Немецкие войска вошли в Киев 19 сентября 1941 года. Украинские СМИ эту дату по понятным причинам предпочли «не заметить» - ведь у власти на Украине сегодня находятся духовные наследники пособников гитлеровцев, Бандера и Шухевич объявлены «национальными героями»

Оккупация длилась 778 дней — до 6 ноября 1943 года. Какими были эти дни? Достаточно сказать, что из 400 тысяч жителей города, остававшихся в Киеве к моменту прихода немцев, освободителей встретили лишь 180 тысяч киевлян. Только в Бабьем Яру были расстреляны сто тысяч человек, десятки тысяч расстреляли как заложников, около ста тысяч вывезли на работы в Германию, тысячи киевлян умерли от голода и лишений, многие покинули город в поисках пропитания.

Кто помогал гитлеровцам

Прямыми соучастниками злодеяний гитлеровских захватчиков, их подручными были украинские буржуазные националисты, отмечают историки П.Т Тронько и П.М.Овчаренко в работе «Солдаты Киевского подполья» .

Но поддержки среди населения они не находили. Историки цитируют письмо бывшего петлюровского министра Огиенко , который, прожив несколько месяцев в Киеве, писал своему приятелю во Францию, что население смотрит на украинских националистов «так, как когда-то, наверное, смотрели киевляне на татар-завоевателей».

«Никакой пощады нам. Вокруг нас одна жестокость. Всех приезжих украинцев, то есть нас, называют фашистами, шпиками, сообщниками Гитлера… Это правда, друг… Немцы действительно поручают нам с человеческой точки зрения самые мерзкие дела», — свидетельствует Огиенко.

Сегодня на переживающей процесс «декоммунизации» Украине пытаются утвердить совсем другую версия истории. Согласно концепции, продвигаемой институтом нацпамяти, националисты будто бы воевали на два фронта — против немецких захватчиков и… против «захватчиков» советских. Вот только следов их «борьбы» с фашистами никак не удаётся найти. При этом упускается из виду тот факт, что миллионы украинцев воевали в рядах Советской армии (следовательно, сами были, с точки зрения нынешней власти, «захватчиками»)…

Сопротивление

Для немецких оккупантов эти дни лёгкими не были — с первых же дней они столкнулись с организованным сопротивлением.
Партизаны, действовавшие в Киеве и в окрестностях, ликвидировали более 30 тысяч гитлеровцев и их приспешников, пустили под откос 259 железнодорожных эшелонов, разгромили 103 немецких гарнизона, совершили нападения на 249 полицейских комендатур. Были уничтожены 333 склада боеприпасов, разгромлены 282 районных сельских управы оккупационного режима, указывается в исторической справке на городском сайте.

Были и провалы. В результате предательства в октябре 1941 года гитлеровцами были схвачены почти все члены подпольных горкома и райкомов партии.

Подвиг героев Киевского подполья был оценен — 1317 человек были награждены орденами и медалями. Настоящий герой Украины: Иван Кудря против Маккейна

Хотя эта трагическая и наполненная драматическими событиями часть истории нашей страны представляется нам хорошо изученной, на самом деле многие загадки не разгаданы до конца и ждут объективного исследования. Приведём лишь несколько примеров, опираясь на данные историков и открытых источников.

Подпольный обком действует

С первых дней оккупации в Киеве развернул работу созданный ещё в июле-августе 41 года подпольный обком Компартии Украины, было создано одиннадцать партизанских отрядов, которые насчитывали более 4400 человек. Отметим, что общая численность советских партизан и подпольщиков на территории Украинской ССР в 1941-1944 годы оценивалась на уровне 220 тыс. чел. в составе 53 партизанских соединений, 2145 партизанских отрядов и 1807 партизанских групп («История Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941-1945»).

«В Киеве наряду с основными подпольным горкомом и девятью райкомами были созданы запасной, дублирующий горком партии, а также 9 подпольных райкомов комсомола, 37 подпольных партийных и комсомольских организаций и диверсионных групп. Все они были обеспечены необходимой материально-технической базой. Подпольный горком партии подобрал 40 конспиративных и явочных квартир, организовал несколько небольших типографий. В разных местах города было установлено 10 радиоприёмников», — пишут Тронько и Овчаренко.

Подпольщиков готовили в разведшколах заранее, еще до войны. В некоторых источниках указывается, что при этом не всегда соблюдали правила секретности (никто и не думал, что Киев когда-то придётся сдать врагу). Впоследствии многим резидентам такая беспечность организаторов стоила жизни.

Но, несмотря на потери, антифашистское подполье действовало в каждом районе Киева, да так, что земля буквально горела под ногами захватчиков. В конце сентября подпольный горком создал штаб диверсионно-подрывной деятельности, начали работу боевые группы. Помимо подпольного горкома в Киеве действовали шесть общегородских подпольных организаций. Эти организации, в частности, действовали на предприятиях, обслуживающих гитлеровскую армию. Уже в конце сентября 1941 года на заводах стали в большом количестве выходить из строя станки и оборудование.

Задолго до прихода немцев в Киеве были заминированы все важные объекты жизнеообеспечения, объекты транспорта и связи, мосты через Днепр, правительственные здания, театры. При этом использовались радиоуправляемые взрывные устройства, которые можно было взорвать с большого расстояния.

Мосты были взорваны при отступлении советских войск, часть городских объектов немцам удалось разминировать, получив информацию от перебежчиков и (по некоторым источникам) от минеров, попавших в плен. Но оказалось, перебежчики знали далеко не всё.

Взорванный Крещатик

Плотный дым окутал историческую часть Киева 24 сентября 1941 года: во второй половине дня внезапно для захватчиков произошел мощный взрыв в помещении «Детского мира» на углу Крещатика и Прорезной, где разместились штаб одной из дивизий, приемный пункт, куда населению надлежало сдавать свои радиоприёмники, и немецкая комендатура. От детонации сработали взрывные устройства в соседних домах, начался пожар.

«Первый взрыв облаком дыма затмил ясный день. Пламя охватило магазин «Дитячий свит». С этого все и началось. Взрыв за взрывом. Пожар распространялся вверх по Прорезной улице и перекинулся на обе стороны Крещатика. Ночью киевляне наблюдали большую зарницу, которая постоянно разрасталась. Большевики разрушили водопровод. Потушить пожар было невозможно. В то время огонь был хозяином — он пожирал и уничтожал дом за домом. Сгорело 5 лучших кинотеатров, Театр юного зрителя, театр КОВО, радиотеатр, консерватория и музыкальная школа, Центральный почтамт, Дом горсовета, 2 самых больших универмага, 5 лучших ресторанов и кафе, цирк, городской ломбард, 5 самых больших гостиниц («Континенталь», «Савой», «Гранд-готель» и другие), Центральная городская железнодорожная станция (билетные кассы), Дом архитектора и ученых, 2 пассажа, типография, 8 обувная фабрика, средняя школа, более 100 лучших магазинов. Уничтожено много библиотек, интересных документов, ценных вещей. Например, в Киевской консерватории сгорел большой орган и около 200 роялей и пианино. Даже трудно себе представить и подсчитать размеры этого неслыханного преступления советов!» — сокрушалась поддерживающая гитлеровцев газета «Українське слово» (номер за 21 октября 1941 года). РИА Новости: «Большевистская оккупация» Украины в СССР и преемственность страны от УНР - мифы

В результате взрывов и пожара погибли около 300 немецких солдат и офицеров. Погибли и мирные жители. Точное количество погибших не установлено.

«Не существует единой точки зрения относительно ответственных за уничтожение именно исторической части Киева 1941 года», — сообщает русскоязычная версия Википедии (эта энциклопедия стала «полем боя» для сторонников той или иной исторической концепции — но это тема для отдельного разговора).

В советском издании «История Киева» в уничтожении Крещатика и прилегающих улиц обвиняли немцев: «Свое пребывание в Киеве гитлеровцы отметили варварским разрушением предприятий, жилых домов, театров, клубов, библиотек, спортивных сооружений и др. Они взорвали и сожгли все дома на центральной магистрали города — Крещатика и прилегающих к нему улицах. От площади Калинина до Бессарабки на месте многоэтажных сооружений остались бесформенные груды железа и кирпича. Разрушение Киева гитлеровцы с провокационной целью приписали действиям большевиков-подпольщиков»…

Кто взорвал Успенский собор

3 ноября 1941 года был взорван один из немногих киевских храмов домонгольского периода — Успенский собор Киево-Печерской лавры. До начала перестройки официально утверждалось, что собор уничтожили гитлеровцы. Потом популярной стала версия, приписывающая эту акцию «агентам НКВД», планировавшим уничтожение высоких нацистских чинов во время осмотра ими собора.

«Собор был взорван через два часа после его посещения Йозефом Тисо , лидером одной из союзных Гитлеру держав — Словакии. Немецкая пропаганда и многие современные исследователи приписывают этот теракт советским подпольщикам. Однако ряд фактов наводит на мысли о том, что имела место инсценировка немцами советской диверсии. В частности, незадолго до взрыва по приказу рейхскомиссара Украины Эриха Коха из собора были вывезены все драгоценности, взрыв собора был зафиксирован немцами на кинопленку и попал в официальную кинохронику, а представленные общественности трупы убитых «подпольщиков-подрывников» были одеты в красноармейскую форму. Тем не менее, вопрос о том, кем был взорван Успенский собор, остается открытым до сих пор», — пишет исследователь Алексей Стаценко .

Немецкий ученый Ф. Хайєр утверждает, что за взрывом в Лавре достовернее всего стояли руководитель партийной канцелярии Мартин Борман и рейхскомиссар Эрих Кох, которые считали необходимым лишить Украину ее идеологического центра. Но это тоже — одна из версий, требующих подтверждения.

Всего несколько эпизодов, а сколько загадок. Будут ли они разгаданы?

В силу известных политических обстоятельств на Украине историю сейчас на наших глазах переписывают, объявляя белое чёрным, чёрное белым. Что требует дополнительных усилий в установлении истины.

Конечно, и раньше историческая наука не была свободна от искажающего картину событий давления идеологии. Помню, как соратник легендарного разведчика Николая Кузнецова Николай Струтинский снимал с книжной полки и показывал исторические труды и мемуары с карандашными пометками чуть ли не на каждой странице: «а на самом деле было так…».

Как было на самом деле? Мы не претендуем на установление окончательной истины. Как говорит один из симоновских героев, всю правду о войне знает только весь народ. Редакция издания Украина.ру этой публикацией открывает проект «Народный архив», целью которого мы считаем сбор воспоминаний, рассказов современников событий и их потомков, фото и кинодокументов, писем — всего, что может пролить свет на загадки недавней истории. Участников сопротивления и подполья остались буквально единицы, но живы их дети, внуки и правнуки, существуют семейные архивы (сохранность которых на Украине в будущем — под большим вопросом). Мы призываем всех, кому дорога память о подвиге отцов и дедов, делиться воспоминаниями и материалами.

Адрес проекта «Народный архив»: [email protected]

Украина.ру на Youtube

Смела: Украинский город без тепла, а в будущем и без воды

И главное в том, что в Одессе, как нигде, подполье не имело НИКАКОЙ опоры в местном населении. Одесса, вообще, отошла к Румынии и входила в Транснистрию - об этом дальше.

Поражение немцев под Сталинградом не стало переломным моментом в войне, но явилось переломным моментом для подполья: зимой 1942-43 г. наблюдается его особенная активизация, положившая начало и периоду численного роста.

Немцы с прежним упорством проводили антирусскую политику. Надежды на то, что они, наконец, изменят ее, рухнули, и антинемецкие настроения народа стали шириться все больше.

Массовый вывоз молодежи в Германию пополнил ряды партизан и подполья многими тысячами молодых людей. Они предпочли Германии леса Украины и Белоруссии. Начавшееся в 1943 году и все развивавшееся наступление красной армии поколебало уверенность в неизбежности краха коммунизма. Связи с подпольем начали искать люди, которые занимали до этого нейтральную позицию, теперь они надеялись “искупить вину”. Наконец, сами коммунисты сумели преодолеть растерянность первых месяцев войны, сумели использовать антинемецкие и патриотические (но, отнюдь, не просоветские) настроения населении, особенно молодежи.

Вскоре, в так называемом втором периоде деятельности подполья, коммунисты сумели исправить некоторые промахи и недостатки работы ее первого периода.

Однако и здесь не удалось избежать промахов, свидетельствовавших об отсутствии организаторских способностей большевиков.

Таким примером может служить тот факт, что до июля 1943 года сколько-нибудь организованной работы в Крыму вообще не было. Только к концу лета 1943 года наступил заметный перелом: созданы три самостоятельных подпольных центра - Симферопольский, Феодосийский и Сеймлерский.

При этом самый важный Симферопольский центр, которому номинально подчинилась самостоятельно возникшая молодежная организация и несколько, так называемых, групп патриотов, фактически не имел руководителя.

Почему? Ответ мы находим в изданной недавно книге А.Судоплатова. В 1942 году в Крым были сброшены спецгруппы НКВД. В.Аранова "Витязи" и Кахара Адпашева "Крымчаки". В марте 1943 года в Крым была направлена спецгруппа майора Арабаджиева "Соколы". Арабаджиев взял на себя руководство деятельностью сброшенных ранее десантников в Крыму и связанных с ними местных подпольщиков.

Вот вам и подпольный горком, вот вам и "народное подполье" из НКВД.

Возвратимся еще раз к партийному руководителю крымского подполья Козлову, командированному с заданием создать в Симферополе подпольный горком партии и руководить им, и прибывшему туда с документами, изготовленными в Сочи. Каково же было его изумление и негодование, когда выяснилось, что в Симферополе нет даже названия улицы, значившейся в его паспорте. Паспорт вообще был сделан неверно.

“У меня голова пошла кругом! Неужели наши не знают, как немцы оформляют документы?” - негодует Козлов.

Далее выясняется, что в Симферопольском подполье нет человека, умеющего изготовлять документы, и Козлов не скрывает охватившего его страха и растерянности. С большим трудом, кустарными способами удается ему кое-как подделать прописку в домовой книге. Каждый день ждал он ареста.

По-прежнему нет рации. Добытые сведения приходится пересылать со связными, рискуя их жизнью и провалом подполья, в партизанский штаб, в лес. Наконец, незадолго до ухода немцев, появляется долгожданная рация. Но нет радиста. Требуют с “Большой земли”. Радист прибывает, но:

Вместо Андрея, из Краснодара присылают радистку, комсомолку Шуру, - рассказывает Козлов. - Увидев ее, я был поражен: в гимнастерке, в юбке военного образца, в сапогах, ватнике и ушанке, только красной ленточки на шапке не хватает. Товарищи из штаба не только не удосужились снабдить ее надлежащей одеждой, но даже не дали ей документов, с которыми она могла бы появиться на оккупированной территории. Сама Шура к работе подполья была совершенно не подготовлена, не знала даже, как в наших условиях пользоваться рацией, чтобы не дать немцам засечь ее”.

Вообще, с этими радистками творилось, черт знает что!

Чекист Ваупшасов тоже жалуется на радистку:

“Агентурная сеть, созданная в Минске капитаном Калининым, действовала хорошо, не клеилась только работа у радистки Мамки. Калинин дважды возил ее на консультацию к нашему соседу, в отряд майора Сороки, где я и познакомился с капитаном. Внешне у Мамки все обстояло благополучно: она усидчиво стучала ключом, но обратная связь с Москвой не получалась. Командир группы не один раз запрашивал нужное ему снаряжение, Москва обещала прислать его по воздуху, однако самолеты почему-то не прилетали.

Хлопот с радисткой было много. В январе, когда она проводила очередной сеанс, неожиданно пришла с базара квартирная хозяйка, обнаружила антенну, перерубила ее топором, всполошилась.

Это девушки телефоны повесили! - запричитала она и куда-то убежала.

Мамка бросила рацию, помчалась на квартиру к Федоту Акимовичу. Вдвоем они вернулись в комнату Мамки, забрали рацию, питание и перенесли в дом Петрашко. В тот же день обнаружилось, что радистка потеряла паспорт. Рисковать дальше с такой работницей в Минске не имело смысла. Капитан отвез ее вместе с рацией в отряд Сороки и тут с моей помощью окончательно выяснил, что никакой связи у Мамки с Центром вообще не было. Видя, что самолеты по его радиограммам не прилетают, капитан попросил меня связаться с военным командованием через Наркомат внутренних дел и узнать, в чем дело. Я так и поступил. Ответ пришел неожиданный: со дня выброски Москва ничего не знала о группе капитана Калинина. Тогда капитан догадался о причине многочисленных неполадок со связью и заставил Мамку чистосердечно признаться в грехах.

Оказывается, наскоро подготовленная к работе на рации, девушка не смогла ни разу установить связь с Центром, испугалась своей беспомощности, неведомого наказания, обстановка-то была исключительная - вражеский тыл, глубокая разведка. А, испугавшись, обманула командира группы. За первым обманом последовал второй, третий и так без конца. Многочисленная информация, собираемая разведчиками с крайней опасностью для жизни, не поступала в Центр. Хорошо, что в Минске было партийное подполье, работали другие разведывательные группы, они часто дублировали действия агентуры Калинина и поставляли командованию Красной Армии необходимые военные сведения. Но все же ущерб работе был причинен ощутимый.

Когда Федот Акимович узнал всю правду, он был страшно разгневан и хотел расстрелять Мамку, однако мне и другим офицерам удалось отговорить его. Радистка была очень молодой, очень неопытной, плохо обученной, растерялась в сложных условиях, смалодушничала, струсила. Случай этот еще раз напомнил нам всем, как важен тщательный подбор кадров для сражений на невидимом фронте и как личные, сугубо индивидуальные черты характера рядового бойца могут повлиять на успех общего дела.

Как не справившуюся с работой, Мамку отправили за линию фронта”.

Думаю, Ваупшасов лжет - бедную девушку пристрелили тут же, в че-кистском спецотряде. Зачем везти с риском за линию фронта, чтобы там ее расстреляли? Проще на месте.

Еще ряд свидетельств из разных мест указывают на то, что и во втором периоде, в 1943-44 годах, в подполье были дезорганизация, бестолковщина и такие промахи, которые сводили на нет часто героические подвиги рядовых русских людей, участников подполья.

В ряде городов, разгромленные местной полицией подпольные группы так и не переорганизовались вновь, не возобновили работу. Как правило, рано или поздно подполье проваливалось либо частично, либо полностью. Если происходил частичный провал подполья, оставшиеся в живых нередко прекращали надолго всякую деятельность.

В организации и руководстве подпольем главную роль играло НКВД.

П.Ильинский пишет, что когда он пришел в Полоцке устаиваться счетоводом в местный банк, то первое, что ему бросилось в глаза, была фигура энкаведиста высокого ранга, стоящего в форме посреди комнаты.

Высшие чины НКВД в СССР резко отличались по костюму от всех прочих граждан: они носили так называемую "бекеш" (или "бекешу"), совершенно особого покроя пальто-шинель с поясом и меховым воротником.

Бекеша была символом работы в НКВД: ее нельзя было ни покупать, ни носить обыкновенным смертным. Итак, человек в бекеше оказался начальником банка.

Роль НКВД очень хорошо показана в воспоминаниях бывшего участника Киевского подполья, которое я цитировал выше. Работники НКВД принимали непосредственное участие в организации и руководстве подполья.

В Краснодаре руководство подпольем находилось в руках представителя крайкома партии и штаба партизанского движения Юга, некоего “Арсения Селиверстовича”.

П.Игнатов в своих воспоминаниях не называет ни фамилии его, ни поста, который он занимал до войны. Между тем, о каждом, из упомянутых в воспоминаниях подпольщике, особенно руководящем, Игнатов подробно рассказывает о том, чем каждый подпольщик занимался до войны. Об Арсении Селиверстовиче - очень глухо: “старый подпольщик еще со времен гражданской войны”. Зато подробно описывает его бороду и вообще “благообразный вид”. Вообще же (это касается всей советской мемуарной литературы) деятели подполья, о прошлом которых авторы умалчивают, по большей части работники НКВД.

Это подтверждается и воспоминаниями бывших участников подполья, порвавших с коммунизмом и перешедших в антибольшевистский лагерь. Они рассказывают, что работники НКВД направлялись на руководящие посты в подполье в другие районы, где их не знали. Редки были случаи, когда работник НКВД оставался в подполье в том городе, где он жил и работал до войны. Это делалось не только в целях конспирации, чтобы предотвратить его разоблачение, но и для того, чтобы сами подпольщики не знали, кто он в прошлом. Нередко работники НКВД направлялись в подполье не как работники НКВД, а как рядовые коммунисты. Например, в Холмском районе Черниговской области в подполье были посланы вместе первичные партийные организации исполкома и НКВД.

В Харькове подпольем заправлял чекист Саенко.

К началу войны бывшая столица Украины имела почти миллион жителей, многочисленные заводы, вузы, отделения академий. Город считался одним из самых крупных промышленных и культурных центров Советского Союза.

Саенко, сохранивший, несмотря на свои 58 лет и бурную жизнь физическую силу и большую подвижность, хорошо знал город и его жителей со времен гражданской войны. Еще больший опыт он приобрел во время работы в НКВД. План действий он наметил заранее, и еще до занятия города немцами начал вербовать людей в свою организацию.

Саенко включил в нее осведомителей и агентов НКВД на всех крупных предприятиях, вокзалах, электростанции и т.д.

Основная группа организации насчитывала к моменту оккупации 50-60 человек. Почти сразу подпольщики столкнулись с враждебностью или недоброжелательным безразличием большей части населения. С другой стороны, некоторые участники организации иногда отказывались принимать участие в диверсионных актах, при которых могло пострадать население.

Последовавшие в ответ на диверсионные акты репрессии усилили патриотический подъем. Но в то же время рабочие и служащие различных предприятий, еще сохранившие надежду на уничтожение немцами большевизма, оставались самыми ярыми противниками подпольных организаций.

Специфические условия, создавшиеся в результате немецкой оккупации, заставили Саенко перестроить свою организацию так, чтобы наиболее выгодно использовать эту обстановку.

Прежде всего, Саенко удалил из своей группы всех колеблющихся, заменив их людьми, присланными из центра. Все остальные были разбиты на небольшие группы по 5-6 человек, руководимые наиболее энергичными подпольщиками. Общее число участников таких групп достигло 400 человек. Группы опирались на менее активную, но зато чрезвычайно многочисленную категорию патриотически настроенных людей.

В начале 1942 г. был взорван водопровод на Харьковском тракторном заводе, на котором ремонтировались немецкие танки. Взрыв произвели рабочие, принадлежавшие к пятерке, организованной Саенко.

В январе 1942 г. другая пятерка, работавшая на городском водопроводе, организовала срыв водоснабжения; несколько дней город был без воды.

После этого население возненавидело подпольщиков лютой ненавистью.

В начале июля 1942 г. был произведен взрыв школы на улице Володарского, где обучались кадры местной полиции. В конце января 1943 группа железнодорожников, воспользовавшись бомбежкой советскими самолетами вокзала, сожгла 300 понтонов, предназначавшихся для 6-й немецкой армии, находившейся в Сталинграде.

15 марта 1943 г. диверсанты сожгли главный аптекарский склад 6-й армии. Рабочий, взорвавший склад, через несколько дней был убит террористами Саенко. Как выяснилось: его начала мучить совесть, что при взрыве погибло несколько человек из русского обслуживающего персонала. А это саенковцами не допускалось.

Саенко и его люди в своих контактах не останавливались ни перед чем. Они привлекали к выполнению своих заданий и темных элементов, занимавшихся спекуляцией и воровством.

Владелец ресторана на улице Сталина, № 13 и хозяин винного подвала на улице Свердлова получили задание спаивать немцев для того, чтобы профессиональные воры могли изъять у них нужные организации документы, ордена, знаки отличия и т. п.

Женщинам легкого поведения подпольная организация давала задание склонять немецких военных к дезертирству, продаже оружия, документов и т. п. На службу подпольной организации были поставлены официанты, дворники и многие другие, входившие в соприкосновение с немцами по характеру своей работы.

Саенко умел поддерживать самую строгую дисциплину и жестоко карал за ее нарушение.

Так, в марте 1942 он приказал повесить трех человек из организации за то, что они под видом реквизиции необходимых для подпольной организации продуктов грабили население.

После вторичного прихода немцев, в апреле 1943 г., группа Саенко оказалась изолированной. Население, на которое она опиралась раньше, не только перестало ее поддерживать, но большинство из них начало активно выступать против подпольной организации.

Журналист и писатель Владимир Андреевич Рудинский рассказывает, о деятельности агента НКВД, пробравшегося в СД в Гатчине:

“Он работал следователем в чине зондерфюрера. И он заслал меня в лагерь смерти в деревне Натальевка, откуда я спасся чудом. Приехала проверочная комиссия - два молодых немецких офицера, просмотрели мое дело и увидели полную абсурдность доносов, которыми воспользовался следователь. Меня освободили. А через несколько дней барак и с ним большинство заключенных сгорели”.

Секретарь подпольного обкома Федоров жалуется в своих воспоминаниях на одиночество в подполье, на постоянный страх разоблачения, гибели - и вот, наконец, встречает он человека, на которого можно положиться, который не выдаст его.

Кто же этот человек? Работник НКВД. Вот, оказывается, на кого только и мог положиться секретарь подпольного обкома: только на работника НКВД!

А во многих городах подполья вообще не было. В одних потому, что его не успели создать, в других - потому, что оставленные коммунисты спрятались и ничего не предпринимали. В некоторых городах все подполье состояло из 2-3 человек, занимавшихся составлением “черных списков предателей” да подсчетом немецких солдат, проходящих по улице.

В первые месяцы войны, когда население не потеряло еще надежды на то, что немцы поймут русскую проблему, подполье не получало от населения никакой поддержки, наоборот, население само, без немцев, начало во многих местах против подполья борьбу. Сами коммунисты, поддавшись общему настроению ожидания краха коммунизма, под разными предлогами уклонялись от участия в работе подполья. Свидетельства тому - во всех без исключения воспоминаниях руководителей и рядовых участников подполья.

Федоров рассказывает о председателе Черниговского облсуда, который выразил готовность работать в подполье и даже произнес горячую речь, в последнюю минуту просто сбежал.

Второй секретарь райкома партии Бойко выкопал за огородом, неподалеку от своего дома, глубокий склеп, соединил его подземным ходом с домом и жил в склепе до прихода красной армии, никуда не показываясь.

О поведении коммунистов рассказывает и Козлов.

“Связной Пахомов оказался предателем , - пишет он. - Конечно, все мы понимали, что, как только придут немцы, появятся и предатели, но все-таки в нашем черном списке некоторые имена оказались тяжелой неожиданностью”.

Взрывом румынского штаба группой лейтенанта НКВД Молодцова закончилась жизнь чекистского подполья в Одессе - румынская контрразведка выловила террористов и повесила их.

Ничего не сделало подполье в Керчи. Почти ничего не предпринимали до 1942 года подпольщики Курска, Орла, Брянска и других городов средней России. В поселке Краснодон, как подтверждает в своей “Молодой Гвардии” и Фадеев, руководители подполья были сразу же арестованы, и подполье создавалось молодежью на пустом месте.

Но это - очередной популярный миф.

История “Молодой гвардии” целиком придумана журналистами и разработана писателем Фадеевым в своем известном романе.

Организации на самом деле не существовало. Была шайка малолетних преступников из бывших школьников, которые грабили немецкие продовольственные машины. Затем ворованными продуктами спекулировали на рынках Краснодона, Ворошиловограда и других шахтерских поселков. Об этом факте даже Фадеев не может умолчать, хотя выдает воровство и грабеж за героический поступок.

Немцы боролись с уголовщиной не меньше (если не больше), чем с партизанами и подпольщиками.

Нацисты оставались социалистами и разделяли тезис о базисе и надстройке. Экономика оставалась важнейшим базисом и в оккупированных местностях. Потому нападение на продовольственные машины - нарушение хорошо действующего экономического механизма - вызывало репрессивные ответные акции “надстройки”.

Во время облавы на базаре в Ворошиловограде был арестован один из спекулянтов ворованными продуктами. Ниточку размотали в три дня, вся банда была схвачена и согласно законам военного времени расстреляна.

После войны Олег Кошевой живым и невредимым объявился на Западе.

Злые языки говорили, что спасла его от гибели мать. Она была любовницей немецкого офицера, который жил в принадлежащем Кошевым доме.

Он спился и умер в начале 60-х годов.

22 сентября 1943 г. в Минске, в роскошной квартире всемогущего генерал-комиссара Белоруссии Вальтера Кубе, произошел взрыв, в результате которого погиб губернатор. Через несколько часов после этого происшествия последовали известия об аресте нескольких тысяч минских жителей, о расстреле (вечером того же дня) сотен заключенных в тюрьмах и, наконец, о многочисленных расстрелах мирных жителей специальными частями СС на улицах или в домах. Эти известия сразу подорвали доверие к первоначальному сообщению о, якобы естественной, смерти Кубе.

На следующий день, т. е. 23 сентября, по городу и ближайшим деревням были расклеены объявления немцев, гласившие, что комиссар стал жертвой партизан, и что смерть будет отомщена. Почти одновременно появились и листовки партизан, объявлявшие, что Кубе казнен ими как палач белорусского народа.

Это убийство было началом серии террористических актов, жертвой которых были немецкие чиновники и крупные офицеры, занимавшие высокие посты в оккупированных областях

Мину, которую положила под матрас Кубе его служанка Елена Мазаник, доставил из Москвы сотрудник 4-го управления НКВД старший лейтенант Николай Хохлов.

В 1943-44 были убиты: два начальника СД, имевших генеральское звание - Нокман и Штальэккер; командир 174 резервной дивизии генерал-лейтенант Реннер; главный судья при украинском комиссаре - Альфред Функ (убит в Ровно); советник министерства финансов при украинском комиссаре - Гель (также убит в Ровно); генерал войск СС - Борнеман и тяжело ранен министериал-директор - Даргель; похищен командир специальных войск по борьбе с партизанами - генерал фон Ильген.

Большинство из них было убито специально подготовленными террористами-провокаторами из НКВД, такими, как небезызвестный Кузнецов (о нем дальше).

Но чекисты не ограничивались только уничтожением немцев.

В 1943-44 г в Витебске были убиты отец и сын Брандт, издававшие белорусскую газету, хотя до этого они сами подвергались преследованию со стороны немцев за явно выражаемый патриотизм.

20 апреля 1944 года на пути между Вильно и Ковно застрелен митрополит Сергий, Экзарх Латвии и Эстонии, глава русской православной церкви в Прибалтике, убеждённый, последовательный антибольшевик. Митрополит Сергий пользовался большой любовью всех русских в Прибалтике. Своей церковной и общественной деятельностью он снискал еще до войны также уважение общественных и правительственных кругов Латвии и Эстонии.

“Чтобы жила Свободная Россия - большевизм надо уничтожить!” - эти слова митрополит сказал еще до войны. Он повторял их и во время войны. В то же время в одном из своих посланий к населению он достойно ответил и на политику немецкого нацизма, стремившегося кровью и железом доказать, что только германская раса призвана руководить народом России.

“Задача русских людей, - писал митрополит, - крепить русское национально-освободительное движение, ибо это есть зерно, из которого вырастет Новая Россия без большевиков, капиталистов и иностранного владычества”.

Анализ деятельности большевистской агентуры, ряд фактов и некоторые сведения, проливающие свет на ход следствия по делу об убийстве митрополита Сергея, неопровержимо свидетельствуют о том, что митрополит погиб от руки энкаведистов.

Девушка, случайно оказавшаяся на месте преступления, на пустынном шоссе, видела убийц, одетых в форму СС, но говорящих по-русски.

Примерно при тех же обстоятельствах, годом раньше, летом 1943 года, на Украине, по дороге между Житомиром и Киевом, погиб митрополит Алексий.

Большевистское подполье пользовалось террором, как одним из излюбленных способов “воздействия на массы”. Террор носил и репрессивный характер: при помощи террора большевики убирали наиболее опасных противников, - и характер провокационный: террористическими актами против немцев подполье стремилось вызвать усиление репрессий немцев против населения.

Подпольщики и партизаны уничтожили десятки бургомистров, начальников полиции, директоров фабрик и заводов. Выбор жертв террора, организация и техника террористических актов ясно показывали, что убийства не являются делом отдельных людей, стремящихся удовлетворить свое личное чувство мести. По мере увеличения актов террора становилось все яснее и для населения, и для некоторой части немецкого командования, что террор проводится по плану, заранее намеченному опытной рукой

За убийствами со стороны немцев неизбежно следовали расстрелы сотен заложников из местного населения, принудительные отправки жителей на работы в Германию, сожжения деревень.

На основании советских документов, признаний участников и пособников террористических актов, наконец, даже из речей, произнесенных по радио самим Сталиным, совершенно ясно видно, что террором в оккупированных областях руководил специальный отдел 4–го управления НКВД.

Его начальник Судоплатов и не скрывает этого в своих мемуарах: “за время войны ликвидировали 87 высокопоставленных немецких чиновников”.

В переводе на всем понятный язык это означает, что 87 раз кровавые чекисты специально вызвали ответные репрессии кровавого Гестапо.

А вот “документ” из книги А.Федорова - “Подпольный обком действует”:

“Из приказа по областному штабу руководства партизанским движением на Черниговщине”:

“Для преследования и наказания изменников родины, утвердить чрезвычайную тройку в составе Страшенко, Прядько и Зинченко.

Утвердить созданные группы по уничтожению изменников родины, ставших на службу немецким фашистам. С 3-го по 10-е ноября провести в районе по уничтожению изменников родины операции:

а) уничтожить районного старшину Неймеша, заместителя старшины Лысенко,

б) уничтожить старосту и помещика Домантовича;

в) уничтожить старосту села Редькова.

Текст листовки, расклеенной в городе Идрица в сентябре 1943 года:

“Военный трибунал Калининской партизанской бригады приговорил к смертной казни через повешение: помощника начальника полиции (орднунгсдинст) в г. Ирдица Петухова, зондерфюрера, начальника хозяйственой части комендатуры фон Штубендорф и начальника аитипартизанского отряда № 318 Антонова за предательство родины, помощь врагу и многочисленные убийства советских патриотов.

Приговор над Петуховым и фон Штубендорфом приведен в исполнение. Председатель трибунала. Начальник штаба”

Москва решила превратить террор в одну из форм партизанской войны. В некоторых школах диверсантов (Куйбышевской, Звенигородской и др.) были созданы особые курсы, где будущие террористы проходили специальное обучение. На основании опыта первого года НКВД выработал наиболее эффективные методы террора, преследуя следующие цели:

1) доказать населению оккупированных областей и партизанам, что советская власть достаточно сильна, чтобы карать своих врагов, где бы они ни находились.

Очень часто к трупам жертв террора прикреплялись записки с указанием мотивов казни или появлялись листовки с таким же содержанием. Если убитый принадлежал к партизанскому отряду или подпольной организации, о его причастности к ним не сообщалось во избежание слухов о существовании предателей в этих организациях. В таких случаях указывалось, что советское правосудие казнило агента фашистов.

2) вызвать со стороны немцев репрессии, которые содействовали бы росту озлобления против оккупантов и увеличили бы число людей, вынужденных для спасения своей жизни уйти к партизанам;

3) применением террора по отношению к лицам, не желавшим оказывать содействие партизанам или подпольным организациям.

Например, в конце апреля 1943 г. был убит главный инженер харьковской электростанции Бабий, наотрез отказавшийся помочь подпольной группе чекиста Саенко взорвать электростанцию и лишить город Харьков электроэнергии.

4) заставить все население неукоснительно выполнять предписания Москвы.

Так, летом 1943 г. Центральный Штаб партизанского движения запретил населению пользоваться днепровскими пароходами, захваченными немцами.

Но так как многие на этот приказ не обратили внимания, группа диверсантов взорвала у пристани Калиберда пароход, раньше называвшийся “Комсомолец”, и большая часть пассажиров и немецкой команды погибла. Результат получился именно такой, какого желала Москва: репрессии, запрещение населению пользоваться пароходами, удить в Днепре рыбу и даже подходить ближе, чем на 1 км к берегам Днепра;

5) скомпрометировать стихийно растущие антисоветские отряды.

Для этого Москва засылала своих агентов, которые под видом борьбы с партизанами безжалостно расправлялись с жителями.


“Перед нашим подпольем, - пишет в своих воспоминаниях И.А.Козлов, - стояли три основные задачи: развернуть политическую работу среди населения, организовать крупные диверсии и сообщать штабу партизан разведданные”.

Более откровенно, чем Козлов, говорит о задачах подполья в документальном очерке “Мы советские люди” Б.Полевой: “Иные должны были следить за немцами и предателями, иные получали задание взрывать склады, портить паровозы, иные охотились за фашистскими чиновниками”.

Что это такое, “фашистские чиновники”? Это - не только немцы. Так Полевой называет и русских антибольшевиков, боровшихся против большевизма и, в частности, против подполья.

Другой официальный термин коммунистических воспоминателей - “предатели”. Перечисляя боевые заслуги одного партизанского соединения, Козлов пишет: “Расстреляли 441 предателя”.

Таким образом, устанавливается еще одно задание подполья, помимо тех официальных, которые перечисляет Козлов. Оно состояло в истреблении (разными путями, о которых мы еще будем говорить) русских антибольшевиков. Задание это было далеко не второстепенным.

А вот что происходило в Полоцке.

Однажды, еще очень ранней весной, немецкий военный чиновник зашел по ошибке во время обеденного перерыва в помещение банка. Увидев его, писавшая на машинке девушка быстро выдернула из машинки листок и тут же опасливо спрятала его в стол. Чиновнику показалось это подозрительным. Он вышел на улицу, и через несколько минут вернулся обратно вместе с уличным патрулем. Оказалось, что машинистка размножала советскую инструкцию по принудительной мобилизации крестьян в партизанские отряды. Машинистка и начальник банка были тут же арестованы. Переводчик банка, который в эту минуту отсутствовал, скрылся.

В самую распутицу в городскую больницу из деревни Россоно, расположенной в 25-30 километрах от Полоцка, привезли “на излечение” трех женщин: мать и двух дочерей. У матери были отрезаны груди и выколоты глаза; у девушек были отрублены ноги выше колена. Все трое, конечно, скончались в страшных мучениях, у них кроме телесных повреждений были отбиты все внутренности.

Это была семья крестьянина, которого незадолго перед тем партизаны пытались насильно взять к себе в отряд. Крестьянину удалось обмануть начальника отряда и бежать к родственникам в город. В наказание за бегство, а, главное, “чтобы бы другим было неповадно”, партизаны зверски расправились с его семьей.

В марте на Полоцк был совершен налет советской авиации. Город, засыпанный снегом, сливался во мраке с окружающей равниной. Небо заполыхало зловещими “лампадами” осветительных ракет, медленно спускавшимися на парашютах. В разгар бомбежки, когда фугасные бомбы беспорядочно падали на огромные пустыри и на оставшиеся от пожара немногочисленные жилые дома, в окнах большого каменного здания Ортскомендатуры, стоявшего на высоком берегу Западной Двины, вдруг вспыхнул яркий электрический свет. Кто-то включил в комнате с не занавешенными окнами свет, и верхний этаж здания сиял, как фонарь. Самолеты ринулись на огонь со всех сторон. Свет быстро погас; но бомбы еще в течение целого часа ложились около Ортскомендатуры. От разрушения ее спасло высившееся рядом здание бывших Иезуитских коллегий, занятое под немецкий лазарет, а также громада Николаевского кафедрального собора, расположенного на той же площади. И бомбы попадали в госпиталь, в собор, в реку и на площадь, но только не в комендатуру. Погибло, в основном, мирное население.

Ранним июньским утром к дому, где жил один из хирургов городской больницы, подъехала подвода. Врача просили оказать срочную помощь опасно больному крестьянину в пригородной деревне. Врач собрал инструменты и отправился к больному. К вечеру он не вернулся. Его больше никто не видел. Так партизанские отряды постепенно обзаводились собственным медицинским персоналом.

Деятельность секретных агентов (штатных чекистов и завербованных ими) достаточно описана в советской литературе.

Много в ней вранья, но основная мысль не лишена логики - только массовой засылкой агентуры во все звенья оккупационного аппарата можно было чего-то добиться.

В основном, для того и создавалось подполье.

Привлекая женщин к тяжелой, рискованной работе в подполье, большевики не открыли Америки: женщина, наряду с мужчиной, во все времена, у всех народов, работала в системе шпионажа и нередко, в силу присущих ей особенностей, справлялась со своей ролью не хуже, а лучше мужчины.

Но никогда женщина не использовалась с такой бесчеловечностью, с такой продуманной жестокостью и безразличием к ее судьбе, как делали это коммунисты.

Впрочем, полная беспринципность коммунистов и НКВД, полное пренебрежение интересами отдельного человека, открываются не только по отношению к женщине, но и ко всем участникам подполья.

Большевики сумели внушить страх и подпольщикам, связали их между собой ответственностью за совершаемые преступления.

Мог ли ожидать пощады от органов местного русского самоуправлении подпольщик, убивший сельского старосту? Считая, что прощения ему не будет, что связан с большевизмом кровью, преступлением, он продолжал служить ему.

И когда такой человек решал порвать с большевизмом, уйти в антибольшевистский лагерь, он долго колебался. Я имею в виду конкретный случай, едва ли являющийся исключением.

В одном из полесских городов русская полиция захватила группу подпольщиков. Среди них был и человек, который, действительно, по приказу своего руководства убил старосту пригородной деревни, - человека, который пользовался особой любовью и уважением населения.

Убийство носило провокационный характер: подполье распространило слух, что старосту убили немцы “за хорошее отношение к народу”. Убийца тяжело переживал совершенное преступление. Намеревался уйти из подполья, но не решился. Как он говорил на допросах, думал, что “полицаи не простят”. Следствие и дополнительные сведения, полученные полицией, позволили установить, что убийца старосты попал в подполье по принуждению, что он тяготился своей деятельностью, что убийство совершил под страхом расправы за неповиновение.

Ситуация его была ясна, и он нашел свое место в антипартизанском отряде.

Замечательно, что ни в одних мемуарах бывших руководителей подполья я не встретил ни одного слова о ценности человеческой жизни подпольщика. Подпольщики гибли десятками, часто в бессмысленных операциях. Руководство подполья посылало людей на верную смерть. Делалось это с удивительной легкостью.

Наиболее, полно проявлялась аморальность большевиков в тех случаях, когда подпольщик попадал по заданию подполья в русские самоуправления, немецкие учреждения и особенно в Гестапо или Абвер. Излюбленный метод большевистского агента, работавшего в Гестапо или Абвере - провокационный донос на человека, которого большевикам нужно убрать. При этом не ограничивались одним доносом: передавались и “обличающие материалы”, которые подполью не стоило большого труда сфабриковать. Человек обвинялся в том, что он связан с подпольем, и уничтожался.

В Гомельском Абвере подвизался бывший работник Черниговского НКВД, который провоцировал немцев на аресты заведомых антибольшевиков, Однако, так и не удалось установить, работал ли он по прямому заданию подполья или был одним из тех палачей по призванию, которые работали сначала на большевиков, потом с таким же рвением на немцев.

И все-таки большей частью удавалось разоблачать большевистских агентов.

Проблема разоблачения агента чрезвычайно осложнялась тем, что в антибольшевистском лагере было известное число людей, которые верой и правдой служили немцам: служили новому хозяину, как раньше служили большевикам, надеясь сделать карьеру. В полиции было достаточно садистов, творивших свои злодеяния под флагом борьбы с большевизмом. Разоблачение агентов затруднялось и тем, что немцы в проявлении жестокости видели признаки антибольшевистской непримиримости. Сами, применяя в Гестапо пытки, напоминавшие пытки в НКВД, немцы не видели ничего подозрительного в деятельности таких палачей.

Наконец, большевистские агенты, посылаемые на работу в Гестапо, устанавливали дружеские отношения с немцами, обрабатывая их типичными приемами - с помощью женщин и вина.

Об Охременко, работавшем в киевском Гестапо, я писал ранее. Но разве он был один? А “знаменитые” следователи Гестапо - бывший киевский адвокат Майковский (Майкопский) и бывший сотрудник НКВД Гаврик? Они вместе со своими хозяевами перебрались позднее из Киева в Берлин и работали в русском отделе центрального аппарата Гестапо.

Какое значение подполье придавало проникновению своей агентуры в Гестапо, видно из того, что все без исключения руководители подполья пишут об этом в своих воспоминаниях.

П.Игнатов рассказывает, как долго и настойчиво работало Краснодарское подполье над этим вопросом, и как, наконец, удалось Арсению Селиверстовичу просунуть в Гестапо своего человека, который впоследствии предотвратил полный разгром подполья. И хотя подполье было разоблачено, большинству подпольщиков и Арсению Селиверстовичу удалось скрыться, благодаря тем мерам, которые предпринял его агент, посланный на работу в Гестапо.

Немцы, конечно, боролись против большевистской агентуры, проникавшей в их органы разведки и контрразведки, но бывало и так, что цели Гестапо и большевистской агентуры совпадали. Совпадали они, прежде всего, в борьбе немцев и большевиков против национального русского антибольшевистского и антинемецкого подполья.

Летом 1943 прошли массовые аресты антибольшевиков, прежде всего членов НТС, в Орле, Брянске, Смоленске и других городах, проведенные одним из “зондерштабов” и Гестапо. Аресты эти, в частности в Брянске, производили бывшие работники НКВД, работавшие в немецкой контрразведке. С большим трудом некоторым арестованным удалось вырваться из лап НКВД-Гестапо.

Но не дремали и российские антикоммунисты.

Жестокие удары наносила подполью русская полиция, и лишь в очень немногих городах подполье полностью или частично не было разгромлено.

Борьбу с большевистским подпольем вело несколько немецких инстанций:

* Гестапо,
* полевая жандармерия (“фельджандармерия”),
* тайная полевая полиция (ГФП),
* различные особые команды армейской разведки и контрразведки,
* местная полиция - городская, районная, волостная.

Существовала и местная тайная полиция, подчинявшаяся Гестапо.

При всех немецких карательных органах существовал штат местных антибольшевиков. Основную роль в борьбе с подпольем, конечно, играли не немцы: одни они ничего бы не сделали.

Состав работников местной полиции был далеко не однороден. Они делились на несколько категорий:

1. Убежденные, идейные антикоммунисты, российские патриоты, боровшиеся против коммунизма, а не служившие немцам.
2. Антикоммунисты, считавшие, что они должны мстить, совершавшие нередко жестокости, ничего, кроме вреда, не приносившие делу.
3. Люди, работавшие в полиции, как и в других учреждениях, просто для того, чтобы жить, не умереть с голода, не ехать в Германию.
4. Прикрываясь масками непримиримых антибольшевиков, действовала здесь и большевистская агентура.

Русских антибольшевиков, участвовавших в борьбе с подпольем в полиции и различных немецких органах, подпольщики не только ненавидели, но и боялись. Руководители подполья и партизанского движения боялись антибольшевиков потому, что партизаны почти никогда не могли устоять против антиболъшевистских отрядов.

Деятельность большевистской агентуры, проникшей в русскую полицию, в немецкие “зондерштабы” и “зондеркоманды”, в Абвер и Гестапо, наложила черную тень на облик антибольшевика, работавшего по борьбе с подпольем.

И нередко даже сегодня, в начале XXI века, когда, казалось бы, мифы советско-германской войны давно известны, раздаются осуждающие голоса. Это мнение ошибочно. В полиции работало немало идейных антикоммунистов, которым дороги были интересы населения, которые много сделали для его защиты от немецкого произвола, от насилия и провокаций со стороны партизан и подполья.

1.Партизанская и подпольная борьба на оккупированной территории.

Борьба населения Беларуси против захватчиков на­чалась сразу же после оккупации. Она выливалась не только в невыполнение установленных оккупантами порядков, но и в вооруженном сопротивлении. Пар­тизанские отряды и группы создавались как из мест­ного населения, так и из военнослужащих-окруженцев. Одним из первых начал борьбу Пинский отряд под командованием В. Коржа, в котором было около 60 человек. Всего в 1941 г. самостоятельно возникло 60 партизанских отрядов и групп. В то же время в июле-сентябре партийно-советскими органами было сформировано 430 партизанских отрядов и групп, в которые входило 8300 человек. Многие из этих отря­дов стали организационным ядром для крупных бое­способных формирований. В трудных условиях зимы 1941/42 г. продолжали действовать 200 партизанских отрядов и групп.

Разгром немцев под Москвой не только вселил оп­тимизм в тех патриотов, которые уже вели борьбу, но и содействовал росту рядов народных мстителей. Весной-летом 1942 г. партизанское движение в Бе­ларуси получило дальнейшее развитие. В результате боевых действий партизан от оккупантов освобожда­лись значительные территории, на которых создава­лись свободные партизанские зоны. В Октябрьском районе такую зону контролировал гарнизон Ф. Пав­ловского в составе 13 отрядов (более 1300 человек). Центром партизанского движения в Могилевской об­ласти стал Кличевский район. 20 марта 1942 г. пар­тизаны после напряженного боя взяли районный центр Кличев. С апреля 1942 г. в Кличевской зоне действовал отряд В. Ничипоровича, бывшего командира 208-й стрелковой дивизии. По его инициативе было прове­дено совещание командиров отрядов, создан опера­тивный центр по руководству объединенными силами. В сентябре 1942 г. в подчинении оперативного центра было 17 отрядов, объединявших три тысячи человек.

В январе 1943 г. численность белорусских партизан превысила 56 тыс. человек. 220 отрядов были объеди­нены в 56 бригад, 292 отряда действовали самостоя­тельно. Партизанский резерв в это время составлял более 150 тыс. человек.

С сентября 1942 г. стал действовать Белорусский штаб партизанского движения. Это сыграло положи­тельную роль в улучшении руководства, обеспечении его необходимым вооружением, снаряжением и т. п. Только созданная ЦК КП(б)Б Северо-Западная группа по оперативному руководству партизанским движени­ем переправила в Беларусь 4250 винтовок, 630 авто­матов, свыше 400 пулеметов, 138 противотанковых ру­жей, 280 минометов, 18 тыс. гранат и др. Из-за линии фронта в Беларусь направлялись специально подготовленные группы, которые комплектовались преиму­щественно из белорусов. В течение 1943 г. из совет­ского тыла прибыло 13 партизанских отрядов и 111 организаторских и диверсионных групп общей чис­ленностью почти 2 тыс. человек. Среди них преобла­дали подрывники и инструкторы подрывного дела. В 1943 г. партизанам Беларуси с Большой земли было доставлено 20,5 тыс. винтовок, более 11 тыс. автома­тов, 973 ПТР, 1235 пулеметов и минометов, около 100 тыс. диверсионных мин, почти 400 тонн взрыв­чатки и другого вооружения.

Продолжались концентрация партизанских сил, создание зон, контролировавшихся крупными парти­занскими соединениями. Любанско-Октябрьское сое­динение, возникшее в апреле 1942 г., контролировало междуречье Птичи и Случи. Наиболее значительными были Барановичское, Белостокское, Брестское, Вилей-ское, Гомельское, Могилевское, Полесское, Пинское областные соединения.

Налаживалось взаимодействие партизан с Красной Армией. Летом 1942 г., когда шли тяжелые оборони­тельные бои в районе Сталинграда, Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД) обратился к партизанам Беларуси с призывом срывать переброску резерва врага, уничтожать воинские эшелоны. Пар­тизаны ответили на этот призыв крупными боевыми и диверсионными операциями. Подрывались мосты, уничтожались железнодорожное полотно и линии свя­зи. Бригада С. Короткина, например, 29 августа 1942 г. за ночь при помощи 250 местных жителей разобрала несколько километров пути. В результате железнодо­рожная линия Полоцк-Витебск не действовала 6 суток.

Немецкое командование вынуждено было выделять значительные силы на борьбу с партизанами. В мае- ноябре 1942 г. фашисты провели 40, а в 1943 г. более 60 крупных карательных операций против партизан и населения с применением самолетов и танков. Всего за годы оккупации немцы и их пособники провели 140 таких операций. Они отличались исключительной жестокостью: гибли тысячи людей, горели белорусские города, поселки и деревни. Трагическую судьбу Ха­тыни, все жители которой были заживо сожжены ка­рателями, разделило 627 населенных пунктов Беларуси. Если бы не широкое всенародное сопротивление партизан и подпольщиков, последствия злодеяний фа­шистских захватчиков были бы еще более ужасными. Партизаны сдерживали отряды карателей, давая воз­можность населению уйти в леса, а то и не допускали врага в определенные регионы. В 1943 г. под контро­лем партизан находилось 60% территории Беларуси.

После успешного завершения Сталинградской бит­вы, победы на Курской дуге численность партизан ста­ла быстро увеличиваться. Всего в течение 1943 г. ко­личество народных мстителей возросло с 56 до 153 тыс. человек, т. е. в 2,7 раза. С целью распространения пар­тизанского движения и на западные области Беларуси сюда к зиме 1943/44 г. боевыми рейдами прошли 12 бригад и 14 отдельных отрядов общей численностью около 7 тыс. человек. В результате число партизан в западных областях возросло до 37 тыс.

Подпольное движение.

Существенной составной частью всенародного со­противления оккупантам явилось антифашистское подполье. В подпольной деятельности участвовало бо­лее 70 тыс. белорусских патриотов. Становлению и развитию подполья способствовал тот факт, что на­кануне оккупации партийно-советские органы подго­товили и оставили законспирированными группы ор­ганизаторов подпольной работы, определили явки, виды их связи и т. д. В 89 районах были оставлены подпольные партийные органы в виде райкомов, групп, троек, как правило, во главе с партработника­ми. Всего для нелегальной работы в тылу врага оста­лось 8500 коммунистов, 73 руководящих комсомоль­ских работника. Почти все они сразу же приступили к политической и диверсионно-боевой деятельности. Это выражалось в саботаже мероприятий оккупаци­онных властей, антифашистской пропаганде, распро­странении листовок, во взрывах складов, коммуника­ционных и производственных объектов.

Уже в последние дни июня 1941 г. в Минске были созданы первые подпольные организации, которые за­тем объединил Минский подпольный городской комитет КП(б)Б. Антифашистское подполье объединило свыше 9 тыс. жителей столицы тридцати националь­ностей, а также представителей девяти европейских стран. За годы оккупации подпольщики вывели из го­рода в партизанские отряды более 10 тыс. семей мин­чан, в том числе около тысячи семей смертников из минского гетто.

Диверсия на Минском железнодорожном узле в де­кабре 1941 г., во время боев под Москвой, снизила его пропускную способность почти в 20 раз. В Гомеле подпольщики взорвали ресторан с находившимися там немецкими офицерами. В Оршанском железнодорож­ном депо активно действовала группа К. Заслонова. Ею было выведено из строя разными способами не­сколько десятков паровозов и неоднократно парали­зовывалась работа станции.

Большое внимание уделялось морально-политичес­кой работе среди населения. В январе 1942 г. в Минске было налажено издание периодического листка «Вест­ник Родины», газеты «Патриот Родины», листовок. К концу года в Беларуси издавалось около 20 подполь­ных газет. В мае 1942 г. было налажено издание газеты «Звязда». Массовым тиражом в Беларусь доставлялись газеты «Савецкая Беларусь», агитплакат «Раздав1м фа-шысцкую гадзшу!», фронтовая газета «За Савецкую Беларусь». 1 января 1942 г. начала работать радио­станция «Советская Белоруссия». 18 января 1942 г. в Москве был проведен антифашистский митинг бело­русского народа, который транслировался по радио. На митинге выступили писатели М. Танк, К. Чорный, секретарь ЦК комсомола С. Притыцкий и др.

В марте-апреле 1942 г. в Минске немцы аресто­вали более 400 подпольщиков, а том числе и несколько членов подпольного горкома партии. 7 мая 1942 г. был нанесен новый удар по подполью, в результате чего погибли сотни патриотов, в том числе секретари под­польного горкома и райкомов КП(б)Б. В борьбе с за­хватчиками гибли целые семьи подпольщиков. Погиб­ли, например, семьи Щербацевичей, Герасименков, Сосиных, Цветковых, Янушкевичей, Клумовых, Кор-женевских и др.

Но сопротивление продолжалось. 21 октября 1942 г. более чем в 300 местах г. Минска были расклеены листовки с призывом бить оккупантов. Вскоре были сфор­мированы новый подпольный горком КП(б)Б и его филиалы. Всего в рядах минского подполья боролись свыше 9 тыс. человек, в том числе более тысячи ком­мунистов и двух тысяч комсомольцев. За время окку­пации ими было проведено более 1500 диверсий.

В Витебске в 1941-1942 гг. действовало 56 под­польных групп. Более 400 человек насчитывали под­польные организации Гомеля. Их деятельностью ру­ководил оперативный центр. В Могилеве более 40 под­польных групп объединились в «Комитет содействия Красной Армии». С весны 1942 г. на железнодорожной станции Оболь Витебской области действовала под­польная комсомольская организация «Юные мстите­ли» в составе 40 человек. Молодые патриоты совер­шили 21 диверсию. Активным было подпольное дви­жение в Борисове, Орше, Жлобине, Мозыре, Калин-ковичах и других населенных пунктах. 30 июля 1943 г. подпольщики Осиповичей совершили одну из самых крупных диверсий второй мировой войны - уничто­жили 4 эшелона с военной техникой, боеприпасами, горючим. Один из этих эшелонов был загружен тан­ками «Тигр».

Антифашистские организации действовали и в за­падных областях Беларуси. В мае 1942 г. на базе ан­тифашистских групп Василишковского, Щучинского, Радунского, Скидельского районов был создан «Ок­ружной белорусский антифашистский комитет Барановичской области». Он объединял 260 подпольщиков. В Брестской области в это время был создан «Комитет борьбы с немецкими оккупантами».

Политика захватчиков на оккупированной территории изменилась

Встретившись с сопротивлением и всенародным неприятием оккупационного режима, фашистские за­хватчики попытались склонить население на свою сто­рону, создать антибольшевистское движение, убедить людей в том, что будто бы война ведется в полити­ческих, идеологических целях. С февраля 1943 г. в фашистских средствах массовой информации стали мень­ше говорить о необходимости колонизации, а больше о перспективах расцвета восточных территорий под немецким руководством, о хорошо обеспеченном бу­дущем всего населения.

Менялась и экономическая политика оккупантов. Сначала в целях более эффективного грабежа и экс­плуатации населения оккупационные власти сохраня­ли колхозно-совхозную систему, затем была возобнов­лена частная собственность на землю. Но фашисты не спешили с передачей земли крестьянам, заявляя, что она будет осуществляться как поощрение «после определения заслуг перед властями». В феврале 1943 г. был издан приказ о возвращении национализирован­ного советской властью имущества бывшим владель­цам. Разрешалось частное владение мастерскими, ма­газинами и т. п.

Одновременно фашисты прибегли к формирова­нию национальных административных образований, опираясь на определенные круги эмиграции и местно­го населения которые в силу разных причин стано­вились на путь сотрудничества с ними. В Беларуси эти силы не были однородными. На коллаборацио­нистский путь стали те, кто всегда составлял оппози­цию советской власти и делал ставку на Германию (в том числе и после прихода в ней к власти фашистов) в деле, как они считали, возрождения Беларуси. На правом фланге этих сил находилась Белорусская на­ционал-социалистическая партия (белорусские фашис­ты) во главе с Ф. Акинчицем, созданная еще в начале 30-х гг. После захвата немцами Польши к сотрудни­честву с фашистами стали склоняться И. Ермаченко, В. Захарко, В. Годлевский, Я. Станкевич и др. Эта группа имела периодические издания, вела агитацию за создание самостоятельной Беларуси под эгидой гит­леровской Германии. Сознательно пошла на службу к оккупантам часть белорусской эмиграции во главе с Р. Островским, а также иные лица, считавшие себя обиженными советской властью. В их числе оказались и те, кто в силу тех или иных обстоятельств оказался связанным с названными группами и вынужден был служить немцам, не видя другого выхода.

В октябре 1941 г. была создана «Белорусская на­циональная самопомощь». Главной целью ее провоз­глашалась помощь «белорусам, потерпевшим от во­енных действий, большевистского и польского пре­следования...отстроить разрушенный чужаками бело­русский край...». В округах, районах и волостях соз­давались ее отделы. Руководство этой организации стремилось превратить ее в орган белорусского госу­дарственного управления, создать вооруженные отря­ды для борьбы с партизанами и Красной Армией, ор­ганизовать при оккупационных органах белорусские отделы и т. п. Однако немцы всесторонне контроли­ровали деятельность БНС, не позволяли ей практи­чески никаких самостоятельных действий.

В июне 1942 г. рейхскомиссар генерального округа Беларуси В. Кубе разрешил создать при главной раде БНС ведомственные отделы, в том числе политичес­кий, административный, военный, школьный, охраны здоровья и др. Кроме этого, были созданы профсоюзы, белорусский судебный аппарат. Особое значение как вооруженной силе при БНС придавалось корпусу Бе­лорусской самоохраны. В каждом районе планирова­лось создать от роты до батальона этих сил, которые должны были составить три дивизии. Организовыва­лись курсы по переподготовке офицеров-белорусов.

Однако осенью 1942 г. немцы потеряли интерес к этой затее и решили вместо самоохраны создавать бело­русские полицейские батальоны.

В июне 1943 г. оккупационные власти разрешили коллаборационистам создать антисоветскую моло­дежную организацию «Союз белорусской молодежи». Вступить в него мог белорус в возрасте от 10 до 20 лет, предоставивший письменные доказательства «чис­тоты» своего происхождения и желания служить фа­шизму. В союз было зачислено несколько тысяч юно­шей и девушек, из которых готовили будущих фун­кционеров националистического движения.

Однако все эти усилия оккупационных властей су­щественно не повлияли на позицию белорусского на­рода, отрицательно относившегося ко всем меропри­ятиям оккупантов и их помощников. Белорусы видели и чувствовали на себе всю жестокость оккупационного режима, его антинародный, антибелорусский харак­тер. Красноречивей красивых обещаний была та сис­тема массового уничтожения людей в тюрьмах и кон­центрационных лагерях, которая 6ыла создана захват­чиками на территории Беларуси.

Во время войны 73 миллиона советских граждан попали в оккупацию. На оккупированных территориях производство сельскохозяйственной продукции по сравнению с довоенным уровнем уменьшилось вдвое.
Но и этого продовольствия хватало только для того, чтобы прокормить немецкую армию. Промышленность работала только на 10 %. Особенно страдали жители крупных городов, не имевшие огородов и подсобных хозяйств. Все выживали как могли.

Принудительный труд

На оккупированных фашистами территориях организовывались биржи труда («Арбайтсамт»). Советские граждане часто шли туда совсем не по своей воле, а под угрозой расстрела или голодной смерти. Безусловно, далеко не все советские граждане горели желанием работать на оккупантов. Однако выбора у них не было. Все трудоспособное население выгоняли на работу принудительно. Жителей оккупированных территорий фашисты заставляли выполнять самую тяжелую работу. Это и строительство мостов и переправ, и расчистка и ремонт дорог, и лесозаготовка, и торфопереработка. Люди работали без выходных с шести утра до позднего вечера. За смену получали всего 200 грамм хлеба. Тех, кто работал медленно, расстреливали на глазах у всех остальных.

Торговля на рынке

На оккупированных территориях большинство уцелевших магазинов обслуживало только немцев, поэтому все остальные посещали рынки. Зачастую это был единственный способ прокормить себя и членов своей семьи. В трудные годы оккупации качество рыночных товаров оставляло желать лучшего, да и цены были гораздо выше довоенных. Но чаще всего люди товары не покупали, а попросту обменивались ими. Золотые часы порой отдавали за буханку хлеба.

Горожане скупали или обменивали товары в окрестных деревнях, а потом сбывали на городских рынках. Да и сельские жители потянулись за выручкой в города. Зачастую такая коммерция спасала жизнь как продавцам, так и покупателям. Однако оккупантов подобная торговля, конечно, не устраивала. На дорогах выставлялись патрули, которые отбирали у торговцев «лишнее», на базарах устраивались облавы с конфискацией товаров и арестами.

Работа у фашистов

В несколько более выгодном положении оказались те, кто размещали у себя солдат вражеской армии. Хотя фашисты зачастую разрешения и не спрашивали. Хозяева обстирывали «гостей», шили, готовили, обслуживали. За эти услуги они порой получали деньги и кое-какие продукты.

Старались фашисты привлечь и учителей для работы в обновленных школах, которые теперь стали главным источником вражеской пропаганды. Конечно, в основном работников заманивали материальными стимулами: высокой зарплатой в марках, хлебным пайком, а также земельным участком.

А находились и те, кто содействовали гитлеровцам. Из их числа и формировались районные полиции. Полицаями становились в основном представители местного населения, «обиженные» советской властью. Однако случалось и так, что в полицаи шли случайные люди по причине безысходности и дармовой пайки.

В трудных боях добывалась победа над врагом на фронте. Тяжелыми и сложными были неравная борьба и полная лишений лесная жизнь партизан. Но едва ли не в самых тяжких условиях пришлось действовать тем советским людям, которые вели тайную борьбу с фашистскими захватчиками, – нашим подпольщикам.
Они не могли помышлять об открытой борьбе, они жили среди оккупантов, зная, что за ними всегда следит зловещее гестапо, что каждый их неосторожный шаг подстерегают явные и тайные пособники врага. Приходилось всячески скрывать свою ненависть, постоянно притворяться, порой таиться даже от родных и близких людей, а иногда и играть роль фашистского прислужника, получая за это презрение народа. И при этом подпольщик всегда знал, что если он потерпит неудачу, попадется, будет выслежен или выдан предателем, то его ждет страшный конец – избиения и пытки, все изощренные муки, которыми гитлеровские палачи старались «развязать язык» своих жертв.
И все же люди сознательно и смело шли на это. Буквально на всей оккупированной территории Белоруссии, Украины, в Прибалтийских Республиках, в занятых врагом областях Российской Федерации бесстрашно действовали антифашистские подпольные организации, внося свой важный вклад в общенародную борьбу, в дело будущей нашей победы.
Героические, преданные Родине советские люди, но в большинстве своем неискушенные конспираторы, подпольщики нередко терпели поражение в смертельном состязании с опытным, мощным аппаратом гестапо и полиции, выданные провокаторами и предателями, они погибали, как мученики, под пытками, бестрепетно шли на казнь, ничем не запятнав своей совести.
Ядром и костяком широкой подпольной сети были коммунисты и комсомольцы. Как правило, такое ядро формировалось заранее партийными организациями в областях, городах, районах еще до прихода оккупантов. Но часто случалось, что по неопытности организаторов, по непредвиденным обстоятельствам или из-за прямого предательства эта первичная сеть подполья оказывалась разгаданной врагом, нарушенной и парализованной. И тогда обязательно находились другие ответственные или рядовые коммунисты и комсомольцы или беспартийные люди, которые создавали новую сеть антифашистских организаций, восстанавливали боевое партийное подполье, поднимали народ на тайную борьбу.
Вспомним некоторые героические страницы истории подпольного движения.
Борьба населения Беларуси против немецких захватчиков началась с первых дней войны. Она велась в различных формах – от невыполнения мероприятий оккупационных властей до вооруженного сопротивления. Подпольная борьба с захватчиками осуществлялась в тесной связи с партизанским движением и при поддержке населения.
Подпольщики распространяли прокламации, листовки, советские газеты, разоблачали фашистскую пропаганду, сообщали о положении дел на фронте, а также саботировали мероприятия оккупантов, уничтожали захватчиков и их пособников, систематически осуществляли диверсионные акты на различных объектах, проводили сбор разведывательных сведений для партизан и Красной Армии, освобождали военнопленных и отправляли их и гражданское население к партизанам. Подпольные организации действовали практически во всех достаточно крупных населенных пунктах оккупированной Беларуси.
Активное участие в подпольной борьбе принимал комсомол Беларуси. В тылу врага действовало около 3 тысяч комсомольских и 335 молодёжных организаций и групп в подполье. Борьбу против оккупантов возглавлял подпольный горком КП(б)Б, созданный в ноябре 1941 г. на совещании представителей подпольных организаций и групп. В минском подполье сражались 9 тысяч человек. В общей сложности было проведено более 1 500 диверсий, переправлено к партизанам не менее 2 200 военнопленных и несколько тысяч человек гражданского населения.
В июле 1943 г., в целях улучшения работы подпольных организаций, усиления внимания к ним со стороны комсомольских органов, секретариат ЦК ВЛКСМ разослал на места специальное директивное письмо. В нем указывалось, что за деятельность территориальных организаций непосредственно отвечают первые секретари подпольных горкомов и райкомов комсомола. На них возлагалась персональная ответственность за установление и поддержание связи с подпольем, выделение для каждой организации связных, обеспечение строжайшей конспирации. Только первый секретарь имел право знать фамилии, явки и другие сведения о всех подпольщиках, действовавших в городе или районе.
В 1943 г. территориальное комсомольское подполье Белоруссии расширилось и организационно укрепилось во всех городах и многих других населенных пунктах, подконтрольных немецко-фашистским захватчикам. Например, комсомольско-молодежная организация «Юные мстители», созданная в 1942 г. в пос. Оболь Сиротинского района Витебской области, к лету 1943 г. выросла до 40 человек, охватив соседние деревни Зуи, Мостище, Ушалы, Ферма. Возглавлял ее комсомольский комитет из 9 человек, секретарем которого была С. Зенькова. Быстро росли и новые организации. В населенных пунктах Лепельского района в начале 1943 г. было 14 подпольных комсомольских организаций и групп, объединявших 40 человек. Несмотря на то, что, в связи с угрозой провала, многие подпольщики, а в ряде случаев и целиком организации ушли в партизанские отряды, к концу года в населенных пунктах района под руководством райкома комсомола (секретарь А.В. Пашкевич) действовали 44 территориальные организации, в которых насчитывалось 184 патриота. Такое же положение наблюдалось и в других районах области. Продолжало активно развиваться комсомольско-молодежное подполье в Витебске, Орше, Полоцке.
Значительно расширилось территориальное комсомольско-моло-дежное подполье в Гомельской области. Только в населенных пунктах Добрушского, Жлобинского, Журавичского, Кормянского, Светиловичского, Чечерского и Рогачевского районов за период с февраля по июль 1943 г. возникло 78 подпольных организаций, в которых насчитывалось 242 человека.
Много новых подпольных групп и организаций возникло в 1943 г. в других населенных пунктах Гомельской, Могилевской и Полесской областях.
Значительно выросло территориальное комсомольско-молодежное подполье в западных областях Белоруссии. В Барановичской области к концу 1943 г. оно состояло из 92 комсомольских и 66 молодежных антифашистских организаций. В 1943 г. территориальное комсомольское подполье в Белоруссии, по неполным данным, насчитывало около 2 тыс. комсомольских и молодежных антифашистских организаций, в которых состояло свыше 8 800 человек.
Активно работало подполье и на Украине. Так, на Западной Украине антифашистское движение развёртывалось в значительной мере стихийно, путём формирования небольших, разрозненных групп «рядовых» советских граждан. При этом организации подполья чрезвычайно мешала деятельность украинских и польских националистических группировок, а также униатской церкви, открыто поддерживавшей фашистов. Понятно, что условия для подпольной работы на Западной Украине были гораздо более тяжёлыми, чем на Востоке республики.
Но был в то же время и фактор, способствовавший такой работе. Ядро подпольных организаций составили бывшие члены Компартии Западной Украины и Компартии Польши, имевшие большой опыт работы в подполье, в условиях террора, проводившегося до 1939 г. в Польше.
Уже к концу 1941 г. советские подпольщики вели агитационную работу, принимали и распространяли среди населения сводки Совинформбюро, совершали акты саботажа и диверсии. Со временем разрозненные группы сопротивления стали устанавливать между собой связи и контакты. В итоге осенью
1942 г. отдельные группы подпольщиков, действовавшие на Львовщине, объединились в единую организацию – «Народную Гвардию». Многие отряды «Народной Гвардии» носили имя Ивана Франко, и позднее это имя закрепилось за всей организацией в целом. Численность «Народной Гвардии» имени Ивана Франко достигала 600 человек. В её рядах плечом к плечу боролись украинцы, русские, поляки, белорусы, чехи, словаки, немцы, представители других национальностей. Руководящим органом «Гвардии» был Военный совет. Боевые группы «Народной Гвардии» действовали не только во Львове, но также в Винниках (восточный пригород Львова), Золочеве, Красне, Рава-Русской, в Городокском, Нестеровском, Бродовском, Камянко-Бугском, Бусском и других районах и населённых пунктах области. «Народная Гвардия» постепенно распространила свою деятельность на Станиславскую, Тернопольскую и Дрогобычскую области. Организаторами и руководителями «Народной Гвардии» были Н.Д. Березин, В.А. Грушин, И.П. Вовк и другие.
Организация сумела наладить выпуск листовок и даже периодической печати. Тиражи отдельных номеров подпольных газет достигали 1 000 экземпляров. Газеты печатались на машинке и размножались при помощи ротатора.
Вот для примера текст одной из листовок «Народной Гвардии» (перевод на русский язык): «Граждане! Настал час расплаты, идите в бой с захватчиками за волю народа, за родной край! В тяжёлые цепи заковал наш народ проклятый немец. Наши лучшие земли забрал себе немецкий пан, но обрабатывать их вынужден наш селянин в ярме самой тяжёлой панщины. Тысячи тысяч юношей и девчат – цвет и надежду народа – загнал оккупант на каторгу в Германию, на заводы, фабрики и шахты. Там губят они свою молодую жизнь от непосильного труда и голода. В час, когда враг начинает задыхаться в завоёванной Европе, вставайте на священную борьбу против извечного врага славянских народов…» (не ранее 1942 года).
Бойцами отрядов и боевых групп «Народной гвардии» было убито и ранено около 1 500 военнослужащих гитлеровской армии и пособников фашистов – националистов, пущено под откос 30 эшелонов противника с живой силой, техникой и горючим, выведено из строя около 20 железнодорожных и автомобильных мостов, уничтожено более 10 работавших на оккупантов промышленных предприятий, 6 складов военного имущества, 6 самолетов, приведено в негодность или повреждено 20 танков, несколько десятков автомобилей…
Участники «Народной Гвардии» привлекались к ведению разведки в интересах наступавшего в 1944 г.
на Львов 1-го Украинского фронта. А уже после освобождения города из «народогвардейцев» был сформирован отряд «Львовцы» во главе с П.Ф. Якубовичем. Отряд самолётами перебросили в Чехословакию, где он сражался с фашистами вплоть до самого конца войны.
Осенью 1942 г. в оккупированном Краснодоне (Луганская область Украинской ССР) спонтанно возникли группы молодых патриотов, решивших бороться с немецкими захватчиками. Потом эти группы объединились в единую организацию, которую назвали «Молодая гвардия». Подрывная, партизанская деятельность «Молодой гвардии» была успешной: нападения на немецкие машины, распространение листовок, поджог биржи труда, помощь семьям красноармейцев, освобождение военнопленных, вывешивание красных флагов, срыв пуска единственной восстановленной немцами шахты, подготовка вооруженного захвата власти в городе перед вступлением наших войск. К концу декабря 1942 г. в «Молодую гвардию» входило около ста человек, арсенал организации составлял «15 автоматов, 80 винтовок, 10 пистолетов, 300 гранат, около 15 тысяч патронов, 65 килограмм взрывчатки», но самое главное – молодогвардейцы были везде. Но 1 января 1943 г. по глупости в полицию попали несколько членов организации. Последовавшее за этим предательство привело к тому, что к 10 января 1943 г. почти вся «Молодая гвардия» оказалась в тюрьме. После нечеловеческих пыток и издевательств молодогвардейцы были казнены: расстрелянными или живыми сброшены в шурф шахты № 5 в Краснодоне. Одиннадцати молодогвардейцам удалось избежать арестов, но сегодня уже никого из них нет в живых.
Осенью 1943 г. молодогвардейцы были награждены. Пятерым было присвоено звание «Герой Советского Союза». В Краснодоне был создан музей «Молодая гвардия». В 1946 г.
подвиг молодых людей был освещён Александром Фадеевым в романе «Молодая гвардия». В 1948 г. режиссёром Сергеем Герасимовым по роману был снят одноименный фильм (на снимке). Краснодон стал центром патриотического воспитания молодежи. Сюда приезжали тысячи паломников со всего света.