»
»
»

Книги про Отечественную Войну 1812 года

Отечественной войне 1812 года посвящены две великолепные книги издательства "Лабиринт".

Первая - "В грозную пору" - была написана еще в советское время историком Михаилом Григорьевичем Брагиным. Её современное издание очень оригинально: кроме текста и иллюстраций, в книге много разнообразных интерактивных элементов. Книга качественно сделана, информационно наполнена - это настоящее произведение искусства. Если школьник увлекается историей, оружием или военным делом - эта книга будет для него отличным подарком! Но и взрослые, я уверена, получат от этой книги огромное удовольствие.

Аннотация:
В 1960-х годах историк М. Г. Брагин написал книгу "В грозную пору", и советские мальчишки заболели 1812 годом. Сколько армий было создано из самых неожиданных материалов, сколько разыграно сражений! Спустя почти полвека эта книга возвращается к читателю, и вновь на её страницах слышен грохот пушек, сверкают кирасы и клубится пороховой дым. Отечественная война оживает здесь в мельчайших подробностях: можно прочесть переписку генералов, разобраться в схемах боёв, увидеть, что носил в ранце русский солдат, заглянуть в устав 1811 г., рассмотреть униформу и оружие, научиться строить укрепления, узнать, как стреляет пушка, зачем сапёру фартук, можно ли было вылечить Багратиона, что такое окочурник, какая статуя Наполеона могла бы стоять в Кремле и что погубило Великую армию. Дополнительные материалы: оригинальные объемные конструкции, панорамные страницы, клапаны, книжечки, карты, схемы сражений, путеводитель по Бородинскому полю, карточки с портретами и биографиями великих полководцев, исторические документы.

В той же серии, в таком же оригинальном оформлении вышла книга "Бородинская битва". Страниц в этом издании немного - всего 26. Зато каждую из картонных страниц можно изучать подолгу. Цена на эту книгу очень и очень приличная. Это не массовый продукт, и в свою библиотеку я, например, данную книгу покупать не стала. Но и оставить её без внимания я тоже не могла - очень уж она хороша.

Аннотация:
Это уникальное интерактивное издание подготовлено специально к 200-летию Отечественной войны 1812 года. Книга даёт редкую возможность не просто прочитать о событиях давно минувших дней, но и в максимальном приближении увидеть ход Бородинской битвы, самому погрузиться в историю, буквально оживающую на страницах книги. Основное повествование сопровождается дополнительными текстами, которые рассказывают о героях кампании 1812 года и описывают занимательные подробности военного быта. Иллюстрации позволяют представить, как выглядели форма и вооружение того времени: историческая точность соблюдена здесь даже в мельчайших деталях. Книга создавалась при содействии крупнейших библиотек, музеев, военно-исторических клубов России. Издание предназначено для широкого круга читателей. Дополнительные материалы: оригинальные объемные конструкции, подвижные элементы, клапаны, панорамные и раздвижные страницы, ляссе с модулем в виде часов с подвижными стрелками, постер с портретами и биографиями французских и русских полководцев, 10 карточек с униформой русской армии, 10 карточек с униформой французской армии, старинная настольная игра "Казаки".

Великая Отечественная война и события послевоенного времени полностью определили культуру, да и сам строй жизни советских людей. Особенно это отразилось на воспитании детей и юношества, и не последнюю роль в этом вопросе сыграли книги о войне для детей. Дискуссии о том, как правильно воспитывать подрастающее поколение, начались гораздо раньше - ещё до войны, когда писателей упрекали за склонность к чистой романтике и доказывали, что чувство прекрасного не может быть абстрактным. Книги о войне для детей стали важнейшим требованием времени, тематика эта включала в себя романтику в виде военных подвигов, самозабвенного труда, где жертва ради народа - высший нравственный посыл к становлению советского человека. И всё это труднейшее время отражено в книгах о войне для детей. В своих произведениях авторы используется огромный педагогический и творческий потенциал для того, чтобы донести подрастающему поколению всю правду о самоотверженности тех, кто защищал страну в боях и трудился в тылу. Ведь именно подростки и даже дети встали тогда к станкам, чтобы заменить взрослых, ушедших на войну. Чуть позже появились многие книги о войне для детей, на страницах которых рассказывалось о сынах полка, о юных партизанах и подпольщиках, то есть о непосредственном участии в боевых действиях детей и подростков.

Издано во время войны

Положение в стране было тяжелейшее, но о должном воспитании забота не иссякала. Продолжали выходить периодические издания и книги о детях войны. Список их чрезвычайно длинен. Но особенно широко представлена публицистика - это агитационные стихи, фельетоны, очерки. Сергей Михалков в самом начале войны уже писал книги про войну для детей, где объяснял цели и смысл противодействия фашизму, создавая величественный образ нашего народа, который воюет за правое дело. Это "Быль для детей", а следом пронзающие душу стихи "Десятилетний человек", в которых описывается мальчик-сирота, пробирающийся к своим по территории, занятой врагом, и терпящий ужасные лишения. И конечно же, Михалков вернулся к любимому детскому герою - почтальону ("Почта военная"). Охотно читает и сегодня эти книги о детях войны 4 класс. Список здесь уже очень большой, куда, кроме входят и лучшие книги Алексеева, Драгунского, Кассиля, Королькова, Катаева и многих других. Все перечислить невозможно, но далее нужно будет подробнее остановиться на некоторых из них.

Многими поэтами созданы образы детей, которых война лишила детства, они страдают, погибают от обстрелов и голода. Лучшие образцы этого поэтического творчества, несмотря на такую "смертоносную" тематику, в то же время гораздо сильнее утверждали символы самой жизни, которую пытается уничтожить война. Например, в стихах 1942 года обратившаяся к ленинградским блокадным детям Анна Ахматова была исключительно убедительна в своём жизнеутверждающем начале ("Памяти Вали"). Образы детей-мстителей появляются с начала войны всё чаще и в стихах, и в прозе. Здесь одними из самых лучших примеров станут те книги о детях войны, список которых составляла именно читательская востребованность. Например, стихотворение, которое в течение долгих уже послевоенных лет знали наизусть практически все советские дети - "Партизан" Зои Александровой, написанное в 1944 году, где речь идёт о мальчике, который остался у партизан, чтобы отомстить за погибшую маму. И сегодня, спустя столько лет, надо читать книги о детях войны.

4 класс

Список произведений для четвёртого класса существует во многих версиях, с разным содержанием. В библиотеках страны проводятся специальные акции для школьников, когда прочитываются вслух отрывки из лучших книг о войне и даже целые произведения. Причём сначала проводится вступительная беседа, а после чтения - беседа о прочитанном с вопросами и ответами. Мы все, будучи родителями, читаем книги о войне детям. И чтобы облегчить эту задачу, каждая детская библиотека составляет примерный список художественных произведений, которые будут интересны и полезны подрастающему поколению. Конечно, книги про войну для детей представлены в широком ассортименте, и потому каждый список носит рекомендательный характер, ни один из них не может быть абсолютно полон.

Но в любом случае маленький человек должен понимать, для чего ему предлагается та или иная книга. Поэтому даже в домашнем чтении лучше начать со вступительной беседы. Нужно отметить, что эти же книги про войну для детей 3 класса тоже подойдут. Прежде всего нужно узнать, насколько ребёнок готов в прочтению данного сочинения. Нужно спросить, что за праздник у нас отмечают девятого мая, знает ли он, когда началась Великая Отечественная война, когда она окончилась и как давно это было. Потом задать вопросы посложнее: и Великой, почему мы до сих пор о ней помним? И ещё: почему мы победили? Из ответов будет понятно, с какого произведения лучше начать чтение.

Список

Книги на тему "Дети и война":

1. С. П. Алексеев: "Богатырские фамилии", "Рассказы о полководцах", "Рассказы о Великой Отечественной войне".

2. Ж. Браун: "Юта Бондаревская".

3. Л. Ф. Воронкова: "Девочка из города".

4. В. Ю. Драгунский: "Арбузный переулок".

5. Л. А. Кассиль: "Дорогие мои мальчишки", "Твои защитники", "Рассказ об отсутствующем", "Огнеопасный груз", "У классной доски", "Володя Дубинин" и "Улица младшего сына" (эти две книги написаны в соавторстве с Л. М. Поляновским), "Черемыш - брат героя".

6. Валентин Катаев: "Сын полка".

7. Ю. Корольков о пионерах-героях: Вале Котике, Зине Портновой, Лёне Голикове, Марате Казее и других.

8. Б. Лавренёв: "Разведчик Вихров".

9. А. Митяев: "Иван и фрицы", "Гвардии медвежонок", "Лошади", "Куриная слепота", "Носов и Назе", "Мешок овсянки", "Серьги для ослика", "Отпуск на четыре часа", "Тимофей Беспраздничный", "Тёплый "язык"", "Шестой - неполный", "Треугольное письмо".

10. Н. А. Надеждина: "Партизанка Лара".

11. В. А. Осеева: "Васёк Трубачёв и его товарищи".

12. К. Г. Паустовский: "Похождения жука-носорога".

15. Е. И. Суворина: "Витя Коробков".

16. И. Турчинин: "Крайний случай".

17. Ю. Я. Яковлев: "Девочки с Васильевского острова", "Как Серёжа на войну ходил", "Где стояла батарея".

Краткий обзор

Лучшие книги для детей о войне во все времена будут помогать педагогам вырастить настоящего помощника взрослым во всех условиях, которые предлагает жизнь, в том числе и нечеловечески страшных. Главное - то, что настоящий писатель всегда показывает, что решающая роль в детской судьбе принадлежит взрослым, то, что взрослые - добрые, разумные и сильные. Об этом говорится в повести Валентина Катаева, которая вышла в 1944 году. Называется она "Сын полка". А какие прекрасные стихи были написаны о "Мужичок-с-ноготок" у Сергея Михалкова, об учениках из ремеселенных училищ на оборонных заводах Урала у Агнии Барто и многие, многие другие. В прозе об этом великолепно написал У Льва Кассиля в повестях особо хорошо виден контраст прекрасных душевных качеств его героев и их чисто физической "невеликости". В послевоенные годы были написаны многочисленные книги о войне для детей начальной школы. В том числе и о том, как даже малыши участвовали в восстановлении хозяйства, до руин разрушенного войной. Ведущими темами в этот период становятся школа, семья, труд, на которые прошедшая недавно война наложила свой отпечаток.

Именно тогда были созданы самые пронзительные художественные произведения и о тех, кто реально участвовал в сражениях. Это для детей об Александре Матросове писателя П. Журбы, это "Четвёртая высота" Елены Ильиной о Гуле Королёвой, это книги о Володе Дубинине Кассиля и Поляновского и, наконец, книга для юношества о молодогвардейцах Александра Фадеева - "Молодая Гвардия". Это, конечно, далеко не полный список, в котором представлены лучшие книги для детей о войне 1941-1945 годов. Широко известные уже на тот момент писатели представляли свои новые произведения юным читателям. Это Осеева, Мусатов ("Стожары"), Кальма ("Дети горчичного рая"), Каверин ("Два капитана" - вторая часть), Фраерман, Шварц, Карнаухова и многие другие. Война предложила совершенно новые типы героев, а потому и традиционные темы получили новое решение.

Валентина Осеева

Валентина Александровна Осеева продолжила в своей прозе направление реализма, будучи последователем художественной традиции Ушинского и Толстого. Она во главу каждого произведения ставила нравственно-этические вопросы, а каждая её строка должна была быть в первую очередь средством воспитания. Особенно хороши её книги о войне для детей 10-12 лет. Маленькие люди при чтении уже исследуют нравственные нормы и отступления от неё. Обычно главный герой совершает проступок, этическую ошибку. Далее жизнь преподносит ему урок, и прозрение приходит через мучительное переживание. Впрочем, это и для большинства взрослых очень полезное чтение. До войны Валентина Александровна адресовала книги детям дошкольного возраста и младшего школьного, и в них тоже господствует тема нравственного становления, даются этические уроки. Именно поэтому её короткие рассказы никогда не несли чисто идеологической нагрузки. Таковы "Волшебное слово", "Три товарища", "На катке" и другие. В коротком рассказе особо нужно писательское мастерство - речевые средства отбираются исключительно тщательно, чтобы оставить впечатление чистой и живой интонации, кроме того, необходимо уметь построить сюжет, выбрать конфликт. Валентина Осеева благодаря таким качествам из школьных хрестоматий вряд ли уйдёт когда-либо.

Сюжеты она брала из будничной жизни девочек и мальчиков, постоянно заставляя их подвергать осмыслению чужие и свои поступки, особенно их моральную составляющую. По этим книгам читатель вместе с героем начинает понимать те законы, которые свойственны нормальной жизни человека и общества. Писатель не делает никакой скидки на возраст, и у детей в её рассказах проявляются абсолютно взрослые качества: грубость, равнодушие, подлость, эгоизм или чуткость, честность, доброта, любовь к ближнему, к Родине. Её рассказы о детях, которым пришлось переживать тяготы войны, - действительно превосходные произведения на данную тематику и стоят на верхних ступенях в отечественной детской литературе. Там есть всё самое нужное: реалистическое изображение атмосферы данного времени, народных характеров. Повествовательный тон исключительно тёплый, доверительный. Все межличностные коллизии - на втором плане, а на первом - всегда война и дети, война и мир, Великое Противостояние.

Энциклопедии

Детские экциклопедии, издающиеся сегодня, - издания качественные и красивые, но нужно обязательно учитывать, что они целиком и полностью переводные, а потому освещают исторический этап Второй мировой войны небеспристрастно. Признать такие издания документальными - значит погрешить против истины. Поэтому звучат призывы к родителям: покупать в домашнюю библиотеку отечественные книги для детей о войне 1941-1945 годов. Они как минимум будут написаны родной и правильной речью, а самое главное - помогут сохранять человеческое достоинство в истоках исторической памяти, что для страны является одной из важнейших задач. Прошло много лет со времени чудовищного испытания для нашего народа, и плоды воспитания последних десятилетий иногда не могут не удручать.

Как часто сегодня можно наблюдать у людей равнодушие к судьбе государства, в котором они родились и живут. Необходимо, чтобы дети помнили и хорошо знали о героических подвигах, о жесточайших испытаниях и горчайших судьбах дедов и отцов. Обязательно нужно воспитывать в детях патриотические чувства. И лучше всего эту задачу выполняют книги о войне для детей. В них есть всё: и миллионы погибших, и тяжёлые испытания, и яростная борьба с фашизмом, и долгожданная Победа. Только так ребёнок может ощутить любовь к Родине, а впоследствии защитить своё Отечество и собственных близких в случае необходимости.

С чего начать

Уже самым маленьким школьникам необходимо читать книги на военную тематику. Конечно же, выбирать нужно самые интересные для них, то есть те произведения, где главные герои близки к ним по возрасту. Именно с помощью таких книг дети научаются крепко любить свою семью, близких, окружающих, и вообще всё то хорошее, что преобладает в их жизни. При знакомстве с литературой о войне дети уже должны иметь по теме некоторые знания. Обязательно нужно рассказывать о родственниках, которые воевали или трудились в тылу, причём с разнообразными деталями - про пайку хлеба (не только ленинградскую, поскольку она нигде достаточной для сытости не была), про условия жизни, об учёбе (когда не было бумаги, и дети зачастую выполняли домашние задания на старых газетах), о работе, которая в то время начиналась у людей очень рано - ведь множество тринадцатилетних стояли у станков в войну.

В далёкие сороковые годы точно такие же дети вносили ощутимый вклад в приближающуюся Победу. Даже вступали в борьбу с врагом вместе со взрослыми. Поэтому маленьким детям очень понравятся книги "Шёл по улице солдат" Баруздина, "Твои защитники" Кассиля, "Я - солдат и ты - солдат" Маркуши, а также великолепные книги Гайдара "Сказка о военной тайне...", "Клятва Тимура" и многие другие. Только в том случае, если приобщение к патриотической литературе состоится ещё до школы, дети с удовольствием продолжат знакомство с книгами о войне, прочтут рассказы Алексеева, среди которых есть книга о войне и блокаде. Для детей уже будут понятными в рассказах и битва под Москвой, и Сталинградская битва, и Курская дуга, и оборона Севастополя, тем более - штурм Берлина. Сергей Алексеев словно с памяти списал то, что увидел и пережил во время войны, настолько достоверны каждый поступок, каждая черта характера главных героев.

"Письмо с фронта"

Это удивительная книга исключительно талантливого автора Анатолия Васильевича Митяева - рассказы о военных буднях человека, который сам всё это видел и во всём участвовал. Книга на первый взгляд очень проста, но это лишь первое впечатление, и оно обманчиво. После прочтения словно послевкусие остаётся, и читатель ещё долго раскладывает в памяти все следствия, все причины событий, о которых узнал, с каждым разом всё острее и острее переживая трудности, которые испытал солдат на пути в Победе.

В рассказах изобилие драгоценных трогательных подробностей жизни - и военной, и предвоенной, их даже больше, чем информации непосредственно о войне, с разбором сражений и боёв. Именно эти подробности приближают детей к пониманию чисто человеческих чувств. Солдаты на глазах взрослеют, и вместе с ними взрослеет читатель, понимая, что война - это не только геройские поступки, это тяжёлая, невыносимая работа, лишь выполнив которую, можно стать героем.

"Сын полка"

"Сын полка" Валентина Катаева - правдивый и исключительно яркий рассказ об очень непростой судьбе маленького Вани Солнцева, который воевал наравне со взрослыми и доказал, что подвиг - это несгибаемая воля, это огромная любовь к родной земле, а не только смелость. "Сын полка" - возможно, лучшая из книг, написанных о детях войны, настолько мастерское в ней сочетание взрослого авторского взгляда, уступки детскому интересу (увлекательность приключенческого плана) с традициями классической литературы.

Язык просто великолепен, а чувство меры - удивительное. Это вобще огромная часть русской литературы - книги на военную тематику. Даже не важна их роль в военно-патриотическом воспитании, пусть и написаны многие были, что называется, по "социальному заказу". Всё равно и авторы, и читатели всегда вольно или невольно переживают вместе с героями всё, что там происходило. Тем более что книги о войне для детей - давняя наша классическая традиция, проблематика вечная, тема эта в русской литературе освещалась практически всегда.

Блокада

Почти девятьсот дней люди, не успевшие покинуть Ленинград или не имевшие такой возможности в связи с характером их работы, находились без света, тепла, продовольствия, в бомбёжках, болезнях, холоде и голоде. Но они не бросали свой изнурительный труд на благо Победы - рыли оборонительные траншеи и стояли у станков на заводах. Смерть очень быстро стала явлением обыденным, хотя и не менее страшным. Книги, написанные об этом, всегда повествуют прежде всего о бессмертии, о любви, о страданиях во имя спасения Родины, о мужестве и ненависти к врагу. Документальные строки дневниковых записей надо читать с детьми всегда - с самого раннего возраста. Дневник в их числе. Художественные романы о блокаде тоже очень часто имеют дневниковую форму, так, может быть, проще донести через констатирующих ужасные события очевидцев ту правду, которой не верить нельзя, а верить - больно.

Документы всегда несут много информации чисто статистической, через жизнь обитателей одной квартиры можно увидеть то, что происходило в целом городе. Здесь нужно упомянуть повесть М. П. Сухачёва "Дети блокады", из которой читатель узнает очень много о характере бомбёжек и обстрелов, о том, каково это - умирать от голода, но не сдаваться. Дети во всём участвовали наравне со взрослыми - дежурили на чердаках и тушили зажигательные бомбы, помогали ближайшим людям выстоять, даже ловили диверсантов, которые подавали сигналы вражеским самолётам. Только стойкость и самоотверженное мужество помогли ребятам выстоять в этой неравной борьбе. О блокаде Ленинграда очень много детских книг, и нужно обязательно знакомить с ними подрастающее поколение, потому что события военных лет несут в себе исключительно много простой и понятной детям правды - пронзительной и тонкой. Приобретается некий опыт вместе с восприятием содержания этих книг, события переживаются глубоко и становятся близкими, как будто происходили с самим читателем и с теми, кто рядом, с самыми родными.

Андрей Платонов. Маленький солдат

Недалеко от линии фронта внутри уцелевшего вокзала сладко храпели уснувшие на полу красноармейцы; счастье отдыха было запечатлено на их усталых лицах.

На втором пути тихо шипел котёл горячего дежурного паровоза, будто пел однообразный, успокаивающий голос из давно покинутого дома. Но в одном углу вокзального помещения, где горела керосиновая лампа, люди изредка шептали друг другу успокаивающие слова, а затем и они впали в безмолвие.

Там стояли два майора, похожие один на другого не внешними признаками, но общей добротою морщинистых загорелых лиц; каждый из них держал руку мальчика в своей руке, а ребёнок умоляюще смотрел на командиров. Руку одного майора ребёнок не отпускал от себя, прильнув затем к ней лицом, а от руки другого осторожно старался освободиться. На вид ребёнку было лет десять, а одет он был как бывалый боец — в серую шинель, обношенную и прижавшуюся к его телу, в пилотку и в сапоги, пошитые, видно, по мерке на детскую ногу. Его маленькое лицо, худое, обветренное, но не истощённое, приспособленное и уже привычное к жизни, обращено было теперь к одному майору; светлые глаза ребёнка ясно обнажали его грусть, словно они были живою поверхностью его сердца; он тосковал, что разлучается с отцом или старшим другом, которым, должно быть, доводился ему майор.

Второй майор привлекал ребёнка за руку к себе и ласкал его, утешая, но мальчик, не отымая своей руки, оставался к нему равнодушным. Первый майор тоже был опечален, и он шептал ребёнку, что скоро возьмёт его к себе и они снова встретятся для неразлучной жизни, а сейчас они расстаются на недолгое время. Мальчик верил ему, однако и сама правда не могла утешить его сердца, привязанного лишь к одному человеку и желавшего быть с ним постоянно и вблизи, а не вдалеке. Ребёнок знал уже, что такое даль расстояния и время войны, — людям оттуда трудно вернуться друг к другу, поэтому он не хотел разлуки, а сердце его не могло быть в одиночестве, оно боялось, что, оставшись одно, умрёт. И в последней своей просьбе и надежде мальчик смотрел на майора, который должен оставить его с чужим человеком.

— Ну, Серёжа, прощай пока, — сказал тот майор, которого любил ребёнок. — Ты особо-то воевать не старайся, подрастёшь, тогда будешь. Не лезь на немца и береги себя, чтоб я тебя живым, целым нашёл. Ну чего ты, чего ты — держись, солдат!

Серёжа заплакал. Майор поднял его к себе на руки и поцеловал лицо несколько раз. Потом майор пошёл с ребёнком к выходу, и второй майор тоже последовал за ними, поручив мне сторожить оставленные вещи.

Вернулся ребёнок на руках другого майора; он чуждо и робко глядел на командира, хотя этот майор уговаривал его нежными словами и привлекал к себе как умел.

Майор, заменивший ушедшего, долго увещевал умолкшего ребёнка, но тот, верный одному чувству и одному человеку, оставался отчуждённым.

Невдалеке от станции начали бить зенитки. Мальчик вслушался в их гулкие мёртвые звуки, и во взоре его появился возбуждённый интерес.

— Их разведчик идёт! — сказал он тихо, будто самому себе. — Высоко идёт, и зенитки его не возьмут, туда надо истребителя послать.

— Пошлют, — сказал майор. — Там у нас смотрят.

Нужный нам поезд ожидался лишь назавтра, и мы все трое пошли на ночлег в общежитие. Там майор покормил ребёнка из своего тяжело нагруженного мешка. «Как он мне надоел за войну, этот мешок, — сказал майор, — и как я ему благодарен!» Мальчик уснул после еды, и майор Бахичев рассказал мне про его судьбу.

Сергей Лабков был сыном полковника и военного врача. Отец и мать его служили в одном полку, поэтому и своего единственного сына они взяли к себе, чтобы он жил при них и рос в армии. Серёже шёл теперь десятый год; он близко принимал к сердцу войну и дело отца и уже начал понимать по-настоящему, для чего нужна война. И вот однажды он услышал, как отец говорил в блиндаже с одним офицером и заботился о том, что немцы при отходе обязательно взорвут боезапас его полка. Полк до этого вышел из немецкого охвата, ну с поспешностью, конечно, и оставил у немцев свой склад с боезапасом, а теперь полк должен был пойти вперёд и вернуть утраченную землю и своё добро на ней, и боезапас тоже, в котором была нужда. «Они уж и провод в наш склад, наверно, подвели — ведают, что отойти придётся», — сказал тогда полковник, отец Серёжи. Сергей вслушался и сообразил, о чём заботился отец. Мальчику было известно расположение полка до отступления, и вот он, маленький, худой, хитрый, прополз ночью до нашего склада, перерезал взрывной замыкающий провод и оставался там ещё целые сутки, сторожа, чтобы немцы не исправили повреждения, а если исправят, то чтобы опять перерезать провод. Потом полковник выбил оттуда немцев, и весь склад целый перешёл в его владение.

Вскоре этот мальчуган пробрался подалее в тыл противника; там он узнал по признакам, где командный пункт полка или батальона, обошёл поодаль вокруг трёх батарей, запомнил всё точно — память же ничем не порченная, — а вернувшись домой, показал отцу по карте, как оно есть и где что находится. Отец подумал, отдал сына ординарцу для неотлучного наблюдения за ним и открыл огонь по этим пунктам. Всё вышло правильно, сын дал ему верные засечки. Он же маленький, этот Серёжка, неприятель его за суслика в траве принимал: пусть, дескать, шевелится. А Серёжка, наверно, и травы не шевелил, без вздоха шёл.

Ординарца мальчишка тоже обманул, или, так сказать, совратил: раз он повёл его куда-то, и вдвоём они убили немца — неизвестно, кто из них, — а позицию нашёл Сергей.

Так он и жил в полку при отце с матерью и с бойцами. Мать, видя такого сына, не могла больше терпеть его неудобного положения и решила

отправить его в тыл. Но Сергей уже не мог уйти из армии, характер его втянулся в войну. И он говорил тому майору, заместителю отца, Савельеву, который вот ушёл, что в тыл он не пойдёт, а лучше скроется в плен к немцам, узнает у них всё, что надо, и снова вернётся в часть к отцу, когда мать по нему соскучится. И он бы сделал, пожалуй, так, потому что у него воинский характер.

А потом случилось горе, и в тыл мальчишку некогда стало отправлять. Отца его, полковника, серьёзно ранило, хоть и бой-то, говорят, был слабый, и он умер через два дня в полевом госпитале. Мать тоже захворала, затомилась — она была раньше ещё поувечена двумя осколочными ранениями, одно было в полость — и через месяц после мужа тоже скончалась; может, она ещё по мужу скучала... Остался Сергей сиротой.

Командование полком принял майор Савельев, он взял к себе мальчика и стал ему вместо отца и матери, вместо родных — всем человеком. Мальчик ответил ему тоже всем сердцем.

— А я-то не из их части, я из другой. Но Володю Савельева я знаю ещё по давности. И вот встретились мы тут с ним в штабе фронта. Володю на курсы усовершенствования посылали, а я по другому делу там находился, а теперь обратно к себе в часть еду. Володя Савельев велел мне поберечь мальчишку, пока он обратно не прибудет... Да и когда ещё Володя вернётся и куда его направят! Ну, это там видно будет...

Майор Бахичев задремал и уснул. Серёжа Лабков всхрапывал во сне, как взрослый, поживший человек, и лицо его, отошедши теперь от горести и воспоминаний, стало спокойным и невинно счастливым, являя образ святого детства, откуда увела его война. Я тоже уснул, пользуясь ненужным временем, чтобы оно не проходило зря.

Проснулись мы в сумерки, в самом конце долгого июньского дня. Нас теперь было двое на трёх кроватях — майор Бахичев и я, а Серёжи Лабкова не было. Майор обеспокоился, но потом решил, что мальчик ушёл куда-нибудь на малое время. Позже мы прошли с ним на вокзал и посетили военного коменданта, однако маленького солдата никто не заметил в тыловом многолюдстве войны.

Наутро Сережа Лабков тоже не вернулся к нам, и бог весть, куда он ушёл, томимый чувством своего детского сердца к покинувшему его человеку — может быть, вослед ему, может быть, обратно в отцовский полк, где были могилы его отца и матери.

Владимир Железников. В старом танке

Он уже собрался уезжать из этого города, сделал свои дела и собрался уезжать, но по дороге к вокзалу вдруг натолкнулся на маленькую площадь.

Посередине площади стоял старый танк. Он подошёл к танку, потрогал вмятины от вражеских снарядов — видно, это был боевой танк, и ему поэтому не хотелось сразу от него уходить. Поставил чемоданчик около гусеницы, влез на танк, попробовал люк башни, открывается ли. Люк легко открылся.

Тогда он залез внутрь и сел на сиденье водителя. Это было узенькое, тесное место, он еле туда пролез без привычки и даже, когда лез, расцарапал руку.

Он нажал педаль газа, потрогал рукоятки рычагов, посмотрел в смотровую щель и увидел узенькую полоску улицы.

Он впервые в жизни сидел в танке, и это всё для него было так непривычно, что он даже не слышал, как кто-то подошёл к танку, влез на него и склонился над башней. И тогда он поднял голову, потому что тот, наверху, загородил ему свет.

Это был мальчишка. Его волосы на свету казались почти синими. Они целую минуту смотрели молча друг на друга. Для мальчишки встреча была неожиданной: думал застать здесь кого-нибудь из своих товарищей, с которыми можно было бы поиграть, а тут на тебе, взрослый чужой мужчина.

Мальчишка уже хотел ему сказать что-нибудь резкое, что, мол, нечего забираться в чужой танк, но потом увидел глаза этого мужчины и увидел, что у него пальцы чуть-чуть дрожали, когда он подносил сигарету к губам, и промолчал.

Но молчать без конца ведь нельзя, и мальчишка спросил:

— Вы чего здесь?

— Ничего, — ответил он. — Решил посидеть. А что — нельзя?

— Можно, — сказал мальчик. — Только этот танк наш.

— Чей — ваш? — спросил он.

— Ребят нашего двора, — сказал мальчишка.

Они снова помолчали.

— Вы ещё долго будете здесь сидеть? — спросил мальчишка.

— Скоро уйду. — Он посмотрел на часы. — Через час уезжаю из вашего города.

— Смотрите-ка, дождь пошёл, — сказал мальчишка.

— Ну, давай заползай сюда и закрывай люк. Дождь переждём, и я уйду.

Хорошо, что пошёл дождь, а то пришлось бы уйти. А он ещё не мог уйти, что-то его держало в этом танке.

Мальчишка кое-как примостился рядом с ним. Они сидели совсем близко друг от друга, и было как-то удивительно и неожиданно это соседство.

Он даже чувствовал дыхание мальчишки и каждый раз, когда он подымал глаза, видел, как стремительно отворачивался его сосед.

— Вообще-то старые, фронтовые танки — это моя слабость, — сказал он.

— Этот танк — хорошая вещь. — Мальчишка со знанием дела похлопал ладонью по броне. — Говорят, он освобождал наш город.

— Мой отец был танкистом на войне, — сказал он.

— А теперь? — спросил мальчишка.

— А теперь его нет, — ответил он. — Не вернулся с фронта. В сорок третьем пропал без вести.

В танке было почти темно. Через узенькую смотровую щель пробивалась тоненькая полоска, а тут ещё небо затянуло грозовой тучей, и совсем потемнело.

— А как это — «пропал без вести»? — спросил мальчик.

— Пропал без вести, значит, ушёл, к примеру, в разведку в тыл врага и не вернулся. И неизвестно, как он погиб.

— Неужели даже это нельзя узнать? — удивился мальчик. — Ведь он там был не один.

— Иногда не удаётся, — сказал он. — А танкисты смелые ребята. Вот сидел, к примеру, тут какой-нибудь парень во время боя: свету всего ничего, весь мир видишь только через эту щель. А вражеские снаряды бьют по броне. Видал, какие выбоины! От удара этих снарядов по танку голова могла лопнуть.

Где-то в небе ударил гром, и танк глухо зазвенел. Мальчишка вздрогнул.

— Ты что, боишься? — спросил он.

— Нет, — ответил мальчишка. — Это от неожиданности.

— Недавно я прочёл в газете об одном танкисте, — сказал он. — Вот это был человек! Ты послушай. Этот танкист попал в плен к фашистам: может быть, он был ранен или контужен, а может быть, выскочил из горящего танка и они его схватили. В общем, попал в плен. И вдруг однажды его сажают в машину и привозят на артиллерийский полигон. Сначала танкист ничего не понял: видит, стоит новенький «Т-34 », а вдали группа немецких офицеров. Подвели его к офицерам. И тогда один из них говорит:

«Вот, мол, тебе танк, ты должен будешь пройти на нем весь полигон, шестнадцать километров, а по тебе будут стрелять из пушек наши солдаты. Проведёшь танк до конца — значит, будешь жить, и лично я тебе дам свободу. Ну, а не проведёшь — значит, погибнешь. В общем, на войне как на войне».

А он, наш танкист, совсем ещё молодой. Ну, может быть, ему было двадцать два года. Сейчас такие ребята ходят ещё в институты! А он стоял перед генералом, старым, худым, длинным, как палка, фашистским генералом, которому было наплевать на этого танкиста и наплевать, что тот так мало прожил, что его где-то ждёт мать, — на всё было наплевать. Просто этому фашисту очень понравилась игра, которую он придумал с этим советским: он решил новое прицельное устройство на противотанковых пушках испытать на советском танке.

«Струсил?» — спросил генерал.

Танкист ничего не ответил, повернулся и пошёл к танку... А когда он сел в танк, когда влез на это место и потянул рычаги управления и когда они легко и свободно пошли на него, когда он вдохнул привычный, знакомый запах машинного масла, у него прямо голова закружилась от счастья. И, веришь ли, он заплакал. От радости заплакал, он уже никогда и не мечтал, что снова сядет в свой любимый танк. Что снова окажется на маленьком клочке, на маленьком островке родной, милой советской земли.

На минуту танкист склонил голову и закрыл глаза: вспомнил далёкую Волгу и высокий город на Волге. Но тут ему подали сигнал: пустили ракету. Это значит: пошёл вперёд. Он не торопился, внимательно глянул в смотровую щель. Никого, офицеры спрятались в ров. Осторожно выжал до конца педаль газа, и танк медленно пошёл вперёд. И тут ударила первая батарея — фашисты ударили, конечно, ему в спину. Он сразу собрал все силы и сделал свой знаменитый вираж: один рычаг до отказа вперёд, второй назад, полный газ, и вдруг танк как бешеный крутнулся на месте на сто восемьдесят градусов — за этот маневр он всегда получал в училище пятерку — и неожиданно стремительно помчался навстречу ураганному огню этой батареи.

«На войне как на войне! — вдруг закричал он сам себе. — Так, кажется, говорил ваш генерал».

Он прыгнул танком на эти вражеские пушки и раскидал их в разные стороны.

«Неплохо для начала, — подумал он. — Совсем неплохо».

Вот они, фашисты, совсем рядом, но его защищает броня, выкованная умелыми кузнецами на Урале. Нет, теперь им не взять. На войне как на войне!

Он снова сделал свой знаменитый вираж и приник к смотровой щели: вторая батарея сделала залп по танку. И танкист бросил машину в сторону; делая виражи вправо и влево, он устремился вперёд. И снова вся батарея была уничтожена. А танк уже мчался дальше, а орудия, забыв всякую очерёдность, начали хлестать по танку снарядами. Но танк был как бешеный: он крутился волчком то на одной, то на другой гусенице, менял направление и давил эти вражеские пушки. Это был славный бой, очень справедливый бой. А сам танкист, когда пошёл в последнюю лобовую атаку, открыл люк водителя, и все артиллеристы увидели его лицо, и все они увидели, что он смеётся и что-то кричит им.

А потом танк выскочил на шоссе и на большой скорости пошёл на восток. Ему вслед летели немецкие ракеты, требуя остановиться. Танкист этого ничего не замечал. Только на восток, его путь лежал на восток. Только на восток, хотя бы несколько метров, хотя бы несколько десятков метров навстречу далёкой, родной, милой своей земле...

— И его не поймали? — спросил мальчишка.

Мужчина посмотрел на мальчика и хотел соврать, вдруг ему очень захотелось соврать, что всё кончилось хорошо и его, этого славного, геройского танкиста, не поймали. И мальчишка будет тогда так рад этому! Но он не соврал, просто решил, что в таких случаях нельзя ни за что врать.

— Поймали, — сказал мужчина. — В танке кончилось горючее, и его поймали. А потом привели к генералу, который придумал всю эту игру. Его вели по полигону к группе офицеров два автоматчика. Гимнастёрка на нём была разорвана. Он шёл по зелёной траве полигона и увидел под ногами полевую ромашку. Нагнулся и сорвал её. И вот тогда действительно весь страх из него ушёл. Он вдруг стал самим собой: простым волжским пареньком, небольшого роста, ну, как наши космонавты. Генерал что-то крикнул по-немецки, и прозвучал одинокий выстрел.

— А может быть, это был ваш отец?! — спросил мальчишка.

— Кто его знает, хорошо бы, — ответил мужчина. — Но мой отец пропал без вести.

Они вылезли из танка. Дождь кончился.

— Прощай, друг, — сказал мужчина.

— До свидания...

Мальчик хотел добавить, что он теперь приложит все силы, чтобы узнать, кто был этот танкист, и, может быть, это действительно окажется его отец. Он подымет на это дело весь свой двор, да что там двор — весь свой класс, да что там класс — всю свою школу!

Они разошлись в разные стороны.

Мальчишка побежал к ребятам. Бежал и думал об этом танкисте и думал, что узнает про него всё-всё, а потом напишет этому мужчине...

И тут мальчишка вспомнил, что не узнал ни имени, ни адреса этого человека, и чуть не заплакал от обиды. Ну, что тут поделаешь...

А мужчина шёл широким шагом, размахивая на ходу чемоданчиком. Он никого и ничего не замечал, шёл и думал о своем отце и о словах мальчика. Теперь, когда он будет вспоминать отца, он всегда будет думать об этом танкисте. Теперь для него это будет история отца.

Так хорошо, так бесконечно хорошо, что у него наконец появилась эта история. Он будет её часто вспоминать: по ночам, когда плохо спится, или когда идёт дождь, и ему делается печально, или когда ему будет очень-очень весело.

Так хорошо, что у него появилась эта история, и этот старый танк, и этот мальчишка...

Владимир Железников. Девушка в военном

Почти целая неделя прошла для меня благополучно, но в субботу я получил сразу две двойки: по русскому и по арифметике.

Когда я пришёл домой, мама спросила:

— Ну как, вызывали тебя сегодня?

— Нет, не вызывали, — соврал я. — Последнее время меня что-то совсем не вызывают.

А в воскресенье утром всё открылось. Мама влезла в мой портфель, взяла дневник и увидела двойки.

— Юрий, — сказала она. — Что это значит?

— Это случайно, — ответил я. — Учительница вызвала меня на последнем уроке, когда почти уже началось воскресенье...

— Ты просто врун! — сердито сказала мама.

А тут ещё папа ушёл к своему приятелю и долго не возвращался. А мама ждала его, и настроение у неё было совсем плохое. Я сидел в своей комнате и не знал, что мне делать. Вдруг вошла мама, одетая по-праздничному, и сказала:

— Когда придёт папа, покорми его обедом.

— А ты скоро вернёшься?

— Не знаю.

Мама ушла, а я тяжело вздохнул и достал учебник по арифметике. Но не успел я раскрыть его, как кто-то позвонил.

Я думал, что пришёл наконец папа. Но на пороге стоял высокий широкоплечий незнакомый мужчина.

— Здесь живёт Нина Васильевна? — спросил он.

— Здесь, — ответил я. — Только мамы нет дома.

— Разреши подождать? — Он протянул мне руку: — Сухов, товарищ твоей мамы.

Сухов прошёл в комнату, сильно припадая на правую ногу.

— Жалко, Нины нет, — сказал Сухов. — Как она выглядит? Всё такая же?

Мне было непривычно, что чужой человек называл маму Ниной и спрашивал, такая же она или нет. А какая она ещё может быть?

Мы помолчали.

— А я ей фотокарточку привёз. Давно обещал, а привёз только сейчас. Сухов полез в карман.

На фотографии стояла девушка в военном костюме: в солдатских сапогах, в гимнастёрке и юбке, но без оружия.

— Старший сержант, — сказал я.

— Да. Старший сержант медицинской службы. Не приходилось встречаться?

— Нет. Первый раз вижу.

— Вот как? — удивился Сухов. — А это, брат ты мой, не простой человек. Если бы не она, не сидеть бы мне сейчас с тобой...

Мы молчали уже минут десять, и я чувствовал себя неудобно. Я заметил, что взрослые всегда предлагают чаю, когда им нечего говорить. Я сказал:

— Чаю не хотите?

— Чаю? Нет. Лучше я тебе расскажу одну историю. Тебе полезно её знать.

— Про эту девушку? — догадался я.

— Да. Про эту девушку. — И Сухов начал рассказывать: — Это было на войне. Меня тяжело ранили в ногу и в живот. Когда ранят в живот, это особенно больно. Даже пошевельнуться страшно. Меня вытащили с поля боя и в автобусе повезли в госпиталь.

А тут враг стал бомбить дорогу. На передней машине ранили шофера, и все машины остановились. Когда фашистские самолёты улетели, в автобус влезла вот эта самая девушка, — Сухов показал на фотографию, — и сказала: «Товарищи, выходите из машины».

Все раненые поднялись на ноги и стали выходить, помогая друг другу, торопясь, потому что где-то недалеко уже слышен был рокот возвращающихся бомбардировщиков.

Один я остался лежать на нижней подвесной койке.

«А вы что лежите? Вставайте сейчас же! — сказала она. — Слышите, вражеские бомбардировщики возвращаются!»

«Вы что, не видите? Я тяжело ранен и не могу встать, — ответил я. — Идите-ка вы сами побыстрее отсюда».

И тут снова началась бомбёжка. Бомбили особыми бомбами, с сиреной. Я закрыл глаза и натянул на голову одеяло, чтобы не поранили оконные стёкла автобуса, которые от взрывов разлетались вдребезги. В конце концов взрывной волной автобус опрокинуло набок и меня чем-то тяжёлым ударило по плечу. В ту же секунду вой падающих бомб и разрывы прекратились.

«Вам очень больно?» — услыхал я и открыл глаза.

Передо мной на корточках сидела девушка.

«Нашего шофера убили, — сказала она. — Надо нам выбираться. Говорят, фашисты прорвали фронт. Все уже ушли пешком. Только мы остались».

Она вытащила меня из машины и положила на траву. Встала и посмотрела вокруг.

«Никого?» — спросил я.

«Никого, — ответила она. Затем легла рядом, лицом вниз. — Теперь попробуйте повернуться на бок».

Я повернулся, и меня сильно затошнило от боли в животе.

«Ложитесь снова на спину», — сказала девушка.

Я повернулся, и моя спина плотно легла на её спину. Мне казалось, что она не сможет даже тронуться с места, но она медленно поползла вперёд, неся на себе меня.

«Устала, — сказала она. Девушка встала и снова оглянулась. — Никого, как в пустыне».

В это время из-за леса вынырнул самолёт, пролетел бреющим над нами и дал очередь.

Я увидел серую струйку пыли от пуль ещё метров за десять от нас. Она прошла выше моей головы.

«Бегите! — крикнул я. — Он сейчас развернётся» .

Самолёт снова шёл на нас. Девушка упала. Фьють, фьють, фьють просвистело снова рядом с нами. Девушка приподняла голову, но я сказал:

«Не шевелитесь! Пусть думает, что он нас убил».

Фашист летел прямо надо мной. Я закрыл глаза. Боялся, что он увидит, что у меня открыты глаза. Только оставил маленькую щёлочку в одном глазу.

Фашист развернулся на одно крыло. Дал ещё одну очередь, снова промазал и улетел.

«Улетел, — сказал я. — Мазила».

— Вот, брат, какие бывают девушки, — сказал Сухов. — Один раненый сфотографировал её для меня на память. И мы разъехались. Я — в тыл, она обратно на фронт.

Я взял фотографию и стал смотреть. И вдруг узнал в этой девушке в военном костюме мою маму: мамины глаза, мамин нос. Только мама была не такой, как сейчас, а совсем девчонкой.

— Это мама? — спросил я. — Это моя мама спасла вас?

— Вот именно, — ответил Сухов. — Твоя мама.

Тут вернулся папа и перебил наш разговор.

— Нина! Нина! — закричал папа из прихожей. Он любил, когда мама его встречала.

— Мамы нет дома, — сказал я.

— А где же она?

— Не знаю, ушла куда-то.

— Странно, — сказал папа. — Выходит, я зря торопился.

— А маму ждёт фронтовой товарищ, — сказал я.

Папа прошёл в комнату. Сухов тяжело поднялся ему навстречу.

Они внимательно посмотрели друг на друга и пожали руки.

Сели, помолчали.

— А товарищ Сухов рассказывал мне, как они с мамой были на фронте.

— Да? — Папа посмотрел на Сухова. — Жалко, Нины нет. Сейчас бы обедом накормила.

— Обед ерунда, — ответил Сухов. — А что Нины нет, жалко.

Разговор у папы с Суховым почему-то не получался. Сухов скоро поднялся и ушёл, пообещав зайти в другой раз.

— Ты будешь обедать? — спросил я папу. — Мама велела обедать, она придёт не скоро.

— Не буду я обедать без мамы, — рассердился папа. — Могла бы в воскресенье посидеть дома!

Я повернулся и ушёл в другую комнату. Минут через десять папа пришёл ко мне.

— Не знаю. Оделась По-праздничному и ушла. Может быть, в театр, — сказал я, — или устраиваться на работу. Она давно говорила, что ей надоело сидеть дома и ухаживать за нами. Всё равно мы этого не ценим.

— Чепуха, — сказал папа. — Во-первых, в театре в это время спектаклей нет. А во-вторых, в воскресенье не устраиваются на работу. И потом, она бы меня предупредила.

— А вот и не предупредила, — ответил я.

После этого я взял со стола мамину фотографию, которую оставил Сухов, и стал на нее смотреть.

— Так-так, по-праздничному, — грустно повторил папа. — Что у тебя за фотография? — спросил он. — Да ведь это мама!

— Вот именно, мама. Это товарищ Сухов оставил. Мама его из-под бомбёжки вытащила.

— Сухова? Наша мама? — Папа пожал плечами. — Но ведь он в два раза выше мамы и в три раза тяжелее.

— Мне сам Сухов сказал. — И я повторил папе историю этой маминой фотографии.

— Да, Юрка, замечательная у нас мама. А мы с тобой этого не ценим.

— Я ценю, — сказал я. — Только иногда у меня так бывает...

— Выходит, я не ценю? — спросил папа.

— Нет, ты тоже ценишь, — сказал я. — Только у тебя тоже иногда бывает...

Папа походил по комнатам, несколько раз открывал входную дверь и прислушивался, не возвращается ли мама.

Потом он снова взял фотографию, перевернул и прочёл вслух:

— «Дорогому сержанту медицинской службы в день её рождения. От однополчанина Андрея Сухова». Постой-постой, — сказал папа. — Какое сегодня число?

— Двадцать первое!

— Двадцать первое! День маминого рождения. Этого ещё не хватало! — Папа схватился за голову. — Как же я забыл? А она, конечно, обиделась и ушла. И ты хорош — тоже забыл!

— Я две двойки получил. Она со мной не разговаривает.

— Хороший подарочек! Мы просто с тобой свиньи, — сказал папа. Знаешь что, сходи в магазин и купи маме торт.

Но по дороге в магазин, пробегая мимо нашего сквера, я увидал маму. Она сидела на скамейке под развесистой липой и разговаривала с какой-то старухой.

Я сразу догадался, что мама никуда не уходила.

Она просто обиделась на папу и на меня за свой день рождения и ушла.

Я прибежал домой и закричал:

— Папа, я видел маму! Она сидит в нашем сквере и разговаривает с незнакомой старухой.

— А ты не ошибся? — сказал папа. — Живо тащи бритву, я буду бриться. Достань мой новый костюм и вычисти ботинки. Как бы она не ушла, волновался папа.

— Конечно, — ответил я. — А ты сел бриться.

— Что же, по-твоему, я должен идти небритым? — Папа махнул рукой. — Ничего ты не понимаешь.

Я тоже взял и надел новую куртку, которую мама не разрешала мне ещё носить.

— Юрка! — закричал папа. — Ты не видел, на улице цветы не продают?

— Не видел, — ответил я.

— Удивительно, — сказал папа, — ты никогда ничего не замечаешь.

Странно получается у папы: я нашёл маму и я же ничего не замечаю. Наконец мы вышли. Папа зашагал так быстро, что мне пришлось бежать. Так мы шли до самого сквера. Но, когда папа увидел маму, он сразу замедлил шаг.

— Ты знаешь, Юрка, — сказал папа, — я почему-то волнуюсь и чувствую себя виноватым.

— А чего волноваться, — ответил я. — Попросим у мамы прощения, и всё.

— Как у тебя всё просто. — Папа глубоко вздохнул, точно собирался поднять какую-то тяжесть, и сказал: — Ну, вперёд!

Мы вошли в сквер, шагая нога в ногу. Мы подошли к нашей маме.

Она подняла глаза и сказала:

— Ну вот, наконец-то.

Старуха, которая сидела с мамой, посмотрела на нас, и мама добавила:

— Это мои мужчины.

Василь Быков «Катюша»

Обстрел длился всю ночь — то ослабевая, вроде даже прекращаясь на несколько минут, то вдруг разгораясь с новою силой. Били преимущественно миномёты. Их мины с пронзительным визгом разрезали воздух в самом зените неба, визжание набирало предельную силу и обрывалось резким оглушительным взрывом вдали. Били большей частью в тыл, по ближнему селу, именно туда в небе устремлялся визг мин, и там то и дело вспыхивали отблески разрывов. Тут же, на травянистом пригорке, где с вечера окопались автоматчики, было немного тише. Но это, наверно, потому, думал помкомвзвода Матюхин, что автоматчики заняли этот бугор, считай, в сумерки, и немцы их тут ещё не обнаружили. Однако обнаружат, глаза у них зоркие, оптика тоже. До полуночи Матюхин ходил от одного автоматчика к другому — заставлял окапываться. Автоматчики, однако, не очень налегали на лопатки — набегались за день и теперь, наставив воротники шинелей, готовились кимарнуть. Но, кажется, уже отбегались. Наступление вроде выдыхалось, за вчерашний день взяли только до основания разбитое, сожжённое село и на этом бугре засели. Начальство тоже перестало подгонять: в ночь к ним никто не наведался — ни из штаба, ни из политотдела, — за неделю наступления также, наверно, все вымотались. Но главное — умолкла артиллерия: или куда-нибудь перебросили, или кончились боеприпасы. Вчера постреляли недолго полковые миномёты и смолкли. В осеннем поле и затянутом плотными облаками небе лишь визжали на все голоса, с треском ахая, немецкие мины, издали, от леска, стреляли их пулемёты. С участка соседнего батальона им иногда отвечали наши «максимы». Автоматчики больше молчали. Во-первых, было далековато, а во-вторых, берегли патроны, которых также осталось не бог знает сколько. У самых горячих — по одному диску на автомат. Помкомвзвода рассчитывал, что подвезут ночью, но не подвезли, наверно, отстали, заблудились или перепились тылы, так что теперь вся надежда оставалась на самих себя. И что будет завтра — одному богу известно. Вдруг попрёт немец — что тогда делать? По-суворовски отбиваться штыком да прикладом? Но где тот штык у автоматчиков, да и приклад чересчур короткий.

Превозмогая осеннюю стужу, под утро кимарнул в своей ямке-окопчике и помкомвзвода Матюхин. Не хотел, но вот не удержался. После того, как лейтенанта Климовского отвезли в тыл, он командовал взводом. Лейтенанту здорово не повезло в последнем бою: осколок немецкой мины хорошо-таки кромсанул его поперёк живота; выпали кишки, неизвестно, спасут ли лейтенанта и в госпитале. Прошлым летом Матюхин тоже был ранен в живот, но не осколком — пулей. Также натерпелся боли и страха, но кое-как увернулся от кощавой. В общем, тогда ему повезло, потому что ранило рядом с дорогой, по которой шли пустые машины, его ввалили в кузов, и спустя час он уже был в санбате. А если вот так, с выпавшими кишками, тащить через поле, то и дело падая под разрывами... Бедняга лейтенант не прожил ещё и двадцати лет.

Именно потому Матюхину так беспокойно, всё надо досмотреть самому, командовать взводом и бегать по вызовам к начальству, докладывать и оправдываться, выслушивать его похабную матерщину. И тем не менее усталость пересилила беспокойство и все заботы, старший сержант задремал под визг и разрывы мин. Хорошо, что рядом успел окопаться молодой энергичный автоматчик Козыра, которому помкомвзвода приказал наблюдать и слушать, спать — ни в каком случае, иначе — беда. Немцы тоже шустрят не только днём, но и ночью. За два года войны Матюхин насмотрелся всякого.

Незаметно уснув, Матюхин увидел себя как будто дома, будто он задремал на завалинке от какой-то странной усталости, и будто соседская свинья своим холодным рылом тычет в его плечо — не намеревается ли ухватить зубами. От неприятного ощущения помкомвзвода проснулся и сразу почувствовал, что за плечо его в самом деле кто-то сильно трясёт, наверное, будит.

— Что такое?

— Гляньте, товарищ помкомвзвода!

В сером рассветном небе над окопчиком склонился узкоплечий силуэт Козыры. Автоматчик поглядывал, однако, не в сторону немцев, а в тыл, явно чем-то там заинтересованный. Привычно стряхнув с себя утренний сонный озноб, Матюхин привстал на коленях. На пригорке рядом темнел громоздкий силуэт автомобиля с косо наставленным верхом, возле которого молча суетились люди.

— «Катюша»?

Матюхин всё понял и молча про себя выругался: это готовилась к залпу «Катюша». И откуда её принесло сюда? К его автоматчикам?

— От теперь зададут немчуре! От зададут! — по-детски радовался Козыра.

Другие бойцы из ближних ямок-окопчиков, также, видать, заинтересованные неожиданным соседством, повылезали на поверхность. Все с интересом наблюдали, как возле автомобиля суетились артиллеристы, похоже, настраивая свой знаменитый залп. «Чёрт бы их взял, с их залпом!» — занервничал помкомвзвода, уже хорошо знавший цену этих залпов. Польза кто знает какая, за полем в лесу много не увидишь, а тревоги, гляди, наделают... Между тем над полем и лесом, что затемнел впереди, стало помалу светать. Прояснилось хмарное небо вверху, дул свежеватый осенний ветер, по всей видимости, собиралось на дождь. Помкомвзвода знал, что если поработают «Катюши», обязательно польёт дождь. Наконец там, возле машины, суета как будто притихла, все словно замерли; несколько человек отбежало подальше, за машину, донеслись глуховатые слова артиллерийской команды. И вдруг в воздухе над головой резко взвизгнуло, загудело, хряпнуло, огненные хвосты с треском ударили за машиной в землю, через головы автоматчиков пырхнули и исчезли вдали ракеты. Клубы пыли и дыма, закрутившись в тугом белом вихре, окутали «Катюшу», часть ближних окопчиков, и стали расползаться по склону пригорка. Ещё не притихнул гул в ушах, как там уже закомандовали — на этот раз звучно, не таясь, со злой военной решимостью. К машине кинулись люди, звякнул металл, некоторые вскочили на ее подножки, и та сквозь остаток ещё не осевшей пыли поползла с пригорка вниз, в сторону села. В то же время впереди за полем и леском угрожающе грохнуло — череда раскатистого протяжного эха с минуту сотрясала пространство. В небо над лесом медленно поднимались клубы чёрного дыма.

— О даёт, о даёт немчуре проклятой! — сиял молодым курносым лицом автоматчик Козыра. Другие так же, повылазив на поверхность или привстав в окопчиках, с восхищением наблюдали невиданное зрелище за полем. Один лишь помкомвзвода Матюхин, словно окаменев, стоял на коленях в неглубоком окопчике и, как только рокот за полем оборвался, закричал во всю силу:

— В укрытие! В укрытие, вашу мать! Козыра, ты что...

Он даже вскочил на ноги, чтобы выбраться из окопчика, но не успел. Слышно было, как где-то за лесом щёлкнул одиночный взрыв или выстрел, и в небе разноголосо взвыло, затрещало... Почуяв опасность, автоматчики, будто горох со стола, сыпанули в свои окопчики. В небе взвыло, затряслось, загрохотало. Первый залп немецких шестиствольных миномётов лёг с перелётом, ближе к селу, другой — ближе к пригорку. А потом всё вокруг перемешалось в сплошной пыльной мешанине разрывов. Одни из мин рвались ближе, другие дальше, впереди, сзади и между окопчиков. Весь пригорок превратился в огненно-дымный вулкан, который старательно толкли, копали, перелопачивали немецкие мины. Оглушённый, засыпанный землёй, Матюхин корчился в своём окопчике, со страхом ожидая, когда... Когда же, когда? Но это когда всё не наступало, а взрывы долбали, сотрясали землю, которая, казалось, вот-вот расколется на всю глубину, разрушаясь сама и увлекая за собой всё остальное.

Но вот как-то всё постепенно затихло...

Матюхин с опаской выглянул — прежде вперёд, в поле — не идут ли? Нет, оттуда, кажется, ещё не шли. Затем он посмотрел в сторону, на недавнюю цепочку своего взвода автоматчиков, и не увидел его. Весь пригорок зиял ямами-воронками между нагромождением глинистых глыб, комьев земли; песок и земля засыпали вокруг траву, будто её никогда и не было здесь. Невдалеке распласталось длинное тело Козыры, который, судя по всему, не успел добежать до своего спасительного окопчика. Голова и верхняя часть его туловища были засыпаны землёй, ноги также, лишь на каблуках не истоптанных ещё ботинок блестели отполированные металлические косячки...

— Ну вот, помогла, называется, — сказал Матюхин и не услышал своего голоса. Из правого уха по грязной щеке стекала струйка крови.

Когда мужчины уходили на фронт, дома оставались женщины и дети, которые с этого момента детьми быть переставали. Они заботились о своих матерях, стояли в очередях за хлебом или сбегали воевать. И сколько бы их ни пытались оградить от войны, она была повсюду, и дети все видели и замечали. Из них выросли герои этих книг - очень разные, с удивительными судьбами, за каждой из которых стоят воспоминания человека, бывшего ребенком во время войны.

Для тех, кто готовится к главному школьному экзамену

«Три девочки», Елена Верейская

Три девочки - это школьницы Наташа, Катя и Люся. Они живут в коммунальной квартире, по первым буквам всех обитателей зовущейся «Соленая Католюандо», дружат, придумывают ребусы, встречают Новый год - а потом приходит война. Перестав ходить в школу - ее разбомбило, - девочки учатся другим вещам. Они умеют тушить зажигательные бомбы, отличать шум двигателей советских и вражеских самолетов и радоваться черствому хлебу: «Сухарь был очень черствый, и это было хорошо - можно было дольше жевать». Эта повесть о хорошем - пережить самые трудные моменты жителям квартиры помогает забота друг о друге.

«Катя присела на ступеньку у входа в булочную, - она очень устала. Вот еще человек десять, и она дойдет до двери. В самой булочной стоять уже легче, там теплее. Катя думала о дедушке, - последние дни она очень тревожилась за него. Дедушка иногда не приходит с завода по два-три дня, и она тогда не знает, что думать, и боится подумать о самом страшном».

«Будь здоров, школяр», Булат Окуджава

На фронт Булат Окуджава попадает в 17 лет - его уже не назовешь ребенком, но, по сути, это вчерашний школьник. Его автобиографическая повесть очень честная: он пишет о том, каким тяжелым был военный быт, как резко отличалась реальная война от ребяческих представлений о ней.

«Командир полка читает донесение и посматривает на меня. И я чувствую себя тщедушным и маленьким. Я смотрю на свои не очень античные ноги, тоненькие, в обмотках. И на здоровенные солдатские ботинки. Все это, должно быть, очень смешно».

Повести о войне, особенно детские, очень часто написаны в возвышенно-патриотическом настроении, и многим из них мы это прощаем, потому что любили их в детстве и хотели быть похожими на самоотверженных героев. Но в повести Окуджавы война - это не героизм и подвиги, это и ошибки из-за неопытности, и страх, и желание выжить и в то же время дружба тех самых вчерашних школяров, которая поддерживала в них человеческое. Окуджава рассказывает, как ел похлебку щепкой, потеряв ложку, как мерз зимой в плохих ботинках, как перепутал свист вражеских пуль с пением птиц, как принимал «лихой вид», чтобы понравиться связистке Нине, и как погибли его товарищи.

«Мальчики из блокады», Александр Крестинский

Несколько рассказов и повесть в автобиографичном сборнике Крестинского - это жизнь ленинградских ребят до войны и во время блокады. Они были детьми - играли, мечтали о победоносных битвах, пока фашисты под стенами города не обратили их фантазии в реальность.

«И все-таки война началась. Узнав об этом, мы взяли свои сабли и ружья и пошли на задний двор готовиться к битве с Чингисханом, которого уже окрестили между собой фашистом, и шумели там весело, лихо, победно, выгоняя из паутинных углов последнюю тишину, пока не пришел Коля Кумач, особенно серьезный, бледный, с печальными серыми глазами на большом одутловатом лице, и не сказал - чересчур грубо, как мне тогда показалось: «Дураки, война ведь…“»

Теперь богатством мальчишкам казались уже не сабли и цветные картинки из журналов, а кусок мерзлой конины. Это книга о страшных и грустных событиях, о которых говорится простыми словами. Во время блокады ленинградцы хоронили близких, прятались от бомбежек и выживали всеми силами, но кроме этого они дружили, влюблялись и пересказывали друг другу книжки, которые читали еще тогда, когда не было войны.

«Я вижу солнце», Нодар Думбадзе

«В тот день впервые увидел я столько испуганных людей со слезами на глазах, впервые увидел плачущую тетю. День этот был похож на морской отлив, после которого на берегу остаются рыбы, раковины и щепки…» - таким был день, когда из каждой семьи в деревне Сосо мужчины ушли на фронт. Оставшись без родителей, которых репрессировали еще раньше, он живет с тетей и дружит со слепой девушкой Хатией, которая живет по соседству. Врач пообещал ей, что если она сможет видеть солнце - значит, ее слепота излечима.

Это история о том, как война идет в грузинской деревушке, далекой от военных действий: здесь находится место и дезертирству, и подвигам. Жители спасают жизнь раненому солдату, не зная о нем ничего, кроме того, что ему нужна помощь. В словах, которые часто повторяет Хатия «я вижу солнце», - одновременно и ее надежда на исцеление, и на то, что война закончится и все однажды будет хорошо.

«Должна остаться живой», Людмила Никольская

Людмила Никольская пишет об одном блокадном месяце в жизни ленинградской девочки Майи - декабре 1941 года. О небольших, но важных моментах этого короткого периода здесь рассказывается очень подробно: как Майя находит чужую хлебную карточку и боится, что ее уличат в краже, как поддерживает маму и как вспоминает, увидев забытую надпись на стене, как хотела быть похожей на Женю из «Тимура и его команды». О чем она переживает, о чем думает и чего боится - все это приметы блокадного времени, которые мы видим детскими глазами.

«Ещё недавно война была как в кино. Где-то на границах с врагом бьются сильные весёлые бойцы. В промежутках между боями они распевают прекрасные мужественные песни. Там война, там стреляют и убивают. Дома же бойцов ждут с победой невесты и тоже поют песни. Нежные и грустные. Всё перепуталось. Ленинград стал фронтом. Его бомбят, обстреливают. В нём убивают».

«Улица младшего сына» Лев Кассиль, Макс Поляновский

«Не так уж много на свете мальчиков, по имени которых названы целые улицы», - так начинается повесть о Володе Дубинине, мальчике, вступившем в партизанский отряд.

«Володя долго не мог решить, кем ему быть, когда он вырастет. Недалеко было то время, когда он мечтал стать доктором. Потом, как и многие его сверстники в те годы, он решил, что будет полярником и станет плавать на льдине под красным флагом. Вскоре после этого собирался стать пограничником и сражаться на Дальнем Востоке против японских самураев».

Но вырасти ему так и не пришлось - как и стать доктором или полярником. Вместо этого с приходом фашистских оккупантов Володя становится партизаном и им и остается в памяти города, который он помогал защищать.

«Убежище», Анна Франк

Анна Франк сделала первую запись в своем дневнике 12 июня 1942 года, когда ей было 13 лет, и вела его до 1 августа 1944 года. Еврейская девочка стала свидетельницей нацистской оккупации Нидерландов и, вместе со своей семьей прячась от немцев, вела записи в форме писем к вымышленной подруге Китти. Она рассказывала о жизни обитателей убежища, записывала свои мысли, обиды и радости до того дня, пока в их укрытие не пришло гестапо.

«Милая Китти! Наше убежище стало настоящим тайником. Господину Кралеру пришла блестящая мысль - закрыть наглухо вход к нам сюда, на заднюю половину дома, потому что сейчас много обысков - ищут велосипеды. Выполнил этот план господин Воссен. Он сделал подвижную книжную полку, которая открывается в одну сторону, как дверь. Конечно, его пришлось „посвятить“, и теперь он готов помочь нам во всем».

«Сын полка», Валентин Катаев

«Сын полка» - это повесть об одном мальчике, но на самом деле его судьба не была редкой для военного времени. Ваню Солнцева, у которого война забрала семью, разведчики нашли спящим в окопе и «усыновили» всем полком.

«Дело известное, товарищ капитан, - сказал Егоров. - Отец погиб на фронте в первые дни войны. Деревню заняли немцы. Мать не хотела отдавать корову. Мать убили. Бабка и маленькая сестрёнка померли с голоду. Остался один. Потом деревню спалили. Пошёл с сумкой собирать куски. Потом убежал. Почитай, два года бродил, прятался в лесах, всё хотел через фронт перейти. Да фронт тогда далеко был. Совсем одичал, зарос волосами. Злой стал. Настоящий волчонок. А ещё в сумке у него мы нашли букварь. Рваный, потрёпанный. „Для чего тебе букварь?“ - спрашиваем. „Чтобы грамоте не разучиться“, - говорит. Ну что вы скажете!»

Сын Валентина Катаева Павел позже писал, что отец, работавший военным корреспондентом, задумал эту повесть во время фронтовых командировок, несколько раз сталкиваясь со случаями, когда солдаты принимали к себе беспризорных, осиротевших детей.

Л. Кассиль.

Памятник советскому солдату.

Долго шла война.

Начали наши войска наступать по вражеской земле. Фашистам уже дальше и бежать некуда. Засели они в главном немецком городе Берлине.

Ударили наши войска на Берлин. Начался последний бой войны. Как ни отбивались фашисты - не устояли. Стали брать солдаты Советской Армии в Берлине улицу за улицей, дом за домом. А фашисты всё не сдаются.

И вдруг увидел один солдат наш, добрая душа, во время боя на улице маленькую немецкую девочку. Видно, отстала от своих. А те с перепугу о ней забыли... Осталась бедняга одна-одинёшенька посреди улицы. А деваться ей некуда. Кругом бой идёт. Изо всех окон огонь полыхает, бомбы рвутся, дома рушатся, со всех сторон пули свистят. Вот-вот камнем задавит, осколком пришибёт... Видит наш солдат - пропадает девчонка... «Ах ты, горюха, куда же тебя это занесло, неладную!..»

Бросился солдат через улицу под самые пули, подхватил на руки немецкую девочку, прикрыл её своим плечом от огня и вынес из боя.

А скоро и бойцы наши уже подняли красный флаг над самым главным домом немецкой столицы.

Сдались фашисты. И война кончилась. Мы победили. Начался мир.

И построили теперь в городе Берлине огромный памятник. Высоко над домами, на зелёном холме стоит богатырь из камня - солдат Советской Армии. В одной руке у него тяжёлый меч, которым он сразил врагов-фашистов, а в другой - маленькая девочка. Прижалась она к широкому плечу советского солдата. Спас её солдат от гибели, уберёг от фашистов всех на свете детей и грозно смотрит сегодня с высоты, не собираются ли злые враги снова затеять войну и нарушить мир.

Сергей Алексеев.

Первая колонна.

(рассказы Сергея Алексеева о Ленинградцах и подвиге Ленинграда).

В 1941 году фашисты блокировали Ленинград. Отрезали город от всей страны. Попасть в Ленинград можно было лишь по воде, по Ладожскому озеру.

В ноябре наступили морозы. Замёрзла, остановилась водяная дорога.

Остановилась дорога - значит, не будет подвоза продуктов, значит, не будет подвоза горючего, не будет подвоза боеприпасов. Как воздух, как кислород нужна Ленинграду дорога.

Будет дорога! - сказали люди.

Замёрзнет Ладожское озеро, покроется крепким льдом Ладога (так сокращённо называют Ладожское озеро). Вот по льду и пройдёт дорога.

Не каждый верил в такую дорогу. Неспокойна, капризна Ладога. Забушуют метели, пронесётся над озером пронзительный ветер - сиверик, - появятся на льду озера трещины и промоины. Ломает Ладога свою ледяную броню. Даже самые сильные морозы не могут полностью сковать Ладожское озеро.

Капризно, коварно Ладожское озеро. И всё же выхода нет другого. Кругом фашисты. Только здесь, по Ладожскому озеру, и может пройти в Ленинград дорога.

Труднейшие дни в Ленинграде. Прекратилось сообщение с Ленинградом. Ожидают люди, когда лёд на Ладожском озере станет достаточно крепким. А это не день, не два. Смотрят на лёд, на озеро. Толщину измеряют льда. Рыбаки-старожилы тоже следят за озером. Как там на Ладоге лёд?

Растёт.

Нарастает.

Силу берёт.

Волнуются люди, торопят время.

Быстрее, быстрее, - кричат Ладоге. - Эй, не ленись, мороз!

Приехали к Ладожскому озеру учёные-гидрологи (это те, кто изучает воду и лёд), прибыли строители и армейские командиры. Первыми решили пройти по неокрепшему льду.

Прошли гидрологи - выдержал лёд.

Прошли строители - выдержал лёд.

Майор Можаев, командир дорожно-эксплуатационного полка, верхом на коне проехал - выдержал лёд.

Конный обоз прошагал по льду. Уцелели в дороге сани.

Генерал Лагунов - один из командиров Ленинградского фронта - на легковой машине по льду проехал. Потрещал, поскрипел, посердился лёд, но пропустил машину.

22 ноября 1941 года по всё ещё полностью не окрепшему льду Ладожского озера пошла первая автомобильная колонна. 60 грузовых машин было в колонне. Отсюда, с западного берега, со стороны Ленинграда, ушли машины за грузами на восточный берег.

Впереди не километр, не два - двадцать семь километров ледяной дороги. Ждут на западном ленинградском берегу возвращения людей и автоколонны.

Вернутся? Застрянут? Вернутся? Застрянут?

Прошли сутки. И вот:

Едут!

Верно, идут машины, возвращается автоколонна. В кузове каждой из машин по три, по четыре мешка с мукой. Больше пока не брали. Некрепок лёд. Правда, на буксирах машины тянули сани. В санях тоже лежали мешки с мукой, по два, по три.

С этого дня и началось постоянное движение по льду Ладожского озера. Вскоре ударили сильные морозы. Лёд окреп. Теперь уже каждый грузовик брал по 20, по 30 мешков с мукой. Перевозили по льду и другие тяжёлые грузы.

Нелёгкой была дорога. Не всегда здесь удачи были. Ломался лёд под напором ветра. Тонули порой машины. Фашистские самолёты бомбили колонны с воздуха. И снова наши несли потери. Застывали в пути моторы. Замерзали на льду шофёры. И всё же ни днём, ни ночью, ни в метель, ни в самый лютый мороз не переставала работать ледовая дорога через Ладожское озеро.

Стояли самые тяжёлые дни Ленинграда. Остановись дорога - смерть Ленинграду.

Не остановилась дорога. «Дорогой жизни» ленинградцы её назвали.

Сергей Алексеев.

Таня Савичева.

Голод смертью идёт по городу. Не вмещают погибших ленинградские кладбища. Люди умирали у станков. Умирали на улицах. Ночью ложились спать и утром не просыпались. Более 600 тысяч человек скончалось от голода в Ленинграде.

Среди ленинградских домов поднимался и этот дом. Это дом Савичевых. Над листками записной книжки склонилась девочка. Зовут её Таня. Таня Савичева ведёт дневник.

Записная книжка с алфавитом. Таня открывает страничку с буквой «Ж». Пишет:

Женя - это сестра Тани.

Вскоре Таня снова садится за свой дневник. Открывает страничку с буквой «Б». Пишет:

«Бабушка умерла 25 янв. в 3 ч. дня 1942 г.». Новая страница из Таниного дневника. Страница на букву «Л». Читаем:

Ещё одна страница из дневника Тани. Страница на букву «В». Читаем:

«Дядя Вася умер 13 апр. в 2 ч. ночи. 1942 год». Ещё одна страница. Тоже на букву «Л». Но написано на оборотной стороне листка: «Дядя Лёша. 10 мая в 4 ч. дня 1942». Вот страница с буквой «М». Читаем: «Мама 13 мая в 7 ч. 30 мин. утра 1942». Долго сидит над дневником Таня. Затем открывает страницу с буквой «С». Пишет: «Савичевы умерли».

Открывает страницу на букву «У». Уточняет: «Умерли все».

Посидела. Посмотрела на дневник. Открыла страницу на букву «О». Написала: «Осталась одна Таня».

Таню спасли от голодной смерти. Вывезли девочку из Ленинграда.

Но не долго прожила Таня. От голода, стужи, потери близких подорвалось её здоровье. Не стало и Тани Савичевой. Скончалась Таня. Дневник остался. «Смерть фашистам!» - кричит дневник.

Сергей Алексеев

Шуба.

Группу ленинградских детей вывозили из осаждённого фашистами Ленинграда «Дорогой жизни». Тронулась в путь машина.

Январь. Мороз. Ветер студёный хлещет. Сидит за баранкой шофёр Коряков. Точно ведёт полуторку.

Прижались друг к другу в машине дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. А вот и ещё один. Самый маленький, самый щупленький. Все ребята худы-худы, как детские тонкие книжки. А этот и вовсе тощ, как страничка из этой книжки.

Из разных мест собрались ребята. Кто с Охты, кто с Нарвской, кто с Выборгской стороны, кто с острова Кировского, кто с Васильевского. А этот, представьте, с проспекта Невского. Невский проспект - это центральная, главная улица Ленинграда. Жил мальчонка здесь с папой, с мамой. Ударил снаряд, не стало родителей. Да и другие, те, что едут сейчас в машине, тоже остались без мам, без пап. Погибли и их родители. Кто умер от голода, кто под бомбу попал фашистскую, кто был придавлен рухнувшим домом, кому жизнь оборвал снаряд. Остались ребята совсем одинокими. Сопровождает их тётя Оля. Тётя Оля сама подросток. Неполных пятнадцать лет.

Едут ребята. Прижались друг к другу. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке - кроха. Едут ребята. Январь. Мороз. Продувает детей на ветру. Обхватила руками их тётя Оля. От этих тёплых рук кажется всем теплее.

Идёт по январскому льду полуторка. Справа и слева застыла Ладога. Всё сильнее, сильнее мороз над Ладогой. Коченеют ребячьи спины. Не дети сидят - сосульки.

Вот бы сейчас меховую шубу.

И вдруг... Затормозила, остановилась полуторка. Вышел из кабины шофёр Коряков. Снял с себя тёплый солдатский овчинный тулуп. Подбросил Оле, кричит: . - Лови!

Подхватила Оля овчинный тулуп:

Да как же вы... Да, право, мы...

Бери, бери! - прокричал Коряков и прыгнул в свою кабину.

Смотрят ребята - шуба! От одного вида её теплее.

Сел шофёр на своё шофёрское место. Тронулась вновь машина. Укрыла тётя Оля ребят овчинным тулупом. Ещё теснее прижались друг к другу дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке - кроха. Большим оказался тулуп и добрым. Побежало тепло по ребячьим спинам.

Довёз Коряков ребят до восточного берега Ладожского озера, доставил в посёлок Кобона. Отсюда, из Кобоны, предстоял им ещё далёкий- далёкий путь. Простился Коряков с тётей Олей. Начал прощаться с ребятами. Держит в руках тулуп. Смотрит на тулуп, на ребят. Эх бы ребятам тулуп в дорогу... Так ведь казённый, не свой тулуп. Начальство голову сразу снимет. Смотрит шофёр на ребят, на тулуп. И вдруг...

Эх, была не была! - махнул Коряков рукой.

Не ругало его начальство. Новую шубу выдало.

Рассказы Сергея Алексеева

МИШКА

Солдатам одной из сибирских дивизий в те дни, когда дивизия отправлялась на фронт, земляки подарили маленького медвежонка. Освоился Мишка с солдатской теплушкой. Важно поехал на фронт.

Приехал на фронт Топтыгин. Оказался медвежонок на редкость смышлёным. А главное, от рождения характер имел геройский. Не боялся бомбёжек. Не забивался в углы при артиллерийских обстрелах. Лишь недовольно урчал, если разрывались снаряды уж очень близко.

Побывал Мишка на Юго-Западном фронте, затем - в составе войск, которые громили фашистов под Сталинградом. Потом какое-то время находился с войсками в тылу, во фронтовом резерве. Потом попал в составе 303-й стрелковой дивизии на Воронежский фронт, затем на Центральный, опять на Воронежский. Был в армиях генералов Манагарова, Черняховского, вновь Манагарова. Подрос медвежонок за это время. В плечах раздался. Бас прорезался. Стала боярской шуба.

В боях под Харьковом медведь отличился. На переходах шагал он с обозом в хозяйственной колонне. Так было и в этот раз. Шли тяжёлые, кровопролитные бои. Однажды хозяйственная колонна попала под сильный удар фашистов. Окружили фашисты колонну. Силы неравные, туго нашим. Заняли бойцы оборону. Только слаба оборона. Не уйти бы советским воинам.

Да только вдруг слышат фашисты страшный какой-то рык! «Что бы такое?» - гадают фашисты. Прислушались, присмотрелись.

Бер! Бер! Медведь! - закричал кто-то.

Верно - поднялся Мишка на задние лапы, зарычал и пошёл на фашистов. Не ожидали фашисты, метнулись в сторону. А наши в этот момент ударили. Вырвались из окружения.

Мишка шагал в героях.

Его бы к награде, - смеялись солдаты.

Получил он награду: тарелку душистого мёда. Ел и урчал. Вылизал тарелку до глянца, до блеска. Добавили мёда. Снова добавили. Ешь, наедайся, герой. Топтыгин!

Вскоре Воронежский фронт был переименован в 1-й Украинский. Вместе с войсками фронта Мишка пошёл на Днепр.

Вырос Мишка. Совсем великан. Где же солдатам во время войны возиться с такой громадой! Решили солдаты: в Киев придём - в зоосаде его поселим. На клетке напишем: медведь - заслуженный ветеран и участник великой битвы.

Однако миновала дорога в Киев. Прошла их дивизия стороной. Не остался медведь в зверинце. Даже рады теперь солдаты.

С Украины Мишка попал в Белоруссию. Принимал участие в боях под Бобруйском, затем оказался в армии, которая шла к Беловежской пуще.

Беловежская пуща - рай для зверей и птиц. Лучшее место на всей планете. Решили солдаты: вот где оставим Мишку.

Верно: под сосны его. Под ели.

Вот где ему раздолье.

Освободили наши войска район Беловежской пущи. И вот наступил час разлуки. Стоят бойцы и медведь на лесной поляне.

Прощай, Топтыгин!

Гуляй на воле!

Живи, заводи семейство!

Постоял на поляне Мишка. На задние лапы поднялся. Посмотрел на зелёные гущи. Носом запах лесной втянул.

Пошёл он валкой походкой в лес. С лапы на лапу. С лапы на лапу. Смотрят солдаты вслед:

Будь счастлив, Михаил Михалыч!

И вдруг страшный взрыв прогремел на поляне. Побежали солдаты на взрыв - мёртв, недвижим Топтыгин.

Наступил медведь на фашистскую мину. Проверили - много их в Беловежской пуще.

Шагает война без жалости. Нет у войны усталости.

Рассказы Сергея Алексеева

ЖАЛО

Наши войска освобождали Молдавию. Оттеснили фашистов за Днепр, за Реут. Взяли Флорешты, Тирасполь, Оргеев. Подошли к столице Молдавии городу Кишинёву.

Тут наступали сразу два наших фронта - 2-й Украинский и 3-й Украинский. Под Кишинёвом советские войска должны были окружить большую фашистскую группировку. Выполняют фронты указания Ставки. Севернее и западнее Кишинёва наступает 2-й Украинский фронт. Восточнее и южнее - 3-й Украинский фронт. Генералы Малиновский и Толбухин стояли во главе фронтов.

Фёдор Иванович, - звонит генерал Малиновский генералу Толбухину, - как развивается наступление?

Всё идёт по плану, Родион Яковлевич, - отвечает генералу Малиновскому генерал Толбухин.

Шагают вперёд войска. Обходят они противника. Сжимать начинают клещи.

Родион Яковлевич, - звонит генерал Толбухин генералу Малиновскому, - как развивается окружение?

Нормально идёт окружение, Фёдор Иванович, - отвечает генерал Малиновский генералу Толбухину и уточняет: - Точно по плану, в точные сроки.

И вот сомкнулись гигантские клещи. В огромном мешке под Кишинёвом оказалось восемнадцать фашистских дивизий. Приступили наши войска к разгрому попавших в мешок фашистов.

Довольны советские солдаты:

Снова капканом прихлопнут зверь.

Пошли разговоры: не страшен теперь фашист, бери хоть руками голыми.

Однако солдат Игошин другого держался мнения:

Фашист есть фашист. Змеиный характер и есть змеиный. Волк и в капкане - волк.

Смеются солдаты:

Так это было в какое время!

Нынче другая цена фашисту.

Фашист есть фашист, - опять о своём Игошин.

Вот ведь характер вредный!

Всё труднее в мешке фашистам. Стали они сдаваться в плен. Сдавались они и на участке 68-й Гвардейской стрелковой дивизии. В одном из её батальонов и служил Игошин.

Группа фашистов вышла из леса. Всё как положено: руки кверху, над группой выброшен белый флаг.

Ясно - идут сдаваться.

Оживились солдаты, кричат фашистам:

Просим, просим! Давно пора!

Повернулись солдаты к Игошину:

Ну чем же фашист твой страшен?

Толпятся солдаты, на фашистов, идущих сдаваться, смотрят. Есть новички в батальоне. Впервые фашистов так близко видят. И им, новичкам, тоже совсем не страшны фашисты - вот ведь, идут сдаваться.

Всё ближе фашисты, ближе. Близко совсем. И вдруг автоматная грянула очередь. Стали стрелять фашисты.

Полегло бы немало наших. Да спасибо Игошину. Держал оружие наготове. Сразу ответный открыл огонь. Потом помогли другие.

Отгремела пальба на поле. Подошли солдаты к Игошину:

Спасибо, брат. А фашист, смотри, со змеиным и вправду, выходит, жалом.

Немало хлопот доставил Кишинёвский «котёл» нашим солдатам. Метались фашисты. Бросались в разные стороны. Шли на обман, на подлость. Пытались уйти. Но тщетно. Зажали их богатырской рукой солдаты. Зажали. Сдавили. Змеиное жало вырвали.

Митяев А.В. Мешок овсянки

В ту осень шли долгие холодные дожди. Земля пропиталась водой, дороги раскисли. На просёлках, увязнув по самые оси в грязи, стояли военные грузовики. С подвозом продовольствия стало очень плохо. В солдатской кухне повар каждый день варил только суп из сухарей: в горячую воду сыпал сухарные крошки и заправлял солью.
В такие-то голодные дни солдат Лукашук нашёл мешок овсянки. Он не искал ничего, просто привалился плечом к стенке траншеи. Глыба сырого песка обвалилась, и все увидели в ямке край зелёного вещевого мешка.
Ну и находка! обрадовались солдаты. Будет пир горой Кашу сва-рим!
Один побежал с ведром за водой, другие стали искать дрова, а третьи уже приготовили ложки.
Но когда удалось раздуть огонь и он уже бился в дно ведра, в траншею спрыгнул незнакомый солдат. Был он худой и рыжий. Брови над голубыми глазами тоже рыжие. Шинель выношенная, короткая. На ногах обмотки и растоптанные башмаки.
-Эй, братва! - крикнул он сиплым, простуженным голосом.- Давай мешок сюда! Не клали не берите.
Он всех просто огорошил своим появлением, и мешок ему отдали сразу.
Да и как было не отдать? По фронтовому закону надо было отдать. Вещевые мешки прятали в траншеях солдаты, когда шли в атаку. Чтобы легче было. Конечно, оставались мешки и без хозяина: или нельзя было вернуться за ними (это если атака удавалась и надо было гнать фашистов), или погибал солдат. Но раз хозяин пришёл, разговор короткий отдать.
Солдаты молча наблюдали, как рыжий уносил на плече драгоценный мешок. Только Лукашук не выдержал, съязвил:
-Вон он какой тощий! Это ему дополнительный паёк дали. Пусть лопает. Если не разорвётся, может, потолстеет.
Наступили холода. Выпал снег. Земля смёрзлась, стала твёрдой. Подвоз наладился. Повар варил в кухне на колёсах щи с мясом, гороховый суп с ветчиной. О рыжем солдате и его овсянке все забыли.

Готовилось большое наступление.
По скрытым лесным дорогам, по оврагам шли длинные вереницы пехот-ных батальонов. Тягачи по ночам тащили к передовой пушки, двигались танки.
Готовился к наступлению и Лукашук с товарищами. Было ещё темно, когда пушки открыли стрельбу. Посветлело в небе загудели самолёты.
Они бросали бомбы на фашистские блиндажи, стреляли из пулемётов по вражеским траншеям.

Самолёты улетели. Тогда загромыхали танки. За ними бросились в атаку пехотинцы. Лукашук с товарищами тоже бежал и стрелял из автомата. Он кинул гранату в немецкую траншею, хотел кинуть ещё, но не успел: пуля попала ему в грудь. И он упал. Лукашук лежал в снегу и не чувствовал, что снег холодный. Прошло какое-то время, и он перестал слышать грохот боя. Потом свет перестал видеть ему казалось, что наступила тёмная тихая ночь.
Когда Лукашук пришёл в сознание, он увидел санитара. Санитар перевязал рану, положил Лукашука в лодочку такие фанерные саночки. Саночки заскользили, заколыхались по снегу. От этого тихого колыхания у Лукашука стала кружиться голова. А он не хотел, чтобы голова кружилась, он хотел вспомнить, где видел этого санитара, рыжего и худого, в выношенной шинели.
-Держись, браток! Не робей жить будешь!.. слышал он слова санитара.
Чудилось Лукашуку, что он давно знает этот голос. Но где и когда слышал его раньше, вспомнить уже не мог.
В сознание Лукашук снова пришёл, когда его перекладывали из лодочки на носилки, чтобы отнести в большую палатку под соснами: тут, в лесу, военный доктор вытаскивал у раненых пули и осколки.
Лёжа на носилках, Лукашук увидел саночки-лодку, на которых его везли до госпиталя. К саночкам ремёнными постромками были привязаны три собаки. Они лежали в снегу. На шерсти намёрзли сосульки. Морды обросли инеем, глаза у собак были полузакрыты.
К собакам подошёл санитар. В руках у него была каска, полная овсяной болтушки. От неё валил пар. Санитар воткнул каску в снег постудить собакам вредно горячее. Санитар был худой и рыжий. И тут Лукашук вспомнил, где видел его. Это же он тогда спрыгнул в траншею и забрал у них мешок овсянки.
Лукашук одними губами улыбнулся санитару и, кашляя и задыхаясь, проговорил:
-А ты, рыжий, так и не потолстел. Один слопал мешок овсянки, а всё худой.
Санитар тоже улыбнулся и, погладив ближнюю собаку, ответил:
-Овсянку-то они съели. Зато довезли тебя в срок. А я тебя сразу узнал. Как увидел в снегу, так и узнал.
И добавил убеждённо: Жить будешь! Не робей!

«Рассказ танкиста» Александр Твардовский

А как зовут, забыл его спросить.

Лет десяти-двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас как дорогих гостей.

Машину обступают на стоянках,
Таскать им воду вёдрами - не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…

Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит - не выглянуть из башен, -
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.

Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, - столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
- Товарищ командир, товарищ командир!

Я знаю, где их пушка. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
- Да где же, где?.. - А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.

Что ж, бой не ждёт. - Влезай сюда, дружище! -
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка - мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.

Подъехали. - Вот здесь. - И с разворота
Заходим в тыл и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.

Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар.
И, помню, я сказал: - Спасибо, хлопец! -
И руку, как товарищу, пожал…

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.