ЛЕНИН Владимир Ильич (псевдоним, настоящая фамилия Ульянов) (1870—1924) — русский революционер, глаза партии коммунистов и первого правительства СССР. В марте 1922 г. у Ленина начались частые припадки, заключавшиеся в кратковременной потере сознания с онемением правой стороны тела.
С марта 1923 г. развился тяжелый паралич правой стороны тела, была поражена речь. Но все же врачи надеялись поправить положение. В бюлетене о состоянии здоровья Ленина от 22 марта говорилось: "... Болезнь это, судя по течению и данным объективного исследования, принадлежит к числу тех, при которых возможно почти полное восстановление здоровья”.
И впрямь: когда в мае Ленина перевезли в Горки, он стал поправляться. В сентябре ортопедисты изготовили для вождя специальную обувь; при помощи жены и сестры он стал вставать и ходить по комнате с палочкой. В октябре к Ленину даже допустили людей с политическими сообщениями. Сотрудник Коминтерна О.А.Пятницкий и работник Моссовета И.И.Скворцов-Степанов поделились с вождем некоторыми политическими и хозяйственными новостями.
Правда, Ленин реагировал на это единственным словом, которое он сносно произносил: "вот-вот”. А 19 октября Ленин совершил подвиг — вопреки уговорам жены, сел в автомобиль и велел везти себя в Москву. «Зашел на квартиру, — вспоминает секретарь Ленина Фотиева, — заглянул в зал заседания, зашел в свой кабинет, оглядел все, проехал по сельскохозяйственной выставке в нынешнем Парке культуры и отдыха и вернулся в Горки”.
Понемногу Ленин стал учиться писать левой рукой (правая была парализована). Дело дошло до того, что многие в правительстве и Политбюро ожидали скорого возвращения Ленина к руководству страной. В декабре 1923 года, во время елки для детей, устроенной в Горках. Ленин весь вечер провел с ребятишками.
Но воля вождя была бессильна перед волей болезни. Склероз сосудов головного мозга продолжал выключать из деятельности один участок мозга за другим.
В последние месяцы жизни Крупская, по указанию Ленина, читала ему беллетристику. Обычно это было к вечеру. Читала Салтыкова-Щедрина, "Мои университеты" Горького, стихи Демьяна Бедного. За два дня до смерти Крупская, желая укрепить в муже мужество, прочитала ему рассказ Джека Лондона "Любовь к жизни". “Сильная: очень вещь, — вспоминает она об этом чтении. — Через снежную пустыню, в которой нога человеческая не ступала, пробирается к пристани большой реки умирающий с голоду больной человек. Слабеют у него силы, он не идет, а ползет, а рядом с ним ползет тоже умирающий от голода волк, идет между ними борьба, человек побеждает, — полумертвый, полубезумный добирается до цели. Ильичу рассказ этот понравился чрезвычайно. На другой день просил читать рассказы Лондона дальше... Следующий рассказ попал совершенно другого типа — пропитанный буржуазной моралью: какой-то капитан обещал владельцу корабля, нагруженного хлебом, выгодно сбыть его; он жертвует жизнью, чтобы только сдержать свое слово. Засмеялся Ильич и махнул рукой”.
Ну, а последние сутки Ленина один из лечивших его врачей, профессор В.Осипов описывает так:
“20 января Владимир Ильич испытывал общее недомогание, у него был плохой аппетит, вялое настроение, не было охоты заниматься; он был уложен в постель, была предписана легкая диета. Он показывал на свои глаза, очевидно, испытывая неприятное ощущение в глазах. Тогда из Москвы был приглашен глазной врач профессор Авербах, который исследовал его глаза... Профессора Авербаха больной встретил очень приветливо и был доволен тем, что, когда исследовалось его зрение при помощи стенных таблиц, он мог самостоятельно называть вслух буквы, что доставляло ему большое удовольствие. Профессор Авербах самым тщательным образом исследовал состояние глазного дна и ничего болезненного там не обнаружил.
На следующий день это состояние вялости продолжалось, больной оставался в постели около четырех часов, мы с профессором Ферстером (немецкий профессор из Бреславля, который был приглашен еще в марте 1922 года) пошли к Владимиру Ильичу посмотреть, в каком он состоянии.
Мы навещали его утром, днем и вечером, по мере надобности. Выяснилось, что у больного появился аппетит, он захотел поесть; разрешено было дать ему бульон. В шесть часов недомогание усилилось, утратилось сознание, и появились судорожные движения в руках и ногах, особенно в правой стороне. Правые конечности были напряжены до того, что нельзя было согнуть ногу в колене, судороги были также и в левой стороне тела. Этот припадок сопровождался резким учащением дыхания и сердечной деятельности. Число дыханий поднялось до 36. а число сердечных сокращений достигло 120-130 в минуту, и появился один очень угрожающий симптом, который заключается в нарушении правильности дыхательного ритма (типа чейн-стокса), это мозговой тип дыхания, очень опасный, почти всегда указывающий на приближение рокового конца. Конечно, морфий, камфора и все, что могло понадобиться, было приготовлено. Через некоторое время дыхание выровнялось, число дыханий понизилось до 26, а пульс до 90 и был хорошего наполнения. В это время мы измерили температуру — термометр показал 42.3۫ — непрерывное судорожное состояние привело к такому резкому повышению температуры; ртуть поднялась настолько, что дальше в термометре не было места.
Судорожное состояние начало ослабевать, и мы уже начали питать некоторую надежду, что припадок закончится благополучно, но ровно в 6 час. 50 мин. вдруг наступил резкий прилив крови к лицу, лицо покраснело до багрового цвета, затем последовал глубокий вздох и моментальная смерть. Было применено искусственное дыхание, которое продолжалось 25 минут, но оно ни к каким положительным результатам не привело. Смерть наступила от паралича дыхания и сердца, центры которых находятся, в продолговатом мозгу".
Когда-то Ленин был потрясен смертью Поля и Лауры Лафаргов, покончивших жизнь самоубийством. 3 декабря 1911 года он выступил с речью на похоронах Лафаргов на кладбище Пер-Лашез в Париже. Ленин, подобно Лафаргу, считал, что когда человек не может работать на пользу революции (из-за старости или болезни), он должен иметь в себе мужество добровольно уйти из жизни.
Бытовали слухи о том, что Ленина отравил Сталин, — это, например, утверждал в одной из своих статей Троцкий. В частности, он писал: “Во время второго заболевания Ленина, видимо, в феврале 1923 года, Сталин на собрании членов Политбюро (Зиновьева, Каменева и автора этих строк) после удаления секретаря сообщил, что Ильич вызвал его неожиданно к себе и потребовал доставить ему яду. Он снова терял способность речи, считал свое положение безнадежным, предвидел близость нового удара, не верил врачам, которых без труда уловил на противоречиях, сохранял полную ясность мысли и невыносимо мучился...
Помню, насколько необычным, загадочным, не отвечающим обстоятельствам показалось мне лицо Сталина. Просьба, которую он передал, имела трагический характер; на лице его застыла полуулыбка, точно на маске.
— Не может быть, разумеется, и речи о выполнении этой просьбы! - воскликнул я…
— Я говорил ему все это, — не без досады возразил Сталин, — но он только отмахивается. Мучается старик. Хочет, говорит, иметь яд при себе... прибегнет, если убедится в безнадежности своего положения”.
Троцкий, правда, говорит, что Сталин мог и выдумать то, что Ленин обращался к нему за ядом — с целью подготовить свое алиби. Однако этот эпизод подтверждается и свидетельствами одной из секретарш Ленина, которая в 60-е годы рассказывала писателю А.Беку о том, что Ленин действительно просил у Сталина яд. "Когда я спрашивал врачей в Москве, — пишет далее Троцкий, — о непосредственных причинах смерти, которой они не ждали, они неопределенно разводили руками. Вскрытие тела, разумеется, было произведено с соблюдением всех формальностей: об этом Сталин в качестве генерального секретаря позаботился прежде всего! Но яду врачи не искали. даже если более проницательные допускали возможность самоубийства”.
Скорее всего, яда от Сталина Ленин не получил — иначе Сталин уничтожил бы впоследствии всех секретарей и всю прислугу Ильича, чтобы не оставлять следов, да и особой нужды в смерти абсолютно беспомощного Ленина у Сталина не было. К тому же, он еще не подошел к той черти за которой началось физическое уничтожение его противников. Таким образом, наиболее вероятная причина смерти Ленина - болезнь.
Тело Ленина, как известно, было забальзамировано и положено в специально построенный мавзолей. Историк Луне Фишер рассказывает, что когда в 30-х годах западные газеты стали писать, будто "в мавзолее лежит не набальзамированная мумия, а восковая фигура", советские власти разрешили группе западных журналистов (Фишер входил в их число) обозреть святыню. Бальзамировавший Ленина биохимик профессор Б.И.Збарский упомянул перед собравшимися в мавзолее о секретных процессах мумификации и предсказал, что тело останется в таком виде лет сто. "Затем он открыл герметически запечатанную стеклянную витрину, содержавшую мощи, ущипнул Ленина за нос и повернул его голову направо и налево. Это был не воск. Это был Ленин”.
За последние сто лет медицина заметно улучшилась, однако люди не начали доживать до 200 лет. Одна из возможных причин - в пределе Хейфлика - запрограммированной в ДНК максимальной продолжительности «жизни» клеток.
Человеческие клетки всегда переживают не больше 50 - 52 циклов деления. Так происходит из-за сокращения размера теломер - участков ДНК на концах хромосом. В пересчете на годы это дает среднюю продолжительность жизни в 90 - 100, максимум - 120 лет. При достижении этого возраста даже здоровые люди умирают «по естественным причинам».
Этой концепции уже больше 50 лет (а ее создателю Леонарду Хейфлику - 88). Сам ученый в недавнем интервью журналу The Lancet назвал изобретение способов радикального увеличения продолжительности жизни «второй древнейшей профессией, а может, и первой».
Попытки резко сделать жизнь дольше он сравнил с мыслью о возможности пробежать милю за секунду, экстраполировав прогресс после двух тренировок. «Люди отдают огромные деньги, убежденные тем, что кто-то нашел способ сделать их бессмертными <...> Все во Вселенной меняется или стареет со временем, и думать, что вы можете повернуть это вспять, - нонсенс».
С возрастом страх смерти исчезает
Чем человек старше, тем меньше он беспокоится от мыслей о смерти. К примеру, исследование интервью 1200 американцев разных рас и социальных положений показало, что в возрасте 45–54 лет смерти боятся около 50% опрошенных, а вот после 70 лет - лишь 26%. Мыслей, связанных со смертью, с возрастом тоже становится меньше.
По вертикали - количество мыслей, связанных со смертью, по горизонтали - возраст опрошенных
Кстати, социальная поддержка близких людей от мрачных мыслей о смерти избавляет - это тоже установленный научно факт. Американский психолог Уильям Чопик считает , что эти закономерности связаны. С возрастом увеличиваются «инвестиции в близкие отношения» - супружество, дружбу, родительство, - которые помогают человеку справляться со страхом.
«Тот факт, что обеспокоенность смертью снижается на протяжении жизни, часто удивлял исследователей, - пишет Чопик. - Современные исследования показывают, что социальная поддержка обеспечивает более низкий уровень тревоги в течение долгого времени. Социальные отношения обеспечивают функцию регулирования эмоций, в том числе тех, что связаны с проявлениями возраста и напоминаниями о собственной смерти».
Кстати, ученые не раз замечали, что люди, напуганные смертью, более религиозны , более консервативны , чаще проявляют националистические предубеждения и вообще чаще поддерживают стереотипы.
Все эти совпадения, по мнению исследователей, подтверждают «теорию управления страхом смерти ». Согласно ей, человек осознает неизбежность смерти и вымещает свой страх в других сферах. Помогают занятия, которые дают «иллюзию бессмертия»: продолжение рода, творчество, наука, а также причисление себя к расе, партии или каким-либо другим группам. Согласно этой теории, именно страху смерти человечество обязано такими явлениями, как культура и религия.
Фото: Дмитрий Брушко, TUT.BY
Спираль смерти
Упрощенно жизнь любого существа можно разделить на три стадии: развитие, взросление и поздние годы. Однако недавно в эту схему предложили добавить еще один этап, который никого не минует - «спираль смерти».
Является наибольшим у 90% планеты. Оно и неудивительно - смерть ассоциируется для большинства из нас с неизбежным концом, с окончанием жизни и переходом в новое непонятное и пугающее состояние. В этой статье мы поговорим о том, можно ли избавиться от такого страха в принципе, и о том, как перестать бояться смерти.
Оду жизни мы поем
Представьте себе весну. Цветущие деревья, свежая зелень, вернувшиеся с югов птицы. Это время, когда даже самые хмурые пессимисты чувствуют себя готовыми на любые подвиги и подчиняются всеобщему хорошему настроению. Представьте теперь конец ноября. Если вы не живете в теплых краях, то картинка рисуется не самая радужная. Голые деревья, лужи и грязь, слякоть, дожди и ветер. Солнце садится рано, а ночью неуютно и некомфортно. Понятное дело, что в такую погоду настроение, что называется, препаршивое - но в любом случае мы знаем, что пройдет осень, затем наступит снежная зима с кучей праздников, а потом природа вновь оживет и мы будем неподдельно счастливы и рады жизни.
Если бы дело так легко и понятно обстояло с пониманием жизни и смерти! Но не тут то было. Мы не знаем, а неизвестность вселяет в нас ужас. смерти? Прочтите данную статью. Вы получите простые к выполнению рекомендации, которые избавят вас от надуманных страхов.
Что является причиной страха?
Прежде чем ответить на вопрос о том, смерти, разберем из чего он происходит.
1. Человеку свойственно предполагать худшее . Представьте, что близкий человек не приходит домой в положенное время, а трубку не поднимает и на сообщения не отвечает. Девять человек из десяти предположат худшее - случилось что-то плохое, раз он даже ответить на звонок не может.
А когда близкий человек наконец-то появляется и объясняет, что был занят, а телефон "сел", мы выплескиваем на него кучу эмоций. Как он мог заставить нас так переживать и нервничать? Знакомая ситуация? Дело в том, что люди чаще всего предполагают худшее, чтобы потом выдохнуть с облегчением или принять неизбежное уже обреченно и подготовленным. Смерть не исключение. Мы не знаем, что она несет, но уже настроены на самый худший исход.
2. Страх неизвестности. Нас пугает то, чего мы не знаем. В этом виноват наш мозг, а точнее, то, как он работает. Когда мы повторяем одно и то же действие день за днем, в мозге выстраивается устойчивая цепочка нейронных связей. К примеру, вы ходите на работу каждый день одной и той же дорогой. Однажды вам нужно по какой-либо причине пойти другим путем - и вы испытаете дискомфорт, даже если новая дорога короче и удобнее. Дело не в предпочтении, просто таково устройство нашего головного также пугает нас по этой причине - мы не переживали ее, не знаем, что будет дальше, и мозгу это слово чуждо, вызывает отторжение. Даже люди, которые не верят в ад, испытывают дискомфорт, когда слышат о смерти.
3. Представления об аде и рае. Если вы выросли в религиозной семье, то наверняка имеете свое мнение об устройстве загробной жизни. Самые распространенные на сегодняшний день религии обещают рай праведникам и адские муки тем, кто ведет неугодную Богу жизнь. Учитывая современные реалии жизни, очень сложно быть праведным, особенно как того требуют строгие религиозные каноны. В итоге каждый верующий понимает, что, возможно, после смерти он и не увидит врат рая. А кипящие котлы вряд ли вызывают энтузиазм поскорее узнать, что скрывается за порогом смерти.
Не думайте о белой обезьяне
Дальше мы расскажем о нескольких проверенных способах того, как перестать бояться смерти и начать жить. Первый шаг - примите тот факт, что вы смертны. Это неизбежность, и как говорится, никто еще отсюда не уходил живым. Однако, к счастью, мы не знаем, когда случится наш уход.
Это может случится завтра, через месяц или много десятков лет. Стоит ли заранее переживать о том, что случится неизвестно когда? Не боятся смерти, просто приняв факт ее неизбежности - это первый ответ на вопрос о том, как перестать бояться смерти.
Религия не является ответом
Распространенным заблуждением является мысль о том, что религия дарует утешение живущим и избавляет от страха смерти. Конечно, избавляет, но совершенно иррациональным способом. Так как никому в мире неизвестно, что будет после окончания жизни, на то существует множество версий. Религиозные идеи об аде и рае также являются версией, причем популярной, но достоверной ли? Если вы с детства чтите своего Бога (не имеет значения, какую религию вы исповедуете), то вам сложно принять мысль, что ни один священнослужитель не знает, что будет с вами после смерти. Почему? Потому что никто еще не ушел отсюда живым и никто еще оттуда не возвращался.
Ад в нашем воображении рисуется совсем неприветливым местом, а посему смерть может пугать и по этой причине. Мы не призываем вас отказаться от своей веры, но ни одна вера не должна внушать страха. Поэтому есть еще один ответ на вопрос о том, как перестать думать о смерти. Отказаться от убеждения, вас ждет неизбежный выбор между адом и раем!
Нередко люди боятся не столько смерти, сколько того, что может к ней привести - например, болезней. Это такой же бессмысленный страх, как и ужас перед смертью, но с ним можно эффективно бороться. Как известно, в здоровом теле обитает здоровый дух, а значит, как только вы будете ощущать себя здоровым, иррациональные страхи вас оставят. Займитесь спортом, но не через "не хочу", а с удовольствием. Это может быть не столь скучная отбывальщина, сколько любимое занятие - танцы, плавание, поездки на велосипеде. Начните следить за тем, что вы употребляете в пищу, откажитесь от алкоголя или курения. Как только вы ощутите себя уверенно стоящим на ногах, с крепким здоровьем, вы перестанете думать о болезнях, а следовательно, и о смерти.
Живите днем
Есть такое высказывание: "Завтра никогда не наступает. Ждешь вечера, он наступает, но наступает сейчас. Лег спать, проснулся - сейчас. Наступил новый день - и снова сейчас".
Как бы вы ни боялись будущего, в общем смысле слова оно не наступит никогда - вы все время будете находится в моменте "сейчас". Так стоит ли позволять вашим мыслям уносить вас далеко, в то время как вы все время находитесь здесь и сейчас?
Почему бы и нет?
Сейчас модно делать татуировки в форме жизнеутверждающих надписей, и молодежь частенько выбирает латинское выражение "carpe diem". Буквально оно расшифровывается "Живи днём" или "Живи моментом". Не позволяйте негативным мыслям уносить вас из жизни - это ответ на вопрос о том, как перестать бояться смерти.
И в то же время помните о смерти
Исследуя жизнь аутентичных индейских племён, которые живут в Латинской Америке, историки с удивлением обнаружили, что индейцы чтут смерть и помнят о ней ежедневно, едва ли не ежеминутно. Однако это не из-за страха перед ней, а напротив из-за желания жить полно и осознанно. Что это значит?
Как мы уже говорили выше, мысли часто нас уносят из момента сейчас в прошлое или будущее. Мы знаем о смерти, часто боимся её, но на подсознательном уровне не верим в её реальность именно для нас. То есть это что-то, что случится когда-то. Индейцы, напротив, понимают для себя, что смерть может прийти в любой момент, а потому живут с максимальной отдачей именно сейчас.
Как избавиться от страха смерти? Просто помните о ней. Не ожидайте со страхом, а просто держите где-то на подсознании, что она может прийти когда угодно, а значит не нужно откладывать на потом важные дела. Как не бояться смерти? Уделяйте внимание родным и друзьям, своему хобби, займитесь спортом, смените постылую работу, развивайте дело, близкое вам по духу. Занимаясь своей жизнью, вы перестанете думать о смерти со страхом.
Иногда мы беспокоимся не столько о себе, сколько о тех, кто нам дорог. Особенно знакомы такие переживания родителям - стоит любимому чаду задержаться на вечерней прогулке или перестать отвечать на звонки мамы, и в голову лезут самые страшные мысли. Вы можете справиться со своим страхом - если захотите, конечно.
Вы не сможете опекать вашего ребенка вечно, к тому же от ваших переживаний ничего хорошего не происходит. Зато вы страдаете сами, расшатывая свою нервную систему надуманными страхами.
Примите тот факт, что вещи идут своим чередом. Будьте спокойны, не переживайте попусту. И помните, что думать о плохом - любимое занятие головного мозга, но не ваше.
- Табу на разговоры о смерти – одно из самых сильных для современного общества.
- Смерть больше страшит тех, кто так и не стал самим собой.
- Осознание того, что жизнь конечна, помогает нам жить полнее, глубже, насыщеннее.
Смерть – чужая и тем более своя – относится к области невыразимого. Мы ее игнорируем, избегаем, отрицаем. Но чтобы жить более осмысленно и ярко, нам предстоит научиться думать о ней без страха.
«Не представляю, как вы будете писать об этом. Это так тяжело!» – сказала мне психотерапевт Инна Хамитова, когда мы встретились, чтобы поговорить о смерти и о том, как мы к ней относимся. И я почувствовала, как в ответ внутри меня что-то сжалось в комок. Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор, говорил Ларошфуко*. Неудивительно, что редакционное задание пробудило во мне сильную тревогу: я давно избегала не то что говорить, а даже думать о смерти, о неизлечимых болезнях, о катастрофах, повлекших человеческие жертвы. Так поступают многие – в лучшем случае мы символически откупаемся от смерти, отправляя деньги на операцию тяжелобольному или на поддержку хосписа, и на этом закрываем для себя тему. Опрос Psychologies показал, что 57% из нас редко задумываются о ней. И даже самые отважные из нас не свободны от страха. «От этой темной тени не избавиться ни одному из живущих», – пишет психотерапевт Ирвин Ялом**. Но если она нас так страшит, то нужно ли о ней говорить?
Детские вопросы
В теме смерти немало парадоксов. Начало новой жизни – это одновременно и первый шаг на пути к концу. Сознание его неизбежности должно было бы лишать смысла нашу жизнь, и все-таки оно не мешает нам любить, мечтать, радоваться. Вопрос в том, как мы пытаемся разрешить для себя или хотя бы осмыслить эти противоречия. Чаще всего наша мысль пасует. «У нас в запасе всегда есть несколько подходящих сентенций, которыми мы при случае готовы попотчевать других, – писал основатель аналитической терапии Карл Густав Юнг, – «Всякий когда-нибудь да умрет», «Жизнь человеческая не вечна»***. Пользуясь подходящим штампом, как спасательным кругом, мы живем так, как если бы были бессмертными.
Истоки нашего отношения к смерти лежат в детском опыте. «В самом раннем возрасте у ребенка нет представления ни о времени, ни о причинно-следственных связях и, естественно, нет страха смерти, – объясняет Инна Хамитова. – Но уже года в четыре он может понимать, что кто-то из близких умер. Хотя и не осознает, что это уход навсегда». Очень важно, как в этот момент поведут себя родители, подчеркивает психотерапевт. Например, многие взрослые не берут детей на похороны, чтобы не испугать... и напрасно. На самом деле страшно как раз взрослым, и свой страх они невольно транслируют ребенку, приписывая ему свое отношение к смерти. Точно так же действует на детей и замалчивание этой темы. Ребенок считывает послание: мы об этом не говорим, это слишком страшно. Так может возникнуть болезненное, невротическое отношение к смерти. И наоборот, если в семье соблюдают какие-то ритуалы, например вспоминают покойную бабушку в день ее рождения, это помогает детям справляться со страхом.
Поначалу дети боятся смерти родителей и других близких. О своей смертности ребенок тоже знает, но осознает ее уже позже – ближе к подростковому возрасту. «У подростков возникает повышенный интерес к смерти, – отмечает Инна Хамитова. – Для них это способ понять себя, почувствовать свои границы, ощутить себя живым. И в то же время способ переключить тревогу. Они как бы доказывают себе: я не боюсь, смерть – моя сестра».
С годами этот страх отступает перед основными жизненными задачами молодых взрослых людей: освоить профессию, создать семью. «Но три десятилетия спустя... разражается кризис среднего возраста, и страх смерти обрушивается на нас с новой силой, – напоминает Ирвин Ялом. – Достигая вершины жизни, мы смотрим на тропу перед собой и понимаем, что теперь эта тропа ведет не наверх, а вниз, к закату и исчезновению. С этой минуты беспокойство о смерти уже не покидает нас».
Смерть как арт-объект
В любом художественном музее мира неискушенного посетителя (особенно ребенка) поражает повсеместное присутствие мученичества, насилия, смерти. Чего стоит хотя бы многократно повторенная и неизменно пугающая голова Иоанна Крестителя на блюде. Современное искусство тоже исследует вечный сюжет, заставляя в буквальном смысле примерить на себя процесс умирания. Два года назад в Париже, в Лувре на Первом салоне смерти посетитель мог полежать в одном из экспонировавшихся гробов и подобрать себе подходящий экземпляр на будущее. Этой весной в московском Манеже прошла выставка «Размышляя о смерти», за ней арт-проект «Мой самый важный чемодан», участникам которого было предложено собрать багаж для «последнего путешествия». Кто-то положил в него игрушки, кто-то – открытый ноутбук, манифест собственного сочинения... Воображаемая смерть становится поводом задуматься о жизни, о ее главных ценностях. Арт-критики видят в этом новый тренд: попытку преодолеть табу на разговор о смерти. Хотя точней говорить лишь о современных формах этого преодоления – ведь искусство, наряду с религией, всегда предлагало нам взглянуть в лицо смерти и не отвести глаза. Оно «пробуждают в нас чувства, которые мы могли бы испытать в подобной ситуации, – говорит Инна Хамитова. – Для нас это способ прикоснуться к теме и прожить, переработать ее в безопасной форме».
С широко закрытыми глазами
«Сегодня только в маленьких городах или в деревне сохраняется традиция хоронить всем миром. Дети присутствуют на похоронах, слышат разговоры взрослых – тот умер, или этот скоро умрет, и воспринимают смерть как естественную вещь, часть вечного круговорота, – говорит юнгианский аналитик Станислав Раевский. – А в большом городе смерти как будто нет, она изгнана с глаз долой. Здесь уже не увидишь похороны во дворе, не услышишь похоронный оркестр, как это было еще 25–30 лет назад. Мы близко видим смерть тогда, когда умирает кто-то из близких. То есть можем не сталкиваться с ней долгие годы. Интересно, что это компенсируется обилием смертей, которые мы видим по телевизору, не говоря уж о компьютерных играх, где у героя множество жизней. Но это выхолощенная, искусственная, сконструированная смерть, которая в наших фантазиях как будто подконтрольна нашей власти».
Вытесненный страх прорывается в том, как мы говорим. «Умираю – хочу спать», «ты меня в гроб вгонишь», «устала до смерти» – наша речь пересыпана упоминаниями о смерти, хотя при этом мы вовсе не имеем ее в виду. Зато «настоящая» смерть в нашем языке остается табу – мы предпочитаем говорить возвышенным слогом («ушел из жизни», «покинул этот мир», «окончил свои дни», «уснул вечным сном») или, наоборот, нарочито-пренебрежительно («отдал концы», «сыграл в ящик», «дал дуба») – лишь бы не называть вещи своими именами. И все же иногда мы поневоле осознаем этот страх, говорит Инна Хамитова: «Похороны, серьезные болезни, несчастные случаи, любые расставания вновь возвращают нас к мыслям о смерти и связанным с ней страхам».
Чего мы боимся на самом деле?
«На самом дне наших чувств по поводу смерти лежит чисто биологический страх, на уровне инстинкта, – признает Ирвин Ялом. – Это первобытный страх, и я тоже испытывал его. Словами его не выразить».
Но в отличие от других живых существ, человек знает, что когда-нибудь умрет. Отсюда следуют страхи более высокого порядка, и прежде всего – страх небытия (для верующих – инобытия), постичь которое мы не можем. Об этом «после» – монолог Гамлета: «Скончаться. Сном забыться. Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, Когда покров земного чувства снят?» Путь в небытие тем страшнее, что каждому придется проделать его одному. Как говорит Ирвин Ялом: «В смерти человек всегда одинок, одинок более, чем когда-либо в жизни. Смерть не только отделяет нас от других, но и обрекает на вторую, более пугающую форму одиночества – на отделение от самого мира».
Наконец, с каждым из нас уходит и наш неповторимый внутренний мир, который существует только в нашем сознании. «Смерть личности, пожалуй, еще страшней, чем смерть физическая, – размышляет Инна Хамитова. – По сути, мы боимся исчезновения. Такова же природа страха немощи, тяжелой болезни или деменции, которые могут предшествовать смерти. Это страх перестать быть собой, утратить свою идентичность».
Эрос против Танатоса
Согласно психоанализу, в каждом из нас сосуществуют и противоборствуют влечение к жизни и влечение к смерти (кстати, открытие последнего принадлежит ученице Карла Густава Юнга россиянке Сабине Шпильрейн). Инстинкты жизни, получившие название Эрос, выражаются в потребности к любви, созиданию, служат поддержанию жизненно важных процессов и обеспечивают размножение вида. Важнейшими среди них, по Фрейду*, являются половые инстинкты (либидо). И наоборот, инстинкты смерти, объединенные под названием Танатос, проявляются в агрессивных чувствах, разрушительных желаниях и действиях. Фрейд считал их биологически обусловленными и такими же важными регуляторами поведения, как инстинкты жизни. «Целью всякой жизни является смерть», – писал он, имея в виду, что любой живой организм в итоге неизбежно возвращается в состояние неорганической материи. А жизненный путь человека – арена борьбы между Эросом и Танатосом. Впрочем, сам Фрейд называл это всего лишь гипотезой, и до сих пор она остается одним из спорных аспектов его учения.
* З. Фрейд «По ту сторону принципа удовольствия» (АСТ, Астрель, 2011).
Как мы с этим справляемся
«Научаясь понимать смерть других людей, ее действие в них, ее действие в нас через переживание чужой смерти, мы сумеем глядеть в лицо смерти, в конечном итоге – встретить лицом к лицу собственную смерть – сначала как возможность, вернее неизбежность, но неизбежность часто как будто настолько далекую, что мы с ней не считаемся, – а затем и как самую реальность, грядущую на нас», – объясняет митрополит Антоний Сурожский****. И все-таки мы до самого конца боимся этого «лицом к ли-цу». За тысячелетия человечество придумало множество способов облегчать страдания, причиняемые этим страхом. Мощнейший из них – религия, дающая надежду на вечную жизнь, на воссоединение с теми, кого мы любили и потеряли, на воздаяние за праведную жизнь (впрочем, эта надежда рождает еще один страх – вечно расплачиваться за свои грехи). Мы пытаемся противостоять этому страху, символически обеспечивая свое бессмертие через наших детей или наши достижения. Формула «построить дом, посадить дерево, вырастить сына» закрепляет именно это стремление оставить след, не быть забытым, продолжить себя и за порогом смерти.
Хотя, казалось бы, какая нам разница, оставим мы след или нет, раз нас все равно не будет? «Весь вопрос, что мы считаем своим «Я», – говорит Станислав Раевский. – Где мы проводим границу между собой и не-собой? Только ли это границы нашего тела? Мое «Я» – только ли во внутреннем моем пространстве?» Есть упражнение, которое помогает справиться со страхом смерти, продолжает юнгианский аналитик: «Нужно выйти, допустим, на улицу, оглянуться вокруг и сказать себе: «Вот эта машина – это я! Цветок – это я! Небо – это я!» И так раз за разом тренируется понимание, что наше «Я» – не только внутри, но и вовне. Да, внутреннее умирает, но внешнее-то остается...»
Последний критерий
Наши эксперты согласны в том, что страх смерти тем сильней, чем меньше человек сумел реализовать себя. «Пожилые люди, которые довольны прожитой жизнью и сознают, что сделали в ней все, что могли, намного спокойнее относятся к смерти, – отмечает Инна Хамитова. – И совсем иное, когда человек понимает, что прожил не свою жизнь, когда его одолевают сожаления об упущенных возможностях».
«О чем думает человек перед смертью? – продолжает Станислав Раевский. – О своих финансах, о своем автомобиле? О странах, которые хотел, но не успел посетить? Нет, гораздо больше его волнуют сущностные вопросы: а действительно ли я любил других людей? Думал ли о них? Простил ли своих врагов? Чем больше мы любим других, тем меньше наша привязанности к себе, тем менее болезненна для нас тема смерти. И как жалко, что эти вопросы возникают слишком поздно. А что если начать задавать их себе лет за 40 до смертного часа?» Впрочем, во многих странах есть такая возможность. На специальной грифельной доске все желающие дописывают фразу: «Прежде чем я умру, я хочу…»***** И разных желаний оказывается столько, сколько пишущих: выйти замуж, переплыть Ла-Манш, завести лысого кота, заняться сексом втроем...
Смерть, если о ней помнить, становится мерилом нашей жизни. Именно поэтому психологи предлагают своим клиентам представить, что им осталось жить недолго – скажем, год. Что бы они изменили в своей жизни? По сути, это размышление о своих ценностях, приоритетах, о смысле. «Мы задумываемся о том, что пора заняться чем-то настоящим, тем, что мы всегда откладывали, к чему звала наша душа. Ощущение близости смерти заставляет нас развиваться и проживать свою жизнь более полно, интересно, глубоко, – говорит Станислав Раевский. – И наоборот, избегая мыслей о смерти, мы отсекаем от себя большую часть жизни».
Взглянуть страхам в лицо
Взрослый человек пытается идти навстречу своему страху и разобраться в нем. Однако многие из нас предпочитают вести себя как дети, отрицая свой страх, сбегая от него. «Но то, чего мы избегаем, все равно догонит нас. Если мы избегаем темы смерти, наша тревога будет только нарастать», – предупреждает Станислав Раевский. Она может проявляться в кошмарных снах или маскироваться под другую психологическую проблему. А у кого-то перерастает в ужас и отравляет существование.
Похоже, единственное, что имеет смысл, – взглянуть своему страху в лицо. Значит ли это, что мы от него избавимся? Нет, отвечает Ирвин Ялом: «Конфронтация со смертью всегда будет сопровождаться страхом. Такова цена самосознания». И все же игра стоит свеч: «Поняв условия человеческого существования, мы сможем не только сполна наслаждаться каждой минутой жизни и ценить уже сам факт своего бытия, но и относиться к себе и к другим людям с подлинным сочувствием».
* Ф. де Ларошфуко «Максимы» (АСТ, 2011).
** И. Ялом «Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти» (Эксмо, 2008).
*** К. Г. Юнг «Проблемы души нашего времени» (Прогресс, 1994).
**** А. Сурожский «Жизнь, болезнь, смерть» (Виноград, 1998).
***** Сейчас в 50 странах мира размещено более 300 таких досок на 20 языках. Подробнее о проекте «Before I die» см. на сайте beforeidie.cc
Продлить свое существование в интернете, уйти из жизни, но остаться онлайн...
Зачем нам нужны блоги и страницы умерших, видео похорон и анонсы кончин? Комментирует психолог Вероника Нуркова.
Среди роликов, выложенных на YouTube, часто встречаются видеозаписи похорон. Причем не только известных людей, но и тех, кого знают лишь родные, друзья и коллеги. Откуда в Сети такой интерес к визуальной стороне смерти, зачем выставлять напоказ кадры расставания с ушедшими? «Фотографии в этом случае представляют собой артефакт жизни, свидетельство того, что жизнь была и прожита до конца, – считает Вероника Нуркова. – Парадоксальным образом мертвого фотографируют для того, чтобы помнить его живым». Точно такое же впечатление – его хотят запомнить живым и продлить его существование – возникает от просмотра аккаунтов в соцсетях, которые кто-то из близких продолжает вести после смерти владельца. «С одной стороны, трудно представить более органичную мемориальную площадку: по аналогии с тем, как реальные поминки принято проводить в доме покойного, местом его виртуального поминовения становится виртуальный «дом», – рассуждает психолог. – С другой стороны, аккаунт мыслится как часть наследства, и близкие люди, знающие пароль к нему, считают себя вправе пользоваться законно полученным пространством. Наконец, есть случаи, когда кто-то поддерживает аккаунт умершего, чтобы создать иллюзию, будто жизнь покойного продолжается. Здесь уместно говорить о психологической защите за счет идентификации с умершим».
Впрочем, разработчики крупнейших соцсетей уже придумали для своих пользователей техническое бессмертие. Так, Twitter создал дополнение LivesOn, благодаря которому страничка умершего продолжает пополняться новыми сообщениями в стиле и с лексикой покойного. Практикуется и менее инфернальный способ сохранения памяти – мемориальные страницы, где можно опубликовать фото, воспоминания и артефакты об ушедшем.
Сеть создает новую жизнь после смерти. Поэтому даже пронзительные дневники умирающих (и умерших) имеют сотни перепостов и примиряют с неотвратимостью конца. Один из ярких примеров – блог penmachine.com канадца Дерека Миллера (Derek Miller), в котором верхний пост начинается словами: «Ну вот и все. Я мертв, и это мой последний пост в блоге. Я попросил семью и друзей, чтобы они опубликовали это заранее составленное послание, <...> что станет первым шагом по превращению действующего веб-сайта в архив».
Другой образец этого жанра – получившая известность в Сети . Наглядный, почти поминутный опыт осознания неизбежной смерти и достойного ухода из жизни сегодня востребован миллионами посетителей.
Самым, пожалуй, шокирующим проектом следует признать интернет-тотализаторы вроде deathlist.net. Здесь составляют списки тех, кто «должен» умереть в текущем году, а потом ведется подсчет правильно угаданных смертей. «Это все равно что встать рано утром у окна и приказать солнцу взойти, – считает Вероника Нуркова. – Сайты такого типа – попытка почувствовать контроль над смертью. Примечательно, что в топ-листе все люди очень пожилые или больные: высокая вероятность прогноза дает его автору иллюзию могущества».
Анастасия Аскоченская
Смерть. Что это такое? К чему она отсылает и что означает? Для ребенка, возможно, смерть это уход, отсутствие Другого. Смерть это «уход на войну»; а «умри» то же самое что «иди на войну», «не мешай мне», и просто «уходи».
Опять вспомню свою дочку в возрасте полутора лет, когда она использовала слово «пока!» в качестве защиты от мучавшего ее кузена- одногодки. Она использовала это очень редко, в самом крайнем случае, когда никакие иные меры не помогали. Тогда она махала ему ручкой и произносила «пока!». Похоже на то, что первая встреча субъекта со смертью есть опыт отсутствия Другого. Ничто не позволяет говорить о том, что с возрастом субъект приобретает больший опыт относительно смерти.
Знание о смерти все так же есть знание об отсутствии Другого. Смерть все так же остается закрытой и не доступной для субъекта, он никак не может прорваться к ней, хотя императив “memento mori” склонен навязчиво повторяться в культуре столько, сколько она сама существует. Почему так? Почему об этом надо напоминать? Может быть, потому что здесь не все чисто? Что же не так со смертью?
Все не так, причем не так с самого начала. Буквально со стадии зеркала. «Скоро обнаружилось, что ребенок во время этого долгого одиночества нашел для себя средство исчезать. Он открыл свое изображение в стоячем зеркале, спускавшемся почти до полу, и затем приседал на корточки, так что изображение в зеркале уходило «прочь»». Ребенок играет со своим собственным отсутствием. То есть я хочу сказать то, что все философские рассуждения зрелого человека о жизни и смерти есть не что иное как выкрик «Беби о-о-о». Во-первых, субъект сталкивается с невозможностью собственного отсутствия, в этом смысле смерть есть деление на ноль, во- вторых, же он не может НЕ делить на ноль, эта операция навязчиво повторяется, деление на ноль становится судьбой субъекта. Так что же это? Чем же может являться то, что не может исчезнуть? Конечно же только тем, что никогда не существовало.
Во второй лекции цикла «Лакан-ликбез» -«Язык и пропажа субъекта» А. Смулянский показывает, что когда субъект репрезентирован, представлен взгляду другого, он превращается в функцию, и его при этом нет как субъекта. Когда же субъект не представлен взгляду, его снова нет, его нет для другого. Так что субъект отсутствует, но не знает об этом. Он отсутствует, он мертв, он логически невозможен, но пока он не знает об этом, все как- будто в порядке. Хотя не все в порядке. Есть такая вещь как тревога, и она не обманывает: «подготовленность в виде страха с повышением энергетического потенциала воспринимающей системы представляет последнюю линию защиты от раздражения». А теперь объединим кастрационную тревогу с невозможностью субъекта, и мы получим то, что субъект боится не смерти, а того, что смерти нет.
В связи с этим так и хочется сказать: «Беби о-о-о». Вот как можно еще понимать влечение к смерти. Возвращение к такому прежнему состоянию, которого никогда прежде не было. Игра с невозможностью, с самой основой субъекта. Не этот ли невозможный вопрос задает себе анализант? Не этот ли вопрос он навязчиво повторяет во всевозможных вариациях, изданиях? Как сновидение травматического невротика внушает страх, которого там не хватает для того чтобы исцелить от испуга (прорыва в Реальное?), так и игры с зеркалом призваны показать что субъекта может и не быть, а это убеждает его в том, что он есть. Страх, кстати, всегда так работает. Субъект получает объект страха, пусть и в виде отрицания. Он даже не узнает в этом объекте объект своего желания.
Если не забывать о том, что субъект и организм совершенно разные вещи, станет ясным то, что применительно к организму вполне можно говорить о биологической смерти. Фрейд напоминает нам о биогенетическом законе, то есть о том, что онтогенез есть повторение филогенеза. При этом влечения и навязчивое повторение обнаруживают свою связь, заключающуюся в том, что сам характер влечений весьма навязчив и консервативен, что вступает в противоречие с другой их стороной- стремлением к изменчивости и прогрессу.
«Влечение, с этой точки зрения, можно было бы определить как наличное в живом организме стремление к восстановлению какого-либо прежнего состояния, которое под влиянием внешних препятствий живое существо принуждено было оставить, в некотором роде органическая эластичность, или - если угодно, - выражение косности в органической жизни». Консерватизм против прогресса- смерть против жизни, и Фрейд, учредив эти полюса, проводит далее деконструкцию понятия «жизнь» показывает затем, что это никакие не противоположности, и цель у них в общем- то одна. Жизнь не противоположность смерти, оно лишь временное отклонение от нее.
Это обходной путь к смерти, попытка избежать «короткого замыкания». Организм, замечает Фрейд, хочет умереть, но только по-своему. После этого разъяснения становится очевидным, что влечения к жизни и смерти не представляют собой примитивной дихотомии, бинарной оппозиции, из этого нельзя никоим образом вывести всякие архетипы или первичную мифологическую символику вроде «инь-янь». Фрейд идет другим путем, «коротко не замыкаясь», не «закорачиваясь» на Эросах и Танатосах. Его мысль не умирает в мифологии манихейских оппозиций, она идет более сложным путем.
Никакой практической пользы из влечения к смерти извлечь нельзя, на кушетке жизнь и смерть ничего не объяснят, эти мудреные интеллектуализации могут разве что выполнять защитную функцию. Фрейд предупреждает и порывает с мистическими традициями типа пирамид Маслоу или лесенки Кена Уилбера «Многим из нас было бы тяжело отказаться от веры в то, что в самом человеке пребывает стремление к усовершенствованию, которое привело его на современную высоту его духовного развития и этической сублимации и от которого нужно ожидать, что оно будет содействовать его развитию до сверхчеловека. Но я лично не верю в существование такого внутреннего стремления и не вижу никакого смысла щадить эту приятную иллюзию».
