«Редко соединялись в такой степени, в таком полном равновесии два трудно сочетаемых элемента: сочувствие к человечеству и артистическое чувство», - восхищался «Записками охотника» Ф.И. Тютчев. Цикл очерков «Записки охотника» в основном сложился за пять лет (1847-1852), но Тургенев продолжал работать над книгой. К двадцати двум ранним очеркам Тургенев в начале 1870-х годов добавил еще три. Еще около двух десятков сюжетов осталось в набросках, планах и свидетельствах современников.Натуралистические описания жизни дореформенной России в «Записках охотника» перерастают в размышления о загадках русской души. Крестьянский мир прорастает в миф и размыкается в природу, которая оказывается необходимым фоном едва ли не каждого рассказа. Поэзия и проза, свет и тени переплетаются здесь в неповторимых, причудливых образах.
Иван Сергеевич Тургенев - Хорь и Калиныч читать онлайн
Иван Сергеевич Тургенев
ХОРЬ И КАЛИНЫЧ
Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой. Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах. Орловская деревня (мы говорим о восточной части Орловской губернии) обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращенного в грязный пруд. Кроме немногих ракит, всегда готовых к услугам, да двух-трех тощих берез, деревца на версту кругом не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой… Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вывалился наружу, не зовет в гости всякую прохожую свинью… И для охотника в Калужской губернии лучше. В Орловской губернии последние леса и площадя исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет; в Калужской, напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не перевелась еще благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка своим порывистым взлетом веселит и пугает стрелка и собаку.
В качестве охотника посещая Жиздринский уезд, сошелся я в поле и познакомился с одним калужским мелким помещиком, Полутыкиным, страстным охотником и, следовательно, отличным человеком. Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один я тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть Пинну; заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однако говорил одначе и завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба - грибами, макароны - порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции. Но, за исключением этих немногих и незначительных недостатков, г-н Полутыкин был, как уже сказано, отличный человек.
В первый же день моего знакомства с г. Полутыкиным он пригласил меня на ночь к себе.
До меня верст пять будет, - прибавил он, - пешком идти далеко; зайдемте сперва к Хорю. (Читатель позволит мне не передавать его заиканья.)
А кто такой Хорь?
А мой мужик… Он отсюда близехонько.
Мы отправились к нему. Посреди леса, на расчищенной и разработанной поляне, возвышалась одинокая усадьба Хоря. Она состояла из нескольких сосновых срубов, соединенных заборами; перед главной избой тянулся навес, подпертый тоненькими столбиками. Мы вошли. Нас встретил молодой парень, лет двадцати, высокий и красивый.
А, Федя! Дома Хорь? - спросил его г-н Полутыкин.
Нет, Хорь в город уехал, - отвечал парень, улыбаясь и показывая ряд белых, как снег, зубов. - Тележку заложить прикажете?
Да, брат, тележку. Да принеси нам квасу.
Мы вошли в избу. Ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых стен; в углу, перед тяжелым образом в серебряном окладе, теплилась лампадка; липовый стол недавно был выскоблен и вымыт; между бревнами и по косякам окон не скиталось резвых прусаков, не скрывалось задумчивых тараканов. Молодой парень скоро появился с большой белой кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной миске. Он поставил все эти припасы на стол, прислонился к двери и начал с улыбкой на нас поглядывать. Не успели мы доесть нашей закуски, как уже телега застучала перед крыльцом. Мы вышли. Мальчик лет пятнадцати, кудрявый и краснощекий, сидел кучером и с трудом удерживал сытого пегого жеребца. Кругом телеги стояло человек шесть молодых великанов, очень похожих друг на друга и на Федю. «Все дети Хоря!» - заметил Полутыкин. «Все Хорьки, - подхватил Федя, который вышел вслед за нами на крыльцо, - да еще не все: Потап в лесу, а Сидор уехал со старым Хорем а город… Смотри же, Вася, - продолжал он, обращаясь к кучеру, - духом сомчи: барина везешь. Только на толчках-то, смотри, потише: и телегу-то попортишь, да и барское черево обеспокоишь!» Остальные Хорьки усмехнулись от выходки Феди. «Подсадить Астронома!» - торжественно воскликнул г-н Полутыкин. Федя, не без удовольствия, поднял на воздух принужденно улыбавшуюся собаку и положил ее на дно телеги. Вася дал вожжи лошади. Мы покатили. «А вот это моя контора, - сказал мне вдруг г-н Полутыкин, указывая на небольшой низенький домик, - хотите зайти?» - «Извольте». - «Она теперь упразднена, - заметил он, слезая, - а все посмотреть стоит». Контора состояла из двух пустых комнат. Сторож, кривой старик, прибежал с задворья. «Здравствуй, Миняич, - проговорил г-н Полутыкин, - а где же вода?» Кривой старик исчез и тотчас вернулся с бутылкой воды и двумя стаканами. «Отведайте, - сказал мне Полутыкин, - это у меня хорошая, ключевая вода». Мы выпили по стакану, причем старик нам кланялся в пояс. «Ну, теперь, кажется, мы можем ехать, - заметил мой новый приятель. - В этой конторе я продал купцу Аллилуеву четыре десятины лесу за выгодную цену». Мы сели в телегу и через полчаса уже въезжали на двор господского дома.
Скажите, пожалуйста, - спросил я Полутыкина за ужином, - отчего у вас Хорь живет отдельно от прочих ваших мужиков?
А вот отчего: он у меня мужик умный. Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте. Я вам стану оброк платить хороший. - «Да зачем тебе селиться на болоте?» - «Да уж так; только вы, батюшка, Николай Кузьмич, ни в какую работу употреблять меня уж не извольте, а оброк положите, какой сами знаете». - «Пятьдесят рублев в год!» - «Извольте». - «Да без недоимок у меня, смотри!» - «Известно, без недоимок…» Вот он и поселился на болоте. С тех пор Хорем его и прозвали.
Ну, и разбогател? - спросил я.
Разбогател. Теперь он мне сто целковых оброка платит, да еще я, пожалуй, накину. Я уж ему не раз говорил: «Откупись, Хорь, эй, откупись!..» А он, бестия, меня уверяет, что нечем; денег, дескать, нету… Да, как бы не так!..
На другой день мы тотчас после чаю опять отправились на охоту. Проезжая через деревню, г-н Полутыкин велел кучеру остановиться у низенькой избы и звучно воскликнул: «Калиныч!» - «Сейчас, батюшка, сейчас, - раздался голос со двора, - лапоть подвязываю». Мы поехали шагом; за деревней догнал нас человек лет сорока, высокого роста, худой, с небольшой загнутой назад головкой. Это был Калиныч. Его добродушное смуглое лицо, кое-где отмеченное рябинами, мне понравилось с первого взгляда. Калиныч (как узнал я после) каждый день ходил с барином на охоту, носил его сумку, иногда и ружье, замечал, где садится птица, доставал воды, набирал земляники, устроивал шалаши, бегал за дрожками; без него г-н Полутыкин шагу ступить не мог. Калиныч был человек самого веселого, самого кроткого нрава, беспрестанно попевал вполголоса, беззаботно поглядывал во все стороны, говорил немного в нос, улыбаясь, прищуривал свои светло-голубые глаза и часто брался рукою за свою жидкую, клиновидную бороду. Ходил он нескоро, но большими шагами, слегка подпираясь длинной и тонкой палкой. В течение дня он не раз заговаривал со мною, услуживал мне без раболепства, но за барином наблюдал, как за ребенком. Когда невыносимый полуденный зной заставил нас искать убежища, он свел нас на свою пасеку, в самую глушь леса. Калиныч отворил нам избушку, увешанную пучками сухих душистых трав, уложил нас на свежем сене, а сам надел на голову род мешка с сеткой, взял нож, горшок и головешку и отправился на пасеку вырезать нам сот. Мы запили прозрачный теплый мед ключевой водой и заснули под однообразное жужжанье пчел и болтливый лепет листьев.
Легкий порыв ветерка разбудил меня… Я открыл глаза и увидел Калиныча: он сидел на пороге полураскрытой двери и ножом вырезывал ложку. Я долго любовался его лицом, кротким и ясным, как вечернее небо. Г-н Полутыкин тоже проснулся. Мы не тотчас встали. Приятно после долгой ходьбы и глубокого сна лежать неподвижно на сене: тело нежится и томится, легким жаром пышет лицо, сладкая лень смыкает глаза. Наконец мы встали и опять пошли бродить до вечера. За ужином я заговорил опять о Хоре да о Калиныче. «Калиныч - добрый мужик, - сказал мне г. Полутыкин, - усердный и услужливый мужик; хозяйство в исправности, одначе, содержать не может: я его все оттягиваю. Каждый день со мной на охоту ходит… Какое уж тут хозяйство, - посудите сами». Я с ним согласился, и мы легли спать.
На другой день г-н Полутыкин принужден был отправиться в город по делу с соседом Пичуковым. Сосед Пичуков запахал у него землю и на запаханной земле высек его же бабу. На охоту поехал я один и перся вечером завернул к Хорю. На пороге избы встретил меня старик - лысый, низкого роста, плечистый и плотный - сам Хорь. Я с любопытством посмотрел на этого Хоря. Склад его лица напоминал Сократа: такой же высокий, шишковатый лоб, такие же маленькие глазки, такой же курносый нос. Мы вошли вместе в избу. Тот же Федя принес мне молока с черным хлебом. Хорь присел на скамью и, преспокойно поглаживая свою курчавую бороду, вступил со мною в разговор. Он, казалось, чувствовал свое достоинство, говорил и двигался медленно, изредка посмеивался из-под длинных своих усов.
Мы с ним толковали о посеве, об урожае, о крестьянском быте… Он со мной все как будто соглашался; только потом мне становилось совестно, и я чувствовал, что говорю не то… Так оно как-то странно выходило. Хорь выражался иногда мудрено, должно быть, из осторожности… Вот вам образчик нашего разговора:
Послушай-ка, Хорь, - говорил я ему, - отчего ты не откупишься от своего барина?
А для чего мне откупаться? Теперь я своего барина знаю и оброк свой знаю… барин у нас хороший.
Все же лучше на свободе, - заметил я.
Хорь посмотрел на меня сбоку.
Вестимо, - проговорил он.
Ну, так отчего же ты не откупаешься?
Хорь покрутил головой.
Чем, батюшка, откупиться прикажешь?
Ну, полно, старина…
Попал Хорь в вольные люди, - продолжал он вполголоса, как будто про себя, - кто без бороды живет, тот Хорю и набольший.
А ты сам бороду сбрей.
Что борода? борода - трава: скосить можно.
Ну, так что ж?
А, знать, Хорь прямо в купцы попадет; купцам-то жизнь хорошая, да и те в бородах.
А что, ведь ты тоже торговлей занимаешься? - спросил я его.
Торгуем помаленьку маслишком да дегтишком… Что же, тележку, батюшка, прикажешь заложить?
«Крепок ты на язык и человек себе на уме», - подумал я.
Нет, - сказал я вслух, - тележки мне не надо; я завтра около твоей усадьбы похожу и, если позволишь, останусь ночевать у тебя в сенном сарае.
Милости просим. Да покойно ли тебе будет в сарае? Я прикажу бабам постлать тебе простыню и положить подушку. Эй, бабы! - вскричал он, поднимаясь с места, - сюда, бабы!.. А ты, Федя, поди с ними. Бабы ведь народ глупый.
Четверть часа спустя Федя с фонарем проводил меня в сарай. Я бросился на душистое сено, собака свернулась у ног моих; Федя пожелал мне доброй ночи, дверь заскрипела и захлопнулась. Я довольно долго не мог заснуть. Корова подошла к двери, шумно дохнула раза два; собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то в близости стала жевать сено и фыркать… Я наконец задремал.
На заре Федя разбудил меня. Этот веселый, бойкий парень очень мне нравился; да и, сколько я мог заметить, у старого Хоря он тоже был любимцем. Они оба весьма любезно друг над другом подтрунивали. Старик вышел ко мне навстречу. Оттого ли, что я провел ночь под его кровом, по другой ли какой причине, только Хорь гораздо ласковее вчерашнего обошелся со мной.
Самовар тебе готов, - сказал он мне с улыбкой, - пойдем чай пить.
Мы уселись около стола. Здоровая баба, одна из его невесток, принесла горшок с молоком. Все его сыновья поочередно входили в избу.
Что у тебя за рослый народ! - заметил я старику.
Да, - промолвил он, откусывая крошечный кусок сахару, - на меня да на мою старуху жаловаться, кажись, им нечего.
И все с тобой живут?
Все. Сами хотят, так и живут.
И все женаты?
Вон один, пострел, не женится, - отвечал он, указывая на Федю, который по-прежнему прислонился к двери. - Васька, тот еще молод, тому погодить можно.
А что мне жениться? - возразил Федя, - мне и так хорошо. На что мне жена? Лаяться с ней, что ли?
Ну, уж ты… уж я тебя знаю! Кольца серебряные носишь… Тебе бы все с дворовыми девками нюхаться… «Полноте, бесстыдники!» - продолжал старик, передразнивая горничных, - уж я тебя знаю, белоручка ты этакой!
А в бабе-то что хорошего?
Баба - работница, - важно заметил Хорь. - Баба мужику слуга.
Да на что мне работница?
То-то, чужими руками жар загребать любишь. Знаем вашего брата.
Ну, жени меня, коли так. А? что! Что ж ты молчишь?
Ну, полно, полно, балагур. Вишь, барина мы с тобой беспокоим. Женю небось… А ты, батюшка, не гневись: дитятко, видишь, малое, разуму не успело набраться.
Федя покачал головой…
Дома Хорь? - раздался за дверью знакомый голос, - и Калиныч вошел в избу с пучком полевой земляники в руках, которую нарвал он для своего друга, Хоря. Старик радушно его приветствовал. Я с изумлением поглядел на Калиныча: признаюсь, я не ожидал таких «нежностей» от мужика.
Я в этот день пошел на охоту часами четырьмя позднее обыкновенного и следующие три дня провел у Хоря. Меня занимали новые мои знакомцы. Не знаю, чем я заслужил их доверие, но они непринужденно разговаривали со мной. Я с удовольствием слушал их и наблюдал за ними. Оба приятеля нисколько не походили друг на друга. Хорь был человек положительный, практический, административная голова, рационалист; Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных. Хорь понимал действительность, то есть: обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и с прочими властями; Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как. Хорь расплодил большое семейство, покорное и единодушное; у Калиныча была когда-то жена, которой он боялся, а детей и не бывало вовсе. Хорь насквозь видел г-на Полутыкина; Калиныч благоговел перед своим господином. Хорь любил Калиныча и оказывал ему покровительство; Калиныч любил и уважал Хоря. Хорь говорил мало, посмеивался и разумел про себя; Калиныч объяснялся с жаром, хотя и не пел соловьем, как бойкий фабричный человек… Но Калиныч был одарен преимуществами, которые признавал сам Хорь, например: он заговаривал кровь, испуг, бешенство, выгонял червей; пчелы ему дались, рука у него была легкая, Хорь при мне попросил его ввести в конюшню новокупленную лошадь, и Калиныч с добросовестною важностью исполнил просьбу старого скептика. Калиныч стоял ближе к природе; Хорь же - к людям, к обществу; Калиныч не любил рассуждать и всему верил слепо; Хорь возвышался даже до иронической точки зрения на жизнь. Он много видел, много знал, и от него я многому научился. Например, из его рассказов узнал я, что каждое лето, перед покосом, появляется в деревнях небольшая тележка особенного вида. В этой тележке сидит человек в кафтане и продает косы. На наличные деньги он берет рубль двадцать пять копеек - полтора рубля ассигнациями; в долг - три рубля и целковый. Все мужики, разумеется, берут у него в долг. Через две-три недели он появляется снова и требует денег. У мужика овес только что скошен, стало быть, заплатить есть чем; он идет с купцом в кабак и там уже расплачивается. Иные помещики вздумали было покупать сами косы на наличные деньги и раздавать в долг мужикам по той же цене; но мужики оказались недовольными и даже впали в уныние; их лишали удовольствия щелкать по косе, прислушиваться, перевертывать ее в руках и раз двадцать спросить у плутоватого мешанина-продавца: «А что, малый, коса-то не больно того?» Те же самые проделки происходят и при покупке серпов, с тою только разницей, что тут бабы вмешиваются в дело и доводят иногда самого продавца до необходимости, для их же пользы, поколотить их. Но более всего страдают бабы вот при каком случае. Поставщики материала на бумажные фабрики поручают закупку тряпья особенного рода людям, которые в иных уездах называются «орлами». Такой «орел» получает от купца рублей двести ассигнациями и отправляется на добычу. Но, в противность благородной птице, от которой он получил свое имя, он не нападает открыто и смело: напротив, «орел» прибегает к хитрости и лукавству. Он оставляет свою тележку где-нибудь в кустах около деревни, а сам отправляется по задворьям да по задам, словно прохожий какой-нибудь или просто праздношатающийся. Бабы чутьем угадывают его приближенье и крадутся к нему навстречу. Второпях совершается торговая сделка. За несколько медных грошей баба отдает «орлу» не только всякую ненужную тряпицу, но часто даже мужнину рубаху и собственную паневу. В последнее время бабы нашли выгодным красть у самих себя и сбывать таким образом пеньку, в особенности «замашки», - важное распространение и усовершенствование промышленности «орлов»! Но зато мужики, в свою очередь, навострились и при малейшем подозрении, при одном отдаленном слухе о появлении «орла» быстро я живо приступают к исправительным и предохранительным мерам. И в самом деле, не обидно ли? Пеньку продавать их дело, и они ее точно продают, не в городе, - в город надо самим тащиться, - а приезжим торгашам, которые, за неимением безмена, считают пуд в сорок горстей - а вы знаете, что за горсть и что за ладонь у русского человека, особенно когда он «усердствует»!
Лето и часть осени 1846 года Иван Сергеевич Тургенев проводит вдали от северной стлицы, в усадьбе матери - Спасском-Лутовинове. В это время он ничего не пишет, и всё своё свободное время посвящает охоте. Однако, в середине октября из Петербурга приходят новости: произошла смена редакции журнала «Современник». Влиятельное на то время периодическое издание приобрели Иван Панаев и Некрасов, которые тут же обращаются к писателю с просьбой «наполнить» первое издание. Иван Сергеевич с воодушевлением приступает к работе. Но написанный им для первого номера рассказ «Хорь и Калиныч» выходит в свет лишь в январе следующего года. И.Панаев был в восторге от прочитанного и предложил свой подзаголовок - «Из записок охотника», который впоследствии автор использовал как название целого цикла. «Хорь и Калиныч» читать текст можно полностью онлайн.
Хорь и Калиныч являются главными героями одноименного рассказа Тургенева. Это два приятеля, простые крестьяне. Хорь - это добрый, во всех отношениях положительный человек, но довольно прагматичный. Несмотря на сложную жизнь у него получилось разбогатеть, «обустроиться» и обзавестись большим семейством. Калиныч - это человек противоположного плана. Его мало заботила рациональная сторона жизни. Он был идеалистом, мечтателем и романтиком. Что же могло связывать этих двух, абсолютно разных людей? Музыка! Она объединяет не только две души в произведении Тургенева «Хорь и Калиныч», но и целый русский народ, который, по мнению автора, не был настолько невежествен, как его доселе описывали, а наоборот - духовно богат, одарен и безмерно талантлив. А развитию и процветанию этих качеств мешало одно - крепостное право.
Рассказ «Хорь и Калиныч» и другие произведения Тургенева можно скачать бесплатно на нашем сайте.
А вот отчего: он у меня мужик умный. Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте. Я вам стану оброк платить хороший. - «Да зачем тебе селиться на болоте?» - «Да уж так; только вы, батюшка, Николай Кузьмич, ни в какую работу употреблять меня уж не извольте, а оброк положите, какой сами знаете». - «Пятьдесят рублев в год!» - «Извольте». - «Да без недоимок у меня, смотри!» - «Известно, без недоимок…» Вот он и поселился на болоте. С тех пор Хорем его и прозвали.
Ну, и разбогател? - спросил я.
Разбогател. Теперь он мне сто целковых оброка платит, да еще я, пожалуй, накину. Я уж ему не раз говорил: «Откупись, Хорь, эй, откупись!..» А он, бестия, меня уверяет, что нечем; денег, дескать, нету… Да, как бы не так!..
На другой день мы тотчас после чаю опять отправились на охоту. Проезжая через деревню, г-н Полутыкин велел кучеру остановиться у низенькой избы и звучно воскликнул: «Калиныч!» - «Сейчас, батюшка, сейчас, - раздался голос со двора, - лапоть подвязываю». Мы поехали шагом; за деревней догнал нас человек лет сорока, высокого роста, худой, с небольшой загнутой назад головкой. Это был Калиныч. Его добродушное смуглое лицо, кое-где отмеченное рябинами, мне понравилось с первого взгляда. Калиныч (как узнал я после) каждый день ходил с барином на охоту, носил его сумку, иногда и ружье, замечал, где садится птица, доставал воды, набирал земляники, устроивал шалаши, бегал за дрожками; без него г-н Полутыкин шагу ступить не мог. Калиныч был человек самого веселого, самого кроткого нрава, беспрестанно попевал вполголоса, беззаботно поглядывал во все стороны, говорил немного в нос, улыбаясь, прищуривал свои светло-голубые глаза и часто брался рукою за свою жидкую, клиновидную бороду. Ходил он нескоро, но большими шагами, слегка подпираясь длинной и тонкой палкой. В течение дня он не раз заговаривал со мною, услуживал мне без раболепства, но за барином наблюдал, как за ребенком. Когда невыносимый полуденный зной заставил нас искать убежища, он свел нас на свою пасеку, в самую глушь леса. Калиныч отворил нам избушку, увешанную пучками сухих душистых трав, уложил нас на свежем сене, а сам надел на голову род мешка с сеткой, взял нож, горшок и головешку и отправился на пасеку вырезать нам сот. Мы запили прозрачный теплый мед ключевой водой и заснули под однообразное жужжанье пчел и болтливый лепет листьев.
Легкий порыв ветерка разбудил меня… Я открыл глаза и увидел Калиныча: он сидел на пороге полураскрытой двери и ножом вырезывал ложку. Я долго любовался его лицом, кротким и ясным, как вечернее небо. Г-н Полутыкин тоже проснулся. Мы не тотчас встали. Приятно после долгой ходьбы и глубокого сна лежать неподвижно на сене: тело нежится и томится, легким жаром пышет лицо, сладкая лень смыкает глаза. Наконец мы встали и опять пошли бродить до вечера. За ужином я заговорил опять о Хоре да о Калиныче. «Калиныч - добрый мужик, - сказал мне г. Полутыкин, - усердный и услужливый мужик; хозяйство в исправности, одначе, содержать не может: я его все оттягиваю. Каждый день со мной на охоту ходит… Какое уж тут хозяйство, - посудите сами». Я с ним согласился, и мы легли спать.
На другой день г-н Полутыкин принужден был отправиться в город по делу с соседом Пичуковым. Сосед Пичуков запахал у него землю и на запаханной земле высек его же бабу. На охоту поехал я один и перся вечером завернул к Хорю. На пороге избы встретил меня старик - лысый, низкого роста, плечистый и плотный - сам Хорь. Я с любопытством посмотрел на этого Хоря. Склад его лица напоминал Сократа: такой же высокий, шишковатый лоб, такие же маленькие глазки, такой же курносый нос. Мы вошли вместе в избу. Тот же Федя принес мне молока с черным хлебом. Хорь присел на скамью и, преспокойно поглаживая свою курчавую бороду, вступил со мною в разговор. Он, казалось, чувствовал свое достоинство, говорил и двигался медленно, изредка посмеивался из-под длинных своих усов.
Мы с ним толковали о посеве, об урожае, о крестьянском быте… Он со мной все как будто соглашался; только потом мне становилось совестно, и я чувствовал, что говорю не то… Так оно как-то странно выходило. Хорь выражался иногда мудрено, должно быть, из осторожности… Вот вам образчик нашего разговора:
Послушай-ка, Хорь, - говорил я ему, - отчего ты не откупишься от своего барина?
А для чего мне откупаться? Теперь я своего барина знаю и оброк свой знаю… барин у нас хороший.
Все же лучше на свободе, - заметил я.
Хорь посмотрел на меня сбоку.
Вестимо, - проговорил он.
Ну, так отчего же ты не откупаешься?
Хорь покрутил головой.
Чем, батюшка, откупиться прикажешь?
Ну, полно, старина…
Попал Хорь в вольные люди, - продолжал он вполголоса, как будто про себя, - кто без бороды живет, тот Хорю и набольший.
А ты сам бороду сбрей.
Что борода? борода - трава: скосить можно.
Ну, так что ж?
А, знать, Хорь прямо в купцы попадет; купцам-то жизнь хорошая, да и те в бородах.
А что, ведь ты тоже торговлей занимаешься? - спросил я его.
Торгуем помаленьку маслишком да дегтишком… Что же, тележку, батюшка, прикажешь заложить?
«Крепок ты на язык и человек себе на уме», - подумал я.
Нет, - сказал я вслух, - тележки мне не надо; я завтра около твоей усадьбы похожу и, если позволишь, останусь ночевать у тебя в сенном сарае.
Милости просим. Да покойно ли тебе будет в сарае? Я прикажу бабам постлать тебе простыню и положить подушку. Эй, бабы! - вскричал он, поднимаясь с места, - сюда, бабы!.. А ты, Федя, поди с ними. Бабы ведь народ глупый.
Четверть часа спустя Федя с фонарем проводил меня в сарай. Я бросился на душистое сено, собака свернулась у ног моих; Федя пожелал мне доброй ночи, дверь заскрипела и захлопнулась. Я довольно долго не мог заснуть. Корова подошла к двери, шумно дохнула раза два; собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то в близости стала жевать сено и фыркать… Я наконец задремал.
Мужчины губернии Орлова и Калуги очень сильно отличаются. Мужчины Орлова имеют маленький рост, сутулость и угрюмость. При этом такие мужчины живут с семьей в избах. Мужчины Калуги живут в домах, сделанных из сосны. При этом отличаются высоким ростом, чистым лицом. При этом такие мужчины больше занимаются торговлей и надевают сапоги.
Рассказчик во время охоты познакомился с помещиком по имени Полутыкин. Полутыкин во время разговора пригласил своего нового знакомого в свой дом, переночевать. По пути домой они заехали к знакомому Полутыкина Хорю. Хорь жил в большой усадьбе. По прибытию выяснилось, что Хоря нет дома. Гостей встретил его сын Федя. В доме было чисто. Через некоторое время подъехали и остальные сыновья. Их было 6 человек. Не застав дома самого Хоря гости выехали в город.
Рассказчику было интересно, почему Хорь живет далеко от села. Выясняется, что 25 лет назад Хорь попал под пожар и спросил разрешения у старшего Полутыкина переселиться возле топи. При этом отец Полутыкина потребовал оброк в уплату. Хорь заплатил ему 50 рублей. Живя вдоль болота, Хорь стал богаче и сейчас платит 100 рублей.
Рассказчик и Полутыкин на утро двинулись на охоту. По дороге 2 друга решили остановиться и взяли с собой Калиныча. У Калиныча был мягкий и развеселый характер. Полутыкин ежедневно ходил с ним на охоту. В полдень все отправились на пасеку к Калинычу. Там гости попробовали свежий мед.
На вытекающий день рассказчик самостоятельно вышел на охоту. Поскольку Полутыкин уехал в город. По дороге рассказчик зашел к Хорю. На этот раз он был дома. Хорь был лысым мужчиной с низким ростом. Пообщавшись с Хорем, гость остался переночевать у него на сеновале. Наутро за завтраком в дом вошел Калиныч и принес с собой землянику для Хоря. Рассказчик остался еще на 3 дня в доме у Хоря. Калиныч и Хор прекрасно общались между собой. Хорь за годы построил крепкую и большую семью, при этом разбогател. А Калиныч перебивался кое – как. Калиныч был уже женат, детей у них не было. Хорь был общественным человеком. А Калиныч любил общаться с природой и пчелами.
Рассказчик рассказал, что когда – то жил за границей. Хорь и Калиныч начали расспрашивать об обычаях и устоях в заграничных странах. Хоря интересовало общество. А Калиныча больше всего заинтересовали рассказы о городе и природе. Хорь имел большие знания о жизни и обществе, несмотря на то, что не умел читать. А Калиныч отличался чтением различных книг. В отличие от Калиныча Хорь терпеть не мог женщин. По этой причине он был в разводе. Вот так интересно прошли 3 дня у рассказчика, которые он провел дома у Хоря. После 3 дней Полутыкин отправил за своим другом повозку.
Подробный пересказ рассказа Хорь и Калиныч
Существенная разница есть между мужиками Орловской и Калужской губерний и деревнями, где они живут. Орловские - мелкие, невеселые, живут в плохих избах, носят лапти, место жизни - овраги, плохие пруды, а калужские ростом высоки, лицом белы, живут в сосновых просторных, хороших избах, окруженных лесами. Будучи охотником, автор отмечает, что для этого занятия Калужская губерния подходит больше.
В связи со страстью к охоте познакомился рассказчик с помещиком Полутыкиным, человеком хорошим, но со странностями: повторял все время несмешной анекдот, сохранял отношения со всеми родителями неудавшихся невест, собаку свою назвал Астрономом.
В день знакомства Полутыкин пригласил переночевать рассказчика, а по пути из-за дальнего расстояния предложил зайти к мужику, которого все называют Хорем. В крепкой, хорошей усадьбе гостей встретил сын Хоря, Федор, высокий и красивый парень, который пригласил барина и его спутника в дом, предложив квасу, и распорядился приготовить тележку. После добротного угощения в виде хлеба и кваса гости вышли во двор. Шесть молодых великанов, все дети Хоря, стояли вокруг заложенной телеги.
По пути Полутыкин предлагает посмотреть неработающую контору и отведать ключевой воды, которую им подает, кланяясь в пояс, сторож Миняич.
Уже за ужином рассказчик расспрашивает Полутыкина о Хоре и узнает, что живет он отдельно, потому что когда-то его дом сгорел и он испросил разрешения у барина жить отдельно на болоте и платить оброк, который отдавал исправно даже больше, потому что трудился сам и вся семья в поте лица.
На другой день отправились охотники в угодья, по дороге Полутыкин знакомит рассказчика с Калинычем, который сразу же понравился рассказчику. Калиныч - первый помощник барина на охоте, другие дела он исполнять не успевает, кроме как содержать пчел, помогать барину ему в удовольствие. Калиныч - веселый и добродушный человек, любящий своего барина и относящийся к нему как к ребенку.
На другой день произошла встреча с Хорем, который в прошлый раз отсутствовал по занятости. Рассказчику Хорь внешне напомнил Сократа, во время беседы о посеве, урожае держался с большим достоинством, хотя выражал свою мысль непросто, мудрено, видно, не желая сказать лишнего, больше соглашался или уходил от прямого ответа. Из беседы ясно, что Хоря устраивает жизнь при барине, он всем доволен. Барину нравится у Хоря, и он просит остаться на ночевку в сарае, Хорь приказывает постелить на сене рассказчику. Утром его будит Федя, любимец Хоря. Сам Хорь стал более доброжелателен к рассказчику, их беседа за самоваром о семье хозяина, которая живет вместе с ним: и сыновья, и их жены. Не женат из старших только Федор, который о женитьбе отзывается с большим неудовольствие, хотя воле отца, если что, перечить не будет.
Вскоре дом Хоря посещает Калиныч, который приходит с земляникой, для своего друга Хоря. Этой дружбой рассказчик очень удивлен, так как Хорь и Калиныч очень разные: Хорь практичный, прагматичный, рассудительный, с крепкой семьей, строгим отношеним к деньгам и их накоплению, Калиныч романтичный, мечтательный, без семьи, цену накоплению не знающий и к нему не стремящийся. Такие разные они были, но друг друга уважали, хотя Хорь над Калинычем подтрунивал, однако всегда ему помогал. Для Хоря важным было люди, общество, а Калиныч любил природу, ладил с ней, понимал ее язык, обладал уникальными способностями, которые деловитый Хорь признавал. И тот, и другой обладали жизненным опытом, но он был разный: Хорь старался быть лучше других, а Калиныч был больше наблюдателем за людьми. Так он рассказывает историю о том, почему мужики не хотят покупать косы по простой схеме, а предпочитают брать их, торгуясь, поигрывая будто, у мещанина-продавца, который явно на них наживается.
Мужики расспрашивают о жизни рассказчика, но их интересует разное: Хорь любопытствует о том, как живут люди в другом государстве, а Калиныч интересуется водопадами, архитектурными красотами. Хорь разумен в таких беседах, крепок в своих убеждениях, как русский человек. В связи с этим рассказчик упоминает Петра Первого, в котором видит преобразователя.
Хорь ироничен по отношению к своим невесткам и вечно бранящейся жене, которая его побаивается, ироничен к Калинычу, чем вызывает даже его раздражение, когда говорит с ним о его отношении к барину и достатку, в усадьбе Хоря нет идеального порядка, как на пасеке у Калиныча – все это рассказчик называет предрассудками, которые есть у Хоря. На замечания рассказчика Хорь реагирует просто – рекомендует ему заниматься охотой и менять почаще старосту, раз сам охотиться, а хозяйством не занимается.
Рассказчик покидает дом Хоря, его провожает Калиныч, поющий песню. На другой день рассказчик покидает гостеприимный дом Полутыкина.
Встреча рассказчика с Хорем и Калинычем – это как путешествие в патриархально-деревенский мир, который населяют разные люди, живущие в соответствии с простыми правилами жизни, как объединяющими их, так и разъединяющими. Романтичное, безусловно - природное, лишенное всякой прагматичности начало в Калиныче определяет его как человека творческого, открытого сердцем и душой миру, созерцателя. Хорь – человек другого типа, сократовское начало в нем не только внешнее, его отношение к жизни основано на силе, проявлении возможностей, сопряженных с умом. Как два столпа мира, на которых держится жизнь, видит их рассказчик, никому не отдавая предпочтения. Разные люди, разные судьбы – учиться у них жить по правде, по совести, по естеству своему природному без погони за мнимым счастьем учить Тургенев своего читателя.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Тургенев. Все произведения
- Андрей Колосов
- Хорь и Калиныч
- Чертопханов и Недопюскин
Хорь и Калиныч. Картинка к рассказу
Сейчас читают
- Краткое содержание Эсхил Персы
Сын Дария Ксеркс поднял все войска Азии и пошёл войной на Грецию. Матери Ксеркса Атоссе снится сон, который показывает ей, что будет поражение их войск и её сына.
- Краткое содержание Жуковский Светлана
Баллада В.А. Жуковского «Светлана» начинается с описания традиционных крещенских гаданий девушек. Пытаясь узнать свою судьбу, они бросают за ворота башмак, полют снег, кормят курицу посчитанным зерном, поют подблюдные песни, слушают под окном, льют воск
- Краткое содержание Достоевский Хозяйка
Василий Ордынов – сирота. Он закончил учебу в университете, но он не хочет служить, поэтому просто растрачивает свое наследство. Если он будет экономить, то сможет прожить на эти средства 3 года. Но он не хочет работать.
- Краткое содержание Девочка на шаре Драгунский
Главный персонаж – Дениска, мальчик 8 лет. Дениска рассказывает, как они всем классом ходили в цирк. Нет человека, которому не нравились бы цирковые представления, и Дениска – не исключение.
- Краткое содержание Короленко Слепой музыкант
На юге Украины, в семье помещика родился мальчик. Ребёнка назвали Петром. Мать первая заметила, что мальчик не видит. Позже доктор подтвердил это.
Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой. Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах. Орловская деревня (мы говорим о восточной части Орловской губернии) обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращенного в грязный пруд. Кроме немногих ракит, всегда готовых к услугам, да двух-трех тощих берез, деревца на версту кругом не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой… Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вываливается наружу, не зовет в гости всякую прохожую свинью… И для охотника в Калужской губернии лучше. В Орловской губернии последние леса и площадя исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет, в Калужской, напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не перевелась еще благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка своим порывистым взлетом веселит и пугает стрелка и собаку.
В качестве охотника посещая Жиздринский уезд, сошелся я в поле и познакомился с одним калужским мелким помещиком, Полутыкиным, страстным охотником и, следовательно, отличным человеком. Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть Пинну , заикался, называл свою собаку Астрономом; вместо однако говорил одначе и завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба – грибами, макароны – порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции. Но, за исключением этих немногих и незначительных недостатков, г-н Полутыкин был, как уже сказано, отличный человек.
В первый же день моего знакомства с г. Полутыкиным он пригласил меня на ночь к себе.
– До меня верст пять будет, – прибавил он, – пешком идти далеко; зайдемте сперва к Хорю. (Читатель позволит мне не передавать его заиканья.)
– А кто такой Хорь?
– А мой мужик… Он отсюда близехонько.
Мы отправились к нему. Посреди леса, на расчищенной и разработанной поляне, возвышалась одинокая усадьба Хоря. Она состояла из нескольких сосновых срубов, соединенных заборами; перед главной избой тянулся навес, подпертый тоненькими столбиками. Мы вошли. Нас встретил молодой парень, лет двадцати, высокий и красивый.
– А, Федя! Дома Хорь? – спросил его г-н Полутыкин.
– Нет. Хорь в город уехал, – отвечал парень, улыбаясь и показывая ряд белых как снег зубов. – Тележку заложить прикажете?
– Да, брат, тележку. Да принеси нам квасу.
Мы вошли в избу. Ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых стен; в углу перед тяжелым образом в серебряном окладе теплилась лампадка; липовый стол недавно был выскоблен и вымыт; между бревнами и по косякам окон не скиталось резвых прусаков, не скрывалось задумчивых тараканов. Молодой парень скоро появился с большой белой кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной миске. Он поставил все эти припасы на стол, прислонился к двери и начал с улыбкой на нас поглядывать. Не успели мы доесть нашей закуски, как уже телега застучала перед крыльцом. Мы вышли. Мальчик лет пятнадцати, кудрявый и краснощекий, сидел кучером и с трудом удерживал сытого пегого жеребца. Кругом телеги стояло человек шесть молодых великанов, очень похожих друг на друга и на Федю. «Все дети Хоря!» – заметил Полутыкин. «Все Хорьки, – подхватил Федя, который вышел вслед за нами на крыльцо, – да еще не все: Потап в лесу, а Сидор уехал со старым Хорем в город… Смотри же, Вася, – продолжал он, обращаясь к кучеру, – духом сомчи: барина везешь. Только на толчках-то, смотри, потише: и телегу-то попортишь, да и барское черево обеспокоишь!» Остальные Хорьки усмехнулись от выходки Феди. «Подсадить Астронома!» – торжественно воскликнул г-н Полутыкин. Федя, не без удовольствия, поднял на воздух принужденно улыбавшуюся собаку и положил ее на дно телеги. Вася дал вожжи лошади. Мы покатили. «А вот это моя контора, – сказал мне вдруг г-н Полутыкин, указывая на небольшой низенький домик. – Хотите зайти?» – «Извольте». – «Она теперь упразднена, – заметил он, слезая, – а все посмотреть стоит». Контора состояла из двух пустых комнат. Сторож, кривой старик, прибежал с задворья. «Здравствуй, Миняич, – проговорил г-н Полутыкин, – а где же вода?» Кривой старик исчез и тотчас вернулся с бутылкой воды и двумя стаканами. «Отведайте, – сказал мне Полутыкин, – это у меня хорошая, ключевая вода». Мы выпили по стакану, причем старик нам кланялся в пояс. «Ну, теперь, кажется, мы можем ехать, – заметил мой новый приятель. – В этой конторе я продал купцу Аллилуеву четыре десятины лесу за выгодную цену». Мы сели в телегу и через полчаса уже въезжали на двор господского дома.
– Скажите, пожалуйста, – спросил я Полутыкина за ужином, – отчего у вас Хорь живет отдельно от прочих ваших мужиков?
