Народные образы в лирике некрасова. Типология народных характеров в поэзии некрасова

Заслуга Некрасова в том и состоит, что, обратившись к теме народного горя, он не пожертвовал сложностью и своеобразием характера своего лирического «я».

Стихотворение «В дороге» (1845) открывает народную тему в творчестве Некрасова. Именно с него начинается подборка текстов в книге «Стихотворения» 1856 года. В сюжете стихотворения завязывается узел настроений и мотивов, которые будут свойственны всей «народной» лирике поэта.

Рассказ ямщика о своей судьбе - типичная ситуация многих народных песен и романсов. Бег удалой тройки, звон бубенцов - вот характерное образное сопровождение «ямщицкой были». А ее непременными персонажами соответственно являются «удалой ямщик», «добрый молодец» и «красная девица». Под пером Некрасова этот традиционный любовный «треугольник» наполняется не условно-поэтическим, как в фольклоре, а глубоко жизненным содержанием. Вместо «доброго молодца» - скучающий автор: «Скучно, скучно!../Ямщик удалой,/Разгони чем-нибудь мою скуку!» Однако вместо «удалого ямщика» автор видит перед собой внутренне растерянного человека, всецело погруженного мыслями в дрязги своей неудавшейся семейной жизни: «Самому мне невесело, барин:/Сокрушила злодейка-жена...» Коряво-грубоватый выговор ямщика, насыщенный просторечиями и диалектизмами, отражает как в капле воды приземленное и сбитое с толку свалившейся бедой сознание «человека из народа». И наконец, вместо «красной девицы» в рассказе ямщика возникает образ барышни-крестьянки Груши, воспитанной по-господски, а затем отданной «на село», в крестьянскую семью с ее суровыми патриархальными нравами. Таким образом, «ямщицкая история» объединяет три изломанные, неудавшиеся человеческие жизни, три одинокие судьбы, случайно сошедшиеся на одном пространстве бесконечной, как русская тоска, дороги. Три судьбы, ищущие поддержки и сочувствия друг у друга. Получается та самая «круговая порука», о которой впоследствии напишет Некрасов в письме к Л. Н. Толстому. И пусть в конечном итоге тоска лирического героя разрешается ничем, а рассказ ямщика им прерван, все же у читателя остается ощущение тесной слитности судеб «верхов» и «низов»: драма человеческих отношений, увы, не знает сословных границ.

В известном стихотворении «Тройка» (1846) перед нами зарисовка обычной деревенской картины, которую внимательный взгляд лирического автора как бы случайно выхватил из потока будничных мелочей: деревенская девушка загляделась на промчавшегося мимо на лихой тройке красавца корнета. Но именно силой авторского видения эта сцена на наших глазах словно замедляется, растягивается во времени. В результате читатель имеет возможность вместе с автором осмыслить этот единичный случай в контексте некоей общей, «типической» судьбы русской крестьянки, возвести частное к общему, увидеть связь единичного факта с трагической долей любой девушки, уготованной ей всем безжалостным строем крепостной деревенской жизни. Автор мысленно как бы заглядывает в будущее своей героини, реконструирует, в духе «физиологического очерка», ее социальную биографию, которая потечет по раз и навсегда установленному руслу: несчастливое замужество, суровый гнет патриархальной крестьянской семьи, тяжелый физический труд и ранняя смерть. Автору остается только сожалеть о «бесполезно угасшей силе» и загубленной, не успевшей расцвести и «согреть грудь» любимого красоте героини. Взгляд в ее трагическое будущее возвращает лирического автора к исходной картине, послужившей толчком для его раздумий, и теперь, с высоты достигнутого социального обобщения, он в новом свете представляет себе существо происходящего: идиллич-ность увиденной картины обманчива, а надежды «чернобровой дикарки» на счастье несбыточны. А потому финальное обращение автора к героине-крестьянке исполнено неизбывной горечи и трезвого скепсиса:

Не гляди же с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!

Трезвый взгляд на возможность крестьянского «счастья» в условиях крепостного уклада жизни современной России, умение видеть связь между единичным явлением и некоей общей, глубинной причиной, его породившей, подчас рождает в душе лирического автора не только сочувствие к судьбе обездоленных низов, но и беспощадную иронию по адресу глубоко въевшейся в крестьянское сознание веры в «доброго» барина, в счастье, дарованное «сверху», усилиями власть имущих. Развенчанию подобных патриархальных иллюзий посвящено известное стихотворение -«Забытая деревня»" (1855), жанр которого можно определить как патриархальную антиутопию. Проходящая рефреном через все стихотворение фраза: «Вот приедет барин - барин нас рассудит» - стала крылатой в современном лексиконе. Она вскрывает несостоятельность идеала «соборной» жизни, представлений русского народа о поместной жизни как некоем общечеловеческом «братстве» господ и слуг, где социальная рознь отступает на задний план перед общностью веры и национальных традиций.

Однако Некрасов не был бы Некрасовым, если бы остановился только на критике «ограниченности» народного сознания, его неспособности считаться с реалиями суровой социальной действительности. Дело в том, что патриархальные нравственные идеалы, коренящиеся в духовном строе народного православного сознания, несмотря на всю их утопичность, в то же время имели для Некрасова значение некоей абсолютной нравственной нормы, не зависящей от преходящих исторических условий. Это были те самые «вечные» ценности, которым народ не изменял даже вопреки требованиям сиюминутной исторической правды. И Некрасов прекрасно понимал всю духовную высоту подобной позиции. И в этом случае он мог отбросить в сторону свой интеллигентский скепсис и уже с высоты народного религиозного идеала оценить действия власть предержащих. Подчас эти две позиции - критика и идеализация религиозного мироощущения народа - сложно совмещаются в рамках авторского сознания и образуют прихотливую полифонию (многоголосие) точек зрения на происходящее. Так происходит в известном стихотворении «Размышления у парадного подъезда» (1858).

Композиция «Размышлений у парадного подъезда», как известно, трехчастна. Первая часть представляет живую зарисовку будничной уличной сценки: швейцар прогоняет крестьянских просителей от дверей «важного» казенного учреждения. Этот «случайный» факт, словно выхваченный из городской сутолоки, в сюжете стихотворения получает обобщенный, глубоко символический смысл. И все благодаря образу автора-рас-сказчика. С одной стороны, мы видим собирательный образ чиновничьего Петербурга, одержимого «холопским недугом». С другой - по контрасту возникает собирательный образ другого «недуга», воплощенного в смиренных фигурах народных ходоков: «Допусти»,- говорят с выраженьем надежды и муки». Их портрет, включая и речь, рассказчик дает как бы один на всех. Уже в этой картине просители-«холопы» и просители-«пилигримы» (странники) и сближены, и вместе с тем противопоставлены друг другу. Сближены самим фактом человеческой нужды, приведшей их к одному и тому же «парадному подъезду», и разделены сословной спесью и чванством, мешающими увидеть друг в друге «братьев по несчастью».

И лишь взгляд автора, возвышающийся над этой «суетой сует», позволяет обнаружить в ней некий примиряющий смысл. В единый авторский монолог как бы вплетаются голоса всех действующих лиц уличного происшествия. Сначала отчетливо различим гневно-саркастический тон самого автора. Потом в авторское повествование вклиниваются казенные интонации чиновничьего жаргона: «записав свое имя и званье», «убогие лица», «прожектер», «вдовица» и т. п. Потом, с появлением мужиков, слышится спокойно-уважительный голос рассказчика, назвавшего крестьян «деревенские русские люди». Однако этот голос тут же соскальзывает в несколько иной, народно-песенный стилевой регистр: «свесив русые головы», «развязали ко-шли пилигримы», «скудной лепты». Так в исторических песнях и духовных стихах величает сам народ своих «заступников», «калик перехожих», странников. Не успел рассказчик взять свойственную ему «страдальческую» ноту (например, о крестьянах: «говорят с выраженьем надежды и муки»), как она перебивается мещанским выговором швейцара: «гостей оглядел: некрасивы на взгляд!», «армячишка худой», «знать, брели-то долгонько». Такое многоголосие будет свойственно авторской речи до конца стихотворения. Авторское сознание оказывается способно вместить в себя сознание людей разных сословий, что говорит об отзывчивости его души. Он равно скорбит и за «холопский недуг» высокопоставленных просителей, и за оскорбительную угодливость швейцара, и за выражение «надежды и муки» на лицах ходоков. Автор не делит Россию на «крестьянскую» и «остальную». За все болит его сердце. В заветные двери «парадного подъезда» стучится вся Россия, со всем хорошим и плохим, что в ней есть.

Вторая часть - портрет «счастливого» вельможи - контрастно сопоставлена с картиной жизни «несчастных» в первой части. Портрет «владельца роскошных палат» максимально обобщен, что придает контрасту «несчастных» и «счастливых» общечеловеческий, несводимый только к «злобе дня» смысл.

Дело в том, что если несчастье народа - это суровая истина, то «безмятежная аркадская идиллия» жизни вельможи - это иллюзия, старательно внушаемая ему льстецами, а также «дорогой и любимой» семьей, «ждущей смерти» его «с нетерпеньем». А вывод опять-таки напрашивается один: «низы» и «верхи», несчастные и так называемые счастливые, в сущности, глубоко одиноки. Черствость и равнодушие окружающих равно угрожают и тем и другим. «Владелец роскошных палат» испытывает ту же драму непонимания, какую пережили только что прогнанные им странники. Один несчастный грубо отталкивает от себя других таких же несчастных, не понимая, что прогоняет он своих же сочувственников:

Пробудись! Есть еще наслаждение:
Вороти их! в тебе их спасение!
Но счастливые глухи к добру...

Отношение русского народа к страннику - почтительное, граничащее с преклонением перед его подвижничеством. Он и воспринимается не как обыкновенный, а как «божий человек», обидеть которого - грех. Поэтому «владелец роскошных палат» виноват не только перед этими конкретными мужиками, но и перед всей «Русью крещеной» («И сойдешь ты в могилу... герой,/Втихомолку проклятый отчизною...»). И совершает он не какое-то должностное преступление, а преступление против совести, против Бога («Не страшат тебя громы небесные...»).

И вот только теперь, замкнув всю горечь безысходной скорби на «глухих к добру», автор начинает свой знаменитый эпический «плач», венчающий стихотворение. Здесь авторский голос полностью сливается с ритмом народного речитатива. Сотканный из бесконечной цепи анафор, начинающихся с одного и того же «Стонет», этот «плач» эпичен прежде всего потому, что обращен он не только к собственно «народу». Он обращен к Родине: «Родная земля! Назови мне такую обитель...» А значит, и ко всем «пилигримам», и ко всем «владельцам», и... к себе самому.

Верность теме «страданий народа» Некрасов подтвердил в программном стихотворении «Элегия» (1874). Необычен уже сам выбор жанра для воплощения этой темы. В отечественной поэтической традиции элегия, как правило, ассоциировалась со стихотворением личной тематики, в печальном строе чувств которого отражались разлад между мечтой и действительностью, настроения разочарования и одиночества лирического героя. Эти же настроения, в сущности, доминируют и в некрасовской «Элегии», только их первопричиной служат не личные, а народные бедствия, а адресатом - не сам герой или его возлюбленная, а русское крестьянство. Поэта волнуют его судьбы в пореформенную эпоху:

В последние года
Сносней ли стала ты, крестьянская страда?

И рабству долгому пришедшая на смену Свобода наконец внесла ли перемену В народные судьбы? В напевы сельских дев?

Иль так же горестен нестройный их напев?..

По мере развития лирического сюжета стихотворения можно наблюдать, как личная эмоция без остатка сливается с чувством гражданской тревоги за народные судьбы и в конце концов растворяется в последней. Поэта волнует главный вопрос: «Народ освобожден, но счастлив ли народ?» Иными словами, привела ли относительная экономическая и социальная свобода к внутреннему раскрепощению русского крестьянина, его духовному росту? Существует ли между этими процессами прямая причинно-следственная связь? Или же эта связь в действительности предстает не в столь однозначном, прямолинейном выражении? По ходу своих раздумий поэт склоняется именно к последнему выводу, ибо тот, «кому посвящены мечтания поэта,-/Увы! Не внемлет он - и не дает ответа...». Таким образом, уже в «Элегии» проблема народного счастья понимается весьма широко: это не только вопрос о довольстве и материальном благополучии крестьянства, но и вопрос о сохранении нравственных, в том числе и религиозных, идеалов народа, как они отразились в его труде, быте, верованиях, обрядах, разнообразных видах творчества, наконец. И такая широта постановки проблемы понятна и объяснима: в 1874 году Некрасов уже работал над своей самой значительной поэмой, заглавие которой лишь слегка перефразирует вопрос, сформулированный в «Элегии»: «Кому на Руси жить хорошо?»

Итак, всем ходом развития поэтического творчества Некрасов закономерно продвигался к созданию эпоса, к написанию крупных поэм. Лиризм поэта становится поистине масштабным, всеохватным.

Многоголосие, включающее голос автора в хор голосов героев, принадлежащих к разным социальным и культурным слоям, предвещает виртуозную стилевую полифонию некрасовских поэм - «Коробейники», «Мороз, Красный нос» и, конечно, «Кому на Руси жить хорошо». В некрасовской лирике также определялись и основные тины героев будущих поэм - народных подвижников и праведников, народных заступников, а вместе с ними и нравственная философия, покоящаяся на принципах народно-христианской этики.

Тема народа и проблема национального характера стала одной из основных в русской литературе еще со времен Грибоедова с его комедией «Горе от ума» и Пушкина, который в романах "Капитанская дочка" и "Дубровский", в лирике и "Евгении Онегине" ставит вопрос о том, что составляет основу русского национального характера, как соотносится дворянская культура и народная.

Сложна и многопланова гоголевская концепция русского человека В поэме «Мертвые души» она складывается из двух пластов: идеального, где народ - это богатыри, смелые и сильные люди, и реального, где крестьяне оказываются ничуть не лучше своих хозяев, помещиков.

Подход Некрасова к теме народа сильно отличается от ее постановки в творчестве его предшественников. Поэт выражал в своем творчестве идеалы демократического движения России середины XIX века, и поэтому его концепция народа отличается стройностью и точностью: она вся подчинена его социальным и политическим позициям.

Одной из ярких особенностей творчества Некрасова является то, что народ предстает в нем не как некое обобщение, а как множество живых людей со своими судьбами, характерами и заботами. Все произведения Некрасова густо «населены», об этом говорят даже их названия: «Дедушка», «Школьник», «Мать», «Орина, мать солдатская», «Калистрат», «Крестьянские дети», «Русские женщины», «Песня Еремушке». Все герои Некрасова, даже те, которым трудно теперь найти реальных прототипов, очень конкретны и живы. Некоторых из них поэт любит от всей души, сочувствует им, других ненавидит.

Уже в раннем творчестве для Некрасова мир разделен на два лагеря:

Два лагеря, как прежде, в божьем мире;

В одном рабы, властители в другом.

Многие стихотворения Некрасова представляют собой своеобразные «очные ставки» сильных и слабых, угнетенных и угнетателей. Например, в стихотворении «Балет» Некрасов, обещая не писать сатиры, изображает роскошные ложи, «бриллиантовый ряд», и несколькими штрихами набрасывает портреты их завсегдатаев:

Не коснусь ни военных чинов,

Ни на службе крылатому богу

Севших на ноги статских тузов.

Накрахмаленный денди и щеголь,

(То есть купчик - кутила и мот)

И мышиный жеребчик (так Гоголь

Молодящихся старцев зовет),

Записной поставщик фельетонов,

Офицеры гвардейских полков

И безличная сволочь салонов-

Всех молчаньем прейти я готов!

И тут же, не успел еще упасть занавес на сцену, где французская актриса пляшет трепака, перед читателем встают сцены деревенского рекрутского набора. «Снежно -холодно - мгла и туман», и тянутся угрюмые поезда крестьянских телег.

Нельзя сказать, что социальный контраст в описании картин народной жизни был открытием Некрасова. Еще у Пушкина в «Деревне» гармоничный пейзаж деревенской природы призван подчеркнуть дисгармонию и жестокость человеческого общества, где существует гнет и крепостное рабство. У Некрасова социальный контраст имеет более определенные черты: это богатые бездельники и бесправный народ, который своим трудом созидает все жизненные блага, которыми пользуются господа.

Например, в стихотворении «Псовая охота» традиционная забава дворян представлена с двух точек зрения: барина, для которого это радость и удовольствие, и крестьянина, не способного разделить веселье господ, потому что для него их охота часто оборачивается вытоптанными полями, задранной скотиной и тем самым еще более осложняет его и без того полную лишений жизнь.

Корый в романах «Капитанская дочка» и «Дубровский», в лирике и «Евгении Среди таких «очных ставок» угнетенных и угнетателей особое место занимает стихотворение «Железная дорога», в котором, по словам К.И. Чуковского, «сосредоточены именно те наиболее типичные особенности его (Некрасова) дарования, которые образуют в своей совокупности единственный в мировой литературе некрасовский стиль».

В этой поэме призраки погибших на строительстве железной дороги крестьян встают вечным укором перед проезжающими мимо пассажирами:

Чу! Восклицанья послышались грозные!

Топот и скрежет зубов;

Тень набежала на стекла морозные

Что там? Толпа мертвецов!

Подобные произведения воспринимались цензурой как нарушение официальной теории об общественной гармонии, а демократическими слоями - как призыв к немедленной революции. Безусловно, позиция автора не так прямолинейна, но то, что его поэзия была очень действенна, подтверждается свидетельствами современников. Так, по воспоминаниям одного из учеников военной гимназии, после чтения стихотворения «Железная дорога» его приятель сказал: «Эх, взял бы я ружье и пошел бы сражаться за русский народ».

Поэзия Некрасова требовала от читателя определенных поступков. Это «стихи -призывы, стихи - заповеди, стихи - повеления», во всяком случае именно так они воспринимались современниками поэта. Действительно, Некрасов в них прямо обращается к молодежи:

Благослови же работу народную

И научись мужика уважать!

Точно так же он призывает поэта.

Поэтом можешь ты не быть,

Но гражданином быть обязан.

Некрасов обращается даже к тем, кому совсем нет дела до народа и его проблем:

Пробудись! Есть еще наслажденье:

Вороти их! В тебе их спасенье!

При всем своем сочувствии к бедам народа, добром к нему отношении поэт отнюдь не идеализирует народ, а выдвигает ему обвинение в долготерпении и покорности. Одним из самых ярких воплощений этого обвинения можно назвать стихотворение «Забытая деревня». Описывая бесконечные крестьянские беды, Некрасов каждый раз приводит ответ крестьян, ставший присказкой: «Вот приедет барин - барин нас рассудит». В этом описании патриархальной веры крестьян в доброго барина, доброго царя проскальзывают нотки иронии. Это отражает позицию русской социал-демократии, к которой принадлежал поэт.

Обвинение в долготерпении звучит и в стихотворении «Железная дорога». Но в ней, пожалуй, самые яркие строки посвящены другому: теме народного труда. Здесь создается подлинный гимн крестьянину-труженику. Недаром стихотворение строится в форме спора с генералом, который утверждает, что дорогу строил граф Клейнмихель. Таково было официальное мнение - оно отражено в эпиграфе к стихотворению. В его основном тексте заключено развернутое опровержение этой позиции. Поэт показывает, что такой грандиозный труд «не по плечу одному». Он воспевает созидательный труд народа и, обращаясь к молодому поколению, говорит: «Эту привычку к труду благородную / Нам бы не плохо с тобой перенять».

Но автор не склонен питать иллюзии насчет того, что какие-то положительные перемены могут произойти в ближайшее время: «Знать только жить в эту пору прекрасную / Уж не придется ни мне, ни тебе». Более того, наряду с воспеванием созидательного, благородного труда народа, поэт создает потрясающие по своей силе и пронзительности картины труда мучительного, тяжелого, который несет гибель людям:

Мы надрывались под зноем, под холодом,

С вечно согнутой спиной,

Жили в землянках, боролися с голодом,

Мерзли и мокли, болели цингой, -

эти слова в стихотворении произносят мертвецы - крестьяне, погибшие на строительстве железной дороги.

Такая двойственность присутствует не только в этом стихотворении. Тяжелый труд, ставший причиной страданий и гибели, описан в поэме «Мороз, Красный нос», стихотворениях «Страда», «На Волге» и многих других. Причем это не только труд подневольных крестьян, но и бурлаков или же детей, работающих на фабрике:

Колесо чугунное вертится

И гудит, и ветром обдает,

Голова пылает и кружится,

Сердце бьется, все кругом идет.

Такая концепция народного труда сложилась уже в раннем творчестве Некрасова. Так, герой стихотворения «Пьяница» (1845) мечтает освободиться, сбросить с себя «ярмо тяжелого гнетущего труда» и отдать всю душу другому труду - свободному, радостному, созидательному: «И в труд иной - свежительный - / Поник бы всей душой».

Некрасов утверждает, что труд - естественное состояние и насущная потребность народа, без него человек не может считаться достойным, быть уважаемым другими людьми. Так, про героиню поэмы «Мороз, Красный нос» автор пишет: «Не жалок ей нищий убогий: / Вольно ж без работы гулять». Крестьянская любовь к труду отразилась во многих стихотворениях Некрасова: «Эй! Возьми меня в работники, / Поработать руки чешутся!» - восклицает тот, для кого труд стал насущной, естественной потребностью. Недаром одно из стихотворений поэта называется «Песня о труде».

В стихотворении «Несжатая полоса» создается удивительный образ: земля сама зовет пахаря, своего работника. Трагедия состоит в том, что труженик, любящий и ценящий свою работу, заботящийся о земле, несвободен, забит и задавлен подневольным тяжким трудом.

Н. Некрасов впервые в русской поэзии открыл перед читателем народную жизнь во всей ее полноте - с ее красотой и мудростью, с ее бездонным горем и мучениями. До него чуть ли не господствовавшим в литературе было мнение, которое, к примеру, без обиняков высказал писатель и журналист А. Дружинин. Он убеждал Некрасова, тогда еще молодого издателя журнала «Современник»: «Подписчики у журнала люди образованные.

Ну интересно ли образованному читателю знать, что Ерема ест мякину, а Матреша воет над павшей коровой. Право, все, что пишут о русском мужике, преувеличено. Какие это у него потребности могут быть к другой жизни? Он совершенно доволен и счастлив, если ему удастся в праздник опиться до опухоли брагой или до скотского состояния водкой».

Некрасов не только опроверг ложь о русском мужике; он увидел народную душу, как душу великую: чистую и возвышенную, отзывчивую и милосердную, страдающую и терпеливую, сильную и мятежную. Ни для одного автора раньше «низменная», обыкновенная жизнь простого, задавленного нуждой и рабством человека еще не была главным, постоянным предметом поэзии.

Благодаря правде, беспощадной и обжигающей, на которую был способен Некрасов, благодаря его дару мастерски рисовать эту «низменную» жизнь красками точными и резкими, стихи поэта оказались неведомой ранее литературой, художественным открытием. И. Тургенев, прочитав в журнале одно из первых «истинно некрасовских» стихотворений «Еду ли ночью по улице темной…», писал из-за границы В. Белинскому: «Скажите от меня Некрасову, что его стихотворение в 9-ой книжке “Современника” меня совершенно с ума свело; денно и нощно твержу я это удивительное произведение - и уже наизусть выучил». В самом деле, разве можно было с большей выразительностью нарисовать такое:

Помнишь ли день, как, больной и голодный,

Я унывал, выбивался из сил?

В комнате нашей, пустой и холодной,

Пар от дыханья волнами ходил.

Помнишь ли труб заунывные звуки,

Брызги дождя, полусвет, полутьму?

Плакал твой сын, и холодные руки

Ты согревала дыханьем ему.

Он не смолкал - и пронзительно звонок

Был его крик… Становилось темней;

Вдоволь поплакал и умер ребенок…

Бедная! Слез безрассудных не лей!

………………………………………………..

В разных углах мы сидели угрюмо.

Помню, была ты бледна и слаба,

Зрела в тебе сокровенная дума,

В сердце твоем совершалась борьба.

Я задремал. Ты ушла молчаливо,

Принарядившись, как будто к венцу,

И через час принесла торопливо

Гробик ребенку и ужин отцу.

Голод мучительный мы утолили,

В комнате темной зажгли огонек,

Сына одели и в гроб положили…

Случай нас выручил? Бог ли помог?

Ты не спешила печальным признаньем,

Я ничего не спросил,

Только мы оба глядели с рыданьем,

Только угрюм и озлоблен я был…

Сколько чисто русских картин находим мы в стихах и поэмах Некрасова - и всегда они окрашены в цвет печали, всегда они созвучны крестьянской нужде, рекрутским слезам, унылой ямщицкой песне, грустной колыбельной… «Опять, - будто извиняясь, говорит поэт, - опять я о печальнице-родине», и это «опять» трагически повторяется сейчас, словно и не прошло полтора столетия и не изменился мир, человек, русская земля.

Каким же долговечным оказалось чувство поэта, какую же непроходяще больную струну задел он, если эхо от его стихов все еще летит над нашими просторами и не может заглохнуть оно ни в дремучих русских лесах, ни во всесветных русских далях, ни в переживших многое русских душах:

Опять пустынно-тих и мирен

Ты, русский путь, знакомый путь!

Прибитая к земле слезами

Рекрутских жен и матерей,

Пыль не стоит уже столбами

Над бедной родиной моей.

Опять ты сердцу посылаешь

Успокоительные сны

И вряд ли сам припоминаешь,

Каков ты был во дни войны, -

Когда над Русью безмятежной

Восстал немолчный скрип тележный,

Печальный, как народный стон!

Русь поднялась со всех сторон,

Все, что имела, отдавала

И на защиту высылала

Со всех проселочных путей

Своих покорных сыновей.

Некрасова можно назвать летописцем народного горя. Перечитайте его поэмы «Кому на Руси жить хорошо» и «Коробейники», «Мороз, Красный нос» и «Крестьянские дети», «Саша» и «Орина, мать солдатская», «Железная дорога» и «Несчастные», «Русские женщины» и «Дедушка», «Современники» и «Белинский», да и множество стихотворений, запавших в память, - «Размышления у парадного подъезда», «Вчерашний день, часу в шестом…», «Элегия» («Пускай нам говорит изменчивая мода…»), «Молебен», «Несжатая полоса» - в совокупности они представляют живую и подробную картину крестьянской России, ее нужды, вытягивающего жилы труда, варварства и рабства. А ведь сколько было вокруг прозаиков, поэтов, драматургов, бойких журналистов - и никто из них не сорвал завесу, за которой скрывалось ужасающее неустройство русской жизни. Некрасов это сделал со всей страстью народного печальника и заступника:

Родная земля!

Назови мне такую обитель,

Я такого угла не видал,

Где бы сеятель твой и хранитель,

Где бы русский мужик не стонал.

Стонет он по полям, по дорогам,

Стонет он по тюрьмам, по острогам,

В рудниках, на железной цепи;

Стонет он под овином, под стогом,

Под телегой, ночуя в степи;

Стонет в собственном бедном домишке,

Свету божьего солнца не рад;

Стонет в каждом глухом городишке,

У подъезда судов и палат…

«Муза мести и печали» - сказал о своей песне Некрасов. Почему «печали» - понятно. А почему - «мести»? Русские поэты никогда не воспевали месть, разве что - месть врагу. Любое из христианских чувств могли вызвать в читательском сердце стихи отечественных поэтов: боль, жалость, участие, сострадание, но месть…

Мне кажется, объяснить это чувство поэта позволит сходное состояние Льва Толстого, выраженное им спустя четверть века после смерти Некрасова. Ежедневно получая гневные письма обездоленных соотечественников, автор «Войны и мира» полностью соглашался с предупреждением, которое обращали к властителям его корреспонденты накануне первой русской революции: «На то, что власть делает с народом, может быть только один ответ: мстить, мстить и мстить!»

Некрасов не только в детстве и юности был ранен ужасающим насилием над подневольными людьми. И позже он, журналист, человек общественного склада, жадно следил за событиями в России и остро переживал любую жестокость. А вести о насилиях и об ответном народном гневе были не так уж редки.

В донесении третьего отделения полиции Николаю I за 1841 год, например, говорилось: «Следствием об убийстве могилевского помещика Свадковского дворовыми людьми его открыто, что поводом к сему злодеянию было необыкновенно жестокое обращение его с крестьянами в продолжение 35 лет…». «…неповиновений оказано в 27 имениях и большею частью представлялась необходимость в употреблении воинской помощи для усмирения; в имениях графа Борха и Демидовой начальство принуждено было действовать вооруженной рукой, и в первом убито было 21 и ранено 31, а в последнем убито 33 и ранено до 114 человек».

В отчете за 1843 год ведомство Бенкендорфа сообщало: «Получен безымянный донос о засечении помещиком Тверской губернии Постельниковым десятилетней дворовой девочки Фирсовой. Обнаружено, что Фирсова действительно умерла от голода и побоев. В трех губерниях казенные крестьяне… с оружием в руках встретили посланные туда воинские команды, и лишь усиленными отрядами приведены в повиновение, причем ранено и убито 43 человека…».

Мог ли Некрасов, зная это, писать по-иному, без гнева и возмущения:

Вот он, наш пахарь угрюмый,

С темным, убитым лицом, -

Лапти, лохмотья, шапчонка,

Рваная сбруя; едва

Тянет косулю клячонка,

С голоду еле жива!

Голоден труженик вечный,

Голоден тоже, божусь!

………………………………………

Зрелище бедствий народных

Невыносимо, мой друг.

Небезызвестный «доносчик от литературы» Фаддей Булгарин сообщал третьему отделению полиции в 1848 году: «Некрасов - самый отчаянный коммунист; стоит прочесть стихи его и прозу в “С.-Петербургском альманахе”, чтобы удостовериться в этом. Он страшно вопиет в пользу революции».

Но кто же готовит революции? Совсем не те, кто «вопиет» против рабства и насилия, а как раз те, кто издевается над собственной страной. Возбудители восстаний - это люди, стоящие у власти. Это они подталкивают народ к революциям, подталкивают своей жестокостью, продажностью, неспособностью обеспечить согражданам сносную жизнь. Сегодня над стихами Некрасова с недоумением вспоминаешь словоблудие фарисеев: «Лимит на революции вышел». Господа, вышел лимит на издевательство над замордованным народом. Долго вам не придется безнаказанно делать это. Прислушайтесь к поэту:

Каждой стране наступает

Рано иль поздно черед,

Где не покорность тупая -

Дружная сила нужна;

Грянет беда роковая -

Скажется мигом страна.

Страстное желание народной свободы было живым зерном в поэзии и Пушкина, и Лермонтова, и Кольцова. Но только в лирике Некрасова это зерно проросло и стало колосом, и если окинуть взглядом всю русскую поэзию, то именно этот колос положил начало созревшему полю надежды. Россия запомнила Некрасова как провозвестника свободы, и после него отечественная литература уже не могла восприниматься иначе, как светоч в любом ненастье, в обступившем сумраке, во временной тьме. Было неслыханным доселе делом, чтобы в поэзии звучал бесстрашный и оправданный призыв мести:

Необузданную, дикую,

К угнетателям вражду

И доверенность великую

К бескорыстному труду.

С этой ненавистью правою,

С этой верою святой

Над неправдою лукавою

Грянешь божьею грозой…

Одна из петербургских газет писала тогда: «Не по звучности стиха, не по поэтической обработке формы, а по самому содержанию, близкому каждому сердцу, невольно задевающему его за живое, по животрепещущему интересу мысли, по ее гуманности, по состраданию к страждущему, по юмору, иногда желчному и даже несколько болезненному, по страстному драматизму, - произведения Некрасова пользуются общей любовью, горячим сочувствием, и уже тогда, когда порознь помещались в журналах, многими выучивались наизусть или выписывались в особые тетрадки».

Некрасов много думал о собственном жребии певца; определив его для себя, он оставил такой завет следующим поколениям лириков:

А ты, поэт! избранник неба,

Глашатай истин вековых,

Не верь, что не имущий хлеба

Не стоит вещих струн твоих!..

Будь гражданин! служа искусству,

Для блага ближнего живи,

Свой гений подчиняя чувству

Всеобнимающей Любви…

Стихи Некрасова словно бы вторят житейскому крестьянскому разговору, задушевной народной песне. Кажется, что его поэзии изначально присущ национальный склад. Он открыл мир нашей бытовой жизни, как мир духовный и нравственный, найдя в этом сочетании русского быта и духовности истинную, бесценную красоту.

В отечественной, да и в мировой, лирике немного найдется поэтов, которые бы, как Некрасов, рассказали столько житейских историй, составивших в совокупности то, что мы называем народным бытием; открыли столько людских судеб, составивших в совокупности народную судьбу. И все эти истории и судьбы освещены светом земной красоты и целительного сочувствия. Мы со школьной скамьи запомнили наизусть печальные строки из поэмы «Мороз, Красный нос»:

…Саврасушка, трогай,

Натягивай крепче гужи!

Служил ты хозяину много,

В последний разок послужи!

Чу! два похоронных удара!

Попы ожидают - иди!..

Убитая, скорбная пара,

Шли мать и отец впереди.

Ребята с покойником оба

Сидели, не смея рыдать,

И, правя савраской, у гроба

С вожжами их бедная мать

Шагала… Глаза ее впали,

И был не белей ее щек

Надетый на ней в знак печали

Из белой холстины платок…

Но едва ли отдавали мы отчет в том, что история бедного Прокла, его несчастной жены Дарьи и неприкаянных детей на всю жизнь западет в нашу память, обретет житейскую правду, как трагедия, словно бы случившаяся на наших глазах и потрясшая нас, - едва ли сознавали мы, что она запечатлеется как живая картина в нашей судьбе во многом из-за сопровождающих ее чудесных, незабываемых строк о крестьянском труде, о русской природе. Например, этих:

Не ветер бушует над бором,

Не с гор побежали ручьи,

Мороз-воевода дозором

Обходит владенья свои.

Глядит - хорошо ли метели

Лесные тропы занесли,

И нет ли где трещины, щели,

И нет ли где голой земли?

Пушисты ли сосен вершины,

Красив ли узор на дубах?

И крепко ли скованы льдины

В великих и малых водах?

Идет - по деревьям шагает,

Трещит по замерзлой воде,

И яркое солнце играет

В косматой его бороде…

Наверно, в своем родовом Грешневе и позже в местах, где Некрасов охотился, он не только увидел людское горе, но и наслушался сочных разговоров, шутливых перепалок, затейливых словечек, насмотрелся старинных обрядов, искусных розыгрышей. Все это перешло в книги поэта:

Ой! легка, легка коробушка,

Плеч не режет ремешок!

А всего взяла зазнобушка

Бирюзовый перстенек.

Дал ей ситцу штуку целую,

Ленту алую для кос,

Поясок - рубаху белую

Подпоясать в сенокос -

Все поклала ненаглядная

В короб, кроме перстенька:

«Не хочу ходить нарядная

Без сердечного дружка!»

Много таких простонародных обычаев приоткрыл Некрасов, много обрядов - сватовства ли, похорон ли, начала ли жатвы, конца ли страды - обрядов, сложившихся в русской жизни за века, вывел он на свет, словно говоря: «Полюбуйтесь-ка на родное богатство, русские люди, подивитесь таланту и мудрости предков!» В поэме «Кому на Руси жить хорошо» чуть не каждый герой бает о своем житье-бытье или тяготах сельского мира не стертыми словами, а с особым словесным выходом, со своим приговором и присказкой. К примеру, крестьянка Матрена Тимофеевна решила поведать странникам о своей жизни обстоятельно, с подробностями, и начала свою повесть с юности, с дозамужней поры. Приехал к ней парень со сватами - всю ночь не спала невеста, мысленно увещевала жениха:

Ах! что ты, парень, в девице,

Нашел во мне хорошего?

Где высмотрел меня?

О святках ли, как с горок я

С ребятами, с подругами

Каталась, смеючись?

Ошибся ты, отецкий сын!

С игры, с катанья, с беганья,

С морозу разгорелося

У девушки лицо!

На тихой ли беседушке?

Я там была нарядная,

Дородства и пригожества

Понакопила за зиму,

Цвела, как маков цвет!

А ты бы поглядел меня,

Как лен треплю, как снопики

На риге молочу…

В дому ли во родительском?..

Ах! кабы знать! Послала бы

Я в город братца-сокола:

«Мил братец! шелку, гарусу

Купи - семи цветов,

Да гарнитуру синего!»

Я по углам бы вышила

Москву, царя с царицею,

Да Киев, да Царьград,

А посередке - солнышко,

И эту занавесочку

В окошке бы повесила,

Авось ты загляделся бы, -

Меня бы промигал!..

От внимания к разговорному крестьянскому языку идет и смелость Некрасова в художественном употреблении любого слова. Известно, что народ может поставить ходячее словечко в такое соседство, что никакому краснобаю не приснится:

Под косой трава валилася,

Под серпом горела рожь…

…………………………………….

Уж овечка опушается ,

Чуя близость холодов…

……………………………………

Над болотом засинелася ,

Понависнула роса…

……………………………………

Дождик, что ли, собирается,

Ходят по небу бычки …

……………………………………

Тит домой. Поля не ораны ,

Дом растаскан на клочки…

И сколько поэзии разлито по страницам этого «социального» сочинения!

Ночь тихая спускается,

Уж вышла в небо темное

Луна, уж пишет грамоту

Господь червонным золотом

По синему по бархату,

Ту грамоту мудреную,

Которой ни разумникам,

Ни глупым не прочесть.

Весной, что внуки малые,

С румяным солнцем-дедушкой

Играют облака:

Вот правая сторонушка

Одной сплошною тучею

Покрылась - затуманилась,

Стемнела и заплакала:

Рядами нити серые

Повисли до земли.

А ближе, над крестьянами,

Из небольших, разорванных,

Веселых облачков

Смеется солнце красное,

Как девка из снопов.

Можно приводить красочные строки из поэм и стихотворений Некрасова еще и еще - они опровергают расхожее мнение о том, что наш классик - будто бы поэт идеи, что художественное, эстетическое было чуждо ему. Это неправда. Некрасов всегда носил в душе то идеальное, что отличает подлинного художника. Как-то он убеждал Тургенева: «…уйди в себя, в свою молодость, в любовь, в неопределенные и прекрасные по своему безумию порывы юности, в эту тоску без тоски - и напиши что-нибудь этим тоном. Ты сам не знаешь, какие звуки польются, когда раз удастся прикоснуться к этим струнам сердца, столько жившего, как твое, - любовью, страданием и всякой идеальностью».

Сам он во многих и многих произведениях - от первых стихотворений о любви: «Пускай мечтатели осмеяны давно…» и «Когда из мрака заблужденья…» до последней предсмертной, как бы прерываемой рыданиями, поэмы о матери - излил столько нежности, благодарности жизни и людям, что стал любимейшим поэтом соотечественников.

У этого революционного демократа, каким в двадцатом веке представляло его наше литературоведение, была истинно христианская душа. В поэме «Тишина» он восклицал при виде православной церкви на нищей русской земле:

Храм воздыханья, храм печали -

Убогий храм земли твоей:

Тяжеле стонов не слыхали

Ни римский Петр, ни Колизей!

Сюда народ, тобой любимый,

Своей тоски неодолимой

Святое бремя приносил -

И облегченный уходил!

Войди! Христос наложит руки

И снимет волею святой

С души оковы, с сердца муки

И язвы с совести больной…

Мы говорили о том, какой болью отзывалось в душе Некрасова бесконечное терпение народа. Но вглядываясь в русского человека, поэт никогда не путал в нем покорность с добротою, отзывчивостью, стойкостью в беде. Припомните героев его поэм, припомните, как относятся они к Божьим заповедям, по каким нравственным законам они живут. Например, Орина, мать солдатская, так отвечает на вопрос, почему умер ее сын-богатырь, вернувшись домой после солдатчины:

Не любил, сударь, рассказывать

Он про жизнь свою военную,

Грех мирянам-то показывать

Душу - богу обреченную!

Говорить - гневить всевышнего,

Окаянных бесов радовать…

Чтоб не молвить слова лишнего,

На врагов не подосадовать,

Немота перед кончиною

Подобает христианину.

Знает бог, какие тягости

Сокрушили силу Ванину!

По убеждению Некрасова, простолюдина не считает за человека как раз тот, у кого нет Бога в душе. И мучитель, и стяжатель, и мздоимец, для которых нет суда земного и которые не боятся суда небесного, вызывают у поэта саркастические строки:

Счастлив, кому мила дорога

Стяжанья, кто ей верен был

И в жизни ни однажды бога

В пустой груди не ощутил.

Сам поэт всегда «ощущал в груди» Бога. Его душа умягчалась, когда он говорил о Божьем соборе, о церковном звоне, о праведных людях. Тут он часто доходил до слившейся воедино земной и небесной песни:

Чу! тянут в небе журавли,

И крик их, словно перекличка

Хранящих сон родной земли

Господних часовых, несется

Над темным лесом, над селом,

Над полем, где табун пасется,

И песня грустная поется

Перед дымящимся костром…

Так что ныне нам приходится открывать «нового» Некрасова, хорошо чувствовавшего редкую красоту чистой души, ее близость к Божьему образу. Да и не мог быть иным поэт, который писал:

Храм божий на горе мелькнул

И детски чистым чувством веры

Внезапно на душу пахнул.

Особая сердечность и какая-то виноватость перед другой душой, незащищенной и страдающей, воплотились в стихах Некрасова, обращенных к женщинам. Не знаю, имел ли право какой-то другой русский поэт сказать в конце своего пути, как Некрасов:

Но я всю жизнь за женщину страдаю.

К свободе ей заказаны пути;

Позорный плен, весь ужас женской доли,

Ей для борьбы оставил мало сил…

Казалось, поэт торопился запечатлеть в стихах светоносные характеры своих современниц, какого бы сословия - «низкого» или «благородного» - они ни были. Крестьянка Дарья из поэмы «Мороз, Красный нос», Саша из одноименного повествования, Орина, мать солдатская, жены декабристов - княгини Волконская и Трубецкая из поэтической дилогии «Русские женщины», наконец, героини лирических признаний Некрасова - все эти образы отложились в нашем сердце, как родственные, дорогие. Почему? Может быть, потому, что нас в стихах поэта трогает необыкновенное понимание женской души, сопереживание с нею и благодарность за свет и доброту. С особой силой эта нота звучит в поэме «Мать»:

И если я легко стряхнул с годами

С души моей тлетворные следы

Поправшей все разумное ногами,

Гордившейся невежеством среды,

И если я наполнил жизнь борьбою

За идеал добра и красоты

И носит песнь, слагаемая мною,

Живой любви глубокие черты, -

О мать моя, подвигнут я тобою!

Во мне спасла живую душу ты!

В любовных стихах Некрасова нет того традиционного романтизма, которым обычно лирический герой окутывает свое чувство. У Некрасова в интимной лирике, как и в других сочинениях, много бытовых подробностей. Предмет его поклонения - не эфемерный, возвышенный образ, а земная женщина, живущая в той же будничной среде, что и поэт. Но это не значит, что его любовь оказывается нарочито приземленной, лишенной высокого поклонения и чистой поэзии. Счастье и страдание любящих людей, ежедневно соприкасающихся с прозой жизни, с житейскими невзгодами, передаются Некрасовым строками столь же трагическими и безмятежными, отчужденно холодными и огненно страстными, как и бессмертные строки других прославленных певцов:

Ты всегда хороша несравненно,

Но когда я уныл и угрюм,

Оживляется так вдохновенно

Твой веселый, насмешливый ум;

Ты хохочешь так бойко и мило,

Так врагов моих глупых бранишь,

То, понурив головку уныло,

Так лукаво меня ты смешишь;

Так добра ты, скупая на ласки,

Поцелуй твой так полон огня,

И твои ненаглядные глазки

Так голубят и гладят меня, -

Что с тобой настоящее горе

Я разумно и кротко сношу

И вперед - в это темное море -

Без обычного страха гляжу…

Все адресаты некрасовских стихов о любви - это женщины, которые поддерживали его в жизненных невзгодах, самоотверженно делили с ним испытания судьбы. В 1848 году гражданской женой поэта становится Авдотья Яковлевна Панаева, настоящая русская красавица, женщина с литературным талантом.

Вместе с Николаем Алексеевичем она написала роман «Три стороны света»; ее воспоминания стали интереснейшим рассказом о литературной жизни России середины девятнадцатого века. А. Панаевой посвящены многие стихи поэта, ставшие украшением русской лирики. Читая их, отмечаешь особенность лирических откровений Некрасова: в его признаниях нет поэтических домыслов, натяжек; здесь факт биографии, семейная, бытовая история подняты до высокого искусства. Вот стихотворение 1855 года, когда поэта поразил недуг, казавшийся ему смертельным:

Тяжелый крест достался ей на долю:

Страдай, молчи, притворствуй и не плачь;

Кому и страсть, и молодость, и волю -

Все отдала, - тот стал ее палач!

Давно ни с кем она не знает встречи;

Угнетена, пуглива и грустна,

Безумные, язвительные речи

Безропотно выслушивать должна:

«Не говори, что молодость сгубила

Ты, ревностью истерзана моей;

Не говори!.. близка моя могила,

А ты цветка весеннего свежей!..»

Н. Чернышевский справедливо называл стихи Некрасова о любви «поэзией сердца». Из глубин сердца, восторженного и трезвого, благодарного и измученного, всплывали строки таких изумительных стихотворений, как «Я не люблю иронии твоей…», «Прощанье», «Ты меня отослала далеко…», «О письма женщины, нам милой…», «Мы с тобой бестолковые люди…». Не могу не привести первое из них.

Здесь все: и напряжение лирического чувства, и благородная интонация, и стилистическая отточенность строк, и философское осмысление сказанного - все подчинено тому, чтобы песнь во славу любви была поэтически высокой и в то же время житейски близкой любому читателю:

Я не люблю иронии твоей.

Оставь ее отжившим и нежившим,

А нам с тобой, так горячо любившим,

Еще остаток чувства сохранившим, -

Нам рано предаваться ей!

Пока еще застенчиво и нежно

Свидание продлить желаешь ты,

Пока еще кипят во мне мятежно

Ревнивые тревоги и мечты -

Не торопи развязки неизбежной!

И без того она недалека:

Кипим сильней, последней жаждой полны,

Но в сердце тайный холод и тоска…

Так осенью бурливее река,

Но холодней бушующие волны…

Последние годы жизни и особенно предсмертные месяцы поэту скрасила другая женщина - Фекла Анисимовна Викторова. Дочь солдата, сирота, она была моложе Николая Алексеевича на тридцать лет. «От нее веяло душевной добротой и глубокой привязанностью к Некрасову», - писал литератор А. Кони. Поэт называл ее по-своему - Зиной, Зинаидой Николаевной. Незадолго до смерти Некрасов обвенчался с ней, чтобы обеспечить ей право на наследование.

И в стихах, обращенных к Зине, все тот же лирический герой: страдая от жестокой болезни, он понимает, что невольно терзает и близкую женщину, и потому стремится поддержать ее своей благодарностью, своим утешением:

Да не плачь украдкой! - Верь надежде,

Смейся, пой, как пела ты весной,

Повторяй друзьям моим, как прежде,

Каждый стих, записанный тобой.

Говори, что ты довольна другом:

В торжестве одержанных побед

Над своим мучителем-недугом

Позабыл о смерти твой поэт!

Когда-то В. Белинский справедливо заметил: «Для истинного художника - где жизнь, там и поэзия». Некрасов умел находить поэзию в обыкновенной жизни да еще в такие времена, когда для миллионов русских людей она была подневольна и мрачна. Но уныние и безнадежность казались ему страшнее смерти. Поэт оставил нам множество свидетельств своей непреклонной веры: «Сбирается с силами русский народ…», «Вынесет все - и широкую, ясную грудью дорогу проложит себе…», «Не погиб еще тот край, что выводит из народа столько славных то и знай…»

Диссертация

Житова, Татьяна Алексеевна

Ученая cтепень:

Кандидат филологических наук

Место защиты диссертации:

Код cпециальности ВАК:

Специальность:

Русская литература

Количество cтраниц:

Трудничество как особая форма праведничества в произведениях H.A. Некрасова. Образы тружеников

1.1. Религиозно-нравственные аспекты труда в языковом сознании XIX века, народной культуре и христианской этике.

1.2. Типы героев-тружеников в творчестве H.A. Некрасова 1840 - 50-х годов

1.2.1. Труженики из народа.,.

1.2.2. Некрасовская трактовка образа поэта: поэт как труженик.

1.3. Типы героев-тружеников в творчестве H.A. Некрасова 1860 - 70-х годов

1.3.1. Труженики из народа.

1.3.2. Некрасовская трактовка образа поэта : поэт как труженик

1.4. Выводы.;.

Странничество как особая форма праведничества в произведениях H.A. Некрасова

2.1. Религиозно-нравственные аспекты странничества в языковом сознании XIX века, народной культуре и христианской этике.

2.2. Евангельская концепция героя-странника в поэзии H.A. Некрасова.

2.3. Романтическая концепция героя-странника в поэзии H.A. Некрасова.

2.4. Типы «странников из народа» в лирике и поэмах H.A. Некрасова

2.4.1. Странничество как явление национального религиозного быта в древнерусской литературе.

2.4.2. Специфика понимания праведного пути героя-странника в произведениях H.A. Некрасова.

2.4.3. Образы странников в поэме H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо ».

2.5. Выводы.

Подвижничество как особая форма праведничества в произведениях H.A. Некрасова

3.1. Религиозно-нравственные аспекты подвижничества в языковом сознании XIX века, народной культуре и христианской этике.

3.2. Идеал революционера-подвижника в стихотворениях и поэмах H.A. Некрасова 1840-1870-х годов.

3.3. Женщины-подвижницы в лирике и поэмах H.A. Некрасова

3.3.1. Образ матери в творчестве H.A. Некрасова.

3.3.2. Образ жены-подвижницы в поэме Н.А. Некрасова «Русские женщины ».

3.4. Тип «народного заступника » в системе персонажей поэмы Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо »

3.5. Выводы.

Введение диссертации (часть автореферата) На тему "Идейно-художественная концепция праведничества в поэзии Н.А. Некрасова"

В современном литературоведении наблюдается всплеск интереса к литературе второй половины XIX века, ее переоценка, исследование ранее не затрагивавшихся вопросов. В последние годы появилось большое количество работ о JI.H. Толстом, Ф.М. Достоевском , Н.С. Лескове, М.Е. Салтыкове-Щедрине. В то же время, начиная с 1990-х годов, все большее внимание уделяется изучению связи русской литературы с христианскими традициями, нравственно-религиозной проблематике художественных произведений. Осмыслению русской классики в этом аспекте посвящены монографии И.А. Есаулова1, П.Е. Бухаркина 2, М.М. Дунаева3, В.А. Котельникова4. Большую ценность представляют сборники «Христианство и русская литература » (СПб., 1994 - 2002); «Евангельский текст в русской литературе

XVIII - XX веков» (Петрозаводск, 1995 - 1998); межвузовский сборник научных трудов «Религиозные и мифологические тенденции в русской литературе XIX века» (М., 1997).

Нам не близка точка зрения тех современных исследователей, которые полагают вслед за H.A. Бердяевым , что «Россия никогда не выходила окончательно из Средневековья, из сакральной эпохи »5. Эту позицию сегодня, например, разделяет В.А. Котельников , полагающий, что никакого мировоззренческого перелома между древнерусской культурой и культурой Нового времени не было, что, будучи светской по форме, «новой во многих темах и поэтических средствах», русская литература XVIII и особенно

XIX века (в отличие от западноевропейской), в глубинных тенденциях «настойчиво продолжает выражать средневековое миросозерцание, не отрывается от средневековых (церковно-славянских) основ языка»6.

2 Бухаркин П.Е. Православная Церковь и русская литература в XVIII - XX веках (проблемы культурного диалога). СПб., 1996.

3 Дунаев М.М. Православие и русская литература. Учеб. пособие для студентов духовных академий и семинарий. В 5 ч. М., 1996.

4 Котельников B.Ä. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной. М., 2002.

5 Бердяев H.A. Новое Средневековье. Берлин, 1924. С. 19.

6 Котельников В.А. От редактора // Христианство и русская литература. Сб. ст. Под ред. В.А. Котельникова. 4.2. СПб., 1996. С. 4.

Мы исходим из диаметрально противоположной концептуальной установки, из признания того неоспоримого факта, что русская литература Нового времени, безусловно, не только по форме, но и по мировоззрению оставалась литературой светской, мирской, литературой художественной, что, разумеется, отнюдь не означало забвения ею своих религиозных истоков, духовных корней. Мы принципиально убеждены в том, что христианская религия и художественная литература - это две качественно различные системы организации духовного опыта человека, и взаимодействие между ними протекало в форме диалога, а отнюдь не механического усвоения тех или иных христианских догматов. Светская культура не просто усваивает, но при этом трансформирует (иногда значительно) христианские идеи, образы, символы, да и сами формы духовного религиозного общения - по законам, свойственным именно художественной литературе, согласно установкам индивидуально-авторского мировосприятия.

Обратимся к контексту современной Некрасову эпохи. Г.Ю. Стернин пишет по этому поводу: «Общая картина мира, творимая русскими деятелями культуры (при всем различии индивидуальностей), была проникнута христианскими представлениями о предопределенности судеб России и человека волею всевышнего, ей свойственны упования на спасительное воздействие божественных сил. Недаром некоторые мыслители любили уподоблять творческий акт молитве, а в художнике видеть заступника народа перед Богом <.>. Сквозь жизненные, социальные коллизии, представленные тем или иным мастером, сплошь и рядом просвечивали темы, образы и даже события Священного писания. В этом, широком смысле религиозные идеи -одна из животворящих основ всей русской художественной культуры второй половины XIX века» . Г.Г. Поспелов , характеризуя русскую культуру 1870 -1890-х годов, подчеркивает, что идеи страдания, подвига, самоотречения,

7 Русская художественная культура второй половины XIX века. Отв. ред. Г.Ю. Стернин. В 3 т. М., 1996. Т. З.С. 7. жертвы были центральными для нее. Одной из существенных особенностей той эпохи исследователь называет ее способность «проецировать традиционные евангельские образы на события или фигуры окружающей жизни» . «И сильнее всего обострилась такая ассоциативность как раз в 1870-е годы, в кругах молодежи, участвовавшей в «хождениях в народ. <.> Евангельская легенда становилась в те годы прямой опорой невиданно массового религиозно-нравственного вероисповедания»9. Таким образом, можно утверждать, что интеллигентское мировосприятие тесно сближало каждодневный путь современного человека с вековечными идеалами евангельского учения.

Благодаря работам современных исследователей взгляд на произведения русской литературы существенно изменился, и связано это, в первую очередь, с усилением интереса к роли традиционных духовных основ православия. Творчество H.A. Некрасова также подвергается сейчас глубокому переосмыслению. Особенное внимание уделяется связям его произведений с христианским мировоззрением. М. Нольман пишет по этому поводу: «Общеизвестна роль христианства, его этики и эстетики в истории европейской, в том числе русской поэзии . Некрасовская «муза мести и печали » не составляла исключения, была особенно отзывчива к «слову истины евангельской ». Она часто обращалась к сюжетам , мотивам, образам Нового Завета.»10.

Литературоведы выделяют у Некрасова все новые темы и мотивы: покаяния, искупительной жертвы, подвижничества, вечного Храма. А это «приметы подлинной духовности и, по сути, краеугольные камни христианского православия, евангельского и народного христианства»11. Теперь некрасовскую поэзию связывают не только с народным творчеством, но и с Библией, Евангелием, агиографической литературой

8 Поспелов Г.Г. Народовольческая серия Репина // Русская художественная культура второй половины XIX века. Отв. ред. Г.Ю. Стернин. В 3 т. М., 1991. Т. 2. С. 180.

9 Там же. С. 181.

10 Нольман М. Муза и Евангелие: По страницам произведений H.A. Некрасова // Русь. 1994. №5. С. 89. Мостовская H.H. Храм в творчестве Некрасова// Русская литература. 1995. №1. С. 194.

H.H. Мостовская , M.M. Дунаев, М. Нольман, Ю.В. Лебедев , H.H. Скатов, П.П. Алексеев, В.А. Сапогов ). Оценку научной концепции этих работ мы даем в основной части нашего исследования, в главах, посвященных различным аспектам проблемы праведничества в поэзии Некрасова.

Особо необходимо отметить заслугу Ю.В. Лебедева , который занимается этой проблемой уже достаточно давно. Он подходит к рассмотрению поэзии Некрасова с общечеловеческих, гуманистических, христианских позиций, обнаруживая при этом их органическую связь с гражданскими идеалами. По его мнению, Некрасов «попытался в своем творчестве соединить политику с христианской моралью и в качестве идеала для народного заступника неизменно ставил образ Христа. Поэт взял на себя задачу утверждения своим поэтическим творчеством духа высокой гражданственности, суть которой заключалась в том, что русская политика должна определяться заветами Христа и стремиться к осуществлению Его заповедей. В своем творчестве он попытался воплотить национальный тип не монашеской святости, а святости мирянина именно в той мере, в какой эта святость утверждалась христианским вероучением и органично вошла в русское народное сознание.»12.

Обращение к евангельским мотивам и образам позволяло Некрасову подниматься от конкретного факта к вселенскому смыслу, от индивидуальной судьбы - к всеобщей. Однако нельзя впадать в крайности, объясняя все его творчество одним влиянием христианства. Этика и эстетика христианства входила в состав его произведений не в чистом, каноническом, а в преображенном виде, в соответствии с их содержанием и поэтикой . При этом во многом поэт ориентировался на народную традицию. Задача современного прочтения Некрасова заключается в учете всех компонентов его поэзии. Важно также не только строить новые теории, но и не забывать о предшествующих работах как дореволюционной, так и советской эпохи

12 Лебедев Ю.В. Наш любимый, страстный к страданию поэт. Окончание // Литература в школе. 1997. №1. С. 36,37. отметим здесь исследования С.А. Андреевского , К.Ф. Гордеева, Ю.А. Веселовского, А. Басаргина, П.А. Заболотского ; К.И. Чуковского, В.Г. Базанова, И.М. Колесницкой , Б.В. Мельгунова, В.Г. Прокшина). Необходимо отметить, что, при всем многообразии, современные работы по творчеству Некрасова (за последние полтора - два десятилетия) - это преимущественно статьи, гораздо реже - монографии, диссертационные же исследования на эту тему практически отсутствуют. Между тем оно представляет огромный интерес, поскольку давно уже вышло за рамки частного литературного явления и стало смысловой доминантой культурной и литературной жизни России второй половины XIX века. Все это определяет актуальность нашего исследования и его научную новизну.

Научная гипотеза состоит в том, что положительный герой Некрасова ориентирован на образ праведника , но образ праведника не в чистом церковном каноне. Христианская традиция, безусловно, важный, но далеко не единственный компонент, повлиявший на мировоззрение поэта . Суть нашего подхода заключается в том, что мы рассматриваем положительный образ героя-праведника в его творчестве как результат сложного взаимодействия разных традиций: фольклора (в том числе народной духовной поэзии), древнерусской литературы, революционно-демократической и народнической литературы, наконец, опыта писателей-современников Некрасова, которые активно разрабатывали в своем творчестве тип героя-праведника (Н.С. Лесков , Л.Н. Толстой). Нас интересует именно идейно-художественная концепция праведничества в поэзии Некрасова, то есть не столько сам вопрос меры ее соответствия или несоответствия тем или иным христианским догматам, сколько основные пути и способы ее художественной трансформации в индивидуально-авторском творчестве.

Предметом диссертации является типология образов героев-праведников в творчестве Некрасова на материале лирики и поэм.

В энциклопедическом словаре «Христианство » праведники (или праведные) определяются как «святые, пребывающие в мире не в отшельничестве или монашестве, а в обычных условиях семейной и общественной жизни, и, в частности, святые ветхозаветные, например, «праведный Ной », «праведные Симеон и Анна », «праведный Иов многострадальный ». Праведниками называются также «лица, местно чтимые

13 как святые, но еще не канонизированные церковью» . Отметим, что под праведничеством в православии понимается святость жизни человека, подвижничество во славу Божию в обычных условиях, а не только в монастырской келье. Симеон Новый Богослов, к примеру, в поучение братии рассказывает «многополезную повесть » о праведном юноше, который «ни постов долгих не держал, ни на земле не спал, ни власяницы не носил, ни из мира не выходил телесно», но «сподобился увидеть сладчайший оный свет мысленного Солнца правды, Господа нашего Иисуса Христа»14.

В литературе праведность традиционно рассматривается с точки зрения нравственной и духовной идеализации, но Некрасов наполняет это понятие более сложным содержанием. К праведникам в его художественном мире тяготеют как народные образы, так и герои-интеллигенты. Праведность в его трактовке не означает статичности, сосредоточенности на единственной идее служения Богу. Система ценностей поэта включает в себя прежде всего устремленность к добру, которое при этом мыслится не как отвлеченная идея, но как конкретно направленные милосердие, сочувствие, кротость, терпение.

Как составляющие праведничества мы выделяем трудничество, странничество и подвижничество. Не будем останавливаться здесь на их дифференциации (это будет сделано в основной части работы), отметим лишь, что трудничество и странничество характеризуют преимущественно героев из народа, крестьян (хотя не только!). Подвижничество же

13 Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 2. М., 1995. С. 379.

14 Добротолюбие. В русском переводе, дополненное. В 5 т. М., 1889. Т. 5. С. 494. народного заступника», героя-гражданина, интеллигента, революционера. Можно говорить о некоторой иерархии перечисленных категорий в творчестве Некрасова. Если распределять их по степени значимости в художественном мире поэта, то на первом месте окажется подвижничество, на втором - трудничество, и на третьем - странничество. Эти культурно-религиозные модификации праведничества и определяют, с нашей точки зрения, саму типологию героя-праведника в поэзии Некрасова: это герой-странник, герой-труженик и герой-подвижник.

Сложность некрасовского праведника объясняется тем, что он -носитель христианской и революционной культуры одновременно. Это накладывает существенный отпечаток на его характер, обусловливает его противоречивость, дисгармоничность. Как справедливо подметил М.М. Дунаев , «ни у кого из великих русских поэтов не обнаруживается столь контрастного противоречия: между потребностью, искренней религиозной потребностью обрести душевный покой в обращении к Богу, - и неотвязным стремлением побороть зло волевыми революционными усилиями»15.

Основной целью настоящей работы является попытка системного анализа творчества Некрасова на предмет идейно-художественной реализации в нем трех составляющих праведничества: трудничества, странничества , подвижничества, а также. соответствующих этим модификациям типов героя-праведника: труженика, странника , подвижника.

Мы ставим перед собой следующие задачи:

1) реконструировать сущность категорий трудничества, странничества, подвижничества в языковом сознании XIX века, народной культуре и христианской этике;

2) показать, как меняется содержательное наполнение этих религиозно-нравственных категорий и соответствующих им образов героев-праведников в поэзии Некрасова в зависимости от ее идейно-художественной эволюции;

15 Дунаев М.М. Православные основы русской литературы XIX века: Дисс. науч. докл. М., 1999. С. 20. д-ра филол. наук в форме

3) выявить всю сложную, подчас трагическую противоречивость взаимодействия в творчестве поэта компонентов религиозной и светской (как дворянской, так и разночинской) культуры;

4) дать системный анализ многочисленных нравственных антиномий сознания некрасовского героя-праведника в их трагической неразрешимости;

5) проследить связь поэтики образа героя-праведника в поэзии Некрасова с традициями фольклора, древнерусской литературы и литературы Нового времени.

Методология нашего исследования носит комплексный характер и базируется на стыке лингвистических, культурологических и литературоведческих методов, ибо сама проблематика, несомненно, требует выхода за рамки чистого анализа поэтики. С этой точки зрения произведения H.A. Некрасова исследовались недостаточно. Представляется, что подобный подход может существенно обогатить представления о них, а также дать новый стимул к изучению творчества поэта.

Для того чтобы выявить значение интересующих нас категорий в языковом сознании XIX столетия, мы в своей работе используем метод «сравнительной концептологии » и термин «концепт ». Он разрабатывался такими учеными, как Д.С. Лихачев , Ю.С. Степанов, Н.И. Толстой, А. Вежбицкая. Сейчас это уже общепризнанное понятие, однако однозначного и исчерпывающего определения его на сегодняшний день нет, поэтому сам термин фигурирует в нашем исследовании как рабочий. В нашем понимании, концепт (от лат. conceptus, concipere - «понятие, зачатие ») - это слово-понятие, обладающее устойчивыми для определенной культуры значениями и ассоциациями, получающее символическую значимость и обладающее способностью к мифологизации действительности. Концепт не сводится ни к мотиву, ни к образу, ни к символу, ни к мифу. Он охватывает целый ряд совокупных понятий и представлений, в нем слито логическое и интуитивное, рациональное и образное, научное и художественное. Примерами концептов в творчестве Некрасова могут служить такие слова, как «трудничество », «подвижничество », «странничество », «жертва », «страдание », «терпение », «грех».

Кроме того, для анализа категорий трудничества, странничества, подвижничества мы широко привлекаем этнографические и культурологические исследования. Это дает возможность осветить многие утраченные особенности материальной и духовной культуры второй половины XIX века, реконструировать ее.

При анализе модификаций праведничества в православной этике мы опираемся на святоотеческую и богословскую литературу. В первую очередь, это четырехтомный труд епископа Варнавы (Беляева) «Основы искусства святости. Опыт изложения православной аскетики» (Нижний Новгород, 1995) и пятитомная энциклопедия «Добротолюбие » (Москва, 1877 - 1889). Нас не должно смущать, что обозначенные исследования более поздние по сравнению с основным объектом нашего внимания - творчеством H.A. Некрасова. В отличие от светской культуры, церковная, в силу своей строгой регламентированности, очень консервативна, статична. Она подвергается изменениям крайне неохотно, эволюционирует очень медленно. Именно это дает нам право привлекать для анализа как современные Некрасову, так и более поздние труды.

Цели и задачи, поставленные в работе, обусловили ее структуру. Она состоит из следующих частей:

Введения, в котором дается краткий историографический обзор литературы, посвященной рассматриваемой проблеме; обосновывается актуальность выбранной темы; обозначаются цель, задачи, методология, структура исследования, его практическая значимость.

Трех глав, которые рассматривают реализацию в творчестве Некрасова концептов трудничества, странничества и подвижничества соответственно.

Заключения, в котором подводятся итоги и намечаются дальнейшие перспективы исследования.

Библиографии, в которой выделяется несколько разделов: источники, богословская, религиозно-философская литература; культурологическая и этнографическая литература; научно-критическая литература по основным проблемам творчества H.A. Некрасова; научно-критическая литература по смежным проблемам диссертационного исследования; библиографические издания; словари, справочники. Всего в библиографии 296 наименований.

Практическая ценность результатов исследования заключается в том, что они могут быть использованы при дальнейшем изучении поставленных проблем творчества Некрасова и феномена праведничества в литературе вообще, а также в практике вузовского преподавания - в курсах истории русской литературы второй половины XIX века, в спецкурсах и спецсеминарах.

Все произведения Некрасова в настоящей работе цитируются по следующему изданию: Некрасов H.A. Поли. собр. соч. В 15 т. Л., 1981 - 2000. После каждой цитаты в скобках указывается: римской цифрой - том, арабской - страница. Исключение составляет слово «Бог» и его синонимические замены: мы пишем их с заглавной, а не с прописной буквы, что соответствует русской орфографии XIX века и зафиксировано в «Полном собрании стихотворений » H.A. Некрасова (СПб., 1884).

Заключение диссертации по теме "Русская литература", Житова, Татьяна Алексеевна

3.5. Выводы

Итак, образ подвижника в творчестве Некрасова выступает как идеал положительного героя . В нем автор парадоксально стремится совместить две правды: революционную и христианскую. С первой связаны такие его черты, как мужество, гордость, чувство долга и гражданской ответственности. Со второй - любовь к ближнему, нравственная чистота, способность к самоотречению. Сложность авторской позиции заключается в понимании объективной невозможности их слияния (лирические герои «Музы» и «На смерть Шевченко », образы Савелия, холопа Якова из «Кому на Руси жить хорошо ») и одновременно страстном желании соединить их в каком-то высшем, идеально-абстрактном синтезе (Кудеяр , Гриша Добросклонов).

Здесь возникает тот вопрос, который задавался Ф.М. Достоевским : может ли в основе всеобщей гармонии лежать человеческая жертва? Но, если Достоевский всем своим творчеством отвечает на этот вопрос негативно, то Некрасов утверждает обратное, признавая ее правомерность и необходимость («Поэт и гражданин», «Зине» («Ты еще на жизнь имеешь право.»), «К портрету ***»).

Приходит он к этому выводу не сразу, а постепенно. В 1850-е годы лирического героя мучает трагическая. несовместимость смирения, христианской всепрощающей любви и гражданского неприятия современного уклада жизни. Противоречием двух этих начал во многом объясняется его слабость, дисгармоничность, драматизм (особенно ярко это проявляется в стихотворениях «Блажен незлобивый поэт.», «Муза», «На смерть Шевченко »).

На следующем этапе обозначенный нами конфликт нивелируется, уходит на периферию. На первый план выдвигаются не поддающиеся критике черты: жажда общественной деятельности, стремление жить для блага ближнего, гуманизм. Именно в служении человечеству видит поэт высший смысл жизни («Несчастные », «Дедушка »).

Для Некрасова характерно художественное осмысление судеб своих современников. Образы Белинского , Добролюбова, Достоевского, Тургенева, Писарева, Герцена, Чернышевского, не теряя своей конкретности, обобщаются в его творчестве в идеальный образ революционера-подвижника, сознательно избравшего для себя крестный путь страдания во имя всеобщего счастья. Масштабность устремлений, душевная чистота, готовность к самопожертвованию, бескомпромиссность, последовательность сближают его с христианским мучеником, и, более того, с самим Иисусом Христом («Памяти Добролюбова », «Не рыдай так безумно над ним.», «Пророк »).

Особое место в творчестве поэта занимает образ его матери. Удивительно цельный и гармоничный, он лишен тех противоречий, которые мучают самого лирического героя. Это побуждает его постоянно обращаться к памяти матери, просить у нее сил, поддержки, терпения, любви. Ее светлый образ неизменно сопровождает героя как ангел-хранитель, являя собой пример высшей добродетели, нравственной чистоты, христианского смирения. Некрасов поднимает образ матери на недосягаемую высоту, приравнивая ее к Богородице (стихотворение «Рыцарь на час », поэма «Мать»).

Подвижничество в восприятии Некрасова, может определять не только мужскую, но и женскую судьбу. Как показывает анализ его произведений, при создании женских образов он ориентировался в том числе на традиции древнерусской агиографии , апокрифы. Помимо матери к категории подвижниц относятся в его творчестве образы декабристок, осмелившихся бросить вызов государству, обществу, самому царю и отправиться вслед за своими мужьями в Сибирь («Русские женщины »). Обращение к теме восстания на Сенатской площади давало автору возможность, с одной стороны, показать современникам живой пример борца за народное счастье (именно таковыми предстают декабристы в оценке Некрасова), и с другой -придать этому реальному образу мифологические черты Божьего избранника.

Своеобразный итог поэтическим раздумьям Некрасова о проблеме положительного героя и о смысле человеческой жизни вообще подвела поэма «Кому на Руси жить хорошо ». В некрасоведении она изучена достаточно глубоко. Однако как авторов советской эпохи, так и современных, интересует прежде всего социальная ценность этого произведения. Связь же его с народной культурой, с традициями христианства в том виде, в каком оно было усвоено на Руси, остается на периферии исследований или не оговаривается вовсе. Мы ставим своей целью обнаружить эту связь, проследить, в чем Некрасов ориентируется на православную народную культуру, а в чем отходит от нее, и, по возможности, объяснить причины этого.

Особый интерес в этом отношении представляет образ «народного заступника ». Это не статический образ, он формируется в поэме постепенно. Каждый герой - Ермил Гирин, Матрена Тимофеевна, Савелий^ Влас Ильич -дополняет его новыми штрихами. Вершиной эволюции «народного заступника » является образ Гриши Добросклонова . Текст поэмы, а также предшествующее творчество Некрасова, позволяют нам говорить о соотнесенности его с образом Спасителя и Богородицы одновременно. Причем, если Спаситель ассоциируется прежде всего с идеей жертвы, то Богородица - с идеей милосердия и заступничества за людей перед Богом.

В 1870-е годы поэту удается решить долго мучившую его проблему соединения в одном образе гражданских и православных идеалов. Это становится возможным благодаря новому взгляду на сущность гражданской ненависти. В восприятии лирического героя социальное зло начинает расцениваться как порок, а его носители - как безбожники, бросающие вызов самому Творцу и попирающие утвержденный им закон. Революционная борьба приобретает, таким образом, черты подвижнического противостояния греху, воспринимается не как нарушение Божьих заповедей, а как необходимое праведное дело. Некрасов, ранее обращавшийся к истокам народно-христианской нравственности для воплощения собственных гражданских идеалов, здесь показывает объективную ограниченность позиции духовного смирения, когда, доведенная до крайности («перетерпеть »), она дискредитирует сам религиозный идеал подвижника, делая его безоружным, несостоятельным перед лицом общественного зла.

Итак, Некрасов вносит существенные коррективы в определение категории «подвижничество ». Культурно-исторический тип подвижника, воплощенный в канонических для народной религиозной культуры личностях монаха, аскета, юродивого , столпника, оказывается неактуальным для творчества поэта. Такие герои встречаются в его произведениях очень редко, и всегда как эпизодические персонажи . Глубокой смысловой нагрузки эти образы не несут.

В трактовке Некрасова, подвижник - это всегда мирянин. Он не удаляется от человеческого сообщества, но стремится в него. И именно через служение людям, народу обретает святость. Его отличают такие качества, как честность, последовательность, верность своим принципам, непримиримость в борьбе со злом, какую бы форму оно ни приобретало. Жизнь некрасовского подвижника часто напоминает житие христианского святого. Автор подчеркивает его высокую нравственную чистоту, непорочность, благочестие, отстраненность от преходящих земных ценностей, желание принести себя в жертву на благо ближнего и своей отчизны. Последнее -готовность к страданию, мученическому подвигу - оказывается в творчестве поэта одним из главных критериев оценки героя и приобщения его к категории подвижника.

Некрасов признает абсолютную, вневременную значимость христианских идеалов и, несомненно, ориентируется на них. Но, помимо этого, он, во-первых, понимает, насколько уязвимыми они оказываются перед реалиями жизни, и, во-вторых, пытается ими же оправдать необходимость революционных действий, то есть насилия, протеста, борьбы. Здесь мы видим главную причину противоречивости, дисгармоничности художественного мира поэта. Особую роль в нем играют антиномии любви - ненависти», «смирения - бунта», «возмездия - преступления», «жертвенной гибели - бесполезной смерти». Граница между этими нравственными категориями в поэтических биографиях некрасовских подвижников оказывается легко переходима и во многом зависит от того, с какой точки зрения они рассматриваются. При всем глубоком уважении поэта к категориям православной этики, он относится к ним не как к абсолюту, а критически. Некрасов подвергает их пристальному анализу, выявляет слабые, с его точки зрения, стороны, и переосмысливает народно-религиозные добродетели в рамках собственного мировидения. Так, любовь к народу уживается в сердце лирического героя с ненавистью к его угнетателям; борьба с последними расценивается не как преступление, но как подвиг; бунт приветствуется, смирение же воспринимается как выражение слабости и ограниченности.

Однако далеко не все художественные образы Некрасова укладываются в эту абстрактную, искусственно созданную схему. В творчестве поэта много контекстов с прямо противоположными интерпретациями, основанными на традиционной народной культуре. И, нужно отметить, что они кажутся нам более искренними, живыми, полнокровными. В качестве яркого примера здесь можно привести образ матери, к которой лирический герой относится как к святой подвижнице. Мы уверены, что при анализе некрасовского творчества не нужно замалчивать эти противоречия и пытаться урегулировать их, даже более того, о них нужно говорить в первую очередь, поскольку именно ими определяется его своеобразие.

Заключение

Итак, мы выделяем в творчестве H.A. Некрасова три типа героя-праведника: труженик, странник , подвижник (эта типология распространяется как на мужские, так и на женские образы). Наиболее значимым, несомненно, является последний из них. Думается, что нет смысла повторять те выводы, которые приводятся в конце каждой из посвященных вышеперечисленным феноменам глав. Здесь хотелось бы поразмышлять о противоречивости художественного мира поэта и, главным образом, о ее возможных причинах.

В свое время H.H. Скатов отметил, что народно-религиозные представления о подвижничестве, самоотвержении органично входят в мировоззренческий комплекс Некрасова135. В настоящее время связь художественного наследия последнего с православной культурой все чаще становится объектом исследовательского анализа. Во всяком случае, присутствие религиозного комплекса в его поэзии никого сегодня не удивляет. В то же время этот комплекс настолько своеобразен во всех своих проявлениях, что литературоведы , можно сказать, лишь приступили к выявлению специфики объекта изучения. Суть дела состоит в том, что Некрасов в своем творчестве стремится не столько противопоставить революционность и православность , сколько причудливым образом слить их. Именно этот феномен кроется за термином Д.С. Мережковского «религиозное народничество »: «Это было и в Некрасове. И здесь он ближе к нам, современнее всех наших современников. Через головы их он протягивает руку будущему - тому, что можно бы назвать религиозным народничеством. Здесь - последняя тайна его, которая, может быть, осталась для него самого неразгаданной, по крайней мере, в жизни.»136 Именно это вытекает из замечания М.М. Дунаева о том, что поэт «постоянно сопрягал дело. жертвенной борьбы с понятиями духовными, несомненно

135 Скатов H.H. Поэты некрасовской школы. Л., 1968. С. 74.

136 Мережковский Д.С. Две тайны русской поэзии: Некрасов и Тютчев // Мережковский Д.С. В тихом омуте. М., 1991. С. 443. религиозными» . Остается лишь уяснить природу этого некрасовского феномена, понять, каковы точки схождения в его поэзии революционности и религиозности.

Центральной точкой, фокусирующей все мировоззрение Некрасова, является категория подвижнической жертвы. Лишь жертва, лишь отказ от себя во имя высокой цели способны «освятить » любое достойное дело. Без жертвы для Некрасова мертвы люди, их слова и дела. К понятию жертвы, жертвенности он возвращается постоянно, размышляя, в том числе, и о самом себе. Именно из максимализма духовных устремлений православно мыслящего Некрасова зарождается у него тяга к воспеванию революционного подвижничества как одной из наиболее ярких разновидностей подвижничества вообще. Для Некрасова самопожертвование таких людей, как Белинский , Добролюбов, Чернышевский, таких деятелей, как декабристы, было, несомненно, окружено ореолом христианского мученичества.

Однако евангельский мир в творчестве Некрасова вольно или невольно, но порой оказывается как бы перевернутым. Дело в том, что его подвижники, приносящие свою душу в жертву «за други своя », действуют не во имя Христа. Это жертва не смирения, но бунта. Это принципиально меняет дело. Зачастую мировоззрение Некрасова оказывается. в противоречии с евангельским духом. Евангелие призывает к Божией любви, а ненавидеть учит лишь грех. Формула же Некрасова: «То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть » - вся по духу своему чисто мирская, устанавливающая не Божью, а человеческую справедливость и правду. В Евангелии поэт не воспринял главного - духа смирения, но прочитал его как учение о построении царства правды и справедливости на земле.

Эту трагическую несовместимость подчеркнул С.Н. Булгаков, который отказал интеллигенции в подвижничестве в строго христианском понимании и предложил для выражения ее духовных идеалов термин «героизм ». Он

137 Дунаев М.М. Православие и русская литература. В 5 ч. М., 1997. 4. 3. С. 170. объясняет это следующим образом: «Многократно указывалось (вслед за Достоевским), что в духовном облике русской интеллигенции имеются черты религиозности, иногда приближающиеся даже к христианской. Свойства эти воспитывались, прежде всего, и внешними историческими судьбами: с одной стороны, правительственными преследованиями, создававшими в ней самочувствие мученичества и исповедничества, с другой - насильственной оторванностью от жизни, развивавшей мечтательность, иногда прекраснодушие, утопизм, вообще недостаточное чувство действительности. <.> Известная неотмирность, эсхатологическая мечта о Граде Божием, о грядущем царстве правды (под разными социалистическими псевдонимами) и затем стремление к спасению человечества - если не от греха, то от страданий - составляют, как известно, неизменные и отличительные особенности русской интеллигенции. В этом стремлении к Грядущему Граду, в сравнении с которым бледнеет земная действительность, интеллигенция сохранила, быть Может, в наиболее распознаваемой форме черты утраченной церковности. <.> И тем не менее, несмотря на все это, известно, что нет интеллигенции более атеистической, чем русская, [курсив мой, Ж.Т.] <.> Интеллигенция стала по отношению к русской истории и современности в позицию героического вызова и героической борьбы, опираясь при этом на свою самооценку. Героизм - вот то слово, которое выражает, по моему мнению, основную сущность интеллигентского мировоззрения и идеала, притом героизм самообожения. <.> Как между мучениками первохристианства и революции, в сущности, нет никакого внутреннего сходства при всем внешнем тожестве их подвига, так и между интеллигентским героизмом и христианским подвижничеством, даже при внешнем сходстве их проявлений, остается пропасть, и нельзя одновременно

138 находиться на обеих ее сторонах» . При всей безусловной значимости для нас этой концепции, мы не можем присоединиться к ней полностью, поскольку считаем, что творчество Некрасова определяется не столько

138 Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество // Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 35, 36, 37,44, 62-63. героизмом» в том смысле, в котором трактует его С.Н. Булгаков, сколько такими понятиями как «любовь к ближнему », «жертва », «подвиг ».

Некрасов пытается соединить в своем творчестве православные и революционные идеалы, то есть две разные по сути своей мировоззренческие системы ценностей. Именно здесь кроется, с нашей точки зрения, главная причина внутренней дисгармонии художественной системы поэта. Он всеми силами стремится постичь и оправдать согретую христианской любовью к ближнему и духовным смирением народную правду. В минуты таких озарений душа лирического героя обретает истинное умиротворение и счастье. Подобные контексты особенно характерны для позднего творчества Некрасова. Однако внутренний конфликт не уходит из его произведений, поскольку вера самого поэта как бы постоянно проверяется критическим сознанием, подвергается сомнению. Сознавая свою причастность к революционной идеологии, он не может не замечать уязвимости позиции духовного подвижничества, вскрывает несостоятельность идеала «соборной » жизни, представлений русского народа о поместной жизни как некоем общечеловеческом «братстве » господ и слуг, где социальная рознь отступает на задний план перед общностью веры и национальных традиций.

Некрасов показывает, как бессовестно эксплуатируется властями предержащими любовь и привычка русского мужика к труду; как из блага он превращается для крестьянина в каторжное испытание; как сводится на нет его «неотмирная » сущность. Сталкиваясь с реальной жизнью, та идеальная трактовка труда, которая характерна для народной культуры, разбивается о стену непонимания и жестокости. Труженик превращается в механизм, в молчаливого раба, который должен беспрекословно подчиняться приказам и работать до потери сил - пока не сломается. Поэт обнажает это несоответствие, эту несправедливость. Поэтому вместо уважения, которое должно вызывать трудничество, оно подчас вызывает у лирического героя растерянность, иронию, сарказм. Поэтому он сам до конца не может встать на позицию упорного, беспрестанного, но неоцененного труда, хотя во многом руководствуется ей в жизни. Поэтому не спешит осуждать такие пороки, как, например, пьянство.

Противоречив в изображении Некрасова и странник. Казалось бы, в его трактовке поэт наиболее близок традиционной христианской этике. Однако это не совсем так. Мотивировка странничества в его произведениях носит по преимуществу не религиозный, а социальный характер: идут достучаться до правды пилигримы («Размышления у парадного подъезда »); идут на заработки коробейники; идет из-за судебного произвола по русской земле убогий странник, Христов угодничек («Коробейники »); идут узнать, кому же хорошо живется на Руси, семеро мужиков («Кому на Руси жить хорошо »). Некрасовский странник проходит свой путь до конца, но далеко не всегда достигает намеченной цели, если понимать ее как обретение духовной гармонии и приобщение к высшей божественной правде. Наиболее ярко это проявляется в стихотворениях о «духовном странничестве » лирического героя-интеллигента. Финал странничества, по Некрасову, трагичен, поскольку человек осознает невозможность соединения христианских добродетелей с жестокостью и равнодушием современной жизни, видит их «неотмирность ».

Что же касается образа подвижника, то, как мы показали в своей работе, это самый сложный и неоднозначный тип праведника в творчестве Некрасова. Именно в нем наиболее ярко воплотились все авторские раздумья , сомнения, противоречия. Его образ строится на столкновении и взаимодействии христианских и гражданских идеалов: любви и ненависти, смирения и гнева, терпения и бунта, жертвы и гордости. Некрасовский подвижник неканоничен. Автор создает собственный канон подвижничества: признавая высшие христианские добродетели, он противопоставляет им активное сопротивление злу, которое понимается как нарушение права человека на земное, прижизненное счастье. Но эта схема далеко не всегда наложима на реальные биографии и судьбы, к воссозданию и обобщению которых стремится в своем творчестве поэт.

Некрасов не отрицает христианских идеалов, но и принять их для себя полностью не в силах. Отсюда надломленность мироощущения его лирического героя, приводящая подчас к эклектике гражданских, ветхо- и новозаветных мотивов. Возможно, прав С.Н. Булгаков , утверждавший, что корень духовных противоречий, терзающих человека, кроется в фатальной невозможности приобщения к христианской вере: «Отказавшись от Христа, она [интеллигенция] носит печать Его на сердце своем и мечется в бессознательной тоске по Нем, не зная утоления своей жажде духовной. И эта мятущаяся тревога, эта нездешняя мечта о нездешней правде кладет на нее свой особый отпечаток, делает ее такой странной, иступленной,

1 од неуравновешенной, как бы одержимой» . Или, как сказал о Некрасове Д.С. Мережковский, «религиозное чувство есть у него, но нет религиозного

140 сознания» .

Наша работа не дает ответов на все вопросы, скорее, она их ставит. Главная сложность заключается в том, что, анализируя художественное наследие поэта, мы так или иначе выходим на его личность, на особенности его духовной биографии. Если намечать дальнейшие перспективы изучения Некрасова в связи с затронутыми проблемами, то большую научную ценность может представлять, на наш взгляд, пристальное изучение биографического материала и сопоставление его с поэтическим творчеством.

139 Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество //Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 72.

140 Мережковский Д.С. Две тайны русской поэзии: Некрасов и Тютчев // Мережковский Д.С. В тихом омуте. М., 1991. С. 445.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Житова, Татьяна Алексеевна, 2006 год

1. Апокрифы древней Руси. СПб., 2002.

2. Бессонов П.А. Калики перехожие. Сборник стихов и исследование П. Бессонова. В 2 ч. М., 1861 1863.

3. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. В 14 т. М, 1937 1952.

4. Даль В. Пословицы русского народа. М., 1957.

5. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. В 30 т. Л., 1972 1988.

6. Жуковский В.А. Собр. соч. В 4 т. M.-JL, 1959 1960.

7. Киреевский П.В. Собрание народных песен П.В. Киреевского. В 2 т. Л., 1983- 1986.

8. Некрасов H.A. Полн. собр. соч. В 15 т. Л., 1981 2000.

9. Некрасов H.A. Полн. собр. стихотворений. В 1 т. СПб., 1884.

10. Новый Завет. Восстановительный перевод. Анахайм, 1998.

11. Пушкин A.C. Полн. собр. соч. В 16 т. М., 1937 1949.

12. Рыбников П.Н. Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. В 3 т. М., 1909 -1910.

13. Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. В 90 т. М., 1933- 1958.

14. Успенский Г.И. Полн. собр. соч. В 14 т. М., 1949 1954.

15. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. В 15 т. М., 1939 1950.

16. Чехов А.П. Собр. соч. в 12 т. М., 1960- 1964.

17. Богословская, религиозно-философская литература

18. Бердяев H.A. Новое Средневековье. Берлин, 1924.

19. Большой путеводитель по Библии. М., 1993.

20. Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество // Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 31-72.

21. Денисов Л. Житие. преп. Серафима, Саровского чудотворца, М., 1904.

22. Добротолюбие. В русском переводе, дополненное. В 5 т. М., 1877 -1889.

23. Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. Опыт изложения православной аскетики. В 4 т. Нижний Новгород, 1995.

24. Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков (с портретами). В 2 ч. Козельск, 1994 1995. (Репринтное издание: Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. М., 1910)

25. Заступница усердная. М., 1992.

26. Иоанн Кронштадтский. Полн. собр. соч. прот. Иоанна Ильича Сергиева. В 6 т. СПб., 1994.

27. Ключ к Библии. История создания, краткое содержание и толкование Св. Писания. Епископ Александр (Милеант). М., 2005.

28. Лосский И.О. Достоевский и его христианское миропонимание // Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М., 1994. С. 5-248.

29. Мень А. Читая Апокалипсис . М., 2000.

30. Мережковский Д.С. Две тайны русской поэзии : Некрасов и Тютчев // Мережковский Д.С. В тихом омуте. М., 1991. С. 416-482.

31. Мережковский Д.С. О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы. СПб., 1893.

32. Сочинения епископа Игнатия Брянчанинова. Аскетические опыты. М., 1993.

33. Франк С.Л. Этика нигилизма (К характеристике нравственного мировоззрения русской интеллигенции) // Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 167-199.

34. Христианство. Энциклопедический словарь. В 3 т. М., 1993 1995.

35. Культурологическая и этнографическая литература

36. Аверинцев С.С. Русское подвижничество и русская культура // Русское подвижничество. Сост. Т.Б. Князевская. М., 1996. С. 23-29.

37. Громыко М.М. Странноприимство в русской крестьянской традиции // Проблемы истории, русской книжности, культуры и общественного сознания. Новосибирск, 2000. С. 9-15.

38. Гуминский В.М. Открытие мира, или Путешествия и странники . М., 1987.

39. Дорофеев Д. Феномен странничества в западноевропейской и русской культурах // Мысль. Ежегодник петербургской ассоциации философов. СПб., 1997. С. 208-227.

40. Ковалевский И. Подвиг юродства . М., 2000.

41. Лазарев В.Я. Трагедия социума и импульс к возделыванию духовной почвы // Русское подвижничество. Сост. Т.Б. Князевская. М., 1996. С. 52-59.

42. Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в древней Руси. М., 1984.

43. Максимов C.B. Бродячая Русь Христа-ради. СПб., 1877.

44. Пилигримы. Историко-культурная роль паломничества. Сборник научных трудов. К XX Международному конгрессу византиистов. СПб., 2001.

45. Погожев E.H. Русские подвижники XIX века. Евгений Поселянин. М., 2004.

46. Русская художественная культура второй половины XIX века. Отв. ред. Г.Ю. Стернин. В 3 т. М., 1988 1996.

47. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. Под ред. В.Я. Гросула. М., 2000.

48. Русское подвижничество. Сост. Т.Б. Князевская. М., 1996.

49. Сахаров А.Н., Назаров В.Д., Боханов А.Н. Подвижники России: Исторические очерки. М., 2002.

50. Федотов Г.П. Святые древней Руси. Ростов-на-Дону, 1999.

51. Федотов Г.П. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам ). М., 1991.

52. Научно-критическая литература по основным проблемам творчества H.A. Некрасова

53. Аверин Б. Некрасов: поэзия и жизненная позиция // Нева. 1996. №12. С. 192-198.

54. Александровский Г.В. H.A. Некрасов и его поэзия. Киев, 1903.

55. Алексеев П.П. Функция образа пути в соотношении с мифологическим началом в поэме H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо » // Studia slavica. Budapest, 1993. Т. 38, fase. 3/4. 365-371 old.

56. Ананьина Ж.Ф. Становление социально-нравственного идеала передовой женщины в поэзии H.A. Некрасова 50-70-х гг.: Дисс. . канд. филол. наук. Калининград, 1988.

57. Андреевский С.А. О Некрасове. СПб., 1889.

58. Аникин В. Поэма H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо ». М., 1973.

59. Анцыферов М.Ю. Пушкин и Некрасов: социология творчества. Иваново, 1980.

60. Архипов В.А. Поэзия труда и борьбы. Очерки творчества H.A. Некрасова. Ярославль, 1961.

61. Ашукин Н.С. Летопись жизни и творчества H.A. Некрасова. М.-Л., 1935.

62. Базанов В.Г. От фольклора к народной книге. Л, 1983.

63. Басаргин А. Поэзия H.A. Некрасова. По поводу двадцатилетия со дня смерти поэта . М., 1902.

64. Беглов В.А. Пути развития эпопеи в русской литературе XIX века (Гоголь, Некрасов): Дисс. . канд. филол. наук. Горький , 1987.

65. Беседина Т.А. Эпопея народной жизни («Кому на Руси жить хорошо » H.A. Некрасова ). СПб., 2001.

66. Бикбулатова К.Ф. Первая историко-революционная поэма H.A. Некрасова («Дедушка » 1870): Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1956.

67. Бикбулатова К.Ф. Поэзия Некрасова. К 150-летию со дня рождения. 1821 1971. Л., 1971.

68. Бойко М. Лирика Некрасова. М., 1977.

69. Борисова И.М. Графический облик поэзии: «лесенка », курсив, графический эквивалент текста: (На материале поэзии H.A. Некрасова , его предшественников и современников). Дисс. . канд. филол. наук. Оренбург, 2003.

70. Будникова Л.И. Некрасов и русские символисты : Дисс. . канд. филол. наук. М., 1978.

71. Бухштаб Б.Я. Некрасов H.A.: (Проблемы творчества). Л., 1989.

72. Веселовский Ю.А. Родная картина. (К 35-летию со дня смерти Некрасова). М., 1913.

73. Вигерина Л.И. Стихотворение H.A. Некрасова «В полном разгаре страда деревенская.»: текст и подтекст // Пушкинские чтения. 2001. СПб., 2002. С. 11-14.

74. Викулов С. Могучая и бессильная: (Опыт нетрадиционного прочтения H.A. Некрасова ) // Наш современник. 1999. №7. С. 186-200.

75. Власов М.Ф. Лексика и фразеология историко-революционных поэм H.A. Некрасова («Дедушка » и «Русские женщины »): Дисс. . канд. филол. наук. Ярославль, 1955.

76. Власов М.Ф. О языке и стиле H.A. Некрасова. Учебное пособие по спецкурсу. Пермь, 1970.

77. Влащенко В.И. «Жестокая дума » Некрасова: Современная интерпретация стихотворения «Родина » // Литература в школе. 2001. №6. С. 2-8.

78. Влащенко В.И. Проблема любви ненависти в лирике H.A. Некрасова // Североведческие исследования. СПб., 2003. Вып. 1. С. 134-135.

79. Влияние творчества H.A. Некрасова на русскую поэзию . Ярославль, 1979.

80. Волошин М. Опыт переоценки художественного значения Некрасова и Алексея Толстого //Русская литература. 1996. №3. С. 125-150.

81. Гаркави A.M. Борьба H.A. Некрасова с цензурой и проблемы некрасовской текстологии: Дисс. . д-ра филол. наук. JL, 1964.

82. Гаркави A.M. H.A. Некрасов и революционное народничество. М., 1962.

83. Гаркави A.M. Становление и развитие революционно-демократической поэзии Некрасова в 1840-ые 1850-ые годы: (Сборник 1856г.): Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1951.

84. Гин М. Спор о великом грешнике. Некрасовская легенда «О двух великих грешниках » и ее истоки // Русский фольклор: Материалы и исследования. М.; Л., 1962. Т. 7. С. 84-97.

85. Гин М.М. Достоевский и Некрасов: Два мировоззрения. Петрозаводск, 1985.

86. Гин М.М. О своеобразии реализма H.A. Некрасова. Петрозаводск, 1966.

87. Гин М.М. Об отношениях Некрасова с народничеством 70-х гг. // Вопросы литературы. 1960. №9. С. 112-127.

88. Гин М.М. От факта к образу и сюжету : О поэзии H.A. Некрасова. М., 1971.

89. Гин М.Х. H.A. Некрасов литературный критик: Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1950.

90. Гин М.Х. Проблемы реализма поэзии H.A. Некрасова: Дисс. . д-ра филол. наук. Петрозаводск, 1966.

91. Гладышева Л.А. Поэма H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо »: (Опыт монографического анализа): Дисс. . канд. филол. наук. М., 1955.

92. Гордеев К. Поэт мести и печали. H.A. Некрасов. Воронеж, 1904.

93. Груздев А.И. Декабристский цикл H.A. Некрасова. Л., 1976.

94. Груздев А.И. Поэмы H.A. Некрасова 1860 1870-х годов: (Природажанра): Дисс. . д-ра филол. наук. J1., 1971.

95. Данилова Н.К. Два стихотворения H.A. Некрасова о H.A. Добролюбове // Пушкинские чтения. 2001. СПб., 2002. С. 14-15.

96. Дымова H.A. Стихотворные новеллы H.A. Некрасова в контексте жанровых тенденций поэзии середины XIX века: Дисс. . канд. филол. наук. Оренбург, 2003.

97. Евгеньев-Максимов В.Е. Творческий путь H.A. Некрасова. M.-JL, 1953.

98. Евгеньев-Максимов В.Е., Гин М. Николай Алексеевич Некрасов. 18211877. Л.-М., 1949.

99. Евстигнеева Л.А. Спорные вопросы изучения поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?» // H.A. Некрасов и русская литература. 1821-1971. М., 1971. С. 383-433.

100. Еголин A.M. H.A. Некрасов. М., 1952.

101. Ермакова З.П. Восприятие поэзии H.A. Некрасова в русской демократической читательской среде конца XIX начала XX века: Дисс. . канд. филол. наук. Саратов, 1996.

102. Жданов В.В. Некрасов. М., 1971.

103. Жилякова Э.М. Христианские мотивы и образы в творчестве H.A. Некрасова (1830 1850-е годы) // Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX веков. Петрозаводск, 1998. С. 269-282.

104. Заболотский П.А. О гуманных мотивах поэзии H.A. Некрасова. Варшава, 1903.

105. Заборова Р.Б. 1. «Баюшки-баю». 2. «Не говори: «Забыл он осторожность.» //Некрасовский сборник. 11-12. СПб., 1998. С. 145-153.

106. Заборова Р.Б. Из наблюдений над «Последними песнями » Некрасова // Карабиха. Историко-литературный сборник. Ярославль, 1997. Вып. 3. С. 115127.

107. Зуев Н. Незнакомый Некрасов // Москва. 1995. №10. С. 186-188.

108. Ильина Л.Ю. Поэма 1860-х годов и «Мороз, Красный нос »

109. H.A. Некрасова: Дисс. . канд. филол. наук. JL, 1982.

110. Илюшин A.A. Заметки о поэме H.A. Некрасова «Мороз, Красный нос»//Русская словесность. 1995. №5. С. 29-33.

111. Илюшин A.A. Поэзия Некрасова. М., 1998.

112. Исакова И.Н. Система номинаций литературного персонажа : (На материале произведений Ф.М. Достоевского и JI.H. Толстого, A.A. Фета и H.A. Некрасова): Дисс. канд. филол. наук. М., 2004.

113. Истоки великой поэмы. Поэма H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо ». Ярославль, 1962.

114. Колесницкая И.М. Природа в крестьянских поэмах H.A. Некрасова и в народном творчестве // Русский фольклор. Материалы и исследования. M.-JL, 1958. Т. 3. С. 153-183.

115. Колесниченко Т.В. Эволюция эстетического осмысления природы в русской поэзии 40 50-х годов XIX века (H.A. Некрасов , И.С. Никитин, A.A. Фет): Дисс. . канд. филол. наук. Днепропетровск, 1987.

116. Колосова Т. Поэма H.A. Некрасова «Мороз, Красный нос »: Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1952.

117. Корман Б.О. Лирика H.A. Некрасова: Дисс. . д-ра филол. наук. Воронеж, 1964.

118. Кошелев В.А. К типологии поэмы «Кому на Руси жить хорошо » (H.A. Некрасов и И.С. Аксаков ) // Карабиха. Историко-литературный сборник. Ярославль, 1997. Вып. 3. С. 5-58. .

119. Кошелев В.А. О возрастных указаниях в поэме «Кому на Руси жить хорошо » //Некрасовский сборник. СПб., 1998. 11-12. С. 57-64.

120. Краснов Г.В. Литературная утопия в кризисной ситуации писателя // Кормановские чтения. Ижевск, 1994. Вып. 1. С. 154-161.

121. Краснов Г.В. H.A. Некрасов в кругу современников. Коломна, 2002.

122. Краснов Г.В. Переписка H.A. Некрасова // Переписка H.A. Некрасова. В 2 т. М., 1987. Т. 1.С. 5-21.

123. Краснов Г.В. Последние песни: Работа о последних произведениях H.A. Некрасова. М., 1981.

124. Курбатов В. И снова душу обожгло // Литературная Россия. 2001. №17. С. 7.

125. Лебедев Ю.В. H.A. Некрасов и русская поэма 1840 1850 гг. Ярославль, 1971.

126. Лебедев Ю.В. Наш любимый, страстный к страданию поэт // Литература в школе. 1996. №6. С. 4-18.

127. Лебедев Ю.В. Наш любимый, страстный к страданию поэт. Окончание // Литература в школе. 1997. №1. С. 34-44.

128. Лебедев Ю.В. О духовно-нравственных истоках поэзии H.A. Некрасова // Филология и школа. 2003. Вып. 1. С. 3 11-326.

129. Лебедев Ю.В. Поэмы H.A. Некрасова второй половины 1850-х годов («Несчастные » и «Тишина »): Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1966.

130. Лебедев Ю.В. C.B. Максимов и H.A. Некрасов // Русская литература. 1982. №2. С. 134-140.

131. Лебедев Ю.В. «Такая почва добрая душа народа русского »: Поэзия H.A. Некрасова // Русская литература. Советская литература. Справочные материалы. Сост. Л.А. Смирнова. М., 1989. С. 108-126.

132. Лепихов И.А. Вольные ямбы сборника «Мечты и звуки » в контексте русской романтической литературы 10 30-х годов XIX века: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1996.

133. Ломан О.В. Лирика H.A. Некрасова. Л., 1959.

134. Лотман Ю.М. H.A. Некрасов. «Последние элегии » // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 194-203.

135. Лурье А.Н. Романы и повести H.A. Некрасова: Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1960.

136. Лурье С. Некрасов и смерть // Звезда. 1998. №3. С. 231-234.

137. Лучак А. Проблема положительного героя в поэзии H.A. Некрасова 40 60-х годов: Дисс. . канд. филол. наук. Душанбе, 1962.

138. Макеев М.С. Пушкин в художественном сознании H.A. Некрасова. Анализ одного эпизода // Пушкин и русская культура. М., 1998. С. 91-96.

139. Маллер J1.M. Метрика H.A. Некрасова и традиции русского стиха : Дисс. . канд. филол. наук. М., 1982.

140. Мамаев A.A. Народ в поэзии H.A. Некрасова: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1951.

141. Маслов B.C. Первая поэма H.A. Некрасова («Саша»): Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1955.

142. Машевский А. «Мерещится мне всюду драма.»: О современном прочтении Некрасова // Нева. 2002. №6. С. 193-209.

143. Медынский Г.А. Поэт Некрасов и религия. М., 1929.

144. Мельгунов Б.В. «Мы вышли вместе.»: (Некрасов и Тургенев на рубеже 40-х годов) // Русская литература. 2000. №8. С. 156-159.

145. Мельгунов Б.В. Национально-историческая проблематика в творчестве H.A. Некрасова: Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1980.

146. Мельгунов Б.В. Некрасов и крестьянская утопия // Русская литература. 1980. №1. С. 73-88.

147. Мельгунов Б.В. Некрасов на «повороте к правде » (лето 1845 года) У/ Русская литература. 2004. №3. С. 134-143.

148. Мельгунов Б.В. Некрасов-журналист: (Малоизученные аспекты проблемы): Дисс. . д-ра филол. наук. Л., 1989.

149. Мельник В.И. О смысле и бытовании некрасовской легенды «О двух великих грешниках » // Литература и культура в контексте христианства. Ульяновск, 1999. С. 55-59.

150. Мельников И.А. Лирика H.A. Некрасова: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1954.

151. Мишина Г.В. О трех типах диалога в поэзии Н. Некрасова // Жанровое своеобразие русской и зарубежной литературы XVIII XX веков. Самара, 2002. С. 126-133.

152. Морозов Н.Г. Проблема изображения народной жизни в творчестве

153. H.A. Некрасова (1856 1861гг.): Дисс. . канд. филол. наук. JL, 1984.

154. Мостовская H.H. Memento morí у Тургенева и Некрасова // Русская литература. 2000. №3. С. 149-155.

155. Мостовская H.H. Двадцать первая некрасовская конференция // Русская литература. 1998. №4. С. 225-229.

156. Мостовская H.H. И.С. Тургенев и H.A. Некрасов: (Проблема творческих взаимоотношений): Дисс. . д-ра филол. наук в форме науч. докл. СПб., 1998.

157. Мостовская H.H. Стихотворение «Поэт и гражданин » в литературной традиции // Карабиха. Историко-литературный сборник. Ярославль, 1997. Вып. 3. С. 67-80.

158. Мостовская H.H. Храм в творчестве Некрасова // Русская литература. 1995. №1. С. 194-202.

159. H.A. Некрасов и русская литература (1821-1971). М., 1971.

160. H.A. Некрасов и русская литература. Сборник научных трудов. Ярославль, 1976. Вып. 3.

161. H.A. Некрасов. 1878-1938. Сборник статей и материалов. Под ред. В.Е. Евгеньева-Максимова. JI., 1938.

162. H.A. Некрасов: современное прочтение: К 180-летию со дня рождения русского национального поэта: Материалы межвузовской научной конференции. Отв. ред. Ю.В. Лебедев. Кострома, 2002.

163. Найман А. Русская поэма: четыре опыта // Октябрь. 1996. №8. С. 128152.

164. Некрасов и поиски национального самосознания. Некрасов в контексте русской культуры. Материалы конференции. Ярославль, 2003.

165. Некрасовские традиции в истории русской и советской литературы. Отв. ред. Ю.В. Лебедев. Ярославль, 1985.

166. Некрасовский сборник. СПб, 2001. Вып. 13.

167. Николаева С.Ю. Концепция «бражничества » в поэме H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо » // Литературный текст: проблемы и методыисследования. Тверь, 2002. Ч. 8. С. 42-48.

168. Нольман М. Муза и Евангелие. По страницам произведений H.A. Некрасова//Русь. 1994. №5. С. 83-89.

169. О Некрасове (Сборник статей). Ярославль, 1958.

170. О Некрасове. Статьи и материалы. Ярославль, 1968. Вып. 2.

171. О Некрасове. Статьи и материалы. Ярославль, 1971. Вып 3.

172. Ольминский М.С. Статьи о H.A. Некрасове // Ольминский М.С. По литературным вопросам. Сборник статей. M.-JL, 1932. С. 80-85.

173. Осьмаков Н.В. Историко-революционные поэмы H.A. Некрасова: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1952.

174. Пайков H.H. Еще раз о восприятии Некрасова русскими символистами //Некрасовский сборник. СПб., 1998. 11-12. С. 124-130.

175. Пайков H.H. Ранняя проза H.A. Некрасова и русская литературная традиция: Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1986.

176. Пайков H.H. Феномен Некрасова: (Избранное статьи о личности и творчестве поэта). Ярославль, 2000.

177. Парашина B.JI. Закономерности функционирования цветовых слов в поэтических произведениях H.A. Некрасова: Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1983.

178. Плахотишина В.Т. Поэма Некрасова «Кому на Руси жить хорошо ». Киев, 1956.

179. Покровский В.И. Николай Алексеевич Некрасов. Его жизнь и сочинения. Сборник историко-литературных статей. М., 1915.

180. Поляков H.H. Некрасов-сатирик: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1952.

181. Прийма Ф.Я. Некрасов и русская литература. Отв. ред. К.Н. Григорьян. Л., 1987.

182. Прозоров Ю.М. H.A. Некрасов и русский романтизм : Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1980.

183. Прокшин В.Г. «Где же ты, тайна довольства народного?.» О H.A. Некрасове. М., 1990.

184. Прокшин В.Г. H.A. Некрасов. Путь к эпопее . Уфа, 1979.

185. Прокшин В.Г. Поэма H.A. Некрасова «Современники »: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1951.

186. Прокшин В.Г. Творческая история эпопеи H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо »: Дисс. . д-ра филол. наук. Уфа, 1980.

187. Розанова JI.A. H.A. Некрасов и демократическая поэзия последней трети XIX начала XX века: Дисс. . д-ра филол. наук. JI., 1974.

188. Розанова JI.A. Поэзия Некрасова и народников. Иваново, 1972.

189. Ромащенко С.А. Жанровая рецепция стихотворных произведений H.A. Некрасова («Поэт и гражданин », «Мороз, Красный нос »): Дисс. . канд. филол. наук. Новосибирск, 2000.

190. Рымашевский В.В. Знакомый незнакомец: Ярославские страницы жизни и творчества H.A. Некрасова. Рыбинск, 1996.

191. Сакулин П.Н. H.A. Некрасов. М., 1928.

192. Сапогов В.А. Анализ художественного произведения: Поэма H.A. Некрасова «Мороз, Красный нос ». Пособие по спецкурсу. Ярославль, 1980.

193. Сапогов В.А. Идея «строительной жертвы » в «Железной дороге » H.A. Некрасова // Литературный процесс и проблемы литературной культуры. Таллинн, 1988. С. 28-30.

194. Семенов М.А. Наблюдения над лексикой и фразеологией художественной прозы H.A. Некрасова: Дисс. . канд. филол. наук. Киев, 1956.

195. Сивцева Н.С. «Последние песни » Нёкрасова и русская лирика 1870-х годов: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1971.

196. Скатов H.H. H.A. Некрасов воплощенное противоречие русской жизни. Актовая лекция, прочитанная 4 декабря 1996г. СПб., 1997.

197. Скатов H.H. Некрасов // Скатов H.H. Сочинения. В 4 т. СПб., 2001. Т. 3.

198. Скатов H.H. Некрасов и русская лирика второй половины XIX -начала XX века: Дисс. . д-ра филол. наук. Л., 1970.

199. Скатов H.H. Некрасов. M., 1994.

200. Скатов H.H. Некрасов. Современники и продолжатели. Очерки. Л., 1973.

201. Скатов H.H. Перечитывая Некрасова // Некрасовский сборник. СПб., 1998. 11-12. С. 3-7.

202. Скатов H.H. Поэты некрасовской школы. Л., 1968.

203. Скатов H.H. Эпопея народной жизни. Поэма H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо » // Русская литература. Советская литература. Справочные материалы. Сост. Л.А. Смирнова. М., 1989. С. 126-145.

204. Смирнов И. Заступники народные. (И.С. Тургенев , H.A. Некрасов). М., 1908.

205. Смирнов C.B. Некрасов и Ярославский край: (Краеведческие аспекты изучения творчества и биографии Некрасова): Дисс. . канд. филол. наук. Череповец, 1993.

206. Смирнов C.B. Поиски потаенного смысла в произведениях Некрасова: (Штрихи к истории идеологической биографии поэта) // Потаенная литература. Иваново, 2000. Вып. 2. С. 33-40.

207. Смирнов C.B. Проблема эволюции некрасовской биографии-легенды и ее взаимосвязь с творчеством: Дисс. . д-ра филол. наук. Новгород, 1998.

208. Соколов В.Б. H.A. Некрасов и передовая демократическая мысль 1870-х годов: (Принципы изображения народа в поэме «Кому на Руси жить хорошо »): Дисс. . канд. филол. наук. Калининград, 1973.

209. Солодкова C.B. Библейские реминисценции в лирике А.К. Толстого и H.A. Некрасова // Кирилло-Мефодиевские традиции на Нижней Волге. Волгоград, 1999. Вып. 4. С. 32-33.

210. Солодкова C.B. Христианские образы в лирике А.К. Толстого и Н.А Некрасова // Языковая личность: проблема лингвокультурологии и функциональной семантики. Волгоград, 1999. С. 127-132.

211. Стахов В.П. Поэзия великого духа: (Читая Некрасова). СПб, 2003.

212. Степанов Н.Л. H.A. Некрасов: Жизнь и творчество. М., 1971.

213. Твердохлебов И.Ю. Поэма Некрасова «Кому на Руси жить хорошо ». М., 1954.

214. Теплинский М.В. Изучение авторского замысла поэмы H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо » // Некрасовский сборник. Л., 1983. Вып. 8.

215. Теплинский М.В. Последнее прижизненное издание избранных стихотворений Некрасова // Некрасовский сборник. СПб., 1998. 11-12. С. 7174.

216. Теплинский М.В. Творческая история поэмы Некрасова «Современник »: Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1950.

217. Трофимов И.В. H.A. Некрасов мастер психологического анализа (1840-г - первая половина 1860-х гг.): Дисс. . канд. филол. наук. Калининград, 1979.

218. Туниманов В.А. Достоевский и Некрасов // Достоевский и его время. Ленинград, 1971. С. 33-66.

219. Филат Т.В. Традиции Кольцова в лирике Некрасова: (К проблеме литературной преемственности в развитии народности): Дисс. . канд. филол. наук. Днепропетровск, 1990.

220. Филипповский Г.Ю. «Тишина » Некрасова и поэтические традиции Пушкина // Карабиха. Историко-литературный сборник. Ярославль, 1997. Вып. 3. С. 80-86.

221. Фризман Л.Г. Жизнь лирического жанра. Русская элегия от Сумарокова до Некрасова. М., 1973.

222. Царькова Т.С. Становление поэтики H.A. Некрасова: (Стихотворные произведения 1840- 1845гг.): Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1978.

223. Чернов A.B. «Пир на весь мир » Некрасова и «Дневник писателя » Ф.М. Достоевского в свете общественно-политической ситуации 1876 77 годов // Некрасовский сборник. СПб., 1998. 1112. С. 65-70.

224. Чуковский К.И. Мастерство Некрасова. М., 1971.

225. Чуковский К.И. H.A. Некрасов 7/ Некрасов H.A. Стихотворения. Поэмы. М., 1984. С. 5-44.

226. Чуковский К.И. Некрасов. Статьи и материалы. Л., 1926.

227. Шанский Н.М. Гимн гуманизму: (О стихотворении H.A. Некрасова «Пророк ») // Русский язык в школе. 2001. №6. С. 48-52.

228. Ширина С.А. Лексические единицы, обозначающие эмоции, в лирике H.A. Некрасова: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1989.

229. Юделевич И.А. Проблема литературного контекста и сборник H.A. Некрасова «Сатиры и песни»: Дисс. . канд. филол. наук. Калининград, 1981.

230. Яковлев В.В. Некрасов и натуральная школа: Дисс. . канд. филол. наук. Петрозаводск, 1984.

231. Научно-критическая литература по смежным проблемам диссертационного исследования

232. Алексеев A.B. Труд: деятельность или печаль? // Русская речь. 1998. №4. С. 117-123.

233. Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе . Владимир, 1998.

234. Березнева А.Н. Преемственные связи в русской поэзии. Саратов, 1994.

235. Бухаркин П.Е. Православная Церковь и русская литература в XVIII -XX веках (проблемы культурного диалога). СПб., 1996.

236. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.

237. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.

238. Достоевский: Эстетика и поэтика . Словарь-справочник. Научн. ред. Г.К. Щенников. Челябинск, 1997.

239. Дунаев М.М. Православие и русская литература. Учеб. пособие для студентов духовных академий и семинарий. В 5 ч. М., 1996 1997.

240. Дунаев М.М. Православные основы русской литературы XIX века: Дисс. д-ра филол. наук в форме науч. докл. М., 1999.

241. Евангельский текст в русской литературе XVIII XX веков. Петрозаводск, 1995- 1998.

243. Зинченко В.Г., Кирнозе З.И., Зусман В.Г. Система «литература » и методы ее изучения. Нижний Новгород, 1998.

244. Зусман В.Г. Диалог и концепт в литературе. Литература и музыка. Нижний Новгород, 2001.

245. Иванов В.В. Христианские традиции в творчестве Ф.М. Достоевского: Дисс. . д-ра филол. наук. Петрозаводск, 2004.

246. Ивашина Е.С. Жанр литературного путешествия в России конца XVIII первой трети XIX века: Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1980.

247. Идеи социализма в русской классической литературе. Под ред. Н.И. Пруцкова. Л., 1969.

248. Калугин В. Герои русского эпоса. Очерки о русском фольклоре. М., 1983.

249. Кедров К.А. Странничество // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 295-296.

250. Корнилов O.A. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. М.,1999.

251. Коровин В.И. От Державина до Тютчева // Русские поэты XIX века: Первая половина. Сост. М.С. Вуколова. М., 1991. С. 454-476.

252. Косых Г.А. Праведность и праведники в творчестве Н.С. Лескова 1870-х годов: Дисс. канд. филол. наук. Волгоград, 1999.

253. Котельников В.А. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной. М., 2002.

254. Краткая литературная энциклопедия. В 9 т. М., 1962 1978.

255. Кучеров В.Я. Сентиментальная повесть и литература путешествий // История русской литературы. В 10 т. М.-Л., 1951. Т. 5. С. 106-121.

256. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. Антология. Под ред. В. Нерознака. М., 1997. С. 280-287.

257. Лукьянчикова Н.В. Трансформация агиографической традиции в произведениях Н.С. Лескова о «праведниках »: Дисс. . канд. филол. наук. Ярославль, 2004.

258. Лурье C.B. Историческая этнология. Учебное пособие для ВУЗов. М., 1997.

259. Манн Ю.В. Русская литература XIX века. Эпоха романтизма . М., 2001.

260. Маслова Н.М. Путевые записки как публицистическая форма. М., 1977.

261. Михайлов A.B. Языки культуры: Учебное пособие по культурологии. М., 1997.

262. Михайлов В.А. Эволюция жанра литературного путешествия в произведениях русских писателей XVIII XIX веков: Дисс. . канд. филол. наук. Волгоград, 1999.

263. Михельсон В.А. «Путешествие » в русской литературе. Ростов-на-Дону, 1974.

264. Нагорная Н.М. Русская демократическая поэзия второй половины XIX века. Крестьянская лирика. Поэзия революционного народничества (1870 1880-е годы). Киев, 1984.

265. Новикова A.A. Религиозно-нравственные искания в творчестве Н.С. Лескова 1880-хи 1890-хгодов: Дисс. . д-ра филол. наук. М., 2003.

266. Ольшевская Л.А., Травников С.Н. Путевые записки // Русская литература XVIII века: Словарь-справочник. Под ред. В.И. Федорова. М., 1997. С. 93-96.

267. Осанкина В.А. Библейско-евангельская традиция в эстетике и поэзии русского романтизма. Автореф. дисс. . д-ра филол. наук. Екатеринбург, 2001.

268. Пантин И.К., Плимак Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России. 1783 1883гг. М., 1986.

269. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986.

270. Прокофьев Н.И. Хождение как жанр в древнерусской литературе // Вопросы русской литературы (Учен. зап. МГПИ им. В.И. Ленина, №288). М., 1968. С. 3-24.

271. Прокофьев Н.И. Хожение: путешествие и литературный жанр // Книга хожений. Записки русских путешественников XI XV веков. Под ред. Н.И. Прокофьева. М., 1984. С. 5-20.

272. Пульхритудова Е.М. Путь // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 306-307.

273. Религиозные и мифологические тенденции в русской литературе1. XIX века. М, 1997.

274. Ремпель Е.А. Библейские речения, сюжеты и мотивы в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина: «История одно города », «Господа Головлевы », «Пошехонская старина »: Дисс. . канд. филол. наук. Саратов, 2004.

275. Русская литература XIX века и христианство. М., 1997.

276. Русская словесность. Антология. Под ред. В.П. Нерознака. М., 1997.

277. Снегирева И.С. Типология характеров праведников в романе-хронике Н.С. Лескова 1870-х годов («Соборяне », «Захудалый род »): Дисс. . канд. филол. наук. Орел, 2002.

278. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Издание 2-е, исправленное и дополненное. М., 2001.

279. Степанов Ю.С. Концепт «духовного странничества » в России XIX и

280. XX вв. // Русское подвижничество. Сост. Т.Б. Князевская. М., 1996. С. 29-43.

281. Тарасов А.Б. Праведники и праведничество в позднем творчестве Л.Н. Толстого: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1998.

282. Толстой Н.И. Этнолингвистика в кругу гуманитарных дисциплин // Русская словесность. Антология. Под ред. В. Нерознака. М., 1997. С. 306-315.

283. Травников С.Н. Писатели петровского времени. Литературно-эстетические взгляды. Путевые записки. М., 1989.

284. Травников С.Н. Путевые записки петровского времени (Проблема историзма). М., 1987.

285. Христианство и русская литература. Сб. ст. Под ред. В.А. Котельникова. В 4 ч. СПб., 1994 2002.

286. Шакиров С.М. Мотив дороги как парадигма русской лирики XIX XX веков: Дисс. . канд. филол. наук. Магнитогорск, 2001.

287. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: Система пейзажных образов в русской поэзии. М., 1990.

288. Янчевская К.А. Юродство в русской литературе второй половины XIX века: Дисс. . канд. филол. наук. Барнаул, 2004.1. Библиографические издания

289. Винер E.H., Кандель Б.Л. H.A. Некрасов. Рекомендуемый указатель литературы. Л., 1952.

290. Гин М.М., Евгеньев-Максимов В.Е. Семинарий по Некрасову. Л., 1955.

291. Библиография литературы о H.A. Некрасове. 1917 1952. Сост. Л.М. Добровольский , В.М. Лавров. Отв. ред. Н.Ф. Бельчиков. М.-Л., 1953.

292. К 150-летию со дня рождения H.A. Некрасова. (Методически-библиографический материал). Ульяновск, 1971.

293. Лобов Л.П. Библиографический обзор литературы о Некрасове. СПб., 1903.

294. H.A. Некрасов и ярославский край: Указатель литературы за 1986 -1995 годы. Сост. Бекке М.В. // Карабиха. Историко-литературный сборник. Ярославль, 1997. Вып. 3. С. 353-365.

295. Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Литературоведение . М., 1995-2006.

296. Русские писатели . Биобиблиографический словарь. В 2 ч. М., 1990.1971. Словари, справочники

297. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М., 1989- 1991.

298. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.

299. Словарь русского языка. В 4 т. М., 1999.

300. Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. В 3 т. М., 1989.

301. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. СПб., 1996.

302. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2 т. М., 1999.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания.
В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

1. Разнообразие лирических героев в поэзии.
2. Судьбы героев лирики поэта.
3. Значение поэзии Некрасова.

Поэзия Н. А. Некрасова — свидетельство жизни простого русского человека, с его горестями и радостями, трагедиями и бытовыми сценами. Некрасовские лирические герои разнообразны: это и крестьяне, и рабочие, и бурлаки, и господские слуги. Каждому из них поэт в своих стихах дает право голоса, чтобы он мог рассказать о своей судьбе, пожаловаться на наболевшее. В некрологе на смерть поэта «Биржевые ведомости» (№ 334, 1877) писали: «Россия потеряла в нем поэта, который первый сумел заглянуть в сердце простого русского человека и в сильных, невольно запечатлевающихся в памяти каждого стихах высказать подавляющую его скорбь и упования. Молодое поколение прежде всего запоминало стихи Некрасова и по ним училось сочувствовать народному горю и сознавать свои гражданские к народу обязанности. Скорбное известие о смерти писателя проникнет в самые отдаленные углы нашего отечества и вызовет искреннее соболезнование о нем, как о могучем общественном деятеле».

Каждое стихотворение Н. А. Некрасова — народный стон, трагическая история. Так, например, стихотворение «В дороге» рассказывает нам о судьбе несчастной погубленной господами Груше, и о горе ее мужа-ямщика. Она, воспитанная по барской прихоти как настоящая барышня, внезапно оказалась в положении жены крестьянина. Мы сочувствуем и ямщику и Груше. Но в тоже время не можем не отметить глубокое невежество ямщика, который с подозрением и даже как к какому-то злу относится к просвещению:

На какой-то патрет все глядит
Да читает какую-то книжку...
Иногда страх меня, слышь ты, щемит,
Что погубит она и сынишку:
Учит грамоте, моет, стрижет...

Груша, получившая воспитание, приобщившаяся к культуре, стремится к счастью, но это стремление не может реализоваться в тех социальных условиях, в которых она оказалась. Но и жизнь ее мужа также покалечена — впереди его ждет вдовство, и ничего изменить здесь нельзя. Разбитые мечтания, предопределенность жизни и судьбы простой крестьянской женщины звучат и в стихотворении «Тройка», в начале которого автор рисует красоту и одухотворенность молодой крестьянки:

На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьется алая лента игриво
В волосах твоих, черных как ночь;
Сквозь румянец щеки твоей смуглой
Пробивается легкий пушок,
Из-под брови твоей полукруглой
Смотрит бойко лукавый глазок.
Взгляд один чернобровой дикарки,
Полный чар, зажигающих кровь,
Старика разорит на подарки,
В сердце юноши кинет любовь...

В этом стихотворении не сама героиня говорит о своей судьбе, а автор рассказывает о ее трагической предопределенности. Некрасову понятны мечтания молодой красавицы, заглядевшейся на проезжающую мимо тройку, но он с горечью выносит приговор: не нагнать ей этой тройки, то есть не суждено исполниться мечтаниям, потому что впереди крестьянку ждет одна дорога:

Поживешь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна и легка...
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдешь мужика.
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник

И свекровь в три погибели гнуть...

Красота ее увянет, также сойдут на нет былые мечтания и станет она одной из тех женщин, которые так и не замет или как в череде бесконечных наполненных тяжелым трудом дней прошла их жизнь:

От работы и черной и трудной
Отцветешь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудный,
Будешь нянчить, работать и есть.
И в лице твоем, полном движенья,
Полном жизни, — появится вдруг
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг...

Другое некрасовское стихотворение «Несжатая полоса» рассказывает нам о больном крестьянине, которому уже никогда не суждено убрать урожай. Лирическое повествование ведется не от первого лица, но мы явственно слышим голос пахаря. Даже сам осенний пейзаж — «поля опустели» — дан глазами пахаря. С точки зрения крестьянина и говорится о беде: он горюет, что урожай не собран. И с приближением смерти крестьянин думал не о самом себе, а том, что теперь его земельный надел осиротеет.

Некрасов в одном из стихотворений сказал о своем предназначении так:

Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и сердцем я спокоен...

Народность лирики Некрасова позволяет говорить о нем как о поэте национального значения. Ю. В. Лебедев писал: «В свое время Достоевский в речи о Пушкине говорил о «всемирной отзывчивости» русского национального поэта, умевшего чувствовать чужое как свое, проникаться духом иных национальных культур. Некрасов многое от Пушкина унаследовал. Муза его удивительно прислушлива к народному миропониманию, к разным, подчас очень далеким от поэта характерам людей. Это качество некрасовского таланта проявилось не только в лирике, но и в поэмах из народной жизни».