1 вариант.

Древние люди имели весьма поверхностное представление о законах мироздания (1) и (2) когда в природе происходило нечто необъяснимое (3) были склонны считать(4) что это результат воздействия на мир сверхъестественных сил.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Нынешней осенью моно грибов (1) и (2) если внимательно присмотреться к вырубке (3) то увидишь сразу несколько пней (4) которые сплошь покрыты опятами.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
И Синцов тоже (1) когда его спросили (2) ответил (3)что хочет на батальон (4) хотя про себя до этого думал (5) что (6) если назначат в штаб полка (7) возражать не будет: как-никак (8) а за плечами четыре ранения.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Потом (1) в сорок втором (2) когда его (Серпилина) под Грачами сняли с дивизии (3) его мучила мысль (4) что (5) если дойдёт до трибунала и ему припомнят прошлое (6) то это плохо обернётся и для тех других (7) что были ещё там и жили одной мечтой – очистить войною (8) ранами (9) пусть даже смертью от возведённой на них лжи.Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Война была на исходе 91) и (2) хотя до конца оставался почти год (3) но мы твёрдо знали (4) что победа будет за нами.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
На собрании садового товарищества говорили о том (1) что (2) если не заменить электрические столбы (3) то зимой посёлок может остаться без света (4) а старые опоры могут рухнуть под тяжестью снега.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Пока Маруся искала заветную грибную полянку (1) на небе сгустились тучи (2) и (3) хотя девочка не боялась попасть под ливень (4) но она не захотела лишний раз беспокоить свою бабушку (5) и потому повернула домой.
Подготовка к ЕГЭ. Задание 19.
Сложноподчинённые предложения с несколькими придаточными и знаки препинания в них.
2 вариант.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Луга тем летом уже перестояли (1) и (2) когда прошли тёплые грозовые дожди (3) то настали последние дни сенокоса (4) чего так ждали в маленькой деревне.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Вскоре Николай был произведёт в ротмистры (1) и (2) когда полк был поставлен на военное положение (3) опять получил свой прежний эскадрон (4) в котором его помнили и любили.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Я твёрдо убеждён (1) что (2) если моя версия аварии (3)которую потерпела подлодка (4) верна (5) то и боеспособность её значительно понизилась в результате этой аварии.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Студенты слушали лекцию внимательно (1) и (2) когда профессор закончил (3) многие подняли руки (4)чтобы задать вопросы по теме.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Мама не могла стать (1) и (2) поскольку самопожертвование пока (3) что ей счастья не приносило (4) она не хотела (5) чтоб и я видела в нём своё жизненное призвание.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Наша экспедиция приступила к раскопкам (1) и (2) как только на глубине нескольких метров были обнаружены украшения и кухонная утварь (3) мы поняли (4) что верно определили местоположение древнего города.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Отяжелевшая голова кружилась от усталости (1) и (2) если сейчас позовут срочно в отделение (3) или «скорая» кого-нибудь привезёт (4) я могу совершить врачебную ошибку.
Подготовка к ЕГЭ. Задание 19.
Сложноподчинённые предложения с несколькими придаточными и знаки препинания в них.
3 вариант.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Лена с удовольствием приняла на себя роль хозяйки (1) и (2) поскольку холодильник теперь ломился от продуктов (3) с радостью копошилась на кухне (4) чему несказанно удивилась мама.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Наблюдавший за разгрузкой судна сотрудник таможни заметил (1) что (2) когда из трюма стали поднимать контейнеры (3) то на некоторых из них оказались сорванными печати (4) что было сочтено нарушением условий перевозки.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Тяжёлый бархатный занавес поднялся (1) и (2) когда прозвучали первые звуки музыки (3) майор внезапно увидел знакомую графиню (4) которая тоже приехала на премьеру.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Репетируя (1) брат (2) как бы погружался в музыку (3) и (4) когда его отрывали от занятий (5) он несколько секунд удивлённо молчал (6) будто только что вернулся из параллельного мира.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Смотрители леса призваны предотвращать возгорание лесного массива (1) но (2) если в лесу скапливается большое количество сухостоя (3) чтобы снизить вероятность стихийного возгорания в дальнейшем.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Режиссёр перебирал в памяти актёров (1) чьи главные роли (2) были сыграны на этой сцене (3) и так не решил (4) кого из них упомянуть в мемуарах.
Расставьте знаки препинания. Укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.
Стояла прекрасная погода (1) и (2) хотя октябрь был в самом разгаре (3) на деревьях по-прежнему трепетала зелёная листва (4) а солнце грело по-летнему.


Приложенные файлы

Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно. «Обожаемый друг души моей, — писал он. — Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди». Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать — как он обещал — и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, соседи, служба по выборам!» — думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною. Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылан за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон. Началась кампания, полк был двинут в Польщу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно-веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть. Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому-нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам. 13-го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле. 12-го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями. Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди Выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под сгороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову. — Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? — И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе. Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него. Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдится того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во-вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во-первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, — думал Ростов, — остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что́ им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю-брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда-нибудь под защиту», — продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал. — Однако мо́чи нет, — сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. — И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. — Ильин вышел, и Здржинский уехал. Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу. — Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там. Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами. Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями. — Ростов, ты где? — Здесь. Какова молния! — переговаривались они.

Основное о Николае II.

Родился 6 мая 1868 года (по ст. стилю) в Царском Селе. Получил прекрасное образование, как и многие члены императорской семьи. Много путешествовал по России. В 1894 году, могучий физически император Александр III неожиданно умирает, не дожив до 50 лет. После пышной коронации правителем России становится молодой, 26-ти летний Николай Александрович. По признанию отца, Николай головой еще не был готов к такой ответственности. Государство ждало преобразований, интеллигенция с надеждой смотрели на нового государя. Разочарования пришлось ждать не долго, т.к. вскоре Николай II объявил о продолжении политики своего отца и о том, что самодержавие будет охраняться по-прежнему строго и неуклонно.

В 1897 году была произведена перепись населения, по которой в стране насчитывали всего 21 % грамотных людей. В этом же году министром финансов Сергеем Витте была проведена денежная реформа, устанавливавшая золотой рубль, укрепив его позиции на международном рынке. К Началу XX века, несмотря на проводимую Сергеем Витте форсированную модернизацию страны, Россия оставалась отсталой страной по сравнению с европейскими государствами. В 1903 году под давлением министра финансов Сергея Витте была отменена круговая порука, чему противился Николай, отстаивая интересы помещиков. После борьбы императора и «неугодного» министра по нескольким вопросам, Николай II снял Витте с должности министра финансов (на тот момент самая престижная и влиятельная должность) и назначил его председателем комитета министров. В 1904 году приближенные Николая, в частности военный министр империи, генерал от инфантерии Александр Николаевич Куропаткин стали инициаторами военной экспансии в Китай, на что император дал добро. Против таких идей резко выступил Сергей Витте, настаивая на мирной экономической экспансии. Военная оккупация территорий Китая привела к русско-японской войне 1904-1905 гг., которую с позором Россия проиграла. Отсутствие экономической, военной, подготовки привели к позору и стали поводом к первой русской революции 1905 – 1907 гг. Достаточно большие требования японцев к пораженной России удалось сгладить Сергею Юльевичу Витте, назначенному главой дипломатической делегации в Портсмут.

Нерешенность рабочего вопроса (тяжелые условия труда, низкий заработок, отсутствие рабочего законодательства), нерешенность аграрного вопроса (малоземелье крестьян, бедность, самосуд помещиков и земских начальников, крестьянские общины), нерешенность национального вопроса (ограничение в правах национальных меньшинств) стали причинами первой революции. 17 октября 1905 года председателем совета министров С.Ю. Витте был составлен манифест «17 октября», который провозглашал политические и гражданские свободы, право участия в выборах людей, независимо от сословной принадлежности. Данный манифест был подписан императором с не охотой, т.к. он ограничивал его абсолютную власть. 20 февраля 1906 г. высочайшим манифестом Николая II Государственный совет становится верхней законодательной палатой. Это означало, что законы Государственной думы не могут быть приняты без согласия верхней палаты. Совет в основном состоял из сторонников Николая II. Этим манифестом император практически свел на нет деятельность Государственной Думы. В 1906 г. Сергей Витте уходит в отставку, его место занимает прославившийся губернатор Саратовской губернии Петр Аркадьевич Столыпин, который проводит аграрную реформу, частично решая земельный вопрос. 8 марта 1906 г. император предпринял новый шаг по ограничению Думы, изъяв из ее ведения значительную часть государственного бюджета. 23 апреля 1906 г. были опубликованы «Основные законы Российской империи», по которым в перерывах между сессиями в Думе император мог сам принимать законы. Этим шагом Николай II обеспечил себе право для законодательных функций. 3 июня 1907 года завершилась первая революция, принесшая определенные плоды для страны, но основные проблемы были решены далеко не полностью. В дальнейшем благодаря деятельности Петра Столыпина стали заметны успехи в сельском хозяйстве, Россия стала производить много зерна, экспортируя его за границу.

В 1914 году Россия, защищая сербов на Балканах от агрессии Австро-Венгрии, втянулась в Первую мировую войну. Жестокая и бесполезная война, в совокупности с нерешенными вопросами превратила в плачевное состояние российскую экономику. После 3-х лет войны уже в крупных городах возникла острая проблема с поставкой хлеба, нечего было есть, сильно взлетели цены. После многочисленных забастовок в городе, 1 марта 1917 года к бунтующим присоединился гарнизон Петрограда. 2 марта, под давлением основных приближенных, император Николай II подписал манифест об отречении за себя и своего сына Алексея в пользу брата Михаила Александровича, который на следующий день, 3 марта 1917 года, отказался принять корону, оценив настроения народных масс. Так закончилось 23-х летнее правление Николая II.

Что было сделано за эти годы? Почему до Николая Александровича не было ни одной революции? Что произошло с людьми, чтобы они начали действовать таким образом? Николай II – человек не на своем месте. Он хороший семьянин, прославился любовью к своим детям и жене. Почему же он сразу не отдал власть, если не готов был управлять страной? Его ослепила мысль, которая долгое время сидела в головах российских правителей. Мысль о том, что власть дана Богом, незыблема, что она должна принадлежать именно ему, такова воля Божья. Что было сделано за эти годы? Лично императором было сделано мало. Все положительные события, происходившие в государстве, являлись делами рук умных людей, понимающих всю ситуацию. Абсолютная власть императора, государственно-бюрократический аппарат, в который входили высшие слои населения - такая система управления была нежизнеспособна. Власти, в т.ч. императору было все равно на свой народ, вся их деятельность была направлена на получение личной выгоды. 23 года – большой срок. В такой важный период, слабый император и корыстные верхи не только не проводили преобразований, но и опустили страну еще ниже, важные, наболевшие вопросы не решались. Проблемы усиливались и накапливались. Император Николай II и его управленческий аппарат не стремились к устранению проблем, государь допустил начало русско-японской войны, которая была с позором проиграна, он всячески ограничивал деятельность Государственной Думы, мешал проводить преобразования компетентным людям, по его одобрению во время первой революции расстреливали из пушек и ружей беззащитных людей, император втянул страну в губительную Первую мировую войну, и Николай II ничего не сделал, чтобы хоть как-то исправить сложное положение. А все то, что было им сделано для народа и государства – проводилось исключительно через давление других людей. Николай II – национальный позор страны. Император, которому было все равно на государство, народ и их будущее.

Рецензии

Позволю себе привести слова в.кн. Николая Николаевича - из телеграммы отправленной Николаю 2-му с Кавазского фронта (Николай второй спрашивал - как отнесутся командующие фронтами к возможному Его отречению): «Я, как верноподданный, считаю, по долгу присяги и по духу присяги, необходимым КОЛЕНОПРЕКЛОНЕННО МОЛИТЬ Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему. Осенив себя крестным знамением, ПЕРЕДАЙТЕ ЕМУ ВАШЕ НАСЛЕДИЕ. ДРУГОГО ВЫХОДА НЕТ.» До чего же надо было довести стану, что бы великие князья и генерал-адьютанты Христа ради просили царя - оставь престол - не геи страну!!!

Трудно себе представить, что один человек прошел по Центральной Азии расстояние, сравнимое с путешествием вокруг света. Такой маршрут – общей протяженностью 29 585 км – был пройден Николаем Михайловичем Пржевальским. Он пересек безводные пустыни, впервые достиг верховьев Желтой реки – Хуанхе, вышел к берегам таинственных озер Кукунор (Цинхай) и Лобнор, стал первым исследователем веками недоступного для европейцев заоблачного Тибета. Всего 120 лет назад на географических картах в самом центре Азии оставалось огромное белое пятно. И не только суровый климат и необыкновенно сложные условия тех мест были тому причиной. Власти Поднебесной империи крайне неохотно допускали в свою страну чужеземцев, да и вооруженные банды дунган нападали на путешественников. Но тщательнейшая подготовка экспедиции и безмерная отвага Пржевальского позволили ему проникнуть в места, куда до того не ступала нога европейца.

Пржевальские ведут свой род от запорожского казака Корнилы Анисимовича Паровальского, поступившего на польскую службу и принявшего впоследствии фамилию Пржевальский. Отец Николая Михайловича – Михаил Кузьмич был военным, но из-за слабого здоровья оставил службу в чине поручика и обосновался в Смоленской губернии, в имении Отрадное, где женился и где 31 марта (12 апреля) 1839 г. появился на свет Коля Пржевальский. Здесь, в Отрадном, Николай провел свое детство. Он научился стрелять сначала из игрушечного ружья желудями, потом из лука, а с двенадцати лет – из настоящего ружья.

Николай Михайлович рано остался без отца – тот умер, когда сыну было всего семь лет. Николая и двух его братьев воспитывала мать, Елена Александровна. Особо богатой семья Пржевальских не была, но и не бедствовала. Все сыновья имели возможность учиться. Николай Михайлович отличался редкими способностями и феноменальной памятью. К шестнадцати годам, в 1855 г., он блестяще закончил Смоленскую гимназию и под впечатлением героических подвигов защитников Севастополя решил поступить на военную службу. В 1856 г. его мечта сбылась, и он был зачислен в полк. Но служба не оправдала ожиданий молодого человека – он увидел неоправданную муштру, бесконечные пьянки и откровенные безобразия. Николай Михайлович всячески уклонялся от кутежей и много времени проводил на охоте, собирал гербарии. Прослужив в армии пять лет, Пржевальский ясно осознал, что образ жизни надо изменить, выбрав более обширное поле деятельности, где бы «...можно было тратить труд и время для разумной цели...»

В 1861 г. Николай Михайлович поступил в Николаевскую Академию Генерального штаба, а через два года вернулся в свой полк, где вскоре был произведен в поручики, а затем и в полковые адъютанты. Еще обучаясь в академии, Пржевальский подготовил курсовую работу «Записки всеобщей географии для юнкерских училищ». Рукопись была представлена в Русское Географическое общество, которое избрало автора работы своим действительным членом. Вскоре Николай Михайлович стал преподавать историю и географию в Варшавском юнкерском училище. Он был прекрасным лектором, говорил ясно и четко, удивлял юнкеров цитированием на память больших выдержек из трудов самых блестящих представителей науки того времени. В эти годы настольными книгами Николая Михайловича были «Картины природы» Гумбольдта, «Азия» Риттера и другие сочинения об Азии. Природа с ее необыкновенными красотами манила к себе будущего путешественника, и мечта о поездке по неизведанным азиатским просторам крепла в нем с каждым днем.

В 1867 г. Пржевальский познакомился с вице-председателем Русского Географического общества П.П. Семеновым (впоследствии Семеновым-Тян-Шанским) и через него обратился с ходатайством о помощи в организации экспедиции в Среднюю Азию. Но в то время Общество крайне редко помогало молодым путешественникам, отправлявшимся по своей инициативе в неизведанные края: время от времени оно само снаряжало экспедиции, подбирая в их состав уже известных в науке людей. Конечно, никому тогда еще не известному офицеру Пржевальскому в помощи было отказало. Но Семенов, которому энергичный молодой человек очень понравился, пообещал, что если тот на собственные средства осуществит поездку в Уссурийский край, где докажет свои организаторские и научные способности, то по возвращении сможет надеяться на поддержку Общества и на организацию под его руководством обстоятельной экспедиции в Среднюю Азию.

Пржевальский отправился в Иркутск, где просвещенный генерал Кукель встретил его благосклонно и нашел возможность командировать молодого офицера в Уссурийский край. Более того, Сибирское отделение Географического общества поручило Николаю Михайловичу описать флору и фауну края, а также собрать ботаническую и зоологическую коллекции. Итак, заветное желание Пржевальского исполнилось – он отправился в свое первое путешествие. Сибирь поразила воображение молодого исследователя необъятными просторами и чудесной природой. Особенно восхитили Пржевальского берега Амура, где к таким европейским породам деревьев, как дуб, липа и клен, начинают примешиваться грецкий орех, пробковое дерево, где деревья стоят оплетенные диковинными лианами.

В тех краях на Пржевальского напал огромный медведь, который, будучи раненным пулей с сорока шагов, бросился на исследователя, и только удивительное хладнокровие и, наверное, удача позволили ученому свалить его вторым выстрелом в упор. На всю жизнь великий путешественник сохранил память об этом случае.

Во время этой своей первой экспедиции Николай Михайлович покрыл маршрутной съемкой около 1600 км, собрал около 300 видов растений, изготовил более 300 чучел птиц. Многие виды растений и птиц были обнаружены им на Уссури впервые. Кроме того, был собран большой материал о малых народностях и поселенцах в Приморье и Приамурье.

В январе 1870 г. Николай Михайлович возвращается в Петербург, а в марте делает в Географическом обществе сообщение, в котором подробно характеризует Уссурийский край – его флору, фауну и инородческое население. Русское Географическое общество сочло возможным почтить его труды серебряной медалью, а Военное министерство – переводом офицера в Генеральный штаб.

Когда работа над «Путешествием в Уссурийский край» была завершена, Николай Михайлович обратился в совет Географического общества с просьбой о разрешении отправиться в северные районы Китая и преимущественно в мало известные страны верхнего течения Хуанхэ, к озеру Кукунор и в земли ордосов. П.П. Семенов сдержал свое слово – просьба Пржевальского была удовлетворена.

В первом среднеазиатском путешествии отряд Николая Михайловича состоял всего из четырех человек. Взяли приборы и бумагу для гербариев, оружие и боеприпасы для защиты и добывания пищи, а из продовольствия – только пуд сахара и два мешка: с рисом и просом. В январе 1871 г. экспедиция совершила переход на верблюдах через монотонную пустыню до Алашаньского хребта, где Пржевальский задержался на несколько недель, собирая коллекции и делая записи. Затем экспедиция отправилась в провинцию Ганьсу. Несмотря на то, что провинция была объята мятежным движением дунган, Пржевальский продолжал двигаться по намеченному маршруту. О его отряде пошла молва по всему краю как о людях-полубогах, не боящихся разбойников, заговоренных от пуль и вооруженных необыкновенным оружием. Сопровождаемая необычной молвой экспедиция двигалась к Тибету и за Цайдамом поднялась на Тибетское нагорье, где вскоре их настигли суровые морозы. Температура доходила до –40 °С, ртуть просто замерзала в термометрах. Топлива не было, и участники экспедиции ночевали в юрте без огня. Из-за холода, сухости и разреженности воздуха на большой высоте людей мучило удушье и кошмары, и только осознание научной важности предприятия давало силы для успешного выполнения задачи. Два с половиной месяца экспедиция находилась на Тибетском нагорье, а затем, весной 1873 г., направилась в обратный путь через провинцию Ганьсу и Алашань, через пустыню Гоби в долину Толы (приток р. Орхон) – в г. Ургу (Улан-Батор). Если зимой участники экспедиции едва не замерзли, то летом чуть было не погибли от жары. Днем почва раскалялась до 70 °С, на сотни верст вокруг не было ни капли воды. Редкие колодцы зачастую были отравлены разбойниками. Тяжело приходилось даже верблюдам. Но путешественники шли вперед, продолжая по дороге собирать материалы и наконец в начале сентября попали в русское консульство в Урге.

Это был настоящий подвиг. Россия с нетерпением ждала путешественников и встретила Николая Михайловича и его спутников с распростертыми объятиями. Русское Географическое общество наградило Пржевальского Большой золотой медалью. Получил он также Золотую медаль и от Парижского Географического общества, чин подполковника и пожизненную пенсию в 600 рублей в год.

После путешествия Николай Михайлович вернулся в свое Отрадное и начал работу над книгой «Монголия и страна тангутов». Но уже мечтал о новом путешествии – теперь из Кульджи за Тянь-Шань и к таинственному озеру Лобнор.

Экспедиция началась 20 августа 1875 г. Путешественники сначала побывали в долине р. Или и ее притоков, затем достигли Юлдуса – местности со множеством красивейших, похожих на звезды озер, рассыпанных среди зеленых пастбищ. После ознакомления с Юлдусом Пржевальский отправился в город Курля (Корла) – резиденцию хана Якуб-бека. Последний недоверчиво отнесся к мирным научным целям экспедиции, и Николаю Михайловичу было очень трудно убедить его дать свободный пропуск на юг, к берегам таинственного Лобнора. В итоге Якуб-бек все-таки сдался и экспедиция продолжила путь по бассейну реки Тарим. Идти с верблюдами было сложно, так как приходилось пробираться по лесу и густым кустарникам, а иногда по высокому тростнику, корни которого ранили ноги несчастных животных. Зиму 1876 г. экспедиция провела на открытом ею хребте Алтынтага, исследуя и описывая местность, а весну – на берегу озера Лобнор. Пржевальский писал, что это было собственно не озеро, а огромное тростниковое болото, на котором периодически собирались миллионы водоплавающих птиц, в особенности уток. На берегах таинственного Лобнора Пржевальский был вторым... после Марко Поло! С законной гордостью Николай Михайлович писал: «Опять то, о чем недавно мечталось, превратилось в факт действительности... Еще не прошло года с тех пор, как профессор Кесслепр предсказал о Лобноре как о совершенно загадочном озере, – теперь же эта местность достаточно известна. То, чего не могли сделать в течение семи веков, сделано в семь месяцев».

Изучая окрестности озера, Пржевальский много внимания уделял и описанию быта жителей Лобнора, основным занятием которых была добыча пропитания на загадочном водоеме.

Экспедиция завершилась в Зайсане. Всю обратную дорогу Николай Михайлович сильно страдал от полученного на Лобноре раздражения кожи. Когда он вернулся в Петербург, врачи посоветовали ему отправиться в деревню, побольше купаться и отдыхать. Но прежде чем возвратиться в «родное гнездо», Пржевальский сделал очередное сообщение на заседании Русского географического общества. Он был удостоен звания почетного члена Академии наук, Ботанического сада, получил медаль имени Гумбольдта от Берлинского Географического общества и Королевскую медаль от Лондонского, был удостоен чина полковника.

Деревенское приволье восстановило силы Николая Михайловича, и он начал мечтать о третьем путешествии в Центральную Азию. И мечта опять сбылась. В марте 1879 г. караван был готов к новому выступлению из Зайсана. Опять караван пересек великую пустыню Гоби, и в области Наньшаня Пржевальскому удалось открыть два самостоятельных снеговых хребта, которые он назвал именами двух великих географов – Гумбольдта и Риттера.

Стоя на одном из многочисленных ледников хребта Гумбольдта, Пржевальский с восторгом говорил: «Никогда еще до сих пор я не поднимался так высоко – 17 000 футов (около 5000 м) над уровнем моря, никогда в жизни не оглядывал такого обширного горизонта. Дивная панорама гор, освещенных солнцем расстилается под ногами. Весь поглощаешься созерцанием величественной картины...»

За Наньшанем и Цайдамом началась вторая часть путешествия – более интересная, проходившая по практически неизведанным местам. День перехода экспедиции Пржевальского через вершину Танла (7 ноября 1879 г.) ознаменовался нападением на них разбойничьей шайки еграев. Путешественники открыли огонь. После первого же залпа разбойники бросились наутек, потеряв четыре человека убитыми и несколько ранеными. История с этим нападением оказалась роковой для экспедиции. Молва об опасном экспедиционном отряде быстро полетела вперед, и сторожевые посты тибетцев отказались пропускать отряд без разрешения из Лхасы – столицы Тибета. Ответ был получен через 16 суток: «По постановлению важнейших сановников Тибета, решено не пускать русских в Лхасу».

Итак, не дойдя всего 250 верст до столицы Тибета, экспедиция должна была повернуть назад. «Трудно описать, – писал Пржевальский, – с каким грустным чувством повернул я в обратный путь! Но видно такая моя судьба! Пусть другой, более счастливый, путешественник докончит незаконченное мною в Азии. С моей же стороны сделано все, что возможно было сделать».

Весной и летом были обследованы местности в верховьях реки Хуанхэ и у озера Кукунор. В июне экспедиция отправилась в обратный путь: опять необыкновенно красивые горы, которые хотелось запомнить навсегда, затем раскаленная высохшая долина... «Наконец, – писал Николай Михайлович, – с перевала перед нами раскрылась широкая долина реки Толы, а в глубине этой долины, на белом фоне недавно выпавшего снега, чернел священный монгольский город Урга... Еще два часа черепашьего хода – и вдали замелькало красивое здание нашего консульства. Радушная встреча соотечественников, обоюдные расспросы, письма от друзей и родных, теплая комната взамен холодной юрты, разнообразные яства, чистое белье и платье – все это сразу настолько обновило нас, что прошлое казалось грезами обманчивого сна...»

Возвращение Николая Михайловича в Петербург взбудоражило всю столицу. На блестящие лекции Пржевальского собирались толпы народа... На сей раз исследователь был награжден орденом св. Владимира III степени, удостоен звания Почетного члена Венского, Итальянского и Дрезденсокго Географических обществ, Почетного доктора зоологии Московского университета, почетного члена Санкт-Петербургского университета и Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей, Уральского общества любителей естествознания и, наконец, почетного гражданина Санкт-Петербурга и родного Смоленска.

В залах Академии наук была устроена выставка зоологических коллекций великого путешественника. Ее посетил весь просвященный Петербург, а императрица изъявила желание, чтобы Николай Михайлович в нескольких беседах сообщил важнейшие результаты своих путешествий по Средней Азии наследнику престола.

В 1881 г. Пржевальский приобрел в 100 верстах от Смоленска новое имение – Слободу. Расположенное на берегу прекрасного озера Сопша, оно было окружено дремучими лесами. Здесь Николай Михайлович разбирал коллекции, обрабатывал дневники, писал отчеты и новые книги, охотился с друзьями и мечтал. Мечтал о новом путешествии в Азию, опять на Тибет, в верховья Хуанхэ. Накануне нового, 1883, года Пржевальский поставил последнюю точку в своей книге «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки» и в первых числах января отправился в Петербург, где вплотную занялся организацией новой экспедиции и публикацией написанной им книги. Книга вышла очень быстро, еще до того как знаменитый путешественник отправился в путь.

В конце октября 1883 г. началось четвертое путешествие Пржевальского по Центральной Азии. Выехав из Кяхты, он в третий раз пересек пустыню Гоби, направляясь в горы Ганьсу и долину реки Тэтунга. Дальнейший путь экспедиции лежал в Северо-Восточный Тибет, где в течение лета исследователи изучили большую область в бассейне рек Хуанхэ и Янцзы. На озерах верхнего Хуанхэ Пржевальский с отрядом дважды подвергался нападениям тибетских разбойников, но оба нападения были с успехом отбиты. Слава о русских путешественниках быстро распространялась с одной стороны к Пекину, с другой – к Западному Тибету и прилегающим районам Китая. Экспедиция пересекла весь восточный Туркестан (как тогда называли провинции Западного Китая). На пути были собраны огромные, ценнейшие коллекции. Путешествие продолжалось два года и закончилось 7 ноября 1886 г. в Киргизии, в русском городе Караколь.

Соотечественники встретили Пржевальского хлебом-солью, а в Петербурге Русское Географическое общество приветствовало славного путешественника торжественным собранием, проходившем в концертном зале дворца Великой княгини Екатерины Михайловны. Императорская Академия наук выразила неутомимому путешественнику особое почтение, преподнеся ему выбитую в его честь золотую медаль, на лицевой стороне которой был портрет исследователя, с надписью вокруг: «Николаю Михайловичу Пржевальскому Императорская Академия наук, 1886», а на обороте – надпись: «Первому исследователю природы Центральной Азии». Пржевальскому был присвоен чин генерал-майора. Он получил также должность почетного члена Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, медаль «Вега» от Стокгольмского Географического общества и Большую золотую медаль от Итальянского.

После окончания путешествия Пржевальский вернулся в свое любимое имение и занялся написанием новой книги: «От Кяхты на истоки Желтой реки. Исследование северной окраины Тибета и путь через Лобнор по бассейну Тарима». Написание книги заняло много времени – только к марту 1888 г. труд был завершен, и Николай Михайлович отправился в Петербург, чтобы представить Совету Географического общества программу своего будущего, пятого, путешествия – на этот раз исключительно в Тибет.

Экспедиционный отряд Н.М. Пржевальского, осень 1888 г.

В августе 1888 г., едва поезд отошел от перрона Московского вокзала, Николай Михайлович в своем дневнике написал: «Радость великая! Опять впереди свобода и дело по душе... Но для успеха необходимо прежнее счастье, которое да не отвернется ныне от меня». Но счастье – вещь крайне непостоянная. Пятое путешествие оказалось для Пржевальского роковым...

Хотя начиналось оно также, как и всегда. С Пржевальским ехали его верные друзья и помощники – Всеволод Иванович Роборовский и Петр Кузьмич Козлов. Всего же в этой экспедиции приняли участие 21 человек.

Из Самарканда в Караколь экспедиция добиралась на почтовых лошадях. Длительная остановка была сделана в городе Пишпеке, из которого Николай Михайлович уезжал в Верный (Алма-Ата) для получения купленного там китайского серебра, необходимого на расходы путешественникам. На обратном пути, уже близ Пишпека, среди камышовых зарослей он встретил массу фазанов и, будучи страстным охотником, на следующий день вместе с Роборовским отправился за ними. Охотясь в камышах, Николай Михайлович несколько раз выпил сырой воды. А как раз в тех местах незадолго перед этим жили киргизы, повально страдавшие брюшным тифом. Вся экспедиция долго не хотела верить, что их начальник сделал то, что сам строго-настрого запрещал остальным.

Заболел Пржевальский в середине октября, долго не соглашался пригласить доктора, а когда того, наконец, вызвали, было уже поздно. Великий путешественник умирал. 20 октября 1888 г. он трогательно простился со своими спутниками и попросил: «Похороните меня непременно на Иссык-Куле, на красивом берегу. Надпись сделайте просто: «Путешественник Пржевальский». Положите в гроб в моей экспедиционной одежде».

Его соратники так и сделали. Позже город Караколь был переименован в Пржевальск. На вершине скалы над могилой великого путешественника распростер крылья бронзовый орел – символ ума, силы и бесстрашия. Под орлиными когтями на бронзовом листе – карта Азии, в клюве – оливковая ветвь, эмблема мирных завоеваний науки. А на могильной плите скромная надпись, о которой просил сам путешественник.

Научное наследие, оставленное Пржевальским, огромно. Его интереснейшие книги воспитали целую плеяду блестящих русских путешественников – исследователей Центральной Азии. Николая Михайловича по праву называют первооткрывателем Центральной Азии. До его экспедиций на территории этой огромной области не было выполнено ни одной астрономической привязки. На китайских картах, которыми пользовались географы, Тибет, например, был показан на 300 км южнее своего истинного положения.

Пржевальский провел маршрутную съемку почти 30 тыс. км, определил координаты 63 населенных пунктов. Тибет, верховья Хуанхэ, хребет Алтынтаг... Везде он был первым европейцем, но лишь в редких случаях пользовался своим правом первооткрывателя, почти повсюду сохраняя местные названия. Лишь как исключение появились на карте «озеро Русское», «озеро Экспедиции», «гора Шапка Мономаха».

Пржевальский писал: «Пусть первое из этих названий свидетельствует, что к таинственным истокам Желтой реки впервые проник русский человек, а второе – упрочит память нашей экспедиции».

Как уже писалось выше, на берегах таинственного озера Лобнор Пржевальский побывал вторым после Марко Поло. Загадочное озеро стало, однако, предметом оживленных дискуссий между Пржевальским и известнейшим немецким географом Рихтгофеном. Во-первых, судя по китайским картам начала ХVIII в., Лобнор находился совсем не там, где его обнаружил Пржевальский. И, во-вторых, вопреки историческим сведениям и теоретическим рассуждениям географов, озеро оказалось пресным, а не соленым.

Рихтгофен считал, что русская экспедиция открыла не Лобнор, а какое-то другое озеро, а истинный Лобнор лежит севернее. Николай Михайлович ответил на замечания немецкого ученого небольшой заметкой в «Известиях Русского Географического общества». А затем он добрался до Лобнора вторично. Однако загадка Лобнора была окончательно решена только через полвека после смерти Пржевальского. Оказалось, что это озеро - «путешественник» и «хамелеон». По-тибетски «лоб» означает «илистый», и это илистое болото-озеро время от времени меняет свое местоположение и гидрологический облик. На китайских картах оно было изображено в северной части пустынной и бессточной впадины Лоб. Но затем реки Тарим и Конче-Дарья устремились на юг. Древний Лобнор исчез, на его месте остались только солончаки да блюдца маленьких озер. На юге же впадины образовалось новое пресное озеро, которое открыл и описал Пржевальский. В 1923 г. вновь произошли резкие изменения в дельтах Тарима и Конче-Дарьи. Воды последней ушли на восток. Лобнор Пржевальского начал мелеть, стал более соленым и распался на несколько отдельных постепенно исчезающих водоемов. А на севере впадины вновь возродился древний Лобнор – тот, который был нанесен на древние китайские карты.

Пржевальский описал географию, флору и фауну Тибетского нагорья. Им были описаны малые народности Китая, которые в то время еще сохраняли свою индивидуальность и язык. Этнографические наблюдения Николая Михайловича вместе с его коллекциями, рисунками и фотографиями Роборовского и сейчас не потеряли своей ценности и могут помочь в отслеживании путей миграции древних народов.

Дважды в Петербурге устраивались грандиозные выставки. Сотни шкур млекопитающих, тысячи экземпляров птиц, рыб, множество засушенных растений – таковы зримые итоги путешествий гениального Пржевальского. Им было доказано существование дикого, а не одичавшего, как считали ранее ученые, верблюда. Настоящей сенсацией стало открытие им дикой лошади, так и названной «лошадью Пржевальского».

2012 – ГОД РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ

НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ: ЦАРСТВОВАНИЕ

Памятник

Этот памятник на Исаакиевской площади столь хорош, что пережил все бедствия минувшей эпохи. Император в мундире офицера гвардии восседает на лошади, о которой можно сказать, что она будто танцует, поднявшись на задние ноги и не имея другой опоры. Непонятно, что заставляет её парить в воздухе. Заметим, что всадника эта незыблемая неустойчивость совершенно не беспокоит – он хладнокровен и торжественен. Как писал Брюсов,

Строгое спокойствие храня,

Упоённый силой и величьем,

Правит скоком сдержанным коня.

Это сделало смешным проект большевиков заменить венценосца «героем революции» Будённым. Вообще, памятник доставил им немало хлопот. С одной стороны, ненависть к Николаю Первому заставляла то и дело поднимать вопрос о свержении его конной статуи в центре Петрограда–Ленинграда. С другой – гениальное творение Петра Клодта нельзя было тронуть, не прослыв вандалами.

Я склонен весьма критично относиться к правлению государя Николая I, которое трудно назвать счастливым. Оно началось с мятежа декабристов и закончилось поражением России в Крымской войне. Целые библиотеки написаны о засилии бюрократии, шпицрутенах, казнокрадстве в период этого царствования. Многое из этого – правда. Полунемецкая-полурусская система, созданная Петром Великим, при Николае уже порядком износилась, но Николай был воспитан ею. В душе не признавая её, царь вынужден был всю жизнь бороться с самим собой и, казалось, потерпел поражение.

Так ли это?

Именно при его правлении родилась великая русская литература, что едва ли было делом случая. Не без влияния государя Александр Сергеевич Пушкин стал великим поэтом. Образованное общество России, прежде едва владевшее родным языком, обрело наконец ярко выраженный национальный характер и обратилось лицом к Богу. «Я Николая Первого ставлю выше Петра Первого, – говорил митрополит Киевский Платон (Городецкий). – Для него неизмеримо дороже были православная вера и священные заветы нашей истории, чем для Петра… Император Николай Павлович всем сердцем был предан всему чистокровному русскому и в особенности тому, что стоит во главе и основании русского народа и царства, – православной вере».

Он верил просто, жил просто, просто любил свою Отчизну. В Николае мы видим начало того сдержанного величия, которое будет свойственно трём последующим царствованиям. Канцлер Нессельроде однажды донёс царю на капитана 1-го ранга Невельского. Тот самовольно основал форпост на Дальнем Востоке, подняв над ним российский флаг. Место было спорным, что вызвало гнев Англии. Сановник предлагал извиниться перед англичанами, а капитана разжаловать в матросы. «Там, где однажды поднялся российский флаг, он уже опуститься не может», – ответил император... и произвёл Невельского в адмиралы.

При Николае Павловиче Россия вдруг выросла в державу, для борьбы с которой сплотились все прежние противники и союзники. Цепь ошибок, допущенных государем, лишила нас победы в этой схватке. На то была Божья воля, но не сокрушающая, а научающая. Ко всеобщему изумлению, Россия не съёжилась от страха, а стала ещё сильнее. Так же, как и на исходе 1941-го, после страшных поражений, она перешла ту черту, когда её можно было победить извне.

«Благодари Бога, что ты русский»

В 1826 году русский современник описывал наружность государя: «Высокого роста, сухощав, грудь имел широкую... взгляд быстрый, голос звонкий, подходящий к тенору, но говорил несколько скороговоркой... В движениях видна была какая-то неподдельная строгость».

«Неподдельная строгость»... Когда он командовал войсками, то никогда не кричал. В этом не было никакой необходимости – голос царя было слышно за версту; рослые гренадёры смотрелись рядом с ним просто детьми. Николай вёл аскетический образ жизни, но если говорить о роскоши двора, великолепных приёмах – они ошеломляли всех, особенно иностранцев. Это делалось для того, чтобы подчеркнуть статус России, о котором государь заботился непрестанно. Генерал Пётр Дараган вспоминал, как в присутствии Николая Павловича заговорил по-французски, грассируя. Николай, вдруг сделав преувеличенно серьёзную мину, начал повторять за ним каждое слово, чем довёл до приступа смеха свою жену. Дараган, пунцовый от стыда, выскочил в приёмную, где Николай догнал его и, поцеловав, объяснил: «Зачем ты картавишь? За француза никто тебя не примет; благодари Бога, что ты русский, а обезьянничать никуда не годится».

Русское царство выше любого другого – и государь признавал это не из эгоистической потребности возвыситься самому. Царь вообще о себе думал очень мало, вопреки мнению своего ненавистника – маркиза де Кюстина, полагавшего, что Николай лицемерен. Единственно, стеснялся ранней лысины. Чтобы скрыть этот недостаток, государь носил парик, с которым расстался однажды под общий хохот. Это случилось после рождения первой внучки, в 1842 году. Получив радостное известие, Николай Павлович перед строем кадетов сорвал злополучный парик с головы и, поддав его ногой, задорно крикнул:

– Теперь я дедушка, ну его!

Перескажем историю, которая показывает, как мало государь ценил себя лично. Один из старослужащих Седьмой пехотной дивизии, стоявшей в Польше, – Агафон Сулейкин – свои именины отмечал в «Царской корчме», где висел портрет императора Николая Павловича. Выпили, стали буянить. Виновник торжества, услышав, что не подобает безобразничать под портретом монарха, гаркнул: «Да что мне портрет! Я сам портрет!» – и плюнул в изображение императора.

Весть об этом каким-то образом дошла до царя. На полученном донесении Николай Павлович черкнул: «Объявить перед фронтом рядовому Агафону Сулейкину, что я сам на него плюю. А так как этот несчастный в пьяном виде не ведал, что творит, то дело прекратить, а в кабаках царских портретов не вешать». Для выполнения резолюции был выстроен полк, где служил солдат. После барабанной дроби зачитали государево послание Агафону Сулейкину. Все полагали, что следом его запорют до смерти, между тем ему велено было встать обратно в строй... В ближайшее воскресенье Сулейкин поставил внушительного размера свечу Николаю Чудотворцу и дал обет никогда более не употреблять спиртного. Это обещание он выполнил.

«За что же тогда прозвали царя Николаем Палкиным?!» – воскликнет читатель. Это оскорбительное прозвище было изобретением Льва Толстого. Довольно сказать, что Толстой зачислил в пособники палачей добрейшего доктора Гааза. Понятно, что у государя не было никакой возможности заслужить почтение классика.

Между тем время, в которое жил император Николай, было довольно грубым. Самого царя в детстве и отрочестве пороли нещадно, как и большинство офицеров, а уже они, получив такое воспитание, не церемонились с рядовыми. Поэтому глупо давать оценку нравам той эпохи с позиций нынешнего времени. Единственный критерий, достойный внимания, – смотреть, ухудшилось положение солдат или нет. Скажем, при императоре Павле офицеров стали наказывать чаще, чем солдат. При Александре Павловиче введён был запрет на телесные наказания для солдата, получившего награду. Николай I втрое уменьшил количество ударов шпицрутенами. Строжайше запрещено было производить экзекуции без врача, который имел право прекратить порку.

О том, как он относился к русскому солдату, свидетельствует такая история. Как известно, государь ходил по улицам Петербурга без охраны. Прогуливаясь как-то в одиночестве, он увидел похороны отставного солдата. За гробом шла лишь бедно одетая женщина, вероятно жена покойного. Царь присоединился к ней, и какое-то время они шли вместе. Однако, увидев государя, начали подходить другие люди – и вскоре сотни человек молча шагали рядом со своим императором, провожая рядового в последний путь.

Внимание к «маленькому человеку» было характерной чертой императора. Однажды зимой он заметил чиновника, который шёл в одном сюртуке. Узнав, что у бедняги была одна, притом плохонькая, шинель, находившаяся в починке, государь велел отправить ему новую. Впоследствии, удостоверившись, что этот человек безукоризненно честен, Николай распорядился увеличить ему жалованье. История ещё более фантастичная, чем у Гоголя.

Холера

В число замечательных деяний государя вошли два эпизода времён борьбы с холерой. В Москве разгар эпидемии пришёлся на 1830 год. Применялись подчас беспощадные меры для победы над болезнью, но ничто не помогало. Все, кто имел возможность, бежали из города. Царь же отправился в Москву поддержать измученных жителей, несмотря на то что врачи, в том числе Фёдор Петрович Гааз, были против.

«На площадях сбегались толпы, кричали "ура!", – писал Л. Копелев, – некоторые становились на колени, женщины плакали... "Ангел наш... Спаси тебя Боже!"». Среди других, это потрясло и Николая Васильевича Гоголя, заметившего, что готовность, рискуя жизнью, быть со своим народом – «черта, которую едва ли показал кто-нибудь из венценосцев».

В июле следующего года холера достигла чрезвычайной силы уже в Петербурге, где умирало до пяти сотен человек в день. Начали распространяться слухи, что во всём виноваты доктора, заражавшие хлеб и воду. Произошли беспорядки, несколько врачей были убиты. В один из дней громадная толпа собралась на Сенной площади. Узнав об этом, государь в сопровождении нескольких человек устремился туда. Войдя в середину толпы, он, благодаря своему росту видимый отовсюду, призвал людей к совести и закончил речь громовым рыком:

– На колени! Просите у Всемогущего прощения!

Тысячи горожан, как один, опустились на колени. Едва ли не четверть часа назад эти люди задыхались от ярости, но вдруг всё стихло, зазвучали слова молитвы. На обратном пути царь снял верхнюю одежду и сжёг её в поле, чтобы не заразить семью и свиту.

«Что вы всё басни рассказываете!» – воскликнет читатель, успевший начитаться о злоупотреблениях чиновничества в эпоху Николая Павловича. Увы, было и это.

Злоупотребления

По утрам царь долго молился, стоя на коленях, и никогда не пропускал воскресных богослужений. Спал он на узкой походной кровати, на которую был положен тонкий тюфяк, а накрывался старой офицерской шинелью. Уровень его личного потребления был немногим выше того, что имел гоголевский Акакий Акакиевич.

Сразу после коронации расходы на питание царской семьи были сокращены с 1500 рублей в день до 25-ти. Котлеты с картофельным пюре, щи, каша, как правило гречневая, – вот его традиционный рацион. Больше трёх блюд подавать не разрешалось. Однажды метрдотель не удержался, поставил перед царём нежнейшее блюдо из форели. «Что это такое – четвёртое блюдо? Кушайте его сами», – нахмурился государь. Ужинал он редко – ограничивался чаем.

Но казнокрадство при Николае I нисколько не уменьшилось; многим даже казалось, что возросло. Это тем более поразительно, что государь вёл с этим бедствием тридцатилетнюю жестокую войну. Нужно отметить энергию губернских прокуроров: суды над казнокрадами и взяточниками стали обычным явлением. Так, в 1853 году под судом находилось 2540 чиновников. Иначе и быть не могло. Борьба с грядущей революцией заставляла ужесточать правила внутренней жизни империи. Однако чем ретивее боролись с коррупцией, тем сильнее она распространялась.

Позднее известный монархист Иван Солоневич этот феномен пытался объяснить в отношении сталинской эпохи: «Чем больше было воровства, тем сильнее должен быть контрольный аппарат. Но чем крупнее контрольный аппарат, тем больше воровства: контролёры тоже любят селёдку».

Об этих «любителях селёдки» хорошо написал маркиз де Кюстин. Он был врагом России и мало в ней понял, но один диагноз поставил всё-таки верно: «Россией управляет класс чиновников... и управляет часто наперекор воле монарха... Из недр своих канцелярий эти невидимые деспоты, эти пигмеи-тираны безнаказанно угнетают страну. И, как это ни парадоксально, самодержец всероссийский часто замечает, что власть его имеет предел. Этот предел положен ему бюрократией – силой страшной, потому что злоупотребление ею именуется любовью к порядку».

Лишь воодушевление народа способно спасти Отечество в трудные моменты, но воодушевление трезвое и ответственное. В противном случае оно вырождается в волнения и мятежи, ставит страну на край гибели. Восстание декабристов отравило царствование Николая Павловича – человека, по натуре своей чуждого всякой жёсткости. Его считают каким-то маникальным приверженцем порядка. Но порядок был для царя средством, а не целью. При этом отсутствие у него управленческих талантов имело тяжёлые последствия. Фрейлина Анна Фёдоровна Тютчева свидетельствовала, что император «проводил за работой 18 часов в сутки, трудился до поздней ночи, вставал на заре... ничем не жертвовал ради удовольствия и всем – ради долга и принимал на себя больше труда и забот, чем последний подёнщик из его подданных. Он искренне верил, что в состоянии всё видеть своими глазами, всё регламентировать по своему разумению, всё преобразовывать своею волею».

В результате «он лишь нагромоздил вокруг своей бесконтрольной власти груду колоссальных злоупотреблений, тем более пагубных, что извне они прикрывались официальной законностью, и ни общественное мнение, ни частная инициатива не имели ни права на них указывать, ни возможности с ними бороться».

Чиновники замечательно научились имитировать деятельность, обманывали государя на каждом шагу. Как человек умный, он понимал, что происходит неладное, но изменить ничего не мог, лишь горько смеялся над тщетностью многих своих усилий.

Однажды в дороге экипаж императора перевернулся. Николай Павлович, сломав ключицу и левую руку, семнадцать вёрст прошёл пешком до Чембара, одного из городков Пензенской губернии. Едва оправившись, он отправился поглядеть на местных чиновников. Они оделись в новую форму и выстроились по старшинству чинов в шеренгу, при шпагах, а треугольные шляпы держали в вытянутых по швам руках. Николай не без удивления осмотрел их и сказал губернатору:

– Я их всех не только видел, а даже отлично знаю!

Тот изумился:

– Позвольте, ваше величество, но где же вы их могли видеть?

– В очень смешной комедии под названием «Ревизор».

Справедливости ради скажем, что в Соединённых Штатах той эпохи казнокрадство и взяточничество носило ничуть не меньший размах. Но если в России это зло удалось более или менее окоротить в конце XIX века, то в Америке оно процветало ещё несколько десятилетий. Разница была в том, что американские чиновники не имели такого влияния на жизнь страны.

Первый после Бога

По этой безотрадной картине можно вообразить, что в хозяйственной жизни страны царил при Николае Павловиче полный застой. Но нет – именно в его царствование произошла промышленная революция, число предприятий и рабочих удвоилось, а эффективность их труда возросла втрое. Крепостной труд в промышленности был запрещён. Объём машиностроительной продукции с 1830-го по 1860-е годы вырос в 33 раза. Проложена была первая тысяча вёрст железной дороги, впервые в истории России началось строительство шоссе с твёрдым покрытием.


Граф С. С. Уваров

Граф Сергей Уваров произвёл переворот в борьбе с безграмотностью. Число крестьянских школ увеличилось с 60-ти более чем в 40 раз, 111 тысяч детей стали учиться. Всем государственным крестьянам выделили собственные наделы земли и участки леса, учреждены были вспомогательные кассы и хлебные магазины, которые оказывали помощь денежными ссудами и зерном в случае неурожая. Безземельных батраков к середине 1850-х годов практически не осталось – все получили землю от государства.

Существенно улучшилось положение крепостных, которые числились за помещиками. Торговля крестьянами была прекращена, они получили свободу передвижения, право владеть землёй, вести предпринимательскую деятельность. «Третье отделение» получило жёсткий приказ следить за тем, чтобы помещики не нарушали права крестьян. В результате на сотни помещичьих имений был наложен арест.

Вот случай, вполне характеризирующий перемены. Однажды крепостной мальчик, сын псаря, играя c собакой помещика, повредил ей лапу. Барин сгоряча застрелил ребёнка. На выстрел прибежал его отец, сгрёб убийцу, и, связав ему руки, усадил в кресло. Перед собравшейся дворней он перечислил все злодеяния господина и задал вопрос: что делать с извергом? Затем привёл приговор мира в исполнение, после чего сдался властям... Узнав о случившемся, государь освободил несчастного, начертав собственной рукой: «Собаке – собачья смерть».

Где ещё было возможно подобное? Именно в царствование императора Николая родилась триада, которую можно назвать единственно возможной русской идеей: «Православие, Самодержавие, Народность». Рождена она была замечательным учёным, министром народного просвещения Сергеем Уваровым. Всякого рода «мелкие бесы» до сих пор смеются над его убеждениями, между тем Россия стала первой страной в мире, поставившей народность в число важнейших основ бытия. Для ложной элиты народ не более чем быдло, для буржуа – это покупатели, для политиков – электорат. Лишь для русских царей народ, независимо от чинов и состояния, стоял по значению следом за Господом Богом.

«Бог наказывает гордых»

После сорока лет здоровье начало всё больше изменять императору. У него болели и пухли ноги, а весной 1847 года начались сильные головокружения. При этом казалось, что болезни государя каким-то необъяснимым образом передаются всей стране. Две катастрофы омрачили последние годы царствования Николая Павловича. Первая из них – поражение в Крымской войне – не заставила себя долго ждать.

Что стало источником бедствий? Дело в том, что государь, вслед за своим старшим братом Александром Павловичем, воспринимал Россию как часть европейского сообщества государств, причём самую сильную в военном отношении и самую зрелую идейно. Идея заключалась в том, что лишь нерушимый союз монархий в состоянии противостоять революции в Европе. Император готов был в любой момент вмешаться в европейские дела. Разумеется, это вызывало всеобщее раздражение, и на Россию начинали смотреть как на лекарство более опасное, чем сама болезнь.

Нельзя сказать, что Николай Павлович преувеличивал опасность революционных настроений в Европе. Та была подобна котлу, где непрерывно усиливалось давление пара. Но вместо того чтобы учиться регулировать его, Россия энергично затыкала все дыры. Это не могло продолжаться бесконечно. 21 февраля 1848 года, на Масленицу, в Петербурге была получена депеша о том, что во Франции началась революция. Прочитав её, потрясённый государь появился на балу в Аничковом дворце. В разгар веселья он вошёл в зал быстрым шагом, с бумагами в руках, «произнося непонятные для слушателей восклицания о перевороте во Франции и о бегстве короля». Больше всего царь опасался, что примеру французов последуют в Германии.

Родилась идея отправить на Рейн 300-тысячную армию для искоренения революционной заразы. Не без труда царя удалось отговорить от этого. 14 марта последовал Манифест, где высказывалось опасение «разливающимися повсеместно с наглостью мятежом и безначалием» и «дерзостью, угрожающей в безумии своём России». Выражалась готовность защищать честь русского имени и неприкосновенность пределов России.

Это был важнейший документ той эпохи. Россия бросала вызов мировой революции, богоборчеству и нигилизму. Лучшие люди страны встретили Манифест восторженно, а в народе заговорили о предстоящей борьбе с антихристом. Вот как откликнулся на это событие Ф. И. Тютчев: «Уже с давних пор в Европе только две действительные силы, две истинные державы: Революция и Россия. Они теперь сошлись лицом к лицу, а завтра, может, схватятся. Между тою и другою не может быть ни договоров, ни сделок. Что для одной жизнь – для другой смерть. От исхода борьбы, завязавшейся между ними, величайшей борьбы, когда-либо виденной миром, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества».

Тем большей трагедией, омрачившей позицию Российской империи, стали ложные шаги, последовавшие за Манифестом. Речь идёт о венгерских событиях. Венгры десятилетиями мечтали избавиться от владычества Австрии, много претерпев от неё. В 1848 году они восстали – за оружие взялось 190 тысяч человек. К весне 1849-го венгры научились бить австрийцев, распад империи Габсбургов стал неизбежен. Но в этот момент на помощь Австрии пришли русские войска.

Вторжение Русской армии стало для венгров не только военным ударом, но ещё и моральным. Ведь они мечтали, что именно русские их освободят, и у них были все основания надеяться на это. Венгры лучше других знали, как относится Австрия к своему великому восточному соседу. Их военачальник Дьёрдь Клапка воскликнул однажды в беседе с русским парламентёром: «Император Николай нас погубил, а зачем? Неужели вы верите в благодарность Австрии? Вы спасли её от совершенной гибели, они же вам заплатят за это; поверьте, мы их знаем и не в силах верить ни одному их слову...»

Это были горькие слова человека, прекрасно понимавшего, что он говорит.

Русская армия много раз спасала Австрию, но страна, именовавшая себя Священной Римской империей германской нации, имела колоссальные амбиции, подогреваемые папским Римом. Помощь православных оскорбляла её тем больше, что Австрия не могла без неё обойтись. И, разумеется, при первом удобном случае Австрия переметнулась на сторону наших врагов. Это произошло в 1854 году, после нападения Англии и Франции на Россию. Вместо помощи спасительнице, австрийцы начали угрожать ей войной. В результате многие русские части пришлось оставить для заслона на Дунае. Это были войска, которых так не хватало в Крыму...

Подавление Венгерского восстания стало одной из самых печальных страниц нашей истории. В Европе окончательно утвердилось мнение о России как о стране-полицейском. Российский генерал-фельдмаршал Остен-Сакен в отчаянии произнёс горькие слова: «Государь сильно возгордился. "То, что сделал я с Венгрией, ожидает всю Европу", – сказал он мне. Я уверен, что эта кампания его погубит... Увидите, что это даром не пройдёт. Бог наказывает гордых».

Но, кажется, дело было вовсе не в гордости. Митрополит Киевский Платон, скорбя о русском вмешательстве в венгерские события («ведь без этого не было бы Крымской войны»), добавлял, что лишь честность государя стала тому виной. Он не умел нарушать данных обещаний, пусть даже и такому адресату, как Австрия, чья неблагодарность была общеизвестна.

В любом случае мы победили в Венгрии самих себя.

Кончина императора

Несчастьем для императора Николая стало то, что он застал время крушения своих надежд. Это и стало причиной его смерти, которую трудно назвать естественной. Скорее, это была гибель. Он пал вместе со своими матросами и солдатами, Корниловым и Нахимовым, потому что сердце царя в последний год жизни было в Севастополе, а не в Петербурге.

Формальных поводов для войны имелось немало. Англия опасалась, что Россия может выйти на просторы Средиземноморья, Франция надеялась с помощью войны вернуться в ряд великих держав. В итоге английская, французская и турецкая армии высадились в Крыму в качестве «передовых отрядов цивилизации».

Среди причин, которые привели нас к поражению, была страшная коррупция: даже командиры полков порой не стеснялись обкрадывать солдат, – что говорить об остальных... Крайне неудачным было назначение командующим князя Меньшикова. Когда святитель Иннокентий Херсонский с образом Касперовской Божией Матери прибыл в расположение нашей армии, отступающей к Севастополю, он произнёс, обращаясь к Меньшикову: «Се Царица Небесная грядёт освободить и защитить Севастополь». «Вы напрасно беспокоили Царицу Небесную, мы и без Неё обойдёмся», – ответил незадачливый полководец.

Как мог он добиться победы, не имея ни малейшей духовной связи с войском? Между тем это был человек, облечённый доверием государя. Для полноты картины скажем, что свт. Иннокентий находился под особым подозрением. Чиновники называли его демократом за то, что он, подобно государю, защищал необходимость освобождения крестьян. Как-то спросили: «Говорят, Преосвященный, вы проповедуете коммунизм?» Владыка спокойно ответил на это: «Я никогда не проповедовал "берите", но всегда проповедовал "давайте"».

Английский флот появился близ Кронштадта. Император подолгу смотрел на него в трубу из окна своего дворца в Александрии. Изменения в его облике начали проявляться осенью 1854-го. Он лишился сна и похудел. Ночью ходил по залам, ожидая известий из Крыма. Новости были плохие: в иные дни гибло по несколько тысяч наших солдат... Узнав об очередном поражении, государь запирался в своём кабинете и плакал как ребёнок. Во время утренней молитвы иногда засыпал на коленях перед образами.

В какой-то момент император подхватил грипп. Болезнь была не слишком опасной, но он будто не желал выздоравливать. В тридцатиградусный мороз, несмотря на кашель, в лёгком плаще ходил на смотры полков. «По вечерам, – пишет один из биографов Николая Павловича, – многие видели его двухметровую фигуру, одиноко бродившую по Невскому проспекту. Всем окружающим стало ясно: царь, не в силах стерпеть позора, решил подобным образом извести себя... Результат не заставил себя ждать: где-то через месяц после начала болезни Николай уже полным ходом распоряжался своими похоронами, писал завещание, слушал отходную, до последней минуты держась за руку своего сына».

«Сашка, в дурном порядке сдаю тебе команду!» – сказал Николай Павлович сыну на смертном одре и, обращаясь ко всем сыновьям, произнёс: «Служите России. Мне хотелось принять на себя всё трудное, оставив царство мирное, устроенное, счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас...»

Умер он, по словам А. Ф. Тютчевой, в маленьком кабинете на первом этаже Зимнего дворца, «лёжа поперёк комнаты на очень простой железной кровати... Голова покоилась на зелёной кожаной подушке, а вместо одеяла на нём лежала солдатская шинель. Казалось, что смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши дворца». Как писал прапорщик Измайловского полка Ефим Сухонин, печальное известие застигло гвардейцев в походе: «Панихида была торжественная. Офицеры и солдаты молились на коленях и громко плакали».

Эпилог

Всадник на Исаакиевской площади опирается на мощный постамент с четырьмя женскими фигурами, олицетворяющими Силу, Мудрость, Правосудие и Веру. Освобождение крестьян, потрясающая судебная реформа, все благие дела Александра Освободителя были воплощением замыслов его отца. Связанный по рукам и ногам прошлым и настоящим, отсутствием соратников, Николай Павлович делал, что должно, в надежде: что-нибудь будет.

Он был плотью от плоти страны, где, кроме дураков и скверных дорог, есть неисчислимое множество других несчастий. Поэтому неправильно оценивать его, сравнивая с каким-то мысленным идеалом. Идущий впереди, особенно если он воин, а не духовник, – почти всегда самый измученный человек из всех, своя и чужая кровь сохнет на его мундире. Вопрос, движет ли им любовь к Отечеству или честолюбие, ведёт ли он народ во имя Божие – или во имя своё? Однажды – это было в 1845-м – царь вдруг произнёс, обращаясь к знакомой: «Вот скоро двадцать лет, как я сижу на этом прекрасном местечке. Часто выдаются такие дни, что я, смотря на небо, говорю: зачем я не там? Я так устал...»

Нет, во имя своё Николай Павлович, кажется, не пошевелил и пальцем – его служение вот уже полтора столетия внушает нам уважение. Даже надпись на памятнике под государственным гербом так и не сбили: «Николаю I – Императору Всероссийскому». Очень простая надпись – как и всё, что с ним связано.

Владимир ГРИГОРЯН