И оголяющие суть войны строки, написанные в декабре 1944 года, утонули в волне неприятия:
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Что позволяет себе этот мальчишка? Кто он такой? Какое кощунство согревать ладони над кровью погибшего товарища!
Они добились того, чего хотели. Мальчик перестал показывать свои стихи кому бы то ни было, а свой планшет со строками, рожденными на поле боя, спрятал далеко-далеко. Но если произведение народное, написано от души, его нигде не спрячешь, оно обязательно прорвется, как тонкий росток, хоть в метровый асфальт его закатывай.
Фото: ru.wikipedia.org
Итак, кто этот мальчишка? Прежде всего, «неудобной» для создателей пресловутой пятой графы, национальности, оттого, наверное, и гонимый. Родился в Могилеве-Подольском, на берегу Днестра 4 июня 1925 года. Отец, сельский фельдшер, умер, когда мальчишке было три года, а мать-медсестра отдала его в кузню, чтобы к окончанию школы у парня была «кормящая» специальность.
В конце мая 1941 года Ион окончил девятый класс школы, у него были большие планы на будущее: хотел осваивать профессию родителей — медицину. Но вместо этого оказался вместе с мамой в поезде, который увозил их на восток. На одной из станции Ион отправился с котелком на перрон, но в эшелон не вернулся. Рванул на фронт, а ему, напомню, только-только 16 исполнилось…
Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы — счастливая пора.
И вдруг — траншея, карабин, гранаты,
И над рекой дотла сгоревший дом,
Сосед по парте навсегда потерян.
Я путаюсь беспомощно во всем,
Что невозможно школьной меркой мерить.
До самой смерти буду вспоминать:
Лежали блики на изломах мела,
Как новенькая школьная тетрадь,
Над полем боя небо голубело,
Окоп мой под цветущей бузиной,
Стрижей пискливых пролетела стайка,
И облако сверкало белизной,
Совсем как без чернил «невыливайка».
Но пальцем с фиолетовым пятном,
Следом диктантов и работ контрольных,
Нажав крючок, подумал я о том,
Что начинаю счет уже не школьный.
Какие ощущения вызывают эти строки, написанные тогда же, в июле 1941 года? Сочувствие? Боль? Желание закрыть собой наших мальчиков?
Ион стал разведчиком одной из частей Красной армии, но едва ли не сразу был ранен. Отстал от своих, оказавшись на территории, оккупированной гитлеровцами. Подлежал немедленному расстрелу, если был бы обнаружен фашистами. Его спрятала семья Григоруков, немного выходила, но чуть позже рана опять загноилась. Но он шел ночами, чтобы не быть схваченным. А днем прятался у обычных людей, для которых подобное укрывательство в любую минуту могло закончиться арестом и смертью. К счастью, подростка удалось переправить через передовую…
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Однажды Деген встретил знакомого пограничника, капитана Сашу Гагуа, который предложил парню подлечиться у своих родственников в Грузии. С большим трудом Ион добрался до юга. Подлечившись, он «пристал» к дивизиону бронепоездов (в условиях гор это была грозная техника). Участвовал в обороне Кавказа.
Воздух — крутой кипяток.
В глазах огневые круги.
Воды последний глоток
Я отдал сегодня другу.
А друг все равно…
И сейчас
Меня сожаление мучит:
Глотком тем его не спас.
Себе бы оставить лучше.
Но если сожжет меня зной
И пуля меня окровавит,
Товарищ полуживой
Плечо мне свое подставит.
Я выплюнул горькую пыль,
Скребущую горло,
Без влаги,
Я выбросил в душный ковыль
Ненужную флягу.
Это августовские стихи, 1942 год. Фашисты после трехдневных боев заняли мой родной Армавир. И Деген воевал где-то совсем рядом…
Воздух вздрогнул.
Выстрел.
Дым.
На старых деревьях
обрублены сучья.
А я еще жив.
А я невредим.
Случай?
Накаркал. 15 октября его ранили во второй раз, на этот раз тяжело. И снова госпиталь, два с половиной месяца операций, перевязок. Молодой организм справился…
На этот раз Иона на фронт решили сразу не посылать, а отправили в танковое училище…
Мой товарищ, мы странное семя
В диких зарослях матерных слов.
Нас в другое пространство и время
Черным смерчем войны занесло.
Ни к чему здесь ума наличность,
Даже будь он, не нужен талант.
Обкарнали меня. Я не личность.
Я сегодня «товарищ курсант».
Притираюсь к среде понемножку,
Упрощаю привычки и слог.
В голенище — столовую ложку,
А в карман — все для чистки сапог.
Вонь портянок — казарма родная —
Вся планета моя и весь век.
Но порой я, стыдясь, вспоминаю,
Что я все же чуть-чуть человек.
То есть был. Не чурбаны, а люди
Украину прошли и Кавказ.
Мой товарищ, ты помнишь откуда
В эти джунгли забросило нас?
Отрывки из уцелевшей поэмы «Курсанты» можно давать и целиком. Окончив училище с отличием, 18-летний лейтенант Деген возвращается на фронт. Теперь в его подчинении 10 танков со своими экипажами. И десятки смертельных поединков легких «тридцатьчетверок» с тяжелыми «тиграми». Поединки, которые только в кино обязательно заканчиваются победой советского оружия…
Зияет в толстой лобовой броне
Дыра, насквозь прошитая болванкой.
Мы ко всему привыкли на войне.
И все же возле замершего танка
Молю судьбу:
Когда прикажут в бой,
Когда взлетит ракета, смерти сваха.
Не видеть даже в мыслях пред собой
Из этой дырки хлещущего страха.
И он подбивал немецкие танки, и гитлеровцы несколько раз могли сжечь экипаж Дегена живьем. Но и у врагов было меньше таких богатырей, как Захар Загадуллин, который запросто сбивал из танковой пушки столб на расстоянии 800 метров…
Но потери были, и очень серьезные…
Ни плача я не слышал и ни стона.
Над башнями надгробия огня.
За полчаса не стало батальона.
А я все тот же, кем-то сохраненный.
Быть может, лишь до завтрашнего дня.
Как в этой мясорубке не сойти с ума? 19-летний уже не мальчик, но мужчина дает такой совет:
На фронте не сойдешь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.
Мы из подбитых танков выгребали
Все, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слезы. Хватит. Перестань.
А вечером учил меня водитель,
Как правильно танцуют падеспань.
21 января 1945 года рота, которой командовал Ион Деген (на девятый день наступления осталось одна только рота, уцелела от Второй отдельной гвардейской танковой бригады) попала в переделку. Во время боя оба танка, и наш, и немецкий, выстрелили одновременно. И оба попали…
Иона ранило в голову. Пока он выбирался из танка, очередью прошило руки (семь пуль), спустя минуту, когда распластался на снегу, четыре осколка ударило в ноги.
— Одна траншея гитлеровцев, которую мы перевалили, осталась метрах в сорока за нами, другая находилась метрах в ста впереди, — вспоминал уже в 2007 году 82-летний Деген. — Я видел, как немцы сожгли танкиста, попавшего в их лапы: гитлеровцы очень «любили» Вторую отдельную гвардейскую танковую бригаду… Если бы тот, кто подбил меня, остался в живых, он получил бы три недели отпуска, железный крест и десять тысяч марок. Столько стоил мой танк…
Тогда, на снегу, перед лицом смерти, у него была одна мысль: не даться врагу живым. Израненными пальцами Ион вытащил парабеллум, но застрелиться так и не успел: все поплыло перед глазами…
Бог уберег…
Семь ранений, двадцать пять пуль и осколков, в мозгу — осколок, верхняя челюсть собрана из кусочков раздробленной кости, изуродована правая нога. Это счет Дегену от войны. 16 подбитых фашистских танков и один взятый в плен — счет от Иона гитлеровцам.
А после войны он осуществил свою мечту, окончил Черновицкий медицинский институт, стал автором уникального метода в ортопедии, проделал несколько тысяч уникальных операций, со скальпелем расстался не так уж и давно. В Киеве доктора Дегена пациенты очень любили, даже не подозревая, что он автор таких потрясающих стихов. Вот уже 31 год Ион Деген живет на родине предков — в Израиле. Но для поэзии не существует границ…
Я изучал неровности Земли —
Горизонтали на километровке.
Придавленный огнем артподготовки,
Я носом их пропахивал в пыли.
Я пулемет на гору поднимал.
Ее и налегке не одолеешь.
Последний шаг. И все. И околеешь.
А все-таки мы взяли перевал!
Неровности Земли. В который раз
Они во мне как предостереженье,
Как инструмент сверхтонкого слеженья,
Чтоб не сползать до уровня пролаз.
И потому, что трудно так пройти,
Когда «ежи» и надолбы — преграды,
Сводящие с пути куда не надо,
Я лишь прямые признаю пути.
Поэт Ион Деген
Этика – одна из наиболее древних наук. Она возникла в недрах философии и благодаря ей. Основоположниками этики можно считать и Аристотеля. Одними из первых этических категорий были «благо» и «добродетель».
Ко многим литературным произведениям, будь то анекдот, басня или рассказ, вполне приложимы и другие этические категории: чести и бесчестия, добра и зла, справедливости и беззакония, альтруизма и жадности и др. Даже на узком «пятачке» небольшого лирического стихотворения этические категории «работают» — пусть даже в противоположном направлении.
Ион Деген – последний из ныне здравствующих поэтов фронтового поколения. Бывший танкист и практикующий врач. Проживает в Израиле. Славу Дегену принесло восьмистишие, которое цитируется в романе В.Гроссмана «Жизнь и судьба ». Оно долгое время ходило в списках и заучивалось наизусть, оторвавшись от имени автора, так что сделалось практически народным текстом. Вот авторская редакция:
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Этот текст резко контрастирует со многими произведениями, в которых война представлена пусть и с трагической, но не натуралистической стороны. За героизмом советских воинов «генералы от литературы» словно не хотели видеть изматывающих будней, близости смерти, «детской» психологии, когда живешь настоящим и одним днем.
«На войне как на войне» — гласит старинная мудрость. И там уж точно не до этических принципов. И все-таки стихотворение Дегена непривычно, способно шокировать своей «сермяжной» правдой и «требухой». Особенно это касается концовок обоих четверостиший.
В первом случае – намерение согреть ладони над дымящейся кровью смертельно раненого товарища. Чему учит наука этика в мирной жизни? Шанс есть всегда. Нужно немедленно оказать помощь, перетянуть рану жгутом или другими подручными средствами – только чтобы остановить кровь. А затем доставить раненого в медсанбат как можно скорее. Но на решения принимаются оперативно, даже молниеносно. И тут уже нет места никакому прекраснодушию. Милосердие уже не поможет, а холод собачий. Так пусть будет немного тепла от дымящейся крови. Жестоко и цинично? Может быть. Но интересна реакция тех немногих ветеранов, фронтовиков, что прошли огненными дорогами войны и всегда были на переднем крае атаки. Они-то почти наверняка ответят, что лирический герой стихотворения Дегена поступает по делу, по ситуации. Мертвым не больно, они за себя не отвечают. Вечная им память, а «нам еще наступать предстоит».
Именно для наступления требуются валенки, которые еще не успел износить мертвый (почти мертвый) товарищ. Ему они уже ни к чему, а живому пригодятся. С точки зрения этики (да что там этики – уголовного кодекса!) поступок может быть приравнен ни много ни мало – к мародерству. Еще бы – со своего обувь снимать! Но осуждать не имеет права тот, кто не нюхал пороха, кто войну представляет по
***
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Эти стихи написал 19-летний лейтенант-танкист Иона Деген в декабре 1944 года. Их никогда не включат в школьные хрестоматии произведений о той великой войне. По очень простой причине – они правдивы, но это правда - другая, страшная и невероятно неудобная для тех, кто пишет на своих машинах: «1941-1945. Если надо – повторим».
Иона после 9 класса поехал вожатым в пионерлагерь на Украине в последние мирные июньские дни 41 года. Там его и застала война. В военкомате отказались призвать из-за малолетства. Тогда ему казалось, что через несколько недель война окончится в Берлине, а он так и не успеет на фронт. Вместе с группой таких же юношей (некоторые из них были его одноклассниками), сбежав из эвакуационного эшелона, они смогли добраться до фронта и оказались в расположении 130 стрелковой дивизии. Ребята добились, чтобы их зачислили в один взвод.
Так в июле 41 года Иона оказался на войне.
Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы - счастливая пора.
И вдруг - траншея, карабин, гранаты,
И над рекой до тла сгоревший дом,
Сосед по парте навсегда потерян.
Я путаюсь беспомощно во всем,
Что невозможно школьной меркой мерить.
До самой смерти буду вспоминать:
Лежали блики на изломах мела,
Как новенькая школьная тетрадь,
Над полем боя небо голубело,
Окоп мой под цветущей бузиной,
Стрижей пискливых пролетела стайка,
И облако сверкало белизной,
Совсем как без чернил "невыливайка".
Но пальцем с фиолетовым пятном,
Следом диктантов и работ контрольных,
Нажав крючок, подумал я о том,
Что начинаю счет уже не школьный.
Июль 1941 г
Через месяц от их взвода (31 человек) останется всего двое. А дальше – окружение, скитание по лесам, ранение, госпиталь. Вышел из госпиталя лишь в январе 42 года. И снова требует отправить его на фронт, но ему еще полтора года до 18 – призывного возраста.
Иону отправили в тыл на юг, на Кавказ, где он выучился работать на тракторе в совхозе. Но война сама пришла туда летом 42 года, и Дегена взяли добровольцем в 17 лет, он снова на фронте, на этот раз в разведвзводе. В октябре – ранение и опять тяжелое. Пуля вошла в плечо, прошла через грудь, живот и вышла через бедро. Разведчики вытаскивали его в бессознательном состоянии из-за линии фронта.
31 декабря 1942 года его выписали из госпиталя и как бывшего тракториста отправили на учебу в танковое училище. В начале 44 года он с отличием заканчивает училище и весной младший лейтенант Иона Деген на новеньком Т-34 снова оказался на фронте.
Так начались его 8 месяцев танковой эпопеи. И это не просто слова. Восемь месяцев на фронте, десятки боев, танковые дуэли - все это во много раз превышает то, что отмерила судьба многим тысячам других танкистов, погибшим на той войне. Для лейтенанта Дегена, командира танковой роты все закончится в январе 1945 года в восточной Пруссии.
Как он воевал? На совесть. Хотя Т-34 был одним из лучших танков второй мировой войны, но к 44 году все же устарел. И горели эти танки часто, но Ионе до поры до времени везло, его даже прозвали счастливчиком.
***
На фронте не сойдешь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.
Мы из подбитых танков выгребали
Все, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слезы. Хватит. Перестань.
А вечером учил меня водитель,
Как правильно танцуют падеспань.
Лето 1944 г.
Случайный рейд по вражеским тылам.
Всего лишь взвод решил судьбу сраженья.
Но ордена достанутся не нам.
Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.
За наш случайный сумасшедший бой
Признают гениальным полководца.
Но главное - мы выжили с тобой.
А правда - что? Ведь так оно ведется.
Сентябрь 1944
***
Ни плача я не слышал и ни стона.
Над башнями нагробия огня.
За полчаса не стало батальона.
А я все тот же, кем-то сохраненный.
Быть может, лишь до завтрашнего дня.
Июль 1944 г.
Когда гибнут один за другим твои товарищи, появляется другое отношение к жизни и к смерти. И в декабре 1944 года он напишет то самое знаменитое стихотворение в своей жизни, которое назовут одним из лучших стихотворений о войне:
***
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
БОЕВЫЕ ПОТЕРИ
Это все на нотной бумаге:
Свист и грохот свинцовой вьюги,
Тяжкий шелест поникших флагов
Над могилой лучшего друга,
На сосне, перебитой снарядом,
Дятел клювом стучит морзянку,
Старшина экипажу в награду
Водку цедит консервной банкой..
Радость, ярость, любовь и муки,
Танк, по башню огнем объятый, -
Все рождало образы, звуки
В юном сердце певца и солдата.
В командирской сумке суровой
На виду у смертей и агоний
Вместе с картой километровой
Партитуры его симфониЙ
И когда над его машиной
Дым взметнулся надгробьем черным,
Не сдержали рыданий мужчины
В пропаленной танкистской форме.
Сердце болью огромной сковано.
Слезы горя не растворили.
Может быть, второго Бетховена
Мы сегодня похоронили.
Лето 1944 г.
СОСЕДУ ПО КОЙКЕ.
Удар болванки...
Там...
Когда-то...
И счет разбитым позвонкам
Ведет хирург из медсанбата.
По запахам и по звонкам
Он узнает свою палату.
Жена не пишет.
Что ж, она...
Такой вот муж не многим нужен.
Нашла себе другого мужа.
Она не мать.
Она - жена.
Но знай,
Что есть еще друзья
В мужском содружестве железном
И значит - раскисать нельзя.
И надо жить
И быть полезным.
Декабрь 1942 г.
Он не знал, что судьба отмерила совсем немного. Всего лишь месяц. А через много лет на гранитном памятнике на братской могиле высекут его имя. В списке лучших советских танкистов-асов под номером пятьдесят вы прочтете – Иона Лазаревич Деген. гвардии лейтенант, 16 побед (в том числе 1 «Тигр», 8 «Пантер»), дважды представлен к званию Героя Советского Союза, награжден орденом Красного Знамени.
21 января 1945 года его Т-34 был подбит, а экипаж, успевший выскочить из горящего танка, немцы расстреляли и закидали гранатами.
Он был еще жив, когда его доставили в госпиталь. Семь пулевых, четыре осколочных ранения, перебитые ноги, открытый перелом челюсти. Начался сепсис и в то время это был смертный приговор. Спас его главврач, потребовавший поставить ему страшно дефицитный пенициллин внутривенно. Казалось, это была бесполезная трата драгоценного лекарства, но у Бога были на него другие планы - Иона выжил!
Потом была реабилитация, пожизненная инвалидность – и это все в 19 то лет…
А затем долгая и очень непростая жизнь в которой наш герой-танкист смог достичь новых невероятных высот. Еще в госпитале он решил стать врачом. В 1951 году закончил с отличием мединститут. Стал оперирующим врачом-ортопедом. В 1959 первым в мире он проведет реплантацию верхней конечности (пришил оторванную руку трактористу).
Будет у него и кандидатская, и докторская, длинный путь к признанию. Уж очень неудобным был этот маленький бесстрашный хромой еврей, никогда не стесняющийся говорить правду, всегда готовый дать в морду зарвавшемуся хаму, невзирая на чины и должности.
В 1977 Иона Лазаревич уедет в Израиль. И там он будет востребован как врач, получит почет и уважение, но никогда не отречется от своей Родины.
Жив он и по сей день. В 2015 году ему исполнилось 90 лет, но характер его ничуть не изменился.
В 2012 году в ему как и остальным ветераном в российском посольстве военный атташе под звуки торжественной музыки вручил очередные юбилейные награды. После окончания церемонии наш ершистый герой прочитал вот эти свои стихи.
***
Привычно патокой пролиты речи.
Во рту оскомина от слов елейных.
По-царски нам на сгорбленные плечи
Добавлен груз медалей юбилейных.
Торжественно, так приторно-слащаво,
Аж по щекам из глаз струится влага.
И думаешь, зачем им наша слава?
На кой… им наша бывшая отвага?
Безмолвно время мудро и устало
С трудом рубцует раны, но не беды.
На пиджаке в коллекции металла
Ещё одна медаль ко Дню Победы.
А было время, радовался грузу
И боль потерь превозмогая горько,
Кричал «Служу Советскому Союзу!»,
Когда винтили орден к гимнастёрке.
Сейчас всё гладко, как поверхность хляби.
Равны в пределах нынешней морали
И те, кто ****овали в дальнем штабе,
И те, кто в танках заживо сгорали.
Время героев или время подлецов – мы сами всегда выбираем как жить.
Есть люди, которые творят историю. И это вовсе не политики, а вот такие вот люди как Иона Лазаревич Деген.
А много ли мы знаем о них?
Я не разрешил бы публикацию, даже будь этот вариант лучше оригинала. Но и без увеличительного стекла можно разглядеть, что текст ухудшен. И еще. Стихи, сочиненные на фронте, я оставил в таком виде, в каком они родились. <…> Не надо ничего менять ни в моем имени, ни в том, что я написал.
Ион Деген. Письмо в «Новую газету», 27.06.2005
Известно, что в больших поэтических сборниках встречаются ошибки, к которым относятся как к неизбежному злу. Однако бывают случаи, когда ошибки не допустимы. В частности, когда публикатор, впервые представляя читателям неизвестного им автора, тем более - выдающегося человека, и афишируя его публикуемое стихотворение как гениальное, искажает имя автора и оригинал этого стихотворения. Именно такой случай имел место при публикации Евгением Евтушенко стихотворения Иона Дегена «Мой товарищ…».
Ион Деген — великий человек, уникальный хирург-ортопед, советский танкист-ас, поэт и писатель, автор знаменитого стихотворения «», признанного лучшим военным стихотворением ведущими советскими фронтовыми поэтами. Многочисленные статьи о нем начинаются с этого стихотворения, написанного им в декабре 1944 г. на фронте, 19-летним танкистом. Он оставил немалое литературное наследство (стихи, воспоминания, рассказы, публицистика, книги). В известных 4-х интернет-изданиях Е.М.Берковича («Заметки по еврейской истории», «7 искусств», «Еврейская старина», «Мастерская») опубликовано больше сотни его произведений. Он — врач и ученый в области ортопедии и травматологии, доктор медицинских наук. Кандидатскую (1965 г.) и докторскую (1973 г.) диссертации защитил в Москве. Автор 90 научных статей и книги «Магнитотерапия». В 1959 г. впервые в мире произвел успешную реплантацию конечности («пришил» руку киевскому слесарю, которую тот случайно отрезал на фрезерном станке).
Ион Лазаревич Деген скончался 28 апреля 2017 г. на 92-м году жизни в городке Гиватаим в Израиле, куда эмигрировал вместе с семьей в 1977 г. из Киева. Одну из прощальных речей над его телом произнес премьер-министр Израиля Биньямин Нетаниягу.
Три фотографии:
Гвардии лейтенант Ион Деген. 1944 год
Ион Деген. Израиль
В начале замечательного и довольно полного эссе Юрия Солодкина «Слово об Ионе Дегене» приводится сначала версия Евтушенко стихотворения «Мой товарищ…», которая в его книге «Строфы века: Антологии русской поэзии» преподносится как текст Дегена, а затем — оригинал этого стихотворения, написанный Ионом Дегеном.
Версия Евтушенко:
Мой товарищ в предсмертной агонии.
Замерзаю. Ему потеплей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Что с тобой, что с тобою, мой маленький?
Ты не ранен — просто убит.
Дай-ка лучше сниму с тебя валенки.
Мне еще воевать предстоит.
Оригинал Иона Дегена:
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Декабрь 1944 года
Обращаю внимание на то, что первая строка стихотворения, по которой называют стихотворение, в этих вариантах разная и отличается запятой после слова «товарищ» в оригинале.
Публикации версии Евтушенко этого стихотворения, а также искажение имени Дегена в антологии Евтушенко привели к серьезному противостоянию между Дегеном и Евтушенко, которое получило некоторое освещение в литературе и представляет интерес. Рассмотрим его и сопутствующую ему историю публикаций этого стихотворения.
Еще во время войны и после нее это стихотворение ходило по рукам без имени автора. Считалось - он погиб. Рассказывали, что будто бы это стихотворение нашли в полевой сумке, извлеченной из подбитого танка.
Многие большие поэты — фронтовики — Александр Межиров, Борис Слуцкий, Евгений Винокуров, Михаил Дудин, Михаил Луконин - называли эти строки лучшим военным стихотворением. Василий Гроссман опубликовал его в своем романе «Жизнь и судьба» как анонимное, поскольку имя автора ему было не известно. Но все они сообщали разные варианты этого стихотворения. Евтушенко написал об этом и условно назвал эти варианты «народными».
Одну из версий этого стихотворения, оказавшуюся близкой к оригиналу, Евтушенко опубликовал в 1988 году в поэтической антологии журнала «Огонёк» № 47 как анонимное стихотворение, так как не знал, кто его автор. Эта публикация в «Огоньке» является заслугой Евтушенко и считается первой публикацией этого стихотворения Дегена в СССР и России.
Но затем Евтушенко выбрал, как он думает, лучший из вариантов этого стихотворения из ходивших по рукам (по словам Евтушенко, «кажется, вариант Михаила Луконина»), приведенный выше, и опубликовал его в 1995 году в своей антологии русской поэзии, о чем будет сказано ниже. И с тех пор под именем Дегена во всех изданиях антологии русской поэзии Евтушенко фигурирует эта его версия, хотя и измененная им, по мнению Дегена, в худшую сторону по сравнению с публикацией в «Огоньке», а не авторский оригинал Иона Лазаревича.
Но в действительности впервые это стихотворение было опубликовано анонимно Василием Гроссманом в его романе «Жизнь и судьба» сначала в 1980 г. в Швейцарии, а затем в СССР в 1988 г. в журнале «Октябрь» (№ 2, С. 68):
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови ты на помощь людей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
И не плачь ты от страха, как
маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай-ка лучше сниму с тебя валенки,
Мне
еще воевать
предстоит.
Эта публикация Вас. Гроссмана гораздо ближе к оригиналу Дегена, чем приведенная выше версия Евтушенко. В этом тексте Вас. Гроссмана полужирным шрифтом выделены слова, которыми он отличается от оригинала.
Наиболее близкой к варианту Вас. Гроссмана является публикация этого стихотворения в сборнике «Советские поэты, павшие на Великой отечественной войне»// сост. М.А. Бенина. Е.П. Семенова (СПб. - Изд-во «Академический проект», 1995. — 576 с.) в разделе «Неизвестные поэты»:
Мой товарищ, в предсмертной
агонии
Не зови ты на помощь людей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
И не плачь ты от страха, как маленький.
Ты не ранен - ты только
убит.
Я на память
сниму с тебя валенки,
Мне еще воевать предстоит
В этом тексте полужирным шрифтом выделены слова, отличающиеся от указанных в варианте Вас. Гроссмана. И эта публикация 1995 года, о которой сказано во вступлении «От редакции» Е. Берковича и В. Кагана ккниге Иона Дегена «Черно-белый калейдоскоп» (Ганновер: Изд-во «Общества любителей еврейской старины», 2009), гораздо ближе к оригиналу, чем версия Евтушенко, опубликованная в том же 1995 году в первом издании его «Антологии русской поэзии».
Всего вышли три издания толстенной и тяжеленной книги «Строфы века. Антология русской поэзии»/ составитель Евгений Евтушенко, научный редактор Евгений Витковский: издания 1995 и 1997 гг. (Минск-Москва: Полифакт) и издание 1999 г. (Москва: Полифакт). Во всех трех изданиях помещены совершенно одинаковая информация о Дегене и одинаковые тексты его единственного опубликованного в этих изданиях стихотворения «Мой товарищ…» в более поздней версии Евтушенко по сравнению с опубликованной им в «Огоньке» в 1988 г. Во всех трех изданиях 1056 с., справка об авторе и стихотворение «Мой товарищ…» — на с. 701, справка об имени автора в Указателе имен — на с. 1006.
«Деген Иона (наст. имя — Иосиф Лазаревич)».
Но это не просто грубая ошибка — это смотрится как странное сочинительство его «псевдонима» и «настоящего имени»: не Иона, а Ион и настоящее имя - Ион Лазаревич, а не Иосиф.
Откуда возникло здесь имя Иона? Может быть, по аналогии с командармом Ионой Эммануиловичем Якиром? Многие путают, думая, что Ион и Иона — одинаковые имена. Но это разные имена, хотя и близкие. Имя Иона идет от ветхозаветного пророка Ионы. Его часто используют христиане (инок Иона, епископ Иона, святитель Иона, митрополит Иона).
Любопытно, что в 2015 г., когда Евтушенко уже точно знал, что имя Дегена — Ион, и когда ему был известен оригинал стихотворения «Мой товарищ…», тем не менее, был издан сборник «Поэзия Победы» / составитель Евгений Евтушенко (изд-во «Эксмо»), в котором автором стихотворения «Мой товарищ…» снова назван несуществующий Иона Деген (а не Ион) и снова опубликована версия Евтушенко этого стихотворения.
Об отношении Евтушенко к проблеме выбора одного из двух вариантов этого стихотворения (версии Евтушенко, либо оригинала Дегена) и о его противостоянии Дегену можно узнать из двух текстов Евтушенко, посвященных соответственно двум его встречам с Ионом Дегеном. Рассмотрим эти тексты.
Первая встреча Евгения Евтушенко с Ионом Дегеном описана в статье Евтушенко «У победы лицо настрадавшееся» в «Новой газете» от 12.05.2005, № 33, во фрагменте, посвященном Дегену:
Впервые мне удалось его (стихотворение «Мой товарищ» — В.Ж. ) включить в огоньковский перестроечный вариант антологии «Строфы века». Публикация была анонимной. И вдруг пришло письмо с Украины, из Черновцов, от доктора Д.Э. Немеровского. Оказалось, что автор — Иосиф Деген. Ушел добровольцем на фронт. Успел спастись из пылающего танка. Награжден многими боевыми орденами и медалями. Окончил Черновицкий медицинский институт. Работал в Киеве врачом-ортопедом. Дружил с Виктором Некрасовым. Остается странным, почему Некрасов никому об этом не рассказал. То, что он мог не слышать стихов Дегена, исключено, они водились везде, где есть пишмашинки. Но может быть, у Дегена были основания скрывать авторство этого стихотворения?».
Там же опубликована версия Евтушенко этого стихотворения, автором которого указан Иосиф Деген. Евтушенко обыграл это «имя» автора, но крайне неудачно, поскольку в фамилии Деген ударение ставится на первом слоге, а не на втором, чего Евтушенко не знал:
Что сделал стих Иосифа ДегЕна?
Разрезал он острее автогена
все то, что называется войной,
треклятой, грязной, кровной и родной.
Евг. ЕВТУШЕНКО
Но Дегена звали не Иосиф и не Иона, а Ион. И это, если не халтурить , можно было бы легко узнать, обратившись в отдел кадров Медицинского института в Черновцах, который закончил Ион Лазаревич, или в отдел кадров организации, где он работал, или в Москве — в ВАК, утвердивший его в научной степени кандидата, а затем и доктора медицинских наук. Тогда не пришлось бы Евтушенко придумывать нелепую рифму «ДегЕна — автогена».
Отмечу, что во всех своих выступлениях Евтушенко читает не оригинал Дегена, а только свою версию стихотворения «Мой товарищ…». Так, на конференции в Национальной службе новостей (НСН) — 19 мая 2016 г. Евтушенко читал свою версию этого стихотворения.
«Он пришел ко мне в Тель-Авиве — вице-президент совета ветеранов, сутулый, но скульптурно широкоплечий, чуть прихрамывающий немногословный мужчина. «Огонек» с собственной публикацией(Евтушенко передергивает: не с собственной, а с анонимной публикацией Евтушенко, к которой Деген не имел никакого отношения — В.Ж.) видел и не возражал против моего выбора именно этого варианта из всех, ходивших по рукам».
И здесь Евтушенко передергивает: «не возражал» не означает, что был согласен — Деген просто промолчал.
Когда это было (в каком году, примерную дату), Евтушенко не указывает. Но из описания своей второй встречи с Дегеном, о которой будет сказано ниже, следует, что первая встреча Евтушенко с Дегеном в Израиле состоялась в 1995 году, т. е. в год, когда вышло первое издание составленной им книги «Строфы века. Антология русской поэзии».
Следовательно, в 1995 году, когда он познакомился с Дегеном, Евтушенко знал, что он не Иосиф и не Иона, но в последующих изданиях его Антологии (1997 и 1999 годы) сохранялась ложная справка о том, что настоящее имя Дегена — Иосиф, а имя в его псевдониме — Иона. Это подтверждает сам Ион Деген в письмеМ. Лезинскому: «В «Антологии русской поэзии» Евтушенко, зная меня лично, почему-то назвал Иосифом» (Михаил Лезинский. «Ион Деген и Евгений Евтушенко».
Между тем, жаль, что Евтушенко не знал, что в России еще за 5 лет до этой его статьи в «Новой газете» и за 5 лет до выхода первого издания его «Антологии русской поэзии» был опубликован оригинал стихотворения «Мой товарищ, в смертельной агонии», назван его автор — Деген, хотя и с ошибкой в имени — Иона, а не Ион, но не Иосиф, и напечатана его краткая биография с указанием, что автор живет и работает в Израиле. Это было опубликовано в журнале «Вопросы литературы» 1990 г. № 3 в статье литературоведа профессора Вадима Соломоновича Баевского «Стихотворение и его автор».
В этой же статье в «Новой газете» Евтушенко рассказывает о послевоенной неприятной истории, которая случилась с Дегеном, после которой он решил бросить писать стихи:
«Сразу после войны он был приглашен на вечер поэтов-фронтовиков, кажется, в недавно освобожденном Харькове».
Здесь, «кажется», Евтушенко «подзабыл» рассказ Дегена: вечер проводился не в Харькове, а в Москве в Центральном доме литераторов (ЦДЛ) летом 1945 г. и был организован специально для прослушивания Дегена по просьбе Комитета защиты авторских прав. Странная забывчивость. Председателем вечера был Константин Симонов, который после чтения Дегеном стихотворения «Мой товарищ, в смертельной агонии…» резко обрушился на Дегена, обвинив его в апологии мародерства. По мнению Евтушенко, это объясняется тем, что Симонов перестраховался, опасаясь провокаций.
Эта история описана самим Дегеном (Ион Деген. Коротко о себе. — «Заметки по еврейской истории», 2006, № 10 (71):
«Евгений Евтушенко как-то сказал мне, что я напрасно вешаю на Симонова собак. «Жизнь он вам спас», — говорил Евтушенко. Молиться, мол, на него следует. В одном из моих стихотворений есть строка «Признают гениальным полководца». Кто-то доложил куда надо, что я поднял руку на товарища Сталина. И Симонов, защищая меня, объяснил, что для танкиста даже командир бригады — уже полководец. Так оно и было в действительности ».
Об этом позднее более подробно пишет ныне покойный Феликс Березин, доктор медицинских наук, близкий институтский друг Иона Лазаревича, которого он называл Яней, бескорыстно создавший сайт о нем. На этом сайте Ф. Березин, давно знавший эту историю и находившийся в переписке с Дегеном, изложил эту историю частично по опубликованным материалам, частично по рассказам Дегена и частично по записанным материалам его выступления в 2013 году в Музее еврейской культуры и Центре толерантности в Москве, на котором Ф. Березин присутствовал Березин Ф.Б. «Одна жизнь через четыре эпохи: 800. Ион Деген и последняя встреча. 5», Березин Ф.Б. «801. Ион Деген и последняя встреча. 6». В разделе 801 Ф. Березин, в частности, приводит такие слова Иона Дегена:
«Евтушенко сказал, что в Доме литераторов Симонов не мог вести себя иначе, что он знал, что в зале сидят, по крайней мере, пять человек, которые, если он поведет себя по-другому, завтра же доложат «куда следует», что Деген выступил с идеологически порочными стихами, а он, Симонов, присутствовал и не пресек».
«Сам я хорошо понимал, что первоначальное возмущение словом «полководец» было связано с тем, что это слово в основном применялось по отношению к Верховному главнокомандующему. Все остальные были «военачальники».
Евтушенко считает возможным объяснять Дегену, почему К. Симонов устроил ему разгром в 1945 году. Не странно ли, что Евтушенко, в 1945 г. тринадцатилетний ученик неполной средней школы, уверен, что может примерно через 60 лет после этого вечера уверенно, почти как очевидец, преподносить как истину свое объяснение прожившему долгую жизнь, битому и прекрасно осведомленному Дегену? По-моему, это перебор со стороны Евтушенко. Ведь у него только догадки, соображения и послевоенные «байки». На самом деле известны и другие истории, идущие от Симонова, которые пересказывает и сам Деген (см. раздел 801 Ф. Березина):
«Вспоминая об этом эпизоде, Симонов впоследствии рассказывал: «Сталин сказал мне: «Так что, для этого танкиста комбриг — полководец?» И на мой утвердительный жест ответил снисходительной улыбкой: «Он, сидя в своем танке, небось, и генерала живого не видал».
А подозрительное замечание Евтушенко по поводу того, почему Виктор Некрасов не говорил о своей дружбе с Дегеном? Оно лишь свидетельствует о том, что Евтушенко не знал фактов. Виктор Некрасов и Ион Деген подружились, когда Деген стал киевлянином. Почитайте воспоминания Иона Дегена «Виктор Платонович Некрасов».
Очень интересно. Вот текст из этих воспоминаний Дегена:
«Казалось, Виктор знал обо мне все. Но ни разу я не сказал ему, что, кроме историй болезней и научных статей, изредка писал кое-что, не имевшее непосредственного отношения к медицине. Стеснялся. Можно было, конечно, показать фронтовые стихи. Но Виктор как-то сказал, что он не любит поэзии (выделено мной — В.Ж.).
Спустя много лет у меня появилась возможность усомниться в правдивости этого его утверждения. Но тогда я, как говорится, поверил на слово.
Однажды, вернувшись из Москвы, Некрасов спросил меня:
— Вы что, обосрали Женю Евтушенко? Я неопределенно пожал плечами.
— Понимаешь, обедаю в ЦДЛ, подошел ко мне Женя и сказал: «Ваши киевские друзья меня почему-то не любят. А вот я через пару дней отколю такой номер, что вы ахнете ». И, как видишь, отколол.
Некрасов имел в виду появившееся накануне в «Литературной газете « стихотворение «Бабий яр «. Не собирался обсуждать литературные достоинства этого стихотворения. Но мне не очень понравилось, что человек написал стихотворение, чтобы отколоть номер .
После совместной поездки в Париж Виктор хорошо отозвался об Андрее Вознесенском. Считал его порядочным человеком. Но никогда словом не обмолвился о стихах Вознесенского.
Нет, у меня не было оснований не верить Некрасову, когда он говорил, что не любит поэзии ».
Выходит, не разобрался Евгений Александрович с Виктором Некрасовым.
Профессор Леон Аронович Коваль в статье «Кому какие стихи нравятся», пишет о рассматриваемой статьеЕвтушенко «У победы лицо настрадавшееся» («Новая газета» от 12.05.2005, № 33) следующее:
«Поэт Евтушенко, увы, в покровительственной, неуважительной форме рассказывает об истории стихотворения и цитирует его в собственной небрежной редакции».
Реакция Иона Дегена была помещена на форум «Новой газеты»:
«…Прочитал и распалился до белого каления. Евтушенко в своём репертуаре. Во-первых, никогда я не был ИОСИФОМ. Во-вторых, он безобразно испоганил мой текст. В-третьих, никогда я не давал, не даю и не дам ему разрешение испоганить то, что родилось у меня на фронте. Я не считаю справедливым редактировать себя — фронтовика. В-четвёртых, <…>. В-пятых, Виктор Некрасов вообще не знал, что я, кроме медицины, занимаюсь ещё какой-то деятельностью. Жаль, не знаю адреса Евтушенко. А впрочем, хорошо. Потому что ответил бы ему <…> Ни в каком Харькове я никогда не выступал. Выступал в Москве, в ЦДЛ. Впервые в свою книгу стихотворение включил Василий Гроссман. Но зачем истина? Это же ведь Евтушенко. «Слегка прихрамывает». Хотел бы я СЛЕГКА прихрамывать…».
И все же много позже Ион Лазаревич сказал (не исключаю, что дипломатически) по поводу своего конфликта с Евтушенко в интервью Марии Дубинской («Мой товарищ в смертельной агонии…»: «Война и мир Иона Дегена». — Окна Москвы», 07.12.2016 ): «И хотя ситуация была, обиды я на замечательного поэта и человека не держу».
Вторая встреча Евгения Евтушенко с Ионом Дегеном описана в материале Евтушенко «Танкист, хотевший стать врачом» («Новые известия», 23.11.2007).
В этом материале Евтушенко пишет:
«Я доверился первому услышанному варианту и привык к нему . Именно его и включил в одну из публикаций в «Огоньке» из будущей антологии «Строфы века». И вдруг получил письмо с Украины от человека, который лично знал автора. Мой корреспондент сообщил, что автор жив и его зовут Ион Деген. Я с ним познакомился двенадцать лет назад в Израиле (т. е. в 1995 г. — В.Ж.) , но, к сожалению, как-то на ходу, между выступлениями. Главным для меня тогда было убедиться, что он на самом деле существует и что стихи действительно принадлежат ему. А вот на дотошную сверку вариантов времени не хватило».
«Мы встретились 17 ноября 2007 года в израильском городке Гиватайм (такого городка в Израиле нет, верное название — Гиватаим; замечу, что такая ошибка недопустима для антологии — В.Ж.) неподалеку от предвкушающе наполняющегося тель-авивского стадиона». Евтушенко был ограничен во времени, т. к. он приехал на футбол между Израилем и Россией, выполняя общественно-политическую функцию — поддерживать команду России. Не исключаю, что название городка Гиватайм возникло у Евтушенко по ассоциации с футбольным термином «тайм».
Евтушенко отмечает там же, что «Деген отозвался о приведенном мной «народном варианте» в своей самиздатовской книжице до обидного резко. Но разве я сам не взрывался иногда, если меня без меня «улучшали»? Все мы, поэты, болезненно самолюбивы, когда нас правят». Здесь Евтушенко демагогически противопоставляет оригиналу Дегена свою версию как «народную». И пишет: «Рассердившись на меня, вы зряшно осерчали на соавторство «народа-языкотворца»».
Но Деген не болезненно самолюбив, а просто принципиален: свою позицию он спокойно изложил в своем письме в «Новую газету», которое будет приведено ниже.
В своих ответах «Дорогому Иону» Евтушенко пытается защитить свою версию стихотворения, но его доводы весьма слабые и не принципиальные. Один из доводов Евтушенко в защиту своего варианта стихотворения: «привык к нему ». Он пишет объективности ради: «я привожу сегодня оба варианта — так называемый «народный» и авторский». Однако, поместив в этом материале оба варианта, Евтушенко как мэтр оставляет для своей антологии свой вариант.
Поскольку Евтушенко признал авторство Дегена, то у него не может быть никаких причин НЕ публиковать оригинал стихотворения, принадлежащий Дегену. Тем более что в книге Иона Дегена «Стихи из планшета гвардии лейтенанта Иона Дегена» (с предисловием Мордехая Тверского). — Рамат-Ган, Израиль, 1991 г., в которой опубликован оригинал стихотворения «Мой товарищ, в смертельной агонии», напечатано: «Все права принадлежат И. Дегену ». Эта книга есть в Москве в Российской государственной библиотеке (РГБ), бывшей Библиотеке им. Ленина. И издана она за четыре года до первого издания книги Е. Евтушенко «Строфы века. Антология русской поэзии», 1995.
Сравним указания имени автора этого стихотворения в текстах Евтушенко, посвященных двум его описанным выше встречам с Дегеном. В первом тексте Евтушенко пишет, что получил письмо от доктора Немеровского, сообщившего, что автор стихотворения — Иосиф Деген. А во втором тексте сообщается, что автор — Ион Деген. Это по сути дела исправление ошибки, указанной Дегеном в его протесте в «Новую газету». Однако в изданиях антологии Евтушенко 1997 и 1999 годов эта ошибка не исправлена.
В тексте о второй встрече с Дегеном Евтушенко немалое место уделяет художественному представлению образа Дегена, футбольному матчу России с Израилем, даже тренеру Гусу Хиддинку и вообще своего рода «развлекухе».
Но наибольший интерес, представляет, по-моему, письмо Иона Лазаревича Дегена в редакцию «Новой газеты» против переименования Иона в Иосифа Дегена и против переделки оригинала его стихотворения «Мой товарищ, …». В письме израильскому журналисту Михаилу Лезинскому, которому он переслал свое письмо в «Новую газету», Деген пишет:
«Многоуважаемый Михаил!
В «Антологии русской поэзии « Евтушенко, зная меня лично, почему-то назвал Иосифом. А затем повторил это имя в большой статье, посвящённой мне и опубликованной в «Новой газете «. Я был вынужден ответить. Через газету ».
«БЕЗ МОИХ ОПУСОВ ЛИТЕРАТУРА НЕ ОБЕДНЕЕТ»
«Уважаемая редакция, до меня дошла публикация Евгения Евтушенко, в которой он почему-то называет меня Иосифом. Сейчас, когда мне известно значение моего имени Ион на языке иврит — голубь, я, возможно, согласился бы стать Иосифом. Не люблю голубей ни в природе, ни в политике. Но Ионом записали меня мои родители. Ионом я значился в паспорте, который успел получить за три недели до начала войны и за пять недель до моего первого боя. Ионом я значился в комсомольском билете и в партийном, врученном мне на фронте. Ионом я записан в справке об окончании танкового училища и в орденской книжке. Ионом я назван в дипломе врача, в дипломах кандидата и доктора медицинских наук, выданных мне ВАКом. И даже в Израиле, несмотря на нелюбовь к этому имени, я продолжаю называться Ионом.
В 1988 году Евгений Евтушенко опубликовал в «Огоньке» мое стихотворение «Мой товарищ, в смертельной агонии…» в таком виде, в каком оно было сочинено, заменив только два слова — «предсмертной» вместо «смертельной» (что точнее) и «воевать» вместо «наступать». Но вариант в нынешней публикации Е. Евтушенко не имеет ничего общего с моим текстом. Точно так же ничего общего с истиной не имеет заявление Е. Евтушенко, что я разрешил ему опубликовать стихотворение в таком виде.
Я не разрешил бы публикацию, даже будь этот вариант лучше оригинала. Но и без увеличительного стекла можно разглядеть, что текст ухудшен. И еще. Стихи, сочиненные на фронте, я оставил в таком виде, в каком они родились. Например, по поводу стихотворения «Из разведки» Лев Аннинский написал, что первых две строчки — Шекспир, а две следующих — комментарий к Шекспиру, в последней строке — ужасный по банальности. По поводу двух первых строк видный критик оказался избыточно щедрым. По поводу остальных — точным. Сейчас я мог бы улучшить последнюю строку, что оправдало бы и предпоследнюю. Но зачем? Мне не хочется ничего менять и казаться лучше и умнее, чем я был в ту пору. Без моих опусов литература не обеднеет. Я ведь врач, а не литератор.
Не надо ничего менять ни в моем имени, ни в том, что я написал.
С уважением Ион Деген.
Ответа не последовало.
Итак, Евтушенко отказался от публикации оригинала стихотворения «Мой товарищ,…» в своей антологии. Жаль. Это крайне неприятно. Но не страшно.
На многочисленных русскоязычных сайтах опубликован оригинал стихотворения Иона Дегена «Мой товарищ, в смертельной агонии». В частности, он опубликован в интернет-журнале «Заметки по еврейской истории», который читают на всех континентах (см. подборку И. Дегена «Из военных стихов. На войне и после войны» в «Заметках по еврейской истории» № 5(66), май 2006.
Любопытно, что находятся авторы, которые, приводя в своих статьях оригинал этого стихотворения, ошибочно пишут, что его опубликовал Евтушенко в своей «Антологии русской поэзии». Это Михаил Дегтярь, российский кинорежиссер, снявший совместно с Юлией Меламед документальный фильм «Деген» («Смотреть в глаза смерти так, чтобы она отводила свой взгляд». — «Комсомольская правда», 6.06.2015), израильские журналисты — Михаил Лезинский («Ион Деген и Евгений Евтушенко»), и Владимир Бейдер («Жизнь меж двух стихотворений», 28.04.2017). По-видимому, это произошло потому, что они сами не читали этой огромной антологии, изданной в виде очень тяжелой книги большого формата, но слышали, что Евтушенко опубликовал в ней стихотворение «Мой товарищ», и не подозревали, что в ней опубликован не оригинал Дегена, а версия Евтушенко этого стихотворения.
Весьма важно, что оригинал этого стихотворения 9 и 7 лет назад появился в российских печатных изданиях. Так, он вошел в энциклопедический сборник «Стихи и песни о Великой Отечественной войне», предисловие А.М. Туркова, составитель Л.В. Поликовская, — М.: Мир энциклопедий Аванта+, 2008, с. 80 (объем 447 с.) и в поэтический сборник «Шрамы на сердце», составитель Н.В. Лайдинен, — М.: ИД «Красная звезда», 2010, с. 136 (объем 408 с.). Надеюсь, что число публикаций оригинала стихотворения «Мой товарищ, в смертельной агонии» будет увеличиваться и что версия Евтушенко под именем Дегена больше публиковаться не будет.
Примечание
Во всех трех изданиях книги «Строфы века. Антология русской поэзии» / составитель Е. Евтушенко в справке о Дегене (на с. 701) фамилия Немеровский исправлена на Немировский. — В.Ж.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer11-zhuk/
Восемь лет тому назад в Израиль, на конгресс участников Второй мировой войны, прилетала делегация Российского комитета ветеранов Великой Отечественной во главе с председателем комитета генералом армии Говоровым.
Каждое утро начиналось одинаково: Говоров, его порученец и я приходили на пляж. Там нас уже поджидали. Сначала почтительно оглядывали, потом наиболее смелый подходил к Говорову. «Товарищ маршал! — начинал он дрожащим голосом. — Под вашим руководством я воевал…».
Говоров незамедлительно пояснил, что маршалом был его отец, а сам он начинал младшим лейтенантом. «Так я и говорю, что под руководством вашего папы», — продолжал как ни в чем не бывало ветеран. А его уже торопили другие…
Нам показывали дом инвалидов войны. В качестве гида выступал седоватый врач с необычайно яркими живыми глазами, он заметно прихрамывал, опираясь на тяжеленную металлическую палку, и тем не менее двигался очень быстро. Мы были так восхищены увиденным (один корт для безруких чего стоит!), что я на прощание решил подарить нашему гиду последнюю книжку своих стихов. Он поблагодарил и несколько смущенно сказал: «Я ведь тоже пишу, одно мое стихотворение вы, быть может, слышали. Если разрешите, я вам его прочту, оно короткое».
Ион Деген (так звали профессора) откашлялся, и я услышал:
Мой товарищ,
в смертельной агонии,
не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею
ладони я
над дымящейся кровью
твоей.
Ты не плачь, не стони,
ты не маленький,
ты не ранен, ты просто
убит.
Дай на память сниму
с тебя валенки,
нам еще наступать
предстоит.
Знал ли я эти стихи?
Да я знал их наизусть с того дня, как впервые услышал! А было это в конце войны. Говорили, что их нашли в сумке танкиста, убитого под Сталинградом.
Он родился в Могилеве-Подольском. Летом 1941-го через Могилев потянулись обозы с беженцами, а следом за ними — наши отступающие войска. Деген примкнул к частям пехотной дивизии.
Бои уже шли в предгорьях Кавказа. На станции Беслан выяснилось, что там брошенный завод и на нем навалом патоки. Деген и его подчиненный Лазуткин отправились на завод. Когда возвращались обратно, какая-то женщина предложила обменять патоку на местное вино. Они согласились, но в это время в сопровождении автоматчика к ним подошел мужчина в полувоенном пальто, хромовых сапогах. «Спекулируете?» Деген ударил штатского, тот упал, пальто распахнулось и изумленные бойцы увидели орден Ленина, депутатский значок…
Их окружили автоматчики, препроводили в подвал особого отдела. Двое суток провел в подвале Деген. Иногда кого-нибудь выводили во двор, тогда слышались залпы. На третьи сутки ребят освободили. «А где моя медаль «За отвагу»?» — спросил Деген. «Какая, к черту, медаль! Чтоб вас оттуда вытащить, пришлось до командарма дойти!»
В июне 1944 г. он был назначен командиром роты во Вторую гвардейскую танковую бригаду прорыва.
В октябре 1944-го начались бои в Литве, Польше, Пруссии…
Существует список так называемых танковых асов, Деген в нем шестнадцатый. За полгода непрерывных боев он на своем Т-34 подбил и уничтожил пятнадцать танков.
Зимой 1945-го под Эйдкуненом (теперь Нестеров) его танк был подбит и загорелся. Деген и стрелок рядовой Макаров попытались вылезти, при этом Деген был ранен снова в голову, грудь, ноги. Они с Макаровым доползли до кладбища и там укрылись в каком-то склепе, ожидая, когда немцы уйдут. А тем временем всех, кто был в танке, похоронили в одной братской могиле. В том числе и самого Иону, его погоны обнаружили на дне в кровавом месиве.
Спустя много лет профессор Деген с женой и сыном проведал свою могилу. Военком заверил, что он может не беспокоиться, его могила находится в отличном состоянии…
День Победы встретил в госпитале. Потом были полуторамесячный отпуск, экзамены на аттестат зрелости, потом он был определен в полк резерва бронетанковых войск (танкисты звали его МКБ — мотокостыльный батальон), где дожидался демобилизации.
Впервые в жизни Деген был в Москве и каждый свободный день использовал, чтобы узнать, чтобы увидеть, хотя на костылях это было нелегко. Как-то, выходя из Третьяковки, он прочел: «Управление по охране авторских прав» и вспомнил: его фронтовой товарищ гвардии лейтенант Комарницкий, убитый в 1944-м, положил на музыку стихотворение «На полянке возле школы стали танки на привал». Песня стала популярной, ее исполнял оркестр Эдди Рознера.
Он решил зайти. В управлении его приняли тепло. Разговор зашел о стихах: «Почитайте». Послушать Дегена сбежались все сотрудники. А еще через два дня его вызвал замполит. «Завтра бери мой «Виллис» и к 14 часам будь в ЦДЛ, тебя писатели слушать будут».
В большой комнате его ждали человек тридцать. Одного он узнал сразу, это был Константин Симонов, других увидел впервые. «Начинайте», — предложил Симонов. По мере чтения обстановка все сгущалась, он сразу почувствовал это. Только один писатель с обожженным лицом каждый раз складывал ладони, как бы аплодируя. (Потом Деген узнал, что это был бывший танкист Орлов.) Наконец Симонов прервал Дегена: «Как вам не стыдно: фронтовик, орденоносец — и так клевещете на нашу доблестную армию! Прямо киплинговщина какая-то, нет, вам еще рано в Литературный институт».
Когда выходил из ЦДЛ, решил твердо: ноги его никогда не будут в этом заведении.
Он поступил в Чер¬новицкий мединститут. А когда закончил, грянуло «дело врачей». Не помог ни красный диплом, ни то, что он как инвалид войны был вообще освобожден от распределения. «Места для вас на Украине нет!» — сказали ему твердо. Он решил искать защиту в Москве, в ЦК КПСС — он коммунист, в ЦК разберутся. Шли дни, он ночевал на вокзале, в приемной ЦК никто с ним разбираться не хотел.
Помог случай. Кагэбэшник из охраны признал в Дегене сослуживца по 2-й танковой бригаде. «Не волнуйся, я тебе устрою прием...»
Прием был коротким: «Езжайте в Киев, место вам будет». И действительно, в Киеве в Минздраве ему сказали, что он назначен в институт ортопедии. А он как раз и мечтал об этом. Но когда через месяц пришел за получкой, выяснилось, что его даже в приказе о зачислении нет. «Запишитесь на прием к директору», — сказала секретарша. Деген ворвался в кабинет. Ордена, нашивки за ранения. «Я фронтовик, а вы надо мной издеваетесь!»
Восседавший в кресле тучный человек в вышитой сорочке ухмыльнулся: «А у меня вакансий нет и не предвидится. А вот эти ордена, я слышал, можно на базаре в Ташкенте купить». То, что последовало минуту спустя, нетрудно предугадать: я уже писал о характере Дегена. Кровь залила «самостийку». Но, несмотря на вопли директора, никаких последствий этот случай не имел.
Деген ушел из института и поступил в 13-ю больницу, в которой проработал 21 год.
В 1960 году в журнале «Хирургия» появилась статья об уникальной операции хирурга Дегена. Он пришил правое предплечье слесарю Уйцеховскому. Тот умудрился подставить руку под фрезу токарного станка. Операция подобного рода была первой в Союзе.
В 1960 году Деген защитил кандидатскую диссертацию, в 1973 году — докторскую, с 1977 года — он в Израиле.
А как же обстояло дело с его хрестоматийным стихотворением? В 1961 г. один из друзей Дегена предложил ему послать стихи в «Юность». Деген отказался, тогда друг сделал это сам. Вскоре из журнала пришел ответ: автору нужно много работать, читать Пушкина, Маяковского... А спустя 17 лет Евгений Евтушенко опубликовал «Мой товарищ в смертельно агонии…» в «Огоньке». Он снабдил публикацию предисловием: «Стихотворение безымянного автора, передал Михаил Луконин, который считает его одим из лучших, написанных о войне». В Тель-Авиве журнал вручил Ионе его коллега.
Год спустя Евтушенко выступал в Черновцах, прочитал «Мой товарищ…», опять-таки сказав, что автор неизвестен. К нему подошел доктор Немировский, однокашник Иона: «Это не так, Евгений Александрович, автор известен». Почти одновременно появилась заметка в «Вопросах литературы», в которой В. Баевский писал об авторе Дегене. Зам главного редактора Лазарь Лазарев выехал в Израиль. Почти спустя 50 лет после написания стихотворения оно переведено на все европейские языки, на него существуют бесчисленные ссылки в интернете. Ион издал в России, Украине и в Израиле две книги стихов и восемь — прозы.
Но он так и не стал членом ни одного писательского союза и ни разу не пытался. Он умеет держать слово — профессор, доктор наук, кавалер четырех советских и трех боевых польских орденов, танковый ас Ион Деген.
