Мамин-Сибиряк и Южный Урал

Дмитрий Наркисович мечтал побывать в наших местах, пока еще не построена железная дорога, которая изменит жизнь на Южном Урале. Летом 1886 года его мечта исполнилась. Он проехал на лошадях из Екатеринбурга через Касли, Кыштым, Златоуст, Миасс... Он тогда впервые так полно увидел горы и озера, города и заводы, бедные башкирские деревни Южного Урала. Мамин-Сибиряк оставил в своих путевых заметках не только восторженное описание природы, городов, народного быта, но и как опытный экономист рассказал о промышленности, сельском хозяйстве, добыче золота, проблемах коренного населения. "По Зауралью: путевые заметки" (Зауральем он назвал наш край) — это 70 страниц ярких впечатлений от путешествия Дмитрия Наркисовича по нашим дорогам. Кстати, железную дорогу в этих местах позднее строил инженер и писатель Гарин-Михайловский, который станет одним из самых близких его друзей.

Но очень обидно, что многие годы эти очень интересные для нас путевые заметки были почти недоступны читателям. Они были опубликованы в 1887 году в Екатеринбурге. А позже только в альманахе "Южный Урал" в 1952 году.

Жаль, в Челябинске не нашлось издателя, который издал бы путевые заметки "По Зауралью" отдельной книжкой!

Зато был очень популярен у нас его рассказ "Ночевка" (1891), в котором он говорит об одной неудачной ночевке в Челябинске, когда город показался ему грязным, серым, злым, когда ему не давали спать клопы, лай собак. Рассказ полон острой иронии. Его печатали часто потому, что он был прекрасной иллюстрацией того, как изменился Челябинск за годы советской власти.

У Мамина-Сибиряка был и очерк "Мертвое озеро" (об Увильдах). Мертвым писатель его назвал потому, что тогда на его берегах не было никаких поселений. И этот очерк во время советской власти не публиковался. Только сейчас мы можем прочитать все, что написал Мамин-Сибиряк о Южном Урале.

Жизнь писателя на переломе

Дмитрий Наркисович приближался к своему сорокалетию. Пришло сравнительное благополучие. Гонорары от издания романов дали ему возможность купить дом в центре Екатеринбурга для матери и сестры. Он женился ("гражданским браком") на Марии Алексеевой, которая оставила ради него мужа и троих детей. Она была старше его, известная общественная деятельница, помощница в писательской работе.

Казалось бы, есть все для счастливой жизни. Но у Дмитрия Наркисовича начался духовный разлад. Его творчество не замечала столичная критика, мало откликов от читателей. Мамин-Сибиряк пишет другу: "... Я подарил им целый край с людьми, природой и всеми богатствами, а они даже не смотрят на мой подарок". Мучило недовольство собой. Не очень удачной была женитьба. Не было детей. Казалось, жизнь кончается. Дмитрий Наркисович начал пить.

Но к новому театральному сезону (1890) из Петербурга приехала красивая молодая актриса Мария Морицевна Гейнрих (отец у нее был венгром), по мужу и сцене — Абрамова. Они не могли не познакомиться, т.к. Мария привезла Мамину-Сибиряку подарок от Короленко (его портрет). Они полюбили друг друга. Ей 25 лет, ему почти 40. Дмитрий Наркисович помолодел, как будто переродился. Но все складывалось не просто. Его мучил долг перед женой. Муж Марии не давал развода. Семья Мамина-Сибиряка и друзья были против этого союза. В городе пошли сплетни, пересуды. Актрисе не давали работать, не было жизни и писателю. Влюбленным ничего не оставалось, как бежать в Петербург. 21 марта 1891 года они уехали, больше Мамин-Сибиряк уже не жил на Урале.

Счастье молодой семьи было недолгим. Мария родила дочку и на следующий день (21 марта 1892 года) умерла. Дмитрий Наркисович чуть не покончил с собой от горя, плакал по ночам, ходил молиться в Исаакиевский собор, пытался залить горе водкой. Из письма к матери: "... счастье промелькнуло яркой кометой, оставив тяжелый и горький осадок... Грустно, тяжело, одиноко. На руках осталась наша девочка, Елена — все мое счастье". Из писем к сестре: "У меня одна мысль о Марусе...Хожу гулять, чтобы громко разговаривать с Марусей".

Жизнь Мамина-Сибиряка стала совсем другой. Надо еще сказать, что Дмитрий Наркисович взял на себя заботу о больном отце Марии Морицевны и ее младшей сестре Елизавете. Судьба Елизаветы Морицевны тоже оказалась непростой. Повзрослев, она вышла замуж за Куприна, вернулась с ним из-за границы в 1937 году в СССР, через год похоронила мужа. А через пять лет во время блокады Ленинграда покончила с собой "от голода, холода, тоски и бессмысленности существования" (так потом о ней написали).

"Аленушкины сказки"

Елена-Аленушка родилась больным ребенком (детский паралич). Врачи говорили — "не жилец". Но отец, друзья отца, няня-воспитательница — "тетя Оля" (Ольга Францевна Гувале позже стала женой Мамина-Сибиряка. Это был брак по взаимному уважению) вытащили Аленушку с "того света". Пока Аленушка была маленькой, отец днями, ночами сидел у ее кроватки. Недаром ее называли "отецкой дочерью". Можно сказать, что Мамин-Сибиряк совершил подвиг отцовства. Скорее он совершил два подвига: нашел в себе силы выжить, писать. И не дал пропасть ребенку.

Когда девочка начала понимать, отец стал ей рассказывать сказки, сначала те, что знал, потом начал сочинять свои сказки, по совету друзей стал их записывать, собирать. У Аленушки была хорошая память, поэтому писателю-отцу нельзя было повторяться в сказках.

В 1896 году "Аленушкины сказки" вышли отдельным изданием. Мамин-Сибиряк писал: "...Издание очень милое. Это моя любимая книга — ее писала сама любовь, и поэтому она переживет все остальное". Эти слова оказались пророческими. Его "Аленушкины сказки" ежегодно издаются, переводятся на разные языки. О них много написано, их связывают с фольклорными традициями, умением писателя занимательно преподнести ребенку важные нравственные понятия, особенно чувство доброты. Не случайно язык "Аленушкиных сказок", у современников назывался "Мамин слог". Куприн писал о них: "Эти сказки — стихотворения в прозе, художественнее тургеневских". Мамин-Сибиряк увековечил имя дочки в своих сказках.

Мамин-Сибиряк в эти годы пишет редактору: "Если бы я был богат, то посвятил бы себя именно детской литературе. Ведь это счастье — писать для детей". Надо только представить, в каком душевном состоянии он писал сказки. Дело в том, что у Дмитрия Наркисовича не было прав на своего ребенка. Аленушка была "незаконной дочерью мещанки Абрамовой", а первый муж Марии Морицевны из мести не давал разрешения на удочерение. Мамин-Сибиряк доходил до отчаяния, собирался убить Абрамова. Только через десять лет разрешение было получено.

"Счастье писать для детей"

Мамин-Сибиряк задолго до "Аленушкиных сказок" знал это счастье. Еще в Екатеринбурге был написан первый рассказ-очерк для детей "Покорение Сибири" (а всего детских произведений у него около 150!). писатель посылал свои свои рассказы в столичные журналы "Детское чтение", "Родник" и другие.

Все знают сказку "Серая шейка". Она вместе с "Аленушкиными сказками" вошла в сборник "Сказки русских писателей" (в серии "Библиотека мировой литературы для детей"). Когда сказка была написана, у нее был грустный конец, но позже Мамин-Сибиряк дописал главу о спасении Серой шейки. Сказку много раз издавали — и отдельно, и в сборниках. Много сказок до последних лет не были опубликованы. Теперь они возвращаются к читателям. Сейчас мы можем прочитать "Признание старого петербургского кота Васьки", написанное еще в 1903 году, и другие.

Очень известны детские рассказы Мамина-Сибиряка: "Емеля-охотник", "Зимовье на Студеной", "Вертел", "Богач и Еремка". Некоторые из этих рассказов были высоко оценены еще при жизни писателя. "Емеля-охотник" был награжден Премией педагогического общества в Петербурге, а в 1884 году получил Международную премию. Рассказ "Зимовье на Студеной" был удостоен в Золотой медали Санкт-Петербургского комитета грамотности (1892). В них такое знание детской психологии, истории, быта, природы, такой чудный язык, что и сейчас они входят в круг лучшей детской литературы, их издают и переводят на разные языки. Дмитрии Наркисович мечтал написать детям книги, связанные с историей. Из письма матери: "Хочу написать русскую историю,в форме путешествия". Но первые же очерки были запрещены цензурой за "дух свободы". Работы так и не вышли.

Легенды в творчестве Maмина-Сибиряка

Они знакомы нашим читателям меньше. У писателя был давний интерес к народным легендам, особенно к созданным коренным населением Урала и Зауралья: башкирами, татарами. Раньше часть коренного населения называлась киргизами (они упоминаются в легендах Мамина-Сибиряка. В 1889 году он писал в общество Российской словесности: "Мне бы хотелось заняться собиранием песен, сказок, поверий и других произведений народного творчества", просил дать ему на это разрешение. Разрешение — "Открытый лист" — было выдано Мамину-Сибиряку.

У него были большие планы. Он хотел написать историческую трагедию про хана Кучума, но не успел. Написал только пять легенд. Они вышли отдельной книгой в 1898 году, которая позже не переиздавалась. Часть легенд входила в собрания сочинений Мамина-Сибиряка, самая известная из которых "Ак-Бозат". В легендах сильные, яркие герои, их любовь к свободе, просто любовь. Легенда "Майя" явно автобиографична, в ней ранняя смерть героини, оставившей маленького ребенка, бесконечное горе главного героя, очень любившего жену, да и созвучие имен — Майя, Мария. Это его личная песнь о горькой любви, о тоске по умершей любимой.

Легенды кажутся народными, но Мамин-Сибиряк взял у народа только язык, обороты речи. Хочется верить, что и легенды Мамина-Сибиряка будут доступны читателям: и детям, и взрослым.

Святочные рассказы и сказки Мамина-Сибиряка

Сын священника, человек верующий, Мамин-Сибиряк писал и для взрослых, и для детей святочные, рождественские рассказы и сказки. После 1917 года их, естественно, не печатали, т.к. эти произведения невозможно было увязать с именем писателя-демократа, со временем борьбы с религией. Теперь они стали публиковаться. В святочных рассказах и сказках Мамин-Сибиряк проповедует идеи мира и согласия между людьми разных национальностей, разных социальных слоев, разного возраста. Они написаны с юмором, оптимизмом.

Последний период жизни Мамина-Сибиряка

Последние годы у Дмитрия Наркисовича были особенно трудными. Он много болел сам. Очень боялся за судьбу дочери. Похоронил самых близких друзей: Чехова, Глеба Успенского, Станюковича, Гарина-Михайловского. Его почти перестали печатать. 21 марта (роковой день для Мамина-Сибиряка) 1910 года умирает его мать. Это была для него огромная потеря. В 1911 году его "разбил" паралич. Незадолго до своего ухода он писал другу: "...Вот и конец скоро… Жалеть мне в литературе нечего она всегда для меня была мачехой... Ну, и черт с ней, тем более, что меня лично она переплетена была с горькой нуждой, о какой не говорят даже самым близким друзьям".

Приближался его юбилей: 60 лет со дня рождения и 40 лет писательской работы. О нем вспомнили, пришли поздравить. А Мамин-Сибиряк был в таком состоянии, что уже ничего не слышал. В свои 60 лет он казался дряхлым стариком с потухшими глазами. Юбилей был похож на панихиду. Говорили хорошие слова: "Гордость русской литературы", "Художник слова"... Подарили роскошный альбом с поздравлениями и пожеланиями. В этом альбоме были слова и о его работах для детей: "Вы открыли свою душу нашим детям. Вы поняли и полюбили их, а они поняли и полюбили Вас...".

Было уже слишком поздно — Дмитрии Наркисович умер через шесть дней (ноябрь 1912 года), а после его смерти еще шли телеграммы с поздравлениями. В столичной печати не заметили ухода Мамина-Сибиряка. Только в Екатеринбурге друзья и почитатели его таланта собрались на траурный вечер. Похоронили Мамина-Сибиряка рядом с женой в Александро-Невской лавре в Петербурге.

Судьба Аленушки

На протяжении многих лет ребята читали "Аленушкины сказки", но ни они, ни их родители не знали о судьбе самой Аленушки (Елены Маминой). Из-за болезни она не могла учиться в школе. Ее учили дома. Дмитрий Наркисович очень много внимания уделял развитию девочки, маленькой сам делал игрушки, подросла — возил ее в музеи, учил рисовать. Он ведь и сам был хорошим художником. Много ей читал. Аленушка рисовала, писала стихи, брала уроки музыки. Мамин-Сибиряк мечтал поехать в родные места и показать дочери Урал. Но врачи запрещали Аленушке далекие поездки.

Елена пережила отца на два года. После его смерти она настояла на поездке в Екатеринбург. Посмотрела на город, окрестности, познакомилась с родными. В своем завещании она написала, чтобы дом ее отца после смерти последнего владельца стал бы музеем, "который настоятельно прошу устроить в этом городе и, по возможности, в завещанном доме или доме, который на его месте будет построен".

В центре Екатеринбурга есть замечательный "Литературный квартал", куда входит сохранившийся Дом Мамина-Сибиряка (ул.Пушкинская, 27). Там — обстановка с тех давних времен, книги, фотографии, рисунки писателя и тот самый огромный красивый юбилейный альбом.

Аленушка умерла в 22 года от скоротечной чахотки осенью 1914 года, когда шла первая мировая война. Погибли все ее архивы, стихи, рисунки, часть работ ее отца. Похоронили Аленушку рядом с отцом и матерью. Через год всем троим установлен памятник. На нем высечены слова Мамина-Сибиряка: "Жить тысячью жизней, страдать и радоваться тысячью сердец — вот где настоящая жизнь и настоящее счастье".

В 1956-м году прах семьи Маминых был перенесен на Волково кладбище Петербурга.

Память о Д. Н. Мамине-Сибиряке жива. Живы его книги. Кроме Дома-музея в Екатеринбурге (этому городу завещал свои рукописи Мамин-Сибиряк), создан Дом-музей писателя на его родине в Висиме. В Челябинске есть библиотека его имени.

В Екатеринбурге к 150-летию писателя впервые подготовили к печати полное 20-томное собрание сочинений Мамина-Сибиряка.

Ассоциация писателей Урала учредила в 2002 году Всероссийскую литературную премию имени Мамина-Сибиряка. Лауреатами этой премии стали и наши писатели-южноуральцы: Рустам Валеев , Николай Година , Римма Дышаленкова , Сергей Борисов , Кирилл Шишов . Когда хоронили Мамина-Сибиряка, поэт А. Коринфский прочитал над могилой стихотворение, которое заканчивалось так:

"Но верю я: в грядущих поколеньях

Ты будешь жить, уральский самоцвет!"

Это очень созвучно словам Антона Чехова: "Мамин принадлежит к тем писателям, которых по-настоящему начинают читать и ценить после их смерти". После смерти писателя прошло почти сто лет. Книги его не устарели. Для нас, уральцев, они особенно ценны. Они есть во всех библиотеках. Мы и наши дети, наши внуки должны быть с ними знакомы.

Из очерка Д. Мамина-Сибиряка "По зауралью"

Отрывки печатаются из альманаха "южный Урал". 1952, № 8-9 "... Вообще Урал считается золотым дном, но Зауралье — это само золото. Представьте себе такую картину: с одной стороны проходит могучий горный кряж со своими неистощимыми рудными богатствами, лесами и целой сетью бойких горных речек, сейчас за ним открывается богатейшая черноземная полоса, усеянная сотнями красивейших и кишащих рыбою озер, а дальше стелется волнистой линией настоящая степь с ее ковылем, солончаками и киргизскими стойбищами.

Если была бы задана специальная задача, чтобы придумать наилучшие условия для человеческого существования, то и тогда трудно было бы изобрести более счастливую комбинацию, за исключением разве того, что этот благословенный уголок только не соединен с открытым морем или большой судоходной рекой, хотя счастье таких слишком открытых мест еще сомнительный вопрос"...(с. 21)

Особенно хорош вид на озеро Большие Касли, на Вишневые горы и на далекую панораму Каслинского завода от оз. Кисегача. Это настоящая уральская Швейцария. и можно только удивляться, как на срвнительно небольшом пространстве собрана такая масса всяческой благодати... К самому заводу дорога идет вест десять все по берегу озера. Красиво белеют заводские церкви, пестреют разные постройки, и этот вид не теряется вблизи, как иногда случается с красиивыми ландшафтами. Скоро наш экипаж катился по широкой каслинской улице, мимо таких хороших и так плотно поставленных домиков, — что еще не случалось видеть такого наружного довольства, потому что в самых богатых местах оно сосредотачивается только около рынка и церквей... (с. 35)

"К самому Кыштымскому заводу дорога подходит великолепным бором. Заводская церковь видна еще через озеро. Этот завод считается самым красивым на Урале, даже красивее Каслей, но, по-нашему, это не справедливо: оба завода хороши по-своему. Кыштым расположен совсем в горах, но ему недостает воды сравнительно с Каслями — Иртяш остается позади, а в заводе только один пруд, на который после озер и смотреть не хочется. Затем в Кыштыме вы уже не встретите каслинского довольства и ключом бьющей жизни — строения валятся, много пустующих домов и вообще водворяется мерзость запустения..." (с. 43).

"Скоро показался уголок последнего громадного горного озера Увильды, которое в длину имеет 25 верст и в ширину 20. Глубина достигает 25 сажен. Замечательно то, что в Увильдах вода совершенно прозрачная, и можно отчетливо рассмотреть каждый камушек на глубине нескольких сажен. Как рассказывают, это самое красивое из горных озер: со всех сторон лес, много островов и так далее. Мы могли видеть только небольшой заливчик, в который впадает горная речка Черемшанка, но и здесь открывается глазу прелестная панорама — весь берег точно заткан густой осокой и лавдами, а синяя вода выглядывает из своей зеленой рамы самыми причудливыми узорами..." (с. 47 — 48).

"Насколько действительно велики рыбные богатства, лучшим доказательством служит такой пример: озера Кыштымской дачи приносят больше дохода, чем самые заводы, считающиеся одними из лучших на Урале, хотя рыбопромышленность ведется самым хищническим образом... Можно сказать с уверенностью, что каслинскими рыбопромышленниками сделано было решительно все, чтобы извести рыбу в озерах, но самые героические усилия оказались напрасными: рыба плодится с изумительной быстротой и вызывает для своего истребления новых гениальных предпринимателей" (с. 60).

"Но вот дамба кончается, и на повороте открывается третий вид на Златоуст: впереди заводская плотина, под ней целый ряд фабрик, около собора хорошенькая площадь, прямо — большой управительский дом, который так и глядит хозяином, а дальше правильными рядами вытянулись чистенькие домики, упираясь в гору, которая на заднем плане делает крутой поворот. Впереди тоже гора с часовенкой наверху. Вид очень и очень хороший, хотя сразу и нельзя окинуть глазом все — такой точки вы не найдете, потому что сдвинувшиеся около пруда две горы разделяют поле зрения. На плотине, где устроен деревянный помост, выдававшийся на сваях в пруд, сидит и гуляет "чистая публика" — несколько дамских шляп, две горноинженерских фуражки и даже какой-то военный мундир. Настоящий город, одним словом..." (с. 67).

"Миясский завод залег по р. Миясу в широкой долине, и по своему наружному виду решительно ничего замечательного не представляет, кроме разве одной реки, этой глубокой и бойкой красавицы, полной еще дикой свежести. Кругом оголенная холмистая равнина, горы остаются на западе, составляя довольно картинный фон, повитый синевато-фиолетовой дымкой. Заводские постройки как везде по заводам: прямые, широкие улицы, кучка хороших домов в центре, церковь и так далее. Есть пруд и какое-то фабричное строение. Но интерес миясской жизни сосредотачивается около длинного каменного здания с вывеской: "Главная контора миясских золотых промыслов". Сам по себе Миясский завод на Урале может считаться одним из главных золотых гнезд, за ним уже следуют Екатеринбург и Кушва..." (с. 79).

"От Миясского завода дорога пошла уже волнистой равниной, где на десятки верст не видно было ни одного деревца. Урал остался синеватой глыбой далеко позади, и чем дальше вперед мы подвигались, тем он поднимался выше, точно стены и бастионы какой-то гигантской крепости..." (с. 86).

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ ЛИТЕРАТУРЫ

Л. И. МШОЧКИНА

ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ

Д. Н. МАМИНА-СИБИРЯКА ДЛЯ ДЕТЕЙ

По общему признанию, Д. Н. Мамин-Сибиряк мастерски изображает природу. До сих пор нет писателя, который бы с такой любовью, пониманием и знанием нарисовал чарующую незатейливую красоту Урала. Однако в литературе о творчестве писателя недостаточно говорилось о том, что сложные проблемы жизни природы, взаимоотношения человека и природы своеобразно раскрываются во многих его произведениях для детей. А это представляет интерес для исследователя и может использоваться в шлях экологического воспитания, подъема экологической культуры.

Д. Н. Мамин-Сибиряк - автор ста пятидесяти рассказов для детей. Одни прямо посвящены жизни природы - «Малиновые горы», «Приемыш», «Зеленые горы»,. «На пути», «Лесная сказка», «Зеленая война» и др. Другие, где герой маленькие дети (или очерки о прошлом Урала), тоже насыщены описаниями уральской природы - «Дедушкино золото», «Пимка-жигаленок», «Дорогой камень», «На реке Чусовой» и др. Д. Н. Мамин-Сибиряк не только в художественных произведениях, но и в статьях поднимал экологические проблемы. Так, в статье «О значении минерального топлива»1 он говорил о необходимости перехода промышленности на уголь, прекращения вырубки лесов. В очерках «От Урала до Москвы»2 ставил вопрос о причинах и виновниках истребления невьянских лесов.

Заметим, что представление Мамина-Сибиряка о взаимоотношениях человека и природы очень широко. Это народное представление, но вместе с тем и научное. Наука 70-80-х годов XIX века начала поднимать экологические проблемы, они звучали в произведениях Тимирязева, Докучаева, Пряничникова и других русских естествоиспытателей -современников писателя.

По словам С. Я. Елпатьевского, Мамин-Сибиряк обладал древним неутраченным чувством природы. Оно имело корни народного понимания природы как сферы приложения трудовых сил. Не случайно сравнения для описания природы автор черпает из быта и хозяйственной деятельности человека. Рассказывая об особенностях весны на Урале, Мамин-Сибиряк пишет:

«В среднем Урале весна обыкновенно начинается дружно, и в каких-нибудь недели две вся картина меняется. Когда снег стает, кругом все желто, везде валяется палый осенний лист, сучья и разный сор, вообще полный беспорядок, как в доме перед большим праздником, когда все чистят, моют, убирают, а потом сразу все покроется,яркой веселой зеленью, запестреет цветами и примет праздничный вид»3.

Этот взгляд на природу, ее содержание и значение Мамин-Сибиряк почерпнул в мудром житейском опыте простых людей, которые ощущают себя ответственными за состояние природы, ее жизнь. Таковы герои его рассказов «Малиновые горы» (первоначальное название «На сайме»), «Емеля-охотник», «Зимовье на Студеной», «Приемыш». Это лесные сторожа, охотники, хранители лесных богатств. Описание природы, в окружении которой вдет их жизнь, тесным образом слито с рассказами об их нелегких судьбах, душевной жизни.

Природа Урала и люди в рассказах Д. Н. Мамина-Сибиряка составляют

единое целое: отсюда ощущение ее как части жизни и любовное к ней отношение. Человек лишь один из старших, разумных существ в природе. Именно частью природы ощущает себя Сохач («Малиновые горы»), прозванный так в насмешку худенький старичок, пятьдесят лет стороживший громадное рыбное озеро Карабалык, лес и дичь. «Сохач смотрел на все кругом, как на свое собственное хозяйство и считал себя ответственным за каждую убитую птицу» (178): Он часто спорил с плутоватым соседом-сторожем Тарасом Семенычем, любившим поживиться дичью, стыдя его за пролитую кровь. Но особенно возмущали Сохача господа, которые ради забавы, а не по необходимости уничтожали лесную живность. «Господа оказывали-себя еще похуже мужика» (183). «Настоящим хозяином» зеленых гор в автобиографическом рассказе «Зеленые горы» был дьячок Николай Матвеич, а «зеленые горы служили ему домом» (178). «Са.мое главное, что привлекало в нем,- было необыкновенно развитое «чувство природы». Николай Матвеич и по лесу ходил не так, как другие... По дороге старик всегда приводил в порядок буйную горную растительность,- тут сухарина (сухое дерево) пала и придавила молодую поросль, там снегом искривило, там скотина подломала. Надо помочь молодым расти, а то зря погибнут. У старика, были тысячи знакомых молодых деревьев, которым он спас жизнь. Оц заходил навестить их, как своих воспитанников, и торжествующе любовался. Еще больше внимания оказывал Николай Матвеич всякой лесной живности, которая была у него на.счету». (178).

В рассказе «Приемыш» старик Тарас, живший на рыбачьей сайме сорок лет, приютил лебеденка, нежно привязался к птенцу, оставшемуся сиротой после того, как "лебедя с лебедушкой господа-охотники пристрелили. Как о беспомощном ребенке рассказывает Тарас о лебеде: «Забился в камыши и сидит. Летать-то не умеет, вот и спрятался ребячьим делом. Пропадет один-то, ястреба заедят, потому как смыслу в ем еще настоящего нет» (148). И крылья не подрезал: «А как можно увечить божью птицу?» (149). Старик любуется дружбой лебедя Приемыша с собакой Сабелькой и их забавными играми. О лебеде старик говорит «необыкновенно любовно, как о близком человеке» (249), а когда все-таки лебедь улетел со стаей, Тарас тяжело переживает этр, даже состарился и казался «дряхлым и жалким».

Простые люди Мамина-Сибиряка - подлинные хранители всего живого на земле. Радость, что дает покровительство живому существу, нуждающемуся в поддержке человека, нежную протязанность к птицам, животным, трогательное ощущение красоты природы - все это Мамин-Сибиряк старается передать детям, закрепить в чувствах. Просто и трогательно рассказывает Мамин-Сибиряк в «Емеле-охотнике» о встрече Емели с олененком и о том, как у охотника не поднялась рука выстрелить в него и оленя-матку, которая, спасая детеныша, «десять раз рисковала жизнью, стараясь отвести охотника от спрятавшегося олененка» (127). Емеля припомнил, как мать его внучка Гришутки спасла сына от волков своей жизнью: «Мать, пока волки грызли ей нош, закрыла ребенка своим телом, и Гришутка остался жив» (128). Народное чувство природы вело к народным формам выражения: в сказочном духе рассказывает писатель о почти несбыточном желании - наказе больного внука Гришутки достать олененочка, о том, как три дня Емеля искал оленя «с теленком».

Для героев рассказов Мамина-Сибиряка природа - такое же живое существо, как и человек, а человек - это только маленькая частица живого и вечного природного мира, которая приходит и уходит, а природа остается. «Вот и всех нас не будет, а Малиновые горы останутся, и лес, и зверь, и птица... Мы тут в том роде, как гости, значит,

14 Зак. 2967, 105

озорничать и не надобно. Тебя в гости позвали, а ты напримерно, зверство свое сказываешь», - рассуждает Сохач (176). Простой, человек Сохач, обладающий тонким чувством, природы, понимал, «как все хорошо, как все справедливо и как человек мал и ничтожен пред окружающим его со всех сторон величием жизни» (176).

Человек познает себя, свои масштабы, возможности и обязанности, лишь включая себя в мир природы, Мамин-Сибиряк не боится ввести в произведения для детей философские проблемы бытия человека и природы. В рассказе «Малиновые горы» героя больше всего удивило то, как и птица, и зверь боялись человека: «Зайдешь в лес - и ни звука, точно все вымерло... Стоило только притаиться, и все помаленьку начинало оживать. Начинали перекрикиваться птички в кустах, из травы показывались спрятавшиеся выводки, осторожно выкатывался молодой зайчик, точно клубок серой шерсти, выходили козы с козлятами - все жило своей жизнью, стоило только уйти человеку, этому самому страшному врагу всего живого. Значит, хорош этот человек, который нагоняет такую панику» (183). «Волк и тот сытый не кинется, а человек будет бить без конца. Убил и счастлив», - рассуждает Сохач (178). В спорах Тараса Семеныча с Сохачом автор знакомит читателей со сложными вопросами жизни природы, ее охраны, самовозобновления, естественного отбора, взаимоотношений человека с природой, не избегая трагических финалов. Так, Тарас Семеныч, любивший «поесть свеженького мясца», часто озадачивал Сохача, не евшего мяса вообще, рассуждениями о том, что «всякая травка и всякая тварь созданы на «потребу человека». Сохач «никак не мог понять, для чего существуют такие разбойники, как волки, лисицы, ястреба, щуки и во главе в"сех Тарас Семеныч» (171), и переживал, когда видел следы естественного хищничества среди зверей. В рассказе нет дидактизма. Писателю важно пробудить сознание ребенка, заставить его думать, решать задачи, которые ставит природа, жизнь. Воспитание любви к природе есть прежде всего воспитание души.

В рассказах для детей Мамин-Сибиряк показывает, что близость к природе определяет многие стороны духовной жизни людей, «общее состояние духа». Природа - ключ к пониманию духовной жизни народа. Герои рассказов способны сохранять в себе высокую человечность, дружелюбие. Они доверчивы и просты. Доверчивостью и простотой Сохача («Малиновые горы»), как и Елески («Зимовье на Студеной»), пользуются купцы-арендаторы, не платящие за труд ничего, уверяя, что деньга, в лесу не нужны.

Сохач, Блеска, Емеля - поэтические натуры. «Сохач просиживал у своей избушки весенние ночи напролет, слушал, смотрел и шакал от умиления, охваченный восторженным чувством» (172). Трогательное ощущение красоты природы характерно для старика Тараса, охотника Емели, жизнь прожившего в лесу и не перестающего восхищаться. Чувство это не притупляется с годами. Это в его восприятии передается читателю красота летнего уральского леса: «А теперь, в конце июня, в лесу было особенно, хорошо: трава красиво пестрела распустившимися цветами, в воздухе стоял чудный аромат душистых трав, а с неба глядело, лаская все, летнее солнышко, обливавшее ярким светом и лес, и траву, и журчавшую в осоке речку, и далекие горы. Да, чудно и хорошо бьгао кругом, и Емеля не раз останавливался, чтобы пер"евести дух и оглянуться назад» (125). Для сторожа зимовья на реке Студеной Елески «по весне праздник бывает, когда с теплого моря птица прилетает». Образно, с любовью рассказывает он о перелетной птице, которую не трогает, потому что она «трудница», а гнезда такие, что «человеку так не состроить». «Прилетели, вздохнули денек и сейчас гнезда налаживать... И как наговаривают... Слушаешь, слушаешь, инда слеза проймет... А

потом матки с выводками на Студеную выплывут... Красота, радость... Плавают,-полощутся, гогочут... Праздником все летечко прокатится» (140).

Простые люди в рассказах Мамина-Сибиряка чувствуют живую душу природы. Для Сохача и Малиновые горы «были чем-то живым». Перед ненастьем горы «задумывались», зимой одевались в белую пушистую шубу, а весной покрывались пестрым весенним нарядом» (175). Сохач верил, что горы разговаривают между собой, а после буйной молодой грозы улыбаются. Весна для него - это молодость природы, «безумно тратившая избыток сил направо и налево». «Разве эта молодость не жила тысячью голосов, веселой суматохой и торопливой погоней за своим молодым счастьем?» (121). «И вода была живая, и лес, и каждая былинка, и каждая капля дождя, и каждый солнечный луч, и каждое дыхание ветерка... Разве травы не шептались между собой? Разве вода не разговаривала бесконечной волной? Разве по ночам не засыпало все: и горы, и вода, и лес?» (121). Тонкое чувство природы характерно для его героев - простых тружеников. Этим чувством, по мнению Мамина-Сибиряка, должен обладать каждый, кто не теряет связи с родиной.

В занимательной форме Мамин-Сибиряк учит понимать язык природы. Для его рассказов характерна слитность эстетического восприятия и разумного проникновения в мир природы. И это особенно ценно для детского восприятия. Слитность достигается тем, что движение в природе передано глазами героя, который влюблен в природу, не «перестает удивляться ее разумным законам, порядкам и ее красоте. Так, автор замечает, что «перелом» зимы на весну всегда вызывал в Сохаче какую-то смутную тревогу, как у человека, который собирается куда-то в далекий путь. Для Сохача весна начиналась с первой проталинки, появившейся где-нибудь «на солнечном угреве. Как только выглянула такая проталинка - все и пошло: косачи отделяются от тетерок, рябчики с ольховых зарослей уходят в ельники. Куропатка начинает менять белое зимнее перо на красное летнее, по ранним утренним зорям слышится в Глухом лесу любовное бормотание глухаря. Тогда же начинают линять зайцы, волки забиваются в глухую чащу, выходит из берлоги медведь, дикие козы любятпоиграть на солнцегревах - все живет, все хочет жить, все после радостной весенней тревоги. По озерам тоже идет своя работа: стоит лед еще, а рыба уже поднимается с глубоких зимних мест, ищет прорубей и полой воды, рвется к устьям горных речонок. Налим, щука, окунь, плотва - все почуяли приближавшуюся весну. Так было всегда, так будет и так же было сейчас» (176).

В этом отрывке наблюдения Сохача переданы в несобственно прямой речи автором. Здесь есть и словечки, фразы самого героя: «на солнечном угреве», «все и пошло», «почуяли весну» и др. Однако автор не злоупотребляет охотничьими " словечками, дидактизмами. Научной терминологии тоже почти нет. Мамин-Сибиряк не навязчив, а просто и занимательно учит детей рааличать голоса природы. Введя юного читателя в поэтическое и мудрое восприятие природы героями произведений, автор делает читателя соучастником и сопереживателем этого, восприятия и событий. Писатель открывает для ребенка радость узнавания природы и общения с ней как частью жизни человека. Рассказы о природе и людях, живущих среди нее, удивительно задушевны. Они делают простых людей близкими юному читателю, а их мироощущение поучительным.

Для выражения народного миропонимания природы Д. Н. Мамин-Сибиряк использует фольклорные средства. «Старж каждый год встречал весну как дорогой праздник и радовался, что еще раз полюбуется и светлым красным солнышком, и лазоревыми цветиками, и разной перелетной пташкой» (166). В этом отрывке из рассказа «Малиновые

горы» постоянные эпитеты (светлым, красным солнышком, лазоревыми цветиками), слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами (солнышком, травушкой-муравушкой), ритмическое построение фразы за счет повторения союза «и».

В своих сказках о"растительном царстве лесов и полей: «Лесной сказке», «Зеленой войне», «Светлячках», рассказе «На пути» и других -Мамин-Сибиряк очеловечивает деревья и животных. Этот прием идет от любовно-поэтического отношения трудового народа к природе. «Сказочный мир, где деревья говорят, ходят, радуются, плачут,- совсем не выдумка, а действительность, только нужно уметь понять мудреный язык этой природы»,- пишет Мамин-Сибиряк в этюде «Лес»4.

Своеобразная сказочная природа Урала,-непроходимые леса, горы, озера с камышистыми бёрегами и необитаемыми островами одухотворена во многих произведениях писателя. В «Лесной сказке» Мамин-Сибиряк с болью повествует о гибели красивых елей («толпа- мужиков с подрядчиком приехала рубить столетний ельник»), говоря о деревьях как о живых существах: «великолепное дерево точно застонало», «люди рубили, громадные деревья и не замечали, как из свежих ран сочились слезы, цотому что люди принимали их за обыкновенную смолу, деревья плакали безмолвными слезами, как люди, когда их придавит слишком сильное горе», «они падали со стоном», «жалобно трещали» (256) и т. д. Затем олицетворение переходит в сказочный прием: автор рассказывает о переживаниях уцелевшей старой матери-ели, потерявшей своих детей.

Выступая против хищнического истребления природных богатств, Мамин-Сибиряк верит в самовозобновление природы при разумном подходе к ее использованию. Присутствие человека "даже оживляет природу. Так, в «Лесной сказке» на месте вырубленного леса появляется вначале молодой кустарник, затем смешанный лес и так далее. Естественная научная информация ненавязчиво включается в прекрасное поэтическое описание природы, которое олицетворено: «Через двадцать лет вся порубь заросла густым смешанным лесом, точно зеленая щетка. Посторонний глаз ничего здесь не разобрал бы,- так перемешались разные породы деревьев» (217).

Раскрывая экологические проблемы самовозобновляемости леса, борьбы и выживания растений, деревьев, естественного отбора среди них, Мамин-Сибиряк, в целях занимательности, естественное вытеснение на молодой поруби кустарников более сильными лесными породами (осин - березами, берез - елями) изображает как отчаянную войну между ними. Повествование идет все время на грани реального и сказочного, как и в сказке «Зеленая война», где писатель с юмором показывает борьбу сорных трав с огородными растениями, «низкого сословия», с «привилегированным сословием». Писатель остроумен и находчив в описании поведения, разговоров, характеров своих героев. «Острая крапива», «жгучая дама», являлась весной раньше всех, «вечно была чем-нибудь недовольна», «всех" бы жалила». Затем выглянул из земли болтливый Репей, сразу начавший «цепляться» то к Крапиве, то к Чертополоху. Автор использует принцип аллегории: свойства растения осмысливаются как черты характера. Морковка, например, от похвал симпатизирующего ей Гороха «все краснела и краснела». «И приятно, и стыдно. Конечно, верить Гороху нельзя, а все-таки, когда начинают хвалить прямо в глаза, невольно хочется как-то верить. Скромная Морковка начинала про себя думать, что в самом деле она лучше всех и еще больше, краснела» (286). Словесные препирательства, взаимные симпатии, любовь и дружба, антипатии переводят 6 образный план научные идеи, естественнонаучные знания. Так, в «Лесной сказке» в ответ на жалобы Ели на злых людей, срубивших ельник, ветер замечает, что люди вовсе не злые, просто Ель многого не знает.

Конечно, я сижу дома, не шатаюсь везде, как ты, - угрюмо заметила Ель, недовольная замечанием своего старого знакомого...

Ты, ветер, много хвастаешься, - заметила в свою очередь старая Белка. - Что ты можешь знать, когда должен постоянно летать сломя голову все вперед? Потом ты часто делаешь большие неприятности и мне, и деревьям: наносишь холод, снегу...

А кто летом гонит облака? Кто весною обсушит землю? Кто? Нет, мне некогда с вами разговаривать! - еще более хвастливо ответил Ветер и улетел. - Прощайте пока...

Самохвал! - заметила вслед ему Бежа (266).

В этом диалоге Ветер, Бежа, Ель, выясняя между собой отношение, оставаясь художественными образами; выражают отвлеченные мысли о роли ветра в круговороте воды в природе. Идет постоянная игра между полной образностью и сохраняющимся аллегоризмом. В этом особенность Мамина-Сибиряка, который в аллегоричных сказках является прежде всего художником-живописцем, так что читатель получает настоящее эстетическое удовольствие.

В малоизвестной книге сказок «Светлячки», состоящей из присказки, «Сказки "о дедушке Водяном» и шести сказок, в которых укладывается шесть ночей жизни светлячка, Мамин-Сибиряк раскрывает процесс круговорота воды в природе, прибегая к приему антропоморфизации растений и насекомых, животных, опираясь на материал быличек, вводя мифологические образы Лешего, Водяного, русалок как олицетворения животворящей могучей силы природы. Так, добрый, работящий дедушка Водяной изображен как сила, которая ведает круговоротом воды в природе: «Я вот вечером туман с воды да с сырых мест собираю, за ночь нагущу его, утром подниму да пущу кверху, прямо навстречу солнышку, где он росой падет, где дождичком рассыплется, и каждая травка, каждое деревце напьются досыта»5. Помощники его - солнышко красное, ветер, дедко Мороз-Красный нос. Вся природа в «Светлячках» олицетворена: туман - часть существа Водяного, солнышко поднимает воду и так далее.

На вопрос, как попадают растения из одной части земли в другую, Мамин-Сибиряк отвечает в рассказе «На пути». Один из мальчиков видит во сне, как кочуют травы, деревья, кустарники, цветы с одной территории на другую: «Может быть, другая травка не одну сотню лет переваливается через горы, где ветром семечко перенесет, где птичка поможет, где скотина, али человек... В гору-то ей, ох, как трудно подниматься! Ну а под гору - живой рукой, потому вода носит семечко» (285).

Теплота, любовь ко всему живому природному миру чувствуется во всех произведениях для детей Мамина-Сибиряка, хотя автор придерживается объективной манеры повествования и «дидактические хвостики» (термин Н. А. Добролюбова) отсутствуют. В полной мере это относится и к знаменитым «Аленушкиным сказкам», которые мы исследовали в других работах.6 Критик «Русской мысли» писал об «Аленушкиных сказках»: «Общий тон сказок... проникнут чувством благодушия и мягкой, искренней любви ко" всей вселенной и ко всякой в ней живущей твари».7 Эти слова можно в полной мере отнести ко всем произведениям Д. Н. Мамина-Сибиряка о природе, которые сохраняют экологическую актуальность и в наше время.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Мамин-Сибиряк Д. Н. О значении тошшва//Мамин-Сибиряк Д. Н. Собр. соч.: В 12 т. Т. 12. - Свердловск, 1951.

2. Мамин-Сибиряк Д."Н. От Урала до Москвы: Путевые замегки//Мамнн-СибирякД. Н. Собр. соч.: В 12 т.,- Т. 12. -Свердловск, 1951. - С. 131-228.

3. Мамин-Сибиряк Д. Н. Малиновые горы//Мамин-Сибиряк Д. Н. Избранные произведения для детей. - М., 1962. - С. -176.

4. Мамин-Сибиряк Д. Н. Лес//Мамин-Сибиряк Д. Н, Собр. соч.: В 10 т. - Т. 4. - М„ 1958. -С. 335.

5. Мамин-Сибиряк Д. Н. Светлячки//Детское чтение. - 1898. - № 1-6, 8.

6. См: Миночкина Л. Й. Приемы и функции* сказочного в «Аленушкиных сказках» Д. Н. Мамйна-Сибиряка//Русская литература 1870-1890 гг. - Свердловск, 1989.

7. Русская мысль. - М., 1897. - № 3. Библио1раф. отдел. - С. 131.

И. Ю. КАРХАШЕВА

К ПРОБЛЕМЕ ИЗУЧЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ

В последние годы в критике настойчиво звучит мысль об изменении привычных форм литературного процесса, отмечается,. что четкая иерархическая система советской.литературы сменилась мозаичной, и каждый фрагмент этой мозаики требует"к себе особого подхода, знания специфического культурного кода. Одним из наиболее сложных объектов" изучения является литература русского зарубежья,возвращение которой в отечественную словесность началось во второй половине 80-х годов. Причем журналы одновременно публиковали авторов трех волн эмиграции," порой даже не затрудняя себя, скупыми комментариями. В результате литература русского зарубежья зачастую представляется неким монолитом, скрепленным единой «несо"ветской» географией». Между тем это очень сложное и далеко не однородное культурное явление.

Первая волна эмиграции (1920-1940 г.) и ее влияние на литературу давно и плодотворно изучаются на Западе. Да и в отечественной науке за последний период произошли существенные сдвиги в этом направлении. Начат выпуск многотомной антологии «Литература русского, зарубежья», появились серьезные аналитические исследования в" академических журналах. Совершенно иная картина сложилась вокруг современной эмигрантской литературы. Так, после публикации в «Новом мире» (1987, № 12) шести стихотворений И. Бродского, появилась статья П. Горелова1, в которой поэзия лауреата Нобелевской премии квалифицировалась как «рифмованный, поток банальностей, пошлости и цинизма». Та же история повторилась, когда в «Юности» был напечатан роман В. Войновича о солдате Иване Чонкине. Сразу последовали обвинения в клевете писателя на народный характер, в глумлении над всенародной трагедией. Но, пожалуй, самым сложным оказалось «возвращение» А. Синявского-Терца. Четыре странички из его эссе «Прогулки с Пушкиным», опубликованные в журнале «Октябрь», послужили причиной изнурительного скандала вокруг журнала и его редактора А. Ананьева. По-видимому, дело в том, что вхождение русских зарубежных писателей в отечественную литературу началось в крайне болезненный для нашей культуры момент, когда формировались новые общественно-политические лагеря, шла борьба за издательства, тиражи, бумагу. Безусловно, эта политизированная атмосфера мало способствовала процессу воссоединения литератур и профессиональному разговору о третьей литературной эмиграции.

Однако помимо искусственно созданных существуют и объективные проблемы в изучении феномена современой эмигрантской литературы. Одни перешли в третью волну «по наследству» от первых двух, а другие рождены сегодня, на разломе нашей страны и ее культуры.

Гуманистические идей произведений Д.Н. Мамина-Сибиряка, В.М. Гаршина.

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852-1912). «Воистину русским писате­лем» (А. М. Горький) выступает Д.Н.Мамин-Сибиряк и в ли­тературе для детей, адресуя им рассказы, сказки, очерки. Как и Горький, Чехов, Короленко, Мамин-Сибиряк исследует тему обездоленности ребенка из бедной семьи, ребенка-сироты. И шире - тему лишения ребенка , казалось бы, бесспорного его права иметь детство - рассказы: «Кормилец » (1885), «В ученье » (1892), «Вертел » (1897), «В глуши » (1896), «Богач и Еремка » (1904)), «Зимовье на Студеной » (1892), «Емеля-охотник » (1884) и др.

В первом из названных рассказов «Кормилец » двенадцатилетний маль­чик, единственный кормилец семьи, гибнет, став жертвой тяжелых условий фабрично-заводского труда.

Лишение детства - объективная предопределенность для крестьянских и городских детей, родившихся в бедности, - ведущий мотив и рассказа «В глуши», очень характерного для Мамина-Сибиряка.

Герои ряда рассказов - бедные крестьяне-рыбаки, охот­ники, обитатели зимовок, заброшенных в глухих местах, - в суровой природе Урала находят несравнимый источник ду­шевной устойчивости. («Емеля-охотник», «Зимовье на Студеной». Герои этих и других рассказов овеяны глубокой симпа­тией автора. Он поэтизирует их привлекательность: доброду­шие, трудолюбие, отзывчивость на чужие страдания. Елеска ухаживает за тяжело больным охотником-вогулом, оказавшим­ся в глухом лесу без всякой помощи. Сердечная доброта Еме­ли проявляется и в случае на охоте: он не решился стрелять в маленького олененка, зная, с каким самоотвержением любая мать защищает свое дитя.

Люди, о которых пишет Мамин-Сибиряк, отличаются каждый своим особым пониманием природы , хотя все они чувствуют ее краски, голоса, запахи. Все внутренне как бы слиты с дыханием леса, реки, неба... Рассказ о любви старика Тараса(«Приемыш») к спасенному лебедю подобен лирической песне. Тарас не просто знает все места вокруг своего жилья верст на пятьдесят. Он душой по­стиг «всякий обычай лесной птицы и лесного зверя». Он любуется птицей, счастлив в общении с природой, ценит ее открытость, непостижимое богатство ее красок, ее способ­ность успокоить, насладить голодающую по ласке душу.

Близок к рассказу «Приемыш» интонационно и по замыс­лу рассказ«Богач и Еремка». Здесь как бы в роли выхоженного лебедя - зайчишка с переломленной лапкой: его не стал брать зубами охотничий умный пес Еремка; в него не смог выстрелить старый опытный охотник Богач, хотя жил он именно тем, что продавал заячьи шкурки. Победа истинного великодушия над всеми другими прагматическими расчетами - основная мысль рассказа, его пафос - в способности чело­века и собаки любить слабого, нуждающегося в защите...

Писатель передает природную предрасположенность че­ловека к защите слабых . Это состояние души, эта особен­ность человеческого отношения к природе и ко всему окру­жающему в названных произведениях передается прежде всего через чувства и конкретные действия стариков и детей, про­диктованные этими чувствами. Так подчеркивается природность, естественность человеческой предрасположенности: в детстве и старости человек открытое, естественнее в чувствах и мыслях, в действиях.

Природа в произведениях Мамина-Сибиряка - не фон для раскрытия чувств, душевных состояний, порывов человека. Природа - полноправный, полнокровный герой произведений, выразитель авторской позиции и эстетичес­кой, нравственной и социальной. Пейзаж, как и портрет героев, живописен, изменчив, краски в движении - переходы одного оттенка к другому гармонич­ны изменению душевного состояния. Вот картина дождливо­го летнего дня в лесу. Под ногами ковер из прошлогодней палой листвы. Деревья покрыты дождевыми каплями, кото­рые сыплются при каждом движении. Но выглянуло солнце, и лес загорелся алмазными искрами: «Что-то праздничное и радостное кругом вас, и вы чувствуете себя на этом праздни­ке желанным, дорогим гостем» («Приемыш»).

Язык произведений Мамина-Сибиряка - народный, живописный, меткий, образный, богат пословицами, поговорками. «Ищи ветра в поле!» - говорит Богач об убежавшем зайчике. «Вместе тесно, а врозь скучно», - замечает он, наблюдая поведение собаки, подружившейся с зайцем.

«Аленушкины сказки» (1894 - 1897) писались Маминым-Сибиря­ком для его маленькой дочери Елены. Девочку, родившуюся в 1891 году, ждала трудная судьба: мать умерла родами, отец был уже немолод, а ее серьезная болезнь мешала рассчитывать на бла­гополучный удел. Отцу предстояло подготовить свою Аленушку к жизни, к ее суровым сторонам, а главное - научить ребенка лю­бить эту жизнь. «Аленушкины сказки» полны оптимизма, светлой веры в добро.

Герои сказок - муха, козявочка, комар, заяц, игрушки, цве­ты - подчеркнуто малы, слабы, незаметны среди больших и силь­ных существ; но все действие сказок направлено к их победе. Сла­бые одерживают верх над сильными, незаметные обретают нако­нец свое место в жизни. Вместе с тем писатель тактично подмеча­ет, что слабые существа нередко заражаются мелочным эгоизмом, желают, чтобы весь мир принадлежал им, и, не в состоянии до­стичь этого, обижаются, делаются несчастными. Подспудная мысль сказок сводится к тому, что невозможно переделать мир себе в угоду, но можно изменить себя и свое отношение к окружаю­щему ради своего же блага.

Сказки Д.Н.Мамина-Сибиряка, подобно сказкам К.Д. Ушинского и Л.Н.Толстого, стилистически и по объекту ана­лиза реалистичны. «Сказка про храброго зайца Длинные Уши - Косые Глаза - Короткий Хвост » (1894) и «Сказка про Комара Немировича - Длинный Нос и про Мохнатого Мишку - Короткий Хвост » (1895), «Про Воробья Воробеича созданы в традициях народных сказок о животных .

Герои его произведений - обыкновенные звери, птицы, насекомые , которых ребенок, как правило, знает в жизни. В них нет ничего редкостного, исключительного. Медведь, зайчик, воробей, воронушка, комар, даже комнат­ная муха - живут в сказках своей, свойственной им жизнью. Отличительные приметы внешнего облика сказочных героев легко распознаются ребенком: у зайца «длинные уши, корот­кий хвост», у комара - «длинный нос», у воронушки - «чер­ная головушка». Животные, птицы, насекомые - носители качеств, которые отличает в них и народная сказка: заяц тру­слив; медведь силен, но неуклюж; воробей прожорлив, наха­лен; комар назойлив.

Герои в них очеловечены , а характеры обрисованы как самобытные, «лично­стные », что отличает их от фольклорных героев - всегда обобщен­но-типизированных. Так, Комар Комарович и заяц-хвастун выде­ляются среди других комаров и зайцев своей настоящей или напуск­ной храбростью. Даже медведь и волк в конце концов уступают им, решая не связываться с необычным противником («И волк убежал. Мало ли в лесу других зайцев можно найти, а этот был какой-то бешеный»). Залогом победы слабых над сильными является не вол­шебство или чье-то заступничество, не хитрость или удача, а из­менение привычной внутренней позиции.

Действие в сказках, сюже­ты, как правило, строятся на веселых, забавных происшест­виях . Например, столкновение хвастливого зайца с волком или комара - с медведем. Забавна сцена, в которой трубо­чист Яша пытается справедливо рассудить спор между Воро­бьем и Ершом. В то время как он произносит свою речь, его обворовывают.

Сказки познавательны. Очеловечение персонажей помо­гает живее и ярче представить читателю-ребенку характер­ные свойства животных, их жизнь. Знакомя с тем, как и в чем проявляется трусость зайца, сила и неуклюжесть медведя, его свирепость, как трудно приходится воробью в зим­нюю пору, в какой суровой обстановке проводит свою жизнь воробей и как эта обстановка трагически складывается для «желтой птички-канарейки», писатель активизирует ассоциа­ции, воображение ребенка, обогащая и мысль и чувство. Раскрывая законы, которыми уп­равляется животный и растительный мир, Мамин-Сибиряк расширяет познавательные возможности литературной сказ­ки и ее границы как научно-художественного жанра.

В сказках, в отличие от рассказов, пейзаж занимает незначительное место . Здесь видно влияние фольклорной традиции, не знающей развернутого пейзажа. Его зарисовки кратки, хотя и очень выразительны: «Солнце сделалось точно холоднее, а день короче. Начались дожди, подул холодный ветер» - вот и вся зарисовка поздней осени («Сказка про воронушку»). Исключение составляет поэти­ческий сон Аленушки: «Солнышко светит, и песочек желте­ет, и цветы улыбаются», окружая кроватку девочки пестрой гирляндой, и «ласково шепчет, склонившись над ней, зеле­ная березка» («Пора спать»).

Особый интерес представляет «Присказка » - яркий образец «Мамина слога», как называли современники стиль детских ска­зок писателя. «Баю-баю-баю... один глазок у Аленушки спит, дру­гой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказ­ки». Присказка своей напевностью близка народным колыбель­ным. Пожалуй, впервые так ясно было выражено отцовское чув­ство, не уступающее в нежности материнской любви.

Трогательна история Серой Шейки - утки, оставшейся из-за болезни на зимовку. По законам природы гибель ее неизбеж­на, и даже сочувствующий ей заяц бессилен помочь. Полынья, ее единственное убежище, затягивается льдом, все ближе под­бирается хищница лиса. Но мир подчинен не только законам природы. Вмешивается человек - и Серая Шейка спасена. Автор­ская позиция убеждает читателя в том, что даже на краю гибе­ли надо верить и надеяться. Не стоит ждать чудес, но стоит ждать удачи. Особое место занимает сказка о царе Горохе , появившая­ся впервые в журнале «Детский отдых» в 1897 году. Она от­личается от остальных более сложным содержанием и раз­вернутым приключенческим сюжетом. Сказка сатирична и юмористична . В образе царя Гороха высмеиваются чванливость, жад­ность, презрительное отношение правящих верхов к про­стым людям из народа . Правдивы некоторые черты старорусского быта . Например, царевна Кутафья находится в беспрекословном послушании родителям; она не смеет даже заикнуться о выборе суженого: «Не девичье это дело - женихов разбирать!»

Сказки Мамина-Сибиряка - характерный способ разговора взрослого с ребенком о жизненно важных вещах, которые невоз­можно объяснить на языке абстракций. Ребенку предлагается взгля­нуть на мир глазами божьей коровки, козявочки, мухи, собаки, воробья, утки, чтобы обрести истинно человеческое мировоззре­ние. Как и народные, эти сказки знакомят ребенка со сложными законами бытия, объясняют преимущества и недостатки той или иной жизненной позиции.

Сказки Мамина-Сибиряка - значительное явление в ли­тературе конца XIX века. В них освоены и развиваются луч­шие реалистические традиции народной и литературной сказ­ки. В изображении природы, животного мира, в характере сказочной морали нет фальши. Сказки интересны детям и в наше время. Часть их вошла в учебные книги для чтения в начальной школе.

В.М.Гаршина (1855-1888) современники называли «Гамле­том наших дней», «центральной личностью» поколения 80-х го­дов - эпохи «безвременья и реакции». Писатель одним из пер­вых начал применять в литературном творчестве приемы импрес­сионизма, заимствованные из современной ему живописи, с тем чтобы потрясти воображение и чувства читателя, разбудить его прирожденное сознание добра и красоты, помочь родиться чест­ной мысли. В гаршинских рассказах и сказках складывался стиль. явившийся истоком прозы писателей рубежа XIX-XX веков, та­ких как Чехов, Бунин, Короленко, Куприн.

Высшим авторитетом в современной живописи был для писа­теля И.Е.Репин, в литературе - Л.Н.Толстой. Воображение было для Гаршина важным моментом реалистического видения действительности, при этом точность, конкретная подробность деталей отличают почти все его произведения. Творческие принципы Гаршина во многом отвечают требованиям, некогда предъявленным Белинским к дет­скому писателю.

Гаршин мечтал издать все свои сказки отдельной книгой с посвящением «великому учителю своему Гансу Христиану Андер­сену». Многое в сказках напоминает истории Андерсена, его ма­неру преображать картины реальной жизни фантазией, обходясь без волшебных чудес. Детство и детская литература занимали Гаршина на протяже­нии всего десятилетия творческой жизни. Гаршин переводил для детей сказки европейских авторов, ра­ботал как редактор и критик детской литературы.

В круг чтения детей младшего и среднего школьного возраста вошли в основном сказки Гаршина. Среди них одна имеет подза­головок «Для детей» - «Сказка о жабе и розе » (1884), другая была впервые опубликована в детском журнале «Родник» - «Лягушка-путешественница » (1887). Прочие сказки не предназначались ав­тором для детей, хотя, по воле взрослых, появлялись в детских изданиях, в том числе в хрестоматиях: «Attalea princeps» (1880), «То, чего не было» (1882), «Сказание о гордом Агее» (1886). Гаршинские сказки по жанровым особенностям ближе к фи­лософским притчам, они дают пищу для размышлений.

«Сказка о жабе и розе» была написана под влиянием многих впечатлений - от смерти поэта С.Я.Надсона, домашнего кон­церта А. Г. Рубинштейна и присутствия на концерте одного не­приятного старого чиновника. Произведение являет собой пример синтеза искусств на основе литературы: притча о жизни и смерти рассказана в сюжетах нескольких импрессионистских картин, по­ражающих своей отчетливой визуальностью, и в переплетении музыкальных мотивов. Это скорее поэма в прозе . Угроза безобраз­ной смерти розы в пасти жабы, не знающей другого применения красоты, отменена ценой иной смерти: роза срезана прежде увя­дания для умирающего мальчика, чтобы утешить его в последний миг. Смысл жизни самого прекрасного существа - быть утешени­ем для страждущего .

Вдруг тонкий, свистящий, прерывистый звук раздался в воздухе. Есть такая порода уток: когда они летят, то их крылья, рассекая воздух, точ­но поют, или, лучше сказать, посвистывают. Фью-фью-фью-фью - раз­дается в воздухе, когда летит высоко над вами стадо таких уток, а их самих даже и не видно, так они высоко летят. Немного далее следует уже условное, «очеловечивающее», опи­сание. И утки окружили лягушку. Сначала у них явилось желание съесть ее, но каждая из них подумала, что лягушка слишком велика и не пролезет в горло. Тогда все они начали кричать, хлопая крыльями: - Хорошо на юге! Теперь там тепло! Там есть такие славные теплые болота! Какие там червяки! Хорошо на юге!

Такой прием незаметного «погружения» читателя из мира ре­ального в мир сказочно-условный особенно любил Андерсен. Бла­годаря этому приему в историю лягушкиного полета можно пове­рить, принять ее за редкий курьез природы. В дальнейшем панора­ма показана глазами лягушки, вынужденной висеть в неудобной позе. Отнюдь не сказочные люди с земли дивятся тому, как утки несут лягушку. Эти и другие детали способствуют еще большей убедительности сказочного повествования. Так же зыбко колеблется мысль автора. Умна лягушка или глу­па? Гениальна ли ее натура или заурядна? А как оценить характер и поведение уток? Сказка заканчивается хорошо или плохо? Что важнее - то, что лягушка спаслась при падении, или то, что погибла ее мечта о южных болотах? Ответы на эти и другие во­просы зависят от размышлений читателя, от его представлений о смысле существования.

7.8.Развитие тем природы, крестьянского быта, детства в стихах А.Блока, С.Есенина, Бальмонта.

А.А. Блок (1880-1921). - крупнейший поэт-символист млад­шего поколения. Главная тема его поэзии - Родина, древняя, современная и будущая, та, чей лик, подобно лику Незнакомки, скрыт «за темною вуалью». Детские стихи А.Блока посвящены в основном природе. Например, «Конец весны»:

Весна! Весна! Поют стрекозы.

Весна! Весна! Поют птенцы;

Уж в чистом поле там жнецы.

Кузнечики в траве стрекочут,

Как будто хочет

Пленить лягушечек в пруду!

В свою потеху,

Да не совсем-то к смеху!..

Талант Блока выходил далеко за рамки символистски-декадентской поэтики. Так было со многими его взрослыми произведениями, так произошло и с детскими. Победило другое - собственная «память детства» традиции устного народного творчества и русской поэзии Пушкина, Тютчева, Фета.

Для специальных сборников - «Круглый год » и «Сказ­ки » - поэт сделал строгий отбор произведений. Сборник «Сказки» включает в себя следующие стихотворения: «Гамаюн, птица вещая» «Черная дева», «Сын и мать», «Сказка о пастухе и старушке», «Старушка и чертенята», «У моря», «В голу­бой далекой спаленке», «Сусальный ангел», «Три светлых царя», «Колыбельная песня», «Сны».

Для сборника «Круглый год» характерен подбор стихотворе­ний по временам года: весна («Вербочки», «Ворона», «На лугу»), лето («Я стремлюсь к роскошной воле», «Дышит утро в окошко», «Полный месяц встал над лугом», «Блудящий огонь»), осень («Зайчик», «Учитель», «Осенняя радость»), зима («Снег да снег», «Ветхая избушка», «Рождество»).

Сравнивая эти сборники, легко можно убедиться, что первый включает произведения более сложные для детского восприятия и написанные Блоком не специально для детей, и отобранные для детского чтения. «Сказки» были адресованы среднему возрасту, а «Круглый год» - младшему.

Пейзажи в «Круглом годе» сродни лучшим пейзажным моти­вам раннего Блока, когда его волновало, что в летний день «за этой синей далью», когда осенью «и день прозрачно свеж, и воздух дивно чист», а «желтый лист кружится». Эту про­зрачность и чистоту красок сохранил поэт для стихотворений, адресованных детям:

Леса вдали виднее,

Синее небеса,

Заметней и чернее

На пашне полоса

Даже цветовые эпитеты повторяются (синяя даль - синие не­беса), для них характерна яркость и сочность цветовой гаммы (си­ние и небеса-и черная полоса пашни), динамичность: небеса не просто синие, они весною становятся синее, а пашня тоже не про­сто черная, а чернее. Все как будто омыто обильным весенним до­ждем и освещено щедрым весенним солнцем.

Нет, это звонко, тонко

В ручье журчит волна...

«Звончее», «звонкий», «звонко» - сам ряд аллитераций созда­ет неповторимую музыку весны.

Реалистический характер зарисовок «Круглого года», особен­но в таких стихотворениях, как «Ворона», «Зайчик», «Учитель», «Ветхая избушка», «На лугу», может быть, в значительной степени определил долгую и активную жизнь их в детской аудитории, до­школьного и младшего школьного возраста. Каждое стихотворение сборника выра­жает лирическое состояние, наиболее характерное для данного времени года. Реалистически конкретные образы и детали скла­дываются в живую, узнаваемую картину и косвенно передают нюансы настроения, как, например, в стихотворении «Ворона»:

Вот ворона на крыше покатой

Так с зимы и осталась лохматой...

А уж в воздухе - вешние звоны,

Даже дух занялся у вороны...

Вдруг запрыгала вбок глупым скоком,

Вниз на землю глядит она боком:

Что белеет под нежною травкой?

Вон желтеют под серою лавкой

Прошлогодние мокрые стружки...

Это всё у вороны - игрушки,

И уж так-то ворона довольна,

Что весна, и дышать ей привольно!..

Слово «весна» звучит лишь в последней строчке , но оно подго­товлено множеством слов со звуком «в», рядом мелких деталей, увиденных сначала глазами человека, а потом вороны: весенняя земля пестрит белым, желтым, зеленым, удивляя отвыкший за зиму от пестроты взор. Ранняя весна - время контрастов, что подчеркнуто изображением «лохматой», еще «зимней» вороны и следов прошлогодней жизни.

Эти стихи давно стали хре­стоматийными в лучшем смысле этого слова благодаря гуманисти­ческому чувству, объединяющему зарисовки не только пейзажа, но и животного мира средней полосы России. Лохматая ворона, озябший зайчик, пискливые котята - все, кого Блок шутливо и беззлобно называл «твари», вызывают добрые чувства у маленьких читателей своей незащищенностью, детскостью. Эти «твари» по­нятны детям, за них хочется заступиться, с ними хочется поиграть.

Игровой момент - один из обязательных элементов в «Круг­лом годе»: дети активны в этом сборнике Блока, как, пожалуй, ни в одном цикле его произведений, в которых он обращается к теме детства. Здесь они звонкоголосые, веселые, не просто смешливые, а хохочущие:

На салазках они покатили.

Оглашается криками двор -

Великана из снега слепили!

В таких стихотворениях, как «На лугу», «Снег да снег», «Ветхая избушка», воплощается мечта Блока о будущем энергичном, ак­тивном, творческом поколении родной страны. Забота о растущем поколении пронизывает все стихотворения сборника «Круглый год».

К.Д.Бальмонт (1867- 1942) - один из самых читаемых и по­читаемых поэтов Серебряного века, символист. В основе филосо­фии символизма лежит представление о неуловимо изменчивом мире реальности, который невозможно познать вне художествен­ного творчества. Отношение Бальмонта к детским книгам было самое трепетное. Бальмонт написал более семи десятков стихотворений для де­тей, посвятив их своей четырехлетней дочери; они вошли в сбор­ник «Фейные сказки» (1905).

«Фейные сказки» - это изящные стилизации детских песенок по мотивам скандинавского и южнославянского фольклора, в которых возродилась традиция детских стихов Жуковского. Легкомыслие сюже­тов, отсутствие серьезных проблем отражено в названиях - «На­ряды феи», «Прогулка феи», «Находка феи», «Забавы феи»... Жизнь крошечной феи протекает как череда радужно-изменчивых «ми-молетностей» (ключевое слово в поэзии Бальмонта). Зло не суще­ствует в фейном мире - есть только маленькие неприятности, оттеняющие общую безмятежность. От грозы фея улетает на спи­не стрекозы; уголек наказан гномом за то. что обжег ножку феи; вничью кончается война с муравейным королем; даже Серый Волк кротко служит фее и питается травкой. В сказочном мире царит та же идиллия, что и в раннем детстве. Поэт провозгласил фею своею Музой, а детский мир - миром своего вдохновения. Естественное право ребенка и поэта на ра­дость, красоту и бессмертие осуществляется в фейной «тиховей­ной» сказке.

Бальмонта называли «Паганини русского стиха», восторгаясь виртуозной музыкальностью его речи. И в детских его стихах заво­раживает магия звуков, сладкоголосие речи. Слово и музыка рож­дают поэтический образ, как, например, в стихотворении «Золо­тая рыбка» из взрослого сборника «Только любовь» (1903). Золо­тая рыбка олицетворяет чудо музыки на сказочном празднике:

В замке был весёлый бал,

Музыканты пели.

Ветерок в саду качал

Лёгкие качели.

В замке, в сладостном бреду,

Пела, пела скрипка.

А в салу была в пруду

Золотая рыбка.

Хоть не видели её

Музыканты бала.

Но от рыбки, от неё

Музыка звучала...

Многие из «взрослых» стихов Бальмонта можно предлагать де­тям с самого раннего возраста, настолько они полны весенним, первозданным чувством, настолько близко граничат с музыкой, что доступность слов теряет свое значение.

С. Есенин . Писать стихи С.Есенин начал рано в 9 лет, но осознанное творчество приходится на 16 – 17 лет. В его ранних стихотворениях отразились поиски жизненной позиции и собственной творческой манеры. Порою он подражает песням, распространенным в мещанской и крестьянской среде с характерными для них мотивами любви, то счастливой, то нераз­деленной («Хороша была Танюша», «Под венком лесной ромаш­ки», «Темна ноченька, не спится»).

Часто и плодотворно обращается Есенин к историческому прошлому своей Родины. В таких произведениях, как «Песнь о Евпатии Коловрате», «Ус», «Русь», поэт гораздо более самобытен, чем в первых лирических стихотворениях.

Основным мотивом раннего Есенина стала поэзия русской природы, отразившая его любовь к Родине. Именно в этот период написаны многие стихотворения, которые до сих пор известны де­тям и любимы ими. Примечательно, что первым напечатанным стихотворением Есенина была «Береза», появившаяся в детском журавле «Мирок» в 1914 г. С тех пор внимание поэта к стихотворе­ниям для детей было постоянным. Детские стихи он печатал в жур­налах «Мирок», «Проталинка», «Доброе утро», «Задушевное сло­во», «Парус».

Детям особенно близки стихи об играх и забавах их сверстни­ков - крестьянских ребятишек :

В зимний вечер по задворкам

Разухабистой гурьбой

По сугробам, по пригоркам

Мы, идем, бредем домой.

Опостылеют салазки,

И садимся в два рядка

Слушать бабушкины сказки

Про Ивана-дурака.

И сидим мы, еле дышим,

Время к полночи идет,

Притворимся, что не слышим,

Если мама спать зовет.

В ранней поэзии Есенина для детей, может быть, ярче, чем во «взрослых» стихах того же периода, отразилась его любовь к род­ному краю («Топи да болота», «С добрым утром»), к русской при­роде («Береза», «Черемуха»), к деревенскому быту («Бабушкины сказки»),

В чтение современных детей вошли такие ранние стихотворе­ния Есенина, как «Поет зима», «Пороша», «Нивы сжаты, рощи голы...», «Черемуха». Первое из них («Поет зима - аукает...») было напечатано в 1914 г. в журнале «Мирок» подзаголовком «Во­робышки». В его колыбельном ритме слышится то голос зимнего леса, то стук вьюги о ставни, то вой метели по двору. На фоне хо­лодной и снежной зимы контрастно выписаны «детки сиротли­вые» - воробышки. Поэт сочувственно подчеркивает их беспо­мощность и незащищенность:

К описанию зимы Есенин обращается и в стихотворении «По­роша», напечатанном в том же году и в том же журнале «Мирок». Зима в нем иная, манящая, волшебная:

Заколдован невидимкой,

Дремлет лес под сказку сна,

Словно белою косынкой,

Подвязалася сосна.

Здесь описание природы не со стороны, а изнутри, от по­эта-наблюдателя, едущего по бесконечной, убегающей вдаль зим­ней дороге.

Еще более активно поэтическое восприятие природы в стихо­творении «Нивы сжаты, рощи голы...», опубликованном в газете «Вечерние известия» в 1913 г.:

Ах, и сам я в чаще звонкой

Увидал вчера в тумане:

Рыжий месяц жеребенком

Запрягался в наши сани.

То наблюдатель, то путник, но всегда открытый впечатлениям окружающего мира, голосам птиц и зверей, шорохам леса, Есенин подмечает самое сокровенное в природе:

В траве, между корней,

Бежит, струится маленький

Серебряный ручей.

Эти строки о пробуждении весны, о поре медвяных рос и золо­тистых веток черемухи. Для каждого периода жизни природы (осе­ни, зимы, весны и лета) Есенин находит особые поэтические крас­ки и неповторимые интонации. Есенин стремился воспеть свою Родину и ее обновление во всей многозначности этого понятия. Проходят десятилетия, и все яснее становится, что его творчество - большое литературное яв­ление не только в жизни России, но и в развитии мировой поэзии.

Он был как обломок яшмы,
красивой, узорчатой яшмы,
занесённый далеко от родных гор.

О Мамине-Сибиряке, особенно после его смерти, говорили много и многие. Кто с восхищением, кто с явным раздражением, а кто и с насмешкой. Этот человек давал повод для весьма разнообразных суждений.
Рослый, широкоплечий, с открытым лицом и «чу́дными, немного задумчивыми глазами» , он выделялся в любой толпе. А его «непринуждённая грация молодого, дрессированного на свободе медведя» только усиливала общее впечатление какой-то завораживающей дикой силы. Характер Мамина был под стать внешности. Такой же необузданный, вспыльчивый. Его резкие суждения, его полновесные остроты, его суровые оценки нередко задевали людей, рождая недоброжелателей. Но чаще Дмитрию Наркисовичу прощалось то, что не простилось бы кому-то другому. Так велико было обаяние этого большого, сильного, но в чём-то очень незащищённого и трогательного человека.
Его доброта и мягкость открывались не сразу и не всем. Хотя даже псевдоним, накрепко сросшийся с фамилией, - «Мамин-Сибиряк» - звучал как-то тепло, по-домашнему.
Строго говоря, псевдоним этот был не совсем точен. Старый деревянный дом заводского священника, где родился будущий писатель, находился на самой границе Европы и Азии. «Водораздел Уральских гор» проходил всего в 14 верстах. Там, на Урале, прошли детские и юношеские годы Дмитрия Наркисовича. Об Урале, о его необыкновенной природе и людях написаны лучшие его книги.
А как же Сибирь? Она лежала дальше на восток. И не она была излюбленной темой писателя и главным содержанием его произведений. По справедливости ему следовало бы выбрать другой псевдоним. Например, Мамин-Уральский или Мамин-Уралец. Да только звучание было бы уже не то.
Урал - тело каменно, сердце пламенно. Он оставался с Маминым всегда. Даже когда тот переехал в Петербург и стал вполне столичным жителем, или отправлялся с дочерью отдыхать на какой-нибудь модный курорт, никакие тамошние красоты и чудеса не радовали его. Всё казалось тусклым, лишённым яркости и цвета.
Почему же, стремясь всем сердцем на Урал, он почти половину жизни провёл вдалеке от него. Причина была. Грустная причина. Дочка Алёнушка родилась слабенькой, болезненной девочкой. Ещё во младенчестве лишилась матери. И вся забота о ней легла на плечи отца. Последние годы жизни Мамин всецело посвятил дочери. Врачи запрещали Алёнушке дальние путешествия, и Дмитрий Наркисович должен был смириться с этим. Но отняв у отца Урал, Алёнушка подарила ему нечто другое.
И не только ему. «Алёнушкины сказки» (1894-96) трогательны, поэтичны, щемяще прекрасны. Они написаны с такой самозабвенной любовью и нежностью, что до сих пор заставляют смеяться и плакать юных читателей, ровесников маленькой Алёнушки. А сам Мамин-Сибиряк признался однажды: «Это моя любимая книга, её писала сама любовь, и поэтому она переживёт всё остальное» .
По большому счёту так и случилось. Больше столетия прошло с момента появления сказок. И хотя до сих пор издаются «взрослые» романы и повести Мамина-Сибиряка, для большинства читателей он остаётся именно детским писателем, создателем дивных «Алёнушкиных сказок».

Ирина Казюлькина

ПРОИЗВЕДЕНИЯ Д.Н.МАМИНА-СИБИРЯКА

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ: в 20 т. / Д. Н. Мамин-Сибиряк. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2002- .
Издание не закончено.

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ: в 6 т. / Д. Н. Мамин-Сибиряк. - Москва: Художественная литература, 1980-1981.
В начале двадцатого века знаменитый издатель Маркс выпустил собрание сочинений Д.Н.Мамина-Сибиряка, включавшее около 250 (!) произведений. Причём в него не вошли рассказы и сказки для детей (примерно 150 названий) и около сотни работ, «затерянных» в различных периодических изданиях или ещё не опубликованных к тому времени (публицистика, очерки, газетные отчёты, научные статьи).
Данное собрание сочинений, хотя и не претендует на исчерпывающую полноту, достаточно разносторонне представляет творчество Д.Н.Мамина-Сибиряка. В него включены не только романы, принёсшие автору славу точнейшего бытописателя и этнографа Урала, но и многочисленные рассказы, очерки, статьи и, конечно, произведения для детей.

ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ: в 2 т. / Д. Н. Мамин-Сибиряк. - Москва: Художественная литература, 1988.
Мамин-Сибиряк - уралец. Он был им и в жизни, и в творчестве. Любая страница его уральских рассказов и очерков хранит загадочное обаяние этого края, столь не похожего на другие. Временами кажется, что от этих страниц исходит смолистый аромат пихт и ельников, а реки Чусовая и Кама выкатывают на них свои тяжёлые волны.

АЛЁНУШКИНЫ СКАЗКИ / Д. Н. Мамин-Сибиряк; художник С. Набутовский. - Москва: Махаон, 2011. - 125 с. : ил. - (Для самых маленьких).
«Алёнушкины сказки» впервые были опубликованы в 1894-96 годах на страницах «Детского чтения», одного из лучших журналов того времени. Он издавался известнейшим московским педагогом Д.И.Тихомировым. Отдельным изданием сказки вышли в 1897 году и с тех пор переиздавались в России постоянно.

ГОРНОЕ ГНЕЗДО / Д. Н. Мамин-Сибиряк. - Москва: Астрель: АСТ; Владимир: ВКТ, 2011. - 416 с. : ил. - (Русская классика).
ЗОЛОТО / Дмитрий Мамин-Сибиряк. - Москва: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2010. - 382 с. : ил. - (Русская классика).
ПРИВАЛОВСКИЕ МИЛЛИОНЫ / Д. Н. Мамин-Сибиряк. - Москва: Издательский Дом Мещерякова, 2007. - 480 с. : ил.
«Приваловские миллионы» (1883) и «Горное гнездо» (1984) - самые известные «взрослые» романы Дмитрия Мамина-Сибиряка. Им удалось перешагнуть через столетие, чтобы в начале уже нашего века опять стать поразительно и даже пугающе современными.

СЕРАЯ ШЕЙКА / Дмитрий Мамин-Сибиряк; художник Людмила Карпенко. - Москва: TriMag, 2008. - 31 с. : ил.
СЕРАЯ ШЕЙКА / Д. Н. Мамин-Сибиряк; [ил. В. Ермолаева]. - Москва: Издательский дом Мещерякова, 2009. - 32 с. : ил.
Бывают книги, которые, кажется, существовали всегда. Это - одна из них. Над историей маленькой уточки могли плакать так же искренне и самозабвенно в далёком прошлом, как, наверное, будут плакать и в столь же далёком будущем. Ведь в душе человека всегда найдётся место жалости и состраданию.

СКАЗКИ. ЛЕГЕНДЫ. РАССКАЗЫ / Д. Н. Мамин-Сибирк. - Москва: Новый Ключ, 2003. - 368 с. : ил.
Один человек, вспоминая Мамина-Сибиряка, как-то сказал: «Его любили дети и не боялись животные» . В эту книгу вошли рассказы и сказки писателя, которые он посвятил и тем, и другим.

Ирина Казюлькина

ЛИТЕРАТУРА О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ Д.Н.МАМИНА-СИБИРЯКА

Мамин-Сибиряк Д. Н. Из далёкого прошлого: [воспоминания] // Мамин-Сибиряк Д. Н. Повести, рассказы, очерки. - Москва: Московский рабочий, 1975. - С. 387-478.

Бегак Б. А. «Ведь это счастье - писать для детей» // Бегак Б. А. Классики в стране детства. - Москва: Детская литература, 1983. - С. 89-98.

Дергачёв И. Д. Н. Мамин-Сибиряк. Личность. Творчество / И. Дергачёв. - Изд. 2-е. - Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1981. - 304 с. : ил.

Зелёные горы, пёстрый народ: в поисках связующих нитей: по следам путешествий Д. Н. Мамина-Сибиряка / [авторы очерков А. П. Черноскутов, Ю. В. Шинкаренко]. - Екатеринбург: Сократ, 2008. - 480 с. : ил.

Киреев Р. Счастье приснилось весенней грозой // Наука и религия. - 2003. - № 1. - С. 36-39.

Китайник М. Г. Отец и дочь: очерк в письмах // Мамин-Сибиряк Д. Н. Зелёные горы. - Москва: Молодая гвардия, 1982. - С. 332-365.

Корф О. Детям о писателях: конец XIX - начало XX века. - Москва: Стрелец, 2006.

Кузин Н. Страдать и радоваться тысячью сердец // Наш современник. - 2002. - № 10. - С. 234-241.

Д. Н. Мамин-Сибиряк в воспоминаниях современников. - Свердловск: Свердловское книжное издательство, 1962. - 361 с.

Поспелов Г. Н. Быт и нравы каменного пояса: «Приваловские миллионы» Д. Н. Мамина-Сибиряка / Г. Н. Поспелов // Вершины: книга о выдающихся произведениях русской литературы. - Москва: Детская литература, 1983. - С. 54-67.

Сергованцев Н. Мамин-Сибиряк / Николай Сергованцев. - Москва: Молодая гвардия, 2005. - 337 с. : ил. - (Жизнь замечательных людей).

Тубельская Г. Н. Детские писатели России: сто тридцать имён: биобиблиографический справочник / Г. Н. Тубельская. - Москва: Русская школьная библиотечная ассоциация, 2007 - 492 с. : ил.
Биографический очерк о Д.Н.Мамине-Сибиряка читайте на с. 201-203.

Чанцев А. В. Мамин-Сибиряк Д. Н. // Русские писатели. 1800-1917: биографический словарь. - Москва: Большая российская энциклопедия, 1994. - Т. 3. - С. 497-502.

Энциклопедия литературных героев: русская литература второй половины XIX века. - Москва: Олимп: АСТ, 1997. - 768 с. : ил.
О героях произведений Д.Н.Мамина-Сибиряка (в том числе и о Серой Шейке) читайте на с. 270-275.

И.К.

ЭКРАНИЗАЦИИ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Д.Н.МАМИНА-СИБИРЯКА

- ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ФИЛЬМЫ -

Во власти золота. По мотивам пьесы «Золотопромышленники». Реж. И.Правов. Комп. Е.Родыгин. СССР, 1957. В ролях: И.Переверзев, И.Кмит, В.Чекмарёв и др.

Золото. Реж. А.Мармонтов. Россия, 2012. В ролях: С.Безруков, М.Пореченков, И.Скобцева и др.

На золотом дне. Телеверсия спектакля Театра им. Е.Вахтангова. Реж. М.Маркова, А.Ремезова. СССР, 1977. В ролях: Ю.Борисова, Н.Гриценко, В.Шалевич и др.

Под липой. Телефильм. Реж. С.Реммех. СССР, 1979. В ролях: Н.Данилова, А.Лесков, В.Панина, И.Горбачёв и др.

Приваловские миллионы. Реж. Я.Лапшин. Комп. Ю.Левитин. СССР, 1972. В ролях: Л.Кулагин, В.Стржельчик, Л.Хитяева, А.Файт, Л.Чурсина, Л.Соколова и др.

Приваловские миллионы. Телесериал. Реж. Д.Кланте, Н.Попов. Комп. С.Пиронков. ФРГ-Болгария, 1983. В ролях: Р.Чанев, Г.Черкелов, М.Димитрова и др.

- МУЛЬТИПЛИКАЦИОННЫЕ ФИЛЬМЫ -

Ёрш и воробей. По мотивам «Сказки про Воробья Воробеича, Ерша Ершовича и весёлого трубочиста Яшу». Реж. В.Петкевич. Беларусь, 2000.

Жила-была последняя мушка. По мотивам «Сказки о том, как жила-была последняя Муха». Реж. В.Петкевич. Беларусь, 2009.

Серая Шейка. Реж. Л.Амальрик, В.Полковников. Комп. Ю.Никольский. СССР, 1948. Роли озвучивали: В.Иванова, Ф.Курихин, В.Телегина и др.

Сказка про Комара Комаровича. Реж. В.Фомин. Комп. В.Казенин. СССР, 1980. Роли озвучивали: З.Нарышкина, М.Виноградова, Ю.Волынцев, Б.Рунге.

Сказка про храброго зайца. Реж. Н.Павловская. СССР, 1978.

Сказочка про козявочку. Реж. В.Петкевич. Худож.-пост. А.Петров. СССР, 1985. Текст читает Г.Бурков.

Храбрый заяц. Реж. И.Иванов-Вано. Комп. Ю.Левитин. СССР, 1955. Роли озвучивали: Витя Коваль, В.Попова, В.Володин, Г.Вицин и др.

И.К.

«Баю-баю-баю…
Один глазок у Алёнушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Алёнушки спит, другое - слушает.
Спи, Алёнушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки…»
Сколько этих сказок? Ровно десять:
«Сказка про храброго Зайца - длинные уши, косые глаза, короткий хвост»,
«Сказочка про Козявочку»,
«Про Комара Комаровича - длинный нос и про мохнатого Мишу - короткий хвост»,
«Ванькины именины»,
«Сказка про Воробья Воробеича, Ерша Ершовича и весёлого трубочиста Яшу»,
«Сказка о том, как жила-была последняя Муха»,
«Сказочка про Воронушку - чёрную головушку и жёлтую птичку Канарейку»,
«Умнее всех»,
«Притча о Молочке, овсяной Кашке и сером котишке Мурке»,
«Пора спать».
С 1896 года, когда впервые были опубликованы «Алёнушкины сказки», Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк стал считать их лучшим своим произведением, а себя - детским писателем. Название для сказок он выбрал неслучайно - Алёнушкой звали его дочь. Дмитрий Наркисович любовно называл её «отецкой дочкой» - матери она лишилась при рождении и с колыбели была окружена только его заботой. На долю девочки выпало немало испытаний. Почти сразу стало ясно, что Алёнушка тяжело и безнадёжно больна. И только благодаря огромной воле и мужеству отца она со временем несколько освоилась, приспособилась к жизни. А болезнь, хоть и не ушла совсем, отступила.
Пройдут годы, и подросшая Алёнушка в свою очередь будет ухаживать за парализованным отцом. Так замкнётся этот круг любви и самопожертвования.
…Давно упокоила земля и отца, и дочь. Ушли с ними все их горести и беды. А любовь осталась. Ею дышит каждая страница «Алёнушкиных сказок» и «Серой шейки» - произведений, в которых писателю удалось навсегда сохранить черты своей дорогой Алёнушки.

Портрет отца и дочери

Это одна из многочисленных совместных фотографий Дмитрия Наркисовича и Алёнушки. В дореволюционное время они не раз появлялись на страницах детских и юношеских журналов.

Из последних изданий:

Мамин-Сибиряк Д.Н. Алёнушкины сказки / С сорока пятью рис. худож. А.Афанасьева [и др.]. - Репринт. изд. - М.: ИЭОПГКО, 2006. - 131 с.: ил. - (Б-ка духовно-нравств. культуры).

Мамин-Сибиряк Д.Н. Серая шейка / Рис. С.Ярового. - М.: Дет. лит., 2006. - 16 с.: ил.

Мамин-Сибиряк Д.Н. Серая шейка / Худож. Д.Белозёрцев. - М.: Аквилегия-М, 2007. - 48 с.: ил. - (Классика).

Мамин-Сибиряк Д.Н. Серая шейка / Худож. Л.Карпенко. - М.: TriMag, 2008. - 31 с.: ил.

Мамин-Сибиряк Д.Н. «Серая шейка» и другие сказки. - М.: РОСМЭН-ПРЕСС, 2009. - 80 с.: ил. - (Лучшие сказочники России).

Мамин-Сибиряк Д.Н. Сказка про храброго Зайца - длинные уши, косые глаза, короткий хвост / Худож. В.Дугин. - М.: Центрполиграф, 2007. - с.: ил. - (Любимая книжка).

Мамин-Сибиряк Д.Н. Сказка про храброго Зайца - длинные уши, косые глаза, короткий хвост / Худож. С.Сачков. - М.: АСТ: Астрель; Тула: Родничок, 2007. - 16 с.: ил.

Ирина Казюлькина

ДМИТРИЙ НАРКИСОВИЧ МАМИН-СИБИРЯК

Д.Н.Мамин-Сибиряк

О КНИГЕ

В радужной перспективе детских воспоминаний живыми являются не одни люди, а и те неодушевлённые предметы, которые так или иначе были связаны с маленькой жизнью начинающего маленького человека. И сейчас я думаю о них, как о живых существах, снова переживая впечатления и ощущения далёкого детства.
В этих немых участниках детской жизни на первом плане, конечно, стоит детская книжка с картинками… Это была та живая нить, которая выводила из детской комнаты и соединяла с остальным миром. Для меня до сих пор каждая детская книжка является чем-то живым, потому что она пробуждает детскую душу, направляет детские мысли по определённому руслу и заставляет биться детское сердце вместе с миллионами других детских сердец. Детская книга - это весенний солнечный луч, который заставляет пробуждаться дремлющие силы детской души и вызывает рост брошенных на эту благодарную почву семян. Дети благодаря именно этой книжке сливаются в одну громадную духовную семью, которая не знает этнографических и географических границ.
<…>
Как сейчас вижу старый деревянный дом, глядевший на площадь пятью большими окнами. Он был замечателен тем, что с одной стороны окна выходили в Европу, а с другой - в Азию. Водораздел Уральских гор находился всего в четырнадцати верстах.
- Вон те горы уже в Азии, - объяснял мне отец, показывая на громоздившиеся к горизонту силуэты далёких гор. - Мы живём на самой границе…
В этой «границе» заключалось для меня что-то особенно таинственное, разделявшее два совершенно несоизмеримых мира. На востоке горы были выше и красивее, но я любил больше запад, который совершенно прозаически заслонялся невысокой горкой Кокурниковой. В детстве я любил подолгу сидеть у окна и смотреть на эту гору. Мне казалось иногда, что она точно сознательно загораживала собой все те чудеса, которые мерещились детскому воображению на таинственном, далёком западе. Ведь всё шло оттуда, с запада, начиная с первой детской книжки с картинками… Восток не давал ничего, и в детской душе просыпалась, росла и назревала таинственная тяга именно на запад. Кстати, наша угловая комната, носившая название чайной, хотя в ней и не пили чая, выходила окном на запад и заключала в себе заветный ключ к этому западу, и я даже сейчас думаю о ней, как думают о живом человеке, с которым связаны дорогие воспоминания.
Душой этой чайной, если можно так выразиться, являлся книжный шкаф. В нём, как в электрической батарее, сосредоточилась неиссякаемая, таинственная могучая сила, вызвавшая первое брожение детских мыслей. И этот шкаф мне кажется тоже живым существом. <…>
- Это наши лучшие друзья, - любил повторять отец, указывая на книги. - И какие дорогие друзья… Нужно только подумать, сколько нужно ума, таланта и знаний, чтобы написать книгу. Потом её нужно издать, потом она должна сделать далёкий-далёкий путь, пока попадёт к нам на Урал. Каждая книга пройдёт через тысячи рук, прежде чем встанет на полочку нашего шкафа. <…>
Наша библиотека была составлена из классиков, и в ней - увы! - не было ни одной детской книжки… В своём раннем детстве я даже не видал такой книжки. Книги добывались длинным путём выписывания из столиц или случайно попадали при посредстве офеней-книгонош. Мне пришлось начать чтение прямо с классиков, как дедушка Крылов, Гоголь, Пушкин, Гончаров и т.д. Первую детскую книжку с картинками я увидел только лет десяти, когда к нам на завод поступил новый заводский управитель из артиллерийских офицеров, очень образованный человек. Как теперь помню эту первую детскую книжку, название которой я, к сожалению, позабыл. Зато отчётливо помню помещённые в ней рисунки, особенно живой мост из обезьян и картины тропической природы. Лучше этой книжки потом я, конечно, не встречал.
В нашей библиотеке первой детской книжкой явился «Детский мир» Ушинского. Эту книгу пришлось выписывать из Петербурга, и мы ждали её каждый день в течение чуть не трёх месяцев. Наконец, она явилась и была, конечно, с жадностью прочитана от доски до доски. С этой книги началась новая эра. За ней явились рассказы Разина, Чистякова и другие детские книги. Моей любимой книжкой сделались рассказы о завоевании Камчатки. Я прочитал её десять раз и знал почти наизусть. Нехитрые иллюстрации дополнялись воображением. Мысленно я проделывал все геройские подвиги казаков-завоевателей, плавал в лёгких алеутских байдарках, питался гнилой рыбой у чукчей, собирал гагачий пух по скалам и умирал от голода, когда умирали алеуты, чукчи и камчадалы. С этой книжки путешествия сделались моим любимым чтением, и любимые классики на время были забыты. К этому времени относится чтение «Фрегата Паллады» Гончарова. Я с нетерпением дожидался вечера, когда мать кончала дневную работу и усаживалась к столу с заветной книгой. Мы путешествовали уже вдвоём, деля поровну опасности и последствия кругосветного путешествия. Где мы ни были, чего ни испытали, и плыли всё вперёд и вперёд, окрылённые жаждой видеть новые страны, новых людей и неизвестные нам формы жизни. Встречалось, конечно, много неизвестных мест и непонятных слов, но эти подводные камни обходились при помощи словаря иностранных слов и распространённых толкований. <…>
Мы сейчас слишком привыкли к книге, чтобы хотя приблизительно оценить ту громадную силу, которую она представляет. Важнее то, что эта сила, в форме странствующей книги в коробке офени, сама приходила уже в то далёкое время к читателю и, мало того, приводила за собой другие книги, - книги странствуют по свету семьями, и между ними сохраняется своя родовая связь. Я сравнил бы эти странствующие книги с перелётными птицами, которые приносят с собой духовную весну. Можно подумать, что какая-то невидимая рука какого-то невидимого гения разносила эту книгу по необъятному простору Руси, неустанно сея «разумное, доброе, вечное». Да, сейчас легко устроить домашнюю библиотеку из лучших авторов, особенно благодаря иллюстрированным изданиям; но книга уже пробила себе дорогу в самую глухую пору, в доброе старое время ассигнаций, сальных свечей и всякого движения родным «гужом». Здесь нельзя не помянуть добрым словом старинного офеню-книгоношу, который, как вода, проникал в каждую скважину. Для нас, детей, его появление в доме являлось настоящим праздником. Он же руководил и выбором книг и давал, в случае нужды, необходимые объяснения. <…>
Вот… мы и открыли целый склад книг, вместилищем для которых служил громадный старинный комод с медными скобками. Мы с Костей накинулись на это сокровище, как мыши на крупу, и на первых же шагах выкопали из праха забвения самого Аммалат-Бека.
В течение нескольких месяцев мы просто бредили этой книгой и при встречах здоровались горской песней:

<…>
«Сочинители» и «стихотворцы» составляли для нас неразрешимую загадку. Кто они такие, где живут, как пишут свои книги? Мне почему-то казалось, что этот таинственный, сочиняющий книги человек должен быть непременно сердитым и гордым. Эта мысль меня огорчала, и я начинал чувствовать себя безнадёжно глупым.
- Все книги генералы сочиняют, - уверял Роман Родионыч. - Меньше генеральского чина не бывает, а то всякий будет писать!
Он ссылался в доказательство своих слов на портреты Карамзина и Крылова, - оба сочинителя были в звёздах.
Мы с Костей всё-таки усомнились в сочинительском генеральстве и обратились за разрешением вопроса к Александру Петровичу, который должен был знать всё.
- Бывают и генералы, - ответил он довольно равнодушно, поправляя свои букольки. - Отчего же не быть генералам?
- Все генералы?..
- Ну, где же всем быть… Есть и совсем простые, так, вроде нас.
- Простые совсем, и сочиняют?
- И сочиняют, потому что кушать хотят. Зайдёшь в Петербурге в книжный магазин, так глаза разбегутся. До потолка всё книги навалены, как у нас дрова. Ежели бы всё генералы писали, так от них на улице и проходу бы не было. Совсем есть простые сочинители, и даже частенько голодом сидят…
Последнее уже совсем не вязалось с составившимся в наших головах представлением о сочинителе. Выходило даже как будто и стыдно: мы вот читаем его книжку, а сочинитель где-то там в Петербурге голодает. Ведь он для нас старается и сочиняет, - и мы начинали чувствовать себя немного виноватыми.
- Не может этого быть, - решил Костя. - Наверно, тоже своё жалованье получают…
Ещё более неразрешимым вопросом являлось то, где в книге действительность и где сочинительский вымысел. <…>
У себя в кладовой и в комоде Александра Петровича мы разыскали, между прочим, много книг, совершенно недоступных для нашего детского понимания. Это были всё старинные книги, печатанные на толстой синей бумаге с таинственными водяными знаками и переплетённые в кожу. От них веяло несокрушимой силой, как от хорошо сохранившихся стариков. У меня с детства проявилась любовь к такой старинной книге, и воображение рисовало таинственного человека, который сто или двести лет назад написал книгу, чтобы я её прочитал теперь. <…>
В числе таинственных старых книг были такие, самое название которых трудно было понять: «Ключ к таинствам науки», «Театр судоведения», «Краткий и легчайший способ молиться, творение г-жи Гион», «Торжествующий Хамелеон, или Изображение анекдотов и свойств графа Мирабо», «Три первоначальных человеческих свойства, или Изображение хладного, горячего и тёплого», «Нравственные письма к Лиде о любви душ благородных», «Иртыш, превращающийся в Ипокрену» (разрозненные книжки первого сибирского журнала) и т.д. Мы пробовали читать эти мудрёные таинственные книги и погибали самым постыдным образом на первых страницах. Это убеждало нас только в том, что именно эти старинные книги и есть самые умные, потому что их могут понимать только образованные люди, как наш заводский управитель.
<…>
Шестидесятые годы были отмечены даже в самой глухой провинции громадным наплывом новой, популярно-научной книги. Это было яркое знамение времени. <…>
Мне было лет пятнадцать, когда я встретился с новой книгой. От нашего завода верстах в десяти были знаменитые платиновые прииски. Управителем, или, по-заводски, доверенным, поступил туда бывший студент Казанского университета Николай Фёдорыч. Мы с Костей уже бродили с ружьями по соседним горам, бывали на прииске, познакомились с новыми людьми и нашли здесь и новую книгу, и микроскоп, и совершенно новые разговоры. В приисковой конторе жил ещё другой бывший студент Александр Алексеевич, который, главным образом, и посвятил нас в новую веру. В конторе на полочке стояли неизвестные нам книги даже по названию. Тут были и ботанические беседы Шлейдена, и Молешот, и Фогт, и Ляйель, и много других знаменитых европейских имён. Перед нашими глазами раскрывался совершенно новый мир, необъятный и неудержимо манивший к себе светом настоящего знания и настоящей науки. Мы были просто ошеломлены и не знали, за что взяться, а главное, - как взяться «с самого начала», чтобы не вышло потом ошибки и не пришлось возвращаться к прежнему.
Это была наивная и счастливая вера в ту науку, которая должна была объяснить всё и всему научить, а сама наука заключалась в тех новых книгах, которые стояли на полочке в приисковой конторе. <…>
И сейчас, когда я случайно встречаю где-нибудь у букиниста какую-нибудь книгу издания шестидесятых годов, у меня является радостное чувство, точно отыщешь хорошего старого знакомого.

ПРИМЕЧАНИЯ

Очерк «О книге» приводится в сокращении по изданию: Мамин-Сибиряк Д. Н. Собрание сочинений: в 8 т. - М. : Гослитиздат, 1953-1955. - Т. 8. - С. 553-570.

«Детский мир» Ушинского - «Родное слово» и «Детский мир» - первые русские книги для начального обучения детей, издававшиеся с середины 1860-х гг. огромными тиражами и потому общедоступные. Они состояли из рассказов и сказок о природе и о животных. Великий русский педагог, философ и писатель Константин Дмитриевич Ушинский написал их за границей, изучив школы Швейцарии, Германии, Франции, Италии и других стран и обобщив свой опыт преподавания.

Аммалат-Бек - повесть Александра Александровича Бестужева-Марлинского (1797-1837). Писатель-декабрист, он был переведён из сибирской ссылки на Кавказ, в действующую армию; рядовым участвовал в боях с горцами и погиб в том же году, что и А.С.Пушкин. Романтические повести Марлинского увлекали читателей конца 1820-30-х гг., однако позднее нездешние страсти и выспренний язык его героев воспринимались уже скорее как пародия на романтизм.

Костя - сын заводского служащего, друг детства Д.Н.Мамина-Сибиряка.

Рассказы Разина, Чистякова - в 1851-65 гг. педагог и детский писатель Михаил Борисович Чистяков (1809-1885) издавал «Журнал для детей», сначала вместе с Алексеем Егоровичем Разиным (1823-1875), журналистом и популяризатором, а потом один. В журнале печатались повести, рассказы и очерки, в которых автор в увлекательной форме рассказывал детям об истории, географии, литературе, знаменитых людях России и других стран.

Ботанические беседы Шлейдена - Маттиас Якоб Шлейден (1804-1881), немецкий биолог, ботаник и общественный деятель.

Молешот - сочинения голландского физиолога Якоба Молешотта (1822-1893) были хорошо известны в России во второй половине XIX века.

Фогт - немецкий естествоиспытатель, зоолог и палеонтолог Карл Фогт (Фохт; 1817-1895).

Ляйель - Чарльз Лайел (1797-1875), английский геолог, основоположник современной геологии.