Детство у Николая Некрасова была не самая легкая и счастливая, он познал очень много горя. Все свое детство он провел в родовом имении, где управлял всем отец тиран. Он очень жестоко относился как к своим подчиненным, так и к своей семье. Когда нужно было скрыться от побоев, искал приют у крестьян, они практически заменяли ему семью. Весть свой гнев отец обрушил на несчастную мать, из жизни она ушла очень рано. И это огорчало Некрасова. Его огорчало то, что он, будучи ребенком, никак не мог противостоять жестокости собственного отца.
В стихотворении «Мать», который был написан после смерти матери, спустя 14 лет. С годами, уже зрелый Некрасов хорошо передает свою любовь, печаль, и сострадание по отношению к бедной матери. Он так же осуждает и упрекает родного отца, который не давал житья этой бедной, несчастной женщине. Николай сравнивает своего отца с палачом, говоря ему что это «ты сгубил мою мать и лишил нас детства». Мама у него была очень доброй и образованной. С мужем они были полная противоположность, мечтательная, любящая жена и мать, она очень любила своих детей, и в то же время очень переживала за их судьбу. А глава семьи жестокий и грубый, любил веселиться и играть в карты при этом проигрывал все деньги.
Некрасов описывает свою мать, очень печальную и грустную. Женщина, которая до смерти напугана и загнана в угол, у нее даже нет собственного мнения. Лишь со временем он понял, что жизнь матери была похожа на ад, но ничего с этим не смог поделать. Муж был старше нее на 13 лет, и он все время упрекал и ревновал. Отец был на гране помешательства, упрекая ее, что та сведет его в могилу. Она все эти упреки выслушивала с достоинством, хотя кто знает, что было у нее на душе. В итоге он пережил ее намного дольше. Перед поэтом встает образ матери, вот она сидит и напевает себе что то. У нее по его словам, был замечательный голос. Всегда бледная и очень спокойная. Так как она была образованной женщиной, много рассказывала ему о жизни поэтов, цитировала их творчество. Благодаря ее рассказам он был заочно знаком с поэтами с мировым именем. Некрасов начнет писать стихотворения, использую информацию, которую дала когда то его мать.
Задумываясь о печальной судьбе своей матери, Некрасов еще в детстве научился состраданию и сочувствию ко всем беззащитным, угнетенным и бесправным женщинам. Особо сочувствовал он крепостным крестьянкам и крепостным рабочим. Какая же тяжелая доля выпала на их судьбу. Поэт убежден, что именно страдания матери пробудили в нем протест против угнетения женщин.
По плану кратко
Картинка к стихотворению Мать
Популярные темы анализов
- Анализ стихотворения Пушкина Цветок
Огромное количество произведений русских писателей и поэтов содержит упоминания о растениях. Среди них ярким пятном выделяется изображение цветов, которые в разных своих проявлениях - формах, цветовых оттенках,
- Анализ стихотворения Фета Венеция ночью
Небольшое, всего двенадцать строчек, стихотворение. Венеция - город влюблённых и путешественников. Побывать там хоть раз в жизни - мечта любого человека. Город полный романтики, стоящий на воде, где вместо улиц - каналы,
- Анализ стихотворения Цветаевой Молитва по плану
Многие поэты обладают неким даром предвиденья, они уже с ранних пор ощущали, что ждет их в дальнейшей жизни, и в большинстве случаев это были труднейшие испытания. Таким же чувством обладала русская поэтесса Марина Цветаева, которая
- Анализ стихотворения Фета Музе
Перед тем как начать анализ стихотворения Афанасия Афанасьевича Фета «Музе» необходимо упомянуть то, что поэту было уже шестьдесят лет. Произведения более поздней лирики поэта наполнены философскими размышлениями, а не радостными
- Анализ стихотворения Есенина Тебе одной плету венок
Есенин, подарил этому миру, множество литературных шедевров, которые и по сей день вызывают у читателей и любителей русской поэзии неведомое восхищение. Все свои стихи, он посвящал женщинам, Родине, своему, родному народу,
1
В насмешливом и дерзком нашем веке
Великое, святое слово: «мать»
Не пробуждает чувства в человеке.
Но я привык обычай презирать.
Я не боюсь насмешливости модной.
Такую музу мне дала судьба:
Она поет по прихоти свободной
Или молчит, как гордая раба,
Я много лет среди трудов и лени
С постыдным малодушьем убегал
Пленительной, многострадальной тени,
Для памяти священной… Час настал!..
Мир любит блеск, гремушки и литавры,
Удел толпы - не узнавать друзей,
Она несет хвалы, венцы и лавры
Лишь тем, чей бич хлестал ее больней;
Венец, толпой немыслящею свитый,
Ожжет чело страдалицы забытой -
Я не ищу ей позднего венца.
Но я хочу, чтоб свет души высокой
Сиял для вас средь полночи глубокой,
Подобно ей несчастные сердца!..
Быть может, я преступно поступаю,
Тревожа сон твой, мать моя? прости!
Но я всю жизнь за женщину страдаю.
К свободе ей заказаны пути;
Позорный плен, весь ужас женской доли,
Ей для борьбы оставил мало сил,
Но ты ей дашь урок железной воли…
Благослови, родная: час пробил!
В груди кипят рыдающие звуки,
Пора, пора им вверить мысль мою!
Твою любовь, твои святые муки,
Твою борьбу - подвижница, пою!..
2
Я отроком покинул отчий дом.
(За славой я в столицу торопился.)
В шестнадцать лет я жил своим трудом
И между тем урывками учился.
Лет двадцати, с усталой головой,
Ни жив, ни мертв (я голодал подолгу),
Но горделив - приехал я домой.
Я посетил деревню, нивы, Волгу -
Всё те же вы - и нивы, и народ…
И та же всё - река моя родная…
Заметил я новинку: пароход!
Но лишь на миг мелькнула жизнь живая.
Кипела ты - зубчатым колесом
Прорытая - дорога водяная,
А берега дремали кротким сном.
Дремало всё: расшивы, коноводки,
Дремал бурлак на дне завозной лодки,
Проснется он - и Волга оживет!
Я дождался тягучих мерных звуков…
Приду ль сюда еще послушать внуков,
Где слышу вас, отцы и сыновья!
Уж не на то ль дана мне жизнь моя?
Охвачен вдруг дремотою и ленью,
В полдневный зной вошел я в старый сад;
В нем семь ключей сверкают и гремят.
Внимая их порывистому пенью,
Вершины лип таинственно шумят.
Я их люблю: под их зеленой сенью,
Тиха, как ночь, и легкая, как тень,
Ты, мать моя, бродила каждый день.
У той плиты, где ты лежишь, родная,
Припомнил я, волнуясь и мечтая,
Что мог еще увидеться с тобой,
И опоздал! И жизни трудовой
Я предан был, и страсти, и невзгодам,
Захлеснут был я невскою волной…
Я рад, что ты не под семейным сводом
Погребена - там душно, солнца нет;
Не будет там лежать и твой поэт…
И наконец вошел я в старый дом,
В нем новый пол, и новые порядки;
Но мало я заботился о том.
Я разобрал, хранимые отцом,
Твоих работ, твоих бумаг остатки
И над одним задумался письмом.
Оно с гербом, оно с бордюром узким,
Исписан лист то польским, то французским
Порывистым и страстным языком.
Припоминал я что-то долго, смутно:
Уж не его ль, вздыхая поминутно,
Читала ты в младенчестве моем
Одна, в саду, не зная ни о чем,
Я в нем тогда источник горя видел
Моей родной, - я сжечь его был рад,
И я теперь его возненавидел.
Глухая ночь! Иду поспешно в сад…
Ищу ее, обнять желаю страстно…
Где ты? Прими сыновний мой привет!
Но вторит мне лишь эхо безучастно…
Я зарыдал; увы! ее уж нет!
Луна взошла и сад осеребрила,
Под сводом лип недвижно я стоял,
Которых сень родная так любила.
Я ждал ее - и не напрасно ждал…
Она идет; то медленны, то скоры
Ее шаги, письмо в ее руке…
Она идет… Внимательные взоры
По нем скользят в тревоге и тоске.
«Ты вновь со мной! - невольно восклицаю. -
Ты вновь со мной…» Кружится голова…
Чу, тихий плач, чу, шепот! Я внимаю -
Слова письма - знакомые слова!
3. Письмо
Варшава, 1824 год
Какую ночь я нынче провела!
О, дочь моя! что сделала ты с нами?
Кому, кому судьбу ты отдала?
Какой стране родную предпочла?
Приснилось мне: затравленная псами,
Занесена ты русскими снегами.
Была зима, была глухая ночь,
Пылал костер, зажженный дикарями,
И у костра с закрытыми глазами
Лежала ты, моя родная дочь!
Дремучий лес, чернея полукругом,
Ревел как зверь… ночь долгая была,
Стонала ты, как стонет раб за плугом,
И наконец застыла - умерла!..
О, сколько снов… о, сколько мыслей черных!
Я знаю, бог карает непокорных,
Я верю снам и плачу, как дитя…
Позор! позор! мы басня всей Варшавы.
Ты, чьей руки М.М. искал, как славы,
В кого N.N. влюбился не шутя,
Ты увлеклась армейским офицером,
Ты увлеклась красивым дикарем!
Не спорю, он приличен по манерам,
Природный ум я замечала в нем.
Но нрав его, привычки, воспитанье…
Умеет ли он имя подписать?
Прости! Кипит в груди негодованье -
Я не могу, я не должна молчать!
Твоей красе (сурова там природа)
Уж никогда вполне не расцвести;
Твоей косы не станет на полгода,
Там свой девиз: «любить и бить»… прости.
Какая жизнь! Полотна, тальки, куры
С несчастных баб; соседи - дикари,
А жены их безграмотные дуры…
Сегодня пир… псари, псари, псари!
Пой, дочь моя! средь самого разгара
Твоих рулад, не выдержав удара,
Валится раб… Засмейся! всем смешно…
В последний раз, как мать тебя целую -
Я поощрять беглянку не должна;
Решай сама, бери судьбу любую:
Вернись в семью, будь родине верна -
Или, отцом навеки проклятая
И навсегда потерянная мной,
Останься там отступницею края
И москаля презренною рабой.
Очнулся я. Ключи немолчные гремели,
И птички ранние на старых липах пели.
В руке моей письмо… но нет моей родной!
Смятенный, я поник уныло головой.
Природа чутким сном была еще объята;
Луна глядела в пруд; на стебле роковом
Стояли лопухи недвижно над прудом.
Так узники глядят из окон каземата
Я книги перебрал, которые с собой
Родная привезла когда-то издалека
Заметки на полях случайные читал:
В них жил пытливый ум, вникающий глубоко.
И снова плакал я, и думал над письмом,
И вновь его прочел внимательно сначала,
И кроткая душа, терзаемая в нем,
Впервые предо мной в красе своей предстала…
И неразлучною осталась ты с тех пор,
О мать-страдалица! с своим печальным сыном,
Тебя, твоих следов искал повсюду взор,
Досуг мой предан был прошедшего картинам.
Та бледная рука, ласкавшая меня,
Когда у догоравшего огня
В младенчестве я сиживал с тобою,
Мне в сумерки мерещилась порою,
И голос твой мне слышался впотьмах,
Исполненный мелодии и ласки,
Которым ты мне сказывала сказки
О рыцарях, монахах, королях.
Потом, когда читал я Данта и Шекспира,
Казалось, я встречал знакомые черты:
То образы из их живого мира
В моем уме напечатлела ты.
И стал я понимать, где мысль твоя блуждала,
Где ты душой, страдалица, жила,
Когда кругом насилье ликовало,
И стая псов на псарне завывала,
И вьюга в окна била и мела…
Незримой лестницей с недавних юных дней
Я к детству нисходил, ту жизнь припоминая,
Когда еще была ты нянею моей
И ангелом-хранителем, родная.
В ином краю, не менее несчастном
Но менее суровом рождена,
На севере угрюмом и ненастном
В осьмнадцать лет уж ты была одна.
Тот разлюбил, кому судьбу вручила,
С кем в чуждый край доверчиво пошла, -
Уж он не твой, но ты не разлюбила,
Ты разлюбить до гроба не могла…
Ты на письмо молчаньем отвечала,
Своим путем бесстрашно ты пошла.
Гремел рояль, и голос твой печальный
Звучал, как вопль души многострадальной,
Но ты была ровна и весела:
«Несчастна я, терзаемая другом,
Но пред тобой, о женщина раба!
Перед рабом, согнувшимся над плугом,
Моя судьба - завидная судьба!
Несчастна ты, о родина! я знаю:
Весь край в плену, весь трепетом объят,
Но край, где я люблю и умираю,
Несчастнее, несчастнее стократ!»
Хаос! мечусь в беспамятстве, в бреду!
Хаос! едва мерцает ум поэта,
Но юности священного обета
Не совершив, в могилу не сойду!
Поймут иль нет, но будет песня спета.
Я опоздал! я медленно и ровно
Заветный труд не в силах совершить,
Но я дерзну в картине малословной
Твою судьбу, родная, совместить.
И я смогу!.. Поможет мне искусство,
Поможет смерть - я скоро нужен ей!..
Мала слеза - но в ней избыток чувства…
Что океан безбрежный перед ней!..
Так двадцать лет подвижничества цепи
Влачила ты, пока твой час пробил.
И не вотще среди безводной степи
Струился ключ - он жаждущих поил.
И не вотще любовь твоя сияла:
Как в небесах ни много черных туч,
Но если ночь сдаваться утру стала,
Всё ж наконец проглянет солнца луч!
И вспыхнул день! Он твой: ты победила!
У ног твоих - детей твоих отец,
Семья давно вины твои простила,
Лобзает раб терновый твой венец…
Но… двадцать лет!.. Как сладко, умирая,
Вздохнула ты… как тихо умерла!
О, сколько сил явила ты, родная!
Каким путем к победе ты пришла!..
Душа твоя - она горит алмазом,
Раздробленным на тысячи крупиц
В величьи дел, неуловимых глазом.
Я понял их - я пал пред ними ниц,
Я их пою (даруй мне силы, небо!..).
Обречена на скромную борьбу,
Ты не могла голодному дать хлеба,
Ты не могла свободы дать рабу.
Но лишний раз не сжало чувство страха
Его души - ты то дала рабам, -
Но лишний раз из трепета и праха
Он поднял взор бодрее к небесам…
Быть может, дар беднее капли в море,
Но двадцать лет! Но тысячам сердец,
Чей идеал - убавленное горе,
Границы зла открыты наконец!
Твой властелин - наследственные нравы
То покидал, то бурно проявлял,
Но если он в безумные забавы
В недобрый час детей не посвящал,
Но если он разнузданной свободы
До роковой черты не доводил, -
На страже ты над ним стояла годы,
Покуда мрак в душе его царил…
И если я легко стряхнул с годами,
С души моей тлетворные следы
Поправшей всё разумное ногами,
Гордившейся невежеством среды,
И если я наполнил жизнь борьбою
За идеал добра и красоты,
И носит песнь, слагаемая мною,
Живой любви глубокие черты -
О мать моя, подвигнут я тобою!
Во мне спасла живую душу ты!
И счастлив я! уж ты ушла из мира,
Но будешь жить ты в памяти людской,
Пока в ней жить моя способна лира.
Пройдут года - поклонник верный мой
Ей посвятит досуг уединенный,
Прочтет рассказ и о твоей судьбе;
И, посетив поэта прах забвенный,
Вздохнув о нем, вздохнет и о тебе.
Великая битва за Сталинград, у людей, как принято говорить, старшего поколения ассоциативно связана с именем писателя Виктора Платоновича Некрасова , участника событий, сталинского лауреата, автора повести `В окопах Сталинграда `.
У каждого все складывается по-разному: у одного всю жизнь самый близкий человек - супруга, у кого-то - сестра, товарищ или брат: Для Некрасова ближайшим другом всегда оставалась его мать Зинаида Николаевна, которой он, едва позволяла фронтовая обстановка, слал письма.
Эпистолярный жанр - отдельная песня, однако у талантливого писателя обычное бытовое письмо превращается в маленькое литературное произведение, причем не выхолощенно-отредактированное, а полное чистых сиюмоментных ощущений.
3.1.44.
Сегодня мороз. Впервые за все время появилось солнце. И ветер. Первый зимний день. В хате тепло, хотя единственный вид топлива здесь - солома. Хозяин жарит нам картошку - вчера мы получили масло. Я здесь уже четвертый день. Работой или, вернее, занятиями нас особенно не утомляют. Вчера и позавчера вообще занятий не было. Сижу в хате и читаю. Кончил Дюма. Вчера прочел `Диктатора Петра` и `В тупике`. Хотя это и 23-й год, но я поражен, как тогда разрешали печатать такие вещи. А с книгами здесь туговато, надо было больше из Киева взять. Достал у какого-то парнишки `Девяносто третий год` на украинском языке - постараюсь дней на 5 растянуть. Газет с Днепропетровска не читал. Питаемся только доходящими слухами. У вас вокруг Киева дела как будто совсем хороши. И у нас здесь, кажется, неплохо. Канонада с каждым днем все тише и дальше. Но без газет трудно и скучно. И в полку, и в госпитале, и в Сталинграде даже в самые трудные минуты мы аккуратнейшим образом получали даже московские газеты. Интересно, сколько меня здесь продержат. Начфина еще не видал. Он в другом селе и сейчас без денег. За декабрь уже платил здесь, т. что я, вероятно, получу сразу за 2 м-ца. А письма от вас, если только задержусь здесь, начну получать не раньше февраля. Ну целую.
Вика
22.04.44. N 13
Поздравьте! Наше соединение наградили орденом Богдана Хмельницкого за Одессу. Это уже третий орден, т. что название нашей части теперь одним дыханием не скажешь - 14 слов!
У нас пока по-прежнему. Между прочим, не получали ли вы чего-нибудь от Януров или Галины Бавий? Я не знаю их тепер. адреса и не могу написать. Целую.
Вика
13.05.44.
Сейчас совсем нет времени писать письма. Много работы. А весна чудесная. Здесь бы на берегу красивой реки, среди цветущих яблонь и вишень отдыхать и мирно купаться, но, к сожалению, на это времени не хватает. От почты мы сейчас оторвались, поэтому письма, возможно, будут идти не регулярно. Крепко целую.
Вика
15.05.44.
Видишь, мама, как я часто пишу, хотя писать особенно не о чем. Все по-прежнему. Война войной. Вчера вечером принесли очередную пачку писем. К счастью, оказалась свечка. От тебя только одно, и то старое, ` 27. От Иончика, от Леньки, от П. Нестеровского, ну и, конечно, из Баку. Письма для нас - это сейчас самая большая радость. Сначала каждый читает свои письма, а потом начинаем читать друг другу. Вот так и живем. Не нравится мне, что фриц заладил опять к вам. И часто? Слышно ли что-нибудь о Янурах? Почему они не появляются и молчат? Ведь я оставил С.А. ваш новый киевский адрес.
Крепко целую.
Вика
21.05.44
Кажется, N 22 (все время сбиваюсь).
Продолжаю заниматься земляным строительством. Живу в палатке на вольном воздухе. Варим себе на костре пищу - различные каши и супы и только слышим, как далеко-далеко грохочут пушки, да самолеты вереницами летят на Запад.
Очень давно что-то не получал от вас писем, да и ни от кого. Значит, опять придет сразу целая пачка.
Писать больше буквально не о чем. Сегодня или завтра наш начфин сделает вам перевод - 2000 рублей. Кроме того, с этого месяца вы должны уже получать деньги по аттестату. Ближайшие 2 месяца кроме аттестата высылать денег не смогу, т. к. хочу расплатиться с займом.
Ну крепко целую и жду писем.
Вика
16.06.44. Кажется, N 27
Приехали в Коростень, через несколько минут едем дальше. По-видимому, будем менять Украину на Белоруссию. Едем хорошо - быстро и безостановочно. Погода испоганилась. Сегодня все небо обложило и течет по-осеннему.
И всего я в каких-нибудь 150 км от вас. Пока до Казарина не доехали, где-то в глубине теплилась еще надежда, что поедем вправо, а не влево, хотя все прекрасно понимали, что в Киеве нам делать нечего.
Ну пока. Всего хорошего.
Вика
5.07.44.
Чудное, солнечное утро. Только что вернулся с Митясовым с последних известий (взяли Полоцк), позавтракали пшенной кашей с томатным соком, отметили на карте продвижение фронта (вот здорово пошли в Белоруссии!), и сейчас не знаю как-то, чем заняться. Домики наши мы уже почти все кончили. Симпатичные получились, вроде сказочных избушек Бабы-яги. Вот только жить в них, по-видимому, особенно не придется. Отдых наш, кажется, приходит к концу. Вчера благодаря тому, что часть наших людей работала на реке - замечательно покупался. Вот все наши события. Вот уже больше месяца как мы так мирно живем. Письма что-то опять прекратились. По одному, по два письма на бат-н приходит.
Ну целую.
Вика
Сегодня должны быть готовы наши карточки.
23.07.44.
Представляю, как вы волнуетесь, не получая от меня писем. Но, ей-Богу, я с первого дня наступления все собираюсь, и буквально нет свободной минутки. Немец бежит так, что мы его и не видим. Мы делаем по 30 - 35 км в день и никак догнать не можем. Сейчас, если не тронемся дальше, напишу подробное письмо. А это на всякий случай. Крепко целую.
На протяжении всей жизни поэт вспоминал мать с глубокой благодарностью и с искренней сыновьей любовью. В поэме «Рыцарь на час» (1862) он страдает оттого, что, уехав из дома шестнадцатилетним мальчиком, он так и не увидел матери. Она слишком рано умерла. Недалеко от Ярославля, в селе Абрамцево, стоит церковь Петра и Павла, прихожанами которой являлась семья Некрасовых. А рядом, за церковной оградой, находится могила матери поэта - Елены Андреевны Некрасовой.
Повидайся со мною, родимая!
Появись легкой тенью на миг!
Всю ты жизнь прожила нелюбимая,
Всю ты жизнь прожила для других.
С головой, бурям жизни открытою,
Весь свой век под грозою сердитою
Простояла, - грудью своей
Защищая любимых детей.
И гроза над тобой разразилася!
Ты не дрогнув удар приняла,
За врагов, умирая, молилася,
На детей милость бога звала.
Неужели за годы страдания
Тот, кто столько тобою был чтим,
Не пошлет тебе радость свидания
С погибающим сыном твоим?.. (Н.А.Некрасов “Рыцарь на час”)
Наряду с тем, что Н. А. Некрасов всегда проявлял нежность к своей матери, он в своих стихотворениях сохранял эту нежность и к своим лирическим героиням. Русская женщина у Н. Некрасова прекрасна и талантлива, как его собственная мать. Она не лишена ума, самоотверженности и вдохновения. Вот почему так прекрасны образы женщин у поэта:
Красавица, миру на диво,
Румяна, стройна, высока,
Во всякой одежде красива,
Ко всякой работе ловка! [ 17;93]
Так пишет поэт в поэме «Мороз, Красный нос».
Тяготы и лишения проходит некрасовская женщина в своей жизни:
Три тяжкие доли имела судьба,
И первая доля: с рабом обвенчаться,
Вторая - быть матерью сына - раба,
А третья - до гроба рабу покоряться.
Дарья, центральная героиня поэмы «Мороз, Красный нос», - повторила судьбу многих: вышла замуж за крепостного, стала матерью, испытала на себе все горести и тяготы крестьянской жизни. О трагической судьбе героини мы многое узнаем во второй части поэмы, когда она, вынужденная отправиться в лес за дровами, становится жертвой Мороза. Замерзающая Дарья, погружаясь в сладостное сновидение, раскрывает перед нами свой внутренний мир, воскрешает отрадные дни своего прошлого и мечтает о будущем, которое, конечно, для нее уже никогда не наступит. Ярко раскрывается перед нами подлинная красота этой женщины, любящей, трудолюбивой, и так печальна ее судьба, так болезненны удары, которые уготовила ей жизнь.
До Н. А. Некрасова в русской литературе не было такого правдивого, глубоко прочувствованного изображения женщины-крестьянки, которой приходилось терпеть немыслимые тяготы жизни, но которая всегда сохраняла свою нравственную силу и красоту.
Образ Матрены Тимофеевны Корчагиной из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» стал вершинным созданием в разработке этой темы. Ей присущи многие достоинства: красота, ум, здоровье, богатая поэтическая душа, трудолюбие. Кажется, такая женщина самой природой предназначена для счастья. Она знала любовь, по любви и замуж выходила, было у нее и счастливое материнство. Но дальше мы знакомимся с судьбой этой женщины, ее жизнью до замужества и в семье мужа, и, как мы видим из ее рассказа, ей выпала тяжкая доля. Она трудилась с малых лет, терпела унижения в чужой семье. Рассказала она о побоях, о смерти своего первого сына, о несчастье с Федотушкой, о страшном голоде в неурожайные годы, рекрутчине, горькой доле многодетной матери-солдатки. Матрена говорит об испытаниях и лишениях, уготованных ей судьбой, как о чем-то естественном, будничном, но за этой видимой будничностью чувствуется глубокий драматизм и трагизм. Но Матрена Тимофеевна все вынесла, выдержала, сохранила чувство собственного достоинства. «Свободное сердце» и душевное благородство помогли ей перенести все страдания, но обиды она не забыла и не простила. «Я потупленную голову, сердце гневное ношу», -- признается она мужикам. И, конечно, трудно назвать Матрену Тимофеевну счастливой женщиной. Образ ее еще раз убеждает нас, что «ключи от счастья» женщины-крестьянки «заброшены, утеряны» и на Руси «не дело между бабами счастливую искать»:
Века протекали - все к счастью стремилось,
Все в мире по нескольку раз изменилось,
Одно только бог изменить забывал
Суровую долю крестьянки...
Образ «матери-страдалицы» Н. А. Некрасов запечатлел в поэме «Мать». В ней поэт говорит о том, что в образах из «живого мира» Данте он узнавал «знакомые черты». Параллель матери Н. Некрасова - Беатриче, которая помещена в центр Рая, опять позволяет говорить о мифологическом переосмыслении образа. Так в поэзии Н. А. Некрасова возникает вселенски всеохватный образ Матери-Троицы. Присутствие Матери в приземном пространстве гармонизирует, по мнению Н. Некрасова, весь одухотворенный и наделенный способностью к единению в сопереживании земной тварный мир, всех страждущих и требующих защиты.
Твой властелин - наследственные нравы
То покидал, то бурно проявлял,
Но если он в безумные забавы
В недобрый час детей не посвящал,
Но если он разнузданной свободы
До роковой черты не доводил, -
На страже ты над ним стояла годы
Покуда мрак в душе его царил…
И если я легко стряхнул с годами
С души моей тлетворные следы
Поправшей все разумное ногами,
Гордившейся невежеством среды,
И если я наполнил жизнь борьбою
За идеал добра и красоты,
И носит песнь, слагаемая мною,
Живой любви глубокие черты -
О, мать моя, подвигнут я тобою!
Во мне спасла живую душу ты!
Поэма «Русские женщины» характеризуется тем, что две темы матери, жены, защитницы в ней слились воедино. Не прошло мимо Н. А. Некрасова событие декабря 1825 г.. Подвиг жен декабристов поэт сумел воплотить в своем творчестве. Женщины отправлялись за своими мужьями в далекую Сибирь. Сила и характер мужественной женщины встает на первый план некрасовской поэмы. Он верит в будущее, он верит в то, что сила русской женщины в доброте, в стремлении защитить своего ближнего, как когда-то защищала его мать.
Ужасна будет, знаю я,
Жизнь мужа моего,
Пускай же будет и моя
Не радостней его!
Три тяжкие доли имела судьба,
И первая доля: с рабом повенчаться,
Вторая -- быть матерью сына раба,
А третья -- до гроба рабу покоряться,
И все эти грозные доли легли
На женщину русской земли.
22.Из поэмы "Мать"
В насмешливом и дерзком нашем веке
Великое, святое слово: "мать"
Не пробуждает чувства в человеке.
Но я привык обычай презирать.
Я не боюсь насмешливости модной.
Такую музу мне дала судьба:
Она поет по прихоти свободной
Или молчит, как гордая раба,
Я много лет среди трудов и лени
С постыдным малодушьем убегал
Пленительной, многострадальной тени,
Для памяти священной… Час настал!..
Мир любит блеск, гремушки и литавры,
Удел толпы – не узнавать друзей,
Она несет хвалы, венцы и лавры
Лишь тем, чей бич хлестал ее больней;
Венец, толпой немыслящею свитый,
Ожжет чело страдалицы забытой -
Я не ищу ей позднего венца.
Но я хочу, чтоб свет души высокой
Сиял для вас средь полночи глубокой,
Подобно ей несчастные сердца!..
Быть может, я преступно поступаю,
Тревожа сон твой, мать моя? прости!
Но я всю жизнь за женщину страдаю.
К свободе ей заказаны пути;
Позорный плен, весь ужас женской доли,
Ей для борьбы оставил мало сил,
Но ты ей дашь урок железной воли…
Благослови, родная: час пробил!
В груди кипят рыдающие звуки,
Пора, пора им вверить мысль мою!
Твою любовь, твои святые муки,
Твою борьбу – подвижница, пою!..
Я отроком покинул отчий дом.
(За славой я в столицу торопился.)
В шестнадцать лет я жил своим трудом
И между тем урывками учился.
Лет двадцати, с усталой головой,
Ни жив, ни мертв (я голодал подолгу),
Но горделив – приехал я домой.
Я посетил деревню, нивы, Волгу -
Всё те же вы – и нивы, и народ…
И та же всё – река моя родная…
Заметил я новинку: пароход!
Но лишь на миг мелькнула жизнь живая.
Кипела ты – зубчатым колесом
Прорытая – дорога водяная,
А берега дремали кротким сном.
Дремало всё: расшивы, коноводки,
Дремал бурлак на дне завозной лодки,
Проснется он – и Волга оживет!
Я дождался тягучих мерных звуков…
Приду ль сюда еще послушать внуков,
Где слышу вас, отцы и сыновья!
Уж не на то ль дана мне жизнь моя?
Охвачен вдруг дремотою и ленью,
В полдневный зной вошел я в старый сад;
В нем семь ключей сверкают и гремят.
Внимая их порывистому пенью,
Вершины лип таинственно шумят.
Я их люблю: под их зеленой сенью,
Тиха, как ночь, и легкая, как тень,
Ты, мать моя, бродила каждый день.
У той плиты, где ты лежишь, родная,
Припомнил я, волнуясь и мечтая,
Что мог еще увидеться с тобой,
И опоздал! И жизни трудовой
Я предан был, и страсти, и невзгодам,
Захлеснут был я невскою волной…
Я рад, что ты не под семейным сводом
Погребена – там душно, солнца нет;
Не будет там лежать и твой поэт…
…………………………….
…………………………….
…………………………….
…………………………….
И наконец вошел я в старый дом,
В нем новый пол, и новые порядки;
Но мало я заботился о том.
Я разобрал, хранимые отцом,
Твоих работ, твоих бумаг остатки
И над одним задумался письмом.
Оно с гербом, оно с бордюром узким,
Исписан лист то польским, то французским
Порывистым и страстным языком.
Припоминал я что-то долго, смутно:
Уж не его ль, вздыхая поминутно,
Читала ты в младенчестве моем
Одна, в саду, не зная ни о чем,
Я в нем тогда источник горя видел
Моей родной,- я сжечь его был рад,
И я теперь его возненавидел.
Глухая ночь! Иду поспешно в сад…
Ищу ее, обнять желаю страстно…
Где ты? Прими сыновний мой привет!
Но вторит мне лишь эхо безучастно…
Я зарыдал; увы! ее уж нет!
Луна взошла и сад осеребрила,
Под сводом лип недвижно я стоял,
Которых сень родная так любила.
Я ждал ее – и не напрасно ждал…
Она идет; то медленны, то скоры
Ее шаги, письмо в ее руке…
Она идет…Внимательные взоры
По нем скользят в тревоге и тоске.
"Ты вновь со мной!- невольно восклицаю.-
Ты вновь со мной…" Кружится голова…
Чу, тихий плач, чу, шепот! Я внимаю -
Слова письма – знакомые слова!
3. Письмо
Варшава, 1824 год
Какую ночь я нынче провела!
О, дочь моя! что сделала ты с нами?
Кому, кому судьбу ты отдала?
Какой стране родную предпочла?
Приснилось мне: затравленная псами,
Занесена ты русскими снегами.
Была зима, была глухая ночь,
Пылал костер, зажженный дикарями,
И у костра с закрытыми глазами
Лежала ты, моя родная дочь!
Дремучий лес, чернея полукругом,
Ревел как зверь… ночь долгая была,
Стонала ты, как стонет раб за плугом,
И наконец застыла – умерла!..
О, сколько снов… о, сколько мыслей черных!
Я знаю, бог карает непокорных,
Я верю снам и плачу, как дитя…
Позор! позор! мы басня всей Варшавы.
Ты, чьей руки М.М. искал, как славы,
В кого N.N. влюбился не шутя,
Ты увлеклась армейским офицером,
Ты увлеклась красивым дикарем!
Не спорю, он приличен по манерам,
Природный ум я замечала в нем.
Но нрав его, привычки, воспитанье…
Умеет ли он имя подписать?
Прости! Кипит в груди негодованье -
Я не могу, я не должна молчать!
………………………….
Твоей красе (сурова там природа)
Уж никогда вполне не расцвести;
Твоей косы не станет на полгода,
Там свой девиз: "любить и бить"… прости.
………………………………………..
Какая жизнь! Полотна, тальки, куры
С несчастных баб; соседи – дикари,
А жены их безграмотные дуры…
Сегодня пир… псари, псари, псари!
Пой, дочь моя! средь самого разгара
Твоих рулад, не выдержав удара,
Валится раб… Засмейся! всем смешно…
…………………………………..
…………………………………..
В последний раз, как мать тебя целую -
Я поощрять беглянку не должна;
Решай сама, бери судьбу любую:
Вернись в семью, будь родине верна -
Или, отцом навеки проклятая
И навсегда потерянная мной,
Останься там отступницею края
И москаля презренною рабой.
………………………..
Очнулся я. Ключи немолчные гремели,
И птички ранние на старых липах пели.
В руке моей письмо… но нет моей родной!
Смятенный, я поник уныло головой.
Природа чутким сном была еще объята;
Луна глядела в пруд; на стебле роковом
Стояли лопухи недвижно над прудом.
Так узники глядят из окон каземата
……………………………
……………………………
……………………………
……………………………
Я книги перебрал, которые с собой
Родная привезла когда-то издалека
Заметки на полях случайные читал:
В них жил пытливый ум, вникающий глубоко.
И снова плакал я, и думал над письмом,
И вновь его прочел внимательно сначала,
И кроткая душа, терзаемая в нем,
Впервые предо мной в красе своей предстала…
И неразлучною осталась ты с тех пор,
О мать-страдалица! с своим печальным сыном,
Тебя, твоих следов искал повсюду взор,
Досуг мой предан был прошедшего картинам.
Та бледная рука, ласкавшая меня,
Когда у догоравшего огня
В младенчестве я сиживал с тобою,
Исполненный мелодии и ласки,
Которым ты мне сказывала сказки
О рыцарях, монахах, королях.
Потом, когда читал я Данта и Шекспира,
Казалось, я встречал знакомые черты:
То образы из их живого мира
В моем уме напечатлела ты.
И стал я понимать, где мысль твоя блуждала,
Где ты душой, страдалица, жила,
Когда кругом насилье ликовало,
И стая псов на псарне завывала,
И вьюга в окна била и мела…
……………………………
……………………………
……………………………
……………………………
Незримой лестницей с недавних юных дней
Я к детству нисходил, ту жизнь припоминая,
Когда еще была ты нянею моей
И ангелом-хранителем, родная.
В ином краю, не менее несчастном
Но менее суровом рождена,
На севере угрюмом и ненастном
В осьмнадцать лет уж ты была одна.
Тот разлюбил, кому судьбу вручила,
С кем в чуждый край доверчиво пошла,-
Уж он не твой, но ты не разлюбила,
Ты разлюбить до гроба не могла…
……………………………
……………………………
……………………………
……………………………
……………………………
……………………………
……………………………
……………………………
Ты на письмо молчаньем отвечала,
Своим путем бесстрашно ты пошла.
……………………………
Звучал, как вопль души многострадальной,
Но ты была ровна и весела:
"Несчастна я, терзаемая другом,
Но пред тобой, о женщина раба!
Перед рабом, согнувшимся над плугом,
Моя судьба – завидная судьба!
Несчастна ты, о родина! я знаю:
Весь край в плену, весь трепетом объят,
Но край, где я люблю и умираю,
Несчастнее, несчастнее стократ!"
Хаос! мечусь в беспамятстве, в бреду!
Хаос! едва мерцает ум поэта,
Но юности священного обета
Не совершив, в могилу не сойду!
Поймут иль нет, но будет песня спета.
Я опоздал! я медленно и ровно
Заветный труд не в силах совершить,
Но я дерзну в картине малословной
Твою судьбу, родная, совместить.
И я смогу!.. Поможет мне искусство,
Поможет смерть – я скоро нужен ей!..
Мала слеза – но в ней избыток чувства…
Что океан безбрежный перед ней!..
……………………………
Так двадцать лет подвижничества цепи
Влачила ты, пока твой час пробил.
И не вотще среди безводной степи
Струился ключ – он жаждущих поил.
И не вотще любовь твоя сияла:
Как в небесах ни много черных туч,
Но если ночь сдаваться утру стала,
Всё ж наконец проглянет солнца луч!
И вспыхнул день! Он твой: ты победила!
У ног твоих – детей твоих отец,
Семья давно вины твои простила,
Лобзает раб терновый твой венец…
Но… двадцать лет!.. Как сладко, умирая,
Вздохнула ты… как тихо умерла!
О, сколько сил явила ты, родная!
Каким путем к победе ты пришла!..
Душа твоя – она горит алмазом,
Раздробленным на тысячи крупиц
В величьи дел, неуловимых глазом.
Я понял их – я пал пред ними ниц,
Я их пою (даруй мне силы, небо!..).
Обречена на скромную борьбу,
Ты не могла голодному дать хлеба,
Ты не могла свободы дать рабу.
Но лишний раз не сжало чувство страха
Его души – ты то дала рабам,-
Но лишний раз из трепета и праха
Он поднял взор бодрее к небесам…
Быть может, дар беднее капли в море,
Но двадцать лет! Но тысячам сердец,
Чей идеал – убавленное горе,
Границы зла открыты наконец!
Твой властелин – наследственные нравы
То покидал, то бурно проявлял,
Но если он в безумные забавы
В недобрый час детей не посвящал,
Но если он разнузданной свободы
До роковой черты не доводил,-
На страже ты над ним стояла годы,
Покуда мрак в душе его царил…
И если я легко стряхнул с годами,
С души моей тлетворные следы
Поправшей всё разумное ногами,
Гордившейся невежеством среды,
И если я наполнил жизнь борьбою
За идеал добра и красоты,
И носит песнь, слагаемая мною,
Живой любви глубокие черты -
О мать моя, подвигнут я тобою!
Во мне спасла живую душу ты!
И счастлив я! уж ты ушла из мира,
Но будешь жить ты в памяти людской,
Пока в ней жить моя способна лира.
Пройдут года – поклонник верный мой
Ей посвятит досуг уединенный,
Прочтет рассказ и о твоей судьбе;
И, посетив поэта прах забвенный,
Вздохнув о нем, вздохнет и о тебе.
23. ГОРЯЩИЕ ПИСЬМА
Они горят!.. Их не напишешь вновь,
Хоть написать, смеясь, ты обещала…
Уж не горит ли с ними и любовь,
Которая их сердцу диктовала?
Их ложью жизнь еще не назвала,
Ни правды их еще не доказала…
Но та рука со злобой их сожгла,
Которая с любовью их писала!
Свободно ты решала выбор свой,
И не как раб упал я на колени;
Но ты идешь по лестнице крутой
И дерзко жжешь пройденные ступени!..
Безумный шаг!.. быть может, роковой…
…………………………..
Пододвинь перо, бумагу, книги!
Милый друг! Легенду я слыхал:
Пали с плеч подвижника вериги,
И подвижник мертвый пал!
Помогай же мне трудиться, Зина!
Труд всегда меня животворил.
Вот еще красивая картина -
Запиши, пока я не забыл!
Да не плачь украдкой! Верь надежде,
Смейся, пой, как пела ты весной,
Повторяй друзьям моим, как прежде,
Каждый стих, записанный тобой.
Говори, что ты довольна другом:
В торжестве одержанных побед
Над своим мучителем недугом
Позабыл о смерти твой поэт!
Любовь и труд – под грудами развалин!
Куда ни глянь – предательство, вражда,
А ты стоишь – бездействен и печален
И медленно сгораешь от стыда.
И небу шлешь укор за дар счастливый:
Зачем тебя венчало им оно,
Когда душе мечтательно-пугливой
Решимости бороться не дано?..
(Февраль. 1877)
26.БАЮШКИ-БАЮ
Непобедимое страданье,
Неумолимая тоска…
Влечет, как жертву на закланье,
Недуга черная рука.
Где ты, о муза! Пой, как прежде!
"Нет больше песен, мрак в очах;
Сказать: умрем! конец надежде!
Я прибрела на костылях!"
Костыль ли, заступ ли могильный
Стучит… смолкает… и затих…
И нет ее, моей всесильной,
И изменил поэту стих.
Но перед ночью непробудной
"Пора с полуденного зноя!
Пора, пора под сень покоя;
Усни, усни, касатик мой!
Прийми трудов венец желанный,
Уж ты не раб – ты царь венчанный;
Ничто не властно над тобой!
Не страшен гроб, я с ним знакома;
Не бойся молнии и грома,
Не бойся цепи и бича,
Не бойся яда и меча,
Ни беззаконья, ни закона,
Ни урагана, ни грозы
Ни человеческого стона,
Ни человеческой слезы.
Усни, страдалец терпеливый!
Свободной, гордой и счастливой
Увидишь родину свою,
Баю-баю-баю-баю!
Еще вчера людская злоба
Тебе обиду нанесла;
Всему конец, не бойся гроба!
Не будешь знать ты больше зла!
Не бойся клеветы, родимый,
Ты заплатил ей дань живой,
Не бойся стужи нестерпимой:
Я схороню тебя весной.
Не бойся горького забвенья:
Уж я держу в руке моей
Венец любви, венец прощенья,
Дар кроткой родины твоей…
Уступит свету мрак упрямый,
Услышишь песенку свою
Над Волгой, над Окой, над Камой,
Баю-баю-баю-баю!.."
Черный день! Как нищий просит хлеба,
Смерти, смерти я прошу у неба,
Я прошу ее у докторов,
У друзей, врагов и цензоров,
Я взываю к русскому народу:
Коли можешь, выручай!
Окуни меня в живую воду,
Или мертвой в меру дай.
28. ТЫ НЕ ЗАБЫТА…
"Я была еще вчера полезна
Ближнему – теперь уж не могу!
Смерть одна желанна и любезна -
Пулю я недаром берегу…"
Вот и всё, что ты нам завещала,
Да еще узнали мы потом,
Что давно ты бедным отдавала,
Что добыть умела ты трудом.
Поп труслив – боится, не хоронит;
Убедить его мы не могли.
Мы в овраг, где горько ветер стонет,
На руках покойницу несли.
Схоронив, мы камень обтесали,
Утвердили прямо на гробу
И на камне четко написали
Жизнь и смерть, и всю твою судьбу.
И твои останки людям милы,
И укор, и поученье в них…
Нужны нам великие могилы,
Если нет величия в живых…
Прежде – праздник деревенский,
Нынче – осень голодна;
Нет конца печали женской,
Не до пива и вина.
С воскресенья почтой бредит
Православный наш народ,
По субботам в город едет,
Ходит, просит, узнает:
Кто убит, кто ранен летом,
Кто пропал, кого нашли?
По каким-то лазаретам
Уцелевших развезли?
Так ли жутко! Свод небесный
Темен в полдень, как в ночи;
Не сидится в хате тесной,
Не лежится на печи.
Сыт, согрелся, слава богу,
Только спать бы! Нет, не спишь,
Так и тянет на дорогу,
Ни за что не улежишь.
И бойка ж у нас дорога!
Так увечных возят много,
Что за ними на бугре,
Как проносятся вагоны,
Человеческие стоны
Ясно слышны на заре.
30. МУЖ И ЖЕНА
"Глашенька! Пустошь Ивашево -
Треть состояния нашего,
Не продавай ее, ангельчик мой!
Выдай обратно задаток…"
Слезы, нервический хохот, припадок:
"Я задолжала – и срок за спиной…"
– "Глаша, не плачь! я – хозяин плохой,
Делай что хочешь со мной.
Сердце мое, исходящее кровью,
Всевыносящей любовью
Полно, друг мой!"
"Глаша! волнует и мучит
Чувство ревнивое душу мою.
Этот учитель, что Петеньку учит…"
– "Так! муженька узнаю!
О, если б ты знал, как зол ты и гадок".
"Знаю, прости! Я ревнивец большой!
Делай что хочешь со мной.
Сердце мое, исходящее кровью,
Всевыносящей любовью
Полно, друг мой!"
"Глаша! как часто ты нынче гуляешь;
Ты хоть сегодня останься со мной.
Много скопилось работы – ты знаешь,
Чтоб одолеть ее, нужен покой!"
Слезы, нервический хохот, припадок…
"Глаша, иди! я – безумец, я гадок,
Я – эгоист бессердечный и злой,
Делай что хочешь со мной.
Сердце мое, исходящее кровью,
Всевыносящей любовью
Полно, друг мой!"
Мне снилось: на утесе стоя,
Я в море броситься хотел,
Вдруг ангел света и покоя
Мне песню чудную запел:
"Дождись весны! Приду я рано,
Скажу: будь снова человек!
Сниму с главы покров тумана
И сон с отяжелелых век;
И вновь блаженные часы
Ты обретешь, сбирая колос
С своей несжатой полосы".
Великое чувство! У каждых дверей,
В какой стороне ни заедем,
Мы слышим, как дети зовут матерей,
Далеких, но рвущихся к детям.
Великое чувство! Его до конца
Мы живо в душе сохраняем,-
Мы любим сестру, и жену, и отца,
Но в муках мы мать вспоминаем!
(конец 1877)
33. ПОДРАЖАНИЕ ШИЛЛЕРУ
1. СУЩНОСТЬ
Если в душе твоей ясны
Типы добра и любви,
В мире все темы прекрасны,
Музу смелее зови.
Муза тебя посетила:
Смутно блуждает твой взор!
В первом наитии сила!
Брось начатой разговор.
2. ФОРМА
Форме дай щедрую дань
Временем: важен в поэме
Стиль, отвечающий теме.
Стих, как монету, чекань
Строго, отчетливо, честно,
Правилу следуй упорно:
Чтобы словам было тесно,
Мыслям – просторно.
(конец 1877)
Скоро – приметы мои хороши!-
Скоро покину обитель печали:
Вечные спутники русской души -
Ненависть, страх – замолчали.
(конец 1877)
О муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба -
Не плачь! завиден жребий наш,
Не наругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!
Не русский – взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную музу…
(декабрь 1877)
В стране, где нет ни злата, ни сребра,
Речь об изъятии бумажек
Не может принести добра,
Но… жребий слушателей тяжек.
37. О.А.Петрову
(в день 50-летнего юбилея)
Умиляя сердце человека,
Славен путь певца-богатыря.
Не слабей под игом лет преклонных.
Тысячи и тысячи сердец,
Любящих, глубоко умиленных,
Благодарность шлют тебе, певец!
Воплощая русское искусство
В звуках жизни, правды, красоты,
Труд, любовь и творческое чувство
На алтарь его приносишь ты…
(декабрь 1875)
38. При отъезде Дмитриева в Киев из Ярославля
Не сердись ты на него,
Коли дурен спич:
Путь далек до Киева,
Позабудешь дичь!
(1875(?))
39. К ПОРТРЕТУ ***
Твои права на славу очень хрупки,
И если вычесть из заслуг
Ошибки юности и поздних лет уступки,-
Пиши пропало, милый друг.
<1876>
Угомонись, моя муза задорная,
Сил нет работать тебе.
Родина милая, Русь святая, просторная
Вновь заплатила судьбе…
Похорони меня с честью, разбитого
Недугом тяжким и злым.
Моего века, тревожно прожитого,
Словом не вспомни лихим.
Верь, что во мне необъятно-безмерная
Крылась к народу любовь
И что застынет во мне теперь верная,
Чистая, русская кровь.
Много, я знаю, найдется радетелей,
Все обо мне прокричат,
Жаль только, мало таких благодетелей,
Что погрустят да смолчат.
Много истратят задора горячего
Все над могилой моей.
Родина милая, сына лежачего
Благослови, а не бей!..
……………….
……………….
Как человека забудь меня – частного,
Но как поэта – суди…
И не боюсь я суда того строгого
Чист пред тобою я, мать.
В том лишь виновен, что многого, многого
Здесь мне не дали сказать…
(сентябрь 1876)
Человек лишь в одиночку
Зол – ошибки не простит,
Мир -"не всяко лыко в строчку"
Спокон веку говорит.
Не умрет в тебе отвага
С ложью, злобой бой вести…
Лишь умышленного шага
По неправому пути
Бойся!.. Гордо поднятая
Вдруг поникнет голова,
Станет речь твоя прямая
Боязлива и мертва.
Сгибнут смелость и решительность,
Овладеет сердцем мнительность
И покинет, наконец,
Даже вера в снисходительность
Человеческих сердец!..
(декабрь 1876)
Не за Якова Ростовцева
Ты молись, не за Милютина,
…….. ты молись
О всех в казематах сгноенных,
О солдатах, в полках засеченных,
О повешенных ты помолись.
(конец декабря 1876)
Ни стыда, ни состраданья,
Кудри в мелких завитках,
Стан, волнующийся гибко,
И на чувственных губах
Сладострастная улыбка.
(1876)
44. К ПОРТРЕТУ ***
Развенчан нами сей кумир
С его бездейственной, фразистою любовью,
Умны мы стали: верит мир
Лишь доблести, запечатленной кровью…
(1876(?))
Спрашивал я у людей,
В жизни, в природе отчизны моей,
В книгах холодных,
В стонах народных -
Тщетно искал я ответа…
(1876(?))
Но любя, свое сердце готовь
Выносить непрестанные грозы:
В нашем мире, дитя, где любовь,
Там и слезы.
(1876(?))
Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,
Что женщине не следует "гулять"
Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,
Когда она жена и мать.
