(Giacomo Leopardi, 1798-1837) - итальянский поэт. Р. в старинной аристократической семье в городке Реканати, напоминавшем скорее деревню. Его отец был закоренелым реакционером, нетерпимым католиком, заявлявшим, что истинным монархом является лишь тот, при котором первым министром состоит палач. Жизнь в этой удушливой атмосфере невежества и застоя Леопарди сам впоследствии называл «ненавистной ночью Реканати». Сознание ребенка рано столкнулось с противоречиями, типичными для аристократических поэтов «мировой скорби» (Шатобриан): с одной стороны - фамильные предания, воспоминания о великом прошлом, с другой - неприглядное настоящее, бедность, торжество «лавочников». Оторванный от живой современности, оберегаемый отцом от либеральных идей, окруженный удушливой атмосферой дворянского дома, этот болезненный отпрыск древнего рода вознаграждал себя чтением в библиотеке своего отца. Он был наделен гениальными способностями, уже подростком изучил несколько языков, в том числе греческий, латинский и даже еврейский, в 15 лет написал «Историю астрономии», в 18 пишет «Гимн Нептуну» и анакреонтические оды на греческом языке и выдает их за найденные будто бы им тексты, причем вводит в заблуждение специалистов и вызывает изумление самого Нибура. В 1822 ему удается наконец вырваться из Реканати. Он уезжает в Рим, скитается по разным городам (Флоренция, Болонья, Пиза, Милан), поддерживает свое существование помощью друзей и филологическими работами, которые выполняет для издателей, переносит жестокие страдания от своих физических недугов и умирает после мучительной агонии на руках своего друга Раньери, который написал книгу о совместных годах их жизни. - Пессимистическая философия Л., его знаменитая теория infelicita была продуктом той драмы, которую переживала после промышленной революции дворянская аристократия не одной только Италии. Воспитанный на воспоминаниях о прошлом, он постоянно уносится к героическим временам Спарты и Рима, к Данте и поэтам Ренессанса и остается органически чужд и враждебен новым идеям, к-рые торжествуют вместе с разложением дворянской культуры, с падением его класса, с ростом торговли и индустрии, с усилением буржуазии. Он враждебен всем этим проявлениям новой жизни, он глубоко и блезненно ощущает, что ему нет места в мире новых отношений. Он смеется над своим «жалким веком», ежедневно прославляемым в газетах «крупным и мелким шрифтом», - веком, к-рый гордится могуществом реторт и машин, овладевающих уже самими небесами. Его мало привлекают чаяния этого века. Благородство и доблести не могут создать ни вольтова дуга ни английские машины. Пошлость и неравенство не исчезнут от того, что подешевеет шерсть, рабочие и крестьяне сбросят грубую одежду и приобретут платье из тонкого сукна, что под Темзой пройдет подземный путь и глухие переулки в городах будут залиты ярким светом. Он презирает демократию, карманные энциклопедии, газеты, ставшие единственным источником идей. Когда один из друзей посоветовал ему оставить свои жалобы, заняться вопросами политики и экономики, петь о нуждах и надеждах века, он с отвращением отказался посвящать свои стихи этим нуждам, для которых «достаточно существует купцов и лавок» («Al marchese Gino Capponi»). Ему одинаково чужды стремления буржуазии и социалистические идеи. Его взор обращен не к будущему, а к прошлому. Его не затронуло движение карбонариев. Видя свою родину под пятой наполеоновских ставленников, униженной туземными и чужеземными тиранами, он охвачен чувством патриотической скорби, но спасения он ждет не от организованных действий, а от пробуждения героических и рыцарских чувств и для этого воскрешает в своих стихах образы прошлого. Пока он жив, он будет кричать: «Народ, взгляни на предков и стыдись» («Sopra il monumento di Dante»). Он остается аристократом и реакционером в самых своих призывах к освобождению. Только гений способен пылать любовью к предкам, слушать могучий и славный голос мертвецов, чернь не знает стыда и чести. От пустого, надменного и суетного века он, подобно романтикам, ищет спасения в царстве мечты и мысли («Il Pensiero dominante») и кончает полным отчаянием. У него нет больше ни веры ни желаний. Мир не достоин волнений его сердца, жизнь - мрак, горечь и грязь, судьба дала человеку в удел только страдания и смерть, жизнь вселенной - вечная суета («A se stesso»). Обычные темы его стихотворений - скорбные думы о непрочности человеческого счастья, о превратностях судьбы, об обманах и разочарованиях любви («Il primo amore», «A Silvia», «La genestra o il fiore del deserto» и др.).
Кроме канцон Л. написал ряд прозаических произведений, среди к-рых выделяются «Диалоги», в к-рых он свел в стройную философскую систему свои безотрадные мысли о мире и людях. В этих диалогах беседуют между собой мифические существа, природа, душа, духи или отвлеченные фигуры, физик и метафизик. В самой композиции их чувствуется отрешенность от жизни, поэт точно смотрит свысока на людей, их усилия и проникается печалью и жалостью к их тяжелой судьбе. Наиболее полное выражение пессимизм Л. находит в диалоге Природы и Исландца («Dialoge della Natura e di un Islandese»). Основная мысль диалога: «Жизнь вселенной есть бесконечный круг возникновения и разрушения, соединенных взаимно так, что одно постоянно служит другому и оба вместе - сохранению мира, к-рый неминуемо сам придет в упадок в случае уничтожения одного из этих элементов. Отсюда следует, что в мире нет ни одной вещи, к-рая была бы свободна от страдания». В других диалогах («Di un Fisico e di un Metafisico», «Di Fasi e del suo Genio familiare», «Della Natura e di un’Anima») Л. развивает эти мысли. Неудовлетворенность, стремление к лучшему, никогда неосуществимое, - неизменное состояние человека. Счастье никогда не бывает настоящим, оно всегда в прошедшем или будущем, а т. к. цель жизни счастье, то жизнь - вечное несовершенство. Особенно тяжело положение высокого духа, потому что превосходство души обусловливает наибольшее ощущение жизни, а следовательно и наибольшее сознание своего несчастья. Аристократизм Л. сказывается в его скорби о положении «избранной личности» в демократическом веке, в его протесте против культа массы, в к-рой растворяется индивидуальность. Л. - самый законченный идеолог дворянства, оттесняемого с исторической арены усиливающейся буржуазией, последний поэт чувств и воззрений феодально-рыцарской эпохи, глубже и трагичнее других поэтов «мировой скорби» переживший драму своего класса.
(29.06.1798 - 14.06.1837)
Судьба поэта всегда драматична, история тому порукой. Но среди
итальянских поэтов Леопарди не принадлежал к самым несчастливым. Он не был
изгнанником, как Данте и Фосколо, и не познал, сколь горек хлеб чужбины. Он
не был узником, как Тассо и Пеллико, и хотя отличался слабым здоровьем и
часто болел, разум всегда сохранял и не имел приступов безумия или
безотчетного страха. Леопарди не познал любви и славы, этих величайших
ценностей в жизни каждого поэта. Но он умел находить благословение в
отвергнутой любви, а славу ему заменяло признание немногих избранных умов
Италии. Не только личная судьба виной тому, что Леопарди стал самым скорбным
итальянским поэтом.
Жизнь Леопарди (1798-1837) пришлась на тяжелые времена итальянской
истории. Италия в те годы была отсталой окраиной Европы. Страна была
раздроблена, экономически не развита, политически несамостоятельна. Первые
тринадцать лет XIX века в Италии господствовали французы, а после падения
Наполеона и крушения его империи возвратились прежние поработители -
австрийцы, установив жестокий режим. Но историю тех лет можно рассматривать
и в другом свете. Это были годы растущей волны национально-освободительного
движения, вошедшего в историю под названием Рисорджименто. Не только скорбь,
но и небывалый духовный подъем характеризуют литературу тех лет. Фосколо и
Мандзони стремились возродить в итальянцах чувство национального достоинства
и дух свободы. У Мандзони была нравственная опора - Бог, в которого он верил
с самозабвенностью католика. У атеиста Леопарди не было такой опоры; он был
один на один со своим жестоким веком, которому не хотел уступать ни в чем.
В первой половине XIX века не одна Италия переживала тревожные дни.
Недаром тогда в литературе возникло явление, получившее наименование
"мировой скорби", с которым связывают творчество англичанина Байрона (хотя
его родина была тогда самой могущественной державой), австрийца Ленау.
Величайший пессимист в мировой культуре, философ Шопенгауэр, был немец.
Причина здесь не исчерпывается национальными бедствиями, поскольку
настроения "мировой скорби" были близки и Мюссе, и Гейне, и Лермонтову. Это
было типичное явление, порожденное расцветом романтизма с его взлетом
идеала. Литература эпохи Просвещения конца XVIII века и Французская
революция разбудили в умах великие надежды и дух независимости, а социальная
действительность лишь казалась обновленной, обманывая чаяния романтиков.
Можно понять, почему именно итальянцу Леопарди суждено было стать самым
последовательным выразителем этой мятежной скорби. На него свалились сразу
все трагедии его века - и национальные бедствия, и личная несчастливая
Реканати, в десяти километрах от Адриатического моря. Его отец граф Мональдо
Леопарди происходил из древнего, но обедневшего рода, чему немало
способствовала страсть главы семейства к книгам. Библиотека, собранная им,
считалась тогда одной из лучших в Италии - в этом богатейшем книжном
хранилище затворником вырастал будущий поэт, с ранних лет полюбивший
филологию. Леопарди был не только выдающимся поэтом, но и утонченным
филологом, профессионально работавшим в этой области. Он вполне мог бы стать
университетским профессором, и ему предлагали кафедру итальянской филологии
университеты Бонна и Берлина. Было предложение и из Рима, но Леопарди
отклонил его по ряду причин, и одной из них было неприятие им католицизма.
Как все образованные люди той поры, он больше всего ценил независимость
Творчество Леопарди разделяется на три периода. Первый из них
приходится на 1818-1821 годы, когда поэт от классицизма переходил к
романтизму. Именно в те годы им написаны патриотические канцоны "К Италии",
"К памятнику Данте", послание "К Анджело Май", а также лирические идиллии
"Бесконечность", "К луне", "Вечер праздничного дня" и другие. Это был период
гражданской лирики, полной патетики, гнева и страсти.
В те годы возникло движение карбонариев. Молодой затворник Реканати не
примкнул к нему, но глубоко сочувствовал патриотическим настроениям
восставших. Тогда же появились первые манифесты нового литературного
направления - романтизма. В острой полемике "классиков" и "романтиков"
Леопарди принял сторону первых. В 1819 году он написал свое "Рассуждение
итальянца о романтической поэзии", которое пролежало в архиве поэта и было
считал главнейшим достоянием классицизма - гражданственность и следование
образцам античности. Этот период в литературе Леопарди любил самозабвенно.
Для каждого итальянца античное наследие частично является национальным
достоянием, и поэт придавал ему большое значение в деле воспитания
подрастающего поколения. Романтизм же воспринимался им как чуждая итальянцам
"северная поэзия", как одна из форм иноземного порабощения в духовной
области. В своих "Рассуждениях" Леопарди заявляет, что литература как часть
национального дела призвана служить возрождению Отечества. Эти идеи во
многом соответствовали будущим устремлениям итальянского романтизма, а
Классицизм и романтизм соперничают в ранних произведениях Леопарди. В
канцоне "К Италии" он создает яркий образ скорбящей женщины, олицетворяющей
поверженную, коленопреклоненную и потерявшую надежду Родину - "царица и
есть новое и в облике лирического героя канцоны. Наделенный титаническими
чертами, этот герой-одиночка смело выступает против поработителей Отчизны:
О если б сделать так судьба могла,
Чтоб кровь моя грудь итальянцев жгла!
Любовь к Родине предстает здесь не как гражданский долг, но как личное
чувство, святыня души. Патриотические канцоны Леопарди полны печали и гнева,
протеста против порабощения и ограбления народа иноземными захватчиками.
Одна из характерных черт итальянского патриотизма - это гордость за
национальную культуру. Об этом говорится в канцоне "К памятнику Данте".
Творец "Божественной комедии" для Леопарди велик прежде всего как
поэт-гражданин. В стихах о Данте есть яркая историческая картина,
воскрешающая недавнее прошлое - гибель итальянских солдат в России в 1812
году. Леопарди ненавидел эту войну во имя чуждых интересов наполеоновской
Франции, и глубоко было его сострадание итальянским юношам, обреченным
погибнуть на чужбине.
Затворник Реканати умел воспринимать мировые бедствия как события
личной жизни. К тому же он обладал гениальной способностью - "чувством
бесконечного". Это романтическое, даже по его понятию, ощущение поэт раскрыл
в идиллии "Бесконечность". Стихотворение начинается с описания холма рядом с
домом поэта в Реканати. Одинокий холм как двойник лирического героя,
любящего в одиночестве созерцать природу и размышлять о ней. Купы деревьев,
растущих у его подножия, закрывают часть горизонта. Но эта преграда
открывает беспредельную даль мирового пространства внутреннему зрению поэта.
В этой идиллии непостижимо сочетаются шум и тишина, шелест листвы поблизости
и "бесконечное молчание" бескрайнего пространства, каким представляется
поэту Вселенная, в которой для него не было Бога. Зато было чувство
молитвенного состояния души перед сознанием вечности.
И среди этой
Безмерности все мысли исчезают,
И сладостно тонуть мне в этом море.
В этом стихотворении поражает чувство единения человека и бесконечного
во времени и пространстве мироздания. Выражаясь терминами Карла Юнга, это
удивительная "архетипичность поэтического сознания", модус сопряжения
прошлого и настоящего, неопределенного и конкретного, музыки и молчания.
Созвучность этого стихотворения современному мировосприятию не раз
отмечалась в работах последних лет. "Бесконечность" - самое известное из по-
этических творений Леопарди, переведенное на многие языки мира. Среди его
переводчиков - француз Сент-Б?в, создавший в 1844 году литературный портрет
Леопарди, американец Лоуэлл, чех Врхлицкий, испанец Альберти, австриец
Рильке, поэты Серебряного века русской литературы А. Ахматова, Н. Гумилев,
Вяч. Иванов и др.
Второй период творчества Леопарди (1822-1833) - самый продолжительный и
плодотворный. Это были годы политического кризиса, переживаемого покоренной
австрийцами Италией. К тому времени сложилась философско-эстетическая
позиция Леопарди, отраженная в его "Дневнике размышлений" и в прозаических
диалогах "Нравственные очерки". Но ярче всего она выражена в его
интеллектуальных одах и идиллиях "Брут младший", "Последняя песнь Сафо", "К
Сильвии", "Ночная песня пастуха, кочующего в Азии", "Любовь и Смерть" и др.
Для понимания философских и эстетических взглядов поэта важен его
"Дневник размышлений" (Zibaldone), который он вел с 1819 по 1834 год.
Большая часть записей относится к середине 20-х годов. В это время
формировался философский пессимизм Леопарди и назревал его романтический
бунт. "Дневник размышлений" представляет собой записи на древних и
современных языках, цитаты из прочитанного, суждения о судьбах языка,
литературы, музыки и театра, заметки об истории, философии и политике.
Античная философия помогла Леопарди перейти от своеобразного язычества к
философскому материализму, в чем немалую роль сыграла французская
просветительская мысль. Современную немецкую философию Леопарди знал хуже,
но "философию тождества" Шеллинга он принял как нечто созвучное эллинскому
пантеизму. Леопарди верил, что поэт может силой своего воображения
одухотворить мир. Постепенно от неприятия романтизма он приходит к выработке
эстетической системы, близкой романтикам. Именно в духе романтической
эстетики на страницах "Дневника" Леопарди трактует любимого им Гомера.
Говоря об "Илиаде", он рассматривает ее композицию как единство контрастов:
победа - поражение, радость - горе. Истинным героем "Илиады" он считает не
победителя Ахилла, а побежденного Гектора, настолько велико в его глазах,
глазах итальянца, нравственное торжество пусть побежденного, но не
сломленного духом защитника родной земли. Как подчеркивается в "Дневнике", в
этом и заключена правда жизни, ибо в реальности достоинство и трагическая
участь неразделимы.
Философско-эстетическая проза Леопарди интересна не только как
комментарий к его лирике. Поэт был оригинальным мыслителем, следующим в
русле европейской мысли и порой идущим самостоятельно. Как поэта и мыслителя
его ценил Шопенгауэр. Леопарди почти не был знаком с философией Гегеля, но
гегелевское диалектическое понимание мира было ему близко, и, быть может,
это было типологическое схождение. Созвучны также их взгляды на природу.
В своей "Бесконечности" Леопарди еще считал возможной гармонию между
человеком и мирозданием, но позднее он отрешился от этой веры. В его лирике
и дневниковых записях возникает зловещий образ "мачехи-природы", в котором
прослеживается некая диалектическая двойственность. Будучи матерью всего
сущего, природа стала злой мачехой, обрекая людей на страдания,- причина, по
которой мировое зло неисповедимо и неискоренимо. Леопарди никогда не
принимал всерьез эсхатологических мифов, и его пессимизм не знает панических
настроений, страха перед судьбой. Дело здесь не только в человеческой
гордости, но и в растяжимости самого понятия скорби. "Нет такого отчаяния,
которое не содержало бы в себе надежду",- пишет Леопарди в своем "Дневнике".
Скорбь для Леопарди - это понятие экзистенциальное, ибо в ней сама
сущность мира, а все люди - братья во скорби, будь то богачи или нищие,
молодые или старые, красавцы или уроды, потому что никто не избежит смерти.
Скорбь - это сущностный философский смысл бытия, а в плане художественном -
структурообразующее начало поэтического образа. В то же время она для
Леопарди вполне реальное лирическое чувство, все оттенки которого он
воплотил во всем их многообразии. Скорбь в его поэзии выступает как чувство
нравственное, рождающее благородные порывы души. Она могла быть героической
("К Италии", "Брут младший"), стоической ("Последняя песнь Сафо", "Ночная
песнь пастуха, кочующего в Азии"); скорбь у него могла обернуться
элегическим раздумьем ("К себе самому"), горькой иронией ("Палинодия") или
тем, что он сам называл "своей сладчайшей мукой" - любовью ("Любовь и
Смерть", "К Сильвии", "Неотвязная мысль").
"Ночная песнь пастуха" - одно из самых значительных произведений
второго периода творчества. Образ ночного странника воплощает собой вечно
ищущую человеческую душу. И рядом - образ пустыни, земной и небесной, по
которой совершает свой путь луна, олицетворяющая извечность, божественное
начало в природе. Между луной и человеком та же отчужденность, что и между
природой и человеком. Пастух вопрошает безответную луну:
Ужели не гнетет
Жизнь эта - пастуха,
А жизнь твоя - тебя? Куда стремится
Путь краткий мой и твой извечный ход?
Контраст и тождество здесь слиты воедино, поскольку луна и пастух - оба
"угнетены". Стихотворение пронизано идеей вечного движения, но движение это
в лучшем случае - круговорот, не дающий выхода. По замкнутому кругу ходит
бессмертная луна и смертный пастух, за которым бездумно бредет стадо,
олицетворяющее собой бессмысленное "довольство своей праздностью". Их
дополняет образ старика с котомкой на плечах, спешащего в безумном беге к
собственному концу. Романтический контраст этой идиллии в соединении
беспредельности пространства с заданностью движения. Разрыв замкнутого круга
возможен, хотя это лишь из области желаемого. "Если мы не можем обладать, то
никто не лишил нас права желать",- пишет Леопарди в "Дневнике размышлений"
В итальянской критике "Ночную песнь пастуха" часто называют "Лунной
сонатой" Леопарди. Как и в известной бетховенской сонате, природа у Леопарди
полна таинственности и напряженного молчания. Ночь смешала мрак и свет, и в
этом смешении как бы сокрыта тайна грядущего дня.
В лирике второго периода проявляются и богоборческие начала. Они есть в
"Бруте младшем", герой которого причисляет себя к "роду Прометея"; слышны
они также в последних строках "Любви и Смерти", где лирический герой
выступает "с челом открытым, рвущимся к борьбе, с бичующей рукой, залитой
кровью". Лирике итальянского поэта присуща трагедийность, и многие его стихи
напоминают финальные монологи в пятом акте трагедии.
В отличие от классицистов, Леопарди не любит традиционных
мифологических персонажей, но иногда сам сотворяет мифы. Именно так и
начинается его повествование в стихотворении "Любовь и Смерть";
Сестер Любви и Смерти первый крик В один раздался миг.
Прекрасней их на нашей нет планете
И на иных, и нет нигде на сеете.
Но как дисгармоничны, неравносложны эти начальные строки! И в этой
дисгармонии изначальность трагического.
Тема любви и смерти - одна из древнейших в поэзии, и само библейское
изречение "сильна, как смерть, любовь" сохраняет свой смысл в произведениях
Леопарди. В этом союзе прекрасного и трагического отражается романтическая
диалектичность. У Леопарди любовь и смерть - это тождество и
противоположность одновременно, порождение злой судьбы, но зато - лучшее из
ее порождений.
Над смертной жизнью вместе пролетая,
Они - для сердца мудрого оплот.
В понятии поэта трагический удел предпочтительней прозябания и жизни,
лишенной счастья. Так, в "Бруте младшем" и в "Последней песне Сафо" герои
предпочитают смерть безрадостному и унизительному существованию, и смерть
для них оказывается единственно возможным проявлением свободы воли. Смерть и
любовь, считает Леопарди, даны немногим, лишь обладателям мудрого сердца,
или свободным духом. Лирическим и одновременно трагичным можно назвать
стихотворение "Консальво", в котором умирающий юноша просит любимую им
Эльвиру поцеловать его на прощанье. Девушка дарит ему поцелуй, но не любви,
а скорее жалости и сострадания. Но для умирающего это единственный миг
счастья. Представление Леопарди о счастье соответствует романтическим
воззрениям, согласно которым счастье не долговечно, а всего лишь миг, и
ценность жизни определяется наличием этого "наполненного мгновения".
"Вершинные" моменты в жизни человека противостоят годам тусклого и
безрадостного существования.
Как и многих романтиков, Леопарди привлекала поэзия малых форм, и
морально-философская лирика занимает значительное место в его наследии. Он
был оригинален в осмыслении поэтических жанров, отказавшись от
классицистского разделения их на низкие и высокие, а также от традиционного
для итальянской поэзии сонета, к которому прибегал лишь изредка.
Интимная лирика Леопарди может быть камерной, раскрывающей элегические
настроения героя. Таково короткое стихотворение "К себе самому", где поэт
умоляет свое сердце успокоиться и забыть о недавно пережитых "прекрасных
обманах":
Умолкни навеки. Довольно
Ты билось. Порывы твои
Напрасны. Земля недостойна
И вздоха. Вся жизнь -
Лишь горечь и скука. Трясина - весь мир.
Поэт нередко противопоставляет слово и ритм. Так и в рассматриваемом
стихотворении слова успокаивают, а ритм стиха с постоянными переносами,
обрывистостью фраз, перебоями и незавершенностью строки воспроизводит биение
чувства. Это, пожалуй, самое "чеховское" стихотворение у Леопарди, и оно
чаще других переводилось на русский язык. О русской леопардиане появилось
очень интересное исследование итальянской славистки Донаты Муредду "Леопарди
в России", в котором дается история восприятия поэта в России и анализ его
переводов.
Позднее в творчестве Леопарди заметно возрастает роль сатиры и
намечается преодоление скорби. Тридцатые годы в Европе отмечены зарождением
новых надежд. В 1831 году создается организация "Молодая Италия", а затем
появляется союз "Молодая Европа". Именно тогда возникла "европейская идея",
которой суждено было осуществиться через полтора столетия. Ее активным
проводником в Италии стал флорентийский журнал "Новая антология", вокруг
которого сплотились видные экономисты, историки, писатели, активные деятели
движения Рисорджименто. Леопарди не мог не примкнуть к этому кругу передовой
интеллигенции. Он давно уже не был затворником Реканати, успев побывать в
Риме, Болонье, Пизе. Да и во Флоренции поэт стал частым гостем, где
познакомился со светской красавицей Фанни Тарджони Тодзетти, которую считал
единственной большой любовью, хотя и безответной, как и все другие.
Закат жизни Леопарди провел в Неаполе, у подножия Везувия. Благодаря
помощи друзей жизнь поэта стала более сносной, и он вынашивал новые планы.
сердечного приступа, приняв смерть спокойно, в полном сознании.
В последние годы жизни из-под пера Леопарди вышли поэма "Паралипомены к
Батрахомиомахии", а также две большие идиллии - "Палинодия" и "Дрок, или
Цветок пустыни". Это был закономерный итог его поэтической деятельности.
Сатирическая поэма была своеобразным дополнением к древнегреческой
"Батрахомиомахии" ("Войне мышей и лягушек"), которую Леопарди переводил еще
воспринят им в древнегреческой лирике. Но идиллия итальянского поэта XIX
века стала иной, а ее лиричность носит более утонченный и интеллектуальный
характер. Особой же оригинальностью отличается разработанный Леопарди жанр
большой идиллии, построенной по музыкальному принципу. В основе ее
композиции лежит система противоборствующих и многовариантных лейтмотивов, с
беспредельным пространством и открытым временем. Мир больших идиллий
разомкнут, и присутствующая в нем личность всегда соотносится с целым
мирозданием без опосредующих звеньев. Эта личность гуманна и готова к
состраданию, и, что самое главное, она духовно независима. А духовная
независимость воспринималась как одно из проявлений столь ценимой
романтиками свободы. Большие идиллии Леопарди, скорбные в своей основе,
могут совмещать лирику и сатиру, печальное и смешное.
Такова сатирическая идиллия "Палинодия", что в переводе с греческого
ему оптимизма. Основной мотив "Палинодии" связан с образом счастливого
будущего, "которое сулят все газеты". И в этом грядущем "золотом веке"
всеобщего благоденствия выделяется тема технического прогресса, машинизации
и засилья прессы. Сам стиль стихотворения, приближенный к публицистическому,
необычен для поэзии Леопарди из-за обилия политической и социальной термино-
логии, географических названий, глаголов в будущем времени. Увлекшись
появляется тема социального контраста:
Голодный нищий будет у богатых
Слугою и работником, в любой
Общественной формации...
Последняя идиллия Леопарди "Дрок, или Цветок пустыни" тематически
продолжает философскую тему "Ночной песни пастуха". Здесь вновь знакомый
мотив ночи-бесконечности и та же тема пустыни мира. Но вместо условной Азии
появляется картина Юга Италии: Неаполь, Везувий, Помпея. В годы работы поэта
над этим произведением близ Везувия производились археологические раскопки,
и древняя Помпея впервые предстала взорам ошеломленных жителей XIX века.
Пространство в "Дроке" обретает большую материальность, а время -
исторический отсчет. Поэт напоминает о том, что восемнадцать веков отделяют
его от трагического последнего дня Помпеи. Бесконечность заполняется
звездами, и в них поэт видит материальные астрономические тела. У него даже
мелькает мысль: а что, если бы оттуда, из космической дали, взглянуть на
нашу землю? Эту мысль поэта позднее подхватит и разовьет Рильке в своих
"Фонтанах" (1900).
Образ жесткой мачехи-природы, враждебной человеку, воплотился в
символическом образе Везувия и в исторически конкретном облике разрушенной
Помпеи. В стихотворении многократно возникает тема круговорота времени.
Везувий не раз обрушивал потоки смертоносной лавы на селения людей. И сейчас
крестьянин, живущий в этих местах, с тревогой поглядывает на огнедышащую
гору в ожидании новых бедствий. Но на этот раз круговорот истории осмыслен
по-новому, и в нем возможны повторения светлых периодов. Лава продолжает
угрожать человеку, но на склонах Везувия вырос нежный и пахучий дрок.
Образ душистого дрока - емкий, многозначный символ лживого порождения
природы. Беззащитный и хрупкий, он живет на склоне огнедышащего Везувия и
дарит пустыне свежий аромат. Какой урок человеку!
Понятие о круговороте истории у Леопарди как будто и не противоречит
его вере в поступательное движение человеческой мысли. Верный своим
просветительским убеждениям, поэт и здесь прославляет человеческую мысль:
Ту мысль, благодаря которой мы
Из варварства едва лишь
Восстали...
В "Дроке" появляется образ "содружества людей", сплоченных в "одном
союзе" общим стоическим сопротивлением жестокой "мачехе-природе", и
приобщившийся к этому "союзу" лирический герой уже не чувствует себя
обреченным. Его надежда на будущее еще очень хрупка. Она выстрадана и со
всех сторон теснима мотивами скорби, сомнения, иронии и самоиронии. Но
значительно и сцепление добрых мотивов: "содружество людей", бесстрашный
цветок пустыни, одухотворенная мысль и раскрывающаяся картина бесконечной
красоты мира.
Поэтический образ в лирике Леопарди строится на сочетании конкретного и
неопределенного, привычного слова и необычной интонации стиха. Лексика поэта
отличается строгой простотой, хотя и встречаются архаические слова и
обороты, но все это в меру. Риторические вопросы, восклицания,
афористичность еще связаны с традициями классицистов, но выглядят
обновленными в сочетании с новыми ритмическими фигурами.
Поэтическая система Леопарди оригинальна. Его стихи ни в коем случае
нельзя назвать верлибром. Но изменения, которые он вносит в классическое
итальянское стихосложение, ведут к свободному стиху. Поэма "Паралипомены к
Батрахомиомахии" написана полностью традиционной октавой. Мастерски владея
принятой в итальянской версификации строфикой, поэт строит терцину, сонет;
часто пишет стихи в строгой форме с рифмой через две строки и чередует
одиннадцатисложник с семисложной строкой. Его "Бесконечность" написана
одиннадцатисложным белым стихом.
Новация заключается в том, что Леопарди вносит определенную свободу в
чередование разносложных строк. Он может свободно менять порядок рифм,
сочетать белый стих с рифмованным и изменять сам характер рифм. У него
иногда вторгается приблизительная рифма, рифма по смыслу, и это не считая
множества внутренних рифм, консонансов. Соотношение слова и ритма может быть
самым неожиданным - слова, звукопись, ритм могут соответствовать семантике
слова или контрастировать с ней. Все это придает неповторимое своеобразие
каждой строке поэта. Интеллектуальность и внутренняя музыкальность поэзии
Леопарди родственна лирическому складу человека XX века.
Переводы патриотических канцон Леопарди стали появляться в России в
60-е годы XIX столетия. Это был период гарибальдийской эпопеи, и русские
шестидесятники горячо сочувствовали итальянским борцам за свободу. Отсвет
России ознаменовался бурным развитием философской науки и новым расцветом
поэзии. Возрос интерес к Леопарди как поэту, мыслителю, и к его столетнему
юбилею вышло несколько работ. В начале нашего столетия Леопарди привлек к
себе внимание поэтов Серебряного века: Вячеслава Иванова, Дмитрия
Мережковского, Николая Гумилева, Константина Бальмонта. Теперь в авторе
"Бесконечности" видели прежде всего философа, теоретика европейского
пессимизма и страдающего человека, едва ли не самого несчастного из всех
живущих. Появились издания его философской прозы и сборники стихов.
К середине нашего столетия певец любви и скорби отступил на второй
план, но не был полностью забыт. О нем писали в историко-литературных
исследованиях, а его переводы появлялись в хрестоматиях.
Воскрешение Леопарди в русском литературном сознании пришлось на конец
60-х годов, когда уже наши шестидесятники возвратили Леопарди русскому
читателю. В 1967 году выходит его сборник с интересным предисловием Н.
Томашевского и с новыми переводами А. Ахматовой и А. Наймана.
Новые исследования о Леопарди приобретали объективный характер,
анализировалась художественная природа его творчества и позиция в контексте
европейской литературы. Весомый вклад в развитие русской леопардианы внес
собравшийся в Москве в июне 1982 года русско-итальянский симпозиум,
Так кто же Леопарди - классицист или романтик? На этот вопрос
убедительно ответил И. Голенищев-Кутузов, отметивший у итальянского поэта
"слияние классицистских и романтических устремлений", столь плодотворных для
формирования реализма. Таковым, по мнению ученого, был путь Пушкина и
Лермонтова, современников Леопарди. И это сопоставление, данное русским
литературоведом, звучит как высшая оценка творчеству итальянского поэта.
В преддверии двухсотлетия поэта остается вопрос: каково же место
Леопарди в мировой литературе, кто он - философ или поэт, "поэтический
философ" или поэт мысли? Оставим Богу богово, а кесарю - кесарево. Джакомо
Леопарди был мастером интеллектуальной лирики, запечатлевшим в своей поэзии
скорбную мысль человеческую. В этом его призвание как поэта. И пока "жив
будет хоть один пиит", Леопарди будут помнить и почитать как одного из
выдающихся лириков последних двух столетий.
Светлана Блейзизен
Джакомо Леопарди
Giacomo Leopardi
http://www.italia-mia.globalfolio.net/letteratura/leopardi.htm
Фигура Джакомо Леопарди в контексте итальянского (и не только итальянского) Отточенто - совершенно однозначно является одной из ключевых по философскому значению и качеству поэзии, и ее величина становится еще более значимой, если посмотреть на ту чисто географическую изоляцию, в которой Леопарди сформировался как поэт, и на одиночество, которое придало особенный характер всем его произведениям. Несмотря на некоторые попытки примкнуть к романтическому движению (которые, впрочем, носили скорее характер критики), Леопарди остался верен классике - от античности до Сеттеченто, попытавшись соединить античную мысль и свою уникальную эрудицию с примерами культуры Просвещения, которые больше подходили его критическому уму. Даже с точки зрения его политической позиции, Леопарди всегда "плыл против течения": в "Размышлениях о настоящем положении нравственности итальянцев" он в полной мере выразил свой скептицизм по отношению к умеренной идеологии, осудив недостаточность социального чувства, полностью растворенного в эгоизме, индивидуализме и культурном обеднении. В то время как широко распространяющийся возврат к католицизму времен Реставрации открывал горизонты опытам Мандзони, Леопарди отказался от религиозного решения проблемы путем компромисса, потому как видел в религии источник предрассудков, фанатизма и насилия. Несмотря на интеллектуальную дружбу с флорентийской группой, объединившейся вокруг "Антологии", с которой поэт некоторое время сотрудничал, Леопарди остался убежден в правильности своих позиций и никогда не принял связь либерально-умеренного мышления с социо-экономическим прогрессом, которая так вдохновляла редакторов этого журнала.
Джакомо Тальдегардо Франческо ди Салес Саверио Пьетро Леопарди (Giacomo Taldegardo Francesco di Sales Saverio Pietro Leopardi) родился 29 июня 1798 года в Реканати - маленьком центре папской провинции, в семье графа Мональдо и Аделаиды Античи. "Я родился в благородной семье неблагородного города" напишет он позднее. Сейчас этот "неблагородный город" весь напичкан памятными досками, посвященными Леопарди: "здесь проходил", "здесь сидел"... И в этой посмертной славе чувствуется сильная горечь: итальянская провинция всегда воздает хвалу своим умершим отпрыскам, отказывая им в признании, пока они живы. Все годы, что Леопарди провел в Реканати, он был известен его жителям лишь как "сын Графа" или, еще хуже - "горбун".
Дом ЛеопардиСемейство Леопарди принадлежало к той типичной местечковой аристократии, которая была тесно связана с религией. Их генеалогическое древо было переполнено в основном Епископами, впрочем, ни один из них не стал не то что Папой, но даже и Кардиналом. Дом, в котором все они рождались и умирали, был насквозь промерзшим, в котором, ради сохранения презентабельности, не было никаких удобств. Не было в нем и ни единого уголка для уединения. Единственной отдушиной в этом почти что гробу была библиотека.
В ней царствовал граф Мональдо, который питал к книгам страсть, граничащую с манией. В его библиотеке было около 16000 томов. Он откапывал их везде, где только мог, перемешивая классические тексты с книгами-однодневками, печатавшимися и в его время. Он никогда не выезжал за пределы Реканати и считал совершенно естественным то, что до восемнадцати лет ему не позволяли выходить одному из дома. Он все еще носил парик с косичкой и шпагу. Шпагой он дорожил больше всего, говоря, что при шпаге он приобретает чувство собственногоМональдо Леопарди, отец поэта достоинства. Был он совершенно неспособен к ведению собственного хозяйства: запустил все свои земли, дом же его был полон склеротичных дядюшек и тетушек, слуг, вышедших на покой, и древних священников, которых когда-то пригласили в качестве гувернеров и которые пережили своих воспитанников. Пойдя против воли своего семейства, граф Мональдо женился на маркизе Аделаиде Античи, которая оказалась для него «божественным благословением и божественной карой». Когда она поняла, что все семейное наследство испаряется с невероятной быстротой, она взяла управление финансами в свои руки, полностью устранив от дел мужа, и управляла всем с удивительной жадностью. Она не могла уволить работников, поскольку тогдашние законы это запрещали, но, когда крестьяне приносили ей, скажем, яйца, она измеряла их, пропуская через специальное кольцо: если они через него проходили, она заставляла заменять их на более крупные. Всю семью эта добрая женщина обрекла на спартанскую диету, носила она солдатские башмаки и одно-единственное платье с карманами, вечно раздутыми связками ключей, потому что в кладовые и в погреб лишь она имела доступ. Все в доме было взвешено и отмерено, даже дрова для камина. Муж, когда ему нужны были деньги, вынужден был исподтишка продавать бутылку вина или масла. Исключений не делалось даже для детей, у которых никогда не было ни единой игрушки, а одежда переходила от одного к другому. Джакомо позднее писал, что, когда один из детей заболевал (а из двенадцати родившихся семь умерло), Аделаида радовалась, потому что таким образом надеялась подарить Господу ангела. Расстроилась она только из-за одного малыша, который умер, не дожив до крещения, потеряв из-за этого право на крылья.
Аделаиде Античи, мать ЛеопардиКогда Джакомо исполнилось шесть лет, его одели как маленького аббата и он отправился в церковь на первое причастие, где его мать вошла с ним в исповедальню, чтобы вместе со священником узнать все его секреты. Поскольку он был первым ребенком, за столом он сидел по правую сторону от отца, который разрезал ему еду в тарелке, причем продолжал он это делать и когда Джакомо исполнилось 25 лет и вся Италия уже считала его великим поэтом. В воспитатели ему достался воспитатель отца - старый испанский иезуит, которого сам отец называл «убийцей моих штудий», но на самом-то деле воспитанием Джакомо занимался сам отец, который, с того момента, как его отстранили от домашних дел, не отваживался выходить из дома и все свои дни проводил в библиотеке. Здесь-то Джакомо и вырос под неусыпным взглядом отца, по-своему привязанного к сыну, который, впрочем, не сомневался, что Джакомо должен был стать его точной копией: эрудированным педантом, ревностным сторонником Папы, короче говоря - истинным графом Леопарди.
Мальчик читал все подряд - жадно и беспорядочно - поскольку ничего другого ему не оставалось: как и его отцу, ему было запрещено до достижения совершеннолетия выходить из дома в одиночку. Он ничего не знал о современной литературе, поскольку библиотека заканчивалась книгами раннего Сеттеченто. Зато он стал профессионалом в латинском и греческом, вплоть до того, что писал превосходные подражания классическим поэтам. Единственными его друзьями были брат Карло и сестра Паолина, которые родились почти сразу же после него. С матерью у него были исключительно «дисциплинарные» отношения. Она никогда не интересовалась и не одобряла его штудии, а его успехи казались ей сущими пустяками. Когда, после смерти Джакомо, один из его почитателей пришел к ней, чтобы выразить свои соболезнования и поблагодарить за то, что она подарила миру такого Поэта, она ответила ему одной короткой сухой фразой: «Да простит его Господь».
В 1807-1812 годах Джакомо вместе с братом Карло и сестрой Паолиной (всего же детей в семьеБрат поэта Карло было пятеро: один из них - Луиджи - преждевременно умер в 1828 году, другой же - Пьерфранческо - продолжил династию) делает свои первые шаги в учебе под руководством аббата Себастьяно Санкини, сразу же выказав свои исключительные способности. В этот же период он пишет и свои первые работы: сонет «Смерть Гектора» (La morte di Ettore) и перевод Од Горация. В 1811 году из-под его пера появляются трагедия «Индийская добродетель» (La virtu indiana), первые «Философские диссертации» (Dissertazioni filosofiche) и перевод «Ars poetica» Горация. В 1812 году начинаются «семь лет безумного и отчаяннейшего учения», как назвал их сам Леопарди, в течение которых он в одиночестве закапывается в фамильную библиотеку.
Накрывая колени шерстяной шалью, чтобы защититься от холода, скрючившись за маленьким столиком в темном углу, Джакомо искал спасения в книгах. Он почти ничего не знал о внешнем мире - разве что только то, что видел в маленькие квадратные окошки своего дома-тюрьмы. Однажды он увидел лицо девочки - Нерины; потом - Сильвию, которым посвятил стихотворения. Нерина скорее всего была маленькой крестьянкой, которую на самом деле звали Мария Белардинелли; Сильвия же совершенно точно звалась в действительности Терезой и была дочерью извозчика. Обе девочки умерли в очень раннем возрасте. Но о чувствах, кипевших в душе Джакомо, никто в его семье не догадывался: мораль семьи Леопарди предписывала не замечать вещи неприятные или вызывающие смущение. Как не заметили и того, что его позвоночник, бывший почти постоянно в скрюченном положении, искривился практически до появления горба. Когда же дядя Джакомо Античи - брат Аделаиды написал Мональдо, что мальчик нуждается в лечении и предложил прислать его для этого в Рим, Мональдо ответил, что его сын прекрасно себя чувствует и прямо-таки цветет, после чего эгоистично добавил, что, поскольку Джакомо является его единственным другом, он не намерен лишать себя его общества.
Брат поэта ПьерфранческоВ 1813 году он начинает самостоятельно изучать греческий и пишет «Историю астрономии» (Storia dell’astronomia), получив от отца разрешение изучать книги, запрещенные церковью. В 1814-1816 годах для него начинается период филологических и научных штудий. Его первой работой была монография о «De viris doctrina claris» Эзихия Милезия, за которой следуют работа о «Porphyrii de vita Plotini et ordine librorum eius», «Commentarii de vita et scriptis rhetorum». Также он переводит с греческого «Fragmenta Patrum Graecorum». В 1815 году он пишет «Эссе о народных заблуждениях в античности» (Saggio sopra gli errori popolari degli antichi) и «Речь к итальянцам» (Agl’Italiani) по случаю освобождения Пичено, которая носила еще реакционных характер, потому что в тот период Джакомо еще находился под влиянием отца. Кроме того он переводит идиллии Моско и «Батракомиомахию». В 1816 году он пишет «Речь о жизни и произведениях М. Корнелио Фронтоне» (Discorso sopra la vita e le opere di M. Cornelio Frontone), обнаруженных Анджело Маи - кардиналом и филологом, с которым Леопарди будет общаться в течение нескольких лет; затем заканчивает и публикует в миланском журнале «Spettatore italiano e straniero» («Итальянский и иностранный очевидец») «Мнение о еврейской Псалтыри» (Parere sopra il Salterio ebraico), исследование «О славе Горация у древних» (Della fama di Orazio presso gli antichi) и перевод Первой книги Одиссеи. Вскоре после этого он переводит «Греческие триопейские вписывания», а в конце лета 1816 года - Энеиду, которую в следующем году публикует в Милане. Именно этот перевод позволил ему наладить связь с миром. Он послал копию, сопровожденную изысканными посвящениями, трем самым известным литераторам того времени: Монти, Маи и Джордани. Первые двое ответили ему довольно сдержанно, Джордани же прислал ему письмо с горячими похвалами. За него-то Леопарди и схватился, как утопающий за соломинку, засыпав Джордани письмами и уговорив его приехать в Реканати. Священник поневоле, человек с либеральными убеждениями, слегка склонный к риторике, но щедрый и полный человеческим теплом, Джордани сразу же понял трагедию Джакомо и подбил его вырваться из удушающей атмосферы семьи. Позднее МональдоПаолина, любимая сестра Леопарди обвинил Джордани в злоупотреблении гостеприимством и в том, что тот «украл» у него сына. Джордано открыл для Джакомо новые горизонты, заставив его еще более сильно ощутить свое положение пленника. Леопарди был настолько вдохновлен своим новым другом, что в сентябре 1817 года написал две патриотические оды: «К Италии» (All"Italia) и «На памятник Данте» (Sopra il monumento di Dante). Эти два произведения были вскоре напечатаны и по достоинству оценены всей Италией. Джозуэ Кардуччи писал, что, будучи еще мальчиком, он был потрясен этими стихами; добровольцы в 1859 году кричали: «В церковь - с Мандзони, на войну - с Леопарди». Единственным, кто не разделял всеобщих восторгов, был Мональдо, для которого слово «Италия» было ругательством. Но это уже события 1817 года. В этот же период (а точнее - в 1816 году) Джакомо начинает свою полемическую деятельность в литературе, вмешавшись в прения между классиками и романтиками, он пишет и отсылает в «Итальянскую библиотеку» («Biblioteca Italiana»)письмо в ответ на полемику, открытую Мадам де Сталь (которое, к сожалению, так и не было опубликовано).
В январском номере этого журнала появилась статья Жермены де Сталь «О характере и пользе переводов» (Sulla maniera e sulla utilita delle traduzioni). Статья эта весьма соответствовала характеру журнала, который был проавстрийским и открыто реакционным. В частности, задача его заключалась в том, чтобы убедить итальянцев в их культурной отсталости от других европейских стран и ослабить тем самым их патриотический пыл. Редактору журнала, автору ученых трудов Джузеппе Ачерби, которого итальянцы называли австрийским шпионом, и губернатору Ломбардии графу Соро статья мадам де Сталь показалась как нельзя более подходящей для этой цели, но на прогрессивные круги она подействовала иначе. Де Сталь не умаляла исторического значения итальянского народа, его культуры и художественных талантов, но советовала итальянцам ближе познакомиться с европейской литературой - от «Илиады» Гомера и трагедий Расина до произведений современных немецких писателей. Итальянские критики, писала де Сталь, постоянно ворошат пепел своего прошлого, чтобы найти в нем какую-нибудь песчинку золота, а поэты, пользуясь гармонией своего языка, ищут звонких созвучий, не задумываясь о смысле слов. Она хотела познакомить итальянцев с прогрессивными и вместе с тем национально-освободительными тенденциями современной Европы для обновления итальянской литературной культуры.
Вокруг статьи тотчас разгорелась полемика, имевшая не только литературный, но и политический смысл. Литературные консерваторы были возмущены словами де Сталь о современной итальянской литературе, остававшейся в плену старых догм. В журнале «Novelle letterarie» («Литературные новости»), появилась статья, перепечатанная в «Spettatore italiano e straniero», полная оскорблений в адрес де Сталь, затем в том же роде две статьи в «Corriere delle Dame» («Дамский курьер»; майский и июньский номера) и др. «Biblioteca Italiana» пыталась потушить скандал и в апрельском номере напечатала статью де Сталь, в которой она оправдывалась и выражала свои симпатии к Италии вообще и к ее культуре в частности. Наконец, в том же 1816 году появилась брошюра Лодовико ди Бреме «О несправедливости некоторых итальянских суждений о литературе» (Intorno all’ingiustizia di alcuni giudizi letterari italiani). В ней ди Бреме отвергает правила тысячелетней давности, созданные для другой публики, не имеющей ничего общего с современной итальянской, требует современного языка, чтобы выражать новые мысли и понятия, свободного творчества, идущего из глубоких недр души. Литература должна работать для сегодняшнего дня, для теперешней Италии, жаждущей освобождения от иностранных завоевателей. И ди Бреме указывает на другие европейские литературы, сбросившие классические путы, вернувшиеся «к себе», к своему народу и к своей современности.
Но брать пример с иностранцев не значит им подражать. Международный обмен идеями не уничтожает национального своеобразия, а развивает его, делает культуру народа более оригинальной и помогает ему решать свои задачи. Это последнее особенно важно, а потому нельзя ориентироваться на одну только древнюю литературу, но нужно изучать и новые, народные, - ведь народности и национального своеобразия как раз и не хватает итальянской литературе. Пора наконец понять, что итальянцы XIX века еще ничего не сделали для развития новой науки и новых идей. Нужно изучать современных ученых и философов, Бэкона, Локка, Канта, Фихте, Ансильона и других, чтобы двигать науку и подняться до уровня современной мысли.
Этому мешает итальянский литературный язык классической школы, повторяющий язык Бокаччо. Итальянцы не только пишут, но и мыслят на этом языке, - темно, неотчетливо и очень учено, они высоко ценят случайное, не замечая существенного. Классические правила, ставшие привычкой, превращают критиков и писателей в ремесленников и убивают творчество. В этом несчастье Италии. Нужно писать и мыслить на родном языке народа, которым можно выразить то, что волнует современного итальянца.
Леопарди, несомненно, читал этот манифест и другие статьи за и против романтизма; во всяком случае, он имел более или менее отчетливое представление об этих спорах, хотя относился с пренебрежением к классикам, так же как к романтикам, потому что любил античных авторов, а не современных, им подражавших. Романтики раздражали его, потому что выбрасывали из современной культуры непреходящие художественные ценности античного искусства и всю систему древнегреческого восприятия. Но свое негодование Леопарди выскажет лишь два года спустя после начала спора, по поводу статей Лодовико ди Бреме о Байроне.
В конце августа к нему в Реканати приезжает типограф Антонио Фортунато Стелла. Все в том же 1816 году Леопарди пишет «Приближение смерти» (Appressamento della morte), которое, собственно, и можно назвать началом его истинной литературной и поэтической деятельности.
1817 год был решающим в литературной жизни поэта: он начал писать журнал-дневник "Zibaldone" («Мешанина». В русской традиции его обычно называют «Дневником размышлений»). Также он переводит «Римские древности» Дионисия Аликамасского и «Титаномахию» Гесиода. Затем завершает «Сонеты, написанные сиром Пекора, флорентийцем против Гульельмо Манци, библиотекаря Римской библиотеки Барбериана» (Sonetti in persona di ser Pecora fiorentino contro Guglielmo Manzi, bibliotecario della Barberiniana di Roma) и сонет «По прочтении жизнеописания Альфьери, написанного им самим» (Letta la vita dell"Alfieri scritta da esso).
В 1818 году Леопарди пишет «Рассуждения итальянца о романтической поэзии» (Discorso di un italiano intorno alla poesia romantica), которые не были изданы вплоть до 1906 года.
В начале 1819 года он пишет еще несколько канцон, наиболее известные из которых «Женщине, страдающей долгой и смертельной болезнью» (Per una donna inferma di malattia lunga e mortale) и «На смерть женщины и ее плода, прижитого от соблазнителя, зверски убитой рукой и искусством хирурга» (Nella morte di una donna fatta trucidare col suo portato dal corruttore per mano ed arte di un chirurgo). Затем он предпринимает попытку (неудачную) бегства из Реканати, написав перед этим письмо отцу, в котором жестко осуждает его реакционные и подавляющие взгляды (на счастье старого графа, это письмо до него не дошло). Интересны его письма, относящиеся к этому периоду, которые он посылает в Мачерату Саверио Брольо, пытаясь получить паспорт для поездки в Милан. К несчастью, одно из этих посланий было перехвачено отцом, который был скорее безмерно удивлен, чем разгневан подобным поведением сына, которому он до сих пор разрезал мясо в тарелке и который так страстно желал избавиться наконец от его общества.
Неудача, постигшая его в попытке освобождения, повергла Леопарди в еще более глубокую печаль, которая к тому же на сей раз не могла быть рассеяна его любимой работой из-за приступа офтальмии. Но именно в эти месяцы безысходности он пишет свои первые настоящие стихи - «Идиллии» (Idilli). Он и сам признавался, что вдохновила его на их сочинение скорее литература, чем непосредственный опыт, а Томмазео (лингвист, писатель и патриот, современник и противник Леопарди) ядовито сравнивал эти стихотворения с потрескавшимися и многократно использованными палимпсестами, в которых через новые письмена проступают античные фразы. И в этом есть доля правды. В «Идиллиях» чувствуется вкус греческой лирики, с изысканностью и легкостью, достойными Теокрита. Позднее Леопарди напишет, что в этих своих стихах он стремился к простоте и естественности, и это подтверждают многочисленные наброски, свидетельствующие о постоянной его борьбе со всем поверхностным.
В это же время пишет он и оставшиеся неоконченными «Воспоминания о детстве и отрочестве». В 1820 году в печати появляется его канцона «К Анджело Маи» (Ad Angelo Mai), а в 1821 - 1822 гг. - и другие, за исключением «К своей Донне» (Alla sua donna), которую он опубликует в Болонье в 1824. В этот период активизируется и его работа над «Zibaldone»: с марта 1820 по октябрь 1822 (до поездки в Рим) он пишет 2500 страниц из общих 4526.
Мало кто осилил весь «Zibaldone», но, не зная хотя бы основных его идей, нельзя узнать Леопарди. Этот журнал-дневник является своего рода чуланом, в который Джакомо сваливал все: мелкие события своей жизни, бедной оными, фантазии, планы, сны, критические комментарии к литературным произведениям (своим и чужим), воспоминания, признания, сожаления, мысли мелкие и грандиозные, которые приходили ему в голову...
Когда этот сборник был опубликован, современники восхищались в основном филологическими и философскими пассажами, наполняющими книгу. Сен-Бёв, будучи несколько более проницательным, увидел в «Zibaldone» документ, свидетельствующий о «вкусе» Леопарди, и был прав. Леопарди действительно был великим филологом, но этим его величие не ограничивается. Что же до философии, она не была его коньком. Его основной любовью была литература. И стоит сразу оговориться: не весь «Zibaldone» является первосортной литературой. В этом монументальном произведении есть гениальные заметки, открытия и озарения, но встречаются и скучнейшие повторения, длинноты, совершенно неинтересные темы, жалобы и жалкие попытки сатиры. В общем, в нем - весь Леопарди: великий создатель «Стихов» и посредственный автор «Нравственных очерков».
В конце 1822 года, закончив "Сравнение высказываний Брута младшего и Теофраста незадолго до смерти" и несколько канцон («К весне» (Alla Primavera), «Последняя песнь Сафо» (Ultimo canto di Saffo), «Гимн праотцам» (Inno ai Patriarchi), Леопарди наконец-то уезжает из дома (с согласия отца) и отправляется в Рим - путешествие, о котором он столько мечтал - навестить родственников: семейство Античи. Путешествие в карете заняло шесть дней. Джакомо впервые покинул Реканати и смог увидеть тот мир, который так его тревожил. И тем не менее, он ни разу на него не взглянул. Всю дорогу он просидел, склонившись над греческим текстом, вгрызаясь в страницы, совершенно глухой к мистическому очарованию Умбрии и торжественности Агро. Через несколько дней по приезде в Рим он пишет брату письмо, полное разочарования. Город ему не понравился (а лучше сказать - это он не понравился Риму: он ожидал горячего приема в салонах и академиях, на самом же деле его признали лишь немногие, да и эти немногие не придавали ему особого значения), очень скоро он кажется ему педантичным и негостеприимным, несмотря на знакомство с несколькими немецкими дипломатами (такими как Ниебур и Бунсен), которые высоко оценят исключительное филологическое дарование Леопарди. Он страстно желал встретиться с Кановой, которому Джордани представил его в письме, но с отчаянием обнаружил, что он умер за несколько дней до приезда Леопарди в город. Единственным удовольствием, которое ему выпало в Риме (и о котором он писал брату Карло 20 февраля 1823 года), было посещение могилы Тассо, которое несколько утешило его после неудачных попыток получить место библиотекаря. Вернувшись в Реканати в мае 1823 года, Леопарди возвращается к своим ученым занятиям: он полностью посвящает себя созданию «Zibaldone» (к концу года им написаны уже 4006 страниц), переводу с латыни «Сатиры против женщин» Симонида и сочинению канцоны «К своей Донне» (Alla sua Donna).
В 1824 году он читает Лукиана Самосатского и снова принимается за написание «prosette satiriche» (то есть «сатирических рассказиков»), обещанных Джордани еще в 1820 году, что приводит в конце концов к написанию (в период с января по ноябрь) первых двадцати «Нравственных очерков» (Operette morali). В них чувствуется его желание взглянуть на жизнь со всеми ее горечами с веселым отстранением. С улыбкой. Но Леопарди не умел улыбаться. Юмор, ирония и скептицизм не входили в его репертуар, и когда он решил себя в них попробовать, он потерпел фиаско. Леопарди не был знаком с Шопенгауэром, Шопенгауэр же знал Леопарди (хотя и только по книгам), и дал ему очень точное определение: поэт боли, точно так же, как сам Шопенгауэр был ее философом. И в этом определении - весь Леопарди.
В том же году он пишет и «Размышления о настоящем положении нравственности итальянцев» (Discorso sopra lo stato presente dei costumi degl’Italiani), которые будут опубликованы лишь в 1906 году. В Болонье он издает десять «Канцон с Примечаниями», затем переводит «Нравственные сочинения» Изократа.
В 1825 году для Леопарди начинается череда путешествий, которые прерываются частыми возвращениями в Реканати, вплоть до 1830 года, когда он решает окончательно отделиться от семьи. В этот период он бывает в Милане (где Стелла намеревается поручить ему управление изданием сочинений Цицерона, для которого Леопарди пишет два Манифеста и Библиографическое примечание), а также в Болонье, где получает известие о том, что при посредничестве Бунсена он назначен преподавателем ораторского искусства греческого и латинского в римском университете Sapienza. Впрочем, он отказывается от этого места. Переводит он в это время и «Учебник» Эпиктета, а также принимается, по просьбе все того же Стелла, за комментарии к стихам Петрарки, написанным им на итальянском (как он писал Луиджи Стелла 13 января 1826 года, работа «столь же длительная и трудная, сколь и скучная (однозначно - самая скучная из всех, что я перепробовал в своей жизни)»). Затем он завершает «Апокрифический фрагмент» Стратона Лампсакского, который будет опубликован в «Нравственных очерках» в издании 1845 года. И наконец он возвращается к поэзии с посланием «Графу Карло Пеполи» (Al conte Carlo Pepoli), написанным в марте 1826 года. В том же году в «Антологии» Вьессо печатается часть «Нравственных очерков»: «Диалог Торквато Тассо со своим фамильным Гением», «Диалог Кристофора Колумба с Пьетро Гутьеррецем» и «Диалог Тимандра с Элеандром». В Болонье, в издательстве «Stamperia delle Muse» печатаются его «Стихи» (Canti).
В 1827 году он снова в Реканати, корректирует гранки «Нравственных очерков», которые издаются Стеллой в июне того же года. Он же издает и «Итальянскую хрестоматию» - богатую антологию итальянской прозы. Затем Леопарди уезжает в Болонью, за которой следует Флоренция, где он встречается с литературной группой, вращавшейся вокруг «Антологии». Вьессо - незадолго до этого «открывший» Леопарди и пригласивший его сотрудничать с «Антологией» - принимает его с распростертыми объятиями. В залах палаццо Буондельмонти он знакомится со Стендалем. В этой группе царила свободная атмосфера, исключающая церемонии и формальность. И именно из-за этого Джакомо сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Он не привык к таким простым и открытым отношениям, при которых участники группы общались друг с другом так, как будто были знакомы сто лет, хотя могли увидеться впервые. Там царили искренние разговоры и взаимные подшучивания. И ко всему этому членом этого кружка был и заклятый недруг Леопарди - Никколо Томмазео, который не сдерживался и не раз подвергал тяжким испытаниям застенчивость и обидчивость Джакомо. Он не мог простить Леопарди критики в адрес его переводов Цицерона, которые он сделал для изданий Стеллы. И теперь он накидывался на только что опубликованные «Нравственные очерки». И он был не единственным в своей антипатии к Леопарди: Каппони и Коллетта также считали Леопарди неприятным человеком, недостойным своей славы. Когда во Флоренцию прибыл Мандзони, незадолго до этого закончивший «Обрученных», был организован банкет, на который пригласили и Леопарди. Два самых великих итальянских гения своего века встретились, но не узнали друг друга и не нашли общих тем для разговора. Через много лет Мандзони признался Де Санктису, что он так и не смог понять - почему Леопарди считался великим поэтом.
В январе 1828 года выходит «Поэтическая итальянская хрестоматия». Леопарди в этот момент находится в Пизе, где проведет всю зиму. Пиза произвела на него приятное впчатление и именно здесь он пишет «Шутку» (Scherzo), «Пробуждение» (Il risorgimento) и «К Сильвии» (A Silvia). Мягкий климат, дешевое жилье и пропитание, этот городок гораздо больше подходил ему - все-таки провинциалу - нежели помпезный Рим или свободолюбивая Флоренция. Кроме того, в Пизе у него неожиданно появилась поклонница - Тереза Лучиньяни, девушка большой культуры, веселая и жизнерадостная, которая одарила Джакомо своей симпатией. Даже в глубокой старости (она прожила более девяноста лет) Тереза с большой нежностью вспоминала этого молодого человека - бледного и уродливого, вечно одетого в черное, который практически никогда не переодевался и ходил, заляпанный шоколадом, и умудрялся улыбаться, лишь, глядя на нее. Именно Тереза вдохновила его на написание «Пробуждения», которое не имеет ничего общего со знаменитым итальянским Рисорджименто. Это одно из немногих нетрагичных стихотворений Леопарди. Но этот относительный покой длился недолго - из-за неожиданной смерти брата Луиджи Джакомо решает вернуться в Реканати.
С 1829 по 1830 Леопарди живет в Реканати; этот период покажется ему бесконечным и в письме к Колетте от 2 апреля 1830 года он назовет его «шестнадцать месяцев ужасной ночи». Тем не менее за эти месяцы он пишет «Воспоминания» (Le ricordanze), «Покой после бури» (La quiete dopo la tempesta), «Суббота в деревне» (Il sabato del villaggio) и «Ночная песнь пастуха, кочующего в Азии» (Canto notturno di un pastore errante dell"Asia), законченное в апреле 1830 года. Кроме того, из Флоренции он получает письмо от издателя Коллетта с очень щедрым и тактичным предложением: некий благотворитель, пожелавший остаться неизвестным, положил ему ежемесячную выплату, которая позволила бы Джакомо жить более или менее достойно. Это оказалось последней каплей, Леопарди покидает Реканати (на сей раз - навсегда; его отец не вышел попрощаться с ним, как это случалось в его предыдущие отъезды, поскольку и он понимал, что это - окончательное прощание. Человек, разрушивший судьбу своего сына, он и сам был раздавлен страхом потерять его.) и направляется во Флоренцию, где снова встречается с «друзьями из Тосканы», готовыми профинансировать издание его «Стихов», которые и выходят в издательстве «Piatti» в апреле 1831 года. Осенью того же года Леопарди знакомится (вернее - вновь встречается, потому что они уже мельком встречались за три года до того) с неаполитанским изгнанником Антонио Раньери, «содружество» с которым продлится до конца Антонио Раньеридней поэта. Раньери был молодым неаполитанцем, красивым и с хорошими манерами, шумным, темпераментным, страстным и весьма поверхностным, отправленным в изгнание правительством Бурбонов за его либеральные взгляды. Благодаря богатству своего семейства, он совершал длительные поездки по Франции, Швейцарии и Великобритании и общался с интеллектуалами своего времени, что позволило и ему самому приобрести некий налет интеллектуальности и культуры. Состояние, в котором он нашел Леопарди - стесненного в средствах, удрученного и впавшего в отчаяние - растрогало его до такой степени, что он, повинуясь одному из своих обычных порывов, решил поселиться с ним вместе и взять на себя заботу о поэте.
Появление Раньери было весьма кстати, потому что чек, который, по словам Коллетты, посылался Леопарди неизвестными благодетелями, на самом-то деле выписывал сам Коллетта. И он надеялся, что поэт хотя бы немного возместит ему расходы, помогая корректировать его «Историю Неаполя». Но Леопарди возвратил ему черновики без изменений и вдобавок даже забыл послать ему в подарок копию своих «Стихов», которые вышли из печати как раз в это время. И Коллетта, который и сам не утопал в роскоши и к тому же был серьезно болен, перестал выплачивать Леопарди его месячное «жалование».
В 1831 году Леопарди все еще во Флоренции и, по некоторым источникам, в этот момент он переживает увлечение Фанни Тарджиони Тоццетти, которая и вдохновляет его на создание так называемого «цикла Аспазии» («Консальво» (Consalvo), «Неотвязная мысль» (Il pensiero dominante), «Любовь и смерть» (Amore e morte), «К себе самому» (A se stesso), «Аспазия» (Aspasia). Помимо уже упомянутого издания «Стихов» он начинает работу над Паралипоменами «Батракомиомахии», которую вскоре прервет и возобновит во время пребывания в Неаполе. После короткой поездки в Рим (в 1832 году) Леопарди снова возвращается во Флоренцию, где планирует издательство литературного журнала «Lo Spettatore fiorentino», для которого пишет интересную «Преамбулу», а также создает последние два «Нравственных очерка»: «Диалог продавца альманахов и прохожего» и «Диалог Тристана и его друга». После чего начинает работу над «Размышлениями» (Pensieri).
В 1833 году он уезжает в Неаполь вместе с Раньери, отец которого сумел добиться отменыПосмертная маска Леопарди изгнания для сына, в то время как во Флоренции выходит второе издание «Нравственных очерков». Леопарди договаривается с издателем Старита о публикации своих произведений: в 1835 году выходит второе издание «Стихов» (третье издание «Нравственных очерков», вышедшее в январе 1836 года, но помеченное 1835-ым, будет немедленно изъято цензурой). В это время он пишет сатирическое стихотворение «Новые верующие» (I nuovi credenti). В апреле 1836 года, дабы избежать эпидемии холеры, которая разражается в Неаполе, Леопарди и Раньери перебираются в местечко Торре дель Греко, на виллу делла Джинестра, принадлежавшую свояку Раньери - к подножию Везувия. Здесь Леопарди заканчивает (с помощью Раньери, которому диктует тексты) «Закат Луны» (Il tramonto della luna) и «Дрок, или цветок пустыни» (La ginestra) - настоящее интеллектуальное завещание. В конце концов Леопарди устает от хозяев приютивших его, начинает их даже ненавидеть и возвращается в Неаполь - в самый разгар эпидемии холеры. Сцены, разыгрывающиеся на улицах города, жуткие выкрики могильщиков «У кого есть мертвые, вытаскивайте!» привели его в ужас. Его хроническая астма обострилась (так и осталось загадкой - что вызывало ее: деформированная грудная клетка, сдавливавшая бронхи, или же расшатанные нервы). К ней добавились отеки ног. Раньери уговорил Джакомо вернуться в Торре дель Греко, но когда пришла карета, больной не смог подняться с постели из-за приступа удушья. То немногое время, что ему оставалось, он посвятил тому, что продиктовал своим слабым голосом (который и в лучшие времена казался шепотом) на ухо Раньери последние строфы «Заката Луны», который он не успел закончить. Затем прошептал: «Я больше тебя не вижу», и его сердце остановилось 14 июня 1837 года. Леопарди было тридцать девять лет.
Памятник на могиле Джакомо Леопарди в Парке ВергилияИ даже после смерти он не нашел покоя. Из-за кошмарной эпидемии в Неаполе был издан приказ сжигать всех умерших. Раньери стоило огромных трудов доказать, что его друг умер не от холеры, и добиться разрешения на погребение. Охранники квартала Пьедигротта прервали похороны, вскрыли гроб и, обнаружив на теле следы двух порезов, открыли дело об убийстве. Лишь благодаря свидетельствам врача и священника удалось все уладить и завершить ритуал погребения. Изначально Леопарди нашел свое последнее пристанище в маленькой церкви San Vitale, но позднее его прах был перенесен в Парк Вергилия, который стал местом паломничества истинных поклонников Леопарди и итальянской литературы.
На надгробной плите высечены слова:
Al conte Giacomo Leopardi recanatese
filologo ammirato fuori d"Italia
scrittore di filosofia e di poesia altissimo
da paragonare solamente coi greci
che finì di XXXIX anni la vita
per continua malattia miserrima
fece Antonio Ranieri.
Per sette anni fino all"estrema ora congiunto
all"amico adorato.
MDCCCXXXVII
(Графу Джакомо Леопарди из Реканати / филологу, почитавшемуся за пределами Италии, / величайшему писателю-философу и автору стихов, / могущему сравниться разве что с греками, / который закончил свою жизнь в 39 лет / из-за постоянной презренной болезни. / Поставил Антонио Раньери. / В течение семи лет, вплоть до смертного часа, бывший при / своем обожаемом друге. MDCCCXXXVII)
Светлана Блейзизен
Родился Леопарди 29 июня 1798 в Реканати. В детстве нарушение телесного развития лишило его обычных для этого возраста занятий, и впервые он покинул свой дом лишь в возрасте 32 лет. В 1833 переехал в Неаполь.
Поэтическое наследие Леопарди насчитывает всего несколько десятков стихотворений, впервые опубликованных в 1831 под общим названием Песни (Canti). Эти произведения проникнуты глубоким пессимизмом, окрасившим всю жизнь их автора. В числе прозаических работ Леопарди - Нравственные очерки (Oper e tte morali), философские эссе, написанные в основном ок. 1824 и опубликованные в 1827; Мысли (Pensieri), опубликованные посмертно в 1845; а также Дневник размышлений (Zibaldone), конгломерат разрозненных заметок, сделанных с 1817 по 1829.
Родился Леопарди 29 июня 1798 в Реканати. В детстве нарушение телесного развития лишило его обычных для этого возраста занятий, и впервые он покинул свой дом лишь в возрасте 32 лет. В 1833 переехал в Неаполь. Умер Леопарди в Неаполе 14 июня 1837.
Жизнь Леопарди можно подытожить одной фразой: непрерывные поиски и разочарования. Провозгласив, что ему нужны любовь, огонь, желание и жизнь, он во всем терпел крушение. Большую часть жизни он прожил инвалидом и потому не смог принять предложений зарубежных университетов о сотрудничестве. Одним из главных источников отчаяния Леопарди было крепнущее убеждение в том, что христианство - еще одна иллюзия; он был натурой глубоко мистической, и утраченная вера оставила после себя мучительную пустоту. Разочарование поджидало его и в политике: Леопарди мечтал об Италии, достойной республиканского наследия античности, а видел ее поверженной под австрийским владычеством.
Приверженец теории Руссо об изначально доброй природе, Леопарди нередко выражал в стихах свое чувство естественной красоты. На создание таких стихотворений, как Бесконечность, его вдохновили окрестности Реканати. Но рассматривая природу отвлеченно, как движущую силу вселенной, он находил ее равнодушной и холодной. Нередко в одном произведении присутствуют оба взгляда, как в стихотворении Дрок, или Цветок пустыни (La ginestra, 1836).
Поэзия Леопарди по сути своей лирична. В ней есть философские заключения или, вернее, скепсис, но нет сколько-нибудь цельной философской системы. Скорее ее можно найти в его прозе. Благодаря познаниям в греческой филологии и культу классического стиля Леопарди считал себя классицистом, и этот взгляд разделяли и его современники. Однако ярко выраженный субъективизм заставляет отнести его скорее к романтическим последователям Руссо. Субъективность отличает как стихи, так и прозу Леопарди, хотя на первый взгляд его Мысли объективнее стихов и обнаруживают немалую психологическую проницательность.
Леопарди провозглашает воображение основным источником человеческого счастья. Воображение для него - бегство от реальности, из царства правды. Первое эссе Нравственных очерков, История человечества (1824), представляет собой краткое изложение мировоззрения Леопарди и аллегорически отражает его собственный жизненный опыт: наивный энтузиазм, поиски совершенства, разочарование, усталость от жизни и, как следствие, отчаяние. В романтическом мировоззрении, разделяемом Леопарди, индивид, чувствуя себя несчастным, распространяет это состояние на всю вселенную и объявляет всякое существование страданием. Свой жизненный опыт Леопарди рассматривал как поиски истины, которая, будучи найденной, оказалась проклятием: если богам истина говорит об их блаженстве, человеку она лишь открывает глаза на безысходность его страданий. Отсюда убежденность Леопарди в том, что знание губительно для счастья.
Giacomo LeopardiТворчество
Воплощённый поэт мировой скорби, Леопарди был высоко оценён другим мыслителем-пессимистом – Артуром Шопенгауэром , нередко сопоставляется с Баратынским . Автор сборника стихов «Песни» (), книги «Нравственные очерки» () и огромного «Дневника размышлений», опубликованного лишь через много лет после смерти (). На русский язык его стихи переводила Анна Ахматова . Исследованиями его творчества занимались Себастьяно Тимпанаро и Лючия д"Эрамо.
Публикации на русском языке
- Лирика. М.: Художественная литература, 1967
- Этика и эстетика. М.: Искусство, 1978
- Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1989
- Нравственные очерки; Дневник размышлений; Мысли. М.: Республика, 2000
- Поэмы. М.: Летопись, 2001
- Полуяхтова И.К. Жизнь и творчество Джакомо Леопарди.: Наука 2003г.
Литература
- Solmi S. Studi e nuovi studi leopardiani. Napoli: Riccardo Ricciardi, 1975
- Jonard N. Giacomo Leopardi: essai de biographie intellectuelle. Paris: les Belles lettres, 1977.
- Blasucci. L. Leopardi e i segnali dell"infinito. Bologna: Mulino, 1985 .
- Il pensiero storico e politico di Giacomo Leopardi. Firenze: Olschki, 1989.
- Bellucci N. G. Leopardi e i contemporanei: testimonianze dall"Italia e dall"Europa in vita e in morte del poeta. Firenze: Ponte alle Grazie, 1996.
- Gaetano R. Giacomo Leopardi e il sublime: archeologia e percorsi di una idea estetica. Soveria Mannelli: Rubbettino, 2002
- Maglione A. Lectura leopardiana. Venezia: Marsilio, 2003.
- Negri A. Lent genêt: essai sur l"ontologie de Giacomo Leopardi. Paris: Éditons Kimé, 2006.
Ссылки
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Писатели по алфавиту
- Родившиеся 29 июня
- Родившиеся в 1798 году
- Родившиеся в Реканати
- Умершие 14 июня
- Умершие в 1837 году
- Умершие в Неаполе
- Поэты Италии
- Писатели романтизма
Wikimedia Foundation . 2010 .
- Верховный архиепископ
- Скворцов, Владимир Викторович
Смотреть что такое "Леопарди, Джакомо" в других словарях:
Леопарди Джакомо - (Leopardi) Леопарди (Leopardi) Джакомо (1798 1837) Итальянский писатель, поэт романтик. Граф. Афоризмы, цитаты Природа чудовище, недостойное воспевания, зарождающее и вскармливающее для того, чтобы убить. (Источник: «Афоризмы со всего мира.… … Сводная энциклопедия афоризмов
ЛЕОПАРДИ Джакомо - (Leopardi, Giacomo) ДЖАКОМО ЛЕОПАРДИ (1798 1837), итальянский писатель. Поэтическое наследие Леопарди насчитывает всего несколько десятков стихотворений, впервые опубликованных в 1831 под общим названием Песни (Canti). Эти произведения проникнуты … Энциклопедия Кольера
Леопарди Джакомо - (Leopardi) (1798 1837), граф, итальянский поэт романтик. Политическая, философская, интимная лирика (сборник «Песни», 1831). Сатирическая поэма «Паралипомены Войны мышей и лягушек» (издание 1842). Прозаические диалоги «Нравственные очерки»… … Энциклопедический словарь
Леопарди, Джакомо - ЛЕОПАРДИ (Leopardi) Джакомо (1798 1837), граф, итальянский поэт романтик. Политическая, философская, интимная лирика (сборник “Песни”, 1831). Сатирическая поэма “Паралипомены Войны мышей и лягушек” (издание 1842). Связанная с классическими… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Леопарди Джакомо - Леопарди (Leopardi) Джакомо (29.6.1798, Реканати, провинция Мачерата, 14.6.1837, Неаполь), граф, итальянский поэт. С ранней юности занимался поэтическим творчеством и переводами с древних языков. В канцонах «К Италии» и «На памятник Данте...»… … Большая советская энциклопедия
ЛЕОПАРДИ Джакомо - ЛЕОПАРДИ (Leopardi) Джакомо (17981837), граф, итальянский поэт. Политич., филос., интимная лирика (сб. «Песни», изд. 1831). Сатирич. поэма «Паралипомены Войны мышей и лягушек» (изд. 1842). Прозаич. диалоги «Нравственные очерки»… … Литературный энциклопедический словарь
