Над чем размышляет автор элегии сельское кладбище. Василий Андреевич Жуковский«Сельское кладбище. Что же противостоит смерти

Василий Андреевич Жуковский

Уже бледнеет день, скрываясь за горою;
Шумящие стада толпятся над рекой;
Усталый селянин медлительной стопою
Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой.

В туманном сумраке окрестность исчезает…
Повсюду тишина; повсюду мертвый сон;
Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает,
Лишь слышится вдали рогов унылый звон.

Лишь дикая сова, таясь, под древним сводом
Той башни, сетует, внимаема луной,
На возмутившего полуночным приходом
Ее безмолвного владычества покой.

Под кровом черных сосн и вязов наклоненных,
Которые окрест, развесившись, стоят,
Здесь праотцы села, в гробах уединенных
Навеки затворясь, сном непробудным спят.

Денницы тихий глас, дня юного дыханье,
Ни крики петуха, ни звучный гул рогов,
Ни ранней ласточки на кровле щебетанье —
Ничто не вызовет почивших из гробов.

На дымном очаге трескучий огнь, сверкая,
Их в зимни вечера не будет веселить,
И дети резвые, встречать их выбегая,
Не будут с жадностью лобзаний их ловить.

Как часто их серпы златую ниву жали
И плуг их побеждал упорные поля!
Как часто их секир дубравы трепетали
И потом их лица кропилася земля!

Пускай рабы сует их жребий унижают,
Смеяся в слепоте полезным их трудам,
Пускай с холодностью презрения внимают
Таящимся во тьме убогого делам;

На всех ярится смерть — царя, любимца славы,
Всех ищет грозная… и некогда найдет;
Всемощныя судьбы незыблемы уставы:
И путь величия ко гробу нас ведет!

А вы, наперсники фортуны ослепленны,
Напрасно спящих здесь спешите презирать
За то, что гробы их непышны и забвенны,
Что лесть им алтарей не мыслит воздвигать.

Вотще над мертвыми, истлевшими костями
Трофеи зиждутся, надгробия блестят,
Вотще глас почестей гремит перед гробами —
Угасший пепел наш они не воспалят.

Ужель смягчится смерть сплетаемой хвалою
И невозвратную добычу возвратит?
Не слаще мертвых сон под мраморной доскою;
Надменный мавзолей лишь персть их бременит.

Ах! может быть, под сей могилою таится
Прах сердца нежного, умевшего любить,
И гробожитель-червь в сухой главе гнездится,
Рожденной быть в венце иль мыслями парить!

Но просвещенья храм, воздвигнутый веками,
Угрюмою судьбой для них был затворен,
Их рок обременил убожества цепями,
Их гений строгою нуждою умерщвлен.

Как часто редкий перл, волнами сокровенный,
В бездонной пропасти сияет красотой;
Как часто лилия цветет уединенно,
В пустынном воздухе теряя запах свой.

Быть может, пылью сей покрыт Гампден надменный,
Защитник сограждан, тиранства смелый враг;
Иль кровию граждан Кромвель необагренный,
Или Мильтон немой, без славы скрытый в прах.

Отечество хранить державною рукою,
Сражаться с бурей бед, фортуну презирать,
Дары обилия на смертных лить рекою,
В слезах признательных дела свои читать —

Того им не дал рок; но вместе преступленьям
Он с доблестями их круг тесный положил;
Бежать стезей убийств ко славе, наслажденьям
И быть жестокими к страдальцам запретил;

Таить в душе своей глас совести и чести,
Румянец робкия стыдливости терять
И, раболепствуя, на жертвенниках лести
Дары небесных муз гордыне посвящать.

Скрываясь от мирских погибельных смятений,
Без страха и надежд, в долине жизни сей,
Не зная горести, не зная наслаждений,
Они беспечно шли тропинкою своей.

И здесь спокойно спят под сенью гробовою —
И скромный памятник, в приюте сосн густых,
С непышной надписью и резьбою простою,
Прохожего зовет вздохнуть над прахом их.

Любовь на камне сем их память сохранила,
Их лета, имена потщившись начертать;
Окрест библейскую мораль изобразила,
По коей мы должны учиться умирать.

И кто с сей жизнию без горя расставался?
Кто прах свой по себе забвенью предавал?
Кто в час последний свой сим миром не пленялся
И взора томного назад не обращал?

Ах! нежная душа, природу покидая,
Надеется друзьям оставить пламень свой;
И взоры тусклые, навеки угасая,
Еще стремятся к ним с последнею слезой;

Их сердце милый глас в могиле нашей слышит;
Наш камень гробовой для них одушевлен;
Для них наш мертвый прах в холодной урне дышит,
Еще огнем любви для них воспламенен.

А ты, почивших друг, певец уединенный,
И твой ударит час, последний, роковой;
И к гробу твоему, мечтой сопровожденный,
Чувствительный придет услышать жребий твой.

Быть может, селянин с почтенной сединою
Так будет о тебе пришельцу говорить:
«Он часто по утрам встречался здесь со мною,
Когда спешил на холм зарю предупредить.

Там в полдень он сидел под дремлющею ивой,
Поднявшей из земли косматый корень свой;
Там часто, в горести беспечной, молчаливой,
Лежал, задумавшись, над светлою рекой;

Нередко ввечеру, скитаясь меж кустами,-
Когда мы с поля шли и в роще соловей
Свистал вечерню песнь,- он томными очами
Уныло следовал за тихою зарей.

Прискорбный, сумрачный, с главою наклоненной,
Он часто уходил в дубраву слезы лить,
Как странник, родины, друзей, всего лишенный,
Которому ничем души не усладить.

Взошла заря — но он с зарею не являлся,
Ни к иве, ни на холм, ни в лес не приходил;
Опять заря взошла — нигде он не встречался;
Мой взор его искал — искал — не находил.

Наутро пение мы слышим гробовое…
Несчастного несут в могилу положить.
Приблизься, прочитай надгробие простое,
Что память доброго слезой благословить».

Здесь пепел юноши безвременно сокрыли,
Что слава, счастие, не знал он в мире сем.
Но музы от него лица не отвратили,
И меланхолии печать была на нем.

Он кроток сердцем был, чувствителен душою —
Чувствительным творец награду положил.
Дарил несчастных он — чем только мог — слезою;
В награду от творца он друга получил.

Прохожий, помолись над этою могилой;
Он в ней нашел приют от всех земных тревог;
Здесь все оставил он, что в нем греховно было,
С надеждою, что жив его спаситель-бог.

У стихотворения «Сельское кладбище» Василия Жуковского очень богатая и необычная история. Его первый вариант был создан в 1801 году, и является русскоязычным переводом одноименного произведения английского поэта Томаса Грея. Стоит отметить, что сам Жуковский с юности увлекался переводами и находил особое очарование в романтизме. Однако стихотворение «Сельское кладбище» стало первым литературным экспериментом автора, результаты которого он согласился опубликовать.

В 1839 году Василий Жуковский путешествовал по Англии и побывал на сельском кладбище недалеко от Винздора. Каково же было изумление поэта, когда он узнал, что именно этому некрополю в свое время и было посвящено стихотворение. Тогда у поэта появилась идея сделать новый перевод, дополнив его собственными впечатлениями. Таким образом, второй вариант «Сельского кладбища» был написан и опубликован летом 1839 года.

Это стихотворение наполнено романтикой сельской жизни, которой искренне восхищается Жуковский. Поэтому первые строки произведения посвящены описанию мирного быта английских крестьян, у которых только что закончился трудовой день. Томас Грей, а вместе с ним и Василий Жуковский выхватывают тот момент из жизни, когда «колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает. Пастухи гонят с лугов стада, пахари возвращаются домой. Окружающий мир находится в том состоянии, когда на смену суете дня приходят прохлада и тишина весеннего вечера. «Уж бледнеет окрестность, мало-помалу теряясь во мраке, и воздух наполнен весь тишиною торжественной», — отмечает поэт, восхищаясь этим состоянием спокойствия и умиротворения, которое дарит ему сама природа.

Однако поэт знает, что ночь пройдет, и новый день вновь вступит в свои права, принеся очередные проблемы, заботы и впечатления. Однако существует такой уголок, которого не касается вся эта суета. Это место - старинное сельское кладбище, где единственным живым существом является сова. Покой этой мудрой птицы можно нарушить, лишь «случайно зашедши к ее гробовому жилищу». Древние могилы поэт сравнивает с кельями, двери в которые навеки затворены за усопшими. Они обрели вечный покой, которого так не хватает живым, но обратной стороной медали является то, что покоящиеся под тяжелыми плитами люди уже не в состоянии что-то изменить в таком непостоянном и непредсказуемом мире. «С кровли соломенной трель, ни труба петуха, ни отзывны рог, ничто не подымет их боле с их бедной постели», — подчеркивает поэт.

Он сожалеет о том, что усопшим больше недоступны простые и такие привычные радости жизни, они не могут наслаждаться красотой природы и спокойствием теплого весеннего вечера. Однако у них есть нечто большее - вечность, в которой они равны друг перед другом. В мире живых остались люди, которые помнят их титулы и звания, по-прежнему восхищаются их богатством или же осуждают нищету. Однако перед высшим судом все это не имеет никакого значения, потому что здесь оценивают не по статусу в обществе и благосостоянию, а по мыслям и поступкам. К могилам простых людей, лишенных положения в обществе, автор испытывает особое благоволение, отмечая: «О! как много чистых, прекрасных жемчужин сокрыто в темных, неведомых нам глубинах океана!». Действительно, в жизни людей не стоит судить по внешности или же речам, а после смерти - по роскошным надгробьям. И это подтверждает надпись на одном из памятников, которая гласит: «Юноша здесь погребен, неведомый счастью и славе». Но о его сердечной доброте и отзывчивости до сих пор помнят старожилы. И именно это является важным, ведь когда-нибудь и возле могилы каждого из нас остановится случайный прохожий, решивший поинтересоваться, чей прах здесь покоится. Вопрос лишь в том, что поведает ему камень и те, кто сумеет сохранить память о нас.

Излюбленное время для раннего романтика - переход от дня к ночи, от сумерек к вечеру, от ночной тьмы к рассвету. В такие минуты человек ощущает, что еще не все завершено, что сам он меняется, что жизнь непредсказуема, полна тайны и что смерть, быть может, тоже лишь переход души в иное, неведомое состояние.

Излюбленное место, где романтик предается горестным раздумьям о бренности мира, - кладбище. Здесь все напоминает о прошлом, о разлуке, которая властвует над людьми. Ho при этом напоминает мягко, не разрывая сердце. Памятники на могилах, увитые зеленью, овеянные прохладой ветерка, говорят не только о потерях, но и о том, что страдание пройдет точно так же, как проходит радость. И останется лишь грустный покой, разлитый в природе.

Излюбленный герой поэта-романтика - сам поэт. Кто, как не «певец», наделенный особым слухом, способен расслышать голоса природы, понять боль и радость жизни, подняться над суетой, чтобы в едином порыве охватить душой весь мир, слиться со всей Вселенной?.. Именно памяти «бедного певца» посвящает свое «кладбищенское» раздумье в сумерках английский предромантик Томас Грей и вместе с ним Жуковский.

Ho при этом Жуковский сознательно делает свои описания гораздо менее зримыми, зато усиливает их эмоциональный настрой.

Здесь практически каждому существительному «подарено» по своему прилагательному (эпитету). Селянин - усталый. Стопа - медлительная. Шалаш - спокойный. То есть внимание читателя смещено с самого предмета на его непредметный признак. Все это есть и у Грея. Ho Жуковскому словно мало того; он добавляет еще два слова, указывающие на состояние: «задумавшись» и «бледнеет». Казалось бы, слово бледнеет связано со зрительным рядом. Ho представьте: если день бледнеет в прямом, предметном смысле, значит, он становится светлее. А в элегии описывается нечто противоположное: наступление сумерек. Стало быть, слово бледнеет здесь означает иное: блекнет, гаснет, исчезает. Может быть, как сама жизнь.

Во второй строфе этот эффект лишь усиливается. Зрительные образы (пусть и переведенные в эмоциональный план) уступают место звуковым. Чем непроницаемее становится темнота в мире, о котором говорит поэт, тем больше он ориентируется по звуку. И основная художественная нагрузка во второй строфе ложится не на эпитеты, а на звукопись:

В туманном сумраке окрестность исчезает...
Повсюду тишина; повсюду мертвый сон;
Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает,
Лишь слышится вдали рогов унылый звон.

Протяженные, удваивающиеся сонорные «м», «нн», шипящие «ш», «щ», свистящие «с», «з». Третья строка «Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает» кажется попросту звукоподражательной. Ho в то же самое время строка эта «работает» своей звукописью и на создание настроения, причем тревожного, отнюдь не такого спокойного и мирного, как в первой строфе.

Элегия от строфы к строфе становится все более мрачной. В конце второй строфы, как сигнальный звоночек, звучит слово, которое в жанре элегии играет роль некоего стилистического пароля: «унылый». Унылый - значит безраздельно погруженный в свою печаль, слившийся с ней, не знающий другого настроения, потерявший надежду. Унылый звук - почти то же самое, что звук заунывный, то есть однотонный, тоскливый, ранящий в самое сердце.

Условный (и опять же излюбленный предромантиками) пейзаж третьей строфы усугубляет это настроение:

Лишь дикая сова, таясь под древним сводом
Той башни, сетует, внимаема луной,
На возмутившего полуночным приходом
Ее безмолвного владычества покой.

Древний свод, дикая сова, луна, изливающая свой мертвенно-бледный свет на всю природу... Если в первой строфе шалаш селянина был назван «спокойным», и ничто этого спокойствия не нарушало, то в третьей строфе «покой» безмолвного владычества башни нарушен.

И вот, наконец, мы вместе с поэтом приближаемся к трагически-напряженному центру элегии. В ней все настойчивее начинает звучать тема смерти. Автор, стремясь усилить тяжелое, мрачное настроение, нагнетает драматизм. «Сон» покойных назван «непробудным». То есть не допускается даже мысль о грядущем воскрешении («пробуждении») умерших. Пятая строфа, которая вся построена на череде отрицаний (ни... ни... ничего), венчается жесткой формулой: «Ничто не вызовет почивших из гробов».

А затем, развив тему, поэт распространяет свое невеселое умозаключение на всех людей:

На всех ярится смерть - царя, любимца славы,
Всех ищет грозная... и некогда найдет;
Всемощныя судьбы незыблемы уставы:
И путь величия ко гробу нас ведет!

Смерть беспощадна. Она одинаково равнодушно забирает и «Прах сердца нежного, умевшего любить», предназначенного «быть в венце иль мыслями парить», однако окованного «убожества цепями» (то есть крестьянской бедностью и необразованностью), и прах того, кто был рожден «Сражаться с бурей бед, фортуну побеждать».

И тут голос поэта, только что звучавший обличительно, горько, почти гневно, неожиданно смягчается. Будто, достигнув предельного накала, приблизившись к полюсу отчаяния, мысль поэта плавно возвращается в точку покоя. Недаром это слово, отголоском мелькнувшее в первой строфе стихотворения («шалаш спокойный свой...») и отвергнутое во второй («безмолвного владычества покой...»), вновь занимает свое законное место в поэтическом языке Жуковского:

И здесь спокойно спят под сенью гробовою -
И скромный памятник, в приюте сосн густых,
С непышной надписью и резьбою простою,
Прохожего зовет вздохнуть над прахом их.

Поэт возражает сам себе. Только что он называл сон умерших - беспробудным. То есть говорил о том, что смерть всесильна. И вот он медленно и трудно начинает примиряться с мыслью о неизбежности смерти. Причем строит поэтическое высказывание таким образом, чтобы его можно было понять двояко - как рассуждение о безвременно умершем друге-поэте и как размышление о себе самом, о своей возможной смерти:

В начале стихотворения от строки к строке нарастает чувство безысходности. Теперь оно звучит пусть грустно, но не безнадежно. Да, смерть всесильна, но не всевластна. Потому что есть живительная дружба, которая способна сохранить пламень «нежной души»; дружба, для которой и «мертвый прах в холодной урне дышит» и которая сродни вере:

Здесь все оставил он, что в нем греховно было,
С надеждою, что жив его спаситель - Бог.

Основа этой дружбы, ее сердечный корень - чувствительность. Ta самая чувствительность, которой посвятил свою повесть Карамзин. И есть нечто глубоко символическое в том, что у истоков новой русской прозы и новой русской поэзии стоят два произведения - «Бедная Лиза» Карамзина и «Сельское кладбище» Жуковского, воспевающие один и тот же идеал - идеал чувствительности.

Между прочим, с точки зрения зрелого европейского романтизма это далеко не главная добродетель. Впечатлительность - да, вдохновение - да, конфликт с пошлым миром обыденности - да, предпочтение стихии покою - да. А вот мягкая чувствительность романтику, как правило, чужда. Ho в том и состоит особенность русского романтизма, что он (во многом благодаря именно Жуковскому) предпочел не отказываться от высших достижений сентиментальной эпохи, не доходить в решении романтических проблем до последнего предела. И лишь спустя два литературных поколения Михаилу Лермонтову предстояло договорить недоговоренное Жуковским, пройти по романтической дороге до ее рокового итога.

В этой статье мы проанализируем элегию, которую написал в 1802 году Жуковский, "Сельское кладбище". Данное произведение относится к романтизму и имеет характерные для него особенности и черты.

Для раннего Жуковского излюбленное время суток - переход от сумерек к вечеру, от дня к ночи, от тьмы к рассвету. В эти часы и минуты человек ощущает, что сам он меняется, что не все еще закончено, что жизнь полна тайны и непредсказуема, а смерть, возможно, лишь переход души в неведомое, иное состояние.

Образ кладбища

Итак, перед вами произведение, которое создал Василий Андреевич Жуковский, - "Сельское кладбище". Анализ стихотворения начнем с главного предметного образа, указанного в названии. Любимое место, в котором романтик предается нелегким раздумьям о тленности бытия, - кладбище. Все здесь напоминает о разлуке, о прошлом, которое царствует над людьми. Но делает это не разрывая сердце, мягко, что отмечает Жуковский ("Сельское кладбище"). Анализ стихотворения позволяет нам заметить, что увитые зеленью памятники на могилах, овеянные легким прохладным ветерком, говорят не только о всевозможных потерях, но и о том, что человеческое страдание непременно пройдет, как проходит и радость. В конце концов останется лишь разлитый в природе грустный покой.

Герои элегии

Любимый герой поэта-романтика - он сам, то есть Василий Андреевич Жуковский. "Сельское кладбище" изображает мысли и чувства автора, его философские размышления. Кто как не наделенный особым слухом "певец" способен понять радость и боль жизни, расслышать голоса природы, подняться над мирской суетой, чтобы охватить в едином порыве своей души весь мир, соединиться со Вселенной? Свое "кладбищенское" раздумье посвящает автор, как и Томас Грей, памяти "бедного певца". При этом сознательно делает менее зримыми свои описания, усиливая их эмоциональный настрой, Жуковский (элегия "Сельское кладбище").

Эпитеты в произведении

В данном произведении почти у каждого существительного присутствует прилагательное в качестве эпитета. Подобный прием не случайно ввел в свое "Сельское кладбище" смещает акцент с предметов на характеристики внутреннего мира. Так, стопа - медлительная, селянин - усталый, шалаш - спокойный. Внимание читателя, таким образом, переносится на непредметный признак. Это все присутствует и у Грея. Но русскому поэту мало того: он в свое произведение добавляет еще два слова, которые указывают на состояние: "бледнеет" и "задумавшись". Слово "бледнеет", казалось бы, относится к зрительному ряду. Но если представить это, получается, что в предметном, прямом смысле это означает, что день становится светлее. А в произведении описывается совсем противоположное: наступление вечерних сумерек. Следовательно, слово "бледнеет" означает в элегии нечто совсем иное: исчезает, гаснет, блекнет. Возможно, как и сама наша жизнь.

Звукопись

Этот эффект усиливается во второй строфе. Здесь зрительные образы (хоть и переведенные в другой, эмоциональный план) отодвигаются на второе место, уступая его звуковым. Чем темнота в мире, который описывает поэт, становится непроницаемее, тем более лирический герой ориентируется по звуку. Во второй строфе основная художественная нагрузка ложится именно на звукопись, а не на эпитеты. Этот прием не случайно применяет в своем произведении Жуковский. Стих "Сельское кладбище" благодаря ему становится выразительнее.

Удваивающиеся, протяжные сонорные "н", "м", а также шипящие "щ", "ш" и свистящие "з", "с" создают образ мертвого сна природы. Третья строка обилием этих звуков кажется нам попросту звукоподражательной. Однако она "работает" и на создание определенного настроения, отнюдь не мирного и спокойного, которое характерно для первой строфы, а тревожного.

От строчки к строчке произведение, которое написал Жуковский ("Сельское кладбище"), становится все мрачнее и мрачнее. Как сигнальный звоночек, в конце второй строфы звучит слово, которое играет роль своеобразного стилистического пароля в жанре элегии: "унылый". Это прилагательное обозначает "погруженный безраздельно в печаль, слившийся с этим чувством, не знающий никакого иного настроения, полностью потерявший надежду". Почти синоним заунывного звука - унылый, то есть тоскливый, однотонный, ранящий прямо в сердце.

Излюбленный предромантиками условный пейзаж в третьей строфе углубляет данное настроение. Дикая сова, древний свод, луна, изливающая на природу свой свет, мертвенно-бледный... Если шалаш селянина в первой строфе был назван словом "спокойный" и ничто не нарушало этой невозмутимости, то в третьей нарушен "покой" тихого владычества башни.

Мотив смерти

Продолжаем описывать данное произведение, проводить его анализ. "Сельское кладбище" Жуковский создавал как размышление о смысле жизни, тленности бытия. Вот мы, наконец, и приближаемся к центру элегии, трагически напряженному. Все настойчивее в ней начинает звучать мотив смерти. Автор произведения, стремясь усилить и без того мрачное, тяжелое настроение, дополнительными средствами нагнетает драматизм. Назван "непробудным" сон покойных. Следовательно, не допускается даже надежда о грядущем воскрешении умерших, их "пробуждении". Пятая строфа полностью построена на целом ряде таких отрицаний, как "ни... ни... ничего", и заканчивается жесткой формулой, в которой говорится о том, что ничто не заставит выйти из гробов покоящихся там.

Неизбежность кончины для всех

Развивая тему, Василий Андреевич и на всех людей распространяет свое горькое умозаключение о том, что смерть рано или поздно коснется каждого: и простых людей, и царей, ведь даже "путь величия" ведет ко гробу.

Жестока и беспощадна смерть, как показывает ее анализ. "Сельское кладбище" (Жуковский) описывает ее деяния. Смерть равнодушно забирает нежные сердца, умевшие любить, предназначенные для того, чтобы "быть в венце", но окованные при этом "убожества цепями" (крестьянской необразованностью и бедностью), и прах того, кто родился для того, чтобы "фортуну побеждать", бороться с "бурей бед".

Здесь голос поэта, еще недавно звучавший горько, обличительно, почти гневно, внезапно смягчается. Словно достигнув некоторого предела, приблизившись к отчаянию, авторская мысль плавно возвращается в точку покоя, а ведь именно с нее начинается произведение, которое создал Жуковский ("Сельское кладбище"). Стихотворение это, таким образом, переносит нас в некое исходное состояние, подобно тому, как жизнь все возвращает на круги своя. Неспроста слово, мелькнувшее отголоском в первой строфе ("шалаш спокойный"), впоследствии, во второй, отвергнутое, вновь занимает в поэтическом языке Василия Андреевича свое законное место.

Что же противостоит смерти?

Весьма противоречиво произведение, которое создал Жуковский ("Сельское кладбище"). Стихотворение это характеризуется тем, что в нем автор возражает сам себе. Лишь недавно он называл беспробудным сон умерших. То есть поэт говорил о всесилии смерти. И вдруг он трудно и медленно начинает примиряться с тем, что она неизбежна. Автор при этом строит высказывание так, что оно становится двояким, - это одновременно и рассуждение о друге-поэте, безвозвратно умершем, и о самом себе, своей неизбежной смерти.

Чувство безысходности теперь звучит хотя и грустно, но вовсе не безнадежно. Смерть всесильна, это признает Жуковский, но не всевластна, поскольку есть на земле живительная дружба, благодаря которой хранится вечный огонь "нежной души", для которой и прах дышит в урне, она сродни вере.

В разделе на вопрос Кто нибудь знает где взять анализ элегии Жуковского "Сельское кладбище" заданный автором Просохнуть лучший ответ это Стихотворение Василия Андреевича Жуковского “Сельское кладбище” написанно в 1802 году.
Это стихотворение отличается выраженным в нём внутренним противоборством автора. Хотя и довольно завуалировано, автор решает смирится с тем, что жизнь обязательно заканчивается смертью. Он покоряется этому, говоря: “ На всех ярится смерть – царя, любимца славы, всех ищет грозная… и некогда найдёт…” Он считает, что в смерти можно найти “приют от всех земных тревог”. Жуковский считает, что смерть – спасение, а Бог, определяющий час кончины, - спаситель.
Тема этого стихотворения – значение любви и дружбы в жизни и смерти. Автор хотел сказать, что перед смертью все равны, смерть постигнет всех. Любовь – есть память. Дружба – ценнейшее в жизни человека и то, о чём он думает перед смертью. В этом стихотворении преобладает личная интонация.
Здесь множество различных образов, автор даже даёт оценку некоторым историческим личностям.
Жуковский использует много различных изобразительных средств: эпитеты (истлевшие, библейского, томные, последний, убогого, дымный), восклицания(Ах!..), обращения(прохожий), задаёт риторические вопросы(“ Кто с сей жизнею без горя расставался?” или” Кто в час последний свой сим миром не пленялся и взора томного назад не обращал?”).
“Сельское кладбище” написано трёхсложным размером с ударением на второй слог – анапестом.
Рифмовка – перекрёстная.

Одним из авторов русских элегий является Василий Жуковский. Среди множества написанных им элегий особое место занимает произведение «Сельское кладбище», созданное автором в 1802 году. В нем автор будто противоборствует со своей душой. У лирического героя, кем в данном стихотворении является сам Жуковский, упадническое настроение. Он готов смириться с тем, что рано или поздно все заканчивается смертью, готов опустить руки, не бороться за то, что дорого.

Эта баллада наполнена романтикой сельской жизни, которая восхищала Жуковского. В связи с этим первые строки стихотворения и посвящены воссозданию картины мирной обыденной жизни английских крестьян, закончивших свой трудовой день. Природа, а вместе с ней и люди, приходят к тишине, покою и умиротворенности вечера.

Но поэт при этом уверен, что вечер закончится, после ночи настанет новый день с его проблемами и заботами. Но существует в мире место, которого не касается ни одна из этих людских проблем - старое сельское кладбище. Единственным существом на нем является мудрая птица сова. Автор восхищается здешней тишиной и при этом горестно сожалеет, что людям, захороненным под плитами, уже не возможно восхититься простым людскими радостями, они не могут изменить мир и других людей.

К могилам простых людей герой относится с особым трепетом, называя похороненных здесь жемчужинами. А ведь и вправду, сколько гениальных умов, талантов, добрых, справедливых людей было и есть среди простолюдинов.

При жизни не стоит оценивать человека лишь по внешнему виду и толщине кошелька, а после смерти по надгробью. Главное, чтобы после смерти, о человеке осталась память, чтобы были те, кто любил, помнил и хотел хотя бы изредка приходить к могиле.