Свирская церковь в Смоленске. Заложена в 1180-е
Автор изображения – Szeder László

Северо-западный угол Алаунского пространства представляет Валдайское плоскогорье, пересеченное живописными холмами и глубокими оврагами. Это плоскогорье можно назвать по преимуществу областью источников. Здесь между холмами залегают многочисленные озера, из которых берут свое начало три великие русские реки: Волга, Днепр и Западная Двина. От этого плоскогорья область Двины и ее притоков постепенно понижается к Балтийскому морю. Ее равнинный характер нарушает только гряда холмов, которые отделяются от плоскогорья, пересекают течение Двины, Верхней Березины, Вилии и теряются в низменностях реки Немана. Все это пространство с его скудною, песчано-глинистою почвою, обилием стоячих и текучих вод, с его дремучими лесами, преимущественно еловыми, издревле было обитаемо многочисленным славянским племенем, известным под именем кривичей. Уже с самого начала Русской истории мы находим в Кривской земле два средоточия, около которых развивалась местная, областная жизнь этого племени. То были Смоленск и Полоцк. Последний, как известно, ранее других областей выделился из общего состава собранной киевскими князьями Руси, получив особую династию в лице потомков урожденной полоцкой княжны Рогнеды и ее сына Изяслава Владимировича. Смоленская же область получила свою особую ветвь русского княжеского рода с половины XII века. Вместе с Волынью она сделалась наследственным владением старшей линии Мономаховичей, т.е. потомков Мстислава I: Волынь досталась в удел его сыну Изяславу II, а Смоленск – другому сыну, Ростиславу. Известна неизменная дружба, которая связывала этих двух братьев, их борьба за Киев с дядею Юрием и черниговскими князьями.

Ростислав-Михаил ознаменовал себя внутренним устроением Смоленской земли, в особенности попечениями о делах церковных и постройкою храмов. До него хотя упоминаются некоторые епископы в Смоленске, но особой архиерейской кафедры здесь еще не было. В церковном отношении Смоленск причислялся к епископии южного Переяславля. Ростислав еще при жизни своего отца Мстислава испросил позволение устроить особую епископию для Смоленской области, а в исполнение привел уже после его смерти. В 1137 году с благословения киевского митрополита Михаила II смоленским епископом был поставлен грек Мануил-скопец, обративший на себя общее внимание своим прекрасным голосом ("певец гораздый", по выражению летописи). Спустя десять лет, при поставлении Климента Смолятича на Киевскую митрополию собором епископов, этот Мануил, как известно, явился противником его и сторонником греческой партии, которая отрицала право русских епископов ставить себе митрополита без разрешения константинопольского патриарха. Великий князь Изяслав II и митрополит Климент сильно гневались за то на Мануила; но Ростислав, по-видимому, оборонял его от преследования. К той же эпохе относится данная этим князем уставная грамота 1150 года. В ней с клятвою для своих преемников князь подтверждает отделение Смоленской епархии от Переяславской и определяет доходы епископа и соборного Успенского храма. Для них главным образом назначается десятина с тех даней Смоленской земли, которые собирались на князя и княгиню. Из грамоты видно, что десятая часть одних денежных сборов простиралась до 300 гривен; кроме того в пользу Успенского храма назначены села, разные угодья и, наконец, доход от церковных судов.

С перемещением Ростислава-Михаила на великий Киевский стол Смоленск перешел к его старшему сыну Роману; прочие сыновья (Рюрик, Давид, Мстислав) получили свои уделы также в Смоленской области. Но их честолюбие простиралось за ее пределы. Известно деятельное участие смоленских Ростиславичей в последующих событиях Южной Руси и в киевских переворотах. Сначала они помогали своему двоюродному брату Мстиславу Изяславичу овладеть Киевом; потом двоюродному дяде Андрею Боголюбскому помогли изгнать Мстислава из Киева; но вскоре затем восстали против Боголюбского и прогнали суздальские войска из Киевской земли. Некоторые из братьев в это время получали в ней уделы; именно: Давид сел в Вышгороде, а младший, Мстислав Храбрый, в Белгороде; последний вскоре был призван в Новгород Великий и уступил Белгород Рюрику. Старший брат Роман занял было и самый Киевский стол; но после разных превратностей уступил его Святославу Всеволодовичу Черниговскому, а сам воротился в Смоленск, где скончался в 1180 г., и его каменная гробница поставлена в соборном храме Богородицы. По словам летописца, этот князь был высок ростом, плечист "красен лицом" (красив), нрав имел незлобивый, и смоляне оплакивали его в особенности за доброту. Вдовая же княгиня его (дочь Святослава Ольговича Черниговского), стоя у гроба, причитала такими словами: "Царю мой благий, кроткий, смиренный и правдивый! Воистину тебе наречено имя Роман (христианское имя св. Бориса), коему ты уподобился всею добродетелью. Многие досады принял ты от Смольнян; однако не видели тебя, господина, никогда воздающего им злом, а все возлагающего на Божью волю". По некоторым признакам, действительно характер смолян в это время носил черты, общие с беспокойными новгородцами и киевлянами.

После помянутого выше вероломного нападения великого князя киевского Святослава Всеволодовича на Давида Ростиславича во время охоты Рюрик Ростиславич послал Давида в Смоленск к старшему брату просить помощи против Ольговичей. Случилось так, что Давид не застал в живых Романа, а приехал туда тотчас после его кончины. Епископ Константин, игумены, священники и граждане встретили Давида с крестами и проводили его в соборный храм, где с обычными обрядами посадили его на стол отний и дедний. Подобные знаки народной преданности не помешали, однако, смолянам потом войти с ним в некоторые распри. Известно, как в 1185 году во время общего похода на половцев смоленская рать у Треполя составила вече против своего князя и отказалась идти далее. Давид, однако, не был так кроток и мягок, как его отец Ростислав или брат Роман. По крайней мере, когда в следующем 1186 году произошли новые смуты и мятежи в Смоленске, он казнил многих "лучших", или именитых, граждан.

Понятно, что при таких распрях с князем население не всегда усердно поддерживало его во внешних столкновениях. В 1195 году Давиду пришлось оборонять свою землю с двух сторон: от князей черниговских и полоцких. Ольговичи вели борьбу с родом Мономаха из-за Киева; а полоцкие князья враждовали со смоленскими из-за Витебского удела, которым смоленские стремились завладеть. Ярослав Всеволодович Черниговский послал своего племянника Олега Святославича к Витебску на помощь полочанам против смолян; черниговцы на пути начали воевать Смоленскую землю. Давид отправил на них своего племянника Мстислава Романовича. Была вторая неделя Великого поста, лежал глубокий снег. Черниговцы расположились около лесу, притоптали вокруг себя снег и приготовились встретить неприятеля; с ними успел соединиться полоцкий отряд под начальством друтского князя Бориса. Мстислав Романович ударил на черниговцев и обратил их в бегство. Но в то время, как он с конного дружиною гнался за разбитыми черниговцами, смоленский полк, с своим тысяцким отряженный на полочан, при встрече с ними бежал почти без битвы. Полочане не стали преследовать смолян; а ударили в тыл пешему полку Мстислава Романовича и смяли его. Молодой князь вернулся из погони и, считая себя уже победителем, неосторожно въехал в средину полочан и был захвачен ими в плен. Тогда и Олег Святославич воротился на поле битвы с черниговцами. Он выпросил себе у Бориса Друтского его пленника и послал в Чернигов к дяде Ярославу такую весть: "Мстислава я взял и полк его победил, а также Давидов Смоленский полк. Пленные Смольняне сказывают, что их братья не ладно живут с Давидом. Такого удобного времени, как ныне, нам уже не будет, отче; совокупляй свою братию и приходи немедля, чтобы нам взять свою часть". Ярослав и все Ольговичи обрадовались этой вести и поспешили выступить в поход, чтобы напасть на самый Смоленск. Но великий князь Рюрик Ростиславич, находившийся тогда в Овруче, послал наперерез Ярославу своих бояр с крестными грамотами и велел сказать ему: "Ты хочешь брата моего погубить, уже отступился от ряду и крестного целования, то вот тебе назад твои крестные грамоты; ступай к Смоленску, а я пойду к Чернигову; пусть нас рассудит Бог и крест честный". Угроза подействовала, и Ярослав воротился с похода.

Давид Ростиславич скончался в 1197 году, после семнадцатилетнего княжения в Смоленске. Перед смертью он велел отнести себя в монастырь на Смядыне и постричь его в монашеский чин. Там он и был погребен в построенной его отцом церкви Бориса и Глеба. По словам летописца, Давид был среднего роста, красив лицом, любил монашеский чин и наделял монастыри; имел ратный дух, золота и серебра не собирал, а раздавал своей дружине; злых людей казнил.

Смоленский стол перешел к старшему племяннику Давида, Мстиславу Романовичу, бывшему черниговскому пленнику. Этот князь занимал его также лет семнадцать; а потом перешел на великий стол Киевский, где посадил его двоюродный брат Мстислав Мстилавич Торопецкий, по прозванию Удалой, изгнавший из Киева Всеволода Чермного. Смоленский стол после того занимали по порядку старшинства другие двоюродные братья, сначала Владимир Рюрикович, а потом Мстислав-Феодор Давидович. Последний особенно известен по своему торговому договору 1229 года с Ригою, Готландом и немецкими городами. Договор этот подтверждает свободное плавание гостей по реке Двине от верховья до устья. Товары немецкие обыкновенно поднимались на ладьях вверх по Двине (и, вероятно, по ее левому притоку Каспле) до той пристани, где они перегружались на телеги, и уже волоком или сухопутьем доставлялись в Смоленск. Для такой доставки существовала туземная артель возчиков, или "волочан", которыми заведовал особый староста, или тиун. В случае какой утраты товара при перевозке через волок убыток платила вся артель. Когда весною на пристани скоплялось много судов с товаром, то смоленские и немецкие купцы метали жребий, чей товар должен быть перевезен наперед. А иногородние русские купцы в таком случае без всякого жребия перевозили свой товар после туземных и немецких. Любопытно, что договор ставит немецким гостям в обязанность: по прибытии в Смоленск подносить княгине в подарок постав или кусок полотна, а тиуну волочанскому дарить готские "перстатыя" рукавицы, т. е. перчатки. На печати, приложенной к этому договору, Мстислав-Феодор называет себя "великим князем". По примеру Киева и Владимира-на-Клязьме этот титул начали присваивать себе старшие князья и других русских областей.

Смоленская земля занимала весьма выгодное географическое положение. Она лежала в средине Древней Руси, на западной окраине Алаунской возвышенности, и владела верховьями трех больших рек, Днепра, Двины и Волги, которые открывали ей судоходное сообщение почти со всеми краями России; что делало ее посредницею в торговле между Новгородом и Киевом, между Суздальским и Прибалтийскими краями. Скудость почвы возмещалась промышленным, торговым духом населения. Окруженная со всех сторон русскими областями, эта земля мало подвергалась нападениям иноплеменных народов; менее других страдала и от княжеских междоусобий. Необширная по своим размерам, она изобиловала городами и селами, в которых обитало зажиточное население.

Средоточие этой ветви кривичей, город Смоленск расположен на холмистом левом берегу Днепра, пересеченном глубокими оврагами и лощинами. На самом возвышенном из городских холмов стояла главная смоленская святыня, соборный каменный храм в честь Успения Богородицы, построенный Владимиром Мономахом, конечно, в том же греческом архитектурном стиле, как храмы киевские и черниговские. В этом соборе находилась весьма чтимая икона Богородицы Одигитрии (путеводительницы), по словам предания, написанная евангелистом Лукою; она была перенесена в Россию греческою царевною, матерью Владимира Мономаха. Внук его и главный устроитель Смоленского княжества, Ростислав, также украсил свой стольный город построением храмов и монастырей. Особенно замечательна из них Борисоглебская церковь в Смядынском монастыре, который находится за городом посреди лесов, при впадении речки Смядыни в Днепр, подле того места, где, по преданию, был убит св. Глеб Муромский. Тому же князю приписывают основание храма Петра и Павла в Заднепровском предместье, т.е. на правом берегу реки. Сыновья его подражали отцу в строительной деятельности. Так, памятью Романа служит каменный храм во имя Иоанна Богослова; а Давид Ростиславич соорудил при княжеском тереме храм Михаила и богато украсил его иконами, на которых блистало золото, жемчуг и дорогие каменья. Если верить летописцу, подобной церкви тогда не было в "полунощной стране", и все приходящие дивились ее красоте; а сам князь-строитель имел обычай ежедневно ходить в эту церковь.

Если Чернигов, столь близкий Киеву, старался разделить с ним славу его святынь и основание своих главных монастырей приписывал Антонию Печерскому, то другие, более отдаленные области русские не замедлили соревновать Киеву в прославлении своих собственных подвижников. Таким образом, мало-помалу почти в каждой из древнерусских земель, особенно в стольных городах, прославляются свои местночтимые угодники рядом с подвижниками греческой церкви или с такими общерусскими святыми, как Борис и Глеб.

Старейшим смоленским угодником является преподобный Авраамий. Житие его некоторыми чертами напоминает Феодосия Печерского. Видим то же неодолимое влечение к иноческим подвигам с самой ранней юности, то же прилежание к книжному учению и такое же настоятельство монастыря, основанного в честь Богородицы подле самого города. Монастырь этот сделался известен более под именем Спасо-Авраамиевского. Жизнь и подвиги святого относятся ко второй половине XII и к первой четверти XIII века. В первой же половине XIII жил другой местночтимый подвижник, Меркурий, который был пришлецом с Запада и принадлежал сначала Латинской церкви. Он находился на службе Смоленского князя; по словам предания, отразил от столицы татарское полчище; но при этом пал и был погребен в соборном Успенском храме.

Кроме монастырей, храмов и княжих теремов, Смоленск обиловал гостиными дворами и лавками как туземных купцов, так иногородних и иноземных. Между последними преобладали гости варяжские и немецкие, которые имели не только свои дворы, но и собственные латинские храмы или божницы. Договор 1229 года упоминает о храме "Немецкой Богородицы", в котором, так же как в Успенском соборе, хранились для проверки образцы весовых мер, употреблявшихся в торговле. О том, как был велик и многолюден древний Смоленск, можно судить по следующему известию летописи. В 1230 году свирепствовала в том краю моровая язва. В городе по этому случаю устроено было четыре скудельницы, или общие могилы, и в них похоронено более тридцати тысяч человек! В том же году скончался и сам князь Мстислав Давидович. По торговле и богатству жителей Смоленск уступал только Киеву и соперничал с Великим Новгородом. Изяслав II, приглашая брата Ростислава к совокупному действию против Юрия Долгорукого, говорил: "Там у тебя Новгород сильный и Смоленск".

Из других приднепровских городов этой земли заслуживают внимания Дорогобуж выше и Красный ниже Смоленска, еще ниже Орша и Копыс. Тут Днепр углом поворачивает на юг и далее своим течением отделяет Смоленскую землю от Полоцкой. Граница смоленская, шедшая на север от утла, перерезывала течение Двины около устья рек Каспли с одной стороны и Усвята – с другой и продолжалась на Ловать, откуда по рубежу новгородскому заворачивала на восток к верховьям Волги; потом следовала ее течению и оканчивалась где-то между Ржевом и Зубцовым, из которых первый город принадлежал смоленским князьям, а второй – суздальским. Северный край Смоленской земли составлял Торопецкий удел, принадлежавший знаменитому Мстиславу Удалому. Город Торопецна Торопе, правом притоке Двины, был одним из наиболее торговых и промышленных смоленских городов. Кроме волжской Ржевы, к этому уделу, кажется, относился тогда и Xолм, стоявший на самой новгородской границе, при впадении речки Куньи в Ловать.

Восточный край Смоленской земли заключал верховья трех левых притоков Оки, именно: Угры, Протвы и Москвы. Здесь помещались уделы Вяземский и Можайский. Город Можайск, лежавший на берегах Москвы, находился на пограничье с Суздальской землей. А на Протве жил в те времена остаток литовского народца Голяди, который вследствие какого-то движения племен очутился посреди славян и был покорен Русью в XI веке. Вязьма расположена на левом притоке Днепра, речке Вязьме, которая уже самым своим названием указывает на вязкую, т.е. глинистую и болотистую почву своих берегов. Южные уделы Смоленской земли обнимали верховья Десны и Сожи. Здесь, на черниговском пограничье, находились города Ростиславль и Мстислав, оба на притоках Сожи, Осетре и Вехре. Упомянутая выше уставная грамота Ростислава называет многие смоленские села; некоторые из них являются впоследствии; например, Ельня – на верховьях Десны и Прупой (Пропойск) – при впадении Прони в Сож. Последний, вероятно, по своему населению принадлежал уже не столько кривичам, сколько радимичам: ибо тут же недалеко протекала известная их речка Пищана .


Грамота Ростислава-Михаила вместе с дополнительною по тому же предмету грамотою епископа Мануила напечатана в Дополн. к Актам Историческ. I. № 4. Она весьма важна как для разъяснения географического и экономического состояния древней Смоленской области, так и вообще для характера взаимных отношений церковной и светской власти того времени. Любопытно, между прочим, что Смоленский князь в то время имел еще притязание на какую-то волость, захваченную Юрием Долгоруким и отошедшую к Суздальской земле: "Суждали Залесская дань, оже воротить Гюрги, а что будет в ней, из того святей Богородицы десятина". Договорная грамота Мстислава Давидовича с Ригою и Готским берегом помещена в Собрании Госуд. грамот и договоров. Т. П. № 1, кроме того во втором томе "Русских Достопамятностей", с примечаниями Дубенского, и в "Русско-Ливонских актах", изданных Археографической комиссией, с приложением прекрасного исследования о ней академика Куника. Эти две грамоты, наряду с летописью, составляют главный источник при очерке древней Смоленской земли. Апособием, кроме общих приводимых выше трудов и путешествий, служат, между прочим, следующие специальные труды: "История губернского города Смоленска" Муразакевича. 1804, "История города Смоленска" Никитина. М. 1848, "Смоленская губерния" штабс-капитана Цебрикова. СПб. 1862 (Матер, для геогр. и стат. России), "Историко-статистическое описание Смоленской епархии". СПб. 1864. И некоторые статьи в "Памятных книжках" Смоленской губернии. "Княжая местность и храм князей в Смоленске" Писарева. Смол. 1894. И наконец, монография проф. Голубовского "История Смоленской Земли до начала XV ст.". Киев, 1895. В археолог, отношении любопытен труд Сизова о Смоленских курганах. СПб. 1902.

Вид города Смоленска. 1814 г. Неизв. худ. I пол. XIX в.

История города

Смоленск, центр Смоленской обл. и Смоленского р-на. Расположен в верховьях Днепра (пристань), между Духовщинской и Краснинско-Смоленской возвышенностями. Население 356 тыс. чел.

Впервые упоминается в летописном своде под 862-865. Был центром славянского племени кривичей, крупным торговым и ремесленным поселением на древнем торговом пути из варяг в греки”. С 882 в составе Киевской Руси, с XII в. центр Смоленского княжества. В 1404-1514 входил в состав Великого княжества Литовского, затем - в Московское государство; после сооружения в 1596-1602 каменной крепостной стены - важнейшая русская крепость на западной границе. После Смоленской обороны 1609-11 захвачен Польшей, возвращен России по Андрусовскому перемирию 1667. С 1708 центр Смоленской губ., в 1719-26 - Смоленской провинции Рижской губ., с 1776 - Смоленского наместничества (с 1796 - губернии). Во время Отечественной войны 1812 в районе Смоленска произошло Смоленское сражение.

Во время Великой Отечественной войны здесь же произошло Смоленское сражение 1941, задержавшее на 3 месяца наступление немецко-фашистских войск на Москву.

Исторический центр Смоленска окружен мощными крепостными стенами с башнями (1596-1600), В ансамбле Соборной горы - соборы Успенский (1677-1740) и Богоявленский (1787), Иоанно-Предтеченская церковь (1703-80; восстанавливается), архиерейский дом (1770) и др. Сохранились также: церкви - Петра и Павла (1146), Михаила Архангела (Свирская, 1194), Иоанна Богослова (1160, перестроена в XVIII в.), Георгиевская (1782), Воскресения (1765), Спаса Преображения (1766); ансамбль Троицкого монастыря с собором (1738-40), Спасо-Преображенский собор Спасо-Авраамиева монастыря (1755), церкви Вознесения (1700) и Ахтырская (1830) Вознесенского монастыря.

Смоленское княжество

СМОЛЕНСКОЕ КНЯЖЕСТВО, древнерусское княжество, занимавшее территории по верхнему течению Днепра. Из городов в Смоленском княжестве, помимо Смоленска, крупное значение имели Торопец, Орша, позднее - Мстиславль, Можайск. Политическое обособление Смоленска началось с 1030-х. Самостоятельным Смоленское княжество стало при кн. Ростиславе Мстиславиче (1127 - 59), внуке Владимира Мономаха. При нем оно значительно расширилось и достигло наибольшего расцвета и могущества. В 1136 в Смоленском княжестве была учреждена епархия, получившая позднее земли и привилегии. При преемниках Романа Ростиславича (1160 - 80) началось дробление Смоленского княжества на уделы и уменьшение его влияния на общерусские дела. Одновременно Смоленское княжество подверглось нападению со стороны немецких крестоносцев и литовских князей. Во 2-й пол. XIII в. из Смоленского княжества выделились Можайский и Вяземский уделы. Это ослабило Смоленское княжество в борьбе с литовскими князьями. Кн. Святослав Иванович (1358 - 86) вел энергичную борьбу с Литвой за независимость Смоленского княжества, однако потерпел поражение и погиб в битве на р. Вехре. Смоленское княжество было захвачено литовским кн. Витовтом. В 1401 в Смоленском княжестве произошло восстание против власти литовцев. Смоляне посадили на смоленский стол Юрия Святославича. Но в 1404 Смоленск вновь был взят Витовтом. Смоленское княжество утратило политическую самостоятельность. Оно стало частью Польско-Литовского государства. Смоленская земля была возвращена России в 1514, захвачена Польшей в 1618 и вновь возвращена в 1667.

Г. Горелов

Фотоальбом

Смоленский кремль XVI-XVII веков. Современный вид.
Фото А.Н. Савельева . 2008 г.

Стена смоленского кремля. Башня Орел (Городецкая).
Фото А.Н. Савельева . 2008 г.

Смоленский кремль, Копытенские (Копытицкие, Копычинские) ворота.
Фото А.Н. Савельева . 2008 г.

Смоленск. Церковь Петра и Павла XII века (справа). И церковь Варвары XVIII века.
Фото А.Н. Савельева . 2008 г.

Смоленск. Церковь Михаила Архангела XII века.
Фото А.Н. Савельева . 2008 г.

Смоленск. Успенский собор XVIII века.
Фото А.Н. Савельева . 2008 г.

Смоленские князья:

Глеб Константинович (кол. 12). Из рода Смоленских кн. Родоначальник Фоминских князей. Сын Константина Давыдовича

Андрей Владимирович Долгая Рука (кол. 12). Родоначальник Вяземских князей. Сын Владимира Рюриковича. + 1223 г. Андрей был взят в плен татарами после битвы на Калке и задавлен под досками вместе с другими князьями.

Ростислав Мстиславич (ок. 1110 - 17.03.1168) (IX колено) - князь Смоленский (1125 - 1160), князь Новгородский (1153), Великий князь Киевский (1154, 1159 - 1168)

Елена жена с 1163 года Казимежа II (Казимир II Справедливого) (1138 - 5.05.1194), князя Кракова (см. Польша. Пясты)

Мстислав Ростиславич Храбрый (? - 11.07.1180) (X колено) - князь Смоленский (1175 - 1177), князь Новгородский (1179 - 1180), князь Белгородский (1161, 1171 - 1173) женат первый раз на дочери Глеба Ростиславича (см. Рязанские князья) , второй раз на неизвестной

Роман Ростиславич (? - 1180) (XI колено) - князь Смоленский (1160 - 1172, 1177 - 1180), Великий князь Киевский (1171 - 1173, 1175 - 1177), князь Новгородский (1178 - 1179) женат с 9.01.1148 на дочери Святослава Ольговича (кол. VIII)

Давыд Ростиславич (1140 - 23.04.1197) (XI колено) - князь Новгородский (1154), князь Торжский (1158 - 1161), князь Витебский (1165 - 1167), князь Вышгородский (1167 - 1180), князь Смоленский (1180 - 1197)

Святослав Ростиславич (? - 1169) (X колено) - князь Новгородский (1158 - 1160, 1162 - 1168)

Агафья Ростиславна (X колено) - вторая жена с 1165 года Олега Святославича (кол. IX) (см. Новгород - Северские князья)

Рюрик Ростиславич (? - 1214) (X колено) - князь Новгородский (1170 - 1171), князь Белгородский (1173 - 1194), Великий князь Киевский (1173, 1180 - 1182, 1194 - 1202, 1203 - 1205, 1206, 1207 - 1210), князь Черниговский (1210 - 1214) женат первый раз с 1163 года на дочери половецкого хана Белгука, второй раз на кж. Анне, дочери Юрия Ярославича (см. Туровские князья) . У Татищева есть упоминание под 1211 год третьей жене Анне Всеволодовне

Мстислав - Борис Давыдович Старший (? - 1189) (XI колено) - князь Новгородский (1184 - 1187), Вышгородский (1187 - 1189)

Ростислав Давыдович (XI колено) - упомянут под 1219 год

Предслава Рюриковна (XI колено) - жена до 1203 года Романа Мстиславовича Храброго Великого (кол. XI) (см. Князья Владимиро-Волынские)

Всеслава Рюриковна (XI колено) - жена с 1198 года Ярослава Глебовича (кол. X) (см. Рязанские князья)

Мстислав - Фёдор Давыдович Младший (1193 - 1230) (XI колено) - князь Смоленский (1219 - 1230)

Константин Давыдович (? - 1218) (XI колено)

Владимир Рюрикович (осень 1187 - 3.03.1239) (XI колено) - князь Переяславский (1206 - 1213), Великий князь Киевский (1224 - 1235), князь Смоленский (1213 - 1219). Сын Анны

Ростислав Рюрикович (1173 - ок. 1218) (XI колено) - князь Торческий (1195 - 1205), Великий князь Киевский (1205), князь Вышгородский (1205 - 1210), князь Галицкий (1207) женат с 26.09.1189 на кж. Верхуславе, дочери Всеволода Большое Гнездо . Сын Анны

Анастасия Рюриковна (XI колено) - жена с 1183 года Глеба Святославича (кол. X) (см. Князья Черниговские)

Измарагда - Ефросиния Ростиславна (1198 - ?) (XI колено)

Андрей Долгая Рука (? - 6.1223) (XII колено) женат на дочери Мстислава Романовича Старого (см. Потомки Романа Ростиславовича) . В битве на Калке в 1223 году, попал в плен вместе с другими князьями. Раздавлен досками, на которых уселись пировать татары. Ещё один вариант происхождения представлен (см. Смоленские князья (продолжение))

Марина (XII колено) - жена Всеволода Юрьевича (см. Князья Владимиро-Суздальские)

Александр Глебович (кол. 14) Сын Глеба Ростиславича. Кн. Смоленский в 1297 - 1313 гг. + 1313 г. Александр отнял Смоленск у своего дяди Федора Ростиславича Черного. В 1298 году Федор с большим войском ходил на Александра, долго стоял под Смоленском и бился крепко, но взять города не мог и возвратился в Ярославль без успеха. В 1301 году Александр с братом Романом осаждал Дорогобуж и сделал много зла его жителям, отнявши у них воду. На помощь осажденным пришел князь Андрей Афанасьевич Вяземский, и Александр, раненый, потеряв сына, должен был с большим уроном отступить от города

Василий Иванович (кол. 16) Из рода Смоленских кн. Сын Ивана Александровича. Кн. Селеховский + 1397 г. В 1396 году Василий был изгнан из своей волости литовцами и нашел убежище в Новгороде

Василий Александрович (кол. 15) Из рода Смоленских кн. Сын Александра Глебовича. Кн. Брянский до 1309 г. и в 1310 - 1314 гг. + 1314 г. В 1309 году Василий был изгнан из Брянска своим дядей Святославом Глебовичем . Василий ушел в Орду жаловаться хану и в следующем году пришел под Брянск с татарским войском. В сражении брянцы были разбиты, а Святослав погиб. Василий овладел вновь Брянском и в том же году ходил с татарами к Карачеву и убил тамошнего князя Святослава Мстиславича

Глеб Святославич (кол. 15) Из рода Смоленских кн. Сын Святослава Глебовича. Кн. Брянский. + 6 дек. 1340 г. По словам летописца, брянцы, злые крамольники, сошлись вечем и убили Глеба, несмотря на увещания митрополита Феогноста

Глеб Ростиславич (кол. 13) Из рода Смоленских кн. Сын Ростислава Мстиславича. Кн. Смоленский в 1249-1278 гг. + 1278 г.

Далее читайте:

Смоленские Князья (генеалогическая таблица).

Смоленское княжество продолжало управляться князьями ветви Ростиславичей. Смена князей на смоленском столе во второй половине ХПІ века по-прежнему соответствует принципу родового старейшинства. В 1239 г. великий князь владимирский Ярослав Всеволодич сажает в Смоленске Всеволода Мстиславича, младшего брата прежнего князя Святослава71. Позже смоленским столом владеет его младший троюродный брат Ростислав Мстиславич (сын Мстислава Давыдовича, смоленского князя 20-х гг. XIII в.). После смерти Ростислава в Смоленске княжат последовательно его сыновья: Глеб (ранее 1269-1277 гг.), Михаил (1277-1279 гг.) и Федор (1280-1297 гг.). В 1297 г. Александр Глебович, старший племянник Федора (княжившего одновременно в Ярославле - см. об этом ниже), в нарушение “старейшинства” захватывает смоленский стол. Александру в 1313 г. наследует его сын Иван, а тому в 1358 г. - его сын Святослав72. Оба последних князя в момент смерти их отцов были старейшими среди Ростиславичей (не имели живых дядьев), поэтому нет оснований полагать, что наследование ими смоленского стола означало переход от родового принципа наследования (от старшего брата к младшему и от младшего из братьев" к старшему племяннику) к отчинному (от отца к сыну).

Во второй половине XIII столетия в составе Смоленской земли образовалось Вяземское княжество. В летописании Северо- Восточной Руси описывается усобица 1299 г.: смоленский князь Александр Глебович осадил г. Дорогобуж, но на помощь дорого- бужцам пришел князь Андрей Михайлович Вяземский (сын Михаила Ростиславича); в результате приступ был отбит73. Позже в Вязьме княжит Федор Святославич, двоюродный племянник Андрея (и родной - Александра Глебовича): известно, что в 40-е годы XIV в. он оставил это княжение, ушел на службу к московскому князю Семену Ивановичу (своему зятю) и получил от него в держание Волок74. В письме великого князя литовского Ольгерда константинопольскому патриарху 1371 г. упомянут князь Иван Вяземский, сложивший крестное целование Ольгерду и перешедший на сторону Дмитрия Ивановича Московского75. Это князь Иван Васи льевич “Смоленский”, участвовавший под началом Дмитрия в походе на Тверь 1375 г.76: в родословных книгах записано, что Иван Васильевич (сын Василия Ивановича, родной племянник смоленского князя Святослава Ивановича), будучи изгнан Ольгердом, ушел к Дмитрию Московскому77. Прежнему вяземскому князю Федору Святославичу Иван Васильевич приходился двоюродным внучатым племянником. В договоре смоленского князя Юрия Святославича с польским королем Ягайло и его братом Скиргайло от 16 сентября 1386 г. упоминается князь Михаил Иванович Вяземский78. Очевидно, это сын Ивана Васильевича (т. е. двоюродный племянник Юрия Святославича)79. В 1403 г., когда Вязьму захватил великий князь литовский Витовт, там находились князья Иван Святославич (брат Юрия Святославича Смоленского) и Александр Михайлович (сын Михаила Ивановича)80. Таким образом, Вяземское княжество за более чем 100 лет своего существования lie закрепилось за какой- либо определенной “субветвью” Ростиславичей: там княжили представители не менее чем трех таких субветэей*1.

Сходной была ситуация и в Брянском княжестве, перешедшем, кан сказано -выше, -ь тоды ИИ ъ. ъ "рукл смянкиетязга. надаэей. Здесь первым достоверно известным князем из Ростиславичей был Василий Александрович, второй сын Александра Глебовича (до 1314 г., с перерывом 1309-1310 гг., когда Брянск захватывал его дядя Святослав Глебович); позже в Брянске княжил Дмитрий Романович, сын младшего брата Александра Глебовича Романа (с перерывом 1339-1340 гг., когда брянский стол с помощью Москвы занимал сын Святослава Глебовича Глеб)82 ГТ"кіледним брянским князем из смоленской ветви был (1357 г.) сын старшего сына Александра Глебовича Ивана - Василий Иванович83 (чей сын и внук были Вяземскими князьями).

По-видимому, во второй половине XIII в. в составе Смоленской земли, на‘ее восточной окраине, возникло Можайское княжество. Первым известным можайским князем был Федор Ростиславич, затем ставший (ок. 1260 г.) князем ярославским, а с 1280 г. - одновременно и смоленским84. В конце XIII - начале XIV в. (окончательно в 1303 г.) территория Можайского княжества перешла под власть московских князей85.

Под 1314-1315 гг. в летописях упоминается князь Федор Ржевский, бывший наместником Юрия Даниловича Московского в Новгороде86. По-видимому, это Федор Святославич, позже известный как князь Вяземский: Ржевское княжество примыкало к Вяземскому с севера; очевидно, перейдя на княжение в Вязьму, Федор объединил под своей властью Вяземское и Ржевское княжества и утратил Ржеву вместе с Вязьмой, уйдя в 40-е годы на службу к московскому князю87.

На крайнем северо-востоке Смоленской земли в XIV веке существовали также два крошечных княжества - Фоминское и Бе- резуйское (с центрами в Фомине городке и Березуе близ Ржевы, у границы Тверского княжества). Фоминские князья упоминаются в летописях под 1339 и 1387 гг., известны они и по родословным книгам*8. Князь Василий Иванович Березуйский упоминается под 1370 г.89 Свое происхождение как фоминские, так и березуйские князья вели, по-видимому, от Константина, брата Мстислава Давыдовича (смоленского князя 20-х гг. XIII в.)90.

В целом, хотя и можно говорить об усилении дробления Смоленской земли во второй половине XIII-XIV вв., для нее не стало характерным закрепление удельных княжеств за определенными княжескими линиями (как это имело место в Черниговской земле).

Центральная часть земли постоянно оставалась в руках смоленского князя. Ничего не известно об уделах старших сыновей смоленских князей Александра Глебовича (1297-1313 гг.) и Ивана Александровича (1313-1358 гг.) - соответственно Ивана и Святослава. По- видимому, для того, чтобы не усугублять дробление территории, смоленские князья в XIV веке не выделяли старшим сыновьям уделов (во всяком случае крупных)91.

В XIV веке смоленские князья начинают именоваться “великими”: так титулуются Иван Александрович (в договоре с Ригой около 1340 г.92), его преемники Святослав Иванович (в московско-литовском договоре 1372 г., в московско-тверском договоре 1375 г. и в летописи93) и Юрий Святославич (в договоре с Ягайло 1386 г.)м. По-видимому, великокняжеский титул был принят Иваном Александровичем (в промежуток 1313-1340 гг.) и признавался соседями Смоленского княжества.

Есть сведения (правда, отрывочные и разделенные значительными промежутками времени), из которых можно заключить, что в период после Батыева нашествия смоленские князья признавали политическое старейшинство великих князей владимирских. В 1239 г. великий князь Ярослав Всеволодич выбил из Смоленской земли литовцев и “смольняны урядивъ, князя Всеволода посади на столі”95, т. е. возвел на княжение в Смоленске своего ставленника. В 1269 г. смоленский князь Глеб Ростиславич участвует в походе на Новгород великого князя владимирского Ярослава Ярославича96. В 1294 г. третьего В то время по старшинству из смоленских князей Романа Глебовича великий князь Андрей Александрович “посла” (!) с новгородцами воевать шведскую крепость в Корельской зем ле97. Можно полагать, что Роман был наместником Андрея в Новгороде98. В 1311 г. князь Дмитрий Романович возглавляет новгородские войска в походе на Емь99: новгородским князем в это время был Михаил Ярославич и Дмитрий, видимо, выполнял в Новгороде роль его наместника.

Еще в первой половине - середине ХПІ в. обозначился натиск на смоленские земли Литвы1*®. В конце 30-х гг. XIV в. смоленский князь Иван Александрович признавал великого князя литовского Гедимина своим “старейшим братом”1®*. Наступление Великого княжества Литовского на суверенитет Смоленского княжества натолкнулось на сопротивление занимавших со второй четверти XIV в. великокняжеский стол во Владимире московских князей (не хотевших, видимо, терять собственного сюзеренитета над Смоленском). В 1352 г., после военного похода великого князя Семена Ивановича, Смоленск вернулся под сюзеренитет великого княжества Владимирского102. Во второй половине 50-х годов великий князь литовский Ольгерд совершает несколько походов на смоленские земли, захватывает Ржеву, Белую, Мстиславль103. В 1360 г., когда московские князья временно утратили великокняжеский стол во Владимире, смоленский князь Святослав Иванович был вынужден вновь признать свою зависимость от Литвы, в это же время Ольгерд овладел Брянском104.

Но уже в 1365 г. происходит смоленско-литовская война105. По-видимому, в начале 1368 г. смоленский князь заключает союз с Дмитрием Ивановичем Московским, однако затем Смоленск вновь оказывается в зависимости от Литвы. Смоленские войска участвуют в походах Ольгерда на Москву 1368, 1370 и 1372 гг.10® К середине 70-х годов Смоленск порывает с зависимостью от Ольгерда и вновь входит в союз с Москвой107. В ответ Ольгерд в 1375 г. “повоевалъ Смоленьскую волость”108.

В 1386 году, после заключения Кревской унии Великого княжества Литовского с Польским королевством, брат ставшего польским королем великого князя литовского Ягайлы Скиргайло Ольгердович нанес поражение князю Святославу Ивановичу, выступившему в союзе со старшим братом и соперником Ягайлы Андреем Ольгердовичем и пытавшемуся отвоевать Мстиславль. Князь Святослав погиб в бою, литовская рать пришла к Смоленску, и Скиргайло посадил на смоленское княжение сына Святослава Юрия109, заключившего осенью того же года неравноправный мирный договор со Скиргайло и Ягайло110.

Окончательное падение независимости Смоленска произошло при Витовте. В 1395 г. “князь Витовтъ Литовьскыи взя город Смол- нескъ и намістникь свои посади”111. Однако в 1401 г. “прияша смолняні князя своего Юрья Святослалича на княженье, а княжя наместника Витовтова князя Романа Бряньского убиша. И приходи князь Витовтъ со всею силою литовьскою къ Смолненску, и стоя под городом 4 недели, и биша пушками город, и отъиде от города, съ князем Юрием миръ вземъ по старині; а смолняні съ княземъ Юрьемъ бояръ своих избиша, который перевіт держалі ко князю Витовту”112. Но восстановление независимости Смоленского княжества оказалось недолгим. В 1403 г. литовские войска захватили Вязьму - последний из уделов, остававшихся под властью Смоленска113. В 1404 г. Витовт подступил к Смоленску, осаждал город 7 недель - безуспешно114. Но силы были явно неравны, и князь Юрий в том же году выехал “на Москву князю Василью поклонитися, чтобы его поборонилъ от великаго князя Витовта; а в то время перевітнице предаша град Смолнескъ князю Витовту Литовъс- кому”115.

Проходил через княжество и был важным источником дохода его правителей.

В состав княжества входили многие города, в том числе: Белый , Вязьма , Дорогобуж , Ельня , Жижец , Зубцов , Изяславль (местоположение не установлено), Красный , Кричев , Медынь , Можайск , Мстиславль , Орша , Пропойск , Ржев , Ростиславль , Рудня , Торопец .

История

Ранняя история княжества (c IX века до 1127 года)

Летописное известие о том, что Владимир Мономах , заняв в 1113 году киевский престол, перевёл своего сына Святослава из Смоленска в Переяславль, показывает Смоленскую землю под властью Мономаха в период после Любечского съезда 1097 года .

Расцвет Смоленского княжества при Ростиславичах (с 1127 по 1274 год)

Дальнейшая судьба Смоленской земли

Экономика

Территория княжества была лесистой и холмистой. Княжество находилось на перекрёстке торговых путей. Верхний Днепр был связан с Балтикой через р.Западную Двину, с Новгородом через р.Ловать, с верхней Волгой.

С конца XII века расширилась торговля Смоленска с Ригой и Висбю на Готланде . Главным предметом экспорта был воск , за ним следовали мёд и меха. Импорт состоял в основном из сукна, в более поздних источниках упоминаются также чулки, имбирь, засахаренный горошек, миндаль, копчёная сёмга, сладкие вина, соль, шпоры.

В первой трети XIII века смоленские купцы продолжали участвовать в международной торговле. В Латвийском государственном историческом архиве сохранились договоры Смоленска с Ригой и Готским берегом 1223/1225 и 1229 годов .

См. также

Напишите отзыв о статье "Смоленское княжество"

Примечания

  1. Вл. Греков. // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. -М ., 1896-1918.
  2. Вернадский Г. В.
  3. Рудаков В. Е. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
  4. Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX-XIII вв.. - Москва: Наука, 1980. - P. 64-93.
  5. Иванов А. С. «Moscowitica-Ruthenica» в латвийском государственном историческом архиве: история формирования комплекса, состав и введение в научный оборот. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики . - 2004. - № 3(17). - С. 54.

Литература

  • Маковский Д. П. Смоленское княжество / Смоленский краеведческий научно-исследовательский институт. - Смоленск, 1948. - 272 с.

Ссылки

  • Л. В. Алексеев

Отрывок, характеризующий Смоленское княжество

После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.

Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.

Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.

Смоленское княжество, древнерусское княжество, занимавшее территории по верхнему течению Днепра. Из городов в Смоленском княжестве, помимо Смоленска , крупное значение имели Торопец, Орша, позднее - Мстиславль, Можайск. Политическое обособление Смоленска началось с 1030-х. Самостоятельным Смоленское княжество стало при кн. Ростиславе Мстиславиче (1127 - 59), внуке Владимира Мономаха. При нем оно значительно расширилось и достигло наибольшего расцвета и могущества. В 1136 в Смоленском княжестве была учреждена епархия, получившая позднее земли и привилегии. При преемниках Романа Ростиславича (1160 - 80) началось дробление Смоленского княжества на уделы и уменьшение его влияния на общерусские дела. Одновременно Смоленское княжество подверглось нападению со стороны немецких крестоносцев и литовских князей. Во 2-й пол. XIII в. из Смоленского княжества выделились Можайский и Вяземский уделы. Это ослабило Смоленское княжество в борьбе с литовскими князьями. Кн. Святослав Иванович (1358 - 86) вел энергичную борьбу с Литвой за независимость Смоленского княжества, однако потерпел поражение и погиб в битве на р. Вехре. Смоленское княжество было захвачено литовским кн. Витовтом. В 1401 в Смоленском княжестве произошло восстание против власти литовцев. Смоляне посадили на смоленский стол Юрия Святославича. Но в 1404 Смоленск вновь был взят Витовтом. Смоленское княжество утратило политическую самостоятельность. Оно стало частью Польско-Литовского государства. Смоленская земля была возвращена России в 1514, захвачена Польшей в 1618 и вновь возвращена в 1667.

Г. Горелов

Правящие князья

На столе в Смоленском княжестве утвердилась так называемая династия Ростиславичей, основателем которой был Ростислав Мстиславич (1128-1160), сын старшего сына Владимира Мономаха, Мстислава Великого.

Вячеслав Ярославич 1054-1057

Игорь Ярославич 1057-1060

Изяслав Ярославич раздел земли 1060-1073

Святослав Ярославич раздел земли 1060-1073

Всеволод Ярославич раздел земли 1060-1073

Владимир Всеволодович Мономах 1073-1095

Давыд Святославич 1095-1097

Святослав Владимирович 1097-1113

Вячеслав Владимирович 1113-1116

Правление посадников Владимира Мономаха... 1116-1128

Ростислав Мстиславич 1128-1160

Роман Ростиславич 1160-1173

Ярополк Романович 1173-1174

Роман Ростиславич (вторично) 1174-1175

Мстислав Ростиславич Храбрый 1175-1177

Роман Ростиславич (в третий раз) 1177-1180

Давыд Ростиславич 1180-1197

Мстислав-Борис Романович Старый 1197-1214

Владимир-Дмитрий Рюрикович 1214-1219

Мстислав-Фёдор Давыдович 1219-1230

Святослав Мстиславич-Борисович 1232-1238

Всеволод Мстиславич-Борисович 1239-1249

Глеб Ростиславич 1249- 1278

Михаил Ростиславич 1278-1279

Фёдор Ростиславич Чёрный 1280-1297

Александр Глебович 1297-1313

Иван Александрович 1313-1358

Святослав Иванович 1358-1386

Юрий Святославич 1386-1391

Глеб Святославич 1392-1395

1395-1401 гг. - литовская оккупация.

Юрий Святославич (вторично) 1401-1405

Использованы материалы кн.: Сычев Н.В. Книга династий. М., 2008. с. 106-131.