Рылеев читать думу годунов краткое содержание. Кондратий Рылеев. Думы

С 1821 г. в творчестве Рылеева начинает складываться новый для русской литературы жанр - думы, лироэпического произведения, сходного с балладой, основанного на реальных исторических событиях, преданиях, лишенных, однако, фантастики. Рылеев особенно обращал внимание своих читателей на то, что дума - изобретение славянской поэзии, что в качестве фольклорного жанра она существовала давно на Украине и в Польше. В предисловии к своему сборнику “Думы” он писал: “Дума - старинное наследие от южных братьев наших, наше русское, родное изобретение. Поляки заняли ее от нас. Еще до сих пор украинцы поют думы о героях своих: Дорошенке, Нечае, Сагайдачном, Палее, и самому Мазепе приписывается сочинение одной из них”. В начале XIX в. этот жанр народной поэзии получил распространение в литературе. Его ввел в литературу польский поэт Немцевич, на которого Рылеев сослался в том же предисловии. Однако не только фольклор стал единственной традицией, повлиявшей на литературный жанр думы. В думе можно различить признаки медитативной и исторической (эпической) элегии, оды, гимна и др.

Первую думу - “Курбский” (1821) поэт опубликовал с подзаголовком “элегия”, и лишь начиная с “Артемона Матвеева” появляется новое жанровое определение - дума. Сходство с элегией видели в произведениях Рылеева многие его современники. Так, Белинский писал, что “дума есть тризна историческому событию или просто песня исторического содержания. Дума почти то же, что эпическая элегия”. Критик П.А. Плетнев определил новый жанр как “лирический рассказ какого-нибудь события”. Исторические события осмыслены в думах Рылеева в лирическом ключе: поэт сосредоточен на выражении внутреннего состояния исторической личности, как правило, в какой-либо кульминационный момент жизни.

Композиционно дума разделяется на две части - жизнеописание в нравственный урок, который следует из этого жизнеописания. В думе соединены два начала - эпическое и лирическое, агиографическое и агитационное. Из них главное - лирическое, агитационное, а жизнеописание (агиография) играет подчиненную роль.

Почти все думы, как отметил Пушкин, строятся по одному плану: сначала дается пейзаж, местный или исторический, который подготавливает появление героя; затем с помощью портрета выводится герой и тут же произносит речь; из нее становится известной предыстория героя и нынешнее его душевное состояние; далее следует урок-обобщение. Так как композиция почти всех дум одинакова, то Пушкин назвал Рылеева “планщиком”, имея в виду рациональность и слабость художественного изобретения. По мнению Пушкина, все думы происходят от немецкого слова dumm (глупый).

В задачу Рылеева входило дать широкую панораму исторической жизни и создать монументальные образы исторических героев, но поэт решал ее в субъективно-психологическом, лирическом плане. Цель его - возбудить высоким героическим примером патриотизм и вольнолюбие современников. Достоверное изображение истории и жизни героев отходило при этом на второй план.

Для того чтобы рассказать о жизни героя, Рылеев обращался к возвышенному языку гражданской поэзии XVIII - начала XIX в., а для передачи чувств героя - к поэтической стилистике Жуковского (см., например, в думе “Наталья Долгорукая”: “Судьба отраду мне дала В моем изгнании унылом…”, “И в душу, сжатую тоской, Невольно проливала сладость”).

Психологическое состояние героев, особенно в портрете, почти всегда одинаково: герой изображен не иначе, как с думой на челе, у него одни и те же позы и жесты. Герои Рылеева чаще всего сидят, и даже когда их приводят на казнь, они тут же садятся. Обстановка, в которой находится герой, - подземелье или темница.

Поскольку в думах поэт изображал исторических личностей, то перед ним встала проблема воплощения национально-исторического характера - одна из центральных и в романтизме, и в литературе того времени вообще. Субъективно Рылеев вовсе не собирался покушаться на точность исторических фактов и “подправлять” дух истории. Больше того, он стремился к соблюдению исторической правды и опирался на “Историю государства Российского” Карамзина. Для исторической убедительности он привлек историка П.М. Строева, который написал большинство предисловий-комментариев к думам. И все-таки это не спасло Рылеева от слишком вольного взгляда на историю, от своеобразного, хотя и ненамеренного, романтически-декабристского антиисторизма.

Назначение своей поэзии декабристы видели «не в изнеживании чувств, а в укреплении, благородствовании и возвышении нравственного существа нашего». Они были глубоко убеждены, что только те стихи достойны признания, дух и пафос которых непосредственно входит в жизнь и участвует в жизнестроительстве.

С этой же целью они обращались к историческому прошлому, стремясь «возбуждать доблести сограждан подвигами предков». В фольклоре декабристов интересовали не лирические народные песни, не сказки, а исторические предания. В древнерусской литературе они ценили воинские повести, где, по словам А. Бестужева, «непреклонный, славолюбивый дух народа дышит в каждой строке». Наиболее ярким примером исторической поэзии декабристов были «Думы» Рылеева. В предисловии к ним поэт сказал: «Напоминать юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти - вот верный способ для привития народу сильной привязанности к родине: ничто уже тогда сих первых впечатлений, сих ранних понятий не в состоянии изгладить. Они крепнут с летами и творят храбрых для боя ратников, мужей доблестных для совета».

Сюжеты своих «дум» Рылеев заимствует в народных легендах и преданиях, в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Герои дум - мученики, страдальцы, гибнущие за правое дело, вступающие в решительную борьбу с носителями общественного зла. В думах в отличие от классической оды или поэмы преобладает лирическое начало, ключевую роль в них играют монологи героев, эмоционально насыщенные, возвышенные, исполненные патриотических чувств. Героев окружают романтические пейзажи - ночь, буря, скалы, темные тучи, сквозь которые пробивается луна, вой ветра и блеск молний («Смерть Ермака», «Ольга при могиле Игоря», «Марфа Посадница»).

Однако еще Пушкин обратил внимание на отсутствие историзма в думах Рылеева: история для него - иллюстрация, собрание положительных или отрицательных примеров, имеющих прямой агитационный смысл. Поэтому герои дум говорят одинаковым, возвышенно-декламационным языком. Лишь в отдельных произведениях Рылеев приближается к исторической достоверности в передаче характеров и обстоятельств, какая была, например, уже доступна Пушкину в его «Песне о вещем Олеге». Не случайно Пушкин высоко оценил думу Рылеева «Иван Сусанин» и увидел проблески возмужавшего дарования в поэме «Войнаровский».

В ходе подготовки к восстанию Рылеев рос и как поэт. В 1825 году отдельными книжками вышли в свет его сборник «Думы» и поэма «Войнаровский». Над «Думами» Рылеев работал с 1821 до начала 1823 года, печатая их в разных журналах. «Войнаровский» был написан в 1823 году, когда работа над «Думами» была уже оставлена. Несмотря на одновременный выход в свет, «Думы» и «Войнаровский» принадлежат к разным этапам идейно-художественного развития Рылеева. Политическое направление «Дум», сложившихся еще под непосредственным воздействием программы Союза благоденствия, было умеренным. Напротив, «Войнаровский» насыщен уже мятежным пафосом, переходящим в боевые призывы к восстанию против деспотизма.

Задачей Рылеева в «Думах» являлось художественное воскрешение исторических образов для воспитания «сограждан подвигами предков». Обращение к национальной истории было связано у Рылеева с характерным для декабристов пониманием прошлого России и с вопросом о народности искусства. «Думы» Рылеева давали портретные характеристики ряда деятелей русской истории, начиная с легендарных времен («Олег Вещий», «Ольга при могиле Игоря», «Святослав» и др.) и кончая XVIII веком («Волынский», «Наталья Долгорукова» и «Державин»). Самый отбор имен был необычайно показателен для поэта-декабриста. Герои «Дум» Рылеева — это смелые обличители зла и несправедливости, народные вожди, пострадавшие за любовь к родине. Здесь и борцы за освобождение народа от иноземных захватчиков («Дмитрий Донской», «Богдан Хмельницкий»), и военачальник («Олег Вещий», «Святослав», «Ермак»), и пламенные патриоты, гибнущие за свой народ («Иван Сусанин», «Михаил Тверской»). Чувством глубокого патриотизма проникнуты все «Думы». Рылеев зовет к борьбе с тиранами и с ненавистью относится к таким фигурам, которые опирались на иноземные силы («Дмитрий Самозванец»).

Среди «Дум», которые остались ненапечатанными при жизни Рылеева, есть и «Думы», связанные с образами новгородской вольницы. Таковы думы о «Марфе Посаднице» и о «Вадиме», защитнике древних прав вольного Новгорода.

Самое название своих «Дум» Рылеев взял из украинской народной поэзии — так назывались народные песни исторического характера. Тематическим источником большинства дум послужила для Рылеева «История государства Российского» Карамзина. Следует подчеркнуть, что идейной зависимости от Карамзина в «Думах» не было; поэт резко расходился с ним политически, использовал же он труд Карамзина как единственное в 20-е годы изложение истории России.

Еще до того, как «Думы» Рылеева были изданы отдельной книжкой, в критике завязалась интересная дискуссия, посвященная выяснению жанрового своеобразия «Дум». В статье «Взгляд на старую и новую словесность в России» друг и единомышленник Рылеева А. Бестужев отметил, что «Рылеев, сочинитель дум или гимнов исторических, пробил новую тропу в русском стихотворстве, избрав целию возбуждать доблести сограждан подвигами предков».

Критик «Русского инвалида», возражая Бестужеву, высказал сомнение в оригинальности Рылеева и указал на то, что жанр думы заимствован из польской литературы. Критик имел в виду «Исторические гимны» польского поэта Немцевича, которого Рылеев, действительно, очень ценил и с которым состоял в переписке. Однако в разработке национально-исторической темы Рылеев не был подражателем, а шел своим собственным путем. Характерно поэтому, что в издании сборника «Думы» одну думу («Олег Вещий») Рылеев сам демонстративно выделил как подражательную и поместил ее в сборнике со ссылкой на Немцевича, для того чтобы отвести дальнейшие сомнения в оригинальности своего творчества. На сомнения критика «Русского инвалида» в национальном характере самого жанра дум ответил А. Бестужев в особой статье. Он настаивал на том, что «думы суть общее достояние племен славянских», что они выросли на почве устного народного творчества и что самый жанр думы «поместить должно в разряд чистой романтической поэзии». Определяющим признаком думы, с точки зрения Бестужева, являлась национально-историческая тема в субъективно-исторической трактовке, что он особенно подчеркивал: «... дума не всегда есть размышление исторического лица, но более воспоминание автора о каком-либо историческом происшествии или лице, и нередко олицетворенный об оных рассказ».

Действительно, в рылеевских думах был осуществлен важнейший принцип романтического искусства: монологи исторических лиц и автора по существу не разнились между собой. Образ автора в думах являлся непременным спутником исторических героев. Интерес и значение дум заключались преимущественно в образе автора, поэта и гражданина, который стоит за стихами, в том образе, который объединяет весь цикл дум в единое целое.
В монологах «Дмитрия Донского», говорящего о «былой свободе праотцев», или в речах Волынского мы слышим голос самого поэта с его патриотическими призывами, чаяниями и надеждами. Все рылеевские исторические герои сходятся к одному центру, к одному образу человека — героя декабристской эпохи со всеми особенностями его миросозерцания, с характерной символикой его поэтического языка («тиран», «гражданин», «общественное благо», «вольность» и т. д.). Но миросозерцание поэта-декабриста, выраженное в «Думах», иногда вступало в противоречие с объективной сущностью того героя, в уста которого вкладывались те или иные мысли и монологи свободолюбивого содержания (как, например, в думе «Волынский»). Несомненно, что это противоречие и вызвало замечание Пушкина в письме к Жуковскому в апреле 1825 года: «Думы Рылеева и целят, а всё не в попад». В письме к самому Рылееву Пушкин сочувственно выделил лишь две вещи: «Петра Великого в Острогожске» — думу, «окончательные строфы» которой он нашел чрезвычайно оригинальными, и «Ивана Сусанина», «первую думу, по коей начал подозревать» в Рылееве «истинный талант».

В общем неблагоприятное отношение Пушкина к думам Рылеева станет совершенно понятным, если мы учтем, что Пушкин стремился к изживанию автобиографизма при создании образов исторических героев (в особенности же конкретных образов, действительно существовавших в истории).

Уже в первой половине 20-х годов Пушкин в своем творчестве сумел дойти до понимания объективной закономерности в художественном воспроизведении исторического процесса; это понимание и дало ему возможность создания «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова» — произведений, открывших новые пути в литературе. Рылеев же тогда только вступал в своем творчестве на эти пути. Но, тем не менее, «Думы» сыграли значительную роль: они содействовали укреплению в литературе интереса к историческим сюжетам, а выраженные в них идеи соответствовали целям декабристской пропаганды.
Огромное значение имело утверждение Рылеевым революционной роли поэта-патриота. В своих стихах Рылеев развивал представление о поэте как о передовом гражданине, миссия которого заключается в преобразовании действительности. Свое понимание задач поэта Рылеев сформулировал в следующих стихах:

О так! нет выше ничего
Предназначения Поэта:
Святая правда — долг его;
Предмет — полезным быть для света.
К неправде он кипит враждой,
Ярмо граждан его тревожит;
Как вольный славянин душой.
Он раболепствовать не может.
Повсюду тверд, где б ни был он —
Наперекор судьбе и Року;
Повсюду честь — ему закон,
Везде он явный враг пороку.
Греметь грозой противу зла
Он чтит святым себе законом
С спокойной важностью чела
На эшафоте и пред троном.
Ему неведом низкий страх,
На смерть с презрением взирает
И доблесть в молодых сердцах
Стихом свободным зажигает.

Представление о поэте, как об избраннике — гражданине, учителе и бойце, определило и специфические принципы творчества Рылеева. Он отказался от жанров камерной, салонной поэзии, которым он отдал дань в период своего ученичества. Подобно Грибоедову и Кюхельбекеру, Рылеев обратился к высокой патетической оде, к сатире, к посланию, т. е. к тем жанрам, которые культивировали поэты XVIII века. Так, знаменитая сатира Рылеева «К временщику» по особенностям языка, метрической схемы и риторического построения близка сатирам XVIII века, а ода «Видение» по своей тематике и композиции связана с традициями классических од Державина. Характерные особенности высокого классического стиля очевидны и в таких одах Рылеева, как «Гражданское мужество» и «На смерть Байрона». Однако «классицизм» Рылеева отнюдь не был простой реставрацией старинных поэтических жанров. Уже Радищев обновил и обогатил старые классические традиции. Работа Радищева имела огромное значение для судеб русской гражданской лирики. Вслед за Радищевым гражданская лирика культивировалась группой поэтов Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (Пнин, Борн, Попугаев, Остолопов и др.), Н. И. Гнедичем, В. Ф. Раевским, Ф. Н. Глинкой, наконец молодым Пушкиным. В начале своей поэтической деятельности Пушкин обращается к высокому классическому стилю и в послании «Лицинию» и в знаменитой революционной оде «Вольность» — еще за несколько лет до напечатания рылеевской сатиры «К временщику».

Самый жанр «дум», связанный с своеобразным переосмыслением исторического прошлого, вобрал в себя также и нормы классической поэтики. Не только в особенностях языка и композиции, но и в методах подхода к историческому материалу — в элементах риторики и дидактики — «Думы» во многом продолжали классические традиции.

На новую дорогу Рылеев выходит в поэме «Войнаровский». Учителем Рылеева в этой его поэме был Пушкин: у него Рылеев, по его собственному признанию, учился стихотворному языку.

«Войнаровский» — поэма из исторического прошлого Украины. Герой поэмы — племянник Мазепы и ближайший участник в его заговоре против Петра I. После смерти Мазепы Войнаровский бежал за границу, но потом был выдан русскому правительству и сослан в Якутскую область. Время действия поэмы — 30-е годы XVIII века. Историк Миллер, путешествующий по Сибири, встречает вблизи Якутска ссыльного Войнаровского, и тот рассказывает ему о своей жизни, о Мазепе и об участии в заговоре.

Изменника и предателя Мазепу сам Рылеев называл «великим лицемером, скрывающим свои злые намерения под желанием блага к родине».2 История Войнаровского в изображении Рылеева — это история благородного и пылкого молодого человека, искренне поверившего Мазепе и совращенного им на путь измены.

Рылеев наделил своего героя тем же свободолюбием, каким обладал он сам. Поэта прежде всего интересовала возможность использования избранного им сюжета в целях борьбы с самодержавием. Так же как в «Думах», образ автора сливается в поэме с образом Войнаровского. В речах Войнаровского мы слышим голос трибуна и гражданина, борющегося за «свободу человека», за его «свободные права» против «тяжелого ига самовластья». Как романтик, Рылеев меньше всего интересовался воссозданием подлинного исторического смысла заговора Мазепы против Петра I. Рылеев идеализировал здесь образ Мазепы и дал его в противоречии с исторической правдой. Именно это обстоятельство отметил впоследствии Пушкин, который нашел в рылеевском образе Мазепы своевольное искажение исторического лица. Критические замечания в адрес «Войнаровского» Пушкин сделал в предисловии к «Полтаве», замысел которой сложился отчасти в связи с впечатлениями от поэмы Рылеева.

Пушкин критиковал и оценивал «Войнаровского» с глубоко реалистических позиций. Романтическая субъективность «Войнаровского» была неприемлема для Пушкина и в 1825 году, в пору его переписки с Рылеевым, и позже, при создании «Полтавы». В «Полтаве» Пушкин дал, в противовес Рылееву, исторически, правдивый образ Мазепы как изменника родины, сняв с него героический ореол. Расхождения с Рылеевым не мешали, однако, Пушкину считать «Войнаровского» серьезным художественным достижением поэта-декабриста. «Рылеева „Войнаровский“, — писал Пушкин А. Бестужеву 12 января 1824 года, — несравненно лучше всех его „Дум“, слог его возмужал и становится истинно-повествовательным, чего у нас почти еще нет». «С Рылеевым мирюсь — Войнаровский полон жизни», — писал он брату в 1824 году.

Как романтик, Рылеев поставил в центр национальной истории личность патриота свободолюбца. История, с его точки зрения, - борьба вольнолюбцев с тиранами. Конфликт между приверженцами свободы и деспотами (тиранами) - двигатель истории. Силы, которые участвуют в конфликте, никогда не исчезают и не изменяются. Рылеев и декабристы не согласны с Карамзиным, утверждавшим, что прошедший век, уйдя из истории, никогда не возвращается в тех же самых формах. Если бы это было так, решили декабристы и Рылеев в том числе, то распалась бы связь времен, и патриотизм и вольнолюбие никогда не возникли бы вновь, ибо они лишились бы родительской почвы. Вследствие этого вольнолюбие и патриотизм как чувства не только свойственны, например, XII и XIX вв., но и одинаковы. Историческое лицо любого минувшего века приравнивается к декабристу по своим мыслям и чувствам (княгиня Ольга мыслит по-декабристски, рассуждая о “несправедливости власти”, воины Димитрия Донского горят желанием сразиться “за вольность, правду и закон”, Волынский - воплощение гражданского мужества). Отсюда ясно, что, желая быть верным истории и исторически точным, Рылеев, независимо от личных намерений, нарушал историческую правду. Его исторические герои мыслили декабристскими понятиями и категориями: патриотизм и вольнолюбие героев и автора ничем не различались. А это значит, что он пытался сделать своих героев одновременно такими, какими они были в истории, и своими современниками, ставя тем самым перед собой противоречащие и, следовательно, невыполнимые задачи.

Рылеевский антиисторизм вызвал решительное возражение Пушкина. По поводу допущенного поэтом-декабристом анахронизма (в думе “Олег Вещий” герой Рылеева повесил свой щит с гербом России на врата Царьграда) Пушкин, указывая на историческую ошибку, писал: “…во время Олега герба русского не было - а двуглавый орел есть герб византийский и значит разделение империи на Западную и Восточную…”. Пушкин хорошо понял Рылеева, который хотел оттенить патриотизм Олега, но не простил нарушения исторической достоверности.

Таким образом, в думах не был художественно воссоздан национально-исторический характер. Однако развитие Рылеева как поэта шло в этом направлении: в думах “Иван Сусанин” и “Петр Великий в Острогожске” был заметно усилен эпический момент. Поэт совершенствовал передачу национального колорита, добиваясь большей точности в описании обстановки (“косящето окно” и другие детали), крепче стал и его повествовательный слог. И Пушкин сразу же откликнулся на эти сдвиги в поэзии Рылеева, отметив думы “Иван Сусанин”, “Петр Великий в Острогожске” и поэму “Войнаровский”, в которой он, не приняв общего замысла и характера исторических лиц, в особенности Мазепы, оценил усилия Рылеева в области стихотворного повествования.

Кондратий Федорович Рылеев

Его высокопревосходительству

Николаю Семеновичу

Мордвинову с глубочайшим уважением посвящает сочинитель

"Напоминать юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти - вот верный способ для привития народу сильной привязанности к родине: ничто уже тогда сих первых впечатлений, сих ранних понятий не в состоянии изгладить. Они крепнут с летами и творят храбрых для бою ратников, мужей доблестных для совета".

Так говорит Немцевич {Spiewy Historiczne Niemcewicza. См. Предисловие.} о священной цели своих исторических песен (Spiewy Historiczne); эту самую цель имел и я, сочиняя думы. Желание славить подвиги добродетельных или славных предков для русских не ново; не новы самый вид и название думы.

Дума, старинное наследие от южных братьев наших, наше русское, родное изобретение. Поляки заняли ее от нас. Еще до сих пор украинцы поют думы о героях своих: Дорошенке, Нечае, Сагайдашном, Палее, и самому Мазепе приписывается сочинение одной из них, Сарницкий {Annales Regni Pol., t. II, k. 1198. Слово в слово: "Anno 1506 duo fratres Strusii (Felix i Serzy, iak Swadczy Nie-Siecki Herb. IV, 218) adolescentes bellicosi a Valachis occubuerunt. De quibus etiam mine elegiae, quas Dumas Russi i vocant, canuntur, voce lugubri et gestu canentium se in utramque partem motantium, id quod canitur exprimentes, quin et tibiis inflatis rustica turba passim modulis lamentabillbus, haec eadem imitando exprimit".} свидетельствует, что на Руси пелись элегии в память двух храбрых братьев Струсов, павших в 1506 году в битве с валахами. Элегии сии, говорит он, у русских думами называются. Соглашая заунывный голос и телодвижения со словами, народ русский иногда сопровождает пение оных печальными звуками свирели.

В числе предлагаемых дум читатели найдут две пиесы, которые не должны бы войти в сие собрание: это "Рогнеда" и "Олег Вещий". Первая по составу своему более повесть, нежели дума; вторая есть историческая песня (Spiew Historiczny). Она слаба и неудачно исполнена; но я решился поместить ее в числе дум, чтобы показать состав исторических песен Немцевича, одного из лучших поэтов Польши.

Примечания, припечатанные при думах, кроме некоторых {1}, сделаны П. М. Строевым.

I. Олег Вещий

Рурик, основатель Российского государства, умирая (в 879 г.), оставил малолетнего сына, Игоря, под опекою своего родственника, Олега. Опекун мало-помалу сделался самовластным владетелем. Время его правления примечательно походом к Константинополю в 907 году. Летописцы сказывают, что Олег, приплыв к стенам византийской столицы, велел вытащить ладьи на берег, поставил их на колеса и, развернув паруса, подступил к городу. Изумлённые греки заплатили ему дань. Олег умер в 912 году. Его прозвали Вещим (мудрым).

Наскучив мирной тишиною,

Собрал полки Олег

И с ними полетел грозою

На цареградский брег.

Покрылся быстрый Днепр ладьями,

В брегах крутых взревел

И под отважными рулями,

Напенясь, закипел.

Дружина храбрая героев

10 На славные дела,

Сгорая пылкой жаждой боев,

С веселием текла.

В пути ей не были преграды

Кремнистых гор скалы,

Днепра подводные громады,

Ни ярых вод валы.

Седый Олег, шумящей птицей,

В Евксин {1} через Лиман -

И пред Леоновой {2} столицей

20 Раскинул грозный стан!

Мгновенно войсками покрылась

Окрестная страна,

И кровь повсюду заструилась, -

Везде кипит война!

Горят деревни, селы пышут,

Прах вьется средь долин;

В сердцах убийством хладным дышат

Варяг и славянин.

Потомки Брута и Камилла {3}

30 Сокрылися в стенах;

Уже их нега развратила,

Нет мужества в сердцах.

Их император самовластный

В чертогах трепетал

И в астрологии, несчастный!

Спасения искал.

Меж тем, замыслив приступ смелый,

Ладьи свои Олег,

Развив на каждой парус белый,

40 Вдруг выдвинул на брег.

"Идем, друзья!" - рек князь России

Геройским племенам -

И шел по суше к Византии,

Как в море но волнам.

Боязни, трепету покорный,

Спасти желая трон,

Послов и дань - за мир позорный

К Олегу шлет Леон.

Кондратий Федорович Рылеев

Его высокопревосходительству

Николаю Семеновичу

Мордвинову с глубочайшим уважением посвящает сочинитель

Примечания, припечатанные при думах, кроме некоторых {1}, сделаны П. М. Строевым.

I. Олег Вещий

Наскучив мирной тишиною,

Собрал полки Олег

И с ними полетел грозою

На цареградский брег.

Покрылся быстрый Днепр ладьями,

В брегах крутых взревел

И под отважными рулями,

Напенясь, закипел.

Дружина храбрая героев

10 На славные дела,

Сгорая пылкой жаждой боев,

С веселием текла.

В пути ей не были преграды

Кремнистых гор скалы,

Днепра подводные громады,

Ни ярых вод валы.

Седый Олег, шумящей птицей,

В Евксин {1} через Лиман -

И пред Леоновой {2} столицей

20 Раскинул грозный стан!

Мгновенно войсками покрылась

Окрестная страна,

И кровь повсюду заструилась, -

Везде кипит война!

Горят деревни, селы пышут,

Прах вьется средь долин;

В сердцах убийством хладным дышат

Варяг и славянин.

Потомки Брута и Камилла {3}

30 Сокрылися в стенах;

Уже их нега развратила,

Нет мужества в сердцах.

Их император самовластный

В чертогах трепетал

И в астрологии, несчастный!

Спасения искал.

Меж тем, замыслив приступ смелый,

Ладьи свои Олег,

Развив на каждой парус белый,

40 Вдруг выдвинул на брег.

"Идем, друзья!" - рек князь России

Геройским племенам -

И шел по суше к Византии,

Как в море но волнам.

Боязни, трепету покорный,

Спасти желая трон,

Послов и дань - за мир позорный

К Олегу шлет Леон.

Объятый праведным презреньем,

50 Берет князь русский дань,

Дарит Леона примиреньем -

И прекращает брань.

Но в трепет гордой Византии

И в память всем векам

Прибил свой щит с гербом России

К царьградским воротам {4}.

Успехом подвигов довольный

И славой в тех краях,

Олег помчался в град престольный

60 На быстрых парусах.

Народ, узрев с крутого брега

Возврат своих полков,

Прославил подвиги Олега

И восхвалил богов.

Весь Киев в пышном пированье

Восторг свой изъявлял

И князю Вещего прозванье

Единогласно дал.

1821 или 1822

II. Ольга при могиле Игоря

Игорь, сын основателя Российского государства, Рурика, привял правление в 912 году. Первым его подвигон было усмирение возмутившихся древлян. Сие народное славянское племя обитало в лесах нынешней Волынской губернии. Игорь наложил дань, которую древляне платили до 945 года. В сие время ему захотелось умножить сбор, древляне возмутились снова, и корыстолюбивый Игорь погиб: они привязали его к двум деревьям, нагнули их и таким образом разорвали надвое. По нем остался малолетний сын Святослав. Супруга его, Ольга, правила государством около десяти лет; скончалась в 969 году. Церковь причла ее к лику святых жен.

Осенний ветер бушевал,

Крутя дерев листами,

И сосны древние качал

Над мрачными холмами.

С поляны встал седой туман

И всё сокрыл от взгляда;

Лишь Игорев синел курган,

Как грозная громада.

Слетала быстро ночь с небес;

10 Луна меж туч всплывала

И изредка в дремучий лес

Иль в дол лучом сверкала.

Настала полночь… Вдруг вдали

Как шелест по поляне…

То Ольга с Святославом шли

И стали при кургане.

И долго мудрая в тиши

Стояла пред могилой,

С волненьем горестной души

20 И с думою унылой,

О прошлом, плавая в мечтах,

Она, томясь, вздыхала;

Но огнь блеснул в ее очах,

И мудрая вещала:

"Мой сын {1} здесь пал родитель твой..

Вот храброго могила!

Но слез не лей: я местью злой.

Высшим достижением декабристской поэзии, ее итогом 1820-х годов стало прежде всего творчество Кондратия Федоровича Рылеева — его «Думы » и поэма «Войнаровский ». Именно эти произведения можно по праву назвать репрезентантом всех поисков поэтов-декабристов. И сама фигура Рылеева, одного из пяти казненных декабристов (был повешен на кронверке Петропавловской крепости 13 июля 1826 г. в возрасте 30 лет), стала знаковой в русском общественном и культурном сознании. По замечанию Н. Огарева, «Рылеев был поэтом общественной жизни своего времени».

Анализ «Дум» Рылеева

«Думы» появились почти накануне восстания, в начале 1825 г., но тексты из этой книги создавались на протяжении 1821—1823 гг. и печатались в различных журналах и альманахах. И все-таки отдельное издание «Дум» стало событием. В книгу вошло 21 произведение, каждое из которых — страница русской истории от Олега Вещего до Державина. Строго выдержанный хронологический принцип, а это фиксировалось в специальных прозаических справках, предпосланных каждому поэтическому тексту, способствовал воссозданию истории русского героизма на протяжении почти десяти веков. В этом смысле «Думы» Рылеева — своеобразная поэтическая «История государства Российского» в лицах, поэтическая летопись подвигов русских героев.

Полководцы, древнерусские князья, поэты, цари и их сподвижники, мужчины и женщины передают из рук в руки эстафету гражданского мужества. И даже «нераскаянный злодей» Димитрий Самозванец испытывает угрызения совести. Особое место в этом ряду занимают казацкий атаман Ермак и народный герой Иван Сусанин. Рылеев одним из первых почувствовал масштаб личности покорителя Сибири. Не случайно дума «Смерть Ермака» стала народной песней «Ревела буря, дождь шумел...». А фигура русского мужика, отдавшего жизнь за царя и Россию, вообще стала открытием автора «Дум», прологом к первой национальной опере М. Глинки «Жизнь за царя».

Сам жанр думы Рылеев вёл от национальных славянских корней, соотнося их с украинскими «думками», польскими историческими песнями Ю.У. Немцевича. Но очевидно, что сами формулы рефлексии рылеевских героев: «стояла <...> с думою унылой», «в нем думы думами сменялись», «сидел Ермак, объятый думой», «прошедшее <...> тревожной оживлялось думой», «в нем мрачные кипели думы», «какой-то думой омрачен» — указывают на прямую связь жанра с формой элегического раздумья. Сердцевиной каждой из 21 дум становится монолог героя, его размышление о своей судьбе и судьбе отчизны. Драматическая ситуация, в которой оказываются герои (темница, ссылка, ночь накануне казни, предсмертные страдания, ранение, измена и предательство), придает напряженность и страстность чувствам и словам.

Аккомпанементом этим чувствам становится бурный пейзаж, открывающий каждую думу. «Осенний ветер бушевал...», «Ревела буря, дождь шумел; // Во мраке молнии летали; // Беспрерывно гром гремел, // И ветры в дебрях бушевали...», «В долинах ветры бушевали, // И волны мутного Днепра // Песчаный берег подрывали», «... и в перекатах гром // На небе мрачном раздавался, // И темный лес, шумя кругом, // От блеска молний освещался» — эти зарисовки дополняются блеском «двурогой луны», златым лучом догорающего солнца, седым туманом, теми атрибутами элегического жанра, которые в свое время язвительно высмеивал Кюхельбекер. Но уроки Жуковского и прежде всего Жуковского-балладника не прошли бесследно для автора «Дум». Монологи героев, погруженные в атмосферу бурных и таинственных пейзажей, обретали больший драматизм. Нравоучение, завершающее почти каждую думу, в этом контексте выглядит не больше чем публицистическим довеском.

Пушкин, критикуя книгу Рылеева, отметил «обилие общих мест». И этот упрек нельзя не признать справедливым. Гражданская риторика нередко нивелирует индивидуальность и исторические черты героя, приводит к излишней модернизации облика этих современных рыцарей. Колорит исторического события теряется, так как не ощущается эволюция национального сознания, психология времени. Автор «Бориса Годунова» (а Пушкин в это время завершал свою трагедию) не мог это не почувствовать.

Но целевая установка автора «Дум» была благородна: «возбуждать доблести сограждан подвигами предков». И Рылеев с этой задачей справился. Он познакомил современников с известными лицами русской истории, попытался создать своеобразную хронику героических их деяний. Эмоциональный тон поэтического текста уравновешивается, а содержание монологов получает определенную ментальную основу в прозаических преамбулах — биографиях героев, где господствуют даты и факты. Многие из этих текстов написал историк П.М. Строев, секретарь Н.М. Карамзина, автора «Истории государства Российского». И, думается, это был сознательный прием автора «Дум». Возникал диалог прозаического и поэтического текста, документа и вымысла, факта и эмоции, своеобразное прозиметрическое пространство. То, что не могла передать проза — эмоциональный всплеск гражданской страсти, в поэтическом строе дум получало свое развитие и воплощение.

Выбирая из биографии героя, с которой у читателя была возможность познакомиться, один лишь, но кульминационный, судьбоносный эпизод, Рылеев воздействовал на своих современников, «воспитанников», эмоционально. 21 историческая судьба интегрировала в себе систему таких гражданских эмоций, превратив книгу «Дум» Рылеева в своеобразный учебник гражданских добродетелей. Это не отвечало пушкинским представлениям о назначении поэзии, но для поэта-декабриста установка на агитационно-пропагандистский пафос искусства, его воспитательную роль была определяющей. Но, вероятно, и сам Рылеев чувствовал определенный схематизм в обрисовке своих героев, их психологическую статику. Этим во многом определяются его поиски в области лиро-эпоса. Обращение к героям малороссийской истории — гетману Мазепе, его племяннику Войнаровскому, предводителю казацкой вольницы Северину Наливайке, Богдану Хмельницкому способствовало углублению психологических характеристик персонажей.

Рылеев колебался между поэмой и трагедией. Так, Мазепа мог стать героем и лиро-эпической поэмы и драмы. Национально-освободительная борьба украинского народа, освобождение от польского гнета — в центре неосуществленных замыслов о Наливайке и Хмельницком, но показательно нарастание эпических тенденций в творчестве поэта, его стремление раскрыть характер и судьбу героя на фоне исторических событий, в контексте движения народных масс.

Анализ «Войнаровского» Рылеева

Реализацией этих тенденций в определенной степени стала завершенная в 1824 г. поэма «Войнаровский», которую заметил и оценил Пушкин. «С Рылеевым мирюсь, — писал он, — «Войнаровский» полон жизни», — и так конкретизировал эту оценку: «... слог его возмужал и становится истинно-повествовательным, чего у нас почти еще нет». Можно говорить об определенном воздействии на это произведение позднего Рылеева канонов байронической поэмы. В ее центре — разочарованный герой, пересматривающий свой жизненный путь. Племянник Мазепы, Войнаровский в сибирской ссылке увидел всю бесперспективность деяний своего дяди, почувствовал бесплодность своих поисков. Но в отличие от байронических героев ссыльный Войнаровский разочарован, но не сломлен, не превращается в мизантропа.

Рылеев сознательно не следует исторической правде, что подчеркнуто двумя прозаическими жизнеописаниями (Мазепы и Войнаровского), предпосланными поэме и отличающимися от жизни поэмного героя. Войнаровский Рылеева — носитель гражданских идеалов, близких декабристской риторике. Его исповедь, обращенная к встреченному на его пути историку, исследователю Сибири Гергарду Фридриху Миллеру, близка по своему пафосу и стилю монологам героев «Дум». Но в отличие от них характер Войнаровского лишен статики; он — живая, сомневающаяся, склонная к хандре личность. Он человек с биографией, герой пути. Оживляет его фигуру образ героини, его невесты, последовавшей за ним в ссылку и нашедшей здесь смерть. Умирает и сам Войнаровский, и его драматическая судьба — предчувствие и предсказание трагической участи самого Рылеева, его сосланных в Сибирь друзей и их жен, добровольно последовавших за ними.

Своеобразие поэмы, что особенно подчеркнул Пушкин, определяется ее новым слогом, «истинно-повествовательным». Подробное и почти этнографически точное описание окрестностей Якутска (кстати, первоначально сюда будет сослан А. Бестужев), видимо, почерпнутое из сочинений того же Миллера, развернутые примечания, проясняющие особенности языка и нравов местных жителей — всё это важный этап русской романтической поэмы на пути освоения местного колорита при изображении истории.

Поэме предпослано послание «А.А. Бестужеву», заканчивающееся известными словами: «Я не Поэт, а Гражданин», в которых афористически выражена эстетическая и политическая позиция Рылеева.

В апреле 1821 г. Рылеев по предложению А.А. Дельвига был принят в члены-сотрудники «Вольного общества любителей российской словесности». Выполняя задачи общества, уделявшего огромное внимание разработке отечественной истории, прославлению ее «великих мужей», поэт замысливает серию дум, написанных в духе гражданско-героического романтизма. На протяжении 1821-1823 годов большинство их опубликовано в периодической прессе, а в конце 1825 г. издано в сборнике.

В первой редакции предисловия к думам, от которого Рылееву пришлось отказаться по цензурным соображениям, отмечалась их направленность против невежества - главной причины «всех неистовств и злодеяний», желание «пролить в народ наш хоть каплю света». В печатном издании поэт разъяснял их цель словами прогрессивного польского писателя и политического деятеля Ю.У. Немцевича, автора «Исторических Песен»: «напоминать юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти».

Поэт славит мужественность, проявленную в борьбе за национальную самостоятельность и независимость родины, за освобождение народа от иноземного владычества. И в его думах воссоздаются образы Вадима, Ольги, Рогнеды, Димитрия Донского, Ермака, Сусанина, Богдана Хмельницкого, Якова Долгорукова, борцов против внутренних тиранов, попирающих права и свободу личности: образы А. Курбского, Артемона Матвеева, А. Волынского, патриотов, ознаменовавших себя военными подвигами ради величия своего отечества: образы Святослава и Олега. В думе «Марфа Посадница» воплощена тема вольного Новгорода с его звоном «вечевых колоколов». Не забыты поэтом и знаменитые деятели на поприще государственного устройства: Борис Годунов и Петр I; религиозно-культурного развития и просвещения народа - Державин. Высоко чтя роль женщины во всех сферах жизни, Рылеев нарисовал ее самоотверженный облик в думах: «Ольга при могиле Игоря», «Рогнеда», «Наталия Долгорукова» и «Марфа Посадница».

Пушкин, прочтя в 1822 г. думу «Олег Вещий», указал на неточность: во времена Олега у России еще не было герба, а Олег прибивает свой щит с этим гербом к царьградским воротам. Но Рылеев не исправил неточность при переиздании думы. Ему дорога была не историческая верность, а патриотическая идея, которая могла проводиться и через вымышленную деталь. Опираясь в думах на факты, приведенные Карамзиным в «Истории государства Российского», поэт давал им собственное толкование. В критической литературе уже указывалось, что он оттеняет заботы царя Бориса о «благоденствии» народа («Борис Годунов») и подчеркивает злодейство Димитрия Самозванца («Димитрий Самозванец»).

Верный декабристской концепции, преувеличивающей роль отдельной личности, избранного меньшинства в освободительной борьбе, Рылеев посвящает думы выдающимся героям нации. Страшась инициативы простого народа, декабристы возлагали все надежды на героев, подвижнически борющихся с самодержавием, раскрепощающих народ и ведущих его за собой. Однако народ живет в сознании передовых людей как нравственная сила, которой они измеряют правоту своих дел. Именно народ называет Олега «вещим», Святополка - «окаянным», а Хмельницкого - «богом данным». Нельзя не отметить и того, что в последних думах поэта все чаще появляется образ народа - гневного, участвующего в освободительной борьбе («Димитрий Самозванец», «Богдан Хмельницкий»).

В предисловии к сборнику «Думы» Рылеев оговорил условность включения в него двух произведений: «Рогнеды» и «Олега Вещего». «Первая, - указывал он, - по составу своему более повесть нежели Дума; вторая есть историческая песня». В критической литературе уже высказывалась мысль о делении их на общественно-героические поэмы («Вадим», «Иван Сусанин», «Михаил Тверской») и социально-исторические думы («Владимир Святый», «Курбский», «Борис Годунов»). Думы Рылеева - оригинальный, уходящий своими корнями к народным украинским и русским историческим песням и думам жанр. Это краткие лиро-эпические произведения об исторических героях, находящихся чаще всего в драматических ситуациях.

Осуществляя агитационно-дидактическую цель - пропаганду передовых идей, руководствуясь романтическим методом, Рылеев рисовал характеры дум лишь общими, но резкими и широкими штрихами. Образы его героев, сливаясь с обликом самого поэта, голос которого слышится во всех их патриотическо-свободолюбивых речах, привлекают высокими идеями, благородством чувств, целостностью, монументальностью характеров. Они романтичны по выдающейся силе ума и сердца, по исключительности психологических состояний, по драматичности положений. Своеобразны не только обстоятельства, но и психологические положения героев дум: военные походы, плен и гнет, темница, изгнанничество, верховная власть Бориса при недоверии народа, не простившего ему убийства «отрока святого». Романтическая необычность обстановки, окружающей героев, оттеняется картинами ночного, осеннего, дикого пейзажа, как правило, мрачного, тревожного и бурного. Но в некоторых думах обнаруживается и тенденция к объективации их основного героя («Олег Вещий», «Смерть Ермака»).

Необычные герои, их исключительные психологические положения и обстоятельства потребовали эмоционально-напряженной интонации. Поэтому для синтаксиса дум особенно характерны восклицания, вопросы, повторения, обращения, анафоры, недоговоренность, пуантировки. Эмоциональное напряжение дум, непрерывно возрастая, обычно завершается кульминационной точкой: «Пал мертвым за юного Петра, запечатлев невинность кровью» («Артемон Матвеев») или «Жизнь окончил в страшных муках нераскаянный злодей» («Димитрий Самозванец»).

Действенно-лирической тональности дум способствуют изобразительные средства. Их эпитеты зачастую гиперболичны и подчеркнуто-эмоциональны: «громозвучная слава», «ревущая буря», «буйная жизнь», «грозная дружина», «мощная рука» и т.д. Ощущение необычности создают мрачные или гиперболические сравнения: «И луна сквозь тучи крадется, Будто в саване мертвец» («Вадим»), «И с ними полетел грозою На Цареградский брег» («Олег Вещий»). В думах, особенно ранних, совершенно очевидны приметы классицизма: в виде не только явно, но и тенденциозно выраженного дидактизма, в лексической архаике, в мифологизмах (Бард, Боян), в причастных рифмах. Но все эти особенности, внося в думы торжественные ноты, не нарушают их ведущего романтического пафоса.

Думы Рылеева художественно неравноценны. Эстетически совершенные среди них - «Смерть Ермака» и «Иван Сусанин». Дума «Смерть Ермака» превратилась в народную песню. Она захватывает целостностью могучего образа богатыря Ермака, грозно бушующей природой, трагическим сюжетом и динамической его композицией. Легендарный Иван Сусанин приобрел у Рылеева историческую конкретность как собирательный образ крестьянства, трудового народа, объятого любовью к отечеству. Сусанин гибнет здесь не как верноподданный монарха, а как верный сын своего отечества. В жертвенном подвиге ради сохранения царя он мыслит спасение родины, ее спокойствие, конец междоусобицы и интервенции. В думе «Иван Сусанин» совершенно отчетливо проявились реалистические тенденции, в особенности в крестьянской речи героя.

Н.П. Огарев в 1860 г. отметил, что стих в думах постепенно совершенствуется. В «Олеге Вещем» чувствуется неуклюжий стих державинской эпохи; в «Волынском» он уже звучен и силен». Своеобразие стиха дум в их патетичности, органически связанной с тенденцией к непосредственности, разговорности. Эта разговорность придается им в известной мере четырехстопным ямбом, свойственным их большинству: «Димитрий Донской», «Смерть Ермака» и т.д. Разнообразя стих, поэт обращается к смешанному ямбу («Олег Вещий», «Борис Годунов»), к амфибрахию («Глинский», «Иван Сусанин») и хорею («Михаил Тверской», «Димитрий Самозванец»).

Поэт явно тяготеет к восьмистрочным строфам, которыми написано подавляющее большинство дум, например, «Смерть Ермака», «Державин». Но, обогащая стих, он применяет и другие виды строф: четырехстрочные («Олег Вещий», «Боян»), пятистрочные («Марфа Посадница»), шестистрочные («Иван Сусанин»).

Создавая глубоко типические образы «героев века», Рылеев не избежал их прямой повторяемости. Эти герои раскрываются преимущественно по одной и той же смехе, говорят возвышенной речью, статичны в своих позах, компонуются по шаблону: описание обстановки и пейзажа, внешняя обрисовка героя, его речь и назидательный вывод. Но в некоторых думах Рылеева явно обозначились и герои не чуждые психологической сложности и даже противоречивости: Курбский, Борис Годунов.

Думы Рылеева читались прогрессивной общественностью и критикой с живейшим интересом. А.Ф. Войеков, поэт, переводчик и журналист, в примечании к думе «Смерть Ермака», появившейся в 1822 г., рекомендовал ее автора как «малоизвестного, но который скоро станет рядом со старыми и славными». П.А. Вяземский, ознакомившись с первыми думами, 3 июля 1822 г. к А.И. Тургеневу: «У этого Рылеева есть кровь в жилах и «Думы» его мне нравятся».

Думы Рылеева сыграли огромную роль в гражданско-патриотическом воспитании современников и последующих поколений. Но эта их роль ослаблялась эстетической недовершенностью, выразившейся в той или иной доле абстрактности действующих лиц, в схематичности портретных и пейзажных зарисовок.

Наиболее строгим критиком дум оказался Пушкин. Указывая на присущие им недостатки, он в мае 1825 г. писал Рылееву: «… во всех встречаются стихи живые… Но вообще все они слабы изобретением и изложением. Все они на один покрой… русского нет в них ничего, кроме имен (исключаю Ивана Сусанина»». Отзыв Пушкина весьма огорчил Рылеева. Ведь для него Пушкин - «чудодей, приобретший в России «пальму первенства». Но этот отзыв не ослабил, а еще более побудил его к художественно активности.

Если Рылеев создавал думы, исходя из канонов романтизма, предлагающих широкую масштабность типизации, то Пушкин судил их, руководствуясь уже принципами реализма, требуя строго конкретной историчности. Пушкин явно недооценил их социально-политическую действенность и художественную оригинальность. И все же пушкинский взгляд на думы Рылеева стал господствующим и традиционным в последующей прогрессивной критике. Прошло много лет, и Н.П. Огарев в предисловии к лондонскому изданию дум, следуя Пушкину, писал: «В думах видна благородная личность автора, но не видно художника». Но при этом Н.П. Огарев превосходно назвал «Думы» «памятником геройского времени русской жизни».