Жила-была женщина, и было у ней три дочери; старшую звали Одноглазкой, оттого что был у ней один только глаз на лбу; средняя звалась Двуглазкой, оттого что у ней, как и у всех людей, было два глаза; а младшую звали Трехглазкой, потому что было у ней три глаза, и третий был у нее посреди лба. И оттого, что Двуглазка выглядела так же, как и все остальные люди, сестры и мать очень ее не любили. Они ей говорили:
Уж ты со своими двумя глазами никак не лучше простого люда, ты совсем не нашего роду.
Они постоянно толкали ее, давали ей платья поплоше, и приходилось ей есть одни только объедки, и они еще издевались над ней как только могли.
И вот пришлось Двуглазке однажды идти на поле пасти козу; но была Двуглазка очень голодна - поесть дали ей сестры совсем мало. Села она на меже и заплакала, да так стала плакать, что полились у нее из глаз слезы ручьями. И вот в горе глянула она, вдруг видит - стоит перед нею женщина и спрашивает ее:
Двуглазка, чего это ты плачешь?
Двуглазка говорит:
Как же мне не плакать? Очень уж не любят меня мои сестры и мать за то, что у меня, как и у всех людей, два глаза; всё толкают меня, дают мне донашивать старые платья, и есть мне приходится только то, что от них остается. Сегодня дали они мне так мало поесть, что я осталась совсем голодная.
И говорит ей ведунья:
Двуглазка, вытри слезы, я скажу тебе такое слово, что отныне ты никогда не будешь голодная, - стоит тебе только сказать своей козе:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и будет стоять перед тобой чисто убранный столик с самыми прекрасными кушаньями на нем, и сможешь ты есть, сколько твоей душе будет угодно. А когда наешься ты досыта и столик будет тебе не нужен, то скажешь ты только:
Козочка, ме-е,
Столик, на место! -
и он снова исчезнет.
И сказав это, ведунья ушла. А Двуглазка подумала: «Надо будет сейчас попробовать, правда ли то, что она говорит, уж очень мне есть
хочется», и сказала:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне!
И только вымолвила она эти слова, как стоял перед нею столик, накрытый белой маленькой скатертью, а на нем тарелка, нож и вилка, и серебряная ложка, а кругом самые прекрасные кушанья; и шел от них пар, и были они еще горячие, словно их только что принесли из кухни. Тогда Двуглазка прочитала самую короткую молитву, какую она знала: «Господи, не оставь нас во всякое время. Аминь», и села она к столу и стала есть. Наевшись досыта, она сказала, как научила ее ведунья:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг исчез столик и все, что стояло на нем. «Славное, однако, хозяйство», - подумала Двуглазка, и стало ей хорошо и весело.
Вечером, возвратясь домой со своей козой, нашла она глиняную миску с едой, что оставили ей сестры, но она к ней и не прикоснулась. На другой день вышла она снова со своею козой в поле и не стала есть тех крох, что ей оставили. В первый и во второй раз сестры не обратили на это никакого внимания, но так как это случалось всякий раз, то, наконец, они это заметили и сказали: «Что-то неладное творится с нашей Двуглазкой: каждый раз она оставляет еду, а раньше ведь все съедала, что ей давали: она, должно быть, что-то придумала». И вот, чтобы узнать правду, было решено, что когда Двуглазка погонит козу на пастбище, с нею пойдет и Одноглазка, чтоб посмотреть, что она там делает и не приносит ли ей кто-нибудь еду и питье.
Собралась Двуглазка идти на пастбище, а Одноглазка подходит к ней и говорит:
Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасешь козу, пасется ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Одноглазка, загнала козу в высокую траву и говорит:
Одноглазка, пойдем сядем, я тебе что-нибудь спою.
Села Одноглазка, устала она от непривычной ходьбы по солнцепеку, а Двуглазка запела:
Ты не спишь, Одноглазка?
Ты уж спишь, Одноглазка?
И закрыла свой глаз Одноглазка и уснула. Увидала Двуглазка, что Одноглазка крепко спит и узнать ничего теперь не сможет, и говорит:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и села она за столик, наелась-напилась досыта и молвила снова:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
И вмиг все снова исчезло. Разбудила тогда Двуглазка Одноглазку и говорит:
Одноглазка, что же ты, пасти козу собираешься, а сама-то уснула? Ведь она может вон куда забежать. Вставай, пора уж и домой возвращаться.
Пошли они домой, а Двуглазка опять к своей мисочке с едой так и не прикоснулась, и Одноглазка ничего не могла объяснить матери, почему та не хочет есть, и сказала в свое оправдание:
А я-то на поле уснула.
На другой день и говорит мать Трехглазке:
На этот раз надо будет пойти тебе да повнимательней проследить, что ест на поле Двуглазка, не приносит ли ей кто еду и питье, - должно быть, она ест и пьет тайком.
Подошла Трехглазка к Двуглазке и говорит:
Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасешь козу и ест ли она там как следует.
Но Двуглазка поняла, что задумала Трехглазка, и загнала козу в высокую траву и говорит:
Пойдем, Трехглазка, да сядем, я тебе что-нибудь спою.
Села Трехглазка, устала она идти по солнцепеку, а Двуглазка и затянула свою прежнюю песенку и начала петь:
Ты не спишь все, Трехглазка?
Ты уснула, Трехглазка? -
спела она по забывчивости:
Ты уснула, Двуглазка?
И все пела она:
Ты не спишь все, Трехглазка?
Ты уснула, Двуглазка?
И закрылись у Трехглазки два глаза и уснули, но третий глаз не был песенкой той заговорен, и не уснул он. Хотя из хитрости Трехглазка его и закрыла, будто он спит, но он моргал и мог все хорошо видеть. Подумала Двуглазка, что Трехглазка уже крепко спит, и сказала она тогда свой заговор:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! -
и напилась она и наелась досыта, а затем велела столику уйти:
Козочка, ме-е,
Столик, на место!
А Трехглазка все это видела. Тогда Двуглазка подошла к ней, разбудила ее и говорит:
Э, да ты, кажется, спала, Трехглазка? Хорошо ты, однако, пасешь козу! Давай-ка пойдем домой!
Пришли они домой, а Двуглазка опять ничего не стала есть; вот Трехглазка и говорит матери:
Ну, теперь я знаю, почему эта гордая девчонка ничего не ест; стоит ей только сказать:
Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! - и тотчас является перед нею столик, уставленный самыми прекрасными кушаньями, - куда лучше, чем то, что едим мы здесь; а как наестся она досыта, то стоит ей сказать:
Козочка, ме-е,
Столик, на место! -
и все снова исчезает. Я все в точности сама это видела. Два глаза она мне усыпила своим заговором, но тот, что у меня на лбу, к счастью, не спал. Стала тогда завистливая мать кричать на Двуглазку:
Ты что ж это, хочешь есть лучше, чем мы? Я тебя от этого отучу! - Принесла она большой нож и ударила им козу прямо в сердце, и упала коза замертво наземь.
Увидала это Двуглазка, и ушла она с горя из дому, села в поле на меже и залилась горькими слезами. Вдруг смотрит она - стоит перед ней снова ведунья и говорит ей:
Двуглазка, чего ты плачешь?
Да как же мне не плакать! - отвечала она. - Заколола мать мою козочку, что, бывало, как скажу я ей ваш заговор, накрывала мне так чудесно каждый день столик; а теперь придется мне снова голодать да горе терпеть.
Говорит ей ведунья:
Двуглазка, я дам тебе добрый совет: попроси своих сестер, чтобы отдали они тебе внутренности убитой козы, и закопай их у порога в землю, и будет тебе от того счастье.
Ведунья исчезла, а Двуглазка вернулась домой и говорит сестрам:
Милые сестры, дайте мне что-нибудь от моей козы, хорошего куска я у вас не прошу, дайте мне только внутренности.
Засмеялись они и говорят:
Это ты можешь, пожалуй, получить, если другого не просишь.
Взяла Двуглазка внутренности козы и закопала их вечером тайно, по совету ведуньи, возле порога.
На другое утро, когда все проснулись и вышли на порог, видят - стоит перед ними дивное дерево, листья у него все серебряные, висят между ними золотые плоды, - и такого прекрасного и драгоценного дерева не было еще во всем свете. Но они не могли понять, откуда могло ночью вырасти тут дерево. Только одна Двуглазка знала, что выросло оно из внутренностей козы, потому что стояло оно как раз на том самом месте, где закопала она их в землю.
Вот мать и говорит Одноглазке:
Дитя мое, полезай на дерево да нарви нам с него плодов.
Взобралась на дерево Одноглазка, но только хотела она сорвать одно из золотых яблок, а ветка и выскользнула у нее из рук, - и не пришлось ей сорвать ни одного яблока, как она ни старалась.
Тогда мать и говорит:
Трехглазка, ну, полезай ты, ведь тебе-то лучше видать твоими тремя глазами, чем Одноглазке.
Спустилась Одноглазка с дерева, а Трехглазка на него взобралась. Но и Трехглазка оказалась не более ловкой, чем ее сестра; и как уж она ни глядела, а все же золотые яблоки никак не давались ей в руки. Наконец у матери не хватило терпенья, и она сама полезла на дерево, но и ей, как и Одноглазке и Трехглазке, не удалось схватить ни одного яблока.
Тогда говорит Двуглазка:
Дозвольте мне полезть на дерево, может, мне лучше удастся.
Хотя сестры и посмеялись: «Где уж тебе с твоими двумя глазами достать-то!» - но Двуглазка влезла на дерево, и вот золотые яблоки от нее не уходили, а падали сами к ней в руки, - и нарвала она их полный передник. Взяла мать у нее яблоки; и вот надо бы теперь Одноглазке и Трехглазке обращаться с бедной Двуглазкой лучше, чем прежде, но они стали ей завидовать, что только ей одной и удалось достать золотые яблоки, и стали они с ней обращаться еще хуже.
Стояли они раз все вместе у дерева, а на ту пору проезжал мимо молодой рыцарь.
Скорей, Двуглазка, - крикнули ей сестры, - полезай под дерево, чтоб нам не пришлось за тебя стыдиться, - и они поспешили накрыть Двуглазку пустой бочкой, стоявшей около дерева, и попрятали туда же и золотые яблоки, которые она сорвала.
Вот подъехал рыцарь ближе, и оказался он красивым юношей. Он остановил коня, изумился, глядя на чудесное дерево, что было все из золота да серебра, и говорит сестрам:
Чье это прекрасное дерево? Кто даст мне ветку с него, тот может потребовать от меня, чего захочет.
И ответили Одноглазка и Трехглазка, что дерево это принадлежит им и что они охотно сломают ему ветку с него. Но как они ни старались, а сделать этого не смогли, - ветки и плоды всякий раз от них ускользали. Тогда рыцарь и говорит:
Странно, дерево ваше, а вы не можете и ветки с него сломать.
Но они стояли на том, что дерево все же принадлежит им. В то время как они разговаривали, выкатила Двуглазка из-под бочки два золотых яблока, и покатились они прямо к ногам рыцаря, - Двуглазка рассердилась, что Одноглазка и Трехглазка говорят неправду. Как увидал рыцарь яблоки, удивился и спросил, откуда они взялись. Одноглазка и Трехглазка ответили, что у них есть сестра, но она не смеет людям на глаза показаться, оттого что у ней только два глаза, как у всех простых людей. Но рыцарь потребовал, чтоб ее показали, и крикнул:
Двуглазка, выходи!
И вот вылезла Двуглазка спокойно из-под бочки, и рыцарь был поражен ее дивной красотой и сказал:
Ты, Двуглазка, наверное, можешь сорвать мне ветку с этого дерева?
Да, - ответила Двуглазка, - это, конечно, сделать я могу, ведь дерево-то мое. - Взобралась она на дерево и легко сорвала ветку с красивыми серебряными листьями и золотыми плодами и подала ее рыцарю.
Тогда рыцарь и говорит:
Двуглазка, что мне дать тебе за это?
Ах, - ответила Двуглазка, - я терплю голод и жажду, нужду и горе с раннего утра и до позднего вечера; я была бы счастлива, если бы вы взяли меня с собой и выручили бы меня из беды.
Тогда посадил рыцарь Двуглазку на своего коня и привез ее домой в свой отчий замок. Там одел он ее в прекрасные платья, накормил ее досыта. И полюбил он ее, и обвенчался с нею, и отпраздновали они свадьбу в великой радости.
Как увез прекрасный рыцарь Двуглазку, стали завидовать сестры ее счастью. «А волшебное-то дерево останется у нас, - думали они, - хоть и нельзя сорвать с него плодов, а все же всякий будет останавливаться у нашего дома и к нам приходить да его расхваливать, и кто знает, где найдешь свое счастье!»
Но на другое утро дерево исчезло, а с ним и их надежды. Глянула Двуглазка из своей светелки в окошко, видит - стоит перед нею, к ее великой радости, дерево, - оно перешло следом за нею.
Долго жила Двуглазка в счастье и в довольстве. Но пришли раз к ней в замок две нищенки и попросили у ней милостыни. Глянула им в лицо Двуглазка и узнала в них своих сестер Одноглазку и Трехглазку, - они так обеднели, что пришлось им теперь ходить по дворам да выпрашивать кусок хлеба. Двуглазка позвала их к себе, приняла их ласково и о них позаботилась; и они от всего сердца раскаялись в том, что причинили своей сестре так много зла в молодости.
Добавить комментарий
Жила на свете женщина, у которой были три дочери. Старшая из них называлась Одноглазка, потому что у ней был всего один глаз на середине лба. Средняя называлась Двуглазка, потому что у ней, как у всех людей, было два глаза. А младшая называлась Трехглазка, потому что у ней сверх двух глаз во лбу был третий.
Двуглазку за то, что она походила на всех людей, ее сестры и мать ненавидели.
Они говорили ей с презрением: «Ты со своими двумя глазами нимало не отличаешься от всех остальных людей, ты нам не пара».
Они толкали ее то туда, то сюда, давали ей носить только самые дурные платья, кормили ее только своими объедками и причиняли ей всякое горе, какое могли.
Случилось однажды, что Двуглазке приходилось идти в поле козу пасти, а она была очень голодна, потому что сестры очень мало дали ей поесть.
И вот села она в поле на полосу и стала плакать, да так плакать, что из глаз ее ручьями слезы бежали. И когда она в таком горе своем глянула вверх, то увидела: стоит около нее какая-то женщина и спрашивает: «Чего ты, Двуглазка, плачешь?»
Отвечала ей бедняжка: «Как мне не плакать? Из-за того, что у меня два глаза, как у других людей, мать и сестры меня ненавидят, толкают меня из угла в угол, дают носить только старое, а есть - одни объедки! Сегодня же так мало дали мне поесть, что я совсем голодна».
Вот и сказала ей ведунья: «Двуглазочка, утри слезы! Скажу я тебе такое, что ты больше голодать не станешь. Стоит тебе только крикнуть своей козочке: Козочка, давай Столик накрывай! и явится перед тобою опрятно накрытый столик, и на нем всякое хорошее кушанье, какого ты пожелаешь, и вволю! А как насытишься и столик тебе не будет более нужен, ты только скажи: Козочка, давай Столик убирай!
И он тотчас исчезнет».
И с этим ведунья скрылась. Двуглазка же подумала: «Я тотчас же должна испробовать, правду ли она мне говорила, потому что уж очень я проголодалась».
И она тотчас проговорила: Козочка, давай Столик накрывай!
И чуть только проговорила она эти слова, как явился перед ней столик с белой скатертью, а на нем тарелочка с ножом, вилкой и серебряной ложкой; а кругом стояли на столе лучшие кушанья, и пар от них шел, словно бы они тотчас из кухни на стол попали.
Двуглазка наскоро прочла молитву перед обедом, подсела к столу - и давай уплетать! И когда насытилась, то сказала, как учила ее ведунья: Козочка, давай Столик убирай!
И тотчас столик и все, что на нем было, исчезло бесследно. «Вот это настоящее дело!» - подумала Двуглазка и была очень весела и довольна.
Вечерком, придя домой с козою, она нашла на столе глиняное блюдце с объедками, которые ей сестры оставили, и, конечно, не прикоснулась к этой еде.
И на другое утро, уходя с козою в поле, она оставила нетронутыми те куски, которые были ей поданы.
В первое время сестры не обратили на это внимания; но затем заметили это и стали говорить: «С Двуглазкой что-то не ладно! Она каждый раз оставляет еду нетронутой, а прежде, бывало, все приберет, что ни поставь ей! Видно, она нашла себе возможность откуда-нибудь пищу получать».
И вот, чтобы дознаться правды. Одноглазка решилась с нею идти в поле за козой и наблюдать, что у ней там творится и не носит ли ей кто-нибудь в поле еду и питье.
Когда Двуглазка опять собралась в поле. Одноглазка подошла к ней и сказала: «Я хочу с тобою идти в поле и тоже присмотреть, чтобы коза хорошо паслась и отъедалась».
Но Двуглазка заметила, что у ее сестры на уме, и вогнала козу в высокую траву, а сама и говорит Одноглазке: «Пойдем, сестрица, сядем рядком, я тебе кое-что пропою».
Одноглазка уселась, утомленная непривычной ходьбой и солнечным жаром, а Двуглазка и стала ей напевать все одно и то же: Одноглазочка, вздремни! Одноглазочка, усни!
Тогда Одноглазка закрыла свой глаз и уснула; увидев это. Двуглазка сказала: Козочка, давай Столик накрывай!
И уселась за свой столик, и наелась, и напилась досыта, а затем опять сказала: Козочка, давай Столик убирай! - и все мигом исчезло.
Тут Двухлазка разбудила сестру и говорит ей: «Одноглазочка, ты хочешь пасти, а сама и заснула; тем временем коза Бог весть куда могла уйти; пойдем-ка домой».
Пошли они домой, а Двуглазка опять-таки своего блюдца не тронула.
Одноглазка же не могла объяснить матери, почему та есть не хочет, и в извинение себе сказала: «Я там в поле приуснула».
На другой день мать сказала Трехглазке: «На этот раз ты ступай и хорошенько высмотри, ест ли Двуглазка в поле и не носит ли ей кто-нибудь со стороны еду и питье. Надо думать, что ест она потихоньку».
Вот Трехглазка и примазалась к Двуглазке, и говорит: «Хочу я с тобою пойти да посмотреть, хорошо ли ты козу пасешь, да даешь ли ты ей отъедаться».
Но та заметила, что у сестры на уме, загнала козу в высокую траву, а ей и говорит: «Мы с тобою там усядемся, и я тебе кое-что пропою». Трехглазка уселась, порядком поуставши от ходьбы и солнечного жара. А Двуглазка опять затянула ту же песню: Трехглазочка, вздремни!
Да вместо того, чтобы спеть:
Трехглазочка, усни! - она по рассеянности спела: Двуглазочка, усни!
Да все так и пела: Трехглазочка, вздремни! Двуглазочка, усни.
И точно, от этой песни у Трехглазки два глаза уснули, а третий не уснул.
Хотя она его тоже закрыла, но только из лукавства, прикидываясь спящей; однако же все-таки могла видеть.
А когда Двуглазке показалось, что сестра ее спит, она, как всегда, сказала: Козочка, давай Столик накрывай!
Попила и поела она вволю, а затем сказала: Козочка, давай Столик убирай!
И Трехглазка все это видела.
Потом пришла к ней Двуглазка и говорит: «Ну, сестрица, выспалась ли? Хорошо же ты коз пасешь! Пойдем-ка домой».
И когда они домой вернулись. Двуглазка опять не ела, а Трехглазка сказала матери: «Знаю я теперь, почему эта гордая девчонка не ест!» - и рассказала матери все, что видела.
Тогда это в матери возбудило зависть и досаду. «Так ты лучше нас есть хочешь! - подумала злая баба. - Постой же, я у тебя отобью охоту!»
Схватила она нож и ткнула им козе в сердце, так что та разом пала мертвая.
Как увидела это Двуглазка, так и залилась слезами; пошла в поле, села на полосу, сидит да плачет.
Вот и явилась опять около нее вещая дева, и спрашивает: «Двуглазка, о чем ты плачешь?» - «Как мне не плакать? Матушка ту козочку убила, что меня так хорошо по вашему сказу кормила; теперь опять придется мне голодать да горевать».
Сказала ей вещая дева: «Я тебе добрый совет дам: выпроси у сестер кишки от убитой козы и закопай их перед входной дверью в землю, это тебе на счастье будет».
И скрылась.
А Двуглазка пошла домой и сказала сестрам: «Дайте мне от моей козочки чего вам не жаль, дайте мне только ее кишочки». Сестры ее засмеялись и сказали: «Коли ничего другого не просишь, так на, возьми их».
И взяла Двуглазка кишочки и вечерком втихомолочку зарыла их по совету вещей девы перед входной дверью.
На другое утро, когда все в доме встали и подошли к двери, то увидели, что выросло там чудное дерево с серебряными листьями и с золотыми плодами, такое-то чудное, что ничего лучше и дороже того дерева и на свете не бывало.
И никто, кроме Двуглазки, не знал, откуда это дерево взялось: только она заметила, что оно выросло из того самого места, где она кишки закопала.
Вот и сказала мать Одноглазке: «Полезай на дерево, дитятко, да нарви нам с него плодов».
Одноглазка полезла на дерево, но чуть только хотела сорвать одно из золотых яблочек, как ветки выскользнули у ней из рук: и это случалось каждый раз, когда она протягивала к яблокам руку, так что как она ни старалась, не могла сорвать ни одного яблочка…
Тогда мать сказала: «Трехглазка, теперь ты полезай! Ты тремя-то глазами можешь лучше кругом оглядеться, чем Одноглазка».
Одна сестра слезла, другая полезла на дерево. Но и у этой было не больше удачи.
Наконец, сама мать полезла вместо дочерей и тоже ничего с дерева добыть не могла.
А Двуглазка сказала ей: «Вот я полезу, может быть, мне лучше удастся, чем вам».
Сестры закричали: «Где уж тебе. Двуглазка!» Однако же Двуглазка все же влезла на дерево, и золотые яблоки сами ей в руки лезли, так что она их полон фартук нарвала.
Мать взяла у ней эти яблоки, но вместо того, чтобы лучше с нею обходиться, стали ей завидовать, что она одна может срывать яблоки с дерева, и стали еще больше ей досаждать.
Случилось, что однажды они все вместе стояли у дерева, а мимо проезжал молодой рыцарь. «Эй, Двуглазка, - крикнули обе сестры, - полезай, полезай под дерево, чтобы нам за тебя не стыдиться!»
И как можно скорее накрыли они ее пустой бочкой, которая стояла около дерева, да и золотые яблоки, сорванные с дерева, туда же попрятали.
Когда рыцарь поближе подъехал, он оказался красавцем; приостановил коня, полюбовался прекрасным деревом и сказал обеим сестрам: «Кому принадлежит это прекрасное дерево? Тот, кто мне дал бы с него веточку, мог бы от меня потребовать, что его душе угодно».
Одноглазка и Трехглазка отвечали ему, что дерево им принадлежит и что они охотно сломят ему с дерева ветку.
Но как ни трудились - и та и другая - ни ветви, ни яблоки не давались им в руки. «Странно! - сказал рыцарь. - Дерево вам принадлежит, а вы все же с него ни яблока, ни ветви сорвать не можете». Но обе сестры настаивали, что дерево принадлежит им. Тем временем Двуглазка, разгневанная тем, что сестры ее так лгали, выкатила из-под бочки парочку золотых яблок прямо к ногам рыцаря.
Увидев яблоки, рыцарь удивился и спросил, откуда они взялись. Тогда злые сестры отвечали ему, что есть у них и еще одна сестренка, да та ему и показаться не смеет, потому у нее такие же два глаза, как и у всех других обыкновенных людей.
Однако же рыцарь захотел ее увидеть и крикнул: «Двуглазка, выходи сюда!»
Тогда Двуглазка преспокойно выглянула из-под бочки; рыцарь был поражен ее дивной красотой и сказал: «Ты, Двуглазка, уж, конечно, можешь мне сорвать ветку с этого дерева?» - «Да, - отвечала Двуглазка, - я это, конечно, могу, потому что дерево мне принадлежит».
И влезла на дерево, и легко сорвала с него ветку с чудесными серебряными листьями и золотыми плодами, да и подала ее рыцарю.
Тут рыцарь спросил у нее: «Двуглазка, что ж я тебе должен за эту ветку дать?» - «Ах, - отвечала бедняжка, - я терплю голод и жажду, печаль и невзгоду с раннего утра до позднего вечера: если бы вы могли меня взять с собою и избавить навсегда от этих всех бед, то я была бы очень счастлива».
Тогда рыцарь посадил Двуглазку на своего коня и привез ее домой в свой отческий замок: там он дал ей хорошее платье и еды, и питья вволю, и так как она ему полюбилась, то он с ней обвенчался и свадьбу отпраздновал превеселую.
Когда красавец-рыцарь увез с собою Двуглазку, стали сестры завидовать ее счастью.
«Ну, зато остается у нас дивное дерево, - подумали они, - хоть мы с него плодов снимать и не можем, а все же каждый, кто мимо поедет, перед ним остановится, зайдет к нам и его похвалит; может быть, еще и на нашей улице праздник будет?»
Но на другое же утро дерево исчезло, а с ним вместе и их надежды рассеялись прахом.
А Двуглазочка, как глянула из своей комнаты в окошечко, так и увидела, что дерево стоит перед ее окном, потому что оно за ней следом перешло.
Долгие годы жила Двуглазка в довольстве.
Однажды пришли к ней две нищенки. Заглянула она им в лицо и узнала сестер своих: Одноглазку и Трехглазку, которые впали в такую бедность, что должны были бродить по миру и выпрашивать себе кусок хлеба.
А Двуглазка их обласкала и сделала им много всякого добра, и ухаживала за ними так, что те обе от всего сердца пожалели о зле, которого они так много причинили сестре своей в молодости.
Братья Гримм
Жила на свете женщина, у которой были три дочери. Старшая из них называлась Одноглазка, потому что у ней был всего один глаз на середине лба. Средняя называлась Двуглазка, потому что у ней, как у всех людей, было два глаза. А младшая называлась Трехглазка, потому что у ней сверх двух глаз во лбу был третий.
Двуглазку за то, что она походила на всех людей, ее сестры и мать ненавидели.
Они говорили ей с презрением: «Ты со своими двумя глазами нимало не отличаешься от всех остальных людей, ты нам не пара».
Они толкали ее то туда, то сюда, давали ей носить только самые дурные платья, кормили ее только своими объедками и причиняли ей всякое горе, какое могли.
Случилось однажды, что Двуглазке приходилось идти в поле козу пасти, а она была очень голодна, потому что сестры очень мало дали ей поесть.
И вот села она в поле на полосу и стала плакать, да так плакать, что из глаз ее ручьями слезы бежали. И когда она в таком горе своем глянула вверх, то увидела: стоит около нее какая-то женщина и спрашивает: «Чего ты, Двуглазка, плачешь?»
Отвечала ей бедняжка: «Как мне не плакать? Из-за того, что у меня два глаза, как у других людей, мать и сестры меня ненавидят, толкают меня из угла в угол, дают носить только старое, а есть - одни объедки! Сегодня же так мало дали мне поесть, что я совсем голодна».
Вот и сказала ей ведунья: «Двуглазочка, утри слезы! Скажу я тебе такое, что ты больше голодать не станешь. Стоит тебе только крикнуть своей козочке: Козочка, давай Столик накрывай! и явится перед тобою опрятно накрытый столик, и на нем всякое хорошее кушанье, какого ты пожелаешь, и вволю! А как насытишься и столик тебе не будет более нужен, ты только скажи: Козочка, давай Столик убирай!
И он тотчас исчезнет».
И с этим ведунья скрылась. Двуглазка же подумала: «Я тотчас же должна испробовать, правду ли она мне говорила, потому что уж очень я проголодалась».
И она тотчас проговорила: Козочка, давай Столик накрывай!
И чуть только проговорила она эти слова, как явился перед ней столик с белой скатертью, а на нем тарелочка с ножом, вилкой и серебряной ложкой; а кругом стояли на столе лучшие кушанья, и пар от них шел, словно бы они тотчас из кухни на стол попали.
Двуглазка наскоро прочла молитву перед обедом, подсела к столу - и давай уплетать! И когда насытилась, то сказала, как учила ее ведунья: Козочка, давай Столик убирай!
И тотчас столик и все, что на нем было, исчезло бесследно. «Вот это настоящее дело!» - подумала Двуглазка и была очень весела и довольна.
Вечерком, придя домой с козою, она нашла на столе глиняное блюдце с объедками, которые ей сестры оставили, и, конечно, не прикоснулась к этой еде.
И на другое утро, уходя с козою в поле, она оставила нетронутыми те куски, которые были ей поданы.
В первое время сестры не обратили на это внимания; но затем заметили это и стали говорить: «С Двуглазкой что-то не ладно! Она каждый раз оставляет еду нетронутой, а прежде, бывало, все приберет, что ни поставь ей! Видно, она нашла себе возможность откуда-нибудь пищу получать».
И вот, чтобы дознаться правды. Одноглазка решилась с нею идти в поле за козой и наблюдать, что у ней там творится и не носит ли ей кто-нибудь в поле еду и питье.
Когда Двуглазка опять собралась в поле. Одноглазка подошла к ней и сказала: «Я хочу с тобою идти в поле и тоже присмотреть, чтобы коза хорошо паслась и отъедалась».
Но Двуглазка заметила, что у ее сестры на уме, и вогнала козу в высокую траву, а сама и говорит Одноглазке: «Пойдем, сестрица, сядем рядком, я тебе кое-что пропою».
Одноглазка уселась, утомленная непривычной ходьбой и солнечным жаром, а Двуглазка и стала ей напевать все одно и то же: Одноглазочка, вздремни! Одноглазочка, усни!
Тогда Одноглазка закрыла свой глаз и уснула; увидев это. Двуглазка сказала: Козочка, давай Столик накрывай!
И уселась за свой столик, и наелась, и напилась досыта, а затем опять сказала: Козочка, давай Столик убирай! - и все мигом исчезло.
Тут Двухлазка разбудила сестру и говорит ей: «Одноглазочка, ты хочешь пасти, а сама и заснула; тем временем коза Бог весть куда могла уйти; пойдем-ка домой».
Пошли они домой, а Двуглазка опять-таки своего блюдца не тронула.
Одноглазка же не могла объяснить матери, почему та есть не хочет, и в извинение себе сказала: «Я там в поле приуснула».
На другой день мать сказала Трехглазке: «На этот раз ты ступай и хорошенько высмотри, ест ли Двуглазка в поле и не носит ли ей кто-нибудь со стороны еду и питье. Надо думать, что ест она потихоньку».
Вот Трехглазка и примазалась к Двуглазке, и говорит: «Хочу я с тобою пойти да посмотреть, хорошо ли ты козу пасешь, да даешь ли ты ей отъедаться».
Но та заметила, что у сестры на уме, загнала козу в высокую траву, а ей и говорит: «Мы с тобою там усядемся, и я тебе кое-что пропою». Трехглазка уселась, порядком поуставши от ходьбы и солнечного жара. А Двуглазка опять затянула ту же песню: Трехглазочка, вздремни!
Да вместо того, чтобы спеть:
Трехглазочка, усни! - она по рассеянности спела: Двуглазочка, усни!
Да все так и пела: Трехглазочка, вздремни! Двуглазочка, усни.
И точно, от этой песни у Трехглазки два глаза уснули, а третий не уснул.
Хотя она его тоже закрыла, но только из лукавства, прикидываясь спящей; однако же все-таки могла видеть.
А когда Двуглазке показалось, что сестра ее спит, она, как всегда, сказала: Козочка, давай Столик накрывай!
Попила и поела она вволю, а затем сказала: Козочка, давай Столик убирай!
И Трехглазка все это видела.
Потом пришла к ней Двуглазка и говорит: «Ну, сестрица, выспалась ли? Хорошо же ты коз пасешь! Пойдем-ка домой».
И когда они домой вернулись. Двуглазка опять не ела, а Трехглазка сказала матери: «Знаю я теперь, почему эта гордая девчонка не ест!» - и рассказала матери все, что видела.
Тогда это в матери возбудило зависть и досаду. «Так ты лучше нас есть хочешь! - подумала злая баба. - Постой же, я у тебя отобью охоту!»
Схватила она нож и ткнула им козе в сердце, так что та разом пала мертвая.
Как увидела это Двуглазка, так и залилась слезами; пошла в поле, села на полосу, сидит да плачет.
Вот и явилась опять около нее вещая дева, и спрашивает: «Двуглазка, о чем ты плачешь?» - «Как мне не плакать? Матушка ту козочку убила, что меня так хорошо по вашему сказу кормила; теперь опять придется мне голодать да горевать».
Сказала ей вещая дева: «Я тебе добрый совет дам: выпроси у сестер кишки от убитой козы и закопай их перед входной дверью в землю, это тебе на счастье будет».
И скрылась.
А Двуглазка пошла домой и сказала сестрам: «Дайте мне от моей козочки чего вам не жаль, дайте мне только ее кишочки». Сестры ее засмеялись и сказали: «Коли ничего другого не просишь, так на, возьми их».
И взяла Двуглазка кишочки и вечерком втихомолочку зарыла их по совету вещей девы перед входной дверью.
На другое утро, когда все в доме встали и подошли к двери, то увидели, что выросло там чудное дерево с серебряными листьями и с золотыми плодами, такое-то чудное, что ничего лучше и дороже того дерева и на свете не бывало.
И никто, кроме Двуглазки, не знал, откуда это дерево взялось: только она заметила, что оно выросло из того самого места, где она кишки закопала.
Вот и сказала мать Одноглазке: «Полезай на дерево, дитятко, да нарви нам с него плодов».
Одноглазка полезла на дерево, но чуть только хотела сорвать одно из золотых яблочек, как ветки выскользнули у ней из рук: и это случалось каждый раз, когда она протягивала к яблокам руку, так что как она ни старалась, не могла сорвать ни одного яблочка…
Тогда мать сказала: «Трехглазка, теперь ты полезай! Ты тремя-то глазами можешь лучше кругом оглядеться, чем Одноглазка».
Одна сестра слезла, другая полезла на дерево. Но и у этой было не больше удачи.
Наконец, сама мать полезла вместо дочерей и тоже ничего с дерева добыть не могла.
А Двуглазка сказала ей: «Вот я полезу, может быть, мне лучше удастся, чем вам».
Сестры закричали: «Где уж тебе. Двуглазка!» Однако же Двуглазка все же влезла на дерево, и золотые яблоки сами ей в руки лезли, так что она их полон фартук нарвала.
Мать взяла у ней эти яблоки, но вместо того, чтобы лучше с нею обходиться, стали ей завидовать, что она одна может срывать яблоки с дерева, и стали еще больше ей досаждать.
Случилось, что однажды они все вместе стояли у дерева, а мимо проезжал молодой рыцарь. «Эй, Двуглазка, - крикнули обе сестры, - полезай, полезай под дерево, чтобы нам за тебя не стыдиться!»
И как можно скорее накрыли они ее пустой бочкой, которая стояла около дерева, да и золотые яблоки, сорванные с дерева, туда же попрятали.
Когда рыцарь поближе подъехал, он оказался красавцем; приостановил коня, полюбовался прекрасным деревом и сказал обеим сестрам: «Кому принадлежит это прекрасное дерево? Тот, кто мне дал бы с него веточку, мог бы от меня потребовать, что его душе угодно».
Одноглазка и Трехглазка отвечали ему, что дерево им принадлежит и что они охотно сломят ему с дерева ветку.
Но как ни трудились - и та и другая - ни ветви, ни яблоки не давались им в руки. «Странно! - сказал рыцарь. - Дерево вам принадлежит, а вы все же с него ни яблока, ни ветви сорвать не можете». Но обе сестры настаивали, что дерево принадлежит им. Тем временем Двуглазка, разгневанная тем, что сестры ее так лгали, выкатила из-под бочки парочку золотых яблок прямо к ногам рыцаря.
Увидев яблоки, рыцарь удивился и спросил, откуда они взялись. Тогда злые сестры отвечали ему, что есть у них и еще одна сестренка, да та ему и показаться не смеет, потому у нее такие же два глаза, как и у всех других обыкновенных людей.
Однако же рыцарь захотел ее увидеть и крикнул: «Двуглазка, выходи сюда!»
Тогда Двуглазка преспокойно выглянула из-под бочки; рыцарь был поражен ее дивной красотой и сказал: «Ты, Двуглазка, уж, конечно, можешь мне сорвать ветку с этого дерева?» - «Да, - отвечала Двуглазка, - я это, конечно, могу, потому что дерево мне принадлежит».
И влезла на дерево, и легко сорвала с него ветку с чудесными серебряными листьями и золотыми плодами, да и подала ее рыцарю.
Тут рыцарь спросил у нее: «Двуглазка, что ж я тебе должен за эту ветку дать?» - «Ах, - отвечала бедняжка, - я терплю голод и жажду, печаль и невзгоду с раннего утра до позднего вечера: если бы вы могли меня взять с собою и избавить навсегда от этих всех бед, то я была бы очень счастлива».
Тогда рыцарь посадил Двуглазку на своего коня и привез ее домой в свой отческий замок: там он дал ей хорошее платье и еды, и питья вволю, и так как она ему полюбилась, то он с ней обвенчался и свадьбу отпраздновал превеселую.
Когда красавец-рыцарь увез с собою Двуглазку, стали сестры завидовать ее счастью.
«Ну, зато остается у нас дивное дерево, - подумали они, - хоть мы с него плодов снимать и не можем, а все же каждый, кто мимо поедет, перед ним остановится, зайдет к нам и его похвалит; может быть, еще и на нашей улице праздник будет?»
Но на другое же утро дерево исчезло, а с ним вместе и их надежды рассеялись прахом.
А Двуглазочка, как глянула из своей комнаты в окошечко, так и увидела, что дерево стоит перед ее окном, потому что оно за ней следом перешло.
Долгие годы жила Двуглазка в довольстве.
Однажды пришли к ней две нищенки. Заглянула она им в лицо и узнала сестер своих: Одноглазку и Трехглазку, которые впали в такую бедность, что должны были бродить по миру и выпрашивать себе кусок хлеба.
А Двуглазка их обласкала и сделала им много всякого добра, и ухаживала за ними так, что те обе от всего сердца пожалели о зле, которого они так много причинили сестре своей в молодости.
Эрик XIV (Erik) (13 декабря 1533, Стокгольмский замок - 26 февраля 1577, Эрбюхус, Уппланд, Швеция), король Швеции (1560-1568) из династии Ваза.
В годы Гражданской войны служил в Красной Армии, работал в ЧК. В ряды большевистской партии Эрмлер вступил в 1919. После окончания гражданской войны в 1923-1924 учился на актерском факультете Ленинградского института экранного искусства. Тогда же снимался в эпизодических ролях в кино.
Ранние годы
Сын шведского короля Густава Вазы и Катарины, герцогини Саксен-Лауэнбург, Эрик потерял мать в 2-х летнем возрасте. Получил прекрасное образование. Первым его учителем был Георг Норман, приехавший в Швецию с рекомендациями . Эрик изучал французский, немецкий и латинский языки, историю, географию, политическое и военное искусство, медицину, элементы логики, риторики и теологии, проявляя особый интерес к музыке, рисованию и архитектуре. Один из его учителей, Бурреус, привил Эрику интерес к астрологии, так что Эрик в важных вопросах справлялся, что сулили ему звезды.
Эрик, постоянно пополнявший библиотеку, окружавший себя иностранцами, постепенно отдалялся от отца. В 1557 он принял в полное управление Кальмарский замок. Отношения с отцом были напряженными из-за самостоятельного поведения Эрика. Поэтому он сблизился со своим братом Юханом, герцогом Финляндским, и поддержал его планы по расширению владений на юг. же от ездил в Англию для переговоров о браке Эрика с .
Искусное лавирование
После смерти отца в 1560 Эрик стал королем. Он приступил к реализации плана по превращению Швеции в посредника в торговле между Россией и Западом. Он стремился поставить под контроль порты (Ревель и Нарва), через которые шла торговля. С помощью искусной дипломатии Эрику удалось получить Ревель, обойдя при этом Данию, Любек и Юхана. Также он запретил торговлю в Нарве, что противоречило интересам России, но, поскольку основным соперником обоих государств была Польша, отношения остались внешне дружественными.
Усиление личной власти
Эрик также предпринял меры по укреплению своей власти. В 1561 состоялась пышная коронация, введены новые для Швеции титулы графа и барона. На риксдаге 1561 г. были приняты Арбугские статьи, согласно которым привилегии младших братьев Эрика, герцогов Юхана и Карла, которыми они обладали по завещанию отца, серьезно ограничивались. Эрик учредил Верховный суд - т.н. «королевское жюри», которое стало в первую очередь инструментом контроля и подавления оппозиции. Для усиления армии Эрик удвоил численность войск, модернизировал вооружение и обучение. В управлении Эрик опирался на лично преданных ему секретарей, в первую очередь Ерана Перссона. Своим братьям (если точнее, то единокровным братьям) и их родственникам-аристократам Эрик не доверял и подозревал их в интригах.
Война и борьба с братом
В 1563 Швеция была втянута в войну с Данией, Польшей и Любеком. (Северная семилетняя война), что помимо прочего вынудило Эрика смягчить блокаду Нарвы. Трудности войны, особенно действия датчан на юге Швеции отрицательно повлияли на и без того непростую ситуацию внутри страны. Герцог Юхан женился на сестре польского короля Катарине Ягеллонке и получил от него несколько крепостей на юге Эстонии. На риксдаге 1563 он был приговорен к смерти. Эрик пленил Юхана и заключил его в замок Грипсхольм. Аристократия была недовольна тем, что король старался обходиться без нее в принятии решений. Неприязнь Эрика к аристократии обратилась против Нильса Свантессона из знаменитого рода Стуре. Нильс был обвинен в упущениях в ходе военных действий и приговорен к смертной казни, которая была заменена унизительной церемонией - его провезли по улице на тощей лошади в присутствии черни, специально собранной для этого секретарями Эрика. Эрик предпочитал использовать Нильса в качестве заложника, послал его в Лотарингию вести переговоры о браке Эрика.
Избиение Стуре. Болезнь
В 1567 Еран Перссон представил доказательства существования заговора против Эрика. Несколько знатных господ были приговорены к смерти. В это время из поездки, окончившейся безрезультатно, вернулся Нильс Стуре, который снова был лишен свободы. Эрик в тюрьме Упсальского замка убил Нильса, а его спутники убили отца и брата того - Сванте и Эрика Стуре. После этого у Эрика обострилась ранее неявная душевная болезнь, что позволило риксроду принять управление на себя. Е. Перссон был брошен в тюрьму, герцог Юхан освобожден. В июне 1567 состоялась свадьба Эрика с его любовницей Карин Монсдоттер, которая в следующем году родила ему сына Густава.
Заговор
К 1568 Эрик начал выздоравливать, возвращать управление в свои руки, вновь приблизил Перссона, показав тем самым, что не намерен менять образ правления. Чашу терпения аристократов переполнила коронация Карины, на которой им пришлось стоять рядом с ее родственниками-крестьянами. Они составили заговор, который возглавили герцоги Юхан и Карл, до того существовавший, вероятно, лишь в воображении Эрика. Эрик был пленен, Перссон предан смерти. В 1575 Юхан, провозглашенный королем, добился у риксрода права в случае необходимости лишить братьев жизни. Через два года Эрик умер (возможно, его отравили). Похоронен в кафедральном соборе в Вестеросе.
Одной из старейших европейских монархий является шведская. Ее история насчитывает уже более десяти веков, но благородным королям Швеции, как и многим другим, не удалось избежать стигм психического заболевания. Жертвой болезни стал представитель монархической династии Ваза Эрик XIV (1533-1577), который был подающим надежды, всесторонне образованным королем, но правил всего лишь 8 лет – с 1560 по 1568 гг.
Отец Эрика Густав Ваза (1496-1560) был основателем династии и первым королем независимой Швеции, которая долгие годы подчинялась Дании. Враги называли Густава «тираном и ищейкой» из-за его подозрительности. Бесстрашный и харизматичный авантюрист Ваза отличался непреодолимой жаждой власти и возбудимым, вспыльчивым нравом. О его вспышках ярости ходили легенды – поговаривали, к примеру, что он забил до смерти придворного ювелира, который отлучился без разрешения, и как Густав гонялся с кинжалом вокруг замка за провинившимся в чем-то секретарем. По одной из версий, в припадке гнева он убил свою первую жену и мать Эрика Катарину Саксен-Лауэнбургскую, толкнув на пол с такой силой, что она разбила череп. Однако более умеренные летописцы предполагают, что Катарина умерла от преждевременных родов. Маленькому Эрику тогда было лишь два года. Впоследствии Густав Ваза женился еще дважды. Во втором браке с Маргаретой Лейонхувуд, которая была моложе короля на 20 лет, у него родилось 10 детей, 8 из которых дожили до зрелого возраста. Хотя Эрик и был первенцем Густава, отец его не любил и отдавал предпочтение одному из младших сыновей Магнусу. Однако Магнус не только не мог претендовать на престол по праву рождения, но и не отличался крепким психическим здоровьем. Подробное описание его болезни в источниках отсутствует, известно лишь, что он испытывал слуховые галлюцинации и жил в воображаемом мире сказочных существ – эльфов и русалок. Другие же сыновья Густава Юхан и Карл довольно активно и небезуспешно соперничали с Эриком за право носить шведскую корону.
 |
Эрик был достойным представителем эпохи Возрождения и обладал многими талантами. Так, он владел латынью, французским, испанским, немецким, итальянским и финским языками. В совершенстве знал географию и историю, не говоря уже о военном деле и политике. Интересовался архитектурой, хорошо рисовал и создавал гравюры, играл на лютне. Среди его увлечений были астрология и даже пчеловодство. История почти не сохранила сведений ни о его детстве, ни о его здоровье, однако принято считать, что Эрик XIV болел параноидной шизофренией. Когда Эрик стал королем после смерти отца, у него сразу проявились подозрительность и склонность искать заговоры вокруг себя. Эрик стремился закрепить власть всеми силами и подтвердить законность своей короны.
Семья Ваза не отличалась большой знатностью, и в подтверждение преемственности шведской монархии новый король назвал себя Эриком XIV (Эрик XIІІ умер столетием ранее и принадлежал к другому королевскому роду). Но этого было недостаточно, чтобы почувствовать себя защищенным правителем – следовало заключить выгодный брак с какой-то из достойных европейских принцесс. Эрик решил не мелочиться и посватался к Елизавете Тюдор, будущей английской королеве. Однако ее сводная сестра Мария, на тот момент правившая Англией, ревностная католичка, ответила отказом Эрику-протестанту. Через год сама Елизавета, ставшая королевой, вежливо объяснила Эрику в письме, что «не может рассматривать брак, так как Господь вложил ей в душу такую любовь к безбрачию, что она по своей воле не отступит от него». Но швед сдаваться не собирался, более того, его желание завоевать сердце Елизаветы постепенно превратилось в сверхценную идею. Он много раз посылал к ней своих гонцов и послов, и несмотря на неоднократные отказы, постоянно отправлял восторженные письма, уверяя, что благосклонность королевы ему подсказали «великие знаки расположения и привязанности». Подписывал он свои послания как «преданнейший и влюбленный брат и родственник». В конце концов, Эрик решил, что пора действовать и отправился в морское путешествие за своей страстью, но достичь берегов Британии ему помешал сильный шторм, один из кораблей его свиты тогда утонул. Внезапно, в самом разгаре брачных переговоров, когда Елизавета почти готова была сдаться, Эрик поворачивается спиной к английской короне и решает свататься к шотландской королеве Марии Стюарт. Снова потерпев неудачу, он делает предложение немецкой принцессе Христине Гессенской. Тут же пытаясь задобрить Елизавету, он отсылает ей письмо, в котором утверждает, что руки Марии Стюарт просил не для себя, а для брата, а сватовство к Христине – лишь проверка чувств возлюбленной. По случайным обстоятельствам посыльный с этой запиской был схвачен врагами шведов, датчанами, и ее поспешили передать Филиппу Гессенскому, отцу немецкой невесты. Так Эрик остался без королевы. Однако он не унывал – нравы шведского двора были довольно прогрессивны, и Эрик успел обзавестись 5 внебрачными детьми от разных дам. В возрасте 32 лет Эрик познакомился с 15-летней Карин Монсдоттер, финской девушкой из низкого сословия. Она рано потеряла родителей, какое-то время торговала на рынке, как и ее мать, а позже прислуживала в трактире. Карин оказалась при дворе и вскоре стала фавориткой короля. Она не была интриганкой по характеру и благодаря своему кроткому нраву завоевала славу Шведской Золушки, став спутницей жизни Эрика и родив ему 4 детей.
Тем временем болезненная подозрительность короля усиливалась. Поначалу он при поддержке парламента решил взять под свой контроль братьев Юхана, Карла и Магнуса, ограничив их права в автономиях, которыми те владели. Юхан сразу же воспротивился такому решению, женившись назло брату на Екатерине Ягеллонке, сестре польского короля и закоренелого врага Швеции. Эрик лишил брата права престолонаследия и заключил его вместе с молодой супругой в темницу замка Грипсгольм. После этого он взялся за других аристократов. При пособничестве своего секретаря Георга Перссона Эрик уготовил нелестную судьбу для всех, кто, по его мнению, критиковал его власть – суды устраивались даже по таким ничтожным поводам, как неправильно нарисованный королевский герб. Если в 1562 г. при шведском дворе была только одна смертная казнь, то в 1563 г. уже 50, а в октябре 1567 г. было казнено 230 человек. Однажды Эрик приказал казнить целый гарнизон солдат за то, что сдали крепость датчанам. За кровавые расправы над придворными Эрика XIV сравнивали с царем Иваном Грозным, который в то время правил в Москве.
 |
Мышление короля было явно нарушено, он всюду видел тайные знаки и предзнаменования. Камергер был обвинен в том, что сломал королевский скипетр, а два охранника приговорены к смерти, за то что оставили в королевской уборной кувшин, плащ и недоуздок. Эрик обвинял пажей в том, что они слишком элегантно одеты и могут соблазнить тем самым придворных дам. Он уверовал, что его неудавшиеся женитьбы на принцессах были делом рук аристократов, устроивших заговор с целью лишить короля законных наследников. У Эрика появились слуховые галлюцинации – воющие голоса. Он был убежден, что это подосланные соперниками демоны. Так как астрологи пророчили, что корона может перейти от него к «человеку со светлыми волосами», все подозрения пали на семью известного аристократа Нильса Стуре. У короля случился приступ гнева, когда он проходил мимо стогов сена, покрытых еловыми ветвями, так как они напомнили ему триумфальную арку Нильса Стуре. Самого Нильса вместе с отцом и другими аристократами бросили в темницу. На встрече со знатью
Эрик стремился оправдать свои действия, но потерял набросок своей речи и, вынужденный импровизировать, сильно заикался, из-за чего выглядел неубедительным. В своей неудаче он сослался на слуг, якобы намеренно стремившихся его дискредитировать. В мае 1566 г. он нанес короткий визит к узникам, но вскоре неожиданно вернулся в замок и жестоко заколол кинжалом Нильса Стуре. Отдав приказ казнить всех пленников, кроме некого «господина Стена», он бросися прочь. Поскольку было два узника с таким именем, спаслись оба. Эрик оседлал свою лошадь и умчался из города, уходя от воображаемой погони. Его бывший наставник Дионисий Бурей поехал на его поиски, но король убил и его (по другой версии Бурея заколола стража по приказу короля). Целую ночь он бесцельно слонялся по лесу. Эрик был убежден, что находился в плену у брата Юхана, которого сам же заточил в Грипсгольме. Вину за содеянное королем возложили на секретаря Персона, который предстал перед судом.
Душевное равновесие короля Эрика немного восстановилось в 1568 г. Тогда он с успехом победил датчан, вторгшихся на территорию Швеции. Карин Монсдоттер родила ему наследника, и монарх решил узаконить их отношения. Однако королевой Карин пробыла всего несколько месяцев. Стремясь загладить вину перед аристократами, Эрик пообещал выплатить семьям убитых денежную компенсацию, но те отказались. Раскаявшийся король выпустил из тюрьмы брата, где тот провел 4 года, и Юхан с Карлом, воспользовавшись моментом, захватили власть, словно в самосбывающемся пророчестве Безумного Эрика. Братья короля объявили, что его психическая болезнь – не что иное, как попытка оправдать свои преступления, но на обвинительном процессе выдвигалась также версия, что он был околдован, и в него вселился бес по имени Коппофф.
Эрик XIV провел в заточении долгих 9 лет. Поначалу ему создали довольно привилегированные условия: выделили ряд комнат, выписали прислугу, Карин с детьми Сигрид, Густавом и Хенриком также присоединились к королю. В заточении Карин произвела на свет четвертого ребенка Арнольда, и Юхан, испугавшись, что молодая жена брата родит целое племя претендентов на престол, разлучил супругов. Из всех детей Эрика XIV удачно сложилась судьба только у дочери Сигрид. Двое младших детей, не выдержав суровых условий жизни в заточении, умерли еще в младенчестве. Единственного оставшегося наследника Густава разлучили с матерью и отправили на воспитание к монахам в Польшу. Ему было запрещено возвращаться в Швецию, и он долгие годы скитался по Европе, пока не осел в Москве, где сватался к дочери Бориса Годунова. Но, не дождавшись венчания, Густав завел себе любовницу, за что был сослан в Углич, где и прожил до конца дней.
Вскоре после заточения была обличена попытка Эрика вступить в сговор с Иваном Грозным, и условия содержания короля ухудшились. Последние 7 лет заключения Эрик жил в одиночной камере. Он много рисовал и вел дневник, в котором монотонно описывал свои болезненные переживания: «8 июля ко мне явилась отрубленная голова повара Кристофера... 2 августа они мучили меня влажными простынями и невкусным хлебом… 4 ноября тайно вытащили мое золото из-под кровати»… С 1569 г. Юхан лелеял надежду о смерти ненавистного брата и уже в 1575 г. отдал приказ тюремщику убить Эрика, но по той или иной причине он не был исполнен. Эрик XIV умер 24 февраля 1577 г., как показала экспертиза, проведенная после эксгумации в 1958 г., шведский король был подло отравлен мышьяком.
Что посмотреть:
Что посетить:
 |
| Финляндия, Турку . Первые упоминания о замке в г. Або – так на шведский лад называли финский Турку во времена господства Швеции в Финляндии – относятся к концу XIII ст. История замка тесно связана со всеми членами семьи Густава Ваза. Некоторое время он принадлежал брату Эрика – Юхану, пока король не взял его под стражу. Когда же братья поменялись ролями, и Юхан пленил Эрика, первые два с половиной года заточения он вместе с женой и детьми провел именно в Абоском замке. С конца XIX в. замок служит историческим музеем, и в тюремные «покои», отведенные королевской семье, пускают посетителей. В кафедральном соборе Турку похоронена Катарина Монсдоттер. |
 |
| Швеция, Упсала . В самой Швеции с именем короля Эрика XIV тесно связаны два замка. Первый находится в древней столице Упсале. В XVI в. Густавом Вазой здесь был построен королевский замок, который служил основным местом жительства и самому Эрику. В 1567 г. во дворцовой темнице разыгралась кровавая драма – Эрик собственноручно убил пятерых узников. Сейчас в помещениях бывшей тюрьмы замка открыт музей восковых фигур, отражающий события тех дней. Рядом с Упсалой находится еще один замок – Эрбюхус. В 1571 г. по приказу брата Эрика разлучили с семьей, оставшейся в Турку, и перевезли в Швецию. Здесь в полном одиночестве и отчаянии безумный Эрик доживал последние свои годы. |
 |
| Швеция, Вестерос . Вестерос, как и многие другие шведские города, славится своим историческим прошлым. Одним из древних строений этого города является Вестеросский Кафедральный собор. В соборе покоятся захоронения многих значительных деятелей позднего средневековья, здесь захоронен и Эрик XIV. На сегодняшний день Кафедральный собор работает в музейном режиме. Он очень популярен среди горожан и туристов, в связи с чем и считается одним из главных символов современного Вестероса. Собор имеет большую культурную ценность и точно воссоздает историческую атмосферу старинной Швеции. |
Подготовила Ольга Устименко
