Том Сойер – обладатель бунтарского характера, непоседа, проказник и великий авантюрист, поселившийся в четырех книгах писателя . Бывший журналист прошел путь творческих мучений, прежде чем нашел нужную форму для произведения и, собственно, героя, которому суждено было стать любимцем юных читателей. Веселые приключения создали автору репутацию большого юмориста и мастера интриг. Безудержная фантазия, задор и озорные поступки – жизни мальчишки из местечка Санкт-Петербург позавидует любой ребенок.
История создания
Марк Твен подарил детям четыре романа, в которых разворачиваются захватывающие события: «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Том Сойер за границей» и детектив «Том Сойер – сыщик». Еще одно произведение под названием «Заговор Тома Сойера» автор так и не успел закончить.
Первая книга рождалась с трудом: Твен начал ее в 1872 году, а закончил лишь к лету 1875 года. Любопытный факт – это произведение автор впервые в своей творческой биографии написал на пишущей машинке. Автобиографичный роман основан на детстве писателя, когда в безмятежный мир, наполненный мечтами о подвигах и свершениях, еще не ворвались заботы взрослой жизни. Марк Твен признавался, что, как и герои романов, будучи мальчиком, желал отыскать клад, построить плот, поселиться на необитаемом острове.
Имя персонажа автор позаимствовал у знакомого Томаса Сойера, с которым судьба свела в Калифорнии. Однако прототипами послужили три мальчика-друга из далекого детства, о чем Твен говорит в предисловии. Вот почему главный герой получился с таким противоречивым характером.
Писал прозаик не столько для детей, сколько для их родителей, пытаясь донести до мам и пап, что детям недостаточно крыши над головой и одежды. Нужно попытаться понять волшебный мир ребенка, не оценивать его действия только лишь негативно – за каждым поступком стоит «великая» идея. И действительно, простой язык, огромное число курьезов и искрометный юмор сделали романы отличным чтивом для взрослых.
Даты написания последующих книг – 1884, 1894 и 1896 годы. На русский язык романы пытались переводить не меньше десятка литераторов, однако лучшей работой признан перевод . Писатель презентовал произведение советским детям в 1929 году.
Биография и сюжет
Том Сойер живет в маленьком городке Санкт-Петербург штата Миссури на берегу реки Миссисипи в семье родной тетки – после смерти мамы она взяла мальчика на воспитание. Дни пролетают за учебой в школе, в драках и играх на улице, а еще Том водит дружбу с беспризорником и влюбляется в красавицу-сверстницу Бэкки. В общем, все как у обычного подростка.
Невероятному оптимисту Тому под силу каждую проблему превратить в выгодное мероприятие. Так, побелка забора, которую мальчику поручила тетка в виде наказания, становится выгодным делом. Том с таким упоением и удовольствием работает кистью, что малолетним знакомым тоже хочется попробовать. На этом деле Сойер сколотил целое «состояние», пополнив копилку своих мальчишеских сокровищ стеклянными шариками, одноглазым котенком и дохлой крысой.
Однажды главный герой романа встретил на улице Финна, и между мальчишками разразилась полемика на тему эффективности лечения бородавок. Гекльберри поведал новый способ, для которого необходимы дохлая кошка и поход ночью на кладбище. С этого момента стартовали захватывающие приключения друзей.
Мальчишки становятся свидетелями убийства на кладбище, решают стать пиратами, в компании со школьным товарищем Джо сооружают флот и отправляются в путешествие на близлежащий остров. Друзьям даже удалось найти сундук с золотом и превратиться в самых богатых мальчишек в городе.
Приключения друзей продолжаются и в следующей книге, где на первый план выходит Гекльберри Финн. Том помогает приятелю спасти раба Джима, провернув целую аферу. А в третьем романе приятели и вовсе оказываются на воздушном шаре – череда испытаний ждет их в путешествии по Америке, над Сахарой и Атлантическим океаном.
В дальнейшем Тому Сойеру предстояло побывать в Арканзасе, где, опять-таки с Финном, мальчик ввязался в расследование убийства и кражи бриллиантов.
Экранизации
Произведения Марка Твена несколько раз оказывались в работе у именитых режиссеров. Впервые приключения юного проказника перенес на кинопленку Уильям Тейлор в 1917 году. Впрочем, картина не имела успеха. Зато следующий фильм, снятый Джоном Кромвеллом в 1930 году, выбился в лидеры проката. 40 лет спустя американцы повторили успех – музыкальная картина режиссера Дона Тейлора была трижды номинирована на «Оскар» и дважды на «Золотой глобус». Главная роль досталась Джонни Уитакеру.
Французы решили подойти к похождениям американского мальчика с размахом, явив свету сериал «Приключения Тома Сойера» (1968), правда, в мини-формате. В неугомонного Тома преобразился Роланд Демонжо.
В стране Советов роман Марка Твена постановщики тоже не обошли вниманием. По мотивам «Приключений Тома Сойера» черно-белую ленту создали Лазарь Френкель и Глеб Затворницкий в 1936 году. Однако большую известность завоевал фильм «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна», который появился на советских киноэкранах в 1981 году. Образ Тома примерил , а его приятеля Гекльберри – будущая знаменитость , для которого роль стала дебютной.
Говорухин собрал на съемочной площадке актеров с именем. Персонажей американской книги сыграли (тетя Полли Сойер), (Мефф Поттер). Роль возлюбленной Тома – Бэкки – исполнила дочь . Съемочную группу помотало по свету: география создания фильма включила Украину, Кавказ, Абхазию, а в образе реки Миссисипи убедительно предстал Днепр.
Новое режиссерское прочтение книг Твена представил на суд зрителей Хермин Хунтгебурт. В «Томе Сойере» (2011) роли отведены Луису Хофману (Том) и Леону Сиделу (Гекльберри).
Продюсер Борис Шенфельдер говорил в интервью:
«Идея снять фильм про Сойера пришла ко мне после просмотра «Руки прочь от Миссисипи» и «Гениальные аферисты». Обдумывая эти две картины, я решил снять такой фильм для детей и молодых взрослых, который не будет слепо потакать детским вкусам и будет вне нашего времени».
Задуманное получилось воплотить вполне удачно.
Последняя экранизация литературного детища Марка Твена случилась в 2014 году. Фильм «Том Сойер и Гекльберри Финн» совместного производства Германии и США поставил Джо Кастнер. Неугомонного мальчишку-выдумщика сыграл Джоэл Кортни.
- Под названием Санкт-Петербург прячется родной город Ханнибал, где родился и вырос Марк Твен. У окружения Тома Сойера есть реальные прототипы. Например, тетя Полли «срисована» с матери писателя, а Бекки – с соседской девочки Лоры Хоукинс.
- Детский музыкальный театр юного зрителя в 2005 году поставил искрометный мюзикл «Том Сойер». Музыку и слова песен для спектакля написал композитор Виктор Семенов, особенно зрителям нравится композиция «Звездная река».
- Двухэтажный дом семьи Хоукинс до сих пор украшает улочку родного города писателя. Власти Ханнибала собираются отремонтировать здание и открыть музей Бэкки Тэтчер. Рядом, как утверждают поклонники творчества Твена, стоит «тот самый» забор, который Тому пришлось белить, а в квартале от улочки возвышается Кардиффский холм, где проходили игры детворы, описанные в романе. Пещеры, в которых однажды Том заблудился с Бэкки, тоже имеются в окрестностях населенного пункта.
- Иллюстрировать книги Марка Твена брались разные художники, но лучшей работой считаются картинки Роберта Ингпена.
Цитаты
«Нередко бывает, что чем меньше оправданий какому-нибудь укоренившемуся обычаю, тем труднее от него отделаться».
«Нет хуже дурака, чем старый дурак. Недаром говорится: «Старую собаку не выучишь новым фокусам».
«- А ты что сделаешь со своей долей, Том?
- Куплю барабан, взаправдашнюю саблю, красный галстук, бульдога-щенка и женюсь.
- Женишься?
- Ну да.
- Том, ты... ты не в своем уме!»
«Только то и приятно, что трудно достать».
«Главное - верить. Если веришь, то все обязательно будет хорошо - даже лучше, чем ты сам можешь устроить».
«Слава, конечно, штука важная и ценная, но для настоящего удовольствия тайна все-таки лучше.
«В Средние века разница между человеком и саранчой состояла в том, что саранча была не дура».
«У девчонок все можно узнать по лицу - выдержки у них никакой».
Глава 1
Ответа не было.
Ответа не было.
– Куда подевался этот мальчишка, не постигаю! Том!
Старая леди опустила очки и взглянула поверх них, осматривая комнату, потом приподняла очки и взглянула из-под них. Сквозь очки она редко или никогда не смотрела на такую мелочь, как мальчик, так как это была ее парадная пара, гордость ее сердца, заведенная ради моды, а не для употребления; она с одинаковым успехом могла бы смотреть сквозь пару печных заслонок.
С минуту она озиралась с недоумением, затем сказала без гнева, но достаточно громко, чтобы мебель могла ее слышать:
– Ну, попадись ты мне, я…
Она не закончила, так как в это время нагнулась, чтобы засунуть щетку под кровать, и ей пришлось перевести дух, как бы поставить точку своим усилиям. Она потревожила только кота.
– Никогда мне не сладить с этим мальчишкой.
Она подошла к открытой двери и выглянула в садик, всматриваясь в заросли томатов и дурмана. Тома не было. Тогда она повысила голос в расчете на дальнее расстояние и крикнула:
– То-о-ом!
Позади нее послышался легкий шум, и она обернулась как раз вовремя, чтобы поймать за ворот маленького мальчугана и помешать ему удрать.
– Вот ты где! Я и забыла о чулане. Что ты там делал?
– Ничего.
– Ничего?.. Посмотри-ка на свои руки, посмотри на свои губы. Что это такое?
– Не знаю, тетя.
– А я знаю. Это мармелад, вот что это такое. Сколько раз я тебе говорила, что, если ты будешь трогать мармелад, я тебя выдеру. Подай хлыст.
Хлыст взвился в воздухе. Опасность грозила неминуемая.
– Ай!.. Взгляните назад, тетя!
Старая леди повернулась и машинально схватилась за свои юбки, спасая их, а мальчуган моментально задал стрекача, вскарабкался на высокий забор и исчез за ним. Тетка Полли с минуту стояла в недоумении, а затем благодушно рассмеялась.
– Пора бы мне знать этого негодного мальчишку. Сколько уж раз он устраивал такие же штуки, чтобы отвлечь от себя мое внимание. Но старые дураки неисправимы. Старую собаку не выучишь новым штукам, говорит пословица. И то сказать, ведь он каждый раз выдумывает что-нибудь новое, изволь тут за ним угнаться. Он как будто знает, сколько времени меня можно мучить, прежде чем я рассержусь; знает и то, что если ему удастся рассмешить меня, то его дело в шляпе, и у меня не хватит духу задать ему трепку. Я не исполняю своего долга по отношению к этому мальчику, видит Бог, не исполняю. Кто жалеет розгу, тот губит ребенка, говорит мудрая книга. Я взращиваю грех и погибель для нас обоих, это как Бог свят! В мальчике сидит бес, но как же мне быть-то! Ведь он, бедняжка, сын покойной сестры, и у меня не хватает духу его сечь. Всякий раз, как спущу ему, меня мучает совесть; а как побью, мое старое сердце готово разорваться. Ну, что поделаешь, человек, рожденный женою, краткодневен и насыщен печалями, говорит Писание, и я думаю, так оно и есть. Сегодня вечером он прогуляет школу, и мне придется завтра усадить его за работу, в наказание. Жестоко заставлять его работать в субботу, когда все ребятишки гуляют, но он ненавидит работу больше всего на свете, и мне надо же хоть сколько-нибудь исполнять свой долг по отношению к нему, иначе я погублю этого ребенка.
Том прогулял школу и провел день очень весело. Он вернулся домой как раз вовремя, чтобы помочь Джиму, цветному мальчику, напилить дров на завтра и нащепать лучины к ужину, – по крайней мере, вовремя для того, чтобы рассказать Джиму о своих похождениях, пока Джим исполнил три четверти работы. Младший брат Тома (точнее сводный брат), Сид, уже кончил свою работу (собирание щепок), так как он был тихий мальчик, не сорванец. Пока Том ужинал и по мере возможности таскал сахар, тетка Полли предлагала ему вопросы, полные коварства и чрезвычайно глубокие, так как рассчитывала вытянуть из него важные разоблачения. Подобно многим простодушным существам, она немножко гордилась своим талантом в темной и таинственной дипломатии и свои самые прозрачные намеки считала чудесами тонкого подвоха.
– Том, – сказала она, – в школе было довольно-таки жарко?
– Очень жарко, правда?
– Небось, тебе хотелось выкупаться, Том?
Том встрепенулся, у него мелькнуло подозрение. Он пристально взглянул на тетку Полли, но ничего не прочел на ее лице. Он ответил:
– Нет… так себе, не очень.
Старушка протянула руку и пощупала рубашку Тома.
– Но теперь тебе не жарко, нет?
Ей было лестно думать, как ловко она убедилась, что его рубашка суха, не дав никому понять, что это и было у нее на уме. Но Том уже сообразил, куда ветер дует, и поспешил предупредить новый возможный подвох с ее стороны.
– Мы обливали головы у насоса, и мои волосы еще не совсем высохли. Вот пощупайте.
Тетке Полли было досадно, что она упустила из виду эту маленькую вещественную улику и дала маху. Но тут на нее снова нашло вдохновение.
– Том, тебе ведь не нужно было распарывать ворот рубашки, чтобы намочить голову? Значит, он так и остался, как я его зашила. Расстегни-ка куртку!
Всякий след беспокойства исчез с лица Тома. Он расстегнул куртку. Воротник оказался зашитым.
– Вы подумайте!.. Ну, ступай себе. Я была уверена, что ты прогулял школу и купался. Но я тебя прощаю. Том, я вижу, что ты немножко образумился на этот раз.
Ей было отчасти досадно, что проницательность ее подвела, но и приятно, что Том оказался хоть раз послушным мальчиком.
Но Сидней сказал:
– Как же это, ведь вы, кажется, зашили ему воротник белой ниткой, а у него черная.
– Да, я зашила белой! Том!
Но Том не стал дожидаться последствий. В дверях он сказал:
– Сидди, я тебя вздую за это.
Находясь в безопасном месте, он осмотрел две иголки, приколотые за обшлагом его куртки, – одна с белой, другая с черной ниткой.
– Если бы не Сид, она бы ничего не заметила, – сказал он. – То она зашивает белой, то черной ниткой. Надо бы за этим смотреть, но я всегда забываю. Зато уж и вздую я Сида. Убей меня Бог, если не вздую.
Он не был примерным мальчиком деревни. Впрочем, он очень хорошо знал примерного мальчика и терпеть не мог его.
Минуты две, или даже меньше, спустя, он уже забыл о своих неудачах. Не потому, чтобы они были менее тяжелы и горьки для него, чем неудачи взрослых, но потому, что новый и мощный интерес овладел им и вытеснил их из его души; так ведь и неудачи взрослых забываются в увлечении новыми предприятиями.
Это новое увлечение относилось к интереснейшему способу свиста, которому научил его один негр. Теперь он хотел испытать его на досуге и без помехи. Нужно было во время свиста прижимать язык к нёбу, через коротенькие промежутки времени, – выходило совсем как у птицы, длинная и звонкая трель. Читатель, вероятно, припомнит, как это делается, если был когда-нибудь мальчиком. Усердие и внимание Тома скоро увенчались успехом, и он пошел по улице, с музыкой на губах и восхищением в душе. Он чувствовал себя приблизительно так, как астроном, открывший новую планету. Но без сомнения, преимущество сильного, глубокого, безмятежного наслаждения было на стороне мальчика, а не астронома.
Летние вечера долги. Было еще светло. Внезапно Том перестал свистеть. Перед ним стоял незнакомый мальчик, немножко выше него. Новое лицо, какого бы то ни было возраста или пола, было сенсационным явлением в бедной маленькой деревушке С. -Питерсбург. Этот мальчик был хорошо одет, – слишком хорошо для будней. Просто ослепительно. Нарядная шляпа, синяя курточка, застегнутая на все пуговицы, новенькая и чистенькая, и такие же панталоны. На ногах ботинки – а ведь была еще пятница! Мало того, на шее красовался галстук с бантом. Его городской вид задел Тома за живое. Чем дольше Том смотрел на это великолепное явление, тем выше задирал нос на его щегольство и тем оскорбительнее чувствовал непрезентабельность собственной внешности. Оба мальчика молчали. Когда двигался один, двигался и другой, но боком, по косой линии. Они оставались лицом к лицу и не спускали друг с друга глаз. Наконец Том сказал:
– Я тебя тресну!
– Посмотрю я, как ты это сделаешь.
– Очень просто могу сделать.
– Очень просто не можешь.
– А вот могу!
– А вот не можешь.
– Нет, могу.
– Нет, не можешь.
– Не можешь.
Неловкое молчание. Затем Том спросил:
– Как тебя зовут?
– Это не твое дело.
– Захочу, так будет мое.
– Нет, не будет.
– Поговори еще, так увидишь.
– Говорю, говорю, говорю! Ну, что же ты?
– О, ты думаешь, что ты важный франт? Я тебя одной рукой уберу, если захочу.
– Ну, что ж ты не убираешь? Ведь ты говоришь, что можешь это сделать.
– И сделаю, если ты вздумаешь дразнить меня.
– О, да – видал я таких нищих.
– Франт! Ты думаешь, что ты важная птица.
– Ох, какая шляпа!
– Ну-ка, тронь эту шляпу, если она тебе не нравится. Попробуй сбить ее с меня; кто попробует, тому я нос расквашу!
– Сам такой!
– Ты задира и лгун, и ничего не смеешь.
– Ну, – проваливай.
– А вот коли будешь еще приставать ко мне, так я и хвачу тебя камнем по голове.
– Что и говорить, хватишь.
– Ну да, хвачу.
– За чем же дело стало? Болтать болтаешь, а делать не делаешь. Потому что боишься.
– Я не боюсь.
– Нет, боишься.
– Не боюсь.
– Боишься.
Новая пауза, и еще более пристальное разглядыванье и похаживанье друг подле друга. Теперь они стояли плечом к плечу. Том сказал:
– Убирайся отсюда!
– Сам убирайся!
– Я не пойду.
– И я не пойду.
Так простояли они некоторое время, оба отставив ногу под углом для опоры, напирая один на другого изо всех сил и с ненавистью глядя друг на друга. Но никому не удалось сдвинуть другого. После молчаливой борьбы, продолжавшейся до тех пор, пока лица у обоих налились кровью, оба осторожно разошлись, и Том сказал:
– Ты трусишка и щенок. Я скажу про тебя моему старшему брату, а он может тебя мизинцем прищелкнуть; и так и сделает, если я его попрошу.
– Боюсь я очень твоего старшего брата! У меня есть брат, побольше твоего; он его через этот забор перекинет. (Оба брата существовали только в воображении.)
– Вранье.
– Не станет враньем оттого, что ты это говоришь.
Том провел по пыли черту большим пальцем ноги и сказал:
– Попробуй переступить через эту черту, я тебя отколочу так, что не встанешь. Всякий, кто переступит, получит трепку.
Новый мальчик быстро переступил черту и сказал:
– Ну, ты говорил, что отколотишь меня, посмотрим, как ты это сделаешь.
– Не лезь ко мне, лучше убирайся.
– Нет, ты сказал, что отколотишь, – попробуй же.
– Я не я, коли не отколочу за два цента.
Незнакомый мальчик вынул из кармана два медяка и насмешливо протянул их.
Том бросил их на землю.
В следующее мгновение оба мальчика катались и барахтались в пыли, сцепившись, как кошки; с минуту они трепали и таскали друг друга за волосы и за одежду, царапали и разбивали друг другу носы, покрываясь пылью и славой. Затем схватка приняла более определенный характер; в тумане сражения выделилась фигура Тома, который сидел верхом на своем противнике и тузил его кулаками.
– Живота или смерти? – спрашивал он.
Другой мальчик только барахтался, стараясь освободиться. Он плакал, главным образом, от бешенства.
– Живота или смерти? – Расправа продолжалась.
Наконец незнакомец пробормотал сквозь слезы:
«Живота!», и Том выпустил его, сказав:
– Это тебе наука. Вперед смотри, с кем связываешься.
Нарядный мальчик ушел, отряхивая пыль с одежды, всхлипывая, фыркая носом, по временам оглядываясь на Тома и обещая задать ему, если тот попадется ему в другой раз. На это Том отвечал насмешками и пошел своим путем, торжествуя победу; но лишь только он повернулся спиной к новому мальчику, последний схватил камень, швырнул его, попал Тому между плечами и помчался с быстротою антилопы. Том гнался за ним до самого дома и таким образом узнал, где он живет. Тут он постоял некоторое время у ворот, приглашая врага выйти, но враг только строил ему гримасы из окошка и отклонял вызов. Наконец появилась мать врага, назвала гадким, скверным, грубым мальчишкой и потребовала, чтобы он убирался. Тогда он ушел, заявив, что еще посчитается с мальчиком.
Он пришел домой довольно поздно ночью, осторожно влез в окно и попал в засаду, очутившись в руках тетки. Когда она освидетельствовала состояние его костюма, ее решение превратить для него субботу в день пленения и тягостного труда приобрело алмазную твердость.
Твен М.
Произведение знаменитого американского публициста и писателя Марка Твена о приключениях двух мальчишек до сих пор остаётся самым любимым и читаемым во всём мире. И не только любимым произведением для мальчишек, но и для взрослых, которые вспоминают своё озорное детство. Это история молодой Америки, романтизм которой трогает мальчишек всего мира до сих пор.
История написания «Приключений Тома Сойера»
Первое произведение из серии приключений американских мальчишек было опубликовано в 1876 году, автору в то время было чуть более 30 лет. Очевидно, это и сыграло свою роль в яркости образов книги. Америка конца XIX века ещё не избавилась от рабовладения, половина континента являлось «индейской территорией», а мальчишки оставались мальчишками. По многим свидетельствам, Марк Твен описал в Томе себя, себя не только реального, но и все свои мечты о приключениях. Чувства и эмоции описаны реальные, которые волновали мальчишку того времени, и которые продолжают волновать мальчишек и сегодня.
Главные действующие лица - два друга, Том, которого воспитывает родная одинокая тётка, и Гек, городской беспризорник. Неразлучные в своих фантазиях и приключениях оба мальчишки являются типичными образами, но главные героем остаётся Том Сойер. У него есть младший брат, более рациональный и послушный, есть школьные товарищи, мальчишеская влюблённость - Бэкки. И как у всякого мальчишки, главные события в жизни связаны с жаждой приключений и первой любовью. Неистребимая жажда постоянно вовлекает Тома с Геком в опасные приключения, часть из которых, конечно, выдумана автором, часть - является реальными событиями. В такие, как побег из дома или поход ночью на кладбище, легко верится. И эти приключения, перемежающиеся описанием обычных мальчишеских будней, обычными шалостями, радостями и досадами, обретают реальность благодаря гению автора. Впечатляет описание жизни американцев в то время. То, что утрачено в современном мире, демократизм и дух свободы.
Хроника молодой Америки (сюжет и главная идея)
Городок на берегу Миссисипи, в котором жители смешались в единое общество, невзирая на имущественные, расовые и даже возрастные различия. Негр Джим, в рабстве тёти Полли, метис Индеец Джо, судья Тэчер и его дочь Бэкки, беспризорник Гек и шалопай Том, доктор Робенсон и гробовщик Поттер. Жизнь Тома описывается с таким юмором и с такой естественностью, что читатель забывает, в какой стране это происходит, как будто вспоминает произошедшее с самим собой.
Мальчишка Том Сойер вместе с младшим братом, который явно положительнее его, воспитывается старой тёткой после смерти матери. Он учиться в школе, играет на улице, дерётся, дружит и влюбляется в прекрасную сверстницу Бэкки. Однажды встретив своего старого приятеля Гекельберри Фина на улицы, с которым они провели глубокую полемику о способах сведения бородавок. Гек рассказал свежий метод сведения при помощи дохлой кошки, но необходимо посетить кладбище ночью. С этого и начались все значимые приключения этих двух сорванцов. Происходящие до этого конфликты с тётей, предпринимательские идеи с получением бонусной библии в воскресной школе, побелка забора в виде наказание за непослушание, которое Том с успехов трансформировал в личный успех, отходят на второй план. Всё, кроме любви к Бэкки.
Став свидетелем драки и убийства, двое мальчиков долго сомневаются в необходимости вынести всё увиденное на суд взрослых. Только искренняя жалость к старому пьянице Поттеру и чувство вселенской справедливости заставляют Тома выступить на суде. Тем самым он спас жизнь обвиняемому и поставил свою жизнь в смертельную опасность. Месть Индейца Джо вполне реальная угроза для мальчишки даже под защитой закона. Тем временем роман Тома и Бэкки дал трещину, и это надолго отвлекло его от всего остального. Он страдал. Окончательно было решено сбежать из дома от несчастной любви и стать пиратом. Хорошо, что есть такой приятель, как Гек, который согласен поддержать любую авантюру. К ним присоединился и школьный товарищ - Джо.
Приключение это закончилось так, как и должны были. Сердце Тома и рациональность Гека заставили вернуться в городок с острова на реке, после того, когда они поняли, что их ищут всем городом. Мальчишки вернулись как раз на собственные похороны. Радость взрослых была так велика, что мальчишкам даже не устроили взбучку. Несколько дней приключений скрасили жизнь мальчишек воспоминаниями самого автора. После этого Том болел, а Бэкки уезжала надолго и далеко.
Перед началом учебного года судья Тэчер устроил роскошную вечеринку для ребятишек в честь дня рождения вернувшейся дочери. Путешествие на теплоходе по реке, пикник и посещение пещер, об этом могли бы мечтать и современные дети. Здесь начинается новое приключение Тома. Помирившись с Бэкки, они вдвоём убегают от компании во время пикника и прячутся в пещере. Они заблудились в переходах и гротах, факел, освещавший им путь, сгорел, а провизии с собой не было. Том вёл себя мужественно, в этом сказалось вся его предприимчивость и ответственность подрастающего мужчины. Совершенно случайно они наткнулись на Индейца Джо, прячущего награбленные деньги. После скитаний по пещере Том находит выход. Дети вернулись домой к радости родителей.
Тайна, увиденная в пещере, не даёт покоя, Том рассказывает всё Геку, и они решают проверить клад Индейца. Мальчуганы отправляются в пещеру. После того, как Том и Бэкки благополучно выбрались из лабиринта, городским Советом было принято решение закрыть вход в пещеру. Это стало роковым для метиса, он умер в пещере от голода и жажды. Том и Гек вынесли целое богатство. Поскольку клад не принадлежал никому конкретно, владельцами его стали два мальчишки. Гек получил покровительство вдовы Дуглас, попав под её опеку. Том так же теперь богат. Но Гек смог вынести «светскую» жизнь не более трёх недель, а Том, встретивший его на берегу у хижины-бочки откровенно заявил, что никакое богатство не сможет удержать его от карьеры «благородного разбойника». Романтизм двух друзей ещё не был задавлен «золотым тельцом» и условностями общества.
Главные герои и их характеры
Все главные герои повести, это мысли и чувства автора, его воспоминания о детстве, его ощущение той самой американской мечты и общечеловеческих ценностей. Когда Гек посетовал, что не может жить в праздности, Том ему неуверенно ответил: «Да ведь все так живут, Гек». В этих мальчишках Марк Твен выписывает своё отношение к человеческим ценностям, к ценности свободы и понимания между людьми. Гек, который больше видел плохого, делится с Томом: «Просто делается стыдно за всех людей», когда говорит о неискренности отношений в высшем обществе. На романтическом фоне повести о детстве, написанной с добрым юмором, писателем чётко вырисовываются все лучшие качества маленького человека, и надежда, что эти качества сохранятся на всю жизнь.
Мальчишка, воспитывающийся без матери и отца. Что случилось с его родителями, автор не открывает. По повести создаётся впечатление, что все свои лучшие качества Том получил на улице и в школе. Попытки тёти Поли привить ему элементарные стереотипы поведения не могут увенчаться успехом. Том - идеальный мальчишка и сорванец в глазах мальчишек всего мира. С одной стороны это гипербола, но с другой стороны, имея реальный прототипов, Том действительно несёт в себе всё лучшее, что может нести в себе подрастающий мужчина. Он смел, с обострённым чувством справедливости. Во многих эпизодах именно эти качества он проявляет при сложных жизненных ситуациях. Ещё одна черта, которая не может ни затронуть чувства американца. Это сметка и предприимчивость. Остаётся лишь вспомнить историю с побелкой забора, которая является ещё и далеко идущим проектом. Обременённый различными мальчишескими предрассудками, Том выглядит совершенно обычным мальчиком, что и подкупает читателя. Каждый видит в нём маленькое отражение себя.
Беспризорник при живом отце. Пьяница появляется в повести только в разговорах, но это уже как-то характеризует условия жизни этого мальчугана. Неизменный друг Тома и верный товарищ по всем приключениям. И если Том романтик и лидер в этой компании, то Гек - трезвый ум и жизненный опыт, который также необходим в этом тандеме. У внимательного читателя складывается мнение, что Гек прописан автором, как вторая сторона медали подрастающего человека, гражданина Америки. Личность разделена на два типа - Том и Гек, которые неразрывны. В последующих повестях характер Гек раскроется более полно, и часто, в душе читателя эти два образа смешиваются и всегда получают симпатию.
Бэкки, тётя Полли, негр Джим и метис Индеец Джо
Это все люди, на общении с которыми проявляется всё самое лучшее в характере главного героя. Нежная любовь в девочке сверстнице и настоящая забота о ней в минуты опасности. Уважительное, хотя иногда ироничное, отношение к тётушке, которая тратит все свои силы, чтоб вырастить Тома настоящим добропорядочным гражданином. Негр-раб, который является показателем тогдашней Америки и отношения к рабовладению всей прогрессивной общественности, ведь Том дружит и с ним, оправданно считая его равным. Отношение к Индейцу Джо у автора, а значит и Тома, далеко не однозначное. Романтика индейского мира в то время ещё не была так идеализирована. Но внутренняя жалость к погибшему от голода в пещере метису характеризует не только мальчишку. Реалии Дикого Запада просматриваются в этом образе, хитрый и жестокий метис мстит своей жизнью всем белым. Он пытается выжить в этом мире, и общество разрешает ему это. Того глубокого осуждения, которое казалось бы должно было быть для вора и убийцы, мы не видим.
Продолжение эпопеи приключений
В дальнейшем Марк Твен написал ещё несколько повестей о Томе и друге его Геке. Автор взрослел вместе со своими героями, менялась и Америка. И уже в последующих повестях не было той романтичной бесшабашности, но появлялось всё больше горькой правды жизни. Но даже в этих реалиях и Том, и Гек, и Бэкки сохраняли в себе свои лучшие качества, полученные ими в детстве на берегах Миссисипи в маленьком городке с далёким именем русской столицы - Санкт-Петербург. С этими героями не хочется расставаться, и они так и остаются идеалами в сердцах мальчишек той эпохи.
Глава первая
ТОМ ИГРАЕТ, СРАЖАЕТСЯ, ПРЯЧЕТСЯ
Том!
Нет ответа.
- Том!
Нет ответа.
- Куда же он запропастился, этот мальчишка?.. Том! Нет ответа.
Старушка спустила очки на кончик носа и оглядела комнату поверх очков; потом вздернула очки на лоб и глянула из-под них: она редко смотрела сквозь очки, если ей приходилось искать такую мелочь, как мальчишка, потому что это были ее парадные очки, гордость ее сердца: она носила их только “для важности”; на самом же деле они были ей совсем не нужны; с таким же успехом она могла бы глядеть сквозь печные заслонки. В первую минуту она как будто растерялась и сказала не очень сердито, но все же довольно громко, чтобы мебель могла ее слышать:
- Ну, попадись только! Я тебя…
Не досказав своей мысли, старуха нагнулась и стала тыкать щеткой под кровать, всякий раз останавливаясь, так как у нее не хватало дыхания. Из-под кровати она не извлекла ничего, кроме кошки.
- В жизни своей не видела такого мальчишки!
Она подошла к открытой двери и, став на пороге, зорко вглядывалась в свой огород - заросшие сорняком помидоры. Тома не было и там. Тогда она возвысила голос, чтоб было слышно дальше, и крикнула:
- То-о-ом!
Позади послышался легкий шорох. Она оглянулась и в ту же секунду схватила за край куртки мальчишку, который собирался улизнуть.
- Ну конечно! И как это я могла забыть про чулан! Что ты там делал?
- Ничего.
- Ничего! Погляди на свои руки. И погляди на свой рот. Чем это ты выпачкал губы?
- Не знаю, тетя!
- А я знаю. Это - варенье, вот что это такое. Сорок раз я говорила тебе: не смей трогать варенье, не то я с тебя шкуру спущу! Дай-ка сюда этот прут.
Розга взметнулась в воздухе - опасность была неминуемая.
- Ай! Тетя! Что это у вас за спиной!
Старуха испуганно повернулась на каблуках и поспешила подобрать свои юбки, чтобы уберечь себя от грозной беды, а мальчик в ту же секунду пустился бежать, вскарабкался на высокий дощатый забор - и был таков!
Тетя Полли остолбенела на миг, а потом стала добродушно смеяться.
- Ну и мальчишка! Казалось бы, пора мне привыкнуть к его фокусам. Или мало он выкидывал со мной всяких штук? Могла бы на этот раз быть умнее. Но, видно, нет хуже дурака, чем старый дурень. Недаром говорится, что старого пса новым штукам не выучишь. Впрочем, господи боже ты мой, у этого мальчишки и штуки все разные: что ни день, то другая - разве тут догадаешься, что у него на уме? Он будто знает, сколько он может мучить меня, покуда я не выйду из терпения. Он знает, что стоит ему на минуту сбить меня с толку или рассмешить, и вот уж руки у меня опускаются, и я не в
силах отхлестать его розгой. Не исполняю я своего долга, что верно, то верно, да простит меня бог. “Кто обходится без розги, тот губит ребенка”, говорит священное писание1. Я же, грешная, балую его, и за это достанется нам на том свете - и мне, и ему. Знаю, что он сущий бесенок, но что же мне делать? Ведь он сын моей покойной сестры, бедный малый, и у меня духу не хватает пороть сироту. Всякий раз, как я дам ему увильнуть от побоев, меня так мучает совесть, что и оказать не умею, а выпорю - мое старое сердце прямо разрывается на части. Верно, верно оказано в писании: век человеческий краток и полон скорбей. Так оно и есть! Сегодня он не пошел в школу: будет лодырничать до самого вечера, и мой долг наказать его, и я выполню мой долг - заставлю его завтра работать. Это, конечно, жестоко, так как завтра у всех мальчиков праздник, но ничего не поделаешь, больше всего на свете он ненавидит трудиться. Опустить ему на этот раз я не вправе, не то я окончательно сгублю малыша.
Том и в самом деле не ходил нынче в школу и очень весело провел время. Он еле успел воротиться домой, чтобы до ужина помочь негритенку Джиму напилить на завтра дров и наколоть щепок или, говоря более точно, рассказать ему о своих приключениях, пока тот исполнял три четверти всей работы. Младший брат Тома, Сид (не родной брат, а сводный), к этому времени уже сделал все, что ему было приказано (собрал и отнес все щепки), потому что это был послушный тихоня: не проказничал и не доставлял неприятностей старшим.
Пока Том уплетал свой ужин, пользуясь всяким удобным случаем, чтобы стянуть кусок сахару, тетя Полли задавала ему разные вопросы, полные глубокого лукавства, надеясь, что он попадет в расставленные ею ловушки и проболтается. Как и все простодушные люди, она не без гордости считала себя тонким дипломатом и видела в своих наивнейших замыслах чудеса ехидного коварства.
- Том, - сказала она, - в школе сегодня небось было жарко?
- Да, ’м2.
- Очень жарко, не правда ли?
- Да, ’м.
- И неужто не захотелось тебе, Том, искупаться в реке?
Тому почудилось что-то недоброе - тень подозрения и страха коснулась его души. Он пытливо посмотрел в лицо тети Полли, но оно ничего не сказало ему. И он ответил:
- Нет, ’м… не особенно.
Тетя Полли протянула руку и потрогала у Тома рубашку.
- Даже не вспотел, - сказала она.
И она самодовольно подумала, как ловко удалось ей обнаружить, что рубашка у Тома сухая; никому и в голову не пришло, какая хитрость была у нее на уме. Том, однако, уже успел сообразить, куда ветер дует, и предупредил дальнейшие расспросы:
- Мы подставляли голову под насос - освежиться. У меня волосы до сих пор мокрые. Видите?
Тете Полли стало обидно: как могла она упустить такую важную косвенную улику! Но тотчас же новая мысль осенила ее.
- Том, ведь, чтобы подставить голову под насос, тебе не пришлось распарывать воротник рубашки в том месте, где я зашила его? Ну-ка, расстегни куртку!
Тревога сбежала у Тома с лица. Он распахнул куртку. Воротник рубашки был крепко зашит.
- Ну хорошо, хорошо. Тебя ведь никогда не поймешь. Я была уверена, что ты и в школу не ходил, и купался. Ладно, я не сержусь на тебя: ты хоть и порядочный плут, но все же оказался лучше, чем можно подумать.
Ей было немного досадно, что ее хитрость не привела ни к чему, и в то же время приятно, что Том хоть на этот раз оказался пай-мальчиком.
Но тут вмешался Сид.
- Что-то мне помнится, - сказал он, - будто вы зашивали ему воротник белой ниткой, а здесь, поглядите, черная!
- Да, конечно, я зашила белой!.. Том!..
Но Том не стал дожидаться продолжения беседы. Убегая из комнаты, он тихо оказал:
- Ну и вздую же я тебя, Сидди!
Укрывшись в надежном месте, он осмотрел две большие иголки, заткнутые за отворот куртки и обмотанные нитками. В одну была вдета белая нитка, а в другую - черная.
- Она и не заметила бы, если б не Сид. Черт возьми! То она зашивала белой ниткой, то черной. Уж шила бы какой-нибудь одной, а то поневоле собьешься… А Сида я все-таки вздую - будет ему хороший урок!
Том не был Примерным Мальчиком, каким мог бы гордиться весь город. Зато он отлично знал, кто был примерным мальчиком, и ненавидел его.
Впрочем, через две минуты - и даже скорее - он позабыл все невзгоды. Не потому, что они были для него менее тяжки и горьки, чем невзгоды, обычно мучающие взрослых людей, но потому, что в эту минуту им
овладела новая могучая страсть и вытеснила у него из головы все тревоги. Точно так же и взрослые люди
1 Священным писанием христиане считают библию - книгу, где собрано много легенд о боге и всевозможных “святых”, а также евангелие
- книгу о “сыне божьем” Иисусе Христе. Во многих странах евангелие входит в состав библии.
2 “’м” - первая и последняя буква слова “мэдм”, которое употребляется в Англии и в Америке при почтительном обращении к женщине.
способны забывать свои горести, едва только их увлечет какое-нибудь новое дело. Том в настоящее время увлекся одной драгоценной новинкой: у знакомого негра он перенял особую манеру свистеть, и ему давно уже хотелось поупражняться в этом искусстве на воле, чтобы никто не мешал. Негр свистел по-птичьи. У него получалась певучая трель, прерываемая короткими паузами, для чего нужно было часто-часто дотрагиваться языком до неба. Читатель, вероятно, помнит, как это делается, - если только он когда-нибудь был мальчишкой. Настойчивость и усердие помогли Тому быстро овладеть всей техникой этого дела. Он весело зашагал по улице, и рот его был полон сладкой музыки, а душа была полна благодарности. Он чувствовал себя как астроном, открывший в небе новую планету, только радость его была непосредственнее, полнее и глубже.
Летом вечера долгие. Было еще светло. Вдруг Том перестал свистеть. Перед ним стоял незнакомец, мальчишка чуть побольше его. Всякое новое лицо любого пола и возраста всегда привлекало внимание жителей убогого городишки Санкт-Петербурга1. К тому же на мальчике был нарядный костюм - нарядный костюм в будний день! Это было прямо поразительно. Очень изящная шляпа; аккуратно застегнутая синяя суконная куртка, новая и чистая, и точно такие же брюки. На ногах у него были башмаки, даром, что сегодня еще только пятница. У него был даже галстук - очень яркая лента. Вообще он имел вид городского щеголя, и это взбесило Тома. Чем больше Том глядел на это дивное диво, тем обтерханнее казался ему его собственный жалкий костюм и тем выше задирал он нос, показывая, как ему противны такие франтовские наряды. Оба мальчика встретились в полном молчании. Стоило одному сделать шаг, делал шаг и другой, - но только в сторону, вбок, по кругу. Лицо к лицу и глаза в глаза - так они передвигались очень долго. Наконец Том сказал:
- Хочешь, я тебя вздую!
- Попробуй!
- А вот и вздую!
- А вот и не вздуешь!
- Захочу и вздую!
- Нет, не вздуешь!
- Нет, вздую!
- Нет, не вздуешь!
- Вздую!
- Не вздуешь!
Тягостное молчание. Наконец Том говорит:
- Как тебя зовут?
- А тебе какое дело?
- Вот я покажу тебе, какое мне дело!
- Ну, покажи. Отчего не показываешь?
- Скажи еще два слава - и покажу.
- Два слова! Два слова! Два слова! Вот тебе! Ну!
- Ишь какой ловкий! Да если бы я захотел, я одною рукою мог бы задать тебе перцу, а другую пусть привяжут - мне за опишу.
- Почему ж не задашь? Ведь ты говоришь, что можешь.
- И задам, если будешь ко мне приставать!
- Ай-яй-яй! Видали мы таких!
- Думаешь, как расфуфырился, так уж и важная птица! Ой, какая шляпа!
- Не нравится? Сбей-ка ее у меня с головы, вот и получишь от меня на орехи.
- Врешь!
- Сам ты врешь!
- Только стращает, а сам трус!
- Ладно, проваливай!
- Эй ты, слушай: если ты не уймешься, я расшибу тебе голову!
- Как же, расшибешь! Ой-ой-ой!
- И расшибу!
- Чего же ты ждешь? Пугаешь, пугаешь, а на деле нет ничего? Боишься, значит?
- И не думаю.
- Нет, боишься!
- Нет, не боюсь!
- Нет, боишься!
Снова молчание. Пожирают друг друга глазами, топчутся на месте и делают новый круг. Наконец они стоят плечом к плечу. Том говорит:
- Убирайся отсюда!
- Сам убирайся!
- Не желаю.
- И я не желаю.
1 Американцы часто дают своим маленьким городам громкие названия столиц. У них есть несколько Парижей, три или четыре Иерусалима, Константинополь и т.д. Город, изображаемый в этой книге, они назвали именем тогдашней русской столицы.
Так они стоят лицом к лицу, каждый выставил ногу вперед под одним и тем же углом. С ненавистью глядя друг на друга, они начинают что есть силы толкаться. Но победа не дается ни тому, ни другому. Толкаются они долго. Разгоряченные, красные, они понемногу ослабляют свой натиск, хотя каждый по- прежнему остается настороже… И тогда Том говорит:
- Ты трус и щенок! Вот я скажу моему старшему брату - он одним мизинцем отколотит тебя. Я ему скажу - он отколотит!
- Очень я боюсь твоего старшего брата! У меня у самого есть брат, еще старше, и он может швырнуть твоего вон через тот забор. (Оба брата - чистейшая выдумка).
- Врешь!
- Мало ли что ты скажешь!
Том большим пальцем ноги проводит в пыли черту и говорит:
- Посмей только переступить через эту черту! Я дам тебе такую взбучку, что ты с места не встанешь! Горе тому, кто перейдет за эту черту!
Чужой мальчик тотчас же спешит перейти за черту:
- Ну посмотрим, как ты вздуешь меня.
- Отстань! Говорю тебе: лучше отстань!
- Да ведь ты говорил, что поколотишь меня. Отчего ж не колотишь?
- Черт меня возьми, если не поколочу за два цента!
Чужой мальчик вынимает из кармана два больших медяка и с усмешкой протягивает Тому.
Том ударяет его по руке, и медяки летят на землю. Через минуту оба мальчика катаются в пыли, сцепившись, как два кота. Они дергают друг друга за волосы, за куртки, за штаны, они щиплют и царапают друг другу носы, покрывая себя пылью и славой. Наконец неопределенная масса принимает отчетливые очертания, и в дыму сражения становится видно, что Том сидит верхом на враге и молотит его кулаками.
- Проси пощады! - требует он.
Но мальчик старается высвободиться и громко ревет - больше от злости.
- Проси пощады! - И молотьба продолжается.
Наконец чужой мальчик невнятно бормочет: “Довольно!” - и Том, отпуская его, говорит:
- Это тебе наука. В другой раз гляди, с кем связываешься.
Чужой мальчик побрел прочь, стряхивая с костюмчика пыль, всхлипывая, шмыгая носом, время от времени оборачиваясь, качая головой и грозя жестоко разделаться с Томом “в следующий раз, когда поймает его”. Том отвечал насмешками и направился к дому, гордый своей победой. Но едва он повернулся спиной к незнакомцу, тот запустил в него камнем и угодил между лопатками, а сам кинулся бежать, как антилопа. Том гнался за предателем до самого дома и таким образом узнал, где тот живет. Он постоял немного у калитки, вызывая врага на бой, но враг только строил ему рожи в окне, а выйти не пожелал. Наконец появилась мамаша врага, обозвала Тома гадким, испорченным, грубым мальчишкой и велела убираться прочь.
Том ушел, но, уходя, пригрозил, что будет бродить поблизости и задаст ее сыночку как следует.
Домой он вернулся поздно и, осторожно влезая в окно, обнаружил, что попал в засаду: перед ним стояла тетка; и, когда она увидела, что сталось с его курткой и штанами, ее решимость превратить его праздник в каторжную работу стала тверда, как алмаз.
Добавить сказку в Facebook, Вконтакте, Одноклассники, Мой Мир, Твиттер или в Закладки
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Марк Твен
Приключения Тома Сойера
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2012
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2012
© ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”», г. Белгород, 2012
* * *
Золотое перо Америки
30 ноября 1835 года в США, в деревушке Флорида в штате Миссури, появился на свет ребенок, которого назвали Сэмюэл Ленгхорн Клеменс. Этот год запомнился жителям Земли величественным космическим зрелищем – появлением на небосклоне кометы Галлея, приближающейся к нашей планете раз в 75 лет. Вскоре семья Сэма Клеменса в поисках лучшей жизни переехала в городок Ганнибал в том же Миссури.
Глава семьи умер, когда его младшему сыну не исполнилось и двенадцати лет, не оставив ничего, кроме долгов, и Сэму пришлось зарабатывать на хлеб в газете, которую начал издавать его старший брат. Подросток трудился не покладая рук – сначала в качестве наборщика и печатника, а вскоре и как автор забавных и едких заметок.
Но вовсе не слава «золотого пера» привлекала в эти годы юного Клеменса. Выросший на Миссисипи, он, как позднее и его герои, постоянно ощущал зов могучей и полной волшебного очарования реки. Он мечтал о профессии лоцмана на пароходе и спустя несколько лет действительно стал им. Позже он признавался, что считает это время самым счастливым в своей жизни и, если бы не Гражданская война между северными и южными штатами США, оставался бы лоцманом до конца своих дней.
В рейсах по Миссисипи родился и псевдоним, которым Сэм Клеменс подписывал все свои произведения – двадцать пять увесистых томов. «Марк твен» на жаргоне американских речников означает минимальную глубину, при которой пароход не рискует сесть на мель, – что-то около трех с половиной метров. Это словосочетание стало его новым именем, именем самого знаменитого человека второй половины XIX века в Америке – писателя, создавшего настоящую американскую литературу, сатирика, публициста, издателя и путешественника.
С началом военных действий судоходство по Миссисипи прекратилось и Сэм Клеменс вступил в один из добровольческих отрядов, но быстро разочаровался в бессмысленно жестокой войне, где соотечественники истребляли друг друга, и вместе с братом отправился на западное побережье в поисках заработка. Две недели длилось путешествие в фургоне, и, когда братья добрались до штата Невада, Сэм остался работать на шахте в поселке Вирджиния, где добывали серебро.
Рудокопом он оказался неважным, и вскоре ему пришлось устроиться в местную газету «Территориэл Энтерпрайзис», где он впервые начал подписываться «Марк Твен». А в 1864 году молодой журналист перебрался в Сан-Франциско, где начал писать сразу для нескольких газет, и вскоре к нему пришел первый литературный успех: его рассказ «Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса» был признан лучшим произведением юмористической литературы, созданным в Америке. В эти годы в качестве корреспондента Марк Твен объездил всю Калифорнию и побывал на Гавайских островах, а его путевые заметки пользовались неслыханной популярностью у читателей.
Но настоящую славу Марку Твену принесли другие путешествия – в Европу и на Ближний Восток. Письма, написанные им в пути, составили книгу «Простаки за границей», которая увидела свет в 1869 году. Писателю не сиделось на месте – в эти годы он успел побывать не только в Европе, но и в Азии, Африке и даже в Австралии. Заглядывал он и в Украину – в Одессу, но совсем ненадолго.
Случайная встреча с другом детства в 1874 году и общие воспоминания о мальчишеских приключениях в городке Ганнибал натолкнули Твена на мысль написать об этом. Книга далась ему не сразу. Поначалу он задумывал ее в форме дневника, но наконец нашел нужную форму, и в 1875 году были созданы «Приключения Тома Сойера». Роман был опубликован через год и в считанные месяцы превратил Марка Твена из известного юмориста в великого американского писателя. За ним закрепилась слава мастера увлекательного сюжета, интриги, создателя живых и неповторимых характеров.
К этому времени писатель с женой и детьми поселился в городке Хартфорд в штате Коннектикут, где и прожил следующие двадцать лет, наполненных литературным трудом и заботами о семье. Почти сразу по окончании «Тома Сойера» Марк Твен задумал «Приключения Гекльберри Финна», но работа над книгой заняла много времени – роман был опубликован только в 1884 году. Полвека спустя Уильям Фолкнер писал: «Марк Твен был первым по-настоящему американским писателем, и все мы с тех пор – его наследники».
После «Гекльберри» Твен создал несколько романов, которые и по сей день завораживают читателей. Среди них «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», «Личные воспоминания о Жанне д’Арк», «Простофиля Уилсон» и другие. Он публиковал сборники рассказов и очерков, сатирические и публицистические произведения, пользовавшиеся неизменным успехом у читателей. Спустя десятилетие он вернулся к своему первому шедевру и создал повести «Том Сойер за границей» и «Том Сойер – детектив».
Жизнь Марка Твена была сложной и насыщенной самыми неожиданными событиями. Он знавал удачи и провалы, бывал богат и беден, вкладывал свои гонорары в безумные предприятия и проекты и часто ошибался в финансовых делах. Так, в 1896 году управляющий издательства, основанного писателем, довел его до краха и оставил Твена без средств к существованию и с гигантскими долгами. Чтобы выпутаться из этой ситуации, Марк Твен перевез свою семью в Европу, а сам в возрасте 65 лет отправился в кругосветное турне с лекциями. Турне продлилось больше года, Твен заработал достаточно, чтобы избавиться от долгов, но в это время скончалась его жена, которая долгие годы была его литературным редактором и бесценным советчиком.
Конец жизни Марка Твена был печальным – несчастья буквально преследовали его. Помимо смерти жены ему пришлось пережить смерть одной из дочерей и неизлечимую болезнь другой. В Америке разразился экономический кризис, причинами которого Твен считал алчность богатых и безнравственность бедных. Писатель, чьи лучшие произведения наполнены мудростью и светлым юмором, разочаровался в человечестве и больше не верил в прогресс и демократию, эти главные американские ценности. Такие мысли звучат в его последних произведениях, многие из которых остались незаконченными, и в «Воспоминаниях», опубликованных только в 1924 году.
За год до смерти Марк Твен сказал другу, что ему остается только дождаться кометы и покинуть вместе с ней Землю, которая так его разочаровала. Он умер 21 апреля 1910 года. Комета Галлея появилась на небосклоне на следующий день.
Глава 1
Ни звука.
Молчание.
– Удивительно, и куда провалился этот мальчишка? Где ты, Том?
Нет ответа.
Тетя Полли сдвинула очки на кончик носа и оглядела комнату. Затем подняла очки на лоб и оглядела комнату из-под них. Почти никогда она не глядела на такую ерунду, как мальчишка, сквозь очки; это были парадные очки, и приобретены они были исключительно для красоты, а не ради пользы. Поэтому разглядеть что-либо сквозь них было так же трудно, как сквозь печную дверцу. На минуту она застыла в раздумье, а затем произнесла – не особенно громко, но так, что мебель в комнате могла ее расслышать:
– Ну погоди, дай только добраться до тебя, и я…
Оборвав себя на полуслове, она наклонилась и принялась шарить половой щеткой под кроватью, переводя дух после каждой попытки. Однако ничего, кроме перепуганной кошки, извлечь оттуда ей не удалось.
– Что за наказание, в жизни такого ребенка не видывала!
Подойдя к распахнутой настежь двери, она остановилась на пороге и окинула взглядом огород – грядки томатов, основательно заросших сорняками. Тома не было и здесь. Тогда, повысив голос настолько, чтобы ее было слышно и за забором, тетя Полли крикнула:
– То-о-ом, ты куда пропал?
Позади послышался едва уловимый шорох, и она мгновенно оглянулась – так, чтобы успеть ухватить за помочи мальчишку, прежде чем тот шмыгнет в дверь.
– Так и есть! Я опять упустила из виду чулан. Что тебе там понадобилось?
– Ничего.
– Как это – ничего? А в чем у тебя руки? Кстати, и физиономия тоже. Это что такое?
– Откуда мне знать, тетушка?
– Зато я знаю. Это варенье – вот это что! Сотню раз я тебе твердила: не смей прикасаться к варенью! Подай сюда розгу.
Розга угрожающе засвистела в воздухе – беды не миновать.
– Ой, тетушка, что это там шевелится в углу?!
Пожилая леди стремительно обернулась, подхватив юбки, чтобы уберечь себя от опасности. Мальчик мигом перемахнул через забор огорода – и был таков.
В первое мгновение тетя Полли оторопела, но потом рассмеялась:
– Ну и прохвост! Неужто я так ничему и не научусь? Разве мало я перевидала его каверз? Пора бы уже мне и поумнеть. Но недаром ведь сказано: нет хуже дурака, чем старый дурак, а старую собаку не выучишь новым фокусам. Но, господи боже мой, ведь он каждый день придумывает что-нибудь новенькое – как же тут угадаешь? А главное, знает, где предел моему терпению, и стоит ему меня рассмешить или хоть на минуту сбить с толку, так я даже отшлепать его как следует не могу. Ох, не исполняю я свой долг, хоть это и великий грех! Верно сказано в Библии: кто щадит отпрыска своего, тот его и губит… И что тут поделаешь: Том сущий бесенок, но ведь он, бедняжка, сын моей покойной сестры – и у кого же рука поднимется наказывать сироту? Потакать ему – совесть не велит, а возьмешься за розгу – сердце разрывается. Недаром в Библии говорится: век человеческий краток и полон скорбей. Истинная правда! Вот, пожалуйста: сегодня он отлынивает от школы, значит, придется мне завтра его наказать – пусть потрудится. Жалко заставлять мальчика работать, когда у всех детей праздник, но я-то знаю, что работа для него вдвое хуже розги, а я обязана исполнить свой долг, иначе окончательно погублю душу ребенка.
В школу Том действительно не пошел, поэтому время провел отлично. Он едва успел вернуться домой, чтобы перед ужином помочь негритенку Джиму напилить дров и наколоть щепок для растопки. А уж если по правде – для того, чтобы поведать Джиму о своих похождениях, пока тот будет управляться с работой. Тем временем младший брат Тома Сид подбирал и носил поленья в растопку. Сид был примерный мальчик, не чета всяким сорванцам и озорникам, правда, братом он Тому приходился не родным, а сводным. Неудивительно, что это были два совершенно разных характера.
Пока Том ужинал, то и дело запуская лапу в сахарницу, тетя Полли задавала ему вопросы, которые ей самой казались весьма коварными, – ей хотелось поймать Тома на слове. Как многие очень простодушные люди, она считала себя большим дипломатом, способным на самые изощренные уловки, и полагала, что ее невинные хитрости – верх проницательности и лукавства.
– Что, Том, в школе сегодня было не слишком жарко?
– Нет, тетушка.
– А может быть, все-таки жарковато?
– Да, тетушка.
– Неужто тебе не захотелось выкупаться, Томас?
У Тома похолодела спина – он мигом почуял подвох.
Недоверчиво заглянув в лицо тети Полли, он ничего особенного там не увидел, потому и сказал:
Тетя Полли протянула руку и, пощупав рубашку Тома, проговорила:
– И в самом деле ты совсем не вспотел. – Ей доставляло удовольствие думать, что она сумела проверить, сухая ли у Тома рубашка, так, что никто не догадался, зачем ей это понадобилось.
Том, однако, уже учуял, откуда ветер дует, и опередил ее на два хода:
– В школе мальчики поливали головы водой из колодца. У меня она до сих пор мокрая, вот – поглядите-ка!
Тетя Полли огорчилась: какая улика упущена! Но тут же снова взялась за свое:
– Но ведь тебе незачем было распарывать воротник, чтобы окатить голову, правда? Ну-ка, расстегни куртку!
Ухмыльнувшись, Том распахнул куртку – воротник был накрепко зашит.
– Ох, ну тебя, прохвост! Убирайся с моих глаз! Я, признаться, и в самом деле решила, что ты сбежал с уроков купаться. Но не так ты плох, как иной раз кажется.
Тетушка и огорчилась, что проницательность на этот раз ее подвела, и обрадовалась – пусть это было случайностью, но Том сегодня вел себя прилично.
– Мне кажется, что с утра вы зашили ему ворот белой ниткой, а теперь, глядите – черная.
– Ну да, конечно же белой! Томас!
Ожидать продолжения следствия стало опасно. Выбегая за дверь, Том крикнул:
– Уж я припомню это тебе, Сидди!
Оказавшись в безопасности, Том осмотрел две толстые иголки, вколотые в изнанку лацкана его куртки и обмотанные ниткой: одна – белой, другая – черной.
– Вот чертовщина! Она бы ничего не заметила, если б не этот Сид. И что это за манера: то она зашивает белой ниткой, то черной. Хоть бы что-нибудь одно, за всем ведь не уследишь. Ох, и всыплю же я этому Сиду по первое число!
Даже с очень большой натяжкой Тома нельзя было назвать самым примерным мальчиком в городе, зато он хорошо знал этого самого примерного мальчика – и терпеть его не мог.
Однако спустя пару минут, а возможно и быстрее, он забыл о своих злоключениях. Не потому, что эти злоключения были не такими болезненными и горькими, как несчастья взрослых людей, но потому, что новые, более сильные впечатления вытеснили их из его души, – в точности так же, как взрослые забывают старое горе, начиная какое-нибудь новое дело. Сейчас такой новинкой была особая манера свистеть, которую он только что перенял у одного чернокожего, и теперь было самое время без помех поупражняться в этом искусстве.
Свист этот представлял собой птичью трель – что-то вроде заливистого щебета; и чтобы выходило как надо, требовалось то и дело касаться нёба кончиком языка. Читатель наверняка знает, как это делается, если когда-нибудь был мальчишкой. Понадобились изрядные усилия и терпение, но вскоре у Тома стало получаться, и он зашагал по улице еще быстрее – с его губ слетал птичий щебет, а душа была полна восторга. Он чувствовал себя как астроном, открывший новую комету, – и, если уж говорить о чистой, глубокой, без всяких примесей радости, все преимущества были на стороне Тома Сойера, а не астронома.
Впереди был длинный летний вечер. Внезапно Том перестал насвистывать и замер. Перед ним стоял совершенно незнакомый мальчик чуть старше, чем он сам. Любой приезжий, независимо от возраста и пола, был великой редкостью в захудалом городишке Сент-Питерсберге. А этот мальчишка вдобавок был одет как щеголь. Только вообразите: одет по-праздничному в будний день! Невероятно! На нем были совершенно новая шляпа без единого пятнышка, нарядная суконная куртка, застегнутая на все пуговицы, и такие же новые штаны. И, боже правый, он был в башмаках – это в пятницу-то! У него даже имелся галстук из какой-то пестрой ленты, завязанный у ворота. Вид у щеголя был надменный, чего Том стерпеть уж никак не мог. И чем дольше он смотрел на это ослепительное великолепие, тем выше задирал нос перед франтом чужаком и тем более убогим казался ему собственный наряд. Оба молчали. Если начинал двигаться один из мальчиков, двигался и другой, но боком, сохраняя дистанцию; они стояли лицом к лицу, не отрывая глаз друг от друга, и наконец Том проговорил:
– Хочешь, отколочу?
– Только попробуй! Сопляк!
– Сказал, что отколочу, и отколочу!
– Не выйдет!
– Выйдет!
– Не выйдет!
– Выйдет!
– Не выйдет!
Тягостная пауза, после чего Том снова начал:
– Как тебя звать?
– Не твое собачье дело!
– Захочу – будет мое!
– Чего ж ты не дерешься?
– Поговори еще – и получишь по полной.
– И поговорю, и поговорю – что, слабо?
– Подумаешь, павлин! Да я тебя одной левой уложу!
– Ну так чего не укладываешь? Болтать все умеют.
– Ты чего вырядился? Подумаешь, важный! Еще и шляпу нацепил!
– Возьми да сбей, если не нравится. Только тронь – и узнаешь! Где уж тебе драться!
– Катись к дьяволу!
– Поговори у меня еще! Я тебе голову кирпичом проломлю!
– И проломлю!
– Ты, я вижу, мастер болтать. Чего ж не дерешься? Струсил?
– Нет, не струсил!
И снова грозное молчание. Затем оба начали боком подступать друг к другу, пока плечо одного не уперлось в плечо другого. Том сказал:
– Давай, уноси ноги отсюда!
– Сам уноси!
Оба продолжали стоять, изо всех сил напирая на соперника и с ненавистью уставившись на него. Однако одолеть не мог ни один, ни другой. Наконец, разгоряченные стычкой, они с осторожностью отступили друг от друга и Том проговорил:
– Ты паршивый трус и слюнявый щенок. Вот скажу старшему брату, чтоб он тебе задал как следует!
– Наплевать мне на твоего старшего брата! У меня тоже есть брат, еще постарше твоего. Возьмет да и перебросит твоего через забор!
Тут следует вспомнить, что у обоих никаких старших братьев и в помине не было. Тогда Том большим пальцем ноги провел в пыли черту и, хмурясь, проговорил:
– Переступишь эту черту, и я тебя так отлуплю, что своих не узнаешь! Попробуй – не обрадуешься!
Франт быстро перешагнул черту и задиристо сказал:
– Ну-ка давай! Только тронь! Чего не дерешься?
– Давай два цента – получишь.
Порывшись в кармане, франт достал два медяка и с усмешкой протянул Тому. Том мигом ударил его по руке, и медяки полетели в пыль. В следующее мгновение оба клубком покатились по мостовой. Они таскали друг друга за волосы, рвали одежду, угощали увесистыми тумаками – и покрыли себя пылью и «боевой славой». Когда пыль немного осела, сквозь дым сражения стало видно, что Том оседлал приезжего и молотит его кулаками.
– Проси пощады! – наконец проговорил он, переводя дух.
Франт молча завозился, пытаясь освободиться. По его лицу текли слезы злости.
– Проси пощады! – Кулаки заработали снова.
– Будет тебе наука. В другой раз гляди, с кем связываешься.
Франт побрел прочь, отряхивая пыль с куртки, прихрамывая, всхлипывая, сопя и клятвенно обещая всыпать Тому, если «поймает его еще раз».
Вдоволь насмеявшись, Том направился было домой в самом отличном расположении духа, но едва повернулся к чужаку спиной, как тот схватил камень и швырнул в Тома, угодив ему между лопатками, а сам пустился наутек, прыгая, как водяная антилопа. Том преследовал его до самого дома и заодно выяснил, где этот щеголь живет. С полчаса он караулил у ворот, выманивая неприятеля на улицу, но тот только корчил рожи из окна. В конце концов появилась мамаша щеголя, обругала Тома, назвав скверным, грубым и невоспитанным мальчишкой, и велела ему убираться прочь. Что он и сделал, предупредив леди, чтоб ее расфуфыренный сынок больше не попадался ему на дороге.
Домой Том вернулся уже в темноте и, осторожно влезая в окно, наткнулся на засаду в лице тети Полли. Когда же она обнаружила, в каком состоянии его одежда и физиономия, ее решимость заменить ему субботний отдых каторжными работами стала тверже гранита.
Глава 2
Наступило великолепное субботнее утро. Все вокруг дышало свежестью, сияло и было полно жизни. Радостью светилось каждое лицо, и бодрость ощущалась в походке каждого. Белая акация была в полном цвету, и ее сладкий аромат разливался повсюду.
Кардиффская гора – ее вершина видна в городке откуда угодно – сплошь зазеленела и казалась издалека чудесной безмятежной страной.
Именно в этот момент на тротуаре появился Том с ведром разведенной известки и длинной кистью в руках. Однако при первом же взгляде на забор всякая радость покинула его, а душа погрузилась в глубочайшую скорбь. Тридцать ярдов сплошного дощатого забора высотою в девять футов! Жизнь представилась ему бессмысленной и тягостной. С тяжелым вздохом окунув кисть в ведро, Том мазнул ею по верхней доске забора, повторил эту операцию дважды, сравнил ничтожный выбеленный клочок с необозримым континентом того, что еще предстояло покрасить, и в отчаянии уселся под деревом.
Тем временем из калитки вприпрыжку выскочил негритенок Джим с ведром в руке, напевая «Девушки из Буффало». До этого дня Тому казалось, что нет скучнее занятия, чем носить воду из городского колодца, но сейчас он смотрел на это иначе. У колодца всегда полно народу. Белые и черные мальчишки и девчонки вечно торчат там, дожидаясь своей очереди, болтают, меняются игрушками, ссорятся, шалят, а порой и дерутся. И хоть до колодца от их дома каких-нибудь полтораста шагов, Джим сроду не возвращался домой раньше чем через час, а бывало и так, что за ним приходилось кого-нибудь посылать. Поэтому Том сказал:
– Слышь-ка, Джим! Давай я сбегаю за водой, а ты тут пока немножко побели.
– Как можно, мистер Том! Старая хозяйка велела мне мигом принести воду и, сохрани бог, нигде не застревать по дороге. Она еще сказала, что мистер Том наверняка позовет меня красить забор, так чтоб я делал свое дело, не совал нос куда не просят, а уж насчет забора она сама распорядится.
– Да что ты ее слушаешь, Джим! Мало ли что она наговорит! Давай ведро, одна нога здесь – другая там, вот и все. Тетя Полли даже не догадается.
– Ох, боязно мне, мистер Том. Старая хозяйка голову мне оторвет. Ей-богу, оторвет!
– Это она-то? Да она и не дерется совсем. Разве что щелкнет по макушке наперстком, только и делов, – подумаешь, важность! Говорит-то она разное, да только от ее слов ничего не делается, разве что иной раз сама расплачется. Джим, ну хочешь, я тебе шарик подарю? Белый, с мраморными жилками!
Джим заколебался.
– Белый и вдобавок мраморный, Джим! Это тебе не фигли-мигли!
– Ох как блестит! Только очень уж боюсь я старой хозяйки, мистер Том…
– Ну хочешь, я покажу тебе свой больной палец?
Джим был обычным человеком – и не устоял перед таким соблазном. Он поставил ведро, взял мраморный шарик и, выпучив глаза от любопытства, склонился над больным пальцем, пока Том разматывал бинт. В следующую секунду он уже вихрем летел по улице, громыхая ведром и почесывая затылок, Том с бешеной энергией белил забор, а тетя Полли удалялась с поля битвы с туфлей в руке. Глаза ее горели торжеством.
Но рвения Тома хватило ненадолго. Его мысли вернулись к тому, как славно он мог бы провести этот денек, и он снова загоревал. Вот-вот на улице появятся другие мальчишки и поднимут Тома на смех из-за того, что его заставили работать в субботу. Сами-то они отправляются в разные интересные места.
Эта мысль жгла его огнем. Он извлек из карманов все заветные сокровища и устроил им ревизию: сломанные игрушки, шарики, всякая дребедень, может, и сгодятся для обмена, но вряд ли за это можно купить хотя бы час свободы. Убрав с глаз долой свои тощие капиталы, Том выкинул из головы мысль о том, чтобы подкупить кого-либо. Но в эту минуту, полную отчаяния и безнадежности, его вдруг посетило вдохновение. Самое настоящее вдохновение, без всяких преувеличений!
Взявшись за кисть, он продолжил не спеша и со вкусом работать. Вскоре из-за угла показался Бен Роджерс – тот самый мальчишка, чьих ядовитых насмешек Том опасался больше всего. Походка у Бена была беззаботная, он то и дело подпрыгивал – верный признак того, что на сердце у него легко и от жизни он ждет сплошных подарков. Он грыз яблоко и время от времени издавал протяжный гудок, за которым следовал мелодичный перезвон: «Динь-дон-дон, динь-дон-дон» – на самых низких нотах, потому что Бен изображал колесный пароход. Приближаясь к Тому, он сбавил ход, свернул на середину фарватера, слегка накренился на правый борт и стал без спешки подходить к берегу. Вид при этом он имел необыкновенно важный, потому что изображал «Большую Миссури» с осадкой в девять футов. В эту минуту Бен Роджерс был и пароходом, и капитаном, и рулевым, и судовым колоколом, поэтому, отдавая команду, он тут же ее и выполнял.
– Стоп, машина! Динь-динь-линь! – Механик выполнил команду, и пароход медленно причалил к бровке тротуара. – Задний ход! – Обе руки Бена опустились и вытянулись по швам.
– Право руля! Динь-динь-линь! Ч-чу-у! Чу-у! – Правая рука взлетела вверх и принялась описывать торжественные круги: сейчас она изображала главное гребное колесо.
– Лево руля! Динь-динь-линь! Чу-у-чу-у! – Теперь круги описывала левая.
– Стоп, правый борт! Динь-динь-линь! Стоп, левый борт! Малый ход! Стоп, машина! Самый малый! Динь-динь-линь! Чу-у-у-ф-ф! Отдать концы! Да пошевеливайтесь там! Ну где у вас швартовочный конец? Зачаливай за кнехт! Так, теперь попусти!
– Машина стала, сэр! Динь-динь-линь! Шт-шт-шт-ш-ш-ш! – Это пароход сбрасывал пар.
Том продолжал орудовать кистью, не обращая на «Большую Миссури» ни малейшего внимания. Бен прищурился и проговорил:
– Ага, попался-таки! Взяли тебя на буксир!
Ответа не последовало. Том посмотрел на последний мазок взглядом живописца, потом еще раз бережно провел кистью по доскам и отступил, задумчиво созерцая результат. Бен подошел и встал сзади. Том проглотил слюну – до того ему захотелось яблока, но виду не подал и вновь взялся за дело. Наконец Бен произнес:
– Что, старик, приходится потрудиться, э?
Том резко обернулся, словно от неожиданности:
– А-а, это ты, Бен! Я тебя и не заметил.
– Не знаю, как ты, а я иду купаться. Нет желания? Хотя о чем это я – ты, само собой, еще поработаешь. Это дело наверняка поинтересней.
Том с недоумением взглянул на Бена и спросил:
– Это что ты называешь работой?
– А это, по-твоему, что?
Том широко взмахнул в воздухе кистью и небрежно ответил:
– Что ж, может, для кого работа, а для кого и нет. Мне известно только одно: Тому Сойеру это по душе.
– Да брось ты! Скажи еще, что тебе нравится белить!
Кисть по-прежнему равномерно скользила по доскам забора.
– Белить? А почему нет? Небось не каждый день нашему брату случается приводить в порядок забор.
С этой минуты все предстало в новом свете. Бен даже перестал жевать яблоко. Том бережно водил кистью взад и вперед, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться на дело рук своих, добавлял здесь мазок, там штрих и снова оценивал результат, а Бен пристально следил за каждым его движением, и глаза его постепенно разгорались. Внезапно он сказал:
– Слышь, Том, дай-ка и мне побелить чуток.
Том задумался, напустив на себя такой вид, будто и готов был согласиться, но внезапно передумал.
– Нет, Бен, не выйдет. Тетя Полли просто молится на этот забор; понимаешь, он выходит на улицу… Ну если б это было со стороны двора, она бы и слова не сказала… да и я тоже. Но тут… Его знаешь как надо белить? Тут разве что один из тысячи, а то и из двух тысяч мальчишек сумеет справиться как следует.
– Да ты что? Слышь, Том, ну дай хоть мазнуть, ну самую малость! Вот я – я бы тебя пустил, если б оказался на твоем месте.
– Бен, да я бы с радостью, клянусь скальпом! Но как быть с тетей Полли? Джиму тоже хотелось, а она запретила. Сид – тот в ногах у нее валялся, а она и Сиду не разрешила. Такие, парень, дела… Допустим, ты возьмешься, а что-то пойдет не так?
– Брось, Том, я же со всем старанием! Ну пусти, я только попробовать… Слушай, хочешь половину яблока.
– Ну как тебе сказать… Хотя нет, Бен, все-таки не стоит. Что-то я побаиваюсь.
– Я тебе все яблоко отдам!
Без всякой охоты Том выпустил кисть из рук, но душа его ликовала. И пока бывший пароход «Большая Миссури» в поте лица трудился на самом солнцепеке, удалившийся от дел живописец, посиживая в тени на старом бочонке, болтал ногами, хрустел яблоком и строил планы дальнейшего избиения младенцев.
За младенцами дело не стало. Мальчишки ежеминутно появлялись на улице; они останавливались, чтобы позубоскалить над Томом, – и в конце концов оставались красить забор. Как только Бен выдохся, Том выгодно продал следующую очередь Билли Фишеру – за подержанного, но еще очень приличного воздушного змея, а когда тот умаялся, Джонни Миллер приобрел право на кисть за дохлую крысу с привязанной к ней веревочкой – чтобы удобней вертеть в воздухе. Так оно и пошло.
К середине дня из почти нищего Том стал магнатом. Он буквально утопал в роскоши. Теперь у него имелись: двенадцать шариков, поломанная губная гармошка, осколок бутылочного стекла синего цвета, чтобы глядеть на солнце, катушка без ниток, ключ неизвестно от чего, кусок мела, пробка от хрустального графина, оловянный солдатик, пара головастиков, шесть хлопушек, одноглазый котенок, бронзовая дверная ручка, собачий ошейник, рукоятка от ножа, четыре куска апельсиновой корки и старая оконная рама. Том отменно провел время, а забор был покрыт известкой в три слоя! Если бы у него не кончилась побелка, он пустил бы по миру всех мальчишек в городке.
«Жить на свете не так уж скверно», – подумал Том. Сам того не подозревая, он открыл великий закон, управляющий человеческими поступками. Этот закон гласит: для того чтобы мальчишке или взрослому – это все равно кому – захотелось чего-нибудь, нужна только одна вещь: чтобы этого было трудно добиться. Если бы Том Сойер был выдающимся мыслителем вроде автора этой книги, он бы пришел к выводу, что работа – это то, что человек вынужден делать, а игра – то, что он делать совершенно не обязан. И это помогло бы ему уяснить, почему делать искусственные цветы или носить воду в решете есть работа, а сшибать кегли или карабкаться на гору Монблан – приятная забава. Говорят, в Англии есть богачи, которым нравится в летнюю пору править почтовой каретой, запряженной четвериком. Такая возможность стоит им бешеных денег, но, если бы они получали за это жалованье, игра превратилась бы в работу и потеряла всю свою прелесть.
Еще некоторое время Том раздумывал над той переменой, которая произошла в его имущественном положении, а затем отправился с докладом в штаб главнокомандующего.
