Юрий Маркович Нагибин
Мой первый друг, мой друг бесценный
Мы жили в одном подъезде, но не знали друг друга. Далеко не все ребята нашего дома принадлежали к дворовой вольнице. Иные родители, уберегая своих чад от тлетворного влияния двора, отправляли их гулять в чинный сад при Лазаревском институте или в церковный садик, где старые лапчатые клены осеняли гробницу бояр Матвеевых.
Там, изнывая от скуки под надзором дряхлых богомольных нянек, дети украдкой постигали тайны, о которых двор вещал во весь голос. Боязливо и жадно разбирали они наскальные письмена на стенах боярской гробницы и пьедестале памятника статскому советнику и кавалеру Лазареву. Мой будущий друг не по своей вине делил участь этих жалких, тепличных детей.
Все ребята Армянского и прилегающих переулков учились в двух рядом расположенных школах, по другую сторону Покровки. Одна находилась в Старосадском, под боком у немецкой кирхи , другая - в Спасоглинищевском переулке. Мне не повезло. В год, когда я поступал, наплыв оказался столь велик, что эти школы не смогли принять всех желающих. С группой наших ребят я попал в очень далекую от дома 40-ю школу в Лобковском переулке, за Чистыми прудами.
Мы сразу поняли, что нам придется солоно. Здесь царили Чистопрудные, а мы считались чужаками, непрошеными пришельцами. Со временем все станут равны и едины под школьным стягом. Поначалу здоровый инстинкт самосохранения заставлял нас держаться тесной группой. Мы объединялись на переменках, гуртом ходили в школу и гуртом возвращались домой. Самым опасным был переход через бульвар, здесь мы держали воинский строй. Достигнув устья Телеграфного переулка, несколько расслаблялись, за Потаповским, чувствуя себя в полной безопасности, начинали дурачиться, орать песни, бороться, а с наступлением зимы завязывать лихие снежные баталии.
В Телеграфном я впервые приметил этого длинного, тонкого, бледно-веснушчатого мальчика с большими серо-голубыми глазами в пол-лица. Стоя в сторонке и наклонив голову к плечу, он с тихим, независтливым восхищением наблюдал наши молодецкие забавы. Он чуть вздрагивал, когда пущенный дружеской, но чуждой снисхождения рукой снежок залеплял чей-то рот или глазницу, скупо улыбался особо залихватским выходкам, слабый румянец скованного возбуждения окрашивал его щеки. И в какой-то момент я поймал себя на том, что слишком громко кричу, преувеличенно жестикулирую, симулирую неуместное, не по игре, бесстрашие. Я понял, что выставляюсь перед незнакомым мальчиком, и возненавидел его. Чего он трется возле нас? Какого черта ему надо? Уж не подослан ли он нашими врагами?.. Но когда я высказал ребятам свои подозрения, меня подняли на смех:
Белены объелся? Да он же из нашего дома!..
Оказалось, мальчик живет в одном подъезде со мной, этажом ниже, и учится в нашей школе, в параллельном классе. Удивительно, что мы никогда не встречались! Я сразу изменил свое отношение к сероглазому мальчику. Его мнимая настырность обернулась тонкой деликатностью: он имел право водить компанию с нами, но не хотел навязываться, терпеливо ожидая, когда его позовут. И я взял это на себя.
Во время очередной снежной битвы я стал швырять в него снежками. Первый снежок, угодивший ему в плечо, смутил и вроде бы огорчил мальчика, следующий вызвал нерешительную улыбку на его лице, и лишь после третьего поверил он в чудо своего причастия и, захватив в горсть снега, пустил в меня ответный снаряд. Когда схватка кончилась, я спросил его:
Ты под нами живешь?
Да, - сказал мальчик. - Наши окна выходят на Телеграфный.
Значит, ты под тетей Катей живешь? У вас одна комната?
Две. Вторая темная.
У нас тоже. Только светлая выходит на помойку. - После этих светских подробностей я решил представиться. - Меня зовут Юра, а тебя?
И мальчик сказал:
…Тому сорок три года… Сколько было потом знакомств, сколько звучало в моих ушах имен, ничто не сравнится с тем мгновением, когда в заснеженном московском переулке долговязый мальчик негромко назвал себя: Павлик.
Каким же запасом индивидуальности обладал этот мальчик, затем юноша - взрослым ему не довелось стать, - если сумел так прочно войти в душу другого человека, отнюдь не пленника прошлого при всей любви к своему детству. Слов нет, я из тех, кто охотно вызывает духов былого, но живу я не во мгле минувшего, а на жестком свету настоящего, и Павлик для меня не воспоминание, а соучастник моей жизни. Порой чувство его продолжающегося во мне существования настолько сильно, что я начинаю верить: если твое вещество вошло в вещество того, кто будет жить после тебя, значит, ты не умрешь весь. Пусть это и не бессмертие, но все-таки победа над смертью.
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Анализ стихотворения «И.И. Пущину» Пушкина
Пушкин часто в своем творчестве обращался к друзьям. Среди них самым близким был И. И. Пущин, с которым поэт познакомился еще во время учебы в Царскосельском лицее. У молодых людей были схожие интересы и взгляды на будущее России. Пущин оказался одним из тех, кто не утратил расположения к Пушкину во время его ссылки. В 1825 г. он посетил великого поэта в с. Михайловское. Воспоминанию об этих счастливых днях и посвящено стихотворение «И. И. Пущину».
Известно, что декабристы скрывали от Пушкина планы вооруженного восстания, так как не хотели навлечь на поэта подозрения. Они понимали значение его таланта и хотели сберечь его для будущего. Во время визита в Михайловское Пущин также ничего не сказал Пушкину о готовящемся выступлении. Поэт узнал о нем, по-прежнему находясь в ссылке. Пущин был осужден и отправлен на поселение в Сибирь. Пушкин несколько раз писал обращения к царю с просьбой о смягчении наказания, но неизменно получал отказ. В 1826 г. он написал стихотворение «И. И. Пущину» и отправил его в далекую Сибирь. Несчастный каторжник был очень благодарен Пушкину за эту литературную весточку.
С первых строк Пушкин обращается к товарищу с очень трогательными словами («первый друг», «друг бесценный»). Пушкину было скучно и одиноко в деревне. Единственной его отрадой была няня – Арина Родионовна. Он бесконечно благодарен другу за его посещение, которое связано со звоном колокольчика. Русские поэты и писатели часто отмечают волшебный звук колокольчика, пробуждающий забытую богом деревню из спячки и символизирующий неожиданный приезд гостя.
Пушкин сравнивает свою деревенскую ссылку с сибирским заключением Пущина. Он, конечно же, понимает, что размеры наказания несопоставимы. Но оба друга пострадали за свои искренние убеждения, которые сложились у них одновременно еще во времена Лицея. Напоминая Пущину о «лицейских ясных днях», Пушкин подчеркивает свою нерушимую приверженность юным идеалам.
Поэт догадывался, что даже близкие друзья что-то недоговаривают. Впоследствии он понял, что вполне мог разделить участь декабристов. Ссылка в Михайловское стала неожиданным спасением поэта, так как сделала невозможным его пребывание в столице. Стихотворение «И. И. Пущину» — это также своеобразное извинение Пушкина перед другом.
«И. И. Пущину» Александр Пушкин
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Анализ стихотворения Пушкина «И. И. Пущину»
Среди своих лицеистских друзей Александр Пушкин особенно выделял Ивана Пущина, с которым поэта связывали очень теплые и доверительные отношения. Двух молодых людей объединяли не только общие взгляды на жизнь, но и любовь к литературе. В юности они даже соревновались между собой на предмет того, кто быстрее и лучше напишет стихотворение на заданную тему.
Судьба Ивана Пущина сложилась трагически. Он был одним из участников декабристского восстания, после провала которого получил пожизненную каторгу. Последний раз друзья встретились как раз накануне этих трагических событий, зимой 1825 года. В это время Пушкин жил в родовом имении Михайловское, куда по распоряжению властей был сослан за вольнодумство. И Пущин стал одним из первых, кто навестил поэта в этот сложный для него период. Встреча друзей была короткой, однако смысл ее стал Пушкину понятен гораздо позже, уже после того, как восстание декабристов было безжалостно подавлено, а его лицеистский товарищ оказался узником Читинского острога. Иван Пущин предполагал подобное развитие событий, поэтому приехал к Пушкину для того, чтобы проститься, хотя и словом не обмолвился о том, что ему предстоит стать одним из участников тайного заговора и покушения на жизнь императора Николая-I. Эта встреча друзей оказалась последней, больше им не суждено было увидеться.
Накануне годовщины восстания декабристов, зимой 1826 года, Пушкин написал стихотворение-обращение под названием «И. И. Пущину», которое было передано каторжнику спустя несколько лет через супругу декабриста Никиты Муравьева. В нем поэт вспоминает их последнюю встречу, отмечая, что он «судьбу благословил», когда Иван Пущин приехал к нему в Михайловское, чтобы скрасить одиночество и отвлечь автора от невеселых раздумий о собственной судьбе . В этот момент лучший друг морально поддержал Пушкина, который находился на грани отчаянья, считая, что его карьера загублена, а жизнь – беспросветна. Поэтому когда Пущин оказался в схожей ситуации, автор посчитал своим долгом направить ему ободряющее стихотворное послание, в котором признался: «Молю святое провиденье». Этим поэт хотел подчеркнуть, что не только беспокоится о судьбе своего друга, но и верит, что его жертва была принесена обществу не напрасно, и будущие поколения смогут оценить этот самоотверженный поступок по достоинству. В это время поэту уже известно, что Иван Пущин отказался бежать за границу после провала восстания декабристов и дожилался ареста в своем петербургском доме. Обращаясь к другу, поэт мечтает о том, чтобы его голос, облаченный в стихи, даровал ему утешение. «Да озарит он заточенье лучом лицейских ясных дней!», — отмечает Пушкин. Позже Иван Пущин напишет в своем дневнике: «Отрадою отозвался во мне голос Пушкина». Имен это короткое послание впоследствии легло в основу мемуаров бывшего каторжанина, которые он посвятил своей дружбе с великим русским поэтом.
Пушкин очень тяжело переживал разлуку с другом, и впоследствии адресовал ему еще несколько стихов. Через своих высокопоставленных знакомых он даже пытался повлиять на решение властей, надеясь, что приговор о пожизненной каторге для Ивана Пущина все же будет смягчен. Однако император Николай-I, переживший весь ужас покушения в день своего восхождения на престол, отказал декабристу в помиловании. Лишь спустя почти 30 лет Иван Пущин получил право вернуться в Петербург. Он побывал на могиле поэта, расположенной на территории Святогорского монастыря, а также в Михайловском, отдав дань уважения своему лицеистскому другу, который не отвернулся от него в трудную минуту.
В присутствии псковского губернатора коллежский секретарь Александр Пушкин дал подписку о том, что он обязуется жить безотлучно в поместье родителя своего, вести себя благонравно, не заниматься никакими неприличными сочинениями и суждениями, предосудительными и вредными общественной жизни, и не распространять оных никуда.
9 августа меня привезли в Михайловское. О, что за ужасный рок пал мне на голову! Двойной надзор - надзор отца, надзор церковной власти опутал меня железными цепями. День ото дня влачу пустое и безрадостное существование.
Все письма, адресованные мне, тут же распечатываются, а я обвиняюсь в безбожии и привлечении наказания на семью.
В глуши сосновых лесов Псковской губернии располагается моя ссылка. Липовая аллея подводит к нашей усадьбе. Справа - огромное озеро с плоскими берегами, слева - другое, поменьше. Внизу по лугу извивается река Сороть. Я живу в небольшом, одноэтажном доме деда. Рядом няня и родители, волею случая ставшие моими надзирателями.
Ах, сколько раз писал я к царю, молил о переведении отсюда хоть бы в крепость! Всё без толку. Ни ответа, ничего. Временами я ощущаю себя невидимкой, безликим призраком, чьи слова и письма пропадают вместе с попутным ветром в никуда.
А что же лицейские друзья? Давно уж я не получал вестей. Я будто бы отрезан от внешнего мира, а единственная подруга дней моих - Арина Родионовна.
Комната моя скромна: простая деревянная кровать, ободранный ломберный стол да полки с книгами - вот и всё убранство. Остальные комнаты заколочены от любопытных глаз.
"Борис Годунов" и "Евгений Онегин" являются моей отрадой. Они занимают меня в часы, полные тоски.
Однако, пребывание в Михайловском не лишено и редкого счастья. Не знаю, каким порывам отдался мой отец, но родители вдруг возвели такую суматоху, собрались и уехали из села, увлекая за собой и сестру, и брата. Я остался один на попечении няни.
Со временем я свыкся. Я разглядел то творческое спокойствие, дарованное мне свыше. Мой гений здесь растёт.
И буду я мерзавцем, коль не скажу, как прекрасен сегодняшний морозный день! Одиннадцатое января, ранние солнечные лучи проникают в окно, заливают мою кровать и рассыпаются искрами на деревянном полу. Я по обыкновению своему выбежал во двор, набрал горсть чистейшего снега и растёр им лицо. Приятное жжение на щеках, кристальная вода, стекающая меж пальцев, радовали меня, как никогда ещё до этого.
Александр?
Чей-то вкрадчивый, до боли знакомый тихий голос послышался со стороны двери. Я обернулся.
Я бросился к родной фигуре и заключил его в крепкие объятия. Невиданная радость воссоединения охватила меня с ног до самой макушки. Я вспомнил лицейские годы и прижал Ивана крепче к своей груди.
Ну вот мы и встретились, дорогой друг... - он полусонно прохрипел милые слуху слова, и я, опомнившись, разжал тиски рук.
Когда же ты прибыл?
Недавно, лишь под утро. Но идём же, простудишься!
Схватив меня в охапку, невольно уткнув лицом в меховой ворот шубы, он затащил меня в дом и повалил на кровать. Смеясь, я отпихнул Пущина и сел.
Ну что за привычка - выходить в такой мороз в одной рубахе! - он легко толкнул меня кулаком в грудь и пересел за стол, где в чашках дымился заботливо разлитый няней чай, - узнаю прежнего товарища.
Полноте, Иван, - я стянул с него одежду и приземлился рядом, умоляя рассказать все новости, не дошедшие до меня за время проживания в Михайловском. В закромах стоял алкоголь, и мы, звякнув рюмками, пропали на долгие часы в упоительной беседе.
Многое изменилось в положении нашем за пять лет, прошедших до этой встречи. Я стал знаменитым поэтом. В тиши Михайловского вполне созрел мой гений. Я, как и говорил ранее, работал теперь над "Онегиным" и "Годуновым", и уж заканчивал оба произведения.
Пущин, как я узнал, успел преобразиться из блестящего гвардейского офицера в скромного судейского чиновника. В 1823 году он бросил военную службу и по примеру Рылеева, служившего в суде, занял судейское место в Уголовной палате - сначала в Петербурге, а потом в Москве.
Наговорившись, ближе к вечеру я повеселел пуще прежнего и, приложив немалые усилия, выудил своего друга на улицу и повёл к озеру. Доселе скучный пейзаж, уединенный и тихий, теперь прочно скреплялся с радостью нашего свидания.
Ну-ка, лови!
Бодрый окрик Пущина разрезал тишину и смешался со стремительным снежком, прилетевшим мне прямо в шею и леденящим кожу.
Эй! - я рассмеялся, потирая ладонью место удара.
Иван бросился бежать к затянувшемуся льдом озеру, но не успел он достичь берегового среза, как я зачерпнул побольше снега, скомкал его застывшими от холода пальцами и пустил вслед за другом.
Второй снаряд сию же секунду достиг цели, и он свалился в ближайший сугроб.
Порядок? - я подскочил к товарищу и протянул руку.
Пребывая в шутливом настроении, не стоит забывать о том, что друзья могут обвести тебя вокруг пальца. Не успела его рука коснуться моей, как локоть мой оказался в цепкой хватке, и я упал в снег рядом с Пущиным. Он навис надо мной, придавив бёдрами ноги, отрезая путь к отступлению и ловко загребая колючие кучи небесного пуха мне за шиворот.
Тяжело дыша от борьбы, мне всё же удалось опрокинуть его и подмять вниз. В свете луны волосы Ивана разметались по белой поверхности, щеки раскраснелись, а улыбка обнажала ряд ровных белых зубов. Я нагнулся ближе к его лицу, касаясь кончиком носа щеки товарища и ощущая на коже горячее судорожное дыхание.
Александр...
Ребячество взяло верх. В столь тихую минуту лицо друга исказилось в недовольной гримасе, как только моя рука припечатала к его щеке ледяную горсть.
И не надейся одолеть меня!
Я вскочил на ноги и помчался к огоньку света, поблёскивающему в окне усадьбы, едва разбирая за собой скрипящие шаги. Дверь легко поддалась, в доме было пусто, и, пробежав короткий коридор, я влетел в свою комнату и повалился на постель. Я раскинул руки и вдохнул полной грудью, громко рассмеявшись.
Ага, попался, - Пущин подпрыгнул ко мне, задев коленом деревянный угол кровати, и придавил своим телом, - теперь никуда не убежишь!
Ива-а-н, - я раздраженно протянул его имя и принялся стаскивать забросанную снегом шубу с плеч друга, откидывая в сторону.
Я ощущал, как подушка подо мной впитывает влагу волос. Наше громкое сопение разносилось по комнатушке, а запах спиртного доселе витал в воздухе. Он нагло оседлал мои бёдра, скрестил руки на груди и победно смотрел сверху вниз, как победитель-хищник смотрит на свою жертву в моменты триумфа.
Догоравшая лампада слабо освещала две фигуры на узкой кровати и очерчивала контуры лица Пущина. Я лежал снизу и не без удовольствия разглядывал его, долгожданного, счастливого и опьяненного забавами.
Лицо его смягчилось, пальцы спутывали кудри моих волос. Он упёрся локтем слева от меня, и наши губы встретились в робком, девственном поцелуе.
В какой момент мы оказались почти нагими? Полы сорочки раскинулись, обнажая часто вздымающуюся грудь. Я чувствовал прикосновения горячего тела и сам подавался вперёд, навстречу его бёдрам и рукам, поддерживающим меня под поясницу.
Импульс проходил вверх по позвоночнику, ударял в виски, а глухая, затихающая боль всё ещё заставляла меня выгибаться на простынях. Он сдавливал ладонью низ моего живота, а другой рукой теперь поддерживал под колено.
Он что-то шептал мне на ухо прерывающимся хриплым голосом, а я, как в бреду, слышал лишь окончания слов и с каждым толчком всё громче выстанывал его имя.
Мелькающий свет лампады расходился кругами пред глазами, и, глубоко вздохнув, Пущин уткнулся в подушку рядом со мной. Я привлёк его ближе и гладил по волосам, спускаясь ниже и обводя короткими ногтями позвонок на загривке.
Было давно за двенадцать, когда я проснулся от шороха. Место рядом со мной оказалось пусто, а входная дверь жалобно скрипнула. Я схватил свечу и босиком выбежал на крыльцо.
Уже уезжаешь? - я не мог словами передать своего удивления.
Мне пора, я обещал... Уверен, мы встретимся ещё в Москве.
Я прошагал по снегу, невзирая на мороз, и прижался к меховому воротнику его шубы, как тогда утром.
До свидания, дорогой друг, - мы пожали руки, и он запрыгнул в карету.
Едва ли я видел его экипаж, но всё ещё по привычке продолжал стоять на снегу, смотря вдаль, вслед уезжающему товарищу, пока среди ночи вдруг не вернулась няня и силком не увела меня в дом. А в голове тем временем рождались новые строчки.
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил...
