Неизвестному мученику посвящаю


ПРЕДИСЛОВИЕ

Менахема Бегина, автора книги «В белые ночи», вряд ли надо представлять читателю. Имя его хорошо и давно «известно как тем, кто читает по-русски в Израиле, так и тем читателям в России, которые интересуются новейшей историей Израиля и его сегодняшней судьбой. Всем, что он когда-либо говорил, писал и делал, Менахем Бегин принадлежит еврейству, Израилю, политическому сионизму. Но эта книга - не об Израиле. Она лишь об одном небольшом участке жизненного пути автора, связывающего две точки во времени, - от ареста в сентябре 1940 года советскими властями, занявшими Вильнюс, до освобождения зимой 1941 года по амнистии польских граждан. На географической карте этот отрезок соединяет тюрьму Лукишки в Вильнюсе, родную сестру московской Лубянки, с крохотной точкой занумерованного лагпункта, спрятанного в топких болотах Печорлага.

В 1975 году читателю предлагается еще одна книга о лагерях, еще одни воспоминания лагерника. Чем такая книга может удивить читателя? Особенно читающего по-русски? Особенно после Солженицына, после целой библиотеки книг, написанных за последние годы на эту тему? Особенно теперь - когда читатель вроде бы даже устал читать все про лагеря да про лагеря и просит дать ему что-нибудь поновее и поинтереснее.

Но пусть читатель начнет с последней страницы, где обозначен год окончания книги - 1952. В тот год, последний год жизни Сталина, замышлялись в Москве новые большие посадки всесоюзного значения, с размахом готовился еврейский погром нового образца; в тот год первомайские и ноябрьские манифестации в Израиле цвели алыми знаменами не хуже, чем в Москве или Новосибирске, кибуцы украшали свои столовые и клубы портретами дорогого Вождя и Учителя; в тот год Юлий Марголин не собирал и десяти человек в тель-авивских аудиториях, куда приходил рассказывать о своем «путешествии в страну Зэка» (отметим, что он первый дал ей географическое имя) и требовать, чтобы израильские коммунисты и социалисты, преодолев партийную робость и раболепное почитание, заинтересовались судьбой еврейских узников в сталинских лагерях, судьбой сионистов, бундовцев, коминтерновцев, деятелей еврейской культуры. В тот год, когда Запад и ухом сытым не повел на все рассказы немногих счастливцев, избежавших гибели в социалистическом концлагере, - в тот год Менахем Бегин, уже тогда признанный и давний глава израильской политической оппозиции, отвлекся от своих насущных дел, чтобы запечатлеть свой краткосрочный советский опыт. Он дал свои свидетельские показания, несмотря на то, что инстанции, обязанные вынести общественное суждение, не готовы были его выслушать. Он сказал: я это видел.

Книга Бегина не последовательница - предшественница богатой лагерной литературы, хлынувшей в брешь, пробитую в мировом равнодушии Солженицыным.

Что поразительно в этой книге, так это скорый, трезвый и верный диагноз, поставленный автором книги «В белые ночи» советскому обществу. Причем социологических обследований автор не проводил, статистических данных не собирал и не прочел гору советологических исследований. Обращаясь назад к нашему собственному опыту, опыту людей, прошедших еще во младенчестве специальную идеологическую обработку, даже как-то неловко вспоминать домашние дискуссии пятидесятых-шестидесятых годов: где произошло перерождение передового общества в античеловеческое, где советская власть свихнулась - в двадцатые или в тридцатые годы, как могло случиться все, что случилось. Сколько раз, встречаясь с лагерными мучениками, мы кидались к ним с распростертыми объятиями, ждали мысли, выращенной в страдании, - а навстречу нам протягивали руки закаленные ленинцы, не усомнившиеся, не уронившие и крупинки из «передового учения» и более всего гордившиеся тем, что никакой жизненный опыт не мог научить их самостоятельно думать.

Но достаточно было трезвого непредвзятого взгляда, опыта нормальной демократической жизни, - и по крохам собственных наблюдений Менахем Бегин, человек, свободный от гипноза советской фразеологии, увидел всю систему «нового» общества. Он увидел его принципиальное беззаконие, неограниченную политическую тиранию и экономическую власть тайной полиции, полное забвение каких бы то ни было моральных принципов, широкое использование рабского труда, атмосферу террора и страха - то есть все, что так ясно нам всем сейчас и что и по сей час еще не ясно так многим. Характерно, что вне лагерных наблюдений, давших автору материал для суждений о всей советской жизни, он подробно остановился на одном лишь явлении российской действительности - на очереди. Нравы и порядки в очереди, ее значение в жизни простого человека, свобода от нее человека привилегированного и рассуждение о том, зачем советской власти очередь, выбирающая из общества излишек социальной энергии, - все это показывает, что автор глубоко проник в природу чужого и чуждого ему советского строя. Менахем Бегин вошел в советскую тюрьму свободным от советской идеологии - у него была своя, глубоко национальная, - и эта внутренняя свобода от сиротской советской «сознательности», соблазнившей так многих русских евреев, дала ему силу не только выстоять, но и увидеть. Советские евреи, а встреч с ними не мало было у нашего автора, естественно привлекали его особое внимание. С огорчением он замечает и убедительно воспроизводит опустошение души, освобождение от родового начала и наследства. В быстром падении вчерашнего революционера, партийного деятеля перед натиском следствия и театрализованного судебного процесса Бегин не видит мистической загадки, волновавшей европейские умы, а видит торжество наглого мира, освободившегося от гласности, и бессилие душ, заменивших индивидуальную и народную нравственность классовой моралью.

В книге Бегина есть некая старомодность, привычка полагаться на слово само по себе, пренебрегая его спекулятивными, дискредитирующими употреблениями, автор как бы независим от инфляции высоких понятий, происшедшей в наши десятилетия, он ничего не знает и не хочет знать о ней. Пафос и патетика воспринимаются им всерьез. И скептический читатель, отмечающий эти черты в его книге, с удивлением вдруг ловит себя на том, что и он, почти против желания поддавшись автору, воспринимает этот пафос и эту патетику серьезно. Дело в том, что пафос книги Бегина есть пафос искренности, это пафос честного мышления и честного зрения. Достоинство это не литературное, а - что гораздо важнее - нравственное.

Менахем Бегин выстоял и не согнулся, потому что за ним была его собственная идеи, далекий мир единомышленников и цель, не похожая на цели его преследователей. У советских же евреев, верно служивших советской власти и попавших под частый гребень правительственного террора, ничего не было за душой, кроме того, что было у их палачей: они говорили тем же языком, клялись теми же именами и поминали одни и те же цитаты. Что же они могли противопоставить насилию? Им и нечего было противопоставить, если не наступало прозрение.

Менахем Бегин ярче всего осознает свою причастность к одной человеческой общности - к еврейству. Эта книга позволяет понять, что вольно или невольно он принадлежит еще и другой - той общности, которая дала ему прикоснуться к величайшему страданию двадцатого века, к общности зэков, лагерников, узников тех или иных лагерей уничтожения, исправительного истребления. Великий числом и опытом народ зэков уже дал миру своих поэтов, художников, писателей, философов и ученых. Менахем Бегин первый советский заключенный, достигший поста главы правительства страны свободного мира. Об этом стоит сказать: Бегина случайно зацепила советская судьба, но десятки миллионов вполне закономерно уложены под шпалы железнодорожных магистралей, в шлюзы каналов, в основания доменных печей. В советской жизни им не нашлось другого употребления, их мысль и мозг сознательно и безжалостно были превращены в перегной истории. Свободный мир мог бы наделить их другими биографиями, иными значениями. Каждый зэк, освободившийся и живой, рассказывая о себе, говорит о них, о всех погибших, не свершивших, неживших…

Н. Рубинштейн

1. А ОРДЕР НА АРЕСТ ЕСТЬ?

«Вас просят зайти в горсовет, комната 23, с 9 до 11 часов утра, в связи с рассмотрением вашей просьбы».

Эту повестку из Вильнюсского горсовета я получил в начале сентября 1940 года, через несколько месяцев после того как Советский Союз подчинил своей военной и политической власти Литву, Латвию и Эстонию. Эти три небольших прибалтийских государства оказались в сфере влияния Советского Союза, согласно договору между гитлеровской Германией и СССР, подписанному в 1939 году Риббентропом и Молотовым. В период между разделом Польши и падением Парижа Москва ограничивалась «военными базами», сданными в аренду правительствами Таллина, Риги и Каунаса. Эти правительства были явно антикоммунистическими, но в переходный период русские с демонстративным педантизмом соблюдали принцип невмешательства во внутренние дела «хозяев баз». Литве Москва даже преподнесла замечательный национальный подарок. Около двадцати лет литовцы мечтали о Вильно, древнем городе короля Гедимина, который они называют Вильнюсом. Из-за этого Вильно-Вильнюса (евреи его называли Иерушалаим де-Лита, Литовским Иерусалимом), захваченного поляками сразу после Первой мировой войны, Литва разорвала дипломатические отношения и все другие связи со своим более мощным соседом Польшей. Каунас был объявлен временной столицей, и веру древнюю в скорое возвращение в вечную столицу - Вильнюс, поддерживали в сознании молодежи и народа книги, учебники и огромные красочные картины, которыми были увешаны стены каждого вокзала, каждого общественного здания.

(1913-1992)

Политики часто подвергаются суровой критике за отсутствие убеждений. Кажется, все они заинтересованы только во власти и славе. Менахем Вольфович Бегин был последователен в своих убеждениях. Последователь Владимира Жаботинского – основателя ревизионистского крыла сионистского движения, видевшего в вооруженной борьбе единственно возможный путь создания еврейского отечества, Бегин сначала возглавил европейскую молодежную организацию Жаботинского – «Бетар», а затем, в Палестине 1940-х гг., подпольную террористическую группу «Иргун Цвай Леуми», боровшуюся с британским колониальным правлением. Его воинственная деятельность обусловила сопротивление евреев притеснениям сначала в Европе, а затем и на Ближнем Востоке.

«Иргун» действовала рядом с соперничавшей с ней группой Ицхака Шамира – «Штерн-гэнг» в качестве жестокой и агрессивной противоположности более традиционным, но не менее динамичным и решающим регулярным подразделениям «Хагана» под командованием Давида Бен-Гуриона. Без секретных операций Бегина государство Израиль могло и не родиться в 1948 г.

Из остатков «Иргуна» Бегин организовал политическую партию, ставшую значительной силой в израильском правительстве. Став премьер-министром, он обменял землю на мир с египтянами и был награжден Нобелевской премией мира вместе с динамичным и отважным президентом Анваром Садатом. Бегин поощрял строительство еврейских поселений на землях, захваченных во время конфликтов с арабами в 1967 и 1973 гг., считая их частью библейского Израиля. Ему все же не удалось снизить напряженность в отношениях с другими соседними арабскими странами, что привело к дорогостоящей войне в Ливане, залившей кровью улицы Бейрута.

Менахем Бегин рос в семье, в которой высоко ценили идею иудейского Сиона. Родившегося в Бресте, в той части Польши, которая входила в царскую Россию до Первой мировой войны, Менахема отец-торговец Дов Зеев Бегин увлек идеями иудеев-«еретиков», или националистов. Еще мальчиком он проявил удивительный талант к публичным выступлениям, впервые произнеся речь на иврите и идише в возрасте десяти лет. В пятнадцать лет он вступил в «Бетар» и вскоре научился владеть оружием. Десять лет спустя он не только получил диплом юриста в Варшавском университете, но и возглавил движение «Бетар», насчитывавшее к тому времени семьдесят тысяч членов.

В 1939 г., когда нацисты приблизились к Варшаве, Бегин бежал в Вильнюс. Вскоре советские власти арестовали его как «сиониста и английского шпиона» и отправили в Сибирь. Его жена Алиса уехала в Палестину, надеясь подготовить там почву для Менахема после его освобождения. Менахем получил свободу в 1941 г., когда были освобождены более миллиона польских пленных. Бегин вступил тогда в Польскую освободительную армию, разыскал свою сестру, перебрался в Иран и затем в Палестину. Его родители были убиты нацистами. Бегин часто представлял себе отца, идущего на смерть, славя Господа и напевая свою любимую «Гатиква» – молдавскую народную песню, которая станет государственным гимном Израиля. Сын никогда не забудет завета отца о том, что евреи должны не путешествовать, не шастать туда и сюда, а вернуться в свой национальный очаг. Возвращение после тысячелетий рассеяния по чужим землям было неотъемлемым правом евреев.

В Палестине Бегин служил некоторое время переводчиком в британской армии. К 1943 г. он возглавил «Иргун» и ушел в подполье, чтобы бороться с англичанами. В 1946 г. за его голову давали сначала восемь, а потом пятьдесят тысяч долларов. Получивший кличку «беспощадный очкарик», Менахем усиленно разыскивался за террористическую деятельность, проявлявшуюся, среди прочего, в казнях захваченных британских офицеров в качестве возмездия за смерть агентов «Иргуна» в английских тюрьмах. Самой известной акцией стал взрыв одного крыла гостиницы «Царь Давид» в Иерусалиме, от которого погибли девяносто человек, в том числе много британских офицеров и несколько работников – арабов и евреев. Самой позорной операцией стало нападение боевиков «Иргуна» на арабскую деревню Дир-Ясин, когда погибли двести мужчин, женщин и детей. Два месяца спустя раздраженный действиями «Иргуна» и опасавшийся развертывания гражданской войны Бен-Гурион приказал подразделениям «Хаганы» открыть огонь по боевикам «Иргуна», находившимся на борту судна, груженного оружием и боеприпасами.

Со времени создания государства Израиль в 1948 г. до своего прихода на пост премьер-министра двадцатью девятью годами позже Бегин возглавлял лояльную оппозицию лейбористским правительствам Давида Бен-Гуриона, Леви Эшкола, Голды Меир и Ицхака Рабина. Собрав под свои знамена сефардских, или восточных, евреев, Бегин построил мощную политическую партию на основе ортодоксальных религиозных верований и библейской идеологии, а не социалистических и либеральных идеалов. Премьер-министр Бегин рассматривал Западный берег Иордана, захваченный во время войны с арабами в 1967 г., как земли Иудеи и Самарии из Ветхого Завета. Его правительство считало своим долгом перед верующими строить поселения на этих землях. Такое спорное решение вызвало сопротивление со стороны многих членов Партии труда и осуждение со стороны ООН. Бегин объявил всему миру, что Израиль не нуждается ни в чьем благословении своих действий и что Израиль законен потому, что он существует.

Пустыни же Синайского полуострова не были частью библейского Большого Израиля. Когда президент Садат подтвердил свою готовность «обменять мир на землю», Бегин уже с нетерпением ждал переговоров. После шестнадцатимесячных трудных переговоров с помощью президента Джимми Картера 26 марта 1979 г. были подписаны Кэмп-Дэвидские соглашения. Мир с Египтом наконец был достигнут.

И все же остальные арабские страны не давали Израилю жить в мире. За каждым террористическим актом следовало жестокое возмездие. Когда Бегин чувствовал угрозу безопасности Израиля, его реакция была немедленной. В 1981 г. премьер-министр приказал разбомбить иракский атомный реактор близ Багдада, остановив на долгие годы предпринятые Саддамом Хусейном исследования по созданию атомного оружия. За тот удар Бегин подвергся широкой критике. Но только подумайте, как могла бы закончиться «Буря в пустыне» в 1991 г., если бы у Саддама была бомба!

Бегин аннексировал Голанские высоты, также захваченные во время войны 1967 г. Он изменил денежную единицу страны с израильского фунта на шекель – монету, которой пользовались древние израильтяне. По его требованию израильский парламент – кнессет объявил Иерусалим вечной и неделимой столицей страны.

После убийства Садата отношения с Египтом претерпели охлаждение, особенно после вторжения израильской армии в Ливан в 1982 г. Полагаясь в основном на советы своего министра обороны Ариэля Шарона, Бегин приказал уничтожить базы террористов на самой границе. Ливанская война растянулась на долгие месяцы и привела израильтян в пригороды Бейрута и к оккупации, которой никто не желал. Когда ливанские христианские военизированные формирования устроили бойню в лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила, вырезав сотни человек, израильские военные были огульно обвинены в том, что не защитили должным образом эти лагеря.

Проблемы с собственным здоровьем, смерть жены в 1982 г. и отчаяние в связи с бесполезностью ливанского конфликта побудили Бегина в 1983 г. уйти в отставку. До своей смерти в 1992 г. он вел уединенный образ жизни, редко выходя из дома – только ради посещения могилы жены или участия в семейном торжестве. После смерти его славили как борца с партизанами, добившегося мира с Египтом и бескомпромиссно защищавшего отечество.

Еще слишком рано, разумеется, оценивать в полной мере влияние Бегина на историю Ближнего Востока и мира в целом. И все же Менахем Бегин дал ясно понять, что его народ никогда больше не потерпит никакого мирового диктата, сам будет определять свою судьбу, что бы и кто бы там ни думал. Этот борец за Сион и основатель мощного политического движения был первоклассным оратором, одевался очень строго и все принимал близко к сердцу. Он не мог и не желал отделять свои убеждения от своих чувств. И делал крайние заявления ради крайних целей. Мир должен был ясно понять, что он подразумевает и почему он имеет в виду то, что говорит. Его мнение очевидно: Израиль, нация выживших, останется здесь навсегда. Если бы не мужество, проявленное Бегином в Кэмп-Дэвиде, премьер-министр Рабин и министр обороны Шимон Перес не смогли бы начать в 1993 г. переговоры с Ясиром Арафатом и Организацией освобождения Палестины.

Менахем Бегин (Мечислав Вольфович Бегун) – еврейский политический деятель, один из создателей современного государства Израиль.

Начинал как глава подпольной еврейской организации «Иргун». В 1977 – 1983 годах являлся премьер-министром Израиля.

Родом из Бреста

Мечислав Бегун родился в 1913 году в Бресте (тогда – Брест-Литовск). Его отец был секретарём местной еврейской общине, которая примкнула к сионистскому движению.

Вначале Бегун получил традиционное образование в еврейской школе, затем окончил гимназию и поступил в Варшавский университет на юридический факультет. Учился он там успешно, и впоследствии навыки правоведа помогли ему в политической деятельности.

Ещё с детских лет Менахем Бегин записался в сионистскую скаутскую организацию «Хашомер-Хацаир» («Юный страж»), которая исповедовала левые социалистические взгляды.

Впоследствии Бегин решительно порвал с социализмом и примкнул к правому крылу сионизма. Через шесть лет после поступления в «Хашомер-Хацаир» Бегин перебирается в ревизионистскую организацию «Бейтар», имевшую радикально-фашистскую идеологию.

Основатель «Бейтара» Владимир (Зеев) Жаботинский буквально покорил сердце юного борца за еврейскую государственность. В этой организации Бегин сделал быструю карьеру и вскоре превзошёл своего учителя в радикализме: самого Жаботинского он публично раскритиковал за мягкость и нерешительность его позиции.

Через некоторое время Бегин сменил Жаботинского на посту руководителя «Бейтара» и начал создание боевой организации «Иргун» - он же «Эцель». Бегину пришлось шесть недель отсидеть в тюрьме – после того, как он организовал акцию протеста перед английским посольством. В то же время он пытался организовать массовый переезд польских евреев в Палестину.

Когда к Польше подошли немцы, Бегин предложил правительству страны сформировать отряды из бойцов «Бейтара», но ему отказали. Затем Бегину пришлось бежать из Польши в Вильнюс, где его арестовали советские власти. Его приговорили к восьми годам лагерей как «английского шпиона» и «социально-опасный элемент».

Однако спустя непродолжительное время он был освобождён Армией Андерса (польским формированием на территории СССР) как гражданин Польши. Примкнув к этой армии, он вместе с ней отправился в Палестину. Затем он выходит из Армии Андерса и посвящает себя организации израильского государства.

Создание государства Израиль

Деятельность Бегина в Палестине была необычайно бурной. Созданная им группировка «Иргун» организовала вооружённую борьбу против британского господства в «земле обетованной». За голову Бегина англичане назначили огромную награду – 10 тысяч фунтов. В то же время «Иргун» сталкивается с другими еврейскими формированиями Палестины (такими как «Хагана») и с арабским населением.

В арабской деревне Дейр-Ясин иргуновцы организовали резню, о масштабах и сути которой идут споры до сих пор:

По одним данным, это была относительно мирная военная операция, все военнопленные были быстро отпущены;

По другим данным, подчинённые Бегина творили массовые зверства – грабежи, изнасилования и убийства.

Сам Бегин оправдывал себя тем, что командиры в деревне действовали без его ведома. После создания государства Израиль «Иргун» перестал существовать, выполнив свой долг. Бегин создаёт партию «Херут» («Свобода»), которая начинает участвовать в политической борьбе.

В то время израильские парламент и правительство по большей части состояли из социалистов; партия Бегина же исповедовала праволиберальные взгляды. Вся дальнейшая деятельность была направлена на то, чтобы пробиться сквозь «левую стену». С пятидесятых годов Израиль установил дипломатический контакт с ФРГ и поднял вопрос о возмещении ущерба евреям, пострадавшим во время Холокоста от действий нацистов.

Партия «Херут» выступила с наиболее радикальной позицией: в то время как другие политики обсуждали возможность «прощения» немцев, Бегин призвал не допускать этого и взыскать с виновников сполна. С 1977 года Бегин был премьер-министром Израиля. Под его руководством впервые было сформировано правительство преимущественно из правых сил.Несмотря на допущенные перегибы и легкомысленные решения, в целом израильское общество положительно восприняло политику Бегина.

В последн ие годы Менахем Бегин отошёл от государственной деятельности и жил в Тель-Авиве и Иерусалиме. Умер Бегин в 1992 году.

Тель-Авив, 1979. 317 с.

Бегин Менахем Вольфович (Menachem Begin) родился 16 августа 1913 года (26 ава 5673 г.) в городе Брест-Литовске (ныне г. Брест в Беларусии) в семье старшины местной еврейской общины Вольфа Бегина и Хаси Коссовской. Здесь было полно синагог, еврейских школ, театров, магазинов. И одновременно процветал махровый антисемитизм. Погромы устраивали все - поляки, казаки, в годы первой мировой войны - немецкий войска. Когда немецкие войска подошли к Бресту, мать Бегина с детьми переехала к дяде в Дрогичин. А позже в Кобрин. Там их через некоторое время и разыскал отец. Существуют воспоминания Менахема Бегина о том, как он на руках матери прятался от артобстрела под искореженной телегой. Шел холодный дождь, палили ружья и пушки, мать закрывала его своим телом. «Мое поколение находится в пекле беспрерывной войны всю свою жизнь», - рассказывал потом Бегин. Семья Бегина была одной из первых, вернувшихся в Брест. Однако жизнь в разрушенном войной городе не могла быть легкой. Семья часто переезжала. В журнале регистрации лиц, прибывших в Брест на постоянное место жительства за 1921 год, отмечено, что Бегины: Вольф, Хася, Рахиль, Герцль и Менахем проживали по ул. Зыгмунтовской, д.59 (ныне ул. Карла Маркса). После этого семья сменила еще несколько мест проживания. Так, уже через год, в 1922-м, Бегины переезжают на улицу Кривую, д. 9 (ныне ул. Дзержинского). В списках избирателей в Брестскую городскую раду за 1928 и 1930 г.г. отмечено, что семья поселилась на ул. Костюшки, д. 11 (сегодня ул. Гоголя). А в 1933 жили на ул. Стефана Батория (сегодня ул. Карбышева). В домовой книге за 1940 год отец и мать значатся в списках проживающих по ул. 1 Мая. Последние сведения о матери Бегина можно встретить в материалах паспортизации еврейского населения, которую немецкие оккупанты проводили в 1941 году. С детства юноша воспринял убежденность отца в том, что евреям суждено вернуться на родину предков - в Израиль. На родине, в Брест-Литовске, Бегин учился в еврейской религиозной школе Мизрахи и в городской государственной гимназии, которую закончил с отличием. В этой польской школе занимались и по субботам. Но Бегин не писал в этот день. За это, кстати, над ним смеялись и частенько били польские ученики. Упрямца поддерживал и старший брат Герцль, который учился вместе с ним. Причем это они делали не столько из религиозных соображений, сколько из желания доказать свою правоту. Известен случай, когда учитель латыни из-за этого стал занижать оценки Менахему. Тогда мальчик набрался смелости и сказал, что это его вера, и он не может писать ни при каких обстоятельствах. Преподаватель успокоился и поставил нормальную оценку. Примечательно, что 17-летний Бегин даже на выпускных экзаменах не писал в субботу, а это могло стоить поступления в университет. К счастью, экзамен все же перенесли на другой день, и Бегин сдал его на «отлично». Менахем не был религиозен. Хотя, как и многие его сверстники в городе, посещал хедер (своеобразная религиозная дошкольная организация), а также тахкмони (религиозная школа). В десятилетнем возрасте он вступил в юношескую сионистскую организацию, которая готовила молодежь к жизни в Палестине. Несомненно, атмосфера межвоенного Бреста сыграла важную роль в развитии юного Бегина. В польском тогда Бресте было 40 синагог, религиозные школы, десятки общественных организаций, несколько газет. 21,5 тысячи евреев составляли 44 процента населения Бреста. В возрасте 15 лет вступил в «Бейтар» - молодёжную сионистскую организацию, основанную Зеэвом Жаботинским. А в 17 лет Бегин стал командиром местной группы этой организации. Спустя пятьдесят лет на могиле Жаботинского Бегин произнес клятву израильского премьер-министра. Свою детельность он должен был тщательно скрывать от гимназического начальства, так как любая политическая деятельность была категорически запрещена. Помимо этого, он давал частные уроки, пытаясь помочь семье. В 1931 году после окончания школы он поступил на юридический факультет Варшавского университета, по окончании которого в 1935 году получил степень доктора права. После окончания университета занимался адвокатской практикой. О том, как выглядел в те годы Менахем Бегин, прекрасно написал Марк Зайчик. «Стоит присмотреться - пристальные острые глаза, сильный оскал зубов, твердые очертания рта, впечатление собранной силы и даже вызова. Низковатый голос и достаточно обычное семитское лицо европейского мужчины. Он чисто и опрятно одет, при любых условиях выбрит, брюки отпарены, башмаки начищены. Никаких следов и даже намека на роскошь в его внешности нет. Никакого барства. Он очень вежлив, внимателен к собеседнику. Мимо него можно пройти и не заметить сразу, но что-то всегда заставит вас оглянуться и всмотреться в этого человека». Карьера Бегина пошла не по профессиональной, а по партийной линии. В 1930-е годы принимал активное участие в руководстве движением «ревизионистов» в Польше. «Бейтар» занимал всё больше места в его жизни: в течение двух лет Бегин являлся генеральным секретарём чехословацкого отделения, в 1933 году возглавил польский «Бейтар». Формирование было связано с партией Всемирной сионистской организации, основанной лидером сионистов Владимиром Жаботинским. Партия призывала к немедленным и решительным действиям по созданию еврейского государства. Менахем нередко появляется на различных мероприятиях в городе Бресте. Выступает рядом с отцом. Так, 2 января 1937 года он был приглашен на празднование 13-летия существования «Бейтара». Бегин выступил с более чем часовой речью, в которой рассказал о значении объединения молодежи в то тяжелое время и призвал всех сделать пожертвования на общее дело. Отец Бегина был также известным сионистом. Сторонники этого движения боролись за возрождение национальной независимости еврейского народа на его исторической родине - Эрец Исраэль. Сохранились сведения о том, что в 1938 году в Большой синагоге по ул. Домбровского (ныне Советская) силами организации сионистов-ревизионистов в Бресте состоялось собрание под красноречивым названием «Против арабского терроризма, за освобождение членов «Бейтара» в Палестине» (тогда английская администрация приговорила двух сионистов к смерти за убийство английских офицеров). В переполненной синагоге с краткой речью в защиту приговоренных выступил Вольф Бегин.

В 1939 году Менахем Бегин женился на Ализе Арнольд, от этого брака родились сын и две дочери. В январе 1939 года возглавляет еврейское молодежное объединение «Бейтар» в Польше. В мае 1939 года Бегин руководил массовыми манифестациями, у английского посольства в Варшаве, в знак протеста против ограниченной еврейской эмиграции в Палестину, подмандатную территорию Англии. Тогда же он был арестован и провёл несколько месяцев в тюрьме. Приближающаяся война волнует Бегина. Он лихорадочно предпринимает попытки подготовиться к катастрофе. Выступая в Варшаве, он говорит: «Ничего хорошего ждать от этого мира нельзя. Это жестокий мир, который понимает только язык силы». Менахем предлагает польскому правительству дать согласие на создание еврейских вооруженных отрядов. Но получает отказ. Когда в начале Второй мировой войны в 1939 г. германские войска подходили к Варшаве, он вместе с семьёй бежал в Литву, надеясь перебраться в Палестину. После присоединения Литвы к Советскому Союзу Бегин был арестован НКВД по политическим мотивам. Ночные допросы продолжались несколько месяцев. Он так и не подписал протокол. Там были слова: «Признаю себя виновным в том, что был председателем «Бейтара» в Польше». Приговор ему вынесли 1 апреля. Вместо положенных восьми лет отсидел один год. Но даже год Печорлага - тяжелейшее испытание: изнурительный труд, издевательства охраны и уголовников, голод, холод, болезни. Суровая школа сибирских концлагерей, описана Бегином в книге «Белые ночи». Особенно яркими в ней получились сцены общения молодого уроженца Бреста с его советскими соплеменниками, занимавшими до ареста высокое положение в большевистской иерархии. Пожалуй, самым известным из них можно считать бывшего заместителя главного редактора газеты «Правда», по фамилии Гарин. Как и многих его товарищей по советской номенклатуре, Гарина приводили в отчаяние не только и не столько бесчеловечные условия содержания заключенных, сколько сам факт ареста людей, безгранично преданных большевистскому режиму. Однако, на пороге смерти бывший советский идеолог, кажется, понял смысл происходящего и попросил Бегина спеть ему сионистский гимн «Ляшув ле эрец авотейцну» («Вернуться на землю праотцев»). Этот гимн его умирающий солагерник впервые услышал в родной Одессе, где в молодости однажды посетил собрание сионистов, но затем отверг казавшиеся ненужными «националистические предрассудки». Лишь на смертном одре Гарин вспомнил о своих корнях. «Мне казалось, - писал Бегин, - что я только что принял исповедь еврея, который много лет отвергал свой народ и теперь, перед самым концом, после страданий и мук возвращается к своему народу, к своей вере». Бегин попал под амнистию, которую Сталин в конце 1941 году дал всем польским заключенным, из которых советское правительство надеялось составить новую польскую армию под командованием генерала Андерса, чтобы они сражались с фашистами. Воевал против немцев в составе польского батальона, сформированного в СССР. Воинская часть, в которой находился Бегин, по счастливой случайности в 1942 году оказалась на территории Палестины. Здесь Бегин, демобилизовавшись из польской армии, вступил в Иргун Цваи Леуми (ЭЦЕЛЬ), подпольную милицию, боровшуюся с английскими властями в Палестине. Командовал ЭЦЕЛЬ с 1943 по 1948 гг., тесно сотрудничая с группой Штерна, которую возглавлял Ицхак Шамир. Накануне создания государства Израиль отряды Иргуна влились в национальную армию. В июле 1941 года Брест-Литовск был занят немецкой армией. 77-летний отец Бегина вместе с 5 тысячами других евреев города был привезен на реку Буг и утоплен в ней вместе со всеми другими. В 1944 году из 30 тысяч евреев в Бресте уцелело не больше десяти человек. В мясорубке Холокоста погибли родители Бегина, его брат и сестра, почти все родственники и друзья. В феврале 1944 года Бегин написал «Декларацию о восстании», возвестившую о начале борьбы против британской армии. До 1947 года Бегин с женой и детьми находился в подполье, часто менял внешность и пользовался фальшивыми документами. Под его командованием были осуществлены диверсионные акты против британских военных объектов и колониальных учреждений, что обострило борьбу ишува с колониальными властями. В 1946 году члены «Иргун» организовали взрыв в Британской штаб-квартире - отеле «Царь Давид» в Иерусалиме (отметим, что за час до взрыва в штаб-квартире англичан раздался телефонный звонок - «террористы» предупреждали о взрыве, предлагая, чтобы все люди покинули гостиницу, чтобы не было человеческих жертв; англичане всерьез это предупреждение не приняли). Британские власти объявили награду за голову Бегина в размере 10 000 палестинских фунтов стерлингов. В это время он руководил деятельностью Эцеля из подполья. В августе 1947 года действие британского мандата в Палестине было приостановлено, а 14 мая 1948 года провозглашено Государство Израиль. Бегин смог выйти из подполья. В июне 1948 года он находился на борту корабля «Альталена», доставлявшего из Франции по заданию Эцеля группу евреев, уцелевших в катастрофе, и оружие. По приказу Бен-Гуриона, утверждавшего, что погруженное на судно оружие будет использовано для совершения государственного переворота и свержения правительства Израиля, корабль был потоплен. Операцией по обстрелу «Альталены» руководил Ицхак Рабин. Глава Эцеля Бегин находился на судне в тот момент, когда начался его обстрел. После попадания снарядов, судно начало тонуть. Сподвижники Бегина усадили его на шлюпку. В ту же ночь он пробрался, не взирая на угрозу ареста, на подпольную радиостанцию Эцеля и обратился с призывом к своим сторонникам не отвечать насилием на акцию Бен-Гуриона. Он сознавал, что гражданская война, которая могла за этим последовать, угрожала гибелью Израилю, и утверждал, что он хотел только получить 20% оружия, чтобы передать его отрядам Эцеля, сражавшимся в районе Иерусалима. 22 июня 1948 года «Иргун» объявил о самороспуске. В августе 1948 года Бегин и его соратники создали движение Херут(Свобода). Он был лидером Херута, а позднее и Гахаля. Все эти годы он выступал за создание Израиля по обе стороны реки Иордан. Накануне выборов в Кнессет в 1948 году полувоенная организация «Иргун» была преобразована в политическое движение «Херут» (Свобода), которое возглавил Менахем Бегин. В 1948 Бегин был избран в Кнессет. В течение тридцати лет Бегин являлся членом Кнессета, возглавлял организацию вплоть до 1967 года. Последующие 29 лет (за исключением 1967-1970, когда он занимал пост министра без портфеля) он находился в оппозиции однопартийному правительству, сформированному Партией Труда (Мапай). Под руководством Бегина партия Херут выдвинула лозунг создания Великого Израиля в Палестине (в границах до1948), Королевстве Иордания и на территории Ливана к югу от реки Литани. В 1952 он стоял во главе кампании против репарационного соглашения, подписанного правительством с Западной Германией, за что и был отстранен на 3 месяца от работы в Кнессете в наказание за беспорядки, устроенные его сторонниками в знак протеста. Накануне шестидневной войны (5.06-10.06 1967) он вошел в правительство Леви Эшколя в качестве министра без портфеля, но в 1970 году вышел из него из-за разногласий с Голдой Меир вокруг плана Роджерса. В 1965 году партия Херут вступила в коалицию с Либеральной партией для создания избирательного блока ГАХАЛ. В 1973 этот блок и несколько мелких партий образовали блок Ликуд («Единство»). Менахем Бегин становится лидером национального лагеря. Победа Ликуда над Партией Труда на выборах в мае 1977 года позволила Бегину (21 июня ему было поручено формирование правительства страны) сформировать коалиционное правительство и стать его главой. Министром иностранных дел он пригласил Моше Даяна.Бегин стал шестым премьер-министром Израиля и занимал этот пост вплоть до 1983 года. После визита египетского президента Анвара аль-Садата в Иерусалим в 1977 появилась надежда на достижение мира с Египтом. Бегин приветствовал этот шаг. Первой крупной политической акцией Бегина было возобновление переговоров с правительством Египта. В сентябре 1978 Дж. Картер пригласил Бегина и Анвара Садата в Кемп-Дэвид. Длились переговоры много месяцев и закончились подписанием соглашений в Кэмп-Дэвиде (17 сентября 1978 г. США) - «Основы мира на Ближнем Востоке» и «Основы заключения мирного договора между Египтом и Израилем». Израиль вернул Египту Синайский полуостров, были решены и другие вопросы взаимоотношений двух государств. Мир был поражен. Президентом Египта в те годы был Анвар Садат, в прошлом сочувствовавший нацистам. Премьер-министром Израиля был Менахем Бегин, в прошлом - руководитель подпольной организации Эцель. И все же оба пожали друг другу руки, как друзья, и обязались перед всем миром, что между их странами больше никогда не будет войн. В ознаменование заслуг премьер-министра Израиля Менахема Бегина и президента Египта Анвара Садата в установлении мира на Ближнем Востоке, Бегин и Садат были удостоены Нобелевской премии мира 1978. В своей Нобелевской лекции (Осло, 10 декабря 1978 года) Менахем Бегин говорил о поисках мира в ядерную эпоху. Он выразил надежду на «уничтожение с лица Земли всех орудий убийства и благословил мир, о котором мечтали и молились ушедшие поколения... ». 26 марта1979 в Вашингтоне был подписан мирный договор. Однако вскоре переговоры о предоставлении палестинцам автономии были прерваны, а Бегин резко выступил против ухода Израиля с оккупированных территорий. Накануне выборов в Кнессет X созыва, в июне 1981 года он, заручившись согласием кабинета, провел операцию «Осирак», в ходе которой самолеты израильских ВВС разбомбили почти законченный строительством иракский атомный реактор. В 1981 году Менахем Бегин был переизбран на пост премьер-министра после очередной победы на выборах.

Категорически возражал против создания Палестинского государства на западном берегу р. Иордан и перешейке Газа. В 1982 правительство Бегина начало вторжение в Ливан (операция «Мир Галилее») в попытке изгнать Организацию освобождения Палестины, создавшей постоянную напряжённость на северных границах Израиля, из Ливана, но гибель большого числа мирных жителей настроила мировое общественное мнение против Израиля. В ходе войны израильская армия осадила Бейрут, что привело к эвакуации отрядов ООП из города. С момента начала операции «Мир Галилее» до начала эвакуации террористов из Бейрута (20 августа 1982 года) прошло 77 дней. 8144 террориста эвакуировались в 8 арабских государств: Иорданию, Ирак, Северный Йемен, Южный Йемен, Тунис, Судан, Сирию и Алжир. 3603 сирийских солдата были возвращены обратно в Сирию. Около тысячи террористов были убиты, и примерно 7 тысяч - взяты в плен армией Израиля. Было захвачено большое количество оружия и боеприпасов, предназначавшихся для вооруженной борьбы против Израиля. Была занята большая часть сирийских Голанских высот. Однако израильские войска увязли в Ливане, задержавшись там до 1985 года. 19 сентября 1983 года Бегин ушел в отставку с партийных и государственных постов, мотивировав это личными причинами (пошатнувшееся здоровье и смерть жены Ализы). Херут и блок Ликуд избрали преемником Бегина Ицхака Шамира. После этого он жил в затворничестве в своей квартире до смерти в 1992 году. В личной жизни Менахем Бегин был очень деликатным, скромным, интеллигентным человеком. Необыкновенно трогательные отношения связывали его с женой Ализой, его единственной любовью. Бегин был очень привязан к ней, Ализа была его советником, другом и самым благодарным слушателем. Менахем Бегин был широко образованным человеком, знал девять языков. Его книги, написанные на английском языке, включают «Белые ночи» (1957)и «Восстание»(1964) В течение всей своей незаурядной карьеры Бегин, владевший девятью языками, считался тонким и проницательным политиком и зажигательным оратором. Его выступления в Кнессете, во время встреч с широкой публикой часто возбуждали острые споры в различных слоях общества. Последние годы Бегин жил очень замкнуто. Не появлялся на публике, не встречался с журналистами. Общался только с родственниками и немногочисленными друзьями. Стал очень набожным. Он умер 9 марта 1992 года в Тель-Авиве. (4 адара-бет 5752 г). Похоронен на Масличной горе в Иерусалиме.

Неизвестному мученику посвящаю


ПРЕДИСЛОВИЕ

Менахема Бегина, автора книги «В белые ночи», вряд ли надо представлять читателю. Имя его хорошо и давно «известно как тем, кто читает по-русски в Израиле, так и тем читателям в России, которые интересуются новейшей историей Израиля и его сегодняшней судьбой. Всем, что он когда-либо говорил, писал и делал, Менахем Бегин принадлежит еврейству, Израилю, политическому сионизму. Но эта книга - не об Израиле. Она лишь об одном небольшом участке жизненного пути автора, связывающего две точки во времени, - от ареста в сентябре 1940 года советскими властями, занявшими Вильнюс, до освобождения зимой 1941 года по амнистии польских граждан. На географической карте этот отрезок соединяет тюрьму Лукишки в Вильнюсе, родную сестру московской Лубянки, с крохотной точкой занумерованного лагпункта, спрятанного в топких болотах Печорлага.

В 1975 году читателю предлагается еще одна книга о лагерях, еще одни воспоминания лагерника. Чем такая книга может удивить читателя? Особенно читающего по-русски? Особенно после Солженицына, после целой библиотеки книг, написанных за последние годы на эту тему? Особенно теперь - когда читатель вроде бы даже устал читать все про лагеря да про лагеря и просит дать ему что-нибудь поновее и поинтереснее.

Но пусть читатель начнет с последней страницы, где обозначен год окончания книги - 1952. В тот год, последний год жизни Сталина, замышлялись в Москве новые большие посадки всесоюзного значения, с размахом готовился еврейский погром нового образца; в тот год первомайские и ноябрьские манифестации в Израиле цвели алыми знаменами не хуже, чем в Москве или Новосибирске, кибуцы украшали свои столовые и клубы портретами дорогого Вождя и Учителя; в тот год Юлий Марголин не собирал и десяти человек в тель-авивских аудиториях, куда приходил рассказывать о своем «путешествии в страну Зэка» (отметим, что он первый дал ей географическое имя) и требовать, чтобы израильские коммунисты и социалисты, преодолев партийную робость и раболепное почитание, заинтересовались судьбой еврейских узников в сталинских лагерях, судьбой сионистов, бундовцев, коминтерновцев, деятелей еврейской культуры. В тот год, когда Запад и ухом сытым не повел на все рассказы немногих счастливцев, избежавших гибели в социалистическом концлагере, - в тот год Менахем Бегин, уже тогда признанный и давний глава израильской политической оппозиции, отвлекся от своих насущных дел, чтобы запечатлеть свой краткосрочный советский опыт. Он дал свои свидетельские показания, несмотря на то, что инстанции, обязанные вынести общественное суждение, не готовы были его выслушать. Он сказал: я это видел.

Книга Бегина не последовательница - предшественница богатой лагерной литературы, хлынувшей в брешь, пробитую в мировом равнодушии Солженицыным.

Что поразительно в этой книге, так это скорый, трезвый и верный диагноз, поставленный автором книги «В белые ночи» советскому обществу. Причем социологических обследований автор не проводил, статистических данных не собирал и не прочел гору советологических исследований. Обращаясь назад к нашему собственному опыту, опыту людей, прошедших еще во младенчестве специальную идеологическую обработку, даже как-то неловко вспоминать домашние дискуссии пятидесятых-шестидесятых годов: где произошло перерождение передового общества в античеловеческое, где советская власть свихнулась - в двадцатые или в тридцатые годы, как могло случиться все, что случилось. Сколько раз, встречаясь с лагерными мучениками, мы кидались к ним с распростертыми объятиями, ждали мысли, выращенной в страдании, - а навстречу нам протягивали руки закаленные ленинцы, не усомнившиеся, не уронившие и крупинки из «передового учения» и более всего гордившиеся тем, что никакой жизненный опыт не мог научить их самостоятельно думать.

Но достаточно было трезвого непредвзятого взгляда, опыта нормальной демократической жизни, - и по крохам собственных наблюдений Менахем Бегин, человек, свободный от гипноза советской фразеологии, увидел всю систему «нового» общества. Он увидел его принципиальное беззаконие, неограниченную политическую тиранию и экономическую власть тайной полиции, полное забвение каких бы то ни было моральных принципов, широкое использование рабского труда, атмосферу террора и страха - то есть все, что так ясно нам всем сейчас и что и по сей час еще не ясно так многим. Характерно, что вне лагерных наблюдений, давших автору материал для суждений о всей советской жизни, он подробно остановился на одном лишь явлении российской действительности - на очереди. Нравы и порядки в очереди, ее значение в жизни простого человека, свобода от нее человека привилегированного и рассуждение о том, зачем советской власти очередь, выбирающая из общества излишек социальной энергии, - все это показывает, что автор глубоко проник в природу чужого и чуждого ему советского строя. Менахем Бегин вошел в советскую тюрьму свободным от советской идеологии - у него была своя, глубоко национальная, - и эта внутренняя свобода от сиротской советской «сознательности», соблазнившей так многих русских евреев, дала ему силу не только выстоять, но и увидеть. Советские евреи, а встреч с ними не мало было у нашего автора, естественно привлекали его особое внимание. С огорчением он замечает и убедительно воспроизводит опустошение души, освобождение от родового начала и наследства. В быстром падении вчерашнего революционера, партийного деятеля перед натиском следствия и театрализованного судебного процесса Бегин не видит мистической загадки, волновавшей европейские умы, а видит торжество наглого мира, освободившегося от гласности, и бессилие душ, заменивших индивидуальную и народную нравственность классовой моралью.

В книге Бегина есть некая старомодность, привычка полагаться на слово само по себе, пренебрегая его спекулятивными, дискредитирующими употреблениями, автор как бы независим от инфляции высоких понятий, происшедшей в наши десятилетия, он ничего не знает и не хочет знать о ней. Пафос и патетика воспринимаются им всерьез. И скептический читатель, отмечающий эти черты в его книге, с удивлением вдруг ловит себя на том, что и он, почти против желания поддавшись автору, воспринимает этот пафос и эту патетику серьезно. Дело в том, что пафос книги Бегина есть пафос искренности, это пафос честного мышления и честного зрения. Достоинство это не литературное, а - что гораздо важнее - нравственное.

Менахем Бегин выстоял и не согнулся, потому что за ним была его собственная идеи, далекий мир единомышленников и цель, не похожая на цели его преследователей. У советских же евреев, верно служивших советской власти и попавших под частый гребень правительственного террора, ничего не было за душой, кроме того, что было у их палачей: они говорили тем же языком, клялись теми же именами и поминали одни и те же цитаты. Что же они могли противопоставить насилию? Им и нечего было противопоставить, если не наступало прозрение.