Гуревич Анатолий Маркович. Легенда советской военной разведки. Откуда у хлопца испанская грусть. Провал Красной капеллы

Гражданство:

СССР ,
Россия

Дата смерти:

Анато́лий Ма́ркович Гуре́вич (7 ноября , Харьков , Российская империя - 2 января , Санкт-Петербург , Россия) - сотрудник советской военной разведки , разведчик-нелегал , один из руководителей «Красной капеллы ».

Учёба

После окончания школы Гуревич учился в институте ж/д транспорта, а затем в институте «Интуриста » (по специальности «работа с иностранцами»).

Гражданская война в Испании

И.А. Дамаскин в книге "Сто великих разведчиков" пишет:

"Большинство участников бельгийской "Красной капеллы" после пыток было казнено. Но самое страшное, что на многих легло незаслуженное пятно предательства как например, на К. Ефремова и М. Макарова. Велика в этом "заслуга" Л. Треппера, оговорившего в своих послевоенных показаниях и в книге "Большая игра" Гуревича, Ефремова, Макарова и некоторых других".

Примечания

Литература

Гуревич А. Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента. СПб.: Нестор, 2007.- 500 с.- ISBN 978-5-3030034. (РНБ)
Сергей Полторак. «Разведчик „Кент“»
Сергей Полторак. Советский разведчик Кент или большая ложь о «маленьком шефе»
Жиль Перро. «Красная капелла»
Леопольд Треппер. «Большая игра»
Колпакиди А.[И.] ГРУ в Великой Отечественной войне. - М.: Яуза: Эксмо, 2010. - 608 с. - (ГРУ) - 3000 экз. - ISBN 978-5-699-41251-8
В.Л Пещерский. Красная капелла. Москва: Центрполиграф, 2000.
П.А. Судоплатов. Разведка и Кремль. Москва: Гея, 1997.

Ссылки

Анатолий Гуревич (агент Кент): «Меня допрашивал Мюллер»

Красная капелла
Члены организации

, разведчик-нелегал , один из руководителей «Красной капеллы ».

Учёб

Родился в Харькове в еврейской семье. Отец, провизор Марк Осипович Гуревич (1870 - после 1952), был владельцем большой «Мариинской аптеки М. О. Гуревича» на углу Сумской и Ветеринарной улиц, которая служила явочной квартирой для революционеров-подпольщиков . Мать, Юлия Львовна (урождённая Винницкая, 1879-1959), работала в семейной аптеке фармацевтом-лаборанткой. После установления советской власти, отец работал в РКИ и Народном комиссариате здравоохранения. В 1924 году семья переехала в Петроград .

В 3-й гимназии (ныне 181 школа Санкт-Петербурга) любимыми предметами были литература, обществоведение и немецкий язык. Гуревич активно участвовал в кружках Осоавиахима .

Гражданская война в Испании

На улице Атребат в Брюсселе Кент снимает виллу на чужое имя, там находится явка, и там же поселяется Михаил Макаров.

Гуревич наладил связь с немецким офицером, обер-лейтенантом - антифашистом Шульце-Бойзеном , являвшимся одним из руководителей «Красной капеллы», что дало возможность советской военной разведке регулярно получать сведения чрезвычайной важности. (Не подтверждено официальным источником).

В октябре 1941 резидент в Брюсселе «Кент» получил по радио шифротелеграмму, в соответствии с которой ему надлежало выехать в Берлин с радиопередатчиком. Он передал его агентам «Корсиканцу» и «Старшине». По возвращении в Брюссель «Кент» подтвердил по радиосвязи успешное выполнение задания и сообщил в Москву информацию, полученную в Берлине, о трудностях, которые немцы испытывают в снабжении и пополнении резервами, о реалистической оценке немецким командованием провала блицкрига, о возможном наступлении противника весной - летом 1942 года с целью овладения нашими нефтепромыслами.

Провал Красной капеллы

12 декабря 1941 года на улице Атребат немцы запеленговали передатчик Макарова. Накануне из Парижа приехал Треппер . Однако, он почему-то не сказал о том, что на следующий день на вилле собирает разведгруппу «Кента». Утром Треппер позвонил Гуревичу и сообщил, что на вилле арестованы радисты, шифровальщица, а самому Трепперу чудом удалось уйти. Гуревич вызвал Маргарет, и они бежали, не взяв никаких вещей, чтобы не вызвать подозрений. Укрывались какое-то время в доме друзей, а затем перебрались в Марсель . Там они прожили на свободе ещё одиннадцать месяцев. Один из радистов, не выдержав пыток, раскрыл шифр, которым пользовался. Немцы стали читать радиограммы, и с изумлением в гестапо прочли адреса Шульце-Бойзена и других подпольщиков в Берлине. Было арестовано, а впоследствии казнено много подпольщиков.

В ноябре 1942 года «Кент» и Маргарет были арестованы в квартире, которую снимали в Марселе. Только после ареста Маргарет узнала о том, что полюбила русского разведчика.

Арест Кента

И. А. Дамаскин в книге «Сто великих разведчиков» пишет:

«Большинство участников бельгийской „Красной капеллы“ после пыток было казнено. Но самое страшное, что на многих легло незаслуженное пятно предательства как например, на К. Ефремова и М. Макарова. Велика в этом „заслуга“ Л. Треппера, оговорившего в своих послевоенных показаниях и в книге „Большая игра“ Гуревича, Ефремова, Макарова и некоторых других».

Напишите отзыв о статье "Гуревич, Анатолий Маркович"

Примечания

Литература

Гуревич А. СПб.: Нестор, 2007.- 500 с.- ISBN 978-5-303-00304-0 . ()
Сергей Полторак. «Разведчик „Кент“»
Сергей Полторак. Советский разведчик Кент или большая ложь о «маленьком шефе»
Жиль Перро. «Красная капелла»
Леопольд Треппер. «Большая игра»
Колпакиди А.[И.] ГРУ в Великой Отечественной войне. - М.: Яуза: Эксмо, 2010. - 608 с. - (ГРУ) - 3000 экз. - ISBN 978-5-699-41251-8
В.Л Пещерский. Красная капелла. Москва: Центрполиграф, 2000.
П.А. Судоплатов. Разведка и Кремль. Москва: Гея, 1997.

Судоплатов, Павел Анатольевич Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гуревич, Анатолий Маркович

На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l"Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d"honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s"est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l"avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.

В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.

В ночь на 2 января 2009 года на 96-м году жизни скончался знаменитый советский военный разведчик-нелегал ГУРЕВИЧ АНАТОЛИЙ МАРКОВИЧ.

КЕНТ - ЛУЧШИЙ РАЗВЕДЧИК-НЕЛЕГАЛ

Когда летом 1991 года его реабилитировали и рассекретили, в прессе официально было сообщено, что отныне к таким прославленным именам, как Рихард Зорге, Рудольф Абель и Николай Кузнецов, можно смело прибавить Анатолия Марковича Гуревича, более известного под псевдонимом Кент. Он был блестящим разведчиком, специалисты называют его королем нелегалов.

Со времен, когда действовала названная четверка, прошло немало лет. Многих нет, а Кент в добром здравии живет в Петербурге. Правда, по неладной погоде здоровье пошаливает, но он по-прежнему увлеченно рассказывает удивительные истории своих приключений, как будто все происходило с ним вчера.

Я встретился с ним совершенно случайно. Отдыхая летом в глуши в Тверской области, я под страшным секретом услышал от старосты деревни, что в нескольких шагах от нашего дома каждый год отдыхает и легендарный "маленький шеф" "Красной капеллы", успешно боровшейся против фашистов, организации, большинство членов которой впоследствии были казнены или замучены. Поскольку я почти ничего не знал о деятельности Кента (к своему стыду), то обратился в местную библиотеку, где, к удивлению, мне выдали небольшую книжку о Кенте Сергея Полторака. Прочитав ее от корки до корки, я посчитал себя если не знатоком в этом вопросе, то уж явно сведущим. И жестоко ошибся. Нас с Кентом познакомили, и он столько рассказал о себе и своих боевых товарищах, что, возможно, придется писать книгу...

КЕНТ - О СЕБЕ

Я родился в семье фармацевта 7 ноября 1913 года в городе Харькове. Мой отец поддерживал связь с большевиками, один из которых - Чудаков - стал впоследствии начальником ЧК Украины. Помню, как они часто встречались, беседовали, потом отец куда-то уходил и вскоре возвращался. Потом оказалось, что у нас на чердаке был тайник, а также приспособленное для жилья подпольщиков помещение. В 1923 году мы переехали в Петроград, где стали жить в доме на углу Чайковского и Чернышевского. Окончив седьмой класс, я с согласия отца встал на биржу труда, и меня в 16 лет направили на завод "Знамя Труда № 2" учеником разметчика по металлу. Работая и одновременно продолжая учебу, я участвовал в дежурствах по гражданской обороне. А поскольку проявил себя с лучшей стороны, то был направлен на курсы Ленсовета по подготовке специалистов по ГО. Я был самым молодым, но закончил с отличием и с удостоверением. И когда при поступлении на завод предъявил его, то сразу же стал руководить химическим отрядом завода.

Однажды к нам прибыла комиссия по проверке готовности предприятия к гражданской обороне, возглавляемая председателем райсовета Нарвского района и секретарем райкома партии Иваном Газа. Как ни странно, Ивану Ивановичу особенно понравился мой отряд. Буквально через день меня вызвали в райком партии, и Газа предложил мне перейти в райсовет, в штаб противовоздушной обороны, который тогда только организовывался. Это произошло 30 ноября 1930 года. Почти в 18 лет я стал командиром отряда, затем инспектором района и дошел до заместителя начальника штаба противовоздушной обороны. А в 1934 году я уже занимался составлением мобилизационного плана района.

После трагической для Ленинграда даты - 1 декабря 1934 года - смерти Сергея Мироновича Кирова, мне пришлось принять участие в организации его похорон. Вскоре меня назначили начальником спецотдела и группы ПВО райжилсоюза. А затем ушел в институт "Интурист" на учебу.

ЗАГРАНИЧНАЯ КОМАНДИРОВКА

Так продолжалось до того момента, пока вместе с товарищами не прочитал, что начинается гражданская война в Испании. Мы решили организовать группу по изучению испанского языка и выразили желание попасть в эту страну в качестве переводчиков. В один прекрасный день нас вызвали в гостиницу "Европейская", где люди в штатском побеседовали с каждым из нас по отдельности и в итоге дали нам добро на отправку.

Меня назначили заместителем начальника эшелона, который на теплоходе из Ленинграда шел через Бельгию и Германию во Францию. Оттуда я должен был группами отправлять всех находившихся на судне в Испанию. Нас было человек 300, в том числе немало испанцев, закончивших авиационное училище в Советском Союзе.

Уже в Испании я встретился со старшим советником Григорием Михайловичем Штерном. "Хотел бы работать переводчиком по гражданской обороне и не только?" Я согласился, но сидевший рядом человек в штатском заявил: "Штерн, слушай, продай его нам". Он представился мне подводником Египко и предложил стать переводчиком на подводной лодке. В итоге я поехал с ним в Картахену. Меня оформили лейтенантом республиканского испанского флота и назначили адъютантом-переводчиком командира подводной лодки Ивана Алексеевича Бурмистрова, который должен был прибыть из Советского Союза. Когда он приехал, мы отправились во Францию, где после занятия франкистами севера Испании находились две республиканские подводные лодки. Наша была в Бордо. На подлодке советскими оказались только мы двое, остальные члены экипажа - 45 человек - были испанцами. Причем нас предупредили, что среди них есть такие, которым нельзя доверять.

НА ПОДЛОДКЕ В ИСПАНИЮ

Через полтора месяца подготовки я изучил и подводную лодку, и кое-какие команды, которые надо было подавать. Вскоре мы получили указание выйти в море в Испанию. Бурмистров предупредил меня - не говорите команде, что мы направляемся через Гибралтар в Испанию. По легенде мы лишь выходим на глубинную проверку после ремонта. Спустя некоторое время после начала похода Бурмистров вызвал меня и сказал - теперь соберите всех офицеров и скажите, что идем на Картахену через Гибралтар. Моряки отнеслись к этому известию не очень-то доброжелательно, потому что у многих были знакомые девушки на французском берегу, а, кроме того, они не успели купить что-нибудь для своих семей в Испании.

Когда мы прошли через Атлантику, то перископ неожиданно вышел из строя. До этого у нас прекратилась радиосвязь с Картахеной. В итоге почти все время мы шли в надводном положении, поочередно дежуря на мостике и в центральном командном посту. Однажды после всплытия Бурмистров заметил рядом вражеский корабль. Он дал команду на быстрое погружение. Я увидел, как матросы принялись спешно задраивать люк, и понял, что капитан, оставшийся на поверхности, погибнет. Когда я приказал раздраить люк, неохотно, но все же они послушались, хотя ситуация была критической.

Вместе с водой Бурмистров нырнул в лодку, и мы опять начали погружаться. После этого он твердо решил, что его сыновья не будут подводниками... Но по его стопам пошли оба. Впоследствии один из них погиб на подводной лодке, а второй, капитан второго ранга в запасе, живет в Ставрополе в отцовском доме на улице, носящей имя Бурмистрова.

Мы благополучно вернулись в Картахену, где нам устроили торжественную встречу. После этого со старшим военно-морским советником Орловым я участвовал в переходе из Картахены в Барселону на военных кораблях, перевозивших золото из хранилищ, которое принадлежало СССР и другим странам в оплату за оружие. По прибытии в Барселону наши миноносцы были атакованы с воздуха, но мы выдержали.

Когда мы вернулись в Картахену, Орлова вдруг вызвали в Москву. Он предложил мне ехать с ним, тем более что положенный срок - 6 месяцев - уже истек. Все шло по плану, но в день отправки в Гавр прибыл военный атташе Васильченко. И тут он стал прощаться со всеми, кроме меня. Заметив, что я смущен, Васильченко вынул из кармана документ и дал мне прочитать: предписание Гуревичу вернуться в Испанию для того, чтобы нелегально провести через границу летчиков. Что и было выполнено.

ПРЕВРАЩЕНИЕ В ВИНСЕНТА СИЕРРУ

Несколько месяцев я пробыл на фронте. В сентябре 1939 года вместе с контр-адмиралом Яхненко и капитаном 1 ранга Михайловым мы уехали поездом через Бельгию, Германию и Польшу на Родину, где нас поместили на подмосковной даче и попросили написать отчеты о деятельности. Затем нам было дано по 5 минут для личного доклада начальнику ГРУ Гендину.

После нашего отчета все были отпущены, остаться Гендин попросил только меня. Он сказал, что Орлов и Бурмистров отозвались обо мне очень хорошо, и предложил работать в ГРУ. Но о работе в разведке я не имел никакого понятия и сказал, что не смогу дать ответ сразу. И отправился домой в Ленинград.

Впереди у меня было два месяца отпуска. Но уже через три недели из Кисловодска меня срочно вызвали в Москву. Там сказали, что международная обстановка, как я и сам понимаю, осложняется, и поэтому есть необходимость усилить разведку. Я ответил, что не имею никакого отношения к разведке и могу принести пользу, только работая в аппарате. Но меня успокоили, что работать придется в качестве шифровальщика и радиста. В итоге, поучившись в подмосковной школе, я уехал через Ленинград в Финляндию, Швецию, Норвегию, Нидерланды и, прибыв в Париж как мексиканец, получил паспорт гражданина Уругвая Винсента Сиерры.

НЕ ТОТ БИЛЕТ

Первый раз я, можно сказать, прокололся сразу же при посадке в поезд на Хельсинки. Дело в том, что в "Интуристе" мне должны были выдать билет от Ленинграда до Хельсинки и броню на номер в гостинице. Проводник сразу не взглянул на билет и пропустил в вагон. Но когда я вышел покурить, он все же поинтересовался моими проездными документами, и оказалось, что билет был от Белоострова до Хельсинки. Все советские деньги я потратил на такси и носильщика. До отправления оставались считанные секунды, но я побежал менять 100 долларов.

Играя на том, что хоть я и иностранец, но все-таки немного говорю по-русски, подошел к дежурному по станции, попал на милиционера, и тот сжалился, дав мне 50 копеек на доплату.

На этом мои злоключения не закончились. В вагоне иностранные туристы хвастались фотографиями, а у меня ничего не было. Но пронесло. Кошмар начался на границе. Когда стали предъявлять паспорта и документы, я увидел переводчицу, которая хорошо меня знала, - училась у меня в "Интуристе". Девушка оказалась сообразительной: увидев мой паспорт и зная, что я был в Испании, она поняла, что я явно еду нелегалом...

Из Финляндии самолетами через Швецию и Нидерланды я добрался до Парижа, а оттуда в Брюссель, легализовавшись гражданином Уругвая Винсентом Сиеррой. Там я встретился с резидентом, которого знал под псевдонимом Отто, - это был Леопольд Треппер. С ним я должен был договориться о том, чтобы обосноваться в Швеции в качестве представителя фирмы, которую Отто якобы создал в Брюсселе. Мы решили, что связь будем поддерживать через его жену, так как часто встречаться с ним я не смогу.

Для облегчения контактов мы с ней поступили на курсы бального танца. Была только одна загвоздка - это была дама довольно почтенного возраста, и меня часто спрашивали, почему я имею дело со столь непривлекательной по внешности особой...

Еще в школе я работал в театральном кружке, закончил университет воскресного дня общества "Знание" и вдобавок учился в приличном вузе, так что знал и историю, и литературу, и языки. Мне оказалось легко зарегистрироваться в полиции и внедриться в светское общество. Это помогло - в отличие от Треппера, который мог встречаться в основном только с членами еврейской общины. Ни в светское, ни в деловое общество он так и не проник. Это было большим ударом для него, и он этого не скрывал.

А вскоре выяснилось, что Треппер ввел центр в заблуждение, сообщив о том, что я могу быть его представителем в Швеции, - там никто из иностранцев не мог руководить филиалом иностранной фирмы. Это право имели по закону только шведы.

СВЕТСКИЙ ЛЕВ

В 1940 году я, будучи помощником Треппера, поддерживал связь с легальными связистами - работниками нашего торгпредства. В очередной раз, получив от них пакет, я сообщил об этом руководству, и мы собрались на моей квартире на авеню Бе Ко.

Обычно мы работали до глубокой ночи, разбирая почту. Вдруг нас разбудил шум самолетов, что показалось странным: ведь бельгийский король не стал бы проводить учения в столь неподходящее для этого время. Я включил приемник. Играли какой-то марш. Неожиданно объявили, что Германия проявила в отношении Бельгии агрессию, в связи с чем начались военные действия. Это было абсолютно неожиданно - ведь накануне послом Германии было объявлено, что его страна будет полностью придерживаться нейтралитета по отношению к Бельгии. Уже в шесть утра, когда мы определились со своими действиями в создавшейся ситуации и вышли на улицу, то увидели, как мимо нас ведут группу людей, которых до этого подозревали в работе на германскую разведку. Мы разошлись по домам.

Вскоре после этого мы с Треппером встретились на конспиративной квартире с представителем ГРУ, который сообщил о том, что Треппер должен покинуть страну. Ведь если он хорошо известен как еврей-канадец, то может быть арестован в любой момент и за национальность, и за то, что является гражданином страны, участвующей в войне против Германии. Человек из ГРУ предложил передать управление резидентурой мне. Но я возразил, что до начала войны занимался лишь вопросами связи и сейчас к разведывательной работе не готов. Треппер ответил, что это неправда, и я могу быть нелегальным разведчиком-резидентом.

Вскоре Треппер уехал. Его жену, оставшуюся без защиты, мне удалось укрыть в нашем торгпредстве. Затем она была переправлена в Москву. Его фирма, естественно, рухнула, но он смог прихватить с собой 300 тысяч франков. По одним сведениям, ему удалось переправить деньги через банк, по другим - помог сотрудник болгарского консульства.

Резидентура развалилась полностью. Лишь один советский разведчик - Макаров - легализовался как владелец каучукового магазина в Остенде. Но он довольно часто нарушал конспирацию: имея много денег, весьма интересовался девушками... Таким образом, из действующих сотрудников остался лишь я. К тому времени возможность продолжать жить в Бельгии у меня была. Я познакомился с миллионерами Зингером и Барча. Их дети были женаты и жили рядом с родителями. И вдруг, еще до начала агрессии, ко мне неожиданно обратился Зингер и спросил, что я думаю о возможном начале войны. Я ответил, что у меня здесь сложились нормальные деловые отношения и уезжать я не собираюсь. "Скажите, а вы не можете покровительствовать моей дочери Маргарите? Вы знаете, ее муж умер, и она отказывается ехать с нами в Америку, предпочитая постоянно посещать его могилу". Я задумался и согласился помочь. Зингер предложил мне деньги на расходы, передал все свои деловые связи и уехал. Так началась моя деловая жизнь. В то время мы с Маргаритой Барча находились только в дружеских отношениях.

ПОСЛЕДНЯЯ ТАЙНА ТРЕППЕРА

С 25 декабря 1942 года Треппер начал игру с центром (Москвой). Вел игру и я. Официально считается, что это произошло 3 марта, но я начал игру гораздо позднее, потому что Треппер не хотел этого, боясь, что я могу его выдать. И он продолжал радиоигру от моего имени.

Трепперу удалось убедить гестапо, что ему необходимо, скрывая свой арест, часто передвигаться по Парижу. Ему пошли навстречу. 13 декабря 1943 года он ехал на машине с Бергом. Тот плохо себя чувствовал, и Треппер предложил заехать в аптеку за лекарствами, вызвавшись купить их. Берг был убежден, что, добровольно сотрудничая с гестапо, Треппер никогда не позволит себе убежать. Войдя в аптеку, Треппер вышел через черный ход.

К этому времени бывший начальник зондеркоманды Гиринг был вынужден подать в отставку и лечь в госпиталь на операцию, в результате которой скончался. На его место был назначен гестаповец Хайнц Паннвиц, известный своими жестокостями в Праге. Боясь, что бегство Треппера может отрицательно сказаться на его репутации, и, просчитав, что после войны он может попасть к американцам, Паннвиц решился на сотрудничество со мной. Этим решением он содействовал спасению советских разведчиков и ряда руководителей французского движения Сопротивления.

В августе 1944 года, в преддверии восстания в Париже, зондеркоманды были расформированы. Паннвиц, его секретарша Кемпа и радист Стлука выехали в Германию. Вместе с Маргаритой и детьми я был помещен в лагерь.Убедив Мюллера в том, что только я могу помочь ему в дальнейшей работе, я получил новое назначение. "Совместная работа" якобы продолжалась до апреля 1945 года. Далее, получив гарантии неприкосновенности, мы укрылись в австрийских Альпах. На случай появления союзников я придумал легенду, что являюсь майором советской армии Владимиром Соколовым и нахожусь в Германии для оказания помощи бежавшим из лагерей советским военнопленным, а немецкие граждане при мне - антифашисты.

Вскоре мы оказались у французов. Для подтверждения моей легенды был направлен запрос, и вскоре в Париж пришел положительный ответ. После этого французы доставили нас в Париж с архивными материалами и радиоаппаратурой. Но там полковник Новиков - представитель СМЕРШ - "арестовал нас", и по прибытии в Москву прямо с аэродрома мы были доставлены на Лубянку, где и началось следствие.

Скрывая от ГРУ наш арест, наркомат обороны был вынужден послать моим родителям справку о том, что я пропал без вести при обстоятельствах, не дающих право на льготы. Родители узнали о том, что я жив и нахожусь в лагере только в 1948 году. Я был осужден в 1947 году особым совещанием СМЕРШ как гражданское лицо к 20 годам исправительно-трудовых лагерей по статье 58-1-а. Находясь в лагере в Воркуте, я был убежден, что произошла ошибка и правда восторжествует. Я добросовестно работал, разбирался в экономике и бухгалтерии, и меня назначили диспетчером лагерных подразделений и старшим экономистом планово-производственных отделов.

Меня реабилитировали в августе 1991 года. До этого в течение 45 лет я обращался с просьбой о пересмотре моего дела в различные инстанции, но безрезультатно. После реабилитации был издан приказ Министерства обороны о том, что я - капитан советской армии и прослужил со льготными годами 46 лет и 1 месяц. За время моей службы - и даже работая за рубежом - я ни разу не получал зарплаты и уж тем более - компенсации за материальные и моральные потери.

"ПАПА, ЭТО Я!"

Отсидев в общей сложности 12 лет в лагерях, я все же вернулся домой в Ленинград, к своей матери. Затем была встреча с моей верной подругой жизни - Лидией Васильевной. О том, что произошло дальше, рассказывать тяжело.Как-то зазвонил телефон, и я поднял трубку. "Папа, это я!" Я не поверил и потребовал подробностей. Когда мужчина назвал мне тех, кто был крестными при его рождении, я потерял сознание. Звонил Мишель, сын Маргариты Барча и Винсента Сиерры, который родился в гестапо в апреле 1944-го года. Потом Мишель приехал в Петербург. Он рассказал, что Маргарита постоянно вела поиски, но не знала моей настоящей фамилии. Отыскать отца удалось только Мишелю. Он провел свое расследование, сопоставил некоторые факты и вычислил (все-таки сын разведчика), кто является его отцом. А мне еще на Лубянке сказали, что Маргарита с младенцем погибла в лагере под бомбежкой союзников.

P. S. Мишель с семьей приезжает к отцу почти каждый год, они обмениваются письмами. Анатолий Маркович по-прежнему не теряет надежды получить компенсацию за время работы и ссылки и пишет свои воспоминания. Кстати, за все время работы в разведке Кент не получил от государства никакой награды. Даже представление на орден - за спасение командира подводной лодки - где-то затерялось. Кент - живая легенда и гордость нашей разведки - живет в небольшой квартире в "хрущевке" на скромную военную пенсию. Все деньги уходят на лекарства. Его даже не поздравили с юбилеем города. Но его хорошо помнят и любят те, кто хоть как-то прикоснулся к его биографии. Анатолий Маркович как-то сказал, что для него лучшая награда - это его друзья.

Михаил БУРЕНИН

http://www.nevskoevremya.spb.ru/

Анато́лий Ма́ркович Гуре́вич (7 ноября , Харьков , Российская империя - 2 января , Санкт-Петербург , Россия) - сотрудник советской военной разведки ГРУ , разведчик-нелегал , один из руководителей «Красной капеллы ».

Учёб

Гражданская война в Испании

Провал Красной капеллы

Арест Кента

И. А. Дамаскин в книге «Сто великих разведчиков» пишет:

«Большинство участников бельгийской „Красной капеллы“ после пыток было казнено. Но самое страшное, что на многих легло незаслуженное пятно предательства как например, на К. Ефремова и М. Макарова. Велика в этом „заслуга“ Л. Треппера, оговорившего в своих послевоенных показаниях и в книге „Большая игра“ Гуревича, Ефремова, Макарова и некоторых других».

Напишите отзыв о статье "Гуревич, Анатолий Маркович"

Примечания

Литература

Гуревич А. СПб.: Нестор, 2007.- 500 с.- ISBN 978-5-303-00304-0. ()
Сергей Полторак. «Разведчик „Кент“»
Сергей Полторак. Советский разведчик Кент или большая ложь о «маленьком шефе»
Жиль Перро. «Красная капелла»
Леопольд Треппер. «Большая игра»
Колпакиди А.[И.] ГРУ в Великой Отечественной войне. - М.: Яуза: Эксмо, 2010. - 608 с. - (ГРУ) - 3000 экз. - ISBN 978-5-699-41251-8
В.Л Пещерский. Красная капелла. Москва: Центрполиграф, 2000.
П.А. Судоплатов. Разведка и Кремль. Москва: Гея, 1997.

Судоплатов, Павел Анатольевич Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гуревич, Анатолий Маркович

Я резко обернулась... и опять столкнулась с прекрасными фиолетовыми глазами – позади меня стояла Вэя...
– Ой, неужели это ты?!!.. – от неожиданного счастья, чуть ли не завизжала я.
– Я видела, что ты развернула кристалл, я пришла помочь, – совершенно спокойно ответила девочка.
Только её большие глаза опять очень внимательно всматривались в моё перепуганное лицо, и в них теплилось глубокое, «взрослое» понимание.
– Ты должна верить мне, – тихо прошептала «звёздная» девочка.
И мне очень захотелось ей сказать, что, конечно же – я верю!.. И что это просто мой дурной характер, который всю жизнь заставляет меня «биться головой об стенку», и этими же, собственноручно набитыми шишками, постигать окружающий мир... Но Вэя видимо всё прекрасно поняла, и, улыбнувшись своей удивительной улыбкой, приветливо сказала:
– Хочешь, покажу тебе свой мир, раз ты уже здесь?..
Я только радостно закивала головой, уже снова полностью воспрянув духом и готовая на любые «подвиги», только лишь потому, что я уже была не одна, и этого было достаточно, чтобы всё плохое мгновенно забылось и мир опять казался увлекательным и прекрасным.
– Но ты ведь говорила, что никогда здесь не была? – расхрабрившись, спросила я.
– А я и сейчас не здесь, – спокойно ответила девочка. – С тобой моя сущность, но моё тело никогда не жило там. Я никогда не знала свой настоящий дом... – её огромные глаза наполнились глубокой, совсем не детской печалью.
– А можно тебя спросить – сколько тебе лет?.. Конечно, если не хочешь – не отвечай, – чуть смутившись, спросила я.
– По земному исчислению, наверное это будет около двух миллионов лет, – задумчиво ответила «малышка».
У меня от этого ответа ноги почему-то вдруг стали абсолютно ватными... Этого просто не могло быть!.. Никакое существо не в состоянии жить так долго! Или, смотря какое существо?..
– А почему же тогда ты выглядишь такой маленькой?! У нас такими бывают только дети... Но ты это знаешь, конечно же.
– Такой я себя помню. И чувствую – это правильно. Значит так и должно быть. У нас живут очень долго. Я, наверное, и есть маленькая...
У меня от всех этих новостей закружилась голова... Но Вея, как обычно, была удивительно спокойна, и это придало мне сил спрашивать дальше.
– А кто же у вас зовётся взрослым?.. Если такие есть, конечно же.
– Ну, разумеется! – искренне рассмеялась девочка. – Хочешь увидеть?
Я только кивнула, так как у меня вдруг с перепугу полностью перехватило горло, и куда-то потерялся мои «трепыхавшийся» разговорный дар... Я прекрасно понимала, что вот прямо сейчас увижу настоящее «звёздное» существо!.. И, несмотря на то, что, сколько я себя помнила, я всю свою сознательную жизнь этого ждала, теперь вдруг вся моя храбрость почему-то быстренько «ушла в пятки»...
Вея махнула ладошкой – местность изменилась. Вместо золотых гор и ручья, мы оказались в дивном, движущемся, прозрачном «городе» (во всяком случае, это было похоже на город). А прямо к нам, по широкой, мокро-блестящей серебром «дороге», медленно шёл потрясающий человек... Это был высокий гордый старец, которого нельзя было по-другому назвать, кроме как – величественный!.. Всё в нём было каким-то очень правильным и мудрым – и чистые, как хрусталь, мысли (которые я почему-то очень чётко слышала); и длинные, покрывающие его мерцающим плащом, серебристые волосы; и те же, удивительно добрые, огромные фиолетовые «Вэины» глаза... И на его высоком лбу сиявшая, дивно сверкающая золотом, бриллиантовая «звезда».
– Покоя тебе, Отец, – коснувшись пальчиками своего лба, тихо произнесла Вея.
– И тебе, ушедшая, – печально ответил старец.
От него веяло бесконечным добром и лаской. И мне вдруг очень захотелось, как маленькому ребёнку, уткнуться ему в колени и, спрятаться от всего хотя бы на несколько секунд, вдыхая исходящий от него глубокий покой, и не думать о том, что мне страшно... что я не знаю, где мой дом... и, что я вообще не знаю – где я, и что со мной в данный момент по-настоящему происходит...
– Кто ты, создание?.. – мысленно услышала я его ласковый голос.
– Я человек, – ответила я. – Простите, что потревожила ваш покой. Меня зовут Светлана.
Старец тепло и внимательно смотрел на меня своими мудрыми глазами, и в них почему-то светилось одобрение.
– Ты хотела увидеть Мудрого – ты его видишь, – тихо произнесла Вея. – Ты хочешь что-то спросить?
– Скажите пожалуйста, в вашем чудесном мире существует зло? – хотя и стыдясь своего вопроса, всё же решилась спросить я.
– Что ты называешь «злом», Человек-Светлана? – спросил мудрец.
– Ложь, убийство, предательство... Разве нет у вас таких слов?..
– Это было давно... уже никто не помнит. Только я. Но мы знаем, что это было. Это заложено в нашу «древнюю память», чтобы никогда не забыть. Ты пришла оттуда, где живёт зло?
Я грустно кивнула. Мне было очень обидно за свою родную Землю, и за то, что жизнь на ней была так дико несовершенна, что заставляла спрашивать подобные вопросы... Но, в то же время, мне очень хотелось, чтобы Зло ушло из нашего Дома навсегда, потому что я этот дом всем своим сердцем любила, и очень часто мечтала о том, что когда-нибудь всё-таки придёт такой чудесный день, когда:
человек будет с радостью улыбаться, зная, что люди могут принести ему только добро...
когда одинокой девушке не страшно будет вечером проходить самую тёмную улицу, не боясь, что кто-то её обидит...
когда можно будет с радостью открыть своё сердце, не боясь, что предаст самый лучший друг...
когда можно будет оставить что-то очень дорогое прямо на улице, не боясь, что стоит тебе отвернуться – и это сразу же украдут...
И я искренне, всем сердцем верила, что где-то и вправду существует такой чудесный мир, где нет зла и страха, а есть простая радость жизни и красоты... Именно поэтому, следуя своей наивной мечте, я и пользовалась малейшей возможностью, чтобы хоть что-то узнать о том, как же возможно уничтожить это же самое, такое живучее и такое неистребимое, наше земное Зло... И ещё – чтобы уже никогда не было стыдно кому-то где-то сказать, что я – Человек...
Конечно же, это были наивные детские мечты... Но ведь и я тогда была ещё всего лишь ребёнком.
– Меня зовут Атис, Человек-Светлана. Я живу здесь с самого начала, я видел Зло... Много зла...
– А как же вы от него избавились, мудрый Атис?! Вам кто-то помог?.. – с надеждой спросила я. – Можете ли вы помочь нам?.. Дать хотя бы совет?
– Мы нашли причину... И убили её. Но ваше зло неподвластно нам. Оно другое... Так же, как другие и вы. И не всегда чужое добро может оказаться добром для вас. Вы должны найти сами свою причину. И уничтожить её, – он мягко положил руку мне на голову и в меня заструился чудесный покой... – Прощай, Человек-Светлана... Ты найдёшь ответ на свой вопрос. Покоя тебе...
Я стояла глубоко задумавшись, и не обратила внимания, что реальность меня окружавшая, уже давно изменилась, и вместо странного, прозрачного города, мы теперь «плыли» по плотной фиолетовой «воде» на каком-то необычном, плоском и прозрачном приспособлении, у которого не было ни ручек, ни вёсел – вообще ничего, как если бы мы стояли на большом, тонком, движущемся прозрачном стекле. Хотя никакого движения или качки совершенно не чувствовалось. Оно скользило по поверхности на удивление плавно и спокойно, заставляя забыть, что двигалось вообще...
– Что это?.. Куда мы плывём? – удивлённо спросила я.
– Забрать твою маленькую подружку, – спокойно ответила Вэя.
– Но – как?!. Она ведь не сможет?..
– Сможет. У неё такой же кристалл, как у тебя, – был ответ. – Мы её встретим у «моста», – и ничего более не объяснив, она вскоре остановила нашу странную «лодку».
Теперь мы уже находились у подножья какой-то блестящей «отполированной» чёрной, как ночь, стены, которая резко отличалась от всего светлого и сверкающего вокруг, и казалась искусственно созданной и чужеродной. Неожиданно стена «расступилась», как будто в том месте состояла из плотного тумана, и в золотистом «коконе» появилась... Стелла. Свеженькая и здоровенькая, будто только что вышла на приятную прогулку... И, конечно же – дико довольная происходящим... Увидев меня, её милая мордашка счастливо засияла и по-привычке она сразу же затараторила:
– А ты тоже здесь?!... Ой, как хорошо!!! А я так волновалась!.. Так волновалась!.. Я думала, с тобой обязательно что-то случилось. А как же ты сюда попала?.. – ошарашено уставилась на меня малышка.
– Думаю так же, как и ты, – улыбнулась я.
– А я, как увидела, что тебя унесло, сразу попробовала тебя догнать! Но я пробовала, пробовала и ничего не получалось... пока вот не пришла она. – Стелла показала ручкой на Вэю. – Я тебе очень за это благодарна, девочка Вэя! – по своей забавной привычке обращаться сразу к двоим, мило поблагодарила она.
– Этой «девочке» два миллиона лет... – прошептала своей подружке на ушко я.
Стеллины глаза округлились от неожиданности, а сама она так и осталась стоять в тихом столбняке, медленно переваривая ошеломляющую новость...
– Ка-а-ак – два миллиона?.. А что же она такая маленькая?.. – выдохнула обалдевшая Стелла.
– Да вот она говорит, что у них долго живут... Может и твоя сущность оттуда же? – пошутила я. Но Стелле моя шутка, видимо, совсем не понравилась, потому, что она тут же возмутилась:
– Как же ты можешь?!.. Я ведь такая же, как ты! Я же совсем не «фиолетовая»!..
Мне стало смешно, и чуточку совестно – малышка была настоящим патриотом...
Как только Стелла здесь появилась, я сразу же почувствовала себя счастливой и сильной. Видимо наши общие, иногда опасные, «этажные прогулки» положительно сказывались на моём настроении, и это сразу же ставило всё на свои места.
Стелла в восторге озиралась по сторонам, и было видно, что ей не терпится завалить нашего «гида» тысячей вопросов. Но малышка геройски сдерживалась, стараясь казаться более серьёзной и взрослой, чем она на самом деле была...
– Скажи пожалуйста, девочка Вэя, а куда нам можно пойти? – очень вежливо спросила Стелла. По всей видимости, она так и не смогла «уложить» в своей головке мысль о том, что Вэя может быть такой «старой»...
– Куда желаете, раз уж вы здесь, – спокойно ответила «звёздная» девочка.
Мы огляделись вокруг – нас тянуло во все стороны сразу!.. Было невероятно интересно и хотелось посмотреть всё, но мы прекрасно понимали, что не можем находиться здесь вечно. Поэтому, видя, как Стелла ёрзает на месте от нетерпения, я предложила ей выбирать, куда бы нам пойти.
– Ой, пожалуйста, а можно нам посмотреть, какая у вас здесь «живность»? – неожиданно для меня, спросила Стелла.
Конечно же, я бы хотела посмотреть что-то другое, но деваться было некуда – сама предложила ей выбирать...
Мы очутились в подобии очень яркого, бушующего красками леса. Это было совершенно потрясающе!.. Но я вдруг почему-то подумала, что долго я в таком лесу оставаться не пожелала бы... Он был, опять же, слишком красивым и ярким, немного давящим, совсем не таким, как наш успокаивающий и свежий, зелёный и светлый земной лес.
Наверное, это правда, что каждый должен находиться там, чему он по-настоящему принадлежит. И я тут же подумала о нашей милой «звёздной» малышке... Как же ей должно было не хватать своего дома и своей родной и знакомой среды!.. Только теперь я смогла хотя бы чуточку понять, как одиноко ей должно было быть на нашей несовершенной и временами опасной Земле...
– Скажи пожалуйста, Вэя, а почему Атис назвал тебя ушедшей? – наконец-то спросила назойливо кружившейся в голове вопрос я.
– О, это потому, что когда-то очень давно, моя семья добровольно ушла помогать другим существам, которым нужна была наша помощь. Это у нас происходит часто. А ушедшие уже не возвращаются в свой дом никогда... Это право свободного выбора, поэтому они знают, на что идут. Вот потому Атис меня и пожалел...