Жители маленьких городов и деревень часто переезжают в Москву, надеясь найти здесь хорошую работу и надолго обосноваться. Но есть другая тенденция - уезжать из столицы в деревню. The Village поговорил с теми, кто сознательно решил отказаться от жизни в большом городе.
Елизавета Мокеева
Доула (помощница при родах), 34 года. Три года назад переехала в деревню,
расположенную в 600 километрах от Москвы.
Мы с мужем - из военного городка Власиха Одинцовского района. Познакомились еще в детстве, а учились и работали, естественно, в Москве.
По образованию я маркетолог, окончила университет Натальи Нестеровой.
В столице мы снимали квартиру, и нас все устраивало, пока в 2011 году мы не узнали, что ждем третьего ребенка. Тогда стало понятно, что нам нужно собственное жилье.
Мы изучили рынок недвижимости и пришли к выводу, что большая квартира в Москве нам не по карману. Для ее покупки нам придется 40 лет выплачивать ипотеку и жить в постоянном финансовом напряге, поэтому мы решили построить большой дом в деревне.
Участки в Подмосковье тоже оказались дорогими, и тогда муж вспомнил, что у него есть доставшаяся от родственников земля в одной из деревень Нижегородской области. Мы проехали 600 километров и увидели неплохой участок со старым деревянным домом. Вскоре мы его снесли и начали строительство нового двухэтажного дома.
Из-за работы в Москве мы не могли участвовать в стройке, поэтому пришлось нанимать людей из соседних деревень. К счастью, цены на строительные материалы и рабочую силу здесь в несколько раз ниже, чем в Москве. В итоге за два года мы потратили на строительство почти все наши деньги - порядка 1,5 миллиона рублей. Стройка завершилась к осени 2013 года, мы с мужем уволились с работ и начали планировать переезд. Однако дом был готов снаружи, но не внутри, и нам пришлось въезжать в практически пустое помещение - началась жизнь без мебели, без денег, без работы.
Сразу после переезда мы стали искать работу в районном центре, который находится в 10 километрах от нас. В Москве я подрабатывала фотосъемкой свадеб и думала, что смогу без проблем устроиться здесь свадебным фотографом, - как человек из столицы с крутым фотоаппаратом. Однако выяснилось, что в районном центре хорошо развита сфера свадебной фотографии, и я оказалась никому не нужна.
До переезда я также работала доулой, то есть помогала беременным женщинам. В свое время я посетила множество семинаров и курсов для доул, поэтому могу консультировать по вопросам грудного вскармливания и естественных родов. Я решила использовать свои знания и завела тематический блог в инстаграме. Уже через полгода я провела первый семинар по родам в Москве, что принесло хороший доход, и я стала развиваться в этом направлении. Тогда же мужу дали должность заведующего сельским Домом культуры, и у нас появился стабильный заработок.
В нашей деревне примерно 50 домов, и больше половины из них заброшены. Новых хороших домов, как у нас, всего четыре. Деревня пустеет, потому что в ней не проведен газ, а топить электричеством довольно дорого. К тому же в минус 30 никакое электричество не обогреет дом - приходится топить дровами. Наши соседи - это в основном люди в возрасте, которые занимаются сельским хозяйством и хорошо выпивают. Молодежь сюда приезжает только в гости на лето.
Здесь плодородная земля, и заниматься сельским хозяйством несложно: например, в этом году я посадила рассаду и даже не полола грядки - помидоры и огурцы выросли сами собой. Но муж не поддерживает идею создания своего огорода, а я часто занята маленьким ребенком, поэтому мы пока ничего не выращиваем на продажу. Чтобы зарабатывать деньги на сельском хозяйстве, нужны большие вложения в технику и инфраструктуру, а у нас нет на это ни средств, ни желания.
В нашей деревне примерно 50 домов, и больше половины из них заброшены. Новых хороших домов, как у нас, всего четыре
В деревне нет магазина и школы, поэтому из-за частых поездок в районный центр большая часть заработка уходит на бензин. Но все равно жить в собственном доме в разы дешевле, чем снимать квартиру в Москве. В деревне я плачу только за электричество: зимой - 20 тысяч рублей в месяц, а летом всего 600 рублей. Бывают, конечно, форс-мажоры: например, может снести крышу дома, иногда водопровод ломается, но от этого никто не застрахован.
После жизни в городе тяжело было привыкнуть, что в деревне тебе никто ничего не должен. Первые полтора года мы жили без генератора электричества, и однажды нашу деревню завалило снегом и оборвало провода: в доме ни света, ни тепла, а во дворе - снег по пояс. В итоге мы шесть часов чистили дорогу до трассы, чтобы выехать хотя бы в магазин. В другой раз был ураган, у нас пропало электричество, а крышу дома снесло прямо на машину. Если в городе у тебя сносит крышу, ты просто звонишь в ЖКХ. Если в городе сломалась машина - вызываешь эвакуатор. А в деревне тебе никто не поможет, здесь ты можешь рассчитывать только на себя.
В целом мы с мужем спокойно приняли новую жизнь, но старшим детям переезд дался тяжело. Они учились в третьем классе, все их друзья остались в Москве, а здесь, по сути, единственный человек, с которым ты можешь выйти погулять, -это твой брат. Мы устроили их в сельскую школу в пяти километрах от дома, и они окунулись в среду, где дети не знают, что такое сенсорный телефон и PSP, где в школе жесткий контроль за выполнением заданий, потому что там учатся два-три человека в каждом классе. В первый год в школе не было приличного туалета, была просто яма на улице и умывальник без проточной воды. Поэтому неудивительно, что через два месяца, когда к нам в гости приехали бабушка с дедушкой, дети стали жаловаться и проситься в Москву.
Никто им, конечно, уехать не дал. Они окончили начальную сельскую школу, а в пятый класс пошли в другую школу в районном центре. Но она нас не устраивала еще больше, чем предыдущая: одноклассники наших детей курили, пили энергетики и пиво, активно прогуливали уроки, и это считалось нормой. Ни родители этих детей, ни учителя ничего не делали, чтобы это остановить, поэтому я решила забрать детей на домашнее обучение.
С помощью учебников и интернета мы с мужем самостоятельно стали преподавать детям. Я составила расписание и вскоре поняла, что каждый день заниматься разными предметами довольно сложно. Ребенок перескакивает с одной дисциплины на другую и глубоко не вникает ни в одну. Поэтому одним предметом мы занимаемся в течение недели. Ребенок полноценно погружается в тему, смотрит дополнительные видео из интернета, и его знания становятся упорядоченными.
Чтобы в будущем дети получили аттестат, мы подключились к онлайн-школе, где для перевода в следующий класс нужно ежегодно сдавать экзамены. Помимо школьной программы, наши дети также изучают то, что им интересно. Например, Саша любит рисовать, поэтому он уже окончил онлайн-курс по рисованию, а сейчас завершает курс веб-дизайна. В 11 лет он получит сертификат веб-дизайнера и будет подготовлен к будущей профессии. Сейчас дети уже не просятся в город, но, конечно, любят приезжать на несколько недель в Москву к бабушке с дедушкой. Я называю нас «семьей будущего», в которой дети приезжают на каникулы не в деревню, а в город.
Днем у меня практически нет свободного времени: я занимаюсь домашними делами, детским обучением и воспитанием, вожу ребят на спортивные занятия. Помимо этого, я работаю - веду свой блог и онлайн-курсы по подготовке к родам. Однако время для отдыха найти легко: сделал шаг во двор - и уже можешь жарить шашлык, качаться на качелях, прыгать на батуте. Кстати, в деревне быстрее высыпаешься. Многие гости говорят, что у нас очень хорошо спится. Может быть, это из-за воздуха, а может быть, из-за атмосферы спокойствия.
В городе все гонятся за самым лучшим: всем нужно иметь хорошую машину, хорошую работу, хорошие вещи. А здесь одевайся как угодно - всем все равно.
В прошлом году на Кипре я хотела купить сумку Armani, но поняла, что в деревне эта сумка будет выглядеть как обычная сумка с рынка. За три года я изменилась и поняла, что ценность жизни не в вещах и статусе, а в твоей свободе, в свежем воздухе вокруг.
В деревне время идет медленнее. Здесь меньше времени уходит на дорогу и пустые разговоры, поэтому за день успеваешь больше, чем в городе. Тут тебя никто не отвлекает от дел, не приглашает на многочисленные свадьбы и дни рождения.
Наш переезд был авантюрой. Мы уехали в пустоту, над нами смеялись друзья, и я думала, что мы не сможем долго прожить в деревне. А сейчас я довольна своей жизнью. Я живу стабильно, без надрыва, и зарабатываю больше, чем до переезда. Большинство знакомых не понимают нас: они думают, что мы здесь мучаемся, и уговаривают вернуться обратно. Но я больше не хочу жить в городе.
Мирон Дементьев
Фермер, 26 лет. В 2015 году переехал на ферму, расположенную в 100 километрах от Москвы.
Я родился и вырос в Москве, окончил РГУФКСМиТ по специальности «спортивный врач». После обучения в университете работал руководителем школы айкидо. История переезда в деревню началась с появления в моей жизни девушки. Я стал задумываться о семье и понял, что мне важно качество продуктов, которыми будет питаться моя семья.
Спустя какое-то время я узнал, что родители одной из моих подруг - фермеры.
В мае 2015-го я приехал к ним в гости. Валерий Иванович, глава хозяйства, показал свои владения и рассказал о настоящей жизни на земле. В тот момент я понял, что хочу заниматься сельским хозяйством. В итоге мы договорились о сотрудничестве: я переезжаю на ферму и помогаю по хозяйству, а Валерий Иванович обучает меня всему, что знает.
За две недели я решил все дела в Москве, бросил работу и вместе с женой уехал на ферму. Нашу семью поселили в гостевом двухэтажном доме. Главная причина моего переезда - это продуктовая безопасность. Конечно, я мог бы жить в городе и покупать фермерские продукты, но мне нравится деревенская жизнь, здесь другое состояние тела и сознания.
В Москве я жил на съемной квартире и могу сказать, что содержать дом в деревне значительно дороже. Проживание в квартире изначально сильно упрощено: все условия для жизни созданы заранее, тебе достаточно лишь платить за аренду, квартплату и прочие бытовые услуги. А в деревенском доме постоянно приходится что-то делать: чинить сантехнику, рыть колодец, что-то прибивать, строить, улучшать и так далее. Но удовольствие от деревенской жизни компенсирует эти заботы: за стеной не кричат соседи, во дворе - чистое поле, вокруг - природа. Для меня это и есть настоящая жизнь.
До переезда я ничего не знал о сельском хозяйстве, а теперь, спустя полтора года, умею работать со скотиной и техникой, самостоятельно произвожу и продаю молочную продукцию. Первое время мне было тяжело из-за большого количества физической работы и оторванности от социума, ведь все друзья и родственники остались в Москве. Однако со временем стало легче: к нам стали ездить волонтеры, и на постоянное проживание переехали мои друзья Владимир и Алевтина, которые теперь работают с нами на ферме.
Наше хозяйство состоит из двух домов, оно не привязано ни к какому населенному пункту и находится в 100 километрах от Москвы. От фермы до ближайшего магазина ехать порядка 10 километров. Чтобы обойти весь наш участок, нужен час - у нас 50 гектаров земли, большинство из которой идет под скос на корм скотины. Все основные продукты питания у нас свои: картошка, хлеб, яйца, овощи, мясо, соленья, варенье, яблоки и груши. В магазине покупаем только сладости, крупы и макароны. За полтора года я настолько привык к натуральным продуктам, что еда из магазина кажется ненастоящей и пластиковой.
Здесь все подчинено здравому смыслу: один день кормит другой, не существует понятий «экзистенциальный кризис» , «психологические проблемы», не задаешься вопросом «Зачем я это делаю?». В деревне я дышу полной грудью и чувствую «соль земли»
На продажу мы производим молоко, творог, сметану, сыр и сливочное масло. Большинство наших клиентов - это мамы из Сергиева Посада, которым важно кормить своих детей хорошими продуктами. Они находят нас через знакомых, благодаря группе во «ВКонтакте» или знакомятся на экологических и фермерских выставках. Наша продукция очень качественная и быстро продается - спрос превышает предложение приблизительно в два раза.
Производство молочной продукции - работа сезонная, поэтому доход нестабилен. С шести коров я зарабатываю от 50 до 100 тысяч в месяц без вычета налогов. Часть дохода уходит на содержание скотины. Оставшихся денег хватает на обеспечение моей семьи и на зарплату Вове и Алевтине, однако на развитие хозяйства средств катастрофически недостает. Вообще, главная проблема сельского хозяйства в России - цены. В этой сфере все очень дорогое. Например, чтобы создать фермерское хозяйство вроде того, в котором мы сейчас живем, нужно обладать стартовым капиталом минимум в 10 миллионов. Скотина тоже стоит немало: на нормальную корову уйдет от 100 до 150 тысяч рублей.
Со временем мы стали освещать деятельность хозяйства в социальных сетях, и это дало результат: о нас начали писать СМИ, к нам потянулись люди из Москвы. Прошлым летом мы организовали трудовой лагерь для волонтеров: на две недели к нам приехали больше 30 помощников, для которых мы подготовили историческую и культурную программу с поездками в Сергиев Посад. Волонтеры помогли нам в хозяйстве и на стройке: с их помощью мы построили каркас коровника и поменяли крышу в жилом доме.
Помимо этого, через месяц после переезда мы начали сбор денег через краудфандинговую площадку. За месяц собрали 450 тысяч рублей на покупку овец и строительных материалов. Вскоре мы запустили второй проект по сбору денег - на этот раз собрали 900 тысяч рублей и купили шесть коров, трактор и прочую технику. В качестве вознаграждения пожертвовавшим отправляли молочную продукцию или подарки ручной работы: деревянные куколки, картины, часы и прочие поделки. Был еще и третий проект - мы получили миллион двести на строительство трех гостевых домиков, чтобы волонтеры могли жить с комфортом в любое время года.
Жизнь в деревне всегда упорядоченна. Например, летом распорядок дня такой: в 5 утра - подъем и утренняя дойка коров. Женщины управляются с молоком, мужчины занимаются скотиной: напоить, накормить, убрать. После дойки можно позавтракать и самому. Потом начинается работа по хозяйству: либо на технике в полях, либо на стройке, которая у нас, кстати, никогда не заканчивается. Недавно, например, собрали гараж и сделали пристройку к коровнику. Обед в 15:00, после него опять работа по хозяйству до 19:00, то есть до ужина. В вечернее время я работаю в интернете или общаюсь с гостями и фермерами. Мы любим посидеть за вкусными пирогами у костра, поиграть на гитаре.
За полтора года жизни в деревне я ни разу не пожалел о переезде. Здесь все подчинено здравому смыслу: один день кормит другой, не существует понятий «экзистенциальный кризис», «психологические проблемы», не задаешься вопросом «Зачем я это делаю?». В деревне я дышу полной грудью и чувствую «соль земли». Уверен, что мои дети и внуки вырастут в любви к земле и разделят мои жизненные ценности.
Виталий Болтинов
Пивовар, 49 лет. Четыре года назад переехал в деревню,
расположенную в 100 километрах от Москвы.
Я москвич в третьем поколении. Учился на электромонтера, по специальности работал в течение года до призыва в армию. Потом занялся свободным предпринимательством: был занят в строительной области, производил кондитерские изделия и продавал одежду. В детстве отец постоянно брал меня с собой в загородные поездки к родственникам, вместе с ним я побывал в деревнях многих российских областей и на Украине.
У отца был участок в Подмосковье, и я, будучи подростком, проводил там свободное время. Меня интересовало все, что находится на и в земле. Я приводил участок в порядок, занимался осушением земли и прочими делами. Словом, куриный помет мне знаком с детства. Даже в армии я занимался чем-то подобным. Мне было там настолько скучно, что я организовал небольшое подсобное хозяйство. Начал с одного кролика, а спустя год и три месяца оставил после себя 500 кроликов, двух баранов и двух коз. В течение жизни я, как и отец, много времени проводил за городом. Каждые выходные мы с женой и детьми уезжали из Москвы подальше. Порой мне настолько надоедал город, что я выезжал вечером буднего дня и обратно возвращался под утро.
Всю свою жизнь я шел к мечте - жить в деревне. Я поставил себе цель - к 50 годам накопить денег и переехать вместе с семьей в собственный дом за городом. В 2009 году я начал воплощать мечту в жизнь и искать подходящий участок на юге Подмосковья. Главным критерием при выборе участка был вид из окна. В итоге я купил полтора гектара земли в деревне Сонино в 100 километрах от Москвы. Когда я спрашиваю городских друзей: «С чего начинается ваше утро?» - они отвечают, что ни с чего. А у меня утро начинается с красивого пейзажа, с восхода солнца, с пения птиц.
Я организовал бригаду строителей, и в июле 2009 года началась стройка. Я хотел построить два дома, баню, пивоварню, техническое помещение, конюшню и создать небольшой пруд. Кстати, архитектура и планировка зданий сделана мной лично. Да и на стройке я тоже активно работал. За четыре месяца был заложен фундамент всех зданий, а в 2012 году я полноценно перебрался в гостевой двухэтажный дом. Однако к тому моменту у меня возникли разногласия с супругой, с которой мы прожили в браке 28 лет. Сначала она поддерживала мое желание переехать, но потом ее мнение поменялось. В итоге мы разошлись. Поэтому я не достроил хозяйский дом и не сделал прудик.
В моей деревне всего восемь домов, однако не могу сказать, что мне чего-то не хватает. Например, в десяти минутах езды находится поселок Заокский с отличной инфраструктурой развлечений: там есть большие тренажерные залы, кинотеатр, театр, спа и торговый комплекс. Я, кстати, заядлый театрал: в год посещаю порядка 40 постановок, и расстояние до Москвы не проблема - полтора часа на машине, и я в городе.
Также я с юности люблю пиво. За свою жизнь я попробовал несколько тысяч сортов, учился варить пиво в Германии и Чехии. Несколько дней я жил в пивоварнях: наблюдал, задавал вопросы и в целом освоил ремесло. Поэтому в деревне я решил производить свой продукт. В 2011 году я приобрел оборудование и начал варить. С шестой попытки я нашел необходимые пропорции и остановился на трех сортах: светлый лагер, темный лагер и смесь обоих - рубиновый. Процесс варки пива - творчество и тонкая работа с ингредиентами. Только если ты по-настоящему любишь пиво, ты сможешь приготовить его хорошо.
Изначально я варил для себя, дарил пиво знакомым и менялся с фермерами на их продукты. Например, я давно не покупаю картошку, свеклу и птицу в магазине, а меняю на пиво у соседей. Другой мой приятель за ящик пива делает моей машине техпаспорт. Со временем люди узнали про мое пиво, и в позапрошлом году у меня появились первые заказы. Примерно в это же время мой друг Саша основал фермерский кооператив «Марк и Лев». С тех пор мое пиво носит название кооператива, а они помогают мне со сбытом. В 2014 году я окончательно бросил бизнес в Москве и посвятил себя варке пива.
Мои московские друзья стареют на глазах, я на их фоне заморозился во времени. Несмотря на возраст, у меня стало больше энергии: в 50 лет в деревне я чувствую себя так, как в 35 в городе
Летом я работаю каждый день с 07:00 до полуночи и произвожу 2,5 тонны пива в месяц. Из-за большого количества заказов порой приходится варить даже ночью. Мой рекорд - три дня варки без сна. Сейчас я поставляю пиво в районные, тульские и московские рестораны. Также мое пиво можно купить через «ЛавкуЛавку» и в магазинах «Марк и Лев». Мой месячный доход с продажи пива составляет порядка 150 тысяч рублей, и мне этого вполне хватает.
Я люблю рыбалку, поэтому перед рабочим днем с четырех до семи утра ловлю рыбу. Где вы такое в городе видели? Люди месяцами собираются на рыбалку, а я просто иду 200 метров до пруда с карасями и линями. Весной я люблю охотиться на вальдшнепа. Охочусь не ради стрельбы и убийств, а просто чтобы побыть на природе. Беру с собой стульчик, немного коньяка и сижу в сумерках. Если мне хочется на ужин грибов, я надеваю кроссовки, прохожу 100 метров и через полчаса уже жарю их на сковороде.
В Москве ты можешь правильно питаться, пить воду через 48 фильтров, но это все равно будет ненастоящая вода и ненастоящие продукты. Ты можешь бегать по утрам, но все равно будешь дышать отходами. Можешь не курить и не пить, но здоровье все равно ухудшается. Мои московские друзья стареют на глазах, я на их фоне заморозился во времени. Несмотря на возраст, у меня стало больше энергии: в 50 лет в деревне я чувствую себя так, как в 35 в городе. Каждый день я прохожу от 3 до 20 километров, причем я этих расстояний не замечаю. Я не хожу специально туда-сюда - я просто делаю дела и нахожусь в движении.
В деревне у меня буквально началась вторая жизнь. Когда приезжаю в Москву, знакомые все время спрашивают, почему я так много улыбаюсь. А потому, что в деревне редко бывает плохое настроение, там царят умиротворенность и спокойствие, там нет раздражительных факторов, поэтому в день я улыбаюсь по сотне раз. А если и бывает плохой настрой, то его очень легко поднять: сел на траву во дворе, выпил кофе, погладил кота - и все. В городе неоткуда почерпнуть столько позитивной энергии. Люди мало улыбаются, постоянно сидят в интернете и хамят.
Все городские знакомые завидуют мне. Приезжают в гости и восхищаются, а сами переезжать боятся. Хотя на деле что ты теряешь? Карьеру в 45 лет уже не сделаешь - продавай московскую жилплощадь, а на половину ее стоимости покупай себе дом в 150 квадратных метров. На оставшиеся деньги можешь спокойно доживать или заниматься каким-нибудь делом. Причем тебе не надо ничего изобретать: вся информация на ладони, везде есть электричество, и наш кооператив поможет тебе и с землей, и с рассрочкой, и с инфраструктурой.
В Москву я езжу раз в неделю за сырьем для варки и вижу, что люди не справляются с бешеным городским ритмом. Хорошего настроения в городе поубавилось, люди стали быстро уставать: к 40 годам они начинают выбиваться из колеи, их КПД на работе постепенно падает. В последнее время к горожанам испытываю жалость, поэтому своими силами стараюсь им помочь: всегда привожу с собой позитив и пиво.
Сейчас я живу в гостевом доме с новой спутницей жизни и ее двумя детьми. Однако мне не хватает родственной души, единомышленника, с которым можно бок о бок сражаться за общее дело. Скоро мой сын вернется из армии, и я надеюсь, что он поселится со мной в деревне. Вообще, я хочу создать родовое гнездо, как делают многие американцы. Чтобы в соседних домах жили мои дети и внуки. Надеюсь, когда-нибудь это случится.
Поэтому мне обидно, когда о селянах говорят высокомерно: «Деревня, что с неё взять». Или рассматривают крестьян лишь в качестве работников, которые обязаны всех накормить. А ведь есть в наших сёлах нечто не менее ценное, чем хлеб единый. В них до сих пор живы такие нормы человеческих отношений, о которых в городе давно забыли.
Здоровеньки булы
Взять хотя бы обычай здороваться. В селе до сих пор, как и много лет назад, знакомому или незнакомому человеку при встрече желают здоровья. На любой тропке, на остановке, при входе в автобус или магазин. И вряд ли эта традиция прервётся в ближайшее время. Уверена в этом, потому что мой дом стоит у дороги в школу.
Почти каждый день встречаю на ней забавного второклассника. Завидев меня, он поддёргивает висящий сзади тяжёлый рюкзак и задорно выкрикивает: «Шдраште!» Шепелявит, потому что выпали у мальца передние зубы. Но он не стесняется, весь из себя такой деловой. Я, мол, уже взрослый и самостоятельный, сам в школу дойду и поздороваюсь.
Девчонки-щебетуньи, перемещающиеся какими‑то танцевальными движениями (потому что надо и потолкаться, и в догонялки тут же поиграть), прерывают свою чехарду и хором выдают приветствие.
Молодая мама с тремя чадами мал мала меньше первой показывает пример, а малыши тянут за ней своё «здра-а-а-асте». И тут же смотрят на родительницу, ища одобрения: «Молодцы мы? Всё правильно сделали?» Женщина улыбкой и взглядом хвалит: «Молодцы!»
«Просто Советский Союз какой‑то, – поразилась массовому «здоровканью» на сельских улицах моя городская гостья. – Я уже и забыла, как это бывает».
Она ещё не знает, что есть у нас и другие – церемонные – приветствия со своим смыслом.
Минутный реверанс
Одно из них, когда выходишь со двора как бы на минутку. Например, с мусорным ведром к баку (в сборе отходов мы от города теперь ничем не отличаемся). Завидев кучку людей у соседской лавочки, надо подойти и поздороваться с народом. Формат этого собрания а-ля «Кабачок тринадцать стульев», где общение лёгкое и непринуждённое.
Поэтому подходить с кислым выражением лица или проблемами не принято. Шутка, анекдот, забавная история – пожалуйста. Обменялись положительными эмоциями, бытовыми новостями, оказали всем внимание и пошли дальше полоть-косить.
Себя показать
Когда после переезда в деревню я постепенно узнавала соседей и оформляла хозяйственные документы, то каждый мой новый знакомый многозначительно сообщал: «А во вторник у нас рынок» . Я долго игнорировала эту деталь местной жизни, потому что рынок для меня, вчерашней горожанки, был просто местом покупок. Но когда услышала про вторник в сотый раз, сообразила, что чего‑то недопонимаю. И, заинтригованная, стала ждать ближайшего вторника.
Фото Владимира Юрченко (архив)
Рынок устраивают на площади у сельсовета, куда съезжается несколько машин с молочкой, колбасами, рыбой, одеждой, валенками-калошами – в зависимости от сезона, бытовой химией и разными хозяйственными мелочами. Местные выносят на продажу саженцы, семена, соленья или свежий урожай.
Рыночная коммуникация – это поход по кругу от прилавка к прилавку, где по пути все здороваются. Я новое лицо, поэтому встречные интересуются:
«Чья будете? Переехали? Откуда? А-а-а, тут недалеко. А мы думали, с Севера. К нам сейчас все с Севера едут».
Такое впечатление, что тебя давно тут ждали, а я вот – непонятливая. Стоящие в очереди поглядывают на меня и, заметив мою заинтересованность, пускают в свой разговор. Впрочем, отвечать не обязательно. Довольно кивать и улыбаться: я слушаю, и вы мне нравитесь.
В общем, рынок в селе – место посвящения, введения в курс дела, общения. И публичной фиксации факта, что ты вообще тут появился. Новый член сообщества, которое хочет тебя узнать и оценить.
Общинный строй
Теперь‑то я понимаю, что это не просто любопытство. В селе люди, даже находясь за глухими заборами, живут гуртом, общинно. Свежий человек может быть полезен, обладать какими‑то нужными знаниями, умениями.
Объяснение тому простое. За каждой нуждой в город не наездишься. Поэтому селяне приспособились решать проблемы на месте. Здесь есть свои маляры, кровельщики, сантехники, другие мастера. Первый парень на деревне, понятно, тракторист. Работают все честно, не халтурят, по‑другому среди сплошной родни и знакомых нельзя. Но каждая услуга имеет свою цену. По городским меркам, прямо скажем, символическую. Но за бутылку водки никто уже не шабашит.
Если у тебя полезных талантов нет (как в моём случае), то тебя примут уже за то, что ты не вносишь смуту в устоявшиеся отношения. Образно говоря, не делишь межу, не мелочишься, не сплетничаешь, не скандалишь. В селе, где все силы уходят на физический труд, особенно ценят душевный покой и тех, кто умеет его поддерживать.
Фото Юрия Коренько (архив)
Всё по уму
Если кто‑то думает, что в селе повально пьют, тот давно там не был. Во всяком случае, в нашем селе. В каждой семье – машина, мужчины и женщины за рулём (женщин в последнее время даже больше), работают, в основном, в Белгороде. Пьяных и праздношатающихся на улицах я не вижу.
На виду лишь один сильно пьющий сосед. В минуты просветления он нанимается перекапывать огороды или на другую черновую работу и честно зарабатывает свои три рубля. Несмотря на его непутёвость, земляки мужичка жалеют, оправдывают дурную привычку тяжёлой судьбой, подкармливают, отдают вещи. То есть со счетов не списывают, с голоду умереть не дают.
«А потому что не ворует», – аргументирует общую доброту соседка.
Наследственное здравомыслие
Вообще в поведении сельских людей мало спонтанных, необдуманных поступков. Затеяв какое‑то дело, они сначала всё тщательно взвесят, как выгоднее и проще.
Возможно, эта разумность вызвана стеснённостью в средствах. Однако, наблюдая, как живут на минималку, которая ниже прожиточного, делают запасы, обихаживают свои дома мои новые друзья, склоняюсь к тому, что здравомыслие в селе – черта наследственная. В подтверждение тому детская история.
Скучающий без друзей соседский шестилетний Ванька затеял игру со мной: предложил покупать у него травинки. Он носит мне на лавочку разноцветные листики и называет за каждую цену: рубль. Когда у него в кулачке оказывается десять рублей, он отдаёт монетки назад. Сопротивляюсь: оставь себе.
«Ну мы же просто играли, – убеждает он меня, упрямо вкладывая деньги в мою руку, и выдаёт неожиданный аргумент: – А то вам на автобус не хватит».
Я понимаю, что в свои шесть лет он знает про деньги всё, что положено знать разумному человеку. Как и про честность, которую деревенские очень ценят.
Мне кажется, что в сельском рейтинге достоинств честность на втором месте после умения держать язык в узде. Если здесь ты обманул, украл, слукавил, то тебя не обругают, не побьют, не сдадут органам. Просто исключат из списка общения, будут игнорировать как пустое место.
В городе для многих это естественное состояние (как и принцип «лишь бы меня никто не трогал»). Но в селе в вечном игноре жить непросто.
Фото Юрия Коренько (архив)
Душа нараспашку
Однажды на остановке согбенная старушка, с ходу вычислив во мне непосвящённого в местную историю чужака, стала рассказывать про войну. Что здесь, где мы стоим, были противотанковые ежи. Как 16-летней девчушкой она мыла полы в немецкой комендатуре, а мама со слезами на глазах каждый раз встречала её у ворот: целая, вернулась. Однажды ночью в лютый мороз фашисты выгнали людей из своих домов и велели уходить куда угодно. И полураздетые, они несколько десятков километров брели до дальнего хутора, где можно было укрыться.
Потрясла не только её история, но и готовность делиться своими переживаниями с незнакомым человеком. Вообще, здесь не очень‑то прячут подробности своей жизни. Нет смысла, всё равно не скроешься, всё на виду.
Как не таят знаний и навыков, которые облегчают жизнь. Даже постояв в очереди, получишь кучу полезной информации о том, что где и почём.
«Да было бы за что переживать», – слышу обычно от соседей, когда они узнают, что у меня что‑то не ладится. И дают хороший совет, а то и вовсе за пару часов решают проблему, на которую в городе я потратила бы две недели.
Старикам почёт
Добираюсь до работы общественным транспортом, который всегда битком (а транспортники упорно стоят на том, что маршруток у нас хватает). Ехать до Белгорода, в зависимости от погоды и ситуации на дорогах, 30–40 минут. Маршрут считается пригородным, билет до конца стоит 58 рублей. Так вот: ни разу не видела, чтобы в этом автобусе старый человек ехал стоя. Молодые люди просто взлетают с мест, когда заходит старушка или старичок.
Фото Юрия Коренько (архив)
А недавно в городе ехала в переполненном троллейбусе. Зашла пожилая женщина, видимо, не совсем здоровая. Сидящие парни-студенты опустили глаза и с умным видом уткнулись в телефоны. Рядом с некоторыми сидели девушки. Никто не встал. Честно говоря, особенно жаль было девушек. Потому что им со временем тоже предстоит узнать, что такое опущенные в телефон глаза, когда ты рядом с тяжёлыми сумками, беременная, уставшая, больная.
Всё по полочкам
Мне нравится расстановка чувств селян и в отношении домашних животных. Тут, как часто случается в городе, не разводят тюси-пуси с кошечками, собачками, бантиков никто не вяжет, пуховички не подкладывает. Коза или кот в селе имеют чёткое практическое назначение. А дело хозяина – накормить, дать животине крышу над головой, подлечить, если требуется, но не очеловечивать.
Конкретно в своём селе наблюдаю у людей очень правильное, на мой взгляд, умение распределять силы в течение дня, особенно в горячую летнюю пору. В это время встают пораньше, буквально с петухами, чтобы полить до жары огороды. Днём многие ложатся вздремнуть. А после восьми вечера стараются уже не работать. По выходным, обычно в субботу, в этот нехитрый график вмешивается культурная программа: там и здесь поют люди песни. Собираются на определённой лавочке и спивают. Красиво – заслушаешься!
Классика счастья
Есть в деревенской жизни ещё очень много радующих душу вещей. Все вместе они дают ощущение гармонии, покоя, которых не найдёшь среди многоэтажек и толпы людей. Вряд ли я смогу описать это лучше, чем великий Лев Толстой, который предпочитал исключительно деревенскую жизнь: «Жизнь вне города, под открытым небом, при свежем воздухе, в деревне – вот первое условие земного счастья».
Семеро стариков почти полностью изолированы от внешнего мира. Местные чиновники не могут сделать нормальную дорогу, обеспечить пенсионеров газом и углём, зато обещают привезти урны для голосования.
Найти деревню Севрюково, где на отшибе цивилизации живут лишь семеро стариков, просто. Проедешь пятнадцать минут от города Мценска Орловской области - и ты на месте. Стоишь на повороте, уходящем в белое русское поле. Через поле нормальной дороги нет. Конечно, по бумагам дорога есть, даже две: прямая и объездная. Но бумаги те лежат у чиновников в кабинетах. Чиновники в Севрюкове бывают редко, а жители знают точно: нормальной дороги нет.
По полю до деревни пять километров пешком - по местным меркам рядом. Тем более что снег улежался и наст уже твёрдый, проваливаешься реже. Севрюково - как сезонный курорт среднерусской степной полосы. Не везёт туристам, которые приезжает осенью и весной. Путь до деревни становится жутким месивом. Везунчики приезжает летом или зимой: летом всё высыхает, а зимой замерзает - и пробраться можно. Нам повезло вдвойне. Зимой нас согласились подбросить до деревни на уазике.
Тот, кто никогда не ездил в уазике по зимнему полю, не сможет познать весь ритм и дзен российской жизни. Кочка, колея, подмёрзшее болото, колея, кочка - вниз-вверх-влево-вбок мотает по салону, как горошину, которую трясут в жестяной банке. Вытряхивают в конце пути.
Овраг Наташа там, - бубнит под нос громадный водитель Александр. Двигатель ревёт, машину трясёт. Твоя голова ударяется о разные места обшивки салона, поэтому кажется, что послышалось. Не могут же крутой заледенелый овраг звать женским именем. Но мы выезжаем на ровное место - не послышалось.
Лет шестьдесят тому назад всё произошло. Молодая девушка из деревни полюбила соседского парня. Но хеппи-энда у этой истории не было - девушку ту изнасиловали. Парень ли тот изнасиловал или чужой человек, об этом вспоминают с неохотой. Но девушка пошла в овраг и повесилась. С тех пор овраг и зовут её именем - Наташа. Такая в деревне Севрюково местная мрачная мифология.
Деревня вся соткана из мифа. Стоит проехать бесконечно белое поле, как погружаешься в вещи и предметы, которых уже нет на самом деле.
Посмотрите, вон там, где столб с деревом, - там школа была. Начальная, четыре класса. Но сейчас её не увидишь, - Александр проводит экскурсию.
Мы проезжаем прошлую школу, прошлый магазин, некогда крупную конюшню, успешную ферму, хороший хозяйский дом. Руины кирпичного здания - это добротный сельский клуб. Но тоже тридцатилетней давности. Чтобы вид за окном не утомлял однообразием, тренируем воображение - какая она была, деревня прошлого. Уазик будто скачет по волнам памяти. Волны бьются о снег и бездорожье. Снега навалило много.
Уазик, взвизгнув, тормозит, разбрызгивая снег и грязь. Из салона вываливаются помятые люди. Девять человек. Разминают ноги и осматриваются. Хотя смотреть особо не на что - кривая колея, снег, покосившиеся заборы, хмурые деревья.
Мария Баст - правозащитник, месяц назад она впервые приехала в деревню.
Я увлекаюсь историей и искала пословицы, гадания на погоду, ещё что-то. В администрации сказали, не проедете, да там и живёт один алкаш. А в соседней деревне сказали - всё-таки бабушки живут, и мы решили ехать.
Мария увидела, как живет Севрюково, поразилась и стала жаловаться по инстанциям. Ведь для девушки это не просто деревня. Она считает севрюковцев далекими потомками выходцев из древнего Рима.
Теория Марии сложна и запутанна. Но в двух словах она выглядит так. В византийских свитках восьмого века писали, что на территории нынешней Болгарии жили северцы. В древнерусской "Повести временных лет" упоминаются славянское племя северян. С 15-го века в различных документах фигурируют севрюки - как ответвление или же прообраз казачества.
Некоторые учёные считают, что северцы-северяне-севрюки - это разные названия одного племени, которое в итоге откочевало с территории Римской империи на территорию Руси. А деревня Севрюково была центром их культуры. С тех пор центр культуры увял.
Покинув первый Рим, севрюковцы поселились в 300 километрах от Третьего Рима. Прошли столетия - и в деревне осталось лишь семь никому не нужных стариков. Они не знают ничего о древнем прошлом, хотя сегодня живут так же, как и в прошлых веках.
Деревня Севрюково изрядно вытянулась. Поэтому жилые дома мы ходим и выискиваем среди завалившихся построек и оставленных летних дач - в тёплое время года здесь как раз много людей.
Ближе всех к античности в деревне Лидия Ивановна - она и самая старая жительница, и самая бодрая. Хрупкая, в косынке и с тросточкой, но её взгляд пробивает насквозь. В 82 года она может преподавать позитивную психологию унылым городским хипстерам. И рассказать, почему на девятом десятке жизнь только начинается и как это круто. При этом в городе она и года не прожила, а всю жизнь провела здесь. Большое Севрюково, Малое, да Журавинка - три деревни в паре километрах друг от друга. Но дороги нет, поэтому путешествовать сложновато.
Об античности во дворе у Лидии Ивановны напоминает корыто. Точнее об античном римском выражении memento mori - помни о смерти. Лидия Ивановна рассказывает о таком без жеманности, в лоб и даже с иронией.
Пару лет назад было. Умер сосед в Журавинке. Погода была плохая очень-очень-очень. Снега было много. К дому не подъехать даже на лошади - утопнет. А дорогу не чистили. Ну а его надо хоронить. Без гроба, он тока помер, они его положили в корыто и повезли. Старики такие же, как он, и везли. Вот из дома его выкатили под горку и затем на горку. Потом по полю на лошадь, а потом с лошади на машину и в город уже. Теперь пойдёмте, я вам курочек покажу.
После корыта, кажется, ничего не испугает. Курочки прыгают по сараю и пугливо кричат, заметив незнакомцев. Еды купить негде, и птицы - единственный свежий продукт. Летом в деревню приезжала коммерческая продуктовая лавка. А раз в месяц, если доберутся по полю, приезжают родственники. В остальное время продуктов купить негде.
Но Лидия Ивановна смотрит на всё с оптимизмом. У неё большой опыт жизни в России. Она, словно мертвеца в корыте, тащила на себе двадцатый век. В 1941 году ей было четыре года, когда в соседнее село вошли немцы.
Немцы на нас шли с той стороны - каратели. Два мужика - у них бачки такие с бензином за спиной. И с первого дома они пошли жечь. И сожгли всю деревню. Мы выскочили голяком. Я себе руки и ноги отморозила, пока шли.
Они добежали до соседнего села. Но фашисты захватили и его. Мать и все взрослые спрятались, кто в подпол, кто куда, в домах остались дети и старики. В дом зашли фашисты, среди которых был полевой врач, не немец - финн - он увидел, что обмороженные руки и ноги девочки начинают гноиться.
Он меня в избе увидел - закричал, долой, все долой, всех бабок повыгнал. Руки и ноги у меня там нарывали уже. Срезал кожу. Мазутой какой-то намазал и на второй день приходил меня лечил. Ну, хоть царствие ему небесное я хочу пожелать.
Маленькая Лида с мамой и сестрой в итоге сбежали к своим. Сестра умерла в госпитале. А после войны выжившие - Лидия Ивановна с родителями - стали врагами народа. Отец был в плену. Мать жила в оккупации - это означало клеймо человека второго сорта на всю жизнь. Не помогла даже смерть Сталина, о величии которого сейчас спорят и даже дерутся. Лидия Ивановна пережила Сталина сама без споров.
Ой, когда Сталин умер, как все плакали. Я в десятом классе. В марте, помню, было. Нашу школу загнали в зал главный, где танцуют. Директор объявил - все навзрыд плакали. Почему? Тогда же, ребята, как было - тихо, молчи, а то. У меня двоюродный брат - Андрей звали, папкиного брата сын - закончил школу, учился в институте. У них семья здоровая - 26 человек было, а он один учиться пошел. И идёт как-то с другом своим - ну как обычно, нынче с другом, завтра с другом разговаривает - ну обо всем. И он как-то идёт и говорит: а Сталин-то, говорят, страшный, рыжий. Он сказал, а его ночью пришли и забрали, посадили. Друг донёс. И загнали его в Сибирь, так он и остался там.
Но и после смерти вождя народов ничего не изменилось для Лидии Ивановны. Учиться не дали - сиди тихо не рыпайся, как дочь предателя. И уехать не дали. После десяти классов отказали в комсомольской путёвке. Не взяли в Орловский университет. Зря столько лет она таскала учебники пятнадцать километров до школы. Не было портфеля - носила в платке, который потом надевала на голову.
Затем работа в свинарнике, в сельском магазине, дояркой и бригадиром-полеводом - 42 года героического труда. Если бы она жила в античном Риме, её бы назвали героем. На её глазах, при позднем Сталине, зародилась, а при Хрущёве окрепла цивилизация деревни Севрюково. При Брежневе наступал её золотой век. При Горбачеве закат. Дальше уже была гибель античного мира. Сейчас, если пользоваться историческим календарём, для деревни наступили тёмные века: хаос и разруха.
Хотя для Лидии Ивановны деревня - это самые светлые воспоминания.
Мне тут первые лапти папка плёл. Липы ветки, не толстые, а шириной с палец, - срезаешь их ровненько, чтобы поменьше сучков было. Верхушку отсекаешь. Печка топится - истопилась уже не очень жарко. И прямо в печку их. И мигом они слезают, берёшь лыко, и оно тонким слоем сползает, разворачивается с ветки. Потом его берёшь и лапоть плетёшь.
Мамка моя носила нижние рубашки из марли - тогда хороших-то особо не было. Она мне старые разорвала, мне на рубаху, а папка лапти сплёл. И Паска была - 29 апреля. Ох, сколько же у меня было радости: новые лапти, новые портянки, обмотанные, и рубаха. И я побежала в лапту играть.
О давнем прошлом народа северцев Лидия Ивановна ничего не слышала. И от Рима свой род не ведёт. Но иногда находит на огороде или недалеко от участка старинные монеты 18–19 веков. Но их она не хранит - раздаривает детям, внукам да редким гостям.
Нине Григорьевне - 72 года. Эта подтянутая и строгая женщина была главной бизнесвумен Севрюкова. Она осуществляла строгую эмансипацию и сурово пресекала харассмент тогда, когда это ещё не было мейнстримом. В 1980 году её поставили руководить фермой - то есть, по сути, всей деревней. В ней жило больше 300 человек. А на ферме росло 700 коров, а кроме того лошади, свиньи и куры.
Свои задачи Нина Григорьевна определяет просто: быть справедливой, но иногда строить подчинённых. И коров гоняла, и молоко доила, и транспортёр чинила, а если мужики пьяные были, то за ними с поленом бегала. Они же алкаши были все. В доме Нины Григорьевны и сейчас висит фотография: крепкая женщина в белом халате играючи наливает молоко из тяжёлого железного бидона.
Эта фотография в клубе висела. Может, в году 89-м сделали. Приезжали к нам корреспонденты, снимали, как мы работаем. Ну, первая же ферма по надою молока в районе была. Это вот доярка моя стоит. А по центру я в белом халатике. Какой-то моей доярки не было, так я сама коров подоила и в бидон налила, и сняли тут меня, - Нина Григорьевна говорит подчёркнуто сурово и отстранённо, но глаза её при этом гордо блестят.
Тогда на ферме была техника. Трактора ездили по полю, разравнивая его в разные стороны. Нина Григорьевна и сама садилась в трактор или запрягала лошадь да ехала в поселковую администрацию за газовыми баллонами. Там она лично грузила 50-килограммовые газовые тубы в прицеп и везла назад. И сейчас бы привезла. Да ни трактора, ни прицепа. А люди из любой администрации забросили это занятие уже пару лет как. Вся надежда на себя да родных.
У меня был красный уголок на ферме. Каждый надой молока отмечала и лучших работников. Мы там Восьмое марта отмечали и на собрания туда приходили к нам. Ну и членом КПСС была, пока всё не развалилось.
Сегодня от былых собраний не осталось и следа. Хотя бывшие коллеги - коровница да доярка - ещё живут в деревне Севрюково. С ними Нина Григорьевна держит связь, "чтоб одним не помереть", - то в гости ходят, то созваниваются. Говорить по сотовому телефону в деревне любят по нескольку часов.
А ещё за домом Нины Григорьевны растут три груши. Под этими грушами были три могилы. Могилы фашистских солдат. Дом Нины Григорьевны находится на той же улице, что и дом Лидии Ивановны. А в 1941–1942 в её доме был фашистский госпиталь. Немцев выбили, а могилы солдат остались. Там и лавочка стояла, над ними потом и детские качели висели, играла малышня, устраивали обеды и свидания.
Про могилы все знали и за могилами ухаживали. Без злобы, без ощущения того, что похоронены убийцы и враги. А несколько лет назад летом в деревню Севрюково приехали немцы. Это были сыновья погибших здесь фашистов. Они поблагодарили Нину Григорьевну, выкопали останки и увезли на родину. Подальше от деревни, в которую своя страна не может проложить нормальную дорогу.
В это время года Нина Григорьевна часто смотрит в небо. Но тут нет религиозной мистики - она просто хочет знать, пошёл снег или нет. Есть такая традиция в Севрюкове: если начинается снегопад, все, кто может, бегут из деревни. Потому что иначе можно остаться в снежном плену - надолго отрезанным от цивилизации, что даже уазик не пройдёт. А этого не хочется, особенно возможным потомкам римской цивилизации.
Да как живём. Очень отвратительно! Жить здесь хорошо. Но жить здесь невозможно. Хорошо, когда сухо. А осенью, весной и зимой совершенно невозможно. Летом иногда хорошо, - Сергею Ивановичу 61 год, и он проиграет в сражении на звание самого позитивного жителя деревни, если такое решат устроить.
Он лукаво взирает из-под шапки и рукой поправляет нависающие казацкие усы. Сергей ведёт нас по двору в сопровождении четырёх петляющих кругами кошек. Мужчина прихрамывает, опираясь на трость. Ещё недавно Сергей лежал после инсульта и не мог подняться с кровати. Но хорошо, что, когда случился приступ, была сухая осень и скорая помощь по колдобинам проехала. Скорая вообще старается проехать, когда может. А Сергей ведёт счёт - это такая русская рулетка для жителя сельской местности. Два инфаркта, три инсульта - когда его привезти успели, когда сам успел себя привезти.
В 2009 первый инсульт случился зимой. До больницы его везла жена - Надежда. У неё болезнь Паркинсона, но это не помеха. Благо не на себе везти - на лошади. Рада - одиннадцатилетняя кобыла, местный раритет - последняя крупная живность деревни Севрюково. Мохнатая лошадь уже не раз выручала Сергея с супругой. Они живут на окраине деревни, и помочь некому.
Надежда волоком вытаскивала мужа из комнаты, могла бы с матом, да сил материться не хватало. Ещё лошадь запрячь нужно, сани притащить, а потом по пухляку, на санях, везти супруга несколько километров до больницы.
После того случая власти дорогу пару недель чистили. Это Сергей помнит чётко. Потом бросили - года на два. Вообще, в Севрюкове есть примета: если дорогу чистят, значит, кто-то умер или при смерти, или, в крайнем случае, об этом написали в прессе. Очередная похоронка подбадривает районные власти и подталкивает к активности. Тут же из-под земли появляются грейдеры и трактора - жизнь становится лучше и веселее. Но похороны завершаются, и жизнь продолжает всё так же грустно катиться по полю. То есть дорогу забрасывают.
Последний раз сын приезжал. Так продуктов взяли на месяц: консервы, молока, да хлеба двадцать буханок. А он как заплесневеет, нового-то не купить, так мы обрезаем, вымачиваем и собакам отдаем, а тот, который без плесени, сами едим, - у Сергея и Надежды две собаки, они исправно лают за окном.
Редкая удача для Севрюкова - шумиха вокруг деревни. Когда стало известно про деревенские реалии и сюда стали наезжать инспекции, дорогу почистили, хотя перед этим никто не умирал. Позже, когда умерла бабушка в Журавинке, дорогу дополнительно разгребли грейдерами. Впрочем, когда шум стих, недавно выпавший снег уже не убирали. Ведь когда все живы и нет интереса из Москвы, общение с властями складывается по чётко отработанной схеме.
Наша власть местная вообще не реагирует - хоть вы все попередохните. Они говорят, с нас полномочия сняли. У нас нет техники. Надо обращаться в орловскую администрацию. Сами звоните. А толку туда звонить, ровно как и сюда. А тут неделя была - вода закончилась. Ну, мы ничего, пошли снег нагребли, натопили и чай пили.
Газовые баллоны, которые должны заправлять и возить, - не возят, уголь, который полагается бесплатно, не выделяют, дрова также старикам приходится покупать за свой счёт. Вроде собирались плановую газификацию деревни устроить, но в последний момент в администрации сказали, что планы изменились и теперь газификация за счёт пенсионеров. Дорогу начали строить в 2016-м - отсыпали километр и двести метров гравийки, но бросили. В 2017-м отсыпали ещё 50 метров. На этом прогресс, не вынеся молниеносного продвижения, встал.
Но в марте в деревне ждут гостей. В администрации пообещали, что урны для голосования привезут обязательно, и на тракторах. Удивительная решительность чиновников, к которой в Севрюкове уже привыкли.
А сколько таких историй и секретов в других российских деревнях?! В тех деревнях, которых с каждым годом становится всё меньше. Там, где нет народа с возможным тысячелетним прошлым. За исключением российского народа, конечно. Просто жители тех деревень не удосужились попасть под внимание прессы и потому местным властям совершенно не интересны и не опасны для них. Так и остаются те деревни забытыми историями, которые никто не услышит, потому что не проедет к ним по отечественному бездорожью.
Метки:
Написать этот топик меня подтолкнули темы некоторых блогов и комментарии к недавним блогам.
Из комментариев: “В деревне не живут, а выживают. Честно, не видела ни одного коренного жителя, которого умиляют крики петуха по утру, скорее он хочет запустить в него чем-нибудь, типа кирпича))”
“Большинство коренных деревенских жителей считают своё вынужденное пребывание в деревне не иначе,чем карой Божьей. Что ни год – у них неурожай… Скотинка дохленькая… Учится не будут.”
“Вопрос: может быть, брать птицу с птицефабрики? У них породы должны быть яйценоские, ерунду же не будут содержать?”
“Часто на птицефабрике продают отбракованных кур”
Сначала немного о курах и петухах. В конце апреля прошлого года мы купили на ближайшей к нам птицефабрике 10 несушек, годовалых (по 150 руб) и петушка трехмесячного (300 руб) Ломан Браун. Яйценоская порода. Курочек продают не то, что часто, а вообще, выбракованных. Они свой срок отслужили, их и продают. Петушок был хоть – куда, а на кур страшно смотреть: общипанные, обдерганные. Через недели две их было не узнать – оперились, опушились. Нестись курочки стали сразу, в день по 7-8 яиц. (На рынке яйца прошлым летом стоили 50 руб/ десяток).
Но вот с ними была морока: они не умели взлетать на насесты, а если и взлетали – с насестов падали. Пришлось вместо насестов сделать им полку и с пола к ней трапик (лестницу), чтобы они поднимались на полку и в гнезда. Но гнезда поняли сразу. Петуха недели две курицы долбили, но потом он взял власть в “свои когти” и свою службу нес исправно.
Четыре курицы за лето, осень пропали. Думаем, от старости. Одну курицу зимой пытался утащить колонок. Отбили. Сначала думали, что хорек, но, благодаря Sibroy, поняли. что это колонок, рыжий. Но после этого курица впала в ступор, перестала есть и тоже пропала. Осталось от купленных пять штук. Я закладывала яйца в инкубатор в июле и августе. Вывелось около сорока цыплят. Из цыплят получилось 15 несушек (несутся исправно, вместе со старыми курами в день 10 – 12 яиц), остальные петухи и несколько курочек отбраковали. Их сейчас пускаем на мясо.
Необходимость в покупке несушек на этот год у нас отпала. Теперь есть свои. Вот сейчас думаю завести петуха Брама и посмотреть, что получится.
Из комментариев:
“Бройлер вкусен, конечно, но мороки много”
“А бройлер это не только генетика (спаривание различных кроссов), но и соответствующий комбикорм. Вот в этом и морока.”
Вместе с несушками на этой же птицефабрике купили сорокадневных бройлеров (по 150 руб). Вот уж с кем никаких проблем, так это с бройлерами. Им не надо никаких гнезд, никаких насестов. Только глубокую подстилку. Бройлеров рекомендуется держать до достижения ими веса 1,8 -2, 0 кг, то есть месяц от момента покупки. Мы держали их все лето, забивали на выходной на шашлыки, барбекю, когда собиралась вся наша многочисленная семья. К сентябрю они весили 3, 5 – 4, 0 кг. Часть бройлеров продали по цене 140 руб / кг. Одна бройлерша (Броля) живет до сих пор. Ходит среди молодняка, как пароход, весом уже неподъемная. Несет огромные (как гусиные) двухжелтковые яйца. Весь уход за курами – почистить полки и гнезда, два раза покормить, собрать яйца и все.
И несушки, и бройлеры все лето и осень гуляли в вольерах. И тех, и других кормили одним кормом, который готовим сами. Запариваем крупную фракцию зерноотходов, добавляем крупку зерноотходов, отруби, премиксы, мел, ракушечник. Летом траву, зимой сенную труху, овощи, молотый ячмень. Тем, кто полагает, что, покупая комбикорм, платит за какое – то особое качество, могу сказать, что это плата за удобство, не более того. Так как комбикорм так же состоит из зерноотходов 1 и 2 категории, отрубей, мела и еще кое – каких добавок. Но зато все уже намешано, не надо месить самому. А состав корма для кур легко можно найти в любом справочнике, не говоря уже об интернете. И затратить на него гораздо меньше денег, если готовить самому.
Это то, что касается куриного хозяйства. Коров, в свое время, мы тоже держали, и не одну. Молоко успешно реализовали. Но коров хорошо держать там, где обильные пастбища и сенокос. Раньше у нас в деревне было три стада, сейчас одно. Нам, чтобы отогнать корову в пас, надо пройти через всю деревню. Это час туда и час обратно. Поэтому сейчас мы выбираем коз. Их содержать, для нас, проще.
Огородом я (это, в основном, моя обязанность) занимаюсь с удовольствием, применяя щадящие приемы агротехники как для почвы, так и для себя. Чтобы не было “мучительно больно” ни спине, ни суставам.
Из комментариев:
“Иллюзия – что городскому человеку здесь хорошо, если жить, а не приезжать на выходные. Что хорошего: абсолютное бескультурие, мат, изнуряющая работа с раннего утра до поздней ночи, грязь и прочие прелести. Хотя можно потерпеть это, как экзотику, а в понедельник – на культурную работу в город.”
“Местные не любят дачников. Переселенцы из города успешнее деревенских во всех отношениях. Завидуют, может быть? Или не понимают… Благоустроенная квартира в городе для них – предмет мечтаний и повод для зависти.”
И вот, я все никак не могу понять, ну какие такие сверхсложности и сверхтрудности в личном подсобном хозяйстве, каким таким сверхизнурительным трудом от рассвета до заката занимаются люди? Что за труд такой, который не приносит им ни удовлетворения, ни прибыли, а сплошные убытки и недовольство всем и вся?! Наверное, я в нетипичной деревне живу, раз ничего подобного не вижу. И не замечаю ” ужасного” деревенского менталитета, ” абсолютного бескультурия”, беспробудного пьянства и нищеты деревни, о которых так много пишут.
Бабульки из нашей деревни успешно торгуют своей огородной продукцией на ближайшем городском рынке, зарабатывая хорошую прибавку к пенсии себе и ухитряясь помогать и детям, и внукам. За все двадцать с лишним лет, что мы здесь живем, не испытывали на себе нелюбви деревенских, зависти, непонимания. Мы здесь уже давно свои и дружим со всеми соседями. И не только дружим, но и помогаем друг другу. Может, правда, у нас в Сибири все по другому? И для меня настоящая деревня ассоциируется с криками петуха.
