолетов), 6 отдельных батальонов морской пехоты, 6 дивизионов торпедных катеров. Эти организационные мероприятия намечалось завершить к 1 апреля 1942 года.

Так что в фантастическом варианте выхода вермахта на Волгу от Горького до Астрахани немцы бы нашли мощную линию обороны.

У Гитлера была вполне разумная альтернатива покончить с Англией в 1941 году, взять под контроль весь бассейн Средиземного моря, включая Ближний Восток и Турцию. Кстати, последнее можно было сделать и без капитуляции Черчилля. Люфтваффе и кригсмарине могли поставить Англию на грань краха, прервав морское сообщение через Атлантику. И вот весной 1942 года, обладая куда большим потенциалом, нежели в июне 1941-го, Гитлер мог начать войну или переговоры с СССР.

Главная причина неудач Красной армии в первые месяцы войны – то, что отмобилизованная еще в августе-сентябре 1939 года германская армия, да еще и разгромившая за полтора года армии дюжины европейских государств, столкнулась с неотмобилизованной и в целом не готовой к войне Красной армией.

Так почему Сталин не начал мобилизацию в мае 1941 года? Он надеялся на здравый смысл Гитлера, на то, что тот начнет войну в 1942 году, и всячески стремился оттянуть ее.

Вспомним, что в 1914 году Германия объявила войну России именно в ответ на начало мобилизации ее армии.

Поэтому Сталин вел скрытую мобилизацию. В конце мая – начале июня 1941 года была проведена частичная мобилизация под видом учебных сборов запаса, что позволило призвать свыше 800 тыс. человек, использованных для пополнения дивизий, расположенных в основном на западе страны. С середины мая из внутренних военных округов началось выдвижение четырех армий (16-й, 19-й, 21-й и 22-й) и одного стрелкового корпуса к рубежу рек Днепр и Западная Двина. С середины июня началась скрытая перегруппировка соединений самых западных приграничных округов: под видом выхода в лагеря было приведено в движение более половины дивизий, составляющих резерв этих округов. С 14 по 19 июня командования западных приграничных округов получили указания вывести фронтовые управления на полевые командные пункты. С середины июня были отменены отпуска личному составу.

Я нашел любопытный совершенно секретный документ от 16 июня 1941 года о передаче в западные УРы пулеметов: 2700 пулеметов Дегтярева за счет неприкосновенного запаса внутренних округов, 3 тыс. пулеметов Дегтярева и 2 тыс. максима из запасов Дальневосточного фронта. Последние приказано вернуть на Дальний Восток в IV квартале 1941 года – с Россией зимой воевать никто не будет.

Создается впечатление, что многие командующие западных округов игнорировали указания Центра. Например, не был выполнен приказ о маскировке аэродромов, рассредоточении самолетов, вывозе на отдых на лето семей комсостава.

Сталин еще в 1940 году буквально рассвирепел: «Наши авиагородки в западных округах напоминают цыганские таборы!» Действительно, в западные области Украины и Белоруссии, где были сравнительно хорошие жилищные условия, толпами рванули жены, дети, тещи, тетки и т.д. Риторический вопрос: на авиабазах люфтваффе в Генерал-губернаторстве тоже бегали дети и скандалили жены?

А почему из Москвы в приграничные округа шли приказы «не поддаваться на провокации»?

Какая же могла быть провокация – синхронная с массированным нападением вермахта или разнесенная во времени на несколько часов или суток? Бояться синхронной провокации – полный идиотизм. Тогда остается вариант провокации, дающей повод Германии объявить себя жертвой агрессии и начать войну. Однако Гитлер уже давным-давно совершал молниеносные нападения без всяких провокаций – Норвегия, Голландия, Бельгия, Югославия, Греция и т.д.

Так зачем же фюреру нужно было сейчас лишать себя фактора внезапности хотя бы на несколько часов и дать возможность СССР привести войска в полную боевую готовность, начать всеобщую мобилизацию и т.д.? Неужто и без провокаций Геббельс не сумел бы объяснить немцам причины нападения на СССР?

Так, может быть, кучка германских офицеров без санкции руководства решилась бы на провокацию, чтобы развязать войну с СССР? Увы, это исключено. К 22 июня уже оформился генеральский заговор против Гитлера, но целью его было не расширение войны, а устранение фюрера и заключение мира.

ВОЙНА С ПОЛЬШЕЙ… НЕ ОКОНЧЕНА

Мало кто знает, что к 22 июня СССР уже находился в состоянии войны с… Польшей. Когда 17 сентября 1939 года части РККА перешли польскую границу, польское правительство уже драпало в Румынию и было более озадачено подысканием себе нового ПМЖ. Объявлять войну СССР польским министрам было недосуг, главное, чтобы побольше золотишка упереть.

Зато 18 декабря 1939 года эмигрантское правительство Владислава Сикорского, сформированное англо-французами в октябре 1939 года во Франции, с полным соблюдением всех формальностей объявило СССР войну. И, скажу по секрету, поскольку мир с Польшей не заключен, формально Россия до сих пор находится в состоянии войны с Польшей, которая сейчас считается правопреемницей эмигрантского правительства Сикорского.

И вот в начале 1941 года советское правительство получило сведения от НКВД, что Армия Крайова готовит крупную провокацию на советско-германской границе. Представьте себе прорыв сотен, а то и тысяч вооруженных людей, одетых в германскую форму, через нашу границу. Начался бы бой с применением артиллерии и авиации. Наши самолеты стали бы сбивать германские самолеты, направлявшиеся в район конфликта для выяснения обстановки, и, как говорится, «пошло-поехало». Кстати, польские политики и генералы в 1940–1941 годах открыто выбалтывали свои мечты стравить Германию и СССР, чтобы «от обоих только хвосты остались».

Именно этой провокации и боялось советское руководство в июне 1941 года. Ну а если какой либерал отмахнется, это, мол, несерьезно, так пусть поинтересуется операцией «Буря», затеянной лондонским правительством в 1944 году. Согласно ему части Армии Крайовой должны были при отступлении немцев занимать крупные города, создавая там гражданские администрации, подчиненные Лондону, и встречать советские войска в роли хозяев, то есть законных властей. Для реализации плана предполагалось привлечь до 80 тыс. членов Армии Крайовой, находившихся главным образом в восточных и юго-восточных воеводствах Польши и на территориях Литвы, Западной Украины и Западной Белоруссии.

Попытка Армии Крайовой захватить Вильнюс и Львов обернулась фарсом, а Варшавское восстание – трагедией. Надо ли говорить, что в случае успеха операции «Буря» в центре Европы возник бы район, контролируемый Армией Крайовой, что могло привести к перерастанию Второй мировой войны в третью. Собственно, в эмигрантском правительстве и не скрывали, что операция «Буря» имела целью не разгром Германии, а создание конфликта между СССР и западными союзниками.

ВСЕМУ ВИНОЙ ЛИЧНОЕ РАЗГИЛЬДЯЙСТВО

В ночь на 22 июня благодушие царило в десятках частей и гарнизонов на границе. Кто-то ухитрился расположить центр подготовки полков артиллерии Главного командования в 8 км от границы. Начальству приглянулись комфортабельные дома польских офицеров в их военном городке. К 22 июня в центр подготовки доставили 400 новых 152-мм орудий МЛ-20, но личный состав так и не прибыл. В итоге немцы утром 22 июня захватили целехонькими 400 гаубиц-пушек и позже их усиленно использовали как на Восточном фронте, так и на батареях Атлантического вала.

Разве Сталин заставил вечером 21 июня 1941 года отправиться в театр командующего Западным фронтом Дмитрия Григорьевича Павлова, а командующего Черноморским флотом адмирала Филиппа Сергеевича Октябрьского – на концерт в театр им. Луначарского, а затем устроить вечеринку с друзьями?

Из вопиющего безобразия, происходившего в Севастополе в ночь на 22 июня, адмирал Октябрьский и нарком ВМФ Николай Герасимович Кузнецов позже сделали подвиг. Так, Кузнецов в мемуарах утверждает, что он де отдал приказ открыть по германским самолетам в Севастополе огонь вопреки приказу Сталина и сильно рисковал.

А что же произошло в Севастополе на самом деле?

Около трех часов ночи дежурному в штабе Черноморского флота сообщили, что посты СНИС и ВНОС, оснащенные звукоуловителями, слышат шум авиационных моторов.

Стрельба была открыта, лишь когда самолеты оказались над Севастопольской бухтой. В 3.48 на Приморском бульваре взорвалась первая бомба, через 4 минуты на берегу напротив Памятника затопленным кораблям взорвалась еще одна бомба. Но это полбеды. В штаб флота оперативному дежурному с постов связи, с батарей и кораблей доносили, что в лучах прожекторов видны сбрасываемые парашютисты.

В городе началась паника. Поднятые по тревоге моряки и сотрудники НКВД бросились искать парашютистов. Причем не только в Севастополе, а по всему Крыму. В городе всю ночь шла беспорядочная стрельба.

Наутро выяснилось, что никаких парашютистов нет, а на улицах только среди мирных жителей подобрали 30 человек убитыми и свыше 200 ранеными. Понятно, что это дело не двух бомб.

На самом деле налет произвели пять самолетов Не-111 из 6-го отряда эскадрильи KG4, базировавшейся на аэродроме Цилистрия в Румынии. Они сбросили 8 магнитных мин с парашютами, две из которых попали на сушу, и сработали самоликвидаторы. По советским данным, зенитчики сбили два «Хенкеля», но на самом деле все германские самолеты вернулись на свой аэродром.

Что же делает командующий флотом? Приказывает выставить на подходы к Севастополю 4 тыс. якорных мин. После этого с Кавказа в главную базу флота корабли могли ходить лишь по одному узенькому фарватеру, да еще в сопровождении тральщиков с опущенными тралами, то есть ходом 2–4 узла. На минах Октябрьского подорвались 12 своих кораблей и ни одного вражеского. И в этом Сталин виноват?

Так что, у генсека не было ошибок? Да десятки! Вот только два примера. Сталин к июню 1941 года, к сожалению, еще оставался интернационалистом-ленинцем. Он был уверен, что дивизии, сформированные из «западэнцев» на Украине, прибалтов и крымских татар, будут насмерть драться с немцами. В итоге около 20 таких дивизий разбежались, не приняв боя, а большая часть личного состава пошла на службу в вермахт и СС.

Была ли у Сталина альтернатива? Да отправил бы их всех, за исключением коммунистов и евреев, в тыловые железнодорожные и строительные части, трудовые армии и т.д. Глядишь, они и пользу принесли бы СССР.

За три года войны Сталин, получив несколько оплеух от матушки- , поменял философию интернационалиста-ленинца на философию русских монархов и приступил к насильственному переселению меньшинств, подавляющее большинство мужчин которых воевали на стороне Гитлера.

По сему поводу либералы бьются в истерике: «Он мог на целые народы обрушить свой державный гнев!» Обратим внимание – именно державный! Все русские монархи, начиная с Ивана III и до конца правления Николая II, проводили массовые переселения по этническим, религиозным и другим признакам.

А вот еще одна грубая ошибка Сталина. 19 августа 1945 года 1-й Дальневосточный фронт и Тихоокеанский флот получили приказ захватить остров Хоккайдо. Назначенный в десант 87-й стрелковый корпус приступил к погрузке на корабли. И тут Сталин приказал отменить десант на Хоккайдо. Ряд историков утверждают, что уже после войны Сталин с грустью выговаривал главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке маршалу Василевскому: «Могли бы и самостоятельность проявить».

ТАК КТО ЖЕ ВЫИГРАЛ ВОЙНУ

Обличая Сталина, Хрущев утверждал, что страной в войну руководила партия. Возражать тогда ему никто не решался. Но вот КПСС развалилась, и за 50 лет так и не было обнаружено «законспирированных партийцев», руководивших войной.

Ряд правдолюбцев типа Сванидзе утверждали, что в 1941–1945 годах страной и Красной армией вообще никто не руководил – «войну выиграл народ вопреки Сталину».

Нынешнее руководство так и не может внятно объяснить народу, кто же выиграл войну. Но, судя по тому, что в РФ массово строятся памятники сталинским маршалам и генералам и фактически создается их культ, а на памятники Сталину наложен запрет, Волгоград так и не переименован, то получается, что войну выиграли сталинские маршалы.

Увы, «Маршал Победы» Г.К. Жуков совсем не участвовал в ряде главных сражений в ВОВ, например, в Сталинградской битве. Вместо этого он провалил операцию «Марс». Жуков не участвовал в освобождении Ленинграда от немецкой половинки блокадного кольца в январе 1944 года и финской половинки в июне 1944 года, в разгроме Японии в августе 1945 года и т.д.

Никто из маршалов не участвовал в руководстве партизанским движением, в развертывании невиданных в истории объемах производства вооружений, в успешной эвакуации военных и гражданских предприятий в 1941–1942 годах.

Еще в 1830 году генерал Карл фон Клаузевиц сформулировал аксиому: «Война есть продолжение политики иными средствами». То есть войну можно считать полностью успешной только в случае заключения выгодного мира. Иначе война превращается в кровавую драку.

Увы, за три последних века войны закончили удачным миром только три правителя: Петр I, Екатерина II и Сталин. В дипломатической войне маршалы не участвовали. Новый мировой порядок создали Сталин, Маленков и Лаврентий Берия. Еще чуть-чуть Серго Берия помог – поставил «прослушку» в Тегеране и Ялте.

Маршалы не занимались восстановлением экономики СССР в 1946–1949 годах. Мало того, Сталин их фактически отстранил от работ над ядерным и ракетным . Маршалы находились в приятном неведении, пока им не докладывали: создана система ПВО «Беркут», испытана атомная бомба, начаты работы над первой атомной подводной лодкой и т.д.

СТАЛИН И ГИТЛЕР РАЗВЯЗАЛИ ВОЙНУ?

Сейчас десятки политиков и журналистов утверждают, что Сталин такой же преступник, как и Гитлер, и они вместе развязали Вторую мировую войну. Предположим, что они правы. Что из этого следует?

Надо разрушить все памятники сталинским полководцам. Ведь в Германии никто не разрешит ставить памятники Герингу, Деницу, Кессельрингу, Кейтелю и др.

Должны быть признаны ничтожными и отменены все международные договоры, заключенные с 1939 по 1953 год, включая договор о границах. Часть Карелии, часть Ленинградской области, всю Калининградскую область, половину Сахалина, Курилы и т.д. мы должны отдать нашим милым соседям.

Россия должна начать выплачивать репарации как минимум десятку стран. В каком объеме? Ну, примерно как Германия. Ведь Сталин и Гитлер вместе развязали войну.

Все граждане РФ должны дружно каяться за Сталина и своих предков. Представим себе эвенка или долгана, обязанного каяться за своих предков, которые с 1917 по 1953 год мирно пасли оленей на Таймыре.

Замечу, что коллективное покаяние не соответствует канонам христианства, и православия в частности. С I века нашей эры покаяние было только персонифицированным, то есть каждый человек может каяться только за себя и только за свои грехи.

Зачем же русскому народу и другим народам России навязывают коллективное покаяние? Чтобы привить нам всем комплекс неполноценности.

Как видим, шельмование Сталина и призывы к коллективному покаянию направлены на полный развал России.

Все попытки некоторых политиков найти середину между русофобией и патриотизмом весьма смахивают на шизофрению. Напомню, что шизофрения происходит от греческих слов «расщепление рассудка», когда человек мыслит в двух или более непересекающихся плоскостях.

Например, Сталин – злодей, недостойный памятников, а все его генералы и маршалы, беспрекословно выполнявшие все его приказы, – герои, достойные восхищения. И надо обязательно устраивать истерику, если их памятники разрушаются в Польше, на Украине и в других странах.

Московский договор 1939 года – преступный пакт Молотова–Риббентропа. Но границы, установленные оным договором, святы и неприкосновенны.

Ежегодно тратятся десятки миллионов рублей на проведение парада 7 ноября в честь парада 1941 года, но при этом Мавзолей, на котором стоял Сталин, тщательно маскируется от народа.

Риторический вопрос: есть ли будущее у народа, если ему окончательно привьют подобную шизофрению? Как избавиться от шизофрении? Взять за образец отношение к истории в США и Западной Европе.

Пусть мне приведут хотя бы один пример, когда советская авиация в 1941–1945 годах специально наносила удар по мирному населению. Такого не было и быть не могло. А вот авиация США и Англии в 1939–1945 годах уничтожила свыше 6 млн мирных жителей, специально бомбардируя города, где не было воинских частей и военных заводов, как, например, Дрезден, Хиросима и сотни других.

В ХХ веке только в ходе локальных (колониальных) войн войска США, Англии и Франции убили до 20 млн женщин и детей.

Обо всем этом мы можем узнать, посетив открытые архивы Запада и изучив узкоспециальную, но открытую литературу. Там никто не скрывает военных преступлений, ужасов колониальных каторжных тюрем и т.д. Но никаких упоминаний об этом в массовых СМИ нет и быть не может.

У нас же в течение 25 лет центральное телевидение и другие СМИ ежедневно шельмуют Сталина. Из других правителей России достается лишь Ивану Грозному. И у нас действительно постепенно возникает чувство неполноценности и вины за наших предков.

А что если завтра кто-то также начнет, причем строго документально, доказывать, что Иван III, Василий III и Петр I были не менее кровавыми тиранами, нежели Иван IV и Сталин? Пока наше население не в курсе, что в правление Алексея Михайловича, Петра I и Анны Иоанновны в России убили за веру старообрядцев, мусульман и других иноверцев свыше миллиона человек. Для сравнения скажу, что при «культе личности» не было ни одного приговора, где говорилось о вероисповедании. Праведно или неправедно, но судили исключительно за антисоветскую агитацию, заговоры с целью насильственного свержения власти, терроризм, ложные доносы и т.д.

Чтобы выжить, России надо перестать заниматься самобичеванием и принимать отечественную историю такой, какая она есть. А утешаться будем тем, что «за бугром» все было гораздо хуже – что на западе, что на востоке.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Маршалы Сталина Рубцов Юрий Викторович

И.В. Сталин: «БЫЛИ У НАС МОМЕНТЫ ОТЧАЯННОГО ПОЛОЖЕНИЯ В 1941-1942 ГОДАХ»

И.В. Сталин:

«БЫЛИ У НАС МОМЕНТЫ ОТЧАЯННОГО ПОЛОЖЕНИЯ В 1941-1942 ГОДАХ»

«Гениальный полководец Великой Отечественной войны» - так маршал К.Е. Ворошилов в 1949 г. назвал свою статью, написанную к 70-летию И.В. Сталина. В те годы не нашлось бы, наверное, человека, который взялся публично оспаривать это утверждение. Бывшее аксиомой, подкрепленное тем фактом, что Иосиф Виссарионович - единственный, кто обладал званием Генералиссимуса Советского Союза, оно, однако, после его смерти и, особенно, с XX съезда КПСС, развенчавшего «культ личности», стало предметом острых споров.

Не стихли они и сегодня. Многие люди, в первую очередь карьерные военные, не признают, что военный гений, как утверждалось в былые годы, мог проявиться у того, кто не обладал профессиональным образованием, не служил в армии и стал Маршалом Советского Союза, не имея до того ни единого воинского звания.

Сталин в самом деле не был кадровым военным, хотя маршальские погоны носил с удовольствием, любил, когда об этом вспоминали, особенно в сравнении с лидерами стран-союзниц (наша печать так и писала: «маршал Сталин, президент Рузвельт и премьер-министр Черчилль»).

В биографии вождя много неясных страниц, начиная с даты его рождения. Официально фигурировало 9 (21) декабря 1879 г. Но, если судить по метрической книге Успенского собора г. Гори, Иосиф Джугашвили появился на свет на год раньше - 6(18) декабря 1878 г. {116}

Он закончил духовное училище, но сану священника предпочел судьбу профессионального революционера, большевика. Еще накануне Октябрьского вооруженного переворота 1917 г. вошел в состав руководящего органа РКП(б) - ее Центрального комитета, а затем довольно быстро стал одной из ключевых фигур в большевистском руководстве. В 1917-1922 гг. Сталин - нарком по делам национальностей, с 1919 г. одновременно нарком государственного контроля, Рабоче-крестьянской инспекции. С апреля 1922 г. - Генеральный секретарь ЦК партии. Более 30 лет - с 1919 г. по 1953 г. он был членом Политбюро, Президиума ЦК РКП(б) - ВКП(б) - КПСС.

Его участие в Гражданской войне носило специфический характер: будучи членом РВС республики и нескольких фронтов (Южного, Западного, Юго-Западного), а также руководителем продовольственного дела юга России, он выполнял в основном политико-административные функции, к управлению войсками отношения не имевшие. Хотя, надо сказать, Сталин нередко вмешивался в оперативную деятельность военного командования.

Позднее, установив режим единоличной власти, он сконцентрировал в своих руках и нити военного управления. Под его руководством, используя достижения бурно развивающейся в СССР индустрии, был значительно поднят уровень технического оснащения Вооруженных Сил. «В середине 30-х гг. Красная Армия как с точки зрения организационной, так и количественной, бесспорно, была сильнейшей в мире, - считает военный историк В.А. Анфилов. - В ней насчитывалось около 1,5 млн. солдат и офицеров, до 5 тыс. танков и свыше 6 тыс. самолетов. Сейчас смешными кажутся слова широко известной тогда песни: “В целом мире нигде нету силы такой, чтобы нашу страну сокрушила…”, но они отражали действительное положение Советского Союза в то время» {117} .

И вот этот мощный, всесокрушающий «бронепоезд» Сталин и его окружение, в первую очередь нарком внутренних дел Н.И. Ежов, нарком обороны К.Е. Ворошилов и начальник Политуправления РККА Л.З. Мехлис, сами пустили под откос, развязав в Вооруженных Силах в 1937-1938 гг. широкомасштабные репрессии.

Что побудило вождя обрушить невиданный в истории удар по командному и политическому составу собственной армии, да еще в предвидении войны? Если коротко, то - опасения, что крупные военачальники, все более определявшие лицо армии, - М.Н. Тухачевский, А.И. Егоров, И.П. Уборевич, И.Э. Якир и их более молодые последователи откажут ему в поддержке в условиях крайнего обострения внутриполитической обстановки. Сталин опасался именно их - широко образованных, самостоятельно мыслящих. Не зря с тех времен бытует история о том, как маршал Семен Буденный, озадаченный размахом репрессий, пришел к своему давнему соратнику, такому же лихому рубаке Оке Городовикову с вопросом: что делать? «Не боись, Сема, - был ответ. - Нас не возьмут. Посмотри вокруг - берут-то шибко умных».

Решимость вождя подпитывало острое соперничество в армейской верхушке между интеллектуальной элитой Вооруженных Сил и малообразованным окружением Ворошилова. Лагерь «кавалеристов» когда спокойно, а когда и злорадно-заинтересованно следил, как выкашивался слой «шибко умных», пока по своим внутренним законам водоворот репрессий не стал затягивать и их самих.

Документально установлено, что Сталин ежедневно получал протоколы допросов арестованных, часто вызывал наркома внутренних дел Ежова и его заместителя М.П. Фриновского, непосредственно участвовавшего в фальсификации обвинения, для доклада. Так что популярные у сталинистов версии, будто генеральный секретарь ничего о репрессиях не знал и потому не имел возможности во что-либо вмешаться, не имеют под собой ни малейшей почвы. Все шло по заранее намеченной колее при соблюдении бюрократических процедур, что придавало происходящему особенный цинизм. Например, через два дня после ареста Тухачевского Политбюро по указанию Сталина поставило на голосование членов ЦК предложение об исключении Михаила Николаевича из партии и «передаче» его дела в Наркомвнудел, будто маршал в это время находился не в ежовских застенках, а где-нибудь на курорте.

Как ни покажется странным, но советский лидер пытался повернуть в свою пользу общественное мнение на Западе, убедить в безусловной вине Тухачевского и его товарищей по несчастью. Британская газета «Ньюс хроникл» писала, что Сталин был очень оскорблен сравнениями московских приговоров с гитлеровскими казнями в 1934 г. По его мнению, в Германии расправы совершались без суда и без каких-либо разъяснений властей на этот счет, а в Москве все было сделано в соответствии с правосудием.

К слову, острое недоверие к высшим военным, которое родилось у вождя в этот период, долго довлело над ним, накладывая негативный отпечаток на взаимоотношения с военачальниками и в ходе Великой Отечественной войны.

Сталин, конечно, не был полководцем в изначальном смысле этого слова. Правильнее называть его военачальником, высшим военным деятелем и оценивать его вклад в победу над фашистской Германией с учетом именно этого обстоятельства. В годы войны он занимал шесть высших постов в государстве - Генерального секретаря ЦК ВКП(б), председателя Совета народных комиссаров СССР, председателя Государственного Комитета Обороны, председателя Ставки ВГК, Верховного Главнокомандующего Советскими Вооруженными Силами, наркома обороны СССР. Учитывая менталитет советского народа и крайнюю степень централизации государственной власти, принятие им на себя важнейших государственных обязанностей положительно сказалось на отражении фашистской агрессии.

Как политический руководитель он, бесспорно, имел немало достоинств. A.M. Василевский, чаще других полководцев встречавшийся с И.В. Сталиным, считал его, особенно со второй половины Великой Отечественной войны, «самой сильной и колоритной фигурой стратегического командования» {118} . Маршал отмечал в Верховном Главнокомандующем огромный природный ум, удивительно большие познания, способность аналитически мыслить, жесткую требовательность. С таким выводом выражали солидарность многие государственные и военные деятели.

Как крупный и опытный управленец, Верховный хорошо представлял себе обстановку на фронтах, твердо помнил состав и дислокацию резервов. Благодаря феноменальной памяти знал не только командующих войсками фронтов и армий, но и многих командиров соединений. На равных обсуждал профессиональные проблемы с военачальниками и дипломатами, руководителями оборонных отраслей и генеральными конструкторами. Журнал посещений его кремлевского кабинета пестрит фамилиями В.М. Молотова, A.M. Василевского, Г.К. Жукова, А.И. Антонова, А.В. Хрулева, А.С. Яковлева, А.Н. Туполева, десятков других лиц.

Окружающие обращали внимание на умение вождя быстро вникать в суть сложных военно-политических вопросов и подчинять интересам политики решение экономических и стратегических проблем. Во время визита в Москву в августе 1942 г. У. Черчилль продемонстрировал ему план «Торч» по высадке союзников в Северной Африке. И не мог сдержать удивления, насколько «русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей, - вспоминал британский премьер, - могли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно» {119} .

Но вот выполнение Сталиным функций Верховного Главнокомандующего было весьма противоречивым. На его деятельности, особенно в первый период войны, отрицательно сказывались отсутствие систематизированных военных знаний и боевого опыта, недостаточное доверие профессиональным военным и гипертрофированная вера в собственную непогрешимость. Это потом, когда в мае 1945 г. гремели победные салюты, он признавал: «Были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города… потому что не было другого выхода» {120} , а в ту самую годину отступлений и крушения фронтов вождь готов был поверить в существование военного заговора, отказывал в доверии даже таким военачальникам, как Г.К. Жуков, и отчаянно тасовал командующих в лихорадочных попытках остановить катастрофическое развитие событий.

Крупнейшим недостатком в подготовке к войне стало отсутствие к ее началу готовой системы стратегического управления Вооруженными Силами. В спешке, испытав несколько реорганизаций, были сформированы Государственный Комитет Обороны и Ставка Верховного Главного Командования, не сразу определилась кандидатура Верховного Главнокомандующего. Права и обязанности высших должностных лиц государства и руководителей Наркомата обороны, Генштаба не были четко регламентированы. Гражданские лица, вроде В.М. Молотова, опираясь на свое положение в государственной иерархии, считали нормальным вмешиваться в оперативное управление войсками.

Со своей стороны, Сталин по привычке к самовластию не придерживаться никакой субординации и не считался с давно отработанной в военной среде системой выработки и исполнения приказов и директив. Многие решения принимались им единолично и из-за слабой оперативно-стратегической подготовки были весьма неудачными.

Таковой оказалась уже первая директива военным советам фронтов от 22 июня 1941 г., требовавшая вопреки реально складывавшейся обстановке нанести контрудары по вторгшемуся на советскую землю противнику. В условиях потери управляемости, значительном превосходстве противника наши войска не могли подготовить такие контрудары и терпели крупные поражения, неся огромные потери. Подобные примеры можно множить и множить.

Некоторые решения Сталина, вспоминал адмирал Н.Г. Кузнецов, просто озадачивали. Так, выслушав доклад о необходимости установки на кораблях мощного зенитного вооружения, вождь заявил, что «воевать будем не у берегов Америки», и отверг предложения наркома ВМФ. «Зная, - писал Николай Герасимович, - что от самолетов можно потонуть и в 1000 км от своих берегов, и в каких-нибудь 50 км, и в базах, я не мог признать правильными рассуждения “великого вождя”. К сожалению, по нашим вопросам подобных примеров было много» {121} .

Намечая, например, высадку десанта в Керчи, Верховный не посчитал необходимым предварительно обсудить план операции с флотским руководством, определить потребность в материальных средствах, наметить реальные сроки готовности. Такого рода действия адмирал объяснял пренебрежением Сталина к мнению профессионалов при его собственной явно недостаточной компетенции.

Заслуживают внимания и более широкие обобщения Н.Г. Кузнецова относительно организации руководства наркоматами, а точнее - отсутствия четкой системы в такой организации. «Мне всегда казалось, - писал адмирал, - что у Сталина не было системы в деле руководства, что помогало бы ему все охватывать и как бы равномерно следить за всем». Поэтому, замечал бывший нарком ВМФ, руководство шло в основном «распорядительным порядком», из кабинета вождя; принимаемые решения диктовались не заранее продуманной долгосрочной программой, а в основном складывающейся в тот или иной момент обстановкой. Так было в Финскую капанию, так руководство осуществлялось и в первый период Великой Отечественной войны.

Критически оценивая вождя, Н.Г. Кузнецов в то же время сохранял неизменно присущую ему объективность. Словно отвечая на нападки бывших сталинских сподвижников, готовых после марта 1953 г. повесить на бывшего кумира всех «собак», он писал: «Слишком просто и легко объяснить все лишь культом личности Сталина. Многие из нас повинны, хотя бы в том, что молчали там, где положение требовало высказать свое мнение. За такую пассивность многие расплачивались сами, когда доходила до них очередь» {122} .

Вождь нередко превращал политику в самоцель и не всегда учитывал при этом военно-стратегические соображения. Скажем, в 1942 г. по следам успешной Московской битвы он, вопреки точке зрения Г.К. Жукова и мнению Генерального штаба, настоял на плане стратегического наступления на всем протяжении советско-германского фронта, хотя сил и средств у Красной Армии для этого не было. Подобный авантюризм обернулся тяжелыми поражениями в районе Любани, в Крыму и под Харьковом и утратой завоеванной было стратегической инициативы.

По поводу способностей вождя к стратегическому руководству войсками существует немало точек зрения, в том числе и противоречащих друг другу. Кое-кто из считающих себя серьезными историками недалеко ушел от Ворошилова с его признанием за Сталиным военного гения. Как представляется, компетентнее и объективнее других высказался на этот счет маршал Г.К. Жуков, причем не в мемуарах, которые подверглись изрядной «переработке» в идеологических инстанциях, а в своей речи на Пленуме ЦК КПСС в 1956 г., свободной от мертвящего давления сталинского культа. И хотя речь так и осталась непроизнесенной, от этого ее содержательность ничуть не умаляется.

«…С первых минут возникновения войны в верховном руководстве страной в лице Сталина проявилась полная растерянность в управлении обороной страны, использовав которую противник прочно захватил инициативу в свои руки и диктовал свою волю на всех стратегических направлениях, - считал Жуков. - …У нас не было полноценного Верховного командования. Был Сталин, без которого по существовавшим тогда порядкам никто не мог принять самостоятельного решения, и надо сказать правдиво, - в начале войны Сталин очень плохо разбирался в оперативно-тактических вопросах… Генеральный штаб, Наркомат обороны с самого начала были дезорганизованы Сталиным и лишены его доверия» {123} .

На второй день войны, вспоминал Георгий Константинович, вождь направил в помощь командованию воюющими фронтами все руководство Генерального штаба, включая его начальника. На резонное предупреждение, что подобная практика лишь приведет к дезорганизации управления войсками, Сталин отрезал: «Что вы понимаете в руководстве войсками, обойдемся без вас». В результате он, «не зная в деталях положение на фронтах и будучи недостаточно грамотным в оперативных вопросах, давал неквалифицированные указания, не говоря уже о некомпетентном планировании крупных контрмероприятий, которые по сложившейся обстановке надо было проводить».

На недооценку Сталиным значения и места Генштаба в первый период войны обращал внимание и маршал A.M. Василевский. Генеральный штаб представлял собой исключительно важное звено стратегического руководства, оперативный орган Верховного Главнокомандования, ни одна прежняя война не предъявляла к нему столь высоких требований. А главковерх подчас использовал его лишь в качестве простого технического передатчика в войска уже принятых им решений. Деликатно выраженный, но вполне ощутимый упрек слышен в словах Василевского: активное использование Оперативного управления, как и других структур Генштаба, «принесло бы значительную пользу и, быть может, избавило бы Верховное Главнокомандование от некоторых просчетов и ошибок в первые месяцы войны» {124} .

По свидетельству маршала Г.К. Жукова, Сталин только через полтора года войны начал более или менее разбираться в тактических и оперативно-стратегических вопросах. Эту точку зрения разделял и маршал A.M. Василевский: «Завершился процесс роста И.В. Сталина как военачальника после Сталинградской и особенно после Курской битв, когда он поднялся до вершин стратегического руководства. Теперь Сталин стал мыслить категориями современной войны».

То есть профессиональная учеба Верховного Главнокомандующего продолжалась около двух лет. Невольно задумаешься, какую цену людских и материальных потерь пришлось за нее заплатить армии и народу.

Видели ли окружавшие вождя военачальники его недостаточную компетентность в военных делах? Не могли не видеть, но, естественно, не смели говорить об этом вслух. Своими действиями они пытались максимально скорректировать указания Сталина, тактично научить его. Наибольшее влияние на его становление как Верховного Главнокомандующего оказали маршалы Б.М. Шапошников, A.M. Василевский, Г.К. Жуков и генерал армии А.И. Антонов. Рядом с ними, под их благотворным воздействием постигал Верховный тонкости оперативного искусства и стратегии.

В июле 1942 г. с назначением первого заместителя начальника Генштаба генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина командующим Воронежским фронтом Генеральный штаб лишился постоянного квалифицированного руководства, поскольку его начальник Василевский все время находился в разъездах. Чтобы исправить положение, Александр Михайлович просил Сталина назначить начальником Оперативного управления - заместителем начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта А.И. Антонова. Однако Верховный, все еще недооценивая значение и роль «мозга армии», долго не соглашался на это. Обстановку на фронтах в отсутствие Василевского ему докладывал замещавший начальника Генштаба… политработник Ф.Е. Боков, совершенно не подготовленный к такой ответственной миссии.

Даже дав в декабре 1942 г. согласие на назначение Антонова начальником Оперативного управления, Верховный стал доверять ему далеко не сразу. Но мало-помалу вождя подкупили глубокое знание генералом фронтовой обстановки, его ярко выраженные аналитические способности, твердость в отстаивании своего мнения, точность выводов и конкретность предложений. 6 апреля 1943 г. Антонов впервые подписал вместе с Верховным директиву Ставки. Потом до самого конца войны их две подписи чаще других стояли рядом под важнейшими документами. Алексей Иннокентьевич стал и самым частым посетителем кремлевского кабинета вождя, именно его доклады предпочитал теперь заслушивать Сталин.

До прихода Антонова Оперативное управление сильно лихорадило. Это было тем более недопустимым, что оно выступало, по существу, ядром Генерального штаба, его мозговым центром. Алексею Иннокентьевичу удалось утвердить в деятельности аппарата Генштаба как рабочего органа Ставки необходимую четкость и организованность. Он сумел сделать то, что многим представлялось немыслимым: упорядочить деятельность самого Верховного Главнокомандующего. Были установлены точные сроки обработки поступающей с фронта информации, определено время докладов руководителей важнейших структур Генерального штаба и Наркомата обороны, касающихся положения на фронтах, результатов разведки, вопросов тылового обеспечения, формирования резервов и т.п.

Вот один лишь факт такого рода. До Антонова доклады Сталину об обстановке на фронтах строились во многом произвольно, а вопросы докладывались различными и далеко не самыми квалифицированными лицами, вплоть до комиссара Генштаба. Алексей Иннокентьевич убедил Верховного в необходимости ввести эту работу в строго упорядоченное русло. Теперь обстановка докладывалась трижды в сутки: в течение дня, как правило, по телефону, а поздно вечером начальник Оперативного управления подводил итоги лично. Следя не по глобусу, как «вспоминал» Н.С. Хрущев, а строго по картам масштаба 1: 200000, подготовленным по каждому фронту с нанесенной обстановкой до дивизии, Сталин выслушивал подробные доклады о положении наших и вражеских войск, намерениях и действиях командующих. Помимо всего прочего, это была еще и превосходная школа высочайшей штабной культуры для Верховного. Не случайно Антонов - единственный из генералов - был удостоен высшего полководческого ордена «Победа».

Постепенно вождь благодаря своему практическому уму выработал подходящую линию поведения. Процесс планирования той или иной операции он начинал с отдачи самых общих указаний типа: «Надо не давать врагу передышки и гнать врага на запад». (Эти слова - не авторские фантазии, они буквально прозвучали на совещании в Ставке в январе 1942 г.) Вслед за тем Генштаб принимался за конкретную работу по разработке замысла и плана операции, порядка их реализации, вопросов взаимодействия, материально-технического обеспечения и т.п. К этому процессу подключались Жуков, Василевский, Антонов, командующие войсками фронтов и начальники штабов. Мышление талантливых военачальников питало конкретные решения вождя. При докладе подготовленных материалов Сталин, выслушав мнения всех, высказывал замечания по замыслу и деталям плана, срокам реализации, порядку руководства со стороны Ставки. Эти резюмирующие замечания давали основания представить его автором всей идеи. Такая линия поведения позволяла Иосифу Виссарионовичу наращивать репутацию полководца. В 1943 г. она была подкреплена присвоением воинского звания Маршала Советского Союза.

Максимальная централизация руководства в руках вождя имела не только плюсы, но и существенные минусы. От его слова зависело решение любого сколько-нибудь серьезного вопроса на фронте и в тылу, что изрядно вредило делу, сковывало инициативу руководящих кадров. Некомпетентное вмешательство в стратегические и оперативные вопросы затрудняло проведение в жизнь наиболее целесообразных решений и способов действий. Тот же Жуков за излишнюю настойчивость и стратегическую инициативу, проявленную в разговоре со Сталиным, уже в июле 1941 г. лишился поста начальника Генштаба.

Здесь невольно вспоминается меткое замечание конструктора оружейных систем С.П. Непобедимого. Комментируя сравнение немецких военачальников с Жуковым, сделанное некоторыми зарубежными историками и нелестное для маршала, наш известный оружейник вопросил: «А попробовали бы его соперники повоевать под командованием Джугашвили!»

По мере накопления опыта войны ошибок и просчетов у Верховного стало заметно меньше. Сталин уже более взвешенно и здраво оценивал возможности Красной Армии и потенциал противника.

Примером сказанного может служить его реакция на просьбу главнокомандующего ВВС РККА А.А. Новикова перенести сроки начала контрнаступления под Сталинградом. Если раньше он, вероятнее всего, решил бы вопрос единолично, то теперь предпочел посоветоваться с подчиненным. В телеграмме, которую Верховный 12 ноября 1942 г. направил Жукову, координировавшему подготовку к операции, говорилось: «Если Новиков думает, что наша авиация сейчас не в состоянии выполнить эти задачи, то лучше отложить операцию на некоторое время и накопить побольше авиации» {125} .

А в ходе подготовки Курской битвы Сталин, помня о неудачных попытках стратегического наступления в 1942 г., одобрил план, предусматривавший переход к преднамеренной обороне, хотя Советские Вооруженные Силы и обладали достаточным потенциалом для наступления. Обескровив врага в оборонительных боях, выбив его танки, Красная Армия перешла в контрнаступление и в короткий срок отбросила противника за Днепр.

Но окончательно избавиться от ошибок вождю было, как видно, не под силу. Сказывалось и то обстоятельство, что он судил об обстановке на фронте исключительно по докладам подчиненных. Сталин выезжал на фронт всего один раз, и то ненадолго. Было это 3 августа 1943 г., накануне Смоленской наступательной операции Западного фронта. Поездка проводилась в атмосфере абсолютной тайны, так что даже начальник Генштаба A.M. Василевский не был поставлен о ней в известность. Специальным поездом Сталин приехал в Гжатск, а оттуда автомобильный кортеж прибыл в район Юхнова. Сюда и были вызваны представитель Ставки маршал артиллерии Н.Н. Воронов, командующий фронтом генерал армии В.Д. Соколовский и член военного совета Н.А. Булганин.

По воспоминаниям Воронова, «Сталин прежде всего поинтересовался, далеко ли от места их встречи находится командный пункт фронта. Затем приказал познакомить его с обстановкой. Соколовский стал было излагать замысел операции, но Сталин его перебил: “Деталями заниматься не будем, Западному фронту нужно к весне 1944 года (явная ошибка мемуариста. - Ю.Р.) подойти к Смоленску, одновременно накопить силы и взять город”. Эта фраза была повторена дважды, и на ней разговор был по существу закончен. Командующий попытался было пожаловаться на недостаток резервов и боевой техники, но в ответ услышал: “Все, что сможем, дадим, а не сможем - обходитесь тем, что имеете”» {126} .

Еще одна поездка в действующую армию состоялась через два дня, 5 августа, но ее и выездом на фронт не назовешь, поскольку маршрут пролег в глубокий тыл Калининского фронта. В деревне Хорошево Сталин, доставленный сюда поездом, беседовал с командующим генералом А.И. Еременко о той же Смоленской операции.

Окончательно избавиться от ошибок в управлении войсками вождю мешало и чувство абсолютного превосходства над другими людьми, в том числе военными профессионалами. Отступившее было в пору поражений, оно под влиянием побед Красной Армии возобладало вновь.

Именно об этом с горечью поведал Г.К. Жуков: «По замыслу Сталина… планировалась и проводилась операция в Прибалтике в районе Либавы, которая безрезультатно повторялась несколько раз и, кроме тяжелых жертв, ничего не дала. За неудачи этой операции Сталин сменил трех командующих фронтами. Исключительно безграмотно проводились операции севернее Варшавы (правым крылом 1-го Белорусского фронта маршала К.К. Рокоссовского. - Ю.Р.), в результате которых погибли многие десятки тысяч наших людей. Сталину неоднократно докладывали о том, что по условиям местности там нельзя проводить операцию, однако такие доводы отвергались как “незрелые”, и операция многократно повторялась с одними и теми же результатами» {127} . А ведь события, о которых вел речь полководец, имели место не в начале, а уже на заключительном этапе войны.

Свидетелем такой картины становился очень узкий круг посвященных лиц, народ же и армия под воздействием массированной пропаганды видели в Верховном Главнокомандующем фигуру не только безгрешную, но и великую во всех отношениях. Культ личности Сталина в годы войны укрепился неимоверно.

Здесь уместно поговорить о его отношении к славе, к собственным наградам. Безусловно, «звездоманией», подобно его преемникам на посту лидера партии, он заражен не был, став обладателем званий Героя Советского Союза, Героя Социалистического Труда и нескольких орденов. Не густо, учитывая беспредельные возможности вождя в этом отношении.

В литературе встречаются упоминания о том, что Сталин, например, выразил острое недовольство фактом его повторного награждения орденом «Победа» и отказался от церемонии вручения. И действительно, хотя Указ Президиума Верховного Совета СССР датирован 26 июня 1945 г., вождь получил орден, по сведениям наградного отдела Администрации Президента РФ, лишь 28 апреля 1950 г. В тот же день Н.М. Шверник вручил владельцу медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза и два ордена Ленина, которых Сталин был удостоен ранее.

Но о скромности ли свидетельствуют эти факты? Слабо верится, учитывая ту отмеченную многими страсть, с какой Сталин стремился обрести репутацию великого полководца, равного которому не было в нашей стране, если не во всем мире. Он не случайно в 1944 г. отказался от оправдавшей себя практики координации действий групп фронтов, а успешно осуществлявших эту функцию Жукова и Василевского поставил во главе конкретных фронтов. Война шла к победному завершению, и Верховный явно не собирался делить славу с кем-либо из подчиненных.

О том же, на наш взгляд, свидетельствует и учреждение специально для него воинского звания Генералиссимуса Советского Союза, звания, исключительно редкого в любой армии {128} . К слову, произошло это 26 июня 1945 г., то есть в тот же день, когда вышел указ о награждении вождя вторым орденом «Победа», вызвавший столь острое его недовольство. Но от звания Генералиссимус, в отличие от ордена, который как бы уравнивал его с другими маршалами, Сталин и не подумал отказываться, ибо оно, наоборот, зримо отделяло его от всех остальных.

В этом контексте уместно вспомнить и о широко известном тосте Сталина на приеме в Кремле командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 г.: «Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа…». Традиционно считается, что в этой речи вождь, признав ошибки возглавляемого им правительства в 1941-1942 гг. и собственные ошибки, «повинился» перед советским народом и отдал должное, прежде всего, русскому народу. Однако характер правки, которую оратор внес в текст, давая разрешение на публикацию в «Правде», показывает, что Сталин явно постарался дистанцироваться от правительства. А фразы из речи о «терпении» русских, о том, что «иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой», людям, знающим обстановку того времени, могут показаться даже ироническими, издевательскими {129} . Сталину, выступавшему всего через две недели после одержанной над Германией победы, не было никакого смысла в свой звездный час «виниться» перед кем бы то ни было. Верховный Главнокомандующий ограничился лишь тем, что поддержал традицию, заведенную им еще с 1930-х гг., и провозгласил здравицу, в очередной раз ритуально отметив заслуги русского народа перед Родиной.

Особый разговор - об отношении Верховного к маршальско-генеральскому корпусу, то есть к тем людям, без которых мало чего стоила бы и его собственная репутация. Многие маршалы и генералы обязаны своим служебным ростом сталинскому вниманию. Но горе было тем, кто в силу разных, в том числе и не зависящих от них самих, причин не оправдал доверия вождя. Войну он начал с расправы над большой группой военачальников, даже не успевших вступить в противоборство с фашистами, - генералами Г.М. Штерном, А.Д. Локтионовым, Я.В. Смушкевичем, П.В. Рычаговым, И.И. Проскуровым, с расстрела командного состава Западного фронта - генералов Д.Г Павлова, В.Е. Климовских, А.А. Коробкова, А.Т. Григорьева, Н.А. Клича {130} , с объявления генералов, погибших в бою и попавших в плен - В.И. Качалова, П.Г. Понеделина, Н.К. Кириллова, М.И. Потапова, предателями {131} . Немало высших командиров несправедливо пострадало от сталинского гнева и в ходе войны. А победу над Германией Сталин и вовсе «отметил» заключением в тюрьму Главного маршала авиации А.А. Новикова, маршала авиации ГА. Ворожейкина, маршала артиллерии Н.Д. Яковлева, генералов А.И. Шахурина, К.Ф. Телегина, судом над адмиралами Н.Г. Кузнецовым, Л.М. Галлером, В.А. Алафузовым, Г.А. Степановым, опалой маршала Г.К. Жукова.

Считая себя вправе произвольно решать, как распорядиться судьбой того или иного военачальника, вождь лишь перед единицами из них испытывал нечто похожее на чувство вины за нанесенные в прошлом обиды. Так, согласившись на арест К. А. Мерецкова, позднее, по его освобождении, относился к нему с подчеркнутой симпатией, словно пытался загладить свою вину.

По этому поводу адмирал Н.Г. Кузнецов высказывался следующим образом: «Отношение к людям у него было как к шахматным фигурам, и преимущественно пешкам. Он мог убрать любую фигуру с шахматной доски и поставить ее вновь, если игра требовала этого. В таких случаях он не был даже злопамятен, и репрессия, пронесшаяся над человеком по его же приказу, не служила препятствием для полного доверия к нему в последующем» {132} .

Сталинскую поддержку ощущали те выдвиженцы, кто смог оправдать доверие, - К.К. Рокоссовский, Л.А. Говоров, А.И. Еременко, И.Д. Черняховский, П.С. Рыбалко, П.А. Ротмистров, К.С. Москаленко, другие талантливые военачальники. «На протяжении войны я неизменно чувствовал его внимание, сказал бы, даже чрезмерную заботу, как мне казалось, далеко мной не заслуженные», - говорил в беседе с журналистом В.М. Песковым маршал A.M. Василевский.

В то же время, как вспоминал маршал Г.К. Жуков, «чем ближе был конец войны, тем больше Сталин интриговал между маршалами - командующими фронтами и своими заместителями, зачастую сталкивая их “лбами”, сея рознь, зависть и подталкивая к славе на нездоровой основе» {133} . Не отрицал правоты такого наблюдения и маршал И.С. Конев, что подтвердила, в частности, Берлинская операция.

В Сталине причудливо совмещались, казалось бы, диаметрально противоположные черты: всемерное радение о величии Советского Союза - и самонадеянность, поставившая страну на грань национальной катастрофы; внимание к кадрам - и редкая жестокость к людям-«винтикам»; стратегический ум - и мелкое тщеславие, стремление к еще одному пышному титулу вроде «величайшего полководца всех времен и народов». Об этой двойственной природе сталинской натуры, к глубокому сожалению, забывают те, кто и сегодня уверяет соотечественников, будто без вождя-диктатора наш народ был обречен на поражение в Великой Отечественной войне. Однако своим личным триумфом он обязан народу, по крайней мере, ничуть не меньше, чем народ ему.