Народ: от поэзии к правде. Примечания

Семинарское занятие по очеркам из «Записок охотника» И.С. Тургенева

«Как прекрасна Земля и на ней человек…»

Слова учителя (музыкальный фон – Сен – Санс «Лебедь»)

Орловщина… Степь близ Дона и Красивой Мечи, реки Иста и Снежеть, огромный, обнимающий весь небосклон бор «Полесья», Бежин луг с его эпической широтой. Всюду здесь, куда не глянь, «русским людом любимые места».

В этом чудесном крае, в возлюбленном Мценском уезде, прошли его детство и отрочество, началась юность. Здесь был его дом, его Родина, его Россия.

Войдём и увидим, как дерево вянет,

Начнём обсуждать чуть не каждый листок.

В музее, как будто пред ним извиняясь,

Мы вдруг перейдём на глухой шепоток

Потом мы услышим: за речкою косят-

Косилка звенит вдалеке, как ручей.

А бабочки запахи поля приносят

На мемориальный порядок вещей.

И кажется, бабочки в дом залетели

Лишь потому, что минуту назад

Вышел хозяин, наружные двери

Забыл затворить - вот они и летят.

А сам, зачарованный русским раздольем,

С Дианкой ушёл в заливные луга

К далёкому лесу, где светлая Снежеть,

Где дети рассказы ведут у костра.

Каждая деревня, каждое охотничье угодье в досягаемости Спасского были ему известны. Он ночевал на сеновалах, в крестьянских избах, бывал в придорожных кабаках, останавливался на постоялых дворах. Он вглядывался и запоминал, и ему доверяли и делились с ним самым сокровенным. Результатом этих встреч и бесед с людьми разных сословий и явилась книга рассказов «Записки охотника»

Сообщение ученика:

В конце 1846 г. И.С.Тургенев отдаёт в журнал «Современник» небольшой рассказ о дружбе двух крестьян. Рассказ, озаглавленный «Хорь и Калиныч», появился в первом номере журнала за 1847 г. в разделе «Смесь».

С него-то всё и началось. Тургенев хорошо помнил возбуждённые слова Белинского в письме: «Вы и сами не знаете, что такое «Хорь и Калиныч». Судя по «Хорю…», вы далеко пойдёте». Но Тургенев слишком не обольщался и не придавал своему рассказу особенного значения. Когда же книжки первого номера «Современника» дошли до читателя, случилось нечто неожиданное: все заговорили о талантливом, проникнутом глубокой симпатией к мужику рассказе неизвестного автора. И вот в течение 1847-1851 годов Тургенев создаёт ещё более 20 рассказов. В 1852 г., объединенные общим названием, «Записки охотника» вышли отдельной книгой, обеспечив автору широчайшую известность. В последние годы своей жизни писатель вновь вернулся к этой книге, добавив ещё 3 рассказа, и теперь в составе «Записок охотника» мы имеем 25 абсолютно самостоятельных очерков, объединённых образом рассказчика, выступающего в роли действующего лица, охотника.

Учитель: Все, кто читал «Записки охотника», наверное, согласятся со мной, что содержание этой книги связано с осуждением крепостного права. Это действительно так, ведь ещё в юности писатель дал «аннибаловскую клятву» никогда не примеряться с крепостными порядками, бороться с ними всеми средствами, в том числе средствами художественной литературы. «Я не мог дышать одним воздухом, оставаться с тем, что я возненавидел. В моих глазах враг этот имел определённый образ, носил известное имя: враг этот был - крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил всё, против чего я решился бороться до конца». «Записки охотника», как никакое другое произведение Тургенева, подтверждают верность клятве, данной ещё в молодости. А правительство, усмотрев в книге осуждение существующего порядка, решило даже выслать писателя в собственную деревню Спасское-Лутовиново без права появления в обеих столицах в течение 2 лет.

Но не только этим интересна сейчас книга Тургенева. Она знакомит нас с миром русской деревни середины прошлого века: помещиками, их приспешниками и, главное, с русским крепостным крестьянином той поры. «Но что может быть интересного в грубом, необразованном человеке?» – спрашивал Белинский и сам отвечал на этот вопрос. «Как что? Его душа, ум, сердце, страсти, склонности,- словом, всё то же, что и в образованном человеке».

«Записки охотника» - это прежде всего поэзия, а не политика. От крепостного права не осталось и следа, а художество маленьких тургеневских рассказов не потускнело, потому что главное в них – любование нехитрыми русскими людьми, любование полями, лесами, зорями, лугами России. В «Записках охотника» просто и любовно дана Россия.

Итак, перенесёмся мыслями в далёкое прошлое, представим себе, как на этой же земле, по этой летней траве шагал известный нам по портретам человек и видел то, чего не видели, а порою и не хотели видеть другие охотники.

Сообщение ученика:

Вот, например, рассказ «Малиновая вода». В самом его названии – красота и благодать, природы, прохлада и ласка ручья в знойный августовский полдень. Мы и сейчас можем посетить это «известное во всём околотке» место, спуститься к воде, посидеть в тени кустов, помечтать, глядя на то, как отражаются в тёмной глубине воды редкие облака.

Однажды, измученный зноем, забрёл сюда и Тургенев. Напился из родника, прилёг в тень, и, оглянувшись кругом, увидел двух странников. Один из них в особенности заинтересовал его. Тургенев узнал в этом старике «шумихинского Стёпушку» - безродного, бесприютного, до последней степени униженного бедной своей жизнью крестьянина из богатого села Шумихино. «Всякий человек не знал о его существовании. Ходили, правда, слухи, что был он когда-то у кого-то в камердинерах. Но как он попал в число подданных помещика села Шумихино, чем и где жил, - обо всём этом решительно никто не имел ни малейшего понятия, да и, правду сказать, никого не занимали эти вопросы».

Вот эти-то слова Тургенева и дают ключ к пониманию того главного, что в первую очередь волнует его как писателя.

Его занимает то, что никого не занимает. То, что не интересует людей, равнодушных к чужой беде. Этот Стёпушка никому не интересен и не нужен. Он так бы и канул в беззвестность, как многие другие подобные ему бедняки, мыкавшие своё горе, если бы не странный, не похожий на других охотник, пришедший в знойный день к источнику с поэтичным названием «Малиновая вода».

Тургенев разузнал о Стёпушке всё, что можно было разузнать: и то, что проживал тот летом в «клети, позади курятника, а зимой в предбаннике»; и то, что к нему привыкли и даже иногда «давали ему пинка, но никто с ним не разговаривал; и то, что жизнь свою проводил он в постоянном страхе, боясь чихнуть или кашлянуть, и вечно хлопотал и возился втихомолку, словно муравей: и всё для еды, для одной еды. Ведь не позаботься он о себе сам, то самым обыкновенным способом умер бы с голоду. «Плохое дело не знать по утру, чем к вечеру сыт будешь!» Эта простая и горькая мысль обжигает нас, читателей. Тургенев делает этого старика одним из главных героев своего повествования, отодвигая в сторону даже прекрасную природу. Поэтому у нас, как и у современников Тургенева, сжимается сердце, когда мы читаем страницы, посвященные этому жалкому и беззащитному старику. Перед нами растоптанный жестокими обстоятельствами человек, который унижен, который страдает.

Учитель: Тургенев писал свой рассказ «Малиновая вода», как и другие рассказы «Записок охотника», чтобы у его современников не засыпала совесть. Чтобы неспокойно им было на земле. Чтобы не убаюкивала их «Малиновая вода» сытой, безбедной жизнью. Чтобы они – пусть не прямо, а отраженно, в образах тургеневских героев, смогли бы изведать то, что чувствуют обездоленные люди.

Но, пожалуй, горькая доля Стёпушки лишь вступление к тому основному скорбному мотиву, который звучит в конце рассказа, когда у ключа «Малиновая вода» появляется еще один мужик – «лет пятидесяти, запылённый, в рубашке, в лаптях, с плетёной котомкой и армяком за плечами».

Ходил, как выясняется, Влас в Москву, к барину, просить его, чтобы он «оброку сбавил аль на барщину посадил», - потому что помер у Власа сын, который в извозчиках жил и за отца барину оброк этот немалый вносил. Но барин прогнал Власа. Вот и пошёл Влас назад, в свою деревню.

Тургенев пишет: «Мужик рассказывал нам всё с усмешкой, словно о другом речь шла, но на маленькие и съёженные его глазки навёртывалась слезинка, губы его подёргивало». Тут действительно выдавали себя и душа, и сердце, и страсти – такие страсти, каких не встретишь у образованных людей. А дома, в деревне, ждала Власа голодная жена. Тургенев раскрывает бездну отчаяния и бессилия, которая поглощает такого, как Влас, такого, как Стёпушка. Для Власа никакой никуда дороги больше нет. Недоимку ему не выплатить – оброк на него барин положил непомерный. Влас даже по этому поводу рассмеялся: «Безответная моя голова».

Учитель: Естественно Тургенев заинтересовался, кто его барин. «Граф Валериан Петрович, сын Петра Ильича?» Да, оказывается сын этого самого Петра Ильича, о котором незадолго до прихода Власа рассказывал Тургеневу четвёртый участник этой недолгой встречи у «Малиновой воды» по прозвищу Туман.

Сообщение ученика: А рассказывал Туман примечательные вещи. Этот самый граф Пётр Ильич был барином в старинном вкусе, богачом первостатейным. Своры собачьи держал и музыкантов 40 человек. Пляшут, бывало, гости до зари. А граф был добрый человек. Если, случалось, кого побьёт – «смотришь, уж забыл». Одно плохо: «матресок держал». Одна из них, Акулина, злющая была девка, околдовала совсем графа. Он для неё всё, что потребовала, делал. Через неё и разорился. «Племяннику моему лоб забрила, - рассказывал старик, - на новое платье её шоколад обронил».

А барин–то, я вижу, у вас был строг, - сделал предположение Тургенев. На что Туман возразил:

Тогда, это было во вкусе, батюшка.

Теперь уж этого не делается, - сказал Тургенев, не спуская со старика глаз. Тот посмотрел на Тургенева сбоку и пробормотал, далеко закинув удочку:

Теперь, вестимо, лучше.

И словно в подтверждение его слов подходит к ключу со своей плетёной котомкой и армяком за плечами несчастный Влас.

Учитель: «Теперь, вестимо, лучше. А что же лучше?» На этот вопрос отвечает сам автор. Теперь господа в ином вкусе. Сами не рукоприкладствуют, общаются с мужиками через приказчиков, управляющих да бурмистров. Как, например, господин Пеночкин, молодой помещик, герой другого рассказа, гвардейский офицер в отставке.

Сообщение ученика: Аркадий Павлович Пеночкин – молодой помещик, гвардейский офицер в отставке, владелец большого имения. «Роста он небольшого, сложен щеголевато, руки и ногти в большой опрятности содержит; с его румяных губ и щёк так и пышет здоровьем. Смеётся он звучно и беззаботно, приветливо щурит светлые карие глаза; одевается он отлично и со вкусом; выписывает французские книги, рисунки и газеты, но до чтения небольшой охотник…». В карты играет мастерски. Пеночкин считает себя любителем музыки. Во время игры в карты «поёт сквозь зубы». Он помнит некоторые мотивы из популярных в то время музыкальных пьес, но «что-то всё высоко забирает», - замечает автор, и мы понимаем, что замечания эти носят явно иронический оттенок. Дом у него построен по плану французского архитектора. «Люди» одеты по-английски. Воспитание он получил, как водится, отличное. И вообще считается одним из образованнейших дворян и завиднейших женихов своей губернии. «Но со всем тем, - замечает рассказчик, - я не слишком охотно его посещаю», а дворовые люди Пеночкина посматривают «что-то исподлобья», - как бы между прочим сообщает Тургенев.

В доме утром, за завтраком, он оказался свидетелем сцены между Пеночкиным и его камердинером. Тот забыл подогреть для барина красное вино. Пеночкин разговаривает с камердинером спокойно, вежливо, не позволяя себе повышать голоса:

Отчего вино не нагрето? – спрашивает он камердинера. Но тот ничего не произносит в ответ. Да здесь ответ и не предполагается.

Ведь я тебя спрашиваю, любезный мой? – спокойно продолжает Аркадий Павлович, не спуская с камердинера своих светлых карих глаз. Но несчастный камердинер по-прежнему молчит и лишь крутит в руках салфетку. А Пеночкин, извинившись с приятной улыбкой перед гостем, отсылает прочь камердинера и вызывает звонком толстого, черноволосого человека.

Насчёт Фёдора распорядиться, - говорит ему Пеночкин с совершенным самообладанием. И мы понимаем, что этот барин нового типа только кажется справедливым и гуманным хозяином. На самом деле под маской культуры и благородства скрываются фальшь, лицемерие, эгоизм и жестокость крепостника – помещика. Это новый тип палача утончённого склада, который не позволяет себе ни ударить, ни выбранить лакея, он только распоряжается издали, без шума, без скандала, не пачкает свои холёные руки. Общая картина бесправия, забитости и страха крепостных крестьян раскрывается в ряде деталей и попутных замечаний. Мы узнаём, что в доме Пеночкин завёл порядок необыкновенный: «Даже кучера подчинились его влиянию и каждый день не только вытирают хомуты и армяки чистят, но и сами себе лица моют». А когда в деревню въезжает экипаж Пеночкина, там начинается настоящий переполох.

Пеночкин не любит, чтобы его беспокоили грубыми сценами. А именно такая сцена разыгрывается в конце рассказа. В ней образ Пеночкина и его верного пса бурмистра Сафрона получает беспощадную завершённость. Помещик по существу отдал своих мужиков во власть душегуба – бурмистра. Он душегуб в прямом смысле этого слова. Старый крестьянин Антип повздорил с ним когда-то на сходке. «Вот он его, Антип-то, клевать и начал. Ведь он Антиповых-то сыновей без очереди в рекруты отдал…». А теперь вот собирается отдать и последнего, третьего, младшего сына. Антип падает барину в ноги и просит заступиться: он разорён, у бурмистра кругом в долгу, забирают в рекруты последнего сына. Отец и сын стоят перед барином на коленях и ждут своей участи. Выслушав мужика, барин хмурится и спрашивает бурмистра в полголоса с недовольным видом:

Что это, однако, значит?

Барин недоволен тем, что бурмистр не пресёк этой неприятной для барина встречи с мужиком, да ещё в присутствии постороннего человека. Когда же Антип начинает оправдываться да ещё и сын вставляет слово, Пеночкин срывается: «Молчать! Нет, брат, у меня бунтовать не советую… Ну, ведь я сказал вам… хорошо, ступайте же, я прикажу»

Учитель: Что он «прикажет»? Об этом нам поведал в конце рассказа знакомый Тургенева, крестьянин Анпадист: «Ну, заест он его теперь, заест человека совсем». То есть бурмистр заест, а барин, как и прежде, ничего не сделает для мужика».

Образы помещиков предстают и в других рассказах «Записок охотника». И все они как единая враждебная сила противостоят крестьянскому трудовому люду. При этом Тургенев не идеализирует крестьян: в них есть и беспечность, смешанная с бестолковостью, и раболепие; часто бывают они склонны к выпивкам, суеверны, темны. Некоторые смиряются с любым положением. Но всё это, если внимательно присматреться,- общий результат их тяжёлой жизни. Отрадно и удивительно то, что при таких условиях многие крестьяне не утратили лучших человеческих качеств.

Автору отрадно и удивительно было сознавать, то что и в условиях крепостного права многие крестьяне не теряли золотых россыпей своей души: одни из них были ближе к людям, другие к природе. В этом смысле особенно примечателен рассказ «Хорь и Калиныч», открывающий «Записки охотника»

Сообщение ученика: Мы видим, что Хорь – умный и практичный человек. Он насквозь видит своего барина. Хорь платит ему 100 рублей в год, во всём остальном сам себе голова. У него добротный дом, справное хозяйство, сыновья смотрят открыто, с чуть упрямой усмешкой – а это признак собственного достоинства. И сама собой напрашивается мысль: если отдельные мужики в условиях крепостной системы сумели стать на ноги, то как бы развернулся народ, если бы оказался свободным? Недаром автор сравнивает Хоря с Петром Великим, самым русским человеком по своим преобразованиям и смелости.

А вот друг Хоря Калиныч – нежная, возвышенная душа. Хозяйства у Калиныча нет, но не потому, что ленив. Отнюдь! А потому, что барин отрывает всякий раз его на охоту в качестве «знатока». Главное же – потому, что тяготеет больше к природе, ему нужно постоянное общение с ней. Потому-то Калиныч наделён бесценным даром – душевной теплотой, отзывчивостью. Он идёт к своему другу Хорю с пучком полевой земляники – а это выражение дружеской ласки, привязанности, и, если хотите, деликатности. Рядом с таким человеком как бы отдыхаешь душой. Хорошо бы каждому из нас иметь такие качества, чтобы к нам тянулись люди, а не бежали, как от чумы.

Мудрый маленький мужичок Касьян с Красивой Мечи тоже переполнен любовью ко всему живому и прекрасному на Земле. «Хожу я и в Курск и подале хожу, как случится. В болотах ночую да в залесьях, в поле ночую один, во глуши: тут кулички рассвистятся, тут зайцы кричат, тут селезни стрекочут».

Учитель: Автор всем ходом своего повествования убеждает нас в мысли, что жизнь на земле и природа – это дар, который ничем нельзя заменить и ни с чем нельзя сравнить. Вот он описывает свой привал в лесу в жаркий летний день: «Жара заставила нас, наконец войти в рощу. Я бросился под высокий куст орешника, над которым молодой стройный клен красиво раскинул свои легкие ветки. Я лег на спину и начал любоваться мирной игрой перепутанных листьев на далеком светлом небе. Удивительно приятное занятие – лежать на спине в лесу и глядеть вверх! …Вы не двигаетесь – вы глядите, и нельзя выразить словами, как радостно, и тихо, и сладко становится на сердце.» (музыкальный фон – С.В. Рахманинов «2 концерт для ф-но с оркестром»).

«Золото» сердца народного раскрыто Тургеневым и в других рассказах: «Бежин луг» и «Свидание». Но кульминационным в этом смысле, пожалуй, является рассказ «Певцы».

Сообщение ученика : «Был нестерпимо жаркий июльский день, когда я, медленно передвигая ноги, вместе с моей собакой поднимался вдоль Колотовского оврага в направлении Притынного кабачка. В этом деревенском кабаке происходит своеобразная дуэль – состязание двух певцов из народа: Якова-Турка и рядчика из Жиздры. Соревнование происходит в разгар дня, и напряжённость обстановки в кабаке вполне соответствует нестерпимо жаркому дню за стеной кабака. Тургенев сознательно сгущает краски, рисуя безотрадный вид и Колотовки, и Притынного кабака, стоящего на краю оврага, как бы на краю бездны. Всё повествование строится на противопоставлении.

Участники турнира противопоставляются друг ругу уже по своему отношению к предстоящему событию. Состояние Якова подчёркивается словом «лихорадка». Это крайняя степень взволнованности, свойственная людям впечатлительным и страстным, по настоящему артистичным. Рядчик в отличие от Якова, не только спокоен, но даже беспечен. «Он бойко поглядывал кругом, подсунув под себя руки…». Этим автор подчёркивает его ограниченность, неспособность к глубокой страсти. Различны, разумеется, и песни исполнителей: у рядчика – плясовая, у Якова – заунывная. Рядчик «играл и вилял голосом, как юлою беспрестанно заливался и переливался сверху вниз». Эта песня радовала, взбадривала, заставляла слушателей встрепенуться, подтягивать и покрикивать невпопад: «Лихо! Забирай шельмец! Забирай, вытягивай, аспид!»

Песня Якова иная: «…голос был слегка разбит и звенел, как надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным, но в нем была и неподдельная глубокая страсть и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-бесконечная, грустная скорбь. Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем, и так и хватала вас за сердце, хватала за его русские струны.» (цитата из текста звучит на фоне народной песни «Ой ты, степь широкая»).

Учитель: Известно, что искусство народа – это его душа. Сильная, удалая и страстная, правдивая и горячая, истинно русская, - она как раз и вылилась в песни Якова. Это песня о красоте и раздолье русской земли, о печали и нераскрытых возможностях великого народа. Эта песня повергает всех в скорбную печаль и одновременно объединяет и очищает людей. Ведь здесь, в этом Притынном кабаке, люди ощутили нечто высокое и прекрасное. На такой высокой ноте можно было бы, наверное, и закончить повествование, если бы не последующая сцена.

Ученик: Отдохнув на сеновале и покидая деревню, охотник решил заглянуть в окно кабачка, где несколько часов назад был свидетелем столь дивного пения. И что же? Его глазам предстала невесёлая картина. Все были пьяны, начиная с Якова. На смену духовному, чистому и высокому приходит низменное и обезображенное. Если до поединка автор выделяет красоту, одухотворённость Якова, артистическое благородство его лица, то теперь рассказчик видит нечто противоположное: «Мокрые волосы клочьями висели над его страшно побледневшим лицом».

Учитель: Такова действительность, таковы контрасты России, о которых чуть позже сказал Некрасов:

Ты и убогая,

Ты и обильная,

Ты и могучая,

Ты и бессильная,

Матушка – Русь!

Читая «Записки охотника», чувствуешь, как разные образы людей из народа сливаются в один могучий образ народа – мечтателя, народа – творца. Это образ был бы неполным, если бы в рассказе «Бежин луг» Тургенев не запечатлел пленительные черты маленьких представителей крестьянской России, деревенских мальчишек – мечтателей, смельчаков и работников. Рассказ очень прост по содержанию.

Ученик: Рассказчик, возвращаясь с охоты, сбился с дороги. Блуждая в наступившей тьме, он наткнулся на костёр, вокруг которого расположились крестьянские дети: они пригнали лошадей в ночное. Охотник прилёг недалеко от костра и некоторое время наблюдал за детьми, слушая их разговоры. Федя, Павлуша, Илюша, Костя и Ваня – крестьянские мальчики старой, крепостной деревни 19 века. Однако столетие, отделяющее нас от того времени, не стёрло удивительной живости этого произведения. Читая его, мы словно наяву любуемся мальчишками – каждый из них – характер, в каждом неповторимая душа. Любуемся июльским днём, изображенным в начале рассказа, любуемся прекрасной летней ночью. Становимся свидетелями рождающегося утра, ощущаем бодрый, пророческий смысл, который вложен в заключительную картину – картину рассвета: (цитата). От этой картины веет бодростью, ожиданием светлого, чистого. Вид природы соответствует настроению писателя, который верил в светлый день этих мальчиков и своей Родины.

Учитель: А над Спасским-Лутовиновом в погожие июльские дни солнце действительно не хмурое, не огнистое, не раскалённое, оно светлое и приветно – лучезарное. А ночью по-прежнему, как и раньше, серебрится месяц, мерцают далёкие звёзды. Но сейчас не встретишь здесь высокого бородатого человека в старинных охотничьих сапогах, со старинным дорогим ружьём. Он прошёл, оставив след в наших сердцах – и «Бежиным лугом», и «Малиновой водой», и «Певцами», и другими рассказами, которые навеки связаны с этой землей, с его и нашей Родиной,

Где липы так огромны, так тенисты,

И ландыши так девственно душисты,

Там хорошо…

Здесь представлена целостная картина России, освещенная любовным, поэтическим отношением автора к родной земле, раз­мышлениями о настоящем и будущем ее талантливого народа. Тут нет сцен истязаний, но именно обыденные картины крепостни­ческой жизни свидетельствуют об античеловеческой сущности всего общественного строя.В этом произведении автор не предлагает нам ярких сюжет­ных ходов с активным действием, а большое внимание уделяет портретным характеристикам, манерам, привычкам и вкусам ге­роев. Хотя общий сюжет все же присутствует. Рассказчик совер­шает вояж по России, но география его весьма необширная - это Орловская область. Он встречается по пути с различными типами людей, в результате чего вырисовывается картина рос­сийского быта.Тургенев придавал большое значение расположению расска­зов в книге. Так появляется не простая подборка тематически од­нородных рассказов, а единое художественное произведение, внутри которого действуют закономерности образной взаимосвя­зи очерков. «Записки охотника» открываются двумя тематически­ми «фразами», каждая из которых включает в себя три рассказа. Сначала даны вариации на тему народного характера - «Хорь и Калиныч», «Ермолай и мельничиха», «Малиновая вода». В сле­дующих трех рассказах развивается тема разоряющегося дворян­ства - «Уездный лекарь», «Мой сосед Радимов», «Однодворец Овсяников». Следующие рассказы: «Льгов», «Бежин луг», «Кась­ян с Красивой Мечи» - снова развивают тему народа, но в них появляются и все более настойчиво звучат мотивы разлагающе­гося вредного влияния крепостного права на души людей, осо­бенно это ощущается в очерке «Льгов».

В рассказах «Бурмистр», «Контора» и «Бирюк» продолжена тема дворянства, однако в резко обновленном варианте. В «Бурмист­ре», например, представлен тип помещика новой формации, здесь же дан образ барского слуги. В «Конторе» даны курьезные итоги перенесения старых дворянских привычек хозяйствования на но­вые формы общественных учреждений и новые типы конторских служителей из крестьян. В очерке «Бирюк» описан странный, загадочный человек, олицетворяющий собой могучие стихийные силы, которые пока неосознанно бродят в душе русского чело­века.

В следующих далее восьми рассказах тематические фразы смешиваются, и происходит своеобразная тематическая диффу­зия. Однако в самом конце цикла элегическая нота двух расска­зов о дворянине Чертопханове сменяется народной темой в очер­ках «Живые мощи» и «Стучит».

В «Записках охотника» изображается провинциальная Россия, но ощущается мертвящее давление тех жизненных сфер, кото­рые тяготеют над русской провинцией и диктуют ей свои условия и законы.

Первый рассказ данного цикла называется «Хорь и Калиныч». Автор-рассказчик знакомится с помещиком Полутыкиным, страст­ным охотником, который приглашает его к себе в имение, где знакомит со своими крестьянами, которых достаточно высоко ценит. Первый персонаж - Хорь, в образе которого заложен оп­ределенный типаж, довольно распространенный в народе. Хорь хорошо был знаком с практической стороной дела, в его поступ­ках и работе просматривается здравый смысл. Он находится в положении крепостного крестьянина, хотя у него есть возмож­ность откупиться от своего барина.

Его приятель Калиныч является полной его противоположно­стью. У него когда-то была жена, а сейчас живет один. Охота ста­ла смыслом его жизни, давая ему возможность контактировать с природой.

Герои по-разному смотрят на жизнь, воспринимают различ­ные ситуации, даже манеры их абсолютно противоположны.

Автор не идеализирует крестьян. Тургенев увидел в народных типажах людей здравого смысла, трагедия которых состоит в том, что они не могут реализовать свои таланты и возможности. Хорь много видел, знал и хорошо понимал психологию людских отно­шений. «Толкуя с Хорем, я в первый раз услышал простую умную речь русского мужика». Но читать Хорь не умел, а Калиныч - умел, но он лишен был здравого смысла. Эти противоположности в реальной жизни не противоречат друг другу, а дополняют и тем самым находят общий язык.Здесь автор выступил как зрелый мастер народного расска­за, тут определился своеобразный крепостнический пафос всей книги, изображавшей сильные, мужественные, яркие народные характеры, существование которых превращало крепостное право в позор и унижение России, в общественное явление, несовмес­тимое с национальным достоинством русского человека.В очерке «Хорь и Калиныч» характер помещика Полутыкина набросан лишь легкими штрихами, вскользь сообщается о его пристрастиях к французской кухне, а также упоминается о бар­ской конторе. Но отнюдь не случайной оказывается эта стихия. В очерке «Контора» представлены подобные французские при­страстия в образе помещика Пеночника, а разрушительные по­следствия данной стихии показаны в рассказе «Бурмистр».

В данном произведении беспощадно разоблачаются разруши­тельные экономические последствия так называемой цивилиза­торской деятельности верхов. Их манера хозяйствования подры­вает основы труда крестьянина на земле. В очерке «Два помещи­ка», например, рассказывается о хозяйственной деятельности одного важного петербургского сановника, который решил засе­ять маком все свои поля, «так как он стоит дороже ржи, поэтому сеять его выгоднее».С деятельностью этого сановника перекликается хозяйствова­ние на земле помещика Пантелея Еремеевича Чертопханова, ко­торый начал перестраивать крестьянские избы по новому плану. Кроме того, приказал всех своих подданных пронумеровать и на­шить каждому на воротнике его номер. В подобных бесчинствах провинциального помещика видны другие поступки всероссий­ского, государственного масштаба. Здесь автор намекает на дея­тельность Аракчеева - организатора крестьянских военных по­селений.

Постепенно в книге развивается художественная мысль о не­лепости векового крепостнического уклада. Например, в расска­зе «Однодворец Овсяников» дана история превращения неграмот­ного французского барабанщика Леженя в учителя музыки, гу­вернера, а затем и в русского дворянина.

В «Записках охотника» есть рассказы, которые тяготеют к са­тире, так как в них звучит антикрепостническая тема. Например, в рассказе «Льгов» говорится о крестьянине по прозвищу Сучок, который за свою жизнь служил у господ кучером, рыболовом, поваром, актером в домашнем театре, буфетчиком Антоном, хотя его настоящее имя было Кузьма. Имея несколько имен и про­звищ, личность оказалась полностью обезличенной.

Разные судьбы, сочетаясь и перекликаясь с другими, участ­вуют в создании монументального образа крепостного ига, кото­рое оказывает губительное влияние на жизнь нации.

Данный образ дополняет и усиливает природа. Через всю кни­гу красной нитью проходит безжизненный пейзаж. В первый раз он появляется в очерке «Хорь и Калиныч», где упоминается об орловской деревне, расположенной рядом с оврагом. В рассказе «Певцы» деревня Колотовка рассечена страшным оврагом прямо по середине улицы. В очерке «Бежин луг» заблудившийся охот­ник испытывает «страшное чувство», попав в лощину, похожую на котел с пологими бокалами. Образ страшного, проклятого людь­ми места неоднократно появляется в повести. Пейзажи подобного рода концентрируют в себе вековые народные беды и невзгоды, связанные с русским крепостничеством.

(function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || ; w[n].push(function() { Ya.Direct.insertInto(86107, "yandex_ad", { stat_id: 3, site_charset: "utf-8", ad_format: "direct", font_size: 1, type: "horizontal", limit: 3, title_font_size: 1, site_bg_color: "FFFFFF", header_bg_color: "FFFFFF", title_color: "295485", url_color: "666666", all_color: "295485", text_color: "000000", hover_color: "CC0000" }); }); t = d.documentElement.firstChild; s = d.createElement("script"); s.type = "text/javascript"; s.src = "http://an.yandex.ru/system/context.js"; s.setAttribute("async", "true"); t.insertBefore(s, t.firstChild); })(window, document, "yandex_context_callbacks"); Данное произведение лишено патриархального благообра­зия, так как в нем затронут всероссийский социальный конф­ликт, а также сталкиваются и спорят друг с другом два наци­ональных образа мира, две России - официальная, мертвя­щая жизнь, и народно-крестьянская, живая и поэтическая. Кро­ме того, все герои тяготеют к двум разным полюсам - мертво­му или живому.В создании целостного образа живой России активную роль также играет природа. Лучшие герои этого произведения не про­сто изображены на фоне природы, но и выступают как ее про­должение. Таким образом достигается в книге поэтическое ощу­щение взаимной связи всего живого: человека, реки, леса, степи. Душой этого единства является личность автора, слитая с жиз­нью народа, с глубинными пластами русской культуры. Природа тут не является равнодушной к человеку, наоборот, она очень строга в своих отношениях с ним, так как она мстит ему за слиш­ком бесцеремонное и рациональное вторжение в ее тайны, а так­же за чрезмерную смелость и самоуверенность с ней.Особенность национального характера раскрывается в расска­зе «Смерть», где перечисляются трагические истории о смерти подрядчика Максима, крестьянина, мельника Василя, разночинца-интеллигента Авенира Соколоумова, старушки-помещицы. Но все эти истории объединены одним общим мотивом: перед лицом смерти в русском человеке проявляются сердечные струны. Все русские люди «умирают удивительно», так как в час последне­го испытания они думают не о себе, а о других, о близких людях. В этом заключается источник их мужества и душевной выносливости.

Многое привлекает писателя в русской жизни, но и многое отталкивает. Однако есть в ней одно качество, которое автор ста­вит очень высоко, - это демократизм, дружелюбие, живой та­лант взаимопонимания, который не истребили из народной сре­ды, а только, наоборот, заострили века крепостнического права, суровые испытания русской истории.

Имеется в «Записках охотника» еще один лейтмотив - музы­кальная одаренность русского народа, который впервые заявлен в «Хоре и Калиныче». Калиныч поет, а деловитый Хорь ему под­певает. Песня объединяет в общем настроении даже такие проти­воположные натуры. Песня является тем началом, которое сбли­жает людей в радостях и горестях жизни.

В очерке «Малиновая вода» у персонажей есть общие черты: все они неудачники. И в конце очерка на другом берегу незнако­мый певец затянул унылую песню, которая сближает людей, так как через отдельные судьбы ведет к общерусской судьбе и род­нит тем самым героев между собой.

В рассказе «Касьян с Красивой Мечи» среди полей слышен скорбный напев, который зовет в путь-дорогу, прочь от земли, где царят неправда и зло, в страну обетованную, где все люди живут в довольстве и справедливости.

В такую же страну зовет героев песня Якова из рассказа «Пев­цы». Здесь поэтизируется не только пение Якова, но и та духов­ная связь, которую его песня устанавливает в очень разных по положению и происхождению персонажах. Яков пел, но вместе с ним пели и души людей, окружающих его. Песней живет весь Притынный кабачок.

Но Тургенев является писателем-реалистом, поэтому он пока­жет, как такой порыв сменяется душевной депрессией. Далее сле­дует пьяный вечер, где Яков и весь мир в кабачке становятся совершенно другими.

В сборнике имеются рассказы, проникнутые особым лириз­мом. Например, «Бежин луг» по изяществу резко отличается от других новелл данного цикла. Автор много внимания уделяет здесь стихии природы. Путешественник ближе к вечеру сбился с доро­ги и решил выбрать себе ночлег. Выходит на костер, горящий воз­ле реки, у которого сидят крестьянские ребятишки, пасущие коней. Охотник становится свидетелем их разговора. Он в восторге от тех народных повестей, с которыми он познакомился при этом. Интересен рассказ Кости о Гавриле, слободском плотнике, кото­рый столкнулся с русалкой. Он пошел навстречу ей, но внутрен­няя сила остановила его, он положил крест, после чего она пере­стала смеяться и заплакала, сказав: «Убиваться же тебе до кон­ца дней». Здесь сатанинская сила побеждена крестным знамени­ем, но она способна внедрить в человека печаль.

Заканчиваются «Записки охотника» очерком «Лес и степь». Здесь нет героев, но есть тонкое лирическое описание природ­ной стихии, красоты природы и бытия человека в ней. Эти две противоположности не теснят, не мешают, а взаимно дополняют друг друга. И лес, и степь вызывают восторг у путешественника, они ему одновременно нравятся. Человек должен тоже гармони­чески вписаться в природу. Очерк проникнут жизнеутвержда­ющим оптимистическим настроением, так как все это важно для здорового существования людей.

Таким образом, центральный конфликт данной книги сложен и глубок. Бесспорно, социальные антагонизмы здесь обрисованы довольно остро. Безусловно, бремя крепостничества ложится в первую очередь на плечи крестьянина, потому что именно ему приходится терпеть физические истязания, голод, нужду и ду­ховные унижения. Однако Тургенев смотрит на крепостное пра­во с более широкой, общенациональной точки зрения, как на яв­ление, мучительное одновременно и для барина, и для мужика. Он резко осуждает жестоких крепостников и сочувствует тем дворянам, которые сами оказались жертвами крепостнического ига. Ведь совсем не случайно пение Якова Турка вызывает из глаз Дикого Барина «тяжелую слезу».

У Тургенева национально русскими чертами наделены не толь­ко крестьяне; русскими по натуре являются и некоторые поме­щики, избежавшие растлевающего влияния крепостного права. Петр Петрович Каратаев не менее русский человек, чем кресть­яне. Национальные черты характера подчеркнуты и в моральном облике Чертопханова. Он помещик, но не крепостник. Такова же Татьяна Борисовна, патриархальная помещица, но в то же время простое существо, с «прямодушным чистым сердцем».

Автор видит живые силы нации как в крестьянской, так и в дворянской среде. Восхищаясь поэтической одаренностью или, наоборот, деловитостью русского человека, писатель приходит к выводу о том, что крепостное право противоречит националь­ному достоинству, и в борьбе с ним должна принять участие вся живая Россия, не только крестьянская, но и дворянская.

Весну 1846 года молодой Иван Тургенев провёл в орловском имении Спасское-Лутовиново и посетил как-то своих соседок, сестёр Александру и Наталью Беер. Девушки запомнили его восторженное отношение к “громадному таланту” поэта Н. А. Некрасова: “Когда он читал стихотворение Некрасова “Родина”, от которого душа рвётся и болит, дух замирает - и у него только голос прерывался”.

Молодой помещик с детства знал все жестокие капризы, самодурство и простодушное тиранство “барства дикого” (Пушкин), видел, как его властная и своевольная мать угнетает и унижает крепостных крестьян, дворовых и собственных детей. Чувства и мысли гневного некрасовского стихотворения Тургеневу были понятны и потому так волновали его. Но богатый дворянин, учившийся в Петербургском и Берлинском университетах, долго живший в Италии и путешествовавший по Западной Европе, обладал мягкой, лирической, несколько флегматичной натурой, чуждался туманящих разум ненависти, злобы и мести, обличений общественных пороков и разрыва со своей средой и её высокой культурой.

Он заговорил о барстве, угнетении и унижении, крепостном праве, роковом расколе русского общества на господ и рабов совсем другим языком. Не озлобленный мститель и обиженный ненавистник своего класса и дворянских гнезд, а впечатлительный поэт природы и народной жизни, неравнодушный знаток и заступник угнетённого и униженного человека (причём это касалось не только крепостных, но и разночинцев и дворян), деревенский житель с детских лет, увлечённый охотник и путешественник по родной земле, хранитель семейных преданий и народных легенд и поверий, российский просвещённый дворянин и заботливый помещик - таков автор книги совершенно оригинальной и для русской литературы той поры неожиданной именно по причине своего мягкого, меланхоличного гуманизма и тончайшей поэтичности - “Записок охотника”.

С 1847 года в журнале Некрасова “Современник” начинают появляться тургеневские рассказы, эту книгу составляющие. Сам автор называл её “мои очерки о русском народе, самом странном и самом удивительном народе, какой только есть на свете”. Сказано это любящим, достойным сыном своего народа. Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883) прожил долгую и сложную жизнь в литературе, стал автором знаменитых романов, европейски известным писателем. Но недаром чуткий критик и прозаик Александр Дружинин в 1857 году писал о Тургеневе: “...Наш автор только в “Записках охотника” достигнул высшей степени своего развития и остановился на ней и остаётся на ней долгое уже время”. И появившиеся впоследствии тургеневские социальные романы не смогли заслонить высокую поэзию и щемящую художественную правду “Записок охотника”. У книги была великая, отчётливо видимая автором цель. Она своей цели достигла, перешла в реальную жизнь, стала её частью, стала на эту жизнь влиять, меняя её, меняя нас.

Очевидно огромное социальное, общественное значение “Записок охотника”, важная роль этой правдивой и смелой книги в окончательном разоблачении и ниспровержении крепостного права и освобождении крестьян в самодержавной России. Она всем, и в том числе императору, открыла вдруг глаза на невозможность и безнравственность дальнейшего сохранения крепостнического деспотизма в России. Автор показал, кого и как у нас каждый день угнетают, и все увидели живых, реальных людей, своих братьев в человечестве, возникло, как и в гоголевской “Шинели”, острое, мучительное чувство жалости и вины. Тургенев своим участием в благородном деле освобождения справедливо гордился, навсегда запомнил неожиданную встречу на маленькой железнодорожной станции: “Вдруг подходят ко мне двое молодых людей; по костюму и по манерам вроде мещан ли, мастеровых ли. “Позвольте узнать, - спрашивает один из них, - вы будете Иван Сергеевич Тургенев?” - “Я”. - “Тот самый, что написал “Записки охотника”?” - “Тот самый...” - Они оба сняли шапки и поклонились мне в пояс. “Кланяемся вам... в знак уважения и благодарности от лица русского народа””.

Стоит задуматься, за что же мы вот уже 150 лет благодарим автора “Записок охотника”. Сам автор помнил, что он прежде всего поэт-художник, пусть и с безошибочным социальным чутьем, и говорил: “Правда - воздух, без которого дышать нельзя; но художество - растение, иногда даже довольно причудливое - которое зреет и развивается в этом воздухе”.

Его “художество”, его творчество глубоко правдиво и вместе с тем является подлинной поэзией, живущей по собственным законам и не подчиняющейся требованиям минуты, нуждам той или иной политической партии или класса. Русский читатель понял и с благодарностью принял эту художественную правду, хотя и увидел всю требовательность любви автора к своим героям. Не то было с так называемой “общественностью” (это о ней Тургенев сказал позднее: “Общество наше, лёгкое, немногочисленное, оторванное от почвы, закружилось, как перо, как пена”), с русской интеллигенцией, которая усматривала в “Записках охотника” то чисто социальный протест, то чистую поэзию, то славянофильскую проповедь консервативных воззрений.

Всё это можно при желании найти в очерках Тургенева, но книга его - произведение целостное и написана совсем о другом. Сам автор это знал и ответил своим критикам в письме 1857 года к Льву Толстому: “Системами дорожат только те, которым вся правда в руки не даётся, которые хотят её за хвост поймать; система - точно хвост правды - но правда как ящерица; оставит хвост в руке - а сама убежит: она знает, что у ней в скором времени другой вырастет”. Вся реальная правда “Записок охотника” для многих осталась закрытой и неподъёмной. Между тем поэзия тургеневской лирической прозы не должна заслонять главной темы и художественной глубины этой уникальной книги о народной жизни.

Да, автор “Записок охотника” - поэт в прозе, тонкий мечтательный лирик романтической школы Жуковского, певец русской природы. Но при появлении в журнале “Современник” некоторых его очерков критике и читателям сразу вспомнилось совсем другое имя - Гоголь, автор “Мёртвых душ”, поэмы в прозе. Конечно, это очень разные люди и художники. И всё же... Гоголь ведь тоже был замечательным лириком в своей прозе, и особенно в знаменитых авторских отступлениях “Мёртвых душ”. Тургенев писал свои “охотничьи” очерки о русском народе в основном во Франции, книга Гоголя о путешествии Чичикова по России создана в Италии. Неласковая несчастная родина лучше видится нашим писателям на расстоянии, из “прекрасного далека”...

И композиция обоих произведений одинакова: очерки и типы русских людей скреплены воедино образом путешествующего по родной земле рассказчика, только у Тургенева это не одержимый бесцельной деятельностью пройдоха Чичиков (в этом похожий на гончаровского Штольца из “Обломова”), а орловский помещик на охоте, пространство народного бытия сужено до границ этой чернозёмной губернии и в основном включает знакомые места писателя, а авторское “я” выражено с замечательной лирической смелостью, что и делает тургеневскую прозу столь поэтичной. Но это очевидное сходство говорит и о понятном родстве главной идеи Гоголя и Тургенева, о том, что их цель, “сверхзадача” - дать новый образ России и её народа, расколотого, угнетённого сверху донизу, не поступившись при этом реализмом и художественностью и соединив лирику с острой социальной сатирой.

Важно здесь и другое. Вспомнив о вечном путешественнике Гоголе, мы видим, что Тургенев не одинок в своём трезвом и проницательном воззрении на судьбу России и её народа. Самобытная философия русской истории ставит “Записки охотника” рядом с “Обломовым” Гончарова, “Философическими письмами” Чаадаева и “Историей одного города” Салтыкова-Щедрина. Стоит здесь вспомнить “Историю села Горюхина” Пушкина и перепевающую тургеневские идеи поэму Некрасова “Кому на Руси жить хорошо”. Об этом же размышляли Лев Толстой в “Войне и мире” и Достоевский в “Бесах”. Вот какие имена и великие произведения заставляет нас вспомнить скромная, не претендующая на учительство и пророчество книга Тургенева, которую мы давно зачислили в разряд детского чтения.

“Записки охотника” - это книга о народе, его социологическое описание в характерных типах и жизненных ситуациях. Это портреты, точные фотографически, или “дагерротипно”, как тогда говорили. Но точности этой добивается в прозе великий художник и уходит при этом очень далеко от “физиологических” очерков тогдашней натуральной школы и от сентиментальных деревенских рассказов своей учительницы Жорж Санд. И вся поэзия и музыка тургеневской лирической прозы связана с русским крестьянством, представленным здесь в личностях очень разных, но одинаково самобытных и привлекательных. Каждое лицо здесь появляется продуманно и для читателя становится новым открытием, ведущим его к вполне определённым выводам и обобщениям.

Книгу открывает знаменитый рассказ “Хорь и Калиныч”. Чем же он всех читателей потряс при первом своём появлении в журнале? Это портреты двух друзей: эпически спокойного, уверенного в себе крепкого хозяина и хитрого торговца, главы большой семьи Хоря и весёлого, кроткого мечтателя Калиныча. Это очень разные живые люди, умеющие мыслить и чувствовать. Самая дружба их трогательна, вплоть до букетика цветов, подаренных Калинычем Хорю. Потрясло всех тогда то, что крепостные в изображении Тургенева - такие же люди, как все. Особенно удивило то, что писатель сравнил Хоря с великим эпическим поэтом, основательным мудрецом Гёте, а Калиныча - с другим великим немецким поэтом, но мечтательным порывистым лириком - Шиллером. Поэтом и философом изображён и Божий странник Касьян с Красивой Мечи, знающий народные предания и легенды, вспоминающий о вещей птице Гамаюн (которую, кстати, наши штатные мудрецы почему-то не поместили в “элитную” энциклопедию “Мифы народов мира”), умеющий лечить травами и тонко чувствующий поэзию природы и ценность неповторимой жизни любого живого существа.

Именно жизнь простого крепостного люда проникнута подлинной поэзией, будь то мечтательно-лирическая натура обо всех болеющего душой деревенского чудака (таких людей в народе называли юродивыми) и святого Касьяна с Красивой Мечи или из древнерусского жития вышедшая, олицетворяющая спокойное народное долготерпение, грешная и святая Лукерья из “Живых мощей”. Поэзия есть и в самой смерти человека из народа, умирающего просто и достойно (эту тему продолжил потом Лев Толстой в рассказе “Три смерти”). В “Певцах” проникновенно говорится о Якове Турке и его замечательном даре песнопения: “Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нём и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны”. О дворянах и чиновниках, населяющих “Записки охотника”, этого не скажешь, хотя и не всех их автор обличает и разоблачает, не это ему нужно.

“Бежин луг” - гениальное стихотворение в прозе, воспевшее мечтающих о тайнах жизни крестьянских мальчиков. Крестьяне живут и умирают в единстве с великой прекрасной природой, которая делает русскую песню бескрайней и вольной, как степь и небо.

Однако ещё Пушкин заметил, что русские песни часто полны неизъяснимой грусти, а друг Тургенева Некрасов назвал народное пение стоном. У лирика Гоголя печаль выражена тоже в песне: “Будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетённом народе”. И в “Записках охотника” звучит унылая песня даровитых рабов. Стоящий на коленях народ не может остаться на высоте поэзии и правды, на вершинных нотах и захватывающем восторге своей вольной, красивой песни. “Певцы” завершаются падением, безобразной сценой тяжёлого русского пьянства, где несвободные люди тут же забыли красоту и поэзию, ожившую в выразительном голосе Якова Турка.

Кабак становится русским клубом, местом встречи и душевного отдыха заблудших и изверившихся, “заброшенных людей”, здесь царят тяжёлое недоброжелательство, ложь, зависть, злоба, обман, предательство, драка, воровство. Получается, что прав юродивый Касьян: чувства справедливости в русском человеке нет. Да, могучий одинокий Бирюк переступает через свою озлобленность и вражду со всем миром и людьми и по-христиански отпускает крестьянина, но он прощает вора и пьяницу, не умеющего и не желающего работать. А тот потом “отблагодарит” сурового лесника: либо убьёт его, либо дом подожжёт или собаку отравит. Обыкновенная история…

Долготерпение народное переходит в пассивность, бездеятельность, чревато страшным повседневным развалом, рукавоспустием. Всей русской “общественности” с её либеральными иллюзиями и дежурными фразами о демократии и правах человека Тургенев ответил в откровенном письме к убежавшему от этого народа в Лондон старому другу Герцену: “Изо всех европейских народов именно русский менее всех других нуждается в свободе”. Какой уж там “Колокол”… “Народ наш приходится больше жалеть, чем любить. В целом мире на всём пространстве истории трудно указать другой пример, где бы было больше расстояние между простым народом и культурными классами”, - грустно заметил Гончаров. Но объяснение уже есть в художественной мысли тургеневской книги о народе, где до Гончарова показана русская обломовщина во всех классах и сословиях и содержится весомый ответ на будущую статью самоуверенного юноши Добролюбова.

Провидческие мысли “Записок охотника” обобщены потом в трагическом рассказе “Муму”, где бессловесность и покорность могучего, талантливого и симпатичного народа вполне стоят мелочной и простодушной деспотии старой гадкой барыни. Жалко всех: собачку, Герасима, барыню. И сразу вспоминается “Шинель”. Русский литератор и французский граф Е. А. Салиас говорил о прозе Гоголя: “Там есть грязное, но оно плачет”. Пронзительным “гоголевским” чувством жалости к заблудшему, несчастному человеку пронизаны “Записки охотника”.

И не стоит во всем винить крепостное право, царя (кстати, освободителя - на свою же голову) и злых помещиков, русские люди сами виноваты в своём нравственном падении. Они не любят и не хотят работать, вечно ждут подачек, помощи от тех же помещиков, властей, церкви, богатых людей, иностранцев. Поэты природы и охоты оказываются простодушными и хитрыми пьяницами, ворами и профессиональными бездельниками, спокойно сидящими на шее работящих сердобольных русских баб вроде той же мельничихи. Потеряно чувство стыда. Крепостное рабство развратило великий народ, лень, страх и ложь разъели его могучую душу. Его угнетатели выходят из его же среды (см. рассказы “Бурмистр” и “Контора”). Вспоминаются жестокие в своей реальной правде слова другого помещика и писателя Константина Леонтьева из письма В. В. Розанову: “О “пороках русских” напишу я вам в другой раз… Коротко и ясно замечу только, что пороки эти очень большие и требуют большей, чем у других народов, власти церковной и политической. То есть наибольшей меры легализованного внешнего насилия и внутреннего действия страха согрешить”. Понятно, что такой народ будет восставать против власти, помещиков и церкви.

Все эти расхваленные нанятыми историками народные восстания из школьных учебников - дикие и кровавые вспышки ярости и слепой мести рабов, которым ничего не стоит в пьяном разгуле и злобе утопить в реке персидскую княжну, любимую собаку или старика барина с маленьким внуком, повесить поближе к звёздам учёного астронома или разорвать на части врачей во время холерного бунта. И это песня народной души, но в ней - поднимающийся из её глубин мрак, тяжёлая злоба, кровавая пелена обиды и мести, слепая жажда хоть немного пожить по своей вольной воле. Вспомните одновременно с “Записками охотника” созданных “Колодников” А. К. Толстого, ведь это замечательное стихотворение графа и царедворца давно стало народной песней. Оно составляет многое объясняющую в нашем народе и его тяжёлой, мрачной истории дилогию с тургеневскими “Певцами”:

И вот повели, затянули,
Поют, заливаясь, они
Про Волги широкой раздолье,
Про даром минувшие дни.

Поют про свободные степи,
Про дикую волю поют,
День меркнет всё боле, - а цепи
Дорогу метут да метут...

О “дикой воле” мечтают и тургеневские певцы, которые тоже в цепях, пусть и незримых. Самое страшное, что беспощадный русский бунт - именно бессмысленный, по точному слову Пушкина, ибо ничего не меняет в народной судьбе: люди, отведя наболевшую душу и пролив реки крови, остаются крепостными рабами в тоталитарном государстве, идут на плаху за “хорошего царя” (а таковых в России никогда не было и не будет) и потому лишь меняют хозяев-угнетателей, служат им за чёрствый кусок хлеба и дырявую крышу над головой, и не помышляя о личной свободе, самоуважении и достойном труде и справедливой плате за этот труд. И обо всём этом с тревогой думал лиричный автор “Записок охотника”.

Рассказ “Стучит!” - это повесть о русском преступлении, на которое так легко шли крестьяне. Здесь уже намечены темы прозы Достоевского и Лескова. А в так и не дописанном рассказе “Землеед” Тургенев рассказывает и о русском бунте: отчаявшиеся крестьяне убили жестокого помещика, заставив его съесть семь фунтов чёрной земли, которую он у них незаконно отнял. Поэма о народе и русской природе переходит в скорбь и гнев зрячей сатиры, писатель и об этих людях умеет сказать реальную правду. Ведь говорил же он славянофилу Константину Аксакову (сатирически изображённому, кстати, в рассказе “Однодворец Овсянников”) по поводу “Записок охотника”: “Я вижу трагическую судьбу племени, великую общественную драму там, где Вы находите успокоение и прибежище эпоса”.

Столь же страшный развал, упадок, ограниченность, духовное и материальное оскудение видны в изображениях дворян и чиновников. Да, в таких фигурах, каковы помещики Пеночкин, Стегунов и Зверков, крепостники разоблачены, показаны жестокими ничтожествами. Но и другие дворяне не лучше. Их портреты писаны сатирическим пером, и здесь, особенно в незавершённом рассказе “Русский немец и реформатор”, Тургенев продолжает “Мёртвые души” Гоголя и предвосхищает разоблачительную прозу М. Е. Салтыкова-Щедрина, его “Историю одного города”.

Но на этом писатель не останавливается: не случайно органичной частью “Записок охотника” является рассказ “Гамлет Щигровского уезда”, язвительная и правдивая сатира на нарождающуюся русскую интеллигенцию, достойное введение к социальному роману “Рудин”. Рассказ “Конец Чертопханова” написан много позднее, и это уже прозорливое предсказание трагического конца русского дворянства, с прискорбным простодушием и сословной спесью пробавлявшегося балами, красивыми “романами”, псовой охотой, лошадьми да цыганами и в решающий момент истории не сумевшего защитить себя, своих детей и великолепные дворцы и имения, беспомощного царя, богатейшую, могучую империю, великую культуру. И для исторического контраста и сравнения в книге Тургенева рассказывается о роскошной жизни старого барства екатерининских времен (“Малиновая вода”), о таких могучих, цельных личностях, как граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский (“Однодворец Овсянников”). Всё ушло, измельчали и обнищали дворяне, само их затянувшееся крепостничество и барское самодурство - недальновидное, мелочное, неумное, угнетающее придирчивой, недалёкой жестокостью, и недаром Хорь и бурмистр смеются над своими разоряющимися помещиками. Вдруг становится ясно, что всё это долго не продлится и очень плохо кончится, и такая пророческая мысль особенно потрясла дворян, прочитавших правдивую книгу об их крепостных рабах.

“Записки охотника” Тургенева - книга непростая, её надобно уметь читать правильно и без купюр, всю насквозь, пользуясь реальным комментарием и безотказным словарем В. Даля. Здесь нет ничего лишнего или неудачного, всё служит авторскому замыслу, главной цели. И нужно знать русскую историю, язык и предания, высокохудожественной страницей которых это многосложное сочинение является.

Но всё сказанное вовсе не отменяет того очевидного обстоятельства, что тургеневская книга полна поэзии и правды русской природы и народной жизни. Всё здесь объёмно, зримо, полно красками, звуками, запахами. Французский писатель Альфонс Доде оценил богатство лирической прозы своего русского друга: “У большинства писателей есть только глаз, и он ограничивается тем, что живописует. Тургенев наделён и обонянием и слухом. Двери между его чувствами открыты. Он воспринимает деревенские запахи, глубину неба, журчание вод и без предвзятости сторонника того или иного литературного направления отдаётся многообразной музыке своих ощущений”.

Автор этой великой книги о русском народе лучше нас понимал её социальный смысл и звучание, её историческое значение: “Бывают эпохи, где литература не может быть только художеством - а есть интересы высшие поэтических интересов”. И всё же его “Записки охотника” и поныне остаются одной из самых светлых, поэтичных, художественных книг русской литературы. И произошло это потому, что героем книги стал не только русский народ, но и русский язык, о котором автор “Записок охотника” сказал пророчески:

“Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! - Не будь тебя - как не впасть в отчаяние, при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!”

И.С.Шмелева

В статье рассматривается специфика тургеневского изображения народной жизни и её представителей, отразившаяся в цикле "Записки охотника" и тематически примыкающих к нему повестях; на примере анализа рассказов Б.К.Зайцева и И.С.Шмелева прослеживаются основные векторы наследования традиции Тургенева в творчестве русских писателей-эмигрантов. Ключевые слова: "тургеневское", русскость русского человека.В статті розглядається специфіка тургенєвського зображення народного життя та його представників, що втілилася в циклі "Записки мисливця" й оповіданнях, що тематично близькі до нього; на прикладі аналізу оповідань Б.К.Зайцева та І.С.Шмельова простежуються основні вектори наслідування традиції Тургенєва в творчості російських письменників-емігрантів. Ключові слова: "тургенєвське", руськість російської людини.The article focuses on the peculiarity of Turgenev"s representation of folk life and its members that was portrayed in "Sportsman"s Sketches" and thematic related narratives. Exemplificative of analysis of narratives by Boris Zaytsev and Ivan Shmelev the new vectors of Turgenev"s tradition inheritance in creative work of Russian writers in emigration are being deduced.Key words: "turgenevskoye", Russian peculiarity of Russian human being.И.С.Тургенев, как это отмечали многие современники и ценители его творчества, знал русский народ не понаслышке, а изнутри. "Записки охотника" являются самым ярким и убедительным тому свидетельством. Русскость русского европейца Тургенева, написавшего большую часть своих знаменитых очерков во Франции, по их прочтении не поддавалась никаким сомнениям, ведь со страниц этой книги, по которой изучали Россию европейцы, глядела вся Русь и весь её народ в широком значении этого слова. Тема русского народа в творчестве Тургенева изучена в современном литературоведении достаточно глубоко и широко. К ней неоднократно обращались ведущие тургеневеды, среди которых необходимо назвать Г.Б.Курляндскую, Р.Ю.Данилевского, А.И.Батюто, Л.Н.Назарову, С.Е.Шаталова, В.А.Громова. В рамках же данной статьи нас будет интересовать преемственность традиции Тургенева в изображении народа в прозе русских писателей-эмигрантов, а именно в таком аспекте обозначенная тема в зарубежном и отечественном литературоведении еще не поднималась.Как верно заметил Б.Зайцев, "Записки охотника" И.С.Тургенева с течением времени не утратили своей поэтической прелести и глубокого смысла. В "Записках..." - всё "поэзия, а не политика. <...> От крепостного права следа не осталось. Художество маленьких тургеневских очерков не потускнело" . Но поэзия никогда не мешала правде, а лишь усиливала впечатление от неё. Поэтому можно сказать, что любовь к России, к её природе и к её обитателям и насельникам, типизированные образы представителей разных слоев русского общества, выражающие определенные проявления русского национального характера, являются доминантами тургеневского очеркового цикла.Для русской литературы 1840-х годов одухотворенные поэзией рассказы писателя стали новаторскими. Завоевание Тургенева заключалось в преобладании "субъективно-авторского начала на всех ведущих уровнях прозаического произведения - повествовательном, сюжетном, характерологическом" (что делало эти небольшие по объему вещи поэтически выразительными и сближало их со стиховой стихией). Повествование ведется от персонифицированного лица, и то, что это лицо - охотник, имеет существенное значение. Тургенев считал пристрастие к охоте национальной чертой русского человека, и барина, и мужика. Рассказчик- охотник, благодаря своей страсти, знакомится с разными людьми, живет простой жизнью и пытается проникнуть в её смысл, так происходит не искусственное сближение бар и мужиков, а естественное общение на основе общего интереса, позволяющее лучше понять друг друга. Но важным представляется то, что смысл охоты заключается не только в ловле добычи, хотя для Тургенева это тоже было очень захватывающим: страсть к охоте благородна и наследственна, она коренится в национальной традиции. Смысл охоты еще и в том, как философски отметила О.Земляная, что "мы в этом мире, по большому счету, охотники за тайной смысла жизни" . И надо сказать, что, кроме тетеревов и вальдшнепов, Тургенев сумел, приохочиваясь в разговорах с крестьянами и наблюдениях за ними, добыть особые трофеи для всей русской литературы. Он обнаружил и приоткрыл тайны русского человека в их великом множестве и по сей день до конца непостижимой глубине.Во многих рассказах Тургенева, не входящих в цикл "Записки охотника", также есть запоминающиеся и яркие образы представителей русского народа. Прежде всего, это относится, конечно, к Герасиму, немому великану из рассказа "Муму". Ставшее хрестоматийным произведение в наши дни поражает своим глубоким смыслом и философским провидением, а также тонкой поэтичностью реалистических описаний. Вот уже где бытие передается через быт, смысл через молчание, проза через поэзию. И.Аксаков оценил этот рассказ справедливо и точно: "Мне нет нужды знать: вымысел ли это, или факт, действительно ли существовал дворник Герасим, или нет. Под дворником Герасимом разумеется иное. Это олицетворение русского народа, его страшной силы и непостижимой кротости, его удаления к себе и в себя, его молчания на все запросы его нравственных, честных побуждения... Он, разумеется, со временем заговорит, но теперь, конечно, может казаться немым, и глухим; теперь, покуда он удалился к себе на родину. Весь рассказ чрезвычайно жив. <...> Есть какая-то сдержанность, придающая еще более силы всему рассказу, слышится будто присутствие другой, глубокой мысли, лежащей за рамками произведения и не исчерпываемой произведением" . Можно предположить, что такое безропотное подчинение Герасима воле барыни, а также его немота, свидетельствующая как о покорности, так и о богоизбранничестве, рассматривались писателем в качестве атрибутов национального характера в смысле его христианской составляющей, глубокой нравственной силы, лежащей в основе древнерусской христианской традиции (Тургенев не забывает отмечать, что Герасим верующий человек, совершающий молитву перед образами). Ученый С.Бровер в своем интересном исследовании утверждает в этой связи, что в тургеневском тексте некоторые мотивы в их комплексе формируют ассоциативный ряд с персонажами русского фольклора и христианской мифологии. Образ Герасима в интертекстуальном плане связан с образом героя эпоса Василием Буслаевым, а также со св. Христофором" . Он отмечает, что аскетическое поведение героя и его молчание может вызывать коннотации с типом православных святых молчальников. Этот персонаж может восходить также и к бытовавшему в древней русской православной традиции образу св. Христофора, представляемому в виде чудовищного немого великана, обращенного в христианство . Но, с другой стороны, учитывая всегдашнюю трезвость размышлений писателя, молчание крестьянина не могло не рассматриваться им глубже, ведь едва уловимые изменения в безукоризненном поведении Герасима после его возвращения в деревню отмечаются, хотя, конечно, будущей необузданной силы революционного народа Тургенев видеть в Герасиме не мог. Но такова судьба всех великих произведений: в них потомки прочитывают больше, чем хотел сказать сам автор.Важно подчеркнуть также и то, что Герасим - сын полей и лугов русских, приволья русской деревенской жизни, трудно приживался в чужой ему городской жизни. Лишь возвращаясь в деревню, он с радостной решимостью торопиться, "как будто мать-старушка ждала его на родине" . На родной дороге, среди сельского раздолья он чувствует себя русским богатырем, хозяином русской земли, к которой льнет, стосковавшись по ее силе, а она вбирает его в свое лоно. Поэтическое описание возвращения Герасима на родину психологически и эмоционально созвучно строчкам из рассказа Б.Зайцева "Аграфена", когда автор описывает возвращение намаявшейся от городской жизни героини в родное село. Причем Зайцев как бы подхватывает невысказанное Тургеневым о чувствах Герасима, спрятанных в немоте его могучего тела, и говорит нам о загнанности и о нерастраченности душевных сил героев, идущих на дорогую родину в жажде найти там пристанище. Сравним отрывки: "Ночь шла оттуда. Перепела сотнями гремели кругом, взапуски перекликивались коростели. Герасим не мог их слышать, не мог он слышать также чуткого ночного шушуканья деревьев, мимо которых его проносили сильные его ноги, но он чувствовал знакомый запах поспевающей ржи, которым так и веяло с темных полей, чувствовал, как ветер, летевший к нему навстречу - ветер с родины, - ласково ударял в его лицо, играл в его волосах и бороде; видел перед собой белеющую дорогу - дорогу домой, прямую как стрела; видел в небе несчетные звезды, светившие его путь, и как лев выступал сильно и бодро, так что когда восходящее солнце озарило своими влажно-красными лучами только что расходившегося молодца, между Москвой и им легло уже тридцать пять верст." ; "От станции Ферязи до её родной деревни считали тридцать верст. Она купила на базаре вдовий платочек, надела зипун, как богомолка, священным путем странников, меряющих родимые пустыни, тронулась в путь.О, ты, родина! О, широкие твои сени - придорожные березы, синеющие дали верст, ласковый и утолительный привет безбрежных нив! Ты, безбрежная, к тебе припадает усталый и загнанный, и своих бедных сынов ты берешь на мощную грудь, обнимаешь руками многоверстными, поишь извечной силой. Прими благословения на вечные времена, хвала тебе, Великая Мать.Так брела Аграфена, широко ступая ногами в лаптях, упираясь рукой в длинный посох. И ее душа была раскрыта, детскими глазами глядело в нее вечно синеющее небо, и ветерок-ласкатель звенел в ушах, опьянял" . В этих двух рассказах герои в городе познали горе, похоронили свои надежды на любовь, оба остались одинокими и единственное место, готовое их принять и куда они стремятся (Аграфена по совету священника, а Герасим по собственному наитию), их родина - село, где они родились, раньше жили и работали. Туда они идут радостно, впивая в себя зрелище родного, ощущая родственность неба и ветра. Эти совпадающие у обоих авторов образы неба и ветра, вольных первозданных стихий, подчеркивают широту и открытость душ героев. В монолитной цельности их характеров, в выпавших им на долю страданиях и несправделивостях можно также усмотреть определенную литературную параллель, невольную, а, возможно, сознательную аллюзию.Образ русского народа ярко и полно запечатлен на страницах рассказов Тургенева, но в судьбе русского народа проницательному писателю виделась "трагическая судьба племени", которая с особенной мощью проявится в двадцатом веке русской истории. Эту тему именно в таком ее осмыслении подхватят следующие поколения русских писателей (И.Бунин, Евг.Замятин, М.Горький, А.Ремизов, А.Куприн, С.Сергеев-Ценский и другие), но собственно "тургеневское" с очевидностью прослеживается в ряде рассказов И.С.Шмелева, посвященных крестьянской жизни в до и послереволюционной России.Шмелев, как и Тургенев, любил и хорошо знал русский народ. Один из лучших критиков творчества писателя И.А.Ильин в известной своей книге "О тьме и просветлении" верно отметил, что предметом творчества писателя является "русский человек и русский народ - в его подъеме и в его падении, в его силе и его слабости, в его умилении и в его окаянстве. Это русский художник пишет о русском естестве. Это национальное трактование национального" . Действительно, Шмелев не понаслышке знал характер русского человека, он близко соприкасался с ним в быту, начиная с раннего детства. Писатель вспоминал: "В нашем доме появлялись люди всякого калибра и всякого общественного положения. <...> Тьма народу. <...> Слов было много на нашем дворе - всяких. Это была первая прочитанная мною книга - книга живого, бойкого и красочного слова. Здесь, во дворе, я увидел народ. Я здесь привык к нему и не боялся ни ругани, ни диких криков, ни лохматых голов, ни дюжих рук. <...> Здесь я слушал летними вечерами, после работы, рассказы о деревне, сказки и ждал балагурства. <...> Здесь я узнал запах рабочего пота, дегтя, крепкой махорки. Здесь я впервые почувствовал тоску русской души в песне, которую пел рыжий маляр. <...> Здесь я получил первое и важное знание жизни. Здесь я почувствовал любовь и уважение к этому народу, который все мог" .В 1912 г. Шмелев написал рассказ "Под небом", принадлежащий по тематике к охотничьим рассказам. Если принять мысль о том, что в тургеневских охотничьих рассказах главным было обнаружение тайн смысла жизни, то в повествовании Шмелева эта тайна, за которой охотился рассказчик, любитель охоты, и его помощник со странным именем Дробь, оказывается почти найденной и раскрытой. Только оказывается, что открывается она не всем, а лишь тем, кто может увидеть и услышать настоящее, скрытое под внешней оболочкой жизни: "Как ежели кто поймет всю суть жизни, так такая в нем может произойти радость. И все ему радостно!" . Но и по формально-содержательным признакам рассказ Шмелева выглядит интертекстуальным по отношению к известному тургеневскому художественному циклу. Имеются в виду: общая канва (двигателем фабулы является охота); сказочно-завораживающий рассказ Дроби звездной ночью при свете костра под таинственные голоса ночи и крики птиц, напоминающий ситуацию "Бежина луга" и внешним рисун­ком, и самой волшебной историей, звучащей как народное предание; и прочитываемый тематический мотив несправедливости жизненного устройства, подчеркнутый введением в повествовательную ткань истории о зверствах барина, издевавшегося над своими крепостными; и в обилии присутствующие описания дивной природы, принимающие черты лирико-поэтических зарисовок; и прием раскрытия характера героев через их отношение к природному миру.Повествование, как и в тургеневских "Записках охотника", ведется персонифицированным рассказчиком, служащим больницы. Он страстный охотник и любит природу, что также роднит его с тургеневским рассказчиком: "Я люблю глухие места, и лесные ночлеги, и зыбкие, таинственные голоса из неизвестной дали. И грозы, захватывающие на бездорожье, и путающиеся тропки, и завтрашний день, таящийся за ночью" . Он также любит смотреть в небо и думать, глядя в его безбрежную синеву. Сравним отрывки из тургеневского "Касьяна с Красивой Мечи" и рассказа Шмелева: "Удивительно приятное занятие лежать на спине в лесу и глядеть вверх! Вам кажется, что вы смотрите в бездонное море <...> Волшебными подводными островами тихо наплывают и тихо проходят белые круглые облака <...> Вы глядите: та глубокая, чистая лазурь возбуждает на устах ваших улыбку, невинную, как она сама, как облака по небу, и как будто вместе с ними, медлительной вереницей, проходят по душе счастливые воспоминания, и все вам кажется, что взор ваш уходит дальше и дальше и тянет вас самих за собой в ту спокойную, сияющую бездну, и невозможно оторваться от этой вышины, от этой глубины." . У Шмелева читаем: "Я лежал и смотрел в небо. Что там, в его глубине? Какие миры таятся и какие царства созидаются? И не ползут ли там тайны? И не тянется ли там небо, тихое, бесстрастное? Путались мысли, давила истома. Ни говорить, ни думать. Лежать только под солнцем, отдаться разлитому кругом, тихому, незнаемому." (11, т. II, с. 487). Из этих эмоциональных лирических фрагментов понятно, насколько близки к природе герои, как чутко они переживают все с нею связанное, сколько разных мыслей и ощущений она вызывает у них.Собираясь поохотиться в глухих лесных местах, в таинственном Провале, рассказчик ищет проводника, который мог бы провести его по тем местам. Проводником оказывается Дробь, худой и изможденный, с острым запахом заношенного платья. Сразу он напоминает тургеневского бывалого охотника и проводника, непутевого бродягу Ермолая: Дробь "бродит, пожалуй, где-нибудь по уезду, выискивает материалец для чучел, слушает зябликов и считает звезды. Добывает сторожкого зимородка..." . Но при дальнейшем знакомстве с героем оказывается, что этот образ вмещает черты и других тургеневских персонажей: Касьяна с Красивой Мечи и Калиныча (героев "Записок охотника") и Егора, простого и тихого крестьянина из "Поездки в Полесье". Особая чуткость к природе, умение слышать ее голоса, видеть ее красоту и наслаждаться ею, вся его ищущая высшего смысла жизни "детски-чистая душа", таящая красивый мир, сближает Дробь с названными тургеневскими героями. Именно Дроби дано было увидеть несказанную красоту этого страшного и заповедного места - Провала: "ни в какой стране мира нет подобного сему зрению природы и правды Божией!.. Ибо много слез приняла та земля." . Ему дано было выжить в непроходимых и смертоносных болотах и перепутанных кущах, закрывающих от праздного человеческого глаза озеро с зеркальной поверхностью вод, по которому плавают дивные белые лебеди, и ему удалось привести туда охотника и еще раз увидеть эту дивную красоту и даже заметить одинокого белого лебедя. Это стало возможным благодаря тому, что у него был тот "дух силы" душевной, нравственная чистота и вера в божественное, чего так не хватало охотнику. Дробь шел по болоту с восторгом в сердце, в предчувствии чуда, что вело его и давало силы поддерживать охотника. Он помог ему не пропасть в болотах, ведя его, "как ребенка, бережно, с тихим укором заглядывая в глаза. - Маловерье! - говорил он. - Дух силы надо иметь, и не будет страшно. И здесь-то, на природе Божией, надо, а там-то, с людями-то..." . Как Дробь спас охотника от верной смерти, обнявшись с ним грудь с грудью, как спокойны и светлы были его глаза и тих и ласков голос, успокаивающий и отвлекающий охотника от роя страшных и нехороших мыслей, как он вывел наконец своего спутника к светлым водам озера, - все это создает эмоциональную аллюзию, ведущую к образу тургеневского Егора, который твердой рукой "с обычной своей улыбкой" протягивал измученному тягостными мыслями барину бутылочку, "всю наполненную светлой влагой", и этим освобождал его от мрака пессими­стических раздумий. Тургеневский лирический герой тогда же почувствовал, как "чья-то могучая рука одним взмахом вынесла" его "на свет божий", и он с уверенностью отдался своему провожатому .От спокойного и светлого шмелевского проводника исходила "ободряющая сила", сила духа простого человека, верящего в божественные чудеса. В рассказе Б.Зайцева "Студент Бенедиктов" также именно человек из народа, безымянный старик на плоту, помогает герою понять важную жизненную истину: люди на земле связаны страданиями, болезнями, смертью. Старик на примере собственной жизни показывает студенту, как надо терпеть, молчать и не жаловаться, потому что все в сущности равны перед природой, жизнью и небытием. Тургеневский Егор из "Поездки в Полесье" со своим спокойным молчанием, терпеливым несением жизненных горестей, и зайцевский старик со своей немудреной правдой, и шмелевский Дробь - звенья одной цепи, представители русского народа, несущие в себе специфические черты русского национального характера.Дробь приводит охотника к озеру, но нетронутая его гладь не приносит герою чувства облегчения, испытанного освежившимся водой тургеневским рассказчиком. Если Дробь с восторгом смотрит на открывшиеся ему островки и калинку и силой своего духа вызывает мимолетное видение белого лебедя, то его товарищу увиденное не говорит ни о чем: островки дремлют на солнце, торчат какие-то кустики, и светлые воды лежат, как мертвые. У охотника нет "духа силы пройти и узреть счастье" . И лишь когда нерадостные раздумья о смысле собственной жизни переходят у него в ощущение своей принадлежности к живому миру природы, своей соотнесенности с ней, тогда уже перед двумя забредшими на Провал путниками предстает ослепительной красоты одинокий белый лебедь, скользящий по поверхности вод. Лишь на несколько минут показался он им и оставил в душе каждого неизгладимый след от прикосновения к тайному смыслу жизни. Так, тургеневский лирический герой из "Поездки в Полесье" приходит к пониманию смысла природной гармонии, заключающейся в уравновешенном взаимодействии и крепкой взаимосвязанности всего порожденного ею, а в душах шмелевских персонажей поселяется смутное желание сделать сказкой ту серую, безжалостную, суровую и тягостную жизнь, которая царит за пределами волшебно-божественного оазиса. Кроме того, если Тургенев останавливается в понимании философии природы на ее метафизической сущности, то Шмелев пока что еще робко, сквозь пантеистическую вуаль, но все же приближается к восприятию природного мира как выражения божественной красоты, сотворенной Отцом небесным на радость людям. Белый лебедь в этом контексте является символом чистоты и красоты мира Божьего.Психология героев рассказа раскрывается с помощью передачи их реакций на природный мир, что также восходит к сложившемуся в "Записках охотника" принципу изображения внутреннего мира персонажей через их отношение к природе. В душе Дроби природа отражается своими ласковыми, спокойными и светлыми чертами, вызывая у него постоянный восторг. Она по-детски приветлива и открыта ему, он слышит ее голоса и старается проникнуть в их смысл. Он чувствует даже дыхание притаившейся трясины, как Павлуша из "Бежина луга", который различает и плеск щуки в реке, и крик цапли над ней. У рассказчика же, обессиленного раздвоенностью душевных порывов (когда один голос, сидящий в нем, запрещает ему думать о светлом и добром, а другой кричит о божественной красоте мира), природа вызывает желание раствориться в ней и одновременно ощущение всеобщего обмана, который закрыл от людей истинный смысл "тишины райской", окутавшей созданный Богом мир: "Вдали от людского боя и шумов, на поляне, в густых мхах и росе, в солнце и под небом, среди болот и топей, в этой природной гуще - я близок был этой извечной силе. Она брала меня и растворяла. И был я ее ничтожным кусочком, червем, и веткой осинки, и каплей росы, и мхом, и трещинкой на старом пне, и струйкой янтарной смолы, играющей душистым яхонтом. И Дробь, согнувшийся, как болотный кустик, был близок мне; и серый дятлик, присматривающийся и беззаботный" . В рассказе Шмелева ощутимым становится измельчание характера лирического героя по сравнению с тургеневским рассказчиком, который соединяет в своем сознании и экзистенциальное ощущение жизни и разумение немудреных истин простых крестьян, берущих начало в христианской традиции. Герой Шмелева растерян перед тайнами природы и тайнами души простого человека: "Где мой Бог и моя правда, и моя вера? И где мои цели? Зачем пестрые лоскутки лежат на пути моем, и воля моя дрябла, и нет во мне безграничных жгучих стремлений?" . Он ждет от какой-то внешней силы установления райского порядка в мире, который успокоил бы его душу. Ему не хватает ни веры в неизвестного Хозяина, могущего переделать эту неудовлетворяющую его жизнь, ни воли изменить что-либо в себе самом, ни сердца, чтобы принять зыбкую правду Дроби, свято верящего в историю о святом старичке Угоднике Божьем, который с помощью волшебной палочки восстановил справедливый порядок в жизни целой деревни. Бунин называл такую черту русского человека болезнью, когда человек в ожидании чего-то неизвестного и призрачного ничего не делает и вздыхает, как его герой Николка Серый из "Деревни": "Какая эта старая русская болезнь, это томление, эта скука, эта разбалованность - вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным кольцом и все за тебя сделает: стоит только выйти на крылечко и перекинуть с руки на руку колечко" .В финале рассказа у Шмелева появляется интересный образ. Он вырастает на фоне уплывающей грозовой тучи из кажущегося очертаниями грача черного пятна: "Нет, это мужик. Стоит, как черный столб на распутье" . Вот этот мужик, стоящий на распутье, вызывает ассоциации с национальной душой русского человека, сотканной из небывалых противоречий. О противоречивых крайностях русского народа, русской национальной души говорили и Тургенев, и Лесков, и Достоевский, и Горький, и Бердяев, и Бунин, и Шмелев, и Куприн и т.д. Так, Бунин в "Окаянных днях" писал, наблюдая над изменяющимся в дни бедствий обличьем и поведением людей: "Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом - Чудь, Меря. Но и в том, и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, "шаткость, как говорили в старину. Народ сам сказал про себя: "из нас, как из древа, - и дубина, и икона", - в зависимости от обстоятельств, от того, кто это древо обрабатывает: Сергей Радонежский или Емелька Пугачев" .Таким образом, тургеневские рассказы, главными героями которых были представители русского народа, обращены к проблеме русского национального характера. Писателя интересовал не только и не столько быт русского крестьянина, сколько его морально-нравственные устои. Не идеализируя русского мужика, а поэтически воспроизводя его реальный облик, писатель в своих охотничьих рассказах и других произведениях дал полноценную картину русского морально-общественного быта, из которой вырастала проблема духовно-исторического бытия страны и народа. Такой подход к изображению русского человека требовал неподдельной любви к предмету, больших знаний и огромного поэтического таланта. Тургеневская традиция проникновенного, сочувственного, но не идеализированного изображения народной жизни была воспринята русскими писателями двадцатого века. В частности, Шмелев, как было показано, в некоторых своих крестьянских рассказах прямо восходит к традиции тургеневских "Записок охотника", наследуя как внешнюю канву, так и внутреннюю структуру повествования, включая проблемно-тематический компонент, психологические и художественно-изобразительные приемы. При этом "тургеневское" в изображении национального характера русского крестьянина ярко проявлялось в его творчестве лишь дискретным образом, сохраняя в целом главную доминанту тургеневских рассказов - поиски смысла человеческой жизни в любых ее выражениях, а также любовь и сострадание к человеку. Такое проявление наследования традиции, безусловно, объясняется коренными изменениями общественно-исторической жизни России в двадцатом веке, диктовавшей свои реалии и способы их отображения в художественном произведении. Это особенно остро ощущалось в условиях жизни русских писателей в эмиграции, когда угол зрения художников резко сместился, и в главном ракурсе оказалось то "немеркнущее ядро духа" (Зайцев) российского народа, то ценное и светлое в прошлой российской жизни, что необходимо было сохранить и запечатлеть в художественном слове. Это было важно для самих писателей-эмигрантов и для их потомков, потомков их потомков - сохранить и передать в достоверном виде, чтобы помнили, ценили и, главное, смогли возродить Россию в ее духовном облике. В этом смысле представляется существенной тургеневская концепция изображения народа, выраженная им в статье, посвященной разбору гетевского "Фауста": "Жизнь каждого народа можно сравнить с жизнью отдельного человека, с той только разницей, что народ, как природа, способен вечно возрождаться" . Эта мысль была органически близка стоящим перед писателями-эмигрантами задачам. Тургенев из своего относительно спокойного девятнадцатого века, пребывая в окружении и ощущении общеевропейской культуры, придал литературе о народе универсальный гуманистический импульс, который и был унаследован его продолжателями, как и тургеневская русскость, "русскость русского человека", сохранить которую в своем творчестве и призваны были писатели-эмигранты. Но свои акценты расставляла российская история, лишь усугубившая трагический пафос творчества великого классика русской литературы.ЛитератураБровер С. "Муму" И.С. Тургенева / С. Бровер // Концепция и смысл: сб. статей в честь 60-летия проф. В.М.Марковича; под ред. А. Б. Муратова, П. Е. Бухаркина. - СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996. - 380 с.Бунин И. А. Окаянные дни / Иван Бунин. - Репр. изд. - [Воспроизводится по изданию: собрание сочинений И.А.Бунина, т. 10, "Петрополис", Берлин, 1935] - М. : Советский писатель, 1990. - 175 с.Егоров О. Г. та Ы. Романы И.С.Тургенева: проблемы культуры [Текст] : монография / О. Г. Егоров, Т. А. Савоськина, Н. Н. Халфина. - М. : Изд-во МГПИ им. В.И.Ленина "Прометей", 2001. - 224 с.Зайцев Б. К. Жизнь Тургенева / Б. К. Зайцев / Далекое. - М. : Советский писатель, 1991. - 512 с.Зайцев Б. К. Осенний свет: Повести, рассказы / Б. К. Зайцев. - М. : Советский писатель, 1990. - 544с.Земляная О. И.С.Тургенев об особенностях национальной охоты / О. И. Земляная // Звезда. - 1998. - № 10. - С. 150-155.Ильин И. А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики: Бунин. Ремизов. Шмелев / Иван Ильин. - М. : Скифы, 1991. - 216 с.См. об этом подробно: Бровер С. "Муму" И.С.Тургенева / С. Бровер // Концепция и смысл: сб. статей в честь 60-летия проф. В.М.Марковича; под ред. А. Б. Муратова, П. Е. Бухаркина. - СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996. - 380 с. - С. 241-264.Тургенев И. С. Полн. собр. соч. : в 30 т. Соч. : в 12 т. - / И. С. Тургенев. - Т. 2. - М. : Наука, 1978.Тургенев И. С. Собрание сочинений: в 10 т. / Иван Тургенев. - М. : Госуд. изд-во художественной литературы, 1962. Тексты цитируются по этому изданию: римская цифра указывает том, арабская - страницу.Шмелев И. С. Собрание сочинений: в 12 т. / Иван Шмелев. - М. : Сибирская Благозвонница, 2008. Тексты цитируются по этому изданию: римская цифра указывает том, арабская - страницу.

Ещё о “Записках охотника” И.С. Тургенева

Весну 1846 года молодой Иван Тургенев провёл в орловском имении Спасское-Лутовиново и посетил как-то своих соседок, сестёр Александру и Наталью Беер. Девушки запомнили его восторженное отношение к “громадному таланту” поэта Н.А. Некрасова: “Когда он читал стихотворение Некрасова “Родина”, от которого душа рвётся и болит, дух замирает - и у него только голос прерывался”.

М олодой помещик с детства знал все жестокие капризы, самодурство и простодушное тиранство “барства дикого” (Пушкин), видел, как его властная и своевольная мать угнетает и унижает крепостных крестьян, дворовых и собственных детей. Чувства и мысли гневного некрасовского стихотворения Тургеневу были понятны и потому так волновали его. Но богатый дворянин, учившийся в Петербургском и Берлинском университетах, долго живший в Италии и путешествовавший по Западной Европе, обладал мягкой, лирической, несколько флегматичной натурой, чуждался туманящих разум ненависти, злобы и мести, обличений общественных пороков и разрыва со своей средой и её высокой культурой.

Он заговорил о барстве, угнетении и унижении, крепостном праве, роковом расколе русского общества на господ и рабов совсем другим языком. Не озлобленный мститель и обиженный ненавистник своего класса и дворянских гнезд, а впечатлительный поэт природы и народной жизни, неравнодушный знаток и заступник угнетённого и униженного человека (причём это касалось не только крепостных, но и разночинцев и дворян), деревенский житель с детских лет, увлечённый охотник и путешественник по родной земле, хранитель семейных преданий и народных легенд и поверий, российский просвещённый дворянин и заботливый помещик - таков автор книги совершенно оригинальной и для русской литературы той поры неожиданной именно по причине своего мягкого, меланхоличного гуманизма и тончайшей поэтичности - “Записок охотника”.

С 1847 года в журнале Некрасова “Современник” начинают появляться тургеневские рассказы, эту книгу составляющие. Сам автор называл её “мои очерки о русском народе, самом странном и самом удивительном народе, какой только есть на свете”. Сказано это любящим, достойным сыном своего народа. Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883) прожил долгую и сложную жизнь в литературе, стал автором знаменитых романов, европейски известным писателем. Но недаром чуткий критик и прозаик Александр Дружинин в 1857 году писал о Тургеневе: “...Наш автор только в “Записках охотника” достигнул высшей степени своего развития и остановился на ней и остаётся на ней долгое уже время”. И появившиеся впоследствии тургеневские социальные романы не смогли заслонить высокую поэзию и щемящую художественную правду “Записок охотника”. У книги была великая, отчётливо видимая автором цель. Она своей цели достигла, перешла в реальную жизнь, стала её частью, стала на эту жизнь влиять, меняя её, меняя нас.

Очевидно огромное социальное, общественное значение “Записок охотника”, важная роль этой правдивой и смелой книги в окончательном разоблачении и ниспровержении крепостного права и освобождении крестьян в самодержавной России. Она всем, и в том числе императору, открыла вдруг глаза на невозможность и безнравственность дальнейшего сохранения крепостнического деспотизма в России. Автор показал, кого и как у нас каждый день угнетают, и все увидели живых, реальных людей, своих братьев в человечестве, возникло, как и в гоголевской “Шинели”, острое, мучительное чувство жалости и вины. Тургенев своим участием в благородном деле освобождения справедливо гордился, навсегда запомнил неожиданную встречу на маленькой железнодорожной станции: “Вдруг подходят ко мне двое молодых людей; по костюму и по манерам вроде мещан ли, мастеровых ли. “Позвольте узнать, - спрашивает один из них, - вы будете Иван Сергеевич Тургенев?” - “Я”. - “Тот самый, что написал “Записки охотника”?” - “Тот самый...” - Они оба сняли шапки и поклонились мне в пояс. “Кланяемся вам... в знак уважения и благодарности от лица русского народа””.

Стоит задуматься, за что же мы вот уже 150 лет благодарим автора “Записок охотника”. Сам автор помнил, что он прежде всего поэт-художник, пусть и с безошибочным социальным чутьем, и говорил: “Правда - воздух, без которого дышать нельзя; но художество - растение, иногда даже довольно причудливое - которое зреет и развивается в этом воздухе”.

Его “художество”, его творчество глубоко правдиво и вместе с тем является подлинной поэзией, живущей по собственным законам и не подчиняющейся требованиям минуты, нуждам той или иной политической партии или класса. Русский читатель понял и с благодарностью принял эту художественную правду, хотя и увидел всю требовательность любви автора к своим героям. Не то было с так называемой “общественностью” (это о ней Тургенев сказал позднее: “Общество наше, лёгкое, немногочисленное, оторванное от почвы, закружилось, как перо, как пена”), с русской интеллигенцией, которая усматривала в “Записках охотника” то чисто социальный протест, то чистую поэзию, то славянофильскую проповедь консервативных воззрений.

Всё это можно при желании найти в очерках Тургенева, но книга его - произведение целостное и написана совсем о другом. Сам автор это знал и ответил своим критикам в письме 1857 года к Льву Толстому: “Системами дорожат только те, которым вся правда в руки не даётся, которые хотят её за хвост поймать; система - точно хвост правды - но правда как ящерица; оставит хвост в руке - а сама убежит: она знает, что у ней в скором времени другой вырастет”. Вся реальная правда “Записок охотника” для многих осталась закрытой и неподъёмной. Между тем поэзия тургеневской лирической прозы не должна заслонять главной темы и художественной глубины этой уникальной книги о народной жизни.

Да, автор “Записок охотника” - поэт в прозе, тонкий мечтательный лирик романтической школы Жуковского, певец русской природы. Но при появлении в журнале “Современник” некоторых его очерков критике и читателям сразу вспомнилось совсем другое имя - Гоголь, автор “Мёртвых душ”, поэмы в прозе. Конечно, это очень разные люди и художники. И всё же... Гоголь ведь тоже был замечательным лириком в своей прозе, и особенно в знаменитых авторских отступлениях “Мёртвых душ”. Тургенев писал свои “охотничьи” очерки о русском народе в основном во Франции, книга Гоголя о путешествии Чичикова по России создана в Италии. Неласковая несчастная родина лучше видится нашим писателям на расстоянии, из “прекрасного далека”...

И композиция обоих произведений одинакова: очерки и типы русских людей скреплены воедино образом путешествующего по родной земле рассказчика, только у Тургенева это не одержимый бесцельной деятельностью пройдоха Чичиков (в этом похожий на гончаровского Штольца из “Обломова”), а орловский помещик на охоте, пространство народного бытия сужено до границ этой чернозёмной губернии и в основном включает знакомые места писателя, а авторское “я” выражено с замечательной лирической смелостью, что и делает тургеневскую прозу столь поэтичной. Но это очевидное сходство говорит и о понятном родстве главной идеи Гоголя и Тургенева, о том, что их цель, “сверхзадача” - дать новый образ России и её народа, расколотого, угнетённого сверху донизу, не поступившись при этом реализмом и художественностью и соединив лирику с острой социальной сатирой.

Важно здесь и другое. Вспомнив о вечном путешественнике Гоголе, мы видим, что Тургенев не одинок в своём трезвом и проницательном воззрении на судьбу России и её народа. Самобытная философия русской истории ставит “Записки охотника” рядом с “Обломовым” Гончарова, “Философическими письмами” Чаадаева и “Историей одного города” Салтыкова-Щедрина. Стоит здесь вспомнить “Историю села Горюхина” Пушкина и перепевающую тургеневские идеи поэму Некрасова “Кому на Руси жить хорошо”. Об этом же размышляли Лев Толстой в “Войне и мире” и Достоевский в “Бесах”. Вот какие имена и великие произведения заставляет нас вспомнить скромная, не претендующая на учительство и пророчество книга Тургенева, которую мы давно зачислили в разряд детского чтения.

“З аписки охотника” - это книга о народе, его социологическое описание в характерных типах и жизненных ситуациях. Это портреты, точные фотографически, или “дагерротипно”, как тогда говорили. Но точности этой добивается в прозе великий художник и уходит при этом очень далеко от “физиологических” очерков тогдашней натуральной школы и от сентиментальных деревенских рассказов своей учительницы Жорж Санд. И вся поэзия и музыка тургеневской лирической прозы связана с русским крестьянством, представленным здесь в личностях очень разных, но одинаково самобытных и привлекательных. Каждое лицо здесь появляется продуманно и для читателя становится новым открытием, ведущим его к вполне определённым выводам и обобщениям.

Книгу открывает знаменитый рассказ “Хорь и Калиныч”. Чем же он всех читателей потряс при первом своём появлении в журнале? Это портреты двух друзей: эпически спокойного, уверенного в себе крепкого хозяина и хитрого торговца, главы большой семьи Хоря и весёлого, кроткого мечтателя Калиныча. Это очень разные живые люди, умеющие мыслить и чувствовать. Самая дружба их трогательна, вплоть до букетика цветов, подаренных Калинычем Хорю. Потрясло всех тогда то, что крепостные в изображении Тургенева - такие же люди, как все. Особенно удивило то, что писатель сравнил Хоря с великим эпическим поэтом, основательным мудрецом Гёте, а Калиныча - с другим великим немецким поэтом, но мечтательным порывистым лириком - Шиллером. Поэтом и философом изображён и Божий странник Касьян с Красивой Мечи, знающий народные предания и легенды, вспоминающий о вещей птице Гамаюн (которую, кстати, наши штатные мудрецы почему-то не поместили в “элитную” энциклопедию “Мифы народов мира”), умеющий лечить травами и тонко чувствующий поэзию природы и ценность неповторимой жизни любого живого существа.

Именно жизнь простого крепостного люда проникнута подлинной поэзией, будь то мечтательно-лирическая натура обо всех болеющего душой деревенского чудака (таких людей в народе называли юродивыми) и святого Касьяна с Красивой Мечи или из древнерусского жития вышедшая, олицетворяющая спокойное народное долготерпение, грешная и святая Лукерья из “Живых мощей”. Поэзия есть и в самой смерти человека из народа, умирающего просто и достойно (эту тему продолжил потом Лев Толстой в рассказе “Три смерти”). В “Певцах” проникновенно говорится о Якове Турке и его замечательном даре песнопения: “Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нём и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны”. О дворянах и чиновниках, населяющих “Записки охотника”, этого не скажешь, хотя и не всех их автор обличает и разоблачает, не это ему нужно.

“Бежин луг” - гениальное стихотворение в прозе, воспевшее мечтающих о тайнах жизни крестьянских мальчиков. Крестьяне живут и умирают в единстве с великой прекрасной природой, которая делает русскую песню бескрайней и вольной, как степь и небо.

Однако ещё Пушкин заметил, что русские песни часто полны неизъяснимой грусти, а друг Тургенева Некрасов назвал народное пение стоном. У лирика Гоголя печаль выражена тоже в песне: “Будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетённом народе”. И в “Записках охотника” звучит унылая песня даровитых рабов. Стоящий на коленях народ не может остаться на высоте поэзии и правды, на вершинных нотах и захватывающем восторге своей вольной, красивой песни. “Певцы” завершаются падением, безобразной сценой тяжёлого русского пьянства, где несвободные люди тут же забыли красоту и поэзию, ожившую в выразительном голосе Якова Турка.

Кабак становится русским клубом, местом встречи и душевного отдыха заблудших и изверившихся, “заброшенных людей”, здесь царят тяжёлое недоброжелательство, ложь, зависть, злоба, обман, предательство, драка, воровство. Получается, что прав юродивый Касьян: чувства справедливости в русском человеке нет. Да, могучий одинокий Бирюк переступает через свою озлобленность и вражду со всем миром и людьми и по-христиански отпускает крестьянина, но он прощает вора и пьяницу, не умеющего и не желающего работать. А тот потом “отблагодарит” сурового лесника: либо убьёт его, либо дом подожжёт или собаку отравит. Обыкновенная история…

Д олготерпение народное переходит в пассивность, бездеятельность, чревато страшным повседневным развалом, рукавоспустием. Всей русской “общественности” с её либеральными иллюзиями и дежурными фразами о демократии и правах человека Тургенев ответил в откровенном письме к убежавшему от этого народа в Лондон старому другу Герцену: “Изо всех европейских народов именно русский менее всех других нуждается в свободе”. Какой уж там “Колокол”… “Народ наш приходится больше жалеть, чем любить. В целом мире на всём пространстве истории трудно указать другой пример, где бы было больше расстояние между простым народом и культурными классами”, - грустно заметил Гончаров. Но объяснение уже есть в художественной мысли тургеневской книги о народе, где до Гончарова показана русская обломовщина во всех классах и сословиях и содержится весомый ответ на будущую статью самоуверенного юноши Добролюбова.

Провидческие мысли “Записок охотника” обобщены потом в трагическом рассказе “Муму”, где бессловесность и покорность могучего, талантливого и симпатичного народа вполне стоят мелочной и простодушной деспотии старой гадкой барыни. Жалко всех: собачку, Герасима, барыню. И сразу вспоминается “Шинель”. Русский литератор и французский граф Е.А. Салиас говорил о прозе Гоголя: “Там есть грязное, но оно плачет”. Пронзительным “гоголевским” чувством жалости к заблудшему, несчастному человеку пронизаны “Записки охотника”.

И не стоит во всем винить крепостное право, царя (кстати, освободителя - на свою же голову) и злых помещиков, русские люди сами виноваты в своём нравственном падении. Они не любят и не хотят работать, вечно ждут подачек, помощи от тех же помещиков, властей, церкви, богатых людей, иностранцев. Поэты природы и охоты оказываются простодушными и хитрыми пьяницами, ворами и профессиональными бездельниками, спокойно сидящими на шее работящих сердобольных русских баб вроде той же мельничихи. Потеряно чувство стыда. Крепостное рабство развратило великий народ, лень, страх и ложь разъели его могучую душу. Его угнетатели выходят из его же среды (см. рассказы “Бурмистр” и “Контора”). Вспоминаются жестокие в своей реальной правде слова другого помещика и писателя Константина Леонтьева из письма В.В. Розанову: “О “пороках русских” напишу я вам в другой раз… Коротко и ясно замечу только, что пороки эти очень большие и требуют большей, чем у других народов, власти церковной и политической. То есть наибольшей меры легализованного внешнего насилия и внутреннего действия страха согрешить”. Понятно, что такой народ будет восставать против власти, помещиков и церкви.

Все эти расхваленные нанятыми историками народные восстания из школьных учебников - дикие и кровавые вспышки ярости и слепой мести рабов, которым ничего не стоит в пьяном разгуле и злобе утопить в реке персидскую княжну, любимую собаку или старика барина с маленьким внуком, повесить поближе к звёздам учёного астронома или разорвать на части врачей во время холерного бунта. И это песня народной души, но в ней - поднимающийся из её глубин мрак, тяжёлая злоба, кровавая пелена обиды и мести, слепая жажда хоть немного пожить по своей вольной воле. Вспомните одновременно с “Записками охотника” созданных “Колодников” А.К. Толстого, ведь это замечательное стихотворение графа и царедворца давно стало народной песней. Оно составляет многое объясняющую в нашем народе и его тяжёлой, мрачной истории дилогию с тургеневскими “Певцами”:

И вот повели, затянули,
Поют, заливаясь, они
Про Волги широкой раздолье,
Про даром минувшие дни.

Поют про свободные степи,
Про дикую волю поют,
День меркнет всё боле, - а цепи
Дорогу метут да метут...

О “дикой воле” мечтают и тургеневские певцы, которые тоже в цепях, пусть и незримых. Самое страшное, что беспощадный русский бунт - именно бессмысленный, по точному слову Пушкина, ибо ничего не меняет в народной судьбе: люди, отведя наболевшую душу и пролив реки крови, остаются крепостными рабами в тоталитарном государстве, идут на плаху за “хорошего царя” (а таковых в России никогда не было и не будет) и потому лишь меняют хозяев-угнетателей, служат им за чёрствый кусок хлеба и дырявую крышу над головой, и не помышляя о личной свободе, самоуважении и достойном труде и справедливой плате за этот труд. И обо всём этом с тревогой думал лиричный автор “Записок охотника”.

Рассказ “Стучит!” - это повесть о русском преступлении, на которое так легко шли крестьяне. Здесь уже намечены темы прозы Достоевского и Лескова. А в так и не дописанном рассказе “Землеед” Тургенев повествует и о русском бунте: отчаявшиеся крестьяне убили жестокого помещика, заставив его съесть семь фунтов чёрной земли, которую он у них незаконно отнял. Поэма о народе и русской природе переходит в скорбь и гнев зрячей сатиры, писатель и об этих людях умеет сказать реальную правду. Ведь говорил же он славянофилу Константину Аксакову (сатирически изображённому, кстати, в рассказе “Однодворец Овсянников”) по поводу “Записок охотника”: “Я вижу трагическую судьбу племени, великую общественную драму там, где Вы находите успокоение и прибежище эпоса”.

Столь же страшный развал, упадок, ограниченность, духовное и материальное оскудение видны в изображениях дворян и чиновников. Да, в таких фигурах, каковы помещики Пеночкин, Стегунов и Зверков, крепостники разоблачены, показаны жестокими ничтожествами. Но и другие дворяне не лучше. Их портреты писаны сатирическим пером, и здесь, особенно в незавершённом рассказе “Русский немец и реформатор”, Тургенев продолжает “Мёртвые души” Гоголя и предвосхищает разоблачительную прозу М.Е. Салтыкова-Щедрина, его “Историю одного города”.

Но на этом писатель не останавливается: не случайно органичной частью “Записок охотника” является рассказ “Гамлет Щигровского уезда”, язвительная и правдивая сатира на нарождающуюся русскую интеллигенцию, достойное введение к социальному роману “Рудин”. Рассказ “Конец Чертопханова” написан много позднее, и это уже прозорливое предсказание трагического конца русского дворянства, с прискорбным простодушием и сословной спесью пробавлявшегося балами, красивыми “романами”, псовой охотой, лошадьми да цыганами и в решающий момент истории не сумевшего защитить себя, своих детей и великолепные дворцы и имения, беспомощного царя, богатейшую, могучую империю, великую культуру. И для исторического контраста и сравнения в книге Тургенева повествуется о роскошной жизни старого барства екатерининских времен (“Малиновая вода”), о таких могучих, цельных личностях, как граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский (“Однодворец Овсянников”). Всё ушло, измельчали и обнищали дворяне, само их затянувшееся крепостничество и барское самодурство - недальновидное, мелочное, неумное, угнетающее придирчивой, недалёкой жестокостью, и недаром Хорь и бурмистр смеются над своими разоряющимися помещиками. Вдруг становится ясно, что всё это долго не продлится и очень плохо кончится, и такая пророческая мысль особенно потрясла дворян, прочитавших правдивую книгу об их крепостных рабах.

“Записки охотника” Тургенева - книга непростая, её надобно уметь читать правильно и без купюр, всю насквозь, пользуясь реальным комментарием и безотказным словарем В.Даля. Здесь нет ничего лишнего или неудачного, всё служит авторскому замыслу, главной цели. И нужно знать русскую историю, язык и предания, высокохудожественной страницей которых это многосложное сочинение является.

Но всё сказанное вовсе не отменяет того очевидного обстоятельства, что тургеневская книга полна поэзии и правды русской природы и народной жизни. Всё здесь объёмно, зримо, полно красками, звуками, запахами. Французский писатель Альфонс Доде оценил богатство лирической прозы своего русского друга: “У большинства писателей есть только глаз, и он ограничивается тем, что живописует. Тургенев наделён и обонянием и слухом. Двери между его чувствами открыты. Он воспринимает деревенские запахи, глубину неба, журчание вод и без предвзятости сторонника того или иного литературного направления отдаётся многообразной музыке своих ощущений”.

А втор этой великой книги о русском народе лучше нас понимал её социальный смысл и звучание, её историческое значение: “Бывают эпохи, где литература не может быть только художеством - а есть интересы высшие поэтических интересов”. И всё же его “Записки охотника” и поныне остаются одной из самых светлых, поэтичных, художественных книг русской литературы. И произошло это потому, что героем книги стал не только русский народ, но и русский язык, о котором автор “Записок охотника” сказал пророчески:

“Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! - Не будь тебя - как не впасть в отчаяние, при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!”