Григорий елисеев. Григорий елисеев - гастрономы и большая любовь. Необратимый семейный конфликт

Григорий Петрович Елисеев (1804-1892) - петербургский предприниматель, банкир, общественный деятель, потомственный почётный гражданин. Совладелец торгового дома "Братья Елисеевы", биржевой старшина, член Совета государственных кредитных учреждений (с 1858 г.), в 1875-1882 гг. - председатель правления Петербургского учетного и ссудного банка, гласный С.-Петербургской городской думы (1858-1892).

Григорий Петрович - достойный представитель рода Елисеевых, продолжатель семейного дела, и поэтому, вспоминая о нем, невозможно не вспомнить и о вековой истории всей семьи. Вот что пишет об этом "Российский Энциклопедический словарь": «Елисеевы, владельцы петербургской фирмы, державшей в Санкт-Петербурге, Москве и Киеве магазины по торговле винами и колониальными товарами, имевшей собственные пароходы, а также винные подвалы на острове Мадейра, в Бордо и Опорто. Начал дело в 1813 бывший крепостной Пётр Елисеев. В 1843 его сыновья Сергей, Степан и Григорий основали торговый дом «Братья Елисеевы». С 1892 продолжил дело единоличный владелец фирмы Григорий Григорьевич Елисеев (1858-1942), открывший так называемые елисеевские магазины (крупнейшие - на Невском проспекте в Санкт-Петербурге и на Тверской улице в Москве).»

Анатолий РУБИНОВ
Журнал "Наука и Жизнь" , №8, 2001 год

МАГАЗИН ЕЛИСЕЕВА

Знаменитый на всю Россию "Елисеевский" магазин вполне мог бы называться иначе - "Касаткинский", если бы не сыновняя любовь двух рослых молодых красавцев к своему батюшке, который своим примером и наставлениями научил сыновей трудолюбию и тем вывел их в люди. В прославление не подлинной своей фамилии - Касаткины, а имени батюшки они назвали основанное ими дело по общему отчеству: "Товарищество братьев Елисеевых". А внуки закрепили дедово имя в памяти России, передав через полвека это название двум магазинам, самым роскошным во всем государстве и похожим, как братья-близнецы, - в Санкт-Петербурге и Москве. И третьему - в Киеве... Даже когда после революции в торговом деле не осталось ни одного Елисеева, их магазины в народе оставались "Елисеевскими" - видимо, стены тоже имеют память.

КРАСНА ЗЕМЛЯНИЧКА К РОЖДЕСТВУ...

Все началось с графа Шереметева. Его крепостными были Касаткины, а также их родня - Кузнецовы, Красильщиковы, Ковалевы. Жизнь многих из них сложилась на удивление необычно. Дочь Ивана Ковалева, Прасковья, красавица, которую Бог одарил дивным голосом, стала супругой графа обер-гофмаршала Николая Петровича Шереметева. Он удивил весь Петербург, женившись на своей крестьянке, а был властен подарить, продать или обменять ее. В театре Шереметева она носила сценическое имя - Жемчугова, с ним и прославилась в обеих столицах.

Хозяин гордился своей актрисой, тайно любил ее. Впрочем, вся дворня знала об этом - несколько лет барин и крепостная артистка жили невенчанно. Но когда она стала вдруг увядать, назвал ее перед Богом и людьми законной женой. Было тогда Параше тридцать лет, а в тридцать четыре она умерла.

Граф и крепостная актриса обвенчались накануне Рождества 1801 года. С тех пор перед каждым новым годом Шереметев приезжал на родину Прасковьи Жемчуговой в свое рыбинское имение, где все местные ее знали и помнили. С большой компанией друзей и поклонников покойной жены приехал он сюда праздновать очередное Рождество. Этот приезд графа в свое любимое имение первые Елисеевы вспоминали всю жизнь, а последующие во всех подробностях передавали рассказ о давнем событии из поколения в поколение...

В праздничный вечер граф Николай Петрович и его гости уже сидели при свечах в Зеркальном зале за столом, когда с загадочным выражением на лице неожиданно вошел садовник Петр Касаткин. Он нес в вытянутой руке нечто такое, что у каждого взглянувшего вызывало восторг: в лютый рождественский мороз он держал на блюдечке, словно бы только что вернулся из леса... землянику, которая поспевает после Троицы! И поставил перед графом на стол.

Первым пришел в себя граф Николай Петрович:

Петр Елисеевич, да как же ты сохранил такую красоту?

Касаткин отшутился:

Да вот собрал. У нас, знамо, места земляничные.

Первую ягодку взяла самая почетная гостья, княгиня Варвара Долгорукая, и сказала с удивлением:

Настоящая! А вот и зеленый листок! Настоящая лесная земляника... А я сперва подумала, что конфета. (Тогда говорили: "конфекта".)

Потом попробовал граф Шереметев, блюдечко пустили по кругу. Мужчины передавали его друг другу, а те подносили сначала своим дамам. Все брали по ягодке, восхищались графским садовником. Очень он угодил барину! И тот опрометчиво воскликнул:

Угодил, Петр Елисеевич! Проси, чего пожелаешь. Все дам за такое уважение!

Касаткин не смел взглянуть на барина, хотя к вопросу готовился заранее, но ответил внятно, чтобы услышали все присутствующие:

Дай, граф, вольную...

Конечно, это была неслыханная дерзость: в присутствии почтенных гостей поймать графа на слове. Но обер-гофмаршал виду не подал, что жалеет о своей опрометчивости (потерять такого садовника!). Только потом, при расставании, выказал обиду, но сейчас ответил радушно, щедро:

Отпускаю тебя, Петр Елисеевич. Конечно, с женой.

Восторженной княгине Варваре Владимировне Долгорукой этого показалось мало. Гостья добавила:

Граф, наверное, даст в придачу и сто рублей. На обзаведение.

Шереметев тут же вызвал управляющего и велел при всех отсчитать сто рублей - огромные по тем временам деньги!

Боясь, что граф может одуматься, Касаткин, как только выправил бумаги, быстро собрался и уехал с женой в санном обозе, который хозяин по зимнику отправлял в Петербург за "колониальным товаром".

ОРАНЖЕВЫЙ РУБЛЬ

Через два дня Касаткины уже в Петербурге. Петр Елисеевич и Мария Гавриловна остановились у своих деревенских, следивших за городским дворцом Шереметевых: в нем всегда должно быть чисто и тепло на случай неожиданного приезда хозяина. Наутро купили мешок апельсинов, деревянный лоток на голову и вышли на людный Невский проспект. Мария Гавриловна встала на перекрестке с Садовой (сторожить фрукты в мешке, пока они не понадобятся), а Петр Елисеевич с лотком на голове, наполненным апельсинами, пошел, улыбаясь, навстречу прогуливающейся благородной публике, предлагая свой неожиданный в зимнюю пору штучный товар. Сначала стеснялся, но к концу дня научился бойко выкрикивать, как будто сам был очень рад: "Кто хочет угостить даму апельсином? Копейка - что за деньги! Кто не пожалеет копейку, чтобы порадовать даму апельсином?"

Кавалеры, проявляя галантность, открывали кошельки. У некоторых в руках оказывался пятак, а поскольку у предупредительного продавца тут же находилась сдача, они проявляли щедрость: дескать, давай апельсинов на две копейки... Но, изумляя покупателей, Петр Елисеевич протягивал им на две копейки три апельсина. Дома жена выговаривала. Зачем наносить себе урон? Сказано ведь, апельсин стоит копейку, а если дал две копейки, то и получай два апельсина. Однако убытка не оказалось. К концу первого дня супруги пересчитали свой капитал: утром было сто рублей, к вечеру - сто один.

Все меньше приходилось Марии Гавриловне стоять на холодном сквозняке: Петра Елисеевича узнавали, выходили на Невский специально, чтобы удивить спутницу столь красивым белой зимой оранжевым фруктом. Все чаще с пустым лотком в руке Петр Елисеевич возвращался к Садовой, где томилась в ожидании жена. Да и она, преодолев смущение, стала не только стоять с товаром, но понемногу и приторговывать. Тогда купили второй лоток - для жены. И Мария Гавриловна пошла с ним, тоже улыбаясь, по другой стороне Невского проспекта...

Летом в Петербург прибыли с попутчиками их малые сыновья - Сергей, Григорий и Степан, остававшиеся до того в деревне с бабкой Пелагеей. Попривыкнув к петербургской жизни, Мария Гавриловна теперь настояла вызвать детей. Да они и не мешали. Особенно старший, Сергей, которому шел уже тринадцатый год. Он вместо матери подносил отцу апельсины, глядел за младшими, а потом, когда сняли помещение для лавки в доме Котомина на Невском же проспекте (по-нынешнему - в доме № 18), убирал с младшими братьями в нем, сбивал ящики для фруктов. Все шло к тому, чтобы завести собственное дело.

Об успехах Петра Елисеевича граф Шереметев узнал от своей дворни: барский садовник разбогател, открывает собственное дело, стал петербургской знаменитостью. О занятном человеке, получившем свободу благодаря землянике, поспевшей в оранжерее к Рождеству, действительно судачили в богатых домах, восхищались: вот славно придумал продавать апельсины зимой с лотка на голове!

Целый год семья жила экономно. В уголке, который сняли для лавки, отвели небольшое место для самих себя. Ничего лишнего не покупали - берегли деньги. Как-то раз после Рождества у перекрестка с Садовой, который они с женой с самого начала облюбовали, Петр Елисеевич нежданно встретился со своим бывшим хозяином-благодетелем. Граф искренне обрадовался, стал расспрашивать, что это у Петра Елисеевича на голове. Недавний крепостной все рассказал и, не снимая с головы деревянного лотка, добавил, что собирает хорошие деньги, чтобы откупить у графа своего брата, Григория Елисеевича Касаткина.

И сколько собрал? - спросил Шереметев.

Сто сорок рублей и тридцать копеек, - ответил бывший садовник.

Граф думал всего мгновение:

Полагаю, этого вполне достаточно.

Петр Елисеевич не сразу сообразил, что слова графа означают согласие, а когда понял, пал, к удивлению прохожих, на колени, стал искать руку барина, чтобы поцеловать. Только тут он заметил, что Шереметев не один. В карете, которая остановилась на Невском возле Садовой и ждала графа, сидела укрытая меховой полостью и смотрела на происходящее Варвара Владимировна Долгорукая, год назад первая отведавшая счастливую рождественскую землянику. Не потому ли граф и сегодня не чинился, не дал себя уговаривать - хотел сыграть роль благодетеля до конца?

Всего через месяц как-то поздним вечером в Петербурге появился Григорий Елисеевич. Одет он был по-крестьянски, и Петр первым делом повел брата к новому своему знакомому - портному. Вторым делом отправились к стряпчему, чтобы тот сочинил и красиво написал прошение об учреждении "Товарищества братьев Елисеевых".

Потом историки Санкт-Петербурга спорили с родней преуспевающих Елисеевых, когда, в какой год было создано "Товарищество" и в каком поколении, считая, что вовсе не Петром и Григорием оно основано, а тремя сыновьями Петра Елисеевича, и только в 1857 году. Потомки в ответ спрашивали: почему же тогда столетнюю годовщину "Товарищества братьев Елисеевых" отмечали именно в 1913 году?

ОСТРОВ ПОГРЕБОВ

Хотя Петр Елисеевич, преданно глядя на своего благодетеля, и назвал точную сумму в рублях с копейками, денег у него водилось гораздо больше. Как-то, дождавшись утра, он вынул ассигнации и серебро и вместе с братом дважды пересчитали их (вечером ассигнации не листают: какой-нибудь недобрый человек может ненароком увидеть в окно и польститься на чужие деньги).

Братья были не безграмотными, еще в деревне священник выучил обоих считать и писать. В Петербурге же они первым делом овладели географией: хотели точно знать, где произрастают благородные фрукты - апельсины, фиги, бананы и как получается из винограда барское горячительное вино. Оставив Григория Елисеевича в Петербурге торговать (непременно без перебоев, даже по воскресеньям и в праздники) и подробно наказав брату, как поступать, если встретится какое-нибудь затруднение - с полицией ли, с хозяином ли тротуара (братья уже не ходили сами вдоль улицы, а наняли бойких разносчиков), сам Петр Елисеевич отправился парусным судном туда, где апельсины растут на деревьях, как в России яблоки.

Он намеревался попасть на юг благодатной Испании, где, по слухам, петербургские купцы - главным образом из немцев и французов - закупали колониальные товары. Но корабль по какой-то надобности сначала остановился на острове Мадейра. И покрытый лесом остров (в переводе на русский Мадейра - "страна лесов"), и город Фуншал очень понравились нашему путешественнику. Оценил он тамошние вина - мадеру, мальвазию и вердельо. В Петербурге - холодная слякотная осень, а на Мадейре буйно цветет вечное лето. Увидел он сады, которых от роду не встречал: неведомые плоды прятались в тени листьев, а папайя росла прямо из голых серых стволов. Общаться с местными людьми ему помогали моряки, которые немного знали португальский, но им предстояло плыть дальше. А Петр Елисеевич отважно решил остаться в Фуншале один, договорившись, что на обратном пути корабль возьмет его домой.

Он ездил и ходил по острову, разглядывал растительность и странные аккуратные круглые зеленые холмы; подобные морским волнам, они были похожи один на другой, словно бы сделанные одной рукой. В первый же день он узнал, что действительно это не творение Божье, а сооружение человеческих рук: прохладные даже в самую сильную жару винные погреба со сводами, выложенными кирпичом. В них дозревало и хранилось вино, за которым присматривали смуглые, загорелые люди.

Постепенно начиная понимать португальскую речь, Петр Елисеевич и сам открыл многое, наблюдал, как мнут виноград, что делают с ним потом, в каких бочках содержат зреющее вино. Удивился, почему совершенно созревшие кисти винограда не снимают с лозы. Оказывается, то обязательная хитрость: из спелых ягод, остающихся еще какое-то время на кусте, получают замечательный изюм с тонкой, нежной кожицей. Местным виноделам очень понравилось, что исправно одетый и, видимо, небедный гость, поглядев на их работу, скинул башмаки, закатал штаны, обмыл ноги и весело присоединился к рабочим, которые топтали гроздья.

Ко времени прибытия корабля общительный, никогда не унывающий Петр Елисеевич уже коротко познакомился со всеми видными виноделами острова. Капитан и моряки только удивлялись, как быстро он сошелся с ними. Они похлопывали друг друга по спине, местные виноделы матерились по-русски и при этом перемигивались, словно бы знали значение ругательств. Петр Елисеевич словами и жестами уже обо всем с ними договорился: когда он будет присылать корабль за бутылками и бочками с вином, как и почем станет расплачиваться. Поговорив с виноделами, капитан (он владел и португальским, и испанским) убедился, что Петр Елисеевич совершенно правильно понял торговцев, а они его, и взял на корабль первую партию вина. В Петербурге оно произвело фурор! Такого замечательного вина не видели даже в домах, знающих толк в питье.

Вернувшись из Португалии, в том же 1821 году Петр Елисеевич снял в петербургской таможне помещение для приема и хранения иностранных вин. Дело задумывалось большое - регулярно доставлять из-за границы иностранный товар. А спустя три года он уже открыл на Биржевой линии Васильевского острова постоянную винную торговлю, и она сразу же стала пользоваться успехом. У "Елисеевых" можно было купить самые лучшие вина, за которыми присылали даже французские аристократы, оставшиеся жить в России после революции во Франции, - а уж они-то толк в благородных напитках знали! Иных приманивали заморские бутылки затейливых форм, но особенно ценилось старое, выдержанное вино знаменитых фирм с выцветшими этикетками. Наконец, в 1824 году Петр Елисеевич заявил свой капитал в Купеческой управе и записался вместе со всем семейством в купеческое сословие. Но неожиданно заболел и в 1825 году, не дожив и до пятидесяти лет, скончался.

Петр Елисеевич поступил удивительно предусмотрительно, записав в купеческое звание всю семью: дело продолжила вдова, Мария Гавриловна, вместе с подросшими сыновьями и Григорием Елисеевичем. Явно в батюшку деловыми качествами пошел старший сын, Сергей Петрович - ему уже было двадцать пять лет. Постепенно Мария Гавриловна доверила ему все сложное хозяйство, но и младшие сыновья старались. Особенно Григорий Петрович...

Торговый дом Елисеевых быстро стал одним из самых удачливых во всем Петербурге. В его лавках зимой всегда продавали изюм без косточек, фиги, свежий виноград и другие заморские фрукты,даже плоды папайи, которые первыми из богатых покупателей оценили люди пожилые. Хозяева магазинов "Колониальные товары" рекомендовали им начинать день именно с папайи, хотя она и выглядит невзрачно, и, казалось бы, не очень вкусна. Надо разрезать плод вдоль, выжать на него сок лимона и съесть ложечкой натощак - "бодрит желудок"... Так на Мадейре, бывало, рассказывал батюшка Петр Елисеевич, поступали даже бедные люди.

Самые неожиданные плоды, названия которым знали далеко не все покупатели, у "Елисеевых" выглядели такими свежими, будто их только сняли с куста или дерева. А все потому, что с самого начала было строго заведено: перед тем, как выставить для продажи фрукты или ягоды, обязательно убрать порченые - не обрезать пожелтевшее или подгнившее, а вовсе не выставлять. Пусть это съедят сами продавцы, но непременно - в лавке. Домой не относить, чтобы никто не увидел, что райского вида товар, привезенный морем, может испортиться. У "Елисеевых" товар - только отменный!

Сергей, Григорий, Степан, уже немного знавшие французский, стали расширять личное знакомство с поставщиками. Каждый из них время от времени уезжал за границу: во Францию, потом в страны Пиренейского полуострова, в Англию - заключали сделки с крупнейшими поставщиками "колониальных товаров".

ПРОГЛЯДЕЛИ ПАРОХОД

Дело у "Товарищества" шло так успешно, что еще старшие Елисеевы - Петр и Григорий - перестали нанимать парусники, ходившие в южные моря. Обзавелись своими. В Голландии купили "Архангела Михаила", "Святого Николая" и трехмачтовую красавицу "Конкордию". На них доставлялись плоды и ягоды с берегов Португалии, с островов Средиземного моря, из райских мест Африки, где фрукты были еще дешевле. Парусные суда добирались даже до Индии. За навигацию парусники успевали совершать по два рейса.

Собственная доставка обходилась сказочно дешево. Можно было снижать цены на товары и с каждым днем богатеть: капитаны, моряки, приказчики обходились недорого. Завистники с насмешкой говорили: "Больше всего стоит ветер, что надувает паруса".

А между тем упоенные успехом братья Елисеевы не заметили, что внезапно просчитались. Не поняли, отчего дешевеет парусный флот, просмотрели появление пароходов - судов несравненно более быстроходных и выгодных. А ведь много лет назад уже был повод приглядеться к новому и хорошенько подумать. Летом 1817 года, воскресным днем, всей семьей прокатились из Петербурга до Кронштадта на первом российском пароходе - на чудном, пышущем злым паром судне под названием "Елизавета". Российскому пароходу было тогда уже три года, но интерес к нему постепенно угас. Кто бы мог подумать, что у этого чудища большое будущее? Старшие Елисеевы - Петр и Григорий, как и все, тоже увидели в новшестве одно баловство, не имеющее никакого отношения к торговому делу.

Спохватились сыновья, да поздно. В их оправдание надобно сказать, что даже просвещенные люди того времени не предвидели огромных перемен, связанных с появлением парового двигателя. Это случилось во времена молодости Пушкина, однако ни в стихах, ни в письмах, ни в прозе он никак не откликнулся на событие, которое вскоре перевернуло жизнь всех народов Земли. Почти двадцать лет спустя отозвался лишь композитор Глинка. Он написал бодрую песню о том, как "веселится и ликует весь народ, пребывая в нетерпеньи", - в честь появления первой в России железной дороги между Санкт-Петербургом и Царским Селом. Их связал железными рельсами "пароход", который "мчится в чистом поле". Пароходом сначала называли и паровоз, одним новым словом связав транспорт речной, морской и совершенно необычный наземный. Слово очень точное в объяснении силы рвущегося на волю пара, благодаря которой "экипаж" несется с "немыслимой" скоростью вперед - по воде и по земле.

Да, молодые Елисеевы проглядели новинку, а конкуренты воспользовались изобретением, наняли быстроходные пароходы и первыми стали доставлять в Россию с юга все, что поспело и не должно увянуть, испортиться дорогой. Капитаны груженных фруктами пароходов, вовсю дымящих в синее небо, старались в море подойти поближе к елисеевскому паруснику, а поравнявшись, неожиданно оглушительно загудеть и тут же прибавить скорость - так они унижали "морскую черепаху". Удаляясь, моряки насмешливо махали с палубы рукой. Однако младшие братья Елисеевы не долго кручинились. Они извлекли из поражения урок и отныне помнили его всегда: внимательно следить за всем новым, чтобы всегда быть впереди.

Средний, Григорий Петрович, постепенно становился во главе семейной фирмы. Два уцелевших парусника удалось продать тем, кто все еще не верил в наступление новой эры. Полученные деньги истратили на покупку винных погребов в Бордо, Опорте, Хересе и, конечно же, на Мадейре. Братья Елисеевы теперь больше надеялись на то, что не могло ни утонуть, ни устареть. В лучшее время года, когда фрукты стоили очень дешево, они скупали у крестьян их урожай, хранили нежный товар в каменной прохладе погребов и, наняв пароходы, везли его в Россию. Местные крестьяне рады были получить сразу всю выручку за урожай, а в Петербурге, где зима начиналась раньше, чем в остальной Европе, радовались экзотическим фруктам.

КУПЦЫ ВО ДВОРЯНСТВЕ

Много лет спустя первые советские туристы очень удивились, услыхав от местного населения Мадейры про "елисеевские погреба" на острове. Оказывается, имя прежних владельцев уцелело вместе с некогда принадлежавшими им "кирпичными холмами" и во французском Бордо, где делают легкое вино, и в испанской Андалузии - Хересе-де-ла-Фронтере, где вызревает белое крепкое виноградное вино. Туристы привезли на родину первые запоздалые вести о том, как хозяйствовали в свое время братья Елисеевы в этих землях. Сначала те снимали, а потом стали откупать надежные подвалы - прохладные огромные кирпичные залы со сводами и гигантскими деревянными емкостями. Подвалы и хранилища со временем приобрели новых владельцев, но по-прежнему назывались "елисеевскими", совсем как в Москве и Ленинграде, где новые покупатели упорно именовали самые красивые магазины не "Гастроном № 1", а так, как их называли предыдущие поколения москвичей и петербуржцев - "Елисеевский", иногда не зная точно, что это означает.

В 1873 году, когда во главе всех дел стоял Григорий Петрович (уже действительный статский советник и гласный городской Думы), он представил в Вене свою коллекцию вин и получил почетный диплом, в Лондоне - Золотую медаль. Его самый удачливый сын, Григорий Григорьевич Елисеев, еще при жизни батюшки отправил в 1892 году из Петербурга в Париж коллекцию старых французских вин, хранившихся в семейных подвалах. Качество вин, прибывших из северной страны, многие из которых на своей родине, казалось бы, исчезли навсегда, удивило знатоков. За годы хранения в России они не утратили ни вкуса, ни аромата, пожалуй, даже приобрели - благородство старого вина. Устроители выставки присудили русскому ее участнику Золотую медаль "За выдержку французских вин". На другой всемирной выставке в Париже, в 1900 году, Григорий Григорьевич представил публике "вне конкурса" самую лучшую свою коллекцию. Она называлась "Retour de Russie". Владелец ее получил высшую награду Франции - орден Почетного легиона (лишь через год специальным указом царя ему было дозволено принять награду чужого государства).

Ценили Елисеевых и на своей родине. Григорий Петрович на склоне дней своих (ему шел девятый десяток) удостоился сначала ордена Святой Анны третьей степени, через четыре года - того же ордена второй степени. Его сын, Григорий Григорьевич, ставший во главе торгового дома, был пожалован в 1896 году орденом Святого Владимира четвертой степени, а через четырнадцать лет - тем же орденом третьей степени. В 1910 году потомок крепостного крестьянина, его жена и младшая дочь Мария получили дворянство. Три года спустя, 14 марта 1913 года, Николай II даровал потомственное дворянство всем Елисеевым, целое столетие дружно поднимавшимся наверх.

Это торжественное событие произошло перед самой семейной катастрофой, которая разразилась совсем неожиданно и разбила на части сплоченную семью. В 1915 году она была внесена в первую часть Дворянской родословной. К недоумению взрослых сыновей, в царском указе кроме младшей дочери Марии называлось имя второй жены Григория Григорьевича - Веры Федоровны. Именно это ненавистное младшим Елисеевым имя послужило причиной сыновнего бунта.

Но мы забежали вперед, до этого еще далеко.

ЗДЕСЬ ПУШКИН БЫЛ...

Известный в деловых кругах Григорий Григорьевич Елисеев задумал в конце XIX века поразить Москву и Санкт-Петербург невиданными магазинами колониальных и гастрономических товаров. Они должны были явить обеспеченной публике обеих столиц (а позднее и Киева) совершенно новый тип торговли - уважительный, почтительный, с богатейшим набором товаров.

Место в Петербурге определили легко - в центре Невского проспекта, где он пересекается с Садовой, - в память почтенных предков, некогда ходивших здесь с лотками на головах. В Москве найти место оказалось труднее. Одни советовали Арбат - там живут семьи старых аристократов и самые богатые из купцов, купившие у разорившихся дворян их родовые особняки. Другие называли Тверскую, Большую Дмитровку, Петровку или бульвары, где обустроились новые хозяева жизни - удачливые купцы, адвокаты, врачи.

Встретив как-то в Купеческом клубе (в то время он снимал помещение с садом на углу Большой Дмитровки и Козицкого переулка) братьев Гучковых, Елисеев осторожно намекнул им, мол, Москву очень бы украсил новый магазин, будь он построен напротив дома генерал-губернатора. Александр Иванович Гучков, служивший в городской управе, только улыбнулся и по секрету сказал, что там готовят место для памятника генералу Скобелеву. Но указал подходящее место поблизости: запущенный старинный дворец, некогда принадлежавший княгине Белосельской-Белозерской. Главным фасадом он выходил на Тверскую, а боковым - в Козицкий переулок, где они и вели беседу.

Дворец княгини Белосельской-Белозерской находился во владении, в свое время принадлежавшем князьям Вяземским. В 1797 году его за бесценок купила вдова статс-секретаря Екатерины II Е. И. Козицкая. С тех пор переулок и получил свое название, хотя владение после смерти вдовы перешло к ее дочери - в замужестве княгине Белосельской-Белозерской. Она-то и повелела снести старые постройки и возвести величественное здание, заказав проект модному архитектору М. Ф. Казакову.

Возведенный дворец в 20-х годах XIX века прославился тем, что в нем у Зинаиды Волконской (дочери князя Белосельского-Белозерского) собиралась вся литературная Москва. Потом - на все времена - тем, что другая Волконская, Мария, жена декабриста, сосланного на каторгу, провела во дворце последние сутки перед отъездом в Сибирь к мужу. Провожая родственницу к саням, стоявшим во дворе дома у внутреннего выхода на Козицкий переулок, Зинаида Волконская в последнюю минуту спохватилась и приказала немедленно остановить тронувшиеся было повозки. Она захотела послать в Сибирь свои клавикорды, на которых любила играть Мария Волконская. Обоз остановился, слуги вынесли музыкальный инструмент, поставили его, закрепили, чтобы не двигался даже на ухабах, - предстояло путешествие по бездорожью, длиной в тысячи верст.

За несколько лет до восстания декабристов в этом дворце часто бывал Пушкин. Его хозяйке, Зинаиде Волконской, поэт написал восторженные стихи:

Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется, и пылает гений.
Певца, плененного тобой,
Не отвергай смиренной дани...

Скорее всего, Пушкин имел в виду знак дома: "двойной венок", украшавший фронтон дворца. Здесь же хозяйка дворца устроила торжественную встречу возвращенному из Михайловской ссылки поэту.

Прошло пятьдесят лет, и знаменитый дом стал собственностью преуспевающего купца Самуила Мироновича Малкиеля. Затеянная им перестройка пошла на пользу зданию. Новый владелец с разрешения управы убрал с фасада разрушающиеся колонны, устроил на втором этаже галерею. У парадного входа на Тверской появились четыре кариатиды. Дворец, ничего не потеряв из первоначального замысла знаменитого архитектора, стал выглядеть строже и опрятней. Однако новый владелец вскоре почему-то покинул его. Потом дом переходил от одного владельца к другому, пока наконец его не купил Григорий Григорьевич Елисеев - 5 августа 1898 года.

Еще не были доведены до конца все формальности, а Елисеев уже обратился к известному архитектору Барановскому с письменной просьбой "принять на себя труд заведовать в качестве архитектора всеми строительными работами в занимаемом ныне помещении... составлять и подписывать планы, приобретать необходимые материалы, нанимать и удалять рабочих. Торговое товарищество верит Вам, спорить и прекословить не будет...".

И действительно, Григорий Григорьевич, доверившись архитектору, ни разу не усомнился в решениях Барановского. Проект будущего магазина был сделан всего за два месяца с небольшим, и уже 23 октября Елисеев донес городским властям, что желает "приступить к ремонтным работам и переделкам в доме моем". И представил чертежи. Однако ему очень хотелось, чтобы вид будущего магазина стал сюрпризом для всей Москвы, а потому приказал одеть здание в леса и обить со всех сторон досками, чтобы не было видно сквозь зеркальные окна, поставленные еще Малкиелем, над чем трудятся строители.

К этому времени энергичный и предприимчивый Григорий Григорьевич стал единственным наследником растущего дела. Дядя Сергей Петрович Елисеев давно умер, а родной брат и совладелец Александр Григорьевич добился почестей и больших должностей на государственной службе - стал действительным тайным советником, кавалером многих орденов. Его не привлекало беспокойное торговое дело.

Таинственная стройка, волновавшая московскую публику, продолжалась несколько лет. Охрана то и дело ловила любопытных, которые, оторвав с одного гвоздя доску, старались отодвинуть ее, чтобы взглянуть, что же творится внутри огромного деревянного ящика. Нескольким это удалось. Одни с восторгом, другие с ужасом рассказывали: неподалеку от Страстного монастыря возводится мавританский замок.

ХРАМ ГУРМАНОВ

И вот наступил погожий летний день [летний? по другим данным, магазин был открыт 21 января 1901 г. - прим. администратора сайта ] 1901 года, на который был назначен торжественный молебен в честь открытия "Магазина Елисеева и погреба русских и иностранных вин". К утру разобрали деревянный ящик, и преисполненная любопытства публика ахнула, увидав великолепный фасад, а через огромные блистающие чистотой окна - роскошную внутреннюю отделку магазина: высокий, в два этажа, зал, свисающие с потолка великолепные хрустальные люстры, потолок и стены, отделанные сказочным декором. Магазин действительно словно бы явился из "1001 ночи".

В. А. Гиляровский скромничал, когда привел стихи "неизвестного автора", посвященные открытию "храма обжорства", - их написал он сам. Свидетель и участник торжества, поэт-репортер подробно описал богатство прилавков, поразившее москвичей:

А на Тверской в дворце роскошном Елисеев
Привлек толпы несметные народа
Блестящей выставкой колбас, печений,
лакомств...
Приказчик Алексей Ильич старается
у фруктов,
Уложенных душистой пирамидой,
Наполнивших корзины в пестрых лентах...
Здесь все - от кальвиля французского с гербами
До ананасов и невиданных японских вишен...

Почетные гости, получившие роскошно напечатанные на верже, окаймленные золотой виньеткой пригласительные билеты, входили в магазин со двора - так свидетельствовал Гиляровский, описавший торжество в газете "Россiя", а много лет спустя - в своей знаменитой книге о Москве.

Среди тех, кто вошел в царство гурманов через устланный коврами Козицкий переулок, была вся московская знать во главе с военным генерал-губернатором (сыном императора Александра II) Великим князем Сергеем Александровичем с супругой, гласные городской Думы. Разнообразие винных, гастрономических, колониальных товаров не поддавалось описанию. Обо всем можно было узнать у галантных приказчиков, почтительно отвечавших на всевозможные вопросы покупателей.

Сортов кофе было так много, что москвичи терялись, какой кофе покупать - аравийский или абиссинский, вест-индский или мексиканский. Приказчики склонялись к тому, что ароматнее всего кофе из Южной Америки или, по крайней мере, из Центральной. Тогда в России кофе пили немногие. На одного жителя приходилось едва ли сто граммов в год, в Англии в ту пору пили в пять раз больше, но вот кто действительно тогда наслаждался ароматным напитком, так это голландцы - в 81 раз больше, чем россияне.

В России был популярен чай. И Елисеевский магазин предлагал богатейший выбор чаев из Китая, Японии, Индии, Цейлона. Тонкие знатоки предпочитали покупать у "Елисеева" чай с Явы.

Сложный букет ароматов Елисеевского магазина создавали пряности: в самом пахучем уголке его гнездились прекрасные склянки с ванилью, гвоздикой, кардамоном, шафраном, корицей, мускатным орехом...

Очень высоко ценили покупатели сырный отдел. В любое время года выбор разнообразных сыров казался безграничным. Твердые - швейцарский, честер, эментальский, эдамский и, конечно, итальянский "гранитный" пармезан. Еще более разнообразным представал прилавок мягкого сыра: на непромокаемом пергаменте лежали в соседстве "жидкий" бри, невшатель, лимбургский, эдамер, шахтель... (Кстати, его заметил Гиляровский, и именно его предпочитала вся богатая Москва.)

Григорий Григорьевич Елисеев открыл москвичам "деревянное масло" (так тогда называлось оливковое). Оно из Прованса шло через Одессу и Таганрог.

В трех залах магазина было пять отделов: гастрономический, сверкавший всевозможными бутылками и хрусталем "баккара", колониальных товаров, бакалея, кондитерский и самый обширный - фруктовый. На редкость аппетитны были кондитерские изделия - большие и малые торты или маленькие "дамские пирожные" (птифуры), которыми хорошо угостить спутницу, проезжая мимо Елисеевского. Этим незаметно завлекали в магазин будущую покупательницу: получив удовольствие от угощения, дама замечала и другие продукты, которые ей внезапно становились необходимыми к своему столу... Пирожные выпекались в собственной пекарне во дворе и словно хранили ее тепло. Их не коснулся холод ледника - он хорошо хранит, но вкуса не прибавляет. Десятки сортов колбас изготавливались в своей колбасной тоже во дворе, который когда-то расчистил Малкиель...

Москва оценила и новинку: грибы из Франции - трюфели. Они, конечно, стоили дорого, но очень годились для торжественного обеда. А анчоусы? Таким красивым словом называлась маленькая подкопченная, специального посола рыбка, бурая на спинке, с серебряным брюшком. Глядя на восторженных людей, по достоинству оценивших его вкус и размах, Григорий Григорьевич спокойно, но многозначительно улыбался, потому что готовился удивить публику чем-то еще более значительным.

Такой же фурор произвели магазины Елисеева в Петербурге, а позже - в Киеве. Они сделались самыми знаменитыми в России, все, что продавалось в них, годилось для радостного праздничного стола.

Действительно, "Елисеевский" задавал тон всей торговой Москве. Лучшему российскому магазину стал подражать молокоторговец Чичкин. Он тоже одел приказчиков в белое и крахмальное, а стены облицевал белейшей, под стать молоку, кафельной плиткой. Один из магазинов забытого теперь, а некогда известного всей Москве Чичкина еще сохранился - то "Молоко" на Большой Дмитровке. Но сегодня там не демонстрируют свежесть продуктов вечерним публичным выливанием в канализацию сегодняшнего молока: тогдашний хозяин считал, что молоко не может быть вчерашним, и сам следил, чтобы приказчики в белом выносили на улицу бидоны и у всех прохожих на виду медленно опорожняли их.

СКАНДАЛ В БЛАГОРОДНОМ СЕМЕЙСТВЕ

В обеих столицах шумно отпраздновали столетие фирмы. Прошло ровно сто лет, как крепостные крестьяне - один отпущенный, другой выкупленный, - имевшие сто подаренных барином рублей, отважно начали свое дело. Второе поколение Елисеевых получило неплохое образование, а внуки уже сами выглядели аристократами, говорили на иностранных языках. Старший из них, Сергей Григорьевич, владел многими языками - французским, немецким, китайским, корейским и японским (он учился в Токио, прожил там два года). Второй - бойкий, смышленый молодой человек, Николай, стал преуспевающим биржевым журналистом. Всего у Григория Григорьевича Елисеева было пятеро сыновей, и он гордился ими.

И вдруг в семье разразился скандал. О нем заговорили все, кто знал и не знал Елисеевых. Стряслось великое несчастье. Жена Григория Григорьевича, пятидесятилетняя Мария Андреевна, из рода известных купцов Дурдиных, внезапно покончила жизнь самоубийством - повесилась на собственной косе...

Это случилось 1 октября 1914 года. И все сразу узнали причину: миллионер Елисеев давно тайно любил Веру Федоровну Васильеву, замужнюю молодую даму (она была моложе Григория Григорьевича почти на двадцать лет). Кто-то донес сыновьям, слух дошел до их матери, и она не перенесла позора.

Но это был лишь первый акт семейной трагедии. Когда сыновья Елисеева-старшего узнали, что отец отправился в далекий Бахмут (возле Екатеринослава) вовсе не по делам тамошнего имения, а встретиться с возлюбленной, из-за которой мать ушла из жизни, все тотчас покинули отчий дом. Выяснилось чудовищное для сыновей обстоятельство: 26 октября, всего через три недели после смерти жены, Григорий Григорьевич, только что отметивший свое пятидесятилетие, обвенчался в Бахмуте с виновницей семейной трагедии. На этом фоне высочайшее повеление внести в первую, самую почетную, часть Дворянской родословной книги новую жену - Веру Федоровну они восприняли как оскорбление покойной матери. Недавно еще дружная большая семья распалась. В доме отца осталась жить только младшая - дочь Машенька, которой шел пятнадцатый год. Братья поклялись отнять у отца Машу.

Григорий Григорьевич, зная твердый характер сыновей - у него самого был такой же, - нанял телохранителей. Они сопровождали девочку в гимназию, на прогулках с бонной, сидели в подъезде, прохаживались круглые сутки возле опустевшего роскошного дома на Биржевой линии, где жили теперь лишь хозяин с дочерью и новой женой (рядом с домом № 14, который занимал Елисеев-старший, стояли принадлежавшие ему же дома № 12, 16, 18...).

Замкнувшаяся в себе после смерти матери Машенька вдруг резко переменилась - стала разговаривать с отцом, хотя в глаза все так же не глядела: она тайно через подругу по гимназии получила от брата Сергея записку, посоветовавшего ей стать добрее, ласковее и тем усыпить бдительность отца.

В это время братья составили хитрый план похищения и выполнили его успешно. На повороте улицы, когда Машенька с надоевшими ей телохранителями возвращалась в экипаже из гимназии домой, произошло столкновение: какой-то лихач, словно слепой, наехал прямо на карету. Охранники только на минуту выскочили из экипажа, чтобы разобраться с наглецом, как тут же из подъезда дома выскочили нанятые молодцы, подхватили девочку и заперли за собой дверь. Войти в дом никто не имел права - частная собственность. Явилась полиция, а вскоре прибыл и сам Григорий Григорьевич, но и ему, теперь потомственному дворянину, главе всех санкт-петербургских купцов, бессменному гласному городской Думы, человеку со связями в высшем свете, богатому и могущественному, не удалось вернуть свою дочь. Выглянув из окна, в присутствии адвоката, которым благоразумно запаслись братья, она крикнула: "Я сама убежала. Из-за мамы..."

До самой революции - три года! - длилось судебное разбирательство, которое кончилось в Сенате. Газеты регулярно писали о ходе жалобы Елисеева, у которого украли дочь. Владелец "Елисеевских магазинов" сломался: грустил, по сведениям, получаемым тайно от слуг, оставшихся верными покойной хозяйке и ее сыновьям, стал пить горькую, перестал заниматься делами, передав все заботы о "Товариществе" управляющим, на людях показывался редко. Но потом все же преодолел себя, пробудился, стал опять энергичным, пожалуй, больше прежнего.

И тут разразилась революция. В 1918 году у него отобрали все имущество и, конечно, любимые магазины в Москве, Петрограде, Киеве, шоколадную фабрику "Новая Бавария"... Григорий Григорьевич уехал во Францию. Чем он там занимался, точно неизвестно, но прожил еще долго. Он умер в 1949 году в почтенном возрасте - 84-х лет.

ЭПИЛОГ

В 1967 году пожилая, но энергичная, подвижная дама рассказала автору этих строк обо всех подробностях давнего происшествия, наделавшего столько шума в Петрограде в начале ХХ века, - о похищении девочки ее братьями по дороге из гимназии. Эта почтенная дама и была той самой Машенькой Елисеевой, которая после бегства из родного дома никогда больше богатой не была. "И к счастью, - добавила Мария Григорьевна Тимофеева. - Потому что не испытала унижений экспроприации, преследований, что выпали на долю остальных Елисеевых, моих родственников".

Это она со всеми подробностями рассказала мне историю с зимней земляникой, сделавшей счастливыми всех потомков Касаткиных-Елисеевых на сто с лишним лет. Меньше всего и неохотно она говорила о себе, да и о других родных. Только коротко сказала, что еще много Елисеевых разбросано по белу свету. Кто-то живет в Ленинграде, многие - за границей: в Швейцарии, во Франции, в США и даже в Сирии - в Дамаске. И только спустя некоторое время, когда я вошел к ней в доверие, она призналась, что ее родной брат, Сергей Григорьевич (инициатор и организатор того давнего похищения), в 1920 году бежал в лодке сначала в Финляндию, потом перебрался в Швецию и наконец - во Францию, где преподавал в Сорбонне японский язык, какое-то время жил в США, был крупным ученым.

Осторожность гостьи была оправданной: не навлечь бы беды на себя и на свою родню, живущую в СССР, признанием, что у нее есть родственники за границей, - советская власть даже к пятидесятилетию революции никому из "бывших" не могла простить прошлого, накопленного даже праведным путем богатства.

Биография

Получил домашнее образование, изучал виноделие за границей. После возвращения в Россию в 1893 возглавил семейное дело Елисеевых. В 1896 преобразовал семейную фирму в торговое товарищество «Братья Елисеевы» (осн. капитал - 3 млн рублей). До 1914 наряду с А. М. Кобылиным и Н. Е. Якунчиковым входил в состав Правления.

При нём дело достигло наибольшего размаха: в 1913 в СПб. Елисеевым принадлежали кондитерская фабрика, 5 магазинов (наиболее известный - на Невском просп.) и две лавки в Апраксином дворе, где велась торговля винами, фруктами, гастрономией, кондитерскими и табачными изделиями. Г. Г. Елисеев был в 1903 помощником Генерального комиссара по устройству междунар. выставки в Сан-Луи. В 1898-1914 гласный Петербургской городской думы .

Был также председателем Правления Товарищества Петергофского пароходства, членом Правления Общества для постройки и эксплуатации экипажей и автомобилей «Фрезе и К°», директором Правления Санкт-Петербургского Общества пивоварения «Новая Бавария» (в 1909 выпущено 670 тыс. вёдер пива на 1 млн рублей), состоял кандидатом в члены Правления Общества «Санкт-Петербургская химическая лаборатория» (учр. в 1890). Общество владело парфюмерной фабрикой, открытой в 1860 г. Владел домами на Биржевой линии, 12, 14 и 16 (в д. 14 - правление т-ва, конд. ф-ка и др., в д. 16 - винные склады), в Биржевом пер., 1 и 4, на наб. Макарова, 10, Невском просп., 56, наб. Адмиралтейского кан., 17, наб. р. Фонтанки, 64 и 66.

Был владельцем Гавриловского конного завода в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии , имел крупный пакет акций Санкт-Петербургского учётного и ссудного банка. В 1882 г. основал в Могилевской губ. конный завод рысистых пород «Привалионы» . В последние годы жизни в России внёс большой вклад в дело выведения рысистых пород лошадей .

В 1910 г. возведён в потомственное дворянство. В 1914 г. после развода, самоубийства первой жены и нового брака уехал в Париж .

Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Примечания

Литература

Краско А.В. Петербургское купечество: страницы семейных историй. - М.-СПб.: Центрполиграф, 2010. - С. 85-134. - 414 с. - 3000 экз. -

Григорий Григорьевич Елисеев (21 августа 1864, Санкт-Петербург - январь 1949 (или 1942), Париж) - русский предприниматель, коннозаводчик русских рысистых пород, почётный генеральный консул Дании в Санкт-Петербурге, действительный статский советник (1914).

Магазин братьев Елисеевых на Невском проспекте. Фото 1906 года

Биржевая линия, дом 6 - дом Елисеевых (арх. Н. П. Гребёнка, 1861-1862 гг.; перестроен по проекту арх.Г. В. Барановского в 1892-1893 гг.; ныне здание студенческой столовой и Университетского общественно-культурного центра Санкт-Петербургского государственного университета). Биржевая линия, дом 14 - бывшее здание товарищества Елисеевых. С 1920-х до 1990-х - один из корпусовГосударственного оптического института. В настоящее время (2011) - один из корпусов СПбГУ ИТМО.

Был владельцем Гавриловского конного завода в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии, имел крупный пакет акций Санкт-Петербургского учётного и ссудного банка. В 1882 г. основал в Могилевской губ.конный завод рысистых пород «Привалионы». В последние годы жизни в России внёс большой вклад в дело выведения рысистых пород лошадей.

Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Дом № 14 по Тверской улице в Москве (известный как дом Е. И. Козицкой или дом Г. Г. Елисеева ) - памятник истории и культуры Москвы XVIII века; в нём расположен знаменитый Елисеевский магазин , а также Мемориальный музей Н. А. Островского .

Дом № 14 по Тверской улице был построен на углу Тверской улицы и переулка, носившего тогда название Сергиевского, в конце 80-х годов XVIII века по проекту архитектора Матвея Фёдоровича Казакова. Говорили, что «дворец на Тверской» строил статс-секретарьЕкатерины II Григорий Васильевич Козицкий для своей жены Екатерины Ивановны Козицкой (в девичестве Мясниковой), но это не так: почти за 15 лет до начала строительства Григорий Козицкий, попав в государственную опалу, покончил с собой, нанеся себе 32 ножевые раны. Так что к моменту начала строительства Екатерина Козицкая давно уже была вдовой и самостоятельно занималась домом. Вскоре Сергиевский переулок был переименован в честь новой хозяйки дома в Козицкий.

Новый дом Козицкой воплощал в себе всё совершенство и гармонию архитектуры классицизма. Это лёгкое шестиколонное здание было великолепно и внутри, и снаружи. Интерьеры были так роскошны, что это обстоятельство послужило причиной отказа московских университетских властей от найма его для размещения студентов и профессоров после пожара 1812 года, когда собственный дом университета на Моховой почти полностью выгорел. Ректор Московского университета Иван Андреевич Гейм писал о доме Козицкой: «Только нижний его этаж по простой своей отделке был бы способен для помещения в нём университетских студентов и кандидатов, а второй этаж отделан так богато и убран так великолепно, что никаким чиновникам, а того менее студентам, в оном жить никак не можно, чтоб не испортить штучных полов и штофных обоев, огромных дорогих трюмо и прочее…»

Впоследствии, в качестве приданного дочери Козицких Анны, дом переходит, русскому дипломату Александру Михайловичу Белосельскому-Белозерскому, имевшему от первого брака двух дочерей Зинаиду и Марию.

Зинаида Александровна Белосельская-Белозерская в совершенстве владела французским, итальянским, английским языками, знала греческий, латынь. У неё был литературный талант, она была великолепнейшей певицей. Её редким по красоте голосом восхищался итальянский композитор Россини. Красавица, обладавшая блестящим умом, тонкая ценительница и покровительница искусств, она сочиняла музыку, ставила оперы, где выступала в главных ролях, писала стихи и прозу, увлекалась живописью. В 1811 году Зинаида Александровна вступила в брак с Никитой Григорьевичем Волконским, родным братом будущего декабриста Сергея Григорьевича Волконского.

В 1824 году княгиня Зинаида Александровна Волконская переезжает в Москву и поселяется в доме № 14 по улице Тверской. Она превратила дом в настоящий храм искусств, поместив в нём коллекцию отца, где были оригиналы и копии знаменитейших произведений живописи, а стены комнат были украшены фресками в стиле различных эпох. Княгиня Волконская устраивала у себя в доме литературно-музыкальные вечера. Её салоны пользовались большой известностью. В доме выступали великосветские любители - известный виолончелист граф Михаил Юрьевич Виельгорский, певица Екатерина Петровна Лунина-Риччи, а также другие талантливые музыканты и певцы итальянской оперы. В доме бывали Александр Сергеевич Пушкин иВасилий Жуковский, Пётр Вяземский, Фёдор Тютчев, Денис Давыдов и Александр Одоевский, Иван Тургенев, Александр Алябьев и многие другие.

В 1825 году в этом доме проездом в Сибирь останавливалась невестка Зинаиды Волконской - Мария Николаевна Волконская (в девичестве Раевская), жена сосланного декабриста Сергея Григорьевича Волконского. Чтобы хоть как-то скрасить Марии последние часы перед страшным путешествием, Зинаида Александровна собирает у себя в доме «Прощальный вечер», куда приглашает лучших исполнителей итальянской музыки, которые в то время были в Москве. На том вечере также присутствует и Пушкин.

В 1829 году Волконские уезжают в Италию, но дом остаётся во владении Белосельских-Белозерских. Последующее упоминание о доме относится уже к концу 60х годов, когда в нём размещался пансион Э. Х. Репмана, в котором учились дети богатых родителей.

В начале 1870 года дом приобретает подрядчик Малкиель, занимающийся поставками обуви для российской армии. Дом переделывается по новой моде архитектором Августом Егоровичем Вебером в 1874 году: снимаются классический портик и колонны, почти полностью изменяется фасад. Но Малкиель быстро прогорел, и дома его, в том числе и дом № 14, перешли к кредиторам.

Со времени Малкиеля нижний этаж дома занимал магазин портного Корпуса, а бельэтаж - богатые квартиры. Внутренность роскошных залов была сохранена. Остались также беломраморная лестница и подъезд, выходивший на парадный двор. Домом по очереди владели купцы Носовы, Ланины, Морозовы.

В 1898 году дом приобретает петербургский купец-миллионер Григорий Григорьевич Елисеев. Дом со всех сторон заключают в деревянные леса, так чтобы никто не мог проникнуть на его территорию, и начинается новая глобальная перестройка. Ходят разные слухи, некоторые даже говорили, что это будет «Храм Бахуса».

В 1901 году таинственная завеса спала: Елисеев открыл роскошный богатейший магазин с названием «Магазин Елисеева и погреба русских и иностранных вин». Всего в «Елисеевском» открылось пять отделов: колониально-гастрономических товаров, хрусталя Баккара, бакалейный, кондитерский и самый большой фруктовый. Кроме того, были ещё винный погреб и производственные цеха. Москвичам пришлось по вкусу оливковое масло, которое Елисеев закупал в Провансе. Приучил он их и к французским трюфелям, и кустрицам. С заморскими товарами успешно соперничали русские окорока,балыки из белой и осетровой рыбы, икра. В кондитерском отделе особой популярностью пользовались «дамские пирожные» из собственной пекарни. Сортов кофе и чая было так много, что покупатели терялись, а уж в винах без приказчиков вообще было не разобраться.

Для переделки дома Елисеевым был приглашён петербургский инженер Гавриил Васильевич Барановский, позднее построивший для Елисеева несколько домов в Петербурге. Отделкой интерьеров вместе с Барановским занимались архитекторы В. В. Воейков иМ. М. Перетяткович. Проходивший когда-то под домом проезд, в который могли въезжать кареты, стал главным входом в магазин, а комнаты первого и второго этажей превратились в огромный торговый зал, сверкающий причудливой декоративной обработкой стен и яркими огнями изящных огромных люстр. Особняк на Тверской принадлежал Елисееву до 1917 года.

С приходом революции Елисеев эмигрировал из России во Францию, а магазин национализировали - он стал государственным Гастрономом №1. Все годы советской власти его продолжали называть «Елисеевским» неофициально. Магазин был своего рода визитной карточкой Москвы. Туда наведывались не только за дефицитными продуктами, но и просто посмотреть на роскошную причуду купца-миллионера - магазин-храм. С «Елисеевским» гастрономом связано и одно из самых громких дел о хищениях в советской торговле. За хищения из «Елисеевского» к расстрелу был тогда приговорен его директор Юрий Соколов.

В 2003 году, к 190-летию Дома Елисеевых, нынешние владельцы гастронома провели реставрацию старинного помещения.

С 1918 года часть дома использовалась под квартиры. В 1935-36 годах в одной из них провёл последний год своей короткой жизни Николай Алексеевич Островский: он прожил 32 года, из которых 9 лет был прикован к постели. В 1940 году в квартире создаётся мемориальный музей Н. А. Островского.

В 1992 году музей был переименован в Государственный музей - Гуманитарный центр «Преодоление» имени Н. А. Островского. Музей стал центром популяризации творчества людей с ограниченными возможностями здоровья. Музей работает в тесном контакте с Всероссийским обществом инвалидов, Всероссийским обществом глухих, Российским обществом слепых;Детским орденом милосердия, Международным фондом милосердия и здоровья, Благотворительным центром реабилитации инвалидов, Региональным благотворительным общественным учреждением «Посох-Мед», Сергиево-Посадским детским домом; Общественным объединением инвалидов «Иван да Марья» (прикладное искусство) и «Отчизна молодая» (художники).

Родился младшим ребенком в купеческой семье Елисеевых, когда отцу было 60 лет, матери больше 40, а старшему брату Александру исполнилось 25 лет. Маленький Григорий получил блестящее домашнее образование сначала у лучших учителей в Москве, потом за границей, свободно говорил на английском и французском языках.

Дед, Петр Елисеевич Касаткин, был крепостным садовником графа Н. Шереметьева и получил вольную и 100 рублей денег, преподнеся графу и его гостям на празднование Рождества 1812 года свежую землянику. Он уехал с женой и сыновьями Сергеем, Григорием, Степаном в Санкт-Петербург, где купил мешок апельсинов и начал продавать на Невском проспекте. Дела пошли хорошо и в следующем году он выкупил брата Григория.

Уже в 1813 году Петр Елисеев открыл магазин по торговле вином и колониальными товарами на Невском проспекте и через 6 лет стал купцом, записав всю семью в купеческое сословие Елисеевыми.

В 1857 году был учрежден торговый дом «Братья Елисеевы», который возглавил сын Петра Елисеева Григорий Елисеев, отец тогда маленького Гриши. Торговый дом имел собственный флот – закупленные в 1845 году в Голландии парусники «Архангел Михаил», «Святой Николай», «Конкордия», позднее добавился пароход «Александр II». В Россию поставлялись лучшие вина с острова Мадейра, папайя, ананасы, мандарины, трюфеля и устрицы из Франции и продавались в Москве, Санкт-Петербурге, Киеве и других крупных городах. В 1874 году фирма «Братья Елисеевы» получила право изображать Государственный герб России на своих вывесках, этикетках и клеймах. Сыновья Григорий и Александр активно участвовали во всех делах отца.

В 1871 году Григорий Елисеев-младший обвенчался с дочерью купца первой гильдии Марией Дурдиной.

В 1892 году Григорий Петрович Елисеев передал семейное дело сыновьям. Большую часть - четыре каменные лавки, подвалы и амбары на Васильевском острове, дом на Каменном острове и участок земли на Выборгской стороне отдал Григорию. Ее оценивали в 1 миллион 203 тысячи рублей. В 1895 году старший Александр Елисеев предпочел работу в Петербургском ссудном банке и отошел от торговых дел семейной фирмы.

Григорий Григорьевич в 32 года стал единственным владельцем торгового дома Елисеевых с основным капиталом в 3 миллиона рублей. В 1896 году было учреждено «Торговое товарищество «Братья Елисеевы», чей оборот в первый же год вырос до 64 миллионов рублей. В тот же год Григорий Елисеев за благотворительность получил орден Святого Владимира четвертой степени.

В 1898 году был приобретен дом Е.И. Козицкой на Тверской улице, построенный в XVIII веке по проекту архитектора Матвея Казакова. Был приглашен архитектор и инженер Г.В.Барановский, который «зашил весь дом тесом, что было для Москвы новинкой, и получился гигантский деревянный ящик, настолько плотный, что и щелочки не осталось». В создании интерьеров участвовали архитекторы В. В. Воейков и М. М. Перетяткович.

В 1900 на Всемирной выставке в Париже представил коллекцию вин вне конкурса - «Retour Russie», за что был награжден орденом Почетного легиона во Франции. Он принял орден в следующем году по особому указу царя, так как российским подданные не могли принимать награды иностранных государств.

21 января 1901 году леса убрали, и был открыт «Магазин Елисеева и погреба русских и иностранных вин» с отделами кондитерским, фруктовым, бакалеи, колониально-гастрономических товаров, хрусталя Баккара. Писатель В. А. Гиляровский писал: «Горами поднимались заморские фрукты; как груда ядер высилась пирамида кокосовых орехов, с голову ребенка каждый; необъятными пудовыми кистями висели тропические бананы; перламутром отливали разноцветные обитатели морского царства - жители неведомых глубин, а над всем этим блистали электрические звезды на батареях бутылок, сверкая и отражаясь в глубоких зеркалах, вершины которых терялись в туманной высоте». Продавцы работали резво, знали вкусы покупателей и относились ответственно - «на гроздьях винограда найти хотя бы одну обмякшую ягодку» было невозможно».

В 1910 году Г.Г. Елисеев был награжден орденом святого Владимира третьей степени и «за особые заслуги на пользу и преуспеяние отечественной промышленности Всемилостивейше возведен в потомственное дворянское Российской империи достоинство».

22 октября 1913 году широко отпраздновали столетие дома Елисеевых. Катастрофа разразилась 1 октября 1914 года: жена Григория Григорьевича Мария Андреевна покончила жизнь самоубийством, повесившись на собственной косе. Она категорически не давала развода мужу, тайно полюбившему Веру Федоровну Васильеву, бывшую на двадцать лет моложе и замужем за купцом второй гильдии Васильевым. Сыновья в день ее похорон отказались от наследства и разорвали отношения с отцом. Поскольку было высочайшее повеление внести в самую почетную первую часть Дворянской родословной книги его новую жену, с которой он обвенчался через три недели после смерти жены. Это было величайшее оскорбление покойной матери.

В 1914 году Григорий Елисеев с женой ухали в Париж. В 1918 году все имущество семьи Елисеевых было национализировано. Григорий Елисеев прожил в Париже до самой смерти в 1949 году в возрасте 84-х лет. Он похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

В день празднования 100-летия торгового дома "Братья Елисеевы" петербургская погода, серая и дождливая, соответствовала той тяжести, что была на душе юбиляра Григория Елисеева.
Вчера посыльный принёс ему письмо жены из дома на Песочной набережной, где уже несколько месяцев отдельно от него жила Мария Андреевна. "... так что и не проси, это наше окончательное решение. На торжествах не будет ни меня, ни сыновей. Мы не хотим выглядеть посмешищем в глазах людей...."
Дальше он не читал, бросил письмо в камин, и оно там стремительно сгорело, как и все прошлая жизнь знаменитого и очень удачливого купца.
Григорий появился на свет, когда отцу было уже шестьдесят, матери - за сорок, а старшему брату исполнилось двадцать пять лет. Семья жила зажиточно. Еще дед Григория садовник Пётр Алексеев, некогда служивший у графа Шереметьева, открыл на Невском проспекте лавку - торговал вином и колониальными товарами. Отец продолжил и расширил семейное дело. Так что детям можно было дать прекрасное образование. К Григорию приглашали лучших преподавателей гимназии, учили его за границей, а практические навыки коммерции он получил от самого отца Григория Петровича.
Отец и познакомил восемнадцатилетнего Гришу с дочерью своего старинного друга, петербургского купца первой гильдии Андрея Ивановича Дурдина. Дочь Дурдина Машенька, застенчивая девушка с пышными тёмными волосами, ровесница Гриши, чем-то напоминала его самого: такая же целеустремлённая, сдержанная, знающая толк в купеческом деле. Младшего Елисеева стали часто приглашать к Дурдиным на вечерние чаепития. А через год Григорий сделал Марии Андреевне предложение.
Свадьба была обставлена красиво и пышно. После венчания молодым отвели целый этаж в родовом гнезде Елисеевых - доме на Биржевой линии Васильевского острова. Наверху в окружении прелестных мелочей, создающих атмосферу праздника жизни и утончённой неги, молодая жена Елисеева в пеньюаре из шёлковых лент и кружев походила на сказочную фею. Но по утрам она в строгом платье с маленьким белым кружевным воротничком спускалась на первый этаж (там находилась главная контора фирмы Елисеевых) и принималась за дела: проверяла счета и отвечала на деловые письма. Затем посещала обширные семейные подвалы неподалёку от дома, где хранили и разливали вина.
В 1892 году после смерти отца Григория Петровича младший Елисеев унаследовал большую часть капитала: четыре каменных дома, лавки, подвалы и амбары на Васильевском острове, а также участки земель в других частях города.
В 1896 году Григорий стал единоличным главой фирмы, вместе с супругой учредил Торговое товарищество, которое позволило резко увеличить годовой оборот.
Приехав в Москву, Григорий Григорьевич выбрал старинный особняк князей Белосельских-Белозерских, отделал его сказочно и уже в 1901 году объявил об открытии магазина Елисеева.
Покупателей ждали "... поднимающиеся горами заморские фрукты, разнообразие винных, гастрономических и колониальных товаров..."

Не меньший восторг публики вызвала отделка магазина, более напоминающая дворец.

Потолочные украшения нового магазина были изысканы.

Не меньший фурор произвёл и открытый тремя годами позже роскошный магазин Елисеева в Петербурге.

Очень скоро елисеевские магазины в Москве, Петербурге, а затем и в Киеве сделались самыми знаменитыми в России. Купить у Елисеева означало устроить себе праздник.
А сами купцы обычно тоже умели устраивать из своей жизни праздник. Пирушки были не только весёлыми, но даже сумасбродными - с бесстыдными девицами. Григорий Грирорьевич в них практически участия не принимал, но и не осуждал купцов за шалости.
У Елисеевых родилось пятеро сыновей и дочь. С сыновьями полного взаимопонимания у Григория Григорьевича не было. Никто из них не хотел учиться делу отца. А Мария Андреевна знала, что её муж слишком занят, чтобы завести серьёзный роман на стороне.
Но встреча, изменившая всю жизнь этой большой семьи, всё же произошла.
На вечере Петербургской купеческой управы по случаю приёма новых членов среди соискателей оказался купец второй гильдии Васильев.
Приятной наружности, со вкусом одетый, обходительный Василий Васильевич пришел с женой - молодой дамой лет тридцать того типа, который парижские художники называют "Les elegantes". Очарование её белого платья с нежной вышивкой и лёгкой мечтательности во взгляде сразило Елисеева с первого взгляда. Когда она представилась "Вера Фёдоровна", он даже смутился и покраснел. Впрочем, Василий Васильевич этого не заметил и даже пригласил знаменитого на всю Россию купца как-нибудь заглянуть в его скромную ювелирную лавку.
Елисеев наведался буквально на следующий день. Но хозяина дома не было и его приняла Вера Фёдоровна, Григорий Григорьевич пригласил её отобедать вместе, потом проводил домой. Так они начали встречаться.
Каждый раз Григорию казалось, что присутствие Веры Фёдоровны, запах её духов, шорох платья, едва слышный звон двух тоненьких браслетов - это какой-то сон, сказочный мираж.
Вскоре об их встечах прознала Мария Андреевна и потребовала, чтобы муж прекратил "позорную связь с замужней дамой". Но Григорий Григорьевич категорически отказывался даже говорить на эту тему.
Отношения между супругами ещё более обострились, когда глава семейства, пытаясь сломить упорство сыновей, не желающих заниматься делами Торгового товарищества, лишил их материальной поддержки.
Мария Андреевна, имевшая в фирме собственный капитал, вопреки воле мужа стала помогать детям. А чтобы тот не смог помешать, передала деньги на хранение шурину - Александру. Тогда Григорий предъявил иск родному брату, утверждая, что "детский капитал" - его личная собственность.
Дело в суде Григорий проиграл. Но это подтолкнуло его объясниться с женой по поводу Веры.
- Понимаешь, Маша, я люблю эту женщину. Теперь весь смысл моей жизни не в заботах о процветании фирмы и даже не в детях, а в том, чтобы просто быть с ней рядом. И я ничего не могу с собой поделать. Нам надо развестись, потому что я хочу... с ней обвенчаться.
Тогда жена устроила ему скандал, пообещав что этого не будет никогда. Но Григорий сказал: "Я всё равно буду с ней, пускай и не по закону".
На следующий день Елисеев увёз Веру Фёдоровну в Тойлу, в своё имение недалеко от Нарвы.
В день празднования столетия Торгового дома с ним была только тринадцатилетняя дочь Мария, но ни жена, ни сыновья не пришли на праздник.
После этого Григорий Григорьевич снял для Веры Фёдоровны двенадцатикомнатную квартиру и стал открыто появляться с ней в обществе. Летом 1914 года они вдвоём отправились на юг Франции.
Когда неверный муж вернулся в Петербург, Мария Андреевна специально поехала к нему в контору, чтобы предупредить, что если он не прекратит порочившую их связь, она покончит с собой.
Вскоре Елисеев узнал, что жена действительно пыталась покончить с собой - бросилась в Неву, но, к счастью, её спасли. Ещё через несколько дней Мария Андреевна пыталась вскрыть себе вены. Теперь сыновья постоянно находились около матери, но всё равно не углядели: однажды утром её нашли мёртвой - Мария Андреевна повесилась на полотенцах.
Сыновья, не желая общаться с виновником смерти матери, даже не сообщили ему. Он узнал о смерти жены от слуг.
Григорий Елисеев на похороны жены не приехал, даже не прислал венка...
В тот же день все пятеро сыновей отказались от отцовского наследства. А когда стало известно, что всего через три недели после похорон жены Григорий Григорьевич обвенчался с виновницей семейной трагедии, сыновья публично отказались от отца и потомственного дворянства.
После революции всё торговое предприятие Елисеевых, а также остальное имущество новая власть конфисковала и национализировала.
Так завершилась столетняя история Товарищества "Братья Елисеевы".
Григорий Григорьевич с молодой женой уехал во Францию, где много времени проводил в саду. Очень скучал по сыновьям. До него дошли слухи, что двух его сыновей расстреляли, как врагов народа. А трое уехали за границу, но так и не пожелали общаться с отцом.
Вера Фёдоровна скончалась в 1946 году, а Григорий Григорьевич пережил её на три года...