Лотман поэзия и проза читать. Текст, как целое. Композиция стихотворения. Повторы на фонемном уровне

СПб.: Искусство-СПб, 1996.-846c.

Обложка книги приводится по стереотипному изданию 2001г.

В книге впервые собраны все работы Ю.М.Лотмана, посвященные русской поэзии и творчеству поэтов XVIII-XX столетий. Том состоит из трех разделов: первый - монография `Анализ поэтического текста`, ставшая настольной книгой молодых филологов; второй - статьи и исследования историко-литературного характера, дающие панораму поэзии от М.Ломоносова до И.Бродского; третий - рецензии, заметки, тезисы докладов. Раздел `Приложение` составили фрагменты `Книги для учителя`.

Вступительная статья крупнейшего филолога М.Л.Гаспарова рассказывает о вкладе Ю.М.Лотмана в теорию стиха.

Книга адресована специалистам-филологам, педагогам и учащимся вузов и школ, а также всем интересующимся поэзией.

Формат: doc / zip

Размер: 1,55 Мб

/ Download файл

Формат: djvu / zip

Размер: 6 ,3 Мб

RGhost

Другие книги Ю.М. Лотмана:

Пушкин. Лотман Ю.М.

От издательства

М. Л. Гаспаров. Ю. М. Лотман: наука и идеология

АНАЛИЗ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА. Структура стиха c. 18-253

Часть первая

Введение

Задачи и методы структурного анализа поэтического текста

Язык как материал литературы

Поэзия и проза

Природа поэзии

Художественный повтор

Ритм как структурная основа стиха

Ритм и метр

Проблема рифмы

Повторы на фонемном уровне

Графический образ поэзии

Уровень морфологических и грамматических элементов

Лексический уровень стиха

Понятие параллелизма

Стих как единство

Строфа как единство

Проблема поэтического сюжета

"Чужое слово" в поэтическом тексте

Текст как целое. Композиция стихотворения

Текст и система

О "плохой" и "хорошей" поэзии

Некоторые выводы

Часть вторая

Вводные замечания

К. Н. Батюшков. "Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы

А. С. Пушкин. Ф.Н. Глинке

А. С. Пушкин. "Зорю бьют...из рук моих..."

М. Ю. Лермонтов. "Расстались мы; но твой портрет..."

Н. А. Некрасов. Последние элегии

А. К. Толстой. "Сидит под балдахином..."

А. А.Блок. Анне Ахматовой

М. И. Цветаева. "Напрасно глазом - как гвоздем..."

В. В.Маяковский. Схема смеха

Н. А. Заболоцкий. Прохожий

СТАТЬИ И ИССЛЕДОВАНИЯ c. 254-747

Русская литература послепетровской эпохи и христианская традиция

Об "Оде, выбранной из Иова" Ломоносова

Радищев - поэт-переводчик

Поэзия Карамзина

Поэзия 1790-1810-х годов

Стихотворение Андрея Тургенева "К отечеству" и его речь в Дружеском литературном обществе

А. Ф. Мерзляков как поэт

Сатира Воейкова "Дом сумасшедших"

"Сады" Делиля в переводе Воейкова и их место в русской литературе

Пушкин и М. А. Дмитриев-Мамонов

Аутсайдер пушкинской эпохи

Две "Осени"

Неизвестный текст стихотворения А. И. Полежаева "Гений"

Поэтическая декларация Лермонтова ("Журналист, читатель и писатель")

Лермонтов. Две реминисценции из "Гамлета"

Из комментария к поэме "Мцыри"

О стихотворении М. Ю. Лермонтова "Парус" (совместно с 3. Г. Минц)

Заметки по поэтике Тютчева

Поэтический мир Тютчева

Тютчев и Данте. К постановке проблемы

"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока (совместно с 3. Г. Минц)

Блок и народная культура города

О глубинных элементах художественного замысла (К дешифровке одного непонятного места из воспоминаний о Блоке)

В точке поворота

Поэтическое косноязычие Андрея Белого

Стихотворения раннего Пастернака. Некоторые вопросы структурного изучения текста

Анализ стихотворения Б. Пастернака "Заместительница"

"Дрозды" Б. Пастернака

Между вещью и пустотой (Из наблюдений над поэтикой сборника Иосифа Бродского "Урания") (совместно с М. Ю. Лотманом)

ЗАМЕТКИ. РЕЦЕНЗИИ. ВЫСТУПЛЕНИЯ c. 748-777

С кем же полемизировал Пнин в оде "Человек"?

О соотношении поэтической лексики русского романтизма и церковнославянской традиции

Об одной цитате у Лермонтова

Об одной цитате у Блока (К проблеме "Блок и декабристы")

Несколько слов о статье В. М. Живова ""Кощунственная" поэзия в системе русской культуры конца XVIII - начала XIX века"

Новые издания поэтов XVIII века

Книга о поэзии Лермонтова

ПРИЛОЖЕНИЕ c. 778-842

В. А. Жуковский. "Три путника". [Анализ стихотворения]

А. С. Пушкин. [Анализ стихотворений]

М. Ю. Лермонтов [Анализ стихотворений]

Юрий Михайлович Лотман родился 28 февраля 1922 года в Петрограде. В 1939 году он поступил на филологический факультет Ленинградского университета – на выбор профессии в значительной мере повлиял круг друзей его старшей сестры. Его преподавателями в университете были знаменитые профессора и академики – Г.А. Гуковский, М.К. Азадовский, А.С. Орлов, И.И. Толстой, а свою первую курсовую работу студент Лотман писал у В.Я. Проппа. В октябре 1940 года Юрия Лотмана призвали в армию, и после начала Великой Отечественной войны артиллерийский полк, в котором он служил, был переброшен на фронт. С боями он прошел все четыре военных года, закончив войну в Берлине.

Демобилизовавшись в конце 1946 года, Юрий Лотман вернулся учиться в университет и уже в студенческие годы вел активную и плодотворную научно-исследовательскую работу. В 1950 году он с отличием окончил университет, но из-за своей национальности в аспирантуру поступить не мог – в стране вовсю боролись с "космополитами". Поэтому Юрий Лотман устроился преподавателем на кафедру русского языка и литературы Тартуского учительского института, позднее он возглавил эту кафедру. В 1952 году он защитил кандидатскую диссертацию, посвященную творческим взаимоотношениям Радищева и Карамзина, после чего опубликовал ряд работ об этих писателях. В 1954 году Лотмана пригласили на должность доцента в Тартуский университет, в котором он читал лекции. С Тартуским университетом связана вся его последующая жизнь – после защиты докторской диссертации "Пути развития русской литературы преддекабристского периода" он стал профессором, много лет возглавлял кафедру русской литературы, написал почти все свои научные работы.

Значительная часть научного наследия Лотмана посвящена изучению творчества А.С.Пушкина, и вершинами его исследований стали книги "Роман А.С. Пушкина "Евгений Онегин". Комментарий" и "Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя". В сферу интересов ученого входили также семиотика и структурализм, работы Лотмана в этой области получили мировое признание, а его имя стоит среди создателей литературоведческого структурализма. Самые ранние его публикации, затрагивающие эти вопросы, относятся к первой половине 1960-х годов, а среди наиболее известных и значительных исследований можно назвать "Семиотика кино и проблемы киноэстетики", "Анализ поэтического текста", "Структура художественного текста".

Несмотря на тяжелую болезнь и потерю зрения, Юрий Михайлович Лотман продолжал заниматься наукой до последних дней своей жизни, и в 1992 году вышла последняя книга ученого "Культура и взрыв", в которой он по-своему развивал идеи И. Пригожина об особых закономерностях случайных процессов. Скончался Юрий Лотман в Тарту 28 октября 1993 года.

О том, как читать книги в форматах pdf , djvu - см. раздел "Программы; архиваторы; форматы pdf, djvu и др. "

СПб.: Искусство-СПб, 1996.-846c.

Обложка книги приводится по стереотипному изданию 2001г.

Вступительная статья крупнейшего филолога М.Л.Гаспарова рассказывает о вкладе Ю.М.Лотмана в теорию стиха.

Формат: doc / zip

Размер: 1,55 Мб

/ Download файл

Формат: djvu / zip

Размер: 6 ,3 Мб

RGhost

Другие книги Ю.М. Лотмана:

Пушкин. Лотман Ю.М.

От издательства

М. Л. Гаспаров. Ю. М. Лотман: наука и идеология

АНАЛИЗ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА. Структура стиха c. 18-253

Часть первая

Введение

Задачи и методы структурного анализа поэтического текста

Язык как материал литературы

Поэзия и проза

Природа поэзии

Художественный повтор

Ритм как структурная основа стиха

Ритм и метр

Проблема рифмы

Повторы на фонемном уровне

Графический образ поэзии

Уровень морфологических и грамматических элементов

Лексический уровень стиха

Понятие параллелизма

Стих как единство

Строфа как единство

Проблема поэтического сюжета

"Чужое слово" в поэтическом тексте

Текст как целое. Композиция стихотворения

Текст и система

О "плохой" и "хорошей" поэзии

Некоторые выводы

Часть вторая

Вводные замечания

К. Н. Батюшков. "Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы

А. С. Пушкин. Ф.Н. Глинке

А. С. Пушкин. "Зорю бьют...из рук моих..."

М. Ю. Лермонтов. "Расстались мы; но твой портрет..."

Н. А. Некрасов. Последние элегии

А. К. Толстой. "Сидит под балдахином..."

А. А.Блок. Анне Ахматовой

М. И. Цветаева. "Напрасно глазом - как гвоздем..."

В. В.Маяковский. Схема смеха

Н. А. Заболоцкий. Прохожий

СТАТЬИ И ИССЛЕДОВАНИЯ c. 254-747

Русская литература послепетровской эпохи и христианская традиция

Об "Оде, выбранной из Иова" Ломоносова

Радищев - поэт-переводчик

Поэзия Карамзина

Поэзия 1790-1810-х годов

Стихотворение Андрея Тургенева "К отечеству" и его речь в Дружеском литературном обществе

А. Ф. Мерзляков как поэт

Сатира Воейкова "Дом сумасшедших"

"Сады" Делиля в переводе Воейкова и их место в русской литературе

Пушкин и М. А. Дмитриев-Мамонов

Аутсайдер пушкинской эпохи

Две "Осени"

Неизвестный текст стихотворения А. И. Полежаева "Гений"

Поэтическая декларация Лермонтова ("Журналист, читатель и писатель")

Лермонтов. Две реминисценции из "Гамлета"

Из комментария к поэме "Мцыри"

О стихотворении М. Ю. Лермонтова "Парус" (совместно с 3. Г. Минц)

Заметки по поэтике Тютчева

Поэтический мир Тютчева

Тютчев и Данте. К постановке проблемы

"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока (совместно с 3. Г. Минц)

Блок и народная культура города

В точке поворота

Поэтическое косноязычие Андрея Белого

Стихотворения раннего Пастернака. Некоторые вопросы структурного изучения текста

Анализ стихотворения Б. Пастернака "Заместительница"

"Дрозды" Б. Пастернака

ЗАМЕТКИ. РЕЦЕНЗИИ. ВЫСТУПЛЕНИЯ c. 748-777

С кем же полемизировал Пнин в оде "Человек"?

О соотношении поэтической лексики русского романтизма и церковнославянской традиции

Об одной цитате у Лермонтова

Об одной цитате у Блока (К проблеме "Блок и декабристы")

Новые издания поэтов XVIII века

Книга о поэзии Лермонтова

ПРИЛОЖЕНИЕ c. 778-842

В. А. Жуковский. "Три путника". [Анализ стихотворения]

А. С. Пушкин. [Анализ стихотворений]

М. Ю. Лермонтов [Анализ стихотворений]

Лотман Ю.М.

О поэтах и поэзии:

Анализ поэтического текста.

Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии: Анализ поэт. текста/ Ю.М.Лотман; М.Л.Гаспаров.-СПб.: Искусство-СПб, 1996.-846c.

От издательства

М. Л. Гаспаров. Ю. М. Лотман: наука и идеология

АНАЛИЗ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА. Структура стиха

Часть первая

Введение

Задачи и методы структурного анализа поэтического текста

Язык как материал литературы

Поэзия и проза

Природа поэзии

Художественный повтор

Ритм как структурная основа стиха

Ритм и метр

Проблема рифмы

Повторы на фонемном уровне

Графический образ поэзии

Уровень морфологических и грамматических элементов

Лексический уровень стиха

Понятие параллелизма

Стих как единство

Строфа как единство

Проблема поэтического сюжета

"Чужое слово" в поэтическом тексте

Текст как целое. Композиция стихотворения

Текст и система

О "плохой" и "хорошей" поэзии

Некоторые выводы

Часть вторая

Вводные замечания

К. Н. Батюшков. "Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы

А. С. Пушкин. Ф.Н. Глинке

А. С. Пушкин. "Зорю бьют...из рук моих..."

М. Ю. Лермонтов. "Расстались мы; но твой портрет..."

Н. А. Некрасов. Последние элегии

А. К. Толстой. "Сидит под балдахином..."

А. А.Блок. Анне Ахматовой

М. И. Цветаева. "Напрасно глазом - как гвоздем..."

В. В.Маяковский. Схема смеха

Н. А. Заболоцкий. Прохожий

СТАТЬИ И ИССЛЕДОВАНИЯ

Русская литература послепетровской эпохи и христианская традиция

Об "Оде, выбранной из Иова" Ломоносова

Радищев - поэт-переводчик

Поэзия Карамзина

Поэзия 1790-1810-х годов

Стихотворение Андрея Тургенева "К отечеству" и его речь в Дружеском литературном обществе

А. Ф. Мерзляков как поэт

Сатира Воейкова "Дом сумасшедших"

"Сады" Делиля в переводе Воейкова и их место в русской литературе

Пушкин и М. А. Дмитриев-Мамонов

Аутсайдер пушкинской эпохи

Две "Осени"

Неизвестный текст стихотворения А. И. Полежаева "Гений"

Поэтическая декларация Лермонтова ("Журналист, читатель и писатель")

Лермонтов. Две реминисценции из "Гамлета"

Из комментария к поэме "Мцыри"

О стихотворении М. Ю. Лермонтова "Парус" (совместно с 3. Г. Минц)

Заметки по поэтике Тютчева

Поэтический мир Тютчева

Тютчев и Данте. К постановке проблемы

"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока (совместно с 3. Г. Минц)

Блок и народная культура города

В точке поворота

Поэтическое косноязычие Андрея Белого

Стихотворения раннего Пастернака. Некоторые вопросы структурного изучения текста

"Дрозды" Б. Пастернака

ЗАМЕТКИ. РЕЦЕНЗИИ. ВЫСТУПЛЕНИЯ

С кем же полемизировал Пнин в оде "Человек"?

О соотношении поэтической лексики русского романтизма и церковнославянской традиции

Об одной цитате у Лермонтова

Об одной цитате у Блока (К проблеме "Блок и декабристы")

Новые издания поэтов XVIII века

Книга о поэзии Лермонтова

ПРИЛОЖЕНИЕ

В. А. Жуковский. "Три путника". [Анализ стихотворения]

А. С. Пушкин. [Анализ стихотворений]

М. Ю. Лермонтов [Анализ стихотворений]

От издательства

Настоящий том составили труды Ю. М. Лотмана, посвя-

щенные истории русской поэзии и анализу поэтических

текстов. В свое время им была задумана книга "О русской

литературе", но статьи, отобранные для нее, представля-

учной деятельности. Между тем успех "Пушкина", вышедше-

го в 1995 г., убедил, что книга, собранная по принципу:

"единство темы - многообразие подходов" - наиболее

предпочтительна. Такой единой темой в настоящем томе

стала русская поэзия, интересовавшая Ю. М. Лотмана в

самых различных аспектах. Это, в первую очередь, разбор

конкретных поэтических текстов с точки зрения их струк-

туры. Это и статьи историко-литературного характера,

где на первом месте не столько поэзия, сколько истори-

ко-культурные, политические, эстетические обстоятельст-

ва, определявшие ее развитие ("Русская литература пос-

лепетровской эпохи и христианская традиция", "Об "Оде,

выбранной из Иова" Ломоносова"). А также работы, каза-

лось бы узкоспециальные, по вопросам текстологии, уста-

ва"") или обращенные к локальной проблеме творчества

("Об одной цитате у Блока", "Об одной цитате у Лермон-

това"), но спаянные с общим контекстом исследований.

Этот историко-литературный контекст и сама личность Ю.

М. Лотмана, его профессиональные и нравственные уста-

новки и обеспечивают книге ту целостность, которая поз-

воляет видеть в ней скорее монографию, нежели сборник

отдельных статей. Показательно, что пушкинская тема в

трудах Ю. М. Лотмана не исчерпана предыдущим томом. Ис-

тория русской поэзии проходит у него под знаком Пушки-

на. Имя поэта возникает не только тогда, когда речь

идет о его современниках ("Пушкин и М. А. Дмитриев-Ма-

монов"), но и в статьях о поэтах XX в. (так, скажем,

добрая половица статьи "Стихотворения раннего Пастерна-

ка и некоторые вопросы структурного изучения текста"

посвящена пушкинской поэзии.

В основу структуры тома положен исторический принцип

и, как дополнительный, жанровый. Первый раздел включает

монографию "Анализ поэтического текста", давно ставшую

настольной книгой молодых словесников, обветшавшую в

библиотеках от постоянного пользования и не переизда-

вавшуюся четверть века. Композиция второго раздела ори-

ентирована на историко-литературный процесс и дает па-

нораму поэзии от М. Ломоносова до И. Бродского. Третий

включает рецензии, отклики, тезисы докладов на различ-

ных конференциях и "мелкие заметки" - так называл этот

жанр Ю. М. Лотман. Раздел "Приложение" составили фраг-

менты "Книги для учителя" ("Методические материалы к

учебнику-хрестоматии для IX класса"). Она построена на

разборах отдельных стихотворений Жуковского, Пушкина,

Лермонтова и, таким образом, дополняет вторую часть

"Анализа поэтического текста". Вышедшая в 1984 г. в

Таллине скромным тиражом, "Книга для учителя" практи-

чески недоступна нуждающимся в ней педагогам, школьни-

кам и студентам.

Научно-справочный аппарат настоящего издания состоит

из вступительной статьи крупнейшего специалиста в об-

ласти истории и теории стиха М. Л. Гаспарова и именного

указателя, составленного А. Ю. Балакиным.

При выборе источников текста издательство ориентиро-

валось на наиболее полное прижизненное издание трудов

ученого: Лтимап Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн,

сокращении: Избр. статьи, том, страница). Тексты этого

издания сверялись во всех необходимых случаях с текстом

первых публикаций. Статьи, не вошедшие в него, публику-

ке настоящего издания проведена необходимая сверка ци-

тат, восполнены пропуски в библиографических описаниях,

восстанов-

лены усеченные архивные легенды. По всем текстам прове-

дена также унификация: в подаче вспомогательных сведе-

нии, оформлении библиографических данных, подстрочных

примечаний, цитат, написании различных наименовании,

условных сокращений и обозначений. При необходимости

есть более доступным для читателя, изданиям. Статьи да-

в свет. Названия архивохранилищ приводятся в современ-

ном виде.

ГИМ - Отдел письменных источников Государственного

исторического музея

ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы

(Пушкинский Дом,Санкт-Петербург)

РГАЛИ - Российский государственный архив литературы

и искусства (Москва) РГБ - Отдел рукописей Российской

государственной библиотеки (Москва) РНБ - Рукописный

отдел Российской национальной библиотеки (Санкт-Петер-

Анализ поэтического текста: Структура стиха - Печа-

тается по отдельному изданию (Л., 1972, 270 с.).

Русская литература послепетровской эпохи и христиан-

ская традиция - Избр. статьи. Т. 3. С. 127-137. Впервые

Радуга. 1991. ь 10. С. 29-40; Учен. зап. Тартуского

гос. ун-та. 1992. Вып. 882. С. 58-71.

Об "Оде, выбранной из Иова" Ломоносова - Избр.

статьи. Т. 2. С. 29-39. Впервые - Известия АН СССР.

Сер. лит. и яз. 1983. Т. 42. ь 3. С. 253-262.

Радищев - поэт-переводчик - XVIII век. М.; Л., 1962.

Сб. 5. С. 435-439.

Поэзия Карамзина - Избр. статьи. Т. 2. С. 159-193.

Впервые - Карамзин Н. М. Поли. собр. стихотворений. М.;

Л., 1966. [Вступ. статья]. С. 5-52.

Поэзия 1790-1810-х годов - Поэты 1790-1810-х годов.

Л., 1971. [Вступ. статья]. С. 5-62.

Стихотворение Андрея Тургенева "К отечеству" и его

речь в Дружеском литературном обществе - Лит. наследс-

тво. М., 1956. Т. 60. Кн. 1. С. 323-336.

А. Ф. Мерзляков как поэт - Избр. статьи. Т. 2. С.

228-264. Впервые - Мерзляков А. Ф. Стихотворения. Л.,

1958. [Вступ. статья]. С. 5-54.

Сатира Воейкова "Дом сумасшедших" - Учен. зап. Тар-

туского гос. ун-та. 1973. Вып. 306. С. 3-45.

"Сады" Делиля в переводе Воейкова и их место в русс-

кой литературе - Избр. статьи. Т. 2. С. 265-281. Впер-

вые - Делиль Ж. Сады. Л., 1987. [Послесловие]. С.

Пушкин и М. А. Дмитриев-Мамонов - Тыняновский сбор-

ник: Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С.

нова" - Рус. лит. 1961. № 3. С. 153-159.

Аутсайдер пушкинской эпохи - Новое лит. обозрение.

1994. № 7. С. 104-108.

Две "Осени" - Ю. М. Лотман и Тартуско-Московская се-

миотическая школа. М., "Гнозис", 1994. С. 394-406.

Неизвестный текст стихотворения А. И. Полежаева "Ге-

ний" - Вопр. лит. 1957. № 2. С. 165-172. См. также: По-

лежаев А. И. Стихотворения и поэмы. Л., 1957. [Публ. и

коммент. к стихотворению "Гений"]. С. 42-45, 326-327.

Поэтическая декларация Лермонтова ("Журналист, чита-

тель и писатель") - Избр. статьи. Т. 3. С. 24-34. Впер-

вые - В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов,

Гоголь: Книга для учителя. М., 1988. С. 206-218.

Лермонтов: Две реминисценции из "Гамлета" - Учен. зап.

Тартуского гос. ун-та. Вып. 104. 1961. С. 281-282. Под

общим заглавием "Историко-литературные заметки". 2.

Из комментария к поэме "Мцыри" - Учен. зап. Тартус-

кого гос. ун-та. 1961. Вып. 104. С. 282-284. Под общим

заглавием "Историко-литературные заметки". 3.

О стихотворении М. Ю. Лермонтова "Парус" - Учен.

зап. Тартуского гос. ун-та, 1990. Вып. 897. С. 171-174.

Совм. с 3. Г. Минц.

Заметки по поэтике Тютчева - Учен. зап. Тартуского

гос. ун-та. 1982. Вып. 604. С. 3-16.

Поэтический мир Тютчева - Избр. спштьи. Т. 3. С.

145-171. Впервые - Тютчевский сборник: Статьи о жизни и

творчестве Федора Ивановича Тютчева. Таллин, 1990. С.

Тютчев и Данте: К постановке проблемы - Учен. зап.

Тартуского гос. ун-та. 1983. Вып. 620. С. 31-35. Под

"Человек природы" в русской литературе XIX века и

"цыганская тема" у Блока - Избр. статьи. Т. 3. С.

246-293. Впервые - Блоковский сборник. Вып. I. Тарту,

1964. С. 98-156. Совм. с 3. Г. Минц.

Блок и народная культура города - Избр. статьи. Т.

3. С. 185-200. Впервые - Учен. зап. Тартуского гос.

ун-та. 1981. Вып. 535. С. 7-26. (Блоковский сборник.

[Вып.] 4: Наследие А. Блока и актуальные проблемы поэ-

О глубинных элементах художественного замысла: К де-

шифровке одного непонятного места из воспоминаний о

Блоке - Материалы I Всесоюз. (5) симпозиума по вторич-

ным моделирующим системам. Тарту, 1974. С. 168-175.

Совм. с 3. Г. Минц.

В точке поворота - Тезисы докл. науч. конф. "А. Блок

Поэтическое косноязычие Андрея Белого - Андрей Бе-

лый: Проблемы творчества:

Статьи, воспоминания, публикации. М., 1988. С.

Стихотворения раннего Пастернака. Некоторые вопросы

структурного изучения текста - Учен. зап. Тартуского

гос. ун-та. 1969. Вып. 236. С. 206-238.

Анализ стихотворения Б. Пастернака "Заместительница"

III Летняя школа по вторичным моделирующим системам.

общим заглавием "Анализ двух стихотворений".

"Дрозды" Б. Пастернака. Анализ стихотворения - Wi-

ener Slawistischer Aim. 1984. Bd 14. S. 13-16.

Между вещью и пустотой (Из наблюдений над поэтикой

сборника Иосифа Бродского "Урания") - Избр. статьи. Т.

3. С. 294-307. Впервые - Учен. зап. Тартуского ун-та.

1990. Вып. 883. С. 170-187. Совм. с М. Ю. Лотманом.

С кем же полемизировал Пнин в оде "Человек"? - Рус.

лит. 1964. № 2. С. 166-167.

зап. Тартуского гос. ун-та. 1968. Вып. 209. С. 361-365.

Под общим заглавием "Историко-литературные заметки". 2.

О соотношении поэтической лексики русского романтиз-

ма и церковнославянской традиции - Тезисы докл. IV Лет-

ней школы по вторичным моделирующим системам, 17-24 ав-

густа 1970 г. Тарту, 1970. С. 85-87.

Об одной цитате у Лермонтова - Рус. лит. 1975. № 2.

Об одной цитате у Блока (К проблеме "Блок и декаб-

ристы") - Тезисы I Всесоюз. (III) конф. "Творчество А.

А. Блока и русская культура XX века". Тарту, 1975. С.

Несколько слов о статье В. М. Живова "Кощунственная

поэзия в системе русской культуры конца XVIII - начала

XIX века" - Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. 1981.

Вып. 546. С. 92-97.

Новые издания поэтов XVIII века. [Рец. на изд. соч.

А. Д. Кантемира, А. П. Сумарокова, И. Ф. Богдановича в

Большой серии "Библиотеки поэта"] - XVIII век. М.; Л.,

1959. Сб. 4. С. 456-466.

Книга о поэзии Лермонтова. [Рец. на изд.: Максимов Д.

Е. Поэзия Лермонтова. Л" 1959] - Вопр. лит. I960. ь 11.

Приложение

В. А. Жуковский. "Три путника". [Анализ стихотворе-

ния] - Лотман Ю. М., Невердинова В. Н. Книга для учите-

ля: Методические материалы к учебнику-хрестоматии для

IX класса. Таллин, 1984. С. 33-38. Впервые - Рус. яз. в

эст. школе. 1983. ь 3. С. 12-16.

А. С. Пушкин. [Анализ стихотворении] - Лотман Ю. М..

Невердинова В. Н. Книга для учителя: Методические мате-

риалы к учебнику-хрестоматии для IX класса. С. 39-73.

М. Ю. Лермонтов. [Анализ стихотворений] - Там же. С.

За пределами тома осталась незначительная часть ра-

бот Ю. М. Лотмана о поэзии.

Стихотворение Блока "Анне Ахматовой" в переводе Де-

боры Вааранди: (К проблеме сопоставительного анализа)

// Блоковский сборник: Труды Второй науч. конф., пос-

вящ, изучению жизни и творчества А. А. Блока. Тарту,

1972. Вып. 2. С. А-24. Совм. с А. Э. Мальц

Вяземский - переводчик "Негодования" // Учен. зап.

Тартуского гос. ун-та. 1975. С. 126-135. Совм. с И. А.

Игровые моменты в поэме "Двенадцать" / Тез. I Всесо-

юз. (III) конф. "Творчество А. А. Блока и русская куль-

тура XX века". Тарту, 1975. С. 53-63. Совм. с Б. М.

Гаспаровым;

статьи, где поэтическое творчество того или иного

литератора не является основным предметом рассмотрения:

Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов - поэт, публи-

цист и общественный деятель // Учен. зап. Тартуского

гос. ун-та. 1959. Вып. 78. С. 19-92

Проблема Востока и запада в творчестве позднего Лер-

монтова // Лермонтовский сборник. Л., 1985. С. 5-22.

Вошла в Избр. статьи. Т. 3. С. 9-23;

статьи, где преобладает семиотический подход:

О роли случайных факторов в поэтическом тексте //

Rev. des Etudes Slaves (Paris). 1990. Vol. 62. N 1-2.

статьи из справочно-энциклопедических изданий:

Н. И. Гнедич, М. А. Дмитриев-Мамонов, П. А. Катенин,

А. Ф. Мерзляков // Краткая лит. энциклопедия. Т. 2. М.,

1964; Т. 4. М., 1967

И. М. Борн, А. Ф. Воейков, Ф. Ф. Иванов, А. Ф. Мерз-

ляков, М. В. Милонов, И. П. Пнин, В. В. Попугаев, П. И.

Сумароков, А. И. Тургенев // Русские писатели:

Биографический словарь. М., 1971;

исследования, вошедшие составной частью в более

поздние работы, публикуемые в настоящем издании:

Лекции по структуральной поэтике. Вып. I: (Введение,

теория стиха) // Учен. зап. Тартуского гос. ун-та.

1984. Вып. 160. 195 с.

Поэты начала XIX века. Вступ. статья, подгот. текста

и коммент. Л., 1961. 658 с.

Русская поэзия 1800-1810-х гг. // История русской

поэзии. Л.. 1968. Т. I. С. 191-213;

ментарий минимален:

[Комментарий к стихотворению "Молитва"] - Ридищеа А.

Н. Избр. соч. М., 1952. С. 631-632

Неизвестные стихотворения А. Мещевского - Учен. зап.

Тартуского гос. ун-та. 1961. Вып. 104. С. 277-280. Под

общим заглавием "Историко-литературные заметки". 1.

Кроме того, не вошли в состав данного тома газетные

статьи, статьи из массовых журналов, предисловия к

сборникам научных материалов, учебникам.

Ю. М. Лотман: наука и идеология

Этот том избранных работ Ю. М. Лотмана начинается

перепечаткой книги "Анализ поэтического текста. Струк-

тура стиха", вышедшей в 1972 г. в "Учпедгизе". Материа-

лом к ней послужили "Лекции по структуральной поэтике.

Введение. Теория стиха" 1964 г., составившие первый вы-

пуск тартуской "Семиотики", а потом переработанные в

монографию "Структура художественного текста" ("Ис-

кусство", 1970). Как один и тот же материал был по-раз-

ному разработан для специалистов и для учпедгизовских

читателей - это отдельная сторона таланта Юрия Михайло-

вича. Книга состояла из подробного вступления о принци-

пах анализа и из двенадцати разборов конкретных стихот-

ворений от Батюшкова до Заболоцкого. Кроме того, неко-

торые разборы такого же рода были рассеяны в отдельных

статьях и главах его работ. Их достаточно, чтобы гово-

рить об индивидуальной манере Лотмана-аналитика. А ма-

нера эта особенно отчетливо вырисовывается на фоне дру-

гих подходов того времени и нашего времени к анализу

поэтического текста.

Практика таких анализов вошла у нас в обычай в

1960-е гг. В основе ее лежали упражнения вузовских лек-

торов, для наглядности предлагавшиеся студентам; прежде

они замыкались в стенах семинаров, а во времена

хру-щовской "оттепели" выплеснулись в печать. До этого,

в эпоху догматического литературоведения, единственной

отдушиной в царстве идейного содержания были книги под

заглавием "Мастерство..." (Пушкина, или Островского,

или Маяковского), где показывалось, какими художествен-

ными средствами писатель доносит до читателя это свое

называл этот жанр Н. К. Пиксанов). Появление анализов

отдельных стихотворений, конечно, было прогрессом: на

маленьком поле одного стихотворения идейное содержание

отступало назад, а его средства-носители выдвигались

вперед и даже - у хороших аналитиков - складывались в

структуру. Лотман здесь сделал последний шаг: понятие

структуры, в которую складываются все элементы стихот-

ворения, от идейных деклараций до дифференциальных

признаков фонем, стало у него основным.

Официозным советским литературоведением книга была при-

Юрий Лотман, Михаил Лотман

О поэтах и поэзии

Из наблюдений над поэтикой сборника Иосифа Бродского "Урания"

Между вещью и пустотой

(Из наблюдений над поэтикой сборника Иосифа Бродского "Урания")

1. Поэзия И.Б. органически связана с Петербургом и петербургским акмеизмом. Связь эта двойственная: связь с миром, из которого исходят и из которого уходят. В этом == самом точном и прямом значении == поэзия Б. антиакмеистична: она есть отрицание акмеизма А. Ахматовой и О. Мандельштама на зыке акмеизма Ахматовой и Мандельштама2.

2. Такое утверждение сопряжено, конечно, с известным схематизмом. Во-первых, сам акмеизм от деклараций 1913 г. до позднего Мандельштама и Ахматовой проделал огромную эволюцию. Во-вторых, творчество Б. питается многими источниками, а в русской поэзии все культурно значимые явления приводят в конечном счЧте к трансформированной в той или иной мере пушкинской традиции. Вопрос о влиянии Цветаевой на Бродского также требует особого рассмотрения.

В статье "Утро акмеизма"(1919) Мандельштам идеалом поэтическогой реальности объявил "десятизначную степень" уплотнЧнности вещи в слове; поэзия отождествляется со строительством == заполнением пустого пространства организованной материей. "Для того, чтобы успешно строить, первое условие == искренний пиетет к трЧм измерениям пространства == смотреть на них не как на обузу и несчастную случайность, а как на Богом данный дворец. И Строить == значит бороться с пустотойИ" Творчество "в заговоре против пустоты и небытия. Любите существование вещи больше самой вещи и своЧ бытие больше самих себя == вот высшая заповедь акмеизма"3.

3 Мандельштам О. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т.2. С. 143,144.

Конечно, в этих формулировках отразился не весь акмеизм, а исходная точка его развития. Для неЧ характерен приоритет пространства над временем(в основе == три измерения!) и представление о реальности как материально

заполненном пространстве, отвоЧванном у пустоты. В дальнейшем, уйдя от отождествления реальности и вещной неподвижности, акмеизм сохранил, однако, исходный импульс == тягу к полноте. Но теперь это была уже не полнота "адамистов", акмэ голой внеисторической личности (ср.: "Как адамисты, мы немного лесные звери и, во всяком случае, не отдадим того, что в нас есть зверинного, в обмен на неврастинию"4)

4 ГемилЧв И.С. Наследие символизма и акмеизм//ГумилЧв Н.С. Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 57.

а полнота напитанности текста всей предшествующей традицией мировой культуры. В 1921 г. Мандельштам писал:ССлово стало не семиствольной, а тысячествольной цевницей, оживляемой сразу дыханием всех вековС. Говоря оСсинтетическом поэте современностиС, Мандельштам пишет:СВ нЧм поют идеи, научные системы, государственные теории так же точно, как в его предшественниках пели соловьи и розыС. Организующий принцип акмеизма == наполненность, уплотнЧнность материи смысла. 2. Вещь у Бродского находится в конфликте с пространством, особенно остром вСУранииС. Раньше вещь могла пониматься как часть пространства:

Вещь есть пространство, вне коего вещи нет. ("Натюрморт",1971)

Сформулированный ранее закон взаимодействия пространства и вещи:

Новейший Архимед прибавить мог бы к старому закону, что тело, помещЧнное в пространство, пространством вытесняется, ("Открытка из города К.",1967)

теперь подлежит переформулировке:

Вещь, помещЧнной будучи, как в Аш два-О, в пространство <...> пространство жаждет вытеснить... ("Посвящается стулу", II, )

то есть в конфликте пространства и вещи, вещь становится (или жаждет стать) активной стороной: пространство стремится вещь поглотить, вещь = его вытеснить. Вещь, по Бродскому, == аристотелевская энтелехия: актуализированная форма плюс материя:

Стул состоит из чувства пустоты плюс крашеной материи...(VI)

При этом граница вещи (например, ее окраска) обладает двойственной природой - будучи материальной, она скрывает в себе чистую форму:

Окраска вещи на самом деле маска бесконечности, жадной к деталям. ("Эклога 5-я: летняя", II, 1981)

Материя, из которой состоят вещи, == конечна и временна; форма вещи = бесконечна и абсолютна; ср. заключительную формулировку стихотворения "Посвящается стулу":

Материя конечна. Но не вещь.

(Смысл этого утверждения прямо противоположен мандельштамовскому предположению:

Быть может, прежде губ уже родился шепот, И в бездревесности кружилися листы...)

Из примата формы над материей следует, в частности, что основным признаком вещи становятся ее границы; реальность вещи == это дыра, которую она после себя оставляет в пространстве. Поэтому переход от материальмой вещи к чистым структурам, потенциально могущим заполнить пустоту пространства, платоновское восхождение к абстрактной форме, к идее, есть не ослабление, а усиление реальности, не обеднение, а обогащение:

Чем незримей вещь, тем верней, что она когда-то существовала на земле, и тем больше она == везде. ("Римские элегии", XII)

2.1. Именно причастность оформленным, потенциальным структурам и придает смысл сущему. Однако, несмотря на то что натурфилософия поэзии Бродского обнаруживает платоническую основу, по крайней мере в двух существенных моментах она прямо противонаправлена Платону. Первый из них связан с трактовкой категорий "порядок/беспорядок" ("Космос/Хаос"); второй == категорий "общее/частное". В противоположность Платону, сущность бытия проступает не в упорядоченности, а в беспорядке, не в закономерности, а в случайности. Именно беспорядок достоин того, чтобы быть запечатленным в памяти ("Помнишь свалку вещей..."); именно в бессмысленности, бездумности, эфемерности проступают черты бесконечности, вечности, абсолюта:

смущать календари и числа присутствием, лишенным смысла, доказывая посторонним,

что жизнь == синоним небытия и нарушенья правил. ("Строфы", XVI, )

Бессмертно то, что потеряно; небытие ("ничто") == абсолютно. С другой стороны, дематериализация вещи, трансформация ее в абстрактную структуру, связана не с восхождением к общему, а с усилением особенного, частного, индивидуального:

В этом и есть, видать, роль материи во времени == передать все во власть ничего, чтоб заселить верто град голубой мечты, разменявши ничто на собственные черты. <...> Так говорят "лишь ты", заглядывая в лицо. ("Сидя в тени", XXII-XXIII, июнь, 1983)

Только полностью перейдя "во власть ничего", вещь приобретает свою подлинную индивидуальность, становится личностью. В этом контексте следует воспринимать и тот пафос случайности и частности, который пронизывает нобелевскую лекцию Бродского; ср., например, две ее первые фразы: "Для человека частного и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавшего, для человека, едпочтении этом даволь далеко == и в частности от родины, ибо лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властелином в деспотии, оказаться внезапно на этой трибуне == большая неловкость и испытание. Ощущение это усугубляется не столько мыслью о тех, кто стоял здесь до меня, сколько памятью о тех, кого эта часть миновала, кто несмог обратиться, что называется,"урби эт орби" с этой трибуны и чье общее молчание как бы ищет и не находит себе в вас выхода" (курсив наш. == М. Л., Ю. Л.). Здесь четко прослеживается одна из философем Бродского: наиболее реально непроисходящее, даже не происшедшее, а то, что так и не произошло. 2.2. По сравнению с пространством, время в поэзии Бродского играет в достаточной мере подчиненную роль; время связано с определенными про

странственными характеристиками, в частности оно есть следствие перехода границы бытия:

Время создано смертью. ("Конец прекрасой эпохи", 1969) Что не знал Эвклид, что, сойдя на конус, вещь обретает не ноль, но Хронос. ("Я всегда твердил, что судьба == игра...", 1971) Прекращая существование в пространстве, вещь обретает существование во времени, поэтому время может трактоваться как продолжение пространства (поэтому, вероятно, корректнее говорить о единой категории пространства-времени в поэзии Бродского). Однако, как мы уже убедились, абсолютным существованием является существование по ту сторону пространства и времени. Время материальнее пространства. Во всяком случае, оно почти всегда имеет некий материальный эквивалент ("Как давно я топчу, видно по каблуку..." и т. п.). 3. То, что выше было сказано о границах вещи, в значительной мере справедливо и для других границ в поэзии Бродского. О важности категории границы свидетельствует, в частности, и то, что слово "граница" может подлежать семантическому анаграммированию == своего рода табуированию, вытеснению за границы текста:

Весной, когда крик пернатых будит леса, сады, вся природа, от ящериц до оленей, устремлена туда же, куда ведут следы государственных преступлений (т.е. за границу. == М.Л., Ю.Л.). ("Восславим приход весны! Ополоснем лицо...", )

Вещь, как было показано выше, определяется своими границами, однако структура этих границ зависит от свойств пространства-времени, которые отнюдь не являются однородными; поэтому и вещь в различных местах может оказаться не тождественной самой себе. Особенно заметно это в приграничных областях пространства-времени, в конце, в тупике:

Точка всегда обозримей в конце прямой.

Или в более раннем стихотворении:

И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут, но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут тут конец перспективы. ("Конец прекрасной эпохи")

Совершенно очевидно, что конец перспективы означает здесь не только пространства, но и времени (ср. хотя бы заглавие стихотворения). Горизонт == естественная граница мира. Свойства мира во многом зависят от свойств его границ == отсюда пристальное внимание Бродского к линии горизонта, в частности к ее качеству: она может быть, например, "безупречной...без какого-либо изъяна" ("Новый Жюль Верн"), напротив, мир, где "горизонт неровен" ("Пятая годовщина"), ущербен и во всех иных отношениях (там и пейзаж "лишен примет" и т. п.). 3.1. Любопытно проследить становление структуры мира и его границ в сборниках, предшествовавших "Урании". В "Конце прекрасной эпохи" доминируют темы завершенности, тупика, конца пространства и времени: "Грядущее настало, и оно / переносимо...", но здесь же появляется и тема запредельного существования, преодоления границы во времени (цикл "Post aetatem nostram", 1970). Показательно, однако, что последнее стихотворение цикла посвящено попытке (и попытке удавшейся) преодоления пространственной границы == переход границы империи. Начинается оно словами "Задумав перейти границу...", а заканчивается первым впечатлением от нового мира, открывшегося за границей, == мира без горизонта:

Вставал навстречу еловый гребень вместо горизонта.

Мир без горизонта == это мир без точки отсчета и точки опоры. Стихотворения первых эмигрантских лет пронизаны ощущением запредельности, в прямом смысле слова за-граничности. Это существование в вакууме, в пустоте:

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря...

Вместо привычных характеристик пространства-времени здесь что-то чуждое и непонятное:

Перемена империи связана с гулом слов, с лобачевской суммой чужих углов, с возрастанием исподволь шансов встречи параллельных линий, обычной на полюсе...

Для поэзии Бродского вообще характерно ораторское начало, обращение к определенному адресату (ср. обилие "посланий", "писем" и т. п.). Однако если первоначально Бродский стремился фиксировать позицию автора, в то время как местонахождение адресата могло оставаться самым неопределенным (ср.: "Здесь, на земле..." ("Разговор с небожителем"), "Когда ты вспомнишь обо мне / в краю чужом..." ("пение без музыки"), то, например, в сборнике "Часть речи", напротив, как правило, фиксируется точка зрения адресата, а местонахождение автора остается неопределенным, а подчас и неизвестным ему самому ("Ниоткуда с любовью..."). Особенно характерно в этом отношении стихотворение "Одиссей Телемаку" (1972), написанное от лица потерявшего память Одиссея:

Ведущая домой дорога оказалась слишком длинной, как будто Посейдон, пока мы там теряли время, растынул пространство. Мне неизвестно, где я нахожусь, что передо мной. Какой-то грязный остров, кусты, постройки, хрюканье свиней, заросший сад, какая-то царица, трава да камни... Милый Телемак, все острова похожи друг на друга, когда так долго странствуешь, и мозг уже сбивается, считая волны, глаз, засоренный горизонтом, плачет...

3.2. Хотя некоторые "послания" "Урании" продолжают намеченную линию (ср. в особенности "Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова"), более для нее характерен тип, который может быть условно обозначен как "Ниоткуда некуда". "Развивая Платона" имеет ряд перекличек, касающихся как тематики, так и коммуникативной организации текста, с "письмами римскоиу другу" (сборник "Часть речи"). Однако, в отличие от Постума, о котором мы знаем, что он == римский друг, о Фортунатусе неизвестно вообще ничего. 4. Поскольку основное в вещи == это ее границы, то и значение вещи определяется в первую очередь отчетливостью ее контура, той "дырой в пейзаже", которую она после себя оставляет. Мир "Урании" == арена непрерывного опустошения. Это пространство, сплошь составленное из дыр, осталенных исчезнувшими вещами. Остановимся кратко на этом процессе опустошения. 4.1. Вещь может поглощаться пространством, растворяться в нем. Цикл "Новый Жюль Верн" начинается экспозицией свойств пространства: "Безупречная линия горизонта, без какого-либо изъяна", которое сначала нивелирует индивидуальные особенности попавшей в него вещи:

И только корабль не отличается от корабля. Переваливаясь на волнах, корабль выглядит одновременно как дерево и журавль, из-под ног у которых ушла земля =

и наконец разрушает и полностью поглощает ее. Примечательно при этом, что само пространство продолжает "улучшаться" за счет поглощаемых им вещей:

Горизонт улучшается. в воздухе соль и йод. Вдалеке на волне покачивается какой-то безымянный предмет.

Аналогичным образом поглощаемый пространством неба ястреб своей коричневой окраской не только не "портит" синеву неба, но и "улучшает" ее:

Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом, бьющееся с частотою дрожи, точно ножницами сечет, собственным движимое теплом, осеннюю синеву, ее же увеличивая за счет

еле видного глазу коричневого пятна... ("Осенний крик ястреба", 1975)

4.2. На уровне поэтической тематики значительная часть стихотворений сборника посвящена "вычитанию" из мира того или иного вещественного его элемента. Стихотворения строятся как фотографии, из которых какая-либо деталь изображения вырезана ножницами и на еЧ месте обнаруживается фигурная дыра. Рассмотрим стихотворение "Посвящается стулу". ВсЧ стихотворение посвящено одному предмету == стулу. Слово "предмет" многозначно. С одной стороны, в сочетании "предмет дискуссии" оно обозначает тему, выраженную словами, а с другой == вещь, "конкретное материальное явление", как определяет Толковый словарь Д.Н. Ушакова. В стихотворении актуализируются оба значения, но к ним добавляется ещЧ третье == идея абстрактной формы. Преждже всего мы сталкиваемся с тем, что текст как бы скользит между этими значениями. Строка "возьмЧмИ некоторый стул" == типичное логическое рассуждение о свойствах "стула вообще". "Некоторый" == здесь неопределЧнный артикль и должно переводиться как "любой","всякий". Но строка полностью читается: "ВозьмЧм за спинку некоторый стул". "Некоторый стул" за спинку взять нельзя. Так можно поступить только с этим или тем стулом, конкретным стулом-вещью. "Спинка" , за которую берут, и "некоторый" == совмещение несовместимого. Строка неизбежно задаЧт двойственность темы, и служит ключом к тому, чтобы понять смысл не только этого стихотворения, но и предшествующего, знаменательно, хотя и не без иронии, названного "Развивая Платона". Стул не просто "этот", стул с определЧнным, но он "мой", то есть единственный, собственный, лично знакомый (словно "Стул" превращается в имя собственное), на нЧм лежал наш пиджак, а дно его украшает "товар из вашей собственной ноздри". Но он же и конструкция в чертЧжных проекциях: На мягкий в профиль смахивая знак и "восемь", но квадратное, в анфасИ

В дальнейшем и эта "чертЧжная" форма вытесняется из пространства, оставляя после себя лишь дыру в форме стула. Но это не простое исчезновение - это борьба, и в такой же мере, в какой пространство вытесняет стул, стул вытесняет пространство ("Стул напрягает весь свой силуэт" == все три принципиально различных уровня реальности: стул-вещь, стул == контур, силуэт и пространство, вытесненное стулом, == чистая форма == равнозначные участники борьбы). Предельно абстрактная операция == вытеснение вещью пространства - видится Бродскому настолько реально, что его удивляет, что

глаз на полу не замечает брызг пространстваИ

Тема превращения вещи в абстрактную структуру, чистую форму проходит через весь сборник:

Ах, чем меньше поверхность, Тем надежда скромней на безупречную верность по отношению к ней. Может, вообще пропажа тела из виду есть со стороны пейзажа дальнозоркости месть. ("Строфы", V)

Праздный, никем не вдыхаемый больше воздух. ВвезЧнная, сваленная как попало тишина. растущая, как опара, пустота. ("Стихи о зимней кампании 1980-го года",V, 1980) Вечер. Развалины геометрии. Точка, оставшаяся от угла. Вообще: чем дальше, тем беспредметнее. Так раздеваются догола. ("Вечер. Развалины геометрии...")

При этом движение начинается, как правило, от чего-то настолько вещноинтимного, реального только-для-меня-реальностью, что понимание его читателю не дано (не передается словом!), а подразумевает соприсутствие. Так, в стихотворении "На виа Джулиа" строки:

и возникаешь в сумерках, как свет в конце коридора, двигаясь в сторону площади с мраморной пиш. машинкой =

читателю непонятны, если он не знает, что виа Джулиа == одна из старинных улиц в Риме, названная в честь папы Юлия II, что пиш[ущей] машинкой римляне называют нелепый мраморный дворец, модернистски-античную

помпезную стилизацию, воздвигнутую на площади Венеции в ХХ в. Но этого мало: надо увидеть вечернее освещение арки в конце этой узкой и почти всегда темной, как коридор, улицы. Итак, исходную вещь мало назвать == ее надо ощутить. Она не идея и не слово. Словом она не передается, а остается за ним, данная лишь в личном и неповторяемом контакте. Но эта предельная конкретность - лишь начало бытия, которое заключается в ее уходе, после которого остается издырявленное пространство. И именно дыра == надежнейшее свидетельство, что вещь существовала. Вновь повторим:

Чем незримей вещь, тем оно верней, что она когда-то существовалаИ ("Римские элегии", XII)

Силуэт Ленинграда присутствует во многих вещах Бродского как огромная дыра. Это сродни фантомным болям == реальной мучительной боли, которую ощущает солдат в ампутированной ноге или руке. 4.3. Таким образом, вещь обретает "реальность отсутствия" (снова вспомним: "Материя конечна, / Но не вещь"), а пространство - реальность наполненности потенциальными структурами. Платоновское восхождение от вещи к форме есть усиление реальности. Уровни принципиально совмещены, и ощущаемая вещь столько же реальна, как и математическая ее формула. Поэтому в математическом мире Бродского нет табуированных вещей и табуированных слов. Слова, "не прорвавшиеся в прозу. / Ни тем более в стих" соседствует с абстрактными логическими формулами. 5. Уходу вещи из текста параллелен уход автора из создаваемого им поэтического мира. Этот уход опять напоминает контур вырезанной из фотографии фигуры, так как на месте автора остается его двойник == дырка с его очертаниями. Поэтому такое место в стихотворениях цикла занимают образы профиля и отпечатка. Это =

тело, забытое теми, кто раньше его любил. ("Полдень в комнате", XI)

Город, в чьей телефонной книге ты уже не числишься. ("К Урании")

Тронь меня == и ты тронешь сухой репей, сырость, присущую вечеру или полдню, каменоломню города, ширь степей, тех, кого нет в живых, но кого я помню. ("Послесловие", IV)

Теперь меня там нет. Означенной пропаже дивятся, может быть, лишь вазы в Эрмитаже. Отсутствие мое большой дыры в пейзаже не сделало; пустяк; дыра, но небольшая... ("Пятая годовщина")

Плещет лагуна, сотней мелких бликов тусклый зрачок казня за стремленье запомнить пейзаж, способный обойтись без меня. ("Венецианские строфы" (2), VIII, 1982)

Из забывших меня можно составить город... ("Я входил вместо дикого зверя в клетку...")

И если на одном конце образной лестницы "я" отождествляется с постоянным в поэзии Бродского лицом романтического изгнанника, изгоя, "не нашего" ("Развивая Платона", IV), который == "отщепенец, стервец, вне закона" ("Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве..."), то на другом появляется:

Нарисуй на бумаге пустой кружок, Это буду я: ничего внутри. Посмотри на него и потом сотри. ("То не Муза воды набирает в рот...")

5.1. В стихотворении "На выставке Карла Вейлинка" воссоздается картина, в которой степень абстрактности изображенного позволяет воспринимать его как предельную обобщенность самых различных жизненных реалий, одновременно устанавливая структурное тождество разнообразных эмпирических объектов. Каждая строфа начинается новой, но одинаково возможной интерпретацией "реального содержания" картины:

Почти пейзаж... <...> Возможно, это == будущее... <...> Возможно также == прошлое... <...> Бесспорно == перспектива. Календарь. <...> Возможно == натюрморт. Издалека все, в рамку заключенное, частично мертво и неподвижно. Облака. Река. Над ней кружащаяся птичка. <...> Возможно == зебра моря или тигр. <...> Возможно == декорация. Дают "Причины Нечувствительность к Разлуке со Следствием"... <...> Бесспорно, что == портрет, но без прикрас...

И вот весь этот набор возможностей, сконцентрированных в одном тексте, одновременно и предельно абстрактном до полной удаленности из него всех реалий и парадоксально предельно сконцентрированном до вместимости в него всех деталей, и есть "я" поэта:

Что, в сущности, и есть автопортрет. Шаг в сторону от собственного тела, повЧрнутый к вам в профиль табурет, вид издали на жизнь, что пролетела. Вот это и зовЧтся СмастерствоСИ Итак, автопортрет:

способность == не страшиться процедуры небытие == как формы своего отсутствия, списав его с натуры. ("На выставке Карла Вейлинка", 1984)

Отождествив себя с вытекаемой вещьЧ, Бродский наделяет "дыру в пустоте" конкретностью живой личности и == более того == обьявляет еЧ своим автопортретом:

Теперь представим себе абсолютную пустоту. Место без времени. Собственно воздух. В ту. и другую, и в третью сторону. Просто Мекка воздуха. Кислород, водород. И в нЧм мелко подЧргивается день за днЧм одинокое веко. ("Квинтет", V)

5.2. Было бы упрощением связывать постоянную для Бродского тему ухода, исчезновения автора из "пейзажа", вытеснение его окружающим пространством только с биографическими обстоятельствами: преследованиями на родине, ссылкой, изгнанием, эмиграцией. Поэтическое изгойничество предшествовало биографическому, и биограия как бы заняла место, уже приготовленное для неЧ поэзией. Но то, что без биографии было бы литературным общим местом, то есть и началось бы, и кончалось в рамках текста, "благодаря" реальности переживаний "вырвалось" за пределы страницы стихов, заполнив пространство "автор == текст == читатель". Только в этих условиях автор трагических стихов превращается в трагическую личность. Вытесняющее поэта пространство может конкретезироваться в виде улюлюкающей толпы1: И когда бы меня схватили в итоге за шпионаж, подрывную активность, бродяжничество, менаж-а-труа и толпа бы, беснуясь вокруг, кричала, тыча в меня натруженными указательными: СНе наш!С я бы в тайне был счастливИ ("Развивая Платона", IV)

Эту функцию может принять на себя ираническая власть, "вытесняющая" поэта. Но, в конечном счЧте, речь идЧт о чЧм-то более общем == о вытеснении человека из мира, об их конечной несовместимости. Так, в "Осеннем крике ястреба" воздух вытесняет птицу в холод верхних пластов атмосферы, оставляя в пейзаже еЧ крик == крик без кричавшего (ср. "мелко подЧргивающееся веко" в абсолютной пустоте): "Там, где ступила твоя нога, возникает белые пятна в картине мира" ("Квинтет"). Однако "вытесненность" поэта, его место "вне" - не только проклятие, но и источник силы == это позиция Бога:

Мир создан был для мебели, дабы создатель мог, взглянув со стороны на что-нибудь, признать его чужим, оставить без внимания вопрос о подлинностиИ ("Посвящается стулу")

Тот, кто говорит о мире, должен быть вне его. Поэтому вытесненность поэта столь же насильственна, сколь и добровольна. Пустое пространство потенциально содержит в себе структуры всех подлежащих строению тел. В этом смысле оно подобно божественному творческому слову, уже включающему в себя все будущие творения и судьбы. Поэтому пустота богоподобна. Первое стихотворение сборника, представляющее как бы эпиграф всей книги, завершается словами:

И по комнате точно шаман кружа, я наматываю как клубок на себя пустоту еЧ, чтоб душа знала что-то, что знает Бог.

Мы не умрЧм, когда час придЧт! Но посредством ногтя с амальгамы нас соскребЧт какое-нибуть дитя! ("Полдень в комнате")

Образ этот будет возникать в стихотворениях цикла как лейтмотив:

амальгама зеркала в ванной прячетИ Исовершенно секретную мысль о смерти. ("Барбизон Террас")

Смерть == это тоже эквивалент пустоты, пространства, из которого ушли, и именно она == смысловой центр всего цикла. Пожалуй, ни один из русских поэтов, кроме гениального, но полузабытого СемЧна Боброва, не был столь поглощЧн мыслями о небытии == Смерти. 6.1. "Белое пятно" пустоты вызывает в поэтическом мире Бродского два противопоставленных образа: опустошаемого пространства и заполняемой страницы. Не слова, а именно текст, типографский или рукописный, образ заполненной страницы, становится, с одной стороны, эквивалентом мира, а с другой == началом, противоположным смерти:

Право, чем гуще россыпь чЧрного на листе, тем безразличней особь к прошлому, к пустоте в будущем. Их соседство, мало проча добра, лишь ускоряет бегство по бумаге пера ("Строфы", XII)

И мы живы, покамест есть прощенье и шрифт ("Строфы", XVIII)

амальгама зеркала в ванной прячет сильно сдобренный милой кириллицей волапюк ("Барбизон Террас")

Если что-то чернеет, то только буквы. Как следы уцелевшего чудом зайца. ("Стихи о зимней компании 1980-года", VII)

Опустошение вселенной компенсируется заполнением бумаги:

сорвись все звезды с небосвода, исчезни местность, все ж не оставленна свобода, чья дочь == словесность. Она, пока есть в горле влага, не без приюта. Скрипи, перо. Черней бумага. Лети минута. ("Пьяцца Маттеи")

Чем доверчивей мавр, тем чернее от слов бумага. ("Венецианские строфы")

Доверчивость Отелло, приводящая к смерти, компенсируется чернотой "от слов" бумаги. Текст позволяет сконструировать взгляд со стороны == "шаг в сторону от собственного тела", "вид издали на жизнь". В мире Бродского, кроме вещи и пустоты, есть еще одна сущность. Это буквы, и буквы не как абстрактные единицы графической структуры языка, а буквы-вещи, реальные типографские литеры и шрифты, закорючки на бумаге. Реальность буквы двояка: с одной стороны, она чувственно воспринимаемый объект. Для человека, находящегося вне данного языка, она лишена значения, но имеет очертания (а если думать о типографской литере, то и вес). С другой Я она лишь знак, медиатор мысли, но медиатор, оставляющий на мысли свою печать. В этом смысле Бродский говорит о "клинописи мысли" ("Шорох акаций"). Поэтому графика создает мир, открытый в двух направлениях Я в сторону предельного вещизма и предельной чистой структурности. Она стоит мелжду: между вещью и значением, между языком и реальностью, между поэтом и читателем, между прошлым и будущим. Она в центре и в этом подобна поэту. С этим, видимо, связано часто возникающее у Бродского самоотождествление себя с графикой:

Как тридцать третья буква я пячусь всю жизнь вперед. Знаешь, все, кто далече, по ком голосит тоска жертвы законов речи, запятых, языка. Дорогая, несчастных нет, нет мертвых, живых. Все == только пир согласных на их ножках кривых... ("Строфы ", Х == ХI)

Наша письменность, Томас! с моим, за поля выходящим сказуемым! с хмурым твоим домоседством подлежащего! Прочный чернильный союз, кружева, вензеля, помесь литеры римской с кириллицей: цели со средством чтоб вложить пальцы в рот == эту рану Фомы и, нащупав язык, на манер серафима, переправить глагол. (""Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова") Вся смысловая структура этой строфы построена на многозначности графики, ее способности быть то репрезентацией языка, то оборачиваться вещественной предметностью: поля в этом ностальгическом стихотворении Я это и поля Литвы и России, и поля страницы, на которые залезает строка (ср. далее игру всей гаммой значений слова "оттиск" == от типографского термина до "синяк на скуле мирозданья от взгляда подростка"). Это сразу же придает листу бумаги метафорический смысл родного пространства. Через двузначность слова "язык" соединяются реминисценции: апостол Фома (соименный адресату стихотворения), вкладывающий персты в рану Христа, чтобы установить истину, и шестикрылый серафим из пушкинского "Пророка", вырывающий "грешный язык", для того чтобы пророк обрел глаголы истины. Венчающая строфу краткая строка "переправить глагол" замыкает оба смысловых ряда. В свете сказанного ясно, что графика составляет в поэзии Бродского существенный элемент поэтики, который заслуживает вполне самостоятельного рассмотрения. Заполняемый лист == это тот мир, который творит поэт и в котором он свободен. Поэт Я трагическая смесь мира, создаваемого на листе бумаги, и мира, вне этого листа лежащего: сильных чувств динозавра и кириллицы смесь. (Строфы", ХХI)

В мире по ту сторону поэзии смерть побеждает жизнь. Но поэт Я создатель текста, демиург шрифтов == побеждает и ту, и другую. Поэтому образ его в поэзии Бродского не только трагичен, но и героичен.

Ролан Барт. Гул языка

Устная речь необратима == такова ее судьба. Однажды сказанное уже не взять назад, не приращивая к нему нового; "поправить" странным образом значит здесь "прибавить". В своей речи я ничего не могу стереть, зачеркнуть, отменить == я могу только сказать "отменяю, зачеркиваю, исправляю", то есть продолжать говорить дальше. Столь причудливую отмену посредством добавки я буду называть ""заиканием" (bredouillement). Невнятно переданное сообщение вдвойне несостоятельно: с одной стороны, его трудно понять, но, с другой стороны, при некотором усилии его все же понять можно; оно не находит себе места ни внутри языка, ни вне его == это языковой шум, сходный с чиханием мотора, которое говорит о неполадках в нем; именно такой смысл несет и осечка == звуковой сигнал сбоя, наметившегося в работе машины. Заикание (мотора или человека) == это как бы испуг: я боюсь, что движение остановится. * Смерть машины может болезненно ощущаться человеком, если описывать ее как смерть животного (смотри известный роман Золя). Хотя вообще машина и малосимпатична (ведь в обличье робота она грозит самым страшным == утратой тела), она все же способна породить и один эйфорический мотив Я когда она на ходу; машина вызывает страх тем, что работает сама собой, и доставляет наслаждение тем, что работает исправно. И подобно тому как неисправности речи дают в итоге особый звуковой сигнал == заикание, так и исправность машины дает о себе знать особой музыкой == гулом (Ьгп~ььетеп1) . Гул == это шум исправной работы. Отсюда возникает парадокс: гул знаменует собой почти полное отсутствие шума, шум идеально совершенной и оттого вовсе бесшумной машины; такой шум позволяет расслышать само исчезновение шума; неощутимость, неразличимость, легкое подрагивание воспринимаются как знаки обеззвученности. Оттого машины, производящие гул, приносят блаженство. Например, Сад множество раз воображал и описывал эротическую машину == продуманное (придуманное) нагромождение тел, органы наслаждения которых тщательно состыкованы друг с другом; когда конвульсивными движениями участников эта машина приходит в действие, она подрагивает и издает приглушенный гул == она работает, и работает исправно. Другой пример: когда в наши дни в Японии множество людей предается игре в огромном зале с игральными автоматами (их там называют "патинко"), то весь зал наполнен мощным гулом катящихся шариков, и этим гулом обозначается исправный ход коллективной машины == машины удовольствия (в других отношениях загадочного), доставляемого игрой, точными телодвижениями. И действительно, оба примера показывают, что в гуле звучит телесная общность; в шуме "работающего" удовольствия ничей голос не возвышается, не становится ведущим и не выделяется особо, ничей голос не может даже возникнуть; гул == это не что иное, как шум наслаждаюшегося множества (но отнюдь не массы == масса, напротив, единогласна и громогласна). А бывает ли гул у языка? В виде устной речи язык словно фатально обречен на заикание, в виде письма Я на немоту и разделенность знаков; в любом случае все равно остается избыток смысла, который не дает языку вполне осуществить заложенное в нем наслаждение. Но невозможное == не есть немыслимое: гул языка Я это его утопия. Что за утопия? == Утопия музыки смысла; это значит, что в своем утопическом состоянии язык раскрепощается, == бы даже сказал, изменяет своей природе вплоть до превращения в беспредельную звуковую ткань, где теряет реальность его семантический механизм; здесь во всем великолепии разворачивается означающее == фоническое, метрическое, мелодическое, и ни единый знак не может, обособившись, вернуть к природе эту чистую пелену наслаждения; а вместе с тем (и здесь главная трудность) смысл не должен быть грубо изгнан, догматически упразднен, одним словом, выхолощен. Благодаря такому беспримерному перевороту, небывалому для нашей рационалистической языковой практики, язык обращается в гул и всецело вверяется означающему, не выходя в то же время за пределы осмысленности: смысл маячит в отдалении нераздельным, непроницаемым и неизреченным миражем, образуя задний план, "фон" звукового пейзажа. Обычно (например, в нашей Поэзии) музыка фонем служит "фоном" для сообщения, здесь же, наоборот, смысл едва проступает сквозь наслаждение, едва виднеется в глубине перспективы. Подобно тому как гул машины есть шум от бесшумности, так и гул языка == это смысл, позволяющий расслышать изъятость смысла, или, что то же самое, это не-смысл, позволяющий услышать где-то вдали звучание смысла, раз и навсегда освобожденного от всех видов насилия, которые исходят словно из ящика Пандоры, от знака, порожденного "печальной и дикой историей рода человеческого". Все это, конечно, только утопия; но нередко утопия служит путеводной звездой для первопроходцев. И действительно, время от времени то тут, то там предпринимаются своего рода попытки создания гула: таковы некоторые образцы постсерийной музыки (весьма показательно, что музыка эта отводит чрезвычайно большую роль человеческому голосу Я она пересоздает голос, стараясь лишить его смысловой природы, но сохранить его звуковую полноту), таковы некоторые опыты в области радиофонии; таковы и последние тексты Пьера Гюйота и Филиппа Соллерса. Более того, в своей жизни, в повседневных житейских эпизодах мы тоже можем разведывать подступы к гулу. На днях я вдруг ощутил гул языка в одном из кадров фильма Антониони о Китае: на деревенской улице, прислонившись к стене, дети громко читают вслух, все вместе и не обращая внимания друг на друга, каждый свою книгу. Получался самый настоящий гул, как от исправно работающей машины; смысл был для меня вдвойне непостижим == по незнанию китайского языка и из-за того, что читающие заглушали друг друга; и однако же я, словно в галлюцинации (настолько ярко воспринимались все нюансы этой сцены), слышал здесь музыку, человеческое дыхание, сосредоточенность, усердие == одним словом, нечто целенаправленное. Как! Неужели достаточно заговорить всем вместе, чтобы возник гул языка == столь редкостный, проникнутый наслаждением эффект, о котором шла речь? Нет, конечно; нужно, чтобы в звучащей сцене присутствовала эротика (в самом широком смысле слова), чтобы в ней ощущался порыв, или открытие чего-то нового, или просто проходила аккомпанементом взволнованность; все это и читалось на лицах китайских ребятишек. Ныне я в чем-то уподобляюсь древним грекам, о которых Гегель писал, что они взволнованно и неустанно вслушивались в шелест листвы, в журчание источников, в шум ветра, одним словом == в трепет Природы, пытаясь различить разлитую в ней мысль. Так и я, вслушиваясь в гул языка, вопрошаю трепещущий в нем смысл == ведь для меня, современного человека, этот язык и составляет Природу.

СПб.: Искусство-СПб, 1996.-846c.

Обложка книги приводится по стереотипному изданию 2001г.

Вступительная статья крупнейшего филолога М.Л.Гаспарова рассказывает о вкладе Ю.М.Лотмана в теорию стиха.

Формат: doc / zip

Размер: 1,55 Мб

/ Download файл

Формат: djvu / zip

Размер: 6 ,3 Мб

RGhost

Другие книги Ю.М. Лотмана:

Пушкин. Лотман Ю.М.

От издательства

М. Л. Гаспаров. Ю. М. Лотман: наука и идеология

АНАЛИЗ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА. Структура стиха c. 18-253

Часть первая

Введение

Задачи и методы структурного анализа поэтического текста

Язык как материал литературы

Поэзия и проза

Природа поэзии

Художественный повтор

Ритм как структурная основа стиха

Ритм и метр

Проблема рифмы

Повторы на фонемном уровне

Графический образ поэзии

Уровень морфологических и грамматических элементов

Лексический уровень стиха

Понятие параллелизма

Стих как единство

Строфа как единство

Проблема поэтического сюжета

"Чужое слово" в поэтическом тексте

Текст как целое. Композиция стихотворения

Текст и система

О "плохой" и "хорошей" поэзии

Некоторые выводы

Часть вторая

Вводные замечания

К. Н. Батюшков. "Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы

А. С. Пушкин. Ф.Н. Глинке

А. С. Пушкин. "Зорю бьют...из рук моих..."

М. Ю. Лермонтов. "Расстались мы; но твой портрет..."

Н. А. Некрасов. Последние элегии

А. К. Толстой. "Сидит под балдахином..."

А. А.Блок. Анне Ахматовой

М. И. Цветаева. "Напрасно глазом - как гвоздем..."

В. В.Маяковский. Схема смеха

Н. А. Заболоцкий. Прохожий

СТАТЬИ И ИССЛЕДОВАНИЯ c. 254-747

Русская литература послепетровской эпохи и христианская традиция

Об "Оде, выбранной из Иова" Ломоносова

Радищев - поэт-переводчик

Поэзия Карамзина

Поэзия 1790-1810-х годов

Стихотворение Андрея Тургенева "К отечеству" и его речь в Дружеском литературном обществе

А. Ф. Мерзляков как поэт

Сатира Воейкова "Дом сумасшедших"

"Сады" Делиля в переводе Воейкова и их место в русской литературе

Пушкин и М. А. Дмитриев-Мамонов

Аутсайдер пушкинской эпохи

Две "Осени"

Неизвестный текст стихотворения А. И. Полежаева "Гений"

Поэтическая декларация Лермонтова ("Журналист, читатель и писатель")

Лермонтов. Две реминисценции из "Гамлета"

Из комментария к поэме "Мцыри"

О стихотворении М. Ю. Лермонтова "Парус" (совместно с 3. Г. Минц)

Заметки по поэтике Тютчева

Поэтический мир Тютчева

Тютчев и Данте. К постановке проблемы

"Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока (совместно с 3. Г. Минц)

Блок и народная культура города

В точке поворота

Поэтическое косноязычие Андрея Белого

Стихотворения раннего Пастернака. Некоторые вопросы структурного изучения текста

Анализ стихотворения Б. Пастернака "Заместительница"

"Дрозды" Б. Пастернака

ЗАМЕТКИ. РЕЦЕНЗИИ. ВЫСТУПЛЕНИЯ c. 748-777

С кем же полемизировал Пнин в оде "Человек"?

О соотношении поэтической лексики русского романтизма и церковнославянской традиции

Об одной цитате у Лермонтова

Об одной цитате у Блока (К проблеме "Блок и декабристы")

Новые издания поэтов XVIII века

Книга о поэзии Лермонтова

ПРИЛОЖЕНИЕ c. 778-842

В. А. Жуковский. "Три путника". [Анализ стихотворения]

А. С. Пушкин. [Анализ стихотворений]

М. Ю. Лермонтов [Анализ стихотворений]